По комнате разливался лунный свет, обнажая сюжеты из прошлого. События, затерявшиеся в вихре времени, приобретали сейчас небывалую ясность. С древнейших картин, которыми были увешаны не менее древние стены, на пыльный кленовый паркет бесшумно опускались призрачные пары, в просторную комнату с неистовой силой врывались звуки музыки, от которых колыхались занавески. Сколько лет прошло с тех пор, как здесь состоялся последний приём в истории этого старинного замка....
Однако сейчас казалось, что ничего с того момента не изменилось. По паркету кружились элегантные пары, легко и грациозно скользя в ритме вальса. Они ничем не отличались от тех, что танцевали здесь четыреста с лишним лет назад, разве что были теперь призрачными. На их лицах были маски, такие разные, самых причудливых форм и оттенков, с многочисленными узорами, украшениями, яркими декоративными перьями.
Слабым, тусклым светом горели десятки свечей в бронзовых подсвечниках, развешанных по стенам. Свет их был холодным и безжизненным, и если бы оказавшийся здесь каким-либо образом живой человек поднес руку к этому тусклому пламени, не ощутил бы ничего, кроме холода и пустоты.
В распахнутые окна врывался легкий ночной ветер, сдувающий пыль с паркета, некогда натиравшегося до безукоризненного блеска; играющий волосами и одеждами ночных обитателей замка. Повсюду слышались манящие голоса скрипок, игравших живые, веселые и ритмичные мелодии вальса, под звуки которого некоторые пускались кружиться по залу против собственной воли. Люди-призраки, собравшиеся на полуночном балу, оживленно беседовали, шутили и непринужденно смеялись; дамы кокетливо обмахивались веерами и рассматривали через лорнеты своих кавалеров, усердно и неутомимо рассыпавшихся в нескончаемых комплиментах перед ними. При этом ни те, ни другие не снимали с лиц своих призрачных масок.
Волею судьбы оказались на этом балу и наша героиня, о ком в дальнейшем и пойдет речь в этом рассказе. Она медленно шла по залу, озираясь по сторонам неподдельным, удивленно-восхищенным взглядом. Одежда ее ничуть не походила на роскошные бальные платья средневековых дам, да и всем видом своим она относилась к нескольким эпохам вперед. На ней не было маски, волосы не были уложены в изысканную прическу, а кожа и лицо были молочно-белыми, ничуть не призрачными и даже слегка фосфоресцировавшими в лунном свете.
Никто из участников ночного торжества не замечал ее, либо не обращал внимания, посему она неуверенным шагом медленно обходила весь просторный старинный зал, давным-давно заброшенный и забытый, но такой оживленный в эту ночь. Она силилась понять, почему и как она оказалась в этом странном месте, что это за люди вокруг, что вообще происходит этой ночью; и не могла. Ни одного живого лица, все взгляды и эмоции скрыты за масками, а сухие и наигранные голоса вообще ни о чем не говорили девушке, перекликаясь друг с другом на каком-то странном, абсолютно неизвестном ей наречии.
Таинственный бал, сути которого она никак не могла уловить, вначале нагонял на девушку неизъяснимое отчаяние и легкий страх, сменившиеся в следующие полчаса равнодушным спокойствием. Какая разница, где она находится в эту ночь, и что это за призрачные люди вокруг. Какая чудесная ночь! Маскарад, музыка, свечи, вальс.... От всего этого веяло такой романтикой, что через некоторое время девушка просто наслаждалась этим балом, позабыв о непонятных и пугающих его деталях.
Вдоль дальней стены тянулся огромный дубовый стол, на котором слабо мерцали покрытые пылью серебряные кубки и столовые приборы. Посреди стола стояла огромная хрустальная чаша, до краев наполненная призрачной водой, в которой резвились очаровательные рыбки-призраки. Девушка осторожно прикоснулась к поверхности воды в чаше, и та вмиг исчезла вместе с рыбками и диковинными водорослями, и пальцы девушки коснулись лишь твердых и холодных стенок чаши. Пламя свечи, стоявшей рядом, затрепетало и погасло, и девушка в замешательстве отошла от стола, продолжив свое шествие по залу.
Внезапно все смолкло. Вальсирующие пары остановились, сместившись к стенам, люди-призраки замерли, затихли. Девушка тоже невольно остановилась в неосознанном ожидании чего-то необычного в следующее мгновение. В середине зала, посреди лунного тумана, возник человек с арфой. Это был юноша, которого до сего момента на балу никто не видел. Он склонился над своим инструментом, тонкие пальцы промчались по струнам, и зал наполнился чарующими, нежными, романтичными звуками. Все, кто был в зале, замерли в едином вдохе, затаив дыхание, словно боясь уничтожить это лунное явление тихим словом или едва заметным жестом.
Юноша продолжал играть, а луна светила все ярче и ярче, и, казалось, звукам этой арфы было подвластно все вокруг. Неповторимые, невоспроизводимые созвучия, вырывавшиеся из-под пальцев юного музыканта, завораживали своей таинственностью, и всем, кто их слышал, казалось, что ничего нет и не может быть в жизни волшебнее, чем музыка этого юноши, лившаяся в полутемный забытый зал этой лунной ночью.
Девушка стояла и слушала эту музыку, прислонившись к стене. Она тоже была под воздействием чудесной мелодии, сковавшей невидимыми путами внимания и жадной любознательной сосредоточенности. Она вся превратилась в слух и зрение, и ничто в мире не существовало для нее, кроме этого юноши с его старинной арфой. Присматриваясь к нему внимательнее, она замечала интересные детали в его внешности. На нем, в отличие от призраков, не было маски, а лицо его лишь наполовину пропускало лунный свет, но не было полностью прозрачным. На нем были темные брюки вполне обычного современного покроя и свободная шелковая рубашка, алая, словно лепестки розы. Он, как и девушка, довольно странно смотрелся на этом балу, разница была лишь в том, что он был полупризраком, а она - нет, его видели остальные, а ее - нет. Правда, казалось, что он, самозабвенно, словно в экстазе, играющий на своей арфе, тоже не видел и не слышал ничего вокруг.
Хотелось бы простоять тут всю ночь, слушая эту прекрасную музыку, видя юношу, который словно слился со своим инструментом воедино; или даже всю жизнь.... С тоской думала девушка о том, что с приходом утра этот бал станет уже совершенно не таким волшебным, как ночью, а то и вовсе закончится. Исчезнет прекрасный юноша со своей арфой, а вместе с ним и эта дивная музыка, заставляющая забыть обо всем на свете и разливающаяся по телу волной блаженства и спокойствия. И стоило ей только подумать об этом, как девушка тут же почувствовала, что просыпается.
