ГЕРА ИЗ РУЗОВКИ
Гера сквозь сон услышал звук грома. Очередной гулкий раскат разбудил его окончательно. Он приподнялся на локте, пытаясь рассмотреть в полумраке спальни сестру. Рассмотрел – Милка сладко спала, уткнувшись носом в согнутую руку (вообще-то её звали Людмилой, но глядя на её круглую мордашку, все сразу замечали: "Какая милая девочка!", и постепенно милая Людмила стала просто Милой, Милкой). Гера подошёл к окну и отогнул занавеску. На улице лило как из ведра, чёрная туча висела так низко, что казалось – до неё можно достать рукой, но над лесом уже виднелась чистая полоска неба. Он вернулся в постель и закутался в одеяло. Почему-то стало тревожно. "В чём дело? – с неудовольствием подумал он. – Ещё можно спать и спать... тихо в доме совсем, наверное, даже бабушка ещё не проснулась. Не боюсь же я грозы, в конце концов!".
Он сердито поёрзал, устраиваясь поудобнее, и вдруг подскочил. "Меч! – пронеслось в голове. – Меч в тайнике на берегу!". Вот она – причина его тревоги. Деревянный меч, над которым он работал несколько дней, был спрятан в тайнике у самой реки. В такой ливень вода могла размыть берег и унести меч. Гера вскочил с постели и опять выглянул в окно. Ливень не утихал. Гера заметался по комнате. Если меч и в самом деле пропадёт, можно будет сделать новый, хоть и жаль, что столько трудов пропадёт зря. А если вода лишь размоет тайник, и меч найдёт кто-то из деревенских ребят? Нет, видеть свой меч в чужих руках – это невыносимо! Гера распахнул окно, одним прыжком перемахнул через подоконник и с трудом перевёл дыхание – ливневые струи оказались неожиданно холодными, почти ледяными. А он был в одних трусах и майке.
Стуча зубами, он понёсся к реке. Почти везде берег полого опускался к воде, но в одном месте он нависал над рекой крутым обрывом высотой метра в полтора. Если лечь на живот и опустить вниз руку, можно нащупать торчащий из берега корень давно срубленного дерева. Сразу же под этим корнем был устроен тайник. Его неудобством было то, как тяжело прятать в нём разные сокровища. Зато он был совершенно недосягаем для людей, не знающих о его существовании. Устраивая тайник, Гера, как ему казалось, учёл всё... кроме такого вот ливня, который мог, во-первых, поднять уровень воды в реке так, что тайник окажется подтоплен и рискует пострадать, и во-вторых, ливень может размыть глинистый берег и содержимое тайника просто вывалится в реку.
Гера плюхнулся животом в мокрую траву, опустил вниз руку, нащупал заветный корень. Он так нервничал, что ему на миг показалось, что тайник уже погиб, но тут же пальцы нащупали деревянную рукоятку. Он с облегчением перевёл дух, достал меч и, прижимая его к груди, понёсся домой. Во дворе он спрятал своё оружие в будке Полкана, который был страшно изумлён тем, что в его жилище залез человек, да ещё с какой-то палкой. И вместо того, чтобы поиграть этой палкой с ним, Полканом, человек пристроил её на самом верху так, что Полкану было не достать её.
Вернувшись в комнату тем же путём – через окно, Гера переодел трусы и майку на сухие, мокрые вещи скрутил в комок, чтобы днём подсунуть в корзину с грязным бельём, и, счастливый, завернулся в одеяло.
– А я скажу, что ты в окошко лазил! – он вздрогнул от громкого шёпота сестры.
– А я скажу, почему у меня шрам на лице, – парировал Гера.
Со стороны девочки послышалось обиженное сопение.
– Не скажу, – наконец прошептала она.
– Верное решение, – подтвердил Гера, – спи, рано ещё.
Согреваясь, он ругал про себя сестру. Вечно из-за неё возникали какие-то проблемы, и главной проблемой была она сама. Только он соберётся по каким-то своим делам, как мама тут как тут – надо посидеть с малышкой, надо с ней погулять, надо забрать из садика. Гера не мог сказать, что он не любил Милку, но он относился к ней скорее как к домашнему животному, за которым надо ухаживать, кормить, выгуливать. Он согласен был делать это, но пусть бы в остальное время она его не трогала, а спала бы или играла тихо. Но она, как назло, постоянно лезла к нему, преданно заглядывая в лицо, готовая выполнить любую его просьбу, всячески пытаясь завоевать его расположение. Но все её старания рассыпались от его сурового: "Отстань! Не мешай!".
Утром за завтраком Милка не могла усидеть спокойно. Исподлобья поглядывая на брата, она ёрзала на табуретке, крошила хлеб, булькала в чашку с чаем. Всё её существо, кажется, даже кончики подрагивающих ресниц старательно загоняли обратно готовые слететь с язычка слова о Гериной ночной прогулке.
