Аннотация: Если "Игра престолов" идёт не по правилам... По мотивам "Песни льда и огня". Многое не соответствует канону - поймёте почему, когда дочитаете до конца.
Джордж Мартин. Жизнь как чудо
Осенний холод воцарился под сводами Винтерфелла. Серый гранит напитался теплом за семь лет благодатной жары, но внезапно стал стыть, лишь в глубине его кладки, подобно кровеносным жилам, несли жизнь горячие источники. Как замерзающий человек перестаёт сперва ощущать конечности, так остудились и заиндевели западная галерея, восточная башня и старый донжон. Всё устремилось к сердцу, к середине, и покои лорда и леди Старков обратились в средоточие придворной жизни. Супругам редко удавалось быть наедине, и медноволосая Кэйтилин с трудом укрывала досаду от домочадцев. Когда просыревшая дверь заскрипела, леди резко поднялась и собралась встретить гостя во всеоружии гнева. Но это был Эддард.
- Важные новости, миледи, - объявил он, извлекая из-под серого, данью геральдике, плаща взъерошенного голубя. К единственной лапке (вторую птица отморозила в нелёгком своём путешествии) привязан был свиток с сургучной печатью.
Дыханием отогревая вестника, Эддард приблизился к жене и передал письмо. Печать украшал гордо вскинувший голову олень.
- Королевский герб? - отметила Кэйтилин, выпростав из митенок кончики пальцев и не без труда совладав с сургучом.
- Подержали бы над очагом? - запоздало посоветовал лорд Винтерфелл.
- Не нужно, - гордость была отличительным качеством Талли, а Кэйтилин была примерной дочерью семейства. - Не желаете согреться?
Супруг охотно занял место у камина, посадил голубя на каминную полку, снял подбитые лютоволчьим мехом перчатки и вытянул руки над пламенем - мозолистые, меченные шрамами руки воина.
- Если говорить кратко, - он смахнул с усов талую воду, - всё королевское семейство пожалует в наш замок погостить.
- В Красном Чертоге кончились дрова? Или Его величество вспомнил, что старый друг лучше новых двух?
- Миледи, не будьте так чёрствы. Неужто вы не допускаете, что в короле ещё теплятся человеческие чувства, и он вознамерился навестить друга детства?
- Он мог бы сделать это в одиночку. Без семьи. Лишь с малой свитой, - отчеканила Кэйтилин.
- В столь неспокойные времена разумно усилить охрану, - возразил Эддард. - К тому же, я помню, Роберт всегда был трусоват, - последние слова он произнёс с улыбкой.
- Ты знал Роберта-человека, но не Роберта-короля.
- Я также знаю, что моя супруга любит искать подвох в любой малозначащей мелочи. Сердце подсказывает мне, что он прежде всего страшится оставить свой трон на попечение жены и шурьев, а потому берёт их всех с собой.
- Как? Разве Джейме не десница? Кого же он оставил?
Эддард задумался.
- Не знаю. Он об этом не писал.
Леди Винтерфелл с сожалением посмотрела на незаконченное рукоделие - серое знамя с гербом-лютоволком. Ей не хотелось портить узор бесчувственными от холода руками, но оставаться без занятия не хотелось тоже.
- Меня волнует другое, - продолжил лорд Старк. - Как перед ними покажутся наши дети?
- Почему же вы считаете их недостойными лицезреть коронованную особу? - твёрдой рукой отложила хозяйка пяльцы.
- Вы издеваетесь, миледи? Что делать с Роббом?
- Может, как раз показать его королю? У него в свите искусный врач, если слухи верны.
- За четырнадцать лет ни доктора, ни жрецы не помогли ему хоть на гран обрести чувствительность.
Осенний ветер пронзительно взвыл в дымоходе и погасил живительное пламя. Эддард отправил слугу за огнивом.
- А вы уверены, что стоит сожалеть об этом? - спросила Кэйтилин. - По крайней мере, он сейчас не мёрзнет. В отличие от нас...
Эддард велел слуге пошевеливаться.
- Мой прадед не ведал ни боли, ни страха, ни холода, - продолжала тем временем Кэйтилин, кутаясь в плащ. - Перед ним трепетали враги, его прославляли барды...
- А народ от него шарахался, - заключил Эддард.
- Вам так важно, что думает чернь?
