Антон решил отринуть земное в день, когда умер Захар. Закрыть мясной отдел, так сказать. Выпрыгнуть из кожаного мешка. Он увидел милое сердцу лысое гузно неподвижным, испытал мучительное чувство, которому никогда не умел дать названия, потыкал Захара веточкой и вдруг все про себя узнал. Нет. Не взвешенные изыскания рассудка заставили его мозговые нейроны устроить короткий парад идей, броситься в одну точку, сверкнуть там светом откровения и снова рассыпаться в неупорядоченном хаосе, нет, нет. Так бывает, знаете, когда решение принимает себя само, а ты - лишь соучастник. Вылезаешь из кровати совершенно неопределившимся с планами на жизнь, еще и в тайне от самого себя стыдишься этой слабо выраженной маскулинности, а потом вдруг бум - и все ясно. Ясно, что была причина у всего произошедшего за последние месяцы, хотя нет, уже больше года, с ума сойти, и вот так утекает его единственная жизнь! И только теперь-то ясно, зачем просел бизнес по прокату звукового оборудования, зачем запил его начальник, зачем эпидемия, зачем изоляция, зачем им с женой пришлось возвращаться из Москвы в Совхоз Селезневский, зачем умер Захар.
Даже если бы Антона осенило раньше, так далеко уехать и все бросить он бы не смог, потому что ну кто бы тогда позаботился о Захаре? Не Вера же. С ней у него, кстати, тоже все спонтанно случилось восемь лет назад. Как-то само. Они в тот вечер сидели в клубе "Би Би Кинг" за баром после концерта, он угощал ее водкой, вдруг она посмотрела в телефон и сказала: "Дичь какая-то. Кто-то на мой номер телефона заказал трубу ПВХ. Сорри, я на улицу. Щас я им". Она прижала ухом телефон к плечу, достала сигарету, встала и уверенно пошла к выходу по длинному коридору, унося с собой свои мощные бедра, и через десять минут, когда она вернулась, Антон предложил ей пожениться. Так вершится судьба. А теперь Захар принес себя в жертву, и кармический узел распутался.
Захар был неуравновешенным пауком-птицеедом. Редкие гости их съемной квартиры на Бульваре Рокоссовского в Москве ой как боялись Захара, и это они не видели еще, что после их ухода он забивался в угол аквариума и рвал задними лапками волоски из жопы. Сначала Антон думал, что Захар так справляется со стрессом, а потом узнал, что в природе пауки с помощью этих ядовитых волосков защищаются от противников. Захар во всех кругом видел врагов, и врагов своих он искренне ненавидел.
Антон положил Захара в пакет из "Магнита", открыл ноутбук. Вера опять забыла закрыть страницу с онлайн курсом, который, как ей думалось, она проходила в тайне от мужа. Урок назывался "Куда направлять энергию: в мир или в мужчину". А на плашке было золотым курсивом выведено: "Ты успешная, образованная, но твой муж по жизни буксует? Хватит быть мужиком в семье. Стань воздухом, стань энергией, стань мягкой, стань поддерживающей, стань настоящей женщиной, ради которой мужчина готов свернуть горы. Узнай, как мотивировать мужа на успех и сделать из него миллионера". Дура. Уж ты узнаешь миллионера. Антон нашел расписание автобусов до Мичуринска.
- Все, ты справился с депрессией и решил вернуться в Москву? А я ведь знала, что так будет, я знала. Не сомневалась в тебе даже, - змеиным голосом сказала Вера и уставилась в монитор.
- Тут это, Захар умер.
- Точно?
- Да.
- Совсем умер? Не уснул, там, не затаился?
- Умер. Все.
- Ой. Тоша. Я не хотела тебе говорить, но, честно, я ждала этого с нетерпением. С нетерпением просто.
- Да ты вроде не особо скрывала.
- Ты сильно расстроился? Он же уже старый был.
- Не знаю.
- Я понимаю, ты был к нему очень привязан. Всегда тяжело, когда заканчивается какая-то страница в жизни. Я очень тебе сочувствую, ты знаешь, что я рядом. Но это к лучшему, поверь. Просто поверь мне. Это жесть, держать такую энергию в доме. Может, из-за этого паука и не складывалось у нас, не знаю. - Вера помолчала. - Москва тебя отвлечет. Когда едем? - Вера захлопала в ладоши и стала подпрыгивать на месте, бездарно изображая животное младенческое нетерпение, которое совершенно не вязалось с внешностью этой крепкой валькирии.
