Ад-9: В заливе Кальяри
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
Контракт вышел неудачным. Во-первых, крюинг потребовал деньги. Оплата услуг не самое необычное дело в нашей практике, но платил я за старт в должности второго помощника, а по приезду на судно мне сообщили, что ждут третьего. Бывает, конечно, и хуже - нашему электромеханику обещали португальскую фирму с португальским экипажем на новое судно, а подсунули греков с индонезийцами на ржавом корыте, да еще и таких греков, что материться хочется. Учитывая, что заплатил электрон за эту 'красоту' штуку баксов, кинули его совсем не слабо, но так уж вышло, в следующий раз не будешь щелкать клювом. Да и я тоже.
На продуктах здесь экономят, матрасам лет двадцать, простыни, наволочки, словно из стекловаты. Набивка подушки сбилась комком, стала как камень.
Когда же все это закончится?! Когда прошло четыре месяца мне казалось, что я здесь уже полгода, в шесть, как минимум, год. Никогда больше не пойду на семимесячные контракты, - обещал я сам себе, стараясь не думать о том, что в графе 'продолжительность контракта' значатся цифры: семь минус один, плюс два...
- Ило, как вы можете так долго работать в море? - спросил я матроса, с которым стоял вахту. - Ты на борту уже одиннадцать месяцев, Танту - тринадцать.
Широкоплечий индонезиец с приплюснутым лицом и пухлыми губами глубокомысленно наморщил лоб.
- Ты слишком много о работе думаешь, - сказал он. - Днем думаешь, ночью думаешь. А мы закончили рабочий день, о работе забыли. О грустном думать не надо, думай о том, что в воскресенье будет барбекю, жареный поросенок. Ты много о плохом думаешь.
- Наверное, - с кислым лицом согласился я.
- Но двенадцать месяцев для нас тоже много, - вздохнул Ило. - Танту скоро заявление писать будет и домой поедет.
- Он, наверное, дольше всех на судне сидит? - спросил я.
На лице Ило появилось презрительное выражение.
- Нет. У повара пятнадцать месяцев, а у Басо через месяц два года будет.
- У моториста Басо?! Два года?! Как же он так долго... Ему, наверное, деньги нужны?
- Нет, он не из-за денег, - покачал головой Ило. - Мы почти все здесь из одной деревни, я его семью знаю. Жена старая, страшная, - Ило поморщился, вспомнив жену Басо, - зачем Басо к ней ехать? Здесь его кормят, платят деньги, в Витории у него девушка Мария. Красивая. Вот Басо и не едет домой.
- А жена?
- А жена его ждет, он ей звонит, обещает, что скоро будет. Каждый раз, когда он должен приехать, жена готовит курицу с рисом, мы очень любим курицу. И вот когда Басо опять не приезжает, жена со злости выбрасывает курицу собаке. У Басо самая толстая собака в деревне, еле ходит. Ее давно пора скормить питону.
- Питону?!
Ило улыбнулся моей неосведомленности касательно индонезийской жизни.
- Представь себе, что я гуляю в джунглях, а на дереве сидит питон. Если по тропинке пойду я, он меня съест. Но если впереди меня бежит собака, питон съест собаку! Без собаки по джунглям не ходят. Приедешь к нам, не ходи в джунгли без собаки.
Я заверил его, что в индонезийских джунглях ноги моей не будет. Никогда.
Так случилось, что в бразильском порту Витория я вышел на берег с индонезийцами. Вместе скинулись на такси, а потом зашли в бар, выпили пива. В тот вечер я увидел возлюбленную Басо. Ничего себе девушка: молодая симпатичная мулатка, и все при ней. Если поставить на одну чашу весов ее, а на другую старую жену Басо (которую я знаю по описанию), то бразильянка, конечно, перетянет.
Наше судно стояло на линии Болгария - Бразилия. Так что через месяц мы снова оказались в тех местах; правда, не в Витории, а в другом порту, пятьюдесятью милями севернее. Но Марию это не смутило - приехала, да не одна, с подругами.
И вот я, не стремясь особо к этому, стал украдкой наблюдать за Басо. Я завидовал и жалел его одновременно. С одной стороны, длительное пребывание на судне наложило на человека свой отпечаток - Басо был часто погружен в себя, случалось, не сразу отзывался на оклик. С другой стороны, такая жизнь не тяготила моториста, он явно был доволен ею. Посмотрели бы, как вольготно он сидел в баре или на воскресных барбекю! На лице блаженная улыбка, глаза сверкают. Солнце, пиво, Мария, что еще нужно для счастья, казалось, хотел сказать он.