- Как же иначе? - вскочил владелец замка. - Зачем, по-вашему, я приглашаю на обед то сержанта, то ловчего, то стюарда?
- Чтоб не выкидывать лишнее, - пожала плечами графиня.
- В большом семействе лишнего не бывает! - в сердцах ударил по каминной полке Эддард. Голубь лишился равновесия и сорвался в огонь.
- Кажется, к ужину прибавится запечённый на углях голубь, - улыбнулась Кэйтилин. - Повар, верно, из кожи вон лезет.
- Да, ему приказано постараться, - перевёл дыхание граф. Наконец разговор перешёл в мирное русло.
- Да, возвращаясь к нашим тревогам, - разрушила его надежды леди. - Вы отчего-то недовольны дочерьми? Арья, конечно, сорванец в юбке, а вот Санса - умница...
- В штанах.
- Что?
- Арья не носит юбок.
- Тем лучше: не запутается в подоле. Моя тётушка со стороны отца любила мужское платье: на поле битвы в нём не в пример удобнее, согласитесь.
- Вы всюду находите отговорки.
- Просто я всегда любила родословие. Даже сама нарисовала на пергаменте семейное древо...
- Кстати, миледи, о деревьях.
- Да?
- Бран.
- Все мальчишки любят лазать по деревьям.
- Но они спускаются на землю. А он - точно обезьяна...
- Тут вы правы, милорд, оба его падения ужасно меня огорчили.
- Оба?..
- Я чего-то не знаю, милорд?
- Ну... вообще-то их было три. О последнем мы вам не рассказывали - всё обошлось синяками.
- Слава богам, - сказала Кэйтилин. - Но я бы на вашем месте поменьше ему потворствовала.
- А кто-то потворствует?
- Чья вина в том, что дети нас не слушают?
- Родителей, миледи. Нас обоих.
- Вот я и не оправдываюсь.
- Напротив, вы всё время прикрываетесь своими многочисленными родственниками. Пора бы знать, что близкородственные браки - главная причина вырождения.
Кэйтилин гордо вскинула подбородок:
- Род Талли процветает и не знает вырождения.
Лорд Старк приготовился возразить, но под креслом зашевелилось что-то, что заставило графа поспешно покинуть место.
Супруги вдвоём заглянули под дубовое кресло. Кэйтилин извлекла из-за ножек трёхлетнего малыша - тот старательно тёрся макушкой о её руки и пытался почесать пяткой за ухом. Он почти дотягивался до цели, но мешали многочисленные слои тёплой одежды.
- Вот ещё одно наше горе, - посетовал очагу Эддард.
- В чём же оно заключается? Рики играет в лютоволка, - леди Старк устроила младшенького у себя на коленях. - Игра, конечно, затянулась, но у всех детей есть любимые забавы. Вот мой двоюродный дядюшка...
- Вы перестанете тревожить прах своей родни?!
- Не перестану. Моя родня не поскупилась бы подарить ребёнку щенка. В отличие от вас, драгоценный мой муж...
Эддард набрал в грудь воздуха.
- ...И вообще, раз вам противны дети, что подарила вам я, утешайтесь своим бастардом. Он-то точно здоров. Весь в отца. Просто весёлый дурень. Хотя я ошибаюсь: весёлость вам не свойственна.
- Не забывайтесь, миледи! - кулаки сжались сами собой. - Вы собираетесь возражать против указа короля, обязующего воспитывать незаконнорожденных в доме отца?
- Он издал тот указ для себя. Чтобы не получить по шапке от жены. Да, мой волчонок? - заворковала графиня над Рики. - Ты мой пушистый волчонок... Пора тебя, кстати, подстричь...
Малыш отвечал радостным воем.
- Ваши настроения, миледи, ставят нашу семью под угрозу. Король Роберт сурово карает отступников.
- Да? Как же? Заставляет выпить с ним? - насмешливо заломила рыжую бровь Кэйтилин, продолжая качать младшего сына на коленях.
Эддард смотрел на неё с ненавистью. Она всегда ревновала его к первенцу. Его первенцу - Джону. И сделала всё, чтобы бастард отправился на Стену, ограждавшую северные рубежи. Уже два года, как Ночной Дозор принял в свои ряды Джона Сноу. Он приезжал погостить дважды, но встречи были так коротки, что Эддард не успевал насмотреться на сына и вспомнить, каким был сам в его годы, ведь все без исключенья отмечали поразительное сходство. Лорд Старк им гордился. Леди Старк приходила в бешенство...
