Демченко А.В. : другие произведения.

Хольмград'76. Шаг Третий. Ключи и калитки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
Оценка: 8.17*22  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    23.04.2024. - 17.07.2024. - Часть 1.
    02.08.2024. - 17.12.2024. - Часть 2.
    История закончена!

А.В. ДЕМЧЕНКО

ШАГ ТРЕТИЙ. КЛЮЧИ И КАЛИТКИ

ПРОЛОГ

   Софийская набережная утопала в вечерних огнях, отражавшихся и множившихся в тёмных водах Волхова, над летним городом плыли слабо сияющие отражённым светом стада облаков, нагоняемые прохладным даже летом ветром с озера Ильмень, мчались над мостовыми, со свистом взрезая воздух, автомобили, изредка возмущённо сигналившие обгонявшим их лихачам на летягах, а по брусчатым тротуарам лениво прогуливались и торопились по каким-то своим "вечерним" делам жители и гости столицы, меж которыми легко петляли наездники туб, то и дело взмывавших над головами пешеходов. Взрывались хохотом молодёжи ещё не опустевшие по ночному времени летние скверы, доигрывали в парках свои финальные композииции небольшие духовые оркестры... Древний город жил своей жизнью. Плакал и веселился, думал о чём-то важном и предавался лени, прятал свои тайны и обнажал мелкие, не всегда приятные секретики. В общем, всё как всегда. Обычный вечер, обычной пятницы...
   Почти обычный. Праздный гуляка, удосужившийся удалиться от Детинца, пройтись по Великой улице и далее до самой Псковской слободы, мог бы стать свидетелем весьма интересной и необычной даже для столичного города сцены. Сегодня, успевший полюбиться всем окрестным жителям аттракцион у маленького магазинчика со странным названием "Вечерняя Лавка", уже отключившийся ввиду позднего времени, вдруг ни с того ни с сего заработал вновь. Не дожидаясь пока отсутствующий любопытный прохожий закинет в автомат монетку, он застрекотал многчисленными шестерёнками, засиял, словно расцвеченный новогодними гирляндами, зашумел многочисленными звонками-трещотками и... выключился так же внезапно, как включился минуту назад.
   И в тот же момент за тёмными стёклами витрин закрытой лавки разлилось странное неестественное сияние, а из-под дверного проёма, занятого огромным торговым автоматом, стелясь над землёй, заструился холодный туман, буквально обмораживающий до инея брусчатку тротуара. Миг, и через стекло большой витрины, расположенной слева от "железного торговца", умудрившись не потревожить ни самого стекла, ни обрамлявшей его дубовой рамы, из лавки на улицу выскочил огромный призрачный кот. Хлестнув себя по бокам сразу двумя хвостами, животное обвело взглядом пустую улицу и, внезапно обретя плоть, с силой хлопнуло мощной лапой по брусчатке, отчего холодный туман струившийся по ней, всполошённый котом, резко подался в стороны и будто моментально впитался в камни мостовой, исчерченные быстро бледнеющими искристыми разводами инея. Впрочем, долго осматриваться вокруг коту не пришлось. Стекло витрины задрожало, заволновалось, словно водная гладь, в которую угодил камень, и исчезло, оставив в своём проёме всклокоченного, полуголого молодого человека, в котором даже постоянные посетители не узнали бы сейчас хозяина "Вечерней Лавки". Заметив двухвостого, юноша ощерился.
   - Стоять, бродяга! - рявкнул он. Нормальный кот от такого рявканья уже припустил бы подальше, но призрачный монстр и нормальность... Двухвостый развернулся в прыжке на месте... и, увидев хозяина лавки, осел на задние лапы. Прижав к голове украшенные небольшими кисточками уши, двухвостый кот прижал передние лапы к груди и замер эдакой гигантской статуэткой, невесть кем забытой посреди улицы.
   Выглянувшая из-за плеча юноши, кутающаяся в шерстяной клетчатый плед девушка заглянула в огромные полные сияющей влаги глаза кота и, вздохнув, нежно коснулась молодого человека рукой.
   - Оставь, Ероша, - тихо произнесла она и, оглядевшись по сторонам, хихикнула. - Лучше, скажи котику спасибо за то, что вернул нас домой.
   - До... мой? - Ерофей обвёл недоумённым взглядом пустую улочку, провёл рукой по железному боку торгового автомата, торчащего рядом и, осторожно ступив босой ногой на холодный камень брусчатки, тут же её одёрнул. - Хм, и в самом деле, дома... Ладно, хвостатый. Прощён.
   Тихо уркнув, кот опустился на все четыре лапы и проскользнул меж застывших на пороге людей. Благодарно потеревшись боком о голую ногу подруги хозяина, он сиганул под стойку и... растворился в темноте лавки. А может просто стал невидимым.
   - Да будет, будет тебе рыба, - неожиданно весело улыбнувшись, юноша махнул рукой, будто отвечая кому-то, но, осёкся и, бросив по короткому взгляду в оба конца улицы, одним жестом восстановил стекло витрины, после чего договорил, обращаясь куда-то в темноту пыльного помещения: - Но мог бы и подождать до утра, умник! Ведь на самом интересном месте прервал... Све-ет...
   - Идём в комнату отдыха, Ера, - с тихим смешком, девушка потянула молодого человека за высокую стойку прилавка. - Между прочим, здесь, если часы не врут, только-только полночь настала, а там уже...
   - О! Так это значит, что у нас ещё вагон времени! - обрадовался тот и, подхватив на руки взвизгнувшую от неожиданности девушку, ринулся к двери, ведущей вглубь подсобных помещений. В комнату отдыха, где их ждал огромный удобный диван. Но... не тут-то было.
   - Стоп, дорогой! - девушка хлопнула ладошкой горящего энтузиазмом Ерофея по груди, а когда тот застыл посреди длинного коридора, едва освещённого светом дворового фонаря, льющегося в единственное узкое окно, прорезанное в торцевой стене, указала пальчиком на дверь, рядом с которой они остановились. - Сначала, ванна. Нормальная горячая ванна с пеной, шампунем, мылом и мочалкой. Я о ней с первого вечера нашего путешествия мечтаю, между прочим. Потом, постельное бельё...
   - Но... здесь нет постельного белья, - протянул тот, понимая, что запланированный и такой долгожданный отдых откладывается на неопределённое время.
   - Ты волшебник, или где? - деланно строго нахмурилась Светлана, даже не подумав покинуть объятия своего молодого человека. - Придумаешь, пока я приобщаюсь к благам цивилизации!
   - Уи, мон женераль! - вдруг просиял, скиснувший было от выставленного ультиматума Ерофей, и, проследив за его взглядом, Света прыснула. Забравшийся на высокий подоконник, двухвостый, вновь ставший видимым и осязаемым, почти по-человечески вздохнул. Тоже понял, кому придётся исполнять пожелание подруги хозяина. Впрочем, уже через секунду, кот воспрял, видимо получив от Хабарова обещание взятки. За рыбку, сей представитель потустороннего мира может и чёрта из ада притащить... Впрочем, учитывая то, откуда он вернул хозяина с подругой в Хольмград... это, наверное, уже даже не фигура речи.
   Выбравшись из нехотя разжавшихся объятий любимого, Света замерла на миг на пороге ванной, оглянулась, одарив Ерофея соблазнительной улыбкой и, небрежно уронив на пол укрывавший её плед, скользнула за дверь, на миг блеснув белизной обнажённой кожи, в темноте коридора показавшейся хозяину лавки просто-таки сияющей. Что ж, до утра у них и в самом деле ещё много времени. О-очень много.

ЧАСТЬ I. Долгий путь домой

Глава 1. Прежде чем шагать вперёд, неплохо бы осмотреться

   С письмами получилось даже проще, чем я предполагал изначально. Не пришлось вытачивать из какой-нибудь ветки стило или искать подобие бересты, чтобы было чем и на чём накорябать послание для Старицкого и госпожи Багалей. Правда, моей собственной заслуги в решении этой проблемы не было ни на грош. Как и Светы, кстати говоря. Задачу решил котяра, узнавший её из моих слишком "громких" размышлений. Двухвостый просто исчез на миг из виду, а когда появился вновь, в его зубах был зажат мой собственный ежедневник, оставшийся на время поездки дома. И ведь даже комплектную к нему гелевую ручку, вложенную в специальный кармашек на корешке записнушки, котяра по пути не посеял.
   Правда, когда я уже начал прикидывать, как бы поставить десяток-другой опытов по перетаскиванию всяких нужностей из прошлого мира в этот, наш четырёхлапый почтальон сделал большие глаза и... ушёл в стелс. А чтоб я его точно не смог припахать, смылся в лес, на опушке которого мы оказались, вывалившись из остромировского портала. Ленивая двухвостая задница!
   Искать исчезнувшего котяру я не стал, но по леску в компании с подругой прогулялся. Так-то первую разведку я провёл, пока Света обдумывала своё письмо матери. Но далеко не заглядывал, не желая оставлять подругу в незнакомом месте без какого-либо присмотра. И плевать, что её теперь охраняет переделанный мною иллюзор - росомаха, вооружённый пресловутыми "ледяными серпами", что когда-то я демонстрировал старому Богдану. Охранник, конечно, получился неслабый, но... чёрт его знает, на что способны местные звери, и не окажется ли им иллюзор на один зубок?
   Впрочем, вопреки моим опасениям, никаких опасностей в округе мы со Светой не обнаружили, равно как и признаков разумной жизни. Обычный сосновый лес, до боли похожий на знакомые по прежним... хех... мирам боры, не менее обычный луг рядом с ним, усеянный банальными ромашками да лютиками. Разве что, зелень здесь кажется чуть ярче, да у теней можно наблюдать лёгкий зеленоватый абрис, если присматриваться. Но это уже следствие странного цвета неба, полагаю.
   По сосновому бору мы со Светой долго не шатались, и в глубину его не совались. Солнце уже явно клонилось к закату, так что мы лишь прошлись по кромке леса, нашли звонкий ручей, весело бегущий по песчанно-каменному ложу куда-то в невысокие, поросшие высоким кустарником да березняком холмы на юге, у него и разбили бивак, который я, к тому же, огородил своеобразной "путанкой" из колючего кустарника, по методу Остромирова. Вот когда я чуть не помянул Переплутова волхва добрым словом. Но сдержался... Полагаю, учил он меня этому приёму не просто так. Он, вообще, ничего и ничего не делал "просто так", из тяги к прекрасному или по доброте душевной. Для всякого действа у сволочного колобка был свой резон и цель, к которой он двигался весьма затейливыми тропами. Ну так, Переплутов выкормыш же, что с него взять?
   Двухвостый вернулся к нашей компании спустя час, после того как я перетащил в лагерь чёртов ящик Граца, а Света разобрала вещи из моего рюкзака. Ну а стоило ей заняться приготовлением ужина, состоявшего из пшённой каши и тушенки, как котяра оказался тут как тут. Вот не было никого, бац, и сидит мохнатый у самого костра, наблюдая как булькает в котелке щедро сдобренное мясом варево. Вроде, он всегда здесь был и никуда не сбегал. Хитровымудренный зверь.
   - Притащишь рыбу с кухни Старицких, будет тебе уха, - сообщил я двухвостому. Тот дёрнул ухом, смерил меня долгим ленивым взглядом... и, прыгнув через костёр, исчез, будто его и не было. Впрочем, уже через минуту кот вернулся. И не только с рыбой, но и с кастрюлей. Хозяйственный какой. Собственную посуду ему подавай...
   Наблюдавшая за этим действом, Света не сдержала короткого смешка, за что заслужила лишь презрительный взгляд двухвостого.
   - Разбаловал ты его, Ероша, - покачала она головой, наблюдая, как я разделываю здоровенную форель притащенную котярой. - Он бы её и так съел.
   - Мог бы, - согласился я. Распотрошив рыбу, я бросил требуху в металлическую миску из своих походных запасов, после чего подсунул её под нос внимательно наблюдающего за моими действиями двухвостого. Кот облизнулся и, в момент схарчив подачку, включил мурчальник. Но за приготовлением рыбы следить не перестал. Я же продолжая разделку, обратился к Свете. - Но видишь ли в чём дело, солнце моё, толку в том для него никакого не было бы. Двухвостый вовсе не нуждается в подобной пище. Он потустороннее существо и кормится, на самом деле, охотясь на таких же потусторонних тварей за Кромкой.
   - Тогда зачем... - не поняла Света и, не договорив, кивнула на уже порубленную форель в кастрюле, которую я, как раз, заливал водой.
   - А вот это совсем другой вопрос, - улыбнулся я. - Приготовленная руками человека, материальная пища для него деликатес. Про всяких домовых, банников, овинников с лешими слышала?
   - Ну да, - неуверенно кивнула подруга.
   - Во-от, здесь тот же самый случай. Домовому ставят блюдечко с молоком, кладут горбушку хлеба в подношение. Лешего задабривают тем же хлебом, сыром... то есть, пищей приготовленной руками человека. Понимаешь? Просто рыба, просто мясо... они не имеют для потусторонних созданий вкуса и, в принципе, не представляют какого-либо интереса. А вот если из тех же продуктов приготовить еду, вложить в неё свой труд, силы, желание... она превратится для них в деликатес, обретёт вкус и питательность. Причем, желательно, чтобы блюдо было приготовлено специально для потусторонника, то есть, с явным осознанием, что эта пища предназначена тому же домовому или лешему. Такое подношение для них вдвое слаще.
   - То есть, смысл не в угощении как таковом, а в... его информационной насыщенности, так? - протянула Света. Мы с котярой кивнули, отчего светлые бровки моей пассии удивлённо приподнялись. - Э-э, Ероша... он что, меня понимает?
   - Как и меня, - пожал я плечами. - А почему он не должен тебя понимать? Двухвостый - существо разумное. Не так как мы с тобой... Ну-ну, не фырчи на меня, котяра! Я лишь говорю, что ты мыслишь иными категориями, нечеловеческими. Разумности твоей, это не отменяет. Так что, не балуй. А то за хвост дёрну.
   Двухвостый сменил гнев на милость и, снисходительно муркнув, легонько хлопнул лапой по кастрюльке. Мол, ты не отвлекайся, готовь, давай... Ну что, даю. Готовлю. А хвосты всё же подобрал, прохиндей. Ха!
   - Я думала, вы понимаете друг друга за счёт какой-то своей связи, - медленно проговорила Света, уже совершенно по-другому глядя на моего напарника. - А вообще, Ерофей, откуда ты всё это знаешь?
   - Что-то Бийские поведали, что-то слышал от Остромирова и Граца. А кое-чему Яговичи с подачи князя Старицкого целенаправленно обучили, когда я во всю эту потустороннюю муть вляпался, - признался я. - Да и как иначе-то? Со всей творящейся вокруг чертовщиной, знаешь ли, желание ничего не знать и крепко спать может привести к очень печальным последствиям. Да и приводит, - я вздохнул и, как бы в подтверждение своих слов, развёл руками, указывая на обстановку вокруг.
   А вечер тем временем, вступал в свои права. Солнце почти скрылось за окоёмом, и вокруг нас уже царили зеленоватые сумерки, наводившие меня на воспоминания о далёком уже прошлом и характерной для некоторых ПНВ подсветке. Впрочем, это сходство было очень отдалённым. Стоило солнцу исчезнуть с небосклона, и опустившаяся тьма и вовсе перестала отличаться от привычной по прошлому миру ночи. Ну, почти. Я поднял голову вверх, но, несмотря на отсутствие облачности, не смог рассмотреть на небе ни единой звезды, хотя даже отошёл в сторону от горящего костра, чтобы его свет не застил. Вотще. Зато я сумел увидеть пару бледных отливающих уже знакомым слегка зеленоватым светом лун. Правда, здешние спутники выглядели значительно мельче нашей луны, или же их орбиты их движения пролегали на большем расстоянии от планеты. Тем не менее, зрелище оказалось весьма занимательным. А уж когда тёмное небо один за другим перечеркнули несколько длинных росчерков, стало ещё интереснее.
   - Болиды? - уставившись в небо, предположила Света.
   - Болиды ТАК не летают, - покачал я головой, ткнув пальцев в сторону одной из световых "стрел" вдруг резко изменившей траекторию полёта. На миг замерев на месте, зеленоватая звёздочка полыхнула яркой вспышкой и, заложив пологую дугу, скрылась за горизонтом. - Всё страньше и страньше...
   - Ты тоже читал этого островитянина? - удивилась моя подруга.
   - А?
   - Шарль Додсон, это цитата из его сказки "Алиса в Стране Чудес", - пояснила Света.
   - А разве её не Кэррол написал? - почесал я затылок.
   - А, это псевдоним! - отмахнулась девушка. - Он его взял, чтобы не испортить себе репутацию. Ну как же, знаменитый математик и философ, профессор и диакон Оксфордского университета пишет детские сказки... Невместно, видите ли, столь уважаемому лицу заниматься таким легкомысленным делом. Эти островитяне такие смешные! Порой даже не верится, что они один народ с материковыми французами. Те хоть и жадны порой до изумления, да и юмор у них бывает... туалетный, но, подобную ерунду ущемлением достоинства не посчитали бы, точно. Наоборот, в метрополии своих писателей любят и ценят. Будь то, созерцатели или беллетристы, сказочники или журналисты. А уж к какому сословию они принадлежат, дело десятое. Островитяне же... нет, ты представляешь, они серьёзной литературой считают побасенки, в которых местная знать описывает события и случаи из своей реальной жизни, подчас весьма неприглядные! И чем завуалированнее будет подана история, тем лучше. Ну бред же! А действительно талантливых писателей шельмуют... вот и пришлось Шарлю Додсону взять псевдоним. Говорят, по совету своего первого издателя, каледонца Эдмона Ятса.
   - Ой-ёй... Светочка, солнышко! Слишком много информации... - я схватился за голову в деланном ужасе. Но, заметив взгляд подруги, улыбнулся. - И откуда ты о них столько знаешь-то, а?
   - Интересно было, - пожала плечами девушка. - Мне мама в детстве читала сказки про Алису, потом я подросла, перечитывала их сама, пожелала найти другие произведения Додсона, да и о самом писателе хотелось узнать побольше. Вот, например, ты знаешь, что он даже к нам в Россию приезжал? И его здесь, между прочим, принимал митрополит Новгородский и всея Руси Филарет! Додсон даже дневники оставил под названием: "Дневник путешествия в Россию одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года"... Ну, они же ведут исчисление от Рождества Христова, потому и год такой... Самое забавное, что это вообще была единственная поездка Додсона за пределы родного острова. Больше он никогда никуда не ездил.
   Я слушал Свету, прижимал её к себе и всё больше убеждался, что девчонка просто боится. Боится и заговаривает зубы, чтобы только не думать о происшедшем с нами казусе... А ведь так и до полноценной истерики недалеко. Я обнял её за плечи и бросил взгляд на двухвостого. Тот, оторвавшись от вылизывания опустевшей кастрюли, ещё четверть часа назад полной ухи, тихо муркнув, скользнул Свете на колени и умиротворяюще затарахтел. Пальчики девушки вцепились в его шерсть, а сама она уткнулась носиком мне в плечо и тихо-тихо заплакала.
   - Ну-ну, солнце моё. Не переживай, прорвёмся, - не психолог я и... как нормальный мужик женских слёз попросту побаиваюсь. Но тут ведь и деваться некуда. Не сбежать же! - У нас есть связь с нашим миром и специалистами, занимающимися именно проблемой перемещения между мирами, имеется даже прибор для открытия порталов. Так что, выберемся, Светик. Обязательно выберемся.
   Ну в самом деле, не объяснять же плачущей испуганной девушке, что Грац с его людьми искали решение совсем другой задачи, и если бы не интриги Остромирова, мы бы сюда и вовсе не попали. Ни к чему это. По крайней мере, сейчас.
   - Я тебе верю... Ероша... а расскажи мне о своём мире, пожалуйста, - сквозь слёзы попросила Света. Ну, уже хорошо. На контакт идёт, в себе не закрывается, даже отвлечься пытается. Может, пронесёт?
   - Мой мир... мой мир теперь тот же, что и твой, - тихо произнёс я. - А то место, где я родился... оно осталось в прошлом и я об этом совершенно не жалею. Но если ты хочешь, расскажу о нём. Начнём с отличий?
   - Давай, - не пытаясь выбраться из моих объятий, Света завозилась, устраиваясь поудобнее.
   - Ну... пожалуй, начать нужно с того, что твой и мой бывший миры, когда-то были параллельными. Те же страны, те же исторические персонажи, те же процессы в обществе... Но, были и различия. Здесь не тот полководец выиграл битву, там подписали не тот документ. И эти различия нарастали. Но если бы дело было только в них, оно бы и ничего. При прочих равных, наши миры, наверное, так и оставались бы похожими друг на друга, как родные братья, но... было одно кардинальное различие, напрочь ломавшее это сходство. Видишь ли, в моём прошлом мире отсутствуют философия и естествознание. Точнее, под этими словами понимаются совершенно иные вещи. Философов того мира, например, здесь называют созерцателями. А под естествознанием понимают изучение природных процессов и явлений. И никакого ментального манипулирования, никаких конструктов, наговоров, проклятий и прочего сказочного волшебства. Нет их, поскольку человек в том мире не способен оказывать прямого воздействия на реальность одним лишь усилием воли.
   Если и был более удачный способ прервать Светин слезоразлив, я такого придумать не смог бы. От моего заявления, девушка на миг замерла и, выпутавшись из объятий, внимательно всмотрелась в моё лицо, словно пытаясь найти в глазах намёк на шутку.
   - Ты серьёзно? - утерев слёзы, невесть откуда выуженным платком, спросила она.
   - Абсолютно, - кивнул я в ответ. - Ружане Немировне пришлось приложить немало усилий, чтобы разобраться в этой проблеме и снять блокировку с моего разума, которая, как оказалось, имеется практически у каждого жителя моего прошлого мира, с самого рождения.
   - Блокировка... но это значит, что кто-то в том мире её тебе поставил, разве не так? - после недолгого размышления, произнесла Света.
   - Совершенно необязательно, - отозвался я и, не желая светить некоторые особенности происхождения князя Старицкого, перевёл стрелки на всё тех же волхвов. - Бийские долго разбирались с этим казусом, и пришли к выводу, что блокировка имеет самопроизвольный характер. То есть, разум сам блокирует "сверхъестественные" способности, скорее всего, по той причине, что информационное поле того мира слишком агрессивно и может запросто свести с ума незащищённого от его влияния человека. Вот у тамошних обитателей и выработалась своеобразная защита, побочным эффектом от которой, стала практически полная блокировка информационной оболочки потенциальных ментальных операторов. Как результат, мир пошёл по совершенно иному пути развития.
   - Как это? Даже у нас естествознанию и философии, как полноценным наукам, едва исполнилось полторы сотни лет, - нахмурилась Света. - За такой срок, вряд ли возможны серьёзные расхождения в развитии.
   - Ошибаешься, милая, - вздохнул я. - Во-первых, сами ментальные манипуляции в виде наговоров и всяческих проклятий, существовали задолго до появления этих наук. Да и такие организации, как круг волхвов на Руси или магические ковены Европы оказывали своё влияние на развитие общества, когда о философах и естествознатцах ещё никто и слыхом не слыхивал. А кроме того, заметь, с развитием наук о ментальном оперировании наш мир ушёл от такой вещи, как использование исчерпаемых ресурсов. Мы перестали топить дома дровами и углём, зачем, если с этим, как и с освещением, кстати, справится обычный домашний накопитель, заряжаемый любым человеком одним прикосновением? В моём же прошлом мире, газ, уголь, нефть, делящиеся материалы и вещества пригодные для создания энергоёмких электрических батарей, вроде того же лития, до сих пор добываются в промышленных масштабах, потому как обеспечить вечно растущую потребность человечества в энергии, иными способами там невозможно. Нет там беслпатной ментальной энергии, понимаешь? И науки развиваются с соответствующим уклоном. Новые способы добычи энергии, методы её экономии... и оружие для защиты своих ресурсов, куда ж без него. Как результат, постоянные трения между государствами и вечно тлеющие конфликты, где "большие дяди" меряются размерами помощи воюющим сторонам. А то и собственных солдат на "обкатку" присылают. Монархий нет... почти нет. А те, что есть, на большую политику практически не влияют. Бал правит зелёная бумажка печатаемая сборищем банкиров, и обеспеченная лишь силой авианосных флотов принадлежащей им страны.
   - Банкиры владеют целой страной? - удивилась Света.
   - Не открыто, понятное дело, и не только банкиры. Оружейные корпорации, агрокорпорации... совладельцев порядочно. А вот печатный станок, штампующий доллары, принадлежит банкирам вполне официально, - я махнул рукой. - Форма правления у этой страны, де-юре, президентская республика с двухпалатным парламентом. Но реально, имеются лишь две партии, не отличающиеся друг от друга ничем, кроме внешних атрибутов, и существующие на деньги всё тех же "совладельцев". Кроме того, в США узаконена коррупция в виде так называемого "лобби", позволяющая безнаказанно покупать нужные законы и установления. Но всё это называется громким словом "демократия", которую они и продвигают по всему миру.
   - Зачем? - не поняла моя подруга.
   - Упрощение контроля над якобы независимыми государствами, размытие ответственности, отсутствие обязанностей исполнять любые договора, "подписанные прошлой администрацией". Удобная схема для выкачивания ресурсов. Ведь куда проще купить какого-нибудь "всенародно избранного президента" или "единогласно выдвинутого парламентом" премьер-министра, срок правления которых конечен и невелик, чем завоёвывать их страны. Расходы несопоставимы. Это если коротко и не вдаваться в подробности, - ответил я.
   - А ты эти самые сэшэа не любишь, да, Ероша? - заметила девушка.
   - Я и "демократию" их не люблю, - а что тут отрицать-то? В том виде, в котором эта самая "демократия" продвигается... да ну её куда подальше! - Это ж обман чистой воды. Ширмочка, которой прикрывают безнаказанный и безответственный грабёж всех и вся.
   - А что другие страны? - поинтересовалась Света.
   - Либо отбрыкиваются от США, получая в отместку ворох торговых ограничений, заметь, при декларируемом примате свободной торговли, либо становятся их сателлитами. Фактически, вассалами, в самом худшем понимании этого слова. Прикажет заморский дядька и местные, купленные на корню элитки закроют свои производства, оставив собственных граждан без работы. Прикажет, будут собирать деньги на финансирование военных операций этого самого заморского дядьки... изымая их, естественно, из карманов всё тех же граждан. В общем, "веселуха" та ещё.
   - А Россия?
   - А Россия пережила три революции, две мировые войны и развал страны. А когда вновь начала собираться в единое государство и посмела заявить о собственных национальных интересах, тут же вновь стала "самым страшным врагом всего цивилизованного мира".
   - Но это значит... война? - нахмурилась девушка.
   - Почти наверняка. А знаешь, что хуже всего? - вздохнул я. - Если Вторая мировая война унесла, по разным подсчётам, от пятидесяти до восьмидесяти миллионов жизней, то Третья станет последней. Воевать после неё будет некому, не на чем и незачем. Накопленного человечеством арсенала ультимативного оружия достаточно, чтобы уничтожить всё живое на планете... несколько раз.
   - Ерофей... это страшно, - Света поёжилась.
   - Ещё как. Особенно страшно профессиональным военным, понимающим, что такое "тотальное уничтожение", - согласно кивнул я в ответ. - Для учёных, это очередная "интересная физика". А политикам и стоящим за их спинами "совладельцам" не страшно. Первые живут по принципу "после нас хоть потоп", а вторые надеются на бункеры и мечтают об очистке планеты от лишнего населения.
   - А обычные люди?
   - А что они могут? - пожал я плечами. - Простых людей никто ни о чём и спрашивать не станет. До выборов так точно. Но до них же ещё дожить надо.
   - Бр-р, - Света ссадила со своих коленей пригревшегося двухвостого и, поднявшись на ноги, тряхнула головой. - Мне твой мир не нравится.
   - Его жителям, поверь, происходящее тоже не по нраву. По крайней мере, тем, кто умеет думать, - отозвался я и, глянув на изрядно притухший костёр, встал с хвойной подстилки вслед за подругой. - Ладно, пора спать. Завтра будет долгий день, и нам понадобится немало сил.
   Ночь, проведённая нами в шалаше, "выращенном" мною из ближайшего кустарника по методу Остромирова, прошла без эксцессов. Света уснула, едва её голова коснулась моей, свернутой валиком куртки, послужившей девушке подушкой, а я ещё некоторое время ворочался в темноте, прогоняя не самые приятные мысли из головы. Короткая история, поведанная мною подруге, разбередила память, так что уснуть мне удалось лишь через добрых полчаса.
   Утро в новом мире встретило нас лёгкой прохладой, языками тающего на ярком солнце тумана, выползшего было из ложа протекавшего рядом ручья, пением птиц и запахом разнотравья, доносящегося с опушки. Удивительно, но от вчерашней хандры, что моей, что Светиной, не осталось и следа. А уж когда отправленный в наш мир с записками для знакомых, котяра вернулся с пухлой стопкой исписанных листов, среди которых нашлись письма не только от княжьей четы и госпожи Багалей, но и целая рукопись от Граца, настроение и вовсе стало радужным. Правда... был один смущающий момент. В конце письма, Рогнеда Владимировна настоятельно просила "не гонять бедного котика туда-сюда, ежечасно" и предлагала ограничиться доставкой почты по вечерам. Учитывая, что первые письма мы отправили почти сутки назад, эти строки наводили на странные размышления...
   Как бы то ни было, мы решили отложить эксперимент с новыми письмами до вечера, а день посвятить изучению окрестностей. Благо, заботиться о еде нам было не обязательно, поскольку из дома Старицких, двухвостый прибыл нагруженным целым рюкзаком с припасами, которых нам хватило бы на неделю. И ведь довольным явился, чуял, что среди собранных гостинцев найдётся что-то вкусное и для него самого. Собственно, не только княжья чета решила взять на себя роль снабженцев. Матушка Светланы прислала с двухвостым некоторое количество одежды для дочери, а Грац... ну это же Всеслав Мекленович! Мой научный руководитель не был бы собой, если бы не прислал добрый десяток миниатюрных измерительных инструментов, напичканный специальными программами чрезмерно навороченный зерком и целый ворох распоряжений и инструкций, объясняющих как всем этим добром пользоваться и какие данные необходимо ему передать. Энтузиаст, чтоб его! Исследователь миров... дистанционный, понимаешь.
   А вот откладывать эту работу в долгий ящик, всё же не стоит. Грац - человек упёртый. Пока не получит затребованные сведения, не успокоится... да и нам оно на руку. Чем быстрее соберём первичную информацию, тем быстрее её обработают подчинённые Всеслава Мекленовича, и тем скорее, соответственно, будут завершены работы над прокладкой нового портала в этот мир.
   Хорошо ещё, что ничего особо сложного в предоставленной Грацем технике, не было. Никаких сотен настроек, всё просто, кондово и... довольно удобно, как оказалось. И всё же, мы со Светой разделили обязанности. Я занимался замерами, а подруга внесением данных в программы зеркома. Но этим мы занялись после умывания и завтрака, в процессе обследования близлежащих территорий. И каково же было наше удивление, когда скакавший по частотам радиосканер, повешенный мною на шею, чтобы не мешался, вдруг, вместо неопределённого шипения и отзвуков бушующих где-то гроз, вдруг взорвался звуками... музыки. Слов в ней не было, но инструменты звучали вполне узнаваемые, хотя-а...
   - А что тут удивительного? - вздохнула Света. - Если растения здесь земные, и есть разумная жизнь, то почему не предположить, что это ещё один мир, параллельный нашему? Тогда и с музыкой и инструментами становится всё понятно. Одинаковые условия развития предполагают схожие решения, не так ли?
   - Может быть, - чуть заторможено кивнул я. - Впрочем, подтверждение того, что в этом мире есть разумная жизнь, мы получили ещё вчера. "Болиды" помнишь?
   - Слабенькое подтверждение, - заметила подруга.
   - А это? - я поболтал в воздухе до сих пор заливающимся трелями незнакомой композиции, радиосканера.
   - А это уже аргумент, - фыркнула Света и, тяжко вздохнув, спросила: - ну что, будем искать выход к людям, или...
   - Знаешь, я бы пока предпочёл "или", - после недолгого размышления предложил я. - Во-первых, ломиться в неизвестность, не зная ничего о местном обществе, было бы, как минимум, непредусмотрительно. Можно нарваться на проблемы. Во-вторых, у нас вполне достаточно припасов, и имеются возможности ментального оперирования, чтобы не беспокоиться о комфортном быте, в отрыве от цивилизации.
   - А в-третьих, есть? - поинтересовалась девушка.
   - Найдётся и в-третьих, - я вновь чуть помедлил и улыбнулся: - мне бы хотелось провести побольше времени с тобою наедине. Без городской суеты и всяких дел, требующих внимания и времени, которое я вынужден был бы отрывать от нашего отдыха. В конце концов, каникулы у нас или нет?!
   - Каникулы, - весело подтвердила Света и, повиснув у меня на руке, громко чмокнула в щёку. - Я тоже буду рада провести с тобой это время, Ероша!
   - Вот и договорились, - я обнял девушку и, чуть приглушив динамик радиосканера, договорил: - теперь, главное, чтобы не оказалось, будто мы забрались в какой-то местный охраняемый заповедник, и нас не взял за химок местный эльф-лесник. Я читал в сказках, что остроухие не любят незванных визитёров в своих владениях.
   - Да уж, это был бы весьма непрезентабельный Первый Контакт, - рассмеялась Света.
   - Вот-вот, представляешь, что напишут в учебниках истории? Конфуз же. Как есть конфуз на весь мир, - улыбнулся я в ответ.
  

Глава 2. Ходи-ходи, да смотри не упади

   Радио шалило. Музыкальные композиции и новости на добром десятке неизвестных языков частенько перебивали друг друга, сменяясь то классическим русским, то какой-то жуткой смесью наречий, в которой я только чудом распознавал отдельные слова. То тюркские, то похожие на болгарские. А услышанное однажды, произнесённое весёлым диджеем "нихао" и вовсе заставило мои брови взметнуться вверх. И ладно, если это был бы результат перебора частот, но нет. Я специально оставил его на приёме одной волны на целый час, но впечатление осталось прежним. Менялись мелодии, менялись дикторы и языки, порой их вовсе заглушал атмосферный треск без единого намёка на ведущуюся радиопередачу... Странное дело.
   А тут ещё и наблюдавшая за некоторыми из присланных Грацем приборов, Света обратила моё внимание на поведение обычного компаса, стрелка которого время от времени просто сходила с ума. Она то начинала дёргаться из стороны в сторону словно припадочная, то крутилась как бешеная, делая по три-четыре оборота в секунду, вращаясь то в одну то в другую сторону. Высотометр вроде бы вёл себя приличнее, но время от времени и его стрелка-указатель начинала врать как потерпевшая, пытаясь убедить в том, что мы то поднимаемся на пару десятков метров вверх, то скользим вниз со скоростью пары метров в секунду. Учитывая, что в это время мы со Светой сидели у входа в наш шалаш, утверждение сие было подвергнуто оправданному сомнению.
   - Не понимаю, - моя хмурая нынче подруга потёрла пальчиками виски и с отвращением взглянула на компас, стрелка которого вновь задёргалась из стороны в сторону. - Ничего не понимаю.
   - Аналогично, - протянул я и, постучав по стеклу прибора. Понятное дело, что цитату Света не узнала, но мне уже было не до того. Задетый моим бездумным жестом, регулятор громкости вывернул звук динамика радиосканера почти на максимум, и тот вновь зашипел и забулькал, словно в поисках частоты. Миг, и стрелка компаса застряла в одном положении, а в наши уши ворвались ноты какой-то весёлой джазовой композиции. - Света, глянь на альтиметр, а?
   - Что? - отвлеклась от размышлений подруга.
   - Я говорю, взгляни на высотометр. Что он там кажет... - повторил я свою просьбу.
   - Восемьдесят шесть метров над уровнем моря, - с готовностью сообщила Света.
   - Ага, запишем, - я включил зерком и, открыв текстовый редактор, набрал полученные данные и время их засечки.
   - Ты что-то понял? - спросила девушка, с любопытством поглядывая в мои записи.
   - Скажем так, у меня появились кое-какие предположения, - протянул я. - Но их ещё стоит проверить.
   - Ну не тяни, Ероша! - вцепилась в мой рукав подруга. - Рассказывай!
   - Рано, - отрезал я. - По уму, стоит, вообще, все сутки отвести на фиксацию данных...
   - Ну, Ерофе-ей! Я ж умру от любопытства, - почти всерьёз обиделась Света и, заметив вышедшего из-за наших спин двухвостого, решила заручиться его поддержкой. - Кот, скажи своему напарнику, чтоб не тянул тебя за... хвосты!
   - Мр-ря? - потусторонник перевёл удивлённый взгляд со Светы на меня, потом повторил ту же процедуру в обратном порядке и, махнув упомянутыми хвостами, гордо удалился в шалаш, проурчав напоследок что-то, что я расшифровал бы как: "Не вмешивайте меня в свои брачные игры"...
   В этот момент радиосканер снова булькнул-хрипнул и вместо джаза из его динамика донеслись до нас какие-то "ай-люли, раз-люли..."
   -Света, данные! - потребовал я. Надо отдать должное подруге, та не стала выкаблучиваться и отреагировала моментально.
   - Высота - семьдесят два метра, отклонение стрелки компаса от предыдущего положения... шесть румбов к условному востоку... через четыре полных оборота посолонь,- протараторила она.
   - Ага, а напряжённость информационного поля упала на аж на полторы сотни пунктов разом, - отметил я измения на ещё одном грацевском приборе, и тут же поторопился внести эти данные в файл редактора.
   - Е-ро-фей! - убедившись, что я закончил с записью, Света ткнула меня пальчиком в плечо. Жёстко. - Рассказывай. И тогда я, возможно, объясню, как можно упростить твою работу.
   - А? - не понял я.
   - Оп-ти-ми-за-ци-я, - вновь по слогам произнесла довольная подруга... шантажистка. - Слышал такое слово? Во-от, с ней я тебе и помогу, если ты сейчас же... Слышишь? Сейчас же объяснишь, что ты там придумал.
   - Ой, да без проблем, солнышко, - я сполз с брёвнышка, на котором мы сидели со Светой и, развернувшись, уложил голову на её круглые коленки, сейчас едва прикрытые коротким подолом лёгкого сарафана. - Мы предположили, что нас перенесло в другой мир, так?
   - Мы? Напомню, ты просто поставил меня перед фактом нашего переноса, - фыркнула Света, но голову мою со своих коленей скинуть даже не попыталась. Ещё и запустила пальчики в мою изрядно отросшую шевелюру. Оно, конечно, приятственно, но... вернёмся домой - постригусь. Не люблю длинные патлы. - А что, хочешь сказать, что мы до сих пор дома, просто угодили в какую-то аномалию?
   - Нет, не совсем, - я сдержался, чтобы не покачать головой. Уж очень приятный массаж. - Наш мир мы, кажется, действительно покинули. А вот с прибытием на другую остановку, всё не так просто.
   - Стоп... - Света замерла. - Смена координат... изменение плотности инфополя... Ты хочешь сказать, что мы до сих пор "едем" прочь от нашего мира, да? Именно поэтому меняются показания приборов. И радио словно скачет по частотам, хотя на самом деле, мы просто то удаляемся от одного мира, то приближаемся к другому, так? Будто на поезде едем, от станции к станции.
   - Ну да, примерно. И ветер в здешнем лесу с его постоянной переменой направления, оттуда же. В точках прибытия, воздух постоянно тянет в сторону области пониженного давления, вот и шумит лес, не переставая, - всё же кивнул я и... чуть не замурчал как двухвостый, когда Света вновь стала перебирать мои волосы. Эх, но ведь работать надо, да? - Так что там с оптимизацией?
   - Подключи приборы к зеркому и выставь запись данных по изменению показаний хотя бы на одном из приборов, - склонившись надо мной, тихо шепнула на ухо Света, а я... кхм, несколько выпал из реальности. И нет, вовсе не от осознания своей глупости! Просто, когда подруга подалась вперёд, в общем, вид открылся весьма залипательный, да... Сарафан-то свободный и с широким воротом...
   - Ерофей...
   А с нижним бельём, кажется, Светик решила не заморачиваться...
   - Ероша!
   Она, вообще, у меня настоящая красавица, а тут... молодое тело, гормоны только что из ушей не хлещут. И виды такие...
   - Ерофей, чтоб тебя!
   Хлоп!
   Все фривольные мысли вышибло у меня из головы в один момент. Вот что оплеуха животворящая с людьми-то делает!
   - Очнулся? - и голос, ласковый такой. Нежный и тёплый... как прорубь на Крещение.
   - Угу, - я поднял голову с колен подруги и, потерев обожжённое лёгкой пощёчиной лицо, уселся на траву.
   - Вот и замечательно, - прищурившись, Света довольно кивнула и протянула мне руку. - Давай сюда зерком, я сама всё настрою. А ты пока... вон, к ручью сходи, охладись.
   - Благодарю за заботу, Светлана Брячеславна, - отозвался я, поднимаясь на ноги и вручая ей стекляшку. - Непременно воспользуюсь вашим безмерно ценным советом.
   - Ерофей... Ероша, ты что, обиделся, что ли? - подруга вздрогнула от моего тона и затараторила, будто опасаясь, что я не пожелаю её выслушать. - Ну, прости! Я тебя звала-звала, а ты завис, словно старый вычислитель, и даже не моргал! Вот и пришлось в чувство приводить... как смогла.
   - Лучше бы поцеловала, - буркнул я.
   - Ага, - извинияющиеся интонации моментально и напрочь исчезли из голоса Света, зато ядком плеснуло, ого-го, как! - А то я не поняла, на что ты так уставился! Да поцелуй я тебя, и чёрта с два отбилась бы!
   - Я же обещал, - вздохнул я. Света встала с бревна и, обняв меня за шею, боднула лбом в плечо.
   - Помню я, помню, - тихо проговорила она уже без какого-либо намёка на насмешку в голосе, и буркнула совсем уж неслышно... ну, почти неслышно. - Но я же тоже не железная.
   - Предлагаю устроить банный день, - неожиданно даже для самого себя, произнёс я через полминуты проведённых в обнимку со Светой в полной тишине, и подруга тут же встрепенулась. Оживилась, взизгнула и, наградив лёгким поцелуем, тут же развила чрезвычайно бурную деятельность... Даже двухвостого к своей возне привлечь не постеснялась. Ну, зато неудобную тему замяли, переключившись на "важное".
   С помывкой в условиях леса, даже при наличии ручья под боком, даже летом, есть некоторые проблемы. Но, в конце концов, ментальное оперирование нам на что?
   Устроить ванну, правда, как хотелось поначалу, и как я пообещал Свете, увы, у меня не получилось. Нет, вырыть подходящуюю выемку прямо в ручье труда не составило, вот только под его песчанно-каменистым ложем оказался толстенный слой глины, моментально замутившей получившийся бочажок и, что самое неприятное, вымываться водой эта муть, кажется, вовсе не собиралась. Пришлось вернуть всё как было и, повозившись с расчётами модели ментальной манипуляции, устроить вместо пародии на классическую ванну, обычный душ. Ну... не совсем обычный, но работающий. Техника вышла достойной, и вскоре на берегу ручья забил небольшой фонтан, струи которого, вздымавшиеся на трёхметровую высоту, подогревались отдельным конструктом, позволявшим регулировать температуру проходящей через него воды, одним движением руки. Да, я был горд результатом. Сорок минут расчётов и оно заработало! С первого раза и без осечек, между прочим.
   За это время, Света успела и настроить зерком для работы с приборами, и собрать вещи для душа... и даже дурашливо поканючить на тему: "ну когда же, ну когда?". Так что... в общем, кто взял на себя труд первым испытать на себе работу моей поделки, можно не объяснять. Сам я до душа добрался лишь спустя добрый час после Светы. Зато, к тому моменту, когда подруга выползла из облака напущенного ею... из скромности, ага... тумана, окружавшего наш самодельный душ, я успел заварить чаю на костре, нарезать толстеньких "походных" бутербродов и распотрошить пакет с печеньем. Так что, когда укутанная длинный банный халат, притащенный двухвостым специально для неё из дома, Светлана вернулась в наш лагерь, её уже ожидал плотный перекус. От которого к моему возвращению из "душевой", остались лишь воспоминания, да полкотелка чая. Впрочем, поняв, что натворила, подруга не стала делать вид, будто она здесь вообще не при делах, и тут же взялась "накрывать стол" заново.
   А вечером нас ждало ещё одно подтверждение высказанной мною гипотезы. Зелёный купол над нами по-прежнему не пропускал света звёзд, но в этот раз, на небе не было и давшених "болидов", как не появились и луны. Ни одной, ни двух, ни трёх... так что, едва солнце, на этот раз, для разнообразия, наверное, закатившееся на севере, скрылось за горизонтом, как на землю просто обрушилась абсолютная тьма. Она была плотна настолько, что в ней невозможно было рассмотреть даже собственную руку. Глухая, беспросветная темнота, в которой шелестит ветер, да изредка подают голос какие-то ночные пичуги. И ведь даже на шугаются отсутствия хоть какого-то освещения!
   Свет зеркома в этой тьме казался резким, как вспышки электросварки, даже при убранной на минимум подсветке. Про фонари я даже не упоминаю. Когда подруга потянулась, чтобы зажечь повешенный в шалаше походный фонарик, я еле успел её остановить. Хорошо ещё, зерком работал, так что рассмотреть движение Светы не составило труда.
   - Ослепнем, на фиг! - проговорил я, когда девушка замерла в моих руках испуганной птичкой. - Лучше подсвети зеркомом, пока я буду разводить костёр, но на огонь не вздумай смотреть. Вообще, сядь спиной ко входу в шалаш и не оборачивайся.
   - Поняла, - кивнула Света и завозилась, устраиваясь поудобнее. А я пополз на выход из шалаша, по пути прикидывая, как бы самому не схлопотать по глазам в процессе разжиганиня огня. Сообразил, конечно.
   Ладонь зависла в полуметре над дровами, как оказалось, весьма предусмотрительно сложенными нами в кострище ещё до наступления темноты. Я отвернулся и зажмурился, отпуская на свободу простейший конструкт из арсенала пресловутого волхва и... даже сквозь крепко зажмуренные веки, по глазам полоснуло вспышкой. В другое время и, самое главное, в другом месте, я бы от такой засветки даже не поморщился, но в этой тьме... это было неприятно. Свете пришлось легче. Сидевшая спиной ко входу, держа над плечом зерком, подсвечивавший пространство перед шалашом, девушка даже не пискнула, когда занявшиеся огнём дрова ярко вспыхнули, озаряя наш бивак неровным, скачущим оранжево-жёлтым светом. По кустам и деревьям заметались причудливые ломанные тени, а я, неожиданно для самого себя, облегчённо выдохнул. Оказывается, я не дышал с того самого момента, как остановил руку подруги, потянувшейся к фонарю висящему в шалаше. Однако..
   Потрескивающее пламя костра словно вдохнуло жизнь в наш притихший лагерь. Завозилась, копаясь в наших вещах, Света, запиликал что-то умиротворяющее, включенный мною радиосканер... Да и притихшие было птицы, вновь начали подавать голоса. Они, очевидно, просто протормозили, с запозданием отреагировав на темноту, что обрушилась на наш лес. Ну, в приципе, понятно... с мозгами-то у них негусто. М-да, это был интересный опыт.
   Я, кажется, даже стал лучше понимать наших предков, что населяли ночную темноту всякими потусторонними тварями и опасностями.
   - Мр-ряу?
   - А то ты не хищник? - развёл я руками, когд оказавшийся у моих ног, двухвостый подал голос. - Или скажешь, твои... э-э... соплеменники никогда не охотились на людей?
   - Мр-хр, - котяра демонстративно отвернулся и, обернув лапы хвостами, изобразил оскорблённое достоинство. Мол, сдались нам эти кожаные мешки с мясом!
   - Ну, пугали. Пугали же? - я ткнул напарника в спину. В ответ пришёл образ похожий на что-то вроде: "Па-адумаешь!". - Во-от, хвостатый, а я о чём! Значит был у них повод рассказывать друг друг страшные байки о бабайках, что прячутся в ночи. Так, и вообще, чего сидим, кому хмуримся? Держи кристалл, отнеси Грацу. Проф, небось, уже по потолку бегает, весточки от нас дожидаючись. С меня рёбрышки в кисло-сладком соусе.
   - И пиво! - потребовала, выбираясь из шалаша Света.
   - В холодильнике у нас дома возьми бутылочку, пожалуйста, - тихо попросил я кота. Тот фыркнул, но, схватив зубами протянутый ему кристалл с отчётом для профессора и письмом для Рогнеды Багалей, послушно исчез из виду.
   - А что так мало? - прищурилась подруга.
   - Во-первых, та бутылка ёмкостью в два штофа, - устраиваясь поудобнее у костра, протянул я. - Во-вторых, она там одна и есть. А если котяру отправить в лавку, боюсь, продавец не обрадуется. Грацу сейчас не до выполнения наших хотелок. Княжью чету такой просьбой... ну, лично я бы напрягать не стал. И что остаётся? Просить пиво у Рогнеды Владимировны? Думаешь, она согласится исполнить твою просьбу?
   - Вот ты... - Света рассмеялась. - Может и согласится, но головомойка по возвращении тебе будет обеспечена. Ручаюсь!
   - Почему это? - возмутился я. - Пива хочешь ты, а получать нагоняй должен я? С какого перепугу?
   - Так ведь, ты же взял на себя ответственность за меня, вот и отвечай... - хитро ухмыльнулась подруга. Лиса лисой... А ведь была такая скромная, можно сказать, порядочная девушка!
   - Эй, ты что, хочешь сказать, что я стала непорядочной? - возмутилась Света. Ну да, ну да, я почти поверил!
   - Беспорядочной, - фыркнул я в ответ, - Нет, а как ты хотела?! Шляешься по лесам с каким-то странным типом, якшающимся с нечистью, ночуешь с ним, то есть, со мной, в одном шалаше под одним же одеялом, да ещё и родную мать за пивом гоняешь! Ну, как такая девушка может быть порядочной?
   - Ук-куш-шу!
   Весёлую возню, устроенную нами у костра, прервало появление довольного котяры, сжимающего в зубах целый "патронташ" свиных рёбрышек. А рядом с ним брякнулась на землю солидная, отливающая зеленью стекла, большая бутылка пива, некогда припасённая мною в качестве одного из ингредиентов рецепта запекания рульки. Но на этом двухвостый не успокоился. Вновь исчезнув, он почти тут же вернулся с листом бумаги в зубах. Выплюнув помявшуюся записку, написанную торопливо-корявым почерком Граца, кот обозрел притащенные им вещи, удовлетворённо уркнул и, пройдя прямо по мне и Свете в шалаш, пошебуршав подстилкой, завалился спать. Хотя, на черта потустороннику сон, кто бы мне объяснил?
   Пришлось нам с подругой распутываться, приводить себя в порядок и... заниматься делом. И начали мы, понятное дело, с известия присланного профессором. А тот, кажется, отписался, даже не ознакомившись детально с присланным отчётом. Всеславу Мекленовичу хватило проставленной на нём даты, чтобы разразиться целой очередью вопросов, нашедших своё место в его записке.
   Да, дату мы указали, исходя из времени проведённого под сине-зелёным небом этого странного места. Вот тут и выплыла неувязочка. Оказывается, с момента нашего исчезновения, в мире Светы прошли сутки, тогда как мы здесь ошиваемся уже четвёртые. Ну, что-то такое мы заподозрили, ещё в тот момент, когда ознакомились с письмом Рогнеды Владимировны. Вот только... по нашим подсчётам выходило, что разница во времени должна быть несколько больше. Ну, по крайней мере, если ориентироваться на те данные, что Багалей указала в своём письме дочери. Это я о просьбе "не гонять ежечасно котика туда-сюда...". Тогда выходило, что плотность, если так можно выразиться, временного потока здесь выше, чем в нашем мире... примерно в десять раз. Если же исходить из присланной нам Грацем записки, то здесь и сейчас, эта условная плотность выше "всего лишь" вчетверо. Тоже не фонтан, конечно, но всё же!
   - Я думаю, что скорость хода времени изменяется так же нелинейно и зависит от того, какова скорость течения времени в том мире, к которому наш "поезд" ближе всего в данный момент, - после недолгого размышления, произнесла Света, и я не нашёл возражений для этой гипотезы. Впрочем, доказать её правоту я тоже не мог, по крайней мере, без соответствующих опытов. И вот как раз на их проведении Грац и настаивал в своём письме.
   - Сейчас проверять точно не станем, - подвёл я итог. - Что-то мне не хочется шариться по ночам не пойми где, слишком велика опасность потеряться и отстать от этого самого "поезда".
   - Но ведь рано или поздно, это предположение всё равно придётся либо подтвердить, либо опровергнуть, - с лёгкой грустинкой в голосе, произнесла Света. - А то ведь твой Всеслав Мекленовч, пока результат не получит, с нас не слезет. Верно?
   - Вот именно! Рано или поздно, - я воздел указательный палец к небу. - И я бы предпочёл вариант: "поздно". У нас и без того дел валом, знаешь ли.
   - Каких это? - удивилась девушка.
   - Ну как?! - возмутился я. - Коту свиные рёбрышки в кисло-сладком соусе я обещал? Обещал. Надо готовить. Он тебе пиво принёс? Принёс. Надо выпить. А до того, между прочим, не мешало бы хорошо выспаться. Видишь, сколько дел?
   - Согласна, - Света кивнула, безуспешно стараясь сохранить серьёзное выражение лица. - Дел много. И важных. Начнём с последнего?
   - Угу, - кивнул я. Подруга, не выдержав, рассмеялась и... отправилась обратно в шалаш, а я остался собирать посылки принесённые котярой и разбросанные им по лагерю. Рёбрышки отправились в кастрюлю, на которую я тут же наложил охлаждающий конструкт. Чтоб не испортились до утра. Ну а пиво... бутылку я положил в ручей, до которого добрался, подсвечивая себе дорогу всё тем же пресловутым зеркомом. А когда вернулся обратно в лагерь и сунулся в наше укрытие, то обнаружил там сладко посапывающее сонное царство. Попытавшись устроиться хоть насколько-то удобно и покрутившись меж двух сонь, вольготно раскидавших свои конечности по подстилке, я плюнул на осторожность и, закинув кота за спину Свете, отчего тот даже не соизволил проснуться, подтянул девушку поближе к себе, обнял её и, укрыв нас обоих свободным одеялом, нырнул в сон.
   А утром нас ждал сюрприз. Нет, начинался день вполне... да, уже вполне обычно. Утренняя разминка, умывание у ручья, крепкий чай и бутерброды на завтрак, но... было что-то... что-то не то.
   - Ерофей, - каким-то тихим, сдавленным тоном позвала меня Света, глядя куда-то в сторону лесной опушки.
   - Да? - отозвался я, водружая на подставку из камней только что вымытый мною котелок.
   - Посмотри туда, - не оборачиваясь ко мне лицом, проговорила подруга. От её голоса, моя рука как-то сама собой потянулась к спрятанной подмышкой кобуре, где покоился подарок Брюсова, и с которым я не расставался ни днём ни ночью. По крайней мере, не в этом поезде, точно...
   Поднявшись на ноги, я глянул в ту сторону, куда указывала Света, и поначалу даже не понял, что её так напрягло. Всё тот же пейзаж, деревья, кусты, поляна с разнотравьем у опушки. Никого и ничего лишнего. Ничего нового, неопознанного или опасного... Но стоило мне чуть поднять взгляд вверх, как с губ само собой сорвалось солёное словцо. И, признаюсь честно, не одно.
   Небо! Вот о чём говорила Света, и вот что с самого утра не давало мне покоя. Оно было обычным! Голубое небо с перышками летящих по нему белоснежных облачков, обычное солнце сияющее в вышине и никакого намёка на уже ставшей привычной лёгкую зелень.
   - Приехали, а? - кое-как справившись с собой и матом, хрипло спросил я.
   - Ага. Станция конечная, поезд дальше не идёт. Просьба освободить вагоны, - нервно хихикнула Света.
   -Так... - я взял паузу, чтобы собраться с мыслями. - Кондукторов-проводников я здесь пока не наблюдаю, так что, не кипешим и никуда не спешим. Мало ли, может это не конечная...
   - А пересадка, - всё с тем же странным весельем в голосе, проговорила подруга.
   - Светик, ну-ка, посмотри мне в глаза, - я подошёл к девушке и, крепко ухватив её за плечи, развернул к себе лицом. Не высмотрев в глазах подруги признаков зарождающейся паники, я погладил её по спине. - Нормально же всё, солнце. Ну, небо, ну, голубое... Подумаешь, что мы голубого неба никогда не видели? Это ж, хорошо! Если мы находимся в мире похожем на наш, а не мчимся к очередному "параллелью", у нас появляется возможность быстрее вернуться домой. Слышишь? Просто подумай, насколько проще будет Грацу с его помощниками настроиться на стационарный маяк, чем на движущийся где-то за Кромкой?
   - Извини, - напряжённые плечи Светы немного расслабились. - Что-то я и в самом деле распсиховалась. Но...
   - Понимаю, - кивнул я, не переставая гладить подругу по спине. - Вроде бы только-только привыкла к не самым обычным обстоятельствам и вдруг снова здорово.
   - Угу, как снег на голову, - пробормотала девушка. - Я-то уж думала, что мы так до самого возвращения здесь просидим. Тут хорошо было, спокойно, никого нет. А как оно в другом мире сложится, кто его знает? Ладно, если здесь разумной жизни нет или местные где-то далеко. А если рядом? А если они агрессивные? А как с ними объясняться, если мы языка не знаем?
   - Ничего, солнышко, - улыбнулся я. - Доброе слово, оно и кошке понятно. А уж если действовать добрым словом и пистолетом...
   - Мр-ря, - лёгкий на помине котяра, вышедший полюбопытствовать с чего вдруг у его двуногих такой эмоциональный шторм разыгрался, окинул взглядом окрестности, потёрся боком о бедро Светы и, не обнаружив ничего интерсеного в округе, вальяжно потопал к кострищу, где и уселся в ожидании, пока я, наконец, вернусь к приготовлению обещанных рёбрышек.
   Вымахал здоровяк. Я как-то и не заметил, что мой напарник уже ничем не напоминает того мелкого котёнка, что когда-то вымогал еду в кафе. А тут, ты глянь, как вымахал. Это уже даже не рысь по размерам, хотя мордально и похож, а чуть ли не пума. Впрочем, нет... до пумы ему ещё надо, как минимум, пару ладоней в холке набрать, не меньше.
   Проводив взглядом кота, Света подтолкнула меня в спину, мол, иди, выполняй обещание.
   - Давай уж, как-нибудь без пистолета попробуем, а, Ероша? - вздохнула она мне в спину. А что, я разве против? Можно подумать, всю жизнь мечтал по иным мирам со стволом наперевес скакать, ха!
   Хотя-а... если вспомнить мои приключения с обмылком из рода Ростопчиных... Не, всё равно, это ж не в удовольствие было, а необходимость. Суровая, чтоб её, правда жизни!
   Главное, теперь, чтобы и здесь эта самая правда нас со Светиком не догнала. Хм...
  

* * *

   Виталий Родионович привычным жестом бросил перчатки в шляпу и, отдав хомбург Сварту, двинулся в сторону гостиной. Старый дворецкий, передав вещи помощнику, придирчиво проследил, как тот убирает их в гардероб и, кивнув, последовал за хзяином дома. Несмотря на вид пожилого человека, мужчине понадобилось всего несколько неслышных шагов, чтобы нагнать князя. Как всегда вовремя.
   - Есть новости, Сварт? - осведомился Старицкий на ходу.
   - Княгиня ещё не вернулись из поездки с детьми. А в остальном... неурочное письмо от юного Хабарова, разве что, - перебрав в уме дневные события, неторопливо произнёс дворецкий. Виталий Родионович нахмурился.
   - Вот как? И где оно? - спросил князь, и предусмотрительный Сварт тут же передал ему записку, доставленную странным котом юнца. Не сбавляя шага, Старицкий вчитался в текст письма и... замер посреди галереи, как вкопанный. - Арбалет?! Боевые болты?! Зачем ему это?
  

Глава 3. Утро вечера, а день ночи...

   Накаркал. Мы со Светой едва успели сделать очередные замеры, когда оборудование вдруг начало выходить из строя. Приборы, присланные Грацем с двухвостым, отказывали один за другим, и первым был зерком. Что, с другой стороны, позволило нам вовремя среагировать на новую напасть. Уж бумажный ежедневник в таких условиях точно не откажет. Мы успели записать показания приборов до того, как те пришли в негодность, и только после этого я занялся определением причин этого происшествия.
   Впрочем, долгим разбирательство не было. Стоило открыть сервисную крышку радиосканера, как на ладонь мне выпал растрескавшийся и вздувшийся цилиндрик накопителя, до боли напоминающий обычную батарейку моего прошлого мира. Надо ли упоминать, что и накопители остальных приборов оказались в схожем, то есть, полностью нерабочем состоянии. А вот зерком просто помутнел, и теперь выглядел куском матово-чёрного стекла обрамлённым тонким прорезиненным "бампером". Но, оно и понятно, в его случае, функцию накопителя, поддерживающего ментальные конструкты-иллюзии, выполнял сам корпус зеркома, выполненный из специальным образом структировированного материала, лишь видом напоминающего обычное стекло. Таким образом, единственным рабочим устройством, оставшимся в нашем распоряжении, оказался компас, да и тот напрочь лишился функции автокорректировки, так же работавшей лишь благодаря запитанному от встроенного накопителя, ментальному конструкту.
   Надо ли говорить, что когда я, удивлённый столь странным поведением оборудования, полез проверять подаренный Брюсовым ствол, сыгравший свою роль в разборках с Остромировым и его подельничками, то обнаружил в нём ту же проблему, что и в других приборах. Взрыв-накопитель, алый кристалл, извлечённый мною из рукояти пистолета, помутнел и растрескался, а спустя несколько секунд и вовсе рассыпался в мелкое крошево у меня в руке, да ещё и полыхнул раскалённым облачком над ладонью, заставив меня дёрнуться от неожиданности и просыпать серую пыль на траву под ногами.
   - Весело, - прокоментировал я, демонстрируя любопытной подруге выуженные из приборов неисправные накопители.
   - Подожди-ка, - Света взяла один из цилиндриков, покрутила его в руке и, вернув мне, закопалась в мой ежедневник. Не прошло и минуты, как она торжествующе ткнула в какую-то из записей пальцем. - Вот! Смотри!
   Я глянул в собственноручно накорябанные строчки. Температура, показания компаса... Напряжённость информационного поля... Стоп! Сколько?! Да в нашем мире, она вчетверо меньше! А я и внимания не обратил, записывая диктуемые Светой цифры... Исследователь, ёлки!
   - Понял, да? - правильно оценив измененившееся выражение моего лица, улыбнулась девушка. - Они просто не выдержали проходящего потока! У нас-то поле, куда более инертно. А при здешней плотности, энергия просто сама наполняет резервуары. Но они же не резиновые, вот и эффект.
   - Та-ак, - протянул я, откинувшись на ствол растущего за моей спиной деревца. - А как тогда обстоят дела с нами? Мы-то не лопнем, случаем, от переполнения энергией инфополя?
   - Вот ты, вроде бы умный, и в ментальном конструировании разбираешься, и старые школы вниманием не обходишь... - покачав головой, попечалилась Света. - На профессора Хольмградского университета работаешь, в исследованиях ему помогаешь, а простейших вещей не знаешь. Как так, а?
   - Ну-у... вот так, как-то... - развёл я руками и, пощекотав возвышающуюся надо мной подругу под коленкой, отчего она захихикала, поторопил её с ответом: - но ты же просветишь меня, необразованного?
   - Да куда ж я денусь? - изобразила печальный вздох Света. И действительно, не делась, объяснила, что к чему. И чем человеческий организм отличается от классических накопителей, используемых в технике. А оказалось всё просто. И ведь читал я об этом, но... в ознакомительной литературе, подсунутой мне Ружаной Немировной, ещё на заре моего "переезда" в новый мир. Прочитал и забыл... за ненадобностью. А оно вон как повернулось.
   Из объяснений Светы и собственных воспоминаний выученного когда-то "школьного" материала, следовало, что человек вообще не является накопителем энергии инфополя, он проводник и фильтр, по сути. Причём, проводник огромной пропускной способности, если можно так выразиться. Иными словами, чтобы неструктурированная энергия мирового инфополя нанесла организму человека хоть сколько-нибудь ощутимый вред, её напряжённость должна быть, как минимум, на три порядка выше, чем это вообще возможно в нашем мире. И этот факт не может не радовать, особенно в нашей-то ситуации.
   Как бы то ни было, информация сообщённая Светой требовала небольшой проверки. Ведь кто знает, как поведут себя наши ментальные манипуляции при столь сильно изменившемся напряжении инфополя? И, опять-таки, мы уже не первый день занимаемся замерами, а проделать подобный эксперимент раньше, мне и в голову не приходило, хотя сам же вносил данные в зерком и ежедневник... Ну, не учёный я, не учёный. У меня мозги на другое заточены!
   Проверили. Убедились, что особых изменений не чувствуем, хотя-а... как посмотреть. Конструкты старой школы, как мне показалось, стали получаться несколько... легче, что ли? Не требовали уже такой жёсткой концентрации и точности волевого посыла, как в нашем мире. А вот с математически выверенными воздействиям современного естествознания, ничего подобного не ощущалось. С другой стороны, некоторые переменные следовало бы всё же уточнить. Потому как, при отсутствии ощущаемых изменений в работе ментальных конструктов, эффект от их действий оказался несколько мощнее. Не так чтобы устроить пожар вместо желаемого костерка, но всё же, всё же...
   Поделившись со Светой этой идеей, с лёгким недовольством понял, что её этот момент не заинтересовал вовсе. Да и вообще, последние пару минут подруга выглядела какой-то задумчивой, и на мои расспросы отвечала невпопад. Но когда я заговорил с ней о доработке имеющихся в нашем распоряжении ментальных воздействий, Света меня перебила... И вопрос о её странной отвлечённости отпал сам собой.
   - Как думаешь, Ероша, - глядя куда-то мимо меня, произнесла девушка. - А эта железяка Граца тоже работает на обычном накопителе?
   - Э-э... - я почесал затылок. И тут до меня дошла причина её странного поведения, так что я поспешил успокоить подругу. - Понял. Не переживай, Светик. Питание нашего "маяка" устроено по армейскому стандарту, с двойным дублированием питания и активной защитой.
   - Но всё же, надо проверить, - настояла девушка. И я не стал ей перечить. Лучше пусть взглянет и успокоится...
   - Проверим, - кивнул я. - После обеда?
   - Сейчас, - мотнув головой так, что забранные в "конский хвост" длинные волосы хлестнули её по лицу, решительно произнесла Света.
   Ну, сейчас так сейчас...
   Массивный металлический сундук, в котором Грац и его помощники разместили своё устройство, был извлечён мною из шалаша, где он провалялся всё это время, играя роль эдакого столика для всяких мелочей. Вытащив агрегат на свет, мы со Светой в четыре руки, откинули многочисленные защёлки, запиравшие ящик и, подняв довольно тяжёлую крышку, получили возможность полюбоваться не только ворохом металла, стекла и пластика, заполнявшим добрых три четверти объёма, но и занявшим оставшуюся четверть, освинцованным коробом с тремя запертыми лючками, за которыми и должны были располагаться цилиндры накопителей.
   - Открываем? - спросил я Свету. Та нервно кивнул и решительно щёлкнула замком. Лючок, за которым, судя по ярко жёлтой надписи на чёрном фоне, должен был находиться основной рабочий элемент питания устройства, откинулся в сторону и цилиндр накопителя плавно выехал из гнезда. Осмотрев его со всех сторон, я демонстративно щёлкнул по встроенной в верхний торец накопителя стеклянной пластине, на которую выводились основные параметры элемента питания, в том числе и его заряд. И сейчас, мы с подругой видели, что эти цифры вдруг стали расти, стремительно приближаясь к сотне процентов. Переглянувшись, мы загнали цилиндр в его посадочное гнездо и, заперев лючок, дружно выдохнули.
   - Работает, - расплылась в улыбке девушка.
   - И теорию о самоподпитке накопителей в этом мире, можно считать доказанной, - покивал я.- На этом, хорошие новости можно считать... закончились.
   - А есть плохие? - всё с той же расслабленной улыбкой на лице, лениво поинтересовалась Света. Кажется, после проверки работоспособности нашей надежды на возвращение, девушку накрыл отходняк.
   - Ну, если даже не считать поломку всех остальных приборов за плохую новость, мы с тобой лишились единственного имеющегося в нашем распоряжении оружия, - развёл я руками. - Конечно, у меня есть в запасе несколько опасных фокусов, но все они рассчитаны на столкновение с противником лицом к лицу... накоротке, так сказать. А без дистанционных средств поражения я, честно говоря, чувствую себя несколько неуютно.
   - О... - Света встряхнулась. - А оно нам так уж нужно, оружие это? Вроде бы, мы столько времени провели в этом месте, и никакой опасности здесь до сих пор не встретили.
   - В нашей поездке в Сибай, тоже не должно было быть никаких опасностей, - фыркнул я. - Но оружие мне всё же пригодилось. Так что, извини, солнечная... но я предпочту иметь в своём распоряжении средства защиты от чужаков, даже если никаких стычек с агрессорами, в нашем с тобой нынешнем "походе" не предполагается. Так спокойнее.
   - Что ж, - Света чуть подумала и согласилась. - Тебе виднее. С оружием я дела не имела, поэтому и посоветовать по этому поводу ничего не могу. Но если тебе комфортнее с ним, спокойнее, то и возражать я тоже не стану. Погонишь двухвостого за новым пистолетом? К Старицким?
   - К Старицким, да... - я задумчиво потёр подбродок. - Но не за пистолетом. Как мы выяснили, с незащищённым от внешних влияний кристаллом, долго он здесь не проживёт. Защищённые же... я даже сомневаюсь, что кто-то где-то производит нечто подобное. Вряд ли прежде возникала необходимость в подобном оружии.
   - Но ведь накопители в устройстве профессора защищены, - нахмурилась Света.
   - Так оно и рассчитано на работу в запредельных условиях, в которых любое стрелковое оружие можно считать абсолютно бесполезным, - развёл я руками. - Впрочем, всё это лирика. А попрошу я у его сиятельства, пару арбалетов с боевыми болтами. Надеюсь, он мне в такой малости не откажет.
   - А почему не лук? - поинтересовалась подруга.
   - Потому что с луком я обращаться не умею, а вот с арбалетом дело имел, и не единожды. Так что, в случае необходимости, не опозорюсь, - объяснил я. - Да и тебя поднатаскать в использовании этой "игрушки", тоже смогу. Что немаловажно.
   Честно говоря, я ожидал, что Света примет идею обучения стрельбе из арбалета в штыки, но... нет. Ничего кроме уже хорошо знакомого любопытства в эмоциях подруги я так и не почувствовал. И это радовало. Меньше всего мне сейчас хотелось бы бороться с пацифисткими настроениями в нашем маленькой компании. Не та обстановочка вокруг, и не то у нас положение, чтобы отказываться от оружия.
   Двухвостый принял новое задание с энтузиазмом. Он, вообще, большой любитель шастать за Кромкой, и не упускает возможности исчезать за ней, при любом удобном случае. А уж если от таких походов ожидается какая-то польза "его двуногим"... в общем, котяра исчез в Запределье, едва схватив зубами накорябанную мною на колене записку.
   Удивительно, но посылку от Старицкого мы получили уже следующим утром. То есть, меньше чем через шесть часов по времени того мира, если наши подсчёты, конечно, не врут. Впрочем, примерно о такой же разнице временных потоков, говорил и Грац в своем очередном послании. Всеслав Мекленович искренне обрадовался присланным ему материалам и даже осторожно согласился с нашей теорией о путешествии меж мирами. Более того, в своём ответном письме он с определённым энтузиазмом высказался о проводимых его группой работах над созданием пеленгатора для находящегося под нашим присмотром устройства. А уж как он возбудился от информации о причинах отказа присланных им приборов... Кажется, двухвостому предстоит ещё не один рейд в гости к Грацу. За один раз он просто не сможет притащить всё то оборудование, которое профессор намеревался передать нам для работы. И на этот раз, оно, разумеется, будет защищено так же, как и накопители в том самом железном ящике, что вновь служит журнальным столиком в нашем шалаше.
   Но, вообще, должен заметить, что несмотря на немалую нагрузку по научной части, фактически обещанную нам профессором, был в его послании и огромный плюс. То воодушевление, которым было наполнено присланное нам письмо, изрядно подняло настроение Свете, нет-нет, да скатывавшейся в беспокойство по поводу нашего возвращения домой. И это не могло не радовать. Да и я сам, честно говоря, вздохнул свободнее, чувствуя поддержку и уверенность Всеслава Мекленовича в успехе нашего предприятия.
   Арбалеты меня удивили. Я-то, отсылая свою просьбу Виталию Родионовичу, надеялся получить от него обычные поделки, каких полно в спортивных магазинах Хольмграда, мало чем отличающиеся от изделий моего прошлого мира. А получил... вполне боевое оружие. Мощное, компактное и... удивительно удобное. Военное прошлое этих машинок просматривалось настолько отчётливо, что у меня не возникло даже сомнений в совершенной бесполезности поиска таких вот игрушек в оружейных лавках Хольмграда. Не для охоты эти изделия, совсем не для охоты. Да и обычным воякам подобное вооружение ни к чему. А значит, князь Старицкий расщедрился и передал нам со Светой вещицы с каких-то очень специальных складов, хранящих экипировку и вооружение для очень специальных бойцов.
   Но самое главное, князь правильно понял в чём наша проблема, а потому, в присланных им устройствах не было и намёка на накопители. Зато короткие, но чрезвычайно толстые дуги арбалетов, сделанные не из металла, а из какого-то странного пластика, как и закреплённые на их оконцовках огромные эксцентрики оказались "украшены" миниатюрными, почти незаметными руноставами. Сами по себе, эти надписи ментальными конструктами не являются, и служат лишь якорями и интерпретаторами для волевого воздействия стрелка, формируемого им во время выстрела, а потому и накопителей руноставы не требуют. И уже одно только наличие этих надписей вызвало у меня некоторые догадки о том, откуда взялось это оружие. А уж когда я увидел идущие в комплекте с арбалетами болты, то последние сомнения в том, с чьих именно складов мы со Светой получили этот подарок, отпали.
   Яговичи. Только они при всяком удобном и неудобном случае используют в своём вооружении и экипировке столь странный подход к ментальному манипулированию. Они не заставляют своих бойцов заучивать десятки и сотни боевых ментальных конструктов, зато тренируют в правильном, своевременном использовании руноставов, буквально испещряющих их одежду и оружие, и при должной сноровке такая экипировка превращает своих носителей в натуральные машины смерти. Весьма затейливый, но надо признать, довольно эффективный способ. Хотя без такой экипировки, бойцы Яговичей в большинстве своём мало что представляют собой как боевые единицы. Нет, со временем, набравшись опыта, и они становятся весьма грозными воинами, в независимости от наличия руноставов на одежде и оружии. Но всё же, всё же... определённая однобокость подготовки сказывается. Уж я-то помню!
   Но надо признать, в нашем случае, такие вот арбалеты, это лучший возможный вариант вооружения. Обычного-то, порохового оружия в нашем со Светой мире днём с огнём не сыщешь. Не получило оно серьёзного распространения, ввиду засилья взрыв-накопителей, многоразовых, лёгких в производстве кристаллов, выращивание которых было поставлено на поток ещё добрых три сотни лет назад. А как показала практика, здесь такое оружие бесполезно.
   К тренировкам с арбалетом, Света приступила без особого энтузиазма, но и увиливать от занятий не стала. Радует меня эта девушка. Есть слово "надо", а значит, все хотелки побоку. Впрочем, несмотря на добросовестное исполнение ею взятых на себя обязательств, это не помешало моей подруге вечером вволю поворчать на тему натруженных рук, ноющих мышц и общую усталость. Да, хоть оружие и снабжено руноставами многократно облегчающими работу с ним, но и оно требует определённой сноровки в обращении, а той не достичь без тренировок. Но попробуй-ка взвести реечный затвор сотню раз подряд, даже если усилие необходимое для этого, не превышает полтора десятка килограмм! Понятное дело, что после такой тренировки, руки будут просто-таки отваливаться.
   В общем, к ворчанию Светы я отнёсся снисходительно и даже сделал ей лёгкий массаж плеч и предплечий, заодно, напомнив об имеющемся в её распоряжении лекарском ментальном конструкте, специально предназначенном для таких случаев. Ему, вообще-то, всех старших школьников на уроках безопасности жизнедеятельности учат, как и кровеостанавливающим, фиксирующим и прочим приёмам первой помощи. Один из немногих полезных в плане ментального манипулирования уроков в школах, на мой взгляд. Даже в тех, что славятся своим уклоном в естествознание и философию.
   Как бы мне ни хотелось как можно скорее натаскать Свету на обращение с арбалетом и тем самым дать ей дополнительный шанс на выживание в здешних диких условиях, пришлось прерываться на сбор данных для Граца, благо, профессор сдержал обещание и прислал с двухвостым новые приборы-измерители, на этот раз исполненные в том же стиле, что и наш будущий "маяк". То есть, накопители в присланном оборудовании теперь были так же защищены от влияния здешнего инфополя, будучи спрятанными в освинцованные герметичные контейнеры, и мы могли не опасаться, что они выйдут из строя в самый неподходящий момент.
   Так и потянулись наши каникулы. Утром зарядка, умывание и завтрак, после, работа с приборами, обед, небольшой отдых после него и тренировки с арбалетами и кое-какими ментальными конструктами из моей коллекции. Потом ужин и... иногда короткие прогулки по окрестностям. Пустым, надо заметить.
   Вообще, чем дольше мы здесь находились, тем больше я подозревал, что в этом мире отсутствует разумная жизнь. По крайней мере, животные в округе вели себя достаточно беспечно, а радиосканер выдавал лишь треск и помехи в пустом эфире. Попытки прощупать инфополе на предмет наличия структрированных элементов тоже ни к чему не привели. Хотя, тут, как и в случае с радио, была вероятность того, что мы просто находимся слишком далеко от обжитых мест.
   Впрочем, я не расслаблялся, памятуя, что даже самая малая вероятность, остаётся вероятностью, а значит, риск столкнуться с чем-то недружелюбным или агрессивным, никто не отменял. И ведь оказался прав!
   Этим утром я взвалил работу с приборами на плечи подруги, а сам отправился на очередную разведку округи. Подобные пробежки по окрестностям я проделывал регулярно, стараясь подмечать любые изменения в окружающей обстановке. Но если раньше, максимум, на что я натыкался, так это на результаты действий диких животных, порой весьма немалых, вроде кабанов, лосей или медведей, то в этот раз, спустившись вдоль ручья до холмов, в седловине меж которых пряталось то ли длинное озеро, то ли хитро изогнутая река, на самом берегу водоёма, усыпанном крупной галькой, я заметил какую-то возню. А вооружившись биноклем и присмотревшись к происходящему у уреза воды, тяжело вздохнул. Люди... Вокруг вытащенной на берег, довольно большой деревянной лодки суетились пятеро мужчин. Бородатые, усатые... одетые в одинаковые чёрные штаны, заправленные в низкие кожаные сапоги, длиннополые серо-зелёные куртки, подпоясанные широченными поясами, в матерчатых, обрамлённых коротким, но густым мехом разноцветных шапках, они оживлённо о чём-то спорили, размахивая руками и указывая, то в одну, то в другую сторону. Наконец, один из них резко махнул рукой сверху-вниз, очевидно, рявкнув при этом на своих спутников. Те замерли, а предводитель ткнул двоих из спорщиков пальцем в грудь и вновь что-то рыкнул. Выбранные им спутники, дружно покивали и полезли в лодку, из которой выбрались через несколько минут, уже будучи нагруженными оружием и какими-то котомками с перевезями. Прицепив к широким поясам сабли, бойцы вздели на себя сбрую с многочисленными висюльками, без шума поделили меж собой ружьё и топор и, закинув за спины котомки, уверенно пошли прочь от своих спутников, к счастью, в противоположную сторону от нашей со Светой стоянки. А оставшиеся, повинуясь приказам всё того же старшего, завозились вновь, занявшись обустройством лагеря.
   Надо заметить, что пришельцы вели себя довольно беспечно, не проявляя особого беспокойства. Да, за окружающей обстановкой приглядывали, а в сторону небольшого леска, росшего на склоне одного из холмов, посматривали даже с некоторой опаской. Но вызвана она была лишь наличием медведицы с медвежатами, занятых сбором ягоды в диком малиннике, кусты которого заполонили опушку. Да гости даже караул не выставили! Нет, не ходят так по чужой земле. А значит, знают эти путешественники, что здесь им ничего не грозит... ну, кроме дикого зверья, понятное дело. Интересно.
   Честно говоря, я уже и не ожидал увидеть людей в этом мире. И теперь, заметив гостей, ставших лагерем столь близко от нашего со Светой местообитания, даже немного расстроился. Насколько было бы проще, если бы их не было, эх!
   И ведь не промолчишь об этом. Света должна узнать о возможной опасности, непременно. Да и от Граца со Старицким сей факт лучше не утаивать. Есть у меня подозрение, что за такой кунштюк, его сиятельство по головке не погладит. Информация об этом мире, князю нужна достовернейшая, он не раз это подчёркивал в нашей переписке. И это понятно. Новый мир, это интересно не только как открытие столетия. Это же новые земли! И я не я буду, если он не планирует устроить сюда экспедицию. А то и... экспансию, чем чёрт не шутит, когда бог спит?
   Впрочем, это уже не моего ума дело. Какой там гешефт хочет сделать Старицкий и хочет ли вообще, дело десятое. А вот предупредить Свету о появлении в окрестностях чужих, стоит как можно скорее. На всякий случай.
   - Пятеро, говоришь, - подруга подхватила отложенный при моём приближении арбалет и, поднявшись на ноги, внимательно огляделась по сторонам. Ну, прямо амазонка! Куда деваться!
   - Пятеро-пятеро, - кивнул я. - Вооружены саблями и примитивными ружьями. Встали лагерем за первым холмом, на берегу реки.
   - Всё-таки, река, да? - перебила меня Света. В ответ я пожал плечами.
   - У них там лодка. Большая, деревянная. Сомневаюсь, что она им вообще понадобилась бы, будь это озеро. Строить такую махину, если проще обойти водоём по берегу... вряд ли бы кто-то стал заниматься такой дурной работой.
   - Рыбаки? - приподняла бровь подруга.
   - Много ты видала рыбаков с ружьями и саблями? - фыркнул я.
   - Не видала, - с улыбкой отозвалась Света. - Но я и солдат с саблями только на картинках видела. Так что, не аргумент.
   - Согласен, - после небольшой паузы, кивнул я. - Но, будь они рыбаками, у них должна иметься какая-то снасть, а я хорошо рассмотрел их скарб и лодку в бинокль. Там даже завалящей удочки нет, не то что сетей или бредня. Зато есть вёсла, сложенная мачта и свёрнутый парус. Учитывая ширину предполагаемого озерца, парус здесь совсем ни к чему. Одних вёсел хватило бы, чтобы перебраться с того берега на наш, за полчаса.
   - Ладно-ладно, убедил, - замахала руками девушка. - Будем считать, что это солдаты идущие по реке, по какой-то своей надобности. Кстати, а почему ты решил, что они именно солдаты?
   - Одежда и экипировка, - пожал я плечами. - Они все одинаково снаряжены, и даже куртки и штаны у них одного цвета. Отличаются только шапки, но это, думаю, можно не учитывать. Да и с оружием... понимаешь, солнце моё, только солдат потащится в лес за дровами с ружьём и в полной экипировке. Никакому охотнику или обычному путешественнику такое в голову не взбредёт. А солдат по-другому не поступит. По крайней мере, на виду у начальства.
   - Почему? - не поняла Света.
   - Потому что устав, - развёл я руками. Судя по взгляду подруги, мой ответ её не убедил, но спорить она не стала. И слава богу. Не хватало ещё придумывать откуда я вообще осведомлён о военных уставах и особенностях поведения солдат. Всё же, поведать о своём истинном возрасте, как и о реальной истории моей жизни, я пока не решился. И, честно говоря, вряд ли рискну... ну, не в ближайшее время, точно.
   После недолгого обсуждения сложившейся ситуации, мы со Светой всё же решили не искать общества наших временных соседей и, по возможности, вообще не показываться им на глаза. Хотя подруга, кажется, была бы непротив познакомиться с аборигенами, но всё же, осторожность в ней возобладала над любопытством, и она отказалась от этой идеи, даже не озвучив её. Но я-то чувствовал её эмоции, ха!
   В общем, такой "подвиг" со стороны Светы заслуживал награды и... вечером, подруга была осчастливлена огромной порцией мороженого, притащенного подговоренным мною двухвостым с кухни Старицких. Надеюсь, старика Сварта хватит родимчик, когда повар продемонстрирует ему опустошённый котярой холодильник!
   Я искренне надеялся, что уже следующим утром не увижу наших гостей в устроенном ими лагере, но, увы. Мечтам моим не суждено было сбыться. Там, где я вчера оставил компанию из пятерых вояк, лодку и пустое кострище на необустроенном берегу, теперь располагался вполне себе приличный лагерь с уютно потрескивающим костром, кучей притащенных и уже наколотых дров, и даже с целой палаткой, явно сделанной из того самого паруса, что я видел сложенным в лодке. Стало ясно, что гости решили задержаться здесь надолго. По крайней мере, не на один день, точно. Иначе, зачем бы им обустраивать отхожую яму у самого подножия холма, в доброй полусотне метров от лагеря? Жаль, я так надеялся, что они передохнут ночку на берегу, да отправятся в дальнейший путь.
   К моему возвращению в лагерь, Света как раз закончила возню с приборами Граца и теперь заполняла полученными данными, присланный им формуляр. Очевидно, Всеславу Мекленовичу надоело вчитываться в прыгающие строчки наших записок, и он позаботился о нашем общем удобстве, прислав вместе с очередным письмом, целую кипу листов с отпечатанными на них таблицами, в ячейки которых, мы теперь и вносили все получаемые с приборов сведения.
   Поделившись с подругой своими наблюдениями, и не встретив с её стороны никакой явной реакции, пожав плечами, принялся за приготовление обеда. На этот раз я не стал мучить Свету очередной кашей с тушёнкой, благо, утащенное хвостатым содержимое холодильника в имении Старицких позволяло развернуться моему кулинарному таланту на полную. И ведь угодил!
   Плов удался на славу. От его запаха, распространяющегося по нашей полянке, засуетился не только двухвостый, но и Света. Мне даже пришлось шикнуть на них, а то своей нетерпеливостью и предвкушением они просто сбивали меня с мысли. Но, вот, котелок снят с огня, на покрывале разложены тарелки-ложки, зелень и овощи. Водрузив на подставку котелок, я снял с него крышку, и...
   - Глянь-ка, что тут у нас, Жук! А я думаю, какой леший меня морочит, духмяным запахом манит! - раздавшийся с дальней стороны полянки весёлый голос, заставил меня тяжко вздохнуть. А ведь так хотелось пообедать спокойно!
  