Не открывая глаз, она разочарованно вздохнула и перевернулась на бок. Тут же над ухом громко пропищал пронзительный сигнал будильника. Что-то пробормотав, она наугад хлопнула по нему ладонью, но будильник звенел все громче. Вконец рассердившись, девушка, все еще не открывая глаз, взяла будильник в руку и с размаху швырнула туда, где, по ее предположению, должна была находиться противоположная стена. Раздался треск бьющейся пластмассы, а затем наступила тишина.
Девушка натянула одеяло до самого подбородка, надеясь все-таки уснуть снова. В голове ее до сих пор удивительно ясно звучала нежная музыка.
Сон девушки тут же как рукой сняло. Широко раскрыв глаза, она вспоминала все до мельчайших подробностей, и казалось, что она до сих пор никак не может вернуться в реальность. Слишком явно видела она перед собой старинный зал, танцующих призраков, юношу с арфой. Юноша с арфой! Она теперь слышала его дивную музыку настолько отчетливо, словно она доносилась из стоящего рядом проигрывателя, а не из ее далеких сновидений.
Девушка закрыла глаза, слушая, как ее мозг снова и снова воспроизводит в памяти каждую ноту нежного мотива. Он, казалось, стал самой дорогой вещью, которая была у нее в жизни...
Между тем над осенними улицами поднималось солнце. Один из его робких лучей попал в комнату девушки, и, словно золотая лента, лежал на ее одеяле. Постепенно все помещение наполнилось теплым янтарным светом, разливающимся по стенам и потолку. Девушка наконец встала и подошла к окну, лениво окинув взором развернувшуюся перед ней привычную картину.
Перед окном, обрамленное с двух сторон голыми деревьями, чередующимися с фонарными столбами, пролегало шоссе, уходящее вправо и почти там, где начиналась оконная рама, резко сворачивало влево и устремлялось высоко вверх, на холм. Там, по правую сторону шоссе, на холме пестрел всеми красками осенний лес, а внизу, под мостом, по которому проходила дорога, текла река. На вершине же холма, насколько хватало глаз, теснились всевозможные строения: различные учреждения, жилые дома, соборы. И над всем этим нависало безоблачное, глубоко-голубого цвета небо.
Девушка наблюдала за пробегавшими по шоссе автомобилями, когда в памяти ее вдруг с новой силой всплыла та музыка, которую играл на арфе юноша-полупризрак из ее сна. Почему же она так навязчива, и почему ее невозможно забыть? Девушка не стала размышлять, а взяла гитару, которая стояла в черном чехле у стены, и наугад пробежала пальцами по струнам. Затем она задумалась на минуту, а когда заиграла снова, ночная музыка полностью воплотилась в гитарных звуках. Многие говорили, что у нее был безошибочно восприимчивый слух и тонкая чувствительность к музыке. Она продолжала играть, ударяя по струнам с каждым разом с возрастающим вдохновением, лицо ее озаряла неземная поэтическая одухотворенность. Мелодия становилась все громче и яснее, и наконец, довольная игрой, девушка отложила гитару.
Солнечный свет, разлитый по всей комнате, наполнял ее теплом и уютом. Девушка окинула рассеянным взглядом свое "убежище": ее диван-кровать находился у стены, на которой прямо посередине, над диваном было большое светлое окно, выходящее на восток; у стены справа стояли письменный стол и большой аквариум на деревянной тумбе; у стены слева располагались книжный и платяной шкафы, между которыми было еще одно окно. Всю стену, в которой находился дверной проем, занимали подсвеченные деревянные полки, высившиеся до самого потолка. Девушка по натуре своей была коллекционером и на эти полки помещала всевозможные хрустальные, каменные, керамические и прочие фигурки, отдельные полки отводились под коллекцию хрусталя, разнообразные свечи и фигурки ангелов. На подоконниках теснились глиняные горшочки с комнатными цветами, стены украшали картины с пейзажами и почему-то милыми сердцу девушки готическими соборами.
Зевнув и потянувшись, она распахнула окно, и комнату наполнил свежий и холодный октябрьский воздух. Осеннее утро было чудесным, бодрящим и солнечным, но девушка знала, что ничего доброго оно ей не несет. Жизнь давно перестала баловать ее хотя бы мелкими радостями, зато щедро посылала на ее долю многочисленные трудности и неприятности, а также постоянное, гнетущее одиночество.
Встав перед зеркалом, девушка провела рукой по длинным, очень длинным жемчужно-пепельным волосам, аккуратно и мягко обрамляющим нежный овал ее лица. Девушке неоднократно замечали ее удивительное сходство с нежным ангелом из-за ее огромных ясных серо-голубых глаз и тонких, правильных черт лица. Она была наделена хрупкой, миниатюрной фигуркой, отличавшейся, впрочем, необыкновенной гибкостью и изяществом.
Девушка открыла один из ящиков письменного стола и извлекла оттуда нотную тетрадь. Карандаш в ее руке быстро заскользил по листу, покрывая его нотами и различными обозначениями. Вверху девушка подписала: "Сон".
Ближе к полудню она покинула свой дом и отправилась в университет. Училась она на филологическом факультете, но вместе с тем всей душой мечтала о карьере музыканта. Она с детства не расставалась с гитарой, постепенно освоила все ее разновидности и вместе с людьми со схожими увлечениями организовала большую металл-группу. Работе в ней она посвящала все свободное, а также и часть учебного времени, но серьезных успехов музыканты пока не добились.
После занятий девушке пришлось дежурить по аудитории, прежде чем там начинались лекции другой группы. Девушка прохаживалась шваброй по полу, когда раздался грубый окрик одного из ожидающих студентов:
- Эй, давай пошевеливайся!
Девушка подняла на студента невозмутимый взгляд:
- А в чем дело? Может, хочешь помочь?
В ответ тот пробормотал нечто невразумительное, что можно было растолковать как бессвязное ругательство. Внезапно к нему, стоящему в дверном проеме, откуда-то сзади протянулась здоровенная рука и за шиворот выволокла парня в коридор. На его месте показалось добродушное лицо однокурсника, который так же являлся ударником в группе и просто хорошим другом девушки.
- Селена, кончай шваброй махать! У нас репетиция через час, забыла?
- Забыла, - рассеянно кивнула девушка.
- Давай, двигай за своей балалайкой (так он окрестил ее электрогитару), а я тут закончу.
