Restructured Waters of Eternity
Cолнце золотым ореолом очертило контур гигантской железобетонной пирамиды. Оценить её размеры смертному представлялось невозможным - настолько грандиозным, подавляющим своей строгостью и властностью было это сооружение из грязно-серых монолитных блоков.
В помещении, глубоко внутри пирамиды на больших, золотых тронах, друг напротив друга, сидят двое. Троны испещрены изящной гравировкой, так напоминающей скрытный ход узора микросхемы. Между ними, на блюде, стоящем на полу, горит огонь, скупо освещая зал. Он горит уже много тысяч лет, и не гаснет, ибо некому его погасить.
Эти двое тоже сидят здесь уже давно. Века, тысячелетия, как песчаные бури, омывали их и оставили нетронутыми. Может, отдельные песчинки времени и истории застревали в их коже, но... пирамида умеет хранить. Ибо только совершенство, коим она является, может сохранять время.
Они уже давно спорят и дряхломыслящие, выжившие из ума философы сказали бы, что спор их вечен. Возможно, по человеческим меркам так оно и есть, но на самом деле это не так, и они это знают. Вечна лишь пирамида, всё остальное - лишь пыль на её тени.
***
Один - бледный худой юноша с нервным блеском в глазах. Они горят какой-то своей, лихорадочно-безумной жизнью. Густые чёрные волосы уложены наподобие львиной гривы. Из левого и правого висков выходят тонкие провода, исчезающие в волосах. Грудь покрывает массивное золотое украшение в форме расправившего крылья скарабея. Юноша нервозен. Вот уже несколько сотен лет его ногти в агонии царапают золото подлокотников, и уже сотню лет он не смыкает глаз. Имя ему - Осирис.
Другой - мужчина с чёрной обсидиановой головой шакала. Шерсть на морде отливает синевой космоса, а его глаза - два неподвижных куска янтаря. Он спокоен. Он уже тысячу лет спокоен и спорит с Осирисом только по причине крайней скуки. Почему? Потому что его время ещё не пришло. Время для гнева настанет и скоро... но не сейчас. Его руки с длинными белыми когтями расслабленно покоятся на подлокотниках. В отличие от Осириса, он без набедренной повязки и его обнажённые чресла выставлены напоказ его сопернику. Имя ему - Анубис.
Что-то дрогнуло в вязком потоке времён. Натянулась невидимая струна. И Анубис это уловил. Сигнал, пришедший из глубин бытия, которому он не мог сопротивлятся. Он понял - довольно пустословия и молчания.
Он встал, медленно стряхивая накопленную на коже пыль. Осирис ошарашенно наблюдал за ним.
--
Ты куда? - взвизгнул он и его голос эхом отразился от бетона стен. Язык вечного пламени заметно дрогнул.
Янтарный глаз Анубиса сузился до тоненькой светящейся щелки. Верхняя губа приподнялась, обнажая острые клыки.
--
Я иду на Землю, - лязгнул он в ответ.
Тонкие черты лица Осириса исказил гнев.
--
Не имеешь права. - угрожающе сказал он и уголок его рта вдруг дёрнулся, чего, как помнил Анубис, с ним не случалось уже около двух тысяч лет. Во всём его облике сквозило безумие.
Анубис выпрямился, расправил плечи. Руки непроизвольно сжались в кулаки.
--
Имею, Осирис. Неверные переступили через Черту. Это моё право покарать их. - он возвысил свой металлический, лающий голос. - Нил и Гиза давно не омывались кровью неверных смертных. Они вышли за пределы дозволенного. И я подозреваю, сильно подозреваю, во многом благодаря тебе, Осирис, о Возрождающийся.... - с сарказмом заключил шакалоголовый.
Осирис молчал. Он поставил мыслеблок, ибо не хотел, чтобы Анубис увидел его мысли. А мысли эти вертелись лишь вокруг одного, изредка зацепляясь за наиболее яркие фрагменты...
"Кровь...кровь...везде. Шипы впиваются в кожу, полосуют её...боль. как больно блестят шлемы, пот разъёдает раны, как соль. Щелчок хлыста, огненный палец на спине. Смех, он режет глаза, колет тело.... Крест. Крест. Крест, крест, крест...зачем? Ну зачееем жее....я...это...делаю..."
Как ни хотел он, он помнил всё. И гвозди, накалившиеся добела под солнцем, засевшие в его руках и ступнях, и кровавые дорожки, оставляемые железным наконечником хлыста, улыбку часового и палача, грустные глаза прокуратора... Глупый смертный страдал от мигрени! Повисел бы он под палящим солнцем десяток часов, о, он забыл бы об этой боли, а Осирис - Осирис не забыл то, что было искалечено под этим Солнцем, то, что было растоптано и залито его собственной кровью и воплями. Он помнил свои крики, которые не мог сдержать. Не мог сдержать. Плоть. Она так неумолимо связана с сознанием, что травма одного ведёт к травме другого... о да, и Осирис знал это как никто другой. Он уже давно был безумен...