- Вер, я, короче, подумал, давай я один поеду. Все подготовлю, сниму жилье, а потом уже будем тебя вызывать.
- Что, "Эй энд эй" опять работают? Тебе Иваныч написал? - Вера положила голову ему на плечо.
- Да, ты знаешь, заказы пошли, люди насиделись дома, хотят тусить. Короче, я денег поднакоплю, ну тогда уже и ты это. Я быстро, на что мне одному-то тратить?
- Я просто не могу больше в этой квартире. В этих ебенях с алкашами.
- Нормальная квартира. В тяжелое время она нас выручила. - Антон осекся. В конце концов, все это уже было не важно. - В Москве... Прости, что не могу тебе предложить ничего, кроме дивана у Воронова. Да и его я предложить тебе не могу.
- Да, жаль. Просто одна я тут совсем от тоски зачахну.
- Так езжай в Екат, с Полинкой побудешь. И тебе норм, и она хоть вспомнит, что не сиротка.
- Во-первых, Полина у родной бабушки как сыр в масле, не надо называть мою дочь сироткой.
- Да, но все-таки бабушка не мама.
- Ну нет, стариков еще надо от короны беречь. Не дай бог я им что-то на себе привезу. У папы печень совсем уже.
- Так они ж вакцинировались.
- А вакцина не на сто процентов гарантирует. Но тебе все равно надо восстановить полис и сделать ее.
- Да, да. В Москве все сделаю. Так что, не поедешь?
- Хорошо, Антон, давай так, я тупо не смогу объяснить своим, почему мой крутой муж не может забрать меня в Москву. Мне кажется, если я начну им врать в глаза, я тупо разревусь. Мы же с мамой раньше так близки были.
- А ты не врешь и так, когда рассказываешь им, что я совладелец "Эй энд эй"? В красках.
- Ну не могу я признаться при Ане, которая никогда успехом не пользовалась, даже когда была худая, но у которой муж достраивает уже второй дом, что мы в такой заднице. И потом они тут же все передадут Марине, которая с тремя детьми от разных мужиков вообще в Австралию замуж вышла и деньги теперь не считает.
- Ну. Как хочешь. Короче, я все налажу. Потом вместе сгоняем за Полиной.
- Ладно, раз ты так решил, дорогой, как скажешь. Я подожду.
- Наслаждайся, гуляй, дыши воздухом.
- А почему из Мичуринска, а не из Тамбова? - спросила Вера, заглядывая в ноутбук.
- Так из Мичуринска же быстрее.
- Да? А я думала, из Тамбова. А чего расписание автобусов смотришь? Я тебя отвезу.
- Не беспокойся, дорогая, отдыхай.
- От чего мне отдыхать? Я маюсь в четырех стенах. Ты когда едешь?
- Сегодня в полвосьмого поезд.
- Вот так сразу решил и в тот же день едешь?
- А что?
- Ничего, ничего, наоборот круто. Сильное мужское решение.
- Да я просто понял, что хватит уже мне тебя так подводить, откладывать дела. Вот решил взять на себя ответственность.
- Только ты собраться успеешь?
- Да, но мне нужно сходить Захара... это... И вернуться пообедать. Можешь пока мои вещи в сумку покидать? Главное, мыло, дезодорант, зубы почистить - вот это все. Ну шмот тоже на первое время.
- Теплые вещи надо?
- Нет.
- Паста зубная закончилась.
- Я куплю. Тебе и мне в дорогу.
- Давай. Я с удовольствием помогу тебе собраться. Я так горжусь тем, что мой любимый целеустремленный муж снова собрался покорять Москву. Не сомневаюсь, что уже через месяц он мне позвонит и скажет, что все почти готово к моему приезду. - Вера сияла. - Я очень тебя поддерживаю. Ко скольки разогревать обед? - Она сложила свои сильные руки у щеки, похлопала ледяными серыми глазами и прильнула к нему. - Далеко не ходи, как раз за Магнитом в помойку и выброси.
Антон взял пакет с Захаром и вышел на Первомайскую улицу, в буйство зелени, потрескавшейся краски и диких цветов. Сел на лавочку, купил с телефона билет на поезд. До Магнита было и правда недалеко, но он свернул на Студенческую и направился в сторону сельпо "Ваш выбор". Оли Полетаевой не было видно. Антон дошел до Сбербанка, снял с карточки последние тридцать пять тысяч рублей, вернулся в магазин, купил два тюбика зубной пасты, вышел на улицу, закурил, поискал Олю под деревянным забором. Рядом резко остановился Иж "Каблук", дверцы кузова распахнулись, и их глаза встретились.