Глава 4. Уважаемые гости, а не надоели ли вам хозяева...

   О том, что в нашу сторону движутся гости из-за холмов, я, честно говоря, узнал ещё до того, как они, поднявшись вдоль ручья, вошли под сень леса защищавшего наш бивак от чужих взглядов. Зря, что ли, я столько времени убил на изучение ментальных конструктов из коллекций Яговичей и Ростопчиных... ну, тех, что они соизволили раскрыть для меня. Первые - в силу полученного приказа, вторые - заглаживая, так сказать, "эксцесс исполнителя". Но вообще, и у тех и у других в распоряжении оказалось немало всякого рода сигнализаций, рассчитанных на разные условия, время и место установки. Нашёлся конструкт, подходящий и для нашего окружения. Вот в него-то вторженцы и вляпались на полном ходу и даже не заметили этого.
   Вообще, мы со Светой не особо-то старались скрывать следы своего пребывания в здешних местах. По большей части, ввиду банальной бесполезности этого действа для любого мало-мальски опытного следопыта. Уж слишком много времени мы здесь провели, и понять, что исследующие местность вокруг собственного лагеря, воины рано или поздно наткнутся на наши следы, было несложно. Скрываться? Бежать и прятаться?
   Ну-у... можно, конечно, но... смысл? Путешествующие по реке бойцы не то что не выглядят разбойничьей шайкой, они, в силу сходства имеющегося оружия, снаряжения и одежды, скорее походят на солдат регулярной армии. Каких-нибудь аркебузиров или мушкетёров... Учитывая же, чтопросто так, из любви к водным прогулкам, солдаты веслами работать не будут, сам собой напрашивается вывод о наличии некоего приказа, заставившего их покинуть любимую казарму, погрузиться в лодку и отправится в путь далёкий. А такое сочетание факторов даёт весьма высокую вероятность того, что размениваться на стычки с каждым встречным-поперечным, маленькому военному отряду не с руки. По крайней мере, именно такое впечатление у меня создалось после наблюдения за вознёй этой компании на берегу.
   Нет, понятное дело, если они проявят в отношении нас со Светой явную агрессию, церемониться я не стану и легко устрою неприятелю хоть ремэйк хита восьмидесятых: "Рембо в джунглях", хоть документалку о жизни пираний в условиях сибирской тайги. Но заранее настраиваться на боевое столкновение? На фиг, на фиг. Иногда, проще договориться. Ну и да, банальный интерес к аборигенам этого мира тоже не стоит сбрасывать со счетов. А если контакт состоится... без фатальных последствий, то, думается мне, Грац со Старицким будут такому повороту только рады, что, в свою очередь, выгодно уже нам со Светой. Я не я буду, если по возвращении в Хольмград не стрясу с них соответствующую компенсацию и награду. Обязательно.
   В общем, вывалившихся на нашу поляну молодых воинов, мы встречали без вской агрессии... хотя, я не поленился отправить им за спину двухвостого, а Света явно держала наготове конструкт со своей росомахой. Ну и арбалеты, лежащие в расстёгнутых чехлах у наших ног, были взведены и готовы к бою.
   Опасаться того, что выход молодцев из кустов был призван отвлечь наше внимание, чтобы дать возможность их коллегам напасть из какой-нибудь засады, в нашей ситуации не стоило. Пройти мимо установленной мною сигнализации незамеченными, им было бы крайне тяжело. А без определённых навыков или устройств... я бы сказал, и вовсе невозможно. Но ни того ни другого у гостей не было. В этом, мы с двухвостым были уверены. Ну, не чуяли мы от устроившихся на берегу воинов даже намёка на осознанное ментальное манипулирование. Да и прибор, регистрирующий искажения инфополя, в их присутствии ни разу не дёрнул стрелками... характерно.
   А вот слова вывалившихся из кустов вояк заставили нас со Светой удивлённо переглянуться. Ну, не ожидали мы услышать здесь язык родных осин, берёз и прочих... дубов. Пусть чуть архаичный, пусть отличающийся каким-то странным акцентом, но абсолютно понятный и ничуть не искажённый русский язык! Вот уж чудо так чудо...
   На удивление, знакомство с гостями прошло без проблем. Пришедшие к нам в гости, воины не стали изображать гопников на районе, несмотря на явный перевес в вооружении, а предпочли представиться первыми и попросить разрешения присесть к нашему "очагу". Так и сказали. Не "костру" или "огню", а именно очагу. Странно, но я отнёс это к разнице диалектов.
   Представились в ответ и мы. Точнее, называть наши имена пришлось мне, поскольку Света вновь, как и во время нашего с ней знакомства в Ведерниковом юрте, предпочла отмалчиваться. Лишь приветственно кивнула гостям, когда я назвал её имя... и тут же юркнула в шалаш, чтобы спустя минуту вернуться на полянку с парой дополнительных мисок в руках. Ну да, не оставим же мы гостей наблюдать за нашей трапезой, глотая слюни?
   Отказываться присоединиться к нам за обедом стрельцы не стали. А стоило нам взяться за ложки... По моим растрепанным патлам словно тёплый ветерок пронёсся, а судя по брошенному Светой взгляду, не я один почувствовал что-то... странное. И можно было бы предположить, что нам обоим показалось, да вот донёсшийся до нас треск прибора, регистрирующего изменения инфополя, доказывал обратное.
   Привычно взвинтив восприятие, я попытался было прощупать взбурливший ментал, заодно сканируя действия молодых стрельцов, но... бесполезно. Волна прошла, будто её не было, а Никша и Вавила даже не дёрнулись, словно ничего не почувствовали. А может... действительно не почувствовали? Если учесть напряжение здешнего инфополя, то можно предположить, что порог чувствительности у местных гораздо выше, чем у нас со Светой. Если, они, конечно, вообще способны как-то взаимодействовать с инфополем, что совсем не обязательно. Достаточно вспомнить объяснения Старицкого по поводу нашего с ним прошлого мира...
   Размышляя над происшедшим, я как-то увлёкся и, лишь краем глаза заметив, как младший из стрельцов потянулся грязной лапой в котелок, с явным намерением прихватить оттуда кусок мяса в дополнение к наваленному в его миску плову, на автомате, как в далёком прошлом, треснул его ложкой по лбу. От души. Правда, Жук оказался на диво шустрым бойцом и почти успел уйти от удара. Почти. Металлическая ложка смачно впечаталась ему под глаз, и стрелец тихо охнул. А его напарник весело заржал.
   - Поделом тебе, братец! Попомнишь теперь батькино ученье о вежестве, - сквозь смех выдавил из себя Вавила Вран. Никша смерил его взглядом исподлобья, но не выдержал, фыркнул и сам расхохотался в голос.
   - Прости, купец, - отсмеявшись, повинился он. - Забылся я, не подумал, что не с десятком нашим трапезничаю.
   - Никша - младший в команде, - "пояснил" его брат, но, не заметив понимания в наших со Светой глазах, развернул объяснение: - У нас принято, что младшему в десятке, за трапезой - первый кусок. Обычай такой.
   - Понятно, - кивнул я в ответ и повернулся к Никше. - Извини, Жук, не знал. У нас иные обычаи. Не держи обиды.
   - Да ну, прав братец. Батюшка нас вежеству к своим и чужим поконам сызмальства учил, а я вот забыл о том... сам виноват, - отмахнулся Жук.
   - А ты шустёр, купцов сын, - неожиданно с уважением в голосе протянул Вавила. - У нас не всяк десятник движения Жука даже увидеть может. А уж упредить-то...
   Да, стрельцам я представился сыном купца, отправленным отцом в испытание... вместе с невестой, ага. Ну, вот не пришло в голову ничего более обыденного. Да и как понять, что в здешнем обществе есть это самое "обыденное", когда мы кроме этих вот стрельцов здесь ещё никого не видели? А так... "легенда" не хуже прочих. Вырос сын купца, невесту за себя сговорил. Вот, прежде чем приставить сына к делу, отец и отправил того, вместе с невестою в путешествие. Новые пути разведать, мир посмотреть да диковинки для грядущей торговли подобрать. Почему вдвоём и без охраны? Так испытание же.
   - А ежели сгинули бы? - поинтересовался непосредственный Никша.
   - Так, не единственный же я сын у батюшки, - развёл я руками. - Старший уже пятый год у него в учении, готовится семейное дело перенять, да младшие подрастают. Послушные и исполнительные.
   - А родители невесты? - слюбопытничал Вавила, поглядывая на по-прежнему молчащую Свету. - Они не против были?
   - А нет тех родителей, - вместо меня ответила подруга, не забыв стрельнуть в мою сторону недовольным взглядом. - Ероша меня вопреки воле своего батюшки сосватал.
   - Поня-атно, - в один голос протянули стрельцы.
   Ну да, ну да. Теперь они додумают историю о пошедшем поперёк воли отца юнце, отказавшемся жениться по указке и выбравшем себе невесту по собственному разумению. Отец, само собой, взъярился за такое неуважением и скандал, да и погнал сына со двора, лишив наследства, и обставив это как испытание. Ну или выдумают ещё что-то эдакое, душещипательное. И чёрта с два потом кто-то сможет эту "легенду" размотать. Уверенного в своих умозаключениях человека довольно трудно заставить переменить мнение. Это ж, придётся признать, что он был не прав, а кто такое любит? Нет, если за дело возьмутся профи, тогда, да... могут быть проблемы. Но где их взять в здешней-то глуши?
   В общем, несмотря на завиральность, наша со Светой история вполне зашла стрельцам, хотя и вызвала некоторое удивление, не без того, конечно. Если бы ещё подруга моя отнеслась к этой легенде полегче. Вот чего фырчит, спрашивается?
   От размышлений меня оторвал Жук. Послеобеденный трёп этому живчику явно надоел, и теперь молодой стрелец рвался "растрясти жирок".
   - А что, говорят купцы не дураки кулаками помахать, - с эдакой деланной ленцой протянул Никша, с намёком поглядывая в мою сторону.
   - Есть такие, - кивнул я в ответ, прекрасно понимая, к чему идёт дело.
   - Так... может, смахнёмся? - прищурился Жук, поднимаясь с бревна и расстёгивая широкий боевой пояс. Я почесал кончик носа, бросил взгляд в сторону шалаша, где скрылась Света и... махнул рукой.
   - А, давай! - поднимаясь на ноги, ответил Никше. Но тот же поспешил уточнить: - Правила?
   - Оружия не брать, кулак не утежелять. Кровь не пускать, под брюхо не бить. В висок и горло не метить... Упавшего не добивать, - протараторил вместо брата Вавила, подскакивая со своего места и, в свою очередь, расстёгивая пояс с саблей. Ну да, понятно, старший из братьев тоже не против размяться после сытного обеда. Тем более, что плов в наших желудках уже улёгся, а травяной взвар выхлебан до донышка.
   Смахнулись. Сначала с Жуком, потом и с Враном. И если младший стрелец ничем особенным, кроме разве что, действительно хорошей реакции и скорости, меня удивить не смог, и был сначала легко взят на болевой, а потом и на лопатки уложен, чтоб уж точно не возмущался возможной "нечестностью" приёма, то с Вавилой пришлось повозиться. Резкий боец оказался. Удивительно техничный, с весьма тяжёлым ударом и... какой-то запредельной устойчивостью. Влетевший на дурака удар в скулу едва заставил его покачнуться, даже на миг не смутив. Но... я справился, хотя и получил несколько о-очень ощутимых плюх. Бока мне Вран намял весьма и весьма основательно. Но и сам он поднимался с земли, кряхтя и потирая побитые места.
   Никша, которому досталось куда меньше тумаков, попытался было затеять ещё и сабельный потешный бой, по его выражению. Но, во-первых, прозвучало это предложение уж очень неуверенным тоном, а во-вторых, его на корню зарубил старший брат, смерив Жука одним-единственным суровым взглядом. Да уж, с отбитыми-то рёбрами только саблей махать, конечно!
   - Ты ведь специально это устроил? - тихо спросила Света, обрабатывая мои синяки мазью и тихонько помогая себе лекарским конструктом.
   - Ну-у... да, - так же тихо ответил я. - Какой из меня фехтовальщик, сама подумай?
   - Откуда я знаю. Ты же не рассказываешь ничего, - буркнула в ответ подруга, сворачивая аптечку. Обиделась. Точно. Только, на что, кто бы подсказал?
   Получив помощь от Светы, я помог стрельцам привести себя в порядок, заодно, потратив на них часть наших запасов мази от синяков, после чего мы дружно решили наведаться в гости к их начальству. Сборы были недолгими, так что, спустя полчаса, наша компания уже топала вдоль ручья, на встречу с полусотником Стояном Хлябей, давно заждавшимся своих подчинённых, отправленных им разведать местность добрых четыре часа тому назад.
  

* * *

   Отправляя Никшу Жука и Вавилу Врана пробежаться по округе, да посмотреть нет ли поблизости какого жилья или обжитой охотничьей стоянки, полусотник Стоян и думать не думал, что шебутные братья и в самом деле найдут в этой глухомани каких-никаких людей. Делом хотел занять бузотёров, вот и отправил разведать округу. Всё лучше, чем терпеть очередную их шкоду, на которые молодые стрельцы всегда были горазды. Через что, собственно, и угодили в дальний острог на Бие.
   А вот неча было шутить над похмельным полуполковником. Тот, пусть и приходится братьям родным дядькой, но терпеть поношение боярской чести не стал. Всыпал горячих затейникам, да и сплавил их на две зимы в дальний острог. Да только братьям это наказание было, что с гуся вода. Как чудили, так и чудят. Ума не прибавили... Ну а полусотнику Стояну куда деваться? Его малый острог, принявший наглецов на кошт - последний на реке, дальше ссылать неугомонных родственничков боярина Сколского, попросту, некуда. Ниже, Ловгайское озеро, а по другую сторону Бии, земли местных самских племён, с которыми ни войны ни мира.
   Нет, будь у полусотника под рукой людишек поболе, заслал бы команду в речное устье, да и братьёв неугомонных туда же сплавил бы, на строительство нового острожка, пусть там свои шутки шутят, да народ баламутят. Но... нет у Стояна людей. Нету. В прошлый год, боярин Сколский большую часть стрельцов с подчинённых ему Бийских острогов собрал, да увёл в помощь новому воеводе, устроившему по глупости да незнанию замятню с верхневодскими самами. А вернул потом едва десяток из трёх взятых. Эх, а ведь были планы. Были! Кабы не тот неудачный поход, ныне имелось бы у Стояна два острога под рукой, вместо одного, а это уже сотская должность. Да что должность! Государь милостив, за возведение крепостиц за Старым Камнем, пусть и малых, жалует не только чинами, но и деньгой... да помимо освобождения от тягла. А это... Эх!
   Да что далеко ходить? Вон, боярин Сколский, полуполковник стрелецкий. Давно ли его сам Стоян по имени звал, да с одного котелка с ним кулеш в походах ел? А поди ж ты, выслужился Ермил, возвёл пять острожков в среднем течении Бии, и из полусотников до полуполковника за семь тучных лет и поднялся. Всё нижнее пограничье под его рукой. А не будь той истории с воеводой, поди, уж и за реку стрелецкие команды наладил бы...
   Сплюнув, полусотник Стоян по прозвищу Хлябя вытряхнул из головы несвоевременные мысли-сожаления и, поднявшись на ноги, двинулся навстречу идущим вдоль ручья, весело гогочущим братьям, следом за которыми шла весьма странная пара незнакомцев. Точнее, незнакомец и незнакомка. Молодые, почти юные. И всё бы ничего, если бы... Ну, то что стрельцы идут впереди чужаков, беспечно подставив им бездоспешные спины, ещё как-то понять можно, хотя и заслуживает трёпки! Ой как заслуживает. Ну да ладно, то дело грядущее, тем более, что оружия в руках или на поясах гостей не видать, если не считать коротких рабочих ножей в ножнах с застёжками.
   Фингалы у братьёв, у Никши под левым, а у Вавилы под правым глазом, тоже дело привычное. Либо сами друг другу поставили, либо от парня при знакомстве схлопотали... что хуже, но тоже понятно. Жук да Вран кого угодно до рукоприкладства довести могут. В шутку, ага. Интереснее другое. Не похожи чужаки на местных жителей. Ни одеждой полотняной да тканной, в протиовес привычной тем же самам коже да мехам, ни обликом. Светловолосы и светлоглазы, какими ни самы ни кайсаки не бывают, но и словене их за своих не примут. Уж слишком черты лица у гостей тонки... Точёны, можно сказать, как у фрязей. Но те, обычно, либо горбоносы и темноволосы, либо, ежели и светлы волосом, то больше в каштанов цвет... а то и вовсе ржою на головах полыхают. Впрочем, и среди последних, круглых, усыпанных россыпями веснушек лиц, пожалуй, поболе будет.
   Чем ближе подходили гости, тем больше странностей подмечал в них полусотник. Тканная одежда их оказалась непростой. Сложного, а значит, дорогого кроя, но без вышивки и мало-мальских украшений. Неярких цветов, что для дорогой одежды и вовсе необычно. А уж обувь... Остановив на миг взгляд на обувке чужаков, Стоян против воли залип.
   Высокие, на толстой подошве, сшитые явно по мерке из крепчайшей даже на вид, великолепно выделанной кожи, высоко шнурованные сапоги гостей не могли похвастаться даже намёком на тиснение или иное какое украшение, но прочная и чрезвычайно мелкая двойная строчка и небывало аккуратная подгонка деталей выдавали немалую стоимость обувки. Такую, пожалуй, и воевода не враз себе позволить сможет...
   Намётанный глаз полусотника выхватывал одну несуразность гостей за другой. И каждая из них приводила опытного стрельца во всё большее и большее замешательство. Чего стоит только заплечный мешок за спиной молодого парня. Необычная ткань, множество ремешков и защёлок сделанных не из дерева или металла, а из чего-то, чему Стоян и названия-то не знал. Длинные чехлы, притороченные, у юноши к мешку, а у девушки за спиной, тоже казались необычными. Как формой, так и видом. Да и материал, из которого они были сделаны, напоминал тот, из которого был сшит заплечник юноши. Поначалу-то, полусотник вовсе подумал было, что в этих чехлах гости хранят что-то вроде лютен, но... слишком плоскими те были. Впрочем, кто знает, какие на свете бывают лютни? Может и такие вот, где-то своим перезвоном людей радуют.
   На фоне всех этих странностей, одетая по-мужски девица, державшаяся за плечом своего спутника, словно привязанная, смотрелась почти обыденно. Ну и... в самом деле, не в юбках же ей было по лесу сутками ходить, верно?
   Как бы ни был удивлён происходящим Стоян, но, заметив возвращающихся вдоль ручья стрельцов с гостями, приказ о готовности оставшимся на хозяйстве подчинённым отдал сразу. Так что, к моменту, когда Жук и Вран подвели чужаков к лагерю, опытные воины, выслужившие по Бийским острогам по два-три длинных ряда, уже давно были настороже и готовы к любому повороту дела.
   Но обошлось. Не выскочили из-за камней идущие в наход самские воины, решившие поживиться оружием и скарбом стрельцов, не засвистели в воздухе тяжёлые стрелы, посланные короткими тугими луками лесных охотников. Песчано-каменистый берег Биянки оставался тих и безмятежен. И только смешки неугомонных братьев Сколских, да редкий плеск рыбы в реке нарушал разлившийся вокруг послеобеденный покой. Хлоп!
   Ну и звон комарья, да. Стоян размазал по шее прибитого ударом ладони кровопийцу и поманил братьев, дескать, подходите уже.
   - Ну, вещайте, барагозы, - с усталым вздохом, велел полусотник, не преминув смерить недовольным взглядом чуть примолкших стрельцов, а паче того, висящие за их спинами, замками кверху, ружья. Разряженные, вестимо. Иначе бы братья их из рук не выпустили, чтоб огненное зелье с полок не просыпалось. И Сколские то поняли. Стёрли ухмылки с едва покрытых щетиной морд. Нахмурились.
   - Вот, Стоян Смеянович, соседей встретили, они в леске, что за холмом лагерем стоят, - нервно облизнув губы, заговорил как старший, Вран. С вежеством, но... а, да все они, Сколские такие! - Они нас кайсацкой кашей угостили, ну а мы их в гости позвали... то есть, чтоб представились нашему командиру.
   - Чтоб представились, значит, - протянул Стоян. - Командиру, значит... Ну-ну. Они по нашему-то понимают?
   - И говорят не хуже, - подал голос Жук, за что тут же получил от брата выразительный и о-очень многообещающий взгляд. Тем суровее, что сверкал глазом Вавила, через уже набрякший синевой, внушительный фингал.
   - Славно, - сделав вид, что не заметил кривляния старшего из братьев, кивнул полусотник и перевёл взгляд на чужаков. - Что ж, здравствовать вам, люди добрые. Будьте гостями у нашего очага.
   - И вам здоровья. Благодарю за приглашение, господин... - с незнакомым выговором ответил на приветствие молодой парень, глянув чуть исподлобья на командира стрельцов и, сделал выразительную паузу.
   - Полусотник Первого Бийского стрелецкого полка, боярич Стоян Рушин, по прозвищу Хлябя, - прекрасно понял посыл незнакомца Стоян.
   - Купеческий сын, Ерофей Хабаров, к вашим услугам, господин полусотник, - коротко поклонился в ответ гость и, положив руку на плечо спутнице, договорил, мимоходом зыркнув на братьев Сколских: - моя невеста, Светлана Багалей.
   Девушка в свою очередь на миг склонила голову, но не промолвила и слова. Гордая. А вот братья-стрельцы, под взглядом гостя переглянулись и вздохнули. Хех, а не в том ли причина появления у них фингалов?
   С представлением гостей, напряжение витавшее в воздухе несколько спало, а когда те разделили со вставшими лагерем стрельцами хлеб, от настороженности и вовсе не осталось и следа. Нет, конечно, Стоян не был настолько беспечен, чтобы перестать вовсе следить за происходящим вокруг, да и бойцы его тоже были стрелянными воробьями и осторожности не теряли. Но... одно дело сторожиться незнакомца, встреченного в пути, и совсем другое, общение с тем, кто преломил с тобой хлеб. Конечно, вероломство никто не отменял, но рушителю покона добра его подлость не принесёт. А вот злом отзовётся, обязательно. Покон же, а не человечий закон, что от народа к народу и от времени до времени меняется вплоть до полнейшей своей противоположности!
   Надо сказать, представившийся купцом молодой мужчина, как и его молчаливая невеста, произвели на Стояна неплохое впечатление. Смотрели открыто, лишним не интересовались, да и в ответах на расспросы полусотника, сам Ерофей не юлил, хотя, конечно, кое-что не договаривал... но тут уж купеческие привычки не переломить. У этого племени, говорят, слово - серебро, а молчание - золото. Так что, ничего плохого в умолчаниях купца, полусотник не видел. Сам же купец оказался любопытен и жаден до знаний, что тоже не удивляло. Видно же, что пришли гости издалека, да такого, что прежде в сих местах их соплеменников и не встречали. Вот и интересуются чужеземцы здешним укладом и законом, обычаями и особенностями.
   - Там на западе, в двух днях пути отсюда, вот эта речка, прозванная местными Биянкой, впадает в Бий, - рассказывал полусотник, вычерчивая прутиком на песке кривоватые, но вполне понятные кроки. - То большая река, протекает с полночи на полдень. Естественная граница меж Словенью и самской землёй. Ранее, граница велась по горам Старого Камня, теперь же её держат бийские остроги. С юга, за Ловгайским озером, лежат кайсацкие степи. Торгуем с ними, как и с самами, но больше и спокойнее. У самов-то, племена разрозненные, невеликие, да каждое при своём нойне, а то и не одном. Потому и выходит, с одним племенем торгуем, с другим ратимся, а с третьим и вовсе, то так, то сяк, то наперекосяк. А вот кайсаки уже давно всех своих байи к единому закону привели, под властью хана, и с тех пор, войн больших меж нами не было... Зато торговля меж кайсаками и Словенью теперь идёт бойкая. Особенно с подкаменным воеводством, на западном берегу Ловгая. Далековато, конечно, от наших острогов, но хоть так...
   - Так вы, полагаю, в поисках обхода того озера по Биянке поднимаетесь? - выслушав Стояна, спросил Ерофей. Полусотник усмехнулся.
   - Верно, - кивнул он. - От Бийска до Авликолья, две седмицы конного пути... или месяц водой, сначала по Бию, а потом и по Ловгаю вдоль берега. Вот и подумалось нашим полковникам, что можно попробовать обогнуть сие озеро через восходные земли. Глядишь, сыщется место для торга поближе, да поудобнее, чем нынешний.
   - А что мешает вести торговлю с кайсаками через озеро? - прищурился Ерофей. - Пусть сами они степняки, но словенцы-то, поди, в строительстве судов да в речной торговле, поднаторели, нет? Вон, какой ладный струг у вас имеется. Значит, знаний и опыта хватает. Так чего ж не построите торговый флот на озере, и не ходите на нём в гости к степнякам?
   - Построить можно, и даже кормчих для него найти нетрудно, хоть и говорят, что Ловгайское озеро коварно. Но как товар на нём доставлять? Боится степная живность Ловгая, - почти искренне вздохнул полусотник. - Что овцы, что лошади, крайне скверно переносят даже речной путь. А они, первый товар, что кайсаки гонят в Авликолье. И товар ценный, надо заметить.
   Признаться честно, в своих объяснениях Хлябя несколько лукавил. Нет-нет, никакого обмана, просто... ну не было у Стояна никакого приказа на исследование восходных берегов Ловгая. Зато была здоровая тяга к хорошей жизни, а устроить её он мог, лишь имея высокий чин. Не меньше полуполковника! Но из-за прошлогоднего провала подкаменского воеводы, лишившего его людей, которых в здешних местах днём с огнём не найдёшь, полусотник лишился и надежды на скорый карьерный рост. Нет достаточно людей в подчинении, некому строить новые острожки и приводить земли под руку государеву, а значит, не видать Стояну и должности полуполковника.
   Вот тогда-то, ломая голову над решением сей задачи, и придумал он, как поправить свои дела и, добиться-таки вожделенного чина. Всего-то и надо пробить дорогу от бийских острогов напрямую к кайсакам, через восходные земли за Ловгаем. А кто сядет на устроенный торговый тракт, тот точно не останется без прибыли, людей и... новых должностей. Эта идея, пожалуй, была даже получше строительства малых острожков вниз по Бие. Вот и отправился полусотник в разведку, взяв с собой лишь четвёрку самых верных и сильных бойцов из своего личного десятка. Опасно? Так здесь самские земли, они, вообще, опасны. Что ж, теперь, страдать и вешаться, что ли?
   Нет, будь его воля, взял бы и больше людей, но... если бы они у него были! Нужно ведь и в остроге достаточно стрельцов держать, не то, не дай светлые, навалятся очередные самы-находники, пожгут всё до чего дотянутся, а самому Стояну потом придётся отстраивать крепостицу заново... и как бы не в чине обычного стрельца. Разжалует же полковник за оставление острога без присмотра. Как пить дать, разжалует. Эх!
   За беседой, стрельцы и их гости и не заметили, как подкрался вечер, и на воду Биянки опустились сумерки. Но, полыхнул ярким пламенем костёр и сгустившаяся, уже скрывающая пологие бока холмов, темнота вдруг отпрянула на миг, чтобы тут же вновь укрыть их собой, окончательно превращая вечер в ночь.
   - Что ж, рад был знакомству с честной компанией, - поднялся на ноги гость, а следом, встала с чурбачка и его спутница, - Но, пора нам прощаться. Время позднее, а дел и у вас и у нас, завтра, думается, предстоит ещё много, а?
   - Согласен, - вслед за гостем и его невестой, поднялся на ноги и Стоян. Протянул руку для традиционного рукопожатия... и тут же полетел кубарем наземь, увлекаемый движением гостя, успевшего заодно, уронить на землю и свою невесту. А точно там, где только что стоял полусотник, пронеслась тяжёлая стрела и вонзилась в борт лодки. "Самская", успел отметить тот и, заорал, даже не успев подняться на ноги.
   - Туши костёр!
   Вторая стрела не успела ударить в цель, как огонь погас, словно по мановению руки, и лагерь погрузился в непроглядный мрак.
  

Глава 5. Ночь короче дня, но утро не всегда...

   Искажение волховского Полога Покоя, как называл его дед Богдан, установленного мною на подходе к лагерю стрельцов, бросило меня на землю едва ли не раньше, чем я сообразил, что именно происходит в темноте, окутывашей каменистые холмы. Но вонзившаяся в "скулу" вытащенной на берег лодки, стрела расставила все точки над "ё". Потом уже был истошный крик уроненного мною полусотника, метания его стрельцов, шипение ошпаренных взваром из перевёрнутого котелка углей костра, и тихий, но отчётливый, сдавленный мат Светланы, приземлившейся аккурат на меня.
   Провести ладонью перед глазами подруги, напитывая собственной волей старый наговор, повторить ту же операцию с самим собой...И вот уже ночная мгла, окутавшая лагерь, отступает, превращаясь в чёрно-белую, но весьма чёткую картинку. "Кошачий глаз" не самый лучший вариант для тех же штурмовиков Яговичей, но в нашей ситуации, он оказался идеален. Дикий берег же, а не город! Ночь, никаких фонарей, прожекторов и свечения оконных окон поблизости. Даже костёр погас, а значит, неожиданной засветки, способной временно ослепить заговорённого, нам можно не опасаться.
   - Арбалет в руку и отползай под борт лодки. Прикроешь мне спину, - тихо произнёс я, подталкивая разлёгшуюся на мне Свету. Девушка сверкнула глазами, но спорить не стала и, ящеркой соскользнув с моей груди, поползла под защиту плавсредства, чёрной скалой возвышающегося над молочно-белой гладью воды. И арбалет прихватить не забыла. Вот и славно. Ну а мы... повоюем.
   Чехол с моим собственным оружием, послушно раззявил "пасть" и, выхваченный из него самострел с колчаном, словно сами прыгнули в руки. Воля цепляется за острые и колкие руноставы на ложе, дугах и эксцентриках, наполняя их силой. И тут же тихо, практически неслышно трещит взводящая тетиву рейка, отзываясь ощутимой вибрацией в предплечьях. Тяжёлый болт занимает своё место меж направляющих... К бою готов.
   - Стоян, вам тоже след за лодкой укрыться. Там к вам точно незамеченным никто не подберётся, да и с пищалями управляться будет спордучнее, - окликнул я отгребающего куда-то в сторону полусотника. Тот что-то пробурчал, но...
   - Стрельцы, исполнять, - прорычал он в голос и тут же над его головой свистнула ещё одна стрела. О как! А ведь полог я бросил метрах в сорока от берега. Либо у стрелка в темноте совершенно уникальный слух, либо...
   Шевеление у каменной осыпи заставило меня отвлечься от размышлений. Арбалет мгновенно упёрся прикладом в плечо, а руки привычно навели оружие на цель. Вдох-вы-ыдох... Палец плавно нажал на спусковой крючок, и тетива с лёгким фырком послала тяжёлый болт в поднявшуюся над валунами фигуру, уже успевшую вновь натянуть короткий и явно тугой лук. А вот выстрелить из него, противник уже не сумел. Миг, и снесённое болтом тело сломанной куклой рухнуло наземь, ударившись об один из служивших ему укрытием валунов, и кубарем полетело вниз по осыпи, увлекая за собой мелкие камни и щебень. Один готов, но что-то мне говорит, что опасность ещё не миновала. Сознание снова словно ершом кольнули испещрившие оружие руноставы, жадно впитывающие поток моей силы. И вновь ложится в направляющие боевой болт с трёхгранным жалом.
   Тихий, еле слышный хлопок тетивы о гасители Светиного арбалета, говорит, что я не ошибся. Краем глаза отмечаю судорожные дёрганья какой-то тени за ручьём, но тут же отвлекаюсь на вспышку пламени справа. Хорошо, что до неё метров шестьдесят, не меньше. Иначе, ослеп бы минут на пять. А в боевой обстановке, это смерть.
   Бью на вспышку и, спустя секунду, на её месте огонь вдруг вздымается эдаким гигантским факелом и, под короткий предсмертный вскрик подожжённого моим удачным выстрелом нападавшего, превращается в ровно горящий костёр... Ну, зато не мучился, хм.
   Меня передёргивает. И тут же воздух над рекой разрывает грохот ружейной пальбы. Это добравшиеся до лодки стрельцы наконец раскочегарили свою артиллерию, и теперь палят в темноту, что называется, в белый свет, как в копеечку... А, нет! Удивительно, но именно после залпа двух стрельцов, я слышу полный боли вой со стороны нападающих. В кого-то бойцы полусотника всё-таки попали... Вновь слышу хлопок тетивы, и вой раненого захлёбывается. И опять бьют пищали. На этот раз палят Никша и Вавила. И ведь тоже не промахиваются! Может у них тоже что-то вроде наговора ночного зрения имеется?
   Эхо выстрелов стихает и над рекой повисает тяжёлая, нервная тишина. Минуту мы прислушиваемся к ней, а кое-кто и всматривается в резкие тени и силуэты, расчертившие пейзаж, видимый "Кошачьим глазом". Но никакого шевеления со стороны напавших не наблюдается. Тихо, как в гробу. Ненадолго. Очухавшийся от скоротечного боя, полусотник разразился приказами и стрельцы, покинув укрытие, отправились на разведку... и сбор трофеев.
   - Стоян Смеянович, а ты уверен, что это безопасно? Вдруг там ещё десяток татей за камнями таится? -спросил я, обнимая прижавшуюся ко мне подругу. В ответ полусотник хмыкнул и, выудив из-за пазухи кафтана деревянный медальон на толстом шнурке-гайтане, продемонстрировал его нам. Не понял...
   - Этот оберег мне когда-то матушка дала. Ежели рядом оказывается кто-то желающий зла, он теплеет. На расстоянии, правда, действует куда хуже, о надвигающейся опасности предупредить не может, но в бою так же теплеет, а едва тот минует, сразу остывает, - объяснил Стоян, подбрасывая на ладони невзрачный деревянный кругляш с выжженным на нём рисунком... рассмотреть который мне, к сожалению, не удалось.
   - Интересная вещица, полезная - я уважительно покачал головой, но увидевший мой интерес к оберегу, полусотник понял его по-своему.
   - Э, нет, купец, такое запросто не купишь, так что о торговле можешь и не думать, - отозвался он и пояснил: - Наши обереги ладятся только для близких. Для родни и друзей... Но дарить их, продавать, красть или с мёртвых сымать, бессмысленно. Силу в чужих руках они теряют сразу и навсегда.
   - Понимаю, - я вздохнул. Ну да, было бы странно ожидать, что при такой насыщенности и даже агрессивности инфополя, здешние обитатели пошли по чисто техническому пути развития, не сумев приспособить "халявную" силу для своих целей. Хотя-а, если вспомнить мою "историческую родину" и теории князя сотоварищи... Эх.
   - А вот о торговле самострелами, вроде ваших с невестой, я бы на твоём месте поразмыслил основательно, - заметил Стоян. - Уж больно ладные они. А ежели ещё и дешевле огнебоя окажутся, так острожные воеводы их с удовольствием покупать станут. Уж поверь.
   - Что так? - поинтересовался я. - Ваши пищали-то бьют куда как дальше.
   - Оно так, - вздохнул полусотник. - Но у них своих тягостей хватает. Припас дорог, свинец для дроба и пуль, тоже недёшев. Своих пороховых мельниц на Бие нет и в помине, острожникам запрещено их возведение государевым указом. А свинца здесь, сколько ни лазали по холмам да лесам царёвы розмыслы, так и не сыскали. Приходится припас из-за Старого Камня возить. А это долгонько, знаешь ли. Да и не всегда удобны пищали в здешних местах. Сам же видел, как воевать приходится. Одно дело, на стене стоять, да в идущего на приступ врага палить, или в чистом поле, как водится грудь в грудь с ним сойтись. А в здешних лесах? Пока снарядишь пищаль да к выстрелу изготовишься, самы, в засадах хоронящиеся, глядишь, уже десяток стрельцов из луков положили.
   - Так почему бы вам самим луками не вооружиться? - спросил я, поглаживая по плечам Свету, кажется, с каждой секундой старавшуюся вжаться в меня всё сильнее.
   - А кто из них стрелять умеет-то? - отмахнулся Стоян. - Дети боярские, разве что. Так они в стрельцах птицы редкие. А бояре да помещики, что с меча живут, в наши полки не рвутся даже полковниками. Как же, урон чести! Невместно им, видите ли, зелёный кафтан носить, да с пищалью в бой пешцами ходить. Эх! Ладно, купец, отдыхайте покамест. А я, вон, со стрельцами своими побеседую. Узнаю, кто там на нас наскочить пытался.
   Оставив нас со Светой у вновь разожжёного костра, Стоян направился к приближающимся со стороны ручья подручным, а мы... я уселся на бревно и посадил всё чаще вздрагивающую подругу к себе на колени, одновременно подивившись такту полусотника, заметившего ухудшение состояния Светы и поспешившего удалиться прочь, чтобы не ставить её в неудобное положение. А может, просто от девичьих слёз сбежал? За нами, мужиками, такое водится, хм.
   Менталист из меня, конечно, как из говна пуля. Не любят в мире Хольмграда эту братию, и обучаться приёмам мозгокрутов мне было просто не у кого, если не считать того же Переплутова волхва, но он тоже не спешил делиться этой премудростью. Зато с эмпатией всё в порядке, да и... помнится, для создания "часов уютного времени", мне и вовсе никакие знания в менталистике не понадобились. Ладно, попробуем... получилось с математической моделью, должно получиться и с волевым посылом.
   Обволакивая своей волей переставшую сдерживать эмоции Свету, стараясь транлировать ей лишь спокойствие и умиротворение, я крепко обнял тихо всхлипывающую девушку и принялся укачивать её, словно маленькую, бормоча на ушко всякие благоглупости. Наговор, не наговор, но в результате, спустя несколько минут Свету перестало трясти от осознания совершённого убийства и запоздалого страха, ещё через минуту прекратились всхлипы и плач, а к моменту возвращения полусотника к костру, подруга уже сладко посапывала во сне, уткнувшись носиком мне в шею.
   Увидев эту картинку, Стоян Смеянович приподнял бровь, но более ничем своего удивления не выдал. Покрутив головой, старший отряда стрельцов порылся в лежащем за бревном мешке и, выудив из него мягкое лоскутное одеяло, молча расстелил его на уцелевшей и не размётанной во время недавного боя, лежанке из лапника. Молча.
   Я благодарно кивнул полусотнику, одним коротким посылом углубил сон девушки, чтоб не проснулась во время "переселения" и уложив её на лежанку,, укрыл свободным краем одеяла. Полюбовавшись на сладко спящую Свету, я поправил, упавший на её лицо локон и, поднявшись с колен, обратил своё внимание на замершего в ожидании полусотника.
   - Любишь ты её, купец, ой, любишь, - тихо прошептал он.
   - Есть такое дело, - честно признался я, даже не стараясь понижать тон. А в ответ на вопросительный взгляд заметившего это обстоятельство Стояна, улыбнулся: - не тебя одного матушка оберегами одаривала. Не проснётся Светлана, ещё часов пять, не меньше.
   - Ясно, - ухмыльнулся полусотник, но, тряхнув головой, посерьёзнел, - Идём-ка, Ерофей, глянем, кого мои стрельцы из-за камней притащили и что мы можем с тех татей взять... и как то взятое поделим.
   Честно говоря, слушая рассказы наших новых знакомых о самах, я представлял обитателей здешних лесов и холмов себе несколько иначе... Они мне, почему-то представлялись... вроде якутов, что ли? Ошибся.
   Чертами лиц, да и фигурами, нападавшие ничуть не отличались от того же Никши или Вавилы. Разве что волос темнее, да глаза у нападавших оказались карие. Вот и все различия. Ни тебе ярко выраженных, но плоских скул, ни характерного разреза глаз... Обычные европеоиды. Вот одежда, да... одежда татей отличалась от нарядов стрельцов сильно. И прежде всего, бросалось в глаза почти полное отсутствие ткани. Сапоги, штаны, куртки с капюшонами и даже рубахи, всё было выделано из кожи. На сапогах - погрубее, с толстой кожаной же подошвой. На штанах и куртках - помягче. Но куртки ещё и мехом подбиты. А самая мягкая, тонко выделанная кожа пошла на рубахи. Красивые, надо заметить. Украшенные затейливой вышивкой по вороту, рукавам и подолу, явно сшитые с особым тщанием и старанием, они хоть и были явными самоделками, как, впрочем, и остальная одёжда самов, но качество... М-да. Может быть, с тканью жители здешних лесов и не дружат, но кожу выделывать умеют. И ещё как!
   - Что, глянулись рубахи? - усмехнулся Стоян, заметив мой интерес. - Коли доберёшься до Бия, купец, сможешь на торгу прикупить себе не хуже, разве что без вышивки.
   - А если с вышивкой? - поддерживая "легенду" купца, спросил я. Полусотник покачал головой.
   - Не найдешь. Это родовые меты, их жёны самов мужьям вышивают, каждая свой. По ним можно и род сама узнать, и кем он в нём является. Охотником там, воином или лекарем, кто его жена и из какого рода вышла, есть ли дети-внуки... Украшенные рубахи продавать у них не принято, нойны родов на нарушителей этого обычая шибко серчают. Как на продавца, так и на покупателя. Но ежели незадачливый сам, позарившийся на доброе железо или словеские деньги, отделается штрафом, то покупателя могут и прибить. По покону.
   Понятно. Эдакий паспорт получается. Стоп.
   - А ты, господин полусотник, умеешь эти вышивки читать? - спросил я.
   - Нет, - отозвался Стоян и, сделав паузу, договорил, ткнув пальцем в стоящего рядом старшего из своих подчинённых: - А вот Медок умеет. Но то лучше при свете дня делать. Сам видишь, вышивка уж больно мелкая, а в ней ведь, чуть ли не каждый завиток свой смысл имеет. Так что, отложим этот вопрос до утра, а сейчас... давайте-ка, друже, глянем, что там в калитах у наших находничков.
   - Согласен, - кивнул я, под одобрительный гул собравшихся вокруг нас стрельцов Стояна. Ну да, как минимум, половину убитых в этой ночной стычке обеспечили мы со Светой. Так что... в общем, вежливость полусотника понятна.
   Первым на расстеленную тряпицу из запасов того самого стрельца с забавным прозвищем "Медок", легло оружие самов. Отдельной кучкой, короткие "рабочие" ножи, которыми сподручно и деревяшку какую заточить и шмат мяса отхватить и шкуру со зверя снять. Рядом, напарник Медка, по кличке Ослоп выложил "тёсы" находников, похожие на короткие тесаки с широким тяжёлым клинком и простой перекладиной вместо гарды. Таким не только противника, но и дерево срубить можно... Удобная штука в здешних лесах. Ухватистая, поворотистая. Но тяжеловата, да. А вот луки самов оказались, напротив, лёгкими, хотя и весьма-весьма тугими. Составные, усиленные костяными накладками, короткие, по размеру и форме, они походили на так называемые "скифские" луки. Да и стрелы, найденные в колчанах самов, оказались непростыми. Неизвестный мастер явно потратил немало времени, сначала на подбор древесины, а после и на её обработку, превращая окорённые ветви в единообразные, как по виду, так и по весу, древки стрел, на которые, впоследствии насадил боевые наконечники.
   - Не охотничьи, - внимательно рассмотрев жала вытащенных из колчана стрел, проговорил Ослоп.
   - Так ведь и самы эти, явно не на охоту вышли, - усмехнулся Жук.
   - То-то и оно, - задумчиво протянул полусотник, под недоумённым взглядом самого младшего стрельца. Но объяснять ничего не стал, лишь кивнул всё тому же Ослопу, чтобы вытряхивал содержимое сумок мёртвых самок на вторую тряпицу.
   - Сушина, травы для взвара, вервь для ловушек, - перебирая и, время от времени разворачивая то один, то другой свёрток, комментировал извлекаемые из сумок вещи, стрелец. - Ещё сушина, ножи швырковые, кошель с копейками. Ох ты ж!
   Вываленные на мозолистую, широкую как лопата, и такую же твёрдую ладонь Ослопа, монеты из кошеля убитого сама блеснули не только мутной медью, но и серебром.
   - Никак, куны? - воскликнул Никша, но тут же схлопотал подзатыльник от брата и умолк. Полусотник же нахмурился, выудил серебрянную монету из кучки меди в руке стрельца и, тщательно её осмотрев, аккуратно положил обратно, туда, где среди мелких медных копеек блестели новеньким серебром ещё пять таких же монет.
   - Они самые, Жук, - констатировал Стоян, вот только по виду полусотника было понятно, что находка эта его совсем не обрадовала. - Они самые. Ну, ка... Медок, помоги Ослопу! Разберите все вещи находников по кучам. И не дай светлые, хоть одна монета за подклад закатится.
   - Да что ты, господин полусотник! - загудели старшие стрельцы. - Неужто мы без понятия? Всё будет в целости и сохранности!
   - Смотрите мне, - погрозил им кулаком тот. - И не тяните уже. Приступайте!
   Как бы ни хотел Хлябя казаться невозмутимым и спокойным, у него это выходило не очень хорошо. Может быть сказался послебоевой отходняк, а может Стоян Смеянович просто не слишком-то умел скрывать свои эмоции, но чем дольше шёл разбор вещей находников, тем больше он хмурился и нервничал. А к концу процедуры и вовсе уже тихо матерился себе под нос. При полном непонимании со стороны младших стрельцов. А вот старшие, кажется, поняли причины злости полусотника, но озвучивать их явно не собирались.
   - В чём дело, Стоян Смеянович? - решил я прервать этот "заговор молчания", когда Хлябя загнул совсем уж затейливую фразочку. - Что тебя так взволновало?
   - Жук, подкинь дров в костёр, да запали ещё один рядышком, - неожиданно потребовал полусотник, не отвечая на мой вопрос. А стоило пламени разгореться, как Смеян ткнул пальцев в лежащие ворохом рубахи самов. - Медок, начинай разбираться с вышивками.
   - Может... - стрелец наткнулся на требовательный взгляд начальника и, заткнувшись, уселся рядом с котром. Подхватил верхнюю из рубах и, водя пальцами по вышивке на вороте, принялся что-то бормотать себе под нос. Тем временем, сам Хлябя всё же решил объяснить мне... да и младшим стрельцам причины своего волнения.
   - Это не охотники, случайно вышедшие на наш след, и решившие поживиться со словени, - коротко произнёс он. - Это воины в походе.
   - М-м, не подумай, что не доверяю твоему опыту и знаниям, Стоян Смеянович, - заметил я. - Но... с чего такие выводы? Объяснишь?
   - Ничего сложного, купец, - махнул рукой явно обескураженный полусотник. - Суди сам. Самов было полдюжины. Хорошая ватага для охоты, да? Но в калитах у них ни единого куска дичи, зато походной еды с верхом. Самое то, чтобы идти пару седмиц, не отвлекаясь на охоту и собирание. Учитывая же, как от них потом шибало, в пути эти самы были, как бы не меньше седмицы. Стрелы в колчанах - боевые, ни одной охотничьей. Рогатин нет, ни одной. Зато тёсы на поясах у всех шестерых. А они - оружие боевое, для охоты не предназначенное. Ну и... деньги. Медные словенские копейки в кошелях самов, дело нередкое. Всё же торгуем мы с ними не меньше, чем ратимся. А вот серебро, да такое новенькое... это диво! Глянь-ка, купец, на полдюжины самов - почитай сорок кун серебра! Да за пять монет, здесь можно жену сторговать, а ежели совсем к будущей родне не придираться, так и двух. Знатные женихи по здешним лесам, оказывается, косяками ходят, а?
   - Хм, - я почесал уколовший щетиной подбородок. - Полагаешь, кто-то их для боя нанял?
   - А вот сейчас и узнаем, - отозвался полусотник, оборачиваясь к корпящему над вышивками стрельцу. - Ну что там, Медок?
   - Трёх разных родов воины, - оторвавшись от изучения рубах, ответил тот. - Из полночных или заловгайских самов. Все молодые, неженатые. Третьи- четвёртые дети в семьях. Младшие в охотничьих ватагах...
   - Вот так, купец, - оседая на брёвнышко у костра, вздохнул Хлябя. - Подбил какой-то умник сих воев на дальних стойбищах самских. Монет на заклад подкинул, да и отправил... куда? А то не секрет. Ныне, кроме бийских острогов нет мест, где за такие деньги воевать надобно.
   - Шестерых?! - подал голос Жук и... вновь схлопотал подзатыльник от Врана.
   - Здесь шестерых, там дюжину, - не обратив никакого внимания на неуважительный тон младшего из стрельцов, протянул полусотник и, вздохнув, договорил: - тут с нойнами столковался, здесь у кайсаков молодёжь на наход уговорил... Глядишь, да две-три сотни пешцев с полусотней кайсацких степарей к стенам острожным и подойдёт. А сколько воев в том же Хвалын-городке? Ну-ка, Никша, напомни.
   - Полсотни будет, - буркнул потирающий затылок Жук.
   - Было, - поправил его Стоян. - Не забыл, чем прошлый год для бийских острогов закончился? Сколько стрельцов из уведённых в поход подкаменским воеводой, обратно в городки вернулось? Половина? Две трети? То-то и оно.
   Стрельцы умолкли, переглядываясь друг с другом, а полусотник задумчиво уставился на пламя костра. Впрочем, уже через полминуты, он вынырнул из своих размышлений и, хлопнув ладонями по коленям, решительно поднялся на ноги.
   - Вот что, стрельцы, - произнёс он. - Делим добычу, да расходимся ночевать. А утром отправимся в обратный путь. Чует моё сердце, мимо нашего острога самские вои не пройдут. Тебе же, купец, советую отправиться вместе с нами. Не ровен час, наткнутся на вашу парочку самские дозоры, горя не оберёшься.
   - Я... - начал было я, но полусотник меня перебил, очевидно, поняв что его идея не вызвала у меня энтузиазма.
   - Ты воин справный, да и невеста твоя из самотрела бить горазда, то мы сами видели, - торопливо проговорил Стоян. - Но вдвоём против нескольких сотен, и сам Вольга не сдюжил бы. От души предлагаю, Ерофей. Поехали, а в острожке выпишу вам подорожную, да и отправитесь с невестой дальше путешествовать. На Словень посмотрите, к торгам да мастерам присмотритесь. А здесь... сгинете же, ни за что ни про что!
   - Благодарю за предложение, Стоян Смеянович, - вздохнул я. - С твоего позволения, отвечу утром. Надо с невестой посоветоваться.
   - Ну-у... смотри, купец, - развёл руками полусотник, явно удивлённый моими словами. Очевидно, не принято здесь с женщинами советоваться. Или "не принято". Традиции, обычаи, "поконы" и прочая. М-да. Вот и посмотрю.
   Не сказать, что я так уж был против поездки со стрельцами в словенский острог. Но чёртов сундук Граца вязал нас со Светой по рукам и ногам. Объяснять же наличие эдакой тяжести среди наших вещей, и выдумывать небылицы о путешествии с ней на закорках, мне совсем не улыбалось. Закопать этот сундук, что ли? И пусть лежит себе... А что? Это идея.
   Но прежде чем заниматься земельными работами, надо проверить, как обстоят дела у нас в лагере. Нет, отправляясь в гости к стрельцам, я перекрыл подходы к биваку парой не самых простых переплутовых наговоров, вплотную подходящих к запретной в мире Хольмграда теме ментальных воздействий. Так что, даже если нашёлся какой охотник, желающий добраться до нашей полянки, бродить ему вокруг неё до скончания времён, не обращая внимания ни на что происходящее вокруг... или до тех пор, пока я защитный полог не сниму. Да и котяра наверняка бдит, так что, даже если здесь найдётся ухарь, способный обойти мои наговоры, двухвостый его на клочки порвёт. Он может, знаю...
  

* * *

   Света сладко потянулась и, открыв глаза, успокоенно вздохнула. Над головой её виднелась уже до последней веточки знакомая крыша их с Ерошкой шалаша, снаружи доносилось пение птиц и шелест листвы, а ноздри щекотал запах приготовленного её молодым человеком завтрака. А ночной бой... сон, он и есть... Сон?
   Девушка скинула с себя странное лоскутное одеяло, укрывавшее её во сне, и, глянув на свой походный наряд, нахмурилась. Как бы Света не... опасалась перехода их с Ерошкой отношений в более... более близкую форму, спать она предпочитала без одежды. И Хабаров, кстати, не раз фыркал, наблюдая, как она кутается в спальник при его появлении, чтобы... Ох. Так почему сегодня она спала в одежде, и даже не в своём спальнике, а поверх него?
   Воспоминания о вчерашней ночи, ещё мутные, словно память о недавнем сне, вдруг начали становиться всё отчётливее и яснее. Свист стрел, ночная стрельба, запах гари и предсмертные крики... Света вздрогнула.
   - Проснулась, солнечная? - сунувшаяся в шалаш физиономия Ерофея мгновенно утратила улыбку. Миг, и парень уже сидит рядом с ней и положив голову подруги на свои колени, мягко поглаживает её по пушистым и встрёпанным со сна волосам. Тут-то и выяснилось, что всё происшедшее сном вовсе не было, и в самом деле, она вместе с Ерофеем и словенскими стрельцами выдержала бой с разбойниками-самами, решившими поживиться за счёт мирных путешественников.
   Спокойствие пришло к девушке быстро. Куда быстрее, чем даже она сама того ожидала. Утерев поданным Ерофеем платком слёзы, она вытолкала молодого человека прочь из шалаша, и занялась приведением в порядок собственной зарёванной мордашки. А уже через полчаса, после умывания и сытного завтрака, никто не сказал бы, что недавно Светлана Багалей едва не устроила натуральную истерику.
   Предложение полусотника о поездке вместе с ним и его стрельцами в острог на Бие, как и причины обосновавшие это предложение, Света выслушала совершенно спокойно. И так же спокойно согласилась убраться со ставшей почти родной полянки в центре самских лесов, где, оказывается, не так уж благостно и безопасно, как им с Ерошей казалось ещё недавно.
   Правда, рыть яму для того, чтобы спрятать в ней профессорский прибор, который должен был, по идее, послужить Всеславу Мекленовичу и его людям маяком для наведения портала в этот мир, Света напрочь отказалась. И даже попыталась поколотить смеющегося Ерофея, когда поняла, что тот над ней шутил. Тоже в шутку, конечно.
   А сам Хабаров лопату в руки брать и не подумал. Вместо этого, он кликнул своего двухвостого питомца? Друга? В общем, позвал кота и тот, свернувшись клубком на крышке профессорского "сундука", вдруг исчез вместе с ним, чтобы уже через секунду возникнуть рядом с Ерофеем. Без прибора, само собой.
   - Он что, Грацу его уволок? - изумилась Света. Котяра же только фыркнул в ответ и гордо отвернулся.
   - А почему нет? - пожал плечами Ероша. - Какая ему разница, что и куда таскать?
   - Мр-ряу!
   - О, да, прости, - улыбнулся Хабаров возмущению кота. - Разумеется, вырезку таскать куда приятнее.
   - Обжора, - ласково взъерошив шерсть на спине двухвостого, улыбнулась Света, но тут же встрепенулась. - А измерительные приборы?
   - Их возьмём с собой, - Ерофей кивнул на уже собранные рюкзаки, сваленные им рядом с потушенным кострищем. - Даже если вдруг кто-то ими заинтересуется, двухвостый решит проблему.
   -Мр-р... - в голосе потусторонника послышались угрожающе-вибрирующие нотки.
   - Так или иначе, да, - с усмешкой подтвердил мурлыканье котяры Хабаров и, приобняв Свету, звонко чмокнул её в кончик носа, после чего, нацепив свой рюкзак и подхватив чехол с арбалетом, кивнул в сторону натоптанной ими, почти незаметной тропинки, въющейся вдоль ручья. - Ну что, вперёд, навстречу приключениям?
   - А можно без них? - вздохнула Света и, приторочив полуоткрытый чехол с арбалетом под руку, двинулась следом за своим молодым человеком. Что-то ей говорило, что просьба эта так и останется пустой надеждой. Хабаров жить без приключений просто не умеет. Доказано!
  

Глава 6. Туризм по-стрелецки

   Обеспокоенное послание от Граца, которому я всё же передал с двухвостым записку о причинах, побудивших нас временно вернуть будущий маяк в Хольмград, догнало нас лишь через два дня, когда небольшой струг полусотника, подгоняемый не только течением реки, но и парусом, успел проделать не меньше сотни вёрст вниз по Биянке. Принёс его, разумеется, наш бессменный почтальон, отправленный к Всеславу Мекленовичу с очередной порцией данных, снятых мною с измерительных приборов во время второй, непозволительно короткой и, надо признать, довольно нервной ночёвки. Собственно, короткой она была по распоряжению Стояна Смеяновича, скомандовавшего высадку на берег лишь когда на реку опустилась ночь, и приказавшего поднять парус, едва небо на востоке только-только посветлело, предупреждая о скором рассвете. Торопился полусотник. Торопился, нервничал и осторожничал, заставляя своих стрельцов внимательно следить за местностью вокруг. Благо, заметно ускорившееся течение само несло струг в нужную сторону, и воинам Стояна Смеяновича не приходилось тратить силы на греблю. И дело здесь было не в доброте к подчинённым, а всё в той же осторожности, победившей стремление как можно быстрее добраться до дома. Полусотник явно считал, что в случае внезапного нападения, стрельцы должны встретить врага полными сил, а не вымотанными работой на вёслах. И опаска его была понятна. Широко раскинувшееся в месте нашей встречи, всего в десятке вёрст ниже по течению, русло Биянки, как оказалось, сильно сужалось. Настолько, что при желании, идущий по самой стремнине струг можно было с лёгкостью забросать стрелами с любого из её берегов, превратившихся в этакие каменные стены, возвышающиеся над водой на добрых пятнадцать-двадцать метров. А кое-где и поболее. Милое дело для засады.
   Впрочем, сторожились обступающих реку скалистых круч не только стрельцы, но и мы со Светой. И на то были свои причины. В первую же ночёвку после начала плавания, установленная мною сигнализация засекла сразу несколько попыток пересечь её периметр. И если бы не использованный мною наговор Переплутова волхва, недавно весьма достойно защитивший от возможного разорения наш со Светой лагерь на поляне у ручья, боюсь, в ту ночь нам опять пришлось бы воевать с недружелюбными самами. А так, незваные гости покружили в сотне метров от стоянки, организованной полусотником на крошечном каменистом пляже, под каменной стенкой возвышающегося над мачтой струга берега, поплутали впотьмах, да и... прошли мимо, так и не поняв, с чего им примерещился запах дыма.
   Ну а для меня это был урок. Полезный, но, обескураживающий. Как выяснилось, путающий наговор Остромирова оказался совершенно неспособен маскировать запахи. И ведь если бы не выразительные мыслеобразы, с помощью которых, двухвостый, отправленный мною для присмотра за кружащими на берегу "гостями", сообщил об этом факте, я бы мог так и не узнать о столь серьёзном недостатке полюбившегося мне приёма. Или узнать слишком поздно... что ещё хуже.
   Письмо от Граца мы со Светой читали вместе. Ругаться профессор не ругался, но недовольством его послание было просто-таки пропитано. От каждой строчки и буквы им сквозило. Тем не менее, понимание Всеслав Мекленович проявил, и требовать от нас возвращения на место не стал. А к концу письма, очевидно, обдумав полученную информацию, и вовсе отошёл, так что в последних строках был предельно вежлив, а в постскриптуме и вовсе предложил нам продолжить вынужденное путешествие на запад, с остановками для сбора данных и... непременным включением его прибора на каждой стоянке. Дескать, раз потусторонник смог закинуть устройство в их мир, то и обратно притащить сможет.
   Понять, что значит это предложение, было несложно. Смогли, значит, умки профессорские настроить собственное оборудование на приём сигнала от этого железного чемодана. И теперь, им требовалась настройка самого прибора для более точного позиционирования. Что ж, двухвостому несложно будет пробежаться туда-обратно с грузом. Жаль только, что нас со Светой он так перенести не может. Пробовали неоднократно. Вотще. Будто чёрная пелена накрывает, обволакивает так, что и дышать нечем... и не пускает. Котяра старался, аж рычал от напряжения, но, увы и ах. Так что, единственная наша надежда на профессора и его учеников-помощников.
   В общем, несмотря на общий тон послания Граца, сами новости им "не сообщённые", порадовали и меня и подругу. Так что и на продолжение путешествия по незнакомому миру мы стали смотреть намного оптимистичнее. Чему, кстати, поспособствовало и спокойствие дальнейшего пути в Усть-Бийск, как назвал возведённый им острог Стоян Смеянович. После несостоявшегося визита очередных незваных гостей-самов, круживших полночи вокруг нашей стоянки, больше нас в пути никто не тревожил до самого окончания путешествия.
   Струг, направляемый уверенной рукой полусотника, выскользнул из теснин Биянки и, ловко проскользив меж бурлящими белой пеной порогами, плавно вышел на стремнину широкого Бия. Пространство вокруг, словно вмиг раздвинулось в стороны, полоснуло по глазам ярким почти летним солнцем и... погрузилось в тишину. Честно говоря, слушая рассказы стрельцов и их полусотника о "Великом Бие", я представлял себя нечто менее грандиозное. Доводилось мне бывать на Ангаре и Витиме, видал Обь и Волгу, но... если и сравнивать Бий с какой рекой, то, наверное, лишь две последних и могут составить ему конкуренцию. Да и то, Волга может поспорить с ним лишь в нижнем течении, где не всегда и ясно, берег перед тобой или очередные плавни. Бий же, каким мне довелось увидеть его впервые, был необозримо широк и чист даже от речных островов. Расстояние от берега до берега здесь было больше шестнадцати километров. Насколько, сказать сложно, но находясь примерно посередине реки, берега её рассмотреть было невозможно, их наличие вообще выдавали лишь обступившие Бий покатые гольцы, основание которых терялось в лёгкой дымке. Туман? Чёрта с два! Горизонт!
   Впрочем, вскоре полусотник решительно направил струг к западному берегу, и через несколько часов, за очередным плавным поворотом русла мы увидели острог. Не бревенчатый, как я того ожидал, честно говоря, а вполне себе каменный. Эдакий замок с лёгкими мотивами славянской архитектуры, стены которого, укрытые крышами боевых галерей были сложены из огромных валунов, а круглые приземистые башни под шатровыми крышами сердито взирали на округу узкими бойницами. Острог оседлал высокий утёс, вода под которым, исчерченная каменными косами, перекатами и порогами, бурлила, пенилась и шумела, благодаря впадающей в Бий небольшой, но шустрой речке... Приток и в самом деле был невелик, едва ли вполовину шире зажатой меж скал Биянки, а у той, даже перед впадением в большую воду, где скалы словно нехотя раздаются в стороны, от берега до берега не больше сотни метров.
   Здесь уж стрельцам пришлось-таки взяться за вёсла, да и Стоян посерьёзнел, крепче ухватился за кормило. Послушный его воле, струг осторожно скользнул вдоль каменной россыпи, едва виднеющейся над водой и, чуть не касаясь брюхом дна, отталкиваясь от обманчиво гладких булыганов вёслами стрельцов, буквально прокрался в русло малой речки. Казалось бы, здесь можно и расслабиться да порадоваться окончанию пути, но нет. Прозвучала короткая команда, вёсла вновь ударили о воду, и струг медленно пошёл против течения. Шли недалеко, как оказалось, но довольно долго. Шустрая река вовсю сопротивлялась движению нашего судёнышка, стараясь утащить его обратно в Бий, но стрельцы справились и вот уже струг каким-то чуть ли не балетным пируэтом заложив пологую дугу, аккуратно подвалил к добротному пирсу, где нас уже встречали обитатели острога, высыпавшие на стены крепостицы ещё в тот момент, когда наше судёнышко только принялось крутиться у подножия утёса.
   Понятное дело, что встречать здешние жители вышли стрельцов и их командира. Но и нам со Светой перепала некоторая доля их внимания. Прежде всего, Свете, конечно, поскольку мужчин среди встречающих было... абсолютное большинство. Ну да, острог, это, всё же, место службы, а не город или деревня. Так что, преобладание мужского пола среди его обитателей, вполне естественно. Кому и нести порубежную стражу, как не привычным к военному делу мужчинам.
   Впрочем, женщины в остроге тоже были. Не так много, как мужчин, но были же! Правда, у них, очевидно, нашлись дела поважнее, чем наблюдение за неурочным возвращением полусотника и компании...
   - Ага, а мужчинам, значит, делать нечего, кроме как глаза на нас пялить, да? Вояки! - с едва заметным раздражением заметила Света, увидев в остроге идущую по деревянному тротуару женщину, нагруженную коромыслом с двумя даже на вид неподъёмными вёдрами. А ведь они ещё и полнёхоньки!
   - Думаю, сейчас Стоян Смеянович позаботится о том, чтобы исправить эту ситуацию, - пожал я плечами. Идущий рядом полусотник, молчавший всю дорогу от пирса до острога, и не обращавший никакого внимания на расспросы подчинённых, дружной толпой сопровождавших нашу компанию, криво ухмыльнулся и, резко остановившись у резных ворот, вдарил кулаком по массивным доскам врезанной в них калитки.
   - Кого там тёмные несут?! - раздавшийся из-за забора голос был груб и визглив.
   - Отворяй, Ряжен! Хозяин вернулся, - наконец соизволил прервать молчание полусотник.
   - Ох ты ж! Стоян Смеянович! - невидимый нам охранник явно узнал голос Хляби и тут же принялся греметь засовами, отворяя... ворота целиком. Надо ли говорить, что вся толпа встречающих, хоть и несколько поредевшая по пути от надвратной башни острога к дому полусотника, ввалилась во двор следом за нами... при полном попустительстве хозяина дома.
   Стоян не успел преодолеть и половины расстояния по двору до высокого трёхэтажного рубленного дома больше похожего на сказочный резной терем, чем на обитель хозяина замка, как с высокого крыльца, по довольно крутой лестнице навстречу ему буквально слетела высокая русоволосая дев... а не! Судя по тому, как богато расшитое платье натянулось в районе её животика... женщина. Остановившись в двух шагах от Стояна Смеяновича, она повелительно протянула руку в сторону и, подскочивший откуда-то сбоку мальчишка вложил в неё тяжёлый серебряный корец. Явно, не пустой.
   - С возвращением, муж мой, - пропела женщина, качнув украшенным жемчугом и бисерной вышивкой высоким убрусом, из-под которого выбился непослушный локон, и протянула полусотнику тяжёлый ковш. Тот в ответ улыбнулся, принял из руки жены корец и, выхлебав едва ли не половину его содержимого, передал серебряную посудину... точнее, практически впихнул мне её в руки. Сам же закусил выпитое поцелуем жены.
   Напиток оказался... ну, не водкой, что уже хорошо. Хотя некоторая доля алкоголя в нём всё же была, но её вполне удачно скрадывал кисло-сладкий ягодный вкус. Впрочем, крепость напитка была невелика, так что, пригубив из корца, я без сомнений передал его Свете. И вновь по загривку словно мягкой лапой провели и информационное поле коротко взбурлило, сразу после моего поклона, адресованного супруге полусотника, которой тот меня как раз и представлял.
   - Неонила, жена моя, хозяйка дома моего, - приобняв женщину за плечи, проговорил он, а едва Света уронила последние капли из опустошённого ею корца наземь, выжидательно уставился на меня. Дошло.
   - Светлана Багалей, моя невеста и спутница в путешествии, - произнёс я.
   - Светлые люди, наши гости, Нилушка, - проворковал, обращаясь к жене Стоян. - Ты уж прими их по чести, напои да накорми с дороги. А там и баньку вели готовить. Я же покамест... - полусотник нахмурился и, окинув взглядом молчаливо взирающую на наше представление толпу, вздохнул: - сообщу новости, что мы принесли сегодня.
   - Сделаю, - коротко кивнула Неонила и, поманив нас за собой, двинулась к лестнице. А следом за нами двинулся и хозяин дома. Правда, сразу в терем он не пошёл. Остановился на середине подъёма, так чтобы нависающий над лестницей скат крытой серебристой осиной крыши не мешал ему видеть заполняющих двор стрельцов и вольных жителей острога, да и они чтоб его видели без помех, и заговорил...
   О чём, я не слышал, захлопнувшаяся за моей спиной дверь отрезала звуки со двора, да и выскочившие непонятно откуда слуги тут же закружили нас со Светой. А за их гвалтом и суетой, расслышать происходящее за тяжёлыми дубовыми плахами толстенной входной двери, было просто невозможно.
   А вот хозяйка дома легко разбиралась в царящем вокруг сумбуре и с чёткостью генерала командовала мельтешащими помощниками и помощницами, пока те, наконец, не рассосались по комнатам и клетям, исполняя её приказы, а мы не вошли трапезную... Ну, у меня язык не повернётся назвать обычной столовой этот отделанный деревянными резными панелями зал с расписными сводчатыми потолками и окнами, забранными в тяжёлые переплёты с мелкой расстекловкой. Трапезная, и никак иначе. И длинный массивный стол, протянувшийся на добрый десяток метров через весь этот немаленький зал, был здесь как нельзя более в тему. Стол, кстати, говоря, не пустовал... а ведь мы и двадцати шагов от входа в дом не прошли! Шустрые слуги у полусотника... да и хозяйка хороша, да.
   - Вот не надо так на неё смотреть, - прошипела мне на ухо Света, когда супруга Стояна усадила нас за дальний от входа край стола, укрытый расшитой алыми узорами, белой льняной скатертью, уже заставленной многочисленными серебряными мисками, плошками и кубками. Богато живёт полусотник Усть-Бийского пограничного острога, что тут скажешь?
   - Уговорила, - с улыбкой кивнул я. Света подозрительно покосилась на меня, но фыркать перестала. А хозяйка дома, тем временем, хлопнула в ладоши и вокруг нас вновь закрутились слуги, принявшиеся выставлять на стол многочисленные закуски, среди которых преобладали рыбные и мясные блюда, что при наличии под боком такой реки как Бий и полных дичи лесов, было неудивительно. А вот овощей было мало... и в основном были они в квашеном виде. Ну да и это не великая тайна. Начало лета, свежих овощей ещё месяц ждать, не меньше. И то, если погоды позволят.
   Честно говоря, я было подумал, что на горячее нас будут потчевать кашей. И каково же было моё удивление, когда снявший с глубокого блюда крышку, мальчишка-слуга начал выкладывать на наши тарелки самое обычное картофельное пюре. Как-то не бились у меня здешние реалии с их стрельцами, пограничными острогами и пищалями с наличием картофеля на столе.
   - Заокеанский картофель-то? - осведомилась у Неонилы моя подруга, тоже удивлённая его наличием на столе.
   - Картофель? А, - поняла хозяйка. - Пататка! Не, заокеанский клубень дорог, да и сладкий он, для заедок ещё годится, детям в радость, а вот поснедать с толком уже нехорош. Пататку же айны к нам завезли. Давно уже. Ещё в те времена, когда порубежники на Старом Камне стояли. Вот с тех пор его и разводим. Зерном-то здешние места небогаты, не родит здешняя земля доброй пшеницы и ржи. Да и привыкли мы к пататке за век-то!
   Света с Неонилой как-то зацепились языками, заболтали о всяком-разном, ну а я приналёг на угощения. Тем более, что порадовать желудок здесь было чем. А потом к нам присоединился и закончивший свой импровизированный митинг полусотник. Да не один, а в компании из четырёх стрельцов, видом своим и ухватками явно не походивших на рядовых бойцов. Учитывая их количество, возраст и степенную важность с которой приглашённые к столу воины приветствовали нашу компанию, усаживаясь на стулья с высокими резными спинками, я предположил, что это острожные десятники, непосредственные подчинённые Стояна Смеяновича, и не ошибся. А присмотревшись к ним, довольно легко определил, кто из десятников, так сказать, новичок. Говорил же полусотник, что прошлый год для острогов на Бие вышел неудачным, вот я и обратил внимание, что двое из четырёх приглашённых им за стол десятников, выглядят куда моложе двух других стрельцов, и чувствуют себя в доме хозяина острога куда более стеснённо. Так оно и оказалось.
   После неудачного похода подкаменского воеводы, потерявший в том походе больше трети стрельцов, полусотник Усть-Бийского острога выкликнул на должности погибших в бою десятников, самых опытных из уцелевших в их командах бойцов. Стрельцы покричали, поругались, да и приняли новичков в начальство. Вот теперь те и привыкают.
   А тут новая напасть. Известие о грядущих неприятностях явно не давало десятникам спокойно наслаждаться угощениями выставленными на стол хозяйкой дома, но и говорить о делах за едой они тоже не намеревались. Так и сидели сычами, вяло ковыряясь в тарелках да мисках, но не забывая лихо опрокидывать в лужёные глотки кубки со стоялым мёдом. На вино для новых гостей, хозяйка не расщедрилась, хотя нам со Светой предлагала, а Стоян Смеянович о том и не заикался. Вот кто с удовольствием работал челюстями, сметая с тарелок всё, на что падал его взгляд. Считай, лишь усилиями Хляби половина всех выставленных на стол яств и была уничтожена.
   Ну да, это мы со Светой на струге бездельничали, а работа кормщика лишь кажется лёгкой, мол, чего там делать-то? Стой у кормила, да шевели им изредка, обходя топляки да редкие обливники. Но попробуй, не имея опыта, удержать струг на нужном курсе хотя бы час, и руки начнут отваливаться. А ведь нужно ещё и гребцами командовать, за ветром следить, да и препятствия на реке замечать. В общем, адова работка на самом-то деле. И не удивительно, что Стоян Смеянович так оголодал.
   Впрочем, стоило ему, отдуваясь, отодвинуться от стола и потребовать чаю, как молчание присутствующих, замаскированное лёгкой болтовнёй Светы и Неонилы, окончилось. Старые десятники, отставив в сторону пустые кубки, насели на полусотника с расспросами о нашей встрече с самами, а тот, отвечая на их вопросы, кстати, без всякой барской снисходительности, и нас с подругой подключил к рассказу.
   Так и обсуждали происшедшее, пока в крутобоком медном самоваре не закончился кипяток. Но ведь ни словом не обмолвились о том, что будут делать с полученной информацией. Не то, что мне было бы важно услышать, как здешние вояки собираются защищать острог от набега, но интересно ведь! А нет, шалишь... в присутствии чужаков, десятники эту тему поднимать не стали. Учёные.
   Впрочем, поняв, что стрельцам не терпится объясниться с начальством, а мы им в этом благом деле мешаем, я подмигнул Свете и, поблагодарив хозяев дома за угощение, принялся выбираться из-за стола. Что, надо признать, было непросто. Уж очень вкусен оказался обед... и обилен не в меру. А уж про чай я и вовсе не говорю. В том самоваре не меньше дюжины литров кипятка умещалось. Казалось бы, по полтора литра на каждого из присутствующих, это немного. Так ведь, чай не пиво! Булькает, зараза, и брюхо распирает... но то может быть и от выпечки. Почти несладкой, что было несколько непривычно, но понятно. Сахар здесь, пожалуй, должен стоить подороже иных специй...
   Пока мы со Светой выбирались из-за стола, хозяйка дома успела вновь позвать слуг и те повели нас в... "опочивальни". От чего мы с подругой отказываться не стали... ровно до тех пор, пока прислуживавшая ей за столом, девчонка не начала уводить Свету на "женскую половину" дома. Не вышло. И подруга заартачиалась, да и я не хотел терять её из виду. Так что, устроились мы с девушкой в выделенной мне комнате, благо размеры самого помещения, как и огромной кровати в нём установленной, позволяли без проблем разместить вдвое большее количество людей, без всякого для них стеснения.
   Понятное дело, что недовольная отказом, помощница Неонилы тут же убежала жаловаться хозяйке о неподобающем поведении гостей. На что эта, пусть и молодая, но, несомненно, мудрая женщина лишь махнула рукой, не забыв, правда, навестить нас в выделенной мне комнате и лично осведомиться о причинах такого нашего решения. Отболтались привычкой.
   - Как баню истопят, я за вами Браника пришлю, - погладив по голове, крутившегося тут же мальчишку, что был моим проводником по коридорам и галереям немаленького дома полусотника, проговорила Неонила, перед тем как покинуть нашу со Светой комнату. - Ему и грязную одёжу отдадите. Девки её к утру в порядок приведут, а Браник вам занесёт.
   - Благодарю, Неонила, - улыбнулась Света и, в свою очередь взлохматив вихры вёрткого мальчишки, подтолкнула его к выходу, следом за хозяйкой дома.
   - И от меня примите поклон и благодарность, Неонила Брониславна, - склонив голову, проговорил я. Хозяйка с улыбкой нам кивнула, дверь закрылась и мы со Светой остались вдвоём. Одновременно покосившись на застеленную свежим, пахнущим травами бельём, огромную кровать, укрытую огромным меховым одеялом, мы со Светой переглянулись и, усевшись на сундук, стоящий под единственным в комнате окном, наконец, смогли поговорить без оглядки на лишние уши. Ну а чтобы точно обеспечить приватность разговора, Света под моим руководством развернула Полог Покоя.
  

* * *

   - Ну, что скажете, други? - обвёл взглядом своих десятников Стоян.
   - Ты о новостях, что привёз из забийских земель или о гостях своих? - с лёгкой усмешкой, почти скрытой чёрными как смоль, длинными усами, спросил его один из десятников. - Ежели о находниках, так тут и думать нечего. Пройдёмся по засекам, обновим чуры, да гонца отправим к Дружину в Кутобийский острог. Дальше уж его дело. Коли поверит твоей грамоте, сам тем же займётся, а коли засомневается... ну так на нет и суда нет. Ежели пойдут тати в наши земли, через чуров о том вмиг известно станет. Соберём народ с погостов и хуторов, да в осаду сядем. Затворимся в остроге и пускай находнички его взять пытаются. А мы их огненным зельем попотчуем. Глядишь и надоест самам у наших стен добычу искать...
   - А припасов-то хватит? - встрепенулся его сосед, за побитую сединой рыжую голову получивший прозвище Рудый. - Знаешь же, самы народец упёртый. Хоть в торгу хоть в бою. Если за что возьмутся, то без толку не отступятся.
   - Или же пока зачинщики головы не сложат, от стрелецкой ли пули, или ножа соседа, коему тот зачин в его собственных делах мешать станет, - пожал плечами усатый десятник. - Так что, уверен будь, Рудый, осенью находники сами уйдут, не зимовать же им здесь. А у нас, коли помнишь, четыре лабаза зерном из-за Камня забиты, для торга с заловгайскими кайсаками припасённого. Мы на нём хоть до следующей весны прожить сможем, даже если в острог все погостники да хуторяне с нашей земли набьются. Негусто у нас с людишками... м-да.
   - А ну как купчина шум поднимет, что мы его зерно без спроса забрали? - поинтересовался один из новичков в компании десятников. Старшие переглянулись, да и уставились на полусотника. Тот кхекнул.
   - А некому шуметь, Анфим, - развёл руками Стоян Смеянович. - Ну, разве что ты сам недовольство выкажешь, или вон Рудый с Усом за свою долю оружьем встанут.
   - Какую долю? - младшие десятники недоумённо переглянулись.
   - Свою, - усмехнулся Любим Ус, но тут же посерьёзнел. - Наше это зерно, голуби мои. Острожное. Вы в беспамятстве по телегам валялись, когда мы с похода возвращались. Вот тогда, по пути домой нам немчинский караван из-под Камня идущий и встретился. Ну а мы его в сабли взяли, чтоб хоть так урон от глупости воеводской уменьшить. Поначалу-то хотели добычу сразу меж стрельцов поделить, как и жалованье, что на погибших было выдано, да потом вот затеял полусотник одно дело, и... деньги-то мы раздали, людей успокоили, семьи погибших тоже в обиде не оставили, а вот с дележом зерна решили обождать.
   - А что за дело-то? - осторожно, но с явным любопытством в голосе поинтересовался второй молодой десятник, всецело оправдывая своё прозвище "Лис". Старшие десятники как уставились на хозяина дома, так и продолжали смотреть выжидаючи. Мол, твоя идея, тебе о ней и говорить. Что ж делать? Рассказал, тем более что это и так следовало сделать, дабы не плодить недоверия меж начальствующими в остроге. Поведал и о первых планах по строительству новой крепостицы на берегу Ловгая, а то и не одной, и про их крушение, и про затею торговли с заловгайскими кайсаками, ради которой и отправился в путь по Бию и Биянке, да вынужден был повернуть обратно, столкнувшись с собирающимися в наход самами. Молодые десятники, что Анфим Клёст, что Лихобор Лис слушали полусотника чуть ли не затаив дыхание. Опытные стрельцы и прежде уважали своего резкого, но вдумчивого и расчётливого командира, сейчас же тот открывался им ещё и как начальник, заботящийся не только о собственном интересе, но и о прибытке у подчинённых ему стрельцов. А это дорогого стоило!
   Постепенно, разговор скатился к гостям, ныне отдыхающим в доме Стояна Смеяновича, но если молодых десятников больше заинтересовала невеста купцова сына, то Рудый с Усом проявили куда большее любопытство в отношении её жениха.
   - Девица-то, конечно, хороша, - покивал Любим. - Умна, пригожа и знает с какой стороны за самострел хвататься, а это дело в наших диких местах, пожалуй, полезнее иных бабьих ухваток будет. А вот жених её меня смущает.
   - Чем же? - подал голос Рудый, как всегда исполняющий роль недоверчивого вопрошающего в компании острожных десятников.
   - Стоян Смеянович, - отвесив короткий, но уважительный поклон в сторону заинтересованно посматривающего на него полусотника, начал отвечать Любим, теребя длинный ус: - Стоян Смеянович говорил, что неоднократно замечал, как его гость озирался да плечами поводил, словно ему кто льда за шиворот сыпал. А я вот вспомнил, что видел, как он и на дворе господина полусотника так же дёргался... когда из рук хозяина дома корец принимал. По покону.
   - Ты к чему клонишь, Усатый? - нахмурился Рудый. - Мнишь, мальчишка касание светлых чует? Как наши характерники?
   - А давай попытаем нашего полусотника, пусть вспомнит, что творилось в тот миг, когда...
   - Прав Любим, - неожиданно прервал его речь Стоян Смеянович, глядя куда-то в пространство. - Верно он сказал. Чует Ерофей силу светлых... И может быть даже сведущ в ней. Уж очень шустро он в темноте по самским татям бил. Ни единого выстрела не смазал, все болты в цель положил. А оберегов при нём нет... так что и на них сослаться не выходит.
   - Как нет? - удивился Лихобор, ненароком хватаясь за гайтан, на котором висели подарки родичей, матери да сестёр.
   - Смотрел он на мой оберег, будто впервые в жизни такую диковину увидел, - пояснил задумчивый полусотник. - А коли не видел, значит и у самого такого быть не может. А раз так, то и выходит, что той ночью он видел самов силою светлых.
   - Или тёмным соизволением, - угрюмо буркнул Рудый.
   - Ты, Буривой говори, да не заговаривайся, - покачал головой Любим. - Коли был бы сей юноша тёмными осенён, его бы с ритуалов поконных, трясло аки осинку в ветер, да ломало бы словно припадочного.
   - И всё же, проверить надобно, - упёрто зыркнул на приятеля десятник.
   - О том не спорю, - развёл руками Усатый. - Оно и по закону тако же следует. Иначе как ему подорожную выправлять? Без отметки о проверке, нашим полусотником заверенной, его первый же стрелецкий разъезд в железа возьмёт лишь за вид странный, и как оно там дальше повернётся, даже светлым неведомо. А уж что с его невестой станет...
   - А ежели он и впрямь из тёмных? - тихо спросил молчаливый Анфим.
   - И тогда следует поступить, как установлено государем нашим, - зло усмехнулся Любим. - А ныне за то полагается дыба и смерть без пролития крови. В огне, али на виселице.
  