– Да что же ты не угомонишься, егоза? – наконец сердито прикрикнула на неё бабушка, когда чашка опрокинулась и лужица сладкого чая растеклась по столу.
– Бабулечка, я уже всё, – Милка вытаращила глаза, – спасибочки, бабулечка! – она торопливо чмокнула бабушку в щёку и исчезла за дверью во двор.
– Куда ты? – крикнула вслед ей бабушка. – Холодно после грозы, без кофты ускакала... – она сокрушённо покачала головой, – не девочка, а оторва какая-то растёт.
– Да ладно тебе, ба, – грубовато откликнулся Гера, – нормальная девчонка.
– Уж кто бы говорил, – вздохнула бабушка, взяла Геру за подбородок и приподняла его голову, разглядывая шрам на лице. – И как ты умудрился так израниться? Что я матери твоей да отцу скажу? Не уберегла, старая... Хорошо, хоть глаз цел...
Она опять вздохнула и принялась убирать со стола посуду. Гера засунул в рот последний кусок пирога, помог бабушке и вышел на крыльцо. Милкина белобрысая голова мелькала за забором – малышня носилась по дороге, играли в пятнашки, поднимая клубы пыли. "И зачем ей кофта? – равнодушно подумал он. – Так скачет, что уже, наверное, мокрая вся..." Он вернулся в дом, прошмыгнул в комнату, забрался на кровать и пристроил на коленях ноутбук.
– Здравствуй, друг мой Геральт, – прошептал он, нажимая на иконку папки под названием "Ведьмак". Здесь были ярлыки запуска игры, скриншоты видов Вызимы, её окрестностей и других городов, селений, и мест, где довелось побывать Гериному кумиру – Геральту из Ривии, ведьмаку. Вошла бабушка, и Гере пришлось захлопнуть крышку. Он мысленно чертыхнулся, но спросил сдержанно:
– Чего, ба?
– За водой сходил бы, Гоша? – попросила бабушка.
– Хорошо, сейчас.
– Да можно не сейчас, к обеду.
– Я сейчас, бабуль, лучше. Потом не надо будет носить.
Бабушка улыбнулась и вышла. Гера убрал ноутбук и поплёлся за водой. По пути заглянул в зеркало, потрогал осторожно пальцем ссадину на лице. Она начиналась с середины лба, пересекала глаз и проходила почти через всю щёку. Интересно, она достаточно глубокая, чтобы шрам остался на всю жизнь? Он пятернёй откинул назад отросшие за два месяца волосы. Они и так у него светлые, но на солнце выгорели и стали почти бесцветными, словно седые. Он улыбнулся своему отражению:
– Я становлюсь похожим на него, – и прищурил глаза, постаравшись придать себе хищный вид. – И чего она меня Гошей называет? Как бы всех приучить, что я теперь Гера?
Гера – почти как Геральт. Он подхватил вёдра и зашагал к колодцу. Едва он вышел за калитку, как ему под ноги с разбегу грохнулась Милка. Он от неожиданности чуть не ударил её ведром.
– Ой, Гоша, я нечаянно, – пробормотала она, поднимаясь.
– Я же просил меня так не называть, – прошипел он.
– Прости, Гера, – послушно сказала она, – дай ведро, я тебе нести помогу.
– Без сопливых, – отрезал брат, но, скользнув взглядом по огорчённой мордашке сестры, добавил: – Ладно, держи.
До колодца дошли молча. А там, пока мальчик крутил ворот, поднимая полное ведро, Милка спросила:
– А куда ты ночью ходил?
– Не твоё дело.
– Ну скажи...
– Нет.
– А я в окошко видела, как ты к Полкану лазил...
Гера похолодел.
– Видела, так молчи, – буркнул он.
– А я уже смотрела там, ты меч деревянный спрятал там, – выпалила она, – там, в будке...
Гера заглянул в колодец. Помолчал. Потом наклонился к самому лицу сестры и зловеще прошептал:
– Проболтаешься, в колодец сброшу.
Вместо того, чтобы в ужасе побледнеть и молить о пощаде, Милка расплылась в улыбке:
– И не сбросишь, не сбросишь! Ты говорил, что твой колдун не злой, а ты всё как он делаешь!
– Ведьмак, – вздохнул Гера.
– Ну да, ведьмак, – кивнула головой Милка.
Она дошла с ним до калитки, держась за дужку ведра. Ей казалось, что она так помогает брату. У калитки она помялась, явно желая что-то сказать, но не решилась и умчалась вдоль по улице к стайке подружек.
– Ба! Я принёс воду! – крикнул Гера, занося вёдра в дом.
– Спасибо, внучек, – голос бабушки донёсся с огорода.
