Аннотация: Над каналами, текущими прямо из Нила прозвучал гонг...
Боаммм...
Над каналами, текущими прямо из Нила прозвучал гонг. Наступал вечер, поверх тёплой воды вуалью зависла голубая дымка, отгремели повозки, увезшие торговцев в Синай за бирюзой и медью, и в Бубастисе стало тихо. На портике храма нет ни души, внутри уже погасили огни и воскурили благовония. Окончен день. Кошка лениво потянулась, выгнула спинку, выпустила коготки. Теперь можно и прогуляться.
- Мау, мау, - позвали её из глубин храма.
После изнуряющей дневной жары там было прохладно. Мау обошла высокую статую богини Бастет, и вдруг услышала топот сандалий, и шорох.
Плимк!
Что-то разбилось о плиты храма, наверное, неповоротливый жрец снова уронил жертвенную фигурку... Мау не хотелось с ним столкнуться, она не любила толстяка, но любопытство позвало её вперед. Парой прыжков кошка спустилась с постамента, и замерла у осколков керамики.
- Ур Исир, беда! - воскликнул вошедший, обращаясь к жрецу. Тот собирал черепки, и горестно качал головой.
- Ур Исир? - вытирая пот, снова позвал гость.
- Что за "беда" заставила тебя бежать, Тор? - расстроено спросил жрец. - Своей торопливостью ты уничтожил подношение Бастет. Богиня накажет тебя. И меня... - уныло добавил он.
Мау обнюхала расколотую фигурку - совсем недавно в храм её принёс мальчик. Безутешный малыш был так трогателен с выбритыми бровями и в траурном голубом схенти, что Мау подошла к нему и потерлась о ноги. Его семья прощалась с домашней любимицей, и после небольшого подношения Бастет они направились в некрополь. Этот шумный незнакомец разбил подарок маленького египтянина!
Ррр...
Шерстка рассерженной Мау встала дыбом, хвост недовольно постукивал по полу.
- Я с новостями о сражении, - понизил голос гонец: - Мой господин, то, что ты услышишь сейчас, повергнет во тьму твой разум...
- Пелусий пал? - голос у толстяка был противный, тонкий. Мау нравились глубокие, певучие голоса, как у Ур-т Сен. Когда жрица молилась, то кошка подпевала ей: муррр, муррр...
- Битва была жестокой, Ур Исир, - начал рассказ гость: - Наши воины сражались, как герои, но удача была на стороне захватчика. Боги оставили нас в тот час, когда лидийский царь Крез решил помочь персам!
- И помог?
- Еще как, мой господин...
- Пелусий повержен, печать Египта сломана... - горестно заломил руки жрец, но вдруг прекратив плач, спросил: - А фараон и его семья?
- Псамметих закрылся в крепости, - тихо сказал Тор, оглядываясь по сторонам. - Царь Камбис вёл многодневную осаду, но встретил лишь сопротивление. Остатки нашей армии запаслись пращами и колчанами, и метали с крепостных стен камни, горящие головни и стрелы.
- Ты совсем запутал меня, гонец! - воскликнул Ур Исир. - Пелусий сдан врагу, или войско продолжает защищать его?
- И продолжало бы, если бы не коварство проклятых персов! Видя, что мы не собираемся сдаваться, Крез посоветовал Камбису... Нет, я не могу...
Тут гонец упал на колени и распростерся перед статуей.
Фырр!
Притаившаяся у подножья Мау фыркнула, выгнулась дугой, но не убежала.
- Говори! - не обращая внимания на кошку, Ур Исир тяжело опустился рядом с содрогающимся от рыданий телом гонца и потряс его за плечо.
- Ур Исир, - промолвил тот сквозь слёзы, - по приказу Камбиса персидские воины привязали к своим щитам египетских кошек...
Полное тело жреца, обернутое белым палантином, почти беззвучно свалилось на плиты храма. Мау стало тревожно: кто будет ухаживать за храмовыми кошками, если толстяк вдруг умрет? Но жрец был живуч, он приподнялся на локте и снова принялся трясти Тора.