Глава 7. Не все традиции одинаково полезны

   Баня, сон в тёплой и уютной постели бок о бок с девушкой, которую уже привык называть своей... Что может быть лучше, после нескольких недель ночевок в лесу, пусть вполне комфортных, пусть летом, но в шалаше? А если ещё и завтрак не нужно на костре ладить, так жизнь и вовсе становится прекрасна и удивительна!
   Одна проблема. Утро в Усть-Бийске начинается по-деревенски. То бишь, с вопля предводителя куриного гарема на рассвете. И вот, вроде бы и стены в тереме полусотника толстенные, из обхватных брёвен сложенные, и до двора, не открыв доброй полудюжины дверей, не добраться. А кукареканье это подлое слышно, словно пернатый прямо над ухом горло дерёт. Я было думал дождаться, пока петух умолкнет, а там повернуться на другой бок, да покемарить ещё часок-другой, но, как оно обычно и бывает, к моменту, когда этот потомок динозавров заткнулся, сна уже не было ни в одном глазу. Да и Света завозилась на своей половине кровати, забултыхалась, пытаясь выбраться из перины. Пришлось вставать. Умывание холодной водой на свежем воздухе окончательно выгнало из головы остатки сонной одури, а завтрак и вовсе примирил с окружающей действительностью. Так что, к очередной беседе со Стояном Смеяновичем я уже был бодр и добр и весел.
   А она состоялась сразу после завтрака всё в той же трапезной, причём с глазу на глаз. Свету утащила пошушукаться о чём-то своём хозяйка дома, оставив нас с её мужем наедине, так что сразу стало понятно, что разговор предстоит серьёзный, или, как минимум, для женских ушек не предназначенный. Впрочем, о том же говорило и выражение лица хозяина дома. Моего довольства жизнью, Стоян Хлябя точно не разделял, и у него, надо признать, были на то все основания. Как ни крути, а впереди ожидался налёт забийских самов, и полусотнику, как главе острога и окрестных земель было совсем не до веселья.
   Правда, как оказалось спустя несколько минут, причины сурового вида собеседника я определил не совсем верно. Нет, он действительно был обеспокоен свалившимися на его шею нежданными хлопотами, образовавшимися в связи с грядущим набегом лесовиков, но говорить со мной, как оказалось, Стоян Смеянович хотел о другом...
   - Какое-такое испытание? - опешил я, выслушав краткую речь смурного полусотника.
   - Испытание светом, - хмуро ответил он. - Любим Усатый, моя правая рука и острожный законник, вчера напомнил, что всех путников, проходящих через пограничные городки Словени, государь наш наказал проверять на верность покону.
   - Словенскому? - уточнил я, и мой собеседник нахмурился ещё больше, хотя секунду назад казалось, что и так уже дальше некуда.
   - Мирскому, - лязгнул он, но тут же смягчил тон. - Не знаю, как в твоих землях, а у нас, людей не следующих ему, не привечают.
   - Сильно? - поинтересовался я.
   - До смерти, - отрезал полусотник.
   - Резко, - стёр я с лица улыбку, едва до меня дошло, что Стоян и не думал шутить. - А если...
   - А если ты, либо невеста твоя окажетесь осенёнными тьмою, то я могу обещать лишь сохранить вам жизнь и здравие, да переправить на тот берег Бия... в Словень вам путь будет закрыт.
   Неприятное откровение, но... что ж, спасибо за честность. Да и в определённом благородстве Стояну Смеяновичу не откажешь. Не забыл он, выходит, кто помог его стрельцам вытянуть тот бой у реки... по крайней мере, я чувствую, что мой собеседник искренен в своём желании отплатить за добро добром. И это уже радует.
   - Та-ак, - протянул я, по достоинству оценив рубленное, явно выдавленное через силу, объяснение полусотника. - Понятно. И в чём будет заключаться испытание?
   - Поконная клятва о неумышлении зла на памятном камне, в присутствии острожного характерника. Ежели камень клятву примет и болью не одарит, стало быть, испытание пройдено. А характерник надобен для того, чтобы проследить, дабы испытуемые, принося клятву, не пытались силой тёмных ту боль скрыть, - чуть расслабившись, пожал плечами Стоян Смеянович, кажется, ничуть не удивлённый моим непониманием. Словно каждый день с иномирцами общается... Или же, дело в том, что не все здешние народы следуют этой традиции?
   - А памятный камень, это... - рискнул я продолжить расспросы. А куда деваться? Разве что обратно в лес бежать? Но там и поговорить на эту тему, боюсь, будет не с кем. Да и неохота опять в лес переселяться. Там, если верить домыслам моего собеседника, нынче неспокойно, и шансов сдохнуть едва ли не больше, чем непрошедшему испытание "тёмному" в этом остроге. Но зарекаться не буду. В нынешних-то обстоятельствах может выйти так, что другого выхода у нас и не будет.
   - Зачин любого словенского селения, от малой вески до стольного града начинается с закладки первого камня, - так же невозмутимо начал просвещать меня полусотник. - У него справляются поконные ритуалы, даются зароки и клятвы. У него же избираются градские и весские старшины и озвучивают свои решения вечевые мужи. Вот этот первый камень и зовётся памятным, поскольку помнит всё при нём сказанное. Он - хранитель правды и покона. Создают и закладывают на месте такие камни характерники - розмыслы, сведущие в силе светлых. Они же и следят за сохранностью памятных камней, а при надобности выступают видоками во время принесения клятв и заключении рядов.
   - Интересно, - я поёрзал на жёстком стуле. - А как те же кайсаки? Они же кочевники, у них и городов-весей нет. Обходятся без камней или с собой их возят?
   - Столбы, - отозвался Стоян Смеянович. - Кочуя, кайсаки возят с собой родовые поконные столбы, вокруг которых возводят ак-уй, белые юрты. Они-то и заменяют им памятные камни. Но если наши камни, это достояние всего поселения, веси или города, то у кайсаков поконные столбы имеются в каждом роду. Собственно, лишь при наличии собственной белой юрты, род считается таковым, а его старейшины имеют право голоса в ханском совете, который собирается у столбов ак-уй, принадлежащих хану улуса. Характерников же, хранящих у кайсаков покон, называют Говорящими с Тенгри.
   - А у самов как обстоят дела? - спросил я. Вот тут полусотник скривился.
   - Кабы знать! - с явной досадой в голосе проговорил он. - До их поконных святынь ни один словенец ешё не добирался. У наших же памятных камней они клятвы давали не раз, и в осенении тьмой тех клявшихся, характерники не упрекали. Но... в стычках с самами, некоторые стрельцы из чувствующих касание сил, не раз замечали тень тёмных за лесовыми находниками. Неявную, но... было, было такое. И кое-кто из молодых характерников при острогах тоже подобное чуял, но определить, что именно волхвовали самы так ни разу и не смог. Впрочем, о различиях святынь наших соседей, ближних и дальних, мы можем поговорить и позже. Вечером, например, за чаркой доброго мёда. А пока, собирайся, Ерофей, зови невесту, да и пойдём к памятному камню. Наш характерник, наверное, уже заждался.
   И куда деваться? Хотя... кажется, этот вопрос я себе уже задавал, и ответа на него так и не получил. А значит, и рыпаться не буду. В конце концов, невелика проблема поклясться, что не умышляешь зла стране, о существовании которой неделю назад вообще не знал. Ну а если, вдруг, по какой-то причине, местное инфополе взбрыкнёт или характернику покажется будто увидел в нас со Светой что-то не шибко светлое, так у меня есть обещание хозяина острога переправить нас с подругой обратно на тот берег Бия, живых и здоровых. Не сдержит, пусть пеняет на себя. Уж вырваться из Усть-Бийска мы точно сможем. С боем, кровью и шумом, но мы уйдём, а там пусть попробуют сыскать, в здешних-то лесах. Если, конечно, решатся... особенно, в преддверии грядущего набега самов.
   Впрочем, есть у меня надежда и немалая, что на такой радикальный шаг нам с подругой идти не придётся. Чувствуется в Стояне нежелание отдавать нас на расправу, и крепкое намерение сдержать данное слово. Понятное дело, что надеяться и рассчитывать только на эмоции транслируемые полусотником, было бы опрометчиво, но сам факт их наличия вселил в меня некоторую уверенность. Так что, с подругой я делился новостями уже без риска взволновать её сверх потребного. Иными словами, умолчал о маячащей впереди перспективе нашей казни в случае, если здкешний характерник увидит в чужаках некую "тьму", и объяснил предстоящее действо местной традицией. Вроде бы Света поверила... но чехол со своим арбалетом приняла без возражений, и даже, без всяких напоминаний с моей стороны, проверила оружие и подготовила его к максимально быстрому извлечению. Теперь, в случае необходимости, подруга могла начать стрельбу буквально через пару секунд после получения приказа. Проверено ещё во время наших тренировок в лесном лагере. Я тоже повесил чехол с самострелом на плечо, а остальные наши вещи двухвостый утащил в лабораторию Граца, едва мы со Светой покинули выделенную нам комнату.
   Если полусотнику и не понравилось наличие у нас оружия, виду он не подал. А в эмоциях... да ни черта внятного по этому поводу я не смог "вычитать". Всё глушило тотальное недовольство обуревающее Стояна Смеяновича и его же тяжёлая уверенность в собственных действиях. Причём недовольством он пыхал так, что с нашего пути даже городские кабысдохи убирались, едва завидев хмурую рожу хозяина острога.
   Мы же со Светой вели себя как два японских туриста на Красной площади. С той лишь разницей, что заменившие нам фотоаппараты, видеофиксаторы, присланные Грацем в составе прочей машинерии, способной пережить давление здешнего инфополя, таскали не в руках, а прикрепили к плечевым ремням всё тех же чехлов с арбалетами, чтобы не пугать странным поведением жителей Усть-Бийска. Благо, аппаратики были достаточно мелкими и хорошо приспособленными к такому ношению. Спасибо предусмотрительности подчинённых Всеслава Мекленовича, прекрасно осознавших всю прелесть возможности вести съёмку, имея свободные руки. В наших "диких" условиях она действительно могла стать бесценной. И сейчас мы со Светой, с удовольствием сей возможностью и пользовались, не привлекая внимания психиа... местных жителей, да.
   Вопреки моим измышлениям, памятный камень острога Усть-Бийск вовсе не был расположен в геометрическом центре городка, где-нибудь на главной площади, которой здесь, по сути, и не было. Её роль, как я понял, вообще, исполнял двор полусотника. Ну, действительно, а что здесь такого? В остроге проживает не больше полутысячи человек, и возможности для расширения территории, занимаемой крепостицей, нет даже в теории. В ближайшие годы, так точно. Торг, на который съезжается ещё тысячи две-три человек, устраивается на очищенном от леса поле перед воротами острога, ну и зачем при таких раскладах нужна эта самая центральная площадь в крепости?
   В общем, с месторасположением местной "святыни" я промахнулся. И понял это, лишь когда Стоян Смеянович, попетляв по городку, привёл нас к возведённой над Бием стене и наблюдательной башне-маяку, у подножия которого расположилось здание, выглядящее как лабаз с крышей, сделанной из копруса перевёрнутой кверху брюхом ладьи. Натуральный "длинный дом" эпохи викингов!
   Оказавшись внутри просторного помещения, изогнутый потолок-крыша которого опирался на покрытые резьбой мощные деревянные столбы, я лишь убедился в первом своём впечатлении. Перед нами был классический бражный или как его ещё называли "медовый" зал, огромное не разделённое на комнаты пространство, центр которого занимал не менее внушительный очаг... точнее, выложенное из камней и приподнятое над полом кострище длинной добрых четыре метра и шириной два. За ним, расположились два длинных широких стола с лавками, на которых могло бы разместиться, пожалуй, всё стрелецкое "войско" острога и ещё осталось бы место для гостей. Образованный этими столами широкий проход, в котором, при желании, можно было устроить хоть бальные танцы, хоть добрую драку стенка на стенку, перегородил третий стол, поставленный поперёк зала, полагаю, для хозяев пира. А вот за ним, в самой дальней части длинного дома, виднелась натуральная каменная скрижаль, высотой добрых два метра. Именно к ней нас и повёл полусотник. На этот раз, правда, он и не думал лететь вперёд как угорелый, как это было на улицах городка, и сбавил ход, позволяя нам со Светой внимательно рассмотреть довольно скромное убранство медового зала.
   Впрочем, вполне возможно, что причиной очевидной медлительности Стояна Смеяновича было вовсе не желание потрафить гостям, а ожидание появления того самого хранителя памятного камня, что должен был провести наше испытание. А характерник, словно подгадав момент, соизволил выйти навстречу, лишь когда мы оказались в каких-то пяти-шести шагах от предмета его охраны. И не один. Следом за здешним хозяином, из-за камня, за которым, очевидно, находился то ли торцевой вход в дом, то ли отгороженная часть общего зала, вышли все четыре острожных десятника. Были они насторожены, хмуры и при оружии. Что ж, этого следовало ожидать.
   - Ерошка, смотри, - Света отвлекла меня от дурных мыслей, кивком указывая на камень. Я присмотрелся и... чуть не ахнул, поняв, на что именно указывает моя подруга.
   В Хольмграде распространены два типа записи ментальных манипуляций. Собственно, всемерно одобряемая и продвигаемая как философами, так и естествознатцами, "формульная" запись, представляющая собой, фактически, описание любой ментальной манипуляции с помощью созданного специально для этих целей, постоянно шлифуемого математического аппарата, и признанная устаревшей, архаичная символьная запись, весьма неудобочитаемая и довольно неточная в виду многозначности составляющих её условный "алфавит" символов, более присущая старинным описаниям наговоров, замороков и чар. Казалось бы, при наличии выверенных и точных формул, такая запись должна была давно захиреть и кануть в Лету, но... был у неё один плюс, благодаря которому она влёгкую переигрывала стройность математических формул, предельно точно описывающих современные воздействия. Символы этой архаики, нанесённые на предмет и запитанные хоть волей оператора, хоть современными накопителями, сами создают нужное воздействие, наделяя носитель "запрограммированными" в такой надписи свойствами. Тогда как "идеальные" выверенные до последнего знака после запятой, математические формулы так и остаются обычными записями. Запитай их хоть от накопителей ледокола "Грумант", толку не будет.
   Примером тому, кстати, могли служить как наши со Светой арбалеты, так и вообще, подавляющее большинство вооружения Яговичей. Всё их снаряжение, от одежды до подсумков и от пистолетов до последнего швыркового ножа было расписано символами, дошедшими до нас чуть ли не из времён неолита и буквами из алфавитов языков, вымерших ещё "до сотворения Мира".
   Так вот, тот самый памятный камень, ради испытания на котором, мы и пришли в "медовый зал" Усть-Бийского острога, был буквально испещрён знакомыми мне рунами, чертами и прочими резами с иероглифами. Не похожими. Такими же. Более того, некоторые из бросающихся в глаза, благодаря использованию уж слишком запоминающихся знаков-символов, цепочки, я мог бы даже расшифровать и с успехом переложить на современную формульную запись, не боясь потерять за разночтениями основной смысл и суть заложенных в них воздействий, с тем, чтобы при осуществлении ментальной манипулляции на основе описанной математической модели, не бояться получить иной результат. И это было удивительно, хотя... и не настолько, чтобы вопить о невозможности такого совпадения. В конце концов, говорим же мы с аборигенами на одном языке, пусть даже на слегка разнящихся его диалектах, да и то, всё их различие обусловлено лишь разницей в произношении некоторых слов, акцентом, по сути. Так почему бы не допустить, что это не единственный пример сходства наших миров?
   Жаль, что долго крутиться около камня нам не позволило "высокое собрание". Характерник застил обзор. Он, кстати, вопреки моим ожиданиям, основанным на байках моих родных мест, не был похож на казака, ни запорожского, за неимением оселедца и шаровар, ни на донского, за отсутствием папахи и черкески с газырями. А вот за стрельца из отряда полусотника Хляби, я бы его принял запросто. Тут тебе и укороченный кафтан уставного зеленовато-серого колёра, и сабля на боевом поясе, только вместо перевязи с огненным припасом, на широком и крепком ремне, перекинутом через его плечо, какие-то разнокалиберные висюльки навешаны, и шибает от них возмущениями в инфополе, как от работающего под чрезмерной нагрузкой домашнего накопителя. Возрастом же, молча оглядывающий нас со Светой характерник был едва ли старше того же полусотника или двух его "старых" десятников. Лет сорока с виду, может быть чуть старше. Может быть. В короткой, ухоженной не в пример рядовым стрельцам бородке, вон седина мелькает, да и морщин у хозяина памятного камня тоже в достатке. А может, то просто тени от масляных светильников, освещающих "медовый зал" так падают... Нет, не возьмусь судить. Глаза у характерника яркие, молодые. Походка лёгкая, почти танцующая. Да и кожа на руках не задубевшая, гладкая... Непонятный дядька. Невнятного возраста и характера. Да и в эмоциях у него почти полный штиль, лишь тлеет лёгкое любопытство, без приязни или антипатии. А вот спутники его, уже знакомые нам по вчерашней встрече, читаются легко, тут даже эмпатия никакая не нужна. Напряжены десятники, я бы даже сказал, напружинены. Того и гляди, рубать нас кинутся. Руки на эфесах сабель держат, ни меня ни Свету из поля зрения не упускают ни на миг... Ба, да они и на шефа своего так же смотрят. Однако...
   Полусотник, очевидно, тоже заметил странное поведение своих подчинённых. Обвёл их взглядом, бровь приподнял...
   - Ну что, так и будем стоять, молчать? - с лёгкой насмешкой в голосе спросил он, и оба "младших" десятника вздрогнули. - Или всё же делом займёмся, а, други?
   И вся компания пришла в движение. Любим Усатый с Рудым Буривоем подались в стороны, Анфим с Лихобором разделились вслед за своими "дядьками", да и характерник с места сошёл, шагнув мне под правую руку.
   - Делом, так делом, - густым басом, совершенно не сочетающимся с худощавым, я бы даже сказал, сухим телосложением, проговорил хранитель острожской святыни и, кивнув полусотнику, приглашающе повёл рукой в сторону камня. Тот резко кивнул в ответ и положил руку поверх вязи символов, покрывающих сероватую, местами посвёркивающую искристыми вкраплениями гладко отшлифованную поверхность. Характерник посверлил взглядом Стояна и, выдержав паузу, потребовал: - ответствуй, по своей воле или по принуждению, привёл ты в острог наш этих людей?
   - По своей воле, - резко ответил Хлябя, глядя в потемневшие глаза характерника, инфополе вокруг которого вдруг задрожало и, ударив в камень, вызвало ответную волну. По спине моей пробежали мурашки от резонанса возникшего после этого столкновения.
   - Ответствуй, полусотник, со злым ли умыслом привёл ты этих людей? С добром ли? - голос хранителя камня стал ещё ниже, а синие глаза потемнели ещё больше, практически до самой черноты. А ментал вокруг забился ещё яростнее, порождая фантомное ощущение заложенности в ушах. Фантомное, поскольку звука-то не было, а вот чувство, что мы со Светой стоим под юбкой трезвонящего колокола, только усиливалось.
   - С добром, - рыкнул в ответ Хлябя, упрямо глядя в глаза бледнеющего допросчика.
   - Алчешь ли от них прибыт... - начал было проталкивать слова через глотку явно пребывающий не в лучшем состоянии характерник, но тут полусотник тряхнул головой и, с явным усилием оторвав руку от камня, шагнул почти вплотную к характернику.
   - Довольно! - рявкнул он так, что собеседника аж шатнуло. А я успел заметить, как обменялись взглядами старшие десятники. И если Рудый равнодушно пожал плечами, то в эмоциях Усатого плеснуло недовольством.
   - Твоя правда, господин полусотник, - устало кивнул хранитель камня. А уж через секунду мы со Светой с интересом наблюдали, как уходит тьма из его глаз, а побледневшая было до синевы, кожа буквально в считанные секунды возвращается к естественному цвету. И даже морщины на лице характерника, кажется, стали куда менее заметны.
   В считанные минуты придя в себя, он тряхнул головой, бросил недовольный взгляд на старших десятников, и повернулся к нам со Светой.
   - Ну что же, гости дорогие, - произнёс безымянный характерник. - Ваша очередь. Кладите руки на камень.
   - Куда именно? - поинтересовалась подруга.
   - Куда удобнее будет, - пожал плечами тот и, дождавшись, пока мы устроимся под боком усть-бийской святыни и коснёмся её ладонями, вновь пустил волну в сторону каменюки. Наши руки прилипли к гладкому на вид, но шершавому на ощупь камню, а в следующую секунду по мозгам ударило так, что я еле удержался, чтобы не выкатить ответку. И каменюке этой проклятой и разошедшемуся характернику. Так ведь и в отключку отправить можно! А то и сразу на тот свет, апоплексическим ударом, ага. И никакой табакерки не надо! Вот же, с-скотина!
   - Умышляете ли вы зло против острога нашего, земли словенской, её люда и бояр, князей и государя? - потяжелевший голос характерника вкручивался в череп, и растекался по закоулкам мозга, разбегался щупальцами, ищущими, щекочущими: "скажи-скажи-скажи", "не ври-не ври-не ври". И вновь. И вновь, и так по кругу. И отвечаем же, что я, что Света. Вслух, громко, ясно и отчётливо, мол, не хотим ничего подобного. Никакого зла не задумывали, и вообще, мы здесь проездом. Каждый своими словами, понятное дело, но ведь смысл одинаков! А чёртов характерник всё не успокаивается, и крутит-крутит-крутит ту же самую шарманку.
   На восьмой итерации я не выдержал, коснулся инфополя и, выделив волей несколько связок знаков на камне, отделив их ментальный отпечаток, плеснул в сторону задолбавшего уже дознавателя. Хлопок, пыль столбом, теплом мазнуло... и благословенная тишина. Хорошо-о-о!
   Открыв глаза, оценил результат своей диверсии и... невольно хмыкнул. А вот Света не удержалась от более явного выражения эмоций. Покачала головой, да и отвесила мне подзатыльник.
   - А если бы убил? - укоряюще указала она мне, на кряхтя поднимающихся на ноги характерника и десятников, не устоявших после после применённого мною воздействия, чем-то схожего с манипуляциями, удерживающими в воздухе столь распространённые в Хольмграде летающие машины. Только те действуют постоянно, а мой эксперимент одномоментно.
   А вот полусотник, кстати, на ногах удержался. Думается мне, потому что успел за каменюку ухватиться. Та в качестве гасящего контура выступила, потому и на нас с подругой мгновенная смена вектора гравитации никак не повлияла.
   - Это надо быть феерическим неудачником, чтоб от такой шутки сдохнуть, - отмахнулся я.
   - Ну что, проверили? - обратился к поднимающимся на ноги подчинённым полусотник. - Убедились?
   - Так и есть, господин полусотник, - отряхнувший полы своего укороченного кафтана, характерник с достоинством поклонился начальству острога. - Проверили и убедились. Нет в сих гостях тёмной тени. И в силах светлых они сведущи. Не только чуять её могут, но и управляться с ней способны. О том свидетельствую!
   На окончании фразы, характерник шлёпнул ладонь на камень, и тот загудел в инфополе, словно кто-то в "благовест" ударил. Получилось беззвучно, но... внушительно.
   Тут уж и десятники головы склонили. Младшие с облегчением, Рудый уважительно, а Усатый... Усатый спрятал за наклоном головы недобро блеснувший взгляд. Недоволен Любим результатом испытания. Совсем недоволен. И чем мы ему не угодили, спрашивается? Или ему только Стоян Смеянович не по душе, а мы, так, за компанию попали?
   Впрочем, к дьяволу эти местечковые интриги и тайны недомадридского двора! У нас нынче образовалось слишком много дел! И первое из них - просмотр и доскональное изучение видеозаписи с изображением памятного камня... ну и отсылка полученной информации Грацу. Думаю, ему будет интересно познакомиться со здешней традицией естествознания, воспитанной в атмосфере повышенной активности инфополя.
  

* * *

   - Интересно, - Задумчиво потерев идеально выбритый подбородок, Грац прошёлся вдоль огромного экрана, остановился у противоположного его края, вытащил из жилетного кармашка золотое пенсне на цепочке и, протерев его белоснежным носовым платком, водрузил на нос, после чего вновь уставился на экран. Секунда, другая... Профессор потёр подбородок. - Очень интересно.
   Пенсне отправилось в отведённый для него кармашек, платок вернулся на своё место, вновь отстучали свои четыре шага надраенные до блеска лаковые штиблеты... и резкий разворот на пятках. Тишина. Пенсне, платок, взгляд на экран...
   - Интересно.
   - Давно он так? - войдя в лабораторию поинтересовался Свен у сидящих за столом практикантов, молча с синхронным поворотом головы следивших за передвижениями профессора вдоль экрана, на котором замерло изображение какой-то каменюки, испещрённой дичайшим количеством символов и знаков. Не дождавшись ответа, помощник профессора тронул одного из студентов-лаборантов за плечо и... наткнулся на совершенно пустой взгляд бессмысленных глаз. - Э?
   Толчок в плечо второго, и ещё один взгляд без единого проблеска мысли, обращается на гостя.
   - Очень интересно, - у экрана продолжается всё та же сцена и... Пенсне, платок, взгляд на экран, четыре шага, разворот. С ужасом глядя на происходящее, Свен вдруг почувствовал как шевелятся его волосы на... да везде!
   - А-а!!!! - крик помощника профессора Граца разнёсся по лаборатории, ударился эхом о стены и покатился по коридору. 
   - Свен, горе вы луковое, подите к Забаве Ольгердовне, пусть она вас пустырником напоит, - неожиданно обернувшись лицом к своему старшему лаборанту, заявил профессор. - Нервы, батенька, беречь надо. Заботиться о них всячески. Верно я говорю, господа студиозусы?
   Сидящие за столом лаборанты дружно закивали, не сводя со Свена по-прежнему мертвецки пустых глаз, отчего бедолагу аж перекосило.
   - Ик!
   - Вот-вот, а я о чём! - назидательно заметил профессор. - К Забаве, немедленно. И пока не приведёте себя в рабочее состояние, чтоб я вас даже на пороге лабораторного корпуса не видел. Марш-марш!
   Запинаясь, Свен вывалился из кабинета, обвёл шалым взглядом пустой тёмный коридор, где, по вечернему времени, едва-едва горела каждая третья лампа и, мелко перекрестившись, шарахаясь от каждой тени, поплёлся в круглосуточно работающий университетский лазарет. Может быть, его шеф слетел с катушек и даже умудрился утянуть следом своих младших помощников, но от этого он не перестал быть шефом, верно? А приказы начальства не обсуждаются, а исполняются. Быстро и без рассуждений. Тем более, когда приказывает адъюнкт-профессор Хольмского университета, Всеслав Мекленович Грац. Внештатный консультант Особой Государевой Канцелярии и "наследный" волкодав Железной Своры светлейшего князя Старицкого!
   Вот! Вот! Точно! Нужно сообщить князю, что сын его старого друга сошёл с ума и сводит с него окружающих. И побыстрее, пока профессор, со свойственной ему прусской педантичностью не довёл до ручки весь университет. А он может! Гений же... Кстати, любопытно, а что он там на экране такого интерес... Нет-нет-нет! Неужто началось?! К чёрту лазарет! На доклад к князю! Немедля!
  

Глава 8. Всякому плоду своё время...

   Отправив запись Грацу, я решил не терять время в ожидании, пока профессор наморщит лоб и выдаст какие-то идеи по полученной информации, и сам насел на характерника, проживавшего при "медовом зале". Было, конечно, опасение, что Мирослав не захочет общаться с непонятными пришлыми на профессиональные темы, а то и вовсе отморозится сакральностью знаний и тайн, трепать о которых кому попало, ему вера не дозволяет. Но нет, хранитель памятного камня оказался вполне вменяемым дядькой, и скрытничать особо не стал. Понятное дело, что углубляться в частности по поводу того же хранимого им объекта и его рунного "покрытия", он не стремился, но, если судить по узнанным мною руноставам, это и логично. За час всё не расскажешь, да и за месяц, пожалуй, тоже. А учить своему искусству посторонних, характерник точно не собирался. Ни бесплатно, ни за деньги. Но в общих чертах, информацией о своей работе и обязанностях поделился без проблем, ещё и пару легенд рассказал, вроде как должных объяснить, откуда есть пошло искусство характерное.
   И почему-то, слушая те легенды, я вспоминал Остромирова с его плеванием ядом в сторону древних основателей волхвовских школ. Точнее, рассказ об их бегстве из нашего со Светой мира, с последующим запечатыванием той норы, в которую они и утекли от навалившихся проблем. Уж очень интересно коррелировали рассказы Мирослава с байками Переплутова волхва. Если их сопоставить, то выходило, что из мира Хольмграда могущественные старички слиняли, и, побегав по мирозданию, обосновались именно здесь. Что подтверждалось не только легендой "о пришествии мудрых", но и именами почитаемых "светлых", просто-таки до буковки соответствовавших именам основателей волхвовских школ в нашем со Светой мире. Впрочем, и среди "тёмных", нет-нет, да и поминались характерником, то Чернобог с Мораной, а то и... Крон с Суртом.
   И вот эти последние имена заставили меня залипнуть. Ну, положим, Сварог с Перуном, ещё ладно. По одной легенде, оттуда слиняли, по другой, здесь обосновались. Но, греков и скандинавов как сюда занесло? По той же путёвке прибыли? А если так, то не наткнёмся ли мы со Светой в этом мире и на упоминание иных древних, вроде каких-нибудь "детей Дану" или пуще того, Кетцалькоатлей с Тескатлипоками, не к ночи будь помянуты.
   А ведь получалось, что это вполне возможно! По крайней мере, Великого Тенгри, покровителя тех же кайсаков, Мирослав в своих рассказах упоминал несколько раз, и вполне уверенно. Более того, вечером, когда мы со Светой решили ещё раз взглянуть на руноставы памятного камня, при внимательном рассмотрении видеозаписи, запечатлевшей этот булыжник, среди нагромождений покрывавших его поверхность, вполне знакомых славянских рез и черт мы обнаружили и руны Футарка и... орхонское письмо.
   Понятное дело, что и эта информация была отправлена Грацу с очередной запиской, а мы со Светой решили на следующее утро продолжить беседу с характерником, в надежде выпытать у него побольше интересной информации. И ведь вытащили. По крайней мере, кое-какие непонятки из недавнего прошлого обрели своё объяснение. Так, стало ясным, что ощущавшееся нами воздействие инфополя в самые разные моменты нашего общения с местными жителями, есть следствие работы так называемого "покона". Здесь, оказывается, это не просто традиция, а определённый набор правил, за соблюдением которых следит "воля светлых", по объяснению всё того же Мирослава. То есть, преломил хлеб с незнакомцем, значит, уже не враг ему. Нарушил правило - получил откат. Причём, возможно, до смерти.
   Сам характерник утверждал, что за соблюдением ритуалов покона наблюдает некая сознательная сила, та самая "воля светлых". Но с другой стороны, если разобрать услышанные нами от него легенды "о пришествии мудрых, что дали миру покон и порядок", да взглянуть на ситуацию с несколько иного ракурса, то получалось, что слинявшие под давлением своей бывшей паствы из мира Хольмграда, "боги", обжегшись на молоке, стали дуть на воду. То есть, вместо игры в великих и могучих, изредка снисходящих до просьб и молений примитивных человеков, беглецы, поняв, что в мире с куда более агрессивным инфополем, им, пусть не сейчас, а позже, но может прилететь ещё круче, чем в прошлом, сходу слепили систему правил игры, да и впаяли её в самую суть ментального поля мира, благо силушки у них на то было более чем достаточно. Местные же обитатели ещё находились в самом начале пути развития навыков ментального оперирования, и переплюнуть своей волей навязанные им правила не смогли. А потом и вовсе привыкли, и до сих пор живут по установленному пришельцами покону, а те, наверное, так и продолжают радоваться безоблачной жизни.
   И ведь имеют право! Ошибки с поклонением им как богам, основатели волхвовских школ мира Хольмграда избежали. Паства больше не травит их своим ментальным давлением в молитвах-просьбах-жалобах-проклятьях, а вот силушка от местных продолжает питать ушлых старичков, поскольку сам этот процесс изначально заложен в созданную ими систему "покона". Не зря же, на сотню руноставов того же памятного камня, приходится не меньше десятка упоминаний известных нам со Светой имён "светлых"... да и "тёмные", несмотря на явно отрицательное значение сих персонажей в местных реалиях, на том же камне упомянуты не единожды.
   Но вот что интересно, как бы мы с подругой ни пытали Мирослава, тот не смог вспомнить ни единой легенды или былины, где бы упоминалось столкновение обычных людей с теми самыми "светлыми" или "тёмными". Вообще. То есть, все сведения о них и их жизни сводились к тому что, дескать, да, приходили такие в наш мир, дали покон и порядок, после чего... всё. Ни куда ушли, ни где обосновались, ни-че-го. И этот факт вполне удачно ложился в строку нашей гипотезы о том, что обжегшиеся на рвении паствы в мире Хольмграда, здесь беглецы постарались сделать всё, чтобы не вляпаться в ту же историю, сохраняя при этом уже привычную им систему подпитки личных сил за счёт веры обычных людей. Созданный ими покон, стал эдаким фильтром, очищающим поступающую энергию веры от ментального "мусора" эмоций.
   В общем, интересно получалось... И нет, понятное дело, что не всю эту информацию мы получили непосредственно от характерника. Что-то опознали по зубодробительным связкам руноставов на памятном камне, какое-то количество сведений извлекли из нескольких книг, доверенных нам Мирославом, после того, как сам характерник убедился, что мы не станем драть из его личных инкунабул страницы, и использовать их вместо лопуха в "скворечнике"... Правда, там информация оказалась подана едва ли не так же завуалированно, как в рассказанных нам Мирославам легендах, но... разобрались же. И более того, получивший тот же объём информации, профессор Грац был вполне согласен с нашими выводами. А князь Старицкий...
   Князь безапелляционно потребовал, чтобы мы со Светой не вздумали искать "беглецов"! С чего он взял, будто мы только и мечтаем пообщаться с этими реликтами, я так и не понял, но на всякий случай заверил его сиятельство, что иных идей, кроме мыслей о возвращении домой, в Хольмград, мы не питаем. Убедил или нет, не знаю, но более с неоправданными обвинениями князь к нам не приставал. И то хлеб.
   А четвёртый день нашего пребывания в Усть-Бийском остроге ознаменовался сразу несколькими новостями. Первой из них стало вручение обещанной подорожной от полусотника, и это было замечательно. Точнее, было бы, если бы не другая новость, принесённая к порогу дома Стояна Смеяновича, аккурат к обеду. Ворвавшийся в трапезную запыхавшийся стрелец, сорвав на ходу шапку, всучил опешившему Хлябе выуженную из неё записку и, получи из рук подскочившего мальчишки корец, забулькал холодной колодезной водой, только кадык задёргался. Отвлекать гонца от питья, полусотник не стал, и, развернув письмо, углубился в чтение. По мере того, как взгляд Стояна скользил по строкам, оказавшегося довольно большим послания, выражение лица полусотника менялось от спокойного до недовольного. А к концу чтения, хозяин острога и вовсе выглядел будто хмурая туча, готовая разразиться громом и молниями.
   Отбросив на стол прочитанное письмо, Стоян обратил внимание на опустошившего корец гонца.
   - Вот что, Гремич, прежде чем отправишься домой отдыхать, кликни десятников. Будем совет держать, - медленно произнёс он. Стрелец молча кивнул и, отдав посуду вновь подскочившему мальчишке, так же молча направился к выходу. Но не успел он шагнуть за порог, как его догнал голос начальства: - и не вздумай болтать об увиденном до окончания совета! Слышишь? Выйдем к полусотне, сами всё поведаем!
   - Понял, воевода, - обернувшись, проговорил стрелец и, отвесив короткий, но вежливый поклон, исчез из виду.
   - Что там стряслось, сокол мой? - поинтересовалась Неонила, едва дверь в трапезную захлопнулась.
   - Чуры учуяли лесных находников, - глухо произнёс Стоян. - Здесь, по эту сторону Бия.
   Оценить новость смогли даже мы со Светой, знать не знающие, кто такие чуры и с чем их едят. В остальном же, невелика загадка. Если уж самы пересекли необъятный Бий и оказались на землях словени, фактически под самыми стенами их порубежных острогов, значит, дело идёт к развязке и вскоре стоит ожидать прямой атаки находников на крепость. Вопрос лишь в одном, на какую из них?
   - Понятия не имею, - пожал плечами Стоян, в ответ на этот вопрос. - Вестников по ближайшим острогам я разослал сразу по возвращении, чуров обновили не только мы, но и соседи Поклест с Миряном прислушались к моим словам. А там, глядишь, и другие полусотники и сотники о том же озаботились. Но сведения о потревоженных чурах, пока получили только мы трое. Или сведения об иных тревогах до нас ещё не дошли. Так что... не знаю.
   - И что делать-то, батюшка? - явно встревожилась Неонила.
   - А вот придут десятники, обсудим новости, да и решим, - улыбнулся жене Стоян. - Не горюй, Нилушка, рано. Повоюем мы лесников...
   - Подкаменский воевода в прошлом году тако же мыслил, - хмуро заметила та. На что полусотник только головой покачал.
   - Дурной он, воевода-то, молодой да резвый. Хотел удаль свою боярскую показать, да полез в пасть к медведю, рогатины не изготовив, - произнёс Стоян Смеянович всё с той же улыбкой. - На том и погорел. Но то в лесу самы-охотники сильны, а под стенами острога лесникам раздолья не будет. Зря мы, что ли, вокруг крепостицы весь лес на два перестрела извели, матушка? Не-ет, шалишь! Подойдут они к Усть-Бийску или тому же Хвалын-городку, так все у стен и лягут. Так что, не переживай, Нилушка, справимся мы с этой напастью. Не впервой.
   - А кайсаки? - вздохнула та.
   - А что, кайсаки? - пожал плечами полусотник. - Ежели и пойдут они в сговоре с самами, так и им здесь поживы не будет. Нешто конникам степным сподручнее крепости воевать, чем лесным находникам? Пустое, Неонила. Конь на камень не полезет, а леснику в стерне не скрыться. А с боевых галерей, что кайсака, что сама, стрельцам из ружей куда как способно бить будет. Сдюжим, милая. Не переживай.
   - Ты вой, муж мой, я тебе верю, - после недолгой паузы, произнесла супруга полусотника и, поднявшись из-за стола, павой поплыла прочь из трапезной. А следом за ней, слиняла и Света. Из солидарности, или просто наелась... чёрт её знает.
   - Вот-вот! И бабам нашим о том же скажи, - пробурчал в спину уходящей жене Стоян, на что Неонила кивнула на ходу, мол услышала, да и скрылась за дверью под ручку с моей подругой. Проводив взглядом жену, полусотник одним глотком осушил серебряный кубок с холодным взваром и, недовольно цокнув, пробормотал: - одной бедой меньше. Уж Неонила жёнок от бурленья удержит... Дело за нами.
   - А что есть повод для беспокойства? - осведомился я.
   - Находники всегда повод для беспокойства, - скривился Стоян. - Острог им, конечно, взять не под силу. Но какое-то количество людишек побьют. Хутора да погосты пожгут, а самое главное, всю торговлю здешнюю порушат и сообщение меж крепостями перекроют. А от того большой убыток не только воеводству, но и казне. И кого государь виноватить будет? Острожников, вестимо. Не уберегли, не отстояли, службу не справили! А такой укор от государя уже совсем худым делом обернуться может.
   На совещание с десятниками я не остался, да меня и не звали. Вместо этого, я отправился вновь тиранить характерника. А там мы с Мирославом заговорились настолько, что вышли из длинного дома лишь на закате, аккурат к тому моменту, когда Стоян Смеянович закончил свой совет с десятниками, и оглашал принятое ими решение перед собравшейся на его дворе толпой обитателей острога.
   Казалось бы, ну решили стрельцы ставить в крепости временные убежища для окрестных жителей. Так ночь на дворе, чего суетиться? Ан нет. Часть острожников, несмотря на темноту, отправилась ладить те самые навесы да сараи для гостей, а десяток стрельцов уже через полчаса стоял у ворот крепости, в ожидании, когда для них поднимут решётку и выпустят гонцов по ближайшим хуторам да погостам, с вестью для их обитателей о непременном и скором сборе в остроге.
   Ночь-полночь, а крепость на берегу Бия всё никак не хотела засыпать. Слышался стук топоров и визг пил, плясали огненные отблески по стёклам домовых окон, да метались тени от раздуваемого речным ветром пламени факелов. Острог гудел.
   А к утру, к его стенам начали подтягиваться окрестные жители. Да не пешком, по одному, с котомками в руках, а на телегах, заваленных скарбом, да семьями в полном составе. Впрочем, нет... среди прибывавших гостей я вообще не видел стариков! Старые женщины, нет-нет, да цепляли взгляд, а вот их мужей не видал. Совсем.
   - Да их у нас и нет почти, - пожал плечами в ответ на мой вопрос полусотник, устало развалившийся в кресле за столом, и чуть не клевавший носом в опустевшую тарелку. Его можно понять. Стоян с ночи был на ногах, контролировал работу плотников, принимал доклады гонцов и разведчиков, а вот теперь, после сытного обеда, приготовленного руками жены, полусотника разморило. Тем не менее, он всё же нашёл силы, чтобы развернуть свой ответ. - Остроги-то бийские, почитай, все новые, и полусотни лет не каждому наберётся. Что уж тут про хутора да заимки говорить? Основавшие иные селения, мужики только-только семьями обзавелись, да детей тетешкать начали. Откуда ж тут старикам-то взяться? Ну... а те что есть, часто не желают в остроге хорониться. Дескать, хозяйство присмотра требует, а в крепости от них никакой пользы, только рты лишние, что во время осады совсем негоже.
   - А если самы на них наскочат?
   - Пару болтов из самострела пустят, ежели хоть одного татя положат, уже благо, - со вздохом отозвался полусотник. - Говорят, так и помирать легче.
   Жестоко? Да. Но... видел я здесь в остроге, ещё по прибытии, пару дедушек. Один на деревянной ноге ковылял, а у другого лицо будто тигры драли. И оба они тренировали стрельцов на огороде. Первый огненному бою молодняк учил, а второй размахивал деревянной саблей так, что ученики словно кегли от него разлетались. Если и те старики, что на своих хуторах остались, такие же, то ничего удивительного в их решении остаться в родном доме и дать последний бой врагу, нет и быть не может.
   Если ночью острог напоминал разворошённый улей, то сейчас, здесь и вовсе было вавилонское столпотворение! Мужские голоса сплетались с женскими, крики ребятни перемежались с мычанием и блеяньем скотины, кудахтаньем птиц и всё вместе это порождало такую какофонию, что на площадь перед длинным домом лучше было вообще не выходить. Оглохнуть можно.
   Народ прибывал в крепость весь день и всю ночь. Я, честно говоря, думал, что расселение такого количества людей в маленькой крепости должно неизбежно привести к скандалам и неразберихе, но ошибся. Подчинённые Стояна дело своё знали туго, и свары прибывающих "гостей" гасили влёт. А уж как растаскивали хуторян да селян по построенным для них на скорую руку обиталищам, любо-дорого посмотреть. Скотину, с которой прибывшие не желали расставаться, из боязни лишиться её навсегда, опытные помощники полусотника тут же метили специальными клеймами, и выдавали хозяевам бирки с аналогичными метками, после чего, не слушая ругани и причитаний владельцев, расталкивали их хрюкающую, мычащую, квохчущую и блеющую собственность по стойлам, загонам и птичникам. А шибко резвым, не желающим расставаться с имуществом, тут же отвешивали зуботычину, после которой недовольных уводил патруль... в длинный дом. А уж там, задолбавшийся Мирослав, объяснял непонимающим политику партии и правительства. Спорить с характерником хуторяне не рисковали, и, выходя из его обители, вели себя куда спокойнее. Всё же, авторитет у хранителей памятных камней был на высоте. Чем и воспользовался ушлый полусотник, скинувший на Мирослава объяснения с самыми горластыми из "гостей".
   Ввиду творящегося вокруг бедлама, требовавшего от хозяина острога постоянного внимания и контроля, мы со Светой оказались не у дел. Неонила тоже нашла себе заботу. Она "строила" жён прибывших селян. Те, оказавшись вне родного дома, и лишившись необходимости вести хозяйство, поначалу неприкаянными тенями метались по острогу, а чуть пообвыкшись, начали выяснять отношения между собой, вовлекая в это действо и родню. Естественно, Стояну такой поворот событий по душе не пришёлся. Он разобрал одну жалобу гостей, другую... третью... А после не выдержал, рявкнул на очередных жалобщиков и, велев собрать весь новоприбывший женский коллектив перед длинным домом, вывел к ним супругу.
   - Видишь, лада моя, этих баб? - громко, так чтобы слышали все присутствующие, спросил он. Неонила не подвела.
   - Вижу, муж мой, - кивнула она, обводя взглядом стушевавшихся от вида роскошно одетой женщины "гостий" острога.
   - Так вот, Нилушка, как я беру под своё начало их мужей, братьев и отцов, так и тебе следует взять сих квочек в свои руки, да назначить каждой урок. Дабы не достало у них времени на склоки, дрязги и драки. Пусть смотрят за детьми и скотиной. Ткут, готовят, хоть бесов в ступе толкут! Но чтоб всё было тихо и ладно, как в нашем доме, - произнёс полусотник в полной тишине.
   - А ежели кто из них решит артачиться или урок мной назначенный не исполнит? А паче и вовсе от дела лытать начнёт? - вроде как исподволь поинтересовалась Неонила, и Стоян зло ощерился.
   - Выдашь мне на правёж, - рыкнул он. - Раз уж мужья вбить ум им неспособны, я сам о том позабочусь, но потом пусть не плачут о слезшей с жопы коже!
   Этот спектакль двух провинциальных актёров, толпа "гостей" встретила гробовой тишиной. Поверили. И расползались с "представления" под огромным, я бы даже сказал, сильнейшим впечатлением.
   Смех смехом, но с того момента как Неонила взяла в свои руки управление бабским войском, гвалта и шума в остроге значительно поубавилось, и положение в городке наконец перестало напоминать пожар в борделе во время наводнения. Хуторянки и селянки были разбиты супругой хозяина острога на десятки, по очереди занимающиеся присмотром за детьми, готовкой на весь гостящий в крепостице табор, и уходом за скотиной. Кроме того, Неонила привлекла молодых девчонок из прибывших семей к работе в травной избе, и тоже в определённой очередности. Кто-то помогал травникам формировать лекарственные сборы, кто-то ухаживал за растущими в огороде травами, а кто-то постигал науку врачевания. Дело нашлось всем.
   Полусотник тоже не оставил мужиков без забот. В остроге кипела стройка, на которой любые руки, даже самые кривые, оказались в цене. Не можешь сруб сложить, будешь брёвна таскать, не способен комель удержать, будешь тачку с землёй толкать... и так далее. Честно говоря, хоть Стоян Смеянович и не говорил ни слова, и ни к чему нас со Светой не принуждал, но в этой вот атмосфере всеобщей занятости на благо одного отдельно взятого острога, я сам не удержался и тоже нашёл себе занятие.
   Мальчишки в возрасте тринадцати-пятнадцати лет из селян и хуторян, как-то незаметно оказались не у дел. Нет, в строительных артелях их приняли бы без проблем, но больше чем на "принеси-подай-пшёл вон-не мешайся", ребяткам рассчитывать не приходилось. Да и силёнки у них, признаться, ещё не те. Не угнаться мальчишкам за старшими. К тому же хотелось им военного дела, а не подвизаться на стройке, получая оплеухи за слабость и нерасторопность! Вот и висли недоросли в любую свободную минутку на перекладинах ограды воинского огорода, подсматривая как тренируются стрельцы и новики. Подсматривая и завидуя.
   Там, собственно говоря, я и нашёл себе занятие. В прямом смысле слова наткнулся на него. Шёл уже привычным маршрутом к Мирославу и, проходя мимо воинского огорода, буквально, споткнулся о выкатившееся в распахнутую калитку, тело. Оно, тело, в смысле, вскочило на ноги, утёрло рукавом домотканной рубахи кровянку из-под носа и, поддёрнув широкие порты на завязках, погрозило мелким кулаком в сторону гогочущих за оградой голосов, после чего собралось было припустить бегом, развернулось и... правильно, наткнулось на меня. Отскочив резиновым мячиком в сторону, мальчишка поднял взгляд, но, тут же насупился и, отвернувшись, поплёлся куда-то прочь, ссутулив плечи.
   Я бы, наверное, так и прошёл мимо, забыв этот эпизод уже через несколько минут, если бы из той же калитки, не выскочили двое лоботрясов из стрельцовых детей, принятых в новики, о чём говорил их наряд, почти полностью копирующий одежды отцов, служащих под началом Стояна Хляби, но отличающийся цветом. Уставные кафтаны им не положены, а потому одежда новиков была не серо-зелёного цвета, как положено, а просто серой, некрашеной.
   Выскочившие с воинского огорода, новики покрутили головами, заметили удаляющегося от нас, загребающего босыми ногами пыль, мальчишку, да и притопили следом за ним, с целеустремлённостью бультерьеров. И что-то говорило мне, не для того здоровые лбы гнались за пацаном, чтобы угостить его конфетой. Впрочем, тот, услышав топот бухающих по утоптанной земле сапогов, оглянулся, и, заметив погоню, вдарил по тапкам так, что только пыль за спиной взметнулась. Тоже, очевидно, не верил в добрые намерения догоняющих. Лбы прибавили ходу, а мне... мне стало интересно происходящее, так что прикрывшись пологом невнимания, я тоже перешёл на бег.
   Впрочем, далеко бежать не пришлось. Очевидно, мальчишке изрядно досталось на огороде, потому как довольно быстро он стал сбавлять темп, да ещё и явно стал придерживаться за бок, словно пытаясь унять колотьё. А там и новики его нагнали и толкнули в тёмный проулок меж двух лабазов.
   Не узнать хеканье и буцкающие звуки, донёсшиеся до моего слуха спустя несколько секунд, мог бы только тот, кто никогда не видел уличной драки. Не той, где ухари сходятся с целью силушкой померяться, а той, где пара уродов месит беззащитную жертву, свернувшуюся калачиком на земле.
   Влетев в проулок, я не стал орать или призывать взрослеющих бычков остановиться. Первый, стоявший ко мне спиной получил мощный пенальти в развилку, а пока второй лупал глазами, не понимая, отчего его дружище, только что азартно вбивавший хуторянского щенка в дорожную пыль, вдруг взвыл и рухнул наземь, сворачиваясь в такой же калачик, только покрупнее, я влепил тормозу хороший такой удар по открытым рёбрам. А нехрен было руками размахивать, глядишь и не схлопотал бы "плёточку".
   Хрустнуло, грюкнуло и проулок огласил второй крик, куда громче первого. Настолько, что пришлось вырубать эту сирену, пока зрители не набежали. А тут ещё и мой полог слез. Ну не предназначен этот приём для таких активных действий. Развеялся.
   Осмотрев мальчишку, я вздохнул и, аккуратно подняв на руки его бессознательное тело, направился к травной избе, где сегодня, как раз, должна была практиковать Света. Да, моя подруга тоже не удержалась и присоединилась к общей движухе в остроге. Благо, Неонила с благосклонностью отнеслась к желанию своей личной гостьи помогать в лечении защитников острога. Как нынешних, так и будущих.
   Вот за лечением бедолаги, мы и познакомились. Тот не стал ничего умалчивать, и на мой вопрос о причинах столкновения со стрельцовыми детьми, тринадцатилетний мальчишка поведал историю о том, как двое новиков воспользовались его наивностью и пригласили на воинский огород для учёбы. Вот только не сказали, что учиться лупить они собираются не его, а на нём. Иными словами, решили ребятишки использовать мелкого хуторянина как "болвана". А когда тот понял во что влип, и огрызнулся... ну, итог я видел.
   Мальчишку по имени Радим, Света поставила на ноги быстро. Пара ментальных конструктов незаметно превратили треснувшие рёбра в ушибы, а мазь из наших домашних запасов обещала и их свести на нет дня за три. Так что, уже через полчаса после лечения, я проводил Радима к навесу, где гостевали его родичи, и застав там немаленькую компанию таких же мальчишек... завис. Впрочем, ненадолго.
   Тряхнув головой, я кивком попрощался с Радимом и, развернувшись, быстрым шагом направился к дому полусотника. Появилась у меня идея, но без разрешения здешнего главнокомандующего, воплощать я её не стал бы. Шёл, честно говоря, на удачу, поскольку осознавал, что шансов застать Стояна Хлябю дома, в разгар дня, очень и очень мало. С момента получения послания о появлении находников-самов на нашей стороне Бия, у полусотника появилась куча дел, требовавшая его присутствия чуть ли не в десятке мест разом. Так что, гарантированно застать хозяина острога дома, можно было только после заката, на позднем ужине, к которому тот обязательно добирался до дома, не желая расстраивать свою жену. И так уже четыре дня подряд.
   К счастью, в этот раз мне повезло. С полусотником мы столкнулись практически на пороге его дома. Понятное дело, Стоян опять куда-то спешил, но пусть на ходу, меня он всё же выслушал. И, что удивительно, даже не стал сходу отмахиваться от предложенной идеи.
   - Это ж недоросли, Ерофей! - воскликнул он, останавливаясь в проёме распахнутых ворот. - Да какое там! Дети!
   - Не дети, Стоян Смеянович, - покачал я головой. - Подростки. Силёнок у них мало, то правда, зато дури хоть отбавляй. И розги уже не помогают. А значит, след направить ту дурь в верное русло да приспособить к делу, пока они сами его себе не нашли, нам на голову.
   - Кхм, слышал от Неонилы, разброд между нашими и хуторянскими детьми, до кулачков дело доходит, - задумчиво произнёс полусотник. - А то не дело, тем более, накануне такой беды... Что предлагаешь, купец?
   Ну, я и предложил. И имел возможность наблюдать совершенно ошалевшую физиономию собеседника.
   - Ерофей, если у тебя это получится, я сам перед кругом острожников за тебя голос подниму, - неожиданно хрипло произнёс полусотник. Ну, мне-то до этого таинственного круга дела нет, но разрешение... разрешение греет душу. Осталось только договориться о кое-каких мелочах с поставщиком. Возможным. А вот это уже совсем другое дело. Он ведь может не только поставлять, он и посылать умеет. Далеко.
  

* * *

   - Шо? Опять?! - совершенно дикое восклицание заставило присутствовавших в зале оглянуться на нарушившего тишину приёмной гостя. Но его сиятельство, светлейший князь Старицкий-Зееландский не обратил на вперившиеся в него взгляды ни малейшего внимания. Всё оно было отдано лежащему в его ладони клочку бумаги, на который Виталий Родионович взирал с непомерным изумлением и ещё более огромным возмущением. - Нет, ну это уже форменная наглость! Ну ладно, экипировка, в неизведанных местах без хорошего снаряжения делать нечего. Понимаю. Ладно, оружие. Замена негодных средств защиты в той же ситуации логична и жизненно необходима. Но зачем, скажите на милость, зачем ему понадобилось ещё тридцать два арбалета?! Солить он их собрался, что ли?
   - Ваше сиятельство? - вежливый голос секретаря заставил князя опомниться. Он скомкал послание в руке и, вежливо улыбнувшись адъютанту, занялся дыхательной гимнастикой. Входить на доклад к государю, будучи в таком раздрае, Старицкий не собирался.
  

Глава 9. Кто ходит утром по лесам... тарам-парам-парам-пам-пам

   Честно говоря, отсылая записку князю через профессора Граца, я рассчитывал на меньшее. Да какое "рассчитывал"?! Я и просил меньшего! Ну как бы я объяснил тому же полусотнику, появление из ниоткуда трёх десятков арбалетов, а? Потому и просил в своём послании поспособствовать лишь пересылке "якорной" части заговорённых Яговичами механизмов... но, то ли Всеслав Мекленович на радостях перестарался, то ли сам князь решил не искать сложностей, но к утру следующего дня после нашего разговора со Стояном, порядком умаявшийся котяра притащил последний из трёх с лишним десятков арбалетов в нашу со Светой опочивальню. И вот как теперь оправдываться перед хозяевами дома?!
   Пришлось думать как выкручиваться, а после, вместо завтрака, возиться с присланными "подарками". Благо, неполная разборка столь технологичных устройств оказалаясь делом довольно простым и недолгим. Но это если взять один самострел... а их тут было ровно тридцать две штуки. Тем не менее, к обеду я управился с задачей, и после трапезы в компании подруги и хозяйки дома, потащил снятые с арбалетов тетивы и плечи с эксцентриками, в местную кузню. Оставшиеся же части, двухвостый утащил обратно в Хольмград, предварительно стребовав с меня обещание приготовить ему котелок ухи из лично мною же пойманной рыбы.
   Оповещённый о моём визите заранее гонцом от полусотника, кузнец принял меня довольно радушно. А увидев, что именно я приволок ему в качестве "гостинца", и вовсе воспылал энтузиазмом. И это притом, что ввиду возможной осады острога, дел у местного повелителя молота и горна было ой как немало.
   Объяснения мои по поводу принесённых изделий, как прихваченных из дома образцов для торговли, кузнец пропустил мимо ушей, зато сами арбалетные плечи, выполненные из качественного да ещё и заговорённого металла, только что не обнюхал. И поначалу было попытался убедить меня в том, что "сии изделия для стрельбы никак негодны", но когда я всадил из притащенного с собою арбалета, болт в обхватное бревно кузнецова дома... вот тогда-то энтузиазм и попёр. Сумевший выдрать ушедший в дерево на две трети длины болт, лишь при помощи щипцов и двух молотобойцев, кузнец буквально завалил меня вопросами о сплаве, из которого слажены плечи арбалета, и был весьма сконфужен, когда я объяснил ему, что самое сложное в этом устройстве, вовсе не металл, а руноставы, позволяющие легко натягивать тетиву самострела и гарантирующие, что та не лопнет от перенапряжения.
   Вот тут, слегка расстроенный объяснениями, кузнец явно воспрял духом, и принялся вроде как незаметно для меня, присматриваться к украшающим плечи и тетивы рунам. Пришлось объяснить "хитрецу", что дело это пустое, и без знания соответствующих наговоров, копировать начертанные на металле плеч и эксцентриков, а также вплетённых в тетивы бусинах руны, попросту бесполезно. Приглядываться к мелким надписям кузнец вроде бы перестал, но судя по эмоциям, не слишком-то мне поверил. Да и чёрт бы с ним. Захочет повторить, и пусть. Мне до того дела нет. Зачем объяснял? Так, какой же из меня купец, если я подобные "хитрости" замечать не стану? Замечать и пресекать. Вот то-то и оно.
   Как бы то ни было, уже к вечеру, кузнец Нискиня продемонстрировал нам с полусотником пару изготовленных им самострелов. Простые деревянные ложа с довольно частой металлической обивкой для крепости, защёлка-орех, и металлические же полосы направляющих. Тяжеловатая "игрушка" получилась. Но... мальцам с ним по лесам не бегать, а для стрельбы со стен и так сгодиться.
   Естественно, ни о какой реечной системы натяжения, как в имеющихся у нас со Светой оригинальных образцах, здесь и речи не шло. Выделанный Нискиней самострел обошёлся обычным стременем и крюком для пояса стрелка. Правда, с заряжанием Стоян Смеянович поначалу лопухнулся. И видел же запредельную толщину арбалетных плеч, а не подумал, что без хитростей в этом деле не обошлось. Или, может, решил, что всё дело в колёсиках-эксцентриках, для здешних самострелов деталях совершенно нехарактерных, ввиду их абсолютной неизвестности. В общем, не получилось у полусотника зарядить поданный кузнецом арбалет. Поначалу не получилось. Но прежде чем разозлённый неудачей Стоян обрушился с критикой на Нискиню, банально не успевшего объяснить тому все тонкости работы с новым самострелом, я всё же умудрился вставить пару слов. Притормозил полусотника, объяснил принцип работы и... получил в ответ разочарованный взгляд хозяина острога.
   - Нешто ты думаешь, среди недорослей хуторянских отыщется довольно людишек способных к силе светлых? - протянул Стоян. - Таковых, чтоб ты знал, характерники изыскивают по всем городам и весям, да к учёбе приставляют. А уж после их мелкого сита, поверь, Ерофей, найти одарённого мальчишку али девку, всё равно что луну из озера выудить.
   - Понимаю и не надеюсь, - пожал я плечами, тут же догадавшись, к чему клонит мой собеседник. - Но глянь, Стоян Смеянович на кузнеца своего. Разве он из характерников?
   - Ха! - полусоник фыркнул, а я кивнул Нискине. Тот облизал губы, нервно дёрнулся, но потянулся к слаженному им арбалету. Упёр ногу в стремя, ухватился за тетиву ладонями и... мигом натянул её до характерного щелчка замка-ореха. Полусотник нахмурился, окинул взглядом бледного кузнеца и повернулся ко мне. - В чём секрет?
   - В воле, Стоян Смеянович, - улыбнулся я. - Нужно всего лишь пожелать натянуть тетиву, да обратить то желание мысленным приказом ей же. Попробуешь ещё раз?
   - А тож! - кивнул полусотник, подхватывая со стола второй из принесённых Нискиней самострелов. Шурх-клац. И вот уже в руках у хозяина острога натянутый арбалет. Вложи болт, прицелься и бей. - И верно. Хм, а не легковат ли самострел? Он хоть дублет кожаный пробьёт?
   Вот и сомнения пошли.
   - Пробьёт и зерцальник кованный, - прогудел молчавший до того кузнец. - По крайней мере, сковороду из свиного железа, что я жёнке своей в том году купил, расколол с единого выстрела, да та стрела ещё и в деревянную стену за сковородой на треть длины вошла. Добрый самострел вышел, Стоян Смеянович. Ты не сомневайся.
   - А ну... Ряжен! - покрутив головой, полусотник окликнул своего дворового. - Сбегай-ка на поварню, да притащи... Хотя, стой. Бабы взвоют, ежели я им сковородки попорчу. Ты, вот что, пойди в верхнюю светлицу, да возьми со стены кирасу немецкую. И тащи её сюда. Ну, что встал? Бегом!
   Кираса проиграла бой арбалету, как и сковорода Нискини-испытателя, отчего полусотник довольно крякнул и... судя по взгляду, брошенному им на тяжёлый из-за обилия железа самострел, начал прикидывать, как бы ему лишить мелких защитников Усть-Бийского острога сего оружия, передав его своим стрельцам. Но сдержался, Стоян Смеянович, сдержался. Стрельцы-то, считай, все обеспечены огнебоем, и от замены их ружей на арбалеты, большого выигрыша ожидать не приходится. А вот три десятка дополнительных стрелков на стенах острога, могут оказаться совсем не лишними. Кто его знает, как дело обернётся, верно?
   Метания полусотника прервало появление в воротах его дома очередного гонца. Спешившийся гонец вошёл во двор, ведя тяжело поводящего боками коня под уздцы. Увидев нашу компанию, устроившуюся у высокого крыльца, стрелец решительно направился в нашу сторону, по пути сдав поводья своего уставшего скакуна подскочившему Ряжену.
   Оказавшись в трёх шагах от полусотника, гонец снял шапку и, отвесив довольно низкий поклон, молча протянул Стояну Смеяновичу кожаный тубус, запечатанный внушительной блямбой сургуча с оттиском какой-то печати на ней.
   - От Дружина? - удивился полусотник, разглядев выдавленный на коричневом сургуче рисунок. - Ну-ка, глянем, что там пишет мой старый друг...
   Полусотник Кутобийского острога, как оказалось, писал то же, что и ближайшие соседи нашей крепости, Поклест с Миряном. Обновлённые характерником Кут-Бия, чуры подали тому сигнал о шастающих в округе чужаках, и теперь полусотник Дружин по прозвищу Камча оповещал о том своего старого товарища.
   - Широко размахнулись самы, - покачал головой Буривой Рудый, когда Стоян Смеянович озвучил эту новость на очередном сборе своих десятников.
   - Или вид делают, чтобы нас настороже держать, - буркнул Любим Ус. - Гадай вот теперь, к какому из полуденных острогов они подступятся!
   - Может и так, может и эдак, - задумчиво протянул полусотник и обратил своё внимание на двух младших десятников. - Ну, а вы, голуби мои, что скажете?
   Анфим с Лихобором обменялись взглядами, после чего Клёст откинулся на высокую спинку стула, уступая приятелю слово, а Лис наоборот подался вперёд.
   - Надо розыск учинить, Стоян Смеянович, - произнёс Лихобор, глядя в глаза полусотнику. - Сидеть, затворившись в остроге, можно сколь угодно долго, таясь от теней самских, но битву тем не выиграть.
   - Розыск... - протянул Стоян. - Для того люди потребны, а у меня под началом всего пять неполных десятков, да вон... - последовал кивок в мою сторону, - Три десятка недорослей с самострелами, под командой купцова сына. И кого ж прикажешь в лес на розыски послать?
   - Да хоть трёх-четырёх стрельцов из моего десятка! - воскликнул Лис, ничуть не смущённый скептичным настроем начальства.
   - А они у тебя, столь лихие, что смогут в лесу самов-охотников перещеголять, а? - подал голос Любим Ус.
   - Найдутся и такие, - набычился "младший" десятник. - Я, чай, и сам сызмальства по лесам ходил, охот... сбором ягоды промышлял. Уж как зверя обойти, чтоб внимания его не привлечь, знаю. А самы, не звери, того чутья не имеют.
   - Угу-угу... - покивал Любим и фыркнул. - Много вас таких "промышляльщиков" было. Всё мнилось, что уж они-то самые ловки да хитрые, любого здешнего лесовика вокруг пальца обведут. А знаешь, где все те ухари ныне? В нетях. Сгинули, обмишулившись.
   К концу речи, Усатый только что не рычал, да и сидящий за столом напротив него, Лихобор побагровел и сверкал глазами так, что казалось, ещё слово услышит и в драку полезет.
   - Хватит, Любим, - резкий оклик полусотника заставил раздухарившегося десятника отпрянуть и умолкнуть. Стоян обвёл взглядом насупившихся подчинённых. - Отправить на поиски самского лагеря людей, идея неплохая. Да, затея это опасная, не спорю. Но нужная. Дружин, кстати, отписал, что о том же помышляет. Да и Поклест с Миряном о том же сообщали...
   - Извини, что перебиваю, Стоян Смеянович, - вклинился я, едва полусотник сделал небольшую паузу, чтобы глотнуть холодного ягодного взвара. - А нельзя ли мне в том поиске поучаствовать?
   Честно говоря, за столом совета десятников я оказался почти случайно. Представлял подчинённым Стояна Хляби арбалет, сделанный кузнецом Усть-Бийска, да после того меня как-то позабыли выгнать.
   - Ерофей... - полусотник взглянул удивлённо. - Тебе-то оно зачем?
   - Так, вы говорите, что самы в лесу как дома, и для стрельцов, да ещё и учиняющих такой розыск малым числом, он чересчур опасен. А я... скажем так, по лесу хожу не хуже местных. Следы читаю, да и от чужих глаз скрываться умею.
   Моё спонтанное предложение, кажется, вогнало присутствующих в лёгкий ступор. Но ненадолго. Уже через несколько секунд закряхтел Буривой, а за ним скривил губы в недоверчивой ухмылке Любим. Но если первый из "старших" десятников промолчал, то Усатый не сдержался.
   - Юнец безусый, ты... - закончить фразу Любим не успел. Грохнул по столу кулак полусотника.
   - Не сметь. Мой дом, мой гость, - прошипел Стоян, уставившись побелевшими от гнева зенками в глаза десятника. И тот сдал назад.
   - Прости, Стоян Смеянович, не сдержался, - повинился он равнодушным тоном. Впрочем, хозяина дома и острога и такое извинение устроило. Он кивнул и перевёл взгляд на меня.
   - Не держи зла на моего десятника, Ерофей, - проговорил он. - Любим тебя в бою не видал, а посему сомнения его понятны. Но... как я и сказал, ты мой гость. Не стрелец острожный, не словен даже. То, что ты решил встать на защиту стен Усть-Бийска, то понятно. За спиной у тебя невеста, кою защищать здесь будет сподручнее, чем в пути от татей самских таиться. Но какой прок тебе в участии в розыске? Зачем лишний риск?
   - Не вижу здесь никакого риска, - я мотнул головой. - Зато польза от разведки очевидна. Повторю, господин полусотник. От местных лесовиков-самов мне укрыться, что тебе кубок мёда опростать. У тебя же, каждый стрелец на счету, а рисковать потерей воинов ещё до начала битвы, когда их и так немного, дело пустое. Вот и предлагаю помощь в том, в чём действительно смыслю.
   - Не верю, - подал голос Буривой. - В умения твои, Ерофей сын Хабаров, уж извини, не верю. Самы в сих лесах родились и выросли, охотники прирождённые. Да и, как говорят, свой покон в лесном житье им помогает. Ты же, купцов сын, к городам да весям привыкший. Где тебе было лесному мастерству учиться? У кого и зачем?
   - Так ведь, не в бирюльки играем, и не в "верю-не верю", - пожал я плечами в ответ. - Сомневаешься - проверь.
   - А и проверю, - хитро прищурился Рудый и повернулся к полусотнику. - Как, Стоян Смеянович, разрешишь устроить твоему гостю эк-за-ме-на-цию?
   - И кто ж его "экзаменовать" будет? - задумчиво глядя на своего десятника, протянул Хлябя.
   - А вон, Лихобор рёк, будто сызмальства к лесу приучен, ягодным сбором занимался, - кивнул в сторону десятника Рудый и вся компания, исключая меня да Лихобора, понимающе заухмылялась. - Да и в моём десятке пара бывших охотничков сыщется. Вот пусть они и проверят, так ли хорош твой гость, как вещает. А?
   - Хм... - полусотник потеребил короткий мочку уха, вздохнул и... махнул рукой. - Ай, да и светлые с вами. Любим, тебе выбрать место для испытания. Лихобор, тебе Буривой своих стрельцов даст, обговорите с ними как поиск завтра утром вести станете. Ну а ты, Ерофей... сам просил, сам и действуй. Учти, искать тебя будут трое воев, с рассвета и до полудня. Не найдут, твоя взяла, отыщут, не взыщи. Хоть ты и гость, но веры более твоей похвальбе не будет.
   - Понимаю, - кивнул я в ответ.
   - Добре, - отозвался чем-то довольный Любим и, чуть помедлив, словно задумавшись, мотнул головой. - Над местом для розыска долго гадать не стану. От Ладова селища и Медвежьей балки до острожьего предполья лес не хуже прочих. Где хоженый, где буреломный, да и стрельцам знакомый. Для испытания в самый раз, что скажете, десятники?
   Судя по согласному гудению, присутствующих этот "полигон" устроил. Мне же... да пофиг, честно говоря. Единственное, что хотелось бы знать...
   - И где это место находится? - поинтересовался я.
   - К закату от острога, на три версты, до Большого ручья, - отозвался довольный Любим. - Оттуда на версту к полудню, по его течению, будет Медвежья балка, а к полуночи, на ту же версту - Ладово селище, что на берегу Вихорки стоит.
   - Вихорка, это речка, что под острогом в Бий впадает, - объяснил полусотник. Вот и ладно. Границы района поиска определены достаточно внятно, а большего мне и не нужно.
   - Что ж, спасибо честной компании, пойду собираться, - поднявшись из-за стола, я отвесил десятникам и хозяину острога вежливый поклон и, пока те не опомнились, слинял из трапезной.
   Сборы много времени не заняли. Более того, до заката я успел ещё и собранных в отряд недорослей потренировать. До обращения с арбалетами мы, правда, пока не дошли, зато команды командиров они не только слышать стали, но и исполнять, практически не задумываясь. Да, быстро. Да, не обошлось дело без давления через ментал. Зато какова эффективность! Конечно, поначалу не обошлось без извечных мальчишечьих игр в выстраивание иерархии, но после пары показательных валяний на песке слишком уж много возомнивших о себе пацанов, с чего-то решивших, что могут спорить с командиром в силу своего превосходства в росте и комплекции, всякие попытки бунта, "детского и беспощадного" в своём идиотизме, сошли на нет. Так что, к закату, все три десятка недорослей шуршали по воинскому огороду, соревнуясь на скорость в выполнении команд, и не жужжали.
   А вечером, после ужина, меня ждал разбор полётов со Светой. Дошли до барышни новости о завтрашнем испытании, и, как выяснилось, не только о нём.
   - Тебе-то откуда это стало известно? - вздохнул я, услышав её претензии по поводу моей идеи одиночного выхода в поиск.
   - Стоян жене рассказывал, а та уже меня расспрашивать взялась, по поводу твоих умений, - честно призналась Света, старательно уворачиваясь от моих обнимашек. А когда я её всё же подловил, то получил по рукам. Не больно, но... показательно. Барышня изволят дуться. - Зачем, Ерофей?
   - Ох, Светик... - я поднялся с ларя, стоявшего под окном, и, потянувшись, вздохнул. - Сама подумай. Сколько в остроге стрельцов?
   - Больше пятидесяти, - уверенно ответила она. - А ещё новики, и ушедшие под защиту острога семьи готовы выставить бойцов на стены.
   - Именно, что на стены, - кивнул я. - Да ещё три десятка моих недорослей забыла. Они тоже на стенах встанут, если острог будет взят в осаду. Количество самов, идущих в наход, нам неизвестно. Зато о кайсаках Стоян уверенно говорил, меньше чем сотнями они в набеги не ходят. Сомневаюсь, что лесовики выставят меньше воинов, чем степняки. А это уже четыре сотни, минимум. При таком соотношении, отбиться острог, наверное, сможет. Вот только каждый человек, способный держать оружие, здесь будет на счету.
   - И ты! - ткнула меня пальцем в грудь раздражённая подруга.
   - И я, - кивнул согласно. - Но! Разведка для местных, это гарантированные потери. Заломают стрельцов лесовики, те и пикнуть не успеют. Помнишь бой на Биянке? Много бойцы Стояна выцелили? А если бы там не было нас с тобой?
   - Полусотник бы из похода не вернулся, - нехотя согласилась Света.
   - Именно, - я вновь кивнул. - Я же, со всеми своими пологами, могу пройти по лесу так, что меня просто никто не увидит, не услышит и не почует. Иллюзии, да вкупе с уроками Переплутова волхва, это, знаешь ли, такой себе гремучий коктейль. Помнишь, как нашу полянку защитили? Ведь ни один сам на неё так и не зашёл, а следы вокруг были... закружил их морок волхвовского полога, не пустил и отвернул в сторону.
   - Да понимаю я, - надулась Света. - Но неужели нельзя обойтись без этого, вообще? Ну, есть же у острожников эти их чуры, или как там?
   - Чуры, как я понял из рассказа Мирослава, это всего лишь сигнализация, - отозвался я. - Причём, крайне примитивная. Обозначить место, где прошёл чужак, чур может. Но это всё, на что он способен. А этого, сама понимаешь, для толковой разведки совершенно недостаточно. К тому же... кто тебе сказал, что я собираюсь самостоятельно мотаться по здешним буеракам, выискивая возможную стоянку самов? А Котяра на что?
   - Мр-ря! - возникший на подушке, двухвостый гордо вскинул косматую голову, и прищурил изжёлта-зелёные зенки. Да ещё и поделился образом того, как огромная серо-чёрная тень мечется среди деревьев, гоняясь за мелкими, чересчур мелкими человечками. Ну да, самомнение у Баюна, конечно... О! Точно! Баюн и есть!
   - Фу, котик! Они же немытые! - деланно недовольно поморщилась Света, Двухвостый тут же оборвал поток мысленной похвальбы и... подняв уши торчком, выжидающе взглянул на меня. Мол, колись, почему Баюн, зачем Баюн, и вообще...
   Рассказал, конечно. Точнее, показал... как мог. Но, вроде бы двухвостому объяснение понравилось. По крайней мере, по окончании "рассказа", довольством плеснул котяра явственно. Эдак с горделивостью, я бы сказал. Умнеет зверюга, не по дням, а по часам, да.
   Вылазку на испытание, как и договорились с десятниками, устроили на рассвете. Выходили вчетвером, я, двое стрельцов из десятка Любима, да Лис-Лихобор. Оказавшись на опушке леса, что начинался примерно в трёхстах метрах от стен острога, "младший" десятник остановил отданных под его начало следопытов и повернулся ко мне.
   - Ну что ж, купец, - усмехнулся он. - Начнём, пожалуй? Лес перед тобой, иди, прячься. Через тысячу ударов сердца мы встанем на след.
   - Удачи, вои, - кивнул я, пропуская мимо ушей явную насмешку в голосе Лихобора. Как говорится, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
   Окинув взглядом расслабленно рассевшихся на траве стрельцов, я махнул рукой и нырнул в довольно густой подлесок. Да, а ведь могли бы и вырубить его, для пущей безопасности. Впрочем, не моё дело.
   Уходить далеко от острожного предполья я не стал. Не в скорости хода же соревнуемся, верно? Шёл неспеша, старательно запутывая следы старым проверенным ещё дедами-партизанами методом. Попетлял немного, а как нашёл приличную прогалину с ручьём, наложил на неё морочащий полог, вроде того, которым прикрывал наш со Светой лагерь у Биянки, и, дополнив его защитой от ветра, принялся за приготовление завтрака. Ну а чего без дела сидеть-то? Тем более, что перед уходом на "испытание" поесть горячего мне не удалось. Печи в доме полусотника ещё не были затоплены, а давиться сухомяткой, не хотелось.
   Понятное дело, что до самого полудня меня так никто и не нашёл. Более того, в окрестностях моей полянки стрельцы вовсе не появлялись, а значит, потеряли след ещё во время моих петляний у кромки леса и никакой морок не понадобился. Ну и бес бы с ними. Испытание пройдено, можно и обратно в острог отправляться.
   Но, как утверждает моя подруга: "Хабаров жить без приключений просто не умеет". И как ни прискорбно, но приходится признать, что Света права. Даже если я не хочу приключений, они меня находят сами. Так вышло и в этот раз. Стоило мне свернуть морочащий полог и сделать несколько шагов по направлению к острогу, как рядом материализовался Баюн, всё утро метавшийся по лесу как угорелы, и настойчиво потянул куда-то вглубь леса. Примерно, по направлению к тому самому Ладовому селищу.
   И ведь не плюнешь на его хотелки! Уж больно нехорошие образы передаёт двухвостый, и среди них мелькают и рожи стрельцов-следопытов... Пришлось прибавить шаг, и нестись следом за котярой. Правда, прикрыться на ходу маскировкой в стиле "меня здесь нет, вам показалось", я не забыл. А потому, вылетев на берег Вихорки к тому самому поселению, что Любим обозначил в качестве опорной точки, ничуть не беспокоился о том, что меня может увидеть кто-то... злой и нехороший. А в том, что злыдни здесь имеют место быть, сомневаться не приходилось.
   От Ладова селища тянуло дымом и гарью, но, что удивительно, "чудесные" ароматы эти, уже на расстоянии пары сотен метров, исчезали, будто их и не было. А дым от пылающих домов, какая-то неизвестная сила свивала в серо-чёрные косы и утягивала словно в трубу под воду бурлящей Вихорки. Зрелище было... странное.
   Тут до моего слуха донёсся звук выстрела, а следом ещё один. И я, опомнившись, вновь помчался следом за двухвостым. Обогнув горящее селище вдоль опушки, мы с котом вылетели прямо на воюющих. Все трое стрельцов скучковались за огромным валуном, почти на самой границе леса, а их противники-самы, в количестве четырёх рож пытались обойти отстреливающихся острожников с флангов, чтобы нашпиговать тех стрелами из луков. И надо заметить, и у тех и у других, дела шли не ахти. В отличие от луков, ружья перезаряжаются довольно долго, но... самы находились на открытом месте, тогда как стрельцы имели укрытие. А потому, стоило кому-то из самов подняться с земли, чтобы сменить позицию или выстрелить из лука, как гремел выстрел и находник вынужден был падать наземь. А лук, не ружьё, лёжа из него не постреляешь. Тем не менее, было абсолютно ясно, что ещё минута-другая, и самы догадаются договориться между собой, после чего стрельцам придётся туго. Уйти в лес под стрелами им вряд ли удастся. Но, кто сказал, что в эту игру нельзя играть больше чем на две стороны?
   Арбалет выскользнул из чехла и сам лёг в руку. Котяра, устроившийся у моих ног, что-то одобрительно муркнул. Фыркнула тетива и, поднявшийся с земли, с луком в руках, находник рухнул как подкошеный. Тяжёлый болт прошил его насквозь, словно игла швейной машинки тонкую ткань, и, плеснув напоследок красным, исчез в зарослях подлеска! Жаль. Чёрта с два я теперь найду его в лесу.
   Второй мой выстрел пришёлся аккурат на момент, когда один из стрельцов шмальнул из своего карамультука. Намеревавшийся устроить спринт, находник получил болт в спину, запутался в ногах и полетел кувырком наземь. На этот раз, болту не удалось пробить цель навылет, хотя расстояние до неё было едва ли больше, чем до первого неудачника. Почему так? Непонятно.
   Я было собрался устроить ещё один проверочный отстрел, но Лихобор успел раньше. Вскочив на валун не без помощи подручных, десятник неожиданно резво прицелился и выпалил в одного из двух оставшихся самов, ни один из которых не успел среагировать на такую дерзкую и, что уж там, действительно неожиданную выходку противника. И ведь попал, акробат!
   До меня донёсся тихий стон, но тут же оборвался. Готов. А следом... следом раздался истошный вопль единственного уцелевшего в этой стычке находника. Сдаётся, что ли? Тогда, чего так визжит?
   Я пригляделся к тому месту, где исходил диким заполошным криком, выживший разбойник, а тот, отбросив в сторону лук и стрелы, размахивал руками и крутился вокруг собственной оси, будто волчок. Взбесившийся находник удивил не только меня, но и стрельцов. Причём настолько, что они наблюдали за его метаниями, кажется, напрочь позабыв обо всём на свете. В том числе и о том, что рядом могут оказаться неучтённые коллеги сама... да и "неизвестный", что пострелял находников, мог оказаться врагом и для стрельцов. Меня-то, прикрытого мороком, они так и не увидели. Впрочем, я и сам заинтересовался сошедшим с ума самом, потому как заметил мечущуюся вокруг него серо-чёрную хмарь и... только после этого догадался взглянуть себе под ноги. Естественно, Баюна я там не обнаружил.
   Ну да, а как бы я это сделал, если двухвостый, аккурат в этот момент, гонял вокруг находника какие-то блёклые тени. Гонял? Да жрал он их. Причём, с таким удовольствием, которое я, даже здесь, стоя в доброй полусотне метров, чуял так, словно он у меня под боком уписывает очередной котелок осетровой ухи!
  

