Давыденко Павел : другие произведения.

Матриархия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Им потребовалась неделя, чтоб истребить наиболее слабых и неподготовленных, а спустя месяц планета явила новый облик. Разгильдяй-художник Рома, которому уже не суждено закончить универ, спасает свою шкуру, пытаясь найти ответ на вопрос: это конец? А если нет - что будет дальше?


   ПРОЛОГ
   Как же неохота идти на учебу. Дима уже вылез из-под одеяла, самое трудное сделал и теперь натягивал носок. Мама наверно уже завтрак приготовила...
   Если бы жил один, то пришлось бы еще возиться с продуктами самому. Или завести телку, которая согласилась бы это делать. А где найдешь такую бабу, чтоб вела хозяйство, активно давала, да еще чтоб запросы у нее были как можно меньше?
   Короче: проще "передергивать", да и жить с мамой. А уж когда-нибудь потом будет отдельное жилье, телки... Мама как раз, с новым своим чертом, дом строят - на пару. С отчимом, то есть. В кредиты влезли, денег назанимали. Но когда-нибудь они "возведут особняк", как они выражаются и свалят с квартиры.
   Вот тогда-то Дима и разгуляется как следует.
   А пока нужно надеть джинсы и топать в туалет. Вот бы все изменилось в один момент! Дима мечтал, что однажды все будет по-другому. Что не нужно будет учиться, чтоб потом искать работу - добровольное рабство. И вообще, мечтал, что не будет денег, или, наоборот - у него, у Димы будет куча бабок, и он будет себе тихонько жить где-нибудь на островах. Там, где никто не знает русского языка, там, где никто не будет донимать, там...
   Размышления прервал грохот за стеной.
   "Что может поменяться в этом мире?", - вздохнул Дима. Люди так и будут и размножаться, а потом растить детей, чтоб те продолжали заполнять планету.
   Летние каникулы только-только закончились, скоро пойдут дожди и слякоть...
   Снова грохот. Гири катают, что ли?
   Обычно мать и отчим занимались своими темными делишками тихонечко, как мышки. Если бы Дима не размышлял, так - чисто гипотетически, - то он бы подумал, что его родители давно разучились совершать один из самых примитивных актов на свете.
   Но вот теперь недвусмысленный грохот за стеной. Не дерутся же они там, в самом деле.
   Дима почесывая макушку, вышел в коридор.
   Сначала он подумал, что мама разлила малиновое варенье. Уронила баллон.
   Но потом вспомнил, что все варенье съели еще зимой. А то, что текло из-под двери кухни, слишком жидкое, даже для повидла.
   Створка со скрипом открылась.
   - Мама? - прошептал Дима. - Мам?..
   На него топала фигура с растрепанными волосами.
   И с ножом в руке.
   ***
   Виктора тянули за волосы со дна омута. Мгновение назад он еще лежал на кушетке, а над ним стояла медсестра: коротенький кипельно-белый халатик, накрахмаленный колпачок, строгая прическа. В руке шприц, глазки фиалкового цвета смеются, поверх марлевой маски.
   - Сейчас вас укусит комарик, - пропела она. Голос мелодичный, но немного... шепелявый, что ли. Виктор отбросил прочь неприятные мысли и сосредоточил взгляд на глубоком вырезе. Под халатиком красная кофточка и молочные полукружья, с родинками.
   - А можно вас укушу я? - слова просто возникли у Виктора в голове и он тут же почувствовал, как комната расплывается, дрожит по краям. И комариный укус...
   ...и вот он лежит на кровати, а рядом - медсестра.
   Точнее, жена. Глаза такие же, прямо чересчур цветные. Или нет?
   Нижнюю половину лица закрывает одеяло, какая там маска - спросонья показалось. Глаза у Кати ореховые и сейчас почему-то расширен зрачок. Виктор по молодости баловался травкой: а кто не пробовал? И однажды Костик - был такой кадр, - скурил косяка три, один за другим.
   Зрачки у Костика тогда были ровно такие. Как сейчас у жены.
   - Кать? - улыбнулся Виктор. - Что, вставать пора? Все нормаль...
   В следующую минуту заботливый муж отбивался от жены, от своей любимой Катечки, слышал собственный (или чужой?) визг и его пожирала боль.
   Очень сильная.
   ***
   Не каждому везет проснуться в понедельник с улыбкой на губах. Все потому что Саню ласкают пальчики... чьи? Как зовут бабу? Марина, Ира, Светка?.. Все не то.
   Голова трещит, но ведь как приятно... "Утренняя любовь", случается не с каждым.
   Вчера покутили здорово. Выпивка текла рекой. Саня намешал В СЕБЕ целую кучу коктейлей.
   "Я ходячий шейкер", - вяло подумал он.
   Губы, язык. Снова губы.
   - Я шейкер, - выдохнул Саня. Ласки прекратились. Саня открыл глаза и посмотрел на девушку. Как ее зовут? Она теперь сжимала хозяйство у корня, тупо глядя сквозь Саню, а он с удовольствием созерцал упругие белые холмики. Грудей в своей жизни он видел немало, самых различных форм и размеров, но эта, с бледно-коричневыми ореолами - сахарная прямо.
   Да и на мордочку девка ничего. А то бывает, с таким крокодилом проснешься.
   В незашторенное окно бил яркий свет. Сентябрьские лучи, с прохладцей. Не за горами настоящая осень.
   - Ну? И чего ты заснула? - усмехнулся Саня. Пальчики сжались сильнее.
   Еще сильнее.
   - Эй... потише, малышка. Да что с тобой?! АХ ТЫ ТВАРЬ! ОТПУСТИ ООООООААУУУААА!
   Саня брыкнул ногой, стараясь попасть шлюхе в лицо. Ее влажные губы растянулись в улыбке.
   Точнее - в ухмылке.
   Последней "утренней любви", как и последней в своей жизни осени, Саня не увидел.
   ***
   ГЛАВА 1 ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ
   Луи Армстронг разрывается, "What a wonderful world". Эта песня у меня на звонке стоит уже пару лет, и не надоедает. А так раньше менял музыку раз в два месяца: к любой, даже любимой доселе мелодии развивалась хроническая ненависть.
   Как обычно, я не был согласен, что "мир прекрасен".Толпа серых, безразличных людей в маршрутке, универ.
   Забыл нормально задвинуть занавески, и теперь свет бьет в глаза. Где я?
   "Операционка" потихоньку грузилась в мутной башке. Часть драйверов я растерял за выходные, поэтому не мог найти ни тапочки, ни футболку.
   Кофе с бутербродами сообразить нужно. Я оказывается, в родных пенатах, потому что мы с Анькой поругались. И тихо так - мама на ночном дежурстве.
   Прошлепал в туалет. Как обычно, стал считать и дошел до ста тринадцати. Ну, средний результат. Помню, после новогодней пьянки успел досчитать чуть ли не до двухсот пятидесяти.
   Говорят, что на следующее утро после пьянки, в туалет спускаешь собственные мозги. Ну, в моче мертвые нейроны и так далее. По мне так это враки. Вряд ли у меня так много мозгов.
   Сколько мозгов тогда у Веталя, у Коляна? А у алкашей с вокзала?
   Ладно. По трубам с ревом побежала вода, а я, зевая побрел на кухню. Поставил чайник. В горле кислый привкус...
   Припал к графину с фильтрованной водой. Осушил в четыре глотка. Рыгнул.
   Вчера играли в футбол, на площадке. Потом пошли на хату к Коле и там хорошенько вдарили по пиву, благо его Маринка к этому нормально относится. В воскресенье, перед рабочей неделей я решил особо не налегать.
   Чайник закипел и щелкнул.
   Тут же воспоминания нахлынули. Поссорились с Анькой из-за ее матери. Я почему-то не замечал, что она ко мне относится с прохладцей, думал, что у нас с тетей Ирой ничего так отношения. Оказалось - нет.
   Как раз из-за ссоры и набрался как следует.
   И теперь надо еще идти на учебу. Какие сегодня пары, вообще?
   С Аней думаю, все наладится, с мамой и бабушкой уже нет, это точно. Они хотят выгодную партию для своей дочурки, а я не пришей кобыле хвост - творческая личность, художник чертов.
   Впрочем, художником себя считаю только я сам.
   "Рисовальню" я так и не закончил, кстати. Слишком уж там много ограничений и все как под копирку рисуют, какую-то чертовню. Одни и те же линии, линии...
   Все одно и то же.
   А может, я просто разгильдяй, как говорит мама?
   Я насыпал в кружку гранулы "Якобс", вытрусил крупинки из сахарницы. Заглянул в холодильник: там сырный пирог, из слоеного теста. Мама испекла.
   Отрезал себе пару прямоугольничков, еще взял тортик - песочный, с кремово-ягодной начинкой. Опять забыл, как называется, а коробку уже выбросили. Кружку залил кипятком.
   Какое-то странное возникло ощущение. Когда настает сентябрь, лето на самом деле не заканчивается, оно еще живет, не только в наших сердцах, но и в природе. Еще зелены листья, солнце еще ласкает теплом кожу, но кажется, что сейчас осень захватит город и больше не отпустит никогда.
   Грусть, тоска. Только и остается, что слушать ту самую песню "Green Day".
   Вот на какие мысли толкает творческого человека похмелье и нелады в личной жизни.
   С Аней мы встречаемся уже почти три года. Всерьез свадьбу и детей не планировали, но Анька уже несколько раз дала недвусмысленно понять: она хочет, чтоб отношения вышли на качественно иной уровень.
   Мне всего-то двадцать, в школу рано пошел и слава богу, следующим летом получу диплом. Свадьба, дети? Я же не Коля - он моего возраста, а в браке уже два года. Дите, пеленки...
   Ну а я все балуюсь с карандашами, кистями и красками. И фотошопом.
