Аннотация: Критик навешал на себя дацзыбао и устроил культурную зачистку...
Шауров Эдуард Валерьевич
Рассказы: Экстрим. Прямой эфир.
http://zhurnal.lib.ru/s/shaurow_e_w/extrim.shtml
Экстрим
Критик, обвешанный и облепленный дацзыбао ("искореним ревизионизм и фаннатурализм!", "долой черные ники!", "даешь шпроты на халяву!"), с узенькими и хитрыми глазками берет в свои лапы кисть и каллиграфическим почерком выводит слово "пригоден". Собственно, на листе больше не остается места, ибо критик наш от природы обладает широкой натурой, не склонной мелочиться. Он громко вопрошает Великую Пустоту "Вомен ши шей?", на что Великая пустота грустно молчит. Критик умоляюще просит ее сказать, будет ли хотя бы ужин, и настырному котяре с небес прямиком на нос падает большая рыбина. Кто-то там, в пустоте, очень благосклонен к Автору, раз позаботился о том, чтобы критик был сыт и доволен.
Критик довольно жует и вопрошает Автора.
Добротный, интересный рассказ получился, о господин уважаемый Автор! (Критик нахмурился, не перехвалил ли он подопытного).
Начинается с классического введения в заблуждения читателя: черная речка, твердая вода, норники... Единственное, что огорчает - уж очень рано начинаешь догадываться, что это всего лишь суслики у асфальтовой дороги развлекаются... Возможно, слишком много намеков и аналогий с автомобилями внутри текста - не хочешь, а догадаешься.
Бытие суслячьего общества передано вполне, вполненеплохо. Равно как и подростковые страдания главного героя. Когда экстремалы начинают говорить на жаргоне - так вообще выходит прелестно. Разве что иногда уважаемый Автор перегибает палку. Но рассказ про то, как домашний закомплексованный суслик стал бунтарем и экстремалом, вышел очень живо и зажигательно.
Стилистика хорошая, вычищенная, поэтому текст воспринимается легко, как вкусная сардинка.
Пройдемся по тексту.
Можно было потрогать Речку ногой и почувствовать пальцами только размякший жар покатого камушка.
"Только" лучше убрать, не вписывается.
Вся поверхность этой спокойной, наверное, впавшей в спячку, Реки, была покрыта выщерблинами и длинными трещинами.
"Этой" - немного сбивает ритм, тоже можно выкинуть.
Его бока были грязновато-жёлтыми, ничем непримечательными, и всё же веяло от них невероятной, сокрушительной силой.
Эээ... Раздельно?
Одного норника пучеглаз всё время катал на загривке. Наверное, тот почёсывал хозяину шею.
Отлично! Для запутывания сюжета - самое оно.
Экстремалы уселись на склоне сопки и во все глаза уставились на сосняк, скрывавший поворот Чёрно Речки.
Но Юсисси болтала с подружками, и потоптавшись у входа, Сюссеу убрался восвояси.
Запятая?
Молодым свойственно считать ямку оврагом.
Долго, долго думали, что это значит. В итоге, конечно, поняли, что это такая суслячья мудрость, но неплохо бы как-то подвести к этому выводу.
- Совет такой: если опасность видит твою спину - ты мёртвый, глупый трус, если опасность видит твоё лицо - ты мёртвый, храбрый дурак, а если опасность видит твой бок... Впрочем, подумай-ка сам. И так я много тут травы нажевал.
К этому абзацу больше всего вопросов. Ну, глубинного смысла тут не увидишь. Со второго прочтения уже было ясно, что это разговор про экстремальные развлечения. Но вот в первый раз... Есть такой архетип - "мудрый старец", про которого еще Фрейд писал. Подразумевается, что он говорит что-то мудрое. А в рассказе получается, что Автор над идеей "мудрого старца" конкретно измывается. Ибо назвать мудрой идею "иди в экстремалы, и девушки тебя полюбят" - места для дацзыбао не хватит.
