"Остановитесь, люди! Откройте глаза и уши! Посмотрите вокруг!
Сколько горя, сколько слёз несёт равнодушие!
Не должно быть традиций и обычаев, которые унижают
и губят наших сестёр, матерей, дочерей.
Делают из человека бессловесного раба.
Страшно быть молчаливым свидетелем ужасного деяния,
ибо вы становитесь соучастниками преступления.
Преступления против личности, против сути человеческого Бытия!"
В кабинете стоматолога, как обычно, пахло медикаментами, стены ослепляли своей белизной, а через окно, завешанное сшитыми из белой накрахмаленной снежной ткани занавесками, пробивался матовый свет. На улице пасмурно и холодно, моросит противный дождь.
Асель надела белый халат, прошла по кабинету и села на стул у небольшого канцелярского стола, открыла журнал и просмотрела запись со списком фамилий ожидающих сегодняшний приём у врача. Работать сегодня не было никакого желания, то ли от того, что ночь прошла как-то скомкано, сменяя обрывки жуткого сна на долгие часы бессонницы, то ли от того, что на улице сыро и пасмурно. Стоящий на столе врача большой металлический будильник громко отбивал ушедшие в прошлое секунды, минуты и часы.
Асель вспомнила, как сегодня утром, когда бежала на работу, встретилась в подъезде лицом к лицу с Нурланом. Сколько лет прошло, но сердце так снова застучало, так заныло. Она готова была кинуться ему в объятия и близко-близко прижать к сердцу его руку. Асель от неожиданности потеряла дар речи, закрыла рукой просвечивающуюся сквозь косметический грим ссадину и синяк на лице.
- Асель, как я рад тебя видеть, - сказал возмужавший за эти годы Нурлан. Он стал такой красивый, статный, был одет в дорогой черный плащ, за которым виднелся хороший костюм и белая рубашка с великолепно подобранным галстуком. Сверху послышался стук каблучков, Асель подняла голову и увидела: пролётом выше стоит шикарно одетая, молодая русская девушка, по виду её ровесница.
- Н-Н-Наташа, познакомься, это Асель. Я ней учился в школе, - стал неловко оправдываться Нурлан, а голос его был какой-то виноватый, как будто жена его застала в постели с другой женщиной. - А-А-Асель, познакомься, это моя жена Наташа.
Асель кивнула головой, что-то невнятно пробормотала и пулей вылетела из подъезда.
- Она что, чокнутая? - услышала она отражающийся эхом из подъезда голос Наташи. - Да ладно пошли, и так уже опаздываем.
Добежала до остановки и только там, в толпе людей, ожидающих маршрутку, она поняла, что никому не нужна в этом мире. Никому! Сердце снова заныло тоскливой, тягучей болью. Её никто не ждёт, никто её не любит.
Отец Асель, Макен Суеркулович, врач по профессии, много лет проработал сначала в сельской, а потом и городской больнице. Он свято чтил традиции своего народа. Макен, будучи членом партии, втайне не признавал атеизм и всегда старался сохранить прочную связь с родными в далёкой киргизской глубинке. Ездил на похороны и свадьбы многочисленной родни, читал молитвы, принимал участие в обрядах и помогал приехавшим в столицу на обучение молодым родственникам.
Макен Суеркулович был из рода, который издавна ведёт свое начало от самого Боромбая*1, человека ставшего легендой. Этот род славился всегда своими сынами и дочерьми, которые были известны в народе как представители творческих профессий - учителя, врачи, художники, писатели. Этот старинный и крепкий род, как вековой дуб, раскинул свои ветви по всей стране. И Макен был только его небольшой веточкой, от которой отходил ещё меньший отросток. Им была "звёздочка", как называл папа Асель, - единственная и любимая его дочь.
Асель исполнилось 23 года, она заканчивала медицинский институт. Мама сразу после окончания школы уговорила дочь получить специальность стоматолога, это всегда востребовано и потом можно заработать на свой кусок хлеба.