Глава 10. Ночью все кошки... но некоторые - коты

   Разбирательство с обстоятельствами случившегося надолго не затянулось. Стрельцы действительно оказались неплохими следопытами, и быстро выяснили что и как произошло в Ладовом селище, опустевшем едва ли не на следующий день после того, как гонцы полусотника промчались по окрестным поселениям с предупреждением о находниках. По итогам проведённого Лихобором расследования стало ясно, что пожар в веси у Вихорки устроили те самые четверо самов, которых наша компания положила на опушке леса. Косвенным подтверждением тому, стал и развеявшийся наговор, прятавший дым от пожарища в воде реки. А прекратил он своё действие, когда последний из самов, тот что исходил пеной и воем, пока Баюн лишал его странной защиты, рухнул наземь. Рухнул и умер... ещё до того, как мы подошли к нему вплотную. Именно тогда, уходивший под воду, дым взвился над горящим селищем, и до нас докатилась волна жара от пламени объявшего дома и постройки веси.
   Команда из четырёх самов, как выяснили стрельцы, вовсе не была единственной. По следам, оставленным находниками в лесу, подступавшем к Ладову селищу, острожники смогли насчитать не меньше трёх десятков человек, участвовавших в разграблении оставленной жителями веси. А убитая нами четвёрка, судя по всему, была оставлена ими специально для поджога, да вот наткнулась на искавших меня стрельцов.
   - Выжить нас отсюда хотят, - ощерился Лихобор, когда рядовые стрельцы закончили доклад о найденных следах.
   - То понятно, - пробасил один из бойцов, хмуро оглядывая погруженные нами на волокуши тела убитых самов. - После прошлогоднего конфуза, нойны верхнебийских самов потребовали от воеводы убрать остроги с реки. Грозили убить взятых в полон стрельцов, если не исполнит их требований. Воевода обещал, да... кто ж ему позволит-то сделать такое без воли государя? Не исполнил.
   - А на исходе зимы, заловгайские кайсаки, прибывшие на торг вместе с авликольцами, доставили в Подкаменную мешки, полные голов полоняников, - тихо произнёс напарник стрельца, глядя куда-то в сторону. - Воевода, говорят, чуть не повелел кайсацких послов прямо на дворе своём изрубить. Насилу полковник с полуполковниками его утихомирили.
   - А теперь, значит, лесовики решили сами убрать то, что им не по нраву, - понимающе кивнул я. - Тогда, боюсь, расчёты Стояна Смеяновича, о предполагаемом количестве находников, неверны. Тут не о сотнях воинов, думать надо, а о тысячах...
   - Не дай светлые, - мотнул головой Лис и, повернувшись к стрельцам, скомандовал, обрывая разговор: - Хватайте волокушу, и в путь, словене. Время за полдень, заждались нас в остроге.
   После доклада Лихобора полусотнику и остальным десятникам, в остроге поднялась знатная суета. Кузнец, и до того не страдавший от отсутствия заказов, вынужден был принять на работу добрый десяток помощников из пришедших за защитой в крепость, селян, а Буривой Рудый, за счёт тех же мужиков, вдвое увеличил отряд строителей, приводящих в порядок острожные стены. А тут ещё и Мирослав-характерник в огонь масла подлил. Изучив тело последнего из погибших находников, хранитель острожного памятного камня, уверенно заявил, что тот при жизни был явно "осенён тьмою". В результате, если первых трёх самов, не чинясь, похоронили в общей могиле за оградой крепости, то этого самого "осенённого" водрузили на поленницу, сложенную на сходу срубленном плоту, и запалив её с четырёх концов, отправили плавучий костёр вниз по Бию. На фоне всего этого кипеша, полученное мною от Стояна разрешение на разведку прошло и вовсе незамеченным.
   Но прежде чем, отправлять двухвостого на пробежку по окрестностям, я решил хотя бы попытаться выяснить, что или... кого он с таким удовольствием харчил во время нашего последнего столкновения с самами. И ведь выяснил, на свою голову, хоть и не без труда. А всё потому, что я долго не понять большую половину образов, присылаемых мне потусторонником. Те представляли собой какую-то мешанину цветов, звуков и даже запахов. Абсолютно мне незнакомых и непонятных. Какое-то мельтешение цветных лент и кракозябр, перетекавших из одной формы в другую, сопровождавшееся порой совершенно неподдающимся интерпретации наплывами чувств и эмоций, в которых нет-нет да проскакивал то знакомый охотничий азарт, то недовольство и сожаление об упущенной добыче... Мне понадобилось добрых два часа, чтобы понять транлируемые Баюном образы. Но ведь понял же!
   А отгадка была простой. Двухвостый просто не нашёл иного способа дать мне понять, что те бледные тени, окружавшие лесовика-находника, которых он с таким удовольствием рвал и жрал, были такими же пришельцами из Запределья, каким был и сам мой спутник. И там, за Кромкой, эти существа составляли основную часть его рациона... но отличались от защищавших сама существ куда меньшей питательностью, судя по отзыву самого Баюна.
   Удивил, ничего не скажешь. Виденные мною в мире Хольмграда, твари с которыми воевали те же Яговичи, выглядели совсем иначе, нежели бесформенные тени, окружавшие сама. Нет, те уроды, рвавшиеся в мир через разломы, тоже не могли похвастаться какой-то чётко определённой формой, но.. они были куда "материальнее", что ли? Да и опаснее, чего уж там. А вот потусторонники, которые вились щитом вокруг лесовика, показались мне какимм-то эфемерными, слабыми... И на этом фоне заявление двухвостого об их большей питательности, выглядело... странным. Впрочем, если учесть тот факт, что хольмградские пришельцы сначала отжирались на своих "соплеменниках" толпившихся за Кромкой у прорыва, и лишь набрав силёнок, лезли в разлом, то ситуация становится яснее. Здешних-то "гостей", никто не откармливал перед приглашением в мир, зато уже тут, в Яви, дело обстояло совсем иначе. Да, призвать сильного кромешника - риск и немалый. Такой гость запросто и "хозяином" перекусит, если тот оплошает при призыве. А потому, куда безопаснее для местных, набирать "свиту" из слабых потусторонников. Пригласил, привязал и откармливай. Чем больше усилий приложишь, тем лучше будет результат.
   Разобраться, откуда взялись твари Запределья в обиходе лесовика, было несложно. Я же чувствую Кромку, недаром под присмотр Яговичей угодил, как потенциальный "привратник", и здесь, в этом мире, её напряжение довольно высоко, хотя и куда более равномерно, чем я привык. Нет ощущения провалов или, наоборот, пиков, когда реальность, кажется, дрожит, словно натянутая на барабан кожа, грозя скорым появлением очередного прорыва-разлома, как это бывало в Хольмграде. Но и ощущения каменной стены, отгородившей мир от Запределья, я здесь не ощущаю. А это значит, что при некотором умении, призвать в Явь тварь из-за Кромки, здесь не составит никакого труда. Да что говорить-то?! Если я сам умудрился обзавестись спутником, да ещё и в местах, где появление потусторонних существ весьма... неоднозначно, скажем так, то в мире, который никто сроду специально не запечатывал и не организовывал всяких "сдвигов", в кривлапых попытках ту печать сорвать, в мире, где ментальное поле намного агрессивнее, такой призыв лишь дело техники и знаний! Понятно, что здесь таких вот умельцев, призывающих и привязывающих к себе выходцев из-за Кромки должно быть немало. Хотя-а, если вспомнить слова характерника и условия здешней системы "покона", то можно предположить, что любителей общаться с тварями Запределья, беглые основатели волхвовских школ явно не жаловали. А следом за ними, такую же нелюбовь испытывают и местные жители, тот самый покон принявшие. Как там говорил Любим Ус? Дыба и смертная казнь без пролития крови, да?
   Понимание, что ввиду наличия связи с Баюном, мы со Светой, во время проверки, устроенной острожными десятниками и характерником, кажется, лишь чудом просквозили мимо такого же финала, продрало меня по спине морозом. Но... поскольку привычки переживать о несбывшемся дольше нескольких минут, за мной никогда не водилось, то и сейчас я не стал впадать в запоздалую истерику. Лишь ещё раз настоятельно попросил двухвостого не попадаться здешним жителям на глаза, да зарёкся кормить его собственноручно приготовленными вкусняшками в их присутствии, чтоб не заподозрили чего "тёмного" в исчезающей из котелка жратве.
   Баюн понимающе фыркнул, махнул хвостом и исчез из выделенной нам с подругой опочивальни в доме полусотника, а я остался дожидаться возвращения Светы, чуть ли не прописавшейся в травной избе при остроге.
   Кстати, вполне возможно, что пройти ту самую проверку без потерь, нам удалось не только за счёт того, что я изрядно взбаламутил инфополе у памятного камня, но и потому, что Баюн откармливался мною не по канонам, вычитанным в архивах Яговичей, согласно которым, привязанный кромешник питается ментальным полем специальных жертв, а обычной, но собственноручно приготовленной едой, благо, его материальность это позволяла. Нет следов откровенной чернухи, нет и нарушения покона. М-да, кто бы мог подумать, что хранящиеся у хольмградских охотников на тварей Запределья, древние, никому сто лет не нужные записи о работе с кромешниками, вдруг окажутся столь актуальными... в совсем другом мире. Эх.
   Вернулся двухвостый уже на рассвете, когда подруга сладко сопела в подушку на своей половине кровати, да и я досматривал десятый сон. Но если обычно он в таких случаях устраивался у меня в ногах и засыпал, урча словно самый настоящий кот, то в этот раз, едва появившись в комнате, двухвостый сразу же принялся меня будить.
   Кстати, несмотря на довольную шумную возню, в которую вылилось наше с котом сражение за одеяло, спавшая рядом Света так и не проснулась. Я даже удивился, когда очухался и окончательно проснулся. В ответ, котяра наградил меня вполне ясным и чётким образом, полным самоуверенного бахвальства. Дескать, что ты хотел-то? Баюн я, или где?!
   Вот кто бы мог подумать, что мой рассказ о страшном звере из славянских былин и сказок, так повлияет на поведение потусторонника, а? Про невесть откуда взявшиеся умения, я и вовсе молчу. Хорошо ещё, что он пока василиска изображать не начал... в смысле окаменения окружающих взглядом. Водилась, говорят, за Баюном такая привычка. И я о том, кстати, котяре поведал, когда объяснял значение данного ему имени. Ха! А если двухвостому о некоматах и бакэнэко рассказать? Хотя, ну его нафиг! Только выдумок стукнутых на всю голову японских сказителей, нам здесь и не хватало...
   "Выслушав" доклад прогулявшего всю ночь по окрестностям Баюна, я отправился приводить себя в порядок и готовиться к вылазке... а по сути, к отдыху на природе, благо, котяра всю работу уже выполнил и мне оставалось лишь превратить выпрошенную у полусотника рыхловатую жёлтую бумагу, в набор кроков с отметками стоянок и дозоров гуляющих по окрестностям самов... и их союзников из заловгайских степняков.
   Чем я, собственно, и занялся, практически сразу, как добрался до Медвежьей балки, где и разбил свой собственный временный лагерь. Правда, дело оказалось не настолько простым, как я думал изначально, хотя двухвостый старательно передавал мне довольно внятные и подробные мыслеобразы воспоминаний о своей ночной прогулке. Но... и зрение у него довольно сильно отличается от человеческого, и ночная тайга, совсем не то же самое, что тайга днём. В общем, пришлось изрядно повозиться, восстанавливая маршрут движения котяры по лесу, тем более, что он не стеснялся перемещаться в пространстве через Запределье.
   В конце концов, Баюну, кажется, просто надоело раз за разом транслировать по моей просьбе одни и те же картинки и, котяра, прыгнув мне на грудь, вдруг переместил нас как раз в ту точку, описание которой я с него требовал. Просто, раз и... вместо крутого оврага со звенящим на его дне ручьём, передо мной пологий, но крайне труднопроходимый каменистый спуск гольца, упирающийся в бахрому леса, подмываемую волнами Бия.
   - Это как? - офигев от происшедшего, я обвёл взглядом октрывавшиеся со склона виды, и воззрился на довольного своей выходкой котяру, уже устроившегося на тёплом валуне, рядом. - А обратно можешь?
   - Мр-ря, - Баюн фыркнул и коснулся меня лапой. Миг короткой кромешной тьмы, и мы вновь оказались на той же полянке у Медвежьей Балки, где я разбил лагерь.
   - Та-ак, - аккуратно сложив в карман бумагу и карандаши, я погладил зажмурившегося от удовольствия двухвостого по голове. - Ты не устал?
   Ответом мне был укоризненный взгляд полный снисходительного превосходства. Вот именно так и никак иначе! Ну и ладно... имеет право гордиться. Есть чем!
   Правда, почуяв мои эмоции, Баюн резко посерьёзнел. Умиротворяющее тарахтенье пропало как и не было, а в очередном брошенном на меня взгляде появились нотки подозрительности. Правильно, дорогой мой понимаешь. Похвалился, значит, напросился. Или, как говорили во времена оны, в местах ныне дальних: "Инициатива всегда имеет инициатора". Во всех смыслах.
   Следующие четыре часа мы с двухвостым потратили на переходы между теми местами, в описании которых, он был слишком уж... своеобразен. Заодно, проверили и те точки, с нанесением которых на создаваемую мною карту, вроде бы проблем не было. На всякий случай.
   Полюбовались мы и на обнаруженные Баюном три лагеря находников, устроенные, между прочим, с немалым толком и знанием. Нет, если бы речь шла об удобстве расположения стоянок лишь для самих лесовиков, я бы не удивился. Жить в лесу и не уметь создать сносные условия для компании таких же охотников, это... нереально. Но ведь самы умудрились подобрать такие места для стоянок, где и их союзники-степняки, а главное, их лошади чувствовали себя довольно комфортно! И вот это уже было довольно странно, по крайней мере, для меня. Или я просто чего-то не понимаю, и такой вот союз с кайсаками для самов обычное дело, а столь чёткое понимание потребностей степных "гостей" у лесовиков, лишь следствие опыта в прежних совместных походах? Может быть и так, но, из рассказов Стояна я не смог сделать такого вывода, и потому был изрядно удивлён.
   Интересно было и другое. Если в лагере, расположившемся между Усть-Бийском и Усольским острогом, было весьма оживлённо, а на заливном лугу паслось множество лошадей, то две других стоянки могли похвастаться лишь парой десятков человек в каждом, хотя сами лагеря явно были рассчитаны на большее количество народу. И можно было бы предположить, что их обитатели просто отправились на прогулку, но судя по нетронутой траве на лугах, и общему виду окрестностей, "гости", очевидно, ещё не прибыли на приготовленные для них стоянки. Где их носило, чёрт знает, но до места они пока точно не добрались.
   Как результат нашей с Баюном прогулки, к обеду в моём распоряжении имелась целая дюжина исчерканных кроками листов дрянной бумаги, показывать которые, все сразу, было бы верхом идиотизма, поскольку любому местному жителю очевидно, что за один день, и даже за сутки, осмотреть полсотни вёрст прилегающих к Бию территорий, да на глубину в добрых два десятка километров, нормальному человеку без помощи квадрокоптера или спутниковой съёмки, попросту невозможно. А здесь такие устройства не водятся. Не завезли ещё.
   Пришлось делить листы, отбирая те, что пригодятся Стояну Хлябе. А остальные... остальные относились к территориям вокруг соседних острогов. Усольского на северо-западе, где сидел полусотником некий Мирян, и Верть-Бийского на севере, расположившегося выше по течению всё того же Бия, где командовал другой товарищ нашего Стояна, по имени Поклест. Вечером я вернусь в Усть-Бийск, выложу полусотнику результаты "своих" поисков вокруг нашего острога, а ночью отправлю Баюна в гости к его коллегам, пусть подложит им листы со вскрытыми стоянками самов на их территориях. Если не дураки, проверят, разведают, и возьмут под контроль, ну а если нет... На нет и судя нет. Сделать большего, я в этой ситуации всё равно не могу. По крайней мере, не раскрыв своего козыря... а за него, между прочим, такого двухвостого и мяукающего, нас со Светой вообще могут на дыбу наладить, а после на костёр или виселицу, и чёрта с два отмажемся! Мало того, на фоне такого "камингаута", итоги разведки, проведённой нынче Баюном, вообще могут посчитать дезинформацией от гадких "осенённых тьмою", и получится, в результате, бессмысленная ерунда. И людей не спасём, и сами под раздачу попадём. Оно нам надо?
   Сбежать, правда, как выяснилось, вполне сможем, спасибо двухвостому, но зачем усложнять себе жизнь? Да и портить отношения с вроде бы вполне вменяемыми людьми, тоже не хочется... В общем, ну его нафиг, такие откровения.
   - Ты уверен, что других лагерей в окрестностях Усть-Бийска нет? - хмуро спросил меня Стоян вечером, когда мы, по сложившемуся уже обычаю, ужинали в компании Светы и Неонилы. Десятников на этот раз в трапезной не было, но оно и не удивительно. С предстоящей осадой, дел у осторожной старшины было по горло, так что собраться одновременно за столом они могли лишь поздно вечером, когда все дневные хлопоты оставались позади, и большая часть крепости уже отходила ко сну, а самих десятников переставали дёргать подчинённые.
   - Абсолютно, - уверенно ответил я на вопрос полусотника, внимательно рассматривающего мои почеркушки.
   - Латина... не добро, - скривился Стоян, но тут же вернулся к главной теме. - Сколько воев там собралось, не считал?
   - Около двух сотен пеших, и под сотню конных, - отозвался я. - Точнее посчитать не смог. С людьми ещё ладно, по шатрам да шалашам определиться не сложно, но лошади... Они ж всё время передвигаются. Раз пять начинал, да столько же сбивался.
   - Сторожу видел? - оставив без внимания мою жалобу, продолжил допрос полусотник. В ответ я вытащил из-под худенькой стопки переданных хозяину острога листов, самый нижний.
   - Вот. Зарисовка стоянки, - ткнул я карандашом в рисунок. Полусотник с любопытством покосился на остро заточенный грифель, но вопрос о странном устройстве для письма явно решил отложить на будущее... если оно будет. Ну и ладненько. У нас действительно пока есть куда более важные дела. Карандаш скользнул вдоль линии обозначающей границы лагеря. - Тут, у брода через ручей, два засадника. Один на этой стороне, другой - со стороны стоянки. Здесь, над оврагом пара тайничков с наблюдателями. Тоже с их стороны, там обрыв выше и круче. Вот у этого ельника...
   - Понял-понял, - присмотревшись к обозначенным мною отметкам, покивал Стоян. - У льняного склона - три тайника и на Палом холме... а там они как спрятались? Там же гарь, ни деревца, ни кустика?
   - Две ямы вырыли и стланником накрыли, в них и прячутся, - пожал плечами я.
   - Добре. Место знакомое, хоженое... И обойти его просто, по старице Синего ручья, что под холмом лежит. Там обрыв, с верхушки её и не увидать... - откинувшись на неудобную резную спинку стула, веско уронил полусотник и забормотал куда тише, почти беззвучно. - А что? Успеть бы только, а то ведь, если они брошеные вески жечь начали, значит, времени у нас совсем мало. Со дня на день нагрянут. Не сюда, так в Усолье... или к Верть-Бийскому острогу подадутся. М-да... Успеть бы...
   Трапезная погрузилась в тишину. Через минуту, Неонила встрепенулась и, поманив за собой Свету, выбралась из-за стола, а Стоян так и остался сидеть на месте, вперившись невидящим взглядом в стену. Решил и я покинуть задумавшегося полусотника, но не успел.
   - Вот что, Ерофей, - медленно произнёс полусотник, неожиданно выходя из своей необычной медитацией. - Уважь, кликни Ряжена со двора.
   Как собирались по зову Стояна Хляби его десятники, я не слышал. Моя помощь острогу на сегодня закончилась, и я с чистой душой поплёлся спать. Вот только не учёл, что в опочивальне меня дожидается любопытная подруга, которой ещё перед ужином я обещал рассказать нечто интересное и важное, когда окажемся наедине. Вот, оказались.
   Рассказывать было лень, проще продемонстрировать. Что мы с Баюном и сделали. Хлоп, и мы с котярой в одном углу комнаты, хлоп, и вот уже стоим в другом.
   - Это как? - изумилась Света.
   - Это так, - развёл я руками, плюхаясь рядом с ней на кровать. Положил бы голову подруге на колени, но те уже занял своей косматой башкой хитрый двухвостый. - Сегодня выяснили. Помнишь, я рассказывал, как котяра растерзал призрачных защитников поджигателя у Ладова селища? Вот, результат. Теперь, в случае крайней необходимости у нас есть возможность быстро, практически мгновенно сбежать откуда угодно. Хорошо?
   - Замечательно, - улыбнулась Света, с наслаждением перебирая в ладонях шелковистую шерсть котяры. - Просто великолепно. Надеюсь только, что такой вот необходимости у нас не возникнет. Хотя бы в ближайшее время. Острог устоит и нам не придётся из него бежать.
   - У меня, знаешь ли, тоже есть такая надежда, - согласно кивнул я. - А у неё, кажется, есть некоторые шансы. По крайней мере, мне так кажется.
   - В смысле? - прищурилась подруга.
   - Стоян позвал десятников, - коротко ответил я.
   - И что? - фыркнула Света. - Они и так, чуть ли не каждый вечер здесь собираются. Отчитываются о сделанном, обсуждают планы на следующий день, хлещут мёд, как воду...
   - Сегодня обсуждать, чую, будут иное, - протянул я.
   - Ну да, твои почеркушки, - кивнула Света. - И что?
   - Не мои почеркушки, а возможность первыми нанести визит находникам, до того, как они начнут боевые действия, - произнёс я.
   - Думаешь? - нахмурилась подруга.
   - Ты же слышала его слова о возможности обхода по старице какого-то там ручья? - пожал я плечами. - К чему такие рассуждения, если нет намерения самим наведаться в лагерь самов, да разбить их прежде, чем те возьмут в осаду какой-нибудь острог?
   - Ой, - вырвалось у Светы. Она испуганно взглянула на меня.
   - Что? - я рывком сел на кровати, но... дошло! Обняв, подругу за плечи, я прижал её к себе. - Ты же не думаешь, что я пойду со стрельцами в атаку на лагерь самов?
   - А ты не пойдёшь? - тихо спросила подруга.
   - Солнце моё, зачем? - поглаживая её по голове, совсем как она сама недавно гладила уже исчезнувшего из виду Баюна, нежно проговорил я. - Это не наша война. Осада острога, тут да, ничего не поделаешь. Я бы и на стену встал, и бился бы с осаждающими, как все здешние жители. За тебя, понимаешь? Но выходить в поле, искать боя с рыскающими по лесам самами? Это не наша земля, не наша война... А уж сейчас, когда Баюн нас в любой момент от беды унести может, и подавно.
   - Точно! Баюн! - от страха Светы не осталось и следа. Растаял, будто ночной ледок на луже под весенним солнышком. - Он же прямо сейчас может нас перенести подальше отсюда!
   - Может, - мягко согласился я. - Но зачем прямо сейчас-то? Спокойно же всё в округе.
   - Пока спокойно, - сделав акцент на первом слове, произнесла девушка, не сводя с меня серьёзного взгляда. - А что будет завтра? А послезавтра?
   - Пф, - я выдохнул и, сделав паузу, предложил: - Давай поступим следующим образом. Если сегодня десятники на совете примут решение атаковать находников на стоянке, то сразу после их боя мы покинем острог. Вне зависимости от результатов. Если же, повторюсь, если же полусотник решит остаться в стенах острога или ограничится лишь вылазкой, для демонстрации своих сил или проверки сил противника, то мы уйдём отсюда, если крепость не устоит в осаде.
   - Ерофей, - Во взгляде Светы добавилось укора.
   - Ну пойми же ты, - я поморщился. - Ты видела мальчишек, которых я тренирую? Как я смогу себя уважать, если брошу их без помощи в момент, когда она им больше всего нужна?! И, главное, будешь ли ты меня уважать после такого постыдного шага?
   - Я бу... - подруга осеклась, отвела взгляд и, тихо, почти шёпотом проговорила: - мы в ответе за тех, кого приручили, да?
   Я привлёк выпутавшуюся из моих объятий девушку к себе и, осторожно приподняв её подрагивающий подбородок, коснулся тёплых губ своими губами.
   - Ты всё понимаешь, солнышко, - тихо прошептав ей на ухо эти слова, я покрепче обнял Свету и, укачивая её словно маленькую девочку, договорил: - Боишься, но понимаешь и поддерживаешь. Спасибо тебе.
   Уснули мы в обнимку, так и не раздевшись. Света прижималась ко мне, обнимая, и ни в какую ни хотела отпускать даже на миг, так что даже укрывать нас покрывалом, мне пришлось, действуя единственной свободной рукой.
   А утром нас ждали интереснейшие известия. Впрочем, таковыми они поначалу были лишь для меня. После вчерашнего разговора, Света была печальна, задумчива и совершенно равнодушна к любым новостям. Но эту... эту ей пропустить мимо ушей не удалось, да и мечущаяся по трапезной Неонила не позволила бы. Ещё бы! Это ведь её муж, ещё до рассвета втихую поднял четыре десятка стрельцов в ружьё и... увёл из острога, оставив на хозяйстве лишь Анфима Клеста с молодыми необстреляными стрельцами, набранными в острожную команду уже после прошлогоднего поражения подкаменского воеводы.
   Естественно, "младшему" десятнику такая несправедливость по душе не пришлась, и он рвал и метал, срываясь на подчинённых и мужиках, как продолжавших строительные работы по усилению крепости, так и вкалывавших на кузне Нискини. У строителей его завалило опилками, корзину с которыми, он уронил на себя, нечаянно толкнув козлы, на которых та стояла. И как будто этого было мало, стоило ему сделать пару шагов прочь из облака древесной пыли, как на десятника опрокинулось ведро с водой, коромысло с которыми несла некая молодка из селянок. Естественно, потому что сам стрелец её и задел, расчихавшись от попавших в нос опилок. От фырканья и сдавленных смешков окружающих, изгвазданный в древесной пыли и мокрый с ног до головы Анфим сбежал... сменил кафтан, привёл себя в порядок, и, злющий как медведь-шатун, отправился инспектировать кузню, где тут же нарвался на работника, коловшего дрова и едва не прибившего гостя колуном, не заметив, как тот проскользнул за его спиной. Сорвался Анфим, обматерил ничего не понимающего селянина... Он и на кузнеца попытался было наорать, но получил такой отлуп от бывшего хвалынского десятника, что вылетел со двора, как ошпаренный... И сразу попал в медвежьи объятия характерника, которому бабы уже успели доложить о "съехавшим с ума и рыкающим на всех аки лев лютый" Анфиме.
   Мирослав встряхнул Клеста за плечи, приобнял за них же, да и повёл в длинный дом, оборвав все попытки стрельца оправдаться кучей дел и сбежать, одним-единственным вопросом: "Ты меня уважаешь?" А они ведь даже не выпили... пока. Вот же харизма у характерника!
   По мере рассказа Неонилы об утренних злоключениях оставленного на острожном хозяйстве десятника, Света всё чаще и чаще улыбалась, а к концу истории, когда нервничающая и от того чересчур говорливая супруга отправившегося на бой полусотника, в красках описывала, как авторитетнейший в остроге человек, "первый после полусотника", гонял молодого десятника вокруг памятного камня, заставляя на счёт читать главы покона, "дабы смирить гнев и охладить голову", и вовсе не удержалась от смеха. Ну вот и ладненько. Вот и хорошо...
  

Глава 11. Когда нас в бой, иным отбой

   Как бы ни хотелось Всеславу Мекленовичу Грацу порадовать своего покровителя, доложив ему о решении поставленной князем задачи, увы... скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но ведь делается же, пусть и не так быстро, как хотелось бы самому Грацу.
   - Всеслав Мекленович, дражайший, вы зря так нервничаете, - усмехнувшись, Старицкий подлил сыну своего покойного друга коньяка из стоящего на столике между ними крутобокого, сияющего надраенным стеклом графина. - Вот, глотните-ка, да расслабьтесь.
   - Благодарю, ваше... Виталий Родионович, - последовав совету князя, Грац смочил губы в ароматной жидкости и, откинувшись на спинку глубокого и мягкого кресла, глубоко вздохнул. - Мне и в самом деле не помешал бы небольшой отдых. Но...сейчас это решительно невозможно. Присылаемые Ерофеем данные настолько интересны, что я просто боюсь упустить в наплыве получаемой информации хоть что-то. Ведь любая мелочь, пусть даже кажущаяся на первый взгляд сущей ерундой, может стать тем ключиком, что позволит нам открыть дверь в мир ушедших богов!
   - Богов? - Старицкий насмешливо приподнял бровь, и неожиданно нарвался на совершенно несвойственную профессору горячую порывистость.
   - Именно, ваше сиятельство! - воскликнул он. - Мы можем со всем апломбом утверждать, что ушедшие главы волхвовских школ и их скандинавские и греческие коллеги, провозглашались таковыми лишь в силу дремучего невежества наших предков, но, расшифровывая данные присланные Ерофеем и его подругой, я всё больше и больше убеждаюсь в том, что и ныне знания ушедших превосходят известное нашим философам многократно! Настолько, что их впору и сейчас почитать за богов!
   - Полно, Всеслав Мекленович, полно! Вы опять горячитесь, - покачав головой, отозвался Старицкий. - Если вам угодно считать основателей волхвовских школ богами, да пожалуйста! Я не собираюсь с вами спорить по столь незначительному поводу. В конце концов, это лишь семантика. Куда больше, мой дорогой друг, меня интересует практическая сторона начатого нами дела. Вы говорите о большом объёме информации, присылаемом нашим невольным разведчиком... и мне хотелось бы знать, помогают ли эти сведения в решении основной задачи, поставленной перед нами Государем?
   - Разумеется, Виталий Родионович! - закивал Грац и, осушив бокал с коньяком, пустился в рассуждения, довольно пространные и, слишком уж заумные даже с точки зрения самого Старицкого, а ведь он весьма подкован в вопросах философии, чтобы не плавать в терминах, сыпавшихся из Граца, как из рога изобилия. Как бы то ни было, Виталий Родионович спокойно выслушал длинную речь своего собеседника, а когда тот, наконец, выдохся, даже наградил его очередным бокалом коньяка. Но стоило Всеславу Мекленовичу пригубить терпкий напиток...
   - И всё же, любезный мой профессор, я хотел бы услышать более чёткий ответ на вопрос: "Когда мы сможем отправить в тот мир первый разведывательный отряд?" - сохраняя на лице благожелательную улыбку, произнёс князь, а когда нахмурившийся собеседник отставил в сторону бокал с коньяком, договорил: - И это не мой личный интерес, Всеслав Мекленович, понимаете? Это наш Государь спрашивает. Причём уже не в первый раз, если помните.
   - Я... - Грац отвёл глаза от испытующе взираюшщего на него князя и, дёрнув шеей, попытался ослабить вдруг показавшийся слишком туго затянутым узел франтоватого шёлкового галстука. - Ваше сиятельство...
   - Виталий Родионович, - поправил его князь. - Оставьте титулование, в который раз уже прошу, профессор. Итак?
   - Мы добились определённого успеха, - после небольшой паузы, заговорил справившийся с нервами Грац. - На данный момент, я с уверенностью могу утверждать, что мой... наш коллектив смог локализовать местоположение интересующего вас мира, если, конечно, можно так выразиться. Маяк работает безупречно, и, теоретически, используя наработки Остромирова, мы могли бы уже сейчас попытаться открыть переход.
   - Это же замечательно! - улыбнулся князь, но, заметив, как Грац вновь отводит взгляд, прищурился. - Есть препятствия?
   - Куда же без них? - развёл руками, окончательно справившийся с собственными эмоциями профессор. - Приём, использованный Переплутовым волхвом, попросту не рассчитан на переход целого отряда... Если быть точным, он вообще был создан для путешествия в один конец, одного-единственного разумного, причём с немалым шансом донести до точки назначения лишь его ментальные оболочки... без тела.
   - О как... - во взгляде Старицкого проскользнули искры гнева. - А ведь волхвы ни о чём подобном даже не заикались. Опять в тайны поиграть решили, пердуны старые?
   - Как бы отрицательно не относился я сам к этому сборищу ретроградов, - мягко встрял Грац, - но здесь, Виталий Родионович, я вынужден заступиться за них.
   - С чего бы это вдруг? - неподдельно удивился князь.
   - Ради истины, - с лёгкими нотками пафоса в голосе, ответил Грац, но тут же улыбнулся... попытался, по крайней мере. С непривычки получилось не ахти как замечательно, разумеется, но попытку князь ему всё же зачёл. - Видите ли, Виталий Родионович, волхвам, использованный их коллегой приём очевидно был незнаком. И в этом нет ничего удивительного. Переплутов волхв не вытаскивал этот приём из закромов каких-то древних библиотек. Вовсе нет. То, что он сотворил там, на Урале, было переработанным лично Остромировым каскадом старых замшелых наговоров в связке с вполне современными ментальными манипуляциями. Весьма сложными, между прочим...
   - Насколько сложными? - поинтересовался князь.
   - Настолько, что самому волхву, их расчёт был не под силу, - вздохнул профессор и, заметив, как нахмурился его собеседник, поспешил договорить: - Виталий Родионович, если вы сейчас задумались о том, чтобы объявить в розыск неизвестных философов, помогавших волхву в создании математических моделей этих ментальных манипуляций, то спешу вам сообщить: в этом нет никакой надобности.
   - Отчего же? - искренне удивился Старицкий. И Грац вздохнул. Опять.
   - Видите ли, ознакомившись с ситуацией и разобрав происшедшее с Ерофеем и его подругой на Урале, я пришёл к однозначному выводу: этим помощником, невольным, конечно, был ваш покорный слуга, - скороговоркой произнёс профессор. Князь крякнул и изумлённо уставился на виляющего взглядом собеседника. Наконец, Грац не выдержал и принялся оправдываться: - понимаете, я же не рассматривал подкидываемые Остромировым задачки, как прикладные! Для меня это была лишь разминка для ума, не более!
   -Иными словами, - медленно проговорил Старицкий, - ушлый старик просто воспользовался вашей увлечённостью и, фактически, заставил создать для него портальный переход в иной мир. Бесплатно. Боже, какое счастье, что Остромирову не было дела до политики! С его талантом, он мог бы править как минимум половиной мира!
   - Почему половиной? - удивился Грац.
   - Чтоб было на кого сваливать любые неудачи. Происки врагов и прочее, в том же духе, - отмахнулся князь, и вновь вернулся к основной теме разговора: - Итак, любезный мой Всеслав Мекленович, из всего вами сказанного я могу сделать следующий вывод: маяк работает, местоположение интересующего нас мира установлено, но процесс переноса ещё не отработан. Так?
   - Увы, да, - развёл руками Грац. - Но мы усиленно работаем над оптимизацией той системы, что оставил нам Остромиров. Более того, я прогнозирую, что через месяц мы уже будем готовы к переброске единичных объектов. К сожалению, имеющаяся схема, доставшаяся нам от Перепутова волхва, требует едва ли не полной перестройки при смене перебрасываемого объекта. Правда...
   - Что ещё? - недовольно спросил князь. - Ну же, профессор, неуежли я должен тянуть из вас каждое слово клещами?
   - Простите, - тряхнул головой тот. - У нас имеется один интересный объект, исследовав который, мы вполне можем получить новые данные, которые, в свою очередь, могут серьёзно ускорить процесс отладки межмирового перехода!
   - Что за объект? - насторожился Старицкий, явно почуяв подвох в словах собеседника. И тот его не разочаровал.
   - Спутник Ерофея, как вы знаете, обладает удивительной способностью путешествовать из нашего мира в тот, где застрял его хозяин, без всяких маяков и осознанных ментальных манипуляций, - воодушевлённо проговорил Грац. - И если бы мы получили возможность исследовать этот феномен, то это несомненно значительно ускорило бы наши работы по открытию межмирового перехода.
   - М-да-а, - протянул князь, рассматривая профессора с интересом энтомолога, разглядывающего неизвестное ему насекомое. - Я правильно понимаю, что вы предлагаете лишить Хабарова и Багалей единственной связи с нашим миром, ради возможного, подчеркну, лишь возможного ускорения работ по проекту?
   - Я уверен, что исследование этой потусторонней твари даст серьёзный толчок для наших исследований! - произнёс Грац.
   - Вот что я вам скажу, дорогой мой Всеслав Мекленович, - тихим, невыразительным тоном заговорил князь. - Ваша безалаберность вкупе с абсолютно ничем не сдерживаемой увлечённостью естествознанием, ваше нежелание глянуть чуть дальше кончика собственного носа привели к тому, что два молодых человека ныне выживают в ином мире, не имея возможности вернуться домой. Выживают, слышите вы, болван напыщенный?! А чем же заняты вы, тот самый гений, благодаря близорукости которого, эта ситуация вообще стала возможной? Пытаетесь исправить собственную оплошность, вернув ребят домой? Не-ет, вы и здесь увидели лишь повод к новым исслдедованиям! Обкатываете одну гипотезу за другой, играете с физикой пространства-времени, как ребёнок с кубиками, да ещё и смеете требовать отдать вам для исследования единственную ниточку связывающую наших соотечественников с домом! Профессор, вам мозг не жмёт?
   - Ваше сия...
   - Нет уж, господин Грац! Раз на то пошло, извольте обращаться ко мне согласно Табели о рангах! - резко поднявшись с кресла, холодно потребовал Старицкий.
   - Ваше высокопревосходительство, - вскочив на ноги следом за хозяином кабинета, исправился профессор. Нервно облизнув пересохшие губы, он отступил на шаг от явно взбешённого Старицкого.
   - Молчать, - процедил князь, и его собеседник не посмел нарушить приказа. - Пользуясь всеми привилегиями участников нашего маленького "клуба", профессор, вы позабыли об обязанностях. Ну, так я вам о них напомню. Что должно делать участнику Железной Своры, если другой нуждается в помощи?
   - Оказать всемерную поддержку, словом ли, делом ли, недеянием, - пробормотал опешивший Всеслав Мекленович.
   - Я представил членам клуба Ерофея Хабарова, как своего протеже, - прохаживаясь из стороны в сторону, проговорил Старицкий тоном экзаменатора. - Что сие значит?
   - Он кандидат в члены клуба? - после небольшой паузы, произнёс Грац, кажется, начиная понимать, что в своей тяге к чистому знанию, он вновь перешагнул границы дозволенного.
   - А как надлежит относиться к кандидату? - замерев в шаге от профессора, спросил князь, чуть склонив голову к плечу.
   - Как к действительному участнику, - хмуро отозвался Всеслав Мекленович.
   - Надо же! Вы и это помните... очаровательно, просто великолепно, - Виталий Родионович демонстративно хлопнул в ладоши, словно аплодируя собеседнику, и даже изобразил было довольную улыбку, но, впрочем, почти моментально стёр её с лица. - А если вы так хорошо помните устав, то что ж вы его так легко нарушаете? Или считаете, что правила "клуба" вам неписаны?
   - Извините, ваше высокопревосходительство, - Грац склонил голову. - Виноват, увлёкся.
   - Извиняться вы будете перед Ерофеем и Светланой, когда они вернутся домой, - отозвался князь. - А до тех пор, я поставлю над вашей лабораторией наблюдателя, который будет одёргивать некоторых чересчур "увлекающихся", когда тех снова начнёт заносить. Это понятно, профессор?
   - Да, ваше...
   - По имени-отчеству, Всеслав Мекленович, - вновь усевшись в кресло, отмахнулся князь. - Наблюдателем и контролёром будет ваш старший лаборант, Свен Ратиборич Велле. И, профессор, не дай бог, я узнаю, что вы саботируете его работу или вновь "увлеклись" очередной "интересной и перспективной теорией". Поверьте, я найду вам замену, более адекватную и настроенную на результат, а не на игрушки за чужой счёт! Это вам ясно?
   - Кристально, Виталий Родионович, - отозвался профессор.
   - Ступайте, Всеслав Мекленович, - вздохнув, произнёс Старицкий, кивнув стоящему перед ним собеседнику на дверь. А когда тот уже взялся за тяжёлую медную ручку, договорил ему в спину: - и постарайтесь меня не разочаровать... более, чем вы уже умудрились это сделать. Право слово, мне очень не хочется лишаться такого замечательного специалиста в естествознании и философии.
   - Я не подведу, Виталий Родионович, - обернувшись, коротко кивнул в ответ профессор и скрылся за дверью. Князь же покачал головой и, вновь поднявшись с кресла, подошёл к стоящему на рабочем столе, старомодному и массивному чёрному телефону с дисковым номеронабирателем и лежащей на затейливо изогнутых латунных рычагах, трубкой. Потянувшись к ней, Старицкий на миг замер, но почти тут же решительно снял трубку и, крутанув диск номеронабирателя, не дожидаясь гудков, заговорил в микрофон.
   - Сварт, сделай одолжение, загляни к нашим архивариусам, пусть внесут новые данные в укладку дела Велле. Да, и напомни им провести приказ через присутствие ректора Хольмского университета. По государевой квоте, да... Благодарю, - трубка легла на рычаги, а задумчиво уставившися в окно князь, тихо договорил: - таких ответственных, поощрять надо непременно, и желательно новой ответственностью. Эх, профессор-профессор... А ведь если бы не внимательность Свена, я бы, пожалуй, ещё долго не совал нос в вашу лабораторию. Ладно. Всё что ни делается, к лучшему!
  

* * *

   Оставлять без присмотра отправившихся воевать стрельцов, я не собирался. Нет, бегать по их следам я не стал. Зачем, если есть Баюн, которому любая движуха в радость? А уж когда он получил от меня разрешение сожрать любое количество прирученных самами духов, ежели те обнаружатся, энтузиазму двухвостого и вовсе не было предела. Правда, в результате, наш острог остался без глаз и ушей поблизости... но эту проблему оставшийся на хозяйстве десятник Анфим решил самостоятельно, попросту разослав мой отряд недорослей по окрестностям, с наказом бдить, и, буде увидят кподбирающегося врага, мухой лететь в крепость с докладом.
   Опасно? Ну да, есть такое дело. А как иначе? Поставить в наблюдатели мужиков, так те скорее сами погибнут, а мальцы могут и ускользнуть. Стрельцы же... оставшимся в остроге воям и новикам нашлась иная забота. Их, Анфим Клёст выставил на стены и башни. Да и селян, из охотников и бывших стрельцов, отправил к ним же, для усиления. Острог невелик, и расставленные по его стенам, два десятка бойцов без проблем контролировали все подходы к крепости, включая и самые невероятные - со стороны Бия и Вихорки.
   С уходом стрельцов под руководством Стояна, в остроге явно прибавилось тревожных настроений. Они и без того были не самыми радужными, надо признать. Но к вечеру второго дня, когда острожные воины должны были по всем прикидкам выйти к лагерю самов и кайсаков, над крепостью и вовсе словно грозовая туча повисла. Не слышно было детского смеха и вечерних распевок девиц, повадившихся собираться перед закатом у колодца, даже дворовые пустобрёхи и те почти не подавали голоса. Тихо было в остроге. Пасмурно и нервно.
   Не добавляла спокойствия и Неонила. Чем темнее становилось на дворе, тем дёрганнее становилась хозяйка дома, так что, к моменту, когда солнце полностью скрылось за горизонтом и на острог опустилась прохладная ночная тьма, Свете пришлось позаимствовать из нашей аптечки успокоительное, лишь после применения которого, нам удалось усыпить переволновавшуюся женщину "детским" наговором, применяемым, по словам Светы, мамами к детишкам, у которых режутся зубки. Удивила, что тут скажешь? Вот не думал не гадал, что моей подруге знакомы и такие вот приёмчики из арсенала почтенных домашних хозяек.
   Очевидно, лица я не удержал, потому как, рассказавшая мне об этом наговоре, Света, едва бросив один-единственный взгляд в мою сторону, тут же зарделась, а после и вовсе вытолкала взашей из хозяйской опочивальни, куда Ряжен по нашей просьбе перенёс хозяйку дома... под надзором своей жены - кухарки в доме полусотника, разумеется! Иначе же - натуральная поруха чести и достоинства, а как же!
   Баюн заявился к нам в спальню, едва солнце вызолотило верхушки гольцов над Бием. Котяра был доволен как... как кот сожравший миску сметаны, и сумевший удрать от гнева хозяйки, вот!
   - Обожрался, поди? - спросил я двухвостого, когда тот, растолкав меня, улёгся между нами со Светой и принялся мурчать... урчать... дизель, а не кот! Пусть даже и потусторонний. Впрочем, величать эту зверюгу, по размерам уверенно догоняющую среднестатистическую пуму, котом, было уже невозможно. Здоровенная тварюга вымахала.
   В ответ на моё ворчание, двухвостый довольно облизнулся и, дёрнув ухом, неожиданно завалил меня целым потоком мыслеобразов, в которых я, к своему удивлению, увидел бой стрельцов полусотника Хляби с самами и кайсаками. Впрочем, назвать происшедшее этой ночью в лагере находников боем, значило бы погрешить против истины. И сильно. Это была натуральная бойня!
   Стоян провёл операцию как по учебнику. Предупреждённый мною о местонахождении секретов противника, он ночью, в темноте умудрился провести стрельцов по старице ручья, когда-то протекавшего под Палым холмом, после чего отправил нескольких опытных бойцов к расположившемуся на вершине холма секрету. Надо сказать, что ночная темнота, в которой пришлось действовать стрельцам, им вовсе никак не мешала, что наводит на мысли об использовании бойцами Хляби амулетов, вроде того, что демонстрировал нам со Светой сам Стоян, во времия памятной стоянки на реке.
   Поднявшиеся, практически бесшумно по почти отвесной стене холма, стрельцы без шума и пыли взяли сонный секрет находников в ножи, после чего скинули к подножию утёса верёвки, по которым и подняли наверх остальных бойцов. Я даже уважительно крякнул, по достоинству оценив действия острожников. Чёрт его знает, как там насчёт лесных умений, но в резьбе по горлу, эти дядьки толк знают. Профи, не хуже наших!
   Накопившись на вершине, стрельцы не стали терять время зря и, рассыпавшись на десятки, неслышными тенями скользнули вниз по пологой части Палого холма. Уверенно и беззвучно. Вот уверен, что без оберегов дело не обошлось!
   Впрочем, почуяв мой интерес к странном бездействию охраны... ну не могли же они все заснуть сном праведника, верно? Баюн лишь довольно уркнул и... показал свою часть боя.
   Охрана лагеря находников действительно была, как бы это сказать повежливее... не очень бодрой. Иными словами, большая часть секретов, окружавших совместный лагерь самов и кайсаков, лениво кемарила, положившись на тех, кому сон был нужен, как собаке пятая нога. Да-да, на призванных духов Запределья! Да вот досада, к тому моменту, когда стрельцы взобрались на Палый холм, Баюн успел не только сожрать большую часть потусторонних охранников лагеря, он ещё и их поводыря пришиб. Просто снёс тому голову одним ударом лапы. А следом и сменщика его в Поля Вечной Охоты наладил. Благо, тот храпел рядышком... И ведь, умудрился, охотник, подгадать атаки так, чтоб "духовод" самский, что призванных тварей контролировал, даже понять не успел, что его питомцев кто-то жрёт.
   Честно говоря, когда Баюн показал, как он разделывался с потусторонниками, призванными проспавшим атаку шаманом, я даже невольно захихикал. Ну а что, сам привязал своих "питомцев" к собранным в длинные чётки костяшкам-позвонкам какой-то животины, так что двухвостый, грызший эти самые "дома духов" был похож не на кота, а на натурального собакина, хрустящего вкусной косточкой. Впрочем, судя по тому довольству, которым так и фонил Баюн, костяные домики для путосторонников оказались для него вкуснее, чем самая сахарная из всех сахарных костей для какого-нибудь дворового пса.
   А вообще, Баюн меня порадовал. Двухвостый словно знал, что мне будет интересно, так что за устроенной стрельцами резнёй, он следил во все глаза и старательно запоминал всё происходящее, чтобы теперь продемонстрировать увиденное мне. И ведь посмотреть было на что. Разделившиеся поначалу на десятки, бойцы Хляби бесшумно скатились с холма прямо на стоянку находников, где рассыпались на более мелкие группы и... ну да, резня спящих, как она есть. Жестоко? Неблагородно? Пусть!
   В лагере находников собралось больше трёхсот человек, и все они пришли на этот берег Бия вовсе не по грибы-ягоды. Потому, никакого отвращения при виде устроенной стрельцами бойни я не испытывал... точнее, не так. Видеть, как хлещет кровь и бьются в агонии получившие кинжалом в грудь самы и кайсаки было очень неприятно, порой до тошноты, поскольку любопытный котяра, временами, только что под руку орудующим ножами стрельцам не лез. Благо, те его не видели и не чуяли. Но сам факт резни во вражеском лагере оставил меня равнодушным. Как говорил один режиссёр устами киношного князя: "Кто к нам с мечоми придёт, тот от меча и погибнет!" Вот и гибли пришедшие за зипунами самы и кайсаки под ударами кинжалов и ножей стрельцов.
   Понятное дело, что долго такая тихая бойня продолжаться не могла. Где-то чересчур громко захрипел зарезанный степняк, у кого-то из молодых стрельцво звякнула не вовремя "сбруя"... у кого-то из самов сон оказался не так крепок... И вот уже звучат тревожные крики, вспыхивают ярким пламенем костры и факелы, а по лагерю мечутся злые тени. Время тишины закончилось, стрельцы, оставив ножи, схватились за сабли и... гранаты?!
   Когда один из шатров вдруг с грохотом подпрыгнул на месте, после чего обрушился наземь пылающим ворохом ткани и дерева, я было решил, что кто-то саданул по обиталищу богатого кайсака чем-то вроде Перуновой длани! Но увидев, как стрельцы мечут в своих противников искрящиеся баклажки, коими они были увешаны, а те разбиваясь о землю и тела врагов , вдруг вспыхивают ярким пламенем и взрываются, расплёскивая вокруг целые потоки ярко-алого огня... Гранаты, натуральные гранаты!
   Надо отдать должное находникам. Что самы, что кайсаки, из тех, что выжили в первые четверть часа, дорого продали свои жизни. Бойня закончилась, и стрельцы, добив последние очаги сопротивления, занялись собой и своими товарищами, именно в этот момент Баюн умудрился подобраться вплотную к полусотнику и его десятникам. Сам Хлябя в бою не пострадал, а вот Лихобор и Любим целостностью шкуры похвастать не могли. Лис баюкал посечённую то ли саблей, то ли кинжалом руку, а Усатый явственно прихрамывал и морщился от боли, ступая на левую ногу. Кафтан на бедре у десятника был разрезан, и видневшаяся сквозь прореху штанина явно напиталась кровью. А вот Буривой, как всегда невозмутимый, оказался невредим, подстать полусотнику.
   - Что скажете, десятники? - обозрев подошедших к нему подчинённых, спросил Хлябя.
   - Побили находничков, - словно нехотя протянул Усатый. Буривой хмыкнул, а Лихобор вздохнул.
   - У меня в десятке двое убитых, да четверо посечённых, - хмуро буркнул Лис.
   - Та-ак, - Стоян повернулся к Любиму. - А у тебя?
   - Один убитый, да пяток порезанных. Легко, уж перевязались, да по лагерю рыщут, добро собирают, - отозвался Ус.
   - Буривой? - полусотник взглянул на рыжего десятника.
   - Моих трое полегло. Остальные без царапинки, - ровным тоном ответил Рудый.
   - Да у меня в десятке двоих не стало, - задумчиво протянул Стоян и, окинув взглядом разорённый лагерь, втянул носом гарь от пожара. Утерев чумазое, забрызганное кровью и замаранное сажей лицо, полусотник щёлкнул эфесом сабли об устья ножен и неожиданно белозубо, довольно ухмыльнулся. - А всё ж, сладили мы с напастью, а, старшина Усть-Бийская? Почитай три сотни находничков здесь положили! Победа! Как есть, решительная победа.
   - Сладили, Стоян Смеянович, как есть , сладили, - так же весело откликнулся Лихобор. Усатый с Рудым лишь кивнули. Хотя тень улыбки по не менее чумазому, чем у его командира, лицу Любима всё же проскользнула.
   - Да, победа, конечно, вышла славная.. - неожиданно протянул Буривой. - Да вот, боюсь подкаменскому воеводе она поперёк горла встанет, а, Стоян Смеянович?
   - Ничто, Рудый, - неожиданно жёстко усмехнулся полусотник. - Воевода пусть щерится, пока может. А мы подождём-посмотрим. Глядишь, год-другой, и будет у нас новый воевода, вместо этого.
   - А ну как он раньше тебя куда-нито отправит? Не думал о том, Стоян Смеянович? Особлибо, после нынешней победы-то? Ты же ему теперь, укор немой. Шутка ли, полсотни стрелков взяли на саблю три сотни находников! - покачал головой Рудый.
   - Меньше сабли не дадут... - весело усмехнулся полусотник в ответ и договорил в один голос с десятниками, тут же продхватившими явно хорошо известную им поговорку: - Дальше Бия не сошлют!
   - И то верно, - согласно кивнул Любим, когда острожная старшина отсмеялась. - Но, Стоян Смеянович, ты уж прими добрый совет. Поберегись, не лезь на рожон. А лучше бы... а лучше бы и вовсе не появляйся в Подкаменье. в этом году, хотя бы. А то ведь, воевода наш молодой, да дурной. Может и злое затаить. И ладно бы, если государю отпишет, там нас Сколские да Онежские в обиду не дадут, особенно, если первыми отписаться о бое сможем. А ежели он своей волей тебя наказать решит? Мало ли лихого люда по здешним местам шарится? А ну какой шпынь на деньгу соблазнится, да и...
   - Прав ты, Любим, прав, - после недолгого размышления, согласился с ним Хлябя. - Поберегусь. И да, о победе нашей доподлинно Ермилу Ватеевичу отпишу. А уж боярин Сколский точно до государя наш подвиг донесёт. Верьте, без награды не останетесь. А пока... Эй, кто там! Никша, жук ты эдакий! А ну собирай стрельцов! Дуван дуванить будем!
   И загудел разбитый лагерь, расслабились бойцы. Ну как же, раз пошёл делёж добычи, значит, поле боя точно осталось за ними. Теперь и отдохнуть можно, и пошутить, да мёдом согреться. Хотя... при пламени, которым полыхают кайсацкие шатры, не так чтобы и холодно, а?
  

Глава 12. Новости и пакости... иногда это одно и то же

   Шум, гам, суета. Наверное, только так и можно охарактеризовать творившееся в Усть-Бийском остроге бурление, когда в распахнутые ворота крепости со скрипом вкатились гружёные трофеями повозки, сопровождаемые поредевшим, но довольным стрелецким отрядом. Радостные крики временных жителей острога смешались с горестными стонами родичей погибших стрельцов, не обнаруживших в рядах возвращающихся с битвы воинов, своих близких.
   Впрочем, суету вокруг обоза быстро прекратили десятники во главе со Стояном Хлябей, а там и Анфим, очнувшись, погнал зевак и горлопанов прочь. Как бы ни была велика радость от победы маленького острожного войска, но, как говорится, выигрыш в сражении, ещё не есть победа в войне, а осадного положения в крепостице, полусотник пока не объявлял. Значит, у каждого из присутствовавших при возвращении отряда, были свои дела и уроки назначенные "временным комендантом", от которых те, превратившись в бездельных зевак вдруг решили отлынивать. Об этом-то и напомнил Клест жителям острога и его окрестностей, окружившим повозки с трофеями и стрельцов, остановившихся на площадке перед Медовым залом.
   Жизнь на порубежье непроста, так что слушаться приказов начальных людей, здешние обитатели привычны. Вот и на этот раз, заслышав зычный голос молодого десятника, только что бурливший на площади народ, затих и... почти мгновенно рассосался по своим делам, позволив, наконец, и уставшим стрельцам разойтись по домам, практически сразу за разбежавшимися обывателями. Почти. Следуя традиции, они сначала проследили, как острожная старшина, в присутствии всего стрельцовского отряда опечатала двери лабаза, в который они споро загнали телеги с трофеями. Да, раздел взятой с противника добычи, стрельцы провели ещё на поле боя. Но остались ведь кайсацкие и самские шатры со всем их содержимым, сумы с воинским скарбом... и лошади степняков, ныне мирно пасущиеся в предполье крепости. И всё это следовало вдумчиво и, главное, справедливо разделить меж всеми участниками ночного боя. Но если лошадей, что сейчас пасли за воротами острожные мальчишки из моего "отряда недорослей", вряд ли кто-то сумел бы угнать, оставшись незамеченным, то взятый в лагере находников скарб требовало сберечь от такой неприятности. До вечера, по крайней мере, когда старшина начнёт делить взятое в бою меж стрельцами.
   Собственно, об этом мне рассказал Мирослав-характерник, которого я выловил аккурат в тот момент, когда успокоивший жену Стоян пошёл по дворам убитых стрельцов, чтобы добрым словом поддержать потерявшие кормильцев семьи и, заодно, пригласить их вечером на площадь, к дележу трофеев, в числе которых была отведена доля и на них.
   - Думается мне, если бы воевод обязывали так вот в глаза родичам убиенных воев смотреть, и виниться перед ними, те куда меньше о местничестве бы спорили, а больше о деле думали, да людей под своей рукой берегли, - пробурчал характерник, а я отметил для себя ещё один момент из жизни здешнего общества. Впрочем, расспросить далее Мирослава у меня не вышло. Мужчина резко свернул разговор, словно лишнего наболтал, и, отговорившись делами, ушёл прочь со двора полусотника. Ну и ладно, решил я. Будет время с ним ещё поговорить...
   А вечером мы со Светой стали свидетелями того самого дувана, что дуванила острожная старшина, раздавая стрельцам трофеи из приведённого ими обоза. Кстати, как оказалось, телеги, на которых они привезли в город кайсацкий и самский скарб, тоже оказались в числе взятых на саблю ценностей. И местные жители, надо отметить, смотрели на получивших в результате дележа подобный трофей, как на везунчиков. Особенно отличались завистливым блеском глаз обитатели окрестных весей и хуторов. Для них, справная телега в хозяйстве представлялась довольно большой ценностью. А вот острожные жители к такому прибытку в стрельцовых семьях относились куда спокойнее. Ну да, оно и понятно. Телега, конечно, штука хорошая, но где с ней в крепостице-то развернёшься?
   Интересен оказался и ещё один момент. Десятники под руководством Стояна не просто разадавали подчинённым, кому что выпадет, нет. Сначала, острожники взялись за вещи, стоимость которых явно была выше доли любого стрельца, Любим Ус оценивал такой трофей, не сходя с места, единолично, но под присмотром пяти, как я полагаю, самых авторитетных из рядовых стрельцов. И те, между прочим, не всегда подтверждали цену, названную ушлым десятником. Называли свою, и, если Любим с ней не соглашался, участники этого странного торга обращались к полусотнику. Но уже названную им стоимость трофея никто не оспаривал, и цена эта тут же вносилась Усатым в длинный перечень трофеев. Таким образом, перебрав в первую очередь самые дорогие из взятых в бою вещей, Любим переходил к более дешёвым. Здесь споры по оценке случались куда реже. Но сколько же времени занимали подсчёты и сама ругань по поводу стоимости того или иного предмета! А уж когда по окончании этой "ревизии", была объявлена общая стоимость трофеев... Острожной старшине еле удалось угомонить довольно загудевших стрельцов и их родню, толпившуюся за пределами освещённого круга на площади перед Медовым залом.
   И лишь после долгой процедуры оценки, наступило, собственно, время дележа, во время которого, называемому полусотником стрельцу, предлагалось выбрать либо одну или несколько вещей оценённых в стоимость его доли в дуване, либо получить выплату из кармана полусотника. Какой прок самому Хлябе от такой благотворительности? Да немалый. С одной стороны, полусотник таким ходом разом поднимает свой авторитет среди стрельцов. С другой же, слишком дорогие или просто не приглянувшиеся стрельцам вещи, отправляются под замок до начала торга в Хвалын-городе, где их сбудут за звонкую монету. Но и здесь, если верить шушуканью наблюдавших за дуваном зрителей, Стоян своего не упустит. Цена на городском торге будет точно выше, чем та, о которой договорились стрельцы и их начальство, а значит, разница в стоимости уйдёт в карман последних. Уж как они меж собой делиться будут, зрители не говорили, но в том, что без выгоды десятники и полусотник не останутся, уверенны, кажется, были все.
   Лошади, ввиду их количества, дуванились отдельно, как и телеги находников. И вот тут я удивился той скорости, с которой сей гужевой транспорт разошёлся меж стрельцов под одобрительный гул и выкрики зрителей. Впрочем, долго изумляться такой странности мне не пришлось. Объяснил суть происходящего, стоявший рядом со мной и Светой Мирослав, как и мы с подругой, с интересом наблюдавший за происходящим.
   - Окрестные жители, Ерофей, - кивнул в сторону особо шумливых зрителей характерник. - Самим стрельцам эта обуза ни к чему. Больших хозяйств они не держат, жито получают от казны и землю пахать им не нужна, да и конными наши стрельцы не воюют. Лес же вокруг, буреломы непролазные. А вот хуторянам да жителем весок при остроге, и телеги и лошади для работы пригодятся.
   - И они готовы просто перекупить у стрельцов полученные ими трофеи, так? - задумчиво произнесла Света.
   - Именно, - согласно кивнул Мирослав, и, коротко извинившись, потопал к зовущей его острожной старшине. Как оказалось, Любим не просто вёл список трофеев с указанием их стоимости для подсчёта долей в добыче. Он, фактически, составлял подробный ряд, то есть, договор меж стрельцами и полусотником, и теперь Мирослав, как характерник и хранитель камней памяти, должен был этот договор... заверить, что ли?
   Процедура заверения оказалась не такой зрелищной, как я полагал. Ни тебе сверканья молний, ни грохота рукотворного грома... да что там, плюхнутая на бумагу печать характерника и то даже не засветилась. Но местным жителям и того хватило.
   Мирослав же, закончив штемпелевать бумагу, аккуратно завернул печать в кусок кожи и, сложив получившийся свёрток в кожаный кошель на поясе, о чём-то заговорил с оказавшимся рядом Буривоем Рудым. А следом к их беседе подключился и Любим, сейчас отчего-то выглядевший угрюмее своего коллеги.
   Тревожить своими расспросами Мирослава сейчас, когда он явно занят, я не стал и, пообещав себе, продолжить наш неоконченный разговор следующим днём, потянул Свету прочь с площади, ещё бурлящей эмоциями от представления устроенного стрельцами и их начальством. Тем более, что у нашего двухвостого, после устроенной им в прибийских лесах охоты на духов самов, случился прорыв и он просто-таки требовал, чтобы мы уделили его Хвостатости время и внимание.
   А утром меня разбудил шум во дворе. В окне ещё только-только брезжил рассвет, не успевший даже толком рассеять сумерки, а кому-то уже не спалось. И ладно бы, начали шуметь, как обычно, с трезвоном пернатых будильников, так ведь нет! В это время даже владельцы курячьих гаремов спят, а во владениях полусотника Стояна Хляби уже дым коромыслом.
   Выбравшись из кровати и на ходу поправив укрывавшее сладко посапывавшую Свету покрывало... На ходу, чтоб не успеть залипнуть, да... я осторожно приоткрыл тяжёлую раму, умудрившись это сделать без единого звука, и с интересом уставился на происходящее во дворе. А посмотреть было на что.
   В распахнутые ворота владений Стояна Хляби, чинно вошли четверо воинов в стрельцовых кафтанах. Под уздцы они вели лошадей, но стоило гостям миновать воротные стольбы, как подскочившие по указке Ряжена мальцы, перехватили у хозяев коней поводья и тут же увели явно уставших четвероногих куда-то прочь. А тут и хозяин с хозяйкой показались на высоком крыльце. Двое старших и более нарядно одетых гостей шагнули на встречу спускающимся по лестнице Стояну и Неониле, а их спутники так же дружно приотстали на шаг. Субординация, однако!
   - Поздорову, Стоян Смеянович, Неонила Брониславна! - первым поприветствовал хозяев дома седой как лунь, но при этом совершенно не выглядевший стариком, гость. Худощавый, невысокий, и подвижный как ртуть... видал я таких когда-то. Серьёзный противник, любого удивить сможет.
   Тем временем, пока я рассматривал седого воина, поприветствовал хозяев дома и второй гость.
   - Поздорову, Мирян Званович, Поклест Бранович, - зычным голосом отозвался наш полусотник, а Неонила тем временем, успела подать гостям ковш с питьём. Традиция, однако. Нет, не так. Покон.
   Понять, кого занесло в гости к Смеяну в такую рань, труда не составило. Имена полусотников Усольского и Верть-Бийского острогов в доме Хляби звучали достаточно часто, да и иных сведений хватало. Так, со слов Светы, слушавшей рассказы Неонилы, я знал, что тот самый седой Мирян, например, со своим острогом сидел на торговле солью, полусотником же и организованной, а его старый друг Поклест по прозвищу Чёрный, умудрился не только поставить свою крепость на высоком утёсе, в месте впадения в Бий реки Верть, но и оградить её с севера и северо-запада глубоким каналом, пробитым, правда, не без помощи характерников, и стоившим Поклесту Брановичу солидных денег, но превратившим острог в оберегаемую со всех сторон водой практически неприступную для находников крепость. Света рассказывала, что Неонила даже вздыхала с завистью от того, что за фортификационные труды Поклеста, государь, дескать, пожаловал резвого полусотника шубой со своего плеча. По здешним меркам, серьёзная награда, между прочим!
   Ну а догадаться, зачем именно хозяева соседних острогов пожаловали в гости к Стояну, было несложно. Хлябя ведь, вчера, не только со стрельцами трофеи делил, но и гонцов к соседям отправил, с известием о своей победе. Как он письма жене диктовал я сам в трапезной видел, ну а гонцов, набранных Стояном из местных жителей, чтоб не отвлекать стрельцов от предстоявшего вечером дувана, заметил двухвостый. Те практически сразу по получении задания ушли прочь из крепости. И вот, не прошло и полсуток, как хозяева Усольского и Верть-Бийского острогов уже пожаловали в гости к Стояну Смеяновичу.
   А вот сам хозяин дома, столь резвой реакции на свои послания явно не ожидал. О чём и сообщил друзьям-коллегам, едва те затопали следом за ним и Неонилой вверх по высокой лестнице. А что там ответили полусотники, я не слышал. Хлопнула тяжёлая входная дверь, и звук голосов гостей и хозяев дома, как отрезало. Но ведь интересно же!
   Накаркал. Я только-только успел задремать, надеясь урвать часок сна до тех пор, пока проснувшиеся в остроге петухи не возвестят о наступлении утра, как в дверь нашей со Светой спальни постучали. Пришлось подниматься, вновь стараясь не разбудить сладко спящую подругу, и...
   - Стоян Смеянович просит прийти в трапезную, - тихо проговорил мальчишка-челядин, едва я отворил перед ним дверь. Немного, так чтобы в щель меж нею и дверным косяком не была видна кровать с разметавшейся на ней полуобнажённой Светой.
   - Нас обоих? - спросил я. На что малец усердно замотал головой.
   - Нет, только тебя, господине, - прошептал он и, развернувшись, исчез из виду. Только голые пятки простучали по доскам пола. Что ж, раз просят - сходим.
   Торопиться и нестись сломя голову как домочадец Стояна, я не стал. Не принято здесь так. Народ всё больше вальяжный да неторопливый, считающий, что взрослому человеку всякая спешка невместна. А уж на бегущих и вовсе смотрят неодобрительно... если, конечно, это не гонец или мальчишка неразумный. Вот, учитывая все эти заморочки, я и собирался... с приличествующей уважающему себя человеку обстоятельностью. Оделся-обулся, нацепил на пояс нож, без которого здесь ни один острожник на людях не появится, спустился по узкой задней лестнице на первый этаж, умылся во дворе, и лишь после, потопал в трапезную, где, как выяснилось, меня уже дожидались все трое полусотников... а вот ни жены Стояна ни его домашних в трапезной не было. Как, впрочем, не оказалось здесь и спутников прибывших в гости хозяев соседних острогов.
   Все трое стрельцов встретили меня взглядами, в которых так и светилось любопытство. Даже Хлябя смотрел с явным интересом... почти гастрономическим, хм... Впрочем, это не помешало ему представить нас с гостями друг другу со всей принятой в здешних местах велиречивостью. По покону, ага.
   - Вот други, это и есть мой гость, Ефим сын Павлов, путешествующий по дельной надобности купец, - закончил наконец представление Стоян и, сидящие за длинным столом по разные руки от него, полусотники одновременно мне кивнули. Не вставая, разумеется. До подобных изысков вежливости здешние жители пока не дошли. Ну и я в ответ ограничился коротким кивком. Мирян по прозвищу Серый нахмурился, явно недовольный отстутствием поклона с моей стороны, а вот его коллега из Верть-Бийска и ухом не повёл. Этому рослому дядьке с чёрными растрепанными патлами и живыми чёрными же глазами, ответы на возникшие у него вопросы были важнее моего вежества, явно. Тем не менее, сразу с расспросами он на меня не накинулся, отдал это право хозяину дома. Да и тот тянуть не стал...
   - Глянь-ка, Ерофей, - выудив из тубуса пару свёрнутых листов дурной, рыхлой бумаги, Стоян Смеянович выложил их на стол и, указав на них, поманил меня, мол, подойди поближе, полюбопытствуй. Ну, полюбопытствовал, узнал собственные наброски местности, где были подготовлены лагеря для находников, переданные мною с Баюном в Усольский и Верть-Бийский остроги. Точнее, подброшенные их хозяевам. - Узнаёшь?
   В ответ, я лишь пожал плечами, что самого Стояна ничуть не смутило.
   - Ла-адно, - протянул он, с усмешкой глядя на меня и, выудив из-за отворота полурасстёгнутого кафтана ещё один лист, с громким хлопком впечатал его в столешницу, рядом с первыми. - А так?
   Ещё один набросок. Тот самый, пользуясь которым, стрельцы Хляби прошлой ночью разнесли стоянку самов и кайсаков. Ну да, идиотом надо быть, чтобы не понять, что все три рисунка сделаны одной и той же рукой и... одним и тем же, напрочь неизвестным здесь способом! Карандаш же! Вот я дурак... Чёрт! Хоть прямо сейчас услугами "Баюн-экспресс" пользуйся. Во всём его обновлённом великолепии. А мы ведь со Светой, кстати, вчера на это так и не решились. М-да. Ну, кто ж знал-то?!
   Я почесал затылок, ещё раз окинул взглядом представленные полусотником бумаги и молча пожал плечами. А что здесь скажешь-то?
   - Спрашивать, как ты успел разведать все три лагеря, я не стану, - вздохнул Стоян. - Не уважая чужие тайны, своих не сохранить. Но вот мои гости хотят знать, уверен ли ты в своих указаниях.
   - Уверен, Стоян Смеянович, - вздохнул я. - Своими глазами стоянки находников видел. Но людей в тех двух, что ближе к Усольскому и Верть-Бийскому острогам, было мало.
   - То нам известно, - прервал меня Поклест Чёрный. - Едва гонцы сообщили, что полусотник Усть-Бийского острога побил самских находников с заловгайскими кайсаками, ставшими лагерем на его земле, мы отправили своих следопытов в те места, что указаны в сих бумагах, хоть, признаться, поначалу доверия к ним не было, ни у меня, ни у Миряна Звановича. Шутка ли? Как письма в закрытой горнице словно сами собой появились? И не видел никто из домочадцев ни гонца ни чужака в дом проникшего, да и сами поконом клянутся, что впервые сии бумаги видят. Но сведения оказались верными, а потому мы поспешили сюда, дабы узнать из первых уст как дело было, да не получал ли наш брат-полусотник такого же послания.
   - Кстати, сейчас в тех стоянках, что на сих картах обозначены, шум и гам великий. Собрались находники в лагерях, по сотне пеших, да по две сотни конных в каждом. Знают ли они о победе Стояна Смеяновича, говорить не возьмусь, но, в том, что собираются они идти в бой на наши остроги, уверен. В том, посланные мною прознатчики уверены твёрдо, - произнёс Мирян Серый, тихим почти лишённым эмоциональности тоном. После чего повернулся к Стояну и продолжил: - вот и пришли мы, полусотник Хлябя, к тебе не только с вопросами, но и с предложением.
   - Ну, вопрос о бумагах ясен. И хотя я хотел бы знать, как сему юноше удалось в мою горницу пробраться, ни охраны ни домочадцев не потревожив, но... слово сказано, Хлябя обещал, и я не стану допытываться... ежели сам рассказать не пожелает, - невесело усмехнулся Поклест. - А значит, осталось лишь предложение... Скажи, Стоян, коли завтра пойдут тати на наши остроги, поддержишь ли нас, ударишь им в спину?
   - Так ведь одну землю защищаем, брате, - развёл руками Хлябя. - Одно дело делаем. Коли пришёл к нам ворог, то и бить его нам вместях. Обещаю, сегодня же в ночах выйду с десятками своими к...
   - К моему острогу, Стоян, - перебил его разом повеселевший полусотник Усольской крепости. - До него и идти ближе, и защищён он куда хуже Верть-Бийского. А выбьем тех находников, что к нам в Усолье пришли, вместе отправимся к Поклесту. Что скажешь, Чёрный?
   - Добре, - невозмутимо кивнул тот. - Нам за водой и впрямь проще продержаться будет. Подождём пару дней. Но и вы, брате, не тяните. Чую, не просто так самские тати к моему острогу подбираются. Наверняка придумали, как ров перед стеной преодолеть... хотя я, признаться, ума не приложу, что они задумали.
   - А велик ли ров? - спросил я, заслужив недоумённый взгляд полусотника.
   - А ты не видал, что ли? - спросил он. В ответ, я развёл руками.
   - Неа, я с другой стороны шёл, в воротах у вас не бывал, - отбрёхиваться, так отбрёхиваться.
   - По утёсу, значит, забрался. От Бия или от Верти... да то не важно, - пробормотал Чёрный и вдруг хлобыстнул кулаком по столешнице так, что та аж загудела, - Вот вернусь, да займусь дозорными. Чужака на стене проглядеть, это ж надо! Засони слепошарые...
   - Ты про ров скажи, а потому уж своим стрельцам карой грози, - перебил его Мирян.
   - Да, ров... десяток сажен будет, - хмуро проговорил Поклест и уставился на меня так, словно это я самам подсказал, как его укрепления преодолеть.
   - Ага. Да стена поди ещё высотой... - начал я и Чёрный перебил.
   - Да тот же десяток, почитай, и есть, - махнул он рукой.
   - Угу, - я поднялся из-за стола. - Подождите здесь, господа полусотники. А лучше, во двор выходите, я сейчас туда же подойду.
   Выходя из трапезной, я заметил, что Чёрный с Серым, явно не привычные к такому обращению, помедлили, а вот Стоян Смеянович подскочил со своего "трона" практически моментально. Вот и ладненько. Уж за хозяином дома, гости-полусотники всяко пойдут без пререканий. И правильно, мне сейчас, только препирательств о вежестве с забронзовевшими хозяевами острогов не хватало!
   Когда я вышел во двор, там меня уже дожидались хмурящиеся гости в сопровождении своих спутников, хозяин острога и... четверо его десятников. Увидев в моих руках арбалет, Стоян Смеянович приподнял бровь и хмыкнул. А вот на его гостей вид оружия в моих руках никакого впечатления не произвёл. Поначалу, пока не рассмотрели в постепенно развеивающихся сумерках эксцентрики на плечах и сложную механику оружия.
   - Интересный самострел, - протянул Чёрный, одновременно делая знак своему напрягшемуся сопровождающему. Тот отступил на полшага, но руки с эфеса сабли не убрал. И ладно, стрелять в сторону зрителей я всё равно не собирался.
   - Ерофей? - вопрос Стояна отвлёк меня от несвоевременных мыслей. Я кивнул полусотнику и, натянув тетиву, вытащил из кивера один из специальных, до сих пор мною не использовавшихся болтов, пяток которых валялся в бауле вместе со всеми принадлежностями для стрельбы и обслуживания арбалета. Лёгкий поворот против часовой стрелки, и три длинных штыря, до поры прятавшихся в пазах прорезанных в древке болта, со щелчком встали в боевое положение, мгновенно превратив несуразно толстый метательный снаряд в обычный трёхлезвийный якорь-кошку. Ещё один щелчок, и тонкий, но прочный линь, катушка с которым обосновалась в "окне" приклада арбалета, намертво прицеплен к болту.
   В полной тишине вскинув оружие, я прицелился чуть выше склона крытой серебристым осиновым тёсом крыши терема и нажал на спусковой крючок. Тихо шлёпнула по ограничителям тетива, посылая вперёд и вверх тяжёлую "кошку", чуть громче зашелестела катушка, разматывая прочный линь... Стоп. Отцепив от её от приклада, я принялся выбирать слабину. Почувствовав зацеп, дёрнул сильнее и, убедившись, что якорь прочно зацепился где-то за противоположным скатом крыши, направился к стене дома, продолжая выбирать слабину линя. Перчатки с фиксаторами на руки и... поехали.
   Добравшись до конька крыши, я помахал взирающим на меня снизу людям, после чего, перебрался на противоположную сторону. Там я отцепил глубоко засевшую лапами в деревянный водосток "кошку", и смотав линь, направился к слуховому окну.
   Когда я, наконец, спустился с крыши во двор, стрельцы уже вовсю гомонили, обсуждая увиденное. А стоило оказаться рядом с ними, как и меня втянули в разговор.
   - Неужто самский самострел? - первый вопрос последовал от Чёрного. - В жизни бы не подумал, что они такое ладить умеют!
   - Мой, личный, - отрицательно покачав головой, отозвался я. - Ни у самов, ни у кого иного в сих местах, такого не найдёте.
   - Кроме твоих недорослей, - ухмыльнулся Стоян, а я чуть лоб себе ладонью не расшиб. Ну нельзя же при куче посторонних о таких вещах болтать. Нельзя!
   - У них не то, - скривившись, вроде как вынужденно, признал я. - Слабое подобие. Всех деталей в здешней кузнице для такого оружия не сладить. Пробовал.
   - Не о том речь ведёте, - покачал головой Мирян, хмуро разглядывая арбалет в моих руках. - Надо думать, купец показал нам сию забаву не просто так. Считаешь, самы могут также стрелы с верёвками за стены острога метать?
   - Не считаю, знаю, пусть не из самострелов, а из луков, но именно так они и поступят, и силы их луков для того вполне достанет, - я повернулся к Стояну Смеяновичу. - Вчера, после дувана, я слышал, острожная старшина передала кузнецу всякое неудобное железо для переделки в надобное острогу и стрельцам. И видал я среди куч того железа, подобные вещицы. Не упомнишь, господин полусотник?
   - Верно... верно, - Стоян окинул меня взглядом, и залип, рассматривая, как я кручу в руках раскрытую "кошку". Глаза полусотника сверкнули и он хлопнул себя ладонью по бедру. - От оно как! Брате, а ведь верно говорит купец, видал я такое в добыче с самов. Ещё голову ломал, для чего находникам сии странные якоря понадобились, да в таком множестве! Любим, Рудый, видали ли?
   - А тож, - проведя пальцем по длинному усу, отозвался сподвижник Хляби. Буривой же лишь равнодушно пожал плечами... но после небольшой паузы, всё же подтверждающе кивнул. - Вот значит, зачем им эти рыбьи крючки занадобились.
   - Скорее всего, но я так скажу. Бесполезное это дело, баловство, - веско уронил Рудый, а когда на нём скрестились взгляды присутствующих, снизошёл до пояснений, - нешто вы думаете, что стоящие на стенах стрельцы допустят, чтоб такие вот крючки в балки да перекрытия впивались? Порубят они верёвки, и не станет у находников способа взобраться на стену. Всё одно придётся ров закидывать, али мост через него наводить. Это под пищальным огнём-то! Пустое...
   - А духи им на что? - возмутился я. - Этим тварям, людской глаз замылить, проще, чем тебе, господин десятник, репу съесть. А ежели они ночью на приступ пойдут, втихую, да теми же духами прикроются... Глядь, а дозорных на стенах уже и нет. Лежат с горлами перерезанными и тревоги поднять не могут. Что, тоже скажешь: пустое?
   - Не серчай, Ерофей, - прервал моё возмущение Стоян, подняв руку. - Что их духи, как ты сказал, могут, мы не знаем...
   - Ой ли? - я прищурился, не постеснявшись при этом перебить полусотника. - А ну-ка, вспомни, Лис-Лихобор, как вы с поджигателями у Ладова селища лицом к лицу столкнулись?
   - Правда твоя, купец, - нехотя поддержал меня молодой десятник и, повернувшись лицом к своему командиру, развёл руками, - я ж рассказывал, как мы из лесу прямо на них вышли. На опушку выкатились, вроде бы тихо всё, спокойно. А стоило десяток шагов сделать, как словно пелену с глаз кто сдёрнул. Селище вовсю полыхает и из-за стайки, что на краю его была, четверо татей с луками на нас... Кабы не валун рядом, да не помощь подоспевшего ко времени купца, там бы и легли. Дело, Ерофей говорит, осенённые тьмою нам глаза отвели.
   - М-да, а я ведь слушал, слышал... да не услышал, выходит, - нахмурился Стоян, с неудовольствием выслушав своего десятника. Глянул на остальных подчинённых, на гостей, да и махнул рукой. - Вот что, идёмте-ка в трапезную. Посидим, потолкуем о делах наших и планах. Ряжен! Беги к хозяйке, скажи, пусть велит накрывать стол. Ну, что там ещё?
   - Дык... - замявшийся Ряжен, помацал сжимаемую в руках шапку и, вытащив из-за спины одного из мальцов "приписанных" к моему отряду самострельщиков, подтолкнул мальчишку к полусотнику. Стоян кивнул, мол, говори. Ну, тот и сказал, да такое, что мы все онемели.
   - Господине мой, Стоян Смеянович, беда! - срываясь на фальцет, протараторил мальчишка, пуча глаза на хозяина острога, и выдохнул: - Характерника нашего... Мирослава Веича убили. Насмерть!
  