Он почти перестал обращать внимание на насмешливые взгляды и ухмылочки. И ухмылочки, как ни странно, пошли на убыль, хотя сам Сюссеу этого вроде не замечал. Одно оставалось неизменным, Сюссеу по-прежнему тянуло к Чёрной Речке.
Повтор "ухмылочек" привлекает внимание к этому не совсем органичному слову. Лучше уж "ухмылки". Во втором предложении надо бы тире или двоеточие. По правилам, наверное, двоеточие, хотя я питаю к нему классовое отторжение.
Сюссеу "зырил" целых два часа.
Кавычки - отлично. Сразу видна разница между "домашним" Сюссеу и богемного вида экстремалами,
Сюссеу и не заметил как рассказал и про свою жизнь, и про Юсисси, и про и про свои мысли о Чёрной Речке.
Запятая после "заметил"?
- Лично не знаю, - признался Чуффефу, - но слышать, слышал.
"Слышать - слышал". Кажется, так лучше.
Утряси мозги в голове и дерьмо в животе. Обещаешь?
А ругаться обязательно? Для текста-игры не очень подходит. Нужна ли тут реалистичность сверх меры? Впрочем, критику просто не нравится слово "дерьмо" и все аналогичные.
- Фигня! - сказал Чуффефу. - Первый раз все ссут.
Так, детям читать не дам.
- Говорю же, другой, - продолжал Трак"кра, даже не заметив подвоха. - Я думаю: может родственник пришёл поскорбеть? А он, чё ты думаешь, шасть через Речку, прямо перед носом у пучеглаза. Вернулся обратно, дождался нового. Шасть! И опять ждёт. При мне раз шесть пробежал. Полный отморозок! Я бы в таком месте побоялся.
Про "отморозка" - наоборот, вышло иронично и в меру. Выглядит умилительно, хочется смеяться.
Критик с умным видом засунул кисть за пушистое ухо, извазюкав, попутно, затылок в черный цвет, и приготовился вопрошать о глубинных смыслах рассказа. Автор задрожал. Или это критику показалось, что Автор задрожал.
На самом деле, рассказ заставляет задуматься. Жил-был затюканный подросток, порядочный мямля, без смысла существования. И пошел он от жизни такой в экстремалы. Особо повлияло на него зрелище того, как сотоварища сбила машина.
Рассказ, по сути, - грустный, хотя не без иронии. Начинаешь задумываться, а почему начинают заниматься бессмысленным экстримом? Авторская позиция до конца не понятна. Можно, конечно, сказать, что Сюссеу преодолел себя и свои комплексы, но концовка не подтверждает этой точки зрения. Очень уж надломленной кажется душа сусл... главного героя, который шустрит безо всякого смысла по дороге. Напрашивается аналогия с людьми, которые в поисках себя и смысла бытия ищут в жизни адреналин, и теряют собственное "я" еще больше. Рассказ-то - про бессмысленный, одурманивающий экстрим, который ничем хорошим не обернется. Поэтому, если задуматься о судьбе Сюссеу, остается тягостное впечатление.
Что можно посоветовать Автору? Возможно - сделать более четкой авторскую позицию. Текст написан столь живо и бодро, что бессмысленное занятие, которому в конце предался Сюссеу, не акцентировано должным образом. Поэтому приходится усиленно думать над ситуацией, вырабатывать свою точку зрения, - но у Автора не находишь никакой поддержки своей точки зрения, какой бы она ни была. Словно Автор описал некое событие, а выводы оставил читателю.
Не опасно ли оставлять его наедине со столь привлекательным сюжетом? Ведь из текста недозрелая личность вполне сможет сделать вывод, что Сюссеу - это героическийсусл...персонаж. Вывод из разряда "у кого что-то там круче, тот и девчонок закадрит, и врагов победит". Подростковая мораль. Стоит ли оставлять идею недосказанной? Или нечеткой?