--
Ты не пойдешь на Землю. Не сейчас. Я не позволю. Они ещё не готовы к этому, неужели ты не понимаешь? Они уничтожат и тебя и себя... - сказал Осирис, поднимая глаза на Анубиса. - Ты не пойдёшь, о Отец Сета... - при последних словах кривая улыбка рассекла лицо Осириса пополам.
Анубис напрягся, это было заметно по тому, как дрогнули его мышцы. Базальтовая голова повернулась к Осирису.
--
Не. Поминай. При. Мне. Сета. - глухо сказал он. Помолчал, и добавил, тихо, с легким рычанием в голосе. - гнусный убийца.
Осирис скрючился на троне, обняв себя руками и тихо захихикал. Потом вдруг резко встал. Пламя в блюде заколыхалось.
--
А почему бы и нет, в конце концов? Ты ведь уже давно мечтаешь со мной поквитаться за сына, не так ли, брат? - пустые глаза Осириса сверкали в полумраке отражённым светом огня.
Анубис оскалился.
--
Ты мне не брат... перестал им быть, когда уничтожил Сета.
--
Но он же представлял опасность. Он хотел поработить смертных. Разве не так?
--
Может, это и было верным решением проблем... - ответил Анубис.
--
Твоих проблем. Ты рассыпаешься в прах, Анубис. Инфополе так разрослось, что ты уже не можешь его контролировать. Думаешь, если пара-тройка миллиардов смертных окончат своё физическое существование, ты это выдержишь? Или что после этого они станут реже умирать?
Перед глазами Анубиса встал образ его мёртвого сына за секунду до того, как дезинтегрирующий вихрь из глаз Осириса полностью смёл, стёр, уничтожил его - бледное, обескровленное, напуганное небытиём лицо. И всё, как всегда, из-за смертных. Это было неправильно - это они должны были приносить жертвы, а не наоборот. Анубис горделиво посмотрел на Осириса.
--
Это моё право. Черта осквернена и я иду на Землю. Давно пора им выйти из этого Золотого Века. - сказал он, и направился к выходу из зала.
--
Это век пороха, Анубис. Всё может взлететь на воздух.
Он обернулся. Пасть раскрыта, глаза горят.
--
А может, я и хочу, чтобы всё взлетело на воздух.
В руке Осириса медленно материализовался тусклый кривой меч. По лезвию бежал тот же микросхемный узор, что и на тронах.
Он ухмыльнулся.
--
Мне кажется, что я этого не хочу. Ты весь в своего сына, шакал...
Надрывный вой вырвался из горла Анубиса. В его руке из клбуа чёрного дыма возник тонкий стальной шест, с обоих концов увенчанный серповидными лезвиями. Всё в Анубисе взывало к мести. Он скрючился в боевой стойке, выставив сверкающий клинок перед собой. Потом, резко взмыв в воздух, он раскрутил шест, превращая его стальной вихрь и обрушился на Осириса. Однако, тот, хоть и погряз в собственных гнойниках сознания, мастерства не растерял и помнил ещё время, когда такие бои были более привычными - он выставил клинок вперёд и отшвырнул оружие противника. Прокрутил меч в руке. Анубис атаковал снова. Он так быстро вращал шест, что Осирису не оставалось ничего другого, как уйти в веерную защиту, отгородившись от вражеских ударов быстро крутящейся стальной заслонкой.
Бой был долгим. Шест позволял Анубису держать своего противника на большем расстоянии от себя и не подпускать его ближе. Осирис же увеличивал скорость, яростно, ожесточённо атаковал, но... так и не мог найти брешь в защите Анубиса. Прыжок в замедлении, замах, удар с силой, способной разрубить самый прочный металл во вселенной.
Это антигравитационная схватка на мечах, бой на немыслимой скорости, когда мечи сливаются в неясные призрачные плёнки...
Смертельный танец, коктейль из боевых искусств. Но они ни в чём не уступают друг другу. Законы природы? Это танго, удар, блок, контрудар, выпад. Они опять на земле, дерутся, кружа по залу, их движение настолько быстрое, что человеческий глаз не в состоянии уловить его. Такое гармоничное, и в то же время резкое, почти звериное. Изящно-жестокое переплетение выпадов и замахов. Глаза Осириса пусты, он сосредоточен, а Анубис отдался всепоглощающей ненависти схватки.
Инь. И Янь. Взаимно стремящиеся уничтожить, поглотить...
В темном вихре они сходятся, опутывая друг друга сетью выпадов, соприкасающихся клинков, отдающихся стылым звоном.