- Антуан! Не соблаговолишь ли выдать своей первой женщине талон на алкоголь?
Оля выскочила из кузова и приземлилась на грязные разбитые в кровь ступни, обуви на ней не было, зато был яркий педикюр.
- Оля, - крикнул водитель машины.
- Я тебе все сказала, Алексей, - крикнула она и захлопнула дверцу кузова.
- Оля!
- Вали, вали отсюда. Все. Сил моих, блять , нет!
- Да чтоб ты сдохла, сучара! - крикнул водитель и умчался в пыль.
- Ну? - спросила Оля.
- Да бери хоть все, вон, у меня их штук восемь тут, - сказал Антон.
Она поправила пушистый розовый халат по колено, под которым ничего не было, стряхнула со лба ярко выкрашенные рыжие короткие волосы, сцапала талоны и мигом оказалась у порога магазина.
- Что возьмем?
Антон попросил у продавщицы коньяк "Барклай де Толли", две пачки Парламента и два лимона, Оля убрала все это в огромные карманы. Антон расплатился за сигареты и лимоны, и они вышли на Советскую улицу.
- Спасибо тебе, Веселов.
- Да ладно. Это Верины. А она не бухает.
- Святая женщина! А ты еще морду воротишь.
- Слушай, кто это тебя подвозил?
- Да, как ввели эти блядские талоны на алкоголь для женщин, постоянно приходится одалживаться у всякой сволочи.
ќ- Слушай, это еще ладно. Ну, то есть, тупо, конечно, но тут хотя бы был добрый умысел, чтоб женщины не спивались и ими никто не пользовался в этом состоянии.
- А мне может быть нравится спиваться? А может нравится мне поднажрать - и в койку?
- Так да, я и сказал, что я эту меру вообще не одобряю. Но ты слышала, что в Москве какому-то парню отхерачили крайнюю плоть прямо под памятником Дзержинскому? Ну, взрослому уже. Это вроде как какой-то модный ритуал у этих, ну ты поняла. И вроде не первый случай, а менты закрывают глаза. СМИ молчат. И вроде как с молчаливого согласия государства это все.
- Да не может быть. Не настолько.
- А я уже ничему не удивлюсь.
- Да что им с этой крайней плотью делать?
- Мало ли. Зелья варят? Коллекционируют? Просто чтоб унизить?
- Если б хотели унизить, отсекли бы под корень все. Хуй бы с ними, Антуан. Щас мы с тобой погуляем, - Оля потрясла перед собой пачкой талонов, - не знаю, как и благодарить тебя. Хочешь, я тебе тоже что-нибудь приятное сделаю? - Она повисла на нем и обхватила его одной ногой. От нее пахло землей, лаком для волос, грибами и немного мочой. И спиртным, конечно.
- Может, и хочу. Но не потому, что я тебе талоны дал.
- А по старой памяти?
ќ- Нет, ты все еще огонь. Как ни странно.
- Чего?
- Прости.
- Почему странно? При моих слабостях? Осуждаешь?
- Нет, ты что. Наоборот.
- Тогда к чему это "странно"? Не нравлюсь?
- Полетаева, ты вообще две недели назад у пруда не помнишь, что было, нет? Два раза. Я тебя потом везде искал, а тебя не было.
- Точно! У пруда. Ну ладно. Куда пойдем?
- Давай на пустошь.
- Ой, пойдем, пойдем. - И они пошли. - Я рассказывала тебе, что мне эти ироды из опеки всех детей вернули? Ну, кроме старшей дочери, но ее и не заберешь уже, она уже в доме живет с любимым человеком, в Козьмодемьяновке.
- Да? Поздравляю. А сколько детей твоих было, Оль?
- Один мальчик мой, старшая моя, которая живет отдельно, и близнецы приемные.
- Ты с ними виделась, пока они у опеки были?
ќ- Нет.
- Почему?
- Да я не знаю, где они были. Но в общем, все, детей вернули, денежный поток наше государство богоспасаемое восстановило. И представь теперь, мой хоть при бабле, тысяч тридцать в месяц...
- Для Селезней это очень хорошо.