(Автор почесал за ухом, и, на радость критику, высказал самую что ни на есть подозрительную мораль рассказа. В ответ его дружелюбно съели).
В целом - живенько и со вкусом, приятно читать и интересно подумать.
Критик, добравшийся до ужина, продолжает свою бесчеловечную травлю.
Ох, и развернуться есть где!
Стилистика понравилась меньше, чем в предыдущем рассказе. В начале есть некоторая натянутость и неловкость в языке, вторая часть идет уже более живо. Много подается "в лоб", например, непонятно, кому главный герой объясняет такие вещи:
Крайняя полоса эстакады через каждые пятьсот метров делает спуск-подъём. Её называют 'подарочной' или 'сантаклаусом'.
Во-первых, непонятно, зачем такой большой абзац уделен "хаперам". Конечно, интересно, жизненно, но к чему - непонятно. Только для того, чтобы читатель понял, как спокойно на Второй Московской? Для атмосферы, конечно, такие вещи важны, но в данном случае, кажется, можно сократить. Во-вторых, не совсем оригинально вышло. Вид преступления уже есть и никого не удивляет, а ради красного словца придумывать "мотохап"... Жизненно, с другой стороны...
- А! Серёжа, - шеф не отрываясь от бумаг ткнул мясистым пальцем на пол-восьмого. - Садись пока в кресло. Хочешь водички?
"Пол-восьмого" - это что?
Шеф вытер платком складчатый затылок, быстро зыркнул глазом и подтолкнул ко мне газету в четыре листочка.
Может, лучше "глазами". У здоровых людей глаза в разные стороны просто так не расходятся...
Я лениво взял газетёшку: восемь страниц, дешевый пластик, тот, что ломается на сгибах.
Не понравился стиль. Во-первых, излишне въедливо создается образ журналиста. Ну да, томный такой тип, все делает изящно, лениво, а внутри дрожит от нетерпения... Почему "лениво" взял? У начальника на приеме - лениво? Если надо показать позирование, тут "лениво" не подходит. Во-вторых, описание "газетешки" тоже в лоб подано. Откровенно говоря, вряд ли будет выглядеть естественным разглядывание, из чего сделана газета, перед прочтением. Особенно, если все газеты, скорее всего, именно такие.
Статья называлась 'Новая Голгофа'. Я немного поразмышлял, вздохнул, положил ноги на стол и погрузился в чтение. Закончив читать, я оторвался от газеты и наткнулся на суровый взгляд шефа, прикованный к моим подошвам. Я смутился и ноги со стола убрал.
В первый раз пропустили фразу "положил ноги на стол", и на фразе "прикованный к моим подошвам" очень смеялись.
Постарайтесь создать приват. Да ладно, кого я учу... - шеф приумолк и чуть-чуть сдулся.
"Да ладно, кого я учу", - кажись, не надо. Непрофессионально как-то звучит...
Дип-граффити - это страшно модно и ужасно недолговечно. Произведения ДиГа...
Ну, уж либо дип-граффити, либо ДеГа, - иначе откровенная картинка в лоб. Персонаж часто так сам с собой разговаривает?
На шестом мы остановились перед дверью в две тысячи сотую...
Очепятка? Или как понимать?
Нам открыли почти сразу, без традиционного вопроса 'кто там?', без заглядывания в визир.
Эээ... А как они узнали, что в визир не смотрели? К тому же, дорогой Автор, думаю, в те счастливые времена логичнее предположить наличие у двери экрана, который без лишних проволочек показывает стоящего за дверью...
- Прямой эфир? - респондент несколько озадачился. - Я признаться, не понял, что прямой. А куда пойдёт вещание? На ТиВи?
А почем именно так пишется? Проще "телевидение" написать, а то непонятно - это же не новомодная калька с английского, популярная в наши дни... Либо давайте нам изобретение, либо старое доброе телевидение!
- Вещание пойдёт в сеть. По каналам культуры - ответил я. - На ТиВи своя специфика.
Логика не понятна. К чему было пояснение про "специфику"?