- К-кошек? - в ужасе шептали побелевшие губы толстяка.
- О, да, мой господин... - подтвердил Тор, - вот тут наши воины и не вынесли, не метать же стрелы в кош...
- Тсс...
Оба в страхе замолчали, боясь поднять глаза на статую великой богини.
- Продолжай, - наконец велел Ур Исир.
- Тогда наше войско покинуло крепость, фараон и его свита бежали в Мемфис... - закончил Тор и, бормоча слова молитвы, так стукнулся лбом о плиты, что Мау почувствовала отзвуки в древнем камне.
Оуммм...
Мау знала, что такое опасность, она узнавала её в поведении людей, повадках своих собратьев, в шелесте деревьев и трав. Вот и сейчас, даже без наставлений провидицы Маа - самой старой храмовой кошки, она поняла, что пора уходить. На мягких лапах, осторожно, кошка вышла на портик. Отсюда уже не слышны вопли служителей, зато видны позолоченные ворота Бубастиса. Недобрые люди придут через них. Человек привык ходить по дорогам, еще больше он любит взгромоздиться на какое-либо животное, для входа ему нужны двери, для безопасности замки и запоры. Кошке не нужно ничего. В богатых урожаем полях полно мышей, в каналах вкусная нильская вода, так что даже избалованной храмовой кошке не страшно ночное путешествие. Мау бесшумно сошла по широкой лестнице, прокралась по влажной траве до берега канала и исчезла в голубой дымке.
Боаммм...
Проводил её гонг, наступала египетская ночь.
На чёрной, прохладной воде канала качалась утлая тростниковая лодка.
Хлюп.
Широкое весло вошло в отражающую луну массу с тихим плеском, человек, держащий его в руках тихо сказал другому:
- Смотри, Нисут, в камышах кошка. Вроде хочет на тот берег. Возьмём?
- Возьмем. Кошка принесет нам удачу.
Лишь только лодка причалила к берегу, Мау перепрыгнула невысокий бортик и улеглась на циновку. Лодочник оттолкнулся от берега веслом, и судёнышко тронулось в путь. Огромные ворота Бубастиса были видны даже с воды, Мау стало немного грустно: с рождения она не покидала храма на длительное время, и никогда не бродила дальше городских стен. Но удивительный мир скоро заставил её забыть о печали.
Квак-квак - подали голос крикливые лягушки.
Шлёп - била хвостом о чёрное зеркало воды рыба.
- Как думаешь, может она останется с нами?
- Это же кошка, Нисут, как захочет, так и будет...
Завидя берег Мау приподнялась, и в нетерпении помахивала хвостом. Тот, кого звали Нисут, спрыгнул в воду и осторожно подтянул лодку ближе. Кошка взобралась на его плечо, а потом легко перепрыгнула на влажную чёрную землю. Здесь, вдали от храма, раскинулись поля ячменя и пшеницы. Колосья, нагретые за день, склонились под тяжестью налитых зерен. Кошка набрела на небольшой сноп собранный здешними крестьянами и нашла его очень привлекательным. Глупые полёвки не ждали пришествия охотницы, и спать Мау свернулась сытой.
Фьють-фьють.
Утреннее пение разбудило её. Недалеко от поля стояла роща сикомор, где в крепких ветвях пряталось соловьиное гнездо, и птицы выклевывали из спелых плодов мякоть. Мау выбралась из соломы, отряхнулась, и направилась к воде. Путешествие вдоль берега нравилось ей больше, чем удушающее пекло раскаленных полей. До самой полуденной жары кошка продолжала свой путь, поглядывая на быстрое течение вод. Вот бы снова стать попутчицей на лодке, и лапы не обожжёшь, и по сторонам вдоволь насмотришься.
У мангровых зарослей берега, разинув пасть, возлежал крокодил. Мау впервые встретила такое чудовище. Услышав громкий всплеск рыбы, чешуйчатый монстр молниеносно оказался в воде. Сверкнув жёлтым брюшком, он сильным движением хвоста оттеснил резвившуюся стаю рыб к берегу, и сомкнул мощные челюсти.