- Полно, милорд, ведь я не желала ссориться, - Кэйтилин примирительно протянула руки к хмурому мужу. - Просто все мы боимся зимы... Зима так близко... Мы не сможем так часто бывать вдвоём... Я хотела просить вас...
- О чём? - поднял голову Винтерфелл.
- Позволить мне подарить вам ещё дитя, - в бархатной глубине зрачков заплясал огонёк. - Я прошу вас. Милорд. Уединимся.
Эддард сказал, что следует позаботиться о встрече гостей, а не об утолении праздной похоти, и ретировался на чёрную лестницу.
***
Гости не уставали повторять, что повар Старков превзошёл сегодня сам себя. Пивной суп и пом-д'оранж из свинины пользовались успехом. Создатель сих сокровищ переживал сперва, что не смог побаловать ценителей его творений зеленью, ведь время цветения и плодов миновало, но сахарные яблоки и кленовый сироп украшали стол.
Все семь королевств знали, как угодить королю: побольше вина - и покрепче, но вкусы королевы оставались для всех загадкой. Богатая, влиятельная, многочисленная семья. Много денег и тщеславия. Вот всё, что о ней знали. Поэтому решили положиться на то, что многие дамы (да, впрочем, и кавалеры тоже) любят музыку и сладкое.
За столом королева Серсея выглядела каменным изваянием. Нет, золотой статуей. Точёной, златовласой, белоликой и холодной, как металл. Изредка она метала громовые взгляды в сторону не отказавшего себе в угощении мужа - и украдкой, печально, смотрела на братьев.
Никто бы не осмелился подумать, что эти трое - дети одной матери. Мало того - рождённые в один день и час. Хотя, возможно, с разницею в несколько часов. Казалось, нельзя отыскать людей настолько разных, нежели гордая, неприступная Серсея, отважный, но недалёкий Джейме и язвительный, в то же время задумчивый Тирион. Всех троих не любили подданные: карлика Тириона за глаза и в глаза называли Бесом, Джейме - Цареубийцей, их сестру... Однако низменно перечислять прозвища, которыми можно в злоречии наградить даму. Хотя, говорили их приближённые, наедине друг с другом эти властные, алчные люди смягчались, шутили и становились похожими на людей.
Королевскую чету сопровождали также старшие дети: принц Джоффри и принцесса Мирцелла. По примеру гостей, хозяева позволили присутствовать на трапезе старшему сыну и дочери. Роббу и Сансе отвели места рядом с ровесниками.
По памяти о старой дружбе, в хмельную голову монарха ударило обручить сына с девицей Винтерфелл. Четырнадцатилетний Джоффри всеми силами показывал, что выше этих циничных замыслов; послушная Санса слегка покраснела. В глубине души она лелеяла надежду стать придворной дамой, герцогиней, может даже... королевой. Но представляла свой триумф иначе - в золочёной колеснице, увитой розами, въезжала бы она в столицу, народ рукоплескал бы, устилая путь её цветами... Никак не думала она, что будет это в полутёмной зале, где в сырых углах трещат факелы, а незатейливую, земную музыку перекрывают пьяные голоса.
Она читала в рыцарских романах, что свита правителя состоит из юных галантных красавцев и красавиц, и с удовольствием разглядывала рисунки, сделанные яркой киноварью, мареной и вайдой. Сейчас её глазам наскучили чернеющие доспехи и куртки из варёной кожи. Дам было мало, и были они тщедушны, и чопорны, и желтолицы, ведь постоянно томились в замке, не зная иных развлечений, чем ожидание у окна. Те, кого ждали они, являли не лучшее зрелище. Искусные воины обретают искусство в бою, а не на шпалерных празднествах, и облик их украшают шрамы, поломанные носы, пустые глазницы и иные увечья. Хотя Санса не избегала людских несчастий и часто ездила с нянюшкой к храму - раздать милостыню - и не видела ничего зловещего в том средоточии болезней и телесных недостатков, теперь самый малый след раны внушал ей страх. Здесь никто не просил о жалости, здесь жестокость была как должное, здесь в милосердии двенадцатилетней девицы никто не нуждался. Вот сэр Илин. Палач. Когда Сансы ещё не было на свете, ему вырвали язык. Сейчас он, ухмыляясь, пьёт мёд из вереска, пока его историю приправляет шутками сэр Клиган, он же Пёс, с ожогом в пол-лица. Брат Пса, по прозвищу Гора, цепляет пряное мясо растущим из рукава крюком и повторяет: "Вот врать, вот врать... Смотрите лучше, вон кухарка ничего". Но поздно - её подзывает к себе король...