Про барбекю расскажу отдельно. По воскресеньям в море повару выдавали тушу поросенка, и служитель низменным человеческим инстинктам поджаривал ее на мангале. Готовились салаты, выдавалось пиво. Но самое веселье начиналось, когда уходили греки. Индонезийцы словно скидывали с плеч тяжкий груз, начинали громко говорить, смеяться во все горло, перебивая друг друга.
Сейчас как раз воскресное барбекю, греки ушли. Музыка зазвучала громче, оставшиеся веселятся как могут. А Басо положил ноги на высокую скамеечку и растекся телом по широкому стулу.
- Вот же черт, - негромко с восхищением сказал я, отходя к лееру.
Рядом кто-то охнул, я оглянулся и увидел, что налетел на матроса Танту.
- Прости!
- Все нормально, - грустно улыбнулся он.
Да, этот парень и на празднике не особо веселится. Он мне напомнил ослика Иа-иа. Нет, правда, как там: 'Ослик стоял на берегу ручья и понуро смотрел на свое отражение.
- Душераздирающее зрелище, вот как это называется'. Подобно ослику, Танту стоял в стороне от других с таким видом, словно хотел сказать: веселитесь, веселитесь! Вам же не грозит скорая мучительная смерть.
В этот момент Илхам и два моториста стали исполнять какой-то дикий танец, который с каждым движением становился все более диким.
- Чего не ешь? - спросил я Танту.
Он устало покачал головой. Я не стал приставать, любуясь пляской народов юга.
- Третий, у тебя дети есть? - вдруг спросил он.
- Да, дочка.
- А у меня их четверо.
- Ого!
- Еще со мной живут две тети с бабушкой.
- А кто-то из них работает?
- Нет, Танту их всех кормит. Твоя зарплата тысяча двести долларов, у меня шестьсот.
Я стал понимать причину вечной угрюмости матроса. С такой-то оравой голодных ртов! У Танту не просто угрюмый вид, он похож на старое пальто, висящее на вешалке - весь ссохшийся, сгорбленный, в складках.
- Но у вас, в Индонезии, жизнь дешевле. Сколько в месяц надо?
Он скривился.
- На небольшую семью двести долларов хватит, а на мою четыреста надо.
Немногим меньше чем у нас. Говорить особо было не о чем, но мне захотелось как-то приободрить парня.
- Держись, Танту, дети подрастут, выучатся, будут тебя кормить, как ты кормил их.
Он слабо улыбнулся в ответ. Ну, вылитый Иа-иа.
Я пошел добавить себе фруктового салата, а когда вернулся на старое место, Танту там уже не было - он сел на стул рядом с Басо. Невольно я сравнил двух индонезийцев. Довольный, с масляной улыбкой на лице Басо и сгорбленный, грустный Танту. Это было явным соседством двух противоположностей. Они родились в одной стране, сделали схожую карьеру, но у одного на выходе получился плюс, а у второго минус. Странные кунштюки порой выкидывает Судьба.
Судно направлялось на Север, мы шли из Бразилии на Болгарию.
Утром я стоял вахту один, вечером с матросом. Поскольку четыре часа безделья (ведь наблюдение занятием назвать сложно) - утомительное дело, мы оба были рады поболтать.
- Какие события произошли в последнем порту? - начал я.
Ило с удовольствием стал вспоминать, что случилось во время выхода в город.
- Басо стакан в баре разбил, два доллара заплатил. Таиб хотел вентилятор взять, но не стал: двадцать долларов - много, а хозяин за пятнадцать не уступал. Танту себе новую подушку купил, говорит, на этой спать не может. Дешево взял у китайцев, за пять долларов.
Что ж, я очень хорошо понимаю Танту.
- И что, он подарит ее своему сменщику?
- Нет, домой заберет.
- Подушка же пол-чемодана займет.
- Если ее с собой в кульке нести, тогда в самолете можно тоже спать.
Отличная идея, в следующем порту надо и мне себе новую подушку купить.
- Еще Али купил новые ножи, себе и Танту.
- Собираются чифа зарезать?
Ило засмеялся, понимая, что я шучу.