ЧАСТЬ II. Ничто так не окрыляет, как увесистый пинок под зад

Глава 1. Законы, поконы, дышла и прочая упряжь

   Жаль. Искренне жаль, что мы так и не договорили с Мирославом! Обидно за дядьку. Умный был, сильный и... с пониманием. Справедливый? Других, похоже, к памятным камням не приставляют. Да и поговорить с ним, что о мире, что о поконе, что о людях, словенах, самах и прочих, было интересно. Умел он и рассказать с толком и послушать. Душевный человек был, без подвоха. И на эмоции чистый и честный. Жаль.  
   Шум поднявшийся на подворье, едва новость о смерти характерника дошла до присутствующих, стих практически моментально, стоило хозяину дома повысить голос. Увидев, что внимание окружающих сосредоточилось на нём, Стоян притопнул ногой и, обведя взглядом собственных стрельцов и гостей, принялся сыпать распоряжениями.
   В результате, не прошло и минуты, как в доме поднялась суета, а полусотники трёх острогов, в сопровождении своих десятников направились прочь со двора. Пошёл следом за ними и я. Ну а что? Приказов мне никто никаких не отдавал, да и не мог, равно как не было и просьб остаться на подворье. Так что, прибавив шаг, я догнал целеустремлённо топающих по улице стрельцов и их командиров, поймал на ходу недовольный, почти угрожающий взгляд Любима Уса, но, так и не услышал от него ни единого слова. И ладненько!
   Радим, точно! Именно этого мальчишку я спас от избиения стрелецкими новиками, и именно он принёс на двор полусотника весть о смерти характерника. Мальчишка нёсся впереди угрюмого, словно туча Стояна и его гостей. Вот те расстроенными не выглядели, хотя хмурились не меньше хозяина острога. Оно и понятно, наверное. Всё же Мирослав, хоть и был хранителем острожного памятного камня, но для командиров соседних крепостей ровней не являлся, и даже знакомцем, скорее всего, не был. Учитывая же местные реалии, и почти постоянную угрозу смерти довлеющую над острожниками, равнодушие, проявляемое полусотниками к гибели характерника вполне понятно. Здесь над каждым убитым плакать, на слёзы изойдёшь.
   А вот интерес и недовольство полусотников, я чувствовал вполне неплохо. Как и неприязнь Любима Уса, но... направленную уже на меня самого. И чем я не угодил десятнику Стояна, спрашивается? А вот Буривой... Десятник про прозвищу Рудый, кажется, вообще ничего не чувствовал. Камень, и то эмоциональнее... наверное.
   Честно говоря, я думал, что Радим приведёт нас к дому Мирослава, но, нет. Тот прошёл мимо и устремился прямиком к длинному дому, скользнул в распахнутые двери и, дождавшись, пока полусотники и их люди войдут внутрь, потопал прямиком к памятному камню, где переминались с ноги на ногу трое молодых стрельцов... с растерянностью поглядывающих то на приближающееся начальство, то на распластанное у подножия камня, тело характерника, из-под которого успела набежать немалая лужа крови. Да что набежать! Она уже и загустевать начала...
   Стоило нам оказаться рядом, как Любим решительно отодвинул одного из стрельцов в сторону, шепнул что-то другому, отчего тот подорвался и унёсся прочь, сам же Усатый, даже не проводив взглядом умчавшегося по его приказу бойца, опустился на колени перед телом Мирослава и одним резким движением перевернул его на спину.
   - Убит ножом, - констатировал десятник, рассмотрев длинную резаную рану на шее характерника. После чего глянул на замаранный кровью памятный камень и договорил: - со спины. Убивец подобрался сзади и полоснул Мирослава коротким ножом но по горлу. Не боевым. Рана не та. 
   - Что ещё скажешь? - глухо произнёс Стоян.
   - Росту шпынь не меньшего чем сам Мирослав был. Видишь, Стоян Смеянович, как рана легла? Был бы убивец ниже нашего характерника, полоснул бы горло хоть чуть да наискось. Выше, тако же, да наклон был бы в иную сторону.
   - Это если он правша, - подал я голос. - А ежели орудовал левой рукой, так наоборот было бы, да и ежели убийца - умелец с поставленной рукой, так мог быть любого роста. Хоть меньшего, хоть большего.
   - И то верно, - после недолгой паузы, кивнул Любим и, окинув меня долгим изучающим взглядом, неожиданно повернулся к по-прежнему переминающимся с ноги на ногу стрельцам. - А ну-ка, вои, возьмите-ка нашего гостюшку под белы рученьки, да волоките в поруб.
   Я только крякнуть успел, как на мои предплечья легли тяжёлые ладони Буривоя. Вот же! Человек-кандалы! Чёрта с два вырвешься...
   - Стоять, - полусотник Стоян набычился, опалив десятника злым взглядом, - ты что задумал, Любим? И почто поперёд меня стрельцам чужого десятка приказы раздаёшь, а?
   - Так посуди сам, Стоян Смеянович, - развёл руками тот, ничуть не смущённый гневом начальства. - Убит Мирослав не ведовством тёмным, как того от самов ожидать можно было бы, а обычным ножом. Свои на характерника руку поднять не посмели бы... Так? А чужих в остроге, раз два да обчёлся. О почтенных Миряне Званиче и Поклесте Брановиче, я речи не веду, разумеется. Ну и чья же тут может быть вина, как не гостя твоего торгового, а, Стоян Смеянович? Али у нас в остроге иные чужаки обретаются, а мы ни сном ни духом? Да и глянь на него внимательно. Поди, Мирославу-то, Ерофей в росте почти и не уступит. Да и ножичек на его поясе, ну никак не боевой. А ежели на нём ещё и кровушка неотмытая отыщется... Не обессудь, Стоян Смеянович, но поспрошать твоих гостей следует со всей пристрастностью.
   - Они мне жизнь на Биянке спасли, - рявкнул полусотник, наливаясь дурной кровью.
   - То так, - покивал Любим. - Спасли. Да только, кто ведает, была ли сама ваша встреча на той речке случаем? Али может она подстроена была, дабы без помех подсылов в острог провести?
   - Ага, и расположение самских лагерей я указал, чтоб веры мне было больше, да? - фыркнул я в ответ, и тут же почувствовал, как Буривой крепче сжимает ладони на моих руках. Пока ещё не больно, но... уже неприятно. Очень. Силён десятник, ничего не скажешь. Ну, хоть рот не затыкает, и то хлеб. 
   - А ведь дело твоё десятник говорит, - неожиданно вклинился в разговор Мирян Серый, под удивлённым взглядом Усатого, явно не ожидавшего такой поддержки со стороны хозяина Усольского острога. - Уж прости, Стоян Смеянович, что лезу, но... и меня кое- что в сём деле смущает. Ведь по всему выходит, что твой гость за одну ночь успел все три стоянки находников разведать. Сам ты говорил, что он здесь ране не бывал, и значит, мест наших ведать не может. А вот подишь ты, смог он как-то, в темени да по незнаемым лесам бегая, выследить все три лагеря. Удивительно мне сие. А уж ежели вспомнить, как его заметки у нас с Поклестом очутилсь, так и вовсе...
   Поймав взгляд Стояна, я понял, что тот решил отступиться. Ну, в принципе, чего-то такого и следовало ожидать, наверное. Но мне от этого не легче.
   - В поруб его, - буркнул полусотник, отводя взгляд.
   - И девку его туда же! - вклинился довольный Любим. - Глядишь, ежели обоих поспрашивать, так хоть один из них да разговорится, лишь бы другому легота вышла!
   - И Светлану, - через силу подтвердил Стоян Хлябя. А до меня вдруг дошло, куда именно Усатый, не далее как пять минут назад отослал одного из стрельцов Буривоева десятка. Тварь, он ведь сразу решил оказией воспользоваться! А вот шиш тебе!
   Баюн откликнулся на зов моментально, ещё до того, как Рудый передал меня под надзор двух оставшихся стрельцов. Ну а пока они крутили мне руки, да снимали пояс с ножом, двухвостый переместил Свету к выгоревшему дотла Ладову селищу и... ну, пусть бегают да ищут её теперь хоть по всему острогу. А тем временем, Баюн и нашу собственность подальше от Усть-Бийской крепости утащит. Всю, до последнего болта к арбалетам.
   Скрутив меня буквой зю, стрельцы потащили прочь от компании полусотников и десятников.
   - Говорил мне батюшка, не делай добра, не получишь зла. Прав он был, выходит, - прохрипел я, когда подчинённые Буривоя тащили меня мимо угрюмого Стояна. - Прощай, полусотник.
   - Свидимся ещё, - буркнул тот, воротя морду. Ну-ну, блажен кто верует... хотя, может и свидимся когда, не буду зарекаться. Не хочется, честно говоря, но... глядя на довольную физиономию Любима и странно удовлетворённого Рудого... Посмотрим, в общем.
   Вот чего не учло начальство острожное, так это присутствия Радима, а тот смотрел на происходящее, да на ус мотал. И если я хоть что-то понимаю в чужих эмоциях, то, что творили сейчас стрельцы, мальцу о-очень не понравилось. Что ж, я буду не я, если уже этим днём острожная старшина не столкнётся с весьма неприятными для них слухами. А что те пойдут гулять по крепости, к гадалке не ходи. Кстати... а не подлить ли маслица в этот огонь? Ну так, справедливости ради, а? Тем более, что судя по неожиданно накатившей на меня от памятного камня волне холода неожиданно смывшей без следа тяжесть обещания, данного мною здесь же не так давно, имею право! 
   - А как же покон, полусотник? Забыл, как я на камне клялся, что не таю и не причиню зла твоему острогу и людям? - выворачивая голову, произнёс я и... еле уберёгся от удара по уху. Не полностью, но смазать удар тащившего меня стрельца, удалось.
   - Твоя клятва, вон, под камнем лежит, - откликнулся вместо Стояна всё тот же усатый поганец. - Ну да ежели думаешь, что смерть характерника от кары упасёт, не надейся. К обеду в корчах от боли выть будешь, вот тогда уж от вины не отвертишься!
   - Ну, ежели пытать будете, так оно, коне-ечно! - насколько мог язвительно отозвался я и на этот раз от удара по голове уберечься не вышло. Аж в ушах зазвенело.
   - Да уберите его уже отсюда! - неожиданно вызверился Стоян, и стрельцы чуть ли на бег не перешли. Сволочи... Ну ничего, перетерплю. Зато, вон, Радим всё нужное услышал и с жителями острога о том наверняка поделится. Мелковата месть? Ну уж, какая есть.
   Далеко стрельцы меня не утащили. Проволокли через площадь, пока ещё пустую по раннему времени, завели на задворки лабаза, где хранились до торга трофеи с находников и, не мудрствуя лукаво, столкнули в подвал под ним. Еле удержался, чтоб не пересчитать крутые ступеньки собственным телом.
   Внизу оказалось ожидаемо темно. Ни факела ни лучины, ни иного источника света здесь не нашлось. Впрочем, едва сереющие пятна под потолком говорили о том, что некие продухи в порубе имеются, так что днём можно рассчитывать хоть на какой-то полумрак. С другой стороны, до рассвета ещё далеко, да и задерживаться в этом каменном мешке я не собираюсь. Так что, и чёрт бы с ней, с проблемой отсутствия света.
   Услышав, как хлопнула тяжёлая дубовая крышка, перекрывшая единственный вход в подвал, я хмыкнул и, проведя по глазам рукой, шепнул знакомый наговор. А когда отнял ладонь от лица, от проблемы не осталось и следа. Вот теперь можно и оглядеться.
   Ну что сказать? Подвал, он подвал и есть. Пустой и гулкий. Ну и потолок под две здешних сажени высотой, впечатляет. Но, полагаю, сделано это, чтобы заключённый не добрался до тех самых продухов, расположившихся под ним. Узких, забранных солидными железными решётками. В остальном же... каменные стены, каменный пол, с валяющимися там и сям кучами сопревшей соломы... да пяток каменных столбов, подпирающих недостижимый потолок. Деревянный. Хм, а не устроить ли мне небольшое представление для местного Шерлока Усатого, чтоб его, Холмса? Или, всё же, Любима Лестрейда?
   Почему бы и нет? Но прежде, нужно отписаться подруге, чтобы не нервничала сверх необходимого! Короткий всплеск ментала, и на меня уставились чёрные глаза-бусинки моего боевого хомяка. На этот раз, иллюзор оказался наряжен во что-то вроде "лешего" или "кикиморы", и выглядел как болотная кочка, из центра которой торчит хомячья мордочка. Саблезубая. Партизан, однако! Вот интересно, а не связаны ли наряды моего иллюзора с моим же настроением? Ну да, да! Я понятия не имею, чем руководствуется созданный мною же ментальный конструкт, облачаясь в ту или иную форму. Изначально-то, я прикрутил ему эту функцию вместе с генератором случайных чисел, так что, по логике, выбор одежды должен быть рандомным, но... уж очень подходяще к обстановке у него это получается. Точнее, подходяще к моему ощущению от окружающей обстановки. Порой дае слишком. М-да... будет время, обязательно разберусь. А пока, пока не до того.
   Отправив подруге записку в которой я не только подробно описал случившееся на подворье полусотника и то, что утворили его десятники в Медовом зале при полной поддержке самого Стояна, но и уверил Свету в своём скором прибытии, после чего облегчённо вздохнул и принялся за исполнение плана, родившегося у меня в ходе осмотра своего узилища. Бежать, так красиво!
   Сказано - сделано. Ещё один наговор, и в моей ладони лежит искрящийся серыми всполохами, чёрный хлыст. Коллекция боевых наговоров у Яговичей невелика, но... точнее, конструктов для борьбы со всякой потусторонней нечистью у них полно, но используется Яговичами лишь малая их часть, прежде всего, ввиду определённой направленности бойцов. И "Плеть Мары" один из них.
   Я уже было примерился к месту удара, но, спохватившись и хлопнув себя ладонью по лбу, наложил вокруг Полог Безмолвия. Незачем нервировать охранников странными звуками. У них сегодня и без того проблем будет навалом. 
   Убедившись, что наговор лёг как надо, я вновь примерился к одной из досок потолка... И вновь вынужден был отвлечься. На этот раз, на примчавшегося с ответом иллюзора Светы. Прочитав короткую записку, я удовлетворённо кивнул и снова призвал фирменное оружие Яговичей. Развернувшаяся плеть послушно удлинилась и, словно живая змея скользнув по камням пола, с чудовищной скоростью взметнулась вверх, нанося хлёсткий удар по толстенной доске перекрытия. И ещё один. Хрусть. Первая доска готова. Удар! И сразу следующий, для верности.
   Послушная моей воле, плеть захлестнула взломанные доски и, выломав их разом, вновь взметнулась вверх к пролому. Как я и думал, столбы лабаза, державшие его крышу, опирались на каменные основания, расположенные в подвале, так что направляемая даже не рукой, а моим намерением, созданная для борьбы с запредельной нежитью, плеть без проблем зацепилась за невидимый мною столб и, обмотавшись вокруг него, столь же легко вытянула меня наверх. Потусторонний зиплайн, как он есть, ха!
   Ну вот, из поруба я выбрался, осталось выйти из лабаза... ну или изобразить этот самый выход для развития мышления одного усатого пинкертона... недоделанного! И ворота в этом плане мне не подойдут. За ними площадь перед Медовым залом, место открытое и доступное взглядам любопытных, светиться перед которыми я не хочу. Заметят, заинтересуются, устроят погоню... ну нет, нам такой хоккей не нужен! А значит... Отцепив оружие от изрядно разлохмаченного им деревянного столба, подпирающего кровлю лабаза, я вскинул голову и, прицелившись, захлестнул послушно удлинившейся плетью одно из стропил. Рывок, и я уже под самой крышей. Очередной полог лёг вокруг как родной, и било освобождённой мною плети вновь принялось терзать дерево перекрытия, но на этот раз, куда аккуратнее, чтобы не привлечь внимания окружающих... нет, не звуком, но падающим с крыши плашек кровли. Не сезон сейчас для листопада из осинового тёса. Не сезон!
   Пробив приличное отверстие в крыше, я не стал выбираться через него из лабаза, а вместо этого спустился вниз и, не теряя времени даром, направился к отдельно лежащей кучей всякого-разного, отложенного острожной старшиной для торга... и для себя? В конце концов, имею я право на компенсацию морального ущерба?! Учитывая, что данная на камне памяти клятва меня уже не держит... делаем вывод: имею и компенсирую. Вот прямо сейчас!
   Понятное дело, что разорять трофеи, ломать и крушить их я не собирался. Равно как и не думал утащить прочь всё мало-мальски ценное, что собрали с находников воевавшие с ними стрельцы. Но взять пару-тройку невеликих сувениров, я посчитал вполне честным. Тем более, что в победе над пришедшими из-за Бия разбойниками, есть и доля моего участия. Про Баюна и вовсе молчу. Без него, чёрта с два Стояну удалась та ночная атака.
   Успокоив таким образом свою совесть, неожиданно вышедшую на миг из вечной спячки, я прошёлся вдоль ряда отдельно сложенных трофеев. Раз, другой... выудил из кучи какой-то коврик, явно вынесенный из кайсацкого шатра, полюбовался на шитьё и со вздохом вернул его обратно. Великоват. Потом пришёл черёд сумок и баулов. Порывшись в тряпках и рухляди, и не увидев там ничего интересного, я плюнул и переключился на железо. Вот здесь мне повезло больше. Стоящая на серебряном подносе, солидная серебряная же миска с затейливой чеканкой, первой привлекла моё внимание. А уж когда в лежащей в неё расшитой кожаной суме я обнаружил сработанные в том же стиле серебряные чарки, пиалы и маленький тонконосый кувшин с изящной крышкой в виде орлиной головы, то понял, что без этого набора я отсюда не уйду. Следующей находкой стал добротный кинжал из стали весьма похожей на известный мне дамаск, и явно идущий с ним в паре короткий нож-засапожник. И всё. Более ничего достойного я в этой куче трофеев не отыскал, хоть и убил на это занятие добрых полчаса. Обидно.
   С другой стороны, ничего неожиданного. В конце концов, гости из-за Бия пришли за добычей, а кто ж ходит в поход за зипунами, будучи сам нагружен добром? Тут стоит удивляться, что среди находников нашёлся какой-то богатый кайсак, которому жизнь не мила без еды с серебра! Да и те же ковры, что я перебирал четвертью часа ранее, степняки брали с собой не для украшения походных шатров и демонстрации своего "богачества", а с куда более приземлённой целью. Тепло! Шатёр - не современная палатка с тёплым контуром. Он на землю ставится, а от неё даже самым жарким летом холодом тянет, да так, что филей застудить - плёвое дело.
   В общем, пришлось мне ограничиться уже отобранными сувенирами, ну и ладно. Кинжал и нож отправятся в мою коллекцию, серебряная посуда - Свете в подарок. За исключением миски. Она достанется двухвостому. К серебру Баюн, вроде бы, относится нормально. Не шарахается, так что, будет у него персональная серебряная посуда. Заслужил!
   Стоило мне подумать о двухвостом, как тот материализовался рядом и с ожиданием уставился на меня.
   - Что, Света достала? - спросил я питомца, собирая в кучу отобранный на сувениры скарб. и кот, поймав эмоциональный посыл, вдруг совершенно по-человечески вздохнул. Да так печально у него это получилось, что я не удержался от ухмылки. - Ладно-ладно, идём. Не будем заставлять барышню нервничать. Угу?
   - Мр-ря! - котяра хлопнул себя хвостами по бокам и, поднырнув под мою руку, утянул нас обоих прочь из острога. Секунда темноты и дезориентации и вот мы уже стоим у знакомого мне камня, где стрельцы держали оборону, отстреливаясь от спаливших Ладово селище самов. А в следующий миг на моей шее повисла Света. Всхлипы, слёзы, сопли... полный набор! Ну что ты будешь делать, а? Теперь я понимаю, отчего Баюн так вздыхал. Нервничающая женщина, это смерть для мужчины... даже когда она девица... Или особенно, когда... Да ну нафиг!
   Подхватив подругу, я прижал её к себе и принялся бормотать что-то успокаивающее, поглаживая её по растрепанным волосам. Мало-помалу, Света затихла, перестала плакать, но хватки с которой впилась в меня, не ослабила. Так и уснула, сидя у меня на коленях, и обняв, словно плюшевого мишку. Большого такого...
   Телекинез, которым так легко управляется князь Старицкий, это не моё. Жонглировать рюмками с коньяком я не сумею, но вот вытащить из собранных Баюном наших со Светой вещей, плед, расстелить его и бросить поверх надувную подушку-валик, без рук я всё же как-то смог. После чего переложил на получившееся суровое ложе спящую подругу и принялся ладить более вменяемое место отдыха. Воспользовавшись давно выученным на зубок наговором из арсенала Остромирова, я разбил лагерь в сотне метров от опушки леса окружавшего с трёх сторон Ладово селище, после чего перенёс туда спящую Свету, а следом за ней и наши вещи. После чего пришёл черёд морочащих наговоров и иллюзий. И лишь обезопасив наш новый лагерь всеми доступными способами, я, наконец, смог расслабиться. Не надолго. Стоило мне облегчённо вздохнуть и усесться у разожжённого костра, как мой желудок издал такую трель, что, думается, не будь Света так вымотана недавней истерикой, наверняка уже проснулась бы от одного этого звука.
   А тут ещё и двухвостый под ногами крутится, еды требует. А у нас в рюкзаках, как назло, только консервы и остались. Но для Баюна это не еда, да и мне чего-нибудь повкуснее хочется. Ну так в сотне шагов от нас речка шумит, и в ней рыбы... дофига и больше. Решено!
   На мой мысленный посыл, двухвостый предвкушающе облизнулся, и... уже через минуту вынырнул из Запределья со складным спиннингом в зубах. Где взял? Там больше нету, но котяра обещал вернуть снасть хозяину сразу после рыбалки. М-да, кажется, я дурно влияю на своего питомца. Или он на меня.
   Часть выловленной во время нашей скоростной рыбалки добычи, я отправил в котелок на уху, а другую, меньшую, разложил на решётке, решив поджарить на углях. К ухе Света опоздала. Пока подруга ворочалась в шалаше, пытаясь сном бороться с собственным голодом, проснувшимся на аппетитные запахи, мы с Баюном сожрали весь котелок. Зато похожая на хариуса, запечённая на решётке рыбка, поспела аккурат к тому моменту, когда моя подруга, продрав сонные глазки, выбралась из-под зелёного навеса. Укутанная в плед, Света прошлёпала босыми ногами к подёрнувшемуся серым пеплом кострищу над которым доходило приготовленное мною блюдо, втянула носом поднимающийся над ним аромат, вздохнула и... решительно устроилась у меня на коленях, не забыв прихватить с собой решётку с рыбой. Вывернуться из-под неё мне не удалось. Светлана напрочь отказывалась отлипать от меня, и любое движение, рассматривавшееся ею как попытка убежать, приводила лишь к тому, что вокруг меня сплеталась ещё одна пара невидимых телекинетических "конечностей". И ещё одна, и ещё...
   - Солнце моё незаходящее! - наконец взмолился я. - Задавишь же!
   - Хочешь сказать, я жирная?! - оторвавшись от поглощения рыбки, вскинулась подруга. И столько неподдельного возмущения было в её голосе, что я аж завис от удивления. А Свету, кажется, понесло. - Значит, жирная?! Где?! Покажи, в каком месте?
   Подруга вскочила с моих коленей и, отбросив уже опустевшую решётку в сторону, скинула с плеч плед. Следом наземь полетела расшитая челядинками Неонилы, алая юбка с узорчатым передником, а ещё через секунду мне в лицо прилетела стянутая через голову нижняя рубашка. Раскрасневшаяся от гнева, обнажённая Светлана сверкнула россыпью почти невидимых веснушек на плечах и, подняв руки вверх, крутнулась вокруг собственной оси.
   - Ну? Ткни, где я толстая! - звонкий голос девчонки разнесся над полянкой, и я почувствовал, как ещё секунду назад крепко удерживавшие на месте, телекинетические "щупалки" потянули моё тело в сторону Светы. Мелькнули белоснежные холмики грудей с острыми пимпочками розовых сосков и... Да что ж ты делаешь-то, а?!! Я же не железный! 
   Разум рвёт и мечет, ревёт и воет, а руки уже обвивают тонкую талию. Пока девичьи пальчики рвут на мне рубашку, мои ладони скользят вниз по бархатной нежной коже... и взгляд глаза в глаза. Шалые, блестящие от гнева и возбуждения. Раскрасневшиеся пылающие лица, тихий шёпот нежных губ. Жар дыхания и долгий, долгий требовательный поцелуй. Да чёрт бы с ним со всем! 
   Последней моей связной мыслью было: "Рогнеда Владимировна меня распнёт". И всё. До самого вечера, никакие мысли в моей голове более не появлялись. Вообще. Не до них было.
   Как и когда мы перебрались в шалаш и оказались на пледе, я не помню. Равно, как не помню и в какой момент закружившее нас со Светой безумие отступило, и мы уснули в обнимку, усталые и измотанные, но, счастливые. Определённо счастливые, эмпатия меня не обманывает. Да и проснулись в том же состоянии, к которому прибавлась лишь сладкая истома и переполняющая обоих нежность...
   Правда, уже через несколько минут проснулись и наши желудки, своим урчанием испортившие такой неожиданно "ванильный" момент.
   - Любовь любовью, а обед по расписанию, - вздохнул я.
   - Тогда уж ужин, - фыркнула Света, но тут же замерла. - Стоп. Повтори, что ты сказал?
   - Твоя очередь, - ухмыльнулся я.- О моём отношении к тебе, подруга, ты знаешь давно. А вот я от тебя пока ничего подобного не слышал.
   - Логично, - признала Света и, не проронив более ни слова, выкарабкалась из-под пледа и, как была, обнажённой, ничуть не стесняясь, отправилась собирать свою одежду по поляне.
   - М-м, солнце моё, ты ничего не забыла? - устроившись перед входом в шалаш, я любовался своей девушкой, на что та демонстративно не обращала никакого внимания. Но я-то видел, как пунцовеют её щёки...
   - Вроде бы нет? - задумчиво проговорила она, скрывая лицо за тканью нижней рубашки, в которую тут же попыталась влезть. Да счаз! Не одна Света здесь умеет в телекинез.
   - Итак? - удерживая подругу завёрнутой в длинную рубаху, словно в кокон, надавил я.
   - Руки попросишь - узнаешь, - справившись с моим неумелым воздействием, отрезала любовница, и поправив рубашку, задорно улыбнулась. Она бы ещё язык мне... и ведь показала, поганка такая! Ла-адно.
   - Договорились, - кивнул я в ответ. - Как попрошу - узнаю.
   - Вот так просто? - прищурилась Света.
   - А то ж, - пожал я плечами и, будто опомнившись, хлопнул себя ладонью по лбу. - Но сначала надо будет зайти к нотариусу.
   - Зачем? - не поняла подруга.
   - Чтобы составить завещание, разумеется, - развёл я руками. - Поскольку есть у меня подозрение, что слова: "прошу руки вашей дочери", станут последним, что я произнесу в своей жизни. А так хоть о "Вечерней лавке" беспокоиться не придётся.
   - Дурак, - буркнула Света.
   - Дурак, - кивнул я в ответ. - Зато счастливый.
   - И любимый, - оказавшись рядом со мной, Света ввернулась мне под руку и, коснувшись губами моей щеки, замерла...
   Нарушил нашу тихую идиллию вынырнувший из Запределья Баюн. Опять со спиннингом в зубах.
   - Не хочу рыбу, - вздохнула подруга. - Баюнушка, а принеси нам курочку, а? В остроге их много, я точно знаю.
   - С меня уха, - подтвердил я просьбу Светы. Баюн перевёл взгляд с меня на девушку, неопределённо мрявкнул и вновь исчез. На этот раз его не было куда дольше. Я даже успел найти наживку для грядущей рыбалки, когда Баюн, наконец, вернулся в лагерь... с уже потрошённой курицей, аккуратно уложенной в лукошко.
   - М-да, и почему мне кажется, что он не сам её разделывал? - протянула Света, с удивлением взирая на добычу двухвостого. Я же, получив мыслеобраз-доклад от питомца, не сдержал смеха. Двухвостый просто заставил челядинку Неонилы отдать ему только что выпотрошенную ею курицу! И тётку можно понять. На домашнего котика, наш Баюн не похож совершенно и уже давно... Гангстер!
   - Острым когтем и улыбкой, добиться нужного проще, чем одной улыбкой, да? - я фыркнул. - Особенно, когда в улыбке шестьдесят клыков! 
  

Глава 2. Уйти нельзя остаться!

   - Подожди, ты всерьёз решил вернуться в Усть-Бийск?! - воскликнула Света, и надо признать, некоторые интонации в её голосе заставили меня насторожиться. Страх за меня, это ладно. Это естественно, хоть и неприятно. Но вот угроза... а она мне точно не послышалась, это совсем другое дело. Нам сейчас только ссор и не хватало!
   - Решил, - кивнул я со вздохом в ответ.
   - Но... но, зачем?! - возмущённо спросила она. М-да, кажется, придётся выкручиваться. Просто так Света меня не отпустит.
   - Не хочу идти в Словень пешком, - пожав плечами, отозвался я. - Ну и взять некоторую плату за оказанную помощь, тоже будет не лишним. Это в лесу мы прекрасно обходимся без денег, а когда окажемся в обжитых местах, что будем делать?
   - Ну, можно ведь попросить того же профессора, чтобы передал с Баюном каких-нибудь безделушек, ценных для местных? - пробормотала Света. - Мы бы их продали...
   - Например? - с любопытством поинтересовался я. Ведь и сам думал о чём-то подобном, но, дальше просьбы прислать с котярой каких-нибудь серебряных слитков, не додумался. Но они серьёзных денег стоят. Всё же, Хольмград, это не мой прежний мир, в котором серебро стоило сущие копейки... по сравнению с тем же золотом, разумеется. На родине Светы же, серебро стоит куда дороже, поскольку является намного более востребованным металлом, широко использующимся в естествознании.
   - Зеркала? - неуверенно предположила Света.
   - Спальню в доме полусотника вспомни, - покачал я головой. - Каких размеров было то зеркало, что висело аккурат напротив нашей кроватки? Ростовое, а?
   - Это не значит, что оно дешёвое, - пожала плечами подруга.
   - Не спорю, - кивнул я. - Но тащить на торг такой хрупкий товар, идея всё же не из лучших. Согласись?
   - Можно попросить, чтобы Баюн принёс мелкие зеркальца, ручные, - упрямства Свете не занимать. - Их сберечь будет куда проще.
   - Так и стоить они будут намного дешевле, - развёл я руками. - Маленькие зеркала дороги лишь до тех пор, пока нет технологии позволяющей делать большие полотна. А тут, как мы знаем, таковая уже имеется. Нет, мы, конечно, заглянем на торг, как окажемся в том же Подкаменске, например. Заглянем и приценимся к разным товарам, в том числе и к зеркалам, если найдутся, но до него ведь ещё добраться надо. И, скажу честно, не знаю как ты, а мне очень хотелось бы доехать до Подкаменска с комфортом. Насколько это вообще возможно.
   - То есть, с ночёвками на постоялых дворах, в мягкой кроватке, да? - улыбнулась Света.
   - И желательно в твоей компании, - ухмыльнулся я в ответ.
   - Пф, как будто возможна какая-то другая! - вздёрнула носик подруга и тут же прищурившись, ткнула меня пальцем в грудь. - Или ты уже по сторонам смотреть начал, а? Признавайся, изменщик!
   - Кхм, Светочка, милая... тебе головку напекло? - опешил я. - Или рыбка несвежей оказалась? Куда здесь смотреть-то?! На кого? Лес же вокруг! Тайга!
   - Ой, подумаешь! - протянула та. - Матушка моя говорит, что свинья грязь везде найдёт, а мужик - юбку.
   Я аж дар речи потерял от такого наезда. Сижу, и только рот открываю, как карасик на берег вытащенный. Света же посмотрела на это, полюбовалась, да и закатилась от смеха! Монетка, блин!
   - Ой, чую, весёлая у нас с тобой жизнь будет, подруга, - только и выдавил я из себя, наблюдая за хихикающей Светой. Помолчал и договорил: - Ну, с кулинарией ты точно знакома. Пробовал - понравилось. Скажи, а может ты ещё и с шляпным делом знакома? Ну, для полного набора...
   - Шляпным? - от удивления Света даже смеяться перестала. - В смысле, умею ли я мастерить шляпы?
   - Угу, - кивнул я.
   - Н-нет, а с чего такой вопрос, вообще? - непонимающе протянула она. - И о каком полном наборе ты говоришь?
   - Фух! - я демонстративно расслабился. - Ну хоть здесь повезло! А то я уже начал бояться, что мне досталась "настоящая" женщина!
   - Чего-о?! - градус непонимания рос, а вместе с ним росло и возмущение подруги. Ещё чуть-чуть и крышечка зазвенит-запрыгает, как у закипающего чайничка.
   - Ну, знаешь, одна дама из моего мира, порядочная стерва была, между прочим, когда-то сказала, что настоящая женщина может из ничего состряпать салат, шляпку и скандал, - любезно пояснил я. - Вот я и решил узнать, насколько ты "настоящая", по её классификации. Выяснилось, что на две трети. Многовато, конечно, на мой взгляд, но лучше, чем могло бы быть.
   - Ерофей Хабаров, ты хам! - припечатала Света, вздёрнула подбородок, и поднявшись с пледа, на котором мы устроились перед костром, решительно направилась к шалашу, всем своим видом демонстрируя гордость и превосходство над всякими мужланами. Правда, оказавшись у входа в наше лежбище, пафос всё же убавила. Не пролезал он в низкий проём. Да и задирать нос, вползая под навес на четвереньках... ну, тот ещё цирк.
   Как я и предполагал, долго изображать обиду Света не стала. Скучно же. Так что, не прошло и получаса, как она выбралась из шалаша и, устроившись рядом с мурлыкающим от её поглаживаний Баюном, вновь принялась терзать меня расспросами.
   - Ну хорошо, идея с зеркалами тебе не по нраву, - протянула подруга. - Может, бисер?
   - Тоже смотреть нужно, - вздохнул я. - Здесь, вообще, на диво продвинута технология работы со стеклом, а бисер-то тоже из него делают, как никак.
   - Ножи, Ероша! - глядя на то, как я, от нечего делать, кромсаю прутик уведённым из трофейного лабаза ножиком, воскликнула Света. Я перевёл взгляд на инструмент в моих руках и... согласился.
   - А это хорошая идея, солнышко! - протянул я. - С приличной сталью здесь дела обстоят куда хуже, чем с тем же стеклодувным промыслом. И стоят изделия из стали довольно дорого. Баюн, отнесёшь записку профессору?
   - И пруток серебра пусть всё же передаст, - заметила Света. - Хоть оно и недёшево, но уж от ста-двухсот граммов, ни профессор ни князь точно не обеднеют! А в пути серебро всё же удобнее, чем те же ножи. Их-то, ещё продать нужно.
   - Согласен, - кивнул я, строча письмо для Граца, пока двухвостый довольный грядущим путешествием в Запределье, крутился вокруг, так и фоня нетерпеливым предвкушением. Потрепав котяру по мощному загривку, я усмехнулся. - Не спеши. Набегаешься ещё. Тебе ведь по возвращении от профессора ещё и меня в острог доставить придётся, а потом и вытащить из него.
   - Мр-р, - Баюн довольно потёрся спиной о мой бок и, рухнув рядом с наслаждением потянулся, с лёгкостью раздирая когтями подвернувшееся по лапу берёзовое полешко. Котяра, он котяра и есть. Пусть и огромный.
   В столь скандально попрощавшийся с нами Усть-Бийский острог я явился прикрытый максимально мощным мороком, отводящим глаза окружающим. Можно было бы, конечно, воспользоваться обычной иллюзией, но... городок-то совсем небольшой и незнакомые лица в нём - редкость, даже с учётом пребывания в нём всех окрестных жителей. Так что, прикрываться чужой физиономией - не выход, особенно, есди вспомнить, что ныне Усть-Бийская крепость находится на осадном положении. Схватят же моментально! А с отводящим глаза мороком по этому поводу можно не волноваться. Для окружающих я сейчас просто неинтересен. Ну идёт куда-то молодой парень, и пусть идёт. У окружающих и своих дел хватает, так что времени пялиться на всяких прохожих нет...
   Вообще, можно было бы, конечно, сразу прыгнуть в тот же трофейный лабаз и без помех реквизировать у стрельцов одну из стоящих там телег, благо, силушки, чтобы утащить её, у Баюна теперь с избытком. А после и пару коняшек прихватить можно было бы, таким же макаром. Вон их сколько в поле перед крепостью пасётся... Но, меня прямо-таки тянуло в гости к полусотнику. Интуиция, любопытство или просто шило в пятой точке, чёрт его знает. Но я чувствовал, что мне обязательно нужно наведаться в дом Стояна Смеяновича. И противиться этому ощущению я не стал. В конце концов, в моём прошлом такие предчувствия случались не единожды, и польза от них была для меня очевидна.
   Пройти на подворье полусотника оказалось проще простого. Обычно запертые ворота, на сей раз были распахнуты настежь, а во дворе царила какая-то нездоровая суета. Челядь и домочадцы Стояна носились как угорелые, что-то таскали в дом, что-то переносили из амбара в погреб и обратно... В общем, веселье в самом разгаре, но мне интересно, а по какому поводу, переезд у них, что ли, или к празднику какому готовятся?
   М-да... насчёт праздника я, пожалуй, поторопился! Да и весельем на подворье полусотника не пахнет. Уж очень кислые физиономии у домочадцев. А у Неонилы свет Брониславны, и вовсе глаза на мокром месте. Интересно... а где же хозяин дома-то? Я уже почти все комнаты обшарил, но полусотника так и не нашёл. А если?
   Тьфу! Ну, так и есть. Заперся господин начальник всея стрельцов Усть-Бийска в спальне. Лежит, разметавшись на кровати, сопит с надрывом, кажется, даже постанывает еле слышно. Эка его прихватило! А ведь вчера ещё здоров был, что тот бык, и нате вам. Расховорался бедолага, того и гляди на тот свет отправится.
   Я поморщился от кислых, затхлых запахов, поселившихся в спальне полусотника, которые даже не думали развеиваться, несмотря на распахнутые настежь окна. Плохо здесь. Болью пахнет, немочью...
   Приглядевшись к лицу мечущегося в сонном бреду хозяина дома, я невольно покачал головой. Ещё недавно выглядевший молодым и подтянутым, сейчас полусотник был похож на страдающего от доброго десятка хворей старика. Бледное лицо изрезано глубокими морщинами, на лбу выступила холодная испарина, а сухие, побелевшие губы потрескались так, словно бедолага уже не первый день страдает от жажды.
   Глаза полусотника неожиданно открылись и уставились на меня, начхав на мороки и отвод глаз. Слезящиеся, выцветшие глаза, в которых без всякой эмпатии легко читалась боль, терзающая полусотника.
   - Пр-ришёл... - прохрипел Стоян Хлябя, не сводя с меня мутного от боли взгляда.
   - Пришёл, - вздохнул я, присаживаясь на табуретку, стоящую рядом с ложем полусотника. Покрутив головой, нашёл стоящий на приставном столике кувшин и, понюхав содержимое, перелил ягодный морс в кружку, которую и подал наблюдающему за моими действиями хозяину дома. Тот благодарно кивнул и, ухватив кружку дрожащими руками, приник к ней. Заходил ходуном кадык, и в считанные секунды кружка опустела. Стоян облизнул губы и протянул её мне.
   - Спасибо, - уже куда более уверенным голосом проговорил полусотник и еле слышно зашипел от боли. Руки Стояна сведённые судорогой, задрожали ещё больше, несмотря на закаменевшие мышцы. И хозяин дома не выдержал, застонал в голос. Негромко, но...чёрт, да меня от одного этого звука морозом по коже продрало!
   Вспомнив уроки Яговичей, я вздохнул и, вцепившись пальцами в предплечья страдающего полусотника, тихо забормотал выученный наговор. Тихо, но быстро. Ещё и собственной волей помог, вплетая в старинный лечебный конструкт, куда более современное обезболивающее из коллекции профессора Граца.
   Бледное до синевы, лицо полусотника расслабилось, а на щеках даже выступил лёгкий румянец. Стоян облегчённо вздохнул, а я почувствовал, как под моими пальцами расслабляются его мышцы, сведённые судорогой до каменного состояния. Я разжал ладони и руки полусотника безвольными плетьми упали на кровать. Стоян попытался было ими пошевелить, но добился лишь того, что его пальцы слабо дёрнулись. Тем не менее, когда я взглянул в ещё недавно полные боли, глаза хозяина дома, то не нашёл в них и следа той мути, что плескалась там какую-ту минуту назад.
   - Полегчало, - скорее констатировал, чем спросил я. И полусотник вымученно улыбнулся в ответ.
   - Ещё как, Ерофей. Ещё как, - откинувшись на подушку, произнёс он. Но почти тут же уставился на меня посерьёзневшим взглядом. - Я должен просить у тебя прощения. У тебя и твоей невесты. Как показало время, моё решение было неверным, более того, следуя наговору Любима, я, сам того не поняв, нарушил покон. И видишь, чем это для меня обернулось! Если бы не твоя доброта, то уже к вечеру, скорее всего, меня положили бы в домовину, а Неонила осталась вдовой. Прошу, прими мои извинения, Ерофей сын Павлов. Извинения и виру. От души и чистого сердца!
   - Принимаю, - кивнул я. А что оставалось-то? Если я правильно разобрался в особенностях этого самого покона, то одним своим решением облегчить мучения нарушившего его полусотника, я, по сути, уже простил нашего со Светой несостоявшегося обидчика. А вот то, что он, уже избавившись от смертельной тяготы наложенной поконом, искренне попросил прощения и даже предложил виру... говорит о раскаянии полусотника. Ну и эмпатия моя твердит о том же, да. Может быть, конечно, это всего лишь порыв души, вызванный резким избавлением от мучивших полусотника болей и накатившим пониманием, что безносая прошла мимо, так и не задев его своей косой, но... Что ж, у меня ещё будет время это проверить. А пока же, пожалуй, займёмся приведением главы острога в полный порядок. Не дело это, оставлять крепость без командования, когда вокруг шныряют всякие находнички, только и ждущие момента, чтобы устроить здешним жителям кровавую баню.
   Думается мне, что попытайся я работать со Стояном в мире Хольмграда, поднять его окончательно на ноги, мне удалось бы не раньше чем через сутки, какие бы тонизирующие наговоры и конструкты я не использовал. Здесь же, агрессивность инфополя сыграла нам на руку, и уже через полчаса ментальных манипуляций, передо мной предстал хорошо знакомый мне стрелецкий полусотник. Крепкий, моложавый, сильный и подвижный, ничуть не похожий на ту страдающую от непрерывной боли развалину, что ещё недавно валялась на кровати в ожидании собственной скорой кончины.
   В общем, полусотник пришёл в себя настолько, что готов был тут же лететь прочь из спальни, чтобы немедленно погрузиться в многочисленные острожные дела, без его участия, наверняка, забуксовавшие. Но тут мне пришлось его притормозить, что, естественно, Стояну не пришлось по душе. Тем не менее, испытывающий передо мною чувство вины, он всё же прислушался к сказанному и, после недолгого размышления вынужден был согласиться с моим предложением.
   - Не скажу, что мне по душе сие, но... доля правды в твоих словах есть, - протянул полусотник. - Как ни крути, но именно по настоянию Любима я пошёл на нарушение покона. И пусть я верю, что действовал мой десятник не со зла, а лишь проявил рвение, искренне почитая тебя виновным в смерти Мирослава, но... одной верой в честность ближников мне довольствоваться не пристало. Всё же, не одна сотня жизней здесь от меня зависит. Проверим...
   Я облегчённо вздохнул и уже начал прикидывать, как бы зазвать в спальню полусотника его жену для разговора, когда она сама решила наведаться к одру умирающего... ну, как она думала. И завертелось.
   Опешившая от вида практически восставшего из мёртвых мужа, уже одевшегося в привычный наряд стрелецкого полусотника, и всем своим удалым видом демонстрирующего готовность идти хоть в бой, хоть по бабам, Неонила поначалу, кажется, даже дар речи потеряла. Но быстро опомнилась и, птицей метнувшись через всю спальню, буквально впечаталась в грудь мужа, тут же залив слезами и распахнутый кафтан Стояна и рубаху под ним. А меня чуть не придавило затопившими комнату радостью и облегчением, да так что даже в глазах на миг потемнело. Чёртова эмпатия!
   Удивительно, но стоило полусотнику лишь заикнуться о том, чтобы сохранить своё нынешнее состояние в тайне от острожников, хотя бы до следующего дня, как его жена горячо поддержала намерение Стояна. А я думал, что мне придётся её уговаривать... Тем временем, Неонила явно оправилась от свалившихся на неё новостей и, наконец, заметила, что в комнате они с мужем не одни.
   - Ерофей? - удивилась она, переводя взгляд с мужа на меня и обратно.
   - Он самый, Неонила Брониславна, - я изобразил короткий полупоклон. - Вот, заглянул на огонёк.
   - Тебя же с невестой все стрельцы по Усть-Бийску ищут! - охнула она. - Буривоев десяток по всему городу рыщет, во все углы и закутки заглядывают, все избы обшаривают!
   - И пусть себе ищут, - отмахнулся я.
   - Так... - Неонила замерла, прикусив губу и, глянув на Стояна, понимающе кивнула. - Значит, вот в чём вина моего мужа была. За обиду вам с невестой нанесённую, его так скрючило, да?
   - Полагаю, что так и есть, - пожал я плечами.
   - А я ещё слухам не верила, - протянула Неонила, поглаживая мужа по обнимающей её плечи руке.
   - Каким-таким слухам? - насторожился полусотник.
   - Да, толкуют бабы, что в травной избе, что у колодцев, будто тебя, муж мой, за нарушение покона перед гостями, светлые наказали, - медленно проговорила женщина. - Но есть и иные. Слышала я краем уха, будто то наказание тебе вышло за то, что привёл в острог осенённых тьмою, что нашего Мирослава убили. И что интересно, не бабий то шёпот был. Мужи смысленные говорили, но вот кто, не ведаю. За тыном речь вели... никак мне этих болтунов не рассмотреть было.
   Мы переглянулись с полусотником, и тот явственно нахмурился.
   - Неонила Брониславна, прошу, кликни людей, пусть пришлют сюда мальчишку Радима из моего отряда недорослей, - после небольшой паузы произнёс я.
   - Хочешь его поспрошать? - прищурился Хлябя и кивнул. - А что? Дело. Глядишь, и узнаем что толковое о происшедшем в Медовом зале.
   - Не только, - я покачал головой. - Хотя, то и полезно может быть. Но я бы хотел, чтобы он остальных недорослей подговорил походить по острогу, да послушать, кто слухи недостойные о тебе полусотник распускает.
   - И о тебе, - усмехнулся он.
   - И обо мне, - согласился я. - Но кем меня жители Усть-Бийска считают, уж прости, господин полусотник, меня мало интересует. Мне с ними за одном столом не сидеть и не родниться. А вот кому пришло в голову начального острожника хулить, мне о-очень интересно. Это ведь не просто болтовня, это удар по твоей репутации. Один слух, другой, и вот глядишь, ты уже не честный полусотник стрелецкий, что город от врагов берёжет, а первый враг всем острожникам, тёмных привечающий, да находников приваживающий. А от того уж и до смерти лишь шаг короткий. Понимаешь?
   - Ещё как понимаю, - ощерился Стоян, автоматически хватаясь за рукоять висящего на поясе кинжала. - И поверь, Ерофей, сыщу затейника, мало ему не покажется. Ой, не покажется.
   И почему-то, глядя на разъярённого полусотника, его словам хотелось верить. И сыщет и накажет, да так, что недоброжелатель затеявший эту возню будет жалеть о сделанном всё то недолгое время, что у него останется до смерти.
   Радим прибежал на подворье полусотника, едва мы со Стояном и его женой, закончили обедать... прямо в спальне. Просвещать о том, что Хлябя встал на ноги, Неонила не стала даже челядь и домочадцев, а потому и приготовлением еды для нас и даже доставкой её в спальню, занималась сама, не привлекая к этому делу никого из домашних, до сих пор мечущихся по двору, и готовящихся к тризне и помминальной трапезе по хозяину дома, к вечеру, по их мнению, должному уже отойти в мир иной. Ну... и пусть их. Как сказал сам Стоян: поминальная трапеза отличается от праздничного пира лишь поводом. Так что, мол, пусть готовятся, тем веселее выйдет пир!
   Честно говоря, почувствовав радость парнишки от нашей встречи, мне стало как-то не по себе. Ну, не считал я себя достойным таких искренних эмоций! В конце концов, кто я ему?! А вот подишь ты, увидев меня Радим засиял так, что мне стало просто неудобно.
   Выслушав рассказ и просьбу-приказ полусотника, мальчишка на миг замялся, а когда Стоян это заметил, и вовсе сник.
   - Ну, что не так? Говори уже, - вздохнул Хлябя.
   - Так ведь, первый-то слух, ну... - Радим бросил в мою сторону умоляющий взгляд и... дошло! Я хлопнул себя ладонью по лбу.
   - Наш юный вой хочет сказать, что первый слух, тот, что о твоём наказании за порушенный покон в отношении гостей, он же, Радим, в смысле, и распустил, - с усмешкой произнёс я и, встретив взгляд Стояна, развёл руками. - Моя вина, господин полусотник. Ежели помнишь, то именно он сообщил нам о смерти Мирослава Веича, и он же был с нами в Медовом зале, когда ты велел меня схватить да в поруб бросить. Считай, по моей просьбе сей отрок действовал. Я же его и мороком глаза отводящим прикрыл, чтоб он с места убийства ушёл незамеченным. - Услышав недовольное сопение полусотника, я вздохнул и поспешил сменить тему: - Вот, кстати, Радим, а поведай-ка нам со Стояном Смеяновичем, как ты о том убийстве вообще узнал.
   - Так, меня у Медового зала стрелец из Буривоева десятка поймал, да к вам и отправил с наказом рассказать о случившемся, - пожал плечами он.
   - Буривоева? Не Любимова? - уточнил я.
   - Да нешто я не отличаю?! - возмутился Радим. - Остень это был, стрелец из пополнения, что нынешней весной из Подкаменска пришло.
   - Пополнение! - фыркнул недовольный Стоян. - Пяток воев полуполковник прислал, хотя обещал двумя десятками острог усилить! Добро ещё, что не новиков желторотых отдал, а воев опытных. Тот же Остень, вон, старый друг Буривоя нашего. Еще с тех времён, когда они в одном десятке в Хвалын-городке состояли. Потому его, собственно, Буривой под свою руку и взял, вместе с парой других стрельцов, на которых ему Остень указал. А Любим оставшихся в свой десяток определил.
   - Вот как... - протянул я. - Интересно, но... так, это потом. Радим! А в сам зал ты не заглядывал?
   - Неа, - мотнул головой паренёк. - Остень меня сразу на подворье полусотника отправил, даже одним глазком заглянуть в длинный дом не позволил. Ещё и подзатыльник дал...
   - Ясненько, - я вздохнул, но тут же встрепенулся. - Так, друг мой ситный, ты задание уяснил?
   - А тож! - закивал тот.
   - Ну, и чего ждёшь тогда? - рыкнул Стоян. Мальчишка широко улыбнулся и, отвесив один, но очень глубокий поклон всей нашей компании, вымелся из комнаты, только босые пятки по доскам пола простучали. Дождавшись, пока стихнут его шаги, полусотник повернулся ко мне лицом и кивнул: - ну, говори уже...
   - Да я вот подумал, а Мирослав к памятному камню только чужих приводил? Или с окрестных жителей, что в острог от находников спрятались, он тоже клятву о непричинении зла Усть-Бийску и его обитателям брал? А со стрельцов?
   - Эка! - переглянувшись с супругой, крякнул полусотник и, посмурнев, произнёс: - Не было такого. Гостей острога, да купцов с караванами через него проходящих, клятву у камня давать уставами государевыми заповедано. Но на жителей окрестностей, сие не распространяется. Стрельцы же дают клятву при поступлении на службу и подтверждать её более не требуется.
   - Стало быть, убийцей Мирослава может быть любой из тех людей, что ныне набились в крепость, как сельди в бочку, - печально заключила Неонила, но почти тут же воспряла духом. - Так может, стоит провести их к камню, да пусть поклянутся, что не убивали Мирослава? Так, глядишь, и узнаем, кто сие злодейство учинил?
   - И как же они клятву будут давать без характерника-то? - развёл руками Стоян.
   - А Ерофей, чем не характерник? - приподняла тонкую бровь его жена, и полусотник, на миг замерев, громко щёлкнул захлопнувшейся челюстью. Перевёл удивлённый взгляд на меня...
   - А и верно, - протянул он. - Ты же, Ерофей Павлович, тоже характерник, а?
   - И как ты себе это представляешь? - изумился я. - Меня, между прочим, твои стрельцы до сих пор по всему Усть-Бийску разыскивают, а ты предлагаешь мне Мирослава подменить! Да меня же прямо там на вилы и поднимут. И тебя вместе со мной, ежели заступиться попробуешь.
   - А мы тебя им не покажем, - ухмыльнулся Стоян. - Спрячешься за камнем, да и всех дел! Для проводника клятвы, тебе ни видеть клянущегося не надо, ни, тем более, касаться его.
   - Ну-у... можно попробовать, - со вздохом согласился я. - Но начнём с тех болтунов, что тебя в сговоре с осенёнными тьмою облыжно винят.
   - Так и поступим, - без сомнений отозвался полусотник.
   - Значит, ждём возвращения Радима, а после... - проговорила Неонила.
   - А после я пройду со своим десятком по тем домам, где отыщутся те болтуны, да приведу их в длинный дом. Заодно и людям покажусь. Одну закавыку здесь вижу. Как нам Ерофея в Медовый зал провести, чтоб его не заметили, - прогудел Стоян.
   - Сам доберусь, - отмахнулся я. - Через весь острог вон, прошёл, дабы тебя навестить, и никто даже не чухнулся. Плёвое дело!
   - Х-характерники, - покачал головой Стоян и прихлопнул ладонью по столу. - Решено. Так и поступим.
   - Ну, коли мы обо всём поговорили, пойду я, - поднялась на ноги Неонила. - Нужно за слугами присмотреть, да в травную избу заглянуть. Без меня, поди, там вся работа встала...
   - Иди, голубушка моя, иди, - покивал Стоян, а когда его супруга уже взялась за дверную ручку, окликнул её: - милая, сделай одолжение, запрети домашним в наши покои заходить. До самого вечера.
   - Исключение только для Радима, - заметил я.
   - Ну да, а то ведь, в рвении своём челядь и его сюда не пустит, - усмехнулся полусотник. Неонила улыбнулась в ответ.
   - Сделаю, муж мой, - чуть ли не пропела она, закрывая за собой дверь.
   - Эх, надо было ей сказать, чтобы не улыбалась так счастливо, когда любимый муж "при смерти", - почесал затылок Стоян, но, по глазам его было видно, что отношением жены он не просто доволен, а счастлив как юнец, первая любовь которого ответила на его чувства.
  

Глава 3. Судимы - не судимы, будете - не будете...

   Удивительно, но моя идея с мальчишками-разведчиками сработала. Правда, удовольствия, полученные ими сведения Стояну не доставили. Ну так, не всё коту масленица! Собственно, я и сам был несколько обескуражен теми новостями, что уже на закате принёс нам Радим, правда, причина моего недовольства крылась в ином. Я-то, помня, какие взгляды бросал на меня Любим в Медовом зале, и то, с каким жаром он настаивал на моей вине, готов был предположить, что именно второй десятник Усть-Бийского острога и был автором сплетни, что пошла гулять по крепости. Да что там, я готов был подозревать даже стрельцов из Буривоева десятка, того Остеня, например. А что? В остроге он человек новый, никому кроме своего десятника неизвестный. Да и в Медовом зале оказался в числе тех, кто обнаружил тело характерника. Чем не подозреваемый? Ан нет. Застрельщиками оказались мужики из пресловутого, уже набившего мне оскомину одним своим названием, Ладова селища. Именно они болтали где ни попадя о вине хозяина острога, якобы, приветившего в своём доме осенённых тьмой... И вот теперь, шестеро космато-бородатых дядек стояли посреди длинного дома, в пяти шагах от памятного камня и в окружении личного десятка Стояна, за которым шумела, выла и галдела целая толпа народа. Причём выли родственнички болтливых мужиков, а галдели недоумевающие зеваки из числа жителей острога и окрестных хуторов, увидавшие как стрельцы конвоируют "ладожцев" по улочкам острога и увязавшиеся за ними следом.
   Шум в Медовом зале нарастал, стрельцы молчали, а вот в вое родичей схваченных бойцами болтунов уже начали проскальзывать злые нотки. Вот-вот, односельчане перейдут от жалоб и причитаний к прямому поношению подчинённых Стояна. И именно этот момент выбрал полусотник, чтобы появиться перед толпой, отчего в длинном доме на миг воцарилась мёртвая тишина. Впрочем, уже в следующую секунду, толпа народу набившегося в зал, выдохнула, словно одно огромное многоглавое чудовище, и удивлённо загудела-загомонила, обсуждая неожиданное исцеление хозяина острога, которого ещё днём все они дружно почитали смертником, стоящим у последнего порога.
   Впрочем, первыми, от удивления оправились родичи болтунов, тут же повалившиеся на колени перед стоящим у самого памятного камня полусотником и завыли, запричитали пуще прежнего, прося то милости, то "укорота для аспидов зелёнокафтанных"... Фарс, да и только.
   Стоян же, молча обвёл пристальным взглядом толпу, заставляя притихнуть тех, на кого падал его взор, и лишь после этого обратил внимание на голосящих родственников стоящих перед ним мужиков.
   - Милости, значит, просите, - проговорил он, враз перекрыв своим зычным голосом их вопли. Родственники замолкли, явно почувствовав злость полусотника. - Защитить вас, да? А ну, Радимка!
   - Я здесь, господине, - угрём проскользнув меж стрельцами, мальчишка возник перед Стояном.
   - Зови своих видоков, пусть поведают, что услышали да увидели, - сбавив тон, произнёс хозяин острога. Радим кивнул и, обернувшись к стоящим в центре судилища мужикам, вдруг залихватски свистнул, да так, что одного из них аж качнуло.
   - Любша, Арвин, Летник! - выкликнул мальчишка и, к удивлению окружающих, сквозь толпу начали проталкиваться... нет, не недоросли из созданного мною отряда, прозванного местными "потешной полусотней", а новики стрельцова войска. Те самые, что ещё недавно пинали и шпыняли "понаехавших мелких". Молодыми медведями, прокосолапив через собравшуюся в длинном доме толпу, новики миновали расступившихся перед ними стрельцов и уверенно шагнули в круг судилища.
   - Ну, поведайте мне, новики стрелецкие, что вам довелось услышать да увидеть сегодня... - огладив короткую ухоженную бородку, прогудел Стоян, смерив насупившихся видоков испытующим взглядом.
   И те поведали... По очереди, не перебивая друг друга, трое молодых воев рассказывали, как услышали на торгу пересуды, "не бабский трёп у колодца, а речи мужеские, но поносные и ядовитые", что вели стоявшие сейчас в судебном круге бородатые ухари. Собравшиеся недоумённо внимали. Молча. Кто-то из родичей болтунов хотел что-то вякнуть, но тут же умолк, схлопотав крепкий подзатыльник от стоявшего рядом дедка, явно старшего в их компании. Полусотник же стоял и слушал доклад будущих стрельцов, и с лица его не сходила улыбка... добрая такая, ласковая. Вот только у любого, кто знал Стояна Хлябю так, как знали своего командира подчинённые, эта улыбка ничего кроме содрогания не вызывала. Уж это я почувствовал ясно.
   Хотя, это было не единственное ощущение, что я поймал, стоя под иллюзией за памятным камнем. Фонили страхом не ожидавшие такого результата от своих пересудов бородатые мужички из Ладова селища. Чувствовались лёгкие нотки злорадства, то тут то там пронизывавшие толпу собравшихся. Ох, не любят острожные жители хуторян да сельчан... не все, конечно, но чувствуется же! Впрочем, большая часть присутствующих куда более спокойна. Спокойствием моря после шторма. Ещё бы! Всего несколько часов назад жители острога обсуждали грядущую смерть бессменного главы крепости, и грозящие с его уходом перемены, а тут... как камень с души упал. Жив, батюшка!
   Посмеиваюсь, да. Но местных можно понять, на самом деле. В здешних диких местах, стрелецкий острог - единственная защита от напастей. Но и она не абсолютна. А уж если исчезнет сила, что держит в кулаке населяющих крепость стрельцов, то... есть риск, что острог из защитника превратится в злого хозяина, терзающего местных жителей не хуже тех же находников и татей. Стрельцы же, они как дети, только уд длинее, да сабля вострее, как говаривает Стоян Смеянович.
   Но было в какофонии эмоций затапливающих Медовый зал и нечто, что мне совсем не понравилось. Настороженность, злость, разочарование и недовольство. А уж когда умолкли стрелецкие новики, выступившие свидетелями на этом судилище, и вновь заговорил полусотник, рассыпая обещания заставить клясться на камне всех новоприбывших в острог, вплоть до новеньких стрельцов, эти самые подозрительные эмоции прозвучали и вовсе теразющим мою эмпатию диссонансом. Более того, к ним добавились ещё и нотки страха, удивительно совпавшие с моментом, когда полусотник потребовал от натужно сопящих болтливых мужиков ответа: кто надоумил их нести такую крамолу. Вот тут-то бородачей как наотмашь ударили. Такого ошаления я от них не ожидал... но это не помешало мне заметить кое-что ещё... и я, аккуратно выскользнув из-за камня, не снимая маскировки, коснулся локтя Стояна, как мы заранее договорились. Тот в ответ дёрнул головой, мол, понял... И тут же хлопнув стоящего Радима по плечу, тихо шепнул ему что-то на ухо... Мальчишка кивнул и, ужом ввинтившись меж стрельцов, исчез за их спинами. Только колыхнулась занавесь, за памятным камнем. Вот и славно... сработала-таки наша с полусотником закладочка. А ведь я даже не думал, что эта карта действительно сыграет. Повезло!
   Бородачи тем временем, кое-как очухались от обрушенного на них страшного обвинения и дружно, будто репетировали, повалились в ноги полусотнику. А следом за ними, вновь рухнули на колени и их родственники, до которых тоже дошёл смысл услышанного. И снова вой, плач и причитания, да такой силы, будто голосит не два десятка человек, а вся собравшаяся в Медовом зале толпа. И было от чего. Болтовня, она, конечно, болтовня... но одно дело, досужие сплетни и кривотолки и совсем другое, распространение среди жителей острога слухов о предательстве командования крепости, находящейся в осаде. Крамола, как она есть. А здесь, порой, казнят и за меньшее.
   Суд? Защита? Бывает тут и такое. Стоян Смеянович говорил, даже соответствующие процедуры законом оговорены. И судьи с защитниками... но не на окраинах, где вся полнота власти отдана в руки военных. И уж тем более, не во время осады. Будь иначе, и чёрта с два бы меня смогли заточить в поруб с одного только обвинения Любима, пусть и поддержанного аж тремя полусотниками. В том же Подкаменске, например, даже воевода не может просто так бросить подозреваемого в тюрьму, не соблюдя все положенные по закону процедуры. Но... пограничный острог, дело особое. И производство... такое же, ага.
   В общем, затрясло болтливых бородачей не зря. Считай уже одной ногой на эшафот встали. И родственники их это тоже поняли. А потому, стоило только полусотнику рявкнуть, как те тут же умолкли, словно голоса лишились.
   - Та-ак, - убедившись, что в зале воцарилась полная тишина, Стоян тряхнул головой и вновь уставился на трясущихся мужиков. - Повторяю вопрос! Кто вас, смердь лукавая, подговорил и чем прельстил?!
   - Прости, Стоян Смеянович, - неожиданно раздался откуда-то из-за голов столпившихся перед стрельцами зрителей, трубный голос Буривоя. - Наша с Любимом вина!
   Гу-у! Толпа заволновалась. Такого исхода дела никто не ожидал. Да и мы со Стояном опешили.
   - Буривой? Ты ли это? А ну-ка, выйди в круг, - полусотник прищурился, высматривая своего десятника. Да тот и не прятался. Высокий, широкоплечий, он двинулся к камню, и толпа перед ним сама раздавалась в стороны. Разошлись и стрельцы, оцепившие круг перед памятным камнем, пропуская одного из самых уважаемых своих командиров.
   - Прости, Стоян Смеянович, - повторил Буривой, шагнув в освещённый десятком настенных факелов круг судилища. - Не сдержали мы языков с Любимом. Когда твой... гость сбежал из поруба, мы уж очень злы были. Да ещё и поиски его не задались. Вот, мы с Любимом и собрались у меня на подворье в садовой беседке, неудачу мёдом запили, да с устатку и злости, языков не удержали. Мужики же эти, на моём дворе новый овин ладили. Видать, услыхали, да разнесли по острогу, половину слов наших переврав! - Буривой повысил голос, словно пытаясь докричаться до каждого присутствующего. - Было дело, хулили мы тебя, Стоян Смеянович, за доверчивость да щепетильность излишнюю. Но в предательстве не подозревали, не винили, и речей о том не вели! Клянусь перед камнем предков наших! Светом и кровью клянусь!
   Десятник выхватил нож из-за пояса и, с силой полоснув себя по предплечью, тотчас уронил клинок наземь, пока спохватившиеся стрельцы не насадаили его на сабли. На них, правда, Буривой и не глянул. Схватился освободившейся рукой за рану и, в два шага оказавшись перед камнем, от души приложился к нему замаранной в крови ладонью. Булыжник полыхнул белым светом, на миг проявившим испещрившую серые бока вязь и... мирно погас, приняв клятву.
   Молчал Стоян, глядя исподлобья на своего десятника, молчала толпа, словно замерев в ожидании, когда Буривоя хватит падучая, бородачи и вовсе сникли, опустив головы. А десятник, как стоял у камня, не сводя прямого взгляда с командира, так и стоит.
   - Верю тебе, брате, - полусотник крепко, от души обнял замершего перед ним Буривоя. - Верю, что не было в ваших словах крамолы, а что хулили меня... так не впервой же! Но! То вы, мои десятники, советники, чей голос в остроге первый после моего... А то смерди. И они-то уж точно рты не по чину раззявили. Обвинили облыжно в предательстве и болтали о том повсеместно, не стесняясь. И я хочу знать, кто их в том надоумил. Или считаешь, что они сами додумались?
   - Могли, брате, - после недолгой паузы повесил голову Рудый. - Смердь же лукавая, сам сказал! А такие, что ни услышат, всё переврут... не со злобы даже, так для пущей важности, чтоб перед односельчанами прихвастнуть, али острожных жителей осадить. Ну, а чем им ещё друг перед другом меряться? Размером куч коровьего говна в стайках?
   - Сами, значит? - Стоян перевёл взгляд на валяющихся у его ног мужиков. Те, по-прежнему не поднимаясь с колен, запереглядывались.
   - Тёмный попутал, господине, - сдавленно просипел старший из бородачей. - Не со зла болтали, прости, воевода! Хмель в голову ударил!
   - Прости-ить, - с непередаваемыми интонациями протянул Стоян, обведя их взглядом. Прищурился и кивнул. - А что? И прощу. Виру возьму и прощу. Коли сейчас вслед за десятником моим клятву на камне принесёте, о том, что дурного для меня и крепости в своей болтовне не затевали и крамолу на власть государеву в сём остроге возводить и не думали! Кровью и Светом. Ну?
   За тем, как незадачливые бородачи приносят клятву перед памятным камнем, толпа наблюдала, затаив дыхание. Я же потихоньку отошёл назад и скрылся за булыжником, уж больно тесно стало рядом с ним. Отошёл и, привалившсь спиной к неожиданно тёплому булыжнику, с наслаждением потянулся. Судя по тому, что из-за камня не раздаются крики корчащихся от боли клятвопреступников, бородачи и в самом деле болтали не со зла, а по пьяной дури. Хм, а Буривой удивил, да. Никак не ожидал, что этот вечно смурной десятник выдаст эдакое коленце. Да и для Стояна, кажется, выходка его подчинённого, стала сюрпризом. Неприятным... Но, как бы то ни было, спектакль почти окончен, осталось поставить в нём незамысловатую точку и можно будет расслабиться. По крайней мере, я на это надеюсь.
   Вот интересно, если была возможность принести действующую клятву на памятном камне без характерниика, то почему полусотник так настаивал на моём участии в этом процессе? Нет, положим, провести соответствующиий ритуал по покону мне несложно, благо, покойный Мирослав в общих чертах объяснил принцип взаимодействия характерников с памятными камнями, да и сложную вязь, покрывающую этот булыжник я понимаю очень неплохо, что тоже положительно сказывается на возможностях работы с ним. Но... всё же, зачем было нужно тащить меня в Медовый зал, если, как показала практика, на деле можно обойтись без таких сложностей вовсе?
   - Ерофей, наше представлением с клятвой окрестных жителей на сегодня отменяем, - донёсся до меня шёпот полусотника, вынырнувшего вдруг из-за памятного камня. - Сам видишь, сейчас не время. Не до того людям, да и... эх, Буривой! Что ж он так не вовремя вылез со своим заступничеством-то?
   - Ладно, я понял тебя, Стоян Смеянович, - вздохнул я в ответ, признавая правоту хозяина острога. С неожиданным выступлением Рудого, наши планы пошли... не прахом, нет. Но вывернуть сейчас на нужную дорожку, стало довольно сложно и, совсем не факт, что получилось бы сделать это достаточно естественно, что для наших целей, весьма и весьма важно.
   - Вот и добре, - кивнул полусотник с облегчённым вздохом. Он уж было нацелился выйти из-за камня к своим людям, но тут из-за занавеси, отделявшей Медовый зал от "кабинета" покойного Мирослава, вывернулся Радим. Увидев стоящего в двух шагах от него полусотника, мальчишка широко улыбнулся.
   - Сделали, господине, - радостно проговорил он.
   - Сколько? - прищурился Стоян, замерев на полушаге.
   - Двое. На твоём подворье уже, - отозвался тот с энтузиазмом.
   - Молодцы, недоросли. Ай, молодцы, - расплылся в совсем недоброй улыбке полусотник и, потрепав Радима по и без того растрёпанной макушке, исчез за камнем. Паренёк же довольно потёр ладони и... вновь скрылся за занавесью. Получилось, значит. Что ж, тогда, может статься, нам и приведение к клятве "гостящих" в остроге окрестных жителей не понадобится!
   Пока я крутил в голове эти мысли, довольный как слон Стоян Смеянович закончил своё представление, судилище завершилось, а гомонящий народ потянулся прочь из Медового зала. И первыми, понятное дело, были бородачи, подхваченные своими облегчённо выдохнувшими родственниками, искренне радующимися тому, как обернулось дело. Ну а что? Имеют право. В конце концов, кормильцы их живы-здоровы, не казнены ни властью ни поконом. Более того, прощены, а значит, и нависшая над их семьями угроза лишения стрелецкой защиты, болтунов миновала. Как ни крути, легко отделались. Ну, вира, да... кубышки им растрясти придётся, и основательно. Но то, всё же деньги, а не жизнь. Их и заново скопить можно.
   - Любим со сборным отрядом отправился в Усолье к Миряну. Будут готовить острог к обороне от находников, - бурчал Рудый, на ходу рассказывая Стояну о принятых в его отсутствие решениях. - Советовались мы с полусотниками, решили, что Поклест в случае надобности сможет свой острог сам оборонить.
   - Как это "сам"? - неприятно удивился Хлябя. - Вы что же, без помощи решили его оставить?!
   - Как можно, Стоян Смеянович? - возмутился Буривой. - Мы о такой подлости и думать не думали. Поклест Бранович сам предложил предложил сначала сбить лагерь тех находников, что на Усолье нацелились. Для того и Любима к Серому сговорились отправить. Почитай два десятка воев Усатый в Усольский острог повёл, чтоб вместе с Миряном Звановичем и его большой полусотней самов побить. А уж оттуда скорым ходом они всем отрядом отправятся к Верть-Бийску на подмогу Чёрному. Острог-то у него крепче наших, и с наскоку его находники взять никак не смогут. А там и наши стрельцы подоспеют, ударят всей силой, от самов только клочки полетят!
   - Ясно, - хмуро кивнул полусотник, явно недовольный тем, что такие важные дела прошли мимо него.
   - Это, Стоян... - неожиданно тихо обратился к командиру Рудый. Так тихо, что я, идущий следом за ними в каких-то трёх шагах, едва расслышал бубнёж десятника. - А как так с тобой вышло-то, а?
   - Да вот так, Буривой, вот так, - развёл руками полусотник. - Не было на мне никакой вины, кроме нарушения покона перед гостем. А он мне сей проступок простил, поскольку видел, что покон я нарушил не со зла, а лишь по наущению набольших наших людей. Тебя да Любима, да гостей наших, Миряна с Поклестом.
   - Так, это... - нахмурился Рудый. - Мы ж, тоже не со зла! Убийство это, а... Коли бы твой гость решил сбежать? Нам тогда в смерти Мирослава и вовсе было бы никак не разобраться!
   - С чего бы это? - фыркнул Стоян. - Ежели мои гости были бы виновны в смерти Мирослава, их самих ныне к похоронам готовили. Или думаешь, кара покона их не коснулась бы?
   - Но... погоди-погоди! - Буривой насупился ещё больше. - Чтоб простить, Ерофей должен был бы сам перед тобой предстать...
   - Так и было, - усмехнулся полусотник. - Неонила уже было готовить меня к отходу начала, когда купцов сын к нам в дом вошёл. А там и получаса не минуло, как я перед ним за действия свои неправедные покаялся. Он меня и простил. По покону.
   - А как же он в острог-то пробрался? - прогудел Буривой.
   - Думаю, так же, как на конёк крыши моего терема, давеча, - пожал плечами Стоян и, покосившися на идущего рядом десятника, ткнул его локтем в бок. - Помнишь ли?
   - Помню, - скрипнул зубами обычно невозмутимый десятник и погрозил кому-то кулаком, - вот уже я этих бездельников на стенах высеку! Попомнят мне, как службу нести надобно!
   - Не грозись, Буривой, - хлопнул его по плечу полусотник. - кабы не их недозор, глядишь, сегодня к ночи, ты на моей тризне чару подымал бы, да Любима полусотником называл.
   - Так-то оно, так, - хмуро кивнул скривившийся от последних слов друга десятник, полыхнув яростью и неприятием так, что меня аж качнуло. Но почти тут же он справился с собой и со вздохом пробурчал: - но, всё ж, не дело это, когда мимо дозорного любой купчишка просквозить может. Не дело!
   - Не дело, - согласился Стоян, поворачивая к своему подворью. - Но о том можно и завтра потолковать, а сегодня, уж прости, друже, придётся тебе иным заняться.
   - Это чем же? - удивился Буривой.
   - Ну, коли тризна отменяется, это ж не повод бочонок мёда взаперти держать, верно? - хитро ухмыльнулся полусотник. - Идём, Неонила, поди, уже и на стол накрыла. Повечеряем...
   - За здравие твоё, - поддержал его Рудый, с довольной улыбкой. Редкой гостьей на его лице, судя по всему. Тряхнул головой, словно избавляясь от дурных мыслей и хлопнул друга по плечу. - Айда, брате! Прав ты, есть повод сегодня усы в меду помочить.
   А на подворье нас уже встречала челядь и домочадцы полусотника, склонившиеся перед хозяином, едва тот шагнул на двор. А следом за ними, появилась на высоком крыльце и нарядная Неонила. Без корца, на этот раз, но то и неудивительно. Всё же не из дальней поездки муж вернулся, а с инспекции по острогу. Здесь же, у крыльца, сжав форменные шапки-мурмолки в кулаках, склонились в глубоких поклонах и "младшие" десятники с их ближниками, заранее приглашённые полусотником на праздничный пир по поводу собственного исцеления. Там же, рядом с ними оказалась и пара человек из личного десятка Стояна, в которых я, опять-таки, без особого удивления узнал Никшу-Жука и Вавилу-Врана. И ведь что интересно, не одни стрельцы явились, а с дамами! А вот Буривой оказался без своих старшИх, на что, правда, он и вовсе не обратил никакого внимания. Особенно, когда рядом с ним оказалсь дородная такая тётка в богатом наряде, и высоком убрусе, из-за которого она выглядела едва ли не выше своего медведеподобного мужа.
   К компании гостей Стояна я присоединился, когда те уже устраивались в трапезной. И не один. Ну, не мог же я оставить Свету в лесном шалаше в компании Баюна, и веселиться на пиру без неё? Экзотика же! Когда нам ещё удастся побывать на настоящем средневековом застолье, да ещё и таком... аутентичном?!
   И я не прогадал. Пир удался на славу. Сидевшие за столом стрельцы с подругами и жёнами, какой-то особой чопорностью не отличались и друг перед другом не чинились, так что застолье как началось с веселым гомоном, так и покатилось. Сменялись блюда и наполнялись кубки, гремела незатейливая музыка, организованная тут же домочадцами полусотника под руководством Ряжена... звучали здравицы и весёлый смех. А там и до танцев дошло дело. Первыми на свободный пятачок перед длинным столом потянулись молодые стрельцы с подругами, а за ними, переглянувшись с жёнами, решили тряхнуть стариной и старшие товарищи. И тряхнули, устроили такие половецкие пляски, что пол задрожал и стёкла в окнах задребезжали! Мы со Светой смотрели на это представление, порой забывая об угощениях. И это заметил Стоян Смеянович. Отдуваясь и утирая с покрасневшего лица пот, он рухнул на свой стул и, выхлебав в один присест целый кубок мёда, подмигнул, заметив моё удивление.
   - Что, не ожидал такого, купец? - усмехнулся он.
   - Не ожидал, - честно признался я. - Не думал, что на пирах такое бывает. Виделось, что всё будет чинно-мирно... и до одури скучно.
   - Так, мы, чай, не бояре, - развёл он руками. - Это они на пирах сидят копнами, да бороды задирают, мол, с золота едят-пьют, да в соболях потеют, пока вместо них скоморохи по полу катаются. А у нас, вишь, скоморохов да плясунов сыскать не легче, чем мальвазию. Вот и веселимся сами, как привыкли. Вместо пирогов с соловьиными языками, кулебяка в четыре угла, вместо мальвазии мёд, а пляски да музыка... ну так, нам воям жирок растрясти куда уместнее, чем пращурами похваляться, да за бороды друг друга таскать, тумаками доказывая, чей род старше да именитее. Тем более, что и нет за нами тех именитых. Сами, всё сами, Ерофей. Саблей вострой, да волей государевой. Так. глядишь, когда-то уже наши потомки будут всяким выскочкам посохами объяснять, что по праву первых в сих местах боярские шапки вздели. О, слышь-ка, Ерофей! А пойдём на свежий воздух, проветримся, да побеседуем. А то, вижу, Неонила моя о чём-то важном с твоей невестой потолковать хочет... Не будем им мешать.
   - Согласен, - я бросил взгляд на Свету и та кивнула в ответ. Вот и ладушки.
   Проходя мимо Радима, к моему удивлению допущенного в трапезную полусотника, хоть и усаженного на самый дальний угол стола, я тихонько ткнул его в плечо и взглядом указал на пляшущих Врана и Жука. Недоросль понимающе кивнул и тут же испарился. Ну а я последовал за хозяином дома, к выходу из трапезной. Не сказать, что ушли мы незамеченными, но и особого интереса со стороны гостей не вызвали. Они и сами время от времени сбегали из трапезной на свежий воздух, чтобы продышаться после пляски или... ну, до белого друга здесь ещё века четыре, как минимум, так что, избавляться от излишков, некоторым переусердствовавшим с питиём пришлось, свесившись через перила гульбища, опоясывающего терем. Впрочем, нам с полусотником было не до того.
   Вместо того, чтобы выйти на гульбище или спуститься во двор, Стоян повёл меня вглубь терема... и вниз. Поруб, не поруб, ледник, не ледник... в конце спуска по довольно узкой лестнице, нас встретила вделанная в каменную стену, тяжёлая, обитая железными полосами дверь с тяжеленным засовом. А за ней... пустое помещение не меньше сорока квадратов площадью, с четырьмя массивными каменными колоннами, подпирающими сводчатый потолок. Каменный, как и стены... и пол. Казематы, да и только.
   Впрочем, насчёт пустоты, я немного ошибся. Не сразу увидел в рассеянном свете лампы, сидящих у одной из колонн, двух связанных стрельцов. Без оружия, шапок и сапог. Похоже, это и были те самые удравшие из Медового зала люди, которых по нашей с полусотником предварительной договорённости, перехватили на выходе ребятки из отряда недорослей.
   - Влас-Шершень и Олесь-Белка, - недобро протянул Стоян, присмотревшись к щурящимся стрельцам. Полусотник поднёс лампу к факелу, вставленному в накрепко вделанный в стену железный держатель, и света стало ещё больше, отчего прищёренные глаза пленников и вовсе заслезились. Хлябя смерил взглядом отворачивающих лица стрельцов и пояснил уже для меня: - Вои из Любимова десятка, те, что он забрал из весеннего пополнения. Любопытно! Ой, как любопытно!
   - Это, случаем, не те ли стрельцы, что нас в Медовом зале встретили, когда Радим об убитом характернике известил? - спросил я.
   - Они самые, - кивнул Стоян, разглядывая молчаливо взирающих на нас пленников. - Ну что, голуби сизые, сами расскажете, зачем вы Мирослава Веича убили, или мне Ряжена для расспросов позвать?
   Молчат. Только зыркают зло.
   - М-да, видимо, придётся всё же, вспомнить моему дворовому, за что ему прежде жалованье государь платил, - с деланной грустью в голосе произнёс полусотник и, вздохнув, пояснил якобы для меня: - а он прошлое, в катах проведённое вспоминать ой как не любит. Устал, говорит, от крови... дуреть начал. Да и я сам то видел. Допрашивали как-то подсыла одного, так Ряжен тогда, помнится, в такой раж вошёл... едва-едва подсыла с того света вытянули. Я ж ему жизнь обещал... эх!
   - Не надо ката, господине, - подал голос тот, кого полусотник обозвал Шершнем. - Мы и так всё скажем.
   - Влас! - окрикнул того Олесь, на что стрелец лишь боднул подельника злым взглядом.
   - Ты Ряжена не знаешь, а я его за работой видел, - глухо проговорил он. - Так и так признаемся, но из его рук уже калеками выйдем... если, вообще, живы будем. Стоян Смеянович, ежели жизнь сохранить обещаешь, всё скажу!
   - Обещаю, - кивнул полусотник и, уже знакомым мне жестом резанув ножом предплечье, ткнул замаранной в крови ладонью в лоб Власа. - Кровью и Светом клянусь. Коли расскажешь правду, отпущу живым и непокалеченным из острога.
   - Благодарю, господине, - не обращая внимания на рык и ругательства подельника, поблагодарил полусотника Влас. - Спрашивай!
   - Зачем убили Мирослава? - спросил Стоян.
   - Десятник приказал, чтоб потом свалить вину на этого... гостя твоего, - кивнув в мою сторону, после небольшой паузы ответил Шершень, вызвав совершенно неподдельное изумление полусотника. А вот я... я, кажется, понял.
   - Зачем Любиму смерть характерника? - удивлённо протянул Хлябя. Пленники переглянулись, явно полыхнув надеждой... и я не выдержал.
   - Не Любиму. Буривою, - выдохнул я.
  

Глава 4. Стук копыт или хвост под хитоном...

