Кокта герр Рихард и фрау Анна сказать, што я должна делать, я подумать - лютше умереть. Если Вильгельм узнать - я софсем умереть от стыда...
Если фрау посфолять, я коворить deutsch...
Всё началось, когда мы прочли письмо, что герр Рихард привёз из Уэльса. Насколько я поняла, оно принадлежало неким Тюдорам, тамошним графам, и речь велась о новом заговоре. Сперва я испугалась, но фрау сказала, что само Провидение столкнуло герцога с графом Ричмондом: в письме были названы некоторые имена, и эти несколько нитей помогут размотать весь клубок.
Короля новость очень огорчила, потому что одна из нитей сплеталась в монограмму его брата Георга. Заключив герцога Кларенса под стражу, Его величество места себе не находил, лишая себя сна и здоровья, и заражал тревогой герра Рихарда. Год продержав герра Георга в Тауэре, король изводил и его, и себя, и остальных членов семьи неопределённостью, ведь прочие изменники - за исключением двух Тюдоров, успевших бежать в Бретань, где они, если не ошибаюсь, уже находили приют - отправились на эшафот. Страшусь представить себя на месте герцогини Изабеллы, которую горести уложили в постель, а затем в могилу - вместе с новорождённым ребёнком. Я так надеялась, что семья воссоединится на небесах, и радовалась, что мой Вильгельм верен короне и нашему герцогу и не оставит меня вдовой. У них осталось двое детей - сын и дочь, которых мои великодушные господа забрали к себе и воспитывают как родных. Бедные дети ещё не понимают, в чём причина их новоселья, и считают герра и фрау чужими, всё время проливая слёзы о доме и родителях - кою скорбь я искренне делю с ними. Никогда, никогда бы я не хотела пережить этого, никогда бы не желала стать причиной чьей-то смерти или одиночества. Но моя скорбь - лишь блеклое отражение погрузившейся в траур семьи, как в окно видна лишь малая часть бескрайнего, беспросветного, мрачного неба...
Герр Рихард первым ощутил, что погружение в эти топи губительно, как всё бессмысленное, а Вильгельм первым разделил с ним это мнение. Как зверь откусывает замкнутую в капкан лапу, так следовало разрубить этот узел.
Вдвоём они убеждают фрау, что необходимо вмешаться. Фрау Анна внимает им с полным согласием и облекает в слова ту мысль, что у всех вертится на языке и что я никогда не решилась бы высказать. Но фрау Анна, храбростью и решительным нравом которой я всегда восхищалась, изрекает, подобно восьмирукой Фортуне, такой приговор: смерть герцога Кларенса избавила бы короля от нужды в палаче и от угрызений совести, самого герра Георга - от позора и тягот тюремного заключения, равно как от разлуки с женой и двумя скончавшимися во младенчестве детьми. А сын и дочь, что ныне живы, будут избавлены от клейма детей преступника...
С лёгкой душой кайзер Эдвард подписывает помилование: ему приятна мысль дать брату возможность раскаяться и праведной жизнью искупить страшный грех, но он пока не решил, держать ли герра Георга при себе или приблизить к Господу, сослав в монастырь.
Но сейчас герр Кларенс скорбит не о собственной душе, а о почившей супруге и утешение находит в детях, наблюдая, как мы с фрау их нянчим, находя в них черты Изабеллы и сетуя герру Рихарду на слепоту и жестокость судьбы.
Однажды, оставив отца наедине с детьми и няньками, мои господа удаляются в соседний покой. Меня, недостойную, терзает любопытство, и я под каким-то вымученным предлогом следую тайком за ними. Достойное наказание я получаю за свой порок!
В замочную скважину я наблюдаю, как герр Рихард обнимает фрау Анну за талию и приближается к её лицу настолько, чтоб говорить шёпотом. Но у меня хороший слух. Я слышу, как он произносит:
- Мне кажется, миледи, сейчас самое время его отвлечь.
- Каким образом, милорд? - интересуется фрау таким тоном, каким спросила бы о погоде или о том, что подадут на обед.
- Тем, что выше земного брака.
- Прекрасной Дамой?