Пламя трепетало от злобы, сконденсировавшейся вокруг дерущихся.
Но так всегда было - у кого-то не выдерживали нервы.
Безумие даёт силы, но также быстро может их отобрать.
Один маленький промах - и серповидное лезвие зацепляет меч Осириса, врывает его из узкой белой руки. С грустным звоном отлетает он прочь.
Взбрызг крови.
Как давно, целую вечность, Анубис хотел это увидеть.
Клинок рассекает и украшение, и впалую грудь Осириса. Скарабей падает, а Осирис - отшатывается. Ещё взмах - новая рана.
Он отлетает к трону и почти в тот же самый момент, клинок пронзает его. Осирис обхватывает шест руками, слабо улыбается.
Анубис не выпустил оружия из рук. Он смотрел, как на каменный пол течёт липкая кровь, как Осирис, пронзённый, пытается выдернуть клинок из своего живота. Тот поднял голову. Лицо его, хоть и побледневшее, было таким же бесстрастным и потусторонним.
--
Ну что, победил, добился своего? - в голосе присутствовал яд иронии.
Анубис ничего не ответил, лишь крепче обхватил руками шест.
--
Иди, иди, на Землю, пусть они все... - договорить он не успел, так как Анубис вдруг рванул своё оружие, и Осирис, охнув, рухнул на пол.
Шакалоголовый отбросил шест, который моментально растворился в полёте, и, нагнувшись, присел около поверженного врага. Тот скорчился на боку, зажимая рану руками, но это не помогало - уже образовалась приличная кровавая лужа. Из уголка рта Осириса тоже сочилась кровь... Анубис провёл рукой по его блестящим чёрным волосам, таким же блестящим, как и шерсть на его морде.
--
Ты ведь тоже их ненавидишь? - спросил он мягко.
--
Кого? - выдохнул Осирис вместе с кровью.
--
Людей. Смертных. После того, что они с тобой сделали. Ты нёс им добро, а они... распяли тебя, обрекли на немыслимые муки...
Осирис молчал, но Анубис видел, как его глаза наливаются свинцовой злобой.
--
Ты их ненавидишь, я знаю... но почему-то защищаешь. Ради Отца? Ты его боишься, да? Но он далеко, дальше всех известных систем, всех инфополей. Ты их ненавидишь, да и как тебе не ненавидить их, если они свели тебя с ума, превратив тебя вот в это... - его рука ласково гладила Осириса по голове, а глаза светились уже не яростью, а жалостью. - И кто бы на твоём месте не стал безумным? Пройти всё, что прошёл ты - предательство, боль, унижение - и остаться нормальным, без ненависти? Осирис, я вижу, она сжигает тебя изнутри, жажда мести. И в этом нет ничего плохого, поверь - ты должен дать себе волю, пока не разрушил себя сам...Уничтожь неверных. Покарай тех, кто слушал тебя невнимательно. Покажи им свой настоящий гнев. Пусть страх и уважение поселится в их сердцах. Уже если ты безумен - дай волю этому безумию, и не будь я Хранителем Мертвых, конец мира обернётся праздником! Осирис.... Осирис..?
Его глаза медленно стекленели, с синих губ стекала кровь.
--
Мы одни остались, Осирис. Ты понимаешь это? Почему бы и не повеселиться напоследок? Не предаться экстазу разрушения и агонии? Тебе ведь только этого и хочется, только этого и хочется уже много, много веков.... Разрушить всё, а потом себя....
--
Да... ты прав, Анубис... я их ненавижу, ненавижу почти так же, как Отца....убийцы, убийцы, убийцы....убийцы...я....действительно хочу их....уничтожить, видеть....как они горят в огне за....все...свои.....грехи....
--
Ты идёшь со мной? - прорычал Анубис, хватая брата за руку. И торжествующе оскалился, когда тот слабо сжал её в ответ.
--
О да...я иду....с тобой... к смертным....на Землю... - он закашлялся, поперхнувшись кровью.
И он улыбнулся, и была эта улыбка исполнена боли, страдания, и...безумной, святой радости.
И выл Анубис, и умирал и воскресал Осирис.
Ибо он - Возрождающийся.
***
Где-то, в мутных быстринах времени, колыхнулась пирамида. Вздрогнула до основания, распространяя волны гравитации по пространству. Вздрогнула, завращалась, убыстряя свой ход в холодный пределах вселенной, сжимаясь до бесконечно малой точки, наращивая огромную массу. Превратилась в пространственно-временное торнадо и сгинула.
Чтобы появиться в месте своего назначения. Чтобы возвестить пришествие тех, кто вечен.
Ибо пирамида - вечна. Ибо она хранит время. Ибо время хранит присягнувших вечности.
Хранителя Мёртвых.
И
Возраждающегося.
Ибо пирамида хранит предсмертные улыбки мёртвых богов...