Вскоре мы прошли Канарские острова, потом Гибралтар, а там уже недалеко Италия, где нас ожидает снабжение.
В то утро я проспал. Взглянул на часы: семь тридцать! Наскоро позавтракал и бегом на вахту.
На мосту чиф заканчивал давать работу боцману Гибсону.
- Будете отбивать крышку второго трюма, - приказал чиф.
Пожилой индонезиец кивнул и добавил:
- На корме леер гнилой, давно менять надо.
- Знаю, - нетерпеливо махнул рукой грек. - Но дед, малака, сварщика не дает. Потом починим. Крышку отбивать будете.
Начался трудовой день. В четырнадцать часов мы бросили якорь возле итальянского порта Кальяри, забункеровались, взяли снабжение, а вечером, незадолго до моей вахты, начали сниматься с якоря. Первым на мост поднялся я, сменил чифа, который отправился на бак. Вскоре явился капитан и велел вирать якорь. Было девятнадцать пятьдесят.
Смычки шли медленно - шестая... пятая... третья...
- Мастер, - послышался негромкий голос.
Я обернулся - возле двери на крыло стоял Танту со своей грустной улыбкой и просительно смотрел на грека. Видно, они о чем-то договорились. Капитан задумался и, видно, хотел сказать, чтобы индонезиец пришел, когда закончат с якорем, но потом махнул рукой:
- Иди сюда. Я ведомость забыл, ты завтра утром распишешься. Третий, будь свидетелем, что я дал ему триста долларов. Я тихо завистливо вздохнул - поскольку был в немилости, мне больше пятидесяти долларов аванса никогда не давали.
Капитан достал из блокнота три бумажки. Танту взял деньги и положил их в небольшой пластиковый пакет.
- Спасибо.
- Одна смычка на палубе! - хрипло каркнула рация.
- Хорошо, - ответил капитан и пошел на крыло. Вскоре я услышал: - Самый малый вперед, - и передвинул ручку телеграфа.
Снятие с якоря и выход из залива меня утомили. Капитан все время проторчал на крыле. Погода была безветренная, тихая, но все равно, чтобы расслышать команды, мне приходилось стоять вплотную к двери, выходящую на крыло, а потом опрометью бежать к телеграфу двигать ручку или поворачивать штурвал, поскольку Ило в тот день от вахты освободили. Я облегченно вздохнул, когда мы, наконец, вышли в открытое море, и я остался на мосту один.
На следующее утро меня разбудил телефонный звонок.
- Быстро на корму! - прокричал чиф и бросил трубку.
Недоумевая, что случилось, я принялся одеваться.
На корме стояли чиф и боцман. А стояли они возле леера, о котором шла беседа вчера. Кусок верхней трубы у него был выломан. А еще возле пролома стоял черный, недавно выкрашенный кнехт. На нем сиротливо белела чашка с остатками темной жидкости, наверное, кофе. Чашка была подписана маркером: Танту.
Картина вырисовывалась очевидная. Вышел вечерком Танту подышать воздухом. Сидел на кнехте, пил кофеек. Потом подошел к борту полюбоваться красотами Италии, оперся о леер, а гнилая труба не выдержала, и улетел матрос на корм акулам. Хотя акул в Средиземке почитай нет. Неужели так и было? - я вытер вспотевший лоб и тихо спросил боцмана:
- Что случилось?
- Не знаю, - еще тише ответил он. - Танту нет. Нигде.
- Будем делать осмотр по судну, - велел чиф. - Иди, боцман. А ты, третий, сделай фото места происшествия.
Я сходил за фотоаппаратом, сделал с десяток фоток. Потом взглянул на мрачное лицо чифа и с безучастным видом, но со злорадством в душе, спросил:
- Наверное, теперь проблемы у вас будут?
Он хмыкнул и зло посмотрел на меня.
- У тебя, ты имеешь в виду.
- При чем тут я?!
- Матрос пропал на твоей вахте.
Чиф ушел. Я вытер со лба пот. Могут на меня повесить этот несчастный случай? С них станется. Про гнилой леер будут молчать. Придумают, что, скажем, выломала его палета при приемке продуктов. Ну, а меня обвинят в том, что я во время вахты подставил борт волне, судно раскачало, Танту выпал.