- Угадали, - он улыбается.
- Безжалостной? - она запрокидывает голову.
- Непременно, - он смотрит ей в глаза, в зеркало своих глаз, потому что роднит их и цвет, и настроение.
- У вас есть на примете такая?
- Кроме вас, хотите вы спросить?
Далее следует то, от чего я должна отвернуться, потому что при взгляде на чужой поцелуй меня посещают постыдные мысли, кои я не в силах высказать даже Вильгельму.
- Да. Кроме меня.
Как прелестна моя фрау. Её кожа так белоснежна, но не прозрачна и не подвластна тем безобразным пятнам стыда, или обиды, или просто солнца, что делают моё лицо ярко-розовым. У неё такие чудные тёмно-каштановые локоны - наследство матери, я помню, какой та была красавицей. Такие прекрасные, бездонные, тёмные глаза, меняющие цвет по прихоти освещения. Она вся такая точёная, изящная, сильная, хоть и не высока ростом. Я выше неё на голову - но неизменно пресмыкаюсь внизу, блёкло-соломенная и нескладная. Ах, почему мне не дано такой же внешности?!
- Есть. И вы тоже с ней знакомы. Это ваша фрейлина.
- Лорелей?
Я тоже готова кричать от удивления. Верно, герцог зло надо мною шутит. Впрочем, он имеет на это право.
- Ну да, Лорелей. Вы словно слышите о ней впервые. Так вот, я расскажу: она чудесно сложена и обладает теми чарами, что затмевают блеск такой звезды, как Джейн Шор.
- Но она же совершенно не умеет держаться!
- Разве это не поправимо? Поручим её нашей доброй знакомой, что знает столько женских уловок...
- Нет, нет, - со смехом трясёт головой, вся в дымке вуали, фрау Анна.
- Я начинаю разочаровываться в женской наблюдательности, - смеётся в ответ герр Рихард. - На неё смотрят. О ней спрашивают. Лорд Гастингс, герцог Бэкингем, граф Риверс. И этот мальчишка Дорсет - при мистресс Шор он не краснеет, а упоминание о нашей Лоре вгоняет его в краску.
Он играет вуалью жены. Она проводит пальцами по его ожерелью.
- Что ж, меня вы почти убедили. Но что скажет Уильям? - пальцы скользят по плечу - к волосам.
- Его я беру на себя. Я думаю, он поймёт, что до грубых забав не дойдёт. Нужно лишь заманить...
- Пожалуй, я положусь на вас, - пальцы ласкают его щёку и приближаются к губам. Герцог кусает жену за пальцы. Я вновь отворачиваюсь - лишь слышу короткий смех.
Неужели придётся и мне изображать подобное наслаждение?! Не верю своим ушам! Не хочу верить!
Пока я зажмуриваюсь и встряхиваю головой, дверь отворяется, и чета Глостеров приветствует меня:
- Фройляйн Лора, как хорошо, что вы сами нас отыскали...
И мне говорят... я должна... влюбить в себя... герра Георга... и пригласить купаться... и...
- Если вы помните, у вас есть ко мне неоплаченный долг, - поводит герцог перекошенными плечами. Я опускаю глаза. - Сейчас вы можете вернуть его.
Зачем вы так жестоки? Вы прекрасно знаете, что я во всём вам повинуюсь...
И мне приглашают портниху, и ювелира... Фрау Анна достаёт из ларца запас лент и заколок... И мчится из Лондона фрау Шор, чтоб обучить меня новым танцам.
Нет-нет, хочу крикнуть я, герру Георгу нужно сейчас не то. Утешение. Понимание. Собеседник.
Фрау Анна волнуется, что мой немецкий выговор будет мешать. Герр Рихард возражает, что в этом - особый шарм.
Мне хочется вырваться, спрятаться, запереться - но портниха Маделин Джонс расстилает передо мной отрезы ткани, и я долго любуюсь золотым шитьём на изумрудном атласе, и алым бархатом, и шёлком цвета лаванды...
Вскоре я не узнаю себя в зеркале - и смущаюсь пуще прежнего, страшусь поездки в Виндзор.