У Сансы закружилась голова. Ей хотелось к себе, в тёплую постель, делить подушку с куклой, которая утешит и посторожит счастливый сон. А утром - салки, сладости и рукоделие...
Но взрослая жизнь напоминала о себе надменными знаками внимания от белокурого принца, который скорее хвалился своими манерами перед свитой, чем желал ей понравиться.
Джоффри был не из тех, кто мирно занимается своими делами, не отвлекаясь на остальных. Наверно, тут сказался недостаток воспитания, а может, природная нетерпимость, но ему перед каждым хотелось заявить о себе. Короля это, видимо, забавляло, королеву же просто не слушали. Никто не смел запретить ему пить вино - Сансе, которой родители позволяли всего один кубок разбавленного, это казалось дико. А может, его уже считали взрослым, спрашивала она себя. Но почему?
Так или иначе, вино ударяло наследнику в голову. Он навязывал выпивку Сансе, она старалась вежливо отказываться и только пригубляла, облизывая краешек бокала, чтоб никого не рассердить. Она слышала, что, если сначала наесться и только потом выпить, не опьянеешь, и налегала на угощение.
Потеряв к невесте интерес, Джоффри заметил наконец присутствие брата невесты. Налегая на стол (Санса сидела между ними), он смерил взглядом Робба, который с равнодушным видом пробовал от разных блюд, насилу различая их по вкусу.
- Ты правда ничего не чувствуешь? - без предисловий спросил Джоффри.
Робб обернулся, но не ответил.
- Интересно, как это - ничего не чувствовать? - продолжал принц - и задел миску с кипящим бульоном. Посуда опрокинулась на Робба, заодно запятнав подол Сансы (хорошо, что на ней было несколько юбок).
Робб некоторое время наблюдал, как от покрасневшей руки идёт пар, затем неторопливо отыскал взглядом другую миску.
- Интересно, как это - что-то чувствовать? - проговорил он - и запустил ею в Джоффри.
Пронзительный вопль сына точно пробудил ото сна королеву. Она поднялась, залилась румянцем, ударила кулаком по столу и начала кричать. Кэйтилин встала следом - во весь свой немалый рост, коим славятся северянки, и поддержала беседу. Санса зажала уши и зажмурилась...
Скоро её потрепали по плечу, дав понять, что ужин окончен. Толпа сгрудилась вокруг принца и королевы, которая требовала наказать "нахального щенка" немедленно. Леди Винтерфелл вела свою линию, требуя извинений от Джоффри. Робб стоял как ни в чём не бывало, врач, мейстер Лювин, смазывал ему пальцы какой-то мазью. Наследник трона причитал, что не сможет держать оружие в пострадавшей руке. Король повторял, хороши оба, и сокрушался по испорченному вечеру, ведь все разойдутся по своим покоям, а ему-то делить спальню с женой. Лорд Винтерфелл отвернулся от горького зрелища и тёр виски.
Покидать зал никто не собирался.
Санса с обидой подумала, что никто не вспомнил о её испорченном платье. Она улучила момент и шагнула к отцу. Он разрешил ей идти к себе и вернулся на зов короля.
Санса застыла среди столов, думая, как же доберётся до своей башни. Пиршественный зал не сообщался с жилыми комнатами: он размещался в отдельном чертоге, связанный узкими переходами с кухней и комнатами для слуг. Летом вокруг него цвёл сад, а осенью, в бесконечной череде дождей, разливались топи. Мостки через двор были слишком шатки - дамы не рисковали пересечь их в одиночку.
Джоффри, остывший от ссоры в прямом и переносном смысле, заметил, как растерялась девица, и обратился к ней.
- Да-да, - пролепетала Санса, - я буду очень признательна, если меня проводят.
Принц как-то странно улыбнулся - и позвал:
- Пёс, проводи мою невесту.