Насколько велика опасность, что я стану козлом отпущения? Тут надо немного рассказать об отношениях, сложившихся на судне. Капитан и чиф были объектом всеобщей ненависти, причем, не только русских и индонезийцев, но и деда со вторым механиком, а они тоже греки. Очень уж сволочные персоны командовали на мосту.
Капитан был вор. В прошлом порту я ездил в поликлинику с воспаленным ухом, так он снял эти деньги с моей зарплаты, хотя платила компания. А когда старый электрон уезжал домой из Бургаса, капитан пытался с него деньги за автобус взять, что ни в какие ворота не лезло. Они тогда долго этот вопрос выясняли.
Ну, а чиф по кличке Дерево был просто хамовитым шимпанзе. Всю жизнь проработал боцманом, а на старости лет судьба ему улыбнулась - муж сестры стал в компании супером и сделал это несчастье старпомом. Не знаю, окончило ли греческое чучело среднюю школу, но в таблице умножения он путался. Курс судна все время норовил провести через острова. А нам, 'неучам', объяснял, что подойдя к острову, надо заложить крутой вираж и обойти его.
Каюты наши Дерево регулярно обыскивал в отсутствие хозяев. Возмущаться было бесполезно. Вы же, русские, все поголовно алкоголики, вот я и ищу спиртное. И вообще, вы дипломы купили, ничего не знаете, так что сидите тихо, дышите ровно.
Я пользовался особой 'любовью' чифа. В первом рейсе я на свою беду, фыркнул, увидев курс проложенный через острова, и с тех пор стал врагом Дерева номер один. Любил он загнать меня в трюм, когда там бульдозер коптит выхлопными газами, прочистить легкие. А разве не подставлял он меня при любом удобном случае? Чего долго вспоминать, два порта назад позвал меня на погрузке, велел следить, как грузят первый трюм, а через полчаса прибежал и устроил скандал, что трюм я перегрузил, судно зарылось свиньей. И сейчас подставит...
Наскоро позавтракав, я заступил на вахту. Вскоре стало известно, что осмотр судна закончен, Танту нигде не нашли. Мне стало совсем грустно, так как шкурой чувствовал, что попаду под раздачу. Исчезновение произошло на моей вахте - это их основной обвинительный аргумент.
Как же защитить себя? Можно попробовать доказать, что Танту выпал, когда мастер еще был на мосту, командуя выходом с якорной стоянки, тогда будет не моя ответственность, а его. Ушел большой начальник в двадцать сорок, я это и в журнал записал. Как можно выяснить, когда случилось несчастье с матросом? Расспросить его собратьев-индонезийцев, они вечером ходят по судну, кто-то наверняка видел, как Танту сидел на корме. Через кого это лучше сделать, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания? Через Ило, конечно.
Вообще с Илхамом у меня сложились прекрасные отношения. Ило был крепкий, трудолюбивый парень, но любил, чтобы его ценили. Капитан с чифом, относились к Ило не лучше чем к пыли на своих тапках, зато я не скупился на похвалы, тем более, что Ило не раз выручал меня.
Вечером я попробовал поговорить с ним о Танту.
- Да, жалко Анабаса, - вздохнул Ило. - Это мы Танту Анабасом звали, - пояснил он. - Такая рыба.
- А в какое время он мог выпасть?
- В восемь тридцать.
- Откуда знаешь?!
- В восемь двадцать закончили крепить якорь. Матросы шли с бака, видели Танту на корме. Потом в восемь сорок повар вышел выкинуть мусор, его уже не было, а чашка стояла.
- А что за человек был Танту?
- Хороший человек. У него много детей и еще родственники. Танту много работал, чтобы их кормить. Кроме того жена Танту хочет сына в колледж отдать.
Хм, а вдруг Танту не выдержал постоянного стресса и свел счеты с жизнью? Могла у него крыша поехать от долгого пребывания на железном гробу? Я поделился своими соображениями с Ило.
Он усмехнулся.
- Нет. Видно же, когда человек начинает с ума сходить. Помнишь, прошлый сварщик схватил топор и пошел искать чифа? Я за несколько месяцев видел, что с ним плохое происходит. А Танту был нормальный, только соображать начал медленно.
Моя версия лопнула.
- А были у Танту враги?
Матрос недоуменно посмотрел на меня.
- У нас у всех два врага - мастер и чиф.
