Дело в том, что герцог Саарбрюккен приходился настоятелю родным братом.
Казалось бы, что необыкновенного, если одному из братьев жребий даровал светскую власть, а другому - духовную?
Всё так, если не знать деталей.
Детали же таковы, что род герцогов окружён был сиянием славных деяний и диковинных легенд, восходивших к обычаю связывать имя фон Саарбрюккенов с колдовством. По закону природы, яркий свет заставляет предметы отбросить густую тень - и знатное семейство окружено было, помимо света, мрачной тенью расплаты за свои знания. Платили они в основном собственным здоровьем и шли по жизни, сопровождаемые вереницею болезней - как наследственных, так и приобретённых. Хрупкие кости, воспалённые суставы, слабое сердце - и ещё многое, что нет охоты называть - ожидали у колыбели и настойчиво вели в могилу раньше срока. Сия участь встречала если не каждое поколение, то каждое второе, отягощая им бремя забот без малого третье столетие.
Пока наконец одному из отпрысков не удалось увильнуть в сторону от траурного марша.
Имея несчастье наблюдать, как, не дожив до совершеннолетия, угас на руках у врачей старший брат, Густав серьёзно задумался. Если жизнь коротка, рассудил средний брат, то нечего тратить её на стенанья о бренности сущего.
Он снял со стен поблёкшие шпалеры и заменил их модными гобеленами. (К чести молодого герцога следует сказать, что старые полотна были сохранены - из уважения к памяти предков.) Он засыпал старые колодцы, посчитав их источником сырости. Он собрал легион садовников, чтоб превратить склоны холма в изысканный парк. Он созвал армию строителей, чтоб переделать пустовавшую западную башню в домашний театр. Он ввязался во франко-германские войны, чтобы почистить кошельки обеих стран для собственных расходов. Он обновил арсенал и распустил заевшуюся гвардию. Он сдал все пустоши и пустыри в аренду, плата за которую пошла на жалованье регулярной армии. Он отсудил половину владений у Трирского епископата, воспользовавшись конфликтом с иезуитами. Он извлёк из семейной часовни супругу и подарил ей фонтаж. Он отправил на отдых врачей и нанял учителя танцев.
Жизнь заиграла всей палитрой, но оставалось тёмное пятно - несогласие младшего брата. Тот противостоял реформам семейным и государственным, за что был сослан в монастырь. В утешение добрый Густав купил ему сан аббата, пожелал сытных постов и весёлых проповедей - и не преминул напомнить, что церковь отныне отдельна от государства.
Так монастырь святого Венделина обрёл самого молодого настоятеля в своей истории.
Затаив дыхание, придворные ожидали, когда с языка его высочества сорвётся "Государство - это я", но Густав молчал.
Его же брат Фридрих - после пострига Франциск - не молчал, и шевалье дю Буанор посещал Саарбрюккен-шлоссе так же часто, как дом самых добрых знакомых, и мог отыскать путь в коридорах замка хоть с закрытыми глазами, лишь из учтивости находя провожатого.
Послушник нещадно его задерживал, любуясь то танцующими струями фонтанов, то черешневой аллеей со сплетёнными аркой ветвями, то клумбами нежного сельдерея, и в довершение ко всему чуть не поскользнулся на узорчатой плитке.
Слуга, которому их поручили, оказался не слишком сведущ в делах суверена и проводил до этажа. Дальше Андре положился на собственные знания и твёрдою рукой повёл Гервасия по коридору.
Под сводами гулял женский визг, и Андре шёл на голос. Ведь голос герцогини Боадис превосходил вокальные способности всех остальных дам, поскольку первенство в талантах всегда принадлежит жене правителя.
Гервасий хотел удержать гонца, но тот проворчал, что тратит драгоценное время на глупые семейные распри, которые ни к чему не приводят и никогда не приведут, освободился от рук товарища и толкнул дверь.
Послушнику оставалось лишь укрыться в тени.