Клац!
Мау заворожено наблюдала за его охотой. Насытившись, крокодил уплыл, почти полностью скрывшись в воде, а сметливая кошка наскоро пообедала перекушенными рыбешками - остатками крокодильего пиршества.
Солнце уже клонилось к горизонту, Мау устала и легла отдохнуть под куст цветущего тамариска.
Скрип.
Ей снился Бубастис, жирное молоко в миске, напевные молитвы Ур-т Сен, скрип ткацкого станка...
Скрип-скрип.
Это не станок, ...повозка!
Мау словно подбросило: вот так удача! Кошка бросилась вслед, поравнявшись на ходу с огромными колесами, Мау никак не удавалось запрыгнуть, и если бы не свисающая веревка, то оставаться бы ей в поле. Наконец Мау вскарабкалась на повозку, дремлющие под мерный скрип крестьяне ничего не заметили и продолжали раскачиваться в такт движения. Бычок, тянущий повозку, безразлично жевал сено из плетеной сумки, привязанной к его мощной шее, и не спеша переставлял копыта. Кошка улеглась с краю повозки и наблюдала за пучком травы, застрявшей в колесной трещине. Пучок медленно крутился, то удаляясь, то приближаясь, и Мау подергивала лапой от желания поиграть с ним - все-таки она была молодой кошкой, хоть и воспитанной в храме. Сумерки начали сгущаться, когда Мау почувствовала запах большой воды. Его принес посвежевший ветер, и это было невероятным ощущением. Полноводный Нил, священная река. Вместе с влагой пришли тревожные звуки, и тьму осветили горящие на берегу факелы. Мау спрыгнула в ночь, и бегом направилась к источнику новых открытий.
- Гой, гой!
На величественной глади реки большой птицей сидела лодка. Таких Мау еще не видела! Она была огромна, у неё было сложенное крыло, которое трепетало при порывах ночного ветра, а факелы освещали верёвочные лестницы, по которым сновали люди, перенося на спинах грузы. Тревога исходила от них, они громко переговаривались, и всё чаще звучало это непонятное слово "война".
Тёмная шерстка помогла Мау незамеченной пробраться на борт и спрятаться между сваленными в кучу мешками, корзинами и прочим скарбом. Люди торопились к отплытию, и погрузка шла полным ходом. Когда большой человек дал команду, рабы стали отталкивать лодку от берега, они налегали на корпус худыми телами, и кошке казалось, что их жилы порвутся от такого усилия.
Гхруу... - пробурчало нутро большой птицы, проскребя днищем по дну, и она закачалась на воде. Рабы всё толкали и толкали её, уходя головами в тёмные волны, всплывая и шумно отфыркиваясь. Мау смотрела на их смуглые, почти нагие тела, и они напомнили ей стайку рыб, прибитых к берегу хвостом нильского чудовища.
До утра кошка наблюдала за взмахами вёсел, слушала плеск воды за бортом и поскрипывание снастей. В пути люди старались не шуметь, словно боялись, что их услышат на далеком берегу. Напрасно, звуки тонули в утренней дымке, словно зерна в молочной миске.
В мире, сосредоточенном сейчас на корабле, идущим полным ходом в неведомые дали, строго соблюдалась дисциплина. За ней следили вооруженные мужчины. Кожаные доспехи защищали сейчас их только от солнца, на поясах из бронзовых пластин сияли острые мечи. Мау видела, как воины разделяли собравшихся на судне: самые низшие под их присмотром прислуживали, работали, и сидели в брюхе птицы на веслах, а самая важная персона, ради которой и плывут они по волнам Нила, находилась под охраной на тростниковом подиуме, за расшитым цветами лотоса пологом. Там, на мягких коврах, отдыхала женщина в богатом одеянии. Она напомнила Мау Ур-т Сен: высокая, с узкими бедрами и изящной шеей. Украшения из бирюзы и золота покоились на бронзовой коже груди и тонких запястий, женщина была грустна и рассеянно перебирала камни браслетов.