Гера потоптался – пойти помочь? Но, пока он размышлял, бабушка уже вошла в дом с корзинкой, полной огурцов. Он улучил момент, когда она отвернулась, выхватил из корзины два огурца и прошмыгнул в комнату. Наконец-то можно побыть с Геральтом. И опять не повезло – едва он достал ноутбук, как услышал прямо под окном голос бабушки. Из её диалога с незнакомым мужским баритоном он понял, что сейчас на их улице отключат свет, а он вчера не зарядил аккумулятор. Он в сердцах упал на кровать и зарылся лицом в подушку. Задел ссадину, её зажгло, и он перевернулся на спину, закрыл глаза.
Обычно на лето Гера ездит в лагерь, а Милка сюда, в Рузовку. Но в этом году бабушка приболела, родители не смогли взять отпуск и на семейном совете решили, что Гера поедет вместе с Милкой. Приглядит за сестрой и будет помогать бабушке по хозяйству. Сказать, что он был огорчён таким раскладом – значит не сказать ничего, это было трагедией, бедой, катастрофой! Ведь в лагере его ждала встреча с друзьями, они полгода планировали, как проведут эти три месяца, распределили роли. Гера, как инициатор игры, безоговорочно получил право стать Геральтом, и тогда он решил, что его теперь должны называть Герой, а не Гошей. Правда, ни родители, ни бабушка никак не соглашались с этим именем, но он не терял надежды постепенно приучить их. В ребячьей компании нашлись и Эскель, и Ламберт, и Лютик (правда, Данила не умел играть на лютне, да и не было у него этой самой лютни, зато была гитара, и играл он на ней мастерски!). Перед майскими праздниками Данила осторожно поинтересовался, не будут ли друзья против того, что в и компании появится Трисс или Шани. Мальчики посовещались и решили, что кандидатка должна прочитать хотя бы одну из книг и определить, кем она всё же хочет быть. После этого выяснилось, что ни Трисс, ни Шани у них не будет.
И вот Гера должен ехать в деревню. Все планы, как говорит мама, псу под хвост. Возражать и спорить с родителями он не стал. Во-первых, понимал, что это бесполезно. Во-вторых, ему было почти четырнадцать лет, и он понимал, что так надо, что бабушка, едва оправившаяся после болезни, не сможет справиться с хозяйством и с непоседливой вертлявой Милкой.
Он надеялся, что удастся организовать игру с деревенскими ребятами. Приехав к бабушке, он с первых же дней начал прощупывать почву, но, к ужасу своему выяснил, что никто из ребят ничего не знает ни про какого Геральта. Не играли в игру, не читали книг, не видели фильм... А когда он попытался рассказать о ведьмаках, о Каэр Морхене, о Предназначении, его просто подняли на смех. Стоило ему появиться за калиткой, как мальчишки начинали кричать: "Ведьмак! Ведьмак идёт!". С одной стороны, ему нравилось, что его так называют, но с какой издёвкой, с какой насмешкой делали это деревенские ребята! Гера обиделся и перестал ходить на улицу, просиживал полными днями на кровати с ноутбуком или качался в гамаке с книгой в руках. Иногда к нему подсаживалась Милка, и он от безысходности рассказывал ей историю Геральта. И часто мечтал, как в Рузовку вдруг придёт огромная яга или заведётся в окрестностях деревни огромный кокатрикс. И тогда Гера возьмёт свой меч и... И тогда все узнают, какой он, Гера из Рузовки! И уже никогда не посмеют насмехаться над ним.
Неделю назад он также качался в гамаке и, кажется, задремал, потому что перед ним вдруг оказался огромный волк, размером с крупного дога. Пригнув к земле большую голову и скаля жёлтые зубы, волк наступал на Геру и глухо рычал. Гера поднял над головой сверкнувший на солнце меч и...
– Там Милка, – сказал волк и положил лапу ему на плечо.
Гера вздрогнул и открыл глаза. Рядом стояла испуганная соседская девчонка и робко трогала его пальцем.
– Там Милка, – повторила она, убедившись, что Гера проснулся.
– Что ещё? – он недовольно отстранил от себя маленькую грязную ладошку.
– Там Милка, – вздохнула девчонка и провела этой ладошкой по глазам, вытирая выступившие слёзы.
Гера с минуту смотрел на её лицо в грязных разводах, и его медленно опутывал страх. Что-то случилось. С Милкой. Бабушка не знает, а когда узнает... опять может слечь. В голове замелькали картины одна страшнее другой. Наконец он тряхнул головой, отогнал видения и спросил:
– Где? – и испугался тому, как дрогнул его голос.
– Там, – девчонка махнула рукой и побежала к калитке.
Гера заспешил следом. В конце улицы рос огромный дуб. На самой его верхушке, вцепившись руками и ногами одну из веток, висела Милка. Гера перевёл дыхание – по крайней мере, она живая, её не растерзал хищник и не изрубил мечом бандит.
– Милка, слезай! – крикнул он.
Было видно, как она помотала головой и крепче вцепилась в ветку. Ясно, что она сама не слезет. Вокруг толпились Милкины подружки и пацанята – сплошная малышня. Гера полез на дуб. И угораздило эту девчонку забраться так высоко! Он чувствовал, как начинают всё сильнее прогибаться ветки ближе к верхушке дерева. Наконец он добрался до той, в которую вцепилась Милка.
