Мы вышли за пределы родной планеты, вышли за пределы Солнечной системы, но пригодных для обитания планет так и не нашли. Не говоря уж об иных разумных формах жизни. Долго не могли найти.
Но, как говорил товарищ Христос: "Ищущий, да обрящет". Планета оказалась меньше нашей родной Земли, гравитация на ней тоже оказалась чуть меньше, но дышать там можно было. И вода была. И даже жизнь. Правда, разумной её назвать было нельзя.
И всё же, мы принялись активно изучать и осваивать новое место жительства.
Я прибыл на Нойе Терру со второй волной колонистов. Практически, на всё готовенькое. По профессии я ксеноботаник, изучаю инопланетные растения. Работы на новом месте у меня было невпроворот. Бесконечный поток всё новых форм растительной жизни, описание, каталогизирование, составление отчётов, отправка этих отчётов на Землю, получение новых указаний, экспедиции за новыми образцами.
Серые рутинные будни скрашивал мой постоянный спутник на протяжении вот уже двенадцати лет, рыжий комок шерсти по кличке Фёдор. Федя был матёрым космическим волком, точнее, котом. Родился он в экспериментальной колонии на Ганимеде, и достался мне совершенно случайно. В тот раз мы возвращались на Землю из экспедиции в район Тау Кита. Вопреки известной песне классика, никаких таукитян мы там не нашли, зато сумели собрать большой массив образцов инопланетных растений и животных, способных жить в неприемлемых для людей условиях. А Федьку я встретил в космопорту Ганимеда, он лежал в пластиковой коробке, в компании своих братьев и сестёр и тихо пищал. Держала коробку худощавая бледная девочка неопределенного возраста. С людьми, родившимися за пределами Земли или Марса, всегда так. Низкая гравитация, скудное питание, отсутствие естественного солнечного света сказывались на них не лучшим образом. Вот и девочке этой можно было одновременно дать и десять и двадцать лет.
Когда я проходил мимо неё, лежавший в коробке Федя, который никаким Федей тогда ещё не был, разумеется, запищал ещё громче. Девочка встрепенулась.
- Мсье, бай плиз моего катце, пор фавор?
Если бы лингвисты прошлого услышали, на какой жуткой смеси всех языков мира говорят наши современные космические колонисты, их, наверняка, прошиб холодный липкий пот. Когда межзвёздные перелёты не только стали возможны, но и относительно общедоступны, в космос отправились представители, наверное, всех национальностей и народов планеты. Подобный интернационал не снился даже самым романтическим коммунистам-утопистам. Разумеется, тесное общение в душных кубриках кораблей и станций сильнее всего сказалось на языке этого самого общения. Я хоть и родился на Земле, но галактом, как пафосно обозвали его наши лингвисты, владел свободно.
- Ноу, данке, - ответил я.
- Плиз, мсье, он хюнгрихь очень, - не отставала от меня девочка.
Я невольно приостановился и заглянул в коробку. Четыре котёнка мирно спали, прижавшись друг к другу и голодными, на первый взгляд, не выглядели. Но только не Федька. Тот орал так, что едва не перекрывал царивший в космопорту гомон.
- Сколько? - по-русски спросил я, не в силах сопротивляться этому жалостливому писку.
- Сиене гали, пор фавор, - ответила девочка.
Я вздохнул, полез в карман комбинезона, извлёк нужное количество купюр и протянул девочке. Затем я осторожно вынул визжащий комок шерсти из коробки и положил себе на грудь. Будущий Федя принялся пищать чуть тише. Он изо всех сил вцепился в ткань комбинезона тонкими коготочками и принялся тыкаться носом за воротник, видимо, ища тепла и спасения от грохота космической гавани.
Так я и познакомился с Федором. Кличку я ему дал по имени корабля, на котором я в тот раз возвращался на Землю. Тот назывался "Достоевский". Какое отношение классик литературы имел к космосу, мне неведомо до сих пор.
На корабле Федя освоился быстро. Чего нельзя было сказать о земной гравитации. Когда мы только прилетели, бедняга несколько дней не мог подняться. Его тонкие лапки, привыкшие к слабой, в 0,5g силе тяжести Ганимеда, оказались совершенно не способны справиться с земным притяжением. Почти неделю он мог лишь тихо попискивать, шевелить головой и лакать молоко из блюдца. Не знаю, сколько кошачьих жизней он потратил на то, чтобы встать на лапы, но ему это удалось. Ещё через неделю он носился по моей небольшой квартире в Самаре, как угорелый, превратившись в обычного земного кошака.
