Глава 19. Которая... просто не укладывается в голове
К величайшему счастью друзей, граф N отлучился от своих руин именно в тот день: он уехал искать нового подрядчика. Старый успел ему чем-то не угодить. Конечно, приятно лицезреть поверженного врага в несчастье, но зрелище это приятно вдвойне, если враг, в свою очередь, вас не видит.
Гонец и послушник застали Ораса с племянницей на веранде. Мы называем фасад без стены верандой, дабы не оттолкнуть читателя уничижительным описанием развалин. Над ними трудились строители, и работа шла немногим менее слаженно, чем в монастырской трапезной. Видимо, грозный владелец замка умел внушить почти такой же ужас, как Его высочество фон Саарбрюккен монахам. К тому же, в первом случае страх подкреплялся материальной выгодой: кем-кем, а скупцом граф не слыл.
Итак, на временной - надеемся, что временной - веранде Андре и Гервасий принесли свои извинения: за внезапное вторжение, за наглые заявления под прикрытием имени Толайской обители и за некоторые... хм... бытовые неудобства, причинённые не мести ради, но единственно из горячности.
Дениз смущённо пила горячий шоколад, и её опущенные ресницы говорили красноречивее всяких слов. Она явно не готова была выслушать столько извинений сразу, как невозможно выпить залпом столь горячий, хоть и отменно вкусный напиток, что пребывал в чашке.
Орас курил по-фламандски трубку и умудрённым нелёгким жизненным опытом взглядом одновременно оценивал и подбадривал молодых людей.
- Ах, если бы мы знали, сколько невзгод выпало на вашу долю! - восклицал Гервасий, разыгрывая того блаженного, каким они его запомнили. - Мы никогда бы не причинили столько горя безутешному вдовцу, несчастной сироте и человеку, познавшему тяготы пленения.
- Мой друг слишком выспренно выражается и слишком в высоких сферах витает, простите его неосторожный язык, - произносит Андре в поклоне, сам удивляясь своим гимнастическим способностям.
Орас улыбнулся одними губами. Дениз разрумянилась и велела горничной приготовить ещё шоколада.
В ветвях сикомора безмятежно чирикали птицы, далёкие от житейских нужд рода человеческого. Последний же громко твердил о них стуком строительных инструментов.
- Я буду молиться за упокой души графини! - продолжал Гервасий, будто не слыша спутника. - Она была благочестивой дамой, я наслышан!
- Даже чересчур благочестивой, позволю себе сказать, - вздохнул несостоявшийся супруг покойной. - Она требовала слишком многого от себя и слишком малого - от других...
Дениз остановила взгляд на узоре чашки.
- Наверное, она без всяких просьб была окружена заботой, - льстиво предположил Андре.
Орас натянуто улыбнулся.
- Говорят, каждому человеку даётся по его достоинству. Но на деле - каждый получает то, что ему могут дать, но не чего он сам заслуживает.
Дениз заслонилась веером.
- Поторопи их там, на кухне, - шепнул ей Орас. - А теперь, господа, я скажу вам, что ваше сочувствие отдаёт любопытством. Ей тяжело слушать о матери, поэтому всё, что хотели, спрашивайте сейчас, или я вынужден попрощаться.
Изменив тон, он изменился в лице, и стало очевидно, от кого Сезар заимствовал манеры.
- Ценю вашу прямоту, сударь, - Андре подался вперёд (на сей раз им всё-таки предложили сесть), - и отплачу тем же. Вы ведь любили графиню, вы ведь не охладели к ней за столько лет. Вам тяжело было наблюдать, как ваш брат изводит её ревностью. Да и сами вы из того же теста. Это ведь вы наняли Ксавье?
Орас дослушал до конца, только покусывал трубку:
- Знаете, в лучшие годы я вздел бы вас обоих на клинок, как голубей на вертел. Но я своё отвоевал. К тому же, хочу внести ясность...
- Сейчас всё будет готово, - раздался голос Дениз с лестницы. Девушку отделяла от веранды пара ступеней, и она не спешила их преодолеть. - Прошу прощения, я вынуждена вас оставить, в плохом самочувствии я далеко не приятная собеседница.
Дочь своего отца, отметил мысленно Андре.
Орас кивнул племяннице, выждал, когда она скроется наверху, и продолжил:
- Так вот. Меж нами с братом было всякое, но уже несколько лет кряду нам некого и нечего делить. Кроме него и Дениз у меня никого не осталось. От брата я завишу, племянница мне ничего дурного не сделала. Зачем же мне рубить сук, на котором сидим мы все? - он потёр виски. - Этот стук очень раздражает, вы не находите?
- О себе я давно не забочусь, и если там есть что-то за могильным холмиком, как вы учите, брат Гервасий, то мы с Жаннет встретимся там. Если же нет - то чёрт с ним. Отосплюсь.
Он залпом осушил бокал вина и снова коснулся висков.
Стук усилился, заметил Андре.
Он обернулся, чтобы посмотреть, что за назойливый болван молотит молотком. Нет, стойте, молоток звучит иначе...
Утренний воздух оглашал работу лесоруба.
Друзья, не сговариваясь, сорвались с места и помчались через сад.
Андре ни за что не поверил бы, что в нежной, грациозной, благородной девушке скрывается столько отчаянной силы. Она замахивалась на зависть четверым Ксавье и ударяла в укор шестерым. Щепки осыпали изящный утренний туалет и угнездились в причёске.
Дениз рубила яблоню.
Пока они перемывали кости несчастной покойнице, а рабочие занимались собственными делами - Дениз сокрушала фамильное древо.
Увидев, что ей смогут помешать, дочь графа не закричала в ярости и не готовилась отбиваться. Она берегла время и силы. И лишь скользнула за дерево, чтобы рубить с другой стороны.
Конечно, она не успела бы справиться со стволом такой толщины, но дерево было слишком старым, да и свежий весенний ветер, хлёсткий на высоте и ласковый внизу, тоже внёс свою лепту.
Со скрипом, с шумом - яблоня кренилась.
И рухнула.
Дениз лежала под стволом и безмятежно улыбалась. Это была бы прелестнейшая из девичьих улыбок, что видел Андре, если бы её не перечёркивал кровавый рубец. Дамастовый подол и шёлковые локоны колыхались в такт тонким ветвям на весеннем ветру...
Во всеобщем переполохе шевалье успел проскользнуть в конюшню и вызволить всеми покинутого Жоди, но потерял Гервасия. Послушник нашёлся сидящим неподалёку. По лбу его стекала тоненькая струйка крови. Видимо, угодил под крону.
- Андре! Друг мой! - возопил Гервасий, подняв взгляд. - Я думал, это светопреставление...
- Ты ли это, друг Эрве?! - отвечал гонец ему в тон. - Узнаю прежнего Гервасия! - и полез за носовым платком, чтобы перевязать царапину.