– Руку давай, – позвал он.
Милка таращила глаза и не шевелилась.
– Руку давай!!! – заорал он.
Девочка вздрогнула и осторожно, медленно протянула ему дрожащую ладошку. Он аккуратно, стараясь не раскачивать ненадёжную вершину, еле-еле достал до неё, сжал изо всех сил, так, что ладонь сестры хрустнула от его хватки. Она даже не пикнула, хотя на земле устроила бы вой на всю деревню, если бы он также схватил её. Гера слегка потянул сестру к себе. Она поползла по ветке. Казалось, что прошла вечность, прежде чем Милка оказалась рядом с ним. Гера стал медленно спускаться. Почему залезать на дерево всегда легче, чем возвращаться вниз? Милка, судорожно цепляясь то за ствол, то за Геру, всхлипывала и дрожала, но следовала за братом. Оставалось совсем немного – несколько метров, когда Милка вдруг взвизгнула, дёрнулась и... полетела вниз. Гера рванулся и успел схватить её за руку. Но сам не удержался. Падая, он успел заметить перед лицом острый сук и машинально зажмурился. Острая боль разрезала пополам голову. Всё же Гера умудрился перевернутся так, что сам он упал на землю, а Милка – на него.
Через секунду малышня торжествующе заверещала. Милка неуверенно слезла с Геры, взглянула на него и зарыдала в голос:
– Ой, Гошечка, у тебя крови сколько!
– Хватит верещать! – рявкнул он.
Провёл рукой по лицу – как же больно-то! Ладонь вся в крови...
– Ты не могла нормально слезть? – набросился он на сестру.
– Меня Кузя поцарапал, – пробормотала она, испуганно тараща глаза.
– Какой ещё Кузя? – с досадой возмутился Гера.
Милка расстегнула пуговки блузки и вытащила из-за пазухи крошечного котёнка. Гера успел заметить на её теле царапины, оставленные им.
– Его Валет загнал на дерево, – торопливо затараторила она. – Он испугался, залез на дерево, а обратно никак. И я за ним...
– И обратно тоже никак, – передразнил её Гера. – Вот бабушка тебе крапивой по одному месту покажет, что как, а что никак! Давай домой!
Он широко зашагал к дому, чувствуя, как кровь с раны на лице капает на рубашку. Милка всхлипывала за его спиной.
– Батюшки мои, – бабушка бессильно села на лавку, увидев вошедшего в калитку Геру, – ой, горюшко моё, да как же это?
За спиной Гера услышал, как заскулила Милка. Ему стало её жалко, пожалуй, бабушка и в самом деле стеганёт её крапивой пару раз по голым ногам. Бабушка добрая, но тут Милка виновата по-крупному.
– С дерева упал, – буркнул он, – Валет соседский котёнка на дуб загнал...
– И сам бы слез, – заявила бабушка, – ещё ни один кот на дереве не сдох! Вот же городские... Милка, воды из ведра ковшиком зачерпни!
Она ловко умыла Герино израненное лицо, попричитала, что он едва глаз себе не выдрал, наложила какую-то мазь и прилепила полосками пластыря кусочек марли.
– А можно Кузю оставить? – еле слышно спросила Милка, наблюдая за ходом "операции".
– Что за Кузя? – не поняла бабушка.
– Котёнок... которого Валет, – ещё тише проговорила Милка, – я маму попрошу потом, мы его в город заберём. Пожа-алуйста...
– Оставляй, егоза, – кивнула добрая бабушка.
Гера терпеливо выдержал процедуру – Геральту и не такие раны приходилось лечить, и вышел в сад. Читать уже не хотелось, и он решил просто покачаться в гамаке. Но в гамаке уже сидела Милка. Увидев брата, она спрыгнула на землю и смущённо затеребила подол платья.
– Ты не скажешь бабушке? – наконец спросила она.
– Я ещё не решил, – строго ответил он.
– Не говори, пожалуйста, а?
– Боишься крапивы? – усмехнулся Гера. – На дерево не забоялась лезть?
Милка молчала, опустив голову.
– Я не скажу бабушке, – медленно проговорил мальчик, – если ты пообещаешь мне кое-что.
– Что?
– Если ты будешь называть меня Герой, вся история с дубом и котёнком останется между нами.
– Хорошо! – воскликнула Милка и благодарно чмокнула в щёку успевшего улечься в гамак брата.
Только он хотел возмутиться, как сестрёнка уже исчезла за калиткой. Через минуту она вихрем влетела обратно, посадила Гере на живот котёнка, и таким же вихрем снова умчалась на улицу.
Вот так он получил рану на лице и теперь мечтал о том, чтобы шрам остался у него на всю жизнь. Тогда ни в какой ситуации уже никто и никогда не сможет лишить его права быть Геральтом в игре. Правда, у Эскеля тоже шрам, но вовсе не такой!