   Отпил кофе. Открыл блокнот с рисунками. Вчера, перед тем как уснуть, что-то там калякал...
   Застыл, не донеся до рта тортик, крошки упали рядом с клавиатурой.
   Хм, очень даже неплохо. Ранний Сальвадор Дали, в карандаше? Возникла ассоциация с "Лицом Мэй Уэст". Что-то совсем отдаленно похожее.
   Стиль как будто не такой как у меня. И я вообще не помню, как рисовал эту женщину с черными провалами вместо глаз. Острые скулы... похожа на Тарью Турунен, из "Nightwish". Но певицу я уважаю, неохота оскорблять. Так что изображенную даму я скорее бы назвал "Дурунен". Надменная улыбка чуть раскрывает лепестки губ. Штриховка под глазами с сильным нажимом, скулы выделены. Женщина как будто летит на фоне... На фоне чего? Апокалиптические мотивы я никогда особо не приветствовал, все больше по хоррору.
   Оказывается, во-он что хранит подсознание.
   На заднем плане горят здания, машины перевернутые... А эта гора... Гора, составленная из скопища тел. Пустые глазницы, обрубки рук и ног, раззявленные рты с отвисшими челюстями.
   Рисунок буквально сочится гноем разложения, а еще... чем-то несвежим - стухшим кефиром? Или плесенью на сыре. И лицо женщины - тоже.
   Из куска слоеного теста вылезла начинка. Я глотнул кофе, но отвращение не заглушил.
   Захлопнул блокнот. Со мной такое впервые, чтоб возникла тошнота от какого-то рисуночка, тем более от своего.
   Позвонить Наташке, старосте, сказать что заболел. А у меня в самом деле, болит голова и всякая дребедень в желудке булькает, перекатывается. Какая учеба?
   На телефоне пропущенные вызовы. В такую рань мне звонит только мама. Ну, или Анька - редко.
   Я потыкал в мобильник. Ба!
   Мне звонил Юрец. Чудеса.
   У Юрца учеба начинается в октябре, и все лето он работает два через два, продавцом-консультантом в "Ашане".
   Перенабрал его и прижал неожиданно прохладный пластик к щеке. Гудок, еще один. Я взял кружку и набрал полный рот кофе. Фиговый вкус, если честно.
   - Ром? - звякнуло в ухе. Я поперхнулся. Глотнул кофе и закашлялся. - РОМА?
   - Ты чего... чего орешь, блин?
   - Что происходит, что творится? ЧТО ТВОРИТСЯ ТАКОЕ, РОМА?!
   - Юр? - я отнял мобильник от уха, поглядел на экран. Вроде бы номером не ошибся. Из динамика понеслись всхлипы и причитания.
   - Мама... мама! Моя родители! Ро-маа-а-а! - Юрец сорвался на затяжной плаксивый вой. Потом послышался грохот. Наверное, выронил трубку.
   - Юра? Юрк? - позвал я. Слышно, как причитает в отдалении. Сошел с ума? Или что-то такое с мамой случилось?
   С мамой и папой?
   Представить родителей Юрца дерущимися невозможно. Интеллигентная (не от слова телега) семья, высшее образование, конечно же.
   Я ткнул "отбой" и посмотрел на часы. Время у меня, в общем-то есть. Тем более, что вторую пару, кажись, тоже опаздываю.
   Отправил Наташке-старосте смс-ку:
   "Привет. Заболел, может к третьей паре буду"
   Дело в шляпе. Наташка там прикроет, может и подтянусь попозже...
   Так, я надел джинсы. Футболка грязноватая, но и так сойдет. Юрец мой друг детства, у нас между участками калитка в заборе. Пойду разузнаю, что за беда у товарища.
   Я еще не знал, что на учебу мне больше идти не придется. Не знал, что в этот момент делала Наташка, наша отличница, идущая на красный диплом.
   Тогда еще мир для меня оставался прежним, по крайней мере, с виду. Да и что может сломить беспросветную тщетность бытия?
   ***
   Признаюсь: я бахвалился. Когда в трубку рыдает твой друг, как-то не до шуток. Но я привык ко всему относиться с юморком - так проще.
   А сейчас ледяная рука поглаживала загривок, гуляла по спине. В желудке плескался полупереваренный ком пирога, облитый кофе.
   Кто-то вскрикнул на улице, за забором. Мужик какой-то, наверно еще не отошел после вчерашней гулянки. У нас райончик самый сумасшедший в городе. Я еще давно хотел, помню, купить "Осу". Еще до того, как стали жить с Аней отдельно. А то лазили наркоманы по дворам, ночью. Участок с другой стороны выкупили зажиточные соседи, выстроили особняк. Камеры повесили, завели пса.
   Но наркоманов это почему-то не отпугивает.
   Головная боль и сушняк никуда не делись. Я по привычке захватил с собой автокарандаш и блокнот. Я в нем рисую все подряд - и по дороге на пары, и когда гуляем с Аней, (только она сразу же хмурит бровки), и в обеденные перерывы тоже. Особо не стараюсь, пишу в удовольствие. Для "беловых" работ у меня отдельный альбом.
   Аню и ее родню жутко раздражала эта моя привычка. Потому что даже на похороны ее дедушки я притащил "набор художника".
   Ну, рисовать мне конечно, не разрешили. Так что пришлось потом восстанавливать материал по памяти. Иной раз сложно представить свое хобби людям, а уж если интерес этот выбивается из общего тона...
   Я опустил вниз загнутый гвоздик, заржавленные петли калитки скрипнули. В глотке - совсем пустыня, после кофе всегда так. Под ногами ковер из высушенных листьев и хвои: крутая у Юрца елка растет, зимой наряжают, гирлянды вешают.
   Еще во дворе пальмы, мама Юрца увлекается растениеводством. Виноград сладчайший, без косточек, клубника, малина, персики...
   Они всегда нас чем-нибудь да угощают. А мы их - помидорами. Моя мама их только и выращивает, ну и цветы еще.
   Ветер легонько поглаживает кожу под футболкой, приятная прохлада забирается под джинсы. Надо, видно, сделать кислую мину, а то я иду и улыбаюсь как баран. Потому что с Юрцом хохочем почти всегда, когда встречаемся - условный рефлекс.
   Бетонная дорожка, крыльцо, ступеньки. Уже с порога меня окутал тяжелый, медный запах.
   Пот на спине и шее похолодел. На ногах теперь будто гири, шагу не ступишь. Пульс выдалбливал виски изнутри, а горло уже шероховатое, будто наждаком терли.
   - Юр? Ау, чо там у тебя?
   Сначала тишина в ответ. Потом показался Юрец - в футболке, заляпанной кетчупом. И на лбу тоже соус.
   Но запах никуда не делся - кетчуп так не пахнет, - так что я от греха подальше отступил назад. Юрцу уже двадцать три, он живет с родителями, и до сих пор девственник - отношений у него никогда не было.
   Достаточно предпосылок, чтобы спятить?
   - Привет, - Юрец провел ладонью по лицу. - Что происходит? - голосок слабый, дрожит.
   Какие-то шорохи, треск. Тут же картина возникла: мама Юрца, тетя Люда, ползет в куширях - вся в крови. Папа клокочет с ножом в горле.
   Сам Юрец в бордовых перчатках. Из той же оперы, что и "кетчуп". Штаны в промежности темные, губы и брови прыгают, как под напряжением.
   - Что... Ч-ч-тчт... - заикался он. Я скосил взгляд. Можно подхватить эту деревяшку, в крайнем случае, черенок от лопаты.
   - Что там с твоими родителями? - прозвучало со стороны. Я не сразу понял, что это мой голос.
   И что кто это там шебуршит сбоку, в огороде? В самом деле - раненная тетя Люда? Собаки ведь у Юрца нет.
   Раздался гортанный крик.
   - ОСТОРОЖНО! - вскрикнул Юрец. Я инстинктивно метнулся вперед, к палке.
   Через огород к нам бежала соседка, Ленка. Мы с Юрцом помню, подсматривали, когда она купалась в летнем душе. Ничего толком не увидели, но я хорошо запомнил гамму чувств: стыд, интерес и возбуждение.
   Мне тогда было лет тринадцать, Юрцу чуть больше. Получается, что Ленке этой сейчас уже за тридцать. У нее и муж есть, вроде.
   Идет к нам, в развевающемся халате. С сырыми как после душа, растрепанными волосами. Лицо обескровлено, взгляд пустой.
   В полах халата мелькала грудь. И белый, чуть тронутый жирком живот.
   - Что за... - успел спросить я. Она размахнулась и отвесила Юрцу пощечину. Точнее не так: она прочертила ногтями четыре борозды у него в щеке и те тут же закровоточили.
   - Эй! Ты упала что ли?! - вскрикнул я. Соседка бросила на меня взгляд.
   Меня будто холодом обдало, несмотря на потные ладони. Юрец поднял кулачки в комичной стойке. Всклокоченный, потный. Баба ни слова не говорит, только буравит его взглядом и дышит, раздувая ноздри.
   - Что случилось? - выдавил я, облизывая губы. Может, Юрец убил родителей, а потом еще и соседку изнасиловал? - Лена? Так тебя зовут?
   Она зарычала и прыгнула на Юрца. Он взвизгнул и стал тузить ее кулаками. Соседка действовала споро и уверено, как будто всю жизнь провела за борьбой в нижнем партере.
   Я сначала подумал, что может быть это даже розыгрыш. Скрытые камеры, мало ли.
   Но когда Юрец заверещал от боли, я кинулся оттаскивать соседку. Вцепился в нее одной рукой, потянул, и Лена глянула на меня все тем же пустым взглядом. А потом подняла верхнюю губу и зарычала В промежутками меж зубами я увидел кровь с пеной.
   Мочевой пузырь тут же задрожал, протестуя против такого зрелища.