Не менее страшусь, что дверца кареты помнёт мой шлейф.
Я иду сквозь взгляды мужчин и женщин, сквозь свет факелов и вычурные тени. Иду по коридору, проливая иззелена-синий шёлк на каменные плиты.
Герр Кларенс живёт сейчас в Виндзоре, при старшем брате.
Он предлагает мне руку, и мне хочется отойти в сторону, потому что я загораживаю дорогу знатной даме.
Нет, этот жест обращён ко мне.
Он говорит, что рад меня видеть. Рад видеть младшего брата, невестку, но всех более - меня.
Сквозь опущенные ресницы я замечаю его взгляд.
Нет, он просто сравнивает меня с Изабеллой.
Нет, я не стала менее робка. Но можно превратить робость в скромность, молчаливость - в достоинство, а неуклюжесть - в грацию. И это чудесное превращение. Как если по единому мановению с вас спадают оковы.
Я тешу себя тем, что Вильгельм тоже смотрит - и то, что видит он, явно радует его взор. Он стал учтивее, не разговаривает запросто, как с горничной или с приятелем.
Мне это льстит.
Но я вынуждена завершить ненавистное дело. Вот так шелка и самоцветы заманивают в сеть порока... Горе мне...
Но ещё больше манят обещания.
Мы с Кларенсом ими обмениваемся. Мы вместе коротаем вечера и шутим над астрологами, что вместо красоты вечернего неба видят нити, за которые дёргает марионеток судьба - как если бы вместо прекрасного человека видеть лишь кости и сухожилия...
Проклятая моя потеря! В обмен на несколько костей я отдаю себя всю!
Но как приятно: тебе целует руку коленопреклоненный герцог. Чувствуешь себя королевой.
Перед его лицом - моя рука.
Он хочет видеть больше.
Взбалмошный всплеск подола. Так делает фрау Анна. Полезно порой наблюдать тайком.
Всплеск сине-зелёного шёлка предвосхищает плеск волн. Мы часто выезжаем на прогулки, но лишь сегодня достигли мы берега Темзы. Немалого труда стоило уговорить Джорджа. Он плохо умеет плавать.
Мы выбираем пологий берег и оставляем на влажном песке всё, что может нам помешать.
Вот здесь - я ничего не стыжусь. Меня одевает вода. Вся река - моё платье. Приподнимите же мне юбки, милорд, не стесняйтесь, никто не увидит. Ныряйте.
Вы вовсе не плохой пловец.
Под водой всегда легче.
Вы не умеете?
Я научу вас.
Позвольте... Позволь - я поддержу тебя. Ныряем вместе.
Вода сама нас держит.
Можешь открыть глаза.
Я тоже тебя держу. Плывём.
Теперь наверх - передохнём.
Как долго ты можешь не дышать?
Я - дышу.
Не торопись. Отдохни. Подыши. Посмотри, какое лазурное небо. Ни облачка. Безмятежность.
Любуйся. Любуйся этим берегом, водою, небом, мной, домишками на горизонте, лодочками в дымке...
Любуйся - ты видишь это в последний раз.
В воде я как рыба. Меня не поймать и со мною не сладить. Будь я хрупка и мала ростом, как фрау Анна, ты победил бы. Но вода развила меня, воспитала, дала мне силу. Вода - это дар. Это весь мир. Радуйся, что он открыт тебе.
Борьба не была продолжительной. Хотя... не знаю. Здесь я всегда забываю о времени. Но пора возвращаться.
Никто не знает, что мы покинули Виндзор.
Я выхожу на берег. Внезапный ветер заставляет натянуть рубашку. Песок блестит сквозь отсыревшую ткань. Складки липнут к коже, одежда словно прирастает, повторяя моё тело.
Бледнеет моя тень. Тучи устлали небо.
Не правда ли, я стройна?
В преддверии грозы я поднимаюсь на отвесный берег - всего каких-то полсотни футов, и уже целая скала.
Я сажусь у обрыва, чтоб высохнуть на ветру.
Ветер треплет мои золотые волосы - точно волны.
Волны горбятся, торопливо скачут - точно кланяются предо мной.