- До сих пор не могу поверить, что Уджагорресент предал фараона...
- Уж как есть, моя госпожа, - отвечала с поклоном её служанка.
- Влиятельный вельможа, начальник морских кораблей царя Верхнего и Нижнего Египта, и вдруг предатель...
- Предал, прекрасная Нефертаис, предал, - перебирая косы парика прекрасной женщины, подтвердила тёмнокожая приближенная. - Без боя сдал свой флот. Недаром персидский царь оставил за ним его должности и привилегии, да болтают еще, что Уджагорресент новое назначение получил!
- Да верно ли ты говоришь, Кийа?
- Предателей в этой войне много, моя госпожа. Жуткую историю рассказывал перед нашим отъездом письмоносец: что якобы командир греческих наёмников Фанес-галикарнасец, изменил фараону, и, бросив семью, бежал к персам, а те и рады - Фанес этот уж больно сведущ был в наших военных секретах. Наёмники, в гневе на бывшего командира, вывели перед строем его сыновей, и закололи, как свиней, - служанка резко воткнула золотую шпильку в подкрученный локон хозяйки, и продолжила: - Потом смешали их кровь с вином и выпив его бросились в бой.
- Надо было принести эту жертву богам, а не своему негодованию! - гневно воскликнула увлечённая рассказом Нефертаис.
- Иноземцы, моя госпожа, - вздохнула Кийа и развела руками.
- Надо сказать, что есть среди них хорошенькие, - совсем иначе проговорила госпожа, мягко, звуки лились, будто ароматное масло из кувшина.
Мау любила женщин за их лёгкий нрав и красивые голоса. Вот и сейчас лукавая усмешка на лице незнакомки сменилась широкой улыбкой - она увидела высунувшуюся из-за корзин кошку.
- Иди сюда, милая, - позвала она Мау.
Кошка оставила временное пристанище, довольно потянулась у ног стражника, и вошла за полог с независимым видом, ведь она получила приглашение.
- Бедняжка, ты верно голодна, - сказала женщина приятнейшим из голосов, когда- либо слышанных Мау, - сейчас я угощу тебя.
Она приказала принести блюдо с яствами, и кошке достался кусочек золотистого окуня до того умело разделанный, что в нём не было и маленькой косточки. Наевшись, Мау умылась и улеглась, рядом с гостеприимной хозяйкой, довольно урча.
- Красивая кошка, и появилась кстати: развлечений на этом корыте немного, - сказала Нефертаис, бросив хищный взгляд на стоящего за пологом воина.
- Ласковая, - подтвердила темнокожая, - кошка в доме к добру, да только кто знает надолго ли мы в Мемфис?
- Интересно, не потому ли она оставила своего хозяина, что почувствовала беду? - задумчиво спросила госпожа.
- Видно при храме жила, - определила Кийа, и протянула руку к кошачьей голове, - вот и ушко проколото...
Мау недовольно фыркнула: что себе позволяет эта служанка!
- Кошка останется у меня, - решительно заявила Нефертаис, и подала знак принести ларец.
Перебрав множество украшений, ослепительно сверкавших камнями на солнце, она выбрала ожерелье, свитое из тонких золотых нитей.
- Отныне ты моя, - торжественно произнесла Нефертаис, и застегнула драгоценность на холке Мау.
Дни потекли один за другим, почти ничем не отличаясь. Мау нежилась на солнце, или вытягивалась в тени полога на коврах, но когда хозяйке вздумалось развлечься с одним из наемников, то кошку выдворили из покоев, смотреть на воду под томные вздохи. И вот однажды...
- Мемфис!
Крик стоящего на носу судна разбудил не только Нефертаис. Всё на корабле пришло в движение - вёсла резче входили в воду, слуги засуетились над скарбом.
- Мемфис... - прошептала хозяйка и зябко поёжилась, как от дуновения холодного ветра.
- Не волнуйтесь, моя госпожа, - сказала вошедшая за полог служанка, - к нашему приезду дворец будет готов.