Мимоходом поблагодарив его, девушка накинула пальто и, взяв сумку с кафедры, ушла.
Репетиции группы проходили на чердаке дома бас-гитариста, который оборудовал его максимально удобным образом. Места на чердаке было предостаточно; вдоль двух перпендикулярных стен тянулись ряды стульев, отправленных сюда за ненадобностью, стоял старый, но удобный низкий диван, а место у дальней стены, противоположной входу, было занято всевозможным оборудованием, которое музыканты только смогли достать.
Осторожно поднявшись по лестнице, девушка прошла в помещение и поставила к стене свою гитару. Кроме нее и бас-гитариста, рыжеволосого парня с симпатичной бородкой, никто еще не пришел. Тихо поздоровавшись, Селена села на один из стульев у стены, извлекла из чехла гитару и стала играть какую-то печальную мелодию. Бас-гитарист молча слушал. Ему нравилось, как она играла - спокойно и слегка отрешенно, словно давно махнув рукой на все вокруг. И хотя играла она на электрогитаре, звуки которой были слегка мрачны и грубоваты, музыка, срывавшаяся со струн, была прекрасна.
В помещение вошли ударник и клавишница и замерли на пороге. Селена, оторвавшись от инструмента, улыбнулась им и отложила гитару. Чуть позже появились вокалисты, длинноволосый брюнет и девушка с иссиня-черными волосами, и виолончелист, которого с таким трудом удалось разыскать в провинциальном городе.
- Итак, все в сборе, - окинув взглядом всех присутствующих, произнес ударник Александр.
Остальные шестеро, не обращая на него никакого внимания, занимались своими делами. Александр подошел к ударной установке и что было силы ударил по ближайшему барабану. Все взгляды тут же устремились на него. Ударник, несколько смущенный таким внезапно обрушившимся на него вниманием, тем не менее продолжил:
- Уважаемые господа артисты! - так он их почти всегда называл, - у меня сегодня куча новых текстов, так что если ни у кого никаких новых предложений, давайте-ка все живо за работу!
Получив распечатки своих партий, музыканты занялись каждый своим делом. Кто-то настраивал инструмент, кто-то брал новые аккорды, а вокалистка возмущенно хныкала, хлопнув с досады рукой по колонке.
- Я абсолютно ничего не понимаю! - минуту спустя пожаловалась она Александру, - Здесь так все запутано!
Ударник принялся терпеливо объяснять певице, что и в какой части песни от нее требуется. Некоторые музыканты, изучив свои партии в одной песне, пробовали объединиться и играли вместе. Вокалист Сергей пытался перекричать звуки аккомпанирующего ему виолончелиста Дмитрия, симпатичного парня с вьющимися каштановыми волосами до плеч. Внезапно Дмитрий замер и откинул назад упавшую на глаза прядь волос.
- Ты можешь играть чуть потише? - взмолился Сергей, - А то у меня вместо вокала получается сплошной крик.
Дмитрий пожал плечами и показал Сергею ноты своей партии, где точно обозначалось, с какой громкостью надо играть. Сергею ничего не оставалось, как только предложить с тяжелым вздохом:
- Давай попробуем еще раз...
Селена тем временем вместе с бас-гитаристом Максом отрабатывали свои партии, клавишница Анна объединилась с ударником и вокалисткой Викторией. Все вместе и каждый по отдельности, музыканты производили столько шума, что, казалось, деревянный пол не выдержит и обрушится вместе с ними. Однако ребят это мало волновало, поскольку каждый здесь был всецело предан своему делу и старался сделать его как можно лучше, все вместе они стремились к единственной, самой важной для каждого цели.
Репетиция закончилась, когда поздним вечером они, уставшие и измученные, сыграли все вместе каждую из песен. Как отметил каждый про себя, получилось не очень, поэтому было необходимо еще много работать над своими партиями.
На улице Селену встретил прохладный и свежий осенний воздух, обжигающий лицо. До дома было достаточно далеко, но она решила проделать весь этот путь пешком - торопиться ей было некуда, дома ее никто не ждал.
Она жила с отцом и старшим братом, обоих дома сейчас не было. А если бы и были, вряд ли их внимание коснулось бы такой незначительной детали, как отсутствие Селены дома вечером. В этой семье, несколько лет назад потерявшей мать, каждый жил своей собственной жизнью. Впрочем, с братом у девушки сохранились достаточно теплые и доверительные отношения, но и у него была своя жизнь. Отец же девушки, хоть он и любил безгранично своих детей, после смерти жены от них странным образом отдалился и с головой уходил в работу, которой у него было предостаточно.
Селеной ее назвала мать. Она была страстной поклонницей древнегреческой мифологии. Девушка часто вспоминала, как мать увлеченно и очень интересно рассказывала ей о странствиях Одиссея, легенду об Атлантиде, Троянской войне, аргонавтах и многие-многие другие мифы Древней Греции. При этом ее голубые глаза возбужденно блестели, а длинные волосы колыхались словно в такт словам.
Она часто вспоминала смерть своей матери. Вернее, как таковой смерти она не видела, но хорошо помнила все, что ей пришлось почувствовать.
До последнего момента от детей скрывали, что мать была смертельно больна.
Селена помнила, как часто, вечерами, они с братом подолгу сидели на большом уютном диване в гостиной и слушали мамины рассказы. Помнила, каким долгим, нежным и печальным взглядом мама смотрела в ее лицо и как отворачивалась, когда глаза ее наполнялись влажным блеском. Она была так нежна, так ласкова с ними, особенно остро это ощущалось в тот день, когда она, сославшись на головную боль, не встала с постели.
Селена помнила все. Отец тихо позвал их с братом в спальню. Мама выглядела очень уставшей, лицо ее было бледным, взгляд - спокойным, но тоскливым, гаснущим. Дети никогда еще до того дня не видели настоящего взгляда умирающего человека, потому ничего не поняли. Мама хотела что-то сказать им, но, словно пересилив себя, просто поцеловала детей, не подозревавших, что это было ее прощанием с ними, и что больше они ее не увидят никогда.
Затем в их доме появилась бабушка, визиты которой сюда были явлением крайне редким. Дети обрадовались ей, на какое-то время забыли о родителях. Когда они играли и резвились на втором этаже, маму увозила в больницу "Скорая помощь". Человек покидал свой дом, чтобы больше уже никогда туда не вернуться.
Несколько дней детям фальшивыми голосами объясняли, что мама заболела гриппом, и ее будут лечить в больнице; что на это уйдет время, в течение которого они ее видеть не будут. Селена не верила этому, но была слишком маленькой, чтобы понять, что произошло на самом деле. Она просто чувствовала, что ее обманывают.