- Хорошо, очень хорошо. Плюс у меня пособия на детей. А покутить нельзя, все ж по талонам. Зачем, спрашивается, вообще тогда деньги?
- Ну ты же достаешь как-то.
- Достаю у спекулянтов, но и они сейчас бояться стали. Это у вас в Москве жестко было, а за нами не следили до последнего. А на черном рынке оно, ты знаешь, втридорога. Дюша потом за каждую копейку из меня душу вынимает. Туго мне дома приходится.
- Не бьет тебя?
- Дюша? Не! Он добрый. Даже слишком. Со мной построже надо. Это Макиавелли еще сказал. "Народ, привыкший к "ежовым рукавицам", каждый жест доброй воли государя будет принимать с песнопениями и восхищаться его великодушием". Он был прав. С нами по-другому нельзя.
- А ты чего без обуви?
- Так он меня из дома решил не выпускать. Хочет, чтобы я зашилась опять и с детьми сидела. А я-то этого не хочу, Антуан! На работу ушел - меня запер. Восьмой этаж, мне деваться некуда. От его проповедей, честно, смешно. Его жалко. Да. Смотрит как беззащитный кроль. Но, Антуан, как жить-то хочется. И что в итоге? Вернулся с работы, в сортир по большим делам с открытой дверью пошел, чтоб за мной следить. Ну а я в чем была - за дверь.
- И сколько дней ты так?
- Да я не помню, - засмеялась Оля, - зуб вот где-то проебала.
Оля продемонстрировала Антону широкую улыбку. Отсутствие второго верхнего зуба бросалось в глаза и без демонстраций. Она шла, балансируя, по разбитому бордюру и периодически опиралась на его плечо.
- Я так люблю эти дороги, - сказал он.
- За что их любить?
- И сгнившие заборы, и дом культуры, и здание сельсовета, и елки вот эти, как при Совке - вот Россия. В Москве такой уже нет. Вообще не понятно, в какой стране находишься. Хорошо, что станцию пока не отремонтировали. Только двери эти уродские железные.
- Ясно, мы экзотика для вас, москвичей. А жить-то среди ровных дорог предпочитаете.
- Я не москвич, я там так и не прижился. Ты знаешь, я очень рад, что я тебя нашел сегодня.
- Почему?
- Ты молодец. Живешь как хочешь, по своей какой-то правде. Я скоро тоже буду. И я попрощаться с тобой хотел.
- А твоя-то где?
- Вера? Да дома. Готовит речь, как она меня уважает и поддерживает.
- Да, она странная.
- И бесит знаешь, что? Вот она такие правильные вещи как бы говорит, не предъявишь по сути. Но говорит таким тоном, за который мне ее хочется убить об стену, и, если я с ней останусь еще неделю, я убью. Потому что она так не думает. Это видно. Она держит меня за мудака. Как вспомню, так бесит. И ничего не скажешь ей.
- Ты сделал неправильный выбор, Антуан. Но еще не поздно все переиграть.
- Ничего. Зато я самый главный свой выбор сделал. Осталось мне потерпеть буквально несколько часов.
Они пришли на пустырь, сели на траву под водонапорной башней, выпили коньяка, Антон достал из рюкзака детскую лопатку и начал рыть могилу для Захара.
- Блядство. Общество спектакля, - сказала Оля.
- Что?
- Знаешь Ги Дебора? Спектакль рассуждает о себе как о чем-то позитивном. Он заявляет, что все, что мы видим - неоспоримо прекрасно. И мы в это поверили, и спектакль подчинил себе нас. Реальные образы из настоящей жизни стали инструментами гипноза. Они усыпляют нас. И мы никогда не проснемся для настоящей жизни. Мы тратим жизнь на то, чтобы гоняться за вещами, которые нам не нужны. Мы все под гипнозом. Спектакль - это кошмар загипнотизированного общества, которое на самом деле только хочет спать, а спектакль охраняет этот сон.
- Я перестал гоняться за ненужными мне вещами. И знаешь, я Верке даже благодарен. Из-за ее шизы я наконец понял, что мне нужно на самом деле.
Антон отхлебнул коньяка, укусил лимон, дал бутылку Оле, вытряхнул Захара в ямку из пакета.
- Здесь завершил свой путь Захар. Я его любил, и он был моим другом. Пусть он упокоится с миром.
- Бедная зверюга. Нам, живым, будет его не хватать, пока и мы не разгадаем тайну смерти.
Оля тоже выпила. Антон присыпал Захара землей.