Пока бабушка возилась с обедом, Гера незаметно проверил меч в будке Полкана. Меч был на месте. Но ему было теперь неспокойно за своё оружие, и он перепрятал его на чердак – подальше от Милкиных глаз.
Вечером того же дня снова прошёл короткий ливень, и через полнеба раскинулась разноцветная радуга.
– Надо же, яркая какая, – заметила бабушка. – Когда я ещё как Милка была, мне моя бабка говорила, что вот такая яркая радуга показывает, где счастье твоё. Мы даже с соседским пацаном Мишкой пошли за счастьем один раз.
– Нашли? – заинтересовалась Милка.
– Ага, нашли, – кивнула бабушка. – До леса дошли, а из леса радуги-то уж не видно за деревьями. Мы заплутали с ним. А как нас к вечеру нашли, так разложили обоих на лавке да всыпали хворостиной по мягкому месту, чтоб не повадно было. Вот и всё счастье.
– А Мишка где теперь? – помолчав, спросила Милка.
Бабушка переглянулась с Герой, и они оба прыснули от смеха. Милка озадаченно закусила губы, исподлобья поглядывая то на бабушку, то на брата. Гера, наконец, сжалился:
– Глупая! Это ж наш дед Миша!
– Не может быть! – девочка вытаращила глаза. – Он же...умер!
– А тогда живой был, – вздохнула бабушка. – После того путешествия нам родители запретили даже через забор разговаривать, да мы тайком всё равно виделись. Так и росли.
– А потом у вас любовь была? – Милка мечтательно улыбнулась.
– Потом любовь была, – подтвердила бабушка, – очень большая у нас любовь была.
Гера посмотрел на старую фотографию в деревянной рамке. Молодые бабушка и дедушка немного испуганно смотрели со снимка, наклонив друг к другу головы. Гера смутно помнил деда – его загрыз в лесу волк, когда внук был совсем маленьким, как сейчас Милка. В памяти остались только отдельные слова: "волк-одиночка", "опасно было в лес далеко ходить", "слишком в себя верил". Говорить о гибели деда в семье было не принято, что случилось – то случилось, и нечего без конца обсуждать одно и то же.
– Бабушка, а вы хорошо жили? – спросил Гера.
– Не то слово... душа в душу жили. Конечно, бывало всякое, и ссорились, и мирились, и спорили... Без этого никак, без этого не бывает. Но... мы, наверное, самой счастливой семьёй на деревне были.
– Так значит, вы нашли счастье-то... – задумчиво проговорила Милка, – счастье под радугой...
– Да при чём тут радуга? – отмахнулась бабушка. – Просто соседи, да в школу вместе бегали, так и полюбились. И никакой радуги...
Прошло несколько дней, снова разразился летний ливень, и снова повисла над лесом радуга. Милка стояла на крыльце и неотрывно смотрела на неё. Перед сном она спросила Геру:
– А ты тоже думаешь, что радуга не при чём?
– Чего? – он не сразу понял, что сестрёнка имеет в виду.
– Ну бабушка сказала, что они с дедушкой были счастливы, но радуга не при чём, – нетерпеливо пояснила она.
– Конечно, не при чём, – усмехнулся Гера.
– Как же ты не понимаешь! – возмутилась Милка. – Если бы они не пошли к радуге, то ничего бы не было! Это же была их тайна! И потом они виделись, чтоб никто не знал!
– Ну и что?
– Ты не понимаешь, потому что ты Гоша! – в голосе девочки зазвенели слёзы. – Вот твой колдун бы понял!
– Ведьмак! – рассвирепел Гера.
– Тем более, – всхлипнула Милка.
Гера молча уставился в темноту. Сестрёнка вскоре заснула, вздыхая и чмокая губами, наверное, и во сне не могла поверить в то, что Гера не понимает таких прописных истин. "Может, Милка и права, – подумал Гера, – ходили вместе, после этого сдружились... Если б не общий секрет – встречи эти тайком, могло ведь и любви не случиться... Ерунда какая-то! Они же через забор жили, и так знали друг друга, как облупленных. Но ведь... С другой стороны нашего дома живёт дед Семён, он такой же, как бабушка. Она сама говорила, что с ним на танцах отплясывала... А замуж за деда Мишу вышла..." – мысли путались, наступали одна на другую, обрывались на самом интересном месте. Гера повертел головой на подушке и заснул.
Милка с утра была непривычно хмурая и молчаливая. Бабушка даже заставила её измерить температуру и долго изучала горло внучки, но никаких признаков болезни не обнаружила. После обеда пошёл дождь, и вновь после него на полнеба раскинулась радуга. Гера с усмешкой смотрел на Милку, а она, вцепившись в перила крыльца, не отводила взгляда от разноцветной дуги.
– Смотри! – вдруг заверещала она.
Гера увидел, как под яркой радугой медленно проявляется вторая, поменьше и побледнее. Он заворожённо уставился на небо.