Утром капитан составил сообщение на греческом и велел мне отправить ее в компанию. Я набивал текст и ничего не понимал, но в телеграмме упоминался Танту, и мне до ужаса хотелось знать, что в ней.
В одиннадцать пришел ответ. Капитан прочел его, стал темнее тучи и молча ушел в каюту. Любопытство буквально съедало меня. Распечатав копии обоих телексов, я пошел к человеку, который мог мне помочь: ко второму механику Цапойгроу.
Риск довериться греку, конечно, был, но механики с мостиком враждовали, да и терять мне особо было нечего.
- Слушай, помоги прочесть, - попросил я, протягивая телексы. - Только никому ни слова.
Цапойгроу кивнул и впился глазами сначала в первый телекс, потом во второй. Лицо его просияло.
- Тут говорится, что вчера капитан дал пропавшему матросу аванс пятьсот долларов, и тот должен был расписаться, но не успел. А в ответе сказано, что раз матрос не расписался за аванс, то капитан заплатит эти деньги сам.
- Спасибо.
Неплохая новость, капитан не только не присвоил себе двести баксов, но и пролетел на три сотни. Представляю, какая это для него трагедия, он за пятьдесят долларов удавиться готов. Так тебе, ворюга, и надо.
Мое расследование пока дало мне немного. Подтверждение находила самая вероятная версия: падение за борт по неосторожности, точнее, по разгильдяйству чифа, который не мог вовремя починить злосчастный леер. Танту, конечно, знал, что леер гнилой, но когда ты на борту тринадцать месяцев, внимание притупляется.
Мои опасения о возможных последствиях не оправдались. Возможно, капитан с Деревом и пытались как-то спихнуть вину на меня, но в Греции, куда мы зашли за пресной водой, домой поехал капитан. Его сменщик был тоже грек, но оказался вполне приличным дядькой. Дерево как-то стушевался при нем, так что я вздохнул свободнее.
В Бургасе на судно всегда являлось множество всякого люда. Таможня, карантин, пограничники... Я устал водить эти толпы вверх-вниз от трапа к каюте капитана. Наконец, последняя партия покинула борт судна, впрочем, нет, остался еще агент и какой-то парень в форме, с кобурой. Их еще проводить надо будет. Впрочем, агент может сидеть у капитана долго, детали стоянки обсуждать - нам в этом порту нужно получить кой-какое снабжение... Так размышлял я, решая, идти в каюту к капитану или я там не нужен.
'Третий, позови в мою каюту моториста Басо', - сказал по радио капитан.
Я отправился искать Басо и, о радость! нашел его с первой попытки - в столовой, с наслаждением уминающего большой сэндвич. 'Басо, к капитану'. Моторист кивнул и потопал вверх, дожевывая свой хлеб с колбасой. А я вышел на палубу и присел на скамеечку у трапа.
Дул свежий осенний ветерок, в Болгарии стояло бархатное лето - не жарко и не холодно. Выгрузку обещали начать через час - это уже не моя вахта. Отлично. Через пятнадцать минут сменюсь, пойду в каюту, ополоснусь...
Мои размышления привлек какой-то грохот. Не тот аварийный грохот, когда с соседней палубы свалился железный ящик в полтонны весом, а рабочий - когда, скажем, у повара руки заняты, и он пинает ящик с йогуртом до камбуза. Умеренный был звук, малой шумности. Что-то ударилось в переборку один раз, второй, а вот и третий... Я привстал, досадуя на неизвестное, прервавшее мои безмятежные раздумья, и тут дверь в надстройку отворилась, и досада сменилась изумлением: показался Басо. Вид у него был донельзя возмущенный - губы крепко сжаты, глаза сузились, сквозь узкие щелки они метали молнии - но моторист не кричал. Сзади шел парень в военной форме, тот самый, с кобурой, он крепко держал Басо за шиворот, потому что время от времени моторист пытался уйти в сторону или остановиться, и тогда полицейский уверенной рукой толкал его в нужном направлении. И только тут я обратил внимание, что руки у Басо в наручниках!
Они вышли на палубу, остановились, точнее, полицейский позволил Басо остановиться, а вслед за ними появились агент и капитан. Сказать, что я был ошарашен, значит, ничего не сказать. Неужели, у Басо контрабанду нашли? - мелькнула мысль. Или он причастен к исчезновению Танту?! Но как об этом могли узнать власти? Возможно, Танту выплыл и дал показания?..