   Лена буравила меня взглядом, раздувая ноздри. Юрец клокотал: она сдавливала ему горло пальцами. Ногти впились в кожу вокруг кадыка, проступила алые капли.
   - Отпусти его, тварь!
   Соседка продолжала рычать. Встала, и одна грудь вывалилась из халата. Большая, чуть отвислая, с пупырышками. Утро-то прохладное.
   Лена выставила вперед скрюченные пальцы с обломанным маникюром и поперла на меня. Сделала выпад пастью, как оскалившаяся собака. Я отпрыгнул в сторону, и железка изгороди чирканула по макушке.
   Ручеек обжигающей боли сбежал по позвоночнику.
   Соседка опрокинула меня. Мы перевалились через изгородь кульбитом, так что сверху оказался я, и девушка вгрызлась мне в предплечье.
   Самые сильные мышцы в организме человека - челюстные. Факт.
   Пнул соседку ногой в живот. На белесой коже отпечатался протектор подошвы. Краем сознания похвалил себя, за кеды, а то пришел бы в шлепках.
   Я вмазал ей кулаком в нос. Соседка оторвалась от моего предплечья вместе с лоскутом кожи. Хлынула кровь, но боли почему-то не было.
   Она встала быстро, как кошка. Пантера чертова. И шипит. Слюни блестят на губах, из ноздри стекает струйка крови.
   Я подхватил палку. Удар пришелся соседке точно в скулу. Сейчас Лена не была для меня женщиной или там человеком даже, просто - опасная тварь.
   Чтоб не упасть, соседка сграбастала живую изгородь. Виноград захрустел, зашелестели сухие листья, а я послал еще один удар вдогонку: специально метил в уже поврежденное место.
   Переносица хрустнула, из ноздрей хлынул поток. Капли крови попали на бетонную дорожку, оросили виноградную лозу.
   Красные бисеринки, на спелых ягодах.
   - Ч-чщерт... Юрка! Что с ней вообще?
   - Я... я... Не знаю! Я НЕ ЗНАЮ! НЕ ЗНАЮ!
   Сломанный нос Лену не успокоил. Девушка перевернулась со спины на живот, напоролась ладонью на арматурину, и даже бровью не повела.
   Зомби так быстро не двигаются. Да и не походила соседка на ожившего мертвеца.
   На халате и на груди девушки образовался бордовый фартук, затекла кровь и в пупок. Халат теперь развязался полностью, так что я теперь видел и причудливо выбритый передок: широкая стрелка указывает на "вход".
   - УБЕЙ ЕЕ! - завизжал Юрец. Сам он чем-то гремел, что-то искал, суетился. Соседка вновь поперла на меня. Теперь уже прихрамывая. По запястью у нее стекала кровь, и я почему-то подумал о распятом Иисусе и стигматах.
   Дрын тренькнул и переломился. У соседки мотнулась голова. Лена теперь сидела на четвереньках, опустив голову, из носа продолжала струиться кровь. На щеке - рваная рана и в просвете видны желтоватые обломки зубов и язык, но все равно она пыталась встать, как робот с зацикленной программой. Или как пьяная вусмерть.
   Юрец визжал, с перекошенной рожей. Потом мелькнуло солнце на железе, а после - влажный треск, хруст.
   Черный провал. Помню, как цеплялся за изгородь, а желудок болезненно сокращался, выплевывая тортик, сырный пирог, кофе.
   В глазах темно. Потом все стало темно-зеленым, потом серым.
   После краски вернулись, но день показался выцветшим, как будто кинескоп у "телевизора" всего сущего подпортился.
   После я различил соседку. Распахнутый халат - полы, как крылья мертвой бабочки. Ноги, руки, пальцы, голова - все это будто вылеплено из грязного воска. Стрелка-вход. Расколотая тыква, обрамленная паклей. И снова "малиновое варенье", с добавлением желтоватой, губчатой сыворотки.
   Желудок вновь конвульсивно дернулся, но рвать было уже нечем. Юрец сидел на заднице, обхватив ладонями щеки. Рядом с ним валялся вымазанный топор.
   В какой-то момент перестало существовать время. Я пошатнулся. Юрец глядел на меня, сквозь частокол пальцев: глаза навыкате и весь как мясник из бойни, в засохших и свежих брызгах.
   - Я проснулся утром от криков, - начал он монотонным голосом. - Из комнаты родителей донесся грохот. Я давно не захожу туда, у нас негласное правило: не входить в комнаты друг друга без приглашения, по утрам и вечерам. - Юрец глядел сквозь меня, сквозь виноградную изгородь, сквозь пространство.
   Он перевел взгляд на топор и отсел от него. Как обидевшийся ребенок от товарища.
   - Но крики и стук не прекращались. И тогда я заглянул... заглянул туда, и она его... А потом бросилась на меня. Пришлось... мне пришлось...
   - Все, хватит, - я поднял руку. - Понял.
   И в голове уже начинали ползать тревожные паучки. Мы только что убили человека. Соседку, Лену. И конечно, я ни черта не понял.
   А труп вот он - на дорожке.
   Что дальше? Тюрьма?
   По спине, несмотря на ласковое солнце, побежали мурашки. Юрец продолжал повторять одно и то же, всхлипывая.
   Хотя может... Может она и впрямь взбесилась? И Юрец тоже? Они с ней заодно. Юрец поймал мой взгляд и спросил дрожащим голосом:
   - Не веришь? Ты не веришь мне?
   - Верю... Я не пойму ни хрена, что это... значит. Это ж соседка твоя, Ленка. Да?
   - П-под-глядывали за ней, - прозаикался Юрец. Встал, согнул спину - разогнул. Потом отошел под навес, сбоку и плюхнулся на диван. Летом Юрка даже спит здесь, накрывается москитной сеткой. - Ты помнишь, как мы за ней подглядывали, Ром?
   - Ну, она же не из-за этого взъелась?
   Юрец тупо посмотрел перед собой. А потом разразился истерическим смехом, хлопая по дивану ладонью. По щекам текли слезы, он размазывал грязь по обивке, а пылинки танцевали в воздухе.
   Сначала я думал, что Юрец успокоится сам, но истерика затянулась. Так что я подошел к нему и отпустил пощечину. Он клацнул зубами и уставился на меня почти что осмысленным взглядом.
   - Юра. Объясни, наконец - что произошло?
   - Я... не знаю! Мама убила папу. А потом накинулась на меня, с ножом. Мне пришлось... - он подавился и закашлялся. Я похлопал его по спине. Вымазал руку в крови, и подавил приступ брезгливости. Соседка на дорожке издала неопределенный звук, нечто среднее между кашлем и шепотом.
   Мы с Юрцом как по команде уставились на нее.
   - Это как зомби-апокалипсис? - спросил я. - Только часть людей спятила? Почему мы тогда... адекватны? Да смотри ты на меня, хватит уже! Ты истеричка что ли?
   Юрец стал раздражать. А все потому, что я не видел, во что превратился его дом.
   Он же глядел с непониманием. Почти такой же взгляд, как у соседки.
   - Ну, конец света, зомби-апокалипсис! Не смотришь ужасы, а?
   - Я не смотрю телевизор. И вообще фильмы, - Юрец закашлялся и встал. Прошелся под навесом, бросая взгляды на дорожку. - Но о зомби слышал, конечно. Что мы будем с ней делать?
   - Ничего. Нужно... Наверное нужно вызвать ментов.
   Я хотел спросить, почему он набрал именно меня, но промолчал. К кому еще мог обратиться Юрец?
   Кроме того - я и сам не верил, что мы так просто позвоним в полицию. Уже тогда я стал догадываться, что соседка и родители Юрца - слова одной и той же песни. Одни и те же волоски большущей ЖОПЫ, в которую попало человечество.
   ГЛАВА 2
   Пока это были лишь ростки осознания, и я глушил тревогу (безуспешно). На самом деле Лена вонзила зубы не так уж глубоко, терпимо. Вдруг она на самом деле болеет бешеством?
   Вдруг этот "вирус безумия" передается со слюной?..
   - У тебя есть перекись или йод? Надо обработать раны.
   - Пошли, - мотнул головой Юрец. Он явно обрадовался тому, что можно заняться чем-то более привычным, чем раскалывание черепа топором.
   Обычно дома у Юрца прохладно. Сейчас в легкие сразу прокрался удушливый, влажный запах и тошнота опять подступила к горлу. Юрец чуть прихрамывал, а я держал раненную руку на весу.
   Зашли в ванную. Темно, единственное окошко у самого потолка. Совмещенный санузел. Тряпка в бурых пятнах валяется возле корзины для грязного белья.
   Мы умылись по очереди, фыркая и отплевываясь. Я вдруг подумал, что если это массовая хрень, то нужно как-то обезопасить себя. Ведь есть и другие соседи.
   Или Юрец все-таки спятил?
   Юрец открыл шкафчик. Внутри лекарства, снаружи, на дверце - заляпанное зубной пастой зеркало. Мне мое отражение совсем не понравилось: бледный мальчишка, с щетиной на подбородке, под глазом пухнет синяк.
   Юрец уже промокал царапины, и я тоже смочил ватку в перекиси, и приложил к ране. Перекись зашипела, и пена скрыла рану - приятная прохлада.
   Санитарно-гигиенические процедуры мы проделывали молча, каждый думал о своем. До меня только сейчас стало доходить, что произошедшее не сон. Исправить ничего нельзя, нельзя стереть сегодняшнее утро ластиком, нельзя удалить, как строчки в "Ворде".
   Рану я еще и йодом залил. Больно, но зато в груди появилось спокойствие.
   Впрочем, от укуса психозомби йод вряд ли помогает.
   Соседка не походила на живой труп (груди под халатом, стрелка, ножки), но разума в ее глазах совсем не было. Она рычала и скалила зубы. Она кусалась.
   - Лена... хотела убить нас, - Юрец будто подслушал мои мысли. - Посидим на кухне. У меня в комнатах беспорядок.