Милка подскочила к нему, вцепилась в рукав и горячо зашептала:
– Гера, Герочка, давай пойдём туда, пойдём к радуге! Их же две, как раз для меня и для тебя!
– С ума сошла? – возмутился брат. – До радуг нельзя дойти! Физику будешь учить в школе, поймёшь!
– Так нам же надо не до самих радуг, – шептала Милка, – нам надо туда, куда они показывают! Посмотри – большая радуга как раз на просеке стоит, помнишь, мы туда за подосиновиками ходили?
– И дальше что?
– Ну это же не очень далеко! А вдруг там...
– Что? Что там?
– Вдруг там счастье, – даже не сказала, а выдохнула Милка.
– Вот глупая! – возмутился Гера. – Ну какое там может быть счастье? Корзина подосиновиков?
– Пожалуйста, пойдём, – умоляла Милка, пропуская мимо ушей реплику брата.
– Нет!
– Не пойдёшь?
– Сказал – нет!
– Тогда я пойду одна! И никогда не буду называть тебя Герой! – едва сдерживая злые слёзы, заявила сестрёнка. – И можешь рассказывать бабушке, почему ты с дерева упал!
Брат даже растерялся от такой дерзости. Растерялся и испугался за Милку. Пожалуй, она и в самом деле уйдёт в лес. И даже если он удержит её сейчас силой, запрёт в комнате, то она дождётся следующей радуги и всё равно пойдёт за этим призрачным семицветным счастьем.
– Ладно, – буркнул он. – Идём.
Гера достал с чердака меч, прихватил по пути старый поводок Полкана, скрутил из него петлю. Кое-как приладив его на плечи, он засунул в эти импровизированные ножны свой меч и закинул его за спину. Милка ждала его у калитки.
Через полчаса они уже подходили к реке, отделяющей деревню от леса. Гера посмотрел на обрыв, где был его тайник. Видимых разрушений заметно не было, но всё же он порадовался, что забрал меч оттуда. Рекой в Рузовке называли широкий ручей. Хотя для ручья он был велик, но для реки – маловат. Во время сильных дождей он иногда выходил из берегов, а в засушливое время мог обмелеть так, что рыбу можно было собирать руками. Через ручей был перекинут лёгкий мостик, который во времена половодий смывало, и его приходилось налаживать заново. Почему никто из местных не хотел сделать настоящий крепкий мост, было загадкой. Люди предпочитали ходить почти два километра вверх по течению до небольшого пригорка, где в любое время ручей можно было перейти в брод.
Грозовые ливни последних дней заставили ручей вспухнуть, подняться и зашуметь, словно он был настоящей рекой. Гера уже на подходе сообразил, что моста наверняка нет, и с облегчением решил, что сейчас они смогут вернуться. Идти в лес ему нисколько не хотелось – ведь дома были ноутбук, книга и Геральт.
– Ты видишь? – строго спросил он Милку. – Ты видишь – мост смыло. На другую сторону мы не сможем перебраться, здесь глубоко, а ты плавать не умеешь. Так что давай-ка поворачивать к дому.
– Нет-нет, Гера, тут плот есть! – засуетилась Милка, скользнув в прибрежные кусты.
Через минуту она уже шла вдоль самой воды и одной рукой тянула за верёвку небольшой плотик, а в другой держала длинный шест. Гера покачал головой, сомневаясь, что плот выдержит их двоих. Но Милка, перехватив взгляд брата, бросила конец верёвки в траву и одним прыжком оказалась на плоту.
– Он прочный, Гера! – радостно сообщила она, попрыгав для пущего убеждения, и замахала шестом.
Ему ничего не оставалось, как присоединиться к сестре. Он осторожно ступил на скользкие брёвна, плот угрожающе закачался, погрузился ниже воду, но выдержал. Гера взял из рук Милки шест и оттолкнулся от берега. Плотик послушно поплыл по воде. В три толчка они пересекли реку и спрыгнули на противоположный берег. Гера поправил меч и зашагал в лес.
– Погоди! – крикнула Милка.
Он остановился. Сестрёнка, скользя в мокрой траве, потянула верёвку, затаскивая плот в кусты.
– Я его привязала, чтобы не уплыл! – доложила она, подбегая к брату.
– Иди вперёд, – буркнул Гера.
Милка запрыгала по тропинке. Он смотрел ей в спину и думал, почему она, маленькая глупая девчонка, сообразила, что плот нужно привязать. Почему он, Гера из Рузовки, будущий ведьмак, не догадался сделать это.
– Ты откуда про плот знаешь? – хмуро спросил он.
– А мне Васик сказал, что Димку Леркин братан Никитос на плоту катал.
Гера запутался в именах, но переспрашивать не стал. Они долго шли молча. Дорога была знакомая, Гера с Милкой не раз ходили на просеку за грибами. Гера так погрузился в свои мрачные размышления, что не заметил, как Милка остановилась, и налетел на неё.
– Ну что ты встала-то? – с досадой возмутился он.