Пёс, тот самый, кому огонь разделил лицо пополам, отставил в сторону кувшин, чуть слышно проворчал, что тоже устал, и вообще спал два часа сегодня, и вообще хотел бы доесть свой ужин, отъединился от живописной компании рыцарей и подошёл к юной даме. Видя, что дама замерла и не способна ответить на куртуазные жесты, он взял её под локоть и без лишних церемоний потянул к двери.
***
Колени Сансы подкосились. Её не приводили в чувства ни осенний воздух, ни прохладная морось.
Рыцарь кое-как вытолкал её за порог, но перед мостиком груз застрял. Когда доска под пятками Сансы предательски заскрипела, хотел отпустить, чтобы не провалиться в лужу. Девушка вытянулась в струну и, зажав под мышкой его руку, выпалила: "Не прикасайтесь ко мне!"
Многократно помянув седьмое пекло, Пёс пытался высвободиться и наконец, запыхавшись, уселся на мокрые доски:
- Всё. Я больше не могу. Иди одна.
- Что? - обрела дар речи девушка.
Пёс поудобней скрестил ноги:
- Я нанимался не носильщиком, а провожатым. Твой жених не господин мне, я присягал королю.
Санса ощутила наконец дождь на лице.
- То есть... как?..
- Ну ты же боишься. Я вижу, - он закачался из стороны в сторону, как безумный, но оказалось, он всего лишь достаёт сдвинувшуюся на спину поясную флягу. Хлопнула разбухшая пробка. Рыцарь запрокинул голову в большом глотке. - А у меня есть другие дела. Поважнее.
Санса подобрала подол и ступила на следующую доску. Размякшая, она слегка прогнулась. Воды здесь где-то по колено, глубже не бывает. Санса подумала - и нагнулась к ремешкам туфель.
Хотя бы раз в жизни каждая девушка идёт против страха, и переходит по мосту одна, и пути с того берега нет. По хрупкому мосту, с которого так легко упасть. Впрочем, поток неглубок, и ущерб невелик.
С обувью и чулками в руке, она на цыпочках преодолела ещё одну доску.
- Страшно? - Пёс потягивал из фляги.
- Нет, - она старалась, чтоб голос звучал как ни в чём не бывало.
Ещё шаг. Холодно.
- А так? - он ухватил её за юбку и притянул к себе.
- Вот так - нет, - Санса взяла у него флягу, попробовала, сморщилась - и выкинула в лужу.
- Дура... Что мне теперь - нырять за ней?
- Здесь мелко, - отозвалась Санса, стараясь не занозить ступни. Ей отчего-то перестало быть страшно, она заботилась о том, чтобы не простудиться, не испачкаться и не поранить ноги.
Доски сзади заходили ходуном:
- Что, издеваться вздумала? Что ты о себе возомнила? Кто ты вообще?
- Здесь я - хозяйка, - спокойно ответила Санса.
Дождь усиливает все запахи. Санса вдыхала вино, мёд и дублёную кожу. Странное противоречие, подумала она: обоняние говорит одно, а зрение - совсем другое...
- Что смотришь? Думаешь, мне это нравится? - он указал на своё лицо.
Говорил он не очень внятно - мешала новая кожа, слишком стянутая у рта и бугристая выше. Бурое веко наполовину опущено, бровь над ним не росла. Лоб продолжала залысина.
- Знак доблести не позорно носить, - вспомнила Санса слова из какой-то баллады.
- Доблести. Доблести, - повторил рыцарь, и снова опустился на настил, и разрыдался в три ручья, орошая слезами и без того мокрые доски. Кто-то шепнул девушке, что убежать в тёплую спальню было бы сейчас жестоко. Она поставила ношу поодаль, а сама села рядом. Как назло, она выбросила флягу, и запить горе было нечем. А вид плачущих мужчин всегда повергал её в ужас. Впрочем, пьяных она боялась не меньше.
- Эту метку мне поставил родной брат. Давно. В детстве, - шмыгая носом, поведал Пёс. - Я уже не помню, что мы не поделили. Никто не помнит. Но он ткнул меня лицом в очаг... и вот.
- Гора?
- А? Да, он. Эх, нас потом обоих выпороли, - слёзы мгновенно перешли в смех. - За то, что печь разбили...
- Я тоже... часто ссорюсь с сестрой... - рассеянно ответила Санса, поглощая глазами невредимую сторону его лица, всю его фигуру...
- Что, кукол не поделите? - исполненный презрения ответ.