Мама не возвращалась подозрительно долго. Дети молчали, сколько могли, потому что лишнее упоминание о ней почему-то заставляло отца сильно нервничать и прятать глаза. Но, чем больше проходило времени, тем меньше Селена верила в то, что мама вообще вернется. Она часами сидела в ее спальне, проводила рукой по изголовью кровати, потом начала часто плакать и бессознательно звать маму. Когда ее пытались вывести, Селена, насколько позволяли детские силы, сопротивлялась, с криками и рыданиями хватаясь руками за все предметы, за которые только можно было ухватиться. Брат ее тоже сильно нервничал, особенно видя ее переживания, но он был старше и сдержанней, хотя и ему случалось тихо плакать, запершись в комнате и никому не показываясь.
Объяснять детям уже ничего не пришлось. Однажды, когда отец в очередной раз пришел за ней в спальню матери, Селена, сидящая на полу возле кровати, подняла на него свои большие грустные глаза. В них было столько печали, столько настоящей, недетской скорби, столько тоски и боли! Отцу стало очень тяжело и неуютно под ее взглядом, он опустил голову, и тогда девочка спросила: "Она ведь никогда не вернется, да? Она умерла? Еще в тот день, когда мы играли с бабушкой?" Папа едва заметно кивнул головой и почти бегом покинул комнату.
Селена знала, что никогда не забудет этого. И не потому, что вообще редко что забывала, а потому, что это оставило самый глубокий след в ее душе. Это детское воспоминание было много отчетливее прочих, и, сколько бы ни прошло времени, она помнила все, словно мама умерла совсем недавно. Помнила и теперь так же ясно.
От матери Селене досталась любовь к мистике и тонкий музыкальный слух, а также все черты ее внешности. Характером, мягким, но решительным, она походила на отца.
Итак, она медленно шла по тротуару, освещенному вечерними огнями фонарей. Облетевшие сухие листья, собранные по левую сторону тротуара в большие кучи, срывались с места вместе с ветром и летели на дорогу, под колеса автомобилей.
Селена проходила мимо многоэтажного кирпичного дома, окна которого светились по-вечернему тепло и уютно. Девушка машинально рассматривала их. На подоконнике одного из окон второго этажа стояли два больших круглых кактуса, а между ними - еще множество всевозможных растений. Верхний свет в комнате был отключен, откуда-то из угла исходило неяркое сияние то ли небольшой настольной лампы, то ли свечи. По стене тянулись деревянные полки с книгами, на противоположной стене висел ковер. Все это отделялось от окна почти прозрачными светло-бежевыми шторами. Интересно, что за человек там живет? Какой он? Какая у него жизнь? Взрослый или не очень, добрый или злой, а может, безразличный ко всему; мужчина или женщина, учащийся или работающий человек, веселый или печальный? Чем он живет, чему радуется? Так, невольно открывается перед посторонним частица чьей-то, чужой жизни, может, и души.
Девушка, задумавшись, брела по улице, смотря перед собой невидящим взглядом. Не обратив ни малейшего внимания на светофор, двинулась через дорогу на красный свет. Из мрачного оцепенения ее вывел резкий визг тормозов, настойчивый сигнал автомобиля и последовавшая за этим ругань высунувшегося из окна разъяренного водителя:
- Смотри, куда прешь! Жить надоело?
Девушка подняла на него рассеянный взгляд и едва заметно кивнула. Раздалось еще несколько громких и крайне нелестных слов, после чего автомобиль поехал дальше, а девушка без приключений миновала переход.
Как бы медленно она ни шла, как бы ни растягивала свой путь, около одиннадцати она оказалась дома. Нехотя достав из кармана большой железный ключ, открыла тяжелую входную дверь и очутилась в темной прихожей.
Дома, как она и предполагала, никого не было. Захлопнув за собой дверь, она, не включая света, прошла в свою комнату, сбросила с плеча на пол чехол с гитарой, и, не раздеваясь, села на диван, вытянув уставшие ноги и закрыв глаза. Уже потом сообразила, что каблуки так и не снятых сапог царапают бледно-серый ковролин на полу, оставляя на нем темные следы грязи. Пришлось почистить ковер, вымыть и убрать сапоги.
До полуночи девушка сидела за учебниками, и только когда текст перед ее глазами начал сливаться в однообразное черное пятно, она наконец легла спать.
Ей снилось огромное поле, простирающееся до самого горизонта. С левой стороны его обрамлял редкий безлиственный лес, чернеющий резкими силуэтами старых деревьев на фоне безоблачных, темно-серых небес. В нескольких пядях от земли висел густой и плотный туман, жемчужные нити которого пронизывали холодный воздух.
Селена находилась недалеко от одинокого, неизвестно откуда взявшегося посреди поля дерева. Его сухие черные ветви уже давно не знали листвы и простирались к небу словно тощие, сухие и костлявые руки нищего.
Повсюду стояла мертвая, завораживающая тишина, и в застывшем в безмолвии пространстве не угадывалось ни малейшего движения, ни слабейшего признака жизни.
Девушка медленно шла прочь от дерева, и под ногами ее безжизненно шуршала сухая трава. Было такое ощущение, будто весь пейзаж вокруг нее был умело написан черной и белой красками, а также всевозможными их производными, и мир вокруг казался неясным серо-черным пятном с белой полосой тумана, словно в кадре старого, немого черно-белого фильма. И только где-то вдалеке, около черных деревьев отдаленно мелькало яркое, чужеродное в этом сером пространстве алое нечто.
Почему-то это показалось девушке очень странным, и она двинулась в его сторону. Постепенно приближаясь к лесу, она различила силуэт человека. На нем была огненно-алая шелковая рубашка и прямые черные брюки. Девушка внезапно остановилась, будто натолкнувшись на какое-то незримое препятствие. "Я его уже где-то видела", - пронеслось в ее голове.
Пока она мучительно вспоминала, человек приблизился к ней и сейчас стоял в нескольких шагах, так же напряженно пытаясь что-то вспомнить, вглядываясь в черты ее лица.
Девушка невольно оторвалась от своих мыслей и пристально его рассматривала. Густые каштановые волосы слегка прикрывали высокий бледный лоб, делавший лицо юноши красивым и благородным. Прямые аккуратные брови, искрящиеся зеленые глаза в ореоле длинных темных ресниц, красивый нос и тонкие, нежно очерченные губы. "Какой красивый..."