   Я засмеялся. Юрец уставился на меня, как на идиота, а потом подхватил смех. Сначала невесело, но спустя десять секунд мы уже покатывались, как обкуренные. Так ржали, что у меня даже желудок скрутило. Только сейчас понял, как это - хохотать до коликов.
   - Хотела убить, - я вытер слезу и плюхнул зад на стул. - Хотела! Но - почему? И что теперь?
   - Моя мама убила отца, - в сотый раз повторил Юрка. - И хотела убить меня, - он посерьезнел и как будто даже постарел. Сейчас он как раз походил на своего папу. Чуть сутулый, чуб зализан вверх. Юрец не зачесывает его, волосы сами растут так странно.
   - Ты завтракал?
   - Теперь не знаю, - я улыбнулся. До сих пор кислый привкус во рту. - Чаю бы выпил.
   - Я сейчас блины разогрею.
   Он вытащил из холодильника какие-то оклунки, тарелочки, загремел металлической посудой. "Олейну" достал.
   Потом вытащил сковородку, пощелкал поджигом плиты. Конфорка ощерилась голубыми язычками пламени, и Юрец что-то шептал под нос.
   Возможно, он все-таки тронулся. Ну а сам я продолжал сидеть за столом, уперев локти в клеенку. Кухню с трех сторон заливает свет - высокие потолки, огромные, чуть ли не панорамные окна с чистейшими стеклами.
   Никаких мыслей в голове.
   - На учебу, так думаю, сегодня точно не пойду, - я вдруг представил, что сейчас происходит в универе. Наташка приходят спозаранку, следом остальные девчонки, пацаны и...
   Столько всего произошло, а я даже не вспомнил про блокнот. И вообще, где он?
   Ощупал передний карман, так и есть. А то крышка эскизам, и вчерашней бабе - "Дурунен". Почему-то мне казалось, что это важно, сохранить ее набросок. Вытащил обломки карандаша, любимый был - Анька подарила.
   Зашипело масло. Юрец орудовал лопаткой, потряхивая сковороду.
   - Что мы будем делать? - в который раз спросил Юрец.
   - Нужно позвонить еще кому-нибудь. - Я положил рядом с блокнотом мобильник. Хорошо, что у меня неубиваемый "Nokia N79". - Кольке или Виталику, хоть кому-нибудь. И... щас.
   Набрал Аню. Гудки, гудки, но это ничего не значит. Мы же поругались и может, она не хочет брать трубку. А может и не слышит, тоже - НА УЧЕБЕ.
   Я протолкнул по горлу комок. Послушал бестолковые гудки, бубнеж женщины-автоответчика и отложил мобильник.
   Напился прямо из графина. Юрец накрыл блины крышкой и стекло моментально запотело.
   - С печенкой, - пояснил он. - Мама наготовила...
   И отвернулся к стене.
   Я пил, и желудок распухал.
   После я еще несколько раз пытался дозвониться до Ани. Ничего. Потом позвонил матери, но и она не брала трубку. Юрец тем временем вытащил тарелки, и шмыгая носом, переложил блины. Золотистые, с коричневой корочкой.
   Безумие - принимать пищу вот так, когда в доме покойники, когда неостывший труп соседки, с расколотой башкой валяется во дворе.
   Тогда я еще не знал, какие безумия ждут нас дальше.
   - Ты не забрал топор? - сказал Юрец. Я выплыл из омута мыслей.
   - Нет.
   - Надо было забрать. - Он опять шмыгнул носом. - Вдруг они полезут?..
   - Слушай, - я вытер рот тыльной стороной кисти. - Ты уверен, что...
   - Я знаю, о чем ты думаешь, - перебил он меня. - Ты думаешь о том, что я спятил. И что соседка - тоже сошла с ума. Но я ГОВОРЮ тебе: происходит какая-то хрень. И нам нужно выяснить...
   Раздался звон разбитого стекла. Из глубины дома. Юрец вздрогнул и чуть вжал голову в плечи, потом развернулся и вытащил из держателя два тесака.
   Один положил на клеенку передо мной.
   - Ты уверен... Ну, про родителей.
   - Уверен. Кто-то разбил окно и лезет в дом, - шепнул Юрец. Зрачки у него расширились и перекрыли радужку. - С улицы.
   Он медленно вышел из кухни. Я взял нож и пошел за ним. Одно дело ударить кого-нибудь по голове черенком от лопаты, и совсем другое - пронзить ножом. Не думаю, что способен на такое.
   Но тесак все-таки взял и поплелся за Юрцом.
   Он пытался подпереть дверь шкафом-вешалкой.
   - Помоги! - просипел он. Я без лишних вопросов стал толкать, хоть и не понял, чего это Юрец решил забаррикадироваться. Шкаф скрипел и царапал ножками пол.
   Раньше я приходил к Юрцу, вешал на крючок куртку - если дело было зимой, и мы шли в его комнату. Играли на гитаре или мучили синтезатор, а за компом редко сидели, так, "Вконтакте" разве что.
   И вот теперь мы толкаем шкаф, чтоб перекрыть выход из зала, пыхтим. Тесак я отложить не догадался, так что теперь он только мешал. Юрец свой нож положил на котел отопления, тут же стоит. Рана на руке у меня блестела, и я вдруг подумал, что может быть, психов привлекает запах крови.
   В дверь стукнули. Сначала легонько, а потом посильнее. Юрец невесть откуда взял карниз и продел его в ручку, наподобие засова. И, наконец, мы подтащили шкаф как надо.
   Изнутри уже толкали дверь без остановки, раз за разом набрасываясь на створку, как бешеные псы в загоне.
   - Кто там? - прошептал я. Юрец тем временем запер обе входные двери - между ними небольшой тамбурчик. Оставалась хренова туча окон, но их мы уже закрыть не могли, само собой.
   Оставалось надеяться, что психи (или кто там они такие) плохо соображают.
   На лбу у Юрца мерцали капли пота.
   - Кто там, а? - повторил я. - Неужели... неужели мертвецы?
   - Нет. Новые соседи. Тетя Валя. Еще девка, недавно переехала. Ну, они на месте Вовутика сейчас живут. Сисястая, - Юрец протолкнул по горлу ком.
   - Ты... - я хотел спросить, не врет ли он, но тут хрустнул карниз и вешалка опасно накренилась. Я прыгнул и успел ее поддержать. В щель между створкой и косяком пролезла кисть с маникюром: разноцветные пальцы. Сейчас это модно у баб, когда два пальца зеленые, а два - оранжевые или синие, что-нибудь в этом духе.
   Пальцы конвульсивно сжались. Я услышал целый шипящий хор, шелестящий, пришепетывающий, будто ворошили гнездо с гадюками.
   Юрец не долго думая, провел лезвием по кисти и из разреза хлынула кровь. Брызнула на котел, попала на косяк, заблестела на обоях.
   Я приналег на вешалку и прижал руку, и пальцы заизвивались, как придавленные черви.
   Кровь, кровь... Втянулась назад.
   Юрец в это время рычал и пыхтел, с грохотом волоча из ванной "стиралку".
   Мы и ее тоже присобачили сбоку косяка. Гостьи продолжали барабанить в дверь и подвывать. Юрец дышал тяжело и отирал с лица пот.
   - Теперь веришь?
   - Во что? - выдавил я. В голове абсолютный вакуум. Я даже пощипал себя, чтоб проснуться, но кажется, реальность углубилась и теперь даже незначительные детали обстановки бросались в глаза.
   Стрелки и деления на "циферблатах" котла. Кончики шнурков на обуви, вывалившейся из шкафа-вешалки. Мелкий песок, клоки пыли, капли пота. И конечно, капельки крови.
   Однажды я выкидывал бумажку, в корзинку для мусора - ту, что в туалете. И пальцы наткнулись на что-то холодное, липкое.
   Потом оказалось, что у Ани шли месячные.
   Вот сейчас я испытывал точно такое отвращение, как от того прилипшего к верху мусорницы тампона.
   - У тебя есть оружие? - спросил я. - Огнестрельное?
   - Газовый пистолет, - ответил Юрец. - В комнате.
   - Понятно...
   Дверь сотряс удар. Карниз пока еще держал, шкаф качнулся.
   - Они врезаются в нее с разбегу, - Юрец смахнул пот. - С разбегу! Суки, я вас достану! Шлюхи драные, вам КОНЕЦ! - на последнем слове крик Юрца сорвался и провис, как лопнувший шарик. - Вам конец, вам конец, - продолжал Юрец хрипящим шепотом, - вам...
   - Заткнись, хватит! - крикнул я. Юрец расселся на полу, расставив ноги. Тупо поглядел на меня. На щеках у него блестели слезы. Я, конечно, знал, что Юрец ранимый парень, но чтоб настолько...
   Мне стало стыдно. Но сейчас не время.
   Так что я просто схватил его за шкирку и потащил на кухню. Попытки тварей прорваться к нам шли одна за другой, без пауз.
   - Их тоже надо убить, сказал Юрец. - Что им надо?!
   - Хороший вопрос. Мы можем их убить, но... Мне кажется, велик риск с одними-то ножами. Надо валить из дому. Только не говори, что ключи от тачки тоже остались где-нибудь там! - я неопределенно махнул рукой и зацепил магнитик на холодильнике. Тот упал и закатился под стол. Ракушка с глазами, сувенир с моря. Я ее и подарил Юрке, в прошлом году - ездили с Аней в Сочи.
   А теперь моя девушка не берет трубку. И, кажется, я догадываюсь почему.
   Загрохотала вешалка, завизжала, срывая краску с пола. Юрец так и остался сидеть возле холодильника, а я рванул к двери на кухню. Закрыл, прижал плечом.
   Хорошо, что у Юрца везде двери - прямо дом створок.
   И хорошо, что холодильник сразу слева от проема. Его-то уж эти твари отодвинуть не смогут.