   Судебная система в пограничном остроге... Да, я уже был в курсе её простоты и незатейливости, но даже это осознание не спасло меня от лёгкого шока от действий полусотника, последовавших за коротким допросом стрельцов, на время которого Стоян выставил меня за дверь поруба. Ну, это я ещё мог понять. Всё же, внутренняя кухня острожной жизни и интриг её старшины, это не то болото в которое позволено совать нос гостям, даже если тех уже забрызгало бурлящей грязью.
   Но то, что устроил полусотник после допроса... Вылетевший из-за двери, Стоян парой резких движений запер тяжёлый засов и, молча протопав мимо меня, буквально взлетел вверх по узкой неудобной лестнице. Чувствуя, что впереди нас ждёт какая-то гадость, я укрылся иллюзией и, позвав Баюна, отдал ему распоряжения насчёт Светы, а сам последовал за полусотником.
   Тяжело сопя от злости, распространяя вокруг волны ярости, от которой у меня даже зубы заныли, Хлябя сначала ворвался в какой-то чулан, где принялся рыться в каком-то ворохе вещей, кажется, снятых с пленённых стрельцов, а затем, столь же стремительно выметнувшись в коридор, потопал в трапезную, где, на ходу махнув рукой встрепенувшимся при виде начальства Вавиле и Никше, обвёл взглядом уже набравшую обороты гулянку, и двинулся прямо сквозь сотрясающих пол плясунов прямиком к восседающему за столом Буривою, рядом с которым устроилась и его дородная супруга.
   Честно говоря, я было подумал, что Стоян прямо сходу зарядит своему десятнику в морду, но нет. Пышущий злостью полусотник нашёл в себе силы сдержаться и, усевшись за стол напротив Буривоя, уставился на него глаза в глаза. Рудый непонимающе моргнул, отвлёкшись от тихого разговора с женой и, оглядевшись по сторонам, потянулся к кувшину с мёдом. Набулькав два первых попавшихся ему под руку кубка, десятник подвинул один из них Стояну, но тот даже не глянул на "угощение", продолжая сверлить подчинённого взглядом. Молча.
   На лице Рудого проступило удивление, а в эмоциях... что-то похожее на опаску. Он уже рот открыл, чтобы что-то сказать, но в этот момент полусотник решил всё же прервать молчание.
   - Чего тебе не хватало, Буривой? - рыкнул он.
   - Не понимаю о чём ты речешь, брате, - осторожно, скорее даже настороженно произнёс тот, стрельнув взглядом по сторонам. А заметив остановившихся в нескольких шагах от стола стрельцов, насторожился ещё больше. Я же, пользуясь тем, что меня никто не видит, постарался зайти за спины десятнику и его жене. На всякий случай... Правда, едва услышав следующие слова Стояна, едва не выдал себя нервным смешком.
   - Не брат ты мне, - ощерился полусотник, вздымаясь над сидящим Буривоем. - Слышишь?! Не брат!
   - Стоян, ты... - в глазах Буривоя, вспышкой мелькнуло понимание, и настороженность в эмоциях сменилась страхом. Впрочем, его тут же задавила чёрная злоба, взбурлившая будто вулкан. Мгновенно. А следующие слова, вырвавшиеся из глотки Рудого, прозвучали словно шипение гигантской змеи: - Мёду ты опился, что ли?!
   - Не-ет, Буривоюшка, это ты с глузду съехал, коли предать меня вздумал! - рявкнул в ответ Стоян. Сидевшая рядом с Рудым, женщина вдруг вздрогнула, метнулась взглядом из стороны в сторону и...
   - А-а!!! - визг жены десятника, вдруг рванувшей прямо через стол на полусотника, перекрыл все звуки в трапезной. В руке толстухи мелькнул чем-то знакомый нож...
   - Евглава, нет! - завопил Буривой. Поздно. Промчавшийся чёрной, невидимой никому кроме меня стрелой над столом, Баюн, повинуясь приказу, просто смахнул сжимавшую нож ладонь разъярённой бабищи. Перекусил на лету и исчез за Кромкой.
   Мгновение тишины, обрушившейся на трапезную смыло цунами грохота и ора. Загудели возмущённо гости-стрельцы, завизжали от вида расплескивающейся вокруг крови женщины, выла на одной ноте катающаяся по столу, разметавшая вокруг блюда с едой и кувшины с мёдом, Евглава, сжимавшая обрубок руки. Ревел медведем Буривой. Рвался куда-то с налитымми кровью зенками, да только даже встать со стула не мог. Зря я, что ли, его заговором припечатал?
   - А ну, тихо! - рявкнул на весь зал Стоян, и подчинённые послушались... впрочем, как и почти все их спутницы. Разве что раздались в устанавливающейся тишине несколько хлопков, после которых и самые непонятливые из женщин тут же умолкли. Даже Буривой и тот несколько притих, перестав вырываться из невидимых пут, не позволявших ему подняться со стула.
   - Угомоните эту дуру! Да аккуратнее, чтоб не до смерти! - поморщился полусотник, глянув на воющую Евглаву, по-прежнему мечущуюся по широкому столу, с белыми от шока глазами. Хлоп! Возникший рядом с ней, Ряжен наградил тётку одним выверенным... даже не ударом, шлепокм по голове и та моментально обмякла, потеряв сознание. Стоян благодарно кивнул своему челядину и перевёл взгляд на застывшую в нескольких шагах от стола, жену. - Неонила, душа моя, уйми ей кровь. А Вавила с Никшей свяжут дуру, да спустят в подвал... к Власу с Олесем.
   От последних слов полусотника, Рудого передёрнуло. И что-то мне подсказывало, будто дело тут не в жене, которую ожидает поруб, а в том, кому именно она там составит компанию. Понял Буривой, кто его сдал. И радости это знание ему, совершенно точно, не принесло.
   В сгустившейся напряжённой тишине, Стоян вышел из-за стола, бросил недоумённый взгляд на еле заметно дёргающегося десятника... и мне пришлось на миг развеять для него скрывшую меня иллюзию. Заметив это, Стоян вновь глянул на Рудого и, явно поняв, почему тот дёргается будто связанный, зло усмехнулся и обернулся к застывшим гостям.
   - Не думал я, что в доме нашем совьёт себе гнёздо змея предательства, други. Ошибся, - со вздохом заговорил Хлябя. Негромко, почти без эмоций заговорил. - Вот, сидит перед вами человек, предавший тех, кого звал братьями. Тех, с кем не один год бился в одном ряду, защищая землю нашу, жён и детей наших, волю государеву. Тех, кого водил в бой на самов-находников, тех, с кем защищал остроги и селища Бийские, дом наш. Скажи, Буривой, что сделали тебе твои братья, что ты решил предать нас?
   - Лжа это! Гнилая лжа! - дёрнулся Рудый. - Не предавал я ни государя, ни братьев-стрельцов, ни дома своего! Воевал, как заповедано, волю государеву исполняя, щитом для селян и острожников был, служил честью и кровью, по покону!
   - Я на колчаковских фронтах ранен... - буркнул я себе под нос, офигевая от пафоса происходящего.
   - Вот-вот, и по покону, этим самым ножичком да по твоему приказу Мирославу Веичу горло перехватили, а? - Стоян бросил на стол выуженный из сапога нож. Точно такой же, как тот, что до сих пор сжимала отрубленная ладонь Евглавы. Ну да, и таким же ножом Рудый и руку кровил, когда на памятном камне клялся.
   Стоило мне обратить внимание на сходство клинков, как Стоян, ничуть не смущаясь, но с осторожностью вытащил из отрубленной руки Евглавы второй нож, и положил его рядом.
   - Мой нож, - неожиданно легко признал Буривой. А куда деваться-то, если даже узоры на рукоятях обоих клинков одинаковые. В условиях отсутствия серийного производства, подобное сходство говорило только об одном: оба ножа вышли из-под руки одного мастера, и делались явно на заказ для одного человека. Иначе здесь и не бывает. Пока эти мысли крутились в моей голове, Рудый договорил. - Но нет на нём крови Мирослава и быть не может. Оговорили меня Влас с Олесем. С них и спрашивай, Стоян Смеянович.
   - Уже, - отрешённо спокойно кивнул тот в ответ. - И поведали они мне любопытное, Рудый. Дескать, прислала подкаменская старшина пятёрку стрельцов тебе в помощь, с тем, чтобы в должный день ты взял под себя Усть-Бийский острог. И должно то было случится, когда заполыхают в огне Верть-Бийская и Усольская крепости. Так же поведали Влас с Олесем, что по твоему наущению они передали самам весточку о моём походе к заловгайским кайсакам с предложением мира и торговли через Усть-Бийский острог. Весточку и плату за моё убийство. Да не вышло у находников. Упасли светлые нас от смерти лютой, послали подмогу.
   Стоян отвесил короткий вежливый поклон в сторону Светланы, а я всё не сводил взгляда с лежащих на столе ножей. Было в них... точнее, в одном из них что-то непонятно тревожащее. Причём, именно в том, который полусотник вытащил из руки Евглавы. Нож же, признанный Буривоем выглядел, да и ощущался как совершенно обычный режик из довольно дрянного железа, не более. Хм...
   - Да я-то здесь причём?! - рыкнул Рудый. - Стрельцы Любимова десятка на меня напраслину возводят, небось, Усатого и выгораживают! Не было такого, Стоян! Не бы-ло!
   - Да ну? - деланно удивился полусотник. - Не было, значит? Любима выгораживают, да? Так давай проверим! Эй, кто там, Никша, Вавила! А ну-ка, берите по пятёрке воев, да притащите сюда Остеня да Лойга с Мареном. Спросим с них, глядишь, и правду десятник Буривой речёт, оболгали его, честного да праведного... Да осторожнее там, чтоб не порезали вас ухари подкаменские. Им, вишь, и покон не покон. На брата-стрельца, поди, таким татям руку поднять будет не тяжелее, чем хранителю памятного камня горло вскрыть! А пока стрельцы наши ходят за остальными... татями, я поведаю, что ещё рассказали мне Олесь с Власом.
   - Что бы они не сказывали, то лжа голимая! - вновь зарычал Буривой. На что Стоян только отмахнулся.
   - Приведут Остеня, сверим, - проронил он и, дождавшись, пока стрельцы его личного десятка покинут трапезную, вновь заговорил... но перед этим выложил на стол ещё один нож, точную копию тех двух, что уже лежали на столе. Рудый скривился. - Вижу, узнал. Будешь говорить, что и это твоё?
   - Не ведаю того, Стоян, - мотнул головой Буривой, и эмоции десятника подёрнулись глухой безысходной упёртостью.
   - Но со своим ножом, этот - палец полусотника ткнул в один из лежащих на столе клинков, - этот, ты перепутал. А может быть, этот нож твой?
   Хлябя поманил к себе затихарившегося в толпе Радима и, едва тот подошёл, выудил у него из-за пояса ещё один режик. Такой же.
   - От... - Буривой выпучил глаза.
   - О! Это тот самый, которым ты руку у памятного камня себе взрезал, - усмехнулся Стоян. - Взрезал, да наземь уронил, чтоб стрельцы бывшие в охранении тебя саблями не порубили. А Радим поднял... раньше, чем твой стрелец прибрать его успел. Гляньте, гости дорогие, на сию красоту. Уверен, приведут Остеня с Лойгом и Мареном, у них такие же ножички сыщутся. А знаете, чем сии поделки так любопытны?
   - Чем же? - подала голос Неонила, пока гости во все глаза рассматривали коллекцию ножей, выложенную на стол.
   - А тем, что каждый из них был осенён тьмою, - зло выдохнул Стоян. - У кого обереги есть, можете подойти и проверить.
   Первыми к столу подтянулись "младшие" десятники Анфим с Лихобором. Осмотрели выложенные на столешницу ножи, не прикасаясь к ним, после чего, выпростав из-под рубах подвешенные на гайтанах каменные кругляши, поводили ими над клинками и, посмурнев, переглянулись.
   - В этом... и этом, тьма чуется, - ткнул в ножи Власа, Олеся и... Евглавы, Лихобор. - А те два пусты.
   - Одним из них Буривой лживую клятву у памятного камня дал, она тьму и вытянула, потому и бросил он его без жалости на пол, не боясь, что его в якшанье с тьмою обвинят, - пояснил Стоян. - А вторым Мирослава зарезали, его тьма на себя приняла наказание за смерть хранителя, убийце предназначенное. Ну что, Буривой, будешь упорствовать или всё же поведаешь нам правду? А то ведь, сейчас оставшихся татей приведут, а за ними и твою жёнушку спрашивать начнём... там уж, никакое признание тебе не поможет. Как там Любим рёк, о наказании осенённым тьмою? Казнь смертная без пролития крови? Костёр альбо виселица, выходит... А ведь в ножичке твоей Евглавы тьма так и плещется, а?
   - Не трожь жену мою, Стоян, - глухо произнёс Буривой. - Баба глупая в тех делах не замешана.
   - Не замешана, - протянул полусотник. - И ножичек, тьмою осенённый, она в мне в горло воткнуть не пыталась, да?
   - Что на тебя полезла, так то со страху! А о сути тех ножей она и вовсе не знала! - горько проговорил Рудый. - Польстилась на рукоять резную, каменьями украшенную. Выпросила... дура-баба.
   - Муж - предатель, жена - дура, - покачал головой Стоян. - Чудное сочетание.
   - Не предавал я острог! - взревел дурным лосем Буривой. - Тебя порешить хотел, было дело! Так без твоей смерти, острогу и селищам окружным конец один! Пожар и смерть неминучая! А будь моя власть, прошли бы находники с кайсаками через нас без тревог и татьбы, вверх по Бию, а сии земли остались бы под рукой государя нашего, в отличии от...
   - В отличии от? - с нажимом переспросил у неожиданно замолчавшего десятника Хлябя. Тот склонил голову, пожевал губами и глубоко вздохнул.
   - От Хвалын-городка да верхнебийских крепостиц, - тихо ответил Буривой и, подняв голову, неожиданно горько усмехнулся. - Не там ты крамолу ищешь, полусотник. В Подкаменске она засела, а туда тебе не дотянуться. Руки коротки.
   Политика! Ненавижу политику! А ею в этом деле, оказывается, просмердело всё и вся. Подкаменская старшина, заправлявшая всеми делами от Каменного пояса до Бия, получившая нового воеводу, молодого да рьяного, решила вернуть себе прежние порядки, попросту слив новичка, а вместе с ним и застрявшего у них рыбьей костью в горле, стрелецкого полуполковника Ермила, боярина Сколского, возглавлявшего Хвалын-городок. Ну, чем им воевода не мил, вполне понятно... он же прежнюю старшинскую вольницу под себя подминал, а это привыкшей к определённой свободе действий, или говоря прямо, привыкшей к пограничной вольнице старшине пришлось не по вкусу. Глава же Хвалын-городка, им тем более был не по нраву, поскольку, фактически, подчинив себе всё среднее течение Бия, полностью взял под себя общение с забийскими самами. А там ведь не только выгодный меховой торг, но и ясак и мыто, так что прежние золотые ручейки, наполнявшие кубышки подкаменской стрелецкой старшины, когда Подкаменск был первым пограничным городом за Каменным поясом, изрядно обмелели, благодаря усилиям боярина, превратившего Хвалынский острог в полноценный город со всеми положенными ему государем правами и привилегиями. С подкаменской старшиной-то, в отличии от государя, Ермил делиться доходами и не думал.
   Вот и решили полковники да полуполковники вернуть не такие уж давние порядки. Воеводу, что впервые был не избран из их числа, а посажен государевой волей, дискредитировать поражением в неразумной стычке, а Хвалын-городок, руками самов-находников и вовсе обратить в пепелище. Нет более такого на Бие? Значит, по праву звание пограничного города возвращается Подкаменску вместе со всеми полагающимися ему привилегиями. Назначенный воеводой боярин облажался? Значит, государь его снимет и накажет, а в Подкаменске власть вернётся к стрелецкой старшине. Ибо негоже приграничному городу иметь посажённого, а не избранного из своих воеводу. Ну, а что земля от Подкаменска до Бия де-факто вновь станет ничейной... мелочи. По документам-то, она, всё одно, государева, верно? Значит, и нарушения покона в том нет. А что людишки местные пострадают, так то не вина старшины. Кровь их, на руках самов поганых...
   С Усть-Бийском же... ну, то что нынешнему полусотнику Хлябе покровительствует его старый друг и товарищ боярин Сколский, для старшины не секрет. Можно было бы позволить самам и этот острог спалить... Но ведь нерационально! Выход-то на забийские земли всё одно нужен. Но выход свой, полностью подконтрольный. Вот и решили подкаменские умники оставить сии земли за собой, лишь заменив непокорного им Стояна на послушного Буривоя, а уж тот пропустил бы через острожные земли тех самых находников, что должны были пройтись огнём и мечом по иным бийским острогам, да уничтожить Хвалын-городок. Но не срослось. Убийство Стояна в путешествии на восток, куда его с таким энтузиазмом спроваживали верные десятники, Любим да Буривой, сорвалось, благодаря нам со Светой. А далее, затея подкаменской старшины и вовсе пошла кувырком. И опять-таки, не без нашей со Светой помощи. Ну и Баюна, да...
   О последнем, правда, Буривой не знал, зато об интригах подкаменской старшины рассказывал подробно. Вроде бы, откуда ему знать те самые подробности? Так ведь, в будущем он должен был занять немалую для этих мест должность полусотника, да не абы какого, а сидящего на единственном торговом пути от заловгайских кайсаков в Подкаменск. Том самом, на разведку которого Рудый, не без помощи используемого им втёмную Любима, и надо признать, используемого тонко и талантливо, с выдумкой, подталкивал Стояна Хлябю. И да, увеличение количества острогов, должных оказаться в результате всей этой дрянной игры, под рукой Буривоя, тоже было согласовано с подкаменской старшиной. Не без определённых условий с их стороны, конечно, но тем не менее. А это, как показала недавняя практика, первый шаг к должности полуполковника и собственной вотчине, чему подтверждением история всё того же Ермила Сколского. Понятное дело, что повторять ошибку, однажды совершённую ими с Хвалын-городком и его удачливым хозяином, подкаменские жуки не намеревались. И в остроги возведённые Буривоем, полусотниками сели бы уже их люди. Но самому Рудому, по его же признанию, то было даже на руку. Собственная вотчина и боярская горлатная шапка, в его глазах, стоили зиц-председательства, которым и стало бы по результату этих договорённостей, его правление в Усть-Бийске. А там, почётная отставка и спокойная жизнь на усмирённых землях... Как говорил Абдулла: Хорошая жена, хороший дом, - что ещё надо человеку, чтобы встретить старость?
   Вот только есть у меня скромное подозрение, что не увидел бы Буривой той самой отставки. Он, скорее всего, даже до становления полуполковником не дожил бы. Грохнули бы его подкаменские, как только надобность в исполнителе состряпанного ими плана отпала. Хотя, покомандовать какое-то время Усть-Бийском, ему, наверное, всё же позволили бы. Но не более.
   И первым признаком такого исхода для Рудого, по моему мнению, было наличие у него и его людей тех самых осенённых тьмой ножей. Учитывая, насколько жёстко местные относятся к этой самой "тьме", вряд ли среди подкаменской старшины нашлись бы идиоты, что позволили бы Буривою держать у себя такой компромат. Опасно. А ну как государь решит расследовать происходящее на окраинах его государства непотребство, да пришлёт людей из Сыскного приказа? А там ведь, судя по рассказам Стояна и характерники имеются... а уж те, почуяв "миазмы тьмы", опять же по выражению Хляби, такую бучу поднимут, что Подкаменск на годы запахом палёной плоти пропитается.
   Впрочем, о привычках черноризых, как называют в Словени дьяков и служек Сыскного приказа, занимающихся "изысканием тьмы", Стоян поведал нам со Светой лишь на следующий день, аккурат после прилюдной казни Буривоя с женой и Остеня с Лойгом да Мареном, стрельцов, замазвшихся в убийстве Мирослава Веича. Без пролития крови. Правда, жечь их не стали, обошлись повешением по решению стрелецкой старшины острога, в которую вошли "младшие" десятники, самые уважаемые из рядовых стрельцов и нарочитые мужи острога, вроде того же Нискини-кузнеца, главы оружейного двора Умила и лабазного старшины Храбра. А вот Власу с Олесем повезло больше... или не повезло, тут уж как посмотреть. Как и обещал, Стоян выпустил их из острога без наказания, но далеко бывшие стрельцы не ушли. Нарвались на прогуливавшегося по лесу Ряжена, тот их и порешил... "с испугу". Винился потом перед хозяином, говорил за находников бедолаг принял. Полусотник повздыхал, но своего дворового простил, а после разговора с ним, высказал мне очередную просьбу...
   - Не верю я, что те три отряда, стоянки которых ты отыскал в наших лесах, составляют всё войско самов-находников. На то, чтобы пограбить веси да селища вокруг острогов, а то и спалить пару крепостиц, их, может, и хватит, - прогудел полусотник. - Но чтобы сжечь Хвалын-городок... На то, шести-семи сотен воев маловато будет. Там крепость добрая, её с наскоку, да одной удалью не взять. А уж коли Ермил в осаду сядет, так лесовикам со степняками не видать Хвалын-города как своих ушей. До зимы, может и продержатся, а далее... им только обратно за Бий отходить. Причём с боем. Просто так, полуполковник осадников не отпустит. А в погоне половину побьёт. Самы же не дураки, и не понимать этого не могут. Значит, сил у них должно быть куда больше. И нам надо бы знать, где они...
   - Предлагаешь мне снова в разведку отправиться? - ухмыльнулся я. - А не выйдет опять как с твоими друзьями-полусотниками?
   - Не обижай, Ерофей, - насупился Стоян.
   - Шучу, господин полусотник, шучу, - я поднял руки вверх, но тут же стёр улыбку с лица. - В разведку я сходить могу, мне не тяжко, но, Стоян Смеянович, ты же понимаешь, что это не моя война? Одно дело, оборонять острог, в котором застрял в осаде вместе с невестой, и совсем иное - биться за чужую землю и чужой дом, когда все дороги открыты.
   - Я тебя на битву и не зову, - покачал головой Хлябя. - Прошу лишь о помощи в розыске. Уж очень добро у тебя это дело получается.
   - Ну да, ну да, - я усмехнулся. - Можно подумать, у тебя своих следопытов нет? Вон, один Лихобор чего стоит. Десятник же! Да при жалованье, а?
   - Вот... прости, Ерофей, - запнувшись на миг, Стоян хлопнул себя ладонью по лбу. - Совсем закружился со всей этой гнилью и о главном запамятовал! Ты не думай, за помощь твою отплачу честь по чести! Хочешь зимними мехами, а хочешь и серебром!
   - Мехами? Да, мехами было бы славно, - протянул я, заметив, как заблестели глаза у наблюдавшей за нашей беседой Светы, вроде как шушукавшейся о чём-то с хозяйкой дома, пока мы со Стояном вели свой обстоятельный договор. - А ещё, хотелось бы телегу, да коняшку какую, посмирнее, чтоб ту телегу тащила. Не на своих двоих же нам с невестой по словенским трактам расхаживать?
   - Сделаем, Ерофей, - явно обрадовался полусотник. - Меха вам Неонилушка отберёт, она в них не хуже скорняков да охотников разбирается. Лошадку я сам подыщу, благо, ныне их у нас в достатке. Телегу же... поручу Нискине-кузнецу подобрать, он же и ход ей подновит, чтоб та, при нужде, до самого Подкаменска доехала без поломок, обещаю. Так что, по рукам?
   - По рукам, - мы с полусотником хлопнули по ладоням, да и скрепили сделку рукопожатием.
   И вот, опять ночь на дворе, приличные люди видят третий сон, а я снова ползаю по окрестностям Усть-Бийска, Верть-Бийска да Усолья, в поисках не обнаруженных ранее стоянок находников. Ну-у... как ползаю? Сижу себе в лагере у Ладова селища, пока довольный очередным заданием, Баюн рыщет по местным буеракам, удаляясь всё дальше и дальше от разведанных ранее мест.
   Пусто. Нет, те лагеря, что мы обнаружили не так давно, на месте. И в одном из них, даже, появились те, для кого их и разбивали. Но никаких новых стоянок или иных находников, кроме обосновавшихся невдалеке от Усолья, котяра пока так и не отыскал... Кстати, а эти-то откуда здесь взялись? По воздуху пришли? Или ещё как телепортировались? Тут же, одних лошадей под две сотни, не хухры-мухры! И рубленными из окрестных кустов вениками проторенную ими дорогу не заметёшь... но, нет её. Полное впечатление, что собравшиеся под Усольским острогом, "гости" действительно телепортировались в обустроенный для них лагерь, или прилетели сюда по воздуху.
   Почуяв мой интерес, Баюн просквозил через Кромку и, объявившись в окрестностях стоянки находников, принялся рыскать по округе, пока... ну да, телепортация, конечно. На плотах!
   Глазами двухвостого я отчётливо видел, как скопившиеся на берегу небольшой впадавшей в Бий речушки, самы разбирают прибившиеся к берегу длинные плоты. А на самой речке виднелись всё ещё взбирающиеся против течения, и надо признать, взбирающиеся довольно шустро гружёные плоты. Люди, кони, поклажа... И всё это в полной и оттого нереальной тишине. Про темноту и вовсе молчу. Если бы не Баюн, чёрта с два я бы смог рассмотреть пробирающихся вверх по течению людей... учитывая поддерживающих их скрытность духов, полагаю, тут даже заговор кошачьего глаза не помог бы. Впрочем, стоило мне припомнить столкновение с находниками в Ладовом селище, и присмотреться к происходящему глазами возбудившегося Баюна, и предположение о духах, защищающих находников в этом пути, превратилось в уверенность. Духи... Именно они создавали вокруг плотов тишину, укрывали их от случайных взглядов и они же помогали тяжело гружённым плотам без помех и усилий со стороны пассажиров, взбираться вверх против течения реки, и... они же вызвали у Баюна то самое возбуждение, в котором я теперь отчётливо различал и охотничий азарт и просыпающийся аппетит. Двухвостый явно предвкушал весёлую охоту и пир. Отказывать ему в такой малости? И не подумаю! Сытый питомец, довольный питомец!
   - Они твои, дружище, - разрешил я и... Баюн исчез из моего сознания. Ушёл за Кромку.
   Понять, откуда именно пришли плоты, труда не составило. Пожрав защищавших находников духов, и, заодно, посеяв панику среди людей и лошадей, очнувшихся от навеянного уничтоженными запредельными тварями морока, довольный короткой, но весьма прибыльной для него охотой, Баюн, повинуясь моей просьбе, перемахнул через широченный Бий и, пробежавшись вверх по его течению, наткнулся на целый лагерь самов-находников, и их союзников - кайсаков. Ну, собственно, чего-то в этом роде я и ожидал... Правда, признаться честно, не думал, что "гостей" на том берегу будет так много. Двухвостый не раз обежал разбитый находнииками лагерь, так что мне без проблем удалось подсчитать примерное количество собравшихся на берегу людей. Подсчитал... получилось, что-то около тысячи бойцов, скопившихся в лагере по ту сторону Бия. Как конных кайсаков, так и пеших самов, вместе. Причём, кайсаков, явно было больше. Не то, чтобы это было для меня так уж важно, но, думается, Стоян только спасибо скажет, получив эту информацию... и ведь сказал. Правда, довольным при этом не выглядел.
   - Значит, три сотни здесь, в лагере под Усольем и, не меньше тысячи на том берегу, так? - с тяжёлым вздохом произнёс Стоян.
   - Именно так, - кивнул я.
   - И передвигаются они на плотах, ночью, прикрытые тьмой и её мороками, - ещё грустнее проговорил мой собеседник.
   - При помощи духов, - уточнил я. - Без этого, забраться вверх по течению той речки, на плотах невозможно. Слишком тяжёлые.
   - Ну да, ну да... - Стоян поморщился, потёр лоб и... с интересом уставился на меня. - Ерофей, а ведь ты характерник, так?
   - Ну-у, в какой-то мере, - кивнул я в ответ, уже чувствуя, что мне не нравится ход мыселей собеседника. Совсем не нравится.
   - И как характерник можешь лишить находников прикрывающего их морока. Я прав? - вкрадчивым тоном продолжил Стоян. Вот! Вот говорил же! Не нравится мне ход его мыслей...
   - Хочешь устроить засаду? - вздохнул я, и полусотник ощерился в злой улыбке.
   - Верно понял, купец, - кивнул он. - Поможешь?
   - В бой не пойду, - мотнул я головой, но, почувствовал присутствие Баюна, а там и он рядом оказался. Как всегда невидимый для посторонних, но... очень даже видимый как мной, так и тихо захихикавшей Светой. Ага. Глаза кота из "Шрэка" на морде пумы, это... это дюжина котиков из десяти. Эх! - Но... хорошо! Тварей запределья перебью и морок с плотов скину. Но не больше. Это не моя война.
   - А остальное мы сами сделаем, - довольно протянул полусотник, откидываясь на жёсткую высокую спинку своего троноподобного кресла. После чего сладко потянулся и искренне улыбнувшись, поблагодарил: - спасибо, Ерофей. Твоя помощь неоценима.
   - Ещё как оценима, - буркнул я в ответ.
   - Помню, помню! Меха, лошадка, телега, - весело рассмеялся полусотник, кажется, разом сбросивший лет двадцать. Отпустило Стояна, наконец. А ведь после казни ходил как в воду опущенный. Трудно было ему старого друга на смерть отправлять. Ой, трудно...
  

Глава 5. Особенности средневековой мотивации

   Честно говоря, когда Стоян предложил мне поучаствовать в засаде на находников, я было решил, что полусотник немного того... с ума съехал. Под его началом в остроге оставалось едва ли больше тридцати бойцов, не считая новиков и "моих" арбалетчиков, а он вознамерился атаковать переправляющихся на этот берег Бия варнаков, когда со спины в любой момент может ударить три сотни уже устроившихся в лагере под Усольем находников! Это ли не безумие?
   Как выяснилось, нет. Безумием здесь и не пахло. Заметавшиеся меж острогами Миряна Серого, Поклеста Чёрного и Стояна Хляби, почтовые голуби позволили полусотникам подготовить огромную ловушку для находников.
   - А ты уверен, что они не ударят раньше? Первыми? - спросил я усть-бийского полусотника, когда он поделился со мной своей задумкой. - Всё же их в лагере уже скопилось почти четыреста человек.
   - Хотели бы, уже ударили, - отмахнулся тот, но заметив мой взгляд, всё же пояснил: - Их соглядатаи не могли не увидеть того, что случилось с предыдущим отрядом. Но торопиться и брать сходу Усолье или Усть-Бийск в осаду они не стали. Побереглись. А значит...
   - Решили накопить побольше сил, - понимающе кивнул я. - Чтоб уж наверняка, да?
   - Именно так! - прихлопнул ладонью по столу Стоян Смеянович. - Тако же, вспомни, стрельцы избили прошлый отряд не из-за стен острожных, а в бою грудь в грудь, и любой следопыт то легко поймёт. Находники же, хоть и лесовики, уже давно знают, что на крепостной стене, каждый стрелец много сильнее, чем в поле. Так станет ли их старший рисковать и осаждать острог столь малыми силами, когда видел к чему привёл прямой бой моих стрельцов с таким же отрядом находников? Там три сотни... было, да у него сейчас четыре сотни... пока ещё есть. А сколько их останется, если придётся острожную крепость приступом брать? Нет, купец, не станет их голова так рисковать. Вот удвоив количество воев, может и решится осадой Усолье обложить, а до тех пор будет сидеть в лесу тихонечко, набирая силы и сторожась. И нам то только на руку. Перебьём ныне находников собравшихся брать острог Миряна Серого, да возьмёмся за плотогонов. Благо, те не сразу всем скопом на наш берег ломятся. Так, глядишь, и перемелем варнаков.
   - А ежели в этот раз они всем кагалом нагрянут? - напрягся я.
   - Кагалом? - не понял Стоян.
   - Ну... все вместе, - пояснил я. - Всё же, этой ночью я смею надеяться, изрядно тех "плотогонов" напугал, лишив их духов-помощников. А ну как они решат всей тысячей разом Бий пересечь?
   - Могли бы, уже сделали, - с уже знакомыми интонациями в голосе произнёс полусотник, пожав плечами и, чуть подумав, договорил: - уж не знаю, духов-помощников им не хватает, чтоб всех разом от чужого взгляда на переправе прикрыть, или ещё чего, но раз до сих пор, они на наш берег лишь малыми силами переправляются, мыслю, и впредь так же поступать будут. А мы их здесь и примем... по частям. Но для того... Ерофей, прошу, ни одно порожденье тьмы, что вьётся вокруг стоянки находников или плотов с их подмогой, слышишь, ни одно порожденье уцелеть не должно. Ежели среди них окажется какой-нибудь дух-соглядатай, что вернётся на тот берег Бия и сообщит своему поганому хозяину о случившемся, вся наша затея пойдёт лешему в зад! Снимутся находники, отступят, а нам придётся стеречься да гадать, с какой стороны ждать удара.
   - Обещаю, Стоян Смеянович, - кивнул я в ответ, мысленно коснувшись пребывающего в невидимости Баюна, и тот подтверждающе замурчал. Беззвучно, понятное дело, но не для меня. - Я позабочусь о том, чтобы ни один пакостный дух на тот берег Бия сегодня ночью не ускользнул.
   - Верю, - полусотник чуть расслабился и даже выдавил какое-то подобие улыбки. М-да, подготовка к очередному ночному бою явно далась хозяину Усть-Бийского острога нелегко. Устал, бедолага, да и нервы...
   Надо сказать, полководческий талант Стояна Смеяновича не подвёл. Точный расчёт, связь и знание местности, помноженные на огневую мощь стрельцов и прикрытие от усольского и верть-бийского характерников позволили не просто оркужить и разбить переправившихся через Бий самов и кайсаков... Пока притащенные к их лагерю, крепостные пушки и пищали стрельцов мешали уже устроившихся на ночёвку находников с землёй, десятки Анфима и Лихобора кровавой метлой прошлись по прибывающим по реке плотам, лишённым Баюном духов-защитников, сметая с них людей и лошадей. После такой бойни стрельцам оставалось лишь прошерстить окружающие лагерь леса, чтобы выловить чудом уцелевших в бойне и сумевших удрать с поля боя самов.
   С кайсаками же, сыграли очень дурную шутку их привычки. После первых же картечных выстрелов пушек, выставленных чуть ли не на прямую наводку, степняки кинулись к тому, что во все времена считали своим спасением. К коням! И это стало их фатальной ошибкой. Лошадь в лесу - плохая подмога, нет ей там того раздолья, что даёт степь. Скорость среди вековых деревьев, да в густом подлеске не разовьёшь, а значит, и от оказавшегося слишком сильным врага верхами не уйти. Вот и догоняли пытающихся удрать кайсаков пули стрелецких пищалей, догоняли и ссаживали с храпящих, не желающих лезть в бурелом на острые ветки лошадей... после чего наступал черёд сабель. Так что, если у самов ещё был какой-то шанс скрыться в родном для них лесу, то для степняков тот же лес стал непреодолимой преградой. Из кайсаков в ночь не ушёл ни один.
   Находникам же только-только начавшим подъём на плотах по впадавшей в Бий речушке, судьба выпала не лучше. Речка, по которой они поднимались к лагерю под Усольем, была совсем неширока, так что ручницы засевших в прибрежных кустах стрельцов, не предназначенные в принципе ни для чего, кроме стрельбы дробом по лезущему на стены врагу, отработали на все сто. Убойную силу, каменная или свинцовая картечь выпущенная из широких раструбов тяжёлых ручниц, теряет быстро, но уж на расстоянии до сорока метров, она сметает всё и вся. Так что, едва Баюн пожрал трудившихся на благо находников духов, обеспечивавших плотам скрытность и довольно скорое движение против течения реки, как с берега грянул дружный залп, разом ополивинивший количество бойцов идущих на пополнение отряда находников, а следующий за ним, данный стрельцами из запасных ручниц, поставил окончательную точку в судьбе пришедших на чужую землю воинов. Только хрипы раненых да жалобное ржание не успевших отойти от морока коней, слышались с медленно потянувшихся в обратный путь плотов.
   Впрочем, далеко они не уплыли. Зацепив "кошками", стрельцы Анфима Клеста и Лихобора Лиса, подтянули тяжёлые плоты к своему берегу, и... каюсь, в этот момент я малодушно отвернулся и отправил любопытного двухвостого на противоположный берег Бия, проследить за основным лагерем находников. Ну, нужно же было проверить, не идёт ли к нам в гости ещё один караван плотов? Всё лучше, чем позволить ему смотреть, как посыпавшиеся горохом на плоты, стрельцы саблями и кинжалами добивают раненого врага... бр-р! Баюн же не удержится, потом обязательно мне покажет, что видел. А резня раненых людей, пусть те трижды враги, не лучшее кино на свете, право слово. Да и не люблю я сплэттеры, хотя видать их приходилось, в том числе и в реальной жизни... наверное, потому и не люблю.
   Сколько времени нужно обитателю Запределья, чтобы пробежать два десятка километров? Секунда-другая? Да на осмотр сонного ночного лагеря находников, обосновавшегося на противоположном берегу Бия, Баюну понадобилось немногим больше минуты. Так что, когда двухвостый материализовался рядом со мной, стрельцы всё ещё продолжали зачистку плотов, а мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы любопытный котяра, "доложив" результаты разведки, не сунулся к орудующим железом бойцам. Ему интересно, а мне потом Свету успокаивать. Он ведь и с ней увиденным поделится, особенно, если она его попросит. А подруга может. Тоже ведь любопытная, м-да...
   Лихобор со своими стрельцами отправился вверх по течению реки к разорённому лагерю находников, а мы с Анфимом и его людьми остались у плотов. Не просто так, понятное дело. Кто-то же должен был собрать трофеи? Вот Анфиму, как младшему и досталась эта работа. Ну а я... делать в том лагере мне было нечего, вот и остался за компанию. Мог бы, конечно, с помощью Баюна слинять в острог под бочок к Свете, но это лишние вопросы со стороны стрельцов, а оно мне надо? Хватит и того, что я успел засветиться скоростью своего перемещения перед полусотником. Там, духов, осуществлявших охрану лагеря находников на ноль помножил, здесь, морок с плотов снял и, опять-таки, уничтожил духов, что толкали плавсредства находников против течения. Учитывая же, что от лагеря до места засады больше десятка километров, да ночью по лесу, пусть и вдоль русла реки, а между двумя частями этой "операции" минуло не более часа... В общем, знает об этом моём умении один полусотник, пусть так оно и остаётся.
   А до острога я, всё равно, к утру доберусь. Пусть и на телеге. Благо, пяток повозок ушлые стрельцы, отправляясь в засаду, с собой прихватили, в расчёте на трофеи... или на доставку раненых, в самом худшем случае. Ну, раненых здесь не случилось, не считая одного стрельца, умудрившегося подвернуть ногу при прыжке с плота на берег, а вот трофеи... трофеи подчинённым Анфима придётся таскать от берега, через перелесок к узкому, больше похожему на широкую тропу, тракту, идущему от Усольского острога к Усть-Бийскому. Именно там ушлые стрельцы оставили телеги и впряжённых в них лошадок под охраной пары храбрецов из селян, решивших попытать "обозного счастья", по меткому выражению Стояна.
   И ведь не прогадали мужики. Пусть в бою им участвовать не довелось, но на долю малую от трофеев, добытых стрельцами с плотов, они теперь рассчитывать могут. Впрочем, малой, такая доля может показаться тем же стрельцам, что живут с жалованья. А вот для селян, чей закон: "как потопаешь, так и полопаешь", даже четверть обычной стрелецкой доли с трофеев, взятых на саблю, это ого-го какой прибыток! В общем, повезло мужичкам. Хм, а вот мне доля в трофеях не полагается вовсе. И не из вредности полусотника, а потому, что плата за помощь в нынешнем деле мне была обещана заранее, и чётко определённая, не зависящая от размеров добычи. Жалею ли я об этом? Да ничуть! Я лучше Свету завалю так понравившимися ей мехами, что отобрала Неонила в личной кладовой своего мужа, чем буду заморачиваться с обменом всякого хлама, что тащили с собой находники, на нормальные "активы". Нет, понятное дело, что при удаче, за долю в трофеях можно выручить поболее, чем та плата, что мы оговорили со Стояном, но.. сколько же было бы мороки с обменом-пересчётом?! Я-то помню недавний делёж трофеев, устроенный стрельцами в Усть-Биском остроге, и участвовать в таком спектакле у меня нет никакого желания. Опять же, нет никакой гарантии, что полученную долю удастся быстро превратить в деньги или те же меха. В общем, ну его на фиг! Меня и наша договорённость со Стояном более чем устраивает.
   Кстати, о договорённостях. Вот нет у меня желания терять здесь время на еженощные засады с охотой на духов, мороком прикрывающих находников-плотогонов. Нет, Баюну-то оно может и в радость, а вот нам со Светой хочется уже убраться из сих негостеприимных мест подальше, на запад. Туда, где поспокойнее, да потише. Но и ряд нужно выполнить, а значит... значит, будет у меня к Стояну Смеяновичу разговор. Тем более, что Баюн принёс очень интересные известия с того берега Бия. Глядишь, и решим вопрос к общему удовлетворению.
   И ведь решили. Правда, не сразу, но уже вечером, сидя в трапезной за накрытым столом, я выдал своё предложение хозяину острога и тот, к моей радости, всерьёз о нём задумался.
   - Ты можешь обещать, что там нас не встретят мороки порождений тьмы? - наконец произнёс полусотник, потерев красные от недосыпа глаза. Ну, его можно понять. Нервный вечер, проведённый в подготовке к вылазке, сам ночной бой против находников, потом дуван, перенести который на другой день ему не позволили бы сами стрельцы, переговоры с соседями-полусотниками, изрядно удивлёнными как самим фактом выживания Стояна, так и моим присутствием в его доме. Долгий и очень неприятный разговор с Любимом Усатым, пребывавшим сначала в тихом бешенстве от ситуации с его старым и, к счастью, уже мёртвым побратимом Буривоем, и обозлившимся... правильно, на кого ещё, как не на гостя хозяина острога и его невесту? В общем, прошедшие сутки для Хляби выдались весьма и весьма нервными. А тут ещё и я со своими идеями-предложениями.
   - Ручаюсь, Стоян Смеянович, - кивнул я, выдержав испытующий взгляд полусотника. - Судя по тому, что я видел, "духоводов" с морочащими тварями на поводке, у них попросту не осталось. Есть охранные, есть силовые... но их я могу уничтожить точно так же, как тех, что охраняли лагерь находников под Усольем прошлой ночью. А вот прикрывать стоянку на том берегу Бия от чужих взглядов, отводить глаза и морочить разум им просто нечем.
   - Если мороков не будет, нам не придётся плутать меж трёх сосен, подставляясь под удар лесовиков, а значит, сможем повторить ночной набег... - задумчиво произнёс полусотник. - Подтащить под прикрытием характерников пушки, оснастить стрельцов ручницами, помимо пищалей... но, нужно больше людей. Много больше. Три наших полусотни, это двести восемьдесят стрельцов, даже с пушками, этого числа не хватит, чтобы задавить тысячу находников разом. Надо отписаться Дружину. У него под началом, если мне память не изменяет, служит почти сотня стрельцов, да при шести нарядах. Это сила...
   - А может дядю позвать? - неожиданно подал голос, присутствовавший здесь же за столом, Никша-Жук, за что и схлоптал удар локтем в бок от братца. Вавила, в отличии от него всё же научился держать рот на замке в присутствии старших. Ну да, слово вылетел, хрен топором зарубишь!
   - Никак забыл, братец, что не к нам одним самы в гости заглянуть решили? - прошипел Вран. - А учитывая, с чьей подачи они на нас кинулись, Хвалын-городок без внимания тем более не оставят... ежели ещё не осадили.
   - Ну, ещё одного голубя, положим, мы отправить можем, - неожиданно весело ухмыльнулся Стоян и подмигнул Вавиле. Тот икнул. Ну да, о том, что в голубятне Усть-Бийского острога ныне есть птички, знающие дорогу к родному Хвалын-городку, догадаться было несложно. Не оставит же родной дядюшка своих племянников без "пейджера"? - Да только успеет ли Ермил Ватеевич собрать стрельцов да прийти к нам на подмогу?
   - Так, по Бию же тут всего два дня пути, не боле... - пробормотал всё тот же Никша, но уже по инерции. Предположение, высказанное братом явно выбило его из колеи. - Должен успеть.
   - И находнички, что по ту сторону реки сидят, струги боярские, конечно, не увидят, да? И куда те струги идут, стрельцами гружёные, тоже не догадаются, ну-ну... - хмыкнул в ответ Стоян. Братья смущённо переглянулись и полусотник, заметив это, покивал. - То-то и оно. Увидят их находники, снимутся с места, да в лесах своих и канут. А нам потом, сиди да думай, где они из лесов вылезут, когда да куда ударят. А по стёжкам нашим, да лесам, боярин до нас, добро, если через седмицу доберётся. А к тому времени, глядишь, нам с находниками уже на этой стороне биться придётся, да не в поле, ночью, а сидя в осаде по острогам.
   - Так мы их скорее по частям на речном перегоне перебьём, как сегодня ночью, - не выдержал Вавила. Правда, буркнул он это довольно тихо, но... учитывая, что в трапезной стояла полная тишина, незамеченным его бормотание не осталось.
   - Перебьём, а тож... Ежели они продолжат перевозить воев частями, как было до сих пор, - желчно отозвался Любим, чьи взгляды во время этого позднего обеда изрядно попортили мне аппетит. - А то теперь навряд будет.
   - Чего это? - вскинулся Анфим.
   - Того это, - передразнил его мрачный Ус. - Не слыхал, что гостюшка нашего полусотника сказал? Не осталось у находников морочащих головы тёмных тварей. А раз так, то как им схорониться от нас во время переправы? Верно, никак. Так нечто ты думаешь, они этого не понимают?
   - А ежели укрыться от чужих взглядов не выходит, то таиться далее им смысла вовсе не станет, - поддержал своего старшего десятника Стоян. - Плотов же навязать, чтоб всем войском разом переправиться не велик труд... Лесов на той стороне Бия, чай, не меньше чем на нашей, да и с топорами лесовики обращаются куда как ловко. И это худо, други. Сегодня ещё, они вряд ли сюда всем войском сунутся. Да и завтра, тож. Будут ждать возвращения, как сказал Ерофей, "духоводов" с мороками. А вот после... после они пошлют соглядатаев, чтоб разобраться, куда те делись... И вот тогда уже, поняв, что передовые сотни сгинули в бою, разбитые нами по частям, навалятся находники всем скопом, да уже в открытую, а не татями ночными, как ныне. И мнится мне, други, дня четыре, край, пять у нас есть до того, как придётся самов да кайсаков на нашем берегу встречать, не более.
   - Так, может и встретим? - перевёл взгляд с Любима на Стояна и обратно, всё тот же Анфим. - Устроим на них засаду, как сегодня ночью, а как подойдут поближе, из пушек расстреляем и из пищалей добъём?
   - Где? - подперев подбородок ладонью, почти ласково осведомился у него Усатый. А когда Клест непонимающе нахмурился, пояснил свой вопрос: - ты знаешь, где это войско высадится? Хорошо, ежели на том же месте, куда и до сих пор плоты гоняли, а ну как они иное место для высадки присмотрят? Да вон, хоть возьмут и в Вихорку зайдут? А что, причалы у Усть-Бийского острога ладные да удобные. Опять же, и до осаждаемой крепости далеко ходить не нужно. Лепота же! А ты с пушками здесь куковать будешь... Или станешь их за собой по берегу на верёвочке таскать, догоняя уходящие плоты? Не замаешься?
   - Не срами, дядька Любим, понял я, - вздохнул Клест, отводя взгляд.
   - И то ладно... племянничек, - ядовито отозвался тот, кивнув в ответ, и неожиданно заключил совершенно серьёзным, скорее даже мрачным тоном: - прав твой гость, Стоян Смеянович. Ежели воевать самов с кайсаками, то лишь пока они на том берегу сидят, да в ус не дуют. Пока их соглядатаи о судьбе ранее присланных отрядов не прознали, и своим головам о том не доложили. Иначе, велика опасность, что снимутся они с места, а где высадятся далее мы знать не будем. И останется нам рассесться по острогам, да ждать осады.
   - Значит, так тому и быть, - вновь хлопнув ладонью по столу, приговорил полусотник. - Сегодня же отпишусь Ермилу, чтоб собирал своих стрельцов в поход на тот берег. А ты, Любим, уж не сочти за труд, оповести о том же Поклеста с Миряном. Ждём их здесь в Усть-Бийске...
   На последних словах Стояна, Усатый чуть дёрнулся, удивлённо глянув на командира, а тот, поймав его взгляд, растянул губы в широкой ухмылке и кивнул.
   - Пора, Любим. Пора, - произнёс полусотник. И на лице хмурого десятника расплылась такая же хищная улыбка. Он вскочил с места и, отвесив резкий, но глубокий поклон Стояну, столь же резко выпрямился.
   - Я не подведу, друже. Не Буривой, - рыкнул Усатый и, более не глядя ни на кого из сидящих за столом, быстро вышел.
   - Эм-м, а что это было? - тихо спросил брата Никша, на что Вран только пожал плечами.
   - Ну, если здесь ныне будет город Усть-Бийск, значит, нынешним десятникам придётся ставить свои остроги, а с ними примерять звания полусотников - медленно, словно не веря самому себе, произнёс Лихобор Лис и, поймав на себе взгляды Анфима и братьев Сколских, пожал плечами. - Что? Я только предположил. Стоян Смеянович?
   - Мирян с Поклестом мне теперь изрядно должны, - с усмешкой отозвался тот. - Дружин Камча тоже в поддержке не откажет. Побратим, как-никак. Да и ваш дядюшка, думаю, узнавший от меня о затее подкаменской старшины, своё веское слово скажет. Но всё это станет явью лишь с нашей победой над находниками. Сами понимать должны, без неё градский герб у государя не испросить, пусть даже сам боярин Сколский о том ему челом бить будет.
   - У-у, брат, это ж мы в десятники выбиться сможем, а? То-то дядюшка удивится с "новиков негодящих, стрельцов ледащих"! - просиял Никша. Вавила в ответ скривился, хлопнув себя ладонью по лбу, но у него и самого глаза засверкали, уж я-то видел!
   - Бра-ат, твой длинный язык, наша кара за мой ум! - простонал он под дружный хохот окружающих.
   - А какой прок Серому с Чёрным за тебя голос подымать, Стоян Смеянович? - тихо спросил я. - Всё ж, долг долгом, но ныне вы равны, а ежели затея твоя состоится, то они...
   - Станут старшиной Усть-Бийской, боярскими детьми, то бишь, с собственными вотчинами в границах удела, - так же тихо ответил полусотник. Пока полусотник. - Их стрельцы отойдут под моё начало, а сами они вольны будут набрать собственную дружину, коей и будут поддерживать порядок на землях удела, а при надобности, встанут под градские знамёна для защиты от Словени от набега. Но до того, Любим с Анфимом и Лихобором должны поставить по малой крепостице ниже по течению Бия. По эту его сторону.
   - А сил-то у них хватит? - спросил я.
   - А я помогу, - подмигнул Стоян. - Трофеев-то и ныне в достатке, а уж после победы, да с имеющимся в запасе добром взятым с немецкого поезда, кун на строительство и заселение трёх острогов с лихвой хватит.
   Честно говоря, укладываясь спать в отведённой нам со Светой спальне, прижимая к себе гибкое тело подруги, пребывал в несколько взвинченном состоянии. И было от чего! У стрельцов на носу тяжелейшая битва, а они делят трофеи и мечтают о выгодах, что принесёт им победа. И ведь мало того, что мечтают! Они же уже договариваются, кому какая часть шкуры медведя достанется! А ведь тот ещё по лесу шастает, ревёт, мед да малину жрёт! Не понимаю. Не привычен я к такому вот... планированию вилами на воде.
   Утром, настроение у меня было не лучше, и Света это заметила. Когда же я высказал всё что думал об услышанных вчера планах стрелецкой старшины Усть-Бийского острога, подруга только плечами пожала.
   - Они так привыкли, Ерофеюшка, - проговорила она и, после долгой задумчивой паузы, договорила: - понимаешь... ты с местными-то, кроме Стояна да Мирослава, толком и не общался, и не слышал. А я вот уже насмотрелась. Они очень конкретные люди. Нет, не как наши "иваны" или "варшавские воры". Просто, этим людям просто жизненно необходимо видеть цель. Чёткую, конкретную, такую, чтоб можно было в руках подержать. Понимаешь?
   - Не особо, - признался я.
   - Ну... вот, представь. Мы с тобой - обычные подданные государя русского. На нашу страну напал враг. Мы берём оружие и идём защищать нашу страну. Так?
   - Так, - кивнул я, по-прежнему не понимая, к чему клонит Света.
   - Во-от. Мы не будем ждать какой-то награды, или искать дохода от войны, просто потому что она пришла на нашу землю, и её нужно быстрее закончить, чтобы спокойно жить дальше... А здешние, у них менталитет другой, - подруга чуть замялась. - Смотри, есть государь, и земля эта его. И стрельцы её защищают, потому что государь платит им жалованье. Как и селяне не считают обрабатываемую землю в приграничье своей, потому как границы могут в любой момент измениться и их просто сгонят с неё. Понимаешь? Они не считают эту землю своей. Вообще. А вот когда те же полусотники, вроде Миряна Звановича или Поклеста Брановича получат свои остроги в вотчинное владение, вот тогда они станут защищать их как своё, личное. Будут нанимать воинов, будут биться и резать любого, кто покуситься на ИХ собственность. Будут защищать селян, что арендуют и обрабатывают их землю, принося тем самым доход. Вот, ты удивлялся вероломству той же подкаменской старшины, помнишь? А ведь с их точки зрения, и даже с точки зрения самого государя, ежели до него дойдёт информация о том, что сотворили эти уроды, пригласив на земли Словени врага, их действия и предательством-то не считаются. Обида государю? Да. Покушение на его земли и права? Тоже да. Но! Не предательство. Интересы своих земель, доверенных им государем, они ведь блюдут со всем тщанием. А то, что в приграничье, находящемся под защитой каких-то там стрельцов, вольные люди друг друга режут, так это не их забота.
   - Ты ещё скажи, что за эти нападения самов и кайсаков, государь возложит ответственность на того же боярина Сколского, - фыркнул я.
   - И возложит, если тот не сможет удержать Хвалын-город в своих руках, - невозмутимо кивнула Света. - Но обвинить в нерадении и наказать за урон своему кошельку и владению он может лишь стрелецкого полуполковника Ермила. А вот вотчинного боярина Ермила Ватеевича Сколского вправе, разве что, в опалу отправить или, в самом крайнем случае, если тот не удержит свои земли, лишить боярского титула. И вот последнее для дядюшки Жука и Врана, куда страшнее, чем его же собственная казнь, как стрелецкого полуполковника.
   - Лишение титула страшнее смерти? - хмыкнул я. - Лихо.
   - Именно. Казнят одного человека, - терпеливо продолжила объяснение Света. - А боярского титула лишают весь род по нисходящей линии. И, скорее всего, навсегда. Со здешним местничеством, даже трижды правнуки лишённого титула боярина, выше боярских детей никогда не поднимутся и в службе, начальством даже над самым захудалым боярином им не стать никогда. Понимаешь?
   - Вот теперь, кажется, понимаю, - протянул я. - Но как это связано с дележом неубитого медведя, свидетелями которого мы вчера стали?
   - Прямо связано, Ерофей, - вздохнула подруга, явно разочарованная моим тугодумием. - Подъём по социальной лестнице, вот что предложил Стоян Смеянович своим людям во время вчерашнего разговора. Десятники получили обещание, что станут полусотниками. Стрельцы личного десятка Хляби - что станут десятниками. Сегодня Мирян с Поклестом получат предложение пойти в бой ПОД РУКОЙ не полусотника Стояна Хляби, но будущего боярина Стояна Смеяновича Хлябина, за что получат вотчиины и титул детей боярских, от которого рукой подать до вожделенной боярской шапки. Ручаюсь, уже сегодня по острогу пойдут слухи, что здешняя земля скоро обретёт своих хозяев и селяне начнут присматриваться к нынешним полусотникам на предмет, к кому лучше идти в арендаторы. А там и об отселение повзрослевших детей на вновь осваиваемые земли задумаются. Поверь, Стоян каждому предложил или предложит то, за что люди станут биться хоть с самами, хоть с кайсаками, хоть с самим дьяволом!
   - М-да, своеобразная форма убеждения, - протянул я и вздохнул. - Что ж, посмотрим как она сработает...
  

Глава 6. Незваный гость... а ты ему это в лицо скажи

   Нойн Оорхан поднялся на лысую вершину холма, возвышающегося над Великой рекой и, с удобством устроившись на нагретом за день камне, окинул взглядом небольшую, свободную от леса низину, расстилающуюся у подножия холма. Что видели потускневшие серые глаза старого нойна там, где в наступающих сумерках один за одним, словно звёзды Небесного ковра, загорались огоньки многочисленных костров? Костров, вокруг которых сейчас устраивались для вечерней трапезы воины его народа и пришельцы с полуденных степей. Видел ли он отражение неба в темноте долины? Или вглядывался в судьбу тех, кто ныне пришёл в эти места, чтобы ещё раз попытаться остановить медленное наступление чуждого самам порядка, с неотвратимостью зимнего ветра накатывавшегося на исконные земли его народа?
   Оорхан неслышно вздохнул, когда один из духов, играющий с ветром в вышине над его головой, донёс до нойна предупреждение о поднимающемся в его сторону...
   - Ясного неба тебе, собрат, - дочерна загорелый кайсак остановился рядом с сидящем на камне Оорханом. Нойн отвлёкся от созерцания лагеря воинов под холмом и окинул взглядом нежданного гостя. Немолодой, хотя до возраста самого нойна тому ещё очень далеко, седовласый и черноглазый степной гость красовался богато расшитым халатом, полы которого были по-походному подвёрнуты и заложены за пояс. Впрочем, для здешних лесов, такой халат всё равно оставался весьма неудобной одеждой. Как ни подворачивай тяжёлую ткань, она всё равно норовит зацепиться за ветви кустов или низко склонённых ветвей. Да и через буреломы в таком наряде перебираться, одно мучение. А ещё при госте не было оружия... если не считать внушительного ножа на поясе. Нет, сам Оорхан, поднимаясь на холм, тоже предпочёл оставить копьё и лук в шалаше, под присмотром ученика... Но чтобы кайсак вышел из шатра без сабли на поясе?! Удивительно.
   Впрочем, прислушавшись к всё тому же игривому духу, нойн понимающе кивнул. Да и обращение гостя свидетельствовало о том же, что шептал и насвистывал прикинувшийся сейчас ушастой совой дух. Для Говорящих во все времена и во всех землях, тварное оружие всегда было вещью второстепенной. Такие как сам Оорхан и стоящий ныне рядом с ним кайсак, сильны не крепостью рук и ловкостью тела, а собственной волей, что подчиняет духов, зверей и... людей.
   - И тебе попутного ветра, сын степей, - отозвался наконец старый сам, безмятежно взглянув в глаза собеседнику. Кайсак понимающе усмехнулся и, кивнув, присел на камень рядом с нойном.
   - Я, Урганбег - байи рода Орла, - после недолгого молчания произнёс кайсак.
   - Оорхан - нойн Дома у Стылого камня, - так же не торопясь, представился сам.
   - О... я слышал, нойны ваших мест славятся своим умением обращаться с подземными духами, - с ноткой уважения и... вопроса в голосе, протянул степняк. Оорхан усмехнулся, легко распознав причину столь резко повысившегося интереса со стороны собеседника.
   - Думаю, и тебе, идущий путями небес, подвластны не только духи Великого Тенгри, - заметил нойн, кивнув в сторону пары змей, что улеглись на камне в нескольких шагах от собеседников.
   - Ты много знаешь о степи, Оорхан, - медленно проговорил кайсак. - Хотя твои земли лежат далеко к полночи. Слишком далеко.
   - Я долго живу, Урганбег, - пожал плечами сам. - И за прошедшие годы многое повидал, много где побывал и многое узнал. А куда не дошёл своими ногами, то видел глазами моих духов.
   - Понимаю, - покивал кайсак и с неожиданной грустью произнёс: - а вот я впервые покинул степь и мне... неуютно.
   - Для впервые вошедшего под сень Большого леса, ты удивительно хорошо говоришь на языке самов, - заметил нойн.
   - Мы давно торгуем с твоими полуденными сородичами, Оорхан. А в степи ни одна сделка не совершается без одобрения байи, - ответил Урганбег, и тут же перевёл тему: - Мои духи волнуются, чем дальше, тем больше, нойн. Но байи других родов, идущие с нами, не желают и слышать моих предупреждений. У них в друзьях нет младших слуг Тенгри.
   - Как и у наших нойнов, - произнёс Оорхан, понимающе кивнув задумчивому собеседнику. - Меня они тоже не желают слушать. А духи Ветра уже второй день отказываются даже приближаться к Великой реке.
   - Ты чувствуешь их тревогу? - настороженно зыркнул на сама кайсак. Тот медленно кивнул.
   - Чувствую, но... Дом у Стылого Камня, не самый сильный из родов Полночи. Даже в наших глухих местах найдутся Дома, голоса нойнов которых звучат громче моего.
   - Тебя тоже не слышат, - зло сверкнув глазами, Урганбег скрипнул зубами. - Мы идём в пасть к зверю, но байи и воинам застит глаза блеск серебра...
   - А нойнам и охотникам кружит головы жажда мести и запах крови грядущей добычи, - договорил Оорхан.
   - Но ты, всё же, не ушёл, - заметил кайсак, справившись с приступом злости.
   - В прошлом году я отговорил охотников нашего Дома от участия в походе на словен, - помолчав, произнёс старый нойн. - Восходные и Полуденные Дома взяли тогда знатную добычу, и моё слово даже в собственном роду изрядно потеряло в силе. Ныне же, узнав о грядущем походе, молодёжь нашего Дома и вовсе отказалась слушать мои советы. Даже мой собственный ученик собрался бежать на звон серебра и железа, забыв обо всём на свете... но хуже того... в глазах их я видел Тьму.
   - Во-от как... - байи рода Орла задумчиво покивал. - Ты решил идти в поход, чтобы уберечь их...
   - Если я не смог остановить их словом, если Тьма принесённая извне оказалась сильнее моих духов, то что мне оставалось, кроме как идти с ними? - отозвался Оорхан, согласно наклонив голову и, договорил с ощутимой горечью - Дом у Стылого Камня слишком мал и слаб. Если погибнут молодые охотники и мой единственный ученик... боюсь, в этом случае род не переживёт грядущую зиму. А я... я уже слишком стар, чтобы искать себе нового ученика. Просто не успею закончить его обучение.
   На поляне воцарилось молчание. Только ухала где-то в чёрной вышине ушастая сова, да тихо шипели, свиваясь в клубок, греющиеся на всё ещё тёплом камне змеи.
   - Как схожи бывают судьбы людей, - нарушил тишину байи. - И как одинакова глупость молодых... Род Орла уже несколько поколений гоняет отары и табуны на торг Авлиеколя, но стоило провезти через стойбища головы пленников, взятых в прошедшем году в битве со словенью, как восходные и полуденные кочевья взбурлили. А уж когда появились ходоки несущие слухи о грядущем находе на словень, молодые воины будто сошли с ума... И в моём роду случилось то же. И я, как и ты, не смог остановить это безумие. И, как и ты, отправился вместе с родовичами, чтобы хотя бы попытаться их сберечь. Жаль, не удалось снять морок самому. Советники воеводы слишком хорошо знают своё дело. Их волшба слишком сильна. Без большого Круга их морок не пересилить.
   - У нас есть Ветер и твари земные, - неожиданно глубоким, уверенным тоном заговорил старый нойн. - У меня есть связь с духами подземья...
   - А я неплох в обращении с духами Воды, - растянув губы в злой улыбке, поддержал его байи. - Для полного круга не хватает лишь власти над Пламенем... Тогда мы легко смогли бы защитить наших родовичей от волшбы советников. Твой ученик?
   Вместо ответа, Оорхан вытянул перед собой руку, и камень под сидящими на нём кайсаком и самом пошёл трещинами, одновременно нагреваясь всё сильнее и сильнее. Змеи, лежавшие рядом, вдруг заволновались и скользнули в сторону, а образовавшийся под рукой нойна разлом заалел и... выплеснул на поверхность раскалившейся породы огненную плеть, почти моментально обернувшуюся пышущей жаром пламенной ящеркой.
   - Огненная саламандра, - удовлетворённо произнёс байи. - Значит, духи меня не обманули. Прав был учитель, Тенгри не спасает, но всегда даёт возможность спастись. Я приведу воинов моего рода к кострам Дома у Стылого Камня, Оорхан. Сегодня же.
   - Буду ждать, Урганбег, - кивнул нойн.
   Кайсак исчез в наступившей темноте так же тихо, как пришёл. А следом за ним, погладив по клюву довольно жмурящуюся ушастую сову, с удобством устроившуюся на жёстком кожаном наплечнике, и Оорхан отправился к кострам своих родовичей. Юнцов надо было предупредить о скором появлении гостей.
   А внизу его встретил встревоженный ученик, чем изрядно удивил старого нойна. Всё же, с момента начала всей этой безумной затеи, призванной уничтожить остроги словен в нижнем течении Великой реки, молодой Рорах предпочитал проводить время в кругу нойнов восходных Домов, составивших костяк идущего к реке войска. Он близко сошёлся с пятёркой учеников, сопровождавших двух своих учителей в походе, и, как и они, рвался в бой, совсем забыв своего старого деда. Но вот сейчас, он стоял перед Оорханом и, запалённо дыша, пытался что-то ему сказать, а сбитое дыхание и общее волнение позволяли молодому Говорящему лишь сипеть да бестолково размахивать руками, что, разумеется, не добавляло ему уважения. Ведь настоящий нойн должен управлять своими эмоциями, держать их в железной хватке воли, без которой, любой сильный лесной дух запросто оседлает незадачливого недонойна, и ладно если просто пошутит или закружит в лесу. Может ведь и в болота завести, на радость корчам да кикиморам. От того-то, первое чему учат наставники будущих нойнов - сдержанности. В чувствах, словах и поступках. Именно спокойствие и хладнокровие выковывают железный стержень воли, из которого прорастает истинная сила Говорящих, позволяющая им повелевать сонмами духов. От порождений лесов и водоёмов до непокорных свободолюбивых стихийников.
   Глядя на своего взволнованного родича и ученика, Оорхан только разочарованно покачал головой.
   - У-учитель, там... там, - наконец выдавил из себя Рорах, тыча пальцем куда-то в темноту и не замечая насмешливых взглядов молодых охотников, устроившихся у костра и теперь с удовольствием наблюдающих за позором прежде такого высокомерного ученика нойна. Оорхан коснулся пальцами клюва совы, по-прежнему сидящей на его плече, и птица, тихонько ухнув, бесшумно сорвалась в полёт, выполнять безмолвный приказ хозяина. Сам же нойн тяжко вздохнул и, отвесив короткую, но неожиданно сильную оплеуху своему внуку, жестом указал ему на скромный шалаш, вход в который был прикрыт лёгким пологом.
   - Иди, приведи себя в порядок, успокойся, а потом уже расскажешь, что именно привело тебя в такое расстройство, - ровным безэмоциональным тоном приказал Оорхан, и ученик, в кои-то веки, не осмелился спорить с учителем и дедом... На самом деле, пра-пра-прадедом, но кого интересуют такие мелочи? Уж точно не молодых охотников Дома у Стылого Камня... которые, как раз сейчас зубоскалили по поводу поведения сородича. Впрочем, стоило им почувствовать на себе холодный взгляд старика, как насмешки и шуточки стихли, застряв в глотках самых шумных из собравшихся у костра самов.
   Оорхан не стал ничего говорить. Молча, он двинулся к своему шалашу за пологом которого успел скрыться его нерадивый ученик. И ни один из оставшихся у костра охотников не посмел нарушить этой тишины. Так и провожали взглядом широкую спину легко, совсем не по-стариковски шагающего прочь от них нойна, которого сейчас, отчего-то, язык не повернулся бы назвать старым.
   Впрочем, долго тишина установившаяся под давлением Оорхана не продержалась. Не прошло и сотни вдохов, как из-за полога его шалаша выметнулся взъерошенный, разгорячённый ученик. Рорах вылетел к костру, окинул шалымм взглядом с интересом смотрящих на него охотников, и, вдруг замерев на месте, глубоко вздохнул. А когда он заговорил, от бури эмоций не осталось и следа. Успокоился, всё же. Не зря по шее от наставника схлопотал.
   - Готовьте ещё три костра, - заявил ученик нойна. Молодые самы переглянулись.
   - Для чего? - осведомился старший из них.
   - Рядом с нами встанут кайсаки из рода Орла, их байи принял приглашение нашего нойна, - выдал Рорах. Сборище охотников Дома загудело.
   - Зачем это?
   - Что ещё взбрело в голову старику?!
   - Этот трус боится, что нас мыши хвостами загребут?!
   - Этот трус заботится о том, чтобы люди его Дома не пострадали от Великого духа из-за Кромки, устроившего охоту на собравшихся здесь глупцов! - голос Оорхана легко перекрыл гомон молодёжи, заставив тех моментально заткнуться. Всё же, как бы ни сильна была застившая им глаза Тьма, но авторитет и опыт человека, которого все присутствовавшие у костра знали с пелёнок, задавить было не так просто...
   Впрочем, самому Оорхану было не до этой маленькой победы. Принесённые учеником известия, полученные от нойнов восходных Домов, рядом с которыми тот крутился чуть ли не с самого начала похода, были куда важнее, и старому Говорящему не терпелось поделиться этими сведениями с новым знакомым. Поделиться и обсудить... благо, было что.
   - Дух из-за Кромки? - задумчиво протянул кайсак, рассеянно приглядывая за тем, как воины его рода устанавливают принадлежащий Урганбегу малый шатёр. - Да ещё и сожравший всю прикрывавшую переправу свору бывшую под властью советников и нойнов? Это... обнадёживает, Оорхан.
   - Я бы сказал, что это даёт нам время на большой разговор с духами, - заметил нойн. - Сам должен понимать, во время очищающего ритуала все мы окажемся беззащиитны. Но если...
   - Если договориться с духами, то можно будет не опасаться, что посреди ритуала нам ударят в спины эти... мавкины советники воеводы, - согласно кивнул байи. - Пусть трое из них сдохли вслед за своими чёрными тварями, благодаря охоте Духа из-за Кромки, двоих оставшихся в живых вполне хватит, чтобы отдать воинам приказ вздеть нас на копья, едва почуют, как проводимый нами ритаул рассеивает их морок. Понимаю, уважаемый Оорхан, прекрасно понимаю. И согласен с твоим решением. Но кто будет держать сговоренную свору духов-защитников, пока мы будем заняты ритуалом?
   Взгляды Говорящих словно сами собой скрестились на ученике Оорхана, отчего тот отшатнулся.
   - Я-а... - голос Рораха сорвался. Но, хотя в глазах нерадивого ученика плескалось непонимание, он всё же договорил, и на этот раз его голос был твёрд и уверен: - Я не подведу, учитель. Я справлюсь.
   - А он не так плох, - протянул байи, на что его собеседник коротко кивнул. И от этого почти незаметного жеста учителя, Рорах неожиданно почувствовал, как в его груди разливается приятное тепло, а с плеч будто свалился тяжеленный камень.
   Эти перемены в будущем нойне не ускользнули от внимания старших. Кайсак с самом переглянулись и кивнули друг другу. Оказывается, даже слабейшие из стихийных духов, призванные на скорую руку без всякого круга, способны положительно влиять на замороченных Тьмою людей. А значит... значит тем больше надежда на успех их затеи.
   - Что ж, уважаемый Оорхан, начнём? - спросил байи.
   - Начнём, пожалуй, уважаемый Урганбег, - степенно кивнув в ответ, произнёс нойн.
  

* * *

   Очередная охота Баюна оказалась куда более заметной по результатам, чем предыдущая. Нет, он не нападал на очередную переправляющуюся через Бий партию находников, и не задрал ни одного человека, но вот духи... Духов, обеспечивавших движение плотов и их прикрытие от любопытных взглядов, котяра сожрал всех и очень быстро. Просто молниеносно.
   И несмотря на всю стремительность этой расправы, я успел почувствовать какое-то совершенное довольство, накатившее на моего питомца в конце его охоты. Нет, он в принципе с немалым удовольствием рвал подчинённых самам нематериальных тварей, но, в какой-то момент, обычное удовольствие обжоры вдруг превратилось в... не знаю... экстаз гурмана, вкусившего амброзии? У меня просто нет слов, чтобы хоть сколько-нибудь правильно описать те эмоции, что транслировал мне двухвостый, пожиравший в этот момент неких совершенно не похожих на уже привычных по здешним реалиям духов, приручением которых так любили заниматься лесовики-самы. Пожалуй, увидев глазами Баюна, уничтожаемых им тварей, я бы сказал, что они напомнили мне тех монстров, что порой ломились в тварный мир Хольмграда из-за Кромки.
   Но была и разница. Те твари были чуждыми, совершенно чуждыми обычному миру, а нынешняя "деликатесная" добыча двухвостого, хоть и напрягала некоторой инаковостью, всё же была явственно вплетена в здешнюю реальность. Эти чёрные, бугристо-амёбистые в восприятии Баюна твари, были "местными"... хотя и казались неправильными. Искажёнными. А уж флёр гнили, исходивший от них, и исправно передаваемый по нашей связи двухвостым, и вовсе наводил на идиотские мысли, вроде тех, что Баюну пришлось столкнуться с какими-то невообразимыми духами-зомби.
   Как бы то ни было, сожрал он этих "неправильных духов" с превеликим удовольствием, а пока я разбирался с валом накативших от Баюна эмоциий и вяло кивал в ответ прицепившемуся с какими-то дурацкими вопросами полусотнику Стояну, дела вокруг завертелись с совершенно бешеной скоростью. Сначала над ночной рекой с нашего берега на противоположный с фырчанием ушла пороховая ракета. Вихляя по пути, словно пьяный матрос идущий противолодочным зигзагом из кабака в припортовый бордель, горящая дымным фейерверком, ракета на полном ходу впилилась в в воду на полпути до противоположного берега Бия, а следом, чуть в стороне от неё замелькали сигнальные огни. Пока я приходил в себя, собравшиеся с трёх острогов, стрельцы перешли к следующей части плана, и принялись переправляться через реку.
   Я ещё успел удивиться тому, что в этот раз Стоян не рвётся в первые ряды, и вообще, до сих пор не присоединился к своим воинам, сейчас обеспечивающим свободное место для высадки основного отряда на той стороне Бия, но... моргнуть не успел, как мы оказались в одной из лодок, а потом последовал рывок и... Ну да, не одни находники умеют пользоваться лебёдкой для переправы. Целая вереница нагруженных стрельцами лодок потянулась через широченную реку. Впрочем, придя в себя и оглядевшись по сторонам, я понял, что не одними воинами были забиты эти плавсредства. Так, оказалось, что вместо обычной лодочной банки, я сам сижу на стволе солидного такого орудия. Может быть и не слишком пригодного для каких-нибудь осад, но в качестве полевой артиллерии, то что надо. Не удивлюсь, если у Стояна для этой пушки не только ядра и дроб найдутся, но и какой-нибудь прообраз гранат. А что, здешние технологии такой фокус позволяют, я точно знаю. Инструментарий у того же Умила-оружейника видел...
   А пока мы переправлялись через Бий, стрельцы Любима Усатого прореживали тех находников, плоты которых Баюн лишил "двигателей" и маскировки. Я даже далёкие звуки стрельбы ещё успел расслышать, а потом... потом наша лодка оказалась слишком далеко от берега, и звуки пропали, будто их не было вовсе. Нет, я отчётливо слышал плеск волн вокруг, редкий скрип дерева и звуки дыхания сидевших рядом, но практически невидимых в темноте стрельцов, но... Ночная тьма и звёзды над головой, ночная тьма и рябящее отражение всё тех же звёзд за бортом... и полное ощущение, что наш караван не идёт по реке, а медленно ползёт по бескрайнему космосу. Чудовищно-прекрасное чувство. Захватывающее и чертовски страшное. До ёканья сердца и спазма дыхания. Но вот, тихо вздохнул один стрелец, сдавленно выматерился другой... и всё очарование момента пропало, заодно окончательно прочистив мои коротнувшие от недавниих эмоций Баюна мозги.
   Зачем я рванул следом за Стояном и его людьми, чётко зная, что они идут в бой? Наверное, из любопытства, желания быть уверенным в том, что в атаке их не встретят твари вроде тех, которых не далее как полчаса назад с таким удовольствием жрал двухвостый? Да... кому я вру. Меня тянуло на тот берег Бия. Тянуло со страшной силой, ровно с того момента, как я отправил котяру на охоту. Опасно-не опасно... в моей жизни бывало всякое, но! Это "всякое" и приучило меня в обязательном порядке слушать свою чуйку. Эта ленивая жопа просыпается довольно редко, но если уж почтит своим вниманием, то лучше прислушаться к тому, что она настоятельно советует. В противном случае, последствия могут быть... фатальными. От миномётного обстрела по квадрату в котором затихарилась группа вооружённых товарищей, в этом месте конкретно и стране в общем, быть не должная, до забившегося унитаза, бег к которому был быстр... и безнадёжен, хотя "этот туалет ближе"... кхм... В общем, чуйку слушать надо, иначе будет а-та-та или ой-ёй-ёй. Вот и в этот раз я её послушал, и теперь мне оставалось лишь надеяться, что она не подведёт меня и в ходе предстоящего боя... в который я, кстати, обещал своей Свете не лезть. Эх, чуйка! Что в лоб, что по лбу! Не убьют, так мозг выедят... десертной ложечкой. Серебряной, чтоб заразу в межушное пространство не занести.
   Впрочем, в своё оправдание могу заметить, что лезть в драку с режииком наперевес я всё же не собирался. Не чувствовал в этом необходимости, да и чуйка, вроде бы, свершения таких подвиигов с меня не требовала. Всё что мне было нужно, это оказаться на том берегу Бия, в определённое время и определённой точке. Не более. Ни стрелять по лесовикам со степняками, ни ещё как-то участвовать в их истреблении, ничего столь безумного. Просто добраться в нужное время до нужного места. Точка.
   И ведь добрался. Аккурат к тому моменту, когда сосредоточившиеся в восходной, практически не охраняемой стороне лагеря находников, стрельцы начали бой, я уже взобрался на лысую плешь, на вершине холма, с которого открывался замечательный вид на узкую долину под ним, песчанно-галечный пляж Бия и... собственно, соседний, северный холм. На котором в этот момент, как раз что-то полыхнуло. Раз, другой. А после донёсшийся из долины грохот пальбы стрелецких пушек и пищалей напрочь заглушил крики и визги, каким-то чудом успевшие донестись с того самого холма, на котором творилось... нечто. Рёв пламени осветивший со свистом рванувшие в небо столбы водяного пара, прорезающие их разряды молний и грохот камнепада... всё это оказалось лишь лёгкой подтанцовкой того ада, что разверзся внизу. Там, где выкатившие на прямую наводу свои пушечки, стрельцы гвоздили лагерь находников из всех стволов, пермешивая с землёй самов, кайсаков, их лошадей и шатры, шалаши и кострища. Огонь и дым, мечущиеся тени и крики раненых. Гранаты, которыми всё же были снаряжены пушки Стояна, заливали лагерь багровым пламенем и едким, чёрным дымом, в котором задыхалось всё живое. Задыхалось, горело, стонало.
   На каких-то несколько минут я застыл, поражённый чудовищностью происходящего. В темноте, поле боя выглядело натуральной адской фантасмагорией, и я мог только порадоваться, что нахожусь достаточно далеко и... высоко от этой бойни. Но от этого чудовищного зрелища меня отвлекло происходящее на северном холме. Светопреставление устроенное нашим противником для каких-то своих целей, уже практически закончилось и, по идее, ночная тьма, пусть и подсвеченная пожаром бушующим в долине под нами, должна была надёжно скрыть происходящее на вершине соседнего холма, но... каким-то чудом, по имени Баюн, мне было отчётливо видно, как двое стоящих у костра дядек, покачиваясь на месте, бормочут что-то в такт, а чуть в стороне от них, с напряжённым лицом, оперевшись коленом и ладонью о землю, упрямо наклонив голову, смотрит куда-то в темноту молодой парень, за спиной которого столпились явно изготовившиеся к бою самы и кайсаки. Такие же молодые, можно сказать, юные... они ощетинились охотничьими копьями и дрянными саблями, прикрылись щитами и напряжённо вглядываются в ту же темноту... из которой, нет-нет, да вырывается очередной дух. Вырывается и, ударившись о выставленную коленопреклонённым самом защиту, вновь скрывается во тьме. Вот только с каждым разом, духов становится всё больше, темнота подбирается всё ближе, а сил молодого шамана явно станвоится всё меньше.
   Двухвостый стоял рядом со мной, шипел, хлестал себя хвостами по бокам, но не смел рвануть на охоту без приказа. А я... сначала я и не думал помогать столпившимся на соседнем холме людям. Это, в конце концов, враги, что пришли грабить живущих на другом берегу Бия словен. Так с чего бы мне им помогать?! Кто их знает, может те два шамана, что сейчас камлают над костром, творят какую-нибудь бяку сражающимся внизу стрельцам? Духов своих натравливают, допустим? Если так, то двухвостому найдётся работа, а пока...
   Впрочем, спустя несколько секунд я переменил мнение. Аккурат в тот момент, когда в грудь одного из самов, на том холме, впилась стрела. Самская. Да не обычная, а просто-таки пропитанная теми же проклятыми миазмами гнили, что и недавно сожранные двухвостым искажённые духи. А уж когда следом за той стрелой, на изрядно ослабевшую защиту, удерживаемую молодым шаманом, навалились очень похожие твари, словно соткавшиеся из ночной тьмы... я не выдержал и:
   - Баюн, фас! - на мои слова, двухвостый отреагировал как и положено коту. Взглянул удивлённо-презрительно, чуть повернув голову, словно спросил: Хозяин, ты меня с барбосом перепутал?
   Но в атаку рванул. Ещё бы! Это ж, какая вкусняшка! Я, честно говоря, уже приготовился глушить нашу с котярой связь, чтоб меня не накрыло очередной порцией гурманского оргазма, но... не понадобилось. Баюн хватанул тварей, словно языком слизнул. А у меня, разве что табун мурашек по спине промаршировал, да тихое мурлыканье из горла вырвалось. На миг... задавил, конечно. Привыкаю, должно быть. Эх...
   А тем временем, двухвостый дотянулся до хозяев чёрных потусторонних тварей. И вот здесь я уже его сдерживать не стал. Двоих шаманов, спускающих с поводка очередных искажённых духов, Баюн разорвал сходу. Пополам. Третий, вроде бы, что-то почуял, но увернуться от атаки котяры не успел. Только сплетённая из всё той же мразотно воняющей псевдоматерии, плеть в его руках, безвольно скользнула по земле, заставляя и без того не шибко зелёную траву превращаться в пыль. Да и растворилась во тьме, едва Баюн откусил державшую плеть руку. А там и защита молодого шамана взбурлила. Поднялась над столпившимися на вершине холма находниками огромным, видимым даже невооружённым взглядом, радужным пузырём... да и полоснула грозовыми разрядами и огненным шквалом по взбирающимся по склону, октуанным тьмой, словно противной, пульсирующей паутиной, самам да кайсакам. А потом... потом я вдруг увидел прижимающегося к моему бедру, встопорщившего шерсть на загривке Баюна и... сидящую на знакомом сундуке по левую руку от меня, закутанную в одну простынку Свету, изумлённо озирающуюся по сторонам. Её-то зачем?!
   "Надо" - пришёл мгновенный ответ от котяры, не сводящего взгляда с неожиданно замерших в нелепых позах шаманов на том холме.
   - КТО ПОСМЕЛ?! - голос... не голос, грохот разнёсся на долиной, рекой и холмами и... даже умирающие внизу люди вдруг замолкли, придавленные чудовищным прессом чужого, даже чуждого внимания. Ой, мама... это ж кого эти идиоты призвать-то умудрились?! И нахера?!!!
  

Глава 7. Усатые гении интриги!