- Знаешь, в чем проблема нашего поколения? - продолжила Оля. - Мы не верим в утопию. Это Жижек сказал. Еще он сказал, что самый умный вопрос, который может задать женщина мужчине звучит как: "Почему ты меня любишь?" Если он говорит: "Я просто люблю", то он правда любит. Не глаза, не улыбку, не доброту. Это нельзя любить. Потому что на самом деле мы любим друг в друге пустоту. Остальное достраивает наше сознание. Мы все пустота. Нас нет. Личности нет. Любовь заполняет эту пустоту. Мы всю жизнь достраиваем у себя в мозгу, мы заполняем пустоту.
- Ну, здравствуй, Будда Гаутама, где ты пропадал две с половиной тысячи лет?
- Мы пустота. А пустоте нужно к чему-то стремиться. Но у нас больше нет мечты. Вот в чем наша проблема. У всех нас. Мы не верим в то, что мир может стать другим. Мы больше не верим в утопию. Такими ли мы с тобой были в школе, Антуан?
- Так вот тебе утопия, строят опять справедливое общество. Бухло по талонам, женские надзоры какие-то.
- Почему сразу надзоры-то? Мы должны создать новую мечту. Новый миф. Нового бога. Новую справедливость. Так же, как постоянно создаем самих себя. И образы тех, кого любим. Но на это все сил нет.
Оля развязала халат, залезла на Антона и села на его член. Только они успели поймать оптимальный темп, на дороге за ними остановилась машина, и мужской голос крикнул: "Ольга!"
- Это муж?
- Пошел он. Я свободный человек, - ответила она и слезла с него, - Богу должно быть очень скучно за нами наблюдать.
Оля схватила бутылку коньяка и побежала в сторону кладбища.
Из машины выскочили две хрупкие девушки с ассиметричными стрижками и кинулись к Антону, направив на него камеры телефонов.
- Смотрите! Он ее напоил и изнасиловал! Как тебя зовут? Эй! Как зовут?
Антон убежал от ассиметричных к Первомайской улице, муж - за Олей.
Когда Антон вернулся домой, Вера сказала, что нашла его медицинский полис, и он наконец сможет вакцинироваться. На самом деле, он его и не терял.
Глава 2
В очереди в поездной туалет стояли интересные люди. У мужчин - причудливые усы и бороды, у женщин - цветные волосы и огромные очки, только одна выглядела обычно: брюнетка, в брючном костюме, рослая, энергичная, лицо приветливое, выше Антона на полголовы. Ему захотелось к ней припасть. Он галантно уступил ей свою очередь, а затем подсел к ней в ресторане. Звали ее Лиля, Антон заказал ей вина.
В вагоне-ресторане было тихо, хоть и тесно. Они делили стол с косматым дедом, еще до их прихода изрядно хватившим через край.
- Ты, - к Антону подошла чахлая девушка с прозрачной кожей и длинной бородавкой на верхнем левом веке, очень похожая на тех, кто спугнул их с Олей Полетаевой, - ты пописал стоя.
- Что, прости?
- Я потрогала после тебя сидение в туалете. Оно было холодным. Никто из парней стоя уже не писает. Ты пописал стоя для того, чтобы подчеркнуть свое мужланство, видя, что после тебя зайдет девушка, или чтобы показать свое превосходство над транс-персонами? - сказала она и села за соседний стол.
- Я как-то не думал об этом. А вы, наверно, из этих?
- Евгения Каштанина, - сказала она, показала удостоверение и подсела к ним, - волонтерка от фонда по борьбе с экстремизмом на транспорте. Я вижу, вы только познакомились, а у вас уже алкоголь на столе. Я собираюсь проследить, чтобы с этой девушкой не случилось ничего плохого, - она показала пальцем на Лилю.
- Я себя чувствую в полной безопасности, спасибо, - сказала Лиля.
- А это не тебе решать.
- Как не мне?
- Воспитанная в патриархальном обществе, тебе может казаться нормальным, когда посторонний мужик предлагает тебе выпить, а потом насилует тебя.
- Да, мне подобные вещи всегда кажутся нормальными, такова уж я. - Глаза Лили загорелись.
- Я вообще не знаю никакого патриархата. Рос при маме и бабушке, отца никто ни о чем никогда не спрашивал. Придет с работы, сядет на лавочку и сидит, - сказал Антон.