- В мою машину, - строго сказал агент полицейскому по-болгарски, и тот повел упирающегося индонезийца вниз по трапу.
- Третий, скажи боцману, чтобы все личные вещи Басо собрали, сейчас агент их заберет, - велел капитан.
Я передал распоряжение боцману и, когда две большие сумки погрузили в машину, зашел доложить, что все сделано.
Капитан сидел на диване, пил фраппе.
- Хорошо, - задумчиво сказал он, выслушав мой доклад и, глотнув темного напитка, улыбнулся: - Вот история. Жена Басо написала в профсоюз, что компания не хочет списывать ее мужа и потребовала вернуть его домой. Большой шум подняла. Профсоюз позвонил в нашу компанию, пригрозил судом. Как будто мы Басо насильно здесь держим, он сам контракт продлевал.
Следующим утром я проснулся рано, пяти часов не было. Голова была ясной, состояние легким. Почему-то я вспомнил Танту, каким он был. Неплохой, в сущности, малый. Как-то мне надо было сбить ржавый болт с крепления буя, так Танту одолжил мне свою кирку, а сам пошел в мастерскую за новой.
Потом я вспомнил барбекю, как они сидели вместе: Басо и Танту. Один веселый, впитывающий радость, словно губка, и второй, угрюмый и печальный, сгорбленный под грузом забот. Одного забрали с судна насильно, а второй...
Мелькнувшую мысль я бы не взялся сформулировать, да и не мысль это была, а предощущение. Если Басо радовался жизни, то Танту просто тянул свою лямку. Тянул, тянул, пока лямка не оборвалась.
На кофетайме я спросил Ило, что делал Танту накануне падения за борт. Матрос пожал плечами.
- Ничего особенного. Утром зашел ко мне, пять долларов отдал. Еще спросил, нет ли у меня плотного пластикового пакета. Я дал.
Видимо, тот самый, в который он положил деньги. Да, в моей версии пакет Танту был жизненно необходим.
- И последнее, почему Танту прозвали в честь рыбы, а не змеи, например?
Ило усмехнулся.
- Так он же плавал хорошо, почти как дельфин.
Все сходилось. Порт Кальяри, возле которого исчез Танту, расположен в заливе Кальяри. Мы тогда добрый час пилили через этот залив, не удаляясь от берега дальше мили. Почему же отличный пловец не смог преодолеть это расстояние и добраться до берега?
Можно, конечно, допустить, что он ударился головой при падении, или его засосало под винт. Я представил себе, как Танту облокачивается о леер, ржавый металл хрустит, ломается, Танту падает... В этот момент он должен был закричать как резаный. Погода была безветренная, и его крик обязательно бы услышали те, кто находился снаружи надстройки. Видимо, таких не было, все сидели внутри... стоп! Один человек точно был снаружи, это капитан. Он стоял на крыле и оттуда подавал мне команды. И раз он ничего не слышал, значит, индонезиец не кричал.
Я вспомнил вечер, когда Танту приходил на мостик за авансом. Вот он берет деньги, кладет их в пакет. Почему в пакет? Если бы было утро, и матрос шел на работу, я бы еще понял - боялся, что помнутся или порвутся. А вечером? Боялся, что намокнут?
Но должна же быть причина для такого экстраординарного и рискованного поступка, ведь даже у хорошего пловца могут закончиться силы. Хорошо, если допустить, что Танту сам прыгнул за борт и выплыл, то какие это сулит ему выгоды? Обвинить капитана или Дерево в жестоком обращении? Чушь! Танту отработал контракт. Написал заявление и через неделю поехал домой.
И что будет с семьей Танту? Я легко могу себе представить, что Басо сбежал, бросив жену, детей, если они у него есть, но Танту не такой... А если допустить, что добравшись до берега, Танту назвался не своим именем, а сказал, что он Али или Джафар, мигрант из Африки? Тогда для судовладельца Танту погиб, его семья получает страховку, тридцать тысяч долларов. Страховка обеспечивает существование многочисленной родни, а 'погибший' разрывает узы с ними и всей прошлой жизнью.
Я почувствовал, что попал в точку. Доказательства у меня были слабые: только пластиковый пакет, в который Танту сунул деньги и тот факт, что капитан не слышал крики упавшего. Правда было еще кое-что: печальные глаза Танту, которого собратья называли Анабас, а я Иа-иа.
Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.