Я брал его с собой во все экспедиции. Жил я один, а оставлять животное на несколько месяцев на кого-то другого я не хотел. Вместе со мной Федька вернулся на Тау Кита, видел смертоносную красоту Веги, гонял зубастых, очень похожих на земных крыс, созданий на планете с техническим названием LV-426, побывал вместе со мной и другими учёными в заложниках во время восстания заключенных на Ганимеде и много где ещё.
Вопреки расхожему мнению, наличие на борту домашних питомцев не только не было запрещено, но и, наоборот, поощрялось. Кошки, собаки, крысы, игуаны, хомяки и прочие спутники человека считались, своего рода, талисманами.
Так прошло двенадцать лет, когда нас с Федей отправили в колонию Нойе Терра - первую планету земного типа. Вообще, свои колонии лысые прямоходящие обезьяны, то есть, мы, люди, основывали повсеместно. Разница лишь в том, что это были массивные и очень сложные технические сооружения, полностью ограждавшие своих обитателей от враждебной внешней среды. Да и представляли они собой, скорее, фактории, шахты, рудники, в общем, что угодно, только не обычные поселения. Что уж говорить о науке.
Но на Нойе Терре всё обстояло иначе. Я уже упоминал, что прибыл туда со второй волной, поэтому мне было, где жить, где питаться, и с чем работать.
Моя работа, на первый взгляд, не имеет никакой практической значимости. Но это только на первый взгляд. Давайте, представим: отдалённая на 28 световых лет от Земли колония, три тысячи поселенцев, им всем нужно что-то есть. Сложить два и два достаточно просто. Если не заниматься культивацией местных съедобных растений, эта колония долго не протянет. Но, для начала, эти съедобные растения ещё нужно найти. Конечно, можно и нужно выращивать привычную нам пшеницу, рожь, различные овощи, фрукты, но никто не даст гарантии, что земные растения вообще приживутся на инопланетной почве или дадут ожидаемый урожай. Например, пресловутые яблони на Марсе вырастить так и не удалось. Ну, не растут там никакие фрукты, хот ты тресни.
Для этого я прибыл на Нойе Терру.
Это случилось, когда я только вернулся из похода и занимался тем, что разбирал найденные образцы, выгружал фото и видеоматериалы, в общем, работал.
Мне позвонил начальник службы безопасности Вишван Сингх и сообщил о ЧП в виварии. Я ещё удивился, зачем мне сообщать о ЧП в виварии? Почему не зоологам?
Оказавшись на месте, я понял, почему Сингх обратился ко мне. На деревянных выкрашенных в бежевый цвет досках в луже крови лежал Федька. Чуть поодаль, в углу подыхала местная тварь, которую мы здесь пока называли хорьком. Официального названия у животного пока не было, эту особь зоологи обнаружили всего неделю назад, а хорьком мы его называли из-за внешней схожести. Это животное также имело чёрно-белый окрас, вытянутое туловище, острые зубы и когти. Единственным, но очень существенным различием между этой тварью и земным хорьком было то, что из кончика хвоста у неё торчал небольшой шип. Как подозревали наши зоологи, там находилась ядовитая железа, но провести вскрытие и изучить анатомию животного они пока не могли - пойманный образец оставался единственным.
- Что случилось? - спросил я.
- Тварь как-то выбралась из клетки, но наткнулась на твоего кота, - ответил стоявший рядом Сингх.
Разговаривали мы с ним на галакте, но я не хочу перетруждать читателя причудливыми словесными и грамматическими оборотами этого арго, поэтому сразу перевожу на привычный земной язык.
- Без боя Федя не сдался, - одобрительно добавил начальник СБ.
Я медленно кивнул. Вокруг валялись клоки шерсти, как рыжей, Федькиной, так и чёрно-белой, вырванной из "хорька". На одной стене алело размазанное пятно крови, непонятно, чьей. Бросив взгляд на "хорька", я заметил, что и у него кровь была красной.