Взгляд Селены скользнул по кистям его рук. Аккуратные тонкие пальцы, прямо-таки созданные для какого-нибудь струнного инструмента. "Гитарист?" - мелькнула привычная догадка. И тут ее осенило. Она вспомнила сразу все: и бал призраков, и старинный зал, и ожившие картины, и музыку, проникающую в самую глубину сердца. И парня, который был с ней неразрывно связан.
Девушка отступила назад, почувствовав странную неловкость. Словно... словно она преднамеренно искала с ним встречи, или что-то еще в этом роде, трудно было сказать тогда.... Неизвестно, что было написано в тот момент на ее взволнованном лице, только парень вдруг шагнул вслед за ней. Раздался его тихий, слегка хрипловатый, но жутко приятный голос:
- Вы... убегаете? Зачем?...
Девушка не понимала его и смотрела в его лицо широко раскрытыми глазами, в которых испуг мешался с удивлением.
- А ведь я уже видел Вас. И это я Вас искал, а не Вы меня. Пожалуйста, не пугайтесь.
Голова Селены пошла кругом, ей казалось, что все это нереально. Тут она одернула себя: "Ты ведь спишь, глупая!" Как правило, в наших снах нередко сквозят тайные желания, намерения или даже просто мысли. Случается, что во сне мы ведем себя куда естественней и ближе к своему второму "я", нежели в реальной жизни.
- Искали? - услышала она свой голос, - Как? Зачем?
Юноша пожал плечами. Может, он и хотел что-то пояснить, но туман, который было расступился в этом месте, вдруг снова начал занимать все пространство между ними.
- Я так хотел бы увидеть Вас снова, - нерешительно и тихо произнес парень, прежде чем скрыться в толще тумана, - Вы придете завтра?
Селена абсолютно ничего не понимала. "Кто он, зачем ему видеть меня? Как я попаду сюда снова? И попаду ли?"
- Я... я не знаю, - успела ответить она, прежде чем проснулась.
За окном стояла глубокая ночь. Девушка некоторое время бессмысленно смотрела в темноту широко открытыми глазами. В принципе, ей уже доводилось слышать о том, что некоторые сны, бывает, имеют продолжение, но раньше с ней такого никогда в жизни не случалось. Как все было явственно, как будто происходило в настоящей реальности! Ей редко снились такие четкие сны, которые она, проснувшись, помнила до мельчайших подробностей. В конце концов она списала все на усталость и спустя время провалилась в тяжелый сон уже без сновидений.
Рано утром она проснулась без помощи испорченного недавно будильника. Сидела в постели и, как сутки назад, вспоминала необыкновенный сон. Такие красочные и потому запоминающиеся сны до сих пор были для нее явлением довольно редким. Казалось странным, что они шли один за другим, да еще и были связаны друг с другом. Впрочем, думала девушка, их было всего два.
Сегодня был выходной. Было приятно осознавать, что не нужно идти в университет, даже ребята из группы не собирались сегодня на репетицию. Все они разъехались по своим делам, кто-то на отдых, кто-то на дачу, и Селена вдруг очень остро почувствовала, что ей просто некуда себя деть, нечем заняться, некуда идти и некого ждать. Она была одна в этом доме, в этом городе, в этом мире... никому не нужная и забытая. Хотя, если быть строже с самой собой, кто мог помнить о ней? Да, у нее были, конечно, друзья, но у всех свои дела, проблемы, у кого-то уже семья, у кого-то - личная жизнь.... Кому какое дело до того, что она сейчас одна в своей комнате, упершаяся безнадежным взглядом в пространство и готовая завыть, наверное, от одиночества, когда оно переполнит ее несчастную душу.
"Моя жизнь похожа на черную розу - так же темна, полна печали и одиночества. Моя душа - озеро слез, а лицо давно уже не знает теплого прикосновения улыбки. Мои мысли подобны сотням неясных кошмаров, заполняющих всю мою суть, мелькающие среди событий отдельными темными штрихами, а все вместе - складывающиеся в одно большое черное пространство... Сон ли это разума или смерть посреди жизни?"
Оставаться дома сил больше не было, хоть она и не знала, куда пойдет. Да это и не было столь уж важно. Свернув со своей улицы, она дошла до того самого шоссе, что было за ее окном, и двинулась вдоль него. Мимо проносились автомобили, она шла навстречу им по самому краю дороги. Девушка пешком дошла до моста через реку и остановилась на его середине.
Внизу ревела, гонимая сильным осенним ветром, мутная зеленоватая вода. По правому берегу реки тянулся сплошной лес, на левом, совсем рядом с водой, находились симпатичные частные домики, за которыми поднимался высокий холм, протянувшийся вдаль по берегу реки насколько хватало глаз. На холме живописно раскинулся полыхавший огненными осенними красками лес, который так хорошо был виден из окна комнаты девушки.
С минуту она стояла и молча смотрела вниз, затем двинулась дальше. Прошла целый ряд одноэтажных домиков и огромный недостроенный многоэтажный дом, уже давным-давно заброшенный и служивший местом сборов панков, скинхедов и прочих сомнительных личностей. Затем миновала небольшой парк и оказалась на главной улице города. Здесь всегда было людно, оживленно, и, хотя девушка не любила шумных мест, центр привлекал ее своей причудливой архитектурой и сотнями вечерних огней.
Девушка бесцельно бродила по этой улице почти до самого вечера.
На пути домой, возле трамвайной остановки, Селена увидела нищую старушку. Она стояла у стены какого-то здания, протянув вперед руку и избегая смотреть в глаза прохожим. Девушка подошла ближе, с искренним сожалением взглянув на старушку. У нее было такое несчастное лицо! Ее глаза, полные мольбы и безмолвного отчаяния, Селена запомнила на всю жизнь. Холодный, уже не по-осеннему пронизывающий ветер трепал платок на голове старой женщины и выбившиеся из-под него пряди седых волос. По морщинистым щекам текли крупные слезы, о которых старушка, должно быть, забыла, очевидно предавшись каким-то своим мыслям.
Селена порылась в карманах и все, что сумела там найти, сунула в руку нищей. Та громко всхлипнула и вдруг начала медленно оседать на землю. Селена наблюдала за этим, словно завороженная, лихорадочно пытаясь сообразить, что бы предпринять. Спустя долю секунды она рванулась к старушке, еще не успевшей упасть, и подхватила ее. Женщина с трудом дышала. Селена в замешательстве оглянулась вокруг, ища глазами помощи хотя бы откуда-нибудь, но видела лишь взгляды, полные презрения или безучастия, а некоторые, послабее, просто отводили глаза в сторону.