– Гера, смотри, корова! – она показала вперёд. – Это с соседней улицы, её Глаша Быковна зовут.
На просеке действительно стояла корова и задумчиво смотрела на детей.
– Откуда ты знаешь?
– Наташка сказала. Это её соседки бабы Даши корова, она несколько дней назад потерялась. Пастух пьяный напился и потерял её. Соседка плакала даже. А пастух говорит, что приводил корову, только бабы Даши дома не было. А она была, и ждала Глашу. Давай её домой отведём.
– Как мы её отведём? Плот не выдержит.
– Ну мы её хоть до реки доведём. А разве коровы плавать не умеют?
Милка пошла вперёд:
– Глаша, Глаша, пойдём домой!
Корова печально посмотрела на Милку и тоскливо замычала.
Девочка повернулась к брату и крикнула:
– У неё верёвка запуталась! Иди сюда.
Но не успел он сделать и двух шагов, как корова дёрнулась в сторону, едва не сбив с ног Милку. Та подскочила и замерла, глядя куда-то в сторону.
– Что случилось? – сердито спросил Гера.
– Волк, – пискнула Милка.
Корова опять дёрнулась, но верёвка не пускала её. Она снова тоскливо замычала. И тут Гера увидел его.
Огромный зверь, пригнув к земле голову, медленно переступал лапами, приближаясь к корове.
– На дерево! Быстро! – приказал Гера.
Милка шарахнулась к нему, он подсадил её на нижние ветки старой берёзы. Она ловко вскарабкалась метра на четыре по стволу вверх. Гера подпрыгнул, собираясь присоединиться к ней, но ветка обломилась под его весом.
– А как же Глаша? – чуть не плача, прошептала сверху Милка.
– Какая Глаша? – пробормотал растерявшийся Гера. – Он же нас сожрёт!
Он прыгал под берёзой, но ему никак не удавалось ухватиться за ветку, а перебежать к соседнему дереву даже не приходило в голову.
– Гера! – вдруг взвизгнула сверху Милка.
Он резко обернулся и увидел, что волк приближается к нему. Гера прижался спиной к дереву и не мог отвести взгляд от широколобой головы хищника. Волк смотрел на него жёлтыми глазами, скалил зубы и глухо рычал.
– Уйди от меня, уйди, пожалуйста, – упавшим голосом попросил Гера, стараясь слиться с деревом.
Волк напружинился, готовясь к прыжку. Гера зажмурился. Истошный визг прорезал лесную тишину. Что-то тяжёлое упало на землю. Гера осторожно приоткрыл глаза.
– Иди отсюда! Иди в лес! – спрыгнувшая с дерева Милка оказалась между Герой и волком и верещала не замолкая, при этом срывая пучки травы и бросая их в морду опешившего волка. – Уходи!!! Пошёл! Пошёл вон!!!
Волк лязгнул зубами и опять пригнул голову к земле. Он уже понял, что это маленькое существо, производящее столько шума, на самом деле вовсе не опасно. От Милкиного визга звенело в ушах, Гера обхватил голову руками и кончиками пальцев коснулся торчащего из-за плеча меча. "Ох, Геральт, как жаль, что я – не ты", – подумал он, выхватил деревянное оружие и шагнул к Милке. Волк пружинисто подался вперёд. Гера рванул сестру за платье, оттаскивая её за себя и изо всех сил ударил волка мечом по голове. Волк рухнул к его ногам.
– Гера, ты его убил? – Милка осторожно выглянула из-за спины брата.
– Я не знаю, – он не мог унять дрожи.
Словно в ответ на вопрос девочки, волк шевельнул лапами.
– Ай! – опять завизжала она. – Он живой!
Гера не помня себя опять ударил хищника по голове мечом, потом опять и уже не мог остановиться, пока меч не переломился пополам. Гера с удивлением посмотрел на оставшийся в руках деревянный обломок, отбросил его в сторону, сел на траву и заплакал.
– Не плачь! – обняла его сестрёнка. – Уже теперь же не страшно, ты его убил! У него кровь! Посмотри, ну посмотри же!
Милка заставила его убрать от лица руки и посмотреть на волка. Хищник действительно был мёртв – остекленевшие глаза уставились в одну точку, из оскаленной пасти торчали зубы. Шерсть на шее и голове была покрыта кровью. Милка обняла сидящего на земле брата, прижала к груди его голову и принялась укачивать, как делала мама, когда Милке было больно:
– Всё пройдёт, не надо плакать, всё пройдёт, не надо хныкать...
Гера понемногу успокоился и смущённо отстранился от сестры.
– Ты не думай, я никому не скажу, что ты плакал, – сказала она.
– Пойдём домой, – Гера поднялся на ноги.
– Надо взять с собой Глашу, – возразила Милка.
– Её плот не выдержит...
– А разве коровы не умеют плавать?
– Не знаю...
– Тогда мы её на бережке привяжем и позовём кого-нибудь.