Я опустился на одно колено и коснулся бока своего кота. На удивление он всё ещё был жив. Федя смотрел на меня полными боли слезящимися глазами и тихо урчал. На животе и на шее у него зияли раны, из брюха, вперемежку с шерстью вываливались внутренности. Удивительно, что он вообще, ещё дышал.
Я сидел над Федором и молча наблюдал, как он отходит. Наконец, урчание стихло, кот закрыл глаза, дёрнул задней лапой и успокоился. Я протёр влажные глаза.
- Как так-то?! - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал я по-русски.
Никто мне не ответил.
Появились зоологи в количестве двух человек - низкий квадратный мексиканец Хосе Алаверде и тощий кучерявый брюнет Давид Коган. Они тут же бросились к убитому "хорьку" и принялись недовольно ворчать, что-то насчёт того, что теперь им вновь придётся идти в полевой выход и искать ещё одну такую же особь. Нужно заметить, что ксенозолооги - это не тихие ботаники, вроде меня. Большую часть времени они проводят в экспедициях, отлавливая и изучая на месте поведение различных инопланетных зверей, если таковые находятся. И встречаться им приходится далеко не с милыми и безобидными зверюшками. Они больше походили на африканских охотников, вроде Алана Куотермейна, чем на худосочных "яйцеголовых", какими мы привыкли их видеть на экранах и страницах книг. Коган, к примеру, был не столько худой, сколько жилистый. Край одного уха у него был оторван, на левом мизинце не хватало фаланги, в душевой я как-то заметил, что на левом боку у него сверху вниз почти до самого бедра тянулся белёсый шрам. Всем своим видом Давид Коган демонстрировал, что научная деятельность - это далеко не только сидение над микроскопом и стояние у исписанной формулами доски. Хосе Алаверде в этом отношении ничем ему не уступал. Телосложением своим он очень сильно напоминал сохранившиеся статуи майя, и видимо, свою родословную он также вёл от этого древнего народа. Он был кряжист, мускулист, но при этом обладал очень живой мимикой и жестикуляцией. Говорил он тоже всегда быстро.
- Прими соболезнования, Илья. Мы все очень любили Фёдора, - сказал он, подходя ко мне.
Я положил ему руку на плечо и тяжело кивнул. Странное ощущение. За свои неполные пятьдесят лет я потерял несколько близких друзей, коллег. Особенно, тогда, на Ганимеде. Но почему-то именно гибель Фёдора отозвалась во мне такой щемящей болью, словно чья-то холодная когтистая лапа вырвала у меня изнутри нечто жизненно важное.
- А это ещё что такое?!
Испуганная интонация вопроса отвлекла меня от печальных мыслей. Голос принадлежал Сингху.
Я повернул голову на звук и увидел, как там, где только что лежал убитый "хорёк" растекалась густая вязкая жижа. Все расступились в стороны, Сингх извлёк из кобуры тазер и направил его на жижу. Удивлённые, и даже слегка напуганные зоологи принялись немедленно снимать происходящее на камеры.
Жижа, тем временем, пришла в движение. Она неторопливо подтекла к стене и начала карабкаться вверх. Мы заворожено наблюдали за происходящим. Жижа поднялась примерно на полметра, когда тихим, но восторженным голосом Алаверде произнёс:
- Вырубай его, Вишван.
Сингх кивнул, не оборачиваясь, и нажал на спусковой крючок. В жижу врезались два электрода под напряжением. Она задёргалась, свалилась со стены и замерла. Зоологи медленно двинулись к ней.
- Стоять! - прошипел им Сингх. Алаверде и Коган замерли.
Начальник СБ, тем временем, снял с груди рацию, зажал тангенту и сказал:
- Код пять! Повторяю, код пять! Группу дезинфекторов в виварий! Живо!
"Код пять", - означало проникновение в жилые корпуса неизвестного биологического вида. Протокол безопасности, или РБЖ, то есть "руководство по борьбе за живучесть", как его называли пилоты и космодесантники, требовал полной дезинфекции помещения, и трёхдневного карантина для всех, кто оказался в непосредственной близости от объекта.
Через две минуты в коридоре, ведущем в виварий, стало тесно. Одетые в белые скафандры дезинфекторы оцепили помещение, одели нас в такие же белые скафандры и вывели в карантин.