   - Юра! Помоги! - он так и остался сидеть.
   Что-то - видимо вешалка - с грохотом упало. Дрожь от пола побежала по ногам, лизнула пах. Тогда я подцепил рукой тумбу и стал подтягивать, одновременно упираясь плечом в створку.
   Юрец открыл окно и поглядел наружу. Поморщился. Я обливался потом, поясница ныла. За дверью уже стонали, хрипели, шипели - вся какофония животного мира. Тумбу я пододвинул, и попробовал сдвинуть с места двухкамерный "Самсунг", белый айсберг.
   Я толкал изо всех сил, но сдвинуть смог лишь на пару сантиметров.
   - ЮРА! ПОМОГАЙ!
   Тогда он медленно подошел. Я уж думал, что сейчас хватит меня ножом или так и будет стоять, с непроницаемым лицом и мутными глазами. Но нет, он отложил ножик.
   Мы сдвинули холодильник где-то на полметра и прислонили к двери. Теперь он намертво - как казалось мне - перекрывал вход на кухню.
   Но оставались еще окна. И если эти чокнутые...
   - Ключи у меня с собой, - сказал Юрец. Но успеем ли мы выехать?
   Раздался хлопок, похожий на выстрел.
   - Того и гляди, дом разнесут, - пробормотал я. - Нет, надо валить.
   У Юрца запиликал мобильник. Он вытащил телефон из кармана (медленно так двигался, как под водой), ткнул кнопку.
   - Алло... Да, Колек. Привет. - Трубка разрывалась криками, насколько я мог судить. - У меня тоже самое. Нет, я не знаю. Где? Лучше там и сиди. Мы сейчас приедем, наверное. С Ромой. Ага. Я не знаю. Наверное, со всеми... Так и получается. Ага, давай, - Юрец улыбнулся и нажал отбой. Улыбка вышла тусклой, и напомнила потрескавшуюся краску.
   - У него садится телефон. И вообще, связь плохо ловит. В погребе сидит.
   - Коля?
   - Да. У него Маринка... В общем, то же самое. И он типа спрятался в погребе.
   - Понятно. - Теперь стали колотить и в кухонную дверь. - Ладно, берем по ножу и айда во двор. Открываем ворота, прыгаем в твой "Шанс"...
   - На словах все ништяк, - кивнул Юрец. - А куда поедем? К Коле?
   Я кивнул.
   Куда мы поедем, есть ли смысл искать Колю, родных, и вообще - что нас ждет на улице... Сплошные вопросы. Но в сейчас я над ними задумываться не хотел. Нужно спасти шкуру, а потом уже размышлять.
   Но что если они уже заполнили двор? То ли психозомби, то ли черте кто?
   Вы вылезли из окна. Вроде бы никого. Тишина. В отдалении лает собака, ветерок ерошит кроны деревьев. День по-прежнему самый обыкновенный, хотя теперь уже я как будто видел гнилое нутро под ослепительной глазурью.
   Снова виноград. Вот и груша - деревце хилое, еще и пяти лет нет, а плодов целая куча. Одна груша валяется у ствола, там, где земля еще влажная после вчерашнего полива.
   Мы молча обошли дом. Внутри что-то звенело, трещало. Видно ломают мебель. Я молил Бога, чтоб психозомби нас не заметили.
   "Они же тупые как пробки, Боже, так пусть же они нас не заметят, и мы уедем. И еще: пускай это будут на самом деле психи, прошу тебя. Аминь".
   Но Бог остался глух к молитве. И к первой части, и ко второй.
   Сначала все шло как надо. Юрец открыл замок на воротах. Сам прыгнул в салон и завел двигатель. Я тем временем подхватил гвоздодер. Как здорово, что он валялся тут же - как здорово жить в частном доме.
   Ранка на руке пульсировала. Во рту снова пересохло. Пульс поддавливал виски изнутри и казалось что голова наполняется гелием, как шарик. Вот-вот полечу.
   Я открыл одну половину ворот. Честно, ожидал увидеть картинку из "Земли мертвых". Ну, что целая толпа оборванных трупов окружила дом, что они залезают в разбитые окна, ходят с вытянутыми вперед руками и мычат.
   Ничего подобного. Пустая улица. Ну, осколки стекла возле фундамента, это да. Ветер вытащил занавеску в прореху окна, и треплет ее, как фату невесты.
   Вот и Анька думала о свадьбе. А я конечно, не хотел семьи. Рано, перспективы туманны, да и вообще... Хотя на самом деле, я наверное, боялся взять на себя ответственность.
   - Никого! - я показал Юрцу большой палец. Он кивнул в боковом зеркале.
   В этот момент еще одно стекло рассыпалось дождем осколков. Из окна неловко выпрыгнула сисястая телка в одном пеньюаре, в волосах у нее застряло мелкое крошево. Щеки и груди изрезаны.
   Рука в крови - та самая, с разноцветным маникюром. Я отбежал от багажника, а Юрец врубил заднюю. Я еле успел отскочить в сторону, чуть не сбил. Падая, я заметил сбоку какое-то движение.
   Надо мной нависла тень.
   Гортанный возглас. Мелькнули волосы, когти. Я успел выставить монтировку, и ее тут же рвануло, а запястья выкрутились и жалобно хрустнули.
   Крика своего услышал, но мне было очень больно.
   Надо вставать, но шершавый, колючий тротуар сделался мягким и влажным, как язык. Я скользил по нему ладонями, подошвы разьезжались - никак не встать.
   И зеленая пелена перед глазами.
   Громыхнуло что-то опять.
   Я открыл глаза. На меня смотрела незнакомая женщина, и радужка у глаз практически отсутствовала: сплошной зрачок. Женщина закатила глаза, всхлипнула, и в уголке рта у нее появилась кровь.
   Потом белок перестал мелькать за ресницами, и в глазах возникло удивление.
   - Я здесь? - спросила она. А потом выплюнула черный сгусток. Тело ее пробрала судорога. И все.
   Умерла.
   Я поглядел на ладони. Щиплет почему-то, и кровь. Схватил гвоздодер и потянул. Он чавкнул и вылез из раны. Для меня в этот момент ничего не существовало, кроме гвоздодера. Я не осознавал, что тяну его теперь уже из трупа незнакомки, и не слышал, как газует и сигналит Юрец, чтоб привлечь мое внимание.
   А потом мир вернулся в привычное русло и на меня навалились все эти звуки, скопом - вопли и выстрелы.
   Железо скрежетнуло по кости. Острие вошло аккурат в грудинный хрящ, он гибкий и подвижный - это как раз центр солнечного сплетения. Я занимался на брусьях, и как-то неудачно может, опустился, и грудину прострелила боль. Неделю болел еще, хрящик этот.
   Женщину эту я видел пару раз, но как зовут - фиг знает. Босая, в цветастом халате.
   Из двора Юрки спиной вышел... Рифат, сосед. За ним, скаля зубы и рыча, вышла девка с маникюром. Я засмотрелся на груди. Огромные, минимум размера четвертого.
   "Повезло ее парню", - отметил я.
   Она прыгнула на Рифата, а он выкинул руку с пистолетом. Бах, бах!
   Тело сисястой мотнулось назад, в объятия тети Вали. Она шагала растопырив руки, как борец сумо. В выцветшем голубом платье, волосы жиденькие, в бифокальных очках, за линзами - глаза, как у лягушки. Рифат пальнул еще раз.
   Гортанный вопль. Негодующий, звериный.
   В колене у тети Вали появилась черная дырка. Из раздробленной чашечки хлынул сироп. Сисястая попыталась удержать компаньонку, но силенок не хватило. Тетя Валя осела на тротуар возле ворот, рыча и отплевываясь.
   Я шагнул, и осколки заскрипели по асфальту. Рифат резко нацелил дуло на меня, и я поднял руку с монтировкой: - Я... н-не псих.
   Он даже не дослушал. Сразу опустил пистолет. Потом мотнул головой и потрусил к "Шансу" Юрца, а я все никак не мог оторвать взгляд от женщин, копошащихся в собственной крови. Как опарыши.
   Снова взревел клаксон. И тут же оборвался: Рифат, усевшийся на переднее сидение схватил Юрца за руку. Я видел, что Юрец отмахнулся, а Рифат все махал пушкой.
   "Хочет угнать у нас машину, ублюдок", - взорвалась в мозгу мысль. И я с монтировкой наперевес, кинулся к "Шансу".
   Распахнул дверь и вырвал Рифата из салона, за руку. Он неожиданно оказался легким, как пушинка - шлепнулся задницей на асфальт, рядом с бордюром. Юрец что-то заорал мне. Рифат зырил на меня, подняв брови и выпятив вперед челюсть. Сейчас он особенно был похож на бабуина или на истукана, с туземских островов.
   В зеркале заднего вида к нам спешила фигура. И снова, сковзь призрачность бытия потянуло гнилью.
   - Да отпусти ты меня! - зашипел Рифат. - Гонишь что ли?!
   Он снова нацелил на меня пистолет. Сжал зубы.
   Мелькнула вспышка, уши заложило. Внутри меня что-то оборвалось и разлетелось мелким колючим крошевом.
   Рифат встал и отряхнул штаны. Выглядело это комично. Я оглянулся и увидел сисястую. Ногти, да и руки тоже в бурых пятнах, бордовый цветок раны распускает лепестки на груди.
   К машине спешили еще два СУЩЕСТВА. Они шли куда как быстрее зомби - почти бежали.
   - ЗАЛЕЗЕШЬ ТЫ ИЛИ НЕТ?! - взвизгнул Юрец. Я дернул на себя ручку и повалился на заднее сидение. Юрец дал по газам. Я встал на колени и поглядел в заднее окно. На том месте где мы сейчас стояли, растворялись сизые клубы дыма. Две девки бестолково махая руками и потряхивая грудями, бежали за нами. Обычные девушки, только в крови.
