Рассудок наш устроен таким образом, что даёт возможность судить о целом по его части, о вещи - по её отпечатку, о человеке - по его вещам, об обществе - по одному из его представителей. Мы любим обобщать и любим торопиться. С тех пор, как время от восхода до заката разделилось ударами башенных часов на равные промежутки, а часы обрели маятник и две стрелки, мы успели сделать множество скоропалительных выводов и натворить тьму-тьмущую ошибок.
На постоялом дворе в Санкт-Венделе всегда внимательно слушали колокол Толайского кафедрала. Слушали и отсчитывали удары, кто способен был к счёту. Охотней, конечно, стократ там считали монеты. И умножали их количество на число дней пребывания постояльца, так что счёт времени вёлся не тщетно.
Двоё потрёпанных молодых дворян проспали уже две заутрени. Служанки перешёптывались, чем там они заняты: на них не смотрят, шлюх не водят, не пьянствуют... О вольных нравах шевалье наслышаны были все, но девичье любопытство подсказывало, что стоит повыпытать - или подслушать.
Рыжая горничная поднабралась наглости - а оная имелась у неё в количестве изрядном, что впору было ссуждать в долг иль раздавать безвозмездно - вручила Элизе свой чепчик, взяла у Эдиты кувшин вина и разухабистым шагом направилась к постояльцам.
Одного она помнила: ночевал тут частенько.
- Андре? - вопросительно загородила она выход.
Андре, полураздетый, с недоштопанным чулком в руках, вопросительно воззрился на медный ореол кудрей, которым девица тщеславно гордилась. Его приятель спал, решительно равнодушный к простоволосой горничной.
- Андре? - повторила Анна-Лотта. - Я замёрзла.
- Так постучись к братьям-иезуитам, они тебя живо согреют. Где чепчик потеряла? - шевалье приблизился к ней. Анна-Лотта уперлась ногой в косяк, чтобы создать преграду и расправить две широких серых полосы на жёлтой юбке. Обновку не оценили.
- Ну я соскучилась.
- Ты разве не видишь, я занят.
- Да всё я зашью, глупенький, - захихикала Анна-Лотта. - Только ты мне сначала ниточку вставь в ушко...
Она отобрала чулок Андре и обвила его руками свою талию.
Андре кивнул на спящего.
- Ой, да твой дружбан дрыхнет как убитый, он и не услышит ничего.
Андре как будто поперхнулся и несколько раз откашлялся. Анна-Лотта шутливо стукнула его по спине и продолжала обнимать, шныряя глазками по всем углам. В глаза, само собой, бросалась кровать с непонятным товарищем, рядом с кроватью табурет, укрытый зачем-то камзолом, явно не по размеру Андре, сапоги на каминной решётке (комната была одна из лучших, с отоплением), две шляпы на трофейных рогах от камина справа - две шляпы и одна сумка. Вторая, вывернутая, сушилась у огня. Куча лоскутьев у умывального таза... Бювар на второй кровати - Андре вечно сочинял какие-то письма... Лучше б стихи для неё сочинил. Хоть раз.
- Он ранен, между прочим. На дуэли. Я его с лотарингской границы тащу на себе...
- А-а, там же это... дуэли-то запретили?
- Умница ты моя, - Андре отстранился слегка, чтоб заглянуть ей в лицо. - Вот и держи ротик на замочке. И хватит тут высматривать. А я тебе лент куплю.
- Ну я могу с перевязкой помочь, - попросту предложила служанка. - А ленты мне не надо. Лучше кружева.
- Какие? Алансон? - усмехнулся постоялец.
- Не-а. Фламандские. Брюггские.
- Это какие?
- Ну такие, - палец Анны-Лотты нарисовал в воздухе не очень понятную завитушку. - Ой, - она спряталась за Андре, что было не лучшим укрытием, потому как пышные её пропорции за худощавым шевалье не помещались.
А спасалась она от взгляда только что пробудившегося дуэлянта. Взгляд этот, не очень пока ясный и осмысленный, различил перед собой знакомую уже фигуру ночного попутчика. При свете очага и двух свечей возможно было рассмотреть подробнее: спаситель его был не белокурым, не шатеном, а то, что называется русым; лицо его, украшенное тонкими усами и острой бородкой не выглядело ни отменно красивым, ни отталкивающим, а было обыкновенно приятным лицом молодого человека, не очень изнеженного, но благородного, который мог бы нравиться дамам, но не слишком об этом заботился. Небрежен был и наряд, в котором впору разве что готовиться ко сну иль просыпаться. Но дама здесь присутствовала, тщетно пытаясь притвориться тенью кавалера. Последний хотел было её выпроводить, но отвлёкся велением этикета и потянулся к отсутствующей портупее:
- Андре Габриэль Венсан Ле Марсо, шевалье дю Буанор, чрезвычайный гонец Его преосвященства аббата монастыря Толай Обстоятельства нашей встречи ставят сведения превыше приличий, поэтому я лишь скажу: вы провели без сознания трое суток, за это время мы свернули с Мозельского тракта и прибыли в Санкт-Вендель, на постоялый двор. Вы в состоянии уследить за мыслью?
Пока молодой дворянин собирался с ответом, Анна-Лотта подёргала Андре за панталоны:
- Так он не твой товарищ? Раз не знает твоё имя?
- Нет. Брысь отсюда - и молчи... Благодарю за вино, - сказал он громче. - Вы не голодны, Эрве?
- Нет, - качнул головой Эрве и откинулся на подушку. Он пытался ощутить хотя бы боль в затылке, но странным образом не ощущал. Повязок на нём не было. Он явственно помнил удар... Довольно легко повернулся он на постели и обратил внимание на таз, бинты и корпию. Возможно, первязка лишь готовится...
- Отдыхайте, друг мой. Отдыхайте, сколько потребуется. От монастыря нас отделяет полдня пути, мы пройдём его когда вздумается, - с улыбкой проговорил Андре, усердно подталкивая Анну-Лотту.
- Так ты знаешь, как его зовут? - выпалила горничная уже за дверью. Шевалье дю Буанор мгновенно зажал ей рот:
- Конечно, при нём были документы. Должен был я знать, кого везу.
- А зачем в монастырь? - продолжала девица, вывернувшись из-под кляпа. - Дуэль замаливать?
- Нет. В монастырь его отец сослал, похоже. А по дороге он поцапался с таким же легкомысленным гордецом и угодил ему на клинок...
- Угодил? Да он в кровати волчком вертелся. С выпущенными потрохами не повертишься, уж я-то повидала...
- А кто сказал?..
- Аббат-то вообще знает, с кем толкается его чрезвычайный гонец? Я готова была простить карманника, шпиона, кардинала, даже гугенота... Но сейчас я вообще ничего не пойму!
- Вот и не надо, детка. Не забивай свою хорошенькую головку. Я куплю тебе брюггские кружева, придумай куда их пришить... - Андре осёкся, потому что в спину подтолкнула дверь. Эрве - в его халате, между прочим - встал на пороге во весь исполинский рост и менее всего напоминал раненого.
- Откуда вам известно моё имя?
- Ну никакого разнообразия, - вздохнул Андре и повторил объяснение.
- Где отцовская дарственная?
- В моей сумке. Ваша промокла. Грамота в порядке, - шевалье дю Буанор приготовился, что его возьмут за грудки и поднимут в воздух, проверяя рубашку на прочность, но детина послушно метнулся обратно, сопровождая поиски документа удивлёнными, а затем радостными восклицаниями.
- Хромые на всю голову! - выдохнула Анна-Лотта. - Отцепись от меня, чё вцепился? Вино - на твой счёт.