Через положенные три дня мы вышли из карантина, и, пусть это было и непросто, особенно для меня, вернулись к работе. Жижу сначала отдали биологам, те быстро выяснили, что она имеет органическое происхождение, и сбагрили жуткую субстанцию обратно зоологам. Я похоронил Фёдора в саду, погоревал, но сумел убедить себя, что жизнь продолжается и занялся своими делами.
Как-то раз мне стало любопытно, как продвигается изучение найденной нами жижи. Я пришёл в лабораторию к зоологам, где застал одного Когана. Тот, что-то записывал от руки. Слева от него на мониторе шёл старый американский фильм "Касабланка".
- А, Илья, привет. Проходи.
Он встал и поздоровался. Общаться мы могли по-русски, потому, как Коган был родом из Гатчины.
- Что там с этой дрянью, которая моего Федьку убила?
Коган почесал рваное ухо, словно над чем-то задумался, затем начал рассказывать:
- Знаешь, очень интересная штука оказалась. Практически, это мышечная ткань, однако её химический состав разительно отличается от нашей. При этом, она обладает всеми свойствами, как, собственно, мышц, так и эпидермиса и внутренних тканей.
Я рефлекторно повторил жест Давида, хоть уши у меня были целые.
- Занятно. Реакция на внешние раздражители есть?
- О, ещё какая! На жар, на холод, на электричество - реакция точно такая же, как у нас.
- Ну, последнее мы и сами видели, - заметил я.
- И знаешь, - Коган оставил мой комментарий без внимания и заговорил шёпотом, - мне кажется, оно разумное.
Я нахмурился и взглянул ему в глаза. Нет, он не шутил. Давид вообще не был склонен к каким-либо шуткам.
- Поясни, - попросил я.
- Не в том смысле, как мы с тобой, - ещё сильнее понизив голос, сказал зоолог. - Но, когда Алаверде попытался вновь подвергнуть его температурной обработке, оно, вдруг, целиком превратилось в камень.
- Как это - в камень? - удивился я.
- Ну, вот, так, в камень. Оно до сих пор в таком состоянии. Пойдём, покажу.
Мы направились вглубь лаборатории. Там, в большом стеклянном ящике и хранилась жижа, в которую превратился "хорёк".
Подойдя к ящику ближе, мы удивлённо замерли и от испуга, даже схватили друг друга под локти. В ящике лежал осьминог. Самый натуральный земной осьминог. Щупальца с присосками, вытянутая яйцевидная голова, красно-коричневая кожа, на голове полукруглое белое пятно.
Давид отпустил мою руку и подошёл поближе.
- Это, что, Рауль?
Я уже рассказывал, что многие межзвёздные путешественники брали с собой домашних питомцев. В том числе и довольно экзотических. Хосе Алаверде, например, взял с собой осьминога по кличке Рауль, который жил в специальном аквариуме в кубрике зоолога. Он и сейчас там должен был находиться, но каким-то неведомым образом переместился в лабораторию зоологов, на место неизвестной жижи.
- С чего ты решил, что это Рауль? - спросил я Когана, становясь рядом с ним.
Тот указал пальцем на белое пятно.
- Видишь? Совсем как у Рауля. Один в один.
- Надо уточнить, - сказал я. - Сам же видел, как та дрянь сначала была "хорьком".
- Ну, да, - согласился Коган и опять коснулся рваного уха. - Надо взять образец.
Он подошёл к пульту управления, нажал несколько кнопок и постамент, на котором стоял ящик, пришёл в движение. Он въехал в ещё больший стеклянный ящик, практически, целую комнату, огороженную прозрачными стенами. Шлюз закрылся, а из стены вылез механический манипулятор в форме человеческой руки. Давид взялся за два джойстика на пульте управления и принялся ловко двигать манипулятором. Он открыл крышку ящика, нажал какую-то кнопку, из указательного пальца механизма вылезла игла и коснулась щупальца осьминога. Точнее, попыталась коснуться. Осьминог, вдруг дёрнулся, структура его кожи стала уплотняться, он весь скукожился, уменьшился в размерах, приобрёл округлую форму и буквально через полминуты перед нами вновь оказался овальный булыжник.
- Твою ж мать! - воскликнул я. - У вас тут запись ведётся?
- Да, постоянно, - не отвлекаясь от управления манипулятором, ответил Коган.