   Юрец погнал по переулку. С визгом вошел в поворот и сбавил скорость. Двигатель перестал надрываться и заработал ровно, уверенно. Вспомнил вдруг, что Юрка - тот еще фрукт. На сборы же ездил, от универа своего, и даже на танке там гонял, вроде бы.
   Юрец и в цеху работал, на заводе - крутил гайки, таскал колодки, всякое такое. Говорил, что немного шарит в двигателях. Но потом ему надоело и устроился в "Ашан".
   - Блин! Ну ты дал! - Юрец поймал мой взгляд в зеркале заднего вида.
   - Я думал, Рифат хочет выкинуть тебя из машины.
   - Зачем это? - Рифат развернулся. Голова его, похожая на лампочку, оказалась между креслами. - Я помогал вам.
   - Спасибо. Я уже понял.
   - Эти суки... Пацаны, вы знаете что происходит? - говорил он без всякого акцента. Как-то раз Юрец поздравил Рифата с Пасхой, мол "Христос воскресе". А Рифат ответил, что он мусульманин.
   Я помню, посмеялся с этого. Сам не присутствовал, Юрец рассказывал. А вообще, Рифат парень странноватый. Вечно хмурый, какой-то чопорный. Живет один и я никогда не видел, чтоб к нему приходили гости, девушки там.
   - Мы не знаем, - ответил я. - Но как поняли, с ума сходят бабы. Ну, ни одного мужика, который бы хотел разорвать нас на куски, мы не встретили.
   - А, что? - Рифат взлохматил волосы. - Я утром проснулся от криков. Ну, на улице что ли орет мужик. Я выглянул на улицу. Смотрю, там копошатся, ну вроде как дерутся. Подумал, мож пъяница какой-то, насилует девушку. Побежал туда. А потом смотрю - девушка в ночнушке, грязной. Ну, голая. А мужик клокочет с разорванным горлом. Такая, черная дырка, и полно крови, - он снова провел по шевелюре ладонью. - У нее вокруг рта как будто помада размазана, как у шлюхи. Бросилась на меня тоже, а я побежал назад, за калитку. Телка эта выглядела как гиена. Я знал, что она бешенная, потому и побежал. А еще - от неожиданности. Дома у меня пистолет. Я не собирался его использовать. Я ведь подрабатываю, в зоопарке. Ну, сторожем типа, летом вот. Это у меня как бы табельное... оружие, что ли.
   - Теперь кажется, зоопарк повсюду, - вставил я. Рифат - опасный тип, оказывается. Черт его знает, сколько ему лет - разберешь разве, из-за бороды? Но он не старше Юрца, вроде бы.
   - Ага. Ну, я побежал в дом. Калитку запер естественно. А во дворе - еще одна тварюка. Накинулась на меня, я и выстрелил, а потом уже слышу, как вы газуете... Ну и подумал, что надо мне к вам.
   Юрец в это время вертел баранкой, а стрелка спидометра тряслась у отметки "40".
   Сбоку метнулась тень. Юрец вскрикнул и дал по тормозам.
   - Дави ее! Газуй! - заорал Рифат. У Юрца перекосилось лицо. Он крутнул баранку вправо.
   По лобовому стеклу распласталась очередная психопатка. У нее как будто был разрезан рот - шире, чем у Джулии Робертс.
   Юрец в самом деле поддал газу и меня вжало в кресло. Потом мотнуло из стороны в сторону. Под ногами перекатилась пустая бутылка из-под пива. Баба оскалила зубы. И стучала ладонью по лобовухе. На стекле оставались жирные отпечатки.
   - Жми! - топал ногами Рифат.
   - Не видно ни хрена!
   Так наша поездка и закончится. Взгляд у бабы абсолютно безумный, но эта хоть в одежде. В рваной, заляпанной кровью - но одежде.
   Это ничуть не успокаивало.
   Она держалась сбоку, подтянулась, и вот уже пальцы лезут в раскрытое окно. Юрец ткнул в кнопку стеклоподъемника. Механизм прожужжал, стекло зажало пальцы бабы. В этот же момент Юрец выкрутил руль.
   Рука девушки чудовищно изогнулась в локте. Послышался влажный треск и головка кости вылезла из суставной сумки.
   Пальцы вырвало из щели, между стеклом и резинкой.
   Девушка покатилась в пыли. И тут же резко встала и побежала, так рвано, как марионетка, гонимая невидимым хозяином. Рука болтается плетью, колени стерты в кровь.
   Юрец поддал газу.
   Баба скрылась за черными бензинными парами и завесой пыли.
   - Парни, куда мы едем? - спросил Рифат. - Мне бы дочку забрать...
   - Давайте хотя бы на нормальную дорогу выедем, - я прикусил язык и почувствовал во рту медный привкус. - Запарили колдобины.
   - Дочку забрать? - переспросил Юрец. - У тебя есть ребенок?
   - А что тут такого? - пожал плечами Рифат. - Ну да, Альбиша. Маленькая, три годика.
   Мы помолчали. Передо мной встала Анина мордашка, с улыбкой, проплыл и растворился образ мамы.
   - Так что, куда ехать? - Юрец смахнул со лба пот.
   - Сначала к Коле, - я нащупал блокнот. Самое главное при мне. - А там - посмотрим. Если та же херня творится в городе, то в центр сейчас нельзя. Нас же разорвут.
   Я не хотел говорить Рифату, что возможно, его дочки уже нет в живых. Потому что тогда нет в живых и моей мамы. И Ани. А такое представить ну никак невозможно.
   Что же будет дальше?
   - Какие мысли насчет... - мы проехали мимо гаражей и вопрос застрял в глотке. Под колесами зажурчал гравий.
   Пятеро тварей рвали на части мужчину. Прямо так, отрывали куски кожи, вместе с молочно-желтыми прослойками, и пожирали. Одна поковыляла к дороге, но мы пролетели мимо, обдав ее камешками и пылякой.
   - Да что происходит? - выдавил Юрец. Он позеленел и нажал на кнопку, чтоб опустить стекло. В салон ворвался прохладный воздух. - Фу, чуть не вырвало... ЧТО ПРОИСХОДИТ ТАКОЕ?
   **********************
   ГЛАВА 3
   - Все бабы сегодня сошли с ума, - сказал я. - Вот что происходит.
   - С чего ты взял, что только женщины? - сказал Рифат, и снова голова его оказалась между кресел. Глаза у него, как у насекомого. Черные, навыкате и поблескивают.
   - Ну, нас уже четыре адекватных парня - про Колю же не забыли? А нормальных "самок" мы сегодня пока не встретили.
   - Значит... И дочка моя? - прошептал Рифат. - Альбиночка?
   - Может быть, не знаю, - сказал я. - Пока так. Я бы поверил, что к нам на улицу высадили десант из женского отделения психушки, но... они же повсюду.
   Юрец снова выкрутил руль, и я вильнул на сидении.
   - С-сука... - выплюнул он в окно. - Ладно, к Коле так к Коле. Не можем же мы вечно так колесить.
   - Ребят, как же это? Почему?..
   - Рифат, мы ни черта не знаем, - я выгнул поясницу, позвоночник щелкнул. - И я очень рад, что у тебя есть пистолет.
   - Ага, - протянул Рифат и вытащил обойму. - Два патрона осталось.
   - А вот теперь градус радости упал. Почему мы не в США, где у каждого в доме дробовик, а? Сейчас бы уже начали отстрел ненормальных.
   - У Кольки должно быть ружье, - подал голос Юрец. Он чуть сгорбился, припал к рулю. - Мы с его отцом на охоту ездили, малыми еще, и дядя Костя с нами был - сосед.
   - Точно! Помню, у них есть сейф. И патронов, думаю в достатке. Дополнительный стимул.
   Вывернули на улицу Мечникова.
   Никакого движения. Разбитые машины. Вот дымится "Хендай Акцент": втерт в дерево, обнимает буквально. Вот "копейка" вверх колесами, и одно до сих пор крутится. Может, по инерции, а может и от ветра.
   Битое стекло блестит на дороге. Погнутые столбы и мятые кругляши знаков, лужи масла (и не совсем масла) темные, подернутые пленкой, реки из бензина. Юрец газовал, а мы с Рифатом припали к стеклам и смотрели, смотрели.
   К горлу вновь начала подбираться тошнота.
   Но я до сих пор думал, что попал в декорации фильма.
   Везде кровь, перевернутые машины. И трупы.
   Я откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. У Рифата оказывается, есть дочка. А я думал, что он педик, вот честно. Странно, почему он тогда оставил ее с мамой? И я никогда не видел ее, ну жену Рифата. Точнее нет - видел какую-то толстушку, еще лет пять назад. Мы еще смеялись с Юрцом, думали, что это проститутка. Типа, Рифат даже шлюху снял стремную, потому что другие отказались ехать.
   Узнать при таких обстоятельствах, что у него есть дочь... Слишком много откровений на сегодня, слишком много информации. Мозг пухнет.
   Мы молчали до самого Колиного дома. Такая же как у нас, улица, частные домишки натыканы, и дорогу не так давно заасфальтировали - ровная, без ям.
   Деревья помахивают листиками. Зеленые, еще не тронутые смрадным дыханием осени.
   Для меня сентябрь всегда был лживым месяцем. Месяц, когда вечера обманчиво теплые, а утром бывают заморозки. Иногда - дожди и настоящая стужа, как будто сентябрь торопится прогнать тихоню Октября, и сразу зовет старшего брата - Ноябрь, или батьку-Декабря.
   Сентябрь - это сумасшедший маньяк, который медленно расчленяет Лето.
   - Вроде тихо.
   - Вон они, - проговорил Рифат. - Едь медленно и не заглохни.
   - Бли-ин, - простонал Юрец. - Они меня уже достали.