- Не о том я волнуюсь, Кийа, - побелевшими губами произнесла Нефертаис. - Думаю, за время нашего путешествия персидское войско подошло к городу.
- Не взять им Мемфиса, этот кусок царю не по зубам.
- Камбис слишком зол, чтобы забыть, как потопили корабль-вестник, и вырезали на нем всех, вместе с царским послом, - печально сказала красавица.
- Так может зря мы в Мемфис-то...
- Зря или нет, теперь уже не важно. В Мемфисе фараон, да и не пристало женщине из знатной семьи болтаться по Нилу в поисках безопасного пристанища, - как ни храбрилась Нефертаис, а страхи её выбивались наружу: - тем более, что вскоре весь Египет, Нижний и Верхний будет завоеван персами.
Сказала это, а сама губу прикусила, словно наказывала за кощунственные речи.
Мемфис встречал их дымом пожарищ, и суетой на причале. Лодки были переполнены, смотрители отбивали у неудачников охоту проникнуть на борт градом ударов бича, но желание убежать от войны было сильнее боли. На воде у лодок и кораблей, как щепки болтались обезумевшие люди.
В таком хаосе корабль Нефертаис причалил в Мемфисском порту. Толпа беженцев недоумевала: неужели кто-то прибыл в Мемфис, а не удирает из него, бросив дома и скотину? Отряд воинов ожидал прибывших. Отогнав кричавшую чернь, они выстроились в коридор, едва сдерживая напор.
Мау бросилась под ноги Нефертаис, та заметно нервничала и была укутана в спадающую складками ткань, словно мумия. Белый лён, тревога в миндалевидных глазах, и горькая улыбка на полных губах - госпожа была до того хороша, что стражник глядя на неё затаил дыханье.
- Кийа, держи животное на руках, - велела она, и погладила Мау за ушком. - Бедняжка, тебя пугают эти люди? Не буду скрывать, я тоже ужасно боюсь...
- Не переживайте, моя госпожа, солдат много - под их охраной мы доберемся до дворца без приключений, - заверила верная служанка, и, подхватив кошку, повела Нефертаис к носилкам.
После толкотни на пристани улицы города показались пустынными. В прорези занавесей носилок Мау видела разгул пожаров, и редких горожан - они тушили огонь у своих жилищ и старались быстрей укрыться в них.
- Почему горит город? - выглянув, спросила Нефертаис идущего в стороне наёмника, того самого, что охранял её на корабле.
- Нападают отдельные отряды, забрасывают улицы горящими головнями, госпожа, - недрогнувшим голосом произнес он, словно это была не атака, а праздник светильников.
- Давно они здесь? - крикнула Кийа, и воин подошел ближе, так что они могли беспрепятственно поговорить.
- Сказали, уже сутки. Сам же царь Камбис на подходе, будет осада, как и в Пелусии.
- О, Исида...
- Город сдадут... вам надо бежать, - тихо проговорил воин задумчивой служанке. - Увози госпожу!
- Пробовала уже, отказывается, - с отчаянием ответила тёмнокожая. - Вот если бы обманом каким...
- К Мемфису подходит финикийский флот, и киприоты выслали свой в поддержку царя Камбиса, так что водный путь теперь отрезан.
- Кийа! - оборвала их разговор хозяйка.
- Положимся на волю богов, - шепнула служанка и быстро исчезла внутри.
Добб. Добб. Добб.
В стройных шагах солдат кошка почувствовала гнетущее напряжение, совсем как то, что увело её из храма: оно витало в воздухе, наполненном гарью, пробивалось в нервных движениях женщин, и в решительных лицах мужчин.
На ступенях дворца их встречал главный евнух. Грузный, он напомнил Мау Ур Исира, если бы не парик, скрывающий его лысину, и подведенные глаза.
- О, прекрасная Нефертаис! - заверещал он, сотрясая полными руками. - В недобрый час вы вернулись, враги жгут Мемфис, забрасывают нас стрелами, еще немного и начнется голод!
