- Смотри: радуга! - Яна по-детски радостно ткнула пальцем в небо.
Семицветная лента окунулась за шлюзы и пила из реки.
Мать и дочь сидели на склоне у самого русла, наплевав на растущую воду и общественный порядок. Расстелили на траве одеяльце и бутербродами с лимонадом отмечали начало учебного года. Завтра Яну ждал первый студенческий день.
Страсти улеглись, семья помирилась, в знак Надиной жертвы спустилась прохлада. Городок наслаждался последним теплом.
Надя выдержала телефонную осаду: новость о её романе просочилась к подругам - не будем задумываться, через кого. Но теперь её это не волновало, она окунулась в хозяйственные хлопоты, отремонтировала кухню, успела позаботиться о цветах - чтобы не пострадали от краски и шума. Она чувствовала себя хорошо. Просто замечательно. И не строила никаких подозрений. Просто всё прошло. Она дышала полной грудью, и ей улыбалось отражение радуги.
Небесный мост скоро растаял, им стало не на что любоваться, и они поднялись на асфальт с остатками пикника.
По дороге домой их догоняли облака, и к подъезду стеклась уже целая стая. Ветер был тёплым, но влажным. И только вслед захлопнутой двери подъезда хлынул дождь.
Яна собирала сумку под шум дождя, под него же выбирала, что надеть. Утром Надя отдала ей единственный в доме зонт. А на работе пришлось подменить заболевшего почтальона... Забежала домой за ветровкой с капюшоном. Прощай, макияж.
День решительно был испорчен.
Вечером дочка пожаловалась, что промокла сумка, а с ней и лекции.
Телевизор забарахлил.
Когда Яна включила компьютер, вышибло пробки.
Нет, Наде это решительно не нравилось. Совершенно.
В довершение ко всему позвонила Полина и сквозь нос посетовала, что простудилась, пока искала глицерин.
- Представляешь, все аптеки обегала. Только в одной нашла, на Столыпина.
- Это бывшая Комсомольская?
-Ну да. Я вообще не знала, что там аптека есть. А там ещё фруктовых масел до фига. Ими макияж хорошо смывать, ты знаешь?
- Знаю. А глицерин зачем? За руками ухаживать?
- Мыло варить.
- На фига?
- Счас многие варят. Счас это модно.
- Ну не знаю. Мне проще в магазине взять. С Масложиркомбината. Чё время тратить?
- Ну, во-первых, такого ни у кого не будет, ароматы ты сможешь составлять сама. Во-вторых, ты его нарежешь как тебе надо - обмылков меньше, экономия. А в-третьих...
Полинка всё время что-то изобретала. Чередовала выращивание экологически чистых продуктов (запасы на зиму делать она всё равно не умела - её Надя учила) и творение чего-нибудь на заказ. Иногда она очень удачно продавала свой хэнд-мэйд и даже заполучила парочку постоянных клиентом, но, по сути, кормил её Ромка, с которым они до сих пор не разъехались. Полина жаловалась, что брат отваживает от неё мужчин - "домой привести никого нельзя", Роман жаловался, что сестра ни черта не делает - все её ремёсла он считал просто хобби и отчасти был прав. Надя даже его понимала. Если бы ей досталась такая раздолбайка, она бы пинком отправила её замуж. Или на нормальную работу. Или и туда, и туда...
- А как же твои сумки-пэчворк? Забросила?
- Заказов пока нет.
- Ты бы за что-нибудь одно взялась. Уж делать - так делать хорошо.
- Ну сумки не так быстро кончаются, как мыло. Года два точно проносишь, пока следующая не понадобится...
Повисла пауза. Дождь заменил музыку в трубке.
- Слушай, а у тебя формочек старых нет?
- Каких?
- Ну, в песок играться. У тебя же Яна играла. Может, остались?
- Ох, не знаю. Посмотрю.
- А то у меня только для льда, они слишком маленькие.
- Ты же резать хотела.