   - А ты как думал? - спросил я. - Что мы подьедем, заберем Кольку и айда колесить дальше?
   Юрец засопел. Опять эти сволочи, опять кровь. Я оглянулся назад, наверно чересчур резко, потому что Рифат тут же щелкнул предохранителем.
   - Что там? Сзади нет?
   Я протолкнул по сухому горлу комок. Я все это должен нарисовать. Все так, как есть. И мне не обязательно для этого писать с натуры - запомню.
   - Разгоняйся и сбивай их. - Рифат взмахнул стволом. - Самое оно будет. Или жалко машину?
   - Это же люди, - пробормотал Юрец и облизал губы. - Я не могу вот так... Это женщины, девушки.
   - Иди тогда к ним, джентельмен, - сказал Рифат. - Может, замутишь с той вон, видишь?
   - Да, Юр, - я пролез между креслами. - Теперь они даже не люди.
   - Хочешь, сядь за руль? - предложил Юрец Рифату.
   - Не, - он помотал головой. - Я водить не умею.
   - Кто здесь танкист, а? - сказал я.
   - Ладно, - Юрец вытащил телефон. - Сначала позвони Коле. Пусть знает, что мы поблизости.
   - Он мог бы и выйти, раз он с ружьем, - протянул Рифат. - Если мы вылезем из машины...
   - Да замолчи ты уже! - оборвал его Юрец. Рифат поднял брови, но ничего не сказал. Шевельнулась борода.
   Я слушал гудки. Потом "ту-ту-ту".
   - Абонент уже не абонент, - пробормотал я.
   - Одна заметила, - прокомментировал Рифат. И в самом деле, одна из женщин выпрямилась и смотрела на машину. Нижнюю половину лица как будто покрывает маска. Красная.
   Баба - а это была армянка в подранном халате - задрала нос и принюхивалась, как собака. Даже с такого расстояния я видел раздутые ноздри.
   Она вдруг взревела и заколотила себя по подушкообразным грудям, как орангутанг. И поперла на нас.
   - ЖМИ! - проорал Рифат.
   Юрец, к моему удивлению тут же выжал газ. Покрышки завизжали. Машину окутали черные клубы, а в окно вплыла вонь горелой резины. "Шанс" рванул вперед.
   Взревел двигатель. Еще немного и взлетим.
   Грохот. Бампер подсек армянке ноги, встрепыхнулось платье. Колени стукнули по капоту, задница вмялась в лобовуху. По крыше как будто забарабанил крупный, с куриное яйцо, град, армянка перекатилась по заднему стеклу, по багажнику. Юрец еще поддал газу и врезался в самую толпу.
   Машина подпрыгнула. Стуки, визг, влажный треск. Лобовое стекло прорезала белесая паутина, опять брызги, брызги. Трещины, как порезы, будто само стекло и кровоточит.
   Улицу разрезал гудок клаксона. На капоте лежит психопатка, Рифат шипит, растирая колено. Повезло, что он не выстрелил, а ведь мог бы, ненароком.
   Боковое стекло со стороны Юрца рассыпалось. Черт знает, почему. Сам "водила" сидел с осколками в волосах и растирал лоб: а на лобовухе теперь еще вмятина от головы.
   - О-ох, - пробормотал Юрец. - Меня тошнит...
   Открыл дверь, послышались булькающие, утробные звуки. Рифат меж тем выскочил из машины.
   Раздался выстрел, и домохозяйка с остатками бигудей в волосах скрылась в зарослях шиповника.
   - В голову, - сказал Рифат. - Точно в голову.
   Пальцы у меня липкие, на заднем сидении лежит забытый гвоздодер. Я вытер ладони о джинсы, и подхватил "оружие".
   Юрец растирал красноту на лбу. Рифат, как полицейский из дешевого боевичка, держал стойку: в одну сторону повернулся, в другую.
   - Последний патрон? - спросил я. Он кивнул.
   У Коляна калитка всегда нараспашку, потому что много людей живет в одном дворе. Во-первых сосед, дядя Костя, во-вторых, квартиранты, так что калитку открыть может любой желающий.
   Песок завезли - прямо напротив Колиных окон гора, и в ней полузакопан грузовичок, с синим кузовом. Еще вчера здесь возилась малышня, с игрушками, лопатками и пасочками.
   Но во двор мы вошли с опаской. Узкая дорожка между стеной, чужой забор сплошь из поржавевших прутьев и битых шиферин.
   Рифат вертел пистолетом. Юрец все трогал лоб - в рассаженной коже поблескивали стеклянные крупинки.
   - И где Коля ваш? - спросил Рифат. Мы остановились возле входной двери. Сбоку - дом, из грубых, неоштукатуренных блоков. Без крыши, недостроенный. Это типа уже не Колькина территория, но забора как такового нет, чуть дальше - домик поменьше. И флигель еще, и там как раз квартиранты.
   Были.
   - И что? Заходим? - шепнул Рифат.
   - Ну, - я дернул дверь. Открыто. Спину кольнул чужой взгляд, как будто следит кто сверху.
   Оглянулся. Пацаны как по команде, посмотрели вверх, на недостроенный дом. Никого вроде.
   В Колином дворе даже ночью не бывало так тихо. Тут всегда пищали дети, орали кошки, лаяли собаки, матерились мужики. А сейчас тишина, от которой ждешь подвоха.
   В доме полный бедлам. Везде осколки посуды, на полу кастрюля с вывернутым бульоном, ковер в какой-то дряни. Кровь, кровь, естественно - на стенах, на обоях, а в кроватях преет желтоватое белье.
   - Коль? - крикнул Юрец и я вздрогнул. Странно: полно предметов в комнатах, все разбросано и вдруг - эхо. - Ау!
   Под ногами захрустели осколки: вазы, кружки, тарелки. Валяется шиньон. Кто-то наступил на раскрытый тюбик с кремом для лица - струя попала на обои, ляпнула на полированную дверцу шкафчика.
   В спальне, на кровати лежала Алиса - сестра Коли. На шее у нее запеклась кровь, в форме огромного "смайлика", пальцы скрючены, обломанные ногти впились в ладони. Сбоку, у виска - неровная плешь, клок волос вырван. И черные пятна под глазами.
   Не знаю, как долго мы смотрели на покойницу. Для меня перестало существовать время и вновь я, как будто вскарабкался на еще одну ступеньку реальности.
   Где остальные? Отец, мать?
   - Он же сказал, что сидит в погребе, - подал голос Рифат. - Где погреб этот?
   - На кухне, по-моему, - кашлянул Юрец. - Под линолеумом. Помню, картошку мы таскали.
   Вернулись на кухню. Даже не обсуждали увиденное, просто вышли, подталкивая друг друга и точно: сразу-то мы не заметили, что линолеум приподнят.
   Грудь у меня так и не собиралась оттаивать - замерзла изнутри. А еще я хотел по-большому.
   Обратная сторона линолеума ворсистая, серая, и вся в отпечатках пальцев. С линолеумом возился раненный и не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять кто именно.
   Дернул металлическую скобу, отполированную чужими ладонями. Дверь в погреб поддалась легко, и я чуть не усвистел вниз, Рифат успел подхватить.
   - Спасибо, - сказал я.
   - Аккуратнее надо, Василий Алибабаевич, - пробормотал Рифат. - В сейфе кстати, пусто, в спальне который. Видели, открыт был?
   - Пусто? - я заглянул в черную дыру, прислушался. - Коль!.. Ау, ты там?
   - Он наверно, вылез. Убежал куда-нибудь.
   - Может... - я протолкнул по горлу ком. Даже не ком, а уже то, что съел у Юрца - блинчик. - Они не его... рвали? На улице?
   - Нет, - покачал головой Юрец. - Точно нет. Там был какой-то волосатый чел, ноги сплошь в шерсти. Я запомнил.
   - Оттуда тоже воняет. Ну, сильнее даже, чем в СПАЛЬНЕ.
   - Угу.
   Юрец сунул руку за печку, щелкнул. Зажегся свет в погребе. Он ярко освещал бугристый пол по центру, а стенки потонули во мраке.
   Мы разом отвернулись, зажимая носы и рты.
   Юрца опять вырвало. Он успел выплюнуть бледную желчь в раковину.
   Пока мы тут боремся с желудками, нас могут окружить и точно так же разорвать на куски. Так что если мы хотим выжить, нужно шевелить булками. И извилинами.
   - Кто-то должен слезть. За ружьем.
   - Только не я, - пробормотал Юрец. - Не могу.
   Рифат промолчал, и тогда я присел спустил ноги в проем. Нашарил лестницу, развернулся к ней передом и стал спускаться.
   - Смотри аккуратнее. Вдруг там это...
   - У меня гвоздодер, - я потряс железякой. Рука будто в киселе, воздух вязкий и насыщенный, как бульон.
   Здоровый погреб - настоящий подвал. Потолки метра два с половиной, отделаны штукатуркой даже. Дальняя стена теряется во мраке. Мертвая зона - ничего не видать.
   Но мощная лампа, прикрытая проволочным забралом, и так освещает больше чем нужно.
   Если начать описывать, то не остановишься. Так примерно я и представлял себе выстрел в голову.
   Дядя Жора, отец Васи. Я определил это так, навскидку. Потому что лица у него теперь не было.
   В скорлупе черепа - дыра. Неровные края кости, вязкие, освежеванные комки. Фиолетовые ленты вен и сухожилий, как змейки.
   Я смотрел на труп и дурнота давила на диафрагму, и заполняла легкие - и я сам уже превратился в сплошную тошноту и стенки погреба поплыли, как растаявшее масло.
   - Не спи - замерзнешь, - сказал Рифат, и я вздрогнул. Отвел взгляд.
   Не так уж меня и воротит. По крайней мере, не разрывает на части, как Юрца.
   - Давай уже, хватай.