Это не худосочный и долговязый Джоффри... Это зрелый мужчина... Изящно сложённый... и крепкий... И мёд, запах трав в волосах...
- Вы просто не знаете, какая она вредная.
От них должно бы пахнуть кровью, потом, лошадью, всем тем, что возникает в памяти при мысли о свирепой битве и междоусобных распрях... Но - дождь, и пряный сухоцвет, телесное тепло...
- С тех пор я возненавидел его. А когда он потерял руку - знаешь, как будто бы камень с души упал... Мы почти уже ладим... Ему ведь уже отомстили...
Санса приблизилась так, чтобы достичь дыханьем кожи - с отросшей к вечеру щетиной, чтобы лечь подбородком на плечо - в жёстком холодном дублете.
- Сэр, вы простудитесь на земле. Камин в моей спальне растоплен.
***
Поздними вечерами старая Нэн собирала в кружок малышню и под стук костяных спиц рассказывала страшные истории. Дождь зловеще стучал по карнизам, спицы блестели под сальной свечой в медной плошке, в сизой дали завывали замёрзшие волки. Дети жались друг к другу под голос старухи и представляли, что все великаны, и драконы, и гномы, и подземные твари оживают по первому слову, только услышав своё имя, и подстерегают за окном - даже за дверью комнаты...
Бран только посмеивался над глупыми ребятишками. Он-то бывал и за дверью, и за окном, и на крыше. Темнота неба его не пугала, ведь на ней видно звёзды, а воздух осенний - хрустальный и звонкий, малейший шорох от него отскакивает, слышно далеко, за мили и мили от замка.
Ему нравилось превращаться в невидимку, ведь люди не смотрят наверх. Никогда не смотрят. На кронах деревьев, на черепице, у водостока и дымохода он был в самом надёжном убежище, но зато видел и слышал всё.
Сегодня, перебираясь со ската на скат, как лазутчик, мальчик облюбовал трёхстворчатое окно из цветных стёкол. Три стрельчатые арки в ряд напоминали вершины Трезубца, древней горы, и так же, наверно, хранили множество тайн.
Бран обогнул голубятню, свесился вниз головой, цепляясь за карниз, оценил расстояние - и обхватил руками и ногами жерло водостока, украшенное литой чешуёй и увенчанное драконьей мордой. Драконы, драконы - их изображали везде: на стенах, на шпалерах, в книгах, но никто не видел их живыми. Бран частенько сидел на коньке, не сводя глаз с луны и ожидая: вдруг пролетит дракон. Когда-нибудь он обязательно его увидит, но сейчас есть дело поинтереснее. Тем более, одна из створок приоткрыта...
Бран нащупал ногами уступ, разграничивавший этажи рыжей линией кирпича, и, цепляясь за кладку, продвинулся ближе.
Перед окном стояла женщина, лицо её закрывала полупрозрачная вуаль. Светловолосый мужчина изящно поклонился ей, и приподнял край покрывала, и произнёс одно-единственное слово:
- Так.
- Вот так, - повторила дама, снова пряча лицо. - Я поняла, что была не права, и потребовала, чтобы Роберт наказал Джоффри, и получила такой ответ.
- Одно слово, сестра, и я всажу клинок в его жирное брюхо по самую рукоять.
- Не надо. Не сейчас.
- Ты всегда говоришь "не надо".
- В убийстве могут обвинить хозяев замка, а они всё-таки хорошо нас приняли. Хотя... я уже согласна на вдовство...
- Одно только слово.
- Но если он выживет - и казнит тебя?
- Казнит и милует он лишь на троне, в присутствии свиты и стражи, но в тёмном коридоре, в одиночку, он беззащитен, как простолюдин, - ответил кавалер, целуя даме руку.
- Будь осторожен.
- Ты сомневаешься во мне?
Кто-то хочет напасть на короля, подумал Бран. Нужно предупредить...
Солнечный зайчик ослепил его. Откуда ночью солнечные зайчики, сообразил Бран, проморгавшись. Красный стеклянный ромб отражал свет - но откуда? Мальчик пошарил глазами по темноте: окно напротив его пункта наблюдения, простое, без витражей, окно, было распахнуто настежь. Камин в комнате весело трещал, и языки огня подпрыгивали в танце. Это же комната Сансы...
Вот показалась сама Санса. Она была абсолютно голой. Неужели она не мёрзнет, подумал мальчик и на всякий случай вытянул шею, чтоб рассмотреть получше...