- Буду и так, и так...
Надя вспомнила песочницу во дворе. Её содержимое наверняка давно превратилось в кашу. Выглянуть в окно не тянуло.
Эх, если бы можно было его выключить...
Интересно, если вызывают дождь, наверно, есть и обряды, чтобы его прекратить? Действие равно противодействию?..
В памяти всплыло: нельзя тыкать пальцем в радугу, пьющую из реки. Иначе - сами видите. Угробите всё вёдро.
Где она это слышала? Наяву? Во сне?
Раз уж ей две недели впаривали, что она шаман - то завтра она на фиг всю погоду переколдует. Вот если только проснётся - и будет дождь, точно переколдует. На нервы действует...
Стоп... С небесной канцелярией так нельзя. Она пойдёт просить. Просить. Чтобы Небо вернуло солнце... А к Небесному Богу с пустыми руками идти нельзя...
Надя разобрала постель. Что подарить Небу? Угощение? Не то. Слишком просто. Солнце... Солнце... Колесо... Колесница... Да как же она забыла! Конь. Символ Солнца. Ярило. Фрейр. Кони Гелиоса. Подарить коня - чтобы Солнцу было на чём подняться и описать круг над землёй...
- Коня. Правильно, - тихонько сказала себе Надя и пошла чистить зубы.
Но не живого же. Была бы у неё хотя бы статуэтка. Только Надя ими не увлекалась. Печенье испечь - поздно уже. Ей нужно завтра...
Включила свет, в недрах письменного стола отыскала синюю и красную ручки. Листок из блокнота. Нелинованный - уже хорошо. Так. Рисуем лошадь. Сначала подумалось - срисовать. Нет. Вдруг заберёт душу живой лошади? И Надя пытается наобум. Ничего, вроде нормально. И уши развёрнуты куда надо, и ноздри аккуратные, и ноги жилистые, спина гибкая. Светотень Надя изображать не умела, поэтому заштриховала ровно синей ручкой, а гриву, хвост и глаза раскрасила красным. Конь-огонь.
Теперь - на чём она поднимется? Не на коне же. Коня она под уздцы поведёт... Второй листок. Птица - нечто среднее между гусём и лебедем, с голубоватой окантовкой перьев, красным клювом и лапами.
Аккуратно, чтоб не помять, и не складывая положила рисунки в сумку. Завтра перед работой - на набережную. Откуда Солнце прогнали, туда его и вернём.
Будильник сработал в четыре. Жестоко. Но ничего не поделаешь. Чашка кофе. Главное, чтоб голова опять не разболелась.
Надела ветровку, завернула в пакет сумку, зажмурилась и выскочила из подъезда. Сразу обдало холодным душем. Обогнула дом, миновала ещё пару дворов, добралась до старинных особняков-музеев и перешла дорогу. До лестницы далеко - перелезла через парапет и, утопая в газоне, стала наискосок спускаться к месту вчерашнего пикника.
Да, вот здесь, в клевере. Постелила пакет, сняла куртку, положила поверх полиэтилена... Не подумала: бумага от дождя растает... Сунула листочки под блузку.
В семь проснётся Яна. В семь нужно быть дома. Интересно, сколько времени поднимались на небо какие-нибудь алтайцы? Как бы то ни было, время ведь относительно. Там, куда она идёт, другие мерки.
Вокруг ещё темно, но можно различить реку, траву и колончатый бетонный бордюр. Надя встаёт к воде спиной.
Не намочит ли гусь крылья?
- Здесь ли ты, мой гусь? - тихо спрашивает она, не веря в собственный голос.
Тишина. Как всегда перед рассветом.
Надя ждёт.
- Здесь ли ты, мой конь?
Тишина. Светлеть и не думает. Тучи.
За спиной что-то стукнуло. Будто топнули. Копытом. Горячо дохнули в шею...
- Здесь мой конь... Здесь ли ты, мой гусь?