- Не надо ерничать. Ситуация гораздо серьезнее. И поскольку в поездах пока не ввели талоны на алкоголь, мы еще будем выяснять, кому это выгодно, между прочим, мы будем сами мониторить ситуацию.
- А мне просто интересен механизм, - сказал Антон, - вот ты увидишь, что что-то такое намечается, твои действия? Ну, романтический акт. Ты вооружена? Ворвешься в купе? Высадишь из поезда?
- На самом деле, мы уже разрабатываем инициативу женских вагонов, чтобы женщины имели возможность путешествовать спокойно. Хотя бы женских купе. Пытаемся запретить продавать неженатым парам билеты в одно купе. Я не вооружена, я не сотрудница полиции, но в поезде такой человек есть, очень серьезный человек, я с ним на связи. Я, если что, могу вызвать его. К сожалению, пока мало что можно сделать, государственная машина двигается медленно, но она двигается. По крайней мере, государство нас признало, и мы оказываем помощь населению на абсолютно легальной основе. А еще мы можем снять нарушителя на видео и испортить жизнь. Многих одно это останавливает.
Антон заметил, что за соседним столом кивает человек с неразвитым телом, очень похожий на Женю, только, кажется, парень.
- А ты здесь сидела? Ты же сама выпиваешь.
- Я знаю, что я делаю. И это Тсветан, он не опасен, это друг. Я с ним могу спать хоть голая в одной кровати, и ему и в голову не придет ко мне приставать.
- Скажи, а если двое все-таки занялись сексом в состоянии опьянения, наказывают только мужчину? - спросил Антон.
- Да, если женщина пила по своему талону. Если нет, то у нас к этой женщине тоже есть претензии, поскольку она дискредитирует страдания тех жертв насилия, которые случайно попали в лапы насильника. Не надо нарушать предписания, и все будет хорошо.
- Что-то я ничего не понял.
- Тебе сколько лет? - спросила Лиля.
- А это не важно на самом деле. Важно, что человек из себя представляет. И насколько яростно готов уничтожить патриархат, - ответила Женя.
- Но, прости, о каком патриархате ты говоришь? У меня и образование есть, и зарабатываю на жизнь я себе сама, и постоять за себя, в общем-то, могу.
- Культурный патриархат, влияние которого ты даже не замечаешь. Начиная с истории, в которой роль женщин специально замалчивается, заканчивая религией, в которой женщинам отводится лишь роль молчаливых матерей, кивающих и говорящих: "Аминь".
- А что это за образок у тебя на шее?
- Это святая Екатерина Сиенская.
- Католическая святая?
- Католическая, православная, какая разница? Это разделение придумали мужчины, как и границы. Земля общая. Святые - общие.
- И как аппаратчики, которые признали существование вашего фонда, относятся к твоему католицизму?
- Во-первых, это совершенно их не касается, мы были и остаемся организацией оппозиционной. Да, да, не надо ухмыляться. Мы пишем петиции в адрес исторического общества, и на имя православной церкви, против доминирования мужчин в церкви. Наша цель - заставить рукополагать и женщин тоже.
- Святая Екатерина - это которую ангел золотым копьем пенетрировал? - спросила Лиля.
- Это святая Тереза. Екатерина обрезала себе волосы и перестала мыться, чтобы ее замуж не выдали. И она носила невидимое обручальное кольцо из крайней плоти Христа.
- Крайняя плоть. Кое-что читал об этом, - сказал Антон.
- Ты тоже это слышала? Так это правда? - спросил Антон.
- Ха. Сколько мужчин насилуют и убивают женщин ежесекундно - вам норм. А как услышали, что мужчинку почикали, даже не убили - у вас баттхерт. И ты еще говоришь, что не воспитана в патриархальных установках.
- Так это правда? Это какой-то религиозный обряд что ли был? - настаивал Антон.
- Если вам не дано чего-то знать как непосвящённым, то, значит, не судьба. Но вы не считаете несправедливым, что при наличии таких сильных фигур, как Екатерина Сиенская, почему женщинам отказывают в их законном месте в церковной иерархии? Святая Екатерина проповедовала в церкви!
- Так ваш же апостол Павел и запретил женщинам проповедовать, - сказала Лиля.
- Это все выдумки мужчинок.
- А, между прочим, вы знаете, что Мария не рожала Христа? - Тсветан открыл рот.
- Что, прости?