Кажется, Санса была не одна.
Бран понимал, что сестра уже большая, у неё уже грудь, как у матушки, и она уже думает о мужчинах, но всё это было как-то очень, очень неожиданно. Родители говорили, что сперва нужно пожениться. Санса, насколько он знал, ни с кем не женилась...
Бран вытянул шею ещё немного, пытаясь рассмотреть, кто составляет сестре компанию - но заглянуть за вторую створку, где маячил мужской силуэт, было сложно.
Мальчик тянулся, тянулся... Пока пальцы не соскользнули с мокрого камня, и он не полетел вниз.
***
"Ну вот, опять упал", - только успел подумать Бран, как провалился во что-то мягкое, горячее и зловонное. Он приземлился в навозную кучу.
Отплёвываясь и скуля от отвращения, мальчик отполз в сторонку - и тотчас услышал тоненький голосок:
- Сдавайся, мерзкое чудовище!
Он едва различил в темноте худенькую фигурку.
- Арья, это же я.
- Всё равно! Ты арестован! - кончик деревянного меча приблизился к Брану, но не коснулся.
- Арья! Тут такое!
- Марш мыться!
- Ты не понимаешь, короля хотят убить!
- Не спорь со мной! - топнула девочка. - Арестован, значит арестован! К ручью, быстро!
- Там королева, он её ударил, и его хотят убить!..
- Руки вверх! - перебила Арья, кружа вокруг брата, но не решаясь подойти близко. - Вот извазюкался, мама тебя убьёт.
- Ну я же не нарочно... Арья! Тут государственное дело!
Арья зашла ему за спину и тихонько коснулась мечом.
- Пошёл. На ручей. Шагом марш.
Бран знал этот ручей: они с сестрой всегда ловили там лягушек. Поэтому лишних вопросов не задавал. Собственно, арестантам это и не полагается.
Только им известными тропами дети выбрались за пределы крепостной стены и под чавканье размокшей глины шли к заветному ручью. Петляя между толстыми стволами без факела, без лучины и без единого уголька, они чувствовали ногами торчащие из земли корни. Один корень справа, три корня по левую сторону, ещё два - скрещённые - справа. Почти пришли.
Тихое журчание внизу. Вот он, ручей.
Девочка подняла голову к небу и дождалась луны. Тонкие, точно пером прочерченные, блики заиграли по воде.
- Теперь светло. Мойся.
- Ну Арья... Нужно спасти короля...
- Если бы папа бил маму, кого бы ты защищал? - отрезала Арья и вонзила меч в землю.
Бран повздыхал, попыхтел - и полез в воду прямо в одежде. Раздеваться было холодно, а как пойдёт обратно, он не думал. Скорее всего, переночует в хижине неподалёку: у них с сестрой на всякий случай вырыта землянка, там есть огниво и два тёплых одеяла...
Пока Бран смывал следы своего позора, девочка с видом сурового конвойного расхаживала туда-сюда, насвистывая военный марш, который всегда играли в войске отца. Когда-нибудь у неё будет своё войско. И настоящий меч. И латы.
Вознесшись мыслями к полководческим лаврам, Арья уже делила трофеи между гвардейцами и пехотинцами. Только собралась она вручить помятый золотой шлем в виде львиной головы своей лучшей подруге и начальнику гвардии даме Алисе, как земля под ногами предательски вспучилась, и девочка споткнулась.
Углядев с помощью луны что-то округлое, девочка решила наведаться в землянку за огнивом.
Искра с щелчком осветила устланную высохшими ветками яму, в которой уложено было несколько ярусов безупречно круглых валунов. Одни были с пятнами и прожилками, как мрамор, вторые в крапинку, как гранит, третьи с волнистыми линиями, как распиленное вдоль дерево.
Камни? Они слишком тёплые для камней...
Девочка не долго думая взяла по одному шару каждой расцветки - и прижала к груди. Внутри кто-то скрёбся. Шарики были большие, пришлось сунуть огниво и меч за пояс, чтоб удержать их в обеих руках.
А может быть?..
- Бран! Ты помылся?
- Ага! Почти!
- Пошли быстро домой! Смотри, что я нашла!
- Что это?
- Похоже на камни. И в то же время на какие-нибудь яйца.
Бран присмотрелся, насколько позволяла темнота.
- А вдруг это... драконьи яйца?