По своей природе и воспитанию матери Асель была тихой и очень скромной девочкой. Училась она и в школе и в институте только на "отлично", много читала, редко общалась со сверстниками и одноклассниками. Её мама работала учителем, но не в той школе, где училась Асель, а в соседней, рядом с домом. Это не мешало маме контролировать процесс обучения дочери, да и с классным руководителем Асель, Дарьей Дмитриевной, она была знакома ещё до поступления дочери в школу. Мама всегда давала Асель дополнительную нагрузку в учебе, редко отпускала гулять во двор после школьных занятий и постепенно добилась того, что Асель стала полностью и безоговорочно исполнять все требования матери. Из школы она шла на дополнительные занятия по математике, химии, физике, потом были музыкальная школа, уборка дома, домашние задания, чтение и сон. Таков был практически каждый день Асель, который пробегал незаметно, оставляя в памяти лишь бесконечные цифры, уравнения, ноты и сюжеты прочитанных книг. Подруг у неё почти не было, поэтому родители разрешили завести ей кошку, единственную молчаливую свидетельницу мечтаний Асель. Именно ей она рассказывала о том, что происходит в школе, делилась с ней своими переживаниями и печалями. Кошка внимательно слушала девочку, уставившись в точку на стене, либо разглядывая муху, кружившую под самым потолком. Как-то Асель завела дневник и записывала туда каждый прожитый ею день, но вскоре через месяц-два она поняла, что каждая страница дневника под копирку похожа с предыдущей. И поэтому разорвала листочки в маленькие клочья и выбросила их в мусорное ведро.
Дни рождения Асель справляли обычно в кругу семьи, родители не разрешали дочери пригласить подружек в дом. Как педагог мама редко разрешала ей смотреть телевизор, считая, что всё это разлагает ребёнка. Лишь на каникулах Асель вывозили в деревню к бабушке или в пионерский лагерь, и то только под пристальным присмотром старшего воспитателя лагеря, тёти Зои, которая доводилась маме племянницей и каждое лето работала в каком-нибудь детском оздоровительном лагере. Асель росла тихой, спокойной и скромной молчуньей.
Она была "папиной дочей", они очень хорошо понимали друг друга, и в детстве и позже отец очень был привязан к дочке, и та отвечала ему взаимностью. Как говорила мама: "Я в семье прокурор, а дочка адвокат, которая постоянно защищает своего папу".
Мать в семье была действительно не только прокурором, но и жёстким правителем. Многие друзья семьи замечали, что Макен прочно сидит "под каблуком" своей супруги. Несмотря на это, Дильбара при посторонних старалась возвысить мужа и говорила, что всё решает только он. На самом деле, это было только декорацией, за которой скрывалась истинная картина, где жена психологически подавляет мужа и дочь. Макен каждое утро выпрашивал у Дильбары деньги на обед, всю свою зарплату до копейки он отдавал ей. Жена решала, что кому носить, кушать, пить и где и как себя вести. Папа и дочь со временем смирились с этим и приспособились к жизни под "гнётом тирана". Впрочем, они искренне любили маму, потому что это была самая близкая, самая любимая и самая лучшая для них женщина.
Тихое и скромное поведение дочери очень радовало родителей, они и нахвалиться не могли всем своим друзьям и родным, о том, какую прекрасную невесту воспитывают.
- Вот повезёт кому-то! - всегда говорил на застольях чуть подвыпивший и расхрабрившийся отец. Вообще-то в обычной жизни Макен был тихий и безобидный мужчина. Но выпивать приходилось и на работе и на торжествах. Непьющий мужчина стал восприниматься уже как аномалия для маленькой горной страны. Но Макен знал свою норму, которую ему строго отмерила супруга, и всегда старался эту норму выдержать, что бы не краснеть потом перед женой и дочерью.
А застолья случались довольно часто. Родных много, у кого-то похороны, у кого-то обряд обрезания. Везде накрывают большой стол, приглашают бесчисленное количество гостей, режут баранов, коров и лошадей. Так принято по традиции.
Умер родственник, неважно - бедный он был или богатый, всех нужно накормить, каждому нужно дать с собой мясо и сладости, да ещё подарить что-нибудь на память: платок, рубашку, шапку или отрез ткани. Так и ходят эти подарки по кругу, то тебе подарят колпак, то ты его передаришь, отрезы ткани, платки, рубашки, - всё дарится и возвращается назад, может быть, даже через много лет.
Жених и невеста, тили-тили тесто.