А вдруг не отзовётся? Вдруг нужен бубен? Но помнит же она, помнит все эти разговоры - в кафе, на прогулках, в гостях: не важно. Не важно как. Важно - что и зачем.
Протяжно крикнула птица.
- Здесь! - обрадовалась Надя. - Отнеси меня на небо.
Вскидывает руки навстречу дождю, кружится - и делает шаг наверх.
Над головой трепещут крылья - белые, с голубоватой окантовкой. Цвета Неба.
Второй шаг.
После третьего шага сзади нервно перебрали копыта - конь артачится, упрямится. Трясёт огненной гривой.
- Помоги мне, - просит Надя птицу, оборачивается через плечо - и, еле рассмотрев, хватает уздечку. Их точно что-то поднимает.
Небо за спиной становится лиловым.
На четвёртой ступени их останавливает шорох. Надя различает в траве зверька. Торчат над мать-и-мачехой длинные уши. Рванул заяц прямо им под ноги. Летит ушастый влево, где полумесяцем лежат камешки.
- На Луне хочешь скрыться? Не выйдет! - вопреки себе кричит она, поднимает из-под ног обломок кирпича - швыряет в зайца. По голове бьёт. Упал косой - лапой дрыгнул и лежит. Нагнулась, за уши взяла - и в сумку. Лунный заяц - шутка ли.
Ещё шаг. Устал конь - луну прошёл. Жажда мучает.
Вспоминает Надя о дожде.
- Здесь ли ты, моя птица? Отряхни свои перья, дай мне воды.
Летят ей в пригоршню капли. Тычется конь ей в ладони, пьёт небесную воду.
Ещё на ступень поднимаются. Лежит на земле осколок стекла - а в нём яркий свет. Глянешь - ослепнешь. Солнце в нём отражается. Дошли и до Солнца. Ничего, скоро ты к нам вернёшься.
- Здравствуй, Солнце. Скажи, дома ли твой хозяин? - несёт Надин язык наобум.
"Иди наверх", - звучит у неё в ушах.
Последняя ступень.
Вот и склон закончился. Поднялась - на самый верх. И оказалась перед человеком, смуглым - как от солнца, морщинистым - как от ветра, спокойным - как луна. Смотрит на неё, прищурившись.
- Что ж ты - какая мокрая?
- Дождь сильный, дедушка, - Надя смотрит ему в глаза и пытается угадать. - По твоему слову льёт Дождь. Для тебя блестят бока Луны. Для тебя сияет Солнце.
- Трижды ты меня прославила. Что хочешь?
- Верни погоду... Коня тебе дарю, - чуть не забыла, что с подарком.
- Хорош конь, нет ещё такого в моём табуне...
- Спаси от беды!
Возвышается старик как истукан. Звёздами горят глаза. С одежды дождь стекает, под ногами облака...
- Семь небес твои над землёй, семь земель твои под небесами, семь морей твои под землёй. Верни погоду, пусть Солнце будет!
Помавает Отец-Небо рукавом, подхватывает поводья.
- Будет Солнце, девушка.
Кричит её гусь - и несёт вниз. Так быстро, что дыхание перехватило.
Опомниться не успела - внизу. Отдышалась, подняла куртку, пакет. Весь в грязи, надо выкинуть.
За спиной занималась заря. Настоящая - золотая.
Появляется тень под ногами, блестит трава.
Выбраться отсюда - и домой.
Сапоги в ванную, ветровку на батарею, сумку на тумбочку, самой под душ и под одеяло.
Утро сверкало всеми цветами радуги. Приятно из дома выйти. Пока искала ключи, наткнулась на промокшие бумажки: на одной расплывшийся гусь, на другой... стойте, должен быть конь - а тут заяц... Ладно, высушит на работе.
Дворники разметали лужи. А один, самый старый, рассказывал, что видал на дороге какую-то бабу - вылезала вся мокрая с откоса, чуть на него не налетела, глаза бешеные и лошадьми несёт. Чокнутая какая-то.