- Будь мужчиной, - усмехнулась госпожа, выходя из носилок, презрительно взглянув на трясущиеся щеки евнуха, - а то твои вопли услышат персы.
Тот в страхе вскинул подкрашенные глаза к небесам, потом кинулся к дверям, суетно подгоняя домашних рабов.
- Что-то на голодного ты не похож, Джирда, - съязвила Кийа, проходя мимо него, а Мау на её руках ясно учуяла запах чесночной подливки.
- Заткни свой грязный рот, девка, - зашипел на нее толстяк.
За мощными стенами дворца Мау немного успокоилась и решилась обследовать новые владения. Ей понравилось место, где готовили пищу, там вкусно пахло, и слуги радовались завидев кошку. Эти люди не боялись перемен, они улыбались, шутили, видимо им нечего было терять кроме этого дома. В других залах соблюдали настороженность, двери охранялись днем и ночью, а госпожа всё время грустила и даже выгнала вон танцоров. Только письмоносца здесь ждали всегда.
- Эй, длинноногий, садись, - велела молодому гонцу Кийа. - Пока хозяйка занята, я дам тебе чашку нута, а ты расскажешь мне новости.
Чамк-чамк.
Мау замерла над своей миской, разглядывая пришельца. Он был небрит, ремни на пыльных сандалиях стерты, руки с грязными ногтями выхватывали из чашки тушеный горох и отправляли его в рот.
- Ну и манеры у тебя, парень... - покачала головой служанка. - Давно ты не ел?
- С тех пор как пытался пробраться в Мемфис, - он облизнул пальцы, и с надеждой посмотрел на тёмнокожую. - Выпить бы...
- Найду для тебя вина, только, чур, поведаешь мне всё что слышал и видел.
Кийа плеснула в чашу напиток и выжидательно уселась напротив гонца.
- В провинцию вступили вражеские войска, - сыто рыгнув, начал пришелец, - выжгли всё, что могли, много народу полегло.
- О, Исида, вовремя умер старый фараон, - охнула служанка, - бедный Псамметих унаследовал не столько трон, сколько гнев персидского правителя.
- Что и говорить, есть на что злиться, обмануть Камбиса хотел наш государь. Помнишь, как перс просил в жены дочь старого фараона?
- Как же, - подтвердила Кийа, - и то, что Амазис направил к нему девчонку покойного правителя Априя, а не царскую дочь. Как только Нитетис прибыла к персидскому двору, так сразу обман и открылся.
- А я слышал, что Камбис остался доволен ею... - улыбаясь произнес гонец.
- Что ты несешь! - служанка дважды шлепнула его по плечу. - Быть довольным наложницей совсем не то, что быть женатым на дочери владыки Верхнего и Нижнего Египта! Войною мы платим за несостоявшийся брак.
Гонцу были приятны шлепки, еще шире осклабившись, он подмигнул возмущенной женщине, и попросил:
- Налей еще, красавица.
- Смотри, длинноногий, будут кости твои висеть на празднествах, пугая гуляющих болезнями от пьянства, - шутливо пригрозила она, но чашу наполнила.
Мау пригрелась на тёплых плитах пола и, прикрыв глаза, слушала раскатистый говор гонца и встревоженный женский тембр.
- Ты всё знаешь, все видишь... вот что скажи мне, парень, устоять ли Египту перед персидским войском?
- Сама думай, черноглазая: Уджагорресент открыл для перса водный путь, добрая часть нашей знати, да и некоторые жрецы переметнулись на сторону Камбиса еще при старом фараоне, очень уж политикой его были недовольны. Армия истощена, молодой фараон таится в своем дворце в городе, окруженном вражескими войсками.
- О, великая Исида, - запричитала Кийа, до белых костяшек сцепив пальцы. - Взываю к тебе под взорами владык ночи. Велика ты среди всех остальных богов, прекрасна в своей высокой обители...