Милка подошла к корове и стала распутывать верёвку. Гера постоял немного, потом решительно принялся помогать сестре. Длинная верёвка долго не поддавалась, и дети, возясь с ней, сначала молчали, переживая случившееся, потом начали понемногу переговариваться. Корова, успокоенная их присутствием, медленно жевала траву и изредка касалась губами склонённых ребячьих голов. Наконец, можно было двигаться в обратный путь. Гера пошёл впереди, Милка за ним, ведя за верёвку Глашу. Корова послушно ступала по тропинке и тяжело вздыхала.
– Гера, а как же волк? – вдруг спросила Милка.
– А что волк? – вздрогнул Гера. – Он же дохлый уже.
– Он там так и останется?
– Мы его всё равно не дотащим.
Милка замолчала, сердито сопя. До реки они шли молча. Гера думал о сестре, она всегда казалась ему глупым недоразумением в его жизни, но сегодня оказалось, что она смелее него, почти взрослого мужчины, сообразительнее, заботливее. Он удивлялся, что ничего этого не замечал в ней раньше. Гера резко остановился и посмотрел ей в лицо, словно она должна была после произошедшего выглядеть как-то иначе. Милка удивлённо подняла на него глаза, ожидая, что ей скажет брат. Странно, но перед ним стояла всё та же девчонка, с чумазой мордашкой и заплаканными глазами. Гера молча развернулся и пошёл дальше. Глашу привязали к дереву на берегу, вместе вытянули из кустов плот. Гера оттолкнулся шестом от берега и сказал:
– Слушай, ты извини, что я на тебя ору.. орал... я не буду больше. И меч тебе сделаю, хочешь?
– Хочу, – восторженно кивнула Милка.
– Ты лицо умой, а то бабушку напугаешь.
– Ты тоже, – улыбнулась она.
В калитку они вошли, держась за руки. Бабушка сидела на крыльце и резала яблоки для варенья. Рядом, облокотившись на перила, стояла баба Даша с соседней улицы. Подпирая стену избы, курил дед Семён.
– Нагулялись, чертенята? – заметила их бабушка и выронила яблоко. – Милка, платье-то где так извозила? Гера, а у тебя что, футболка в крови никак?
– Баба Даша! – воскликнула Милка, пропустив мимо ушей вопрос. – А мы вашу корову нашли!
– Да где же? – всплеснула руками та.
– В лесу! – радостно сообщила девочка. – Там волк был, его Гера убил!
– Какой волк? – едва смогла выговорить перепуганная бабушка.
– Волк? – дед Семён повернулся к детям. – Может, это собака была? А теперь где этот волк?
– Там остался, – буркнул Гера, – не переть же его...
– А чего ж не припереть-то? – усмехнулся дед Семён. – Шкура волчья дюже тёплая!
– Да какая шкура! – бабушка справилась с испугом. – Ведь он же вас сожрать мог... Как Мишеньку...
– Ой, ба, ну не сожрал ведь! – поморщился Гера.
– Не, Гош, вы серьёзно, что ли? – сосед пыхнул папироской.
– А чего нам, шутки шутить? – буркнул Гера.
– Его Гера зовут! – встряла Милка.
– Гера, Гоша – какая разница? – пожала плечами бабушка.
– Большая, – настойчиво проговорила Милка, – он – Гера!
– Ладно, Гера, – улыбнулся дед Семён, – пошли, что ль, заберём волка твоего.
– А Глаша-то моя где? – засуетилась баба Даша.
– За рекой, – ответил Гера, – у нас плот маленький, нам не переправить её было.
– И впрямь не шутят, – благодушная улыбка исчезла с лица соседа, – пошли, парень, показывай место.
– Переоденься хоть, – заметила бабушка.
Гера стянул футболку, только теперь заметив, что она действительно забрызгана кровью, набросил рубашку и пошёл на улицу. Дед уже ждал его за калиткой. Баба Даша засеменила за ними. Милка тоже запрыгала следом, но бабушка прикрикнула на неё:
– А ты дома останься, егоза! Переоденься да умойся, и до сельпо добеги, сейчас денег дам. Я на бумажке написала тебе, что купить надо.
Милка с досадой топнула ногой, но ослушаться не решилась.
Гера, дед Семён и баба Даша подошли к реке. Увидев хозяйку, Глаша призывно замычала.
– Ой, кормилица ты моя, сейчас я приду, Глашенька, – и старушка заспешила вдоль берега в сторону брода.
– Да погоди ты, старая, давай вон на плоту на ту сторону-то! – крикнул дед.
Пришлось делать два рейса – троих плоти не выдерживал. Гера перевёз бабу Дашу и вернулся за соседом. Старушка, поглаживая свою ненаглядную Глашу, повела её вдоль берега к броду. Гера со стариком зашагали в лес. Волк лежал на том же месте. Дед Семён выдал такую тираду, что Гера покраснел.
– Ты, паря, чем его дубасил? – спросил старик.