Школа, где училась Асель, располагалась в 20 минутах неспешной ходьбы. Асель заканчивала второй класс. Уроки закончились и она шла домой, неся за спиной большой наполненный книжками и тетрадками розовый ранец. Девочка была небольшого роста, худенькой с тонкими, как веточки ивы ручками и ножками. Форменное школьное платье с нарядным белым передником очень ей шло. На ногах у неё были обуты такие же белые, как передник, гольфы и красные лакированные туфельки. Солнышко ласкало своим нежным весенним теплом, а слабый ветерок играл на деревьях молодой, сочной листвой.
- Асель! - услышала девочка детский окрик, доносившийся сзади. Она обернулась. К ней бежал ее возраста мальчик с таким же огромным, но синего цвета ранцем на спине, который покачивался из стороны в сторону, как горб на старом верблюде.
Мальчик догнал Асель, скинул на землю ранец и протянул свою руку.
- Меня зовут Нурлан, - ничуть не стесняясь, представился ухажёр.
Нурлан первый день учился в её классе. Его отец военный, и пока он переезжает из одного гарнизона в другой, мальчик живёт у своей тети, как раз в том доме, где жила и Асель.
Девочка, не привыкшая к общению с мальчиками, немного засмущалась, опустила глазки вниз и увидела, что шнурки у ботинок Нурлана развязаны:
- У тебя шнурки развязались.
- А сейчас завяжу, - мальчик сел на бетонную плиту канализационного люка и быстро завязал шнурки каким-то особым способом.
- Пойдём вместе домой. - предложил он.
- Как хочешь - ответила девочка и, повернувшись, пошла вперёд.
Нурлан надел свой тяжёлый ранец и, обгоняя девочку, обернулся к ней:
- Я бы понёс твой портфель, но у меня такой тяжёлый ранец, что я его сам еле-еле волоку.
- Больно надо, - Асель думала, что же будет, если мама или кто другой увидят их вместе. Все скажут, что у Асель появился жених. От этой мысли ей стало стыдно и она, наверное, покраснела как помидор.
- Давай по дороге кораблики запускать? - не унимался Нурлан. - Вот смотри!
Он достал из кармана десяток деревянных палочек для мороженого. Остановился и быстро сложил из них небольшой квадратный плот и протянул Асель. - Бери это твой кораблик.
Так же быстро он сделал другой плотик, потом подошел к арыку, в котором бежала мутная холодная горная вода, предназначенная для полива зелёных насаждений города. Арык был неглубокий и его без труда мог перешагнуть даже ребёнок.
- Давай на перегонки, - предложил Нурлан, - бросай свой кораблик в воду.
Асель не смогла отогнать соблазн поиграть с таким интересным корабликом. Тем более, что она часто видела, как дети играют, пуская бумажные и деревянные кораблики по воде, но сама никогда по приказу матери не подходила близко к воде. Она осторожно опустила кораблик к воде, и он помчался по волнам арычной воды, лавируя между бетонными берегами. Нурлан бежал сзади, его кораблик зацепился за ветку акации, часть которой лежала в воде.
Так они добежали до дома, а потом кораблики скрылись в большой трубе, которая проходила под автодорогой. Асель впервые так беззаботно улыбалась.
- Ладно, ты победила, - согласился Нурлан. - Может, завтра я буду первый.
- Завтра у меня сольфеджио, - ответила девочка
- Ну, ладно в следующий раз, - мальчик повернулся и побежал на детскую площадку, где его тетя сидела с маленьким сыном.
Асель с хорошим настроением пошла домой и весь день думала, как интересно запускать кораблики. Она выглядывала между занятиями на фортепиано в окно и видела, как Нурлан с другими мальчишками и девчонками двора играют в большой песочнице.
Нурлан проучился в классе два или три месяца, до самых летних каникул. Это был единственный мальчик, с которым общалась Асель. Они вместе шли домой, разговаривали о том, о сём. Как-то их встретил у школьного стадиона Яшка - задира и хулиган из параллельного класса. Он забрался на высокую металлическую трапецию, вкопанную в землю для занятий физкультуры, и оттуда громким голосом завопил:
- Жених и невеста, тили-тили тесто! Жених и невеста, тили-тили тесто!
Асель вдруг снова смутилась и застеснялась.
Нурлан недолго думая, с ранцем на спине, который болтался из стороны в сторону, подбежав к трапеции, показал кулак Яшке и схватил его портфель, лежавший рядом на зелёной траве. Потом быстро побежал за Асель и по дороге закинул портфель Яшки- задиры в арык с водой. Яшка заплакал, слез с трапеции и побежал за своим портфелем.