Он несколько раз потыкал иглой в камень, но, не добившись успеха, убрал механическую руку обратно в стену.
Я заворожено смотрел на камень. Только что передо мной был живой осьминог, а теперь вдруг, он превратился в кусок камня.
- Нужен спектральный анализ, - озвучил я пришедшую в голову мысль. - Посмотрим, что это за каменюка такая.
Давид лишь хмыкнул, соглашаясь.
Чтобы отвлечься от образца мне пришлось приложить некоторое усилие. Коган, тем временем, стучал по клавиатуре.
- Ты не поверишь, Илюха, - минут через десять заговорил он. - Это чистый гранит.
- Не поверю, - сухо отозвался я. - Я только что видел перед собой осьминога. И ты тоже. Может, мы с тобой какой-то галлюциногенной пыльцы надышались? Я встречал такую на Дзета Сетки.
- Ты, может быть, и надышался, - ответил мне зоолог. - А я уже два дня из лабы не выхожу.
- Значит, эта хреновина умеет адекватно реагировать на внешние раздражители, - рассуждал я вслух. - Это ещё, конечно, не показатель разума, но, раз она живая, значит, ей нужно как-то питаться...
- Я бы не отказался от куриной печени.
Мы стояли к ящику спиной, поэтому от неожиданности даже подпрыгнули.
Мы обернулись.
В стеклянном ящике сидел мой Федька. Точнее, нечто в форме Федьки.
- Ч..что? - дрожащим голосом произнёс я.
- Печени куриной хочу. Очень вкусная, - невозмутимо ответил кот.
Удивлённый Давид выронил из рук дорогой планшет. Тот упал на пол, гулко хрустнуло стекло экрана. Но сейчас нам обоим не было никакого дела до дорогостоящего научного оборудования.
- Тыыы... кто? - спросил зоолог.
Кот ухмыльнулся. Нет, натурально, ухмыльнулся. Мы оба это заметили. Он смотрел прямо на меня. В его взгляде было что-то такое родное, близкое, от чего у меня защемило сердце. Так иногда смотрел на меня Федор во время долгих вечеров под инопланетными небесами. Тогда он словно просто наслаждался моим обществом в тишине. Если я его гладил, он тянул свою пухлую мордочку к моей ладони, иногда приподнимаясь на задних лапах. Сейчас у него был точно такой же взгляд. Но это был не мой Фёдор. Мой не разговаривал.
- У нас нет... печени, - сказал я и зачем-то добавил: - Куриной.
- Жаль.
Кот облизнул правую лапу и провёл ею над ухом.
- Ты кто? - чуть более уверенно повторил Коган.
Кот какое-то время лизал себе грудь, затем поднял морду и произнёс:
- Скажем так, такой же исследователь, как и вы.
Голос у него был с лёгкой хрипотцой, урчащий, складывалось впечатление, что, умей наши земные коты разговаривать, они говорили бы именно так.
- И откуда ты?
Кот виновато опустил голову вбок.
- Не помню. Давно это было. Очень давно.
Он вновь посмотрел на нас.
- А, вот, таких, как вы я встречаю впервые.
- В смысле? - переспросил я.
- Вы интересные. Я встречал похожих на вас, но никто прежде не относился ко мне с таким пристальным вниманием.
Кот взмахнул хвостом, бросил взгляд на его кончик и вновь посмотрел на нас. Вероятно, наш вид его позабавил, потому что на его морде появилось некое подобие улыбки. Точно так же ухмылялся Федя, когда ему перепадал кусок той самой куриной печёнки.
Впрочем, заговорил кот совсем о другом:
- Вы - исследователи, пусть и довольно жёсткие.
Он поднял переднюю лапу, выпустил когти и внимательно их осмотрел.
- Передайте Алаверде, что мне было больно, - сказал он.
Мы зачем-то кивнули. Кот продолжал:
- Мой вид, если вам интересно, способен принимать форму любой материи, как органической, так и неорганической. Я был много кем, но ещё никогда не превращался в нечто подобное. Кажется, этот вид называется "кошачьи"?
Я кивнул. Коган добавил вслух:
- Таких животных, как ты, мы называем просто котами.
Кот тоже кивнул.