- Кто-нибудь, помогите! - что было сил закричала Селена, забыв обо всем, - Да помогите же кто-нибудь!!
Через минуту нашлись-таки люди, вызвавшие "Скорую". Старушку повезли в больницу, и Селена почему-то поехала с ней.
...Она сидела в приемной и ждала врача, осматривавшего нищую женщину. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он появился. Селена тут же подскочила с места и направилась к нему.
- Простите... сегодня, совсем недавно сюда привезли пожилую женщину... нищую... скажите, как она?
- А, эта? Умерла, - безучастно бросил врач на ходу и пошел по своим делам.
Селена смотрела ему вслед, словно громом пораженная. Затем догнала.
- Извините,...
- Девушка, - устало обернулся к ней доктор, - Вам она кто? Бабушка? Тетка?
Селена, уставившаяся в пол, кивнула.
- Инфаркт у нее, понимаете? Причем повторный. Где вы раньше-то были?
- Я не знала ее раньше, - призналась Селена, - Я увидела ее сегодня днем, когда это произошло, и...
- Ну, вот видите, о ней дальше позаботятся соответствующие учреждения, а вы-то тут причем? - перебил ее врач и зашагал дальше.
Было ли это каплей, переполнившей чашу ее боли и ненависти к этому миру, или просто сдавшие нервы, Селена не знала. Она прижалась к холодной крашеной стене и громко, громко и жалобно зарыдала. Поначалу никто не обращал на это внимания, потом к девушке стали сбегаться и врачи, и посетители. Все они пытались сунуть ей успокоительное или хотя бы оттащить от стены, но все их попытки Селена игнорировала, либо яростно отбивалась. В конце концов ее все-таки усадили в кресло у входа в коридор и почти силой заставили проглотить какую-то огромную и до дрожи противную таблетку.
- Вам нужно домой, - осторожно сказал подошедший к ней молодой врач.
- Я не пойду домой, - не поднимая на него заплаканных глаз, пробормотала Селена.
- Не говорите глупостей, вам надо отдохнуть, - заявил он. - Хотите, я провожу вас?
- Я сама, - ответила девушка, поднимаясь с кресла, и направилась к выходу из сего тлетворного заведения.
Уже на ступеньках ее нагнал тот врач, неизвестно когда успевший сменить свой белый халат на длинный черный плащ.
- Все-таки я вас провожу, - категорично произнес он, пристроившись к медленно идущей девушке слева, - Вы далеко живете?
Селена наградила его таким взглядом, после которого он невольно подумал о том, что, если бы глазами можно было убить, ему бы сейчас не поздоровилось.
- Я же сказала, я дойду сама! - почти со злостью в голосе прошипела девушка.
- Хорошо, я поймаю вам такси, - пожал плечами молодой человек.
- Я не поеду в такси, у меня денег, понимаете ли, нет.... Идите, наконец, домой, вас ведь там ждут!! - вдруг почему-то с особой ненавистью сказала она.
- Меня никто не ждет дома, - с неожиданным холодом и почти такой же злостью в голосе ответили ей, - А за такси я заплачу.
- Не стоит, я пойду пешком, - слегка смягчившись, тихо произнесла Селена, - Прощайте.
Ей ничего не ответили, но этого и не требовалось. Девушка развернулась и пошла быстрее. Ее не волновало то, что она так грубо и неблагодарно говорила с человеком, пытавшимся сделать для нее что-то доброе, да и, по сути дела, таким же несчастным, как она сама.
Внезапно она поняла это и мысленно выругалась на саму себя. Как же можно было так поступить?? Таких людей в этом жалком мире - один на миллион. Она резко обернулась в намерении его догнать и извиниться и нос к носу столкнулась с ним, так и шедшим за ней по пятам.
- Простите меня, - попросила Селена.
- Не стоит, - изобразив ее недавний тон, он опустил печальные глаза.
Дальше они шли молча. Ни Селена, шедшая чуть впереди, ни он, плетущийся за ней с опущенной головой, не проронили ни слова.
- Скажите, - наконец обратилась она к врачу, - ту старушку... ее не смогли спасти? Или не пытались?
Казалось по его взгляду, что он знает как раз ту правду, о которой и думала Селена.
- В жизни нет героев и нет чудес. Сделать невозможное способны лишь избранные. Таковые в нашей больнице, к сожалению, не работают.
Селена смотрела на него с недоверием.
- Запомните, в жизни каждый сам за себя. Нельзя обнажать свои эмоции, как вы сегодня это сделали - это слабость, она недопустима! Жизнь - это война между всеми людьми, никто не придет вам на помощь, как бы это ни было необходимо. Доброта ваша вас и погубит, люди разучились платить друг другу той же монетой. Жестоко, но со временем вы смиритесь и поймете, что, только осмыслив это, можно выжить.
Он остановился так же внезапно, как и заговорил, увидев в ее лице выражение сожаления, отчаяния, недоверия и злости, устремленных в его глаза.
- Я никогда не поверю в это, поэтому не смирюсь. Такие, как вы, идущие по ее безумному течению, и делают жизнь такой, какая она есть сейчас. Война начинается всегда по воле самих людей, и, если бы ни их воля, не было бы этой войны. А вы? Настроены воевать? Бороться? Уж не с жизнью ли вашей?... Я тысячу раз слышала то, что вы мне сейчас сказали, поверьте, ваши доводы никуда не годятся. Скажите мне это еще тысячу раз, и я останусь при своем мнении. Те, в чьих сердцах живет Истина, не позволят втянуть себя в эту резню, именуемую естественным отбором. Вся эта война, все это сумасшедшее движение - пустяки для сильных - не для тех, кто не падает, а кто умеет подняться.
Она прервала свою пылкую тираду, предоставив ему думать дальше самому и наблюдая за его лицом. Казалось, они остались друг другом крайне недовольны. Ни один из них не смог переубедить другого и не попытался отыскать компромисс.
"А зачем мне, собственно, компромисс? - с новой злостью думала Селена, - Мы не обязаны друг другу ничего доказывать и учить жизни, исходя из своих мировоззрений. Мы разные и друг другу - никто"
- Я пойду, - произнесла она, - Боритесь и дальше, да пребудет с вами сила...