- Не рожала, - продолжил глухим голосом Тсветан, - она была смелой женщиной своего времени, которая усыновила ребенка вне брака и осмелилась основать учение, которое бросало вызов старой иудейской религии. А потом патриархат приписал ее заслуги ее сыну и все переврал. Придумал собственность, навязал правила наследования по мужской линии. До этого люди жили коммунами.
- Что ж. Будем знать, будем знать, - усмехнулась Лиля.
- А вот скажи мне, какое место во всей этой теме про права женщин занимают курсы "Как превратить мужа в миллионера"? Моя жена, уже бывшая, можно сказать, проходила такие, - сказал Антон.
- Жирно. А сама она миллионер? - спросила Лиля
- Она могла бы, кстати. Из нас двоих она бы могла точно. У нее была хорошая работа причем, когда мы поженились. Умная была, успешная, волевая. Не так давно начала вести себя очень странно. И вот я посмотрел, что она там постоянно такое читает и смотрит.
- Залез к ней в телефон? Фу! - сказала Женя.
- И в ноутбук. Стыдно, а что делать.
- Жена хочет, чтобы ты взял ответственность за семью и во всем тебя поддерживает. Что тебя не устраивает? В чем опять виновата женщина? - спросила Евгения.
- Погоди. Женщины и мужчины равны? Равны. Так какая разница, кто больше зарабатывает?
- И что, ты себя нормально чувствовал, когда твоя женщина тебя обеспечивала?
- Я себя чувствовал прекрасно.
- А я бы себя чувствовала ужасно на твоем месте.
- Я все-таки не пойму, как это сочетается с вашей идеологией.
- А очень просто. Женщина может выбирать любой путь в жизни, это раз, и общество обязано ее поддерживать. Вот просто отвалить от сестры своей. Если хочет, чтобы зарабатывал муж, она имеет такое право. Два, она в праве требовать от мужчины чего угодно после того, как женщинам были и до сих пор остаются недоступны те права и блага, которые доступны мужчине. В-третьих, ты хочешь, чтобы тебе доставались все привилегии, чтобы тебе была открыта любая дорога в жизни, пока женщины с потом и кровью пробивают себе дорогу в жизнь, и чтобы тебе бесплатно родили ребенка, бесплатно занимались с тобой сексом, так еще и от тебя ничего не требовали?
- Стоп, за секс надо платить? - спросила Лиля.
- Секс за деньги - это изнасилование. Только капитализм и патриархат заставляют женщин идти на такое, и оправданий этому быть не может. Если ты не понимаешь разницу, я не собираюсь на самом деле объяснять, - рявкнула Евгения.
- И твоя жена всегда такая была? - спросила Лиля Антона.
- В том-то и дело, что нет! Она сама мне всегда говорила, что мне делать, и это было клево.
- А куда ты вообще едешь? - спросила Лиля у Антона.
- Я еду до Новороссийска, а там в Беатрикс. Я все бросил.
- Так и я туда! - сказала Лиля.
- Ты тоже на эксперимент Бараняна? - спросил Антон у Лили.
- Нет. Я жить. Писать книги, которые никто не будет запрещать.
- А как твоя фамилия? Может, я что-нибудь читал из твоего?
- Я пишу под псевдонимом, который предпочла бы не раскрывать, пока мы не в вольном городе.
ќ- А много их теперь, кстати, этих городов? - спросил Антон
- Украинский Черноморск в следующем году откроют. Потом, в Польше вроде совсем скоро, в Греции, а Италии, в Швейцарии, в Португалии, в Словении, в Штатах тоже. Да везде.
- Частные города вне нравственного человеческого закона и вне нравственных понятий человека. Не может быть город частным. Земля общая. Такие города должны быть запрещены. И они будут запрещены, - сказала Евгения.
- И как вы собираетесь это сделать? На территории другого государства? Беатрикс - сам по себе другое государство, хоть это и не совсем государство, даже совсем не государство, - сказала Лиля.
- Нас беспокоит, что туда уезжает много россиян, и им там может угрожать опасность. Государство вмешается рано или поздно на самом высоком уровне. А, во-вторых, эксперимент Бараняна.
- Что за эксперимент? - спросила Лиля.
- Он строит эзотерический коммунизм, - сказал Антон.
- Коммунизм теперь бывает и эзотерическим?
- Он довел до абсурда идею о равенстве. Равенства не может быть в принципе, пока у человека есть тело. Богато, да? И эту неурядицу он намерен устранить, - сказал Антон.