- Ты дурак, - кричал он, - меня теперь отец убьёт.
Яшка достал портфель из воды, слил с него воду и стал раскладывать тетрадки и книжки на горячую бетонную плиту.
- Асель, подожди, - попросил Нурлан.
Он подбежал к ноющему навзрыд Яшке и протянул ему руку.
- Ладно, не обижайся, сам виноват.
Яшка ещё долго сидел, всхлипывая у арыка. А Нурлан и Асель опять вместе шли знакомой дорогой к дому.
Потом начались каникулы, Асель больше не видела Нурлана, наверное, он уехал в гарнизон к отцу. Он так много рассказывал про границу, про их гарнизон, про пограничных собак. Асель всегда с интересом слушала его истории, которые то ли мальчик выдумывал, то ли они действительно имели место быть.
Учась в десятом классе, Асель несколько раз видела, как Нурлан приезжал в гости к тёте. Вечерами он с подросшими сверстниками сидел во дворе. Бренчали на гитаре, весело что-то обсуждали.
Как-то Асель возвращалась поздно из музыкальной школы и лицом к лицу столкнулась в подъезде с Нурланом.
- Привет, Асель! - обрадовался Нурлан. - Ты меня помнишь?
- Привет, - смущённо ответила она и зарделась красным румянцем.
Но в этот момент дверь квартиры наверху отворилась, и в проёме показалась накрученная бигудями голова мамы Дильбары.
- Асель, бесстыдница, живо домой!
- Извини, - Асель опустила голову и побежала по ступенькам вверх.
Втайне от всех Асель мечтала об этой встрече с Нурланом, но мама всё испортила.
Как стыдно! - думала девочка, сидя на своей кровати с кошкой на руках. В её сердце горел пожар, то хотелось стать птицей, чтобы выпорхнуть в окно, то залезть под одеяло с головой, чтобы никто не увидел этого стыдливого красного румянца на щеках. Что с ней? Почему у неё так стучит сердечко? А в мыслях то и дело всплывает имя Нурлан.
Это было весной 2007 года. Макена и Дильбару пригласили на обряд обрезания (*2) младшего внука уважаемого Садык-ага (*3), несмотря на восьмой десяток, он выглядел еще крепышом. Внук Максат ещё толком не умел ходить, но по старой традиции ему сделали обрезание, как положено всем мусульманам. Макен сам помогал устроить внука Садык-ага в больницу, чтобы в стерильных условиях удалить ненужную плоть у малыша. А через неделю пришло приглашение на званный той.
Праздничный той (*4) проходил в селе, что располагалось в пригороде столицы. В живописном горном месте у небольшой речки раскинулись юрты, на зелёной поляне бегали дети и пасся скот. Из юрт доносились весёлые голоса приглашенных, звуки комуза и национальные песни. Чуть ниже располагалась стоянка автомашин, на которых приехали гости, их было не меньше сотни. Молодые люди спешно передвигались у костров, где возвышались огромные казаны, в которых варилось ароматное мясо. Дымились большие начищенные самовары, и словно челноки, бегали туда-сюда с посудой на руках девушки в стеганых безрукавках с вышитым национальным орнаментом и платках, повязанных по-деревенски.
На этот раз Макена посадили ближе к седым аксакалам, как бы подчёркивая дополнительное уважение к нему, Дильбару проводили в юрту к женщинам и тоже уделили больше внимания, чем обычно.
За столом сидели известные в стране люди, доктора наук, писатели, политики, был даже настоящий генерал. Остальные гости, ниже рангом и чином, занимали другие юрты и палатки, раскинутые вокруг огромного двора уважаемого аксакала. Во всём были свои иерархия и порядок. Но, несмотря на чины и почести, самым главным на этом празднике был, конечно, сам Садык-ага, который сидел во главе стола. Иногда он выходил из юрты и посещал другие палатки, общался с приглашенными и возвращался на место.