Бросив на него полный иронии взгляд, Селена ушла, не оборачиваясь, и он больше не попытался ее догнать. "Война и доброта - вещи несовместимые. Тогда откуда взялся его порыв?" - думала Селена, и вдруг поняла, что он имел в виду. "Не с каждым Истина, не все Богом воспитаны. С ними-то и приходиться бороться, словно со стадом бешеных варваров, не ведающих правды, не знающих, что им нужно от жизни, берущих все, что нужно, кнутом и мечом, подлостью, обманом и насилием..." Таких людей она часто встречала в современном обществе.
Снова она, получается, сделала ошибку. Доктор был уже далеко и даже на другой стороне улицы, и Селена мысленно распрощалась с намерением снова извиниться перед ним.
Мрачная, она пошла домой. Снова вокруг безумные вереницы автомобилей, монотонные голоса и невыразительные лица прохожих, темные серые улицы. Небо постепенно затягивали тяжелые грозовые тучи, и девушка поняла: будет дождь. Это ничуть не раздосадовало ее. "Почему бы дождю и не пойти, когда на душе так скверно?..."
Словно в ответ на ее мысли на плечо упала крупная капля воды. За ней еще одна и еще, а затем серые и холодные небеса разразились неистовым ливнем, сопровождаемым оглушительными раскатами грома и яркими вспышками молнии.
Селена медленно шла по улице, опустив голову и шлепая по лужам "тракторными" подошвами. Вода, вылетая из-под них, разбрызгивалась во все стороны и особенно на брюки девушки.
Когда она дошла до моста, то, встав на его середину, снова посмотрела вниз, на сумасшедшие водовороты и волны, несущиеся по реке по воле пронизывающего ветра. Странное, необъяснимое чувство вдруг захлестнуло ее сознание, ее разум. Она стояла посреди моста, раскинув руки в стороны, подняв лицо навстречу дождю, подставив его под бешеные струи ледяной воды и прикрыв глаза. Прохожие недоуменно оборачивались на нее, разглядывали подозрительными глазами, но ей, застывшей в единении с безумной стихией, пронизывающей всю ее душу своим мощным ревом... ей было все равно. Дождь хлестал по ее лицу и телу, превратив одежду в смольно-черное блестящее нечто, опутывающее ее аккуратную фигуру и делая ее похожей на статую. Мокрые насквозь волосы повисли бесформенными прядями, а в глазах читалось странное, невыразимое спокойствие и затаенное величие, словно под действием внезапно ворвавшегося в ее тело порыва, рождающего в ней неведомое ощущение своих сил, своих возможностей, желаний....
Сколько еще она была способна простоять так, неизвестно, казалось, этому не может быть конца. Но внезапно ее ровное, глубокое и невозмутимое дыхание настиг жестокий приступ кашля, и она поняла, что лучше сейчас все же пойти домой. В последний раз, перегнувшись через перила, она взглянула на бушующую под ней реку, клокочущую и ревущую подобно монстру из какой-нибудь древней легенды, и затем пошла дальше.
Оказавшись дома, она, стянув ботинки и бросив их у входа, прошла в комнату, оставляя за собой мокрые следы. Из кухни навстречу ей выбежал брат.
- Боже мой, Селена, где ты была?
Девушка как-то неоднозначно пожала плечами и уже было направилась дальше, но парень остановил ее, легко, но настойчиво тряхнув за плечи.
- Сейчас же иди в ванную! Я сделаю тебе чай, а ты давай в душ! И не забудь переодеться!
Селена автоматически, как робот, выполнила все его указания, и затем проследовала на кухню, где брат ждал ее с чашкой такого горячего чая, что девушка, взявшись за нее, вдруг невольно отдернула руку.
- Ничего, - спокойно произнес брат, и, усадив Селену за стол спиной к окну, сел напротив.
Она бессмысленно водила кончиком указательного пальца по краям чашки, опустив глаза к своему отражению в зеленовато-бурой жидкости. В теплом, мягком халате, в уютных тапочках, с волосами, тщательно вымытыми и высушенными и теперь сияющими пепельными каскадами струящимися по плечам и спадающими ей на колени, она являла собой живое воплощение домашнего уюта и комфорта, и брат невольно залюбовался ее естественной, едва уловимой, но все же заметной робкой прелестью.
- Так где же ты была? - снова спросил он девушку.
- Ради Бога, Олег, не спрашивай меня ни о чем, - устало попросила та, откинувшись на спинку дивана. Потом, спустя полминуты, добавила, - Я пойду к себе.
Олег задумчиво посмотрел ей вслед, затем вылил в раковину так и не выпитый сестрой чай.
Прикрыв за собой дверь, Селена включила небольшой светильник на тумбочке, затем взяла книгу и села на диван, поджав ноги. В теплой, мягко освещенной уютной комнате непогода, бушевавшая за окном, казалась чем-то потусторонним, фантастическим. Дождливая ночь плевала в стекла струями холодной воды, а сильный ветер завывал словно воплями раненого зверя и зловеще царапал и бился в окно. Селена склонила голову на мягкую спинку дивана и прикрыла глаза...
...Холодный проливной дождь все еще продолжался. Ветер трепал уже почти голые деревья, со скрипом и скрежетом склонявшиеся под его мощным натиском. Из-за сильного ливня на земле образовывались большие лужи, они все росли и росли, затопляя все вокруг.
На улице было темно; слабым, почти совсем угасшим сиянием мерцал единственный чугунный фонарь, бросая призрачные отблески на стоящую рядом березу, сбросившую листья и при ломаном, искажающем освещении напоминавшую скелет. Яростные молнии испускали резкие и мощные потоки ослепительного света, неистовыми стрелами пронизывая мрачное небо. Весь гул, рев, хаос, производимый адски-дикой разбушевавшейся стихией, проносился над трепещущими деревьями и холодной землей. Мерцающие вспышки молнии растворялись в тумане, опутавшем плотной вуалью лес, деревья, фонарь, а также отдаленный холм и находящееся на нем какое-то жалкое творение человеческих рук.
Это был миниатюрный замок, напоминавший своей причудливой конструкцией какой-нибудь средневековый готический собор, только гораздо меньше и проще. Сложен он был из грубого серого камня и зловеще сиял при каждой вспышке молнии. Бешеные раскаты грома ударялись о каменные стены замка и гулким эхом уносились в самую его глубь. Старинные часы над входом били полночь.
Селена шла по узкой тропинке мимо фонаря и березы-скелета. Ее босые ноги были по щиколотку погружены в холодную мутную дождевую воду, заполнившую собой всю дорожку. На девушке было длинное алое шелковое платье без рукавов, при свете молний полыхавшее кровавым блеском. По ее лицу, шее, рукам ручьями лилась холодная вода, но она не обращала на это внимания. Она шла и что-то искала.