Мау даже глаза открыла, она привыкла к молитвам, произнесенным во славу Бастет, и сейчас удивленно смотрела, как женщина молилась какой-то Исиде. Презрительно фыркнув и вильнув хвостом, кошка покинула предателей.
Напряжение достигло такой высоты, что ночью Мау не стала охотиться на мышей, хоть и слышала их наглую возню. В доме не спал никто. Кошка взобралась на стену и смотрела, как ночная темь превращается в алый рассвет, хоть до него оставалось еще много часов. Неясный сначала, гул нарастал, потом на бешеной скорости прокатился по улицам замершего от страха города.
Угггх!
И тут началось:
- Персы в городе!
- Городские стены пробиты!
- Караул! Прячьтесь люди!
Мау соскочила со стены, и бегом направилась в покои госпожи. Та молилась перед статуей богини с бычьими рогами на голове, посреди которых восходит солнце. Она подняла заплаканные глаза, и подозвала рабыню:
- Принеси мой праздничный убор.
- Госпожа, у нас есть время укрыться, а потом и покинуть Мемфис, - в отчаянье воскликнула Кийа. - Повозка готова, с нами отряд воинов!
- Я никуда не поеду. Приказываю отряд распустить, не сопротивляться... Отоприте все засовы.
- Да как же... как мы без защиты?
- Защита нам не нужна. Пусть уходят. Заплати им.
Кийа, не сдерживая слез, вышла за высокие двери, за которыми тотчас послышался шум и вскрики. Нефертаис резко встала и направилась туда. Открыв створки, она увидела у своих ног тело голубоглазого воина. Живот его был вспорот мечом, и кровь растекалась по розовому граниту пола.
- Глупец... - горько произнесла Нефертаис, - всего лишь наёмник, и мог бы уйти...
- Он выбрал другой путь, - держа в руках одежды госпожи, сказала Кийа, проводя взглядом рабов, оттаскивающих тело от покоев хозяйки. За ними тянулся кровавый след.
Потом Кийа накрасила глаза Нефертаис, и помогла надеть парик. Целой процессией слуги провожали госпожу в зал, где находилось кресло очень похожее на царский трон. Сидя на нём Нефертаис застыла в величественной позе и сейчас была сродни одной из статуй гробниц.
В такой момент никому и дела не было до кошки. Мау выбрала место на лестнице, откуда хорошо был виден и зал и дворцовый вход, сейчас открытый для врага, и уселась, обвив подрагивающим хвостом свои лапы. Украшение на ее холке поблескивало в пламени светильников. Тишине недолго было оставаться в этом доме. В незапертые двери ворвались люди.
- Золото! - крикнул один из них, копьем указывая на Мау.
- Не тронь! - Кийа рванулась вперед, пытаясь загородить кошку, но упала сраженная копьем.
Мау спрыгнула с лестницы стараясь укрыться в комнатах дворца, где она знала каждый уголок, в то время как крепкий воин с бородой отчитывал метнувшего копье в служанку. Гортанные звуки незнакомого наречия разносились по залам захваченного дома. Вдруг чья-то уверенная рука подхватила её под брюшко, Мау уже была готова вонзить когти в лицо неприятеля, но вдруг узнала длинноногого знакомца Кийа.
- Тсс, - сделал он знак не подавать ни звука, и они бесшумно покинули стены дворца. - Держись за меня, - велел он ей, - я должен кое-где побывать, послушать, подсмотреть, ведь это мой хлеб.
Десять дней они бродили по улицам Мемфиса, то скрываясь в тёмных углах, не освещенных безжалостным пламенем пожаров, то пускались в бег, завидев солдат. Встречались им такие люди, что не боялись гнева богов и стаскивали с покойников что-либо ценное. В их глазах горел нехороший огонь, совсем, как у того солдата, что крикнул "Золото!" в доме Нефертаис. Наконец настал день, когда устраиваясь на ночлег длинноногий устало сказал:
- Не зря мотались: утром будет казнь на главной площади, так что осталось нам немного... Спи, кошка.