Когда мальчишка пробежал перед гостями с полотенцем, большим тазом и кувшином для мытья рук, все гости разом загоготали в предвкушении скорого сытного ужина. Один за другим гости, к кому подходил мальчик, мыли руки и благодарили пацана за оказанную услугу. У входа сидел другой парень и беспрерывно разливал чай в бесконечное количество подаваемых ему пиал. Внесли тазы с огромными кусками мяса и поставили их на стол перед гостями. Помощник хозяина, молодой парень ответственный за разделку мяса, ловко раздал отваренное, ещё горячее мясо каждому гостю по иерархии, затем наклонился над стариком, тот что-то шепнул молодому на ухо. Помощник кивнул головой, положил на большую тарелку сваренную баранью голову и торжественно подал её Макену, чем несказанно удивил последнего. Как правило, голову подают либо хозяину, либо самому уважаемому человеку за столом. Все дружно закивали головами в знак согласия с этим решением.
- Порадуй нас, - сказал старик - сегодня ты в кругу самых почётных гостей, и мы тебя очень уважаем.
Старик протянул Макену нож, чтобы он разделал голову, срезал с неё всё мясо и раздал каждому сидящему по кусочку.
Пока Макен разделывал голову, старик, глотнув горячий чай, сказал:
- Сеит, братишка, где ты дорогой?
В середине стола сидел мужчина лет сорока, в тёмном костюме и красном, как алые маки, галстуке. Он чуть привстал.
- Здесь я уважаемый аксакал (*6)!
- Сеит, братишка, вот здесь за нашим столом сидит наш брат Макен, - старик указал рукой на разделывающего голову барана врача. - Все знают, что Макен внук рано покинувшего нас Жакып-ага, сын Суеркула. Мы с ним родственники.
- Да, я это знаю, - согласился Сеит.
- Тогда выпьем за здоровье Макена! - предложил старик, и все подняли свои рюмки.
Потом пили за здоровье внука - виновника торжества, хозяев и традиции. Каждый гость находил такие слова, от которых захватывало дух, возрождался патриотизм и хотелось жить. Когда подали бешбармак, гости были уже немного подвыпившими.
Старик опять обратился к сидящим:
- Сеит и вы, дорогие гости, как думаете, можем ли мы помочь Макену занять место заведующего отделением в республиканской клинической больнице? Макен не раз помогал каждому из вас и сегодня мы должны помочь ему. Он стеснительный и не хочет обременять просьбами.
Старик знал, что с этой просьбой обратилась жена Макена, Дильбара. Именно она просила дочь Садык-ага, чтобы та поговорила с отцом. Старик, несмотря на возраст, был очень тонким политиком и не озвучил то, что просьба пришла от жены Макена.
Гости на минутку замолчали, размышляя над сказанным. Затем тишину нарушил Сеит.
- Садык-ага, вы знаете, что главврач этой больницы из другого рода, он всюду старается ставить на руководящие посты своих людей. Министр здравоохранения тоже от них, но у нас есть вакансия на место замначальника РОВД по северному району, мы могли бы предложить их представителю Абдар-аке обменять эти должности.
Генерал закивал головой в знак согласия. Все повеселели и заулыбались.
- Займись этим дорогой, - сказал старик, поглаживая генерала по спине.
- Быть тебе завотделением, Макен Суеркулович, - отчеканил генерал, подняв пиалу с ароматным бульоном.
Макен не ожидал такой развязки и, конечно, был очень тронут вниманием представителей своего рода. Не знал он и о том, что за всем этим были хлопоты его супруги Дильбары.
- Мы должны помогать друг другу, укреплять свой род и быть едиными как кулак, - вступил в беседу один из присутствующих, который до этого не проронил ни слова.
Макен видел этого мужчину, по виду сверстника, несколько раз на торжествах, но никак не мог с ним познакомиться. По слухам он знал, что этот дальний родственник является внучатым племянником старого Айбека, который когда-то помог молодому, только что отслужившему в армии Макену поступить в институт. Какое-то время Макен даже жил в семье Айбек-ага, пока не нашёл место в общежитии. Потом позже, когда он познакомился с Дильбарой, родственники помогли организовать свадьбу, выхлопотали через родню квартиру для молодых в новостройках города Фрунзе.
А тут видно случай подвернулся, и как оказалось, не только познакомиться, но и в дальнейшем породниться. Но об этом позже.
- Это племянник Садык-ага, его зовут Серик, - пояснил Сеит присутствующим.
- Я сам скажу! - прервал его Серик.
- Пользуясь случаем, при всех уважаемых гостях прошу тебя, брат Макен, отдай свою дочь-красавицу, за моего сына-джигита. Этим самым укрепится наш род, да прибавится счастье каждому из нас.