Наша маленькая процессия вслед за смуглолицым Густавом прошла по широкому коридору и остановилась на пороге большущей комнаты, точнее сказать, небольшого актового зала.
Либо дефис перед "точнее сказать", либо перефразировать, - очень уж язык спотыкается.
Меня охватил страх, тело моё обдало холодом, не ледяным ознобом ужаса, а вполне реальным холодом середины декабря.
Надо тире перед "не ледяным". Просится.
Я запер дверь, присел на край широкой, солидной, как саркофаг, ванны и начал набирать на напульснике текст: 'Тюлик, друж., пробей для меня одного чека, зовут Густав Иван Алексан., надо оч.-оч. быстро, в долгу не ост.'. Я отправил текст и принялся ждать.
А что, через сорок лет нельзя будет спокойно позвонить по мобильному? На случай, если не изобретут еще что-нибудь новенькое?
Итак, Критик навеселился мелкими тычками и уколами, теперь примется вытряхивать из Автор душу.
Ах Автор, ах мерзавец! Ну так подшутить над читателем!
Посудите сами - весь тот набор идей, который выдает господин Валданин, свежестью и оригинальностью не выделяется. Единственно, что вызывает вопрос - почему корреспондент постоянно удивляется? Восклицает, увлекается, горит энтузиазмом? Пулю себе всаживает? Конечно, это будущее. В наши дни таких идей- пруд пруди, и никого уже ничем не удивишь. Что же стало с мировоззрением через несколько десятков лет, что прописные истины такое удивление вызывают? Недостоверно выходит.
В итоге приходит на ум мысль, что уважаемый Автор вовсе не ставил задачу повеселить нас новой, оригинальной философией - кстати, вполне замечательной и увлекательно написанной. Автор, как нам кажется, осуществил над нами язвительную шутку и сейчас покатывается со смеху где-то в соседнем разделе СИ. Ну корреспондент, ну, шельма! Взял всех в оборот! - такие мысли рождаются после прочтения. И даже грустные слова Валданина, что "эти" похожи на всех остальных (на случай, если Автор хотел подать это как идею) - теряются на фоне изобретательности журналиста.
Впрочем, нельзя сказать, что рассказ от этого проигрывает, - даже наоборот. Куда хуже, если он остался претензией на некую философию, - пусть даже очень человеколюбивую. Морали, как известно, тоже требуется в меру. А в нынешнем состоянии перед нами довольно-таки забавная история.
Теперь к делу. Мораль-моралью, но что хотел сказать Автор? (Автор задрожал от страха или это Критик излишне много молочка выпил за ужином). Посмеяться? Или оставить привкус горчинки? В первом случае он справился на "ура", во втором - не справился вовсе.
Представим, что Автор хотел поднять серьезную тему. Да, главный герой охвачен желанием сделать репортаж - об этом Автор пишет даже излишне подробно. Но некой надломленности, абсурдности, ощущения ажиотажа не возникает. Портит впечатление подробное и неоригинальное изложение философии, которой удивляться невозможно. Также стилистика - она остается слишком ровной, без огонька к концу. Нет впечатления сумасшествия ради пресловутого "тейк-оффа" - и даже финал получается каким-то тихим. Да, облапошил журналист мессию. И что с того? Застрелился - как будто крынку молока вылакал. Слишком размеренно.
Возможно, атмосфера с некоторой доли инаковости, сумасшествия помогла бы добавить смысла. Либо нагнетание обстановки к финалу. Без перчинки рассказ не запоминается. Да, смешно вышло, но струны никакой не задело. Впрочем, и без того рассказ сделан добротно, очень неплохо и можно пожелать уважаемому Автору успехов.
Критик сворачивает свои дацзыбао для следующего захода культурного похода, зевает, смотрит вверх - не пошлет ли Вселенная что-нибудь еще, - и засыпает. Сверху Автору в руки падает подушка... Он пристально смотрит на Критика... Подходит... Все ближе...