Утро выдалось жарким, пахло гарью, и воздух был подернут серой дымкой. Длинноногий посадил кошку в дорожный мешок, и побрел к главной площади. Мешок был настолько изношен, что Мау видела всё, будто сидела у гонца на спине. Следы сражений, и трупы несчастных, не сумевших избежать гибели, уже разобрали, скарб из разоренных домов растащили, или выбросили на пыльные камни проулков. Ближе к площади послышался гул людских голосов, плач, звуки хлыстов, падавших на человеческие спины.
Сам Камбис восседал на высоком помосте, в окружении своих приближенных. По правую руку, старик Крез, беседующий с персидским царем. Длинноногий протиснулся в первые ряды мемфисцев, согнанных на позор фараона.
- Вот так-так... мы не опоздали?
- Смотря, куда ты спешил, парень... - вздохнул рядом мужчина в одежде горожанина.
- Не вижу молодого фараона, сына Амасиса, где он? - спросил стоящий перед ними бородач, рассуждая: - Шесть месяцев правления всего... одна война.
- Живой, - ответил разговорчивый сосед, и пальцем указал на помост. - Вон сидит в подножии трона перса. Камбис велел подвергнуть мужество и стойкость Псамметиха позорным испытаниям.
- Каким?
- Две тысячи мальчиков из знатных семей, такова цена за потопленный нами корабль... За каждого погибшего метиленца десять египтян.
- Две тысячи? Велика цена... - произнес длинноногий.
- Сына Псамметиха помиловали, да поздно, уж очень ретиво выполняются царские приказы.
Там-татам, тра-тататам!
Раздалась барабанная дробь и на площади появились женщины: молодые и не очень, все были одеты в рабские лохмотья. На плечах они несли сосуды с водой, босые ноги ранили острые камни, специально рассыпанные по их пути. Глядя на поругание дочерей, в толпе послышались вопли и плач. Только Псамметих увидев среди них свою дочь, опустил глаза.
- Госпожа Нефертаис... - с сожалением произнес гонец, разглядев знакомое лицо, и Мау, услышав имя хозяйки, пошевелилась за спиной.
- Не волнуйся, парень, Камбис подвергнет их только унижениям, - похлопал по плечу бородач, с интересом поглядывая на его мешок.
- Для кого-то унижение может быть смертельным, - сказал длинноногий, и отвернулся от печального зрелища, пряча Мау от настороженного взгляда. Стон повис над площадью: нежные ступни одной из страдалиц не выдержали, и она упала на колени. К ней подскочил воин и заставил подняться, ткнув копьем в землю рядом с ней.
- После резни, что произойдет здесь, ты так не скажешь, - пообещал бородач, не отводя глаз от происходящего.
На площадь вывели юношей с петлями на шее и закушенным удилами ртом.
- Всё что я хотел увидеть - увидел, - обернувшись, сказал гонец, и собрался отойти от любопытного мужчины.
- Что у тебя в мешке? Эй, стража! - крикнул ему тот, перекрыв дорогу .
- Кто ты, бородач? - вдруг спросил длинноногий: - Уж не персидский ли шпион?
- Ну а ты, парень, что должен был увидеть? - схватил он спутника Мау за одежды. Кошка извернулась и больно цапнула его за руку, прокусив и так дырявый лен мешка.
- Ах, ты! Держи его!
Гонец не стал медлить и юркнул в толпу, растворившись в ней. Чудом они прорвались через оцепление и долго шли до окраины города. Там, в одиноко стоящем доме им открыли. Мальчик, сын хозяйки, был похож на того маленького египтянина, что оплакивал кошку в их храме. Передав ему путешественницу, гонец достал украшение Мау и отдал его молодой женщине.
- Вот и кончилось твое приключение, кошка, - сказал он и потрепал Мау по ушкам. - Береги её, Сатрех, мне не с руки брать с собой животное, я возвращаюсь в Вавилон.
Женщина подала ему воды, гонец омыл лицо и руки, простился, и, забросив мешок за спину, пошел по дороге. Кошка смотрела ему вслед, где еще долго стояла пыль, поднятая его сандалиями.