Макен так был тронут вниманием, обещанной должностью, что, не долго думая, согласился. Ведь по традиции невесту не спрашивают, за кого она хочет выйти замуж. Да и люди эти не чужие, уважаемые, почтенные.
- Пусть Самат, жених, сын Серика байке украдёт невесту и тогда все будет по закону! - заключил Сеит, и все дружно захлопали в ладоши.
Макен никогда не видел Самата, сына Серика, но надеялся, что парень должен быть добрым и порядочным. Что он станет хорошим мужем дочери и зятем для семьи Макена.
Вечерело. Выйдя из юрты Макен увидел стоящих в стороне женщин, они о чём то беседовали, время от времени их беседа прерывалась дружным, весёлым смехом.
Дильбара подошла к мужу, взяла его за руку и спросила улыбаясь:
- Не пора ли выдавать дочь замуж? ... уже есть и жених по имени Самат, - кокетливо сказала она.
- Да знаю я. Жалко "звёздочку" мою, - устало ответил Макен и опустил голову.
Он и сам понимал, что жених, выкравший по обоюдному согласию родителей жениха и невесты свою возлюбленную, не вписывается в образ семьи для Асель, который представляли себе Макен и его супруга Дильбара. Но он ничего поделать уже не мог: слово, сказанное однажды, обрекает человека к его исполнению.
Несколько дней Макен и Дильбара не могли решиться рассказать дочери о предрешённой на той вечеринке её судьбе. Они отгоняли от себя эту мысль, как назойливую муху. Дильбара ночью тихо плакала, понимая, на что они вынуждены обречь собственную дочь. Ведь не чужая она им, собственная кровинушка, растили ее, воспитывали. Но такая уж судьба любой женщины, так было всегда и, наверное, останется ещё на долгие годы.
Макен и Дильбара узнали из уст другой родни, что Серик и его сыновья занимаются животноводством, держат скот, обеспечивая мясом, молоком семьи многих уважаемых родственников. У них тоже большая и сильная родня, живут не бедно, но уж очень по старинке, даже можно сказать отстало. На лето уводят скот в горы, зимой занимаются рукоделием, шьют шырдаки - войлочные ковры для юрт. В семье несколько невесток, дочери, племянницы занимаются по хозяйству, мужчины обеспечивают кормом скот, ухаживают за лошадьми и баранами. Никогда Дильбара, сама выросшая в таких условиях, не думала, что такая нелёгкая женская судьба постигнет её дочь. Сама она познакомилась с мужем не по традиции, то есть в последний момент перед свадьбой, а по современному - на танцах, когда училась в университете. Были романтические встречи, цветы и долгие разговоры холодными зимними вечерами на кухне студенческого общежития. Потом шумная свадьба, работа по направлению в сельской глубинке и снова перевод в город. Их жизнь сплелась с жизнью города, они стали настоящими горожанами, любили ходить в кино и театры, гуляли по бульварам и паркам. И поэтому думала Дильбара, что и её дочь сможет найти себе мужа в городе. Но судьба распорядилась по-другому. Через неделю Макен получил повышение по должности, и полностью окунулся в новую, интересную работу. Время шло и вскоре Макен и Дильбара забыли про уговор отдать дочь за Самата. А может, и не забыли, но не говорили на эту тему, как будто её не существовало вовсе.
Асель оканчивала институт, сдавала последний экзамен. Однокурсники собирались устроить вечеринку по поводу окончания института, их головы были забиты подготовкой к празднику, нарядами и номерами, который должен быть подготовить каждый. Но Асель знала, что мама не отпустит на этот праздник, даже несмотря на то, что ей уже 23 года. Так было с выпускным вечером в школе и поэтому она заранее всем сказала краснея от стыда, что не придёт, потому что болеет бабушка. Все знали Асель и никто не настаивал на том, чтобы она отпросилась на праздник хотя бы на часок-другой. Её как будто бы не было в коллективе все эти годы, она тихоня и скромница, её просто не замечают. Правда, были случаи, что некоторые ребята из института пытались ухаживать за симпатичной Асель. Но, как только она замечала это, тут же краснела от стыда и замыкалась в себе, даже не понимая причину своего поведения. Немногочисленные подружки Асель знали, что она не многословна, а стоит появиться рядом представителю другого пола, как она вообще становится чуть ли не немой.