- Да, это я знаю. Каждый раз, когда я превращаюсь в некий биологический объект, я обретаю все знания этого объекта, поэтому став этим котом я обрёл все его знания о вашем мире. И мне совершенно непонятно: зачем вам кошки?
Мы не нашлись с ответом. Да и не знали мы его. Коты как-то всегда сопровождали нас, людей, по жизни.
- Исторически, понятно, зачем, - рассуждал кот. - Коты ловили мышей и прочих грызунов, защищая от них человеческие припасы. Но сейчас-то? Для чего они вам?
Я пожал плечами.
- Просто так. С ними хорошо. Они... милые.
- То есть вы держите их из чисто эстетических соображений? - слегка удивлённо поинтересовался кот.
Я кивнул.
- То есть, вам просто нравится кормить и убирать отходы жизнедеятельности за этими животными?
Я снова кивнул.
- Чудеса, - промурлыкал кот.
- А вот... а вот, что это был за зверь, которым ты... вы... были прежде? - спросил в свою очередь Давид.
Выглядел он настолько неуверенно, что я даже начал сомневаться, что рядом со мной стоял опытнейший ксенозоолог, за плечами которого не одна научная экспедиция, сотни исследованных видов животных и десятки научных работ.
- Ах, это...
Кот виновато опустил голову.
- Это существо с другой планеты. Здесь такие не водятся. По памяти восстановил, хотел попасть к вам на базу.
- Значит, есть и другие кислородсодержащие планеты? - спросил я.
- Полно.
- И где их искать?
- Не знаю.
Кот, будто даже пожал плечами.
- У меня трудности с атс...атрос... астронавигацией.
В голове у меня возник ещё один вопрос, который я по глупости своей упустил.
- Вы сказали, что встречали и других. Эти "другие" тоже разумны?
Кот кивнул.
- Но встречаться с ними я бы вам не рекомендовал. Как я уже сказал, они сильно отличаются от вас.
Какое-то время мы стояли молча и смотрели друг на друга. Затем кот внимательно посмотрел на Давида и сказал:
- Давид, кажется, вы хотели позвать коллег?
- Вы телепат? - резко и настороженно бросил Коган.
Кот помолчал, едва слышно урча.
- Вы только заметили? Вам не показалось странным, что вы слышите меня сквозь два слоя толстого бронированного стекла?
Мы переглянулись. И действительно, как мы этого сразу не поняли?
- В вашей терминологии, это можно назвать телепатией, да. Сам я не очень ясно понимаю, как это действует, - добавил кот.
Давид кивнул, развернулся и на негнущихся ногах вышел из лаборатории.
Мы остались с котом один на один.
Он глубоко вздохнул и заговорил:
- Илья, я глубочайше сожалею о вашей утрате. Поверьте, это было недоразумение.
Я тоже глубоко вздохнул и исподлобья взглянул на кота. Своих чувств я не скрывал, хоть и понимал, что кот, или то существо, что приняло его форму, отлично их читал.
- Я вижу, как вам тяжело, и хоть и не понимаю, причин этих страданий по умершему животному, мне искренне жаль, что вышло именно так. Мы столкнулись совершенно случайно, завязалась потасовка, я не рассчитал силы и убил вашего... питомца.
Я продолжал молчать. Кот же продолжал говорить у меня в голове:
- Я не в первый раз становлюсь жертвой агрессии других животных. Это всего лишь оболочка, её повреждение не несёт мне какого-либо существенного вреда. Хотя, признаюсь, это очень больно. Однако я со всей уверенностью заявляю: я не намерен причинить вред вашему виду. Как я уже говорил ранее, я тоже исследователь и мне очень приятно встретить близких, пусть и не по форме, но по духу существ.
Я всё ещё молчал. Да, наверное. Это, действительно событие - встретить, наконец, ещё один разумный вид, пусть и столь необычный. А Федька... что ж, рано или поздно это должно было случиться. Коты всё равно живут меньше людей.
Существо, принявшее форму моего кота, смотрело на меня и улыбалось. Разумеется, оно всё видело и понимало.
Я услышал за спиной нарастающий гул возбуждённых голосов. Это сюда бежали, наверное, все научные работники колонии.
- Что ж, - сказал я, расправив плечи. - Полагаю, это станет началом прекрасной дружбы.
В голове у меня раздался на удивление мелодичный кошачий смех.