   Пространство рвало и корёжило, отчего моё, тренированное Яговичами чутьё билось в натуральном припадке, вызывая головокружение и отвратительную тошноту. Да и ощерившемуся Баюну, кажется, происходящее не доставляло ни малейшего удовольствия. Правда, длилась эта "феерия чувств" недолго. К счастью. Спустя буквально полминуты, рвавшаяся к нам сущность оказалась над холмом, где шло сражение меж шаманами находников, и вызванный ею пространственный шторм стих, будто его и не было. Вот только успокоения этот факт нам с Баюном не принёс. На место слабости и боли, накатывавших волнами, пока неопознанная хрень рвала пространство, пришло чувство опасности... как перед памятным первым боем с потусторонней тварью на пруду в Хольмграде. Но были и отличия. Тогда, помимо угрозы, от "гостя" шибало отвратной потусторонней вонью и голодом, тогда как сейчас на них не было и намёка. Да и сама опасность была... или казалась больше потенциальной, чем реальной, что ли? Впрочем, учитывая, что мощь нынешнего гостя крыла памятного мне многонога-привратника, как бык овцу, большого облегчения сей факт не принёс, поскольку на мозги исходящая от него угроза давила на порядок серьёзнее, чем агрессия давешнего потустороннего вторженца.
   От оценки происходящего вокруг звездеца, меня отвлёк сдавленный писк Светы, услышав который, я словно очнулся и, тут же оказавшись рядом с подругой, прижал её дрожащее тело к себе.
   - Ер-роша... - девушка вцепилась в меня, словно в утопающий в спасательный круг, мёртвой хваткой. А я, чувствуя накатывающую на неё истерику, невольно бросил обвиняющий взгляд на крутящегося рядом Баюна... чтобы тут же получить от него всё тот же уверенный ответ: "надо". Что ж, раньше двухвостый меня не подводил, будем надеяться, что это не изменится и впредь. Особенно сейчас.
   - Всё-всё, солнце, - погладив прижимающуюся ко мне девушку по макушке, я выудил из-под её попы одеяло, накрывавшее наш сундук и, укутав дрожащуюю подругу, перевёл взгляд на соседний холм. А там было на что посмотреть!
   Энергоинформацонный "гость", взбаламутивший пространство, начал... сгущаться, что ли? Дым и гарь, поднимавшиеся над полем боя, потоком потянулись к точке в десятке метров над местом битвы шаманов-находников, а с ними туда же, словно пылесосом всосало ментальные конструкты кайсаков и самов. Атакующие, защитные, ошмётки духов, разорванных двухвостым, своеобразная чёрная дыра тянула в себя всё, что попадалось в зону её воздействия. Миг, и крутящийся в воздухе над холмом, всё более и более густевший чёрный шар вдруг дрогнул, исказился и на опалённую вершину холма, взметнув вверх небольшое облачко пепла, оставшегося от сгоревшей на месте боя шаманов, травы, шагнула высокая фигура... женская. И всё бы ничего, да только фигура та была абсолютно чёрной. Настолько, что даже в скудно подсвеченной разгорающимся в долине пожаром ночи, она выделалсь своей идеальной чернотой. Никаких полутонов, никакого объёма... просто плоский силуэт... с двумя пылающими алым светом провалами на месте глаз. И холод... волны которого легко было отследить по всё больше расширявшемуся кругу изморози, покрывавшей землю там, где её касалась нога "гостьи".
   Алые угли обвели взглядом место побоища...
   - Нар-рушители, - это был не тот крик, что заставил замереть бившихся шаманов, моментально забыв о своём сражении. Но громгласное шипение сущности вмиг опрокинуло всех живых бывих на том на холме. И атаковавших и защищавшихся Кого-то бросило на спину, вдобавок протащив несколько метров по дернине, а кого-то придавило к земле, заставив рухнуть на колени. И вновь алые угли глаз "гостьи" сверкнули обжигающим светом. - Вижу. Накажу.
   Миг, и остатки атаковавших холм шаманов, столь лихо командовавших сворой духов запределья, взвыли от боли и, вспыхнув ярчайшим почти белоснежным пламенем, опали наземь серым пеплом... который тут же втянулся в силуэт сущности. Та перевела взгляд на валяющихся защитников холма и, неопределённо качнув головой, вдруг шагнула им навстречу. Легко просочившись через толпу окаменевших от страха воинов, она во мгновение ока оказалась рядом с двумя коленопреклонёнными шаманами, ещё недавно уверенно сдерживавшими атаки своих коллег, явно баловавшихся откровенной "чернухой", а сейчас не смеющими поднять взгляда на потустороннюю "гостью". Чёрные руки сущности коснулись голов шаманов.
   - Метка на память, право наказания моим именем, - прошелестела она и... резко обернулась, будто услышав ворчание уставившегося на неё Баюна. Почуяла? - Вторженцы? Здесь?
   Эхо голоса сущности не успело смолкнуть, как двухвостый сорвался с места. Миг, и сияющие опасной синью, когти моего питомца полоснули по чёрному силуэту. Я охнуть не успел!
   - Баюн! - крик вырвался раньше, чем я осознал происходящее, но было поздно. Потусторонняя тварь легко сбила атаку двухвостого, а в следующий миг, неожиданно увеличившаяся в размере чуть ли не вдвое, она ухватила Баюна за шкирку и, держа на отлёте, словно нашкодившего котёнка, вперилась в него своими алыми буркалами.
   - Ха... потеряшка! Чей... - Баюн в ответ сдавленно что-то мявкнул и взгляд твари скользнул в нашу со Светой сторону. С такой скоростью защиту я ещё никогда не выстраивал. Техники Макоши и Мары, Переплута и Перуна... щиты Яговичей и нынешних естествознатцев, арсенал Ростопчиных и мои собственные наработки... в ход пошло всё и разом.
   Но для ворвавшейся в этот бой сущности, все мои потуги оказались не опаснее когтей Баюна. Женский силуэт легко, в один миг перенёсся с одного холма на другой и, просочившись сквозь мерцающие щиты и иллюзии, даже не потревожив их, оказался в двух шагах от нас со Светой.
   - Ключники, - уменьшившийся до среднего человеческого роста, силуэт женщины опустил Баюна у моих ног и, обойдя нашу компанию по кругу, вновь застыл, словно в раздумьях. А я почувствовал, как меня внезапно отпускает вывшее до того сиреной чувство опасности, и вжавшаяся в меня Света вдруг прекращает дрожать. Правда, взглянуть на "гостью" она так и не осмелилась. И не надо... - Юные ключники. Неопытные. Ничего не знающие. Из старого мира. Плохо. Но интересно.
   - Прошу прощения? - от неожиданности, я глянул прямо в алые глаза сущности и... схлопотал мощнейший ментальный удар, заставший меня покачнуться. По губам потекло что-то тёплое и солёное, в глазах помутилось и я, словно через толщу воды услышал всё тот же шелестящий голос.
   - Что мне твоё прощение... Учиться тебе надо, малец. Да и помощников учить. Вежеству в том числе, - мне показалось или в голосе этой... этого существа послышалась насмешка? А следом, "гостья" вдруг подалась вперёд и коснулась неожиданно тёплой рукой сначала головы Светы, а потом и моей. Я даже отреагировать толком не успел!
   - Мр-ряу! - встрял Баюн, вновь выпуская когти. Правда, выглядело это довольно жалко. Котяра едва шевелился. Казалось, ещё чуть-чуть, и он просто не сможет удержаться на дрожащих лапах. Да и я, после странного удара сущности, чувствовал себя совсем хреново. Бойцы, чтоб нас!
   - Да-да... ты сильный и могучий... будешь, когда вырастешь! - а вот сейчас в тоне сущности действительно послышался смех. - Вот тогда и поиграем, приходите. А сейчас... брысь отсюда!
   Пинок! Это был натуральный пинок, от которого всю нашу компанию, вместе с сундуком просто выкинуло... куда-то. Впрочем, почему "куда-то"? В спальню нас выкинуло. Ту, что нам Стоян Хлябя в своём доме выделил.
   Я бросил взгляд на распластавшегося на полу Баюна... Дать бы по шее засранцу за такую подставу, но... ему, бедолаге и так уже досталось.
   - Света, - я потормошил зажмурившую глаза подругу, по-прежнему сжимающую меня в стальных объятиях... - Всё уже. Всё. Слышишь? Мы в безопасности.
   Подруга осторожно разжала объятья, и я вдруг почувствовал, что оседаю на пол. Ноги не держали, голову будто ватой набили, а перед глазами поднялась и закружилась какая-то муть. Дьявол! Мне только этого не хватало!
   Собравшись с силами, я кое-как утвердился на ногах и, поймав взволнованный взгляд Светы, постарался успокоить её хотя бы улыбкой. Получилось... хреново. Тем не менее, помогая друг другу, мы сумели кое-как добраться до постели, на которую и рухнули практически в обнимку. Сил, чтобы раздеться, у нас уже не было. Мы и одеялом-то укрылись еле-еле. А потом... потом просто вырубились, словно не спали трое суток. Минимум.
   Снилась мне какая-то дичь. Не кошмары, нет... но, явно навеянные происшествием на холме, сновидения терзали меня добрых полночи, то и дело заставляя просыпаться в холодном поту... и тут же засыпать вновь, противиться моментально накатывавшей сонливой слабости я просто не мог. И со Светой, кажется, творилось что-то подобное. Проделки Мораны, не иначе...
   Ближе к утру я почувствовал, как у нас в ногах устроился взобравшийся на постель Баюн, но даже осознав наглость придавившей мои конечности двухвостой скотины, поделать я ничего не мог. Сны продолжали затягивать меня, а ленивая слабость не позволяла даже пяткой дёрнуть, чтобы потеснить развалившегося во всю длину котяру-переростка.
   Но всё проходит, прошла и наша сонная немочь. Правда, для этого потребовалось немало времени. Проснулись мы со Светой, когда солнце уже перевалить за полдень, аккурат к тому моменту, когда подворье полусотника наполнилось шумом и гамом. Хозяин вернулся.
   Честно говоря, мне казалось, что наша со Светой и Баюном странная слабость будет уходить так же тяжело, как это бывает при сильной простуде. Долго и неприятно, но нет. Проснувшись от шума за окном, я к своему удивлению, почувствовал себя полным сил, свежим и бодрым. Да и подруга, завозившаяся рядом, кажется, чувствовала себя так же. По крайней мере, если ориентироваться на её эмоции. А вот двухвостый... бродяга, словно что-то почуяв, ушёл в стелс сразу, как только заметил, что мы со Светой открыли глаза. Чует кошка, чьё мясо съела! Ну ничего, долго он скрываться от нас всё равно не сможет. А когда появится... о-о! Я ещё покажу этому лохматому, как подставлять мою девушку под молотки.
   Надо заметить, моё "несанкционированное" появление в доме полусотника осталось практически незамеченным. То есть, домочадцы Стояна решили, что я вернулся вместе со стрельцами, а тем было плевать. Правда, сам Стоян Смеянович время от времени косился на меня эдак подозрительно, но претензий не выкатывал. Что, впрочем, не помешало мне извиниться перед ним за своё исчезновение с оговоренного места.
   - Не виноват я, Стоян Смеянович. Что ушёл не предупредив, в том каюсь. Но ведь говорил, что в битве участвовать не стану, - развёл я руками, когда нам, наконец, удалось уединиться в одной из малых горниц терема, где полусотник устроил что-то вроде кабинета. - А ты, должно быть, видел, что на холмах творилось, пока твои стрельцы находников огнём били. Так что, у меня выхода иного не оказалось, пришлось уносить ноги, пока разбушевавшиеся там находники меня в свою битву не втянули.
   - Видел. Все видели, какая жуть там была, - передёрнул плечами тот. - Молоньи, град и смерчи... Характерник Поклеста клялся, что на холме, соседнем с тем, где ты остановился, находничьи нойны при поддержке своих родов междоусобицу затеяли, да изрядно друг друга побили. Всего четверо шаманов в живых осталось, и то, двое настоящих, да двое учеников. Остальных же... будто корова языком слизала.
   - Морана их прибрала, - со вздохом произнёс я, открывая собеседнику малую часть того, что привиделось мне в мучительных снах, насланных ночной "гостьей", отчего Стоян вдруг резко побледнел.
   - Значит, не лгал Ройда, - едва шевеля губами, прошептал он.
   - Ройда? - не понял я.
   - Да... - полусотник тряхнул головой, и договорил уже куда более уверенным тоном. - Ройдой зовут того характерника. Он же, едва дождавшись конца битвы, насел на Чёрного, чтоб тот ему людей в охрану выделил, да дозволил лысый холм осмотреть. Говорил, оттуда тьмой тянуло, как от чёрных жертвенников. Поклест, как ни отбивался, а пойти против не смог. Снарядил с Ройдой два десятка воев. А тот, спустя пару часов, вернулся с пленными, средь которых и те четверо нойнов да байи уцелевших были. А, от шаманов, что против них бились, сказал, даже пепла не осталось. Нам бы посмеяться, да только нойн Оорхан, им пленённый, слова Ройды подтвердил. А за ним и остальные.
   - Не над чем там смеяться, Стоян Смеянович, - покачал я головой. - Оорхан этот, со своими людьми действительно бились против осенённых тьмою нойнов и замороченных ими воинов. Да противник их такую жуть в сражении использовал, что мир взвыл. На тот зов Морана и явилась, дабы судить тех, кто в алчности своей решился отринуть покон и извратить мирское естество. Я сам всё это видел, собственными глазами.
   - Морана карает осенённых тьмою... - ошарашенно пробормотал мой собеседник. - Вот же диво-дивное. Она ж сама воплощение тьмы!
   - Ага, и потому имя её на памятных камнях высекается среди имён стражей хранящих покон, да? - усмехнулся я.
   - А тебе-то откуда сие известно?! - удивился полусотник.
   - Так ты ж сам меня к вашему камню водил, - пожал я плечами. - А уметь читать написанное, мне, как купцову сыну положено.
   - Это где ж такие купцы водятся, что умеют читать наши черты и резы? - раздавшийся из-за спины незнакомый голос заставил меня обернуться.
   На пороге горницы стоял высокий и грузный седой мужчина, наряженный во вполне ладно сидящий на нём стрелецкий кафтан, но без оружия и даже без оружейного пояса. Вместо него, изрядное пузо обтягивал широкий чёрный, расшитый канителью кушак с бахромой и кистями, за который гость заложил большие пальцы рук, так, чтобы на виду были золотые перстни с камнями, по два на каждую руку. Широкое, скорее даже полное лицо, свисающие ниже подобородка усы, кустистые нахмуренные брови, тяжёлый взгляд... Характерник Ройда, полагаю.
   - Далеко, почтенный. Ты там точно не бывал, - улыбнулся я.
   - А ты опиши, вьюнош, расскажи. Я много где был, немало видел, глядишь, и узнаю места, тобой описываемые... - характерник отразил мою ухмылку. Вот только ни радости ни веселья в ней не было ни на грош. Зато подозрениий... да ну его нах!
   Я обернулся к полусотнику, оставив непрошенного гостя без ответа.
   - Сегодня в ночь мы уедем, Стоян Смеянович, - произнёс я. Хлябя бросил взгляд на пыщущего негодованием характерника за моей спиной и... вздохнул.
   - А пир в честь славной победы? - проговорил он.
   - Чтобы потом опять из поруба выбираться да свою невиновность в очередной дурной затее всяких... доказывать? - я поморщился, мотнув головой в сторону всё больше ярящегося Ройды. - Нет уж, извини, господин полусотник. Ваша победа, ваш и пир, а нам с невестой пора в путь-дорогу. И так задержались в твоих владениях дольше всяких разумных пределов. К тому же... свою часть нашего с тобой уговора я выполнил полностью, так что жду исполнения твоей. До нынешнего вечера.
   - Так ведь мы к тому времени и добычу-то поделить не успеем! Обоз с нею, дай Свет, лишь к закату и придёт, а то и вовсе к утру! Как я твою долю высчитывать стану?! - неподдельно возмутился Стоян, перебивая попытавшегося что-то вякнуть характерника.
   - Пф, тоже мне беда-огорченье, - отмахнулся я. - Долю со взятого на этом берегу Бия-то, посчитали? Вот и увеличь её втрое. Мне и того достанет. А ежели в ней добрый ковёр или посуда какая серебряная да затейливая окажется, так я и на куны их менять не буду, так возьму. А то и тебе в радость и казне не в убыток. Чай, ждать продажи рухляди, да стрельцов смущать задержкой в выплате их доли не придётся, а?
   - Эва, не придётся! - фыркнул Стоян. - Можно подумать, у нас в лабазах лишь один ковёр с серебряным кувшином хвалынского торга дожидаются!
   - Ну уж, моя доля, само собой, не так велика, чтоб всю рухлядь с ваших кладовых в её счёт забрать, но, знаешь же, Стоян Смеянович, курочка по зёрнышку...
   - А весь двор в говне, - буркнул полусотник в ответ.
   - Опять же, и казначею твоему радость. Всё меньше голову ломать, да бояться, что цена на взятый дуван в Хвалын-городке вниз пойдёт. А довольный казначей, сам знаешь, казне прибыток, - я продолжил увещевать собеседника, не обращая никакого внимания на закипающего словно чайник характерника. Ну не нравится он мне. Не нравится.
   - Ушлый ты, купец. Ой, ушлый, - ухмыльнулся полусотник, чуть помолчал, словно что-то прикидывая и... кивнул. - Добро! Перед закатом получишь свою долю, на том и распрощаемся.
   - Вот и славно, - я улыбнулся. - А теперь, пойду я, Стоян Смеянович, не буду мешать. Поди, дел-то у тебя ныне, ой как немало...
   - Иди уж, Ерофей, - отозвался полусотник, и я, кивнув ему на прощанье, просквозил к выходу. Миновал провожающего меня сердитым взглядом характерника, вышел за дверь и... прикрывшись иллюзией, замер рядышком, пока другая иллюзия изображала мой уход по коридору прочь от кабинета полусотника. И не зря. Не прошло и пары секунд, как выглянувший из-за приоткрытой им двери, Ройда проводил взглядом эту самую иллюзию и, лишь убедившись, что та скрылась за поворотом ведущим к лестнице, вновь притворил тяжёлую дверь горницы.
   Ну, чего и следовало ожидать. Ройда в горнице чуть ли не сапогами топал, требуя меня задержать, да дознание провести. Опять... нет, не везёт мне здесь на характерников. То убили, то дебилы. Эх... О! А теперь уговаривает, чтобы нас со Светой под охраной стрельцов Поклеста из Усть-Бийского острога выпроводили. Для нашей же безопасности, конечно. А то ведь вокруг места глухие, зверей полные. Сожрут же, обязательно. Вот ведь привязался, толстый. Не, на фиг, на фиг, нам такой хоккей не нужен. Не угомонится сам... угомоню я. Да так, что до смерти на Васюганских болотах квакать будет. Я теперь и так могу, спасибо Моране.
   Хм, да... я, вообще, теперь многое... нет, пока не умею, но знаю. Позаботилась древняя обожествлённая ведьма о неуче из родного мира, вложила кой-чего в пустую голову. Нет, не какие-то великие тайны или секреты ушедших богов. Просто вещи, которые с их уходом перестали быть актуальными в мире Хольмграда, и потому довольно скоро забытые. Ну, времена такие были. Конкретные. Никто неиспользуемую информацию хранить и оберегать специально не стремился, других забот хватало. Но, как выяснилось, то, что перестало быть нужным когда-то волхвам, оказалось весьма полезным нам со Светой. В будущем... когда освоим, разумеется. Впрочем, возможно и миру Хольмграда теперь эти знания придутся ко двору... но лишь возможно. Впрочем, об этом я ещё подумаю и со Светой посоветуюсь. На пару и решим, стоит ли открывать полученные знания тому же Грацу, например, или ну его, от греха подальше.
   - Но почему "ключник"? - недовольно фырчала подруга, когда мы дошли с ней до обсуждения устроенного нам Баюном приключения. - Я что, теперь, холопка, рабыня?! Чья?!
   - Угомонись, солнце моё незаходящее, - вздохнул я. - Никто тебя не холопил и холопить не собирается. В те времена, которые помнит наша новая знакомая, никаких холопов в местах её обитания и в помине-то не было. Тем более, обельных. Так что, смысл в это слово она вкладывает самый что ни на есть прямой. Ключник, тот кто хранит ключи. От чего именно, объяснять надо?
   - Не дура, понимаю, - буркнула в ответ Света. - Но почему не привратник, хотя бы?
   - Потому что при ключах, а не при воротах, - я ухмыльнулся. - Да и точнее это. Ключи у тебя всегда при себе, куда ни пойдёшь, где ни окажешься, ключником от этого ты быть не перестанешь. А от ворот только отойди на шаг, и ты уже не привратник, а так... праздношатающийся без смысла и толку. Ну и... ещё одна немаловажная деталь. Так уж сложилось, что привратниками в нашем мире именуются потусторонние твари, устраивающие прорывы из Запределья. Я их видел и, поверь, походить на них даже названием не желаю.
   - Как думаешь, - неожиданно перестав играть обиженную девочку, Света прижалась ко мне. - Скоро мы сможем домой вернуться?
   - Полагаю, да, - задумчиво кивнул я в ответ, обнимая девушку. И глянул на лениво урчащего от почесушек двухвостого. - Недаром же Баюн тебя вместе с устройством Граца на тот холм притащил.
   - Думаешь, снятые им показания ускорят расчёты для открытия перехода? - протянула Света. - Было бы хорошо... вот только я всё равно не понимаю, почему котяра так поступил. Ну, то есть, если ты прав, то получилось удачно, конечно, но, как он предугадал? Баюн, ты провидец?
   - Мр-ря... - коротко отреагировал гигантский кот и зажмурился. Ответил, называется.
   - Может и провидец, - вздохнул я. - А может тут дело в чём-то ином. Не забывай, он хоть и выглядит ленивым пушистиком... под центнер весом, но на самом-то деле, Баюн - энерго-информационная сущность шестого порядка и второго класса опасности, то есть, жуткая потусторонняя зверюга для которой Запределье - дом родной.
   На словах о жуткости, двухвостый приоткрыл один глаз и недовольно фыркнул.
   - Конечно, нет, Баюша! - тут же отреагировала Света, поглаживая нежащегося под её руками котяру. - Ты у нас не просто жуткий, ты жутко милый пушистик. Да...
   Пальцы девушки ещё глубже зарылись в густой мех двухвостого, и тот вроде бы даже успел осознать грозящую ему опасность, но слинять... увы и ах. Стальная хватка моей подруги намертво зафиксировала бедолагу, и до того ленивые почесушки превратились в умилённое тисканье под востороженное сюсканье. Я встретился взглядом с огромными, полными слёзной мольбы глазами Баюна, но... увы, от этого креста избавить своего питомца я не мог. Никак. Прости, друг! Я буду тебя помнить...
   - Мр-ря, - поняв, что я его не спасу, двухвостый медленно прикрыл глаза, приоткрыл пасть и, вывалив розовый шершавый язык, обмяк в руках Светы. Типа, всё. Труп.
   К сожалению, как бы нам ни хотелось подурачиться подольше, время бежало неумолимо и вскоре нам пришлось прервать свои забавы, чтобы, наконец, собрать вещи, запрячь лошадку и, погрузив всё праведно нажитое на телегу, покинуть Усть-Бийский острог и его удивительно "гостеприимные" окрестности.
   Уезжали без помпы, тем более, что в крепости и без того хватало суеты. До сих пор подходили от реки возращающиеся из-за Бия стрелецкие отряды, гнали оттуда же плоты с трофеями, и обитатели острога были заняты делами по горло. Прибывающих нужно было принять и разместить, кто из гостей попроще, тех на лугу перед острогом, кто познатнее, тех на подворьях внутри стен, больных в Травной избе, для лечения, а мертвецов - в Медовом зале... для тризны и дальнейшего погребения. Так что, на наш отъезд практически никто не обратил внимания. Даже Ройда и Любим Ус, от которых я, честно говоря, ждал на прощание хотя бы пары не самых любезных слов, и те не мелькали на виду. Ну да оно и к лучшему. Нам хватило вполне приятного, хотя и немного грустного, конечно, прощания с супругой и домочадцами Стояна, отрядом моих арбалетчиков, ну и братцами-акробатцами Никшей и Враном.
   Скрипнули колёса телеги, хлопнул полотняный навес над ней, тихонько всхрапнула лошадка и наш микро-табор выкатился за ворота... сначала подворья полусотника, а потом и за пределы Усть-Бийского острога. Вечер вступал в свои права, огни костров разбросаных в уже тёмном предполье крепости словно отражали ясное звёздное небо, а впереди вздымалась громада многовекового леса, очень скоро принявшего нас под своё крыло. Темно? А наговор кошачьего глаза на что? На лошадях его, кстати, можно применять не хуже, чем на людях... в общем, покатили. На запад. Тихо, мерно, не торопясь.
   Сопит мне в подмышку сладко спящая Света, дремлет, развалившись на наших трофеях Баюн, а я сижу на облучке и, перебирая в руках вожжи, слушаю тихий топот копыт влекущей нашу телегу лошади, да перешедший на ночной говор лес. Лепота...
  

* * *

   - Мне это не нравится, - мотнул головой десятник.
   - Плевать, - не сдержавшись, рыкнул его собеседник. - Нравится-не нравится. Есть приказ, ты обязан его исполнить.
   - У меня приказ обеспечить ночной дозор на тропе к Усолью, - упрямо боднул взглядом сидящего напротив него человека, стрелец. - Слышишь, ты! До-зор! А ты требуешь иного!
   - Я требую исполнения твоих обязанностей, воин, - чуть ли не змеёй зашипел тот, тыкая толстым пальцем в пожелтевшую от времени бумагу, увешанную кучей сургучных печатей... изрядно потрескавшихся старанием всё того же бега времени, надо признать. - Чти далее, что здесь написано!
   - Вся-всячески спосо-сообство-вать... - нехотя взяв в руки протянутый ему лист, десятник с видимым трудом начал читать его вслух: - Испо-исполнению...
   - Дай сюда, неуч! - не выдержав такого издевательства, человек выдрал из рук стрельца лист, отчег тот тихо хрупнул в очередной раз треснувшей печатью. Ещё одной. Ну, что поделать, если этот документ был выдан его владельцу добрых десять лет назад и не всегда хранился им подобающим образом? Разъярённый хозяин документа недовольно скрипнул зубами и, водя пальцем по выцветшим строкам письма так, чтобы его собеседник мог следить за прочтением... ну хоть как-то... продоолжил вместо десятника: - ... всячески способствовать исполнению воли подателя сего документа. Дано сие повеление от Головы Большого Медового Зала, именем государя нашего и по его распоряжению. Писано в день осьмой двенадцатого года правления Государя Словенского, Велислава Яромировича. Понял ли?
   - Понял-понял, - шумно отхлебнув из кружки ароматного пива, десятник утёр усы и, ничуть не смущаясь, ткнул мокрым пальцем в верхнюю строчку документа, которую тут же и прочёл без малейшей запинки. - Писано же: "Головам уездным, волостным и городским, а такоже воеводам и полковникам, полуполковникам и иным правителям от имени государева". Так? Так. Я же - не правитель, не полковник и даже не сотник. Я обычный десятник Усольского острога. Не для меня сей документ писан и выдан. Вот иди в Хвалын-городок к нашему полуполковнику боярину Сколскому, коли он прикажет, быть по сему. Исполню твою волю, как надлежит по суб-ор-ди-на-ции. А до тех пор, можешь свернуть сию бумажку в трубочку и засунуть себе... в общем, ты понял. Всё! И Светом молю, шёл бы ты отсюда, Ройда... ей-ей же, отдыхать мешаешь.
  

Глава 8. В дороге всякое бывает...

   Ехать всю ночь без остановок мы не собирались. Хотелось лишь убраться наконец подальше от Усть-Бийска с его приключениями и мутными интригами, а потому остановились, добравшись до развилки, где от тракта идущего на запад, в сторону Усолья, ответвлялась вторая дорога, ведущая на север, к мосту через Вихорку, к Верть-Бийску и далее на Хвалын-городок. Здесь-то мы со Светой и решили устроить ночную стоянку. Благо, у перекрёстка нашлось и подходящее для ночёвки место, расположившееся аккурат меж двух расходящихся в стороны трактов. Очевидно, мы были не первыми, кто присмотрел эту полянку для отдыха, поскольку здесь обнаружилось не только обложенное камнями кострище, но даже сколоченная на скорую руку коновязь с длинным деревянным жёлобом поилки под нею. Ну а воду и искать не надо. Мост через Вихорку находился буквально в двух десятках шагов по тракту. В общем, удачное место для короткого отдыха в пути, всего в нескольких часах пути от Усть-Бийска. Думаю, только из-за слишком близкого расположения к острогу, здесь до сих пор не построен постоялый двор.
   Ну а нам, в самый раз. Правда, сегодня, бивачным "колдовством" занимался не я, а Света, в качестве тренировки. На мою же долю достался уход за нашим транспортом, как его колёсной частью, так и четвероногой. Один Баюн остался не у дел, да и то лишь до тех пор, пока не попался на глаза моей подруге. Несмотря на то, что я уже оградил нашу стоянку отвращающими мороками и сигнальными наговорами, неугомонная Света, отыскав в телеге дрыхнущего двухвостого, тут же отправила его в дозор. Впрочем, судя по тому, с какой готовностью котяра откликнулся на её просьбу, он и сам был не прочь размять лапы, так что, исчез из виду, по-моему, ещё до того, как Света договорила своё предложение. Ну а мы поужинали пирогами, собранными нам в дорогу домочадцами Стояна Хляби, и отправились инспектировать созданный Светой шалаш. И никакие ночные птицы-звери не помешали нам в этом благом мероприятии... равно, как и неожиданно часто разъездившиеся туда-сюда по тракту люди... Вот не думал, что в здешних местах столь много путешественников-полуночников!
   Острог Усолье мы миновали на следующий день, аккурат в полдень. И здесь стала совершенно ясна этимология названия этой небольшой крепостицы. Перевалив через холм, на вершине которого и расположился острог, мы увидели на дне раскинувшейся перед нами долины, сверкающее в лучах солнечного света, почти идеально круглое озеро... соли, вдоль которого и должен был пройти наш дальнейший путь.
   Именно там, почти у самой кромки огромного солевого пятна, похожего на покрытое весенним ледяным крошевом озеро, был проложен тракт с беспрестанно скрипящими по нему пустыми и гружёнными телегами запряжёнными огромными флегматичными волами. Впрочем, не только путь на запад был запружен транспортом. Само "озеро" было опоясано довольно широкой дорогой, по которой ехали чумаки, сверкая искрящейся соляной бахромой на деревянных бортах телег. Пустые, добирались они до дальнего берега, где расположилось длинное и приземистое каменное здание, словно морозным инеем покрытое разводами соли, чуть не до самой крыши. А оттуда выезжали уже гружёнными мешками с солью и, сделав круг по дороге вокруг "озера", вливались в поток телег на тракте, чтобы взобраться на седловину меж двух дальних от нас холмов и скрыться за перегораживающим её частоколом. И лишь немногие из чумаков, выезжая с круговой дороги, сворачивали не на запад, а на восток, к Усолью. Ну да, там, за нашими спинами, покупателей соли, надо думать, куда меньше, чем на западе... Хотя, думаю, если бы словене договорились с забийскими самами о торговле, вместо того, чтобы устраивать резню по поводу и без, траффик в ту сторону стал бы куда серьёзнее. Ну да это не моё дело.
   До противоположной стороны долины мы добрались, когда солнце уже часа четыре как перевалило за полдень. И виной тому... не пробка, нет. Но как оказалось, даже по сравнению с нашей идущей шагом лошадкой, волы были натуральными тихоходами! Учитывая же, что влекомые ими повозки ехали не сами по себе, а целыми караванами, или как здесь принято говорить, "поездами", обогнать эти медленно плетущиеся вереницы телег было сложновато. Я попробовал. Чуть не огрёб хлыстом от возницы, перед которым попытался встрять в "поезд", чтобы пропустить идущую навстречу порожнюю телегу, "водитель" которой даже не подумал сдать чуть в сторону, чтобы мы могли разойтись краями, не задев друг друга. Хотя места для такого манёвра было вполне достаточно, тракт здесь широкий. Но этот хрен пёр по центру, как по нитке, и объехать его не было никакой возможности. Разве что съезжать на обочину... но там склон, а я не был уверен, что моих куцых навыков кобыловождения хватит для того, чтобы удержать наш фургон от падения.
   Понятное дело, что попытавшийся ударить меня и нарвавшийся на простейший кинетический щит, идиот в тот же миг огрёб ответку и с матами скатился с телеги, в поисках шапки, сбитой с его головы обычным телекинезом. А упрямому вознице пустой телеги, ехавшему навстречу и заржавшему, когда его коллега решил попотчевать мою спину ударом хлыста, смешинка попала в рот. Воздушное ядро в исполнении Светы, запущенное ею на минимальную мощность, а потому практически невидимое, влетело в щербатую пасть чумака, заставив его подавиться собственным хохотом. На этом, впрочем, дорожные приключения у Усолья для нас и закончились. "Хохотун" скуксился и, спрятав взгляд, молча проехал мимо, а отыскавший слетевшую с его головы шапку, возница вполне успешно догнал свою медленно катящуюся по тракту телегу и, взгромоздившись на "водительское" место, ограничился ещё одной матерной руладой в нашу сторону. Впрочем, она быстро оборвалась. Стоило перебравшейся в корму нашего фургона Свете, продемонстрировать извергающему ругань чумаку заряженный арбалет, и тот, оценив демонстрацию, булькнул и умолк. Я же дождался, пока мимо нас проползёт очередной чумацкий поезд и, выбравшись на пустую пока дорогу, "дал газу". Хорошо отдохнувшая, полная сил, кобылка чуть всхрапнула, почувствовав шлепок вожжей по крупу и, ускорившись, довольно резво потянула наш фургон вперёд к голове каравана, в который мне пришлось столь спешно встраиваться минутой ранее.
   Ворота в частоколе, выстроенном в седловине меж двух холмов, прямо поперёк тракта, мы миновали без проблем. А вот за ними, нас тормознули двое стрельцов. Один из них придержал нашу лошадку под уздцы, и, словно заправский дирижёр полосатой палочкой, крутанув перначом, указал на небольшую площадку перед шестиуголным блокгаузом, выстроенным рядом с воротами. Другой же, мазнув равнодушным взглядом по фургону, ни слова не говоря, полез под полог, будто так и надо. За моей спиной раздался звон пощёчины и через секунду наглый стрелец пулей вылетел из фургона. А следом за ним, из-за полога выбралась и Света, сжимающая в руке всё тот же заряженный арбалет. Хорошо хоть целить в стрельцов не стала.
   - Спокойней, милая, - проговорил я. - Это не грабёж, а таможня.
   - А есть разница? - удивилась Светлана и я... задумался.
   - Должна быть, - неуверенно пробормотал в ответ, окидывая взглядом опешивших стрельцов. Впрочем, долго их бездействие не продлилось. Но хоть орать и тыкать оружием в нашу сторону не стали.
   - А ну, не балуй! - старший из стрельцов, тот что орудовал перначом будто ДПСник жезлом, перехватил инструмент поудобнее и, нахмурившись, толкнул своего более молодого коллегу в плечо. Тот встрепенулся и... задал стрекача! Только облачко пыли повисло на месте старта.
   - Не балуем, не балуем, - отозвался я. - А ты бы, господин десятник, поучил младшего уму-разуму. А ну как моя невеста в фургоне переодевалась бы, да он её без платья увидал?
   - Ништо, с неё б не убыло, - не почуяв от нас угрозы, чуть расслабился стрелец. Я усмехнулся.
   - С неё, может быть, а твой молодой мог бы и лишиться чего нужного. Колокольчиков, например. Ножом Светлана орудует не хуже чем арбалетом, знаешь ли, - протянул я в ответ. Стрелец хохотнул и, повернувшись к Свете, отвесил её короткий, чуть насмешливый поклон.
   - Прощенья прошу, барышня. Новик наш Ровен, из черносошных поселенцев. Обхожденью не научен, да ума толком пока не нажил. Ты уж не серчай на него. Привык сиволапый с чумаками возиться, где уж тут вежеству взяться!
   - Добро, господин десятник, - выпрямив спину и водружая арбалет на бортик фургона, отозвалась Света, отвечая стрельцу вежливым, я бы даже сказал снисходительным кивком. Я чуть заметно хмыкнул. И откуда что берётся-то? А хотя-а... если вспомнить её матушку... м-да.
   Десятник тоже оказался не дурак и поведение моей подруги заметил. Посерьёзнел.
   - М-м, чую, вы не соль на торг везёте, - медленно проговорил он, уже совсем иным взглядом окидывая нас и нашу повозку. Скользнул вниманием по нашей одежде и обуви, добротной и совсем недешёвой, по местным меркам, между прочим, отметил и стати лошадки, запряжённой в фургон, тоже мало похожий на обычную крестьянскую телегу. Не избежали его внимания перевязь с ножами на плече Светы, и подаренная Стояном сабля в дорогих ножнах, на эфес которой я опирался, сидя на облучке фургона. Ну, а арбалет... Впрочем, его он рассмотреть просто не успел. Уж больно скоро Света вернула его под полог повозки.
   - Не соль, и не на торг, - согласился я с выводами десятника. - Путешествуем по зароку. Новые места ищем, с людьми знакомимся, дабы в будущем я мог по стопам батюшки пойти. Торговым гостем.
   - Дельно, - протянул стрелец. - Но досмотра сие не отменит. Порядок государем установленный не нам менять.
   - Так мы и не возражаем, - пожал я плечами, протягивая десятнику подорожную, выданную Стояном Хлябей. Тот развернул бумагу и довольно шустро вчитался в написанный текст, время от времени прерываясь, чтобы бросить на нас со Светой изучающий взгляд. Да-да, в выданном нам документе была и такая вещь, как словесное описание. Вот с ним-то десятник и сверялся.
   - Вот! Вот они! - наши молчаливые переглядывания прервало появление того самого новика Ровена. Обернувшись в ту сторону, откуда раздался его крик, я невольно фыркнул. Происходящее было до боли похоже на то, как обиженный ребёнок тащит за собой старшего брата, чтобы тот покарал его обидчиков, отнявших у бедняжки совочек в песочнице. Правда, в данном случае, старшего брата заменяла пара габаритных стрельцов, молодых мордоворотов, похожих друг на друга, как близнецы-братья. Но были они не одни. Сии медведоподобные товарищи, в трещавших от распиравшей их мышечной массы уставных серо-зелёных стрелецких кафтанах, сопровождали похожего на дьяка из советскх фильмов, тщедушного козлобородого мужичка в чёрной, расшитой серебряной нитью тафье, длиннополом чёрном кафтане, перетянутом широким боевым поясом, к которому вместо сабли на подвесе, крепилась серебряная чернильница. В руках же у сопровождаемого был солидный гроссбух.
   "Дьяк" остановился в пяти шагах от нас, вздёрнул вверх козлиную бородку-клинышек и, окинув презрительным взглядом присутствующих, обратился к десятнику.
   - Кто таковы? - м-да, а голосок-то у дядечки аккурат впору к бородёнке. Козлиный.
   - Купцов сын Ерофей Хабаров, из гостей торговых, с невестою Светланой из Багалеев, - лениво отозвался десятник. - Путешествуют по собственной надобности. Товара для мыта не имеют. Не имеете же? - На этих словах он повернулся ко мне.
   - Не имеем, - согласился я, одновременно отдавая валявшемуся в фургоне Баюну команду скрыться из виду вместе с ящиком Граца. Ещё не хватало, чтобы местные этот пепелац увидели!
   - Это что ж за купец без товара? - скривился "дьяк". - Диво дивное, чудо неслыханное!
   - Не купец, а купцов сын, - поправил я его. Отчего черноризый состроил ещё более кислую мину.
   - Всё едино, - отмахнулся он свободной рукой и кивнул одному из своих сопровождающих. - Обыскать. Утаённое снести в подклеть.
   - Если найдётся, - уточнил десятник, явно демонстрируя своё командирское положение и власть над стрельцами. Что оба габаритных охранника мытаря и подтвердили, согласно кивнув в ответ на его слова. И лишь после двинулись к фургону. Мытарь же, получив этот укол, недовольно фыркнул. А вот прыткий Ровен явно понял слова начальства как-то не так... потому что рванул он, растопырив руки, прямиком к Свете. Да так споро, что десятник его и перехватить не успел. Уж не знаю, что именно этот идиот намеревался найти на теле моей невесты, но задумка его провалилась. Дважды.
   Первый - когда он потянул к ней грабки... и взвизгнул. Молниеносно выхваченный из ножен перевязи, нож мелькнул в Светиной ладони и явно кольнул напавшего в пах. Второй - когда я оказался за его спиной и прижал свой кинжал к длинной шее придурка.
   - Я ж тебя, сучёныш, за обиду моей невесты, на ремни порежу, - тихо шепнул ему на ухо, пока стрельцы и чернокафтанник обтекали от дури новика.
   - Без бубенцов останешься, - разъярённой кошкой прошипела ему в лицо Света, в тот же момент. Новик побелел.
   - Ровен, дурень огородный! Потрох сучий! Ты у меня на стене сгниёшь! - взревел десятник и договорил уже куда тише: - ежели ныне жив останешься.
   Остался. Не убивать же дурака! Взял я его за шкирку, да оттащил от Светы. Ну а что под ноги десятнику убогого швырнул... Так мог бы и вовсе ногами запинать... Повезло дебилу.
   - Повезло, - протянул в голос, словно соглашаясь с моими мыслями, десятник и, придавив ногой спину попытавшегося было подняться на ноги ошалевшего новика, кивнул охранникам мытаря, застывшим у фургона. - Ну, чего тянете? Нам что, век здесь куковать?
   Те, опомнившись, рванули к корме фургона и, с неожиданной для таких бугаёв грацией, перемахнув через довольно высокий бортик, скрылись за пологом... чтобы уже через пару минут выбраться наружу.
   - Соли нет, - отрапортовал один из них.
   - А что есть? - встрепенулся мытарь.
   - А то не твоего ума дело, - неожиданно резко отозвался десятник. - Ты, Шилок, сюда поставлен вести учёт соляному торгу, да взымать с него мыто. Вот сим и занимайся, а чужого не замай!
   От такой отповеди, чернокафтанник аж отшатнулся. Но... промолчал, проглотил обиду, хотя и видно было, если бы не чужие люди рядом, точно в амбицию полез. Видно по нему, вон как глазами сверкает.
   Как бы то ни было, но на этом наше общение с таможней завершилось. Мытарь, в сопровождении своих охранников, удалился встречать следующий чумацкий поезд, успевший проползти через ворота и остановившийся в десятке шагов от нас у обочины тракта. Ровен, кряхтя и сопя, уполз куда-то за блокгауз, а оставшийся на месте десятник помог Светлане забраться в фургон и, когда та уже готова была скрыться за пологом, неожиданно глубоко ей поклонился.
   - Благодарствую за брата, барышня Светлана, - прогудел он. - Он ныне в Усть-Бийском остроге служит, в десятке под началом Лихобора Лиса. Говорил, кабы не твоя помощь ему в травной избе после ранения в ночной сече у Палого холма, помер бы непременно. Так-то... ну а теперь, езжайте со Светом! Ежели поторопитесь, то до заката успеете добраться до постоялого двора Синяя Жжёного. Он, хоть и пройдоха, каких мало, но двор его один из лучших на тракте. Передадите привет от Лавра Бобыля, и Синька примет вас со всем вежеством. Ну, прощевайте!
   Ха, а я думал, откуда такое благоволение?! По уму-то, десятник, ввиду наших действий в отношении его подчинённого, вполне мог арестовать нас и доставить в Усольский острог для разбирательства. Понятное дело, что я ему этого не позволил бы, и желающих выполнить приказ об аресте просто раскидал, невзирая на чины и звания, не чураясь и применения наговоров и наработок Яговичей, но... не пришлось. Ну да, оно и к лучшему.
   Когда частокол и блокгауз таможни уже скрылись из виду, я вновь позвал Баюна и даже почувствовал, как качнулась на ременных рессорах наша телега, когда ящик Граца, притащенный двухвостым, вернулся на своё законное место. А... ну и Света тихим матерком уведомила меня об этом событии. Собственно, больше никаких происшествий до самого приезда на разрекламированный таможенным десятником постоялый двор не было. А туда мы добрались в тот момент, когда на небе высыпали первые звёзды и солнце уже коснулось горизонта.
   Вообще, лесная дорога, по которой катился наш фургон, не особо помогала рассмотреть тот самый горизонт, но, постоялый двор Синяя Жжёного, как оказалось, расположился на вершине холма, значительно выше таёжного моря, посреди которого был проложен чумацкий тракт. И для того, чтобы добраться до этого очага цивилизации, нам пришлось свернуть с дороги, следуя указателю, а потом довольно долго карабкаться вверх по широкой тропе, проложенной эдаким серпантином, для облегчения пути впряжённой в повозки животине. Но добрались, почти к самому закату, которым и успели полюбоваться, пока слуги Синяя загоняли под навес наш фургон и выпрягали из него уставшую кобылку. А там и сам хозяин постоялого двора выскочил на широкое крыльцо-веранду, чтобы поприветствовать путников.
   - Добро пожаловать на мой постоялый двор, - он растянул губы в радостной улыбке. Выглядел Синяй, как клишированный средневековый кабатчик. Безразмерная рубаха из белёного полотна, без воротника, но с завязками на вороте, вздувалась парусами рукавов, но при этом обтягивала основательное пузо хозяина, кушак вместо ремня на поясе, тёмно-синие портки, заправленные в сапоги из мягкой кожи... без каблука. Синяй оказался невысоким, круглолицым и почти лысым "колобком". Громогласным, улыбчивым и стремительным как капля ртути. Большая такая капля... со свинорезом на боку. Ну, а куда ж без него-то? В здешних местах, без ножа даже детишки не ходят. По крайней мере, те из них, что уже сменили детские длиннополые рубахи на штаны или юбку.
   Мы со Светой опомниться не успели, как хозяин постоялого двора затянул нас в дом, оказавшийся довольно просторной двухэтажной постройкой, на первом этаже которой, как выяснилось из торопливой речи Синяя, располагался обеденный зал, кухня, подсобки и баня в пристрое, а на втором находились гостевые покои. Обеденный зал оказался заполнен едва на половину, да и выбор комнат оказался довольно богат. Даже удивительно.
   - Смотрю, народу нынче здесь немного. А что, чумаки у тебя не останавливаются? - поинтересовалась Света, устраиваясь за обеденным столом, который, усилиями подозванной хозяином двора служанки, тут же начал заполняться тарелками и мисками с пирогами, соленьями и прочими холодными блюдами. Ими, гостеприимный хозяин предложил нам "размяться", пока готовится горячее, в качестве которого сегодня выступала запечёная в углях речная рыба, свиной бок с гречневой кашей и жирный суп из каплуна... "с кружевом", под которым местные, как мы успели узнать, понимали домашнюю лапшу. Ну а в довесок... Синяй было предложил пиво или мёд, но мы со Светой ограничились квасом, благо, тут он оказался на поверку, выше всяких похвал. Пока же мы дегустировали здешний квас, Синяй начал отвечать на вопрос моей подруги, на полуслове оборвав собственный же рассказ об устройстве его постоялого двора.
   - Здесь им неудобно, - пожал он плечами, и тут же с готовностью пояснил: - Время на подъём, время на спуск к тракту... да и поезду, пусть даже самому малому, тут толком не разместиться и не развернуться. Так что, сюда солевозы не заглядывают. Но я не внакладе. Внизу, на тракте, устроил несколько мест для их отдыха. Заимки невеликие, но чумакам от непогоды спрятаться, да ночь переночевать, хватает. Там же и всё потребное для обихода животины имеется. За деньгу малую, мои люди и присмотрят и ужин сготовят. Чумаки не жалуются. Кстати, баньку после ужина не желаете? Омыться, пыль дорожную стряхнуть? У меня и прачки имеются, так что ежели есть надобность, они и платья ваши выстирают да высушат. К утру готово всё будет...
   - Баня... - протянула задумчиво Света, окинула меня долгим изучающим взглядом и уверенно кивнула. - Баня, это хорошо. Да и одежду нашу постирать не помешает. Соль да пыль...
   - Верно! - закивал китайским болванчиком Синяй. - Здешняя соль для одежды та ещё погибель!
   - Тогда, решено, - улыбнулся я. - Вели своим людям готовить баню. А пока мы с невестой париться будем, пусть служанки займутся нашим платьем. И... Синяй...
   - Ась? - уже отходя от нашего стола, замер на миг тот.
   - Горячее где? Есть охота!
   - Всё будет! Всё сейчас будет! - с этим возгласом хозяин постоялого двора стремительно выкатился из обеденного зала, а мы со Светой, наконец, получили возможность как следует здесь осмотреться. Хотя, на что тут смотреть-то? Деревянные стены, маслянные светильники, развешенные на подпирающих потолок столбах. Широкие и длинные столы, грубо вытесанные, но чисто выскобленные, а кое-где и выглаженные до блеска сотнями елозивших по ним рукавов. Тяжёлые лавки со спинками и без... Сидящие за теми столами гости-путешественники. Усталые лица, тихие разговоры, под стук ложек-кружек да хруст рызгрызаемых хрящей и сёрбанье. Обычный обеденный зал обычного постоялого двора... средневекового. Ну, край, начала Нового времени. Эх.
   - Домой хочется, - будто прочитала мои мысли Света, тыкая извлечённым из ножен на перевязи, неожиданно ставшим "столовым" ножиком в стоящее перед ней блюдо с нарезанной на толстые куски кровяной колбасой.
   - Ты же понимаешь, что без приличного числа экспериментов с полученными от... неё знаниями, мы рискуем улететь отсюда чёрт знает куда? - вздохнул я.
   - Понимаю, - вздохнула подруга, и... хлопнула ладонью по столу. - Но это только значит, что мы должны начать эти самые эксперименты!
   - Ты сначала попытайся осознать, то что она вложила нам в головы, - я хмыкнул. - Это ж не современные математические модели ментальных конструктов, которые можно активировать вообще без какого-либо понимания процессов! Здесь, без точного понимания принципа производимых воздействий, на одной силе не уедешь. В трубочку свернёт, и в двухмерное пространство выплюнет... через неё же! Это я тебе говоорю как человек, неплохо разбирающийся аж в трёх волхвовских школах.
   - А в каких именно, кстати говоря? - заметив, что я начал нервничать, Света тут же постаралась переключить моё внимание на менее раздражающую тему. Спасибо ей, заботливой. Эх...
   - Школы Перуна, Макоши и... Яги, - вздохнув, ответил я.
   - Э-э... Той самой Яги? - удивилась Света и, поймав мой взгляд, уточнила: - ну, той которая "Костяная нога"?
   - Полагаю, да, - пожал я плечами. - Или ты знаешь другую мифологизированную персону в славянских сказаниях, что носит то же имя и курирует ту же сферу деятельности?
   - "Курирует"... "сфера деятельности"... - подруга покачала головой. - Мы говорим о легендарном существе, Ерофей, ничего?
   - А что тут такого? - я отхлебнул из кружки квасу и, подцепив пальцами кусок кровянки, отправил её в рот. Прожевав аппетитный кусочек, проследил за тем, как дородная подавальщица выставляет на наш стол горшочек с супом-лапшой из каплуна, дождался, пока она скроется из виду, и уже тогда договорил: - Какой бы легендарной не была Яга, по заверениям волхвов она такой же реальный исторический персонаж, как и Перун с Макошью, хольмградские государи или тот же князь Старицкий, например.
   - М-м, ладно. И что же за "сферу" "курировала" сия легендарная личность? - осведомилась Света, поняв, что говорить с придыханием о "мифических" персонажах я не собираюсь.
   - Ту же, что теперь будем "курировать" мы с тобой, с лёгкой подачи Мораны... кстати, её обращение к нам тебя в религиозный экстаз не ввергло, верно? - я развёл руками, а лицо Светы вдруг застыло, словно восковая маска. - Светик... Света?.. Светлана!
   - А? Да... я тут... да... - вздрогнув от моего окрика, подруга будто очнулась и, тряхнув головой, испытующе уставилась мне в глаза. - Ероша... ты хочешь сказать, что мы с тобой должны будем встать между тварным миром и миром потусторонним, как легендарная Баба Яга? Я правильно тебя поняла?
   - По-моему, это было ясно из того массива информации, что вложила нам в головы Морана, нет? - отозвался я.
   - Ключники... - простонала Света и неожиданно уткнулась лбом в сложенные на столе руки, из-за которых до меня донеслось глухое: - мама меня убьёт!
   Как говорила одна шустрая девочка, выросшая в не менее неугомонную девицу с двумя мечами за спиной: "Интересненько".
  

* * *

   - Я прошу содействия, - стоящий у памятного камня, человек приложил руку к его верхней части и вершина камня вдруг запульсировала светом, в такт прозвучавшему голосу.
   - Ты обещал справиться сам, настаивал, что не нуждаешься в помощи, а теперь... просишь содействия, - ответ был сух и... неприятен. - Почему я должен менять свои распрояжения в угоду твоим метаниям?
   - Я... был неправ. Не предусмотрел, - сглотнув вязкую и горькую слюну отчего-то наполнившую его рот, с натугой произнёс стоящий у сияющего памятного камня мужчина.
   - Не предусмотрел, - в интонациях его далёкого собеседника проскользнули нотки задумчивости. Холодной, не сулящей ничего доброго просителю. - Предусмотрительность, мой любезный друг, суть одна из добродетелей сильных мира сего. Ибо без неё, они недолго будут сильными, и немногим дольше пребудут в мире... сем. Рассказывай.
   Последнее слово было произнесено так, что и последнему дураку было понятно, это не просьба старшего к младшему. Это приказ того, кто обладает достаточной силой, чтобы его распоряжения исполнялись быстро и чётко. И стоящий у памятного камня покорился. Правда, поначалу его рассказ был чересчур сумбурен, но после волны света окатившей камень и его самого, речь рассказчика приобрела должную гладкость, а изложение стало чётким, последовательным и... прозрачно ясным.
   - И теперь ты хочешь, чтобы мои люди воевали за твои подозрения и ничем не подкреплённые измышления, - после минуты тишины, последовавшей за окончанием рассказа, произнёс всё тот же голос. Мужчина у камня нервно облизал пересохшие губы.
   - Они подкреплены рассказами очевидцев, - выдавил он.
   - Сиволапым мужичьём, ты хотел сказать, - в голосе говорившего послышались нотки насмешки, но тут же пропали. - Ладно. Езжай в Подкаменск, там тебя встретят мои люди. Приказ об их подчинении тебе, я вышлю сегодня же.
   - Слушаюсь, - мужчина облегчённо выдохнул и, окинув взглядом погасший памятный камень, быстрым шагом покинул Медовый зал Усолья.
  

Глава 9. А чего не бывает в дороге, тому найдётся место на привале

   Ройда не впервые путешествовал по трактам необъятной Словени, но впервые его занесло так далеко на восход. Не без причины, разумеется. Посланник Большого Медового Зала, вообще, был редким домоседом и с крайней неохотой покидал даже собственное подворье в стольной Тивери, не то, что сам стольный град всея Словени, но, получив очередной приказ начальства, высокопоставленный, хоть и неиспомещённый по сию пору служитель Покона седлал своего Ветерка и мчался прочь от любимого дома. Служба...
   Вот и ныне Круг Большого Медового Зала почуял миазмы тьмы, сгущающейся далеко в восточных пределах Словени и, недолго думая, отправил своего лучшего, хоть и не в меру ленивого розмысла на разведку. Малк, глава тиверского круга, как и не раз до того, предлагал Ройде взять в подмогу отряд воев Покона, но тот отказался. Ещё меньше, чем покидать свой дом, Ройда любил играть в командира, даже когда речь шла о командовании столь послушными и исполнительными воинами, как боевые характерники. Посланцу Большого Медового Зала куда сподручнее было действовать в одиночку, лишь при крайней необходимости прибегая к помощи местных властей, не смеющих противоречить воле государя и стольного круга хранителей Покона. Так было удобнее, проще... но не в этот раз.
   Ночное сражение за Бием, развернувшееся перед Ройдой, стало первым звоночком. Бушующий над полем боя ураган тьмы вогнал весьма чувствительного к её эманациям характерника в натуральный ступор. Никогда ранее он не видел такого буйства сил, а уж пришествие одной из хранителей Покона и вовсе чуть не отправило Ройду в продолжительный обморок. Но характерник удержался на воле и силе духа. Не дал тьме затмить его взор, преодолел её давление и... понял, что зря отказался от щедрого предложения главы тиверского круга. Здесь в одиночку ему точно было не справиться.
   Тем больше было удивление характерника, когда разгулявшаяся над холмами буря вдруг сошла на нет и... мир мгновенно успокоился, угомонился, словно и не рвали его только что в клочья проявления Тьмы и Света. Казалось бы, оно и к лучшему, вот только когда столичный посланец начал разбираться в происходящем, то едва не поседел, узнав подробности происшедших на Бие событий. Одно убийство острожного характерника осквернённым тьмою оружием чего стоило! И как ни хотелось бы сослаться в этом деле на происки всё тех же забийских самов, но рассказ полусотника Хляби и видоков из его острога недвусмысленно указывали на то, что истоки чёрной крамолы таятся в Подкаменске, а зачинщики сего непотребства обретаются в том городе, да в немалых чинах. На фоне таких новостей, мельтешение в остроге странной парочки из купцова сына и его невесты чуть не прошло мимо внимания характерника. Но всё же не прошло. Впрочем, и заняться подозрительными чужаками Ройде не удалось, были у него задачи поважнее. И первой из них стал обстоятельный доклад обо всём узнанном главе тиверского круга. Вот тогда-то и пришлось Ройде плюнуть на свои привычки-хотелки и, связавшись с начальством через памятный камень Усть-Бийского острога, виниться перед Малком в своей непредусмотрительности и просить о помощи людьми.
   И глава круга помог... Правда, Ройда совсем не ожидал, что вместо того, чтобы прислать на помощь своему розмыслу пятёрку-другую обычных характерников-хранителей из городков, разбросанных по закатным отрогам Каменного пояса, Малк Тиверский не постесняется вложить уйму сил в круг памятных камней стольного Медового Зала и единым махом перебросит целую сотню черноризых стрельцов прямиком из Тивери в окрестности Подкаменска.
   Увидев ожидающую его на поляне у тракта толпу воинов Сыскного приказа, Ройда печально вздохнул. Его нелюбовь к начальствованию вновь дала о себе знать. Впрочем, уже через минуту от дурного настроения посланника тиверского круга не осталось и следа. Ведь среди черноризых стрельцов он узрел пятёрку характерников, и, судя по серебряным витым шнурам с кистями, украшавшим их боевые пояса, были они из воев Покона. Старые, опытные рубаки, выбравшие своей стезёй служение Покону сталью и огнём вместо мирного пути хранителей памятных камней.
   - Мы решили не булгачить до времени народ в Подкаменске, - с усмешкой произнёс старший из характерников, когда с приветствиями было покончено. Ответил на немой вопрос Ройды, можно сказать. - А то ведь узрят поганые черноризых да начнут суетиться. И ладно, ежели просто сбежать решат. Нагоним. А ну какое иное непотребство удумают со страху-то, оно нам надобно? Да и отсюда к городу в ночь уйдём, благо воротные запоры нам не преграда... как и бдение привратных стражей.
   - Верно мыслите, брате, - в свою очередь не сдержал ухмылки розмысел.
   В отличии от характерников, черноризые вои Сыскного приказа зубоскалить с временным начальством не стали. Выслушали наставления, приняли от Ройды составленные им по проведённым в Усть-Бийске опросам списки подкаменских подворий, куда стрельцам предстояло наведаться с обысками да арестами, определились, кого из своих поставят на ворота, дабы ни одна тёмная тварь из города не выскользнула... да и растворились в ближайшем перелеске, прикрытые характерниками для отвода глаз. Впрочем, не все приказные отправились в Подкаменск. Вспомнил Ройда о странной парочке, что встретилась ему в Усть-Бийске, о похождениях которой довелось выслушать там немало баек. Вот для задержания сих "путешественников по собственной надобности" представитель тиверского круга и отрядил пяток черноризых. Хотел придать им пару характерников для пущей уверенности в успехе дела, но тут уж сами вои Покона посоветовали не уменьшать до непотребства их и без того малый, но сбитый-слаженный отряд. Пришлось Ройде ограничиться привлечением к своей затее лишь одного воя Покона, да и самому отправляться с малым отрядом приказных стрельцов на охоту за купцовым сыном и его невестой. Благо характерники, а с ними и десятники черноризых клятвенно заверили своего временного командира-начальника, что раньше третьей стражи атаку на Подкаменск не начнут, а до того времени Ройда точно намерен был обернуться, а значит сможет поучаствовать в захвате тёмных, окопавшихся в воеводском городке.
   - Не переживай, Ройда, - старший из характерников кивнул в сторону приказных. - Раньше нужного не начнём, порядок здесь всем ведом, уверяю. Ты, главное, сам своих "пташек" не упусти.
   - Не упущу, не сомневайся, Горислав, - отозвался Ройда. - Тракт здесь один, свороток да съездов от самого Усолья до Подкаменска раз-два да обчёлся, да и миновали их наши гости давно, о том я точно ведаю. Метка, подброшенная им в телегу моим человечком в Усть-Бийском остроге, врать не будет. Она же меня к ним и приведёт. Так что не упущу.
   Здесь, надо признать, Ройда несколько слукавил. Нет, метку, по которой можно было отследить путь странного купцова сынка, характерник действительно успел подсунуть в его телегу почти перед самым отъездом. Но вот насчёт "человечка"... откуда бы ему взяться в этих диких местах, где сам Ройда прежде ни разу не бывал? Пришлось довольствоваться обычным подкупом какого-то уличного мальчишки, но... не признаваться же брату Гориславу в таком, прямо сказать, не слишком достойном характерника поступке?! Да и для придания большего веса самому Ройде в глазах собрата, небольшая ложь о наличии в здешних местах у посланца Малка Тиверского своих людей будет весьма кстати. Мелочь, вроде бы, но из таких мелочей и складывается слава сильного. Авторитет, как говорят ромейцы, что уже пару веков пытаются обосноваться на побережье Сурожского моря, да всё никак с местными кочевниками сладить не могут. Должно быть, того самого авторитета не хватает, ха!
   - Ну, смотри сам, - пожал плечами характерник, не подав и виду, что впечатлился влиянием и возможностями собрата. - Только не забывай: где телеге - чаща непроходимая, человеку тропка всегда отыщется. А ну как решат они лесами уйти, потеряешь - не найдёшь. Сам же баял, как Усть-Бийский полусотник купцова сына расхваливал. Дескать, и ловок он безмерно, и по лесу, словно сам-лесовик ходит да следы не хуже зайца путает.
   - Ништо, брате, - отмахнулся тот. - Погони за ними нет, так что и повода бежать в леса, теряя скарб да лошадь с телегой, не имеется.
   - Ну-у, то смотря какой скарб да каковы затеи у этого жениха с его невестой, - протянул Горислав. - Может там такой хлам на гнилой телеге древний одр везёт, что за них и держаться не стоит?
   - Ковры кайсацкие, посуда их же, серебряная да чеканная, пара сабель украшенных да из доброго уклада кованных, - с готовностью принялся перечислять Ройда, вспоминая обмолвки Усть-Бийского полусотника. - Да мягкой рухляди им жена Стояна Хляби от щедрот своих отвалила. Отборные зимние меха из тех, что для серьёзного торга в острогах хранят. Кто ж такое добро бросит да в леса на своих двоих уйдёт, когда можно по тракту на удобной телеге, запряжённой доброй лошадкой, катиться вместо того, чтоб свои ноги по буеракам бить? Да и не один он, а с невестой. А баба, она баба и есть.
   - То верно. Ни разу не видал девиц али баб, которые бы от серебра да мехов за так отказались, - весело ухмыльнулся характерник, которого явно порадовал возможный прибыток с грядущего захвата... то есть, задержания для дознания, конечно, странных путешественников.
   Не сказать, что ход мыслей характерника пришёлся Ройде по нраву, но... опытный розмысел не впервые оказывался на окраине Словени, и о простоте пограничных нравов знал не понаслышке. Потому и не удивил его этот заход Горислава. Не пришёлся по нраву, да, но и ярого отторжения не вызвал. Тем более, что откровенного грабежа Покон не попустит. Вот ежели окажутся задержанные осенёнными тьмою, тогда всё их имущество по праву перейдёт во владение захватившего погань отряда. Ну а нет... так проводят их вои Горислава до того же Подкаменска, а там уж приказные устроят купцову сыну да его невесте дознание. Выдержат - отправятся дальше, ни в чём преград не зная. Не выдержат да окажутся подсылами или иными какими злоумышленниками, и всё их имущество поделят меж захватившими да дознававшими.
   Подорожная от Усть-Бийского полусотника? Ну, в мирное время её вполне хватило бы для защиты "гостей"... но тут же вон чего творится! На Бие полнокровная война с самами да заловгайскими кайсаками идёт, в коей воины тысячами в сыру землю ложатся. В остроге приграничном чёрная крамола завелась, характерников режут, как скот. А в Подкаменске вскоре и вовсе очистительные костры заполыхают. О каком же обычном порядке да мирном времени речь идти может? Не-ет, шалишь! Ныне надобна примерная бдительность и внимание. А это значит, всех подозрительных в поруб и на дознание. Дабы большого зла не допустить... Нехорошо? Ну, недобро. Но ведь и честно, по местным правилам. К чему тёмному или иному какому злоумышленнику столько добра? На тот свет его, добро то есть, злодей всё равно не утащит, а здесь, глядишь, кому-то из добрых людей его скарб на пользу пойдёт.
   Но! Одно дело - понимать местные порядки, и совсем другое - участвовать в дележе имущества задержанных. Второе Ройде было совсем не по нутру, а потому он с лёгкостью отказался от предложенной Гориславом доли в грядущей добыче.
   - Да и ты не спеши делить шкуру бера, что пока в лесу ревёт, - порекомендовал он характернику, на что тот лишь угрюмо хмыкнул.
   - А чего её делить, когда порядок и без того известен? - отозвался тот. - Ежели черноризые в сече участия не примут, получат четверть от добытого. А ежели доведётся в руки оружие взять, то половина их по праву. У нас на такой делёж давний обычай имеется. А вот ты, брате... ты в нём никак не учитываешься, потому и хочу обговорить условия заранее, чтоб не было дале кривотолков да обид.
   - Говорю же, не надо мне ничего, - скривился Ройда, которому было интереснее допросить странных гостей Усть-Бийского воеводы, чем устроить им резню... или подвести под казнь. Он розмысел, а не вой, в конце концов! Хотя по боевым умениям, пожалуй, подчинённые Горислава ему не соперники... со всем их опытом и ухватками. Слишком велика разница в силах и знаниях. Да и опыт... всё же Ройда уж почти сотню лет эту землю топчет, всякого повидал и многому научился...
   Горислав дураком не был и отношение собрата к обогащению за счёт задерживаемых заметил. Заметил и промолчал, даже не усмехнулся. Оно и правильно, можно даже сказать, мудро. Конечно, все характерники друг другу братья и чинами друг с другом не меряются, да и общаются запросто, но место своё всё же блюдут и умеют не переходить определённую черту, за которой доброе братское слово превращается в наглость. Не стоит оно того, право, не стоит. И хорошо, что Горислав это понимает, как понимает и разницу между ним самим, провинциальным неиспомещённым воем Покона и Ройдой, таким же неиспомещённым, но розмыслом стольного круга характерников, личным представителем Малка Тиверского. А значит, и о борьбе за право командовать отрядом можно будет не беспокоиться. Горислав непременно доведёт до своего подчинённого, временно переходящего под начальство Ройды, всю неразумность возможных взбрыков со стороны воя Покона.
   М-да... случись такая оказия в Тивери, и молодые характерники-вои и не пискнули бы, переходя под начало даже младшего из представителей Большого Медового Зала, да и приказы любые, даже самые дурные, исполняли бы беспрекословно. Но здесь, в пограничье, всё не так и не эдак. И вои Покона здесь куда более сильные и опытные, хотя самих их в здешних местах куда меньше, чем в коренных землях Словени, и чинопочитания в них не в пример меньше. Так что право командовать такими ершистыми подчинёнными обычно приходится доказывать. Делом. И в этом, кстати, была одна из причин, по которым Ройда терпеть не мог брать начальство над собратьями. Стольные вои Покона выводили его из себя полным отсутствием инициативы, а вот такие пограничные бойцы, сильные, опытные, а потому не без оснований уверенные в себе, нервировали ершистостью и нередкими взбрыками. В общем, командование - это не для Ройды. Умеет, конечно, но не любит.
   - Рогволт! Переходишь под начало брата Ройды, - прервал размышления розмысла зычный голос старого воя. - Все его приказы исполнять как мои. Ясно ли понял?
   - Понял, брат Горислав, - более молодой вой Покона вежливо склонил голову сначала перед своим начальником, а после отвесил не менее уважительный поклон самому Ройде. Вот так. Шесть слов, и сильный боец, способный легко и быстро скрутить в бараний рог добрый десяток обычных стрельцов и не испытывающий никакого пиетета перед посланцем из стольной Тивери, уже готов исполнить любой его приказ. Вот что значит авторитет.
  

* * *

   Остановка на постоялом дворе Синяя оказалась единственной удачной для нас. Два следующих двора, расположенных в дне пути друг от друга, привели нас со Светланой в тихий ужас. Сервис?! Да ну на... Уж не знаю, с чего такая разница, но обстановка в этих заведениях больше подошла бы какой-нибудь ночлежке для бомжей. Вместо чистых комнат, воспринятых нами как должное в заведении Синяя, здесь нашлись лишь какие-то тесные клетушки. Вместо широких кроватей, застланных тюфяками с душистой соломой, узкие лавки с вонючей кошмой... и бесплатная живность, конечно! Блохи и клопы в этих тёмных комнатушках так и кишели! Про еду и говорить не стоит. Какой там суп из каплуна с "кружевом"? Какое печево? Разваренный овёс да кулеш на прогорклом жире - вот и всё меню. Хлеб, правда, был вполне нормальный, но этого единственного плюса совершенно не хватало, чтобы перекрыть все минусы этих, с позволения сказать, "гостиниц"! Впрочем, постояльцев-солевозов сии заведения, кажется, вполне устраивали. Мы же со Светой отдавать себя на съедение местным клопам да блохам со вшами не пожелали и отправились ночевать на свежий воздух, благо опыта в организации походного быта у нас с подругой было в достатке. Да и Света с каждым разом справлялась с разбивкой лесного лагеря всё лучше и лучше... меня, по крайней мере, она перещеголяла очень быстро. Вот ведь... и вроде бы волшба одна и та же, затраты сил примерно равные и сам ментальный конструкт практически идентичен... насколько это вообще возможно для творений старой школы. Но у Светы даже шалаш получается уютнее и... как будто изящнее с виду.
   На третьей ночёвке, предположительно последней перед Подкаменском, подруга и вовсе расстаралась так, что созданное ею укрытие от непогоды превратилось в некое подобие укрытого листвой и ветками довольно просторного шатра. Ну не шалаш это, ни черта не шалаш! А уж устроенное ею в этом шатре ложе... Не понимаю, как она этого добилась, но то, что должно было стать обычной одноместной лежанкой из мха, покрывающего кучу листвы, в исполнении Светы превратилось в огромных размеров лежбище из всё того же мха и листвы, но... упругое и волнующееся, как водяной матрац. Не понимаю...
   Справедливости ради, стоит заметить, что был в её быстро прогрессирующих умениях и один довольно существенный пробел: создавать душ "из ничего" она так и не научилась. Почему-то потоки грунтовых вод напрочь отказывались слушаться Светлану, хотя с управлением этой своевольной стихией в иных случаях у неё проколов не было. Что старые наговоры, что современные ментальные конструкты получались у Светы без проблем, но стоило ей попытаться воздействовать на воду, скрытую под землёй, и всё, провал. Иногда даже в прямом смысле слова. Но свою задачу ни один из конструктов исполнять не желал. Вот и сегодня, оставив на долю подруги уже ставшую привычной возню с охранными контурами и отводящими глаза мороками, что прятали наш временный лагерь от чужих глаз, сам я занялся созданием санузла... который Света и заняла, едва я закончил "выращивать" для него соответствующую загородку.
   Ну а пока подруга плескалась в душе, я занялся ужином, благо кое-какие запасы харчей с постоялого двора Синяя у нас ещё оставались. Слава нашей предусмотрительности... и охлаждающим наговорам, наложенным Светой на объёмистый лыковый короб, прихваченный нами для этих целей ещё в остроге, так что мне даже Баюна в Хольмград за едой гонять не пришлось. Хотя ему такие путешествия только в радость.
   Присматривая за булькающим над огнём котелком, я сидел у костра и рассеяно крутил в руках забавный камешек, пытаясь разобраться в затейливой вязи укрывающей его волшбы. Местной волшбы, а потому напрочь непонятной. Этот речной голыш нам в телегу честно подкинул Радим-арбалетчик. Почему "честно"? Потому что, закопав его, как и просили, втайне от нас со Светой, под соломенный настил пола, мальчишка практически тут же честно нам об этой диверсии и поведал, заодно указав и заказчика этого странного действа, которым оказался сопровождавший полусотника Поклеста Чёрного, характерник. Тот самый, что в день нашего отъезда из Усть-Бийского острога пыхтел обо мне и Свете что-то невнятное Стояну.
   Так вот, помня здешние сложности с созданием всяческих амулетов и оберегов, я не мог не заинтересоваться подброшенной нам фиговиной, и всё время в пути с момента отъезда от постоялого двора Синяя Жжёного, сидя на облучке нашего фургона, я пытался разобраться с "подарком" неугомонного характерника. И, надо заметить, кое-что понять мне всё же удалось, несмотря на чрезвычайную запутанность пропитавшего камень конструкта... наговора? В общем, той хрени, что отвечала за функционал амулета. А он оказался прост, как мычание. Маячок. Этот речной голыш оказался обычным маячком, сигнал которого, очевидно, был завязан на какой-то иной предмет, скорее всего, такой отшлифованный водой камешек, сейчас, должно быть, болтающийся в кошеле того самого приставучего характерника. Собственно, это единственное, что мне удалось выяснить о подброшенном нам артефакте. Ни принцип наложения наговора, ни даже принципа его действия мне пока понять не удалось. И это удручало. Не сильно, но всё же... всё же...
   Наверное, стоило выкинуть этот амулет где-нибудь по дороге, но я, признаться, уж очень увлёкся его изучением, да и... какого чёрта? Один-два дня погоды не сделают. Сильно сомневаюсь, что даже возжелай тот характерник допросить нас силой, у него хватит для этого возможностей. Ну, найдёт он нас по маяку... и что? Притащит с собой сотню бойцов? Против двух юнцов-то? Ха, сильно сомневаюсь. А с десятком тех же стрельцов и одна Света может справиться... если, конечно, они её врасплох не застанут. А застанут, так я рядом, если же и этого вдруг окажется мало, у нас ещё и Баюн имеется с совершенно чётким приказом: в случае опасности для Светы утягивать нас со всеми шмотками в безопасное место, как минимум, в дне пешего хода от текущего местоположения. Благо после охоты на чёрных духов во время битвы за Бием и общения с Мораной, ему сил и не на такой подвиг хватит. Раскабанел, зверюга двухвостая...
   От возни с амулетом меня отвлекло появление подруги, успевшей не только принять душ, но даже переодеться в удобный спортивный костюм вместо местного платья. Оно и правильно! Свежая одежда после душа да после целого дня в пути по пыльному тракту... самое то для качественного отдыха. А уж как приятно для взора... моего. Костюмчик-то обтягивающий, и даже ночью в свете одного лишь костра да россыпи звёзд на безоблачном небе Светлана в нём смотрится просто сногсшибательно! И залипательно, да...
   - Иди в душ, Ероша, - похлопав меня ладошками по плечам, мурлыкнула она, явно заметив мой затуманившийся взгляд, скользивший по её фигурке. - Я за котелком послежу. И брось уже этот чёртов камень.
   - Иду, - кивнул я, кое-как отвлёкшись от любования подругой, и нехотя поднялся с уложенного перед кострищем бревна. Обняв Свету, я втянул носом тонкий аромат полевых цветов, исходящий от её волос, и, получив в ответ от мгновенно развернувшейся в кольце моих рук девушки короткий поцелуй в щёку, потопал к шатру-шалашу. Прихватив из лежащей за его пологом сумки мыльно-рыльные принадлежности и смену белья, я глубоко вздохнул и двинулся к загородке с душем.
   Посвежевший, наряженный в спортивный костюм, должен заметить, куда более свободный, чем Светин наряд, обтягивающий все изгибы её тёла, будто лайковая перчатка, я вернулся к костру аккурат в тот момент, когда подруга сняла котелок с огня и принялась за разбор посуды. Чашки-ложки-поварёшки... Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста. Почуяв дразнящий запах варева, я довольно хмыкнул, но стоило протянуть руки к тарелке, уже наполненной щедро сдобренной мяском кашей, как я тут же схлопотал по ним поварёшкой.
   - Горячее! Подожди! - сурово отрезала подруга. Вот ведь! Мы переглянулись с устроившимся рядом Баюном и одновременно вздохнули. Тяжко. Следующую тарелку Света наполнила явно для себя, а потом выудила из-за бревна тазик двухвостого и от души бухнула туда разом полкотелка каши... после чего провела ладонью над горкой еды и та практически сразу перестала парить. - Кушай, Баюнушка. Я её остудила...
   - Э-э, а что так можно было?! - протянул я под заливистый хохот Светы. Да что Света... двухвостый и тот зафыркал. Вот же ж!
   Долго засиживаться у костра мы не стали. Поели, попили чаю, да и занялись делами. Подруга закопалась в данные, что нужно будет отправить утром Грацу и его компании, а я продолжил изучение подкинутого нам маячка... пока Света с самым решительным видом не хлопнула обложкой блокнота и не спровадила меня в шатёр-шалаш. Вид у неё при этом был ну очень напряжённый... да и в эмоциях проглядывало что-то эдакое... непонятное.
   - Иди, ложись, Ероша. Я сейчас... - пробормотала она и, бросив на ходу ограждающий конструкт на костёр, отчего его свет мгновенно померк, хотя и не исчез полностью, промчалась мимо меня к загородке с душем. Ну.. ладно.
   Пребывая в лёгком недоумении от поведения девушки, я забрался под полог шатра и, разоблачившись, полез под одеяло... точнее, огромный клетчатый плед, явно притащенный двухвостым из дома Светы. А ещё через пару минут полог нашего шалаша дрогнул и отошёл в сторону, тут же очертив лунным светом застывшую в проёме фигуру подруги. Впрочем, уже через миг она исчезла в тени и... прошелестев чем-то, юркнула под одеяло. Когда Света прижалась ко мне, я... в общем... я не сразу понял, что с ней не так. А когда до меня наконец дошло, что девушка полностью обнажена, её руки уже осторожно заскользили по моему телу. Вот тут-то меня и накрыло пониманием. И почему она так странно вела себя, отчего так нервничала... И что за странные желания сплетались в ней со страхом аккурат перед тем, как Света отправила меня в шатёр. Рогнеда меня убьёт... приговорит к десяти годам строгого расстрела и сама приговор исполнит... Зато я счастлив!
   - Ероша, я... - тихо прошептала девушка, когда мои руки обвили её талию.
   - Тс-с, всё потом, - коснувшись губами её ушка, прошептал я в ответ и дал своим рукам немного воли. Пока, немного... Вздох... Тихий, нежный... ещё один...
   - Да здесь они! Ищите лучше! Метка здесь... - неожиданный возглас, раздавшийся откуда-то "с улицы", вырвал нас со Светой из разгорающейся любовной игры. Словно ушатом холодной воды окатили. А тут и Баюн материализовался в шатре. Спина выгнута, шерсть дыбом, глаза горят... М-да уж. Вот и заработал свой честный расстрел, называется. Убью уродов!
   Что там кто ещё кричал, не помню. Выпрыгнул из постели и, натянув спортивные штаны на голое тело, я выскочил наружу, сжимая в руке непонятно как и когда материализовавшийся в ней короткоствол. Шаг, другой, и я уже за пределами ограждающего наш лагерь морока, вокруг которого наворачивают круги какие-то чернорясники под присмотром двух... Ройда?! Дьявол! Вот, знал же, что нужно выкинуть тот камень! Дур-рила! Ис-следователь хренов!
   - Стоять! - Ройда с напарником тоже меня заметили и знакомый характерник тут же указал на меня черноризым. - Именем Государя нашего, Велислава Яромировича, человек, именующий себя Ерофеем, сыном купца Хабарова, объявленный в розыск по подозрению в чёрной крамоле! Встань на колени и упрись ладонями в землю. Ныне ты взят для дознания вместе с людьми твоими и всем имуществом.
   Ответить со всей душевностью я не смог. Просто не успел. Откуда-то сзади повеяло даже не холодом, а натуральной стужей, а через секунду стоящих передо мной местных накрыло валом ледяной метели, мгновенно опрокинувшей навзничь и черноризых, и характерника с помощником. Не взирая на чины и звания, м-да...
   - Да вы достали со своими местечковыми разборками! На-до-ели! Я домой хочу!!! - от шагнувшей из-за моей спины закутанной в плед Светланы полыхнуло такой яростью и обидой, что окруживших нас характерников словно морской волной качнуло. А меня и вовсе чуть наизнанку от стыда не вывернуло, когда услышал нотки отчаяния, сквозившие в крике подруги.
   - Баюн... - договорить я не успел. Мгновенно возникший рядом двухвостый ощерился и, издав совершенно чудовищный рёв, потащил нас через Кромку... куда-то.
   На этот раз мгновение тьмы, уже привычно принявшей нас в свои объятия, отчего-то растянулось... сильно растянулось, в общем. Переход в пространстве оказался куда более долгим, чем обычно. Но вот его итог... Ошарашенно оглядевшись, я вдруг осознал, что окружающая обстановка совершенно не похожа на недавно оставленный нами бивак. С другой стороны, место казалось безопасным и... смутно знакомым. Хотя рассмотреть хоть что-то сквозь сгустившийся туман в помещении, куда переместил нас двухвостый, было довольно проблематично, да и мне, честно говоря, было не до того. Выходка Баюна, перенёсшего нас чёрт знает куда взамен оговорённого заранее места, взволновала куда больше. В конце концов, в наше отсутствие наложенные мною на бивак конструкты долго не продержатся, а учитывая оказавшийся рядом отряд характерников... чёрт! Мне ещё не хватало возни с возвращением нашей собственности из их загребущих лап!
   Взгляд сам собой остановился на котяре, и тот, явно почуяв моё недовольство, нервно дёрнув хвостами, сорвался с места. В один прыжок оказавшись у огромной витрины, Баюн, на миг потеряв материальность, пролетел сквозь неё, аки призрак, и исчез из виду, оставив на память лишь расплывающееся по стеклу пятно инея да туманный след в воздухе, быстро оседающий снежинками на деревянный пол. Врёшь! Не уйдёшь!
  