И вот долгожданный день настал, сданы все экзамены, Асель облегчённо вздохнула, собрала все книжки с парты в сумку и вышла на улицу.
- Асель! - окликнула её завкафедрой, милая и добрая женщина по имени Майрам Джетигеновна.
Майрам Джетигеновна была дальней родственницей отца. Но родители Асель никогда за эти годы не обращались к ней за помощью, потому что она итак хорошо училась, была примером для других студентов. Признаться, у Дильбары с самого начала не сложились отношения с Майрам. Дильбара считала, что родственница суёт свой нос слишком далеко в их семью.
Майрам как-то беседовала с Макеном, прося не делать из девочки предмет собственных амбиций. Не держать девочку в "чёрном теле" и "ежовых рукавицах".
- Вы сломали её личность! - как врач заключила Майрам. Но Макен Суеркулович только головой качал, соглашался и разводил руками.
Несмотря на высокое положение в вузе, завкафедрой всегда была со всеми приветлива и общительна. Студенты её ценили и уважали. Асель хотела в тайных мечтах походить на эту красивую, сильную женщину. Мечтала, что когда-нибудь она наберётся смелости и будет общительной и задорной.
- Поздравляю тебя с окончанием вуза! - протянула ей руку Майрам Джетигеновна. - Я помогу тебе с направлением в республиканскую клиническую больницу в стоматологическое отделение. Кажется, там твой отец заведует кардиологическим отделением, будете работать по соседству.
Асель опустила глаза и, улыбнувшись, негромко сказала: - Спасибо вам, Майрам эже, вы так добры.
- Ладно, ладно, будет тебе. Передавай привет родителям, и не забудьте пригласить на свадьбу.
- Чью свадьбу? - не поняла Асель.
Майрам-эже (*5) на минуту смутилась, потом посмотрела с сожалением на эту скромную девочку, и тут же взяв себя в руки, сказала:
- Ой, я что-то, наверное, напутала, столько дел, столько дел, - качая головой, оправдывалась родственница, - Удачи тебе Асель! - и протянула ей руку.
Они расстались на крыльце института и новая кипящая, бурлящая жизнь вокруг Асель опять побежала своим чередом.
По ступеням альма-матер бежали абитуриенты, первокурсники, студенты старших курсов, кто-то собирался в кино, кто-то громко говорил по телефону, ярко светило солнышко и жизнь показалась такой прекрасной. Чувство свободы опьяняло и давало новые силы, для того, чтобы начать теперь новую интересную жизнь, к которой возможно Асель готовилась все эти годы.
Теперь она сможет устроиться на работу, снимет отдельное жильё, будет жить для себя, это так романтично и прекрасно. Ведь мама всегда говорила: - Вот окончишь институт, получишь специальность, тогда и живи, как хочешь, а пока будь добра слушать меня! Не стыди меня перед людьми!
Так, мечтая, она дошла до автобусной остановки, к которой то и дело подъезжали маршрутки, набитые до отказа пассажирами.
Вдруг неожиданно какой-то парень, по виду сельский, одетый в брезентовые штаны, стёганую жилетку и кирзовые сапоги, схватил девушку за руки и повёл к стоящему у остановки автомобилю.
- Что вы делаете? - возмутилась Асель, высвобождая руку из крепкого захвата.
- Там папа твой Макен-байке просил приехать! - сконфузился парень.
- С папой что-то случилось?
Асель одёрнула свою руку и сама села в машину, в которой было ещё двое пассажиров, и обратилась к водителю:
- Что с папой, вы знаете?
- Сейчас всё выясним, не волнуйтесь! - улыбнулся водитель, и автомобиль тронулся с места, взвизгнув шинами.
Ехали долго, по дороге все молчали. Когда автомобиль выехал из города и свернул на проселочную дорогу, Асель ещё раз спросила, что случилось с её папой.
- Он у нас в гостях, просил, что бы мы тебя привезли, - коротко ответил один из пассажиров.
- Но папа должен быть на работе, в больнице, куда вы меня везёте? - Асель попыталась отрыть заднюю дверь автомобиля. Но в это момент водитель так грубо рявкнул: "Сидеть!", что Асель оцепенела от страха и больше не могла ни пошевелиться, ни вымолвить слова.