Но что за зрелище открылось пред Андре, о любопытные мои читатели? Что ж, прежде любили говаривать, что влюблённые и супруги частенько составляют зверя о двух спинах, но пред Андре предстало несколько иное существо.
Её высочество, прелестная в своём румянце, вдохновенно визжа и болтая ногами, весьма неизящно восседала на каминной полке, а супруг скрывался под её юбками - правда, не целиком. По не убравшейся части Боадис колотила веером, не столько отбиваясь, сколько понукая.
Вопль счастья пронзал Андре уши и смолк, когда герцогиня увидела на пороге незваного гостя.
- Вон отсюда! Пошёл! - выдохнула она, не прекратив работать опахалом.
Андре на мгновенье засомневался, обращено ли приказание к нему, но герцогиня сомненья развеяла, запустивши в гонца фарфоровой безделушкой - на каминной полке таких обреталось множество.
Фарфор разбился о закрывшуюся дверь.
- Да, мы слегка невовремя, - признал шевалье, отдышавшись. - Но что-то нужно делать. Не под дверь же подсовывать.
- Передадим на обратном пути? - предложил его спутник. Он хотел добавить ещё что-то, но обоих отвлёк стук каблуков.
В противоположном конце коридора появилось несколько человек. Компанию возглавлял молодой дворянин, лицо которого скрывала тень широкополой шляпы с белоснежным плюмажем. Каштановые от природы, локоны были припудрены и оттого представлялись пепельными. Расшитый золотом камзол, парчовый жилет, тончайшее кружево на манжетах... Всё - от тульи до пряжек на туфлях - твердило о хорошем вкусе, тщеславии и богатстве. Андре, несомненно, узнал его.
- Это герцог? - изумлённо прошептал Гервасий. - Так передай ему скорей письмо, у нас ведь ещё поручения!
Шевалье совладал с собой и как можно подобострастнее склонился перед его высочеством. Его высочество едва удостоил кивком гонца настоятеля монастыря Толай, с недовольною миною принял письмо и, постукивая свитком по бедру, как постукивают свёрнутым арапником заядлые охотники, продолжил оживлённую беседу с благородными спутниками. Они направлялись...
Андре с Гервасием переглянулись - и как можно тише дружно фыркнули.
- Как хочешь, брат, а я пойду послушаю.
Эрве обернулся на толчок в плечо - но не увидел никого, кроме пушистого зверька, что появился у ног, явственно подмигнул и скользнул к только что хлопнувшей двери, за которой развлекалась герцогиня...
Три голоса кричали переменно по-немецки и французски, обсуждая измену - но не супружескую, а государственную. Вскоре украшенные золочёной резьбой створы заставили сурка шмыгнуть в угол - и выпустили навстречу Гервасию герцога, герцогиню и некоего полуобнажённого придворного, титул которого нельзя было определить ввиду отсутствия необходимых знаков ввиду отсутствия необходимых предметов туалета. Герцог всплеснул руками, любовник герцогини услужливо подхватил выпущенную резную трость эбенового дерева, герцогиня нервно застучала сложенным веером по запястью.
- Он мне надоел! - воскликнул Густав. - Пожалуй, пора наведаться в монастырь.
- Наведайтесь, Ваше высочество, - поддакнула Боадис, - это уже переходит всяческие границы.
- Позвольте предложить мои скромные услуги в устроении сего нелёгкого путешествия, - прибавил безымянный фаворит.
Герцог достал батистовый платок и промокнул уголок глаза - как можно осторожнее, чтобы не сдвинуть мушку.
Герцогиня повторила, что это неслыханная наглость, успев лёгким жестом поправить корсаж.
Неизвестный шевалье припомнил какой-то вердикт папы Римского, едва заметно подтянув панталоны.
Вся троица не обратила ни малейшего внимания на Гервасия, занятая тотчас сплотившим её несчастьем.
- Пусть съездит, - произнёс внезапно выросший за плечом Андре. - Хотя бы наконец поговорят с глазу на глаз. Хорошо, что мы в это время будем отсутствовать.