   Вся штука в том, что дядя Жора, с развороченным, будто огромной петардой черепом, как раз и сжимает ружье. А мне прикасаться к трупу совсем не хочется.
   Что-то шевельнулось в темноте.
   Я тут же поднял гвоздодер. Сердце распухло в груди, мешает дышать.
   - Коль? - выдавил я дрожащим, чужим голоском. - Коля?..
   Из темноты рванула фигура. Я тут же махнул монтировкой. Еще и еще раз.
   Она зашипела и прыгнула на меня, что-то обожгло щеку, задело глаз.
   То, что я кричал как резаный, понял только потом. Я орал и бил, крюк гвоздодера вонзался в неподатливое тело, выскальзывал из плоти, скрежетал по костям. Никогда не подумаешь, что у человека - тем более у женщины - такой крепкий череп.
   Меня захватила черная волна, и я уже ничего не видел.
   Даже с раненой тетей Светой я возился долго. Мне что-то кричали сверху, а я все бил и бил ее. Остановился только тогда, когда голова превратилась в лепешку.
   - ХВАТИТ! - орал Рифат. - Хватай ружье и дергай сюда!
   Я поглядел вверх. Кивнул. Подошел к дяде Жоре. Зажал под мышкой гвоздодер, присел. Оглядел еще раз развороченную челюсть с желтыми осколками зубов, наполовину вырванный язык. Кровь чуть поддавливает в виски, но никакой тошноты. Разжал окоченевшие руки, забрал ружье. Карабин это или что? Понятия не имею. Лучше б "Калашников" был.
   По лестнице я карабкался молча. Вылез, небрежно бросил ружье на пол.
   - Ты что? А вдруг заряжено? - сказал Рифат. Я отложил монтировку и встал.
   Потом схватил его за воротник и прижал к шкафу.
   - Ты чего?
   - Может заряжено, да? Заряжено, говноед ты сраный?!
   - Ром, успокойся, - Юрец попытался разнять нас, но у меня пальцы сжимались сами собой. Я глядел в широко раскрытые, "насекомовские" глаза Рифата, видел, как шевелятся его губы.
   - Ладно тебе, - сказал Рифат. - Чего ты взъелся? Нам нужно держаться вместе, а не кулаками махать.
   Я ничего не ответил. Пошел он к чертовой матери. Нужно избавиться от этого "друга" при первой же возможности. Что-то никакого доверия он не внушает.
   Для меня перестал существовать "вопрос женщин" как таковой. В амерканском фильме наверно бы уже показывали правительство, и как они решают эту проблему, может быть, показали бы улицы, заполненные военными и все такое прочее. А для меня не исчезла страна, мир, я не думал сейчас об Ане, о своих родителях.
   В голове одна мысль: я убил мать своего друга. Тетю Свету.
   Мы готовили вместе с Колькой уроки в первом классе, мы играли у него в приставку, в "Сегу", а потом и в компьютер. Летом дни напролет проводили у него, и тетя Света всегда ко мне относилась хорошо. Как вторая мама.
   И еще я думал о том, что точно так же могут убить и моих женщин. Любимых мною, близких женщин. Или уже убили.
   - Пойдем отсюда, - тихо сказал Юрец.
   - А патроны? - не растерялся Рифат. - Надо поискать патроны.
   Он как ни в чем ни бывало прошел назад в комнату. Звкнул чем-то, уронил что-то тяжелое.
   Потом вернулся, потряхивая мешочком на завязках.
   - Позаимствуем сумку. Вы не против же? - он, не дожидаясь ответа, закинул сумку за плечи.
   - Ты же мусульманин, - не выдержал я. - Почему так себя ведешь?
   - Как? - он осклабился, но глаза у него потемнели еще сильней. - Давай за религию не будем. И вообще... Сейчас настало другое время.
   - Аллах отвернулся от нашего мира?
   - Не произноси это имя. Надо зарядить ружье. Эти... в окно увидел. Вокруг машины, на улице там. Жрут тех, кого мы задавили.
   - Вот черт! - воскликнул Юрец. А я лишь зубы стиснул. Ну а чего они ждали? Наверное, мы и впрямь возились тут слишком долго.
   Рифат заправским движением охотника заложил в ружье "магазин".
   - Нам бы автомат не помешал. Это "Сайга", на пять патронов, - пробормотал он. - Так, в пистолете последний... Юрка возьмет? Или ты?
   - Бери Юр, - я кивнул. - Мне с монтировкой лучше. И ты еще какое-нибудь оружие взял бы. Нож хотя бы.
   Юрец кивнул. Мы пошли к выходу. У меня снова дрожали коленки и неприятный холодок подъедал грудь. Уже сейчас я стал понимать, что эта кутерьма вряд ли закончится скоро.
   Но смогу ли я? Не захочу ли пустить в лоб пулю?
   И что произошло в погребе? Дядя Жора не из тех людей, которые будут стреляться. Возможно случайно как-то... И Кольку мы так и не нашли. Хотя, я мог не разглядеть его... из-за тени.
   Воздух во дворе показался восхитительно свежим, а легкий ветерок по-прежнему переговаривался с листвой. Только теперь мне показалось, что ветер тоже против нас.
   Щелкнула калитка.
   Рифат стал с ружьем к стене. Ствол торчком, лицо напряжено. Ему наверно, нравилось строить из себя эдакого "коммандос".
   Выскочил из-за угла, прицелился.
   Громыхнул выстрел. Сильней, чем у пистолета, пушечный прямо. У меня даже барабанная перепонка в ухе дрогнула.
   Что-то глухо ударило в ворота. Я представил мешок, набитый песком.
   - Отдача ништяк, - Рифат повернул к нам бледное лицо с запавшими глазами. - Их там слишком много.
   Хрипло зашипела кошка, и Юрец закричал. Я отскочил в сторону, подвернул ногу. Боль прошила голеностоп. Перед глазами разорвались звездочки.
   Юрец пальнул в девку - какую там к черту кошку. Она прыгнула на нас в буквальном смысле с неба. Малая, лет двенадцать на вид, в топике и блеклых, застиранных шортах, раскрашенных свежими пятнами. Она сидела на Юрце сверху и скалила зубы.
   Пальнул Рифат, крикнул неразборчиво. Я, сквозь боль шагнул вперед и занес монтировку для удара.
   По моему плечу скользнула змея и я развернулся.
   Канат. Что за хрень? Сразу школьный спортивный зал вспомнил.
   Еще одна тварь. Вышла из флигелька. Как раз квартиранты Коли, наверное, бывшие.
   Я размахнулся (вспомнил, как колол дрова, топором), чтоб всадить крюк монтировки прямо в темя девчонки.
   Метил в "родничок", а попал вскользь по щеке - в последний момент девка резко отпрыгнула от Юрца, как пантера. Рифат приставил ей ствол к затылку.
   Лицо взорвалось фаршем с осколками костей. Мне в лицо попал студенистый мячик, вроде большой виноградины - глаз.
   К нам ковыляла девушка, лет двадцати пяти. В открытом рту поблескивает пломба, язык черный, и сосульки волос висят по бокам пепельно-серых щек.
   Юрец схватил камень и кинул в нее. Попал в живот, девушка рыкнула и продолжила идти, буравя меня взглядом.
   Была бы она ожившим мертвецом, я бы и то не так испугался. Потому что зомби неповоротливые, а эта тварь источала первобытную энергию, звериную ярость.
   - Они напирают! - взвизгнул Рифат. Щелкнул затвором, снова пальнул.
   - Вы глухие что ли?! - донесся хриплый, прокуренный голос. - Э, пацаны!
   Девушка зарычала и побежала на меня.
   Я ткнул ей в лицо гвоздодером. Увернулась. Та малая точно ее дочка или сестра: прыти им обеим не занимать - наследственное.
   Оскаленные зубы, губы искривлены. Есть ли в глазах разум?
   Хоть что-то человеческое?
   Я снова ударил. Она перехватила гвоздодер и выдернула у меня из рук, как лопатку у малыша.
   И губы теперь оттягивало подобие ухмылки. Хотя, может я это и выдумал. Тварь как собака, знала, что я боюсь.
   Девушка отшвырнула гвоздодер в сторону, я краем сознание отметил, что у нее прекрасные ножки: точенные, длинные и пятна грязи (синяки?) их совсем не портили.
   Аккуратно выщипанные бровки чуть изогнулись, оскал немного померк. Девушка на мгновение расслабилась, а я бросился вперед и сбил ее, по-регбийному.
   Она вцепилась мне зубами в трапецевидную мышцу. То самое место, которое мне, бывало, массировала Аня. А уж когда ей делал массаж я, любимая растекалась по дивану, как подтаявшее масло.
   Вот теперь мы с этой бабой катались по полу, и я меня захлестывала ярость и возбуждение. Даже страх отступил.
   И я знал, что она это ощущает.
   В конце концов, я оказался сверху и начал ее душить. Девушка хрипела и извивалась, а у меня вертелось в голове: сколько тебе лет, сколько тебе лет. Не знаю, почему подумал про возраст.
   Конечно, при других обстоятельствах я бы ее не стал ДУШИТЬ, если б оказался сверху.
   Она застонала, ее ногти впились в предплечья, но и теперь боли не приходила.
   А девушка застонала еще раз и стала прижиматься к моему паху.
   В глазах появился новый огонек.
   Я наклонился к ней. Черт знает, что на меня нашло. Ниже, еще ниже. Она меня загипнотизировала.
   И тут же вцепилась в нижнюю губу и сомкнула челюсти. Я замычал, но теперь уже тварь освободилась от захвата, теперь уже ее пальцы сжимали мое горло, и я знал, что она может вырвать трахею прямо так, одним движением.
   Потом она схватила меня за пах. Как следует вцепилась. Перед глазами у меня поплыли чернильные пятна, с лиловыми проблесками.
   "Все, это конец. Конец"
  
  

Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"