- Да ладно, драконы же вымерли.
- Тогда что?
- Мне самой интересно. Давай отнесём их домой и спросим Джона. Он обещал приехать завтра: папа получил письмо.
- Может быть, лучше оставим в нашем убежище?
- А вдруг их кто-нибудь тоже утащит? Лучше дома. У меня в комнате всё равно не найдут: я сегодня не убиралась.
- Ну если так... Давай я понесу твой меч?
- Нет. От него будет пахнуть.
- Ну пожа-а-алуйста.
- Ты ещё не дорос до оруженосца.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
- Спрячь обратно огниво. Оно у меня за поясом... А теперь в путь!
Великий полководец Арья Старк из Винтерфелла несла в охапке свои первые трофеи, которым сама ещё не знала имени. Следом плёлся унылый Бран. Вечно ему доставалась роль пленника или заложника. Может, когда-нибудь сестра возьмёт его в разведчики? А он потом создаст отряд драконьих всадников, и это будет самое непобедимое войско.
***
Однако предоставим ночь саму себе. Много деяний творится под покровом темноты - благих и не очень, честных и не совсем, но утро расставляет всё по местам, будь оно даже вовсе блёклым и холодным.
Бесцветный свет застал чету Старков в покоях дочери.
Санса сидела на размётанной постели, подвернув под себя одну ногу, а другую спустив на ступеньку: кровать её высока и тяжела, как алтарь в богороще, а столбы с узорчатым балдахином подобны священным деревьям с переплетёнными кронами.
У подножия сего жертвенника взывали к благоразумию Эддард и Кэйтилин.
- Ты хоть понимаешь, что натворила?! - сотрясал своды отец. - Насколько он тебя старше?!!
- Настолько же, насколько вы старше матушки, - с безразличием отвечала дочь. Разница меж возрастом её родителей была в одиннадцать лет. Чуть меньше, чем она живёт на свете.
- Не сравнивай! - топнул, задев ногой ножны, Эддард.
- Хоть убейте, милорд отец, я не вижу разницы, - девушка с сожалением созерцала валявшуюся на полу куклу. Прежде она делила кровать с этой тряпичной девицей, одетой в лоскут от старого матушкина рукоделия. Косы из шерстяных нитей свалялись и запачкались.
- Мы женились по закону!
- Сегодня за ужином он попросит моей руки.
- А почему ж не за завтраком?!
- Нужно съездить за выкупом и подарками, найти сватов...
- Теперь это так называется? - вмешалась мать, давая мужу отдышаться. - А ты уверена, что он вернётся?
Санса пожала плечами:
- А почему нет?
- Тобой воспользовались, как трактирной девкой, дурочка!
Шею девушки украшал свежий синяк, вокруг сосца краснел след от укуса. Скрытые под сорочкой ноги выглядели не лучше.
Восседая на высоком ложе, Санса чувствовала себя божеством.
- А мне понравилось.
Эддард замахнулся для пощёчины, но стук в дверь прервал намерения лорда.
Вопреки ожиданиям, это была не прислуга. Это был Робб. Щёку его украшала свежая ссадина: очевидно, он торопился.
- Милорд отец, вы знаете, что гости уезжают? - без предисловий спросил мальчик.
Эддард вперил в первенца отсутствующий взгляд, но Кэйтилин быстро сориентировалась.
- Робб, передай стюарду: пусть расспросит, кто когда в последний раз видел сэра Клигана. Младшего. А начальник стражи пусть отрядит десять человек в погоню. Запомнил?
Мальчик рассеянно кивнул, глядя влево от матери.
Кэйтилин проследила за его взглядом.
Эддард, хватая ртом воздух, медленно кренился, рискуя оказаться на полу.
Кэйтилин усадила, точнее, уронила его на постель дочери, крикнула Робу: "Будь с отцом!" и, неизящно скрипя половицами, пустилась из комнаты вон.
- Санса, следи за обоими! - крикнула леди Старк уже из-за двери. Парчовый шлейф верхнего платья шуршал как безумный.
Санса спрыгнула со своего жертвенника и полезла на полку, где хранился ларец с нюхательной солью, квасцами и травяным успокоительным настоем. Решив, что первое и третье пригодится отцу, а второе - брату, она взяла весь ларец.
Робб повыше поправлял подушки. Перебинтованные руки не особо слушались, и Санса пришла на помощь.