Глава 10. Дома хорошо, а когда не достают - ещё лучше

   Возвращение в Хольмград вышло фееричным, но оно не шло ни в какое сравнение с той ночью, что устроила мне Светлана. Как всегда последовательная в реализации принятых ею решений, несмотря на всю суету, предварявшую наш практически случайный уход из мира словенцев, подруга как-то очень быстро справилась с потрясением от такого резкого поворота и... таки воплотила свой план по переводу наших с ней отношений на новый уровень. Так что к обеду мы выползли с нею на кухню моей квартиры выспавшимися, довольными и... немного уставшими после утреннего "закрепления пройденного материала".
   А ещё расслабленными... правда, стоит заметить, что немалую роль в этом сыграл и факт окончания нашего затянувшегося приключения в ином мире. Как ни крути, но Света привыкла несколько к иному уровню комфорта, чем могло предоставить словенское средневековое общество, особенно в последние пару дней нашего путешествия на запад. Да и я, признаться, хоть и не испытывал особенных проблем в быту, всё же предпочитаю тёплый клозет уличному "насесту" и горячую ванну с душем даже самой лучшей и аутентичной бане. 
   Именно поэтому, когда до нашего слуха донёсся перезвон колокольчиков, заменявший в лавке дверной звонок, я распахнул дверь перед неурочным и нежданным визитёром, сияя улыбкой счастливого идиота. 
   - Виталий Родионович? - окинув взглядом стоящего на пороге щеголяющего белоснежным гардеробом князя, я моргнул. Не, не морок. Настоящий. - Добрый день!
   - И тебе здравствовать, Ерофей, - улыбнулся в ответ Старицкий и чуть качнул франтоватой тростью с серебряным набалдашником в мою сторону. - Я войду?
   - Разумеется, - спохватился я, сдвигаясь в сторону и освобождая князю проход в лавку. - А как вы...
   - Как я узнал о вашем возвращении? - повесив своё белоснежное пальто на вешалку у входа и сняв с головы белую же шляпу с чёрной лентой на тулье, Старицкий водрузил её на прилавок и, прислонив к стойке трость, обернулся. - Это было несложно, Ерофей. Во-первых, маяк Граца утром дал совершенно чудовищную засветку на приёмниках сигнала нашего профессора, и тот высказал предположение о вашем возвращении.
   - Маяк? - не понял я. Как так? Баюн же забрал с поляны только меня и Свету!
   - Именно. Ну а во-вторых... люди, приглядывавшие за твоей лавкой по моему распоряжению, доложили о появлении у "объекта" запряжённого лошадью фургона на железном ходу, - князь усмехнулся, а я в неверии выскочил за порог, да так и застыл на месте. Чуть в стороне от витрины стояла наша лошадка, запряжённая в знакомый фургон, и с совершенно индифферентным видом объедала выставленный дворником на тротуар вазон с цветами. Баюн?
   В ответ на мысленный образ-вопрос двухвостый отозвался каким-то ленивым посылом... куда подальше. Мда, не он. А кто тогда? И как?! 
   Тем временем князь как ни в чём не бывало продолжил свой рассказ.
   - Вообще, мы предполагали, что, как бы ни сложились обстоятельства, вернуть вас удастся в ту же точку, откуда вы и ушли из нашего мира. Но получив сведения от Граца и наблюдателей... в общем, сложить два и два труда не составило, и, поскольку этот день у меня был решительно свободен, я решил прокатиться к тебе в гости, чтобы поздравить вас с возвращением и...
   - Первым узнать о всех наших приключениях, да? - справившись с удивлением, я обернулся к Старицкому, на что тот только насмешливо кивнул.
   - Именно так, Ерофей. Именно так, - протянул князь.
   - Что ж, тогда, полагаю... - начал было я, но был тут же прерван спустившейся в лавку подругой.
   - Доброго дня, ваше сиятельство, рада вас видеть, - наряженная в тот же костюм, в котором её унесло в иной мир, Света на ходу кивнула князю, ничуть не тушуясь, мазнула меня тёплыми губами по щеке и, указав в сторону лестницы, договорила уже для нас обоих: - Чай и всё сопутствующее на столе, а я - к маме.
   - Светлана, - Старицкий не поленился отвесить моей шустрой девушке почти церемониальный поклон. - Рад видеть вас в добром здравии и... да, мама - это серьёзно. А уж ваша матушка... Не смеем вас задерживать.
   - Слышал? Учти и... вечером жду у нас дома. - Света прищурилась, но... ей явно было весело, уж я-то видел. Пока же я мысленно готовился к предстоящей казни, подруга шагнула к выходу, но... задержавшись на миг у порога, обернулась к Старицкому. - Ваше сиятельство, надеюсь...
   - О, можете не переживать по этому поводу, - усмехнулся тот. - Я обещаю вам проследить, чтобы нынче к закату Ерофей был в вашем доме, даже если для этого придётся доставить его бронетранспортёром.
   - Угу, и в бронежилете. Лишним не будет, - буркнул я под прощальное хихиканье стремительно сбежавшей подруги. - Эх, ладно. Света говорила о чае. Поднимемся, ваше сиятельство?
   - Ерофей... - укоризненно произнёс тот.
   - Да-да, я помню, "по имени-отчеству", - вздохнул я. - Но должен же я был отомстить за обещанную вами помощь в моей доставке к месту казни?
   - Во-первых, это было мелко, - фыркнул князь, поднимаясь следом за мной по винтовой лестнице, ведущей из лавки в квартиру. - А во-вторых... не стоит преувеличивать. Рогнеда Владимировна вовсе не намерена вас убивать. Ей счастье дочери важнее. Учитывая же отношение самой Светланы к тебе... в общем, за жизнь ты можешь не опасаться. А вот за личную свободу...
   - Угу, - устраиваясь за накрытым Светой столом напротив князя, буркнул я. - Ещё неизвестно, что хуже: смерть от руки разгневанной матери или пожизненные мучения под пятой злой тёщи... И ведь от неё никакие женевские конвенции не спасут! 
   - Да ты пессимист, друг мой, - всё так же фоня энтузиазмом и каким-то предвкушением, воскликнул Старицкий и, дождавшись, пока я разолью по чашкам чай из меднобокого самовара, кивнул, стерев весёлую усмешку с губ: - Ладно, посмеялись, и хватит. Рассказывай о вашем путешествии. Чую, в походном дневнике, что ты передавал Грацу, и четверть всех ваших приключений не описана.
   - И даже не десятая часть, - подтвердил я.
   - А почему, кстати? - поинтересовался князь. - Думаю, нам было бы интересно следить за всеми перипетиями ваших приключений по ходу, так сказать...
   - А зачем? - пожал я плечами в ответ. - Профессору для работы эта информация без надобности. Лишняя. Тревожить же Рогнеду Владимировну, которой наши записи тот же Грац наверняка предоставил по первому требованию, я не хотел. Ну а записи, передававшиеся вам лично... а зачем? Чем вы могли помочь в тех обстоятельствах, кроме оборудования и советов?
   - Ну да, ну да. Советы старших молодёжь у нас особенно не любит, - качнув головой, проговорил князь с едва заметной насмешкой в голосе.
   - Да я не о том, - настала моя очередь мотать головой. - Вы же привыкли держать всё под контролем, как нормальный начальник. И зачем вам нужны треволнения, когда мера ответственности превышает физические возможности по влиянию на ситуацию? Да и, если уж честно, я сам не привык жаловаться и перекладывать решение своих проблем на чужие плечи. А записи, о которых мы говорим, именно таким избавлением от личной ответственности и были бы.
   - Не скажу, что согласен, но... ладно, - после недолгой паузы произнёс Старицкий, внимательно глядя на меня. - Это было твоё решение, и повлиять на него я никак не могу. Ни тогда не мог, ни сейчас. Посему будем считать это пройденным этапом. А теперь рассказывай, как всё было. И с подробностями!
   Ну, я и рассказал. О словенцах и острогах, самах и кайсаках. О войне и интригах... о нойнах, байи и характерниках. О Поконе и Тьме. Чёрных духах и встрече с Хранителем Покона... Рассказ затянулся на несколько часов, так что нам даже пришлось пару раз прерваться. Первый, когда на пороге запертой лавки, терзая колокольчики дверного звонка, появился дворник, жутко недовольный наглым поведением моей лошадки. Так что пришлось успокоить дядьку серебряным пятаком и озаботиться размещением фургона и его "движителя". Но тут на помощь пришёл Виталий Родионович и вызванные им специалисты шустро увезли наш со Светой транспорт в загородное имение князя, предварительно затащив в лавку хранившиеся в фургоне "сувениры" и клятвенно пообещав вернуть имущество профессора в его лабораторию. 
   Во второй же раз нам пришлось прервать беседу в шестом часу вечера. Уж очень есть захотелось. Но и здесь князь решил вопрос одним звонком по зеркому, и уже через полчаса мы с ним уплетали доставленный из ресторана поздний обед. А там и до заката осталось всего ничего.
   - Да не переживай ты так, Ерофей, - легкомысленно махнул рукой Старицкий, заметив мой тоскливый взгляд за окно, где алым заревом на полнеба разгорался холодный весенний закат. - Не съест тебя госпожа Багалей. Наоборот, думаю, она тебя за охрану дочери ещё и отблагодарит.
   - Что-то как-то не верится, - вздохнул я, на что князь только головой покачал.
   - Вот что, друг мой, - заговорил он. - Прекращай хандрить и накручивать себя без смысла и толку. И давай-ка, собирайся. Машину я вызвал, так что у тебя есть всего четверть часа до отъезда. Ну, не стой столбом, Ерофей!
   - Ну да, - встряхнувшись, я направился прочь из кухни в спальню. - Перед смертью не надышишься.
   - Не ворчи, словно старый дед, - донеслось мне в спину. - Это моя прерогатива.
   - Молчу-молчу, - захлопывая за собой дверь единственной комнаты-спальни, ответил я. Носки-сорочка-запонки, брюки-жилет-часы-пиджак... а! Галстук. На фиг удавку, платок сойдёт. Носки, туфли, пальто... готов. Стоп! Подарок же!
   Я рванул к свёрткам с трофеями и сувенирами из Бийского острога, сваленным кучей в коридоре у лестницы. Рванул один тюк, другой, и, отыскав в нём аккуратно сложенный руками Светы набор серебряной, украшенной чернением и мелкой чеканкой кайсацкой посуды, состоявший из блюда, высокого узкогорлого кувшина с длинным затейливо изогнутым носиком и шести чарок, больше похожих на пиалы, закутал находку в маленький круглый шёлковый коврик, названный когда-то Хлябей "стольным". Вот теперь точно готов.
   Покосившись на сваленные в груду тюки, я в очередной раз отмёл мысль-вопрос о том, как наш скарб, включая фургон и лошадь, перекочевали следом за нами в мир Хольмграда, и двинулся вниз по лестнице в лавку.
   - Ну вот, на человека стал похож, - окинув меня изучающим взглядом, довольно кивнул Старицкий. Вот уж кто франт из франтов с его-то белоснежным прикидом. - И не смотри так на меня. То жены заслуга. Кстати, вот тебе и один из очевидных плюсов женатой жизни. И голодным не останешься, и выглядеть всегда будешь прилично. Без лишней головной боли... если, конечно, не сделаешь ошибку и не пообещаешь своей второй половинке ВСЕГДА составлять ей компанию в походах по магазинам и лавкам, как мой зять. 
   - Не проще одеваться в ателье? - буркнул я, отворяя входную дверь, отчего колокольчики над ней вновь мелодично звякнули. - Ткнул пальцем в понравившуюся ткань, сходил на пару-тройку примерок, и никакой возни с походами по лавкам и нудным выбором из сотен похожих вещей, разницу между которыми всё равно не понимаешь.
   - А питаться исключительно в ресторанах, да? - усмехнулся на ходу князь. - Почему нет? Если денег куры не клюют, можно и так. А вопрос томления решать в борделях. Кто ж запретит? Но...
   Старицкий неожиданно резко остановился у прилавка и уставился на меня.
   - Кашне от лучшего портного никогда не согреет так, как обычный шарф, связанный руками любимой, а пища из лучшего ресторана покажется пресной по сравнению с той, что приготовит тебе любящая женщина. Про бордели и вовсе молчу. Сброс давления в компании профессионалки лишь немногим лучше рукоблудия. И никогда не даст тебе ни тепла, ни нежности, что дарят объятия любимой... - князь вдруг сменил серьёзный тон на ёрнический: - На этом, пожалуй, я закончу своё старческое брюзжание. Идём, Ерофей, машина ждёт.
   Подхватив у прилавка трость и напялив на голову свою белоснежную шляпу, Старицкий накинул на плечи пальто и, миновав меня, так и замершего у двери, словно швейцар, вышел из лавки, чтобы, сделав три шага по узкому тротуару, усесться на заднее сиденье роскошного авто, дверь которого распахнул перед ним вытянувшийся во фрунт шофёр. Ну и я, опомнившись, затворил лавку и нырнул следом за князем в пахнущий кожей и дорогим табаком салон. Тяжёлая дверь авто сытно чмокнула, отрезая доносящиеся с улицы звуки, и через несколько секунд машина плавно тронулась с места. Да уж, это не туба от "ЛадоМеханики", и даже не "летяга" деда Богдана. Парящее над дорогой авто катило мощно и гладко, словно линкор по штилевому морю.
   А вот и улица Великая и знакомый дом. Княжеский экипаж замер перед высоким крыльцом, и пассажирская дверь, у которой я сидел, с лёгким щелчком приотворилась сама собой. Автоматика, чтоб её... и вежливое предложение выметаться вон.
   - Не кисни, Ерофей, - усмехнулся Старицкий. - Поверь, там тебя не ждёт ничего ужасного. А вот завтра... завтра милости прошу в лабораторию с докладом. Пока устным. Но можешь не сомневаться, Всеслав заставит описать все ваши приключения самым подробнейшим образом. И кстати, учти, Светлане тоже придётся потрудиться над изложением вашей истории.
   - Понимаю, - кивнул я. - Мы приедем вместе.
   - Вот и замечательно, - князь кивком и взглядом подтолкнул меня к выходу и я нехотя полез из машины. А когда оказался на тротуаре, услышал: - И подарки не забудь. Наш профессор падок на блестяшки, как сорока! Удачи, Ерофей!
   - Угу, - кивнув, я проводил взглядом уплывающее вдаль авто и, глубоко вздохнув, двинулся вверх по широким ступеням крыльца, навстречу... чему-то. 
   Впрочем, стоит признать: в чём-то Старицкий был прав. Рогнеда Владимировна не стала расстреливать меня прямо у входной двери и практически весь вечер вела себя безупречно. Даже в эмоциях, исходящих от неё, я не чувствовал негатива. А вот интереса и любопытства... м-да. Учитывая же бурное прошлое уважаемой госпожи Багалей, пожалуй, даже не стоит удивляться тому, с какой лёгкостью она удовлетворила обуревающее её любопытство, одним коротким допросом просто-таки вытряхнув из меня историю наших со Светой приключений. И ведь ни увильнуть, ни сгладить некоторые углы мне не удалось. Уж очень характерные взгляды кидала на меня Света, порой так и фонившая виной. Ну да, уж на беседу с дочерью у Рогнеды Владимировны было не в пример больше времени, так что ничего удивительного в эффективности нынешнего допроса нет и быть не может. Это ведь было не выдавливание какой-то новой информации, а лишь подтверждение и уточнение уже известных следователю фактов. Тьфу ты, чёрт!
   С другой стороны, а как ещё это называть? Милым разговором за ужином? Нет, ужин был, тут не поспоришь. И вполне даже вкусный. Но вот с "милым разговором" у нас как-то не задалось. Впрочем, надо отдать должное хозяйке дома. Почувствовав сопротивление, она не давила, а отступала, кружила и заходила с иной стороны, потихоньку-полегоньку, исподволь вытаскивая нужную информацию, дополняя её и тут же препарируя полученные сведения для углубления и расширения темы "допроса". М-да, со Старицким разговаривать было куда проще.
   Но всему на свете приходит конец. Закончился и этот ужин, а с ним и беседа о наших со Светой приключениях в прибийских лесах иного мира. И надо заметить, Рогнеда Владимировна не выглядела недовольной и рассерженной. Нет, она вполне спокойно восприняла мой рассказ, изредка дополняемый Светой. Да что там! Её даже известия о боевых действиях, разворачивавшихся в непосредственной близости от дочери, не вывели из себя. И это настолько не соответствовало моим представлениям, что я не удержался от вопроса.
   - А смысл, Ерофей? - отрешённо глядя куда-то поверх наших голов, протянула Рогнеда Владимировна. - Это было и прошло. Моя дочь сидит передо мной, ничуть не пострадавшая, улыбающаяся и довольная. Значит, вы всё сделали правильно. В тех условиях и при имеющихся у вас возможностях. Так чего сейчас переживать? Вот когда она исчезла прямо из этого дома, тогда да... я рвала и метала. Готова была хоть к чёрту в пасть залезть. Каюсь, даже на его сиятельство в приступе гнева орала, как пожарная сирена, а уже этого вашего профессора и вовсе чуть по лабораторному залу не размазала в кровавый блин. Хорошо, Виталий Родионович удержал... 
   - Но ведь тогда я... - начал было говорить я, но Багалей-старшая прервала меня одним жестом.
   - Не стоит брать на себя вину, которой нет и быть не может, молодой человек, - довольно резко отозвалась женщина. - Эту историю я знаю не хуже вас. Как и причины, сподвигшие заигравшегося волхва на похищение моей дочери. Переплутов последыш виновен, да. Вы - нет. К тому же, насколько мне известно, именно вы и наказали похитителей. Как прямых участников, так и самого волхва. И, поверьте, наказали достаточно, даже на взгляд матери похищенной. И тут я могу вас только поблагодарить, Ерофей. Слышите?
   - Наказал? - Света перевела непонимающий взгляд с матери на меня и обратно. И Багалей-старшая неожиданно смутилась. Всерьёз, без игры. Замешкалась, но, всё же, бросив на меня виноватый взгляд, ответила дочери прямо и без экивоков.
   - Твоих непосредственных похитителей Ерофей убил прямо там, у круга камней, где Остромиров хотел провести свой ритуал. Пулей в лоб отоварил, - твёрдо и чётко проговорила она. - А раненый им волхв впоследствии был приговорён государевым судом к смертной казни, проведение которой возложили на Яговичей. Так те и вовсе лишили его не только жизни и бессмертия, к которому он так стремился, но и самой возможности перерождения в теле разумного существа. Волхвы других школ, наблюдавшие за казнью, подтвердили это со стопроцентной гарантией. И уж в чём в чём, а в таких вещах их мнению можно доверять. Хотя, конечно, довольны таким поворотом они не были, но с государевой волей тягаться им не с руки. Вырежет же, и скажет, что не было никаких волхвов. Вообще. Никогда. 
   - Ера... - Света, кажется, даже не слышала пояснений матери. Она уставилась на меня совершенно нечитаемым взглядом, а уж что творилось у неё в душе! Я чуть мигрень не схлопотал, пытаясь разобраться в бушующих эмоциях своей девушки.
   - Да? - не чувствуя ни грана уверенности, я вновь взглянул в глаза Светы. А та, поднявшись из-за стола, подошла ко мне вплотную, наклонилась и... положив ладони мне на щёки, впилась в губы долгим и страстным поцелуем. Оторваться друг от друга нас заставил только делано-возмущённый голос Рогнеды Владимировны, в эмофоне которой так и плескалась насмешка и... одобрение? Вопрос "в чей адрес?" можно не задавать. И так понимаю, что не в мой.
   - Молодые люди, я вам не мешаю?
   - Спасибо, милый, - прошептала Света, отодвинувшись, и, заалев, постаралась как можно быстрее вернуться на своё место за столом, по ходу дела чуть не своротив скатерть, а с ней и стоявшие на столешнице блюда. Кстати!
   - Рогнеда Владимировна! Я же чуть не забыл! - хлопнув себя по лбу, воскликнул я, переключая на себя внимание хозяйки дома, сосредоточенно разглядывающей Свету, что никак не могла найти себе места под взглядом матери. - Светик, в коридоре лежит тючок с подарком, что мы подобрали для твоей мамы в остроге. Принесёшь?
   - Ой! Ты взял его с собой?! Сейчас принесу, - Света подскочила со стула и моментально умчалась прочь. 
   Проводив взглядом спину дочери, скрывшейся за дверью столовой, Рогнеда глянула на меня и, усмехнувшись, демонстративно трижды хлопнула в ладоши.
   - Молодец, зятёк, хорошо сработано, - протянула она. - И тёще угодил, и жену из-под удара убрал. 
   - Рановато вы, Рогнеда Владимировна, о зятьях-тёщах-жёнах заговорили, - откинувшись на спинку стула, отозвался я. - Мы со Светой этот вопрос ещё не обсуждали. И говорить на эту тему не торопимся.
   - Что, повалял девку, да в кусты? - прищурившись, с ядовитыми нотками в голосе проговорила Багалей-старшая.
   - Не передёргивайте, уважаемая, - ощерился я в ответ. - Как я отношусь к вашей дочери, вам известно лучше многих. Как она ко мне относится, можете расспросить у неё самой в моё отсутствие.
   - Боишься узнать правду? - ухмыльнулась Рогнеда, продолжая разыгрывать стерву.
   - Не хочу смущать её своим присутствием при таком откровенном разговоре, - мотнув головой, ответил я и, чуть помедлив, договорил, растянув губы в зубастой улыбке. - И вас, заодно...
   - Наха-ал, - также неожиданно Багалей-старшая выключила режим злоехидной тёщи. А тут и Света вернулась со свёртком-ковриком на сервировочном столике.
   - Вот! - развернув шёлковую "обёртку", украшенную искусным золотым и серебряным шитьём, девушка вытащила на всеобщее обозрение серебряную посуду и гордо продемонстрировала подарок матери. - Смотри, какая красота! Ручная работа, между прочим.
   - Я бы удивилась, если бы это было фабричное изделие, - еле слышно пробурчала Рогнеда Владимировна, но, поймав мой взгляд, осеклась. - Извини, доча, я ещё не отошла от беседы с твоим же... молодым человеком.
   - Вы что, уже поссориться успели?! - неподдельно изумилась Света, переводя взгляд со своей матери на меня и обратно.
   - Нет, просто не сошлись в некоторых определениях, - отозвался я.
   - Ма-ам?
   - Нет, ну должна же я была объяснить твоему Ерофею, что тебя обижать нельзя! - вскинулась та в ответ. Да так естественно! Страшная женщина. Страшная...
   - Да он бы... Ерофей, ну, скажи ты ей! - обернулась ко мне Света.
   - Уже, - пожал я плечами в ответ. - Собственно, в определении того, что именно понимать под обидой, мы с уважаемой Рогнедой Владимировной и не сошлись во мнении.
   - Вот вы... - кажется, моя девушка всерьёз расстроилась.
   - Солнце, не вешай нос, - улыбнулся я, обнимая Свету за плечи. - Это же нормально. Твоя мама тебя любит и заботится о том, чтобы тебе было хорошо. Ничего удивительного, что она решила прояснить мои намерения, как человека, который провёл рядом с тобой больше месяца, практически неотлучно. Ну, чуть переборщила с давлением, бывает. Её можно понять! В конце концов, не каждый день её любимая дочка приводит домой молодого человека, которого, к тому же, целует у неё на глазах, словно заявляя свои права. Вот она и вспылила.
   - А ты? - после небольшой паузы спросила Света.
   - И я тебя люблю. Потому и воспринял давление уважаемой Рогнеды Владимировны, усомнившейся в моих намерениях, несколько более нервно, чем следовало. Но мы уже всё выяснили и никаких претензий или недопониманий между нами больше нет. Верно, Рогнеда Владимировна? - я повернулся к Багалей-старшей, и та под взглядом дочери тяжко вздохнула.
   - Верно. Верно, - произнесла она. А когда Света со счастливым визгом бросилась матери на шею, одарила меня таким взглядом... Десять лет расстрела? Ха, да она все десять лет будет меня перочинным ножиком на кусочки кромсать. Но... хотя бы начнёт не сейчас.
   - Ушлый подлец, - прочёл я по губам улыбающейся и обнимающей дочь Рогнеды... и развёл руками. Ну да, не всё же злоехидным фальстартующим тёщам на нервах несчастного Ерохи играть. Я не арфа и не рояль, могу и не сдержаться.
   Из дома на Великой я вышел аж в первом часу ночи. Уж очень затянулся наш разговор с Рогнедой Владимировной. И лишь когда Света начала клевать носом, её мать опомнилась и, прекратив очередные расспросы о наших приключениях и быте прибийских словен-острожников, стала выпроваживать меня прочь из своего дома. Подруга было попыталась заикнуться о том, чтобы я остался у них, но Рогнеда наградила дочку таким взглядом, что та мгновенно стушевалась и больше эту тему не поднимала.
   Я же, покинув дом Багалей, хотел было отправиться к себе на квартиру, но, подумав, вспомнил о каморке над лавкой, где мы со Светой провели совершенно замечательную ночь, и... решил вернуться именно туда. В конце концов, утром меня ждёт визит в лабораторию Граца, а все сувениры остались именно там. В том числе, кстати, и подарок для князя, который я сегодня попросту забыл ему отдать. 
   Честно говоря, сидя в таксомоторе по пути к лавке и даже поднимаясь по лестнице в спальню над ней, я думал, что стоит мне коснуться головой подушки, и я усну в тот же миг, но вышло иначе. Я лежал под оставленным Светой пледом, рядом мурчал отчего-то вновь вернувшийся к размерам и виду обычного серо-полосатого кота Баюн, а сна не было ни в одном глазу. 
   Прошлой ночью мне было не до того, да и денёк выдался суматошным, надо признать. А вот сейчас меня просто-таки топило в потоке мыслей и размышлений. И даже вроде бы накатившая усталость, кажется, испугалась этого водоворота и отступила прочь. Провалявшись без сна добрых полтора часа, я не выдержал. Выпутался из пледа, поднялся с кровати и, почесав нежащегося на соседней подушке Баюна по подставленному белоснежному пузу, отправился на кухню.
   Чай, крекеры... распахнув окно, я уселся на широкий каменный подоконник и, уставившись на городской пейзаж, замер с чашкой в руках, прокручивая в голове события последнего месяца. Заново оценивая собственные действия и пытаясь прикинуть иные варианты и их последствия. Бессмысленное занятие. Но как ещё бороться с внезапно накатившей бессонницей, я не знал.
   Продрогнув у открытого окна, я его запер и, вылив в раковину остывший чай, тихо выматерился, вымыл чашку и, убрав посуду и так и не тронутые мною крекеры, отправился в спальню. В конце концов, коротать время до утра можно и под пледом, в тепле и уюте... Правда, перед этим пришлось подвинуть в сторонку успевшего развалиться на обеих подушках разом двухвостого, что последнему отчего-то не понравилось, и он, выключив свой тарахтельник, тихо исчез из виду. Ну и ладно! Мне же больше места достанется.
   Нырнув под плед, я было закрыл глаза, в очередной попытке навестить Морфея, но в этот момент кровать под мной дрогнула, и плед поехал куда-то в сторону.
   - Делись, давай, - прошептала мне на ухо Света, винтом вворачиваясь под колючее одеяло. А откуда-то из изножья кровати до меня донеслось довольное мурчание Баюна. Вот же... таксист!
   Сон? Да и чёрт бы с ним! В конце концов, имеем мы, как исследователи нового неизвестного мира, право на отпуск? Имеем! Вот пусть Грац и подождёт. И Старицкий. И... всё. На фиг, к чёрту, к дьяволу и Ктулху!
  

Глава 11. Учиться никогда не поздно. Учить, тоже...

   Всеслав Мекленович Грац пребывал в размышлениях... несколько нервных, и, надо признать, у него были все основания для волнений. Девять дней, чёрт возьми! Нет, разумеется, у него уже давно была готова как общая философская концепция межмирового перехода, так и его математическая, то есть, естественнонаучная теоретическая модель, за что огромное спасибо Остромирову... На этой мысли круживший по кабинету профессор на миг сбился с шага и, покосившись на восседающего в гостевом кресле совершенно невозмутимого князя Старицкого, кажется, искренне наслаждающегося чаем с пирожными, поданными секретарём Граца, нервно передёрнул плечами.
   Отогнав чересчур крамольную в нынешних обстоятельствах мысль, Всеслав Мекленович вздохнул и вновь принялся мерить свой кабинет широкими шагами. Ему было о чём подумать и без упоминания истории Переплутова волхва. Дьявольщина! Вот зачем он обещал скорейший успех в доведении расчётов модели перехода?! Девять дней! Всего девять дней прошло с тех пор, как мальчишка с подругой отправились в иной мир. И вот они вернулись, и Старицкий тут же принялся трясти Всеслава Мекленовича, как грушу.
   Да, за это время Грац и его лаборатория получили от невольных путешественников огромное количество данных, столь нужных для перевода работы с чистой теории в поле практических экспериментов, но... девять дней! А князь наседает и требует результатов. Быстро. Срочно. Здесь и сейчас! Нет, положительно, это совершенно невыносимо!
   Сейчас от фирменного спокойствия и флегматичности профессора практически ничего не осталось. Он резко остановился прямо перед князем и, поймав его вопросительный взгляд, всплеснул руками.
   - Виталий Родионович, ну не смотрите вы на меня так! Я не золотая рыбка, выполнять желания щелчком хвоста не умею! - выпалил он и, шагнув в сторону, с грохотом обрушился в соседнее кресло. - Поймите, князь, вы требуете результата, когда мы, по сути, только начали переход от ранее созданной теоретической модели к её практическому воплощению. Впереди ещё недели и месяцы плотной работы. Подбор условий и уточнение данных, поэтапная проверка всех связок и узоров... В конце концов, Виталий Родионович, не ложку же на завалинке вырезаем, а создаём первый в мире межпространственный переход в иной мир!
   - Не создаём, а воссоздаём, - с совершенно индифферентным видом заметил тот, на что Грац, явно уставший от собственного эмоционального выбрыка, печально вздохнул.
   - Да, воссоздаём. С нуля, фактически, - проговорил он и, заметив, как собеседник, изображая сомнение, приподнял бровь, вздёрнул подбородок. - Именно так, княже. Ведь что у нас было вначале? Заметки из собрания волхвовских "сказок", принесённые... известным вам лицом, да его же наработки, выполненные в классическом стиле ритуалов и наговоров старой школы! А вы же знаете, не можете не знать, что эти их танцы с бубнами практически непереводимы на стройный язык математики вообще и современного естествознания в частности!
   - Тем не менее, вы с этой задачей справились, - пожал плечами Старицкий, кажется, совершенно не впечатлённый экспрессией собеседника.
   - Как бы не так! - Грац, окончательно растеряв последние крохи спокойствия, взвился. - В своих исследованиях и разработках мне пришлось опираться, фактически, лишь на саму концепцию межмирового перехода в мракобесном изложении древних неучей, и те модели, что чёртов волхв приносил мне в качестве "игрушек для ума"! Всё остальное - заслуга моя и моих подчинённых. От и до!
   - Вот как... - Старицкий отставил в сторону опустевшую чашку и, смерив взглядом возвышающегося перед ним профессора с головы до ног, неожиданно широко улыбнулся. - С одной стороны, Всеслав Мекленович, меня радует, что вы не отделяете собственные успехи от труда ваших лаборантов. С другой же, я... прямо скажем, обескуражен, что в погоне за успехом вы напрочь забыли об участии в этой истории иных лиц. Наших невольных подопытных, например. Они скрупулёзно и чётко, несмотря на все выпавшие на их долю приключения, вели наблюдения. Неукоснительно, в срок и без малейших задержек предоставляли вам не только информацию, требующуюся для продолжения исследований, но и отыскали такие сведения о месте их пребывания, без которых все ваши математические модели, опирающиеся на концепции и правила НАШЕГО мира, так и остались бы лишь... как вы сказали? "Игрушкой для ума", да? Ну ладно, после вашего требования предоставить вам для исследования и опытов питомца-проводника Ерофея, бывшего для него и Светланы Багалей единственной связующей ниточкой с нашим миром, я не удивлён столь потребительским отношением к невольным участникам проекта. Но как вы могли забыть нашего уважаемого ректора, изыскавшего для вас фонды, лабораторию, людей, в конце концов. Или вы думаете, что Хольмский университет - бездонная бочка, из которой можно черпать, сколько вашей душеньке будет угодно? А может, вы считаете, что созданная специально под ваши задачи аппаратура и те приборы, что создаются по вашим же схемам, берутся из ниоткуда? Так уверяю вас, дражайший мой Всеслав Мекленович, это не так. На возглавляемый вами проект работают сотни людей за пределами вашей обожаемой лаборатории. Тратятся ресурсы, стоимость которых вы не сможете возместить, получив хоть сотню Фоковых премий, и я как куратор этого проекта сейчас всего лишь требую отчёта. Заметьте, не результата, как вы отчего-то вбили себе в голову, а отчёта о нынешнем положении дел. Слышите вы меня?
   - Но... я думал, - Грац неловко осел в кресло, с которого вскочил минуту назад и, тряхнув головой, воззрился на князя. - Вы же говорили, и... я пришёл к выводу...
   - Это, любезнейший мой Всеслав Мекленович, называется "горе от ума", - покачал головой князь, поднимаясь на ноги. - Вы что-то услышали, подумали, додумали... и пришли к выводам, да. Но, в своих многомудрых размышлениях ухитрились пропустить большую часть мною сказанного мимо ушей, а потому и все ваши измышления... пшик. Отчёт, профессор. Жду его от вас не позднее завтрашнего утра и прошу... не забудьте включить в него свой прогноз с учётом данных, которые Ерофей предоставил в ходе вашей утренней встречи.
   - Будет сделано, Виталий Родионович, - обескураженно произнёс тот. - Утром мой доклад будет у вас на столе.
   - Вот и славно, профессор, - князь кивнул и направился к выходу, но у самой двери, уже взявшись за ручку, обернулся и, чуть помолчав, договорил: - И ещё одно, пожалуй. Всеслав Мекленович, как вам известно, я был очень хорошо знаком с вашим отцом. Более того, он был человеком, чьей дружбой я гордился. Меклен Францевич, конечно, не был ангелом, но, при всех своих, уверяю, вполне простительных недостатках он был верным другом и умницей с большим сердцем. И мне, право, больно видеть в его единственном сыне гордыню, эгоизм и себялюбие, которых сам академик Грац был начисто лишён. Вы, Всеслав, безусловно умны и чрезвычайно талантливы. Возможно, даже гениальны. Но я настоятельно, слышите, настоятельно рекомендую вам унять норов. Времена гениев-одиночек прошли, и если вы не желаете остаться в памяти людской безумным, склочным учёным-теоретиком, чьи безусловно великие идеи были воплощены людьми, напрочь отказывавшимися иметь с их автором какие-либо дела, прислушайтесь к моему совету. Со своей стороны обещаю, что слава великого философа и естествознатца вас не минует. Будут у вас и премии, и признание научного сообщества, но... и это я вам тоже могу обещать, всё это будет только в том случае, если вы перестанете относиться к работающим с вами людям, как к ресурсу, не стоящему ни внимания, ни упоминания. Неблагодарность вас не красит, Всеслав Мекленович. Честь имею.
   Входная дверь хлопнула, и Грац остался в своём кабинете один. Обведя пустым взглядом помещение, он вздохнул и, потерев ладонями лицо, подошёл к окну, за которым уже вовсю буйствовала майская зелень. Неожиданная отповедь князя выбила профессора из колеи. Нет, будь на месте Старицкого кто-то иной, и Всеслав Мекленович просто пропустил бы нотации мимо ушей, но... князь не был каким-то посторонним стариком. Да, этого подтянутого седого мужчину с военной выправкой и стариком-то назвать невозможно! Но главное-то не в этом. С момента смерти отца, которого Всеслав безмерно любил и уважал, глава Железной своры Государя взял молодого, но очень амбициозного студента Хольмского университета под своё крыло. Именно под ненавязчивой протекцией князя Старицкого он с блеском защитил магистерское звание, а после получил и место на кафедре любимого университета. Молодой Грац рос в должностях, рос как учёный. Монографии и статьи, публикуемые во всех значимых научных изданиях, принесли ему известность и признание коллег, а с ними и определённый авторитет. Неудивительно, что получив степень доктора философии, Всеслав был практически одномоментно избран ординарным профессором на кафедре естествознания своего университета. А там и до адъюнкт-профессора оказалось недалеко.
   Так, в возрасте тридцати четырёх лет Всеслав Мекленович Грац достиг должности, к которой его отец шёл долгих двадцать пять лет. Но останавливаться на этом он, как, собственно, и его батюшка некогда, не собирался. В конце концов, должность должностью, но Грац намерен был снискать славу не только на поприще преподавателя, но и как учёный-исследователь. Более того, именно эта стезя привлекала его куда больше. А положение на кафедре... да, если бы не сопутствующие должности возможности, предоставляемые университетом, вроде собственной лаборатории и целой очереди из студентов и аспирантов, жаждущих стать помощниками в его исследованиях, Грац вполне был бы доволен и должностью экстраординарного профессора, что позволило бы ему уделять больше времени собственной научной работе, не разбрасываясь ещё и на преподавание... по крайней мере, в той же мере, в какой ему приходилось это делать, находясь на должности заместителя заведующего кафедрой естествознания. Но... фонды... Нет, так-то князь Старицкий мог посодействовать и в этом случае, но зачем Всеславу косые взгляды завидующих коллег? А в пребывании на должности адъюнкт-профессора, помощь покровителя оказалась практически незаметной для окружающих. Здесь знакомство со специалистами кафедры естествознания Каменградского университета, тут доброе слово от распорядителя государственного фонда научных разработок... и вот уже у молодого учёного в его лаборатории размещается новейшее оборудование, а на практику приезжают специалисты, выписать которых даже через Учёный совет Хольмского университета - задачка повышенной сложности. Удачно, да...
   А ещё Виталий Родионович никогда не скупился на добрый отеческий совет и всегда, всегда притормаживал увлечённого своим делом Всеслава, когда тот готов был совершить очевидную глупость. Очевидную Старицкому, но становившуюся ясной самому Грацу лишь спустя некоторое время. И как умный человек, Всеслав Мекленович прекрасно понимал, что покровитель его, хоть и старается не вмешиваться в жизнь подопечного напрямую, оказывает ему неоценимую помощь, списать которую лишь на добрую память об отце - Меклене Францевиче - просто невозможно. Альтруизм? Ха, вот уж чего-чего, а этой черты князь Старицкий, по всеобщему убеждению, был лишён начисто. Но вот честность князя была известна не менее, так что, когда Грац задал мучивший его вопрос, он был уверен, что Виталий Родионович, в худшем случае, просто уйдёт от ответа. Впрочем, до этого не дошло. Князь честно ответил на вопрос подопечного и... тот воспарил!
   Профессор, академик, это всё почётно и уважаемо, но... войти в историю страны как один из руководителей Железной своры Государя - это у-ни-каль-но. И Грац считал себя вполне достойным такого достижения. Стать главой научного крыла организации, против которой опасаются действовать придворные интриганы и промышленники, купцы и дипломаты? Организации, неофициально считающейся таким же столпом государевой власти, как армия и флот? Ха! Да это же мечта!
   Собственно, именно поэтому, сейчас, нарвавшись на резкую отповедь князя, крайне редко позволявшего себе подобный тон в разговоре с сыном покойного друга, Грац воспринял сказанное ему крайне серьёзно, на корню задавив поднявшую было голову гордыню. Ведь для исследователя и учёного эмоции в анализе не подспорье, а помеха. Хотя, конечно, обидно было. Отчитали, как мальчишку... Эх!
   С другой стороны, в недавнем разговоре с юношей, невесть как умудрившимся вернуться из путешествия в иной мир, Грац и в самом деле повёл себя несколько... неверно. Да и ассистенты в последнее время отчего-то стали относиться к нему как-то иначе. Может, и в самом деле стоит обратить больше внимания на социальное взаимодействие, а то ведь его увлечённость делом, в жертву которому Грац готов сам принести очень многое и требующий того же от окружающих, может сыграть с ним весьма дурную шутку. Да, собственно, уже! Иначе Виталий Родионович и не подумал бы его отчитывать. М-да... Надо, надо разобраться в себе.
  

* * *

  
   Встреча, назначенная князем в Хольмском университете, началась вполне спокойно. Как говорится, ничто не предвещало... Вот только уже через час, когда я закончил повествование о наших со Светой приключениях в мире Словени и настала очередь профессора Граца делиться своими новостями, наш диалог свернул куда-то не туда. А когда распалённый собственной речью Всеслав Мекленович чуть ли не ультимативно потребовал предоставить ему Баюна для опытов и исследований, которые, дескать, способны сильно продвинуть его в понимании процесса перехода из одного мира в другой... я вспылил, даже не успев толком порадоваться, что не стал брать с собой на эту встречу Свету. Мне бы совсем не хотелось, чтобы она видела эту безобразную сцену. А побезобразничать я не отказался, да.
   Сунул безумному учёному дулю под нос и пообещал, что кота он получит только через мой труп. И вот последовавший за этим моим утверждением взгляд Граца мне сильно не понравился. Прямо-таки до такой степени, что захотелось свернуть ему шею. Превентивно, так сказать.
   Хорошо ещё, что свидетелем нашей ругани стал князь Старицкий. Виталий Родионович буквально в две фразы оборвал спор. Первой заткнув возмущающегося моей "узколобостью" профессора, а второй пообещав мне, что никаких опытов и исследований с участием Баюна Грац проводить не станет.
   - Но, ваше... - возопил было тот, но был вновь заткнут. На этот раз одним-единственным взглядом.
   - К Яговичам обратитесь, - после недолгого молчания предложил я.
   - З-зачем? - не понял Грац, и Старицкий поддержал его вопросительным взглядом.
   - Если вам зачем-то непременно нужно изучить умение потусторонников скользить меж мирами, пусть Яговичи поймают вам пару мелких тварей из-за Кромки, их и изучайте, - ответил я. - А мало будет, так новых наловить не проблема. Хотя я совершенно не понимаю, чем вам так интересен их способ перемещения. Даже моих куцых знаний достаточно, чтобы понять, что он основан на совершенно иных принципах, не применимых к живым людям, если тех, конечно, не тащит за собой сам потусторонник.
   - Вот именно, "куцых знаний", молодой человек! - повысил голос Грац, но тут же осёкся.
   - Всеслав Мекленович, чем попрекать окружающих недостатком академического знания, ответьте, предложенный Ерофеем вариант вас устроит? - сухо осведомился князь, с каким-то почти гастрономическим интересом разглядывая взъерошенного профессора, растерявшего в споре всю свою флегматичную отстранённость.
   - Если удастся заставить тварей выполнять приказы, - буркнул Грац. - Почему бы и нет? Но как это сделать-то?
   - Это уже другой вопрос, - отмахнулся князь и неожиданно ядовито договорил: - У Яговичей должно хватить знаний, чтобы обеспечить должную покорность пленённых существ.
   - Ну-ну, - обиженно просопел профессор, но Старицкий не обратил никакого внимания на его обидки. Не почтенный учёный и профессор, а маленький ребёнок, которому не дают приглянувшуюся конфету. Детский сад, штаны на лямках.
   - Что ж, на том и порешим, - заключил Виталий Родионович. - Я свяжусь с Яговичами, а вам, Всеслав Мекленович, советую подготовиться к встрече с их представителем, который, надеюсь, вскоре прибудет для консультаций и осмотра помещений для содержания ваших будущих подопытных.
   - Но... средства университета... - заговорил было Грац и вновь умолк, обожжённый сердитым взглядом князя.
   - Напомню вам, профессор, что финансирование проекта ведётся из средств государева фонда, распорядителем которого является ваш покорный слуга, - отчеканил Старицкий. - Посему денежные средства - не ваша забота. В отличии от подготовки помещений, аренду которых, кстати, тоже взял на себя фонд под моим управлением. Вопросы? Замечания? Я так и думал. Подождите меня в своём кабинете, будьте так любезны, профессор. Перед уходом нашего юного друга я хочу перемолвиться с ним наедине.
   Грац сбежал, на прощание пробормотав что-то вроде "д-свд-нья", а князь, поднявшись с кресла, подошёл к окну и, уставившись куда-то в пустоту, устало вздохнул.
   - Прошу прощения за поведение нашего общего знакомого, Ерофей, - глухо проговорил он. - Всеслав Мекленович всегда был увлекающейся личностью, как и его покойный батюшка, надо заметить.
   - Тот тоже берегов не видел? - несколько нервно огрызнулся я. Ну вывел меня из себя профессор. Вывел. Впрочем, я вовремя спохватился. Всё же срывать зло на человеке непричастном - последнее дело. - Прошу прощения.
   - Пустое, Ерофей, - отмахнулся князь. - Меклен Францевич, стоит признать, был куда адекватнее и никогда... не терял берегов, в отличии от сына. М-да. Впрочем, не о том речь. Я бы очень не хотел, чтобы ваши отношения с Всеславом Мекленовичем повредили нашему общему делу. Со своей стороны обещаю: никаких поползновений в сторону твоего друга и питомца от профессора можешь больше не ждать. Поверь, у меня хватит сил и влияния, чтоб укоротить шаловливые ручки нашего гения.
   - Буду весьма благодарен, Виталий Родионович, - ответил я, чувствуя некоторое облегчение. Из раза в раз собачиться с Грацем из-за Баюна как-то не входило в мои планы.
   - Ерунда, Ерофей, - обернувшись, князь улыбнулся. - Твоя идея с привлечением помощи Яговичей изрядно облегчила мне эту задачу. Так что не стоит благодарностей. Но... я задержал тебя не только для того, чтобы принести извинения за действия и требования нашего штатного гения. Хм, с чего бы начать?
   - Сначала? - улыбнулся я. - Самый действенный способ, насколько мне известно.
   - Ха! - Старицкий усмехнулся в ответ. - Что ж, сначала, так сначала. Давай попробуем. Итак. Вечером, перед самым вашим возвращением, со мной связался один человек... Обычно с незнакомыми людьми разбирается мой секретариат, но в этот раз нашла коса на камень. Сей господин сумел обойти моих ухарей на повороте. Он раздобыл где-то номер моего личного зеркома, что, как ты понимаешь, задача не из простых. И был крайне настойчив в своей просьбе о встрече с тобой.
   - И что же это за умник-то? - я по-простецки почесал пятернёй затылок. - И на кой я ему сдался?
   - Он говорил, что вы знакомы, - прищурился князь. - Некий Владимир, волхв...
   - Числобога, - со вздохом договорил я одновременно с собеседником, мгновенно вспомнив худющего, похожего на гигантский одуванчик волхва, когда-то чуть не сдохшего от клыков Баюна. Ещё один безумный учёный на мою голову... - М-да уж. Не было печали, да черти накачали! И что ему от меня нужно? Он же отказался вести меня по своему пути.
   - Путь Числобога, да? - на миг взгляд Старицкого затуманился. - Интересно. И, возможно, перспективно. Но, Владимир ничего не говорил об обучении. Просто очень настоятельно просил с ним связаться.
   - А на зерком мой позвонить, как на ваш, ему, разумеется, вера не позволяет, - фыркнул я.
   - Зерком? - князь ухмыльнулся. - А где он, твой зерком?
   Я автоматически хлопнул ладонями по карманам пиджака и... почти беззвучно выматерился. От Старицкого эта пантомима, естественно, не укрылась.
   - Вот-вот, отвык, называется, - покивал он. - И ведь при этом тебя не удивило, что даже о точном времени нашей встречи тебе сообщила подруга. Потерял? Забыл?
   - Наверное, - развёл я руками.
   - Ох-ох-ох, - по-стариковски прокряхтел князь и, шагнув к столу для совещаний, взял с него запечатанную коробку. - Держи подарок. В честь возвращения, так сказать.
   Понять, что именно скрывалось под крышкой белоснежной коробки, украшенной лишь маленьким чёрным логотипом в виде стилизованной пылающей птицы, то ли Рарога, то ли Жар-птицы, было несложно.
   - Изделие завода Багратовых. Подарок тебе от Бадри Автандиловича, - заметил князь, наблюдая, как я кручу в руках коробку.
   - С чего вдруг такая щедрость, Виталий Родионович? - протянул я.
   - А ты не помнишь, как обещал ему помощь в разработках? - усмехнулся князь. - Я передал ему обещанные тобой конструкты, про которые ты, кажется, тоже напрочь забыл. Вот и результат. Считай, первая ласточка вашего сотрудничества. И это, кстати, не прототип. Конечно, до серии ещё далеко, но опытное производство уже работает.
   - Весело, - я смущённо хмыкнул. И в самом деле, со всеми этими провалами в иные миры и приключениями, им сопутствовавшими, я напрочь забыл об обещании, данном мною Багратову. Точнее, сведения по интересующим Бадри Автандиловича иллюзиям я и в самом деле собрал, и даже скомпоновал в нормальную брошюру... на дата-картах. Но отдать обещанное забыл.
   - Как я и сказал, этот зерком из опытной серии. Он уже привязан к твоей учётке... И я настоятельно рекомендую тебе проверить свой счёт в казначействе, - с лёгкой улыбкой произнёс князь. Но не успел я воспользоваться его советом, как извлечённая из коробки плоская графитово-чёрная плашка зеркома вдруг завибрировала прямо в моих руках. Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать.
   Мы с князем переглянулись, и я решительно ткнул пальцем приятно-шероховатую лицевую панель аппарата, отвечая на звонок.
   - Внимательно вас слушаю, - произнёс я, кося взглядом в сторону насторожившегося князя.
   - Приветствую, Ерофей Павлович, - знакомый ровный голос человека, о котором мы только что говорили, заполнил помещение. - Прошу прощения за поспешность, но... у нас довольно мало времени. Если не возражаете, я хотел бы встретиться с вами для решения некоторых вопросов. Как можно скорее.
   - И вам здравствовать, уважаемый волхв, - протянул я, не зная, что и думать. Старицкий же вдруг закивал головой. Это что... типа, "соглашайся"? Ла-адно... - Когда и где вы предпочтёте встретиться?
   - Сегодня же, если у вас нет возражений, - тем же мерным, невыразительным тоном произнёс волхв. - Я могу прибыть в Хольмград к вечеру. Или же приезжайте в моё имение. Думаю, его сиятельству князю Старицкому уже известно, где оно находится.
   - Любопытен, каюсь, - фыркнул в ответ Виталий Родионович. - Но вы и сами сделали всё, чтобы меня заинтересовать, Владимир Ярославич.
   - Прошу прощения, ваше сиятельство, я никогда не позволил бы себе такой наглости, если бы не обстоятельства, - отозвался волхв, кажется, ничуть не удивлённый присутствием Старицкого при нашем разговоре.
   - Понимаю, Владимир Ярославич, и не сержусь, - в свою очередь произнёс князь. Но холодно, весьма холодно, надо отметить.
   - Благодарю, - Числобогов волхв сделал паузу и вернул мне мой же вопрос: - Итак, Ерофей Павлович, когда и где вам угодно назначить нашу встречу?
   - М-м... - я на миг замялся, но... да и хрен бы с ним! - Подъезжайте сегодня вечером к моей лавке. Знаете, где она находится?
   Ну, а что? Если уж он с такой лёгкостью звонит на только что активированный зерком, то отыскать адрес моего магазина для волвха Числобога должно быть и вовсе проще простого.
   - "Вечерняя лавка" в Псковской слободе, - откликнулся тот. Ну, что я говорил? - Знаю. Буду к шести... нет, к семи вечера. До встречи, Ерофей Павлович.
   - Подождите, Владимир Ярославич, - вдруг вновь вмешался князь. - Встреча конфиденциальна или вы позволите мне на ней поприсутствовать?
   - М-м, - на миг, кажется, волхв подвис. Но тут же спохватился. - Не имею ничего против вашего или чьего-то ещё присутствия, ваше сиятельство... при условии, что гость будет осведомлён о недавних приключениях Ерофея Павловича.
   - О! Будем вас ждать, Владимир Ярославич, - встрепенулся князь. - Ерофей?
   - До встречи, Владимир Ярославич, - задумчиво произнёс я, и связь прервалась. Мы со Старицким переглянулись. - Не нравится мне это.
   - Бывает, - неожиданно легкомысленно пожал плечами Виталий Родионович. - Лично меня осведомлённость этого господина о твоих приключениях ничуть не удивляет. В конце концов, все волхвы одним миром мазаны, а Остромиров, чтоб ему в аду сковорода погорячее досталась, наверняка общался на эту тему с коллегами, а значит, и мимо Числобогова волхва пройти не мог.
   - Он меня к этому волхву возил, - напомнил я. - Хотел, чтобы тот меня по своему Пути провёл, дабы мозги набекрень не съехали. Но тогда ему Баюн не глянулся, и Владимир послал нас к Яговичам.
   - Помню, - усмехнулся князь. - Ну... да что здесь гадать? Вечером всё узнаем. А сейчас... - Старицкий выразительно кивнул на зерком.
   - Да-да, - покивал я. - Проверить счёт в казначействе.
   Стоило мне коснуться лицевой панели зеркома, как та вновь мягко осветилась. Отыскав нужную пиктограмму, я прижал к ней палец, неожиданно почувствовав её, как рельефную кнопку... но не успел подивиться необычным тактильным ощущениям, как увидел отразившуюся в строке "Приход" сумму, и... М-да. Внушает. Пять-шесть годовых доходов моей лавки, не меньше. Я перевёл ошарашенный взгляд на собеседника.
   - Это премия. Выплаты по контракту пойдут после начала продаж, - с деланной ленью проговорил князь. Тролль, чтоб его!
  

Глава 12. Когда так сложилось, не так уже не разложить

   Почему-то, покидая Хольмский университет, я ни на секунду не сомневался, что после моего ухода князь устроит своему любимому учёному знатную выволочку. И эта мысль грела меня до тех пор, пока я не поднял над землёй так полюбившуюся подруге тубу, и не вырвался на улицы города. Как тут же выяснилось, за три месяца, что длилось наше со Светой путешествие по миру Словени, я успел отвыкнуть не только от наличия современных средств связи под рукой, но и от управления вёртким летучим агрегатом. Так что, в первые же секунды заполошного мотыляния над мостовой, злорадные мысли вымело из моей головы, словно палую листву ураганным ветром.
   Впрочем, уже через минуту я пришёл в себя и, справившись со взбрыкнувшим транспортом, подняв его повыше, помчал к центру города. Поначалу-то, я думал сразу вернуться в лавку, но... обнаружив, что до времени встречи у меня в запасе оказалось семь с лишком часов, изменил планы. И первым делом, решил наведаться в квартиру, в которой не был с самого момента возвращения из мира Словени. А ведь уже третий день пошёл, м-да.
   Два дня с возвращения, да девять здешних дней пребывания в ином мире... да ещё же время проведённое в экспедиции к Разлому учесть надо! Неудивительно, что квартира, в которую с тех пор не заглядывал никто кроме Баюна, приобрела покинутый, почти нежилой вид. Хорошо ещё, что уезжая со Светой на Урал, я заранее выпотрошил холодильник, оставив забитой лишь морозильную камеру. Иначе, боюсь, в холодильном отделении уже давно завелась бы собственная жизнь. Примитивная и противная.
   Пройдясь по тёмным помещениям, я вернулся в прихожую и, остановившись перед пыльным зеркалом, тяжело вздохнул. А вообще, на фиг мне нужна эта квартира, когда над лавкой имеется вполне приличная комната отдыха с кухонным блоком и санузлом? И балкончик там, между прочим, ничуть не хуже, чем здесь. Так на кой мне лишние площади-то?
   Поразмышляв на эту тему, я огляделся по сторонам и... решительно кивнув, взялся за зерком. Отыскать в местной сети подходящую фирму-перевозчика, профессионально занимающуюся переездами, труда не составило. Так что уже через пару минут я общался с представительницей компании, а ещё через полчаса встречал у дверей целый отряд грузчиков наряженных в жёлто-синие комбезы... и грузчиц. Хм?
   Мой безмолвный вопрос о причинах такого гендерного разнообразия получил практически мгновенный ответ от оказавшегося рядом со мной бригадира этой гоп-команды. Точнее, бригадирши - этакой белокурой валькирии в синей кепке-"лаптёжке" с задорно развёрнутым назад козырьком, и совершенно холодным взглядом синих глаз, взирающих на меня с высоты почти двух метров. Скульптура, а не женщина!
   - Мальчики - сбор. Девочки - разбор! - гаркнула она и подчинённые стремительно раскатились по квартире. Пока трое мужиков собирали в коридоре огромные картонные коробки, ими же и притащенные в квартиру, девичья часть коллектива помчалась по комнатам. Захлопали дверцы шкафов и тумбочек, шкафчиков и книжных полок... и на всех горизонтальных поверхностях вдруг начали появляться целые кучи аккуратно складываемых вещей, а две из четырёх девушек тут же принялась сноровисто заворачивать их в пакеты и обёрточную бумагу.
   Я удивлённо взирал на это скоростное действо и даже не сразу понял, что бригадирша грузчиков пытается привлечь моё внимание. Но, почувствовав аккуратное похлопывание тяжёлой руки по плечу, всё же опомнился и обернулся.
   - Слушаю, - я поднял взгляд, стараясь смотреть хотя бы чуть выше монументального бюста бригадирши, оказавшегося как раз на уровне моих глаз, и это не укрылось от внимания валькирии. Она весело усмехнулась, и в только что казавшихся ледяными глазах, мелькнули искры лёгкой насмешки. Ну да, ну да...
   - Габаритные вещи имеются? - чуть хрипловатым голосом произнесла женщина. - Шкафы там... рояли?
   - Только матрац на кровати, рабочий стол и кресло к нему, - качнув головой, откликнулся я и, вспомнив про давний подарок Светы, добавил: - ну и настольная лампа. Всё остальное - хозяйское.
   Нет, я бы и ванну свою прихватил, купленную когда-то на замену тому убожеству, что обнаружил при въезде в университетское жильё. Но куда её девать? Это здесь санузел под девять квадратных метров, а в ванной комнате над лавкой едва шесть наберётся... Да и есть там вполне приличная ванна, ничуть не меньше чем, купленная мною. В общем... пусть остаётся в качестве приятного сюрприза для будущих жильцов. Мне она ни к чему, а людям будет в радость. Деньги? Ну... не могу сказать, что мне их совсем не жалко, но с получением гонорара от "Рарога" Багратова, двести сорок рублей уплаченных за ванну, уже не казались мне такой уж огромной суммой. Не маленькой, да, но неподъёмной она уже для меня не была, это точно.
   - Понятно, - кивнула бригадирша, выслушав мой ответ и, повернувшись к уже справившимся со сборкой тары мужчинам, ткнула пальцем в сторону дверей, ведущих в спальню: - Слышали? Работаем, мальчики. Начните с матраца, а Бажена пока... Бажена, слышишь? Освободи ящики рабочего стола в первую очередь, чтоб парни время не теряли и весь крупняк сходу в фургон загрузили!
   - Сделаю, - откликнулась одна из девушек. Ну и темпы...
   - Кофе, может быть? - спросил я у бригадирши. Та с сомнением покосилась на суетящихся подчинённых, прищурилась и... махнула рукой.
   - С удовольствием, - кивнула она, и мы потопали на кухню.
   Честно говоря, последовав своему спонтанному желанию и вызвав перевозчиков, я был искренне уверен, что на сборы и перевоз моего имущества из арендованной квартиры в лавку, потребуется часа четыре, но... ошибся. И тем больше было моё удивление, когда час спустя, бригада полностью очистила помещения от моих вещей и, загрузив коробки в припаркованный фургон, доложила о готовности выдвигаться к точке разгрузки. Вот где настоящая магия-то! И да, грузчики действительно помогали себе ментальными конструктами, но, по сути, лишь для облегчения спуска огромных коробок на первый этаж дома. Всё остальное... как говорится: "ловкость рук и никакого мошенства". Профи!
   Но скорость сбора, это одно... а вот прикинув, сколько времени мне придётся убить, чтобы распихать всё накопленное добро по немногочисленным шкафам квартирки над лавкой, я несколько приуныл. По моим расчётам выходило, что на это не хватит даже того времени, что сэкономили мне грузчики-сборщики. Впрочем... кто сказал, что я должен заниматься этим именно сегодня? Лежали эти вещи в квартире два дня, полежат и ещё один. Ничего с ними не случится.
   С этой мыслью, я вновь поднял тубу в воздух и устремился за фургоном, уже вырулившим на Богословскую улицу и покатившимся к выезду из университетского городка.
   От Загородского конца до "Вечерней лавки", расположенной в Псковской слободе, мы добрались за каких-то четверть часа, благо, пробок на нашем пути не оказалось. Коробки с вещами бригада сразу бодренько заволокла на второй этаж, после чего, немного покорячившись в попытках втащить туда же огромный двуспальный матрац, оставила это бессмысленное занятие и... закинула его в комнату отдыха через балкон, выходящий во внутренний дворик дома. А вот стол и кресло пришлось убирать в подсобку в лавке. Затащить эти громоздкие вещи по узкой винтовой лестнице или даже через балкон, просто не представлялось возможным. Да их и разместить-то наверху негде было, уж слишком велик оказался рабочий двухтумбовый стол, да и кресло, выбранное мною полгода назад в одном из лучших мебельных салонов Хольмграда, отличалось монументальностью. Зато в подсобке они встали, как родные, чуть потеснив один из стеллажей с товаром и заменив уже стоявшую там дешёвую и хлипкую конструкцию из вращающегося табурета и лёгкого фанерного столика, вздрагивавшего, по-моему, даже от лёгкого прикосновения. Понятное дело, что работать в таких условиях над артефактами было очень неудобно, да я и не пытался, предпочитая использовать для сборки своих "игрушек" тот самый двухтумбовый стол, что привёз сегодня из университетской квартиры.
   На этот раз, одним кофием мы не обошлись, и, когда бригада грузчиков закончила размещение привезённых вещей в лавке и квартирке над ней, я от души напоил работников чаем со сластями, не далее как вчера вечером купленными Светой, а выпроводив довольных грузчиков из лавки, глянул на часы и удивлённо покачал головой Два с половиной часа. Всего два с половиной! Ну, хорошо, три, учитывая время ожидания приезда самих грузчиков в университетскую квартиру. А что мне делать ещё четыре часа до приезда волхва?
   Покосившись на гору коробок, возвышающуюся в дальнем углу спальни, я вздохнул и, мотнув головой, направился в лавку. Разбором этой пизанской башни я займусь завтра. А сейчас... Время-то обеденное, вот и пойду я, перекушу. Заодно, пройдусь по продуктовым лавкам, забью холодильник. А то на одних сластях далеко не уедешь, а кроме них у меня в "белом ночном алтаре" и нет ничего, как оказалось. Да и сласти, надо признать, не моими стараниями там завелись. Света похлопотала.
   На мысли об обеде, рядом тут же материализовался Баюн. Да не в привычном уже виде то ли барса, то ли тигриного недоросля, а в форме скромного полосато-серого котейки, в меру пушистого, в меру упитанного... Не обнаружив поблизости еды приготовленной моими руками, двухвостый смерил меня печально-укоризненным взглядом и растворился в воздухе, будто его и не было. Что ж, посыл понят. Значит, походу за продуктами точно быть. Помню, есть у нас здесь поблизости одна замечательная рыбная лавка, буквально в квартале отсюда. Вот там и закуплюсь угощением для друга. Осетрина?
   - А губа не треснет? - пробурчал я, но к сведению пожелание Баюна принял. Тем более, что рыбка эта хоть и ценится в Хольмграде повыше многих иных, но не так дорога, чтобы считаться каким-то особым деликатесом.
   За покупками я предусмотрительно отправился после небольшого перекуса в одной из многочисленных слободских кафешек. А потому, лишнего с голоду не набирал, и домой вернулся всего с парой набитых продуктами пакетов. Больших, правда... Впрочем, и обжираться до отвала в городской едальне я не стал, памятуя о том, что по возвращении домой меня ждут плита и духовка. Ну не люблю я готовить на сытый желудок. Не люблю.
   Зато теперь, завершив поход по лавкам и оказавшись на кухне, я с энтузиазмом принялся кашеварить не только для двухвостого, но и для себя. Да и Света обещалась заглянуть вечерком, а учитывая, что именно сегодня она решила воспользоваться моим подарком и отправилась в салон договариваться о заказе тубы-сюркоманда, я практически не сомневался, что в процессе выбора транспорта и обсуждения его будущего дизайна и желаемых технических характеристик, о еде моя подруга забудет напрочь, так что наверняка заявится ко мне голодной, как зимний волк.
   Вот на кого я не рассчитывал, вставая у плиты, так это на гостей. Не было у меня никакого намерения кормить того же Числобогова волхва, а потому, я решил провести назначенную встречу не в квартире, а в торговом зале "Вечерней лавки". В крайнем случае, если рандеву затянется, обойдёмся чаем. Благо, запас заедок и сластей, изрядно прореженный сегодня бригадой грузчиков, я обновил. Ха, попробовал бы забыть! Светлана меня покусала бы за несанкционированное употребление её любимых пирожных.
   С приготовлением ужина я управился за час до прихода волхва. Четырёхкилограммовый осётр, запечёный с травами и лимоном, был мною честно поделен на две части... Три четверти рыбины ушли Баюну, а четверть я оставил для нас со Светой. А вот спаржа, как и овощной салат двухвостому не зашли, эту "зеленуху" он и пробовать не стал. Понюхал, фыркнул, и больше к ней не подходил. Ну, в принципе, я его даже в чём-то понимаю... С другой стороны, за время нашего пребывания в мире Словени, и я и Света попросту соскучились по нормальным овощам. Не знавшие толковой селекции огурцы и помидоры, это, всё-таки, совсем не то к чему мы привыкли. И если та же "пататка", которой нас угощали в доме Хляби, отличалась от знакомого картофеля лишь лёгким сладковатым привкусом, свойственным скорее батату, то тамошние помидоры, мелкие и жёлтые были сладкими почти до приторности, а фиолетовая и белая морковь, когда я её увидел и вовсе ввела меня в ступор. Хотя, вкус у неё тоже оказался намного ярче, чем у привычной оранжевой. А огурцы... гадость. Есть свежими их, по-моему, в принципе было невозможно. Слишком плотная, почти белая мякоть, непривычно жёсткие семена и горькое послевкусие, как будто эти огурцы специально собирали перезревшими. Собственно, в доме Стояна их и использовали только для засолки. Причём, сами огурцы не ели, а рассол употребляли по прямому назначению с утра. Вот уж лекарство было... горькое и противное, но от этого не менее действенное, м-да.
   Лишь в последние дни, после отъезда из Усть-Бийского острога, мы с подругой могли позволить себе гонять Баюна в Хольмград за нормальными овощами и фруктами, и лакомиться ими в дороге, не опасаясь привлечь чьё-то внимание нехарактерной для той местности свежей овощнёй. Но до сих пор не наелись. Так что, уверен, моему угощению Света будет рада...
   Часы пробили шесть вечера, когда я накрыл сервированный стол согревающим наговором и отправился готовиться к встрече гостей. Душ, свежая одежда... и готовое к бою оружие. На всякий случай. Как говорит мой опыт общения с волхвами, ствол под рукой лишним не будет точно. Пригодится или нет, другой вопрос. Но лучше пусть будет. Мне так спокойнее...
   Судя по всему, Виталий Родионович придерживался того же мнения, поскольку явился в лавку за четверть часа до назначенного времени, и был он не только вооружён, в чём честно тут же и признался, но и привёл с собой в качестве поддержки двух бойцов в знакомой форме. Яговичи. Это хорошо. Может быть мы и выглядели перестраховщиками, но вляпаться в очередное приключение с подачи очередного волхва, ни мне ни князю совсем не хотелось. А прецеденты случались не только со мной, но и со Старицким, он сам рассказывал. Так что, лучше уж мы подуем на воду, чем...
   Владимир Ярославич, как и полагается волхву Числобога оказался пунктуален. Едва до нашего слуха донёсся бой больших напольных часов, стоявших на втором этаже, как дверь лавки распахнулась и на пороге, под перезвон невидимых колокольчиков, возникла худая, облачённая в летнюю льняную пару, фигура волхва. Сняв с головы соломенную панаму, гость водрузил её на стоящую у входа вешалку и, безуспешно попытавшись пригладить торчащую во все стороны седую шевелюру, коротко кивнув, направился к стойке прилавка, за которой и расположились мы с князем.
   - Виталий Родионович, Ерофей Павлович, рад приветствовать вас, - равнодушный взгляд волхва выхватил из сгустившейся в углах зала темноты фигуры Яговичей. - Господа...
   - Здравствуйте, - отозвался за себя и промолчавших бойцов Старицкий.
   - Добрый вечер, Владимир Ярославич, - я кивнул, и указал гостю на свободный барный стул, поставленный мною специально для него перед стойкой прилавка. - Прошу вас, присаживайтесь. Чаю?
   - Благодарю, - волхв, кажется, ничуть не удивился и, устроившись на высоком стуле, перевёл взгляд с князя на меня и обратно. - Я бы предпочёл что-нибудь более... освежающее. Жарко.
   - Морс? Клюквенный, - предложил я.
   - Было бы замечательно, - всё тем же ровным тоном откликнулся белогривый, и я потянулся к встроенному в стойку мини-холодильнику, где держал... всякое. В том числе и обещанный волхву морс.
   Дожидаться пока я закончу с подготовкой угощения для гостя, Старицкий не стал и, сам себе налил чашку чая из стоящего здесь же чайника. Зря я что ли готовился к встрече?
   Очевидно, волхву и впрямь было жарко, поскольку первый стакан морса он выдул, не отрываясь и, лишь ополовинив вторую порцию, соизволил вновь обратить на нас своё высочайшее внимание. Окинув взглядом меня и князя, волхв вдруг замер, уставившись в пустоту перед собой, но, уже спустя секунду, моргнул, выныривая из своего сатори.
   - Ерофей Павлович, вы должны вернуться в Словень.
   - Шта-а? - сказать, что я был удивлён, нельзя. Я был просто в ах... Но всё же сумел выдавить: - На хрена?!
   Услышав какое-то эхо, я оглянулся на Старицкого. О... так это не эхо. Кажется, его сиятельство тоже несколько... м-м... удивлён заявлением нашего собеседника, что и выказал теми же словами, одновременно со мной.
   - И как? - договорил Старицкий, исподлобья глядя на волхва. Тот, впрочем, даже не дёрнулся. Каменный безумный учёный... одуванчик, чтоб его.
   - О том, как это проделать, информация у Ерофея Павловича имеется, - заметил Владимир Ярославич, и теперь уже я удостоился чрезвычайно подозрительного взгляда от князя. А тут и волхв плеснул бензину - По крайней мере, насколько мне известно, тамошняя хранительница Покона передала вам соответствующие инструкции.
   - Это так называется тот ворох обрывочных образов, эмоций и видений, что едва не спалил мне мозги во время боя за Бием? - скривился я.
   - Именно, - невозмутимо кивнул волхв.
   - Да мне годы понадобятся, чтобы расшифровать то, что госпожа Морана соизволила впихнуть в мою бестолковку, - вздохнул я, краем глаза заметив, как чуть расслабился князь. Ну да, эту часть нашей эпопеи я ему тоже поведал. Ещё когда катились по тракту прочь от Усть-Бийска, доклад настрочил.
   - Понимаю. Такой вариант вполне допускался при расчётах, но время... годы здесь, это десятилетия там. С одной стороны, это не так уж критично для тех кто видел тысячелетия, с другой же... кто захочет сидеть за решёткой и ждать годы, когда есть возможность открыть дверь темницы немедленно? А я смею напомнить, что вам доступен альтернативный путь, более скорый, - произнёс наш собеседник, кажется, даже не почувствовав, как в зале нарастает напряжение.
   - Ещё раз к Разлому я не сунусь, - отстранившись от прилавка, я мотнул головой.
   - О... но я и не имел в виду ничего подобного, - моргнув, проговорил волхв. - Речь идёт о вашем фамильяре, Ерофей Павлович. Он же, благодаря содействию Хранительницы, вытащил вас и вашу подругу сюда, и теперь вам достаточно воспользоваться связью с ним и попросить транслировать вам набор манипуляций, необходимый для межмирового перехода. Насколько мне известно, этот потусторонник достаточно умён для такого взаимодействия.
   - Так, стоп! - Князь всё же не выдержал и, хлопнув ладонью по столу, воззрился на волхва. Именно "воззрился", иначе и не скажешь. И придавил своей волей так, что умудрился сходу пробить невозмутимость гостя, которого, помнится, даже клыки Баюну у собственного горла на эмоции не вывели.
   - Прошу прощения? - непонимающе протянул волхв, непроизвольно подавшись назад и чуть не свалившись с высокого барного стула.
   - Давайте-ка, по порядку, дражайший Владимир Ярославич, - процедил Старицкий, поднимаясь с кресла и нависая над гостем.
   - Но я, вроде бы понятно выразился, - моргнув, тот перевёл недоумённый взгляд с князя на меня и обратно.
   - Сначала, господин волхв. С самого начала, - мотнул головой Виталий Родионович.
   - Но это будет... впрочем, да, - Владимир Ярославич яростно потёр ладонями лицо и, вздохнув, проговорил: - Простите, господа, я несколько отвык от общения с людьми и... не всегда учитываю некоторые нюансы. То, что мне кажется само собой разумеющимся, окружающим порой совершенно неочевидно. Издержки пути. Ещё раз прошу прощения.
   - Принимается, - коротко кивнул князь. - Итак?
   - Кхм, - волхв нервно облизал губы и, собравшись с мыслями, заговорил: - Придётся начать издалека, уж не обесудьте. Да... Что ж... Итак. Наш мир, век шестидесятый. Известная нам ойкумена переходит от политеизма к монотеизму. Историки определяют этот процесс, как следствие начала процесса централизации власти. Дескать, сильные мира сего решили воспользоваться удобной религиозной формой, дабы усмирить норов плебса, управлять которым становилось всё сложнее, ввиду увеличения численности населения и укрупнения государств.
   - За такую версию, мой духовник может и по мордам надавать, - усмехнулся Старицкий.
   - Может, - кивнул оправившийся волхв. - Кулак у отца Серапиона тяжёлый, а ежели Дланью Перуна приложит, никому мало не покажется.
   - Ну-ну, - протянул князь. - Вы, Владимир Ярославич не отвлекайтесь, а о вашей чрезмерной осведомлённости мы поговорим позже.
   - Как вам будет угодно, - пожал плечами тот. - Но предупреждаю, то, что я поведаю далее, не понравится вашему духовнику ещё больше.
   - Любопытно узнать, - я подлил гостю морса в опустевший стакан и, поймав взгляд Виталия Родионовича, хмыкнул. - Что? У меня-то нет духовника, так что и по мордам за ересь получать не от кого.
   - На самом деле, переход от политеизма к монотеизму был инспирирован теми, кого люди почитали богами, - вздохнул волхв, но продолжить не успел. Я вспомнил Остромирова с его ядовитыми плевками в сторону богов-волхвов и... ну да, перебил рассказчика.
   - Чтобы без лишних помех уйти от подпитки верой и слинять из нашего мира, так?
   - Именно, - кивнул Владимир Ярославич и, глянув на князя, спросил: - вам известна история исхода старых богов?
   - Версия, - уточнил Старицкий. - Известна.
   - Можете, конечно, считать это всего лишь версией, конечно, но... это в самом деле так, - развёл руками волхв. - Уж я-то знаю наверняка. Так вот, постепенно скидывая с себя это ярмо, те, кого мы именуем богами, в конце концов, получили достаточно свободы, чтобы уйти из нашего мира. Сбежать, иными словами. Именно в мир, куда они ушли, и угодили Ерофей Павлович с подругой... совершенно неслучайно, надо заметить.
   - Да уж, мы помним, кто им в этом... поспособствовал, - зло усмехнулся князь.
   - Вышата... - Владимир Ярославич покачал головой. - Как ни прискорбно, но он был лишь инструментом. Искренне верившим в свою цель, но тем лишь более удобным для владельца.
   - И кто же этот... владелец? - процедил Старицкий. Да и у меня, если честно, в этот момент зачесались кулаки.
   - Путь ведёт, но всегда есть тот, кто путь прокладывает, - протянул волхв. - Что говорить о том, чьё призвание и гейс плести пути и дороги?
   - Переплут? - осенило меня, и наш гость ответил коротким кивком. - Но зачем ему это? Боги же выполнили свою задумку, ушли из мира, избавились от давления веры людей...
   - А заодно обрекли всех своих современных и будущих коллег на беспамятное перерождение по достижении предела развития, доступного в нашем мире, - пробурчал Старицкий.
   - И расплатились за то тысячелетним заключением в мире, который Ерофей Павлович назвал миром Словени... Хотя, там это далеко не самое сильное и известное государство, - подхватив тон князя, договорил волхв.
   - Не понял, - честно признался я. Владимир Ярославич застыл, прикрыв глаза и, длинно, с ощутимой силой выдохнув, пустился в более подробные объяснения.
   - Представьте себе, что вы вышли из квартиры, захлопнули за собой дверь и, уже подойдя к двери, ведущей на лестничную клетку, обнаружили, что забыли ключи от обеих дверей дома... Примерно то же самое случилось и с ушедшими. В своей боязни потерять себя, они уж слишком старались отрезать себя от нашего мира, вот и вышло, как вышло. Туда добрались, а ни дальше, ни назад, им пути нет. Двери заперты наглухо. Для них.
   - И вызвать слесаря нет возможности, да? - спросил я.
   - Почему же? Есть, - откликнулся волхв. - Вас же вызвали.
   - ... ... ... ... - Слов нет. Приличных.
   - То есть, Уральский сдвиг, сопровождавшая его катастрофа, вся эта беготня волхвов, призыв Ерофея... это просто попытка вырваться из собственноручно созданной ловушки?! - возмутился князь. - Но парень-то здесь причём?!
   - Ключник, - ответил волхв. - Тот, кто может, после определённого обучения, разумеется, ходить между мирами. А для ушедших, он, если позволите так выразиться, отмычка. Прошёл ключник, пройдут и они. Хоть туда, хоть обратно, хоть в иные миры. Условие замка, так сказать. Кое-кто из ушедших, когда создавали запирающую печать, предложил его в качестве предохранителя. Дескать, если уж в их новый мир сможет прийти мироходец из прошлого, значит, люди там достигли их уровня, и о проблеме божественности можно забыть. Главное, ключник должен попасть в их мир сам. Осознанно. Но просчитались. Не подумали, что знание прежних ошибок не освобождает от совершения новых, и попали в цейтнот. Собственно, именно поэтому я и явился сегодня к вам с просьбой от имени ушедших... Прошу, Ерофей Павлович, откройте им путь в иные миры. - Волхв перевёл взгляд на князя и обратился уже к нему: - Не беспокойтесь, ваше сиятельство. Возвращаться сюда они не станут. Эманации отголосков веры всё ещё слишком сильны, а страха потерять себя, ушедшие до сих пор не утратили. Собственно, они и из мира Словени хотят уйти по схожей причине. Здесь, людские представления о богах слишком сильно влияли на их характеры, души и сущность, а там... там они вскоре могут просто исчезнуть как мыслящие создания, оставшись лишь функциональным придатком к созданной ими системе Покона. Без собственных желаний, мыслей и эмоций. И это не предположение. Так случилось с самыми молодыми из ушедших - южноамериканскими богами. Они уже перестали быть, и эта участь настолько напугала остальных, что...
   - Я так полагаю, Уральский сдвиг и был результатом их испуга, да? - злорадно усмехнулся Старицкий. - Задёргались, когда осознали, что натворили и к чему ведут их игры с мирозданием.
   - Вы правы, - кивнул волхв.
   - Как интересно, - протянул князь. Впрочем, было видно, что он готов поверить гостю. Почти готов. - Что ж, Владимир Ярославич... осталось получить ответ на один вопрос...
   - Об источнике моих знаний, - понимающе кивнул тот и, не дожидаясь уточнений или правок со стороны собеседника, ответил: - Вышата Любомирич - не единственный, чей "покровитель" смог дозваться своего волхва. Но если Переплут вёл Остромирова к своей цели, как мог, своим Путём, не имея возможности говорить с ним, то Числобог воздействовать на меня не может, но передавать информацию, общаться, пусть и односторонне, вполне. Ерофей Павлович, помните, что я говорил вам о моём Пути в нашу первую встречу?
   - "Путь Числобога - это путь знания. И как любое знание, оно открывается лишь тому, кто умеет смотреть и видеть, слышать и слушать, читать и... понимать. Мы смотрим в суть мира, слушаем его и читаем знаки, что подаёт нам мир во всём его многообразии..." - произнёс я, всё ещё пребывая в некоторой степени охренения от происходящего.
   - Браво, юноша, браво, - искренне, насколько это вообще возможно для столь ровного в эмоциях человека, порадовался волхв. - Почти дословная цитата. И да, поясню: для знания, для информации границ нет. И именно поэтому я сейчас здесь, говорю от имени Числобога, представляя в этом мире ковен ушедших. Его слова в моих устах... Ерофей Павлович, снимите печать. Позвольте тем, кого здесь звали богами, уйти дальше. Не из милосердия к ним, заигравшимся во всемогущество, но хотя бы для того, чтобы здешние жители получили возможность развиться выше невольно возведённого предела.
   - Вах, красиво сказал, - аж цокнув языком, произнёс Старицкий с горским акцентом и... хитро прищурившись, растянул губы в широкой ухмылке. - Вот только что если это всё одна большая ложь, а?
   - Числобог не Переплут. Он не лжёт, - вздохнул я. - Знание может быть или его может не быть. Но знание не может быть ложным. Эта формула - выдумка, домысел заумствующих болтонавтов.
   - Ерофей, ты... - князь осёкся, с удивлениям глядя на меня. -Ты что, решил идти, что ли?
   - Да, - кивнул я, поднимаясь с кресла и, стараясь не встречаться взглядами ни с князем ни с волхвом... ни со всеми забытыми Яговичами, двинулся к лестнице ведущей на второй этаж моих "владений". Уверенности, которую я старательно демонстрировал собеседникам, во мне не было вообще. Ни капли.
   Зато было огромное желание поставить точку в этом затянувшемся приключении, как оказалось, начавшемся вовсе не с амбиций одного ушлого последователя Переплута, а с ошибки слишком много возомнивших о себе людей, заигравшихся в богов. И ведь они, по ходу, даже не поняли, где именно на самом деле ошиблись, раз, даже оказавшись в ином мире, с энтузиазмом пошли в атаку на те же грабли... Нет, положительно, таких лучше держать подальше. Хотят уйти? Вот и поможем. И пусть идут, идут, идут... далеко и надолго.
  

Эпилог

   Перенять у Баюна его собственное умение скользить меж мирами, мне не удалось. Зато, всего за одну ночь я сумел разобраться в ощущениях и действиях, что совершал двухвостый для ухода за Кромку, и тут же на меня ворохом просыпались знания, вложенные в голову Мораной, и пролежавшие там неопрятной кучей, к которой до того я даже не знал как подступиться. А здесь... словно пазл сложился.
   Шаг... вперёд? Нет, вглубь, сквозь материю и пространство... мгновение абсолютной оглушающей тишины и темноты, и вот я уже стою на краю какой-то смутно знакомой полянки. Ощущение, будто бывал уже здесь, лет десять назад, но... на самом деле, всего-то месяц прошёл. По меркам здешнего мира. Шелестит под ногами осенняя палая листва, да похрустывает ломко заиндевевшая, ещё не отошедшая от ночного заморозка трава. А возведённый недавно Светой шатёр из покрытых золотыми и багряными листьями веток, похож на пылающий костёр... Место нашей последней стоянки в этом мире. М-да, а я-то думал, что после исчезновения мороков, так отчаянно искавшие нас стрельцы развалят здесь всё, разнесут по веточкам-былинкам. Ан нет, смотри... стоит шалашик. И ключ бьёт за поредевшей загородкой душевой.
   - Ты пришёл, - ровный, холодный и высокий голос, раздавшийся из-за спины, заставил меня вздрогнуть. Обернувшись, вижу босоногую черноволосую девчонку в лёгкой белоснежной рубахе, подпоясанной чёрным кожаным пояском. Чёрная же обережная вышивка на широких рукавах и косом вороте, белоснежная кожа и яркие невозможно синие глаза, глядящие куда-то сквозь меня. Красивая. Девчонка улыбается полными алыми губами... - Благодарю.
   - ...
   - Марой зови, - улыбка становится лукавой.
   - ...
   - Да, читаю, - легко кивает она и, склонив голову к плечу, тянет: - а что, нельзя?
   - ...
   - Кто сказал? - неподдельно удивляется девчонка и заливисто хохочет. Вот только смех её... холодный, резкий. Словно ледяной дождь в лицо в самый разгар лета. Вздрагиваю.
   - Извини, отвыкла, - резко оборвав смех, говорит она и, внезапно оказавшись в двух шагах от меня, смотрит серьёзно-серьёзно, будто что-то выглядывает, ищет в моих глазах. Нашла? - Нашла. Ты хороший. Числобог обещал, что мы не вернёмся. Он не мог обмануть... но мы могли.
   - ...
   - Нет, уже не обманем. Я обещаю, - девчонка касается моей щеки узкой ладошкой и... кожа под её рукой покрывается инеем. Черноволосая, вздёрнув курносый носик, вытирает тыльной стороной ладони уже обернувшийся водой, растаявший иней и, одним быстрым, стремительно-неуловимым движением языка слизнув влагу со своих пальцев, кивает. После чего, обернувшись вполоборота куда-то к лесу, озорно улыбается: - И прослежу, да.
   С громким карканьем, над лесом взмывает огромная воронья стая и, закрыв на миг небо чёрной тенью, исчезает за деревьями. Проводив взглядом удаляющихся птиц, девчонка вновь поворачивается ко мне.
   - Ты же меня проводишь? - кивает мне за спину. Оглядываюсь и вижу... трещину в мире. Уж не знаю, как это правильнее назвать. Просто трещина. Широкая такая, чёрными ломаными "змейками" разбегающаяся в стороны. А в её глубине - космос. Чёрный, холодный... но если присмотреться, чуть-чуть подождать, привыкнуть к набегающей, наваливающейся тьме, то в ней можно увидеть искры. Звёзды? Миры?...
   - Идём, - мои связки натужно хрипят, словно я не говорил столетия. Ноги нехотя делают шаг, другой... а рядом, вприпрыжку, напевая какой-то странно знакомый мотив пританцовывает босоногая черноволосая девчонка с неизъяснимо синими глазами, маленьким, задорно вздёрнутым курносым носиком и алыми губами. Миг... узкая ладошка выскальзывает из моей руки и девчонка, мазнув меня губами по щеке, шагает в чёрный пролом. Ещё один и...
   - Позвольте, юноша, - возникший рядом высокий, нескладный и худой, наряженный в простую льняную пару седой старик с костистым лицом аскета, цаплей шагает в черноту.
   - Посторонись! - с гиканьем и свистом пролетает мимо меня рослый детина в сияющих, будто отполированных до зеркального блеска доспехах. Следом, подмигнув мне на ходу, проскальзывает, будто не касаясь ногами земли, субтильный юнец с хитрющими глазами. Его нагоняет, величаво ступающая женщина... статная, неуловимо похожая чертами на все когда-то дорогие и памятные женские лица. Отвесив задержавшемуся у пролома хитровану подзатыльник, от которого тот буквально проваливается в черноту, она ласково улыбается и, исчезает за завесой. Следующие идут вдвоём, одинаковые как близнецы, и разные как день и ночь. Потом ещё, и ещё. Идущих становится всё больше. Разных, непохожих.... С гомоном, хохотом и весёлыми визгами-писками, катится целая толпа. Мелькают лица, лица, лица...
   И тишина. Оглядываюсь. Поляна пуста, будто и не было на ней никого. И только трещина передо мной всё манит холодной тьмой с сияющими в ней глазами-искрами миллионов миров. Рука тянется к незримой границе...
   - Тебе туда рано! Домой иди, к деве своей. Соскучусь, позову! - вылетевшая из тьмы ладошка больно бьёт в грудь и я падаю, размахивая руками, заваливаюсь на спину под смех черноволосой девчонки с синими... зелёными? Да какого ж цвета её клятые глаза?!
   Голова с размаху бьётся о твёрдую мёрзлую землю, и я шиплю от боли, ещё успевая заметить, как бледнеет тьма в проломе. И исчезает вместе с ним. По глазам бьёт свет. Мать! Больно-то как!
  
   - Ероша... - шёпот у уха. - Ера, ну! Открой глаза, пожалуйста!
   Пытаюсь, открываю... Кровать... Квартира... Света. Дома... Точно! У неё глаза, как у Светы. Или у Светы, как у неё?
   - У кого это, у неё? - с подозрением в голосе говорит она. Сопит.
   Э-э, кажется, я что-то не то? Или не так?
   - Ерофей Хабаров, не смей изображать тут умирающего лебедя! Я тебя спрашиваю! У кого, "у неё"?
   Хотите рецепт приведения себя в порядок после встречи и прощания с богами-неудачниками? Хороший скандал от любимой женщины и все глюки как рукой снимет! Проверено.
   Сидим за столом в моей квартирке над "Вечерней Лавкой", уплетаем блины с мёдом, сметаной и черничным вареньем, а мой взгляд, нет-нет да соскальзывает на затейливое плетение чёрной обережной вязи, охватившей запястье. Потираю...
   - Ой, да не ломай ты голову, Ерош! Сказала же, соскучится - позовёт. Ешь, давай! Блины-то стынут! - отмахивается Света, и под задравшимся в полёте рукавом рубахи, мелькает такая же вязь, кажущаяся ещё более яркой на фоне белоснежного тонкого запястья подруги.
   И куда ж мы опять вляпались, а?
  
  
  
  
  
  
   Анфим Клест - первый из двух "младших" десятников полусотника Усть-Бийского острога, Стояна Смеяновича по прозвищу Хлябя.
   Багалей, Рогнеда Владимировна - бывший следователь, мать Светланы Багалей, подруги Ерофея Хабарова.
   Багалей, Светлана... - подруга Ерофея Хабарова.
   Багратов Бадри Автандилович - владелец и главный инженер именного завода, производящего зеркомы и прочую сложную технику под маркой "Рарог".
   Буривой Рудый - первый десятник Усть-Бийского острога.
   Вавила Вран - стрелец из личного десятка полусотника Усть-Бийского острога.
   Влас Шершень - стрелец Любимова десятка, пришедший в Усть-Бийский острог с весенним пополнением.
   Владимир Ярославич - волхв Числобога, старый знакомый Вышаты Любомирича Остромирова, Переплутова волхва из второй книги.
   Дружин Камча - полусотник Кутобийского острога, старый друг Стояна Смеяновича, полусотника Усть-Бийского острога.
   Горислав - вой Покона, характерник Каменного пояса.
   Грац, Всеслав Мекленович - профессор мира Хольмграда, философ и естествознатец, изучающий феномен Уральского сдвига.
   Евглава - жена десятника Буривоя.
   Ермил - боярин Сколский, полуполковник стрелецкий, командующий пятью острогами в среднем течении Бия. Голова Хвалын-городка.
   Лихобор Лис - второй из двух "младших" десятников полусотника Усть-Бийского острога.
   Любим Ус (Усатый) - второй десятник Усть-Бийского острога.
   Любша, Арвин и Летник - новики Усть-Бийской стрелецкой полусотни, избивавшие Радима.
   Малк Тиверский - глава круга характерников, расположенного в Тивери, столице Словени.
   Мирян Званович по прозвищу Серый - полусотник Усольского острога (расположенного западнее и чуть севернее Усть-Бийского).
   Мирослав Веич - характерник в Усть-Бийском остроге.
   Неонила Брониславна - жена полусотника Усть-Бийского острога.
   Никша Жук - стрелец из личного десятка полусотника Усть-Бийского острога.
   Нискиня - кузнец в Усть-Бийском остроге.
   Олесь Белка - стрелец Любимова десятка, пришедший в Усть-Бийский острог с весенним пополнением
   Оорхан - сам, нойн Дома у Стылых Камней, пришедший с отрядом охотников своего рода к Бию, в попытке избавить их от тёмного морока до того, как те ввяжутся в бой со словенью.
   Остень - стрелец Буривоева десятка, старый друг Рудого (из пополнения присланного в Усть-Бийск для усиления острога).
   Поклест Бранович по прозвищу Чёрный - полусотник Верть-Бийского острога (расположенного на слиянии речки Верти и Бия).
   Радим - недоросль спасённый ГГ от избиения острожскими новиками, боец отряда арбалетчиков ГГ.
   Рогволт - вой Покона из руки Горислава.
   Ройда - характерник, посланец Большого Медового зала и главы стольного круга характерников, Малка Тиверского.
   Рорах - ученик нойна Оорхана, пострадавший от тёмного морока и рванувший в поход на словень, следом за молодыми охотниками рода.
   Ряжен - дворовой полусотника Усть-Бийского острога.
   Стоян Смеянович Хлябя - полусотник Усть-Бийского острога.
   Синяй Жжёный - хозяин постоялого двора в полудне пути на запад от Усолья.
   Старицкий Виталий Родионович - князь Старицкий, покровитель Ерофея Хабарова в мире Хольмграда.
   Умил-оружейник - глава оружейного двора Усть-Бийского острога.
   Урганбег - кайсак, байи рода Орла пришедший с отрядом воинов своего рода к Бию, в попытке избавить их от тёмного морока до того, как те ввяжутся в бой со словенью.
   Храбр - лабазный старшина Усть-Бийского острога.
   Хабаров Ерофей - главный герой истории.
  
   Реки:
   Бий - огромная река протекающая через тайгу с севера на юг от Старого камня (Урал) до Ловгайского озера, широкой дугой выдающаяся на восток.
   Биянка - неширокая река текущая с северо-востока на юго-запад и впадающая в Бий ниже его среднего течения.
   Вихорка - речка, текущая с северо-запада на юго-восток и впадающая в Бий у Усть-Бийского острога.
   Верть - речка, текущая с северо-запада на юго-восток и впадающая в Бий у Верть-Бийского острога.
   ПНВ(аббр.) - Прибор Ночного Видения.
   Созерцатели - здесь, имеются в виду мыслители, которых в реальном мире окрестили бы "философами".
   СушИна - здесь, высушенное специальным образом мясо или рыба, используемые местными жителями в качестве походной еды. Годится в пищу как в естественном виде, так и в качестве питательной основы для горячего, будь то уха, каша или похлёбка.
   Облиник, обливняк - камень в русле реки, прикрытый набегающим сверху потоком воды. Обливняк часто образует т.н. "суводь" (внешне похожее на водоворот, вращательное движение воды в реке за выступом берега или тем же обливняком) и плохо виден с наплыва.
   Ряд - здесь, договор, контракт, обязательство.
   До сотворения Мира - в Хольмграде летоисчисление ведётся не от Р.Х., а "от сотворения Мира" (по которому ныне в мире Ерофея и Светы идёт год 7526-ой). И слова Хабарова здесь, хольмградская идиома, нечто вроде привычного нам: "это было давно и неправда".
   Огород - здесь, специально огороженное место для тренировки воинов. Так называемый, воинский огород.
   Травная изба - здесь, аптека и аптекарский огород при ней.
   Сажень - мера длины, равная 213 см.
   Сплэттер - поджанр хоррор-фильмов, акцент в котором делается на предельно графичные кровавые сцены.
   Десяток, полусотня, сотня, полутысяча, полк - наименования стрелецких подразделений весьма условны. В десятке может быть от пяти-шести до двадцати пяти-тридцати воинов. В полусотне - от тридцати до восьмидесяти стрельцов. В сотне - от полуста до двухсот. Полутысяча - возглавляется полуполковником, в ней состоит пять "сотен". В полку - две полутысячи. Таким образом, общее количество стрельцов в полку может колебаться от пятисот до двух тысяч, но это равно редко встречающиеся крайности. Обычно, число стрельцов в полку составляет восемьсот-тысячу двести воинов, не считая новиков, то есть, молодых, только принятых в войско стрельцов.
   Наряд - здесь имеется в виду пушкарский наряд, то есть, пушка со всей её обслугой.
   Поезд - здесь, в значении "обоз", "караван".
   Корча - в повериях самов, болотный утопленник, переродившийся в хитрую тварь, способную завести незадачлвого путешественника в топь и там играть с ним, пока не надоест... обычно, до самой смерти жертвы. Одной из излюбленных "шуток" корчей считается прервщаение в крепкую слегу для заплутавшего в болотах путника. В один "прекрасный" момент, идущий по болоту горе-путешественник шагает в то место, которое только что проверил с помощью слеги и... проваливается в топь. А слега в тот же момент оборачивается змеёй и, выскользнув из рук жертвы, душит его или, обвившись вокруг ног, утягивает вниз, время от времени ослабляя хватку, дабы жертва подольше потрепыхалась. И лишь когда та полностью выбьется из сил, корча окончательно душит или топит жертву, питаясь её бессильной агонией и ужасом.
   Ключник - по "Русской Правде" то же, что тиун, полный холоп (обельный холоп), но вместе с тем первый человек в домашнем хозяйстве господина, управляющий и судья. Московские памятники XIV-XV веков говорят об обязанностях Ключника подробнее. Ключник ведает остальных холопов, целует за них крест, собирает господские доходы и заботится об их приращении, для чего раздаёт господское серебро в рост крестьянам; далее - вступает в сделки именем своего господина и приобретает для него движимость и рабов. Ключники имели даже своих рабов и дьяков. Служба ключником "без ряду" (без договора) влекла за собой полное холопство.
   Чумак - возчик, солеторговец. Чумацкие ватаги сотавляли целые караваны из гружённых солью телег запряжённых волами и вели их с мест добычи на торги в города, проделывая иной раз путь в тысячу и более километров.
   Испомещение - здесь, предоставление характернику достигшему по службе в Медовых залах определённого чина, так называемого поконного места в поселении или остроге, реже, в городке, для отправления личной службы.
   Вои Покона - боевое крыло общества характерников, представители которого, в большинстве своём служат в войсках словенского государя, тогда как меньшая часть приписана к Сыскному приказу, той его части, что изыскивает так называемую "чёрную крамолу", то есть, оказывает поддержку характерников в расследовании приказом преступлений, связанных с нарушениями Покона. Иными словами, ловит и изобличает "осенённых тьмою".
   Фок, Владимир Мирославич - выдающийся математик, философ, сторонник теории поля и разработчик практических методов по манипуляциям полями, сверхмалыми и безразмерными частицами (прототип - академик Фок, Владимир Александрович, автор работ по квантовой механике, квантовой электродинамике, квантовой теории поля, теории относительности, теории гравитации и т.д.) Фокова премия - престижнейшая из наград, вручаемых философам и естествознатцам России.
   Адъюнкт-профессор - здесь, должность на кафедре. Замещающий её является помощником и заместителем заведующего кафедрой.
   Багратов, Бадри Автандилович - владелец и главный инженер именного завода, занятого в производстве настольных и переносных вычислителей, зеркомов и так называемых "раух-машин" - вычислительных устройств большой мощности.
   Кепка-"лаптёжка" - головной убор, часть спортивной формы игроков в лапту, в своё время ставший весьма популярным аксессуаром у болельщиков игры, а после перекочевавший в молодёжную моду. Аналог известной нам бейсболки.
   Сюркоманд (искаж. франц.) - сленговое выражение, означающее индивидуальный проект на основе стандартной модели какого-либо транспортного средства. (Аналог известного нам термина "кастом").
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.17*22  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"