- Это правда, конечно. Но. Этот Баранян утверждает, что научился перемещать сознание человека в какую-то эфирную сеть, и человек продолжает существовать вне тела и обретает подлинное равенство. Но это все нужно проверять. А в Беатриксе никакого контроля нет. Вдруг они там злоупотребляют на этой идее? Вдруг они там просто убивают коммунистов? - сказала Женя.
- А перемещать сознание обратно в тело? - спросила Лиля.
- Нет, такого он пока не может.
- Это просто смешно, - сказала Женя, - ни в одном нормальном государстве такое не может быть легально.
- Но ведь человек подписывает свое согласие на участие в эксперименте? - спросила Лиля.
- Да, я заполнил форму онлайн, а на месте подпишу и договор, - сказал Антон.
- Ты же сам сказал, что это идея, доведенная до абсурда, - сказала Лиля.
- Вся моя жизнь абсурд. Это будет логичным ее финалом. Или продолжением.
- Почему просто не повеситься?
- Ну нет, это грубо и пошло. А тут я послужу науке. А вдруг и правда там, в этом эфире, есть жизнь? Прикинь, какой я получу опыт.
- Это уже будешь не ты.
- Этим контрактом можно задницу подтереть, вот что, - вмешалась Женя, - и это то же самое, что выпивать с посторонним. Ты типа согласна. Но человеку, воспитанному в несвободе и не понимающему, что такое свобода, иначе он такой контракт никогда бы не подписал, нельзя иметь полномочия заключать такие контракты. Чтобы оценить весь ущерб от потери свободы, нужно вырасти в свободном обществе. Оно не появится по щелчку. Мы за него должны бороться. А не огораживаться в городе, который выкупили капиталисты и отдавать им свои тела на опыты, - заявила Женя.
- А если кто-то не хочет или не может за эту свободу бороться, - сказал Антон.
- И вообще, почему вас это беспокоит? Без принуждения, без крови, без революции, люди, объединенные общими представлениями о прекрасном, на свои деньги селятся на частной территории без государства. И живут, и сами за себя все решают, - сказала Лиля.
- Это детский сад. Человечество не может существовать без государства, - сказала Женя.
- И как вы там будете? Сами себе все строить? Все частное? Вообще все? - спросил Антон Лилю.
- Дороги, стены, городскую инфраструктуру всякую строит город, ты ему за это и платишь в год фиксированную сумму. Фиксированную, прошу подчеркнуть. Это не налог. И вот, город строит стены, дороги, некоторые здания, которые потом сдаст в аренду, нанимает охрану. Ты можешь дополнительно нанять себе меткого стрелка для защиты. Остальное: театры, школы, больницы всякие - все частное. Все, государства больше нет. Нет королей-солнц. Есть поставщики услуг. Не понравилось качество этих услуг - уехали в другой город. Не думала, что доживу до этого.
- А пенсии? - спросила Евгения.
- Окстись, какие пенсии? Сама себе копишь на старость.
- Не у всех получается накопить.
- Ну, во-первых, и чьи это должны быть проблемы? Если кто-то захочет помочь конкретному человеку, пусть помогает, благотворительность никто не отменял. Во-вторых, тебя никто не заставляет уезжать к нам вот от этих богатых пенсий и иных государственных щедрот. В-третьих, это тебе сложно представить, как можно копить, когда тебя государство постоянно раздевает до трусов. А у нас-то налогов не будет. Пошлин не будет. А главное, поставщик услуг только строит дороги и предоставляет охрану. Он не занимается спасением наших душ. Не тратит бабки на всякое пропагандистское искусство, религию, патриотическое воспитание, прессу. Не печатает талоны на алкоголь. Так скажи, зачем логический финал? Неужели тебя все это не прельщает? - спросила Лиля у Антона.
- Это сверхответственность, а я ее не хочу. Я хочу в эзотерический коммунизм. Да и вообще, мне нравится наука. Интересно, что это такое. Может, я послужу хорошей цели?
- Это не может быть серьезно, - сказала Женя.
- Это судьба. В момент полного раздрая мне друг скинул ссылку на этот эксперимент. И, знаете, как кликнуло что-то.
- А я считаю, у совершеннолетнего человека должно быть и такое право. Если это его стезя, пусть участвует, - сказала Лиля, - два дееспособных человека готовы подписать договор и взаимно удовлетворить самые дикие потребности друг друга. Кто мы такие, чтобы препятствовать?
- А если люди подпишут договор о рабстве? Или один разрешит другому себя съесть?