Миновав фонарь, тропинка разделялась надвое: правая ее часть огибала хмурый темный лес, развернувшийся прямо перед девушкой; левое ответвление тропинки извилистой линией вело к замку на холме.
Селена остановилась, некоторое время подумала и пошла направо. Какой вокруг, однако, странный пейзаж! Лес, замок и фонарь с березой абсолютно не вязались друг с другом, да и вся окружающая местность была наполнена необъяснимой загадочностью.
Тропинка извивалась и петляла, а через десять минут ходьбы так неожиданно нырнула в лес, что девушка чуть было не пропустила поворот.
С замирающим сердцем вошла она в темный лес. Ее обступили мокрые черные деревья, тянущие к ней свои высушенные некогда солнцем и временем ветви. Холодный ветер срывал с них последние почерневшие листья вперемешку с сучьями и каплями воды.
Селена сделала еще несколько шагов, и влажный воздух наполнился трепетом и хлопаньем сотен маленьких крылышек. Сорвавшись откуда-то из тени и разрезая до предела напряженный слух девушки пронзительным и жалобным визгом, почти перед ее лицом промчалась стайка летучих мышей. Селена с трудом удержалась от крика отвращения, и, отдышавшись, пошла дальше.
Пройдя около тридцати метров, она обнаружила, что тропинка каким-то внезапным и совершенно необъяснимым образом исчезла из-под ее ног, и что она не знает, куда идти дальше. Селена почему-то абсолютно не испугалась и не расстроилась, но вместе с тем где-то глубоко внутри самой себя почувствовала, что ей никогда не выйти из этого леса самой. Однако на месте она все равно решила не стоять.
Пройдя еще с три десятка шагов, она очутилась на круглой и темной поляне. Вид ее был еще мрачнее всего леса. Клочок мокрой голой земли со всех сторон обступали хмурые деревья, словно черная кованая ограда вокруг могилы.
Селена внимательно осматривалась. Когда взгляд ее упал на большой старый вяз, находившийся почти напротив, она чуть было не вскрикнула от неожиданности. В полутьме, на толстой кривой ветке метрах в двух над землей неподвижно сидел мужчина и в упор смотрел прямо на нее. Девушка вздрогнула и невольно сделала несколько шагов назад. Поза и выражение лица человека, сидящего на дереве, не изменились. Его пронзительные глаза, походившие на две черных звезды, словно буравили ее лицо своим темным и таинственным свечением.
Селена стояла молча, ожидая, когда он что-нибудь скажет. Казалось, мужчина, в свою очередь, ждет того же от нее.
- Здравствуйте, - робко произнесла она наконец единственное, что пришло ей в голову.
- Добрый вечер, - улыбнулся мужчина. Улыбка у него было очень неприятная.
Селена всмотрелась в его лицо и пришла к выводу, что никогда не пожелала бы сделать это дважды. Белое, словно мел, лицо его имело продолговатую форму и заканчивалось острым подбородком. Нос, длинный, слегка крючковатый, тонкая щель рта почти при полном отсутствии видимых губ, по краям которых находились странные продолговатые бугорки, словно что-то мешало губам изнутри. У мужчины были впалые щеки и тонкие треугольные брови. Во взгляде его было что-то дерзкое, затаенное в глубине души, но готовое вырваться наружу, и, казалось, они светились недобрым, коварным огнем. На плечи спадали прямые черные волосы.
Селена в замешательстве молчала, пытаясь сообразить, что бы еще сказать. Мужчина тоже молчал и смотрел на нее как-то испытующе. Девушка опустила глаза.
Тут мужчина снова улыбнулся и заговорил вкрадчивым, притворно-сладким голосом:
- Я слышал Ваши шаги. В этом лесу все звуки так хорошо слышны. Вы что-то ищете здесь?
- Да, - немедленно ответила Селена, - Я ищу...
Но что же она ищет? Девушка лихорадочно пыталась вспомнить хоть что-нибудь, но напрасно - мысли абсолютно не подчинялись ей, а из памяти, казалось, вообще все стерли.
Мужчина, однако, не обратил никакого внимания на ее растерянность.
- Ну и хорошо. Вы, наверное, долго искали. Не хотите отдохнуть?
Селена действительно чувствовала себя уставшей, но стояла и раздумывала, что этот человек мог подразумевать под отдыхом.
- Посмотрите только на себя, - тем временем продолжал мужчина, - Вы насквозь промокли. А где Ваша обувь? Вам, должно быть, очень холодно. Вы не должны мерзнуть, - глаза его при этих словах блеснули каким-то странным алчным сиянием, - Никому не нужна холодная кровь.
- Что-о? - удивилась Селена.
- Это шутка, - Безгубый рот мужчины на дереве снова растянулся в противной улыбке. В длинном камзоле из черного бархата он сильно напоминал девушке огромную старую летучую мышь.
- Может быть, спуститесь с дерева? - попробовала предложить Селена, - Мне так неудобно разговаривать с Вами, когда Вы наверху.
- В этом нет особой нужды, - пробормотал мужчина из полумрака, - Мне здесь очень уютно.
- Как желаете, - пожала плечами Селена, - Может, хотя бы назовете свое имя?
- Мое имя Вам ни о чем не скажет... Хотя... можете называть меня именем Глен, если Вам угодно. А Вы?...
- Селена, - в свою очередь представилась девушка, - Давно Вы здесь находитесь?
- Я прихожу сюда всякий раз, когда ощущаю одиночество, - отвечал Глен, - Я привык к нему, но иногда оно просто несносно. Хотя и здесь мало что меняется. Днем я предпочитаю находиться в своем доме, а ночью прихожу сюда, сижу на этой ветке и смотрю на луну. Она давно манит меня, но если Вы спросите, чем, я не смогу объяснить. Иногда кажется, что существует какая-то мощная, неразрывная потусторонняя связь между мной и этим светилом.
- Вы не любите солнце?
- Нет, - Глен поморщился, - Оно жестоко и сушит мою нежную кожу.
Селена мысленно усмехнулась - кожа на лице мужчины казалась настолько сухой и безжизненной, что солнечный свет вряд ли мог бы нанести ей еще какой-либо вред.
- А еще я ненавижу загар, - добавил Глен. - В моей жизни все контрастно: начиная с контраста волос и кожи и заканчивая внутренними противоречиями и парадоксами моей натуры...
Селена была заинтересована этим заявлением, но не решилась попросить разъяснений.
- Да и Вы, я вижу, не в восторге от солнечной погоды, - вдруг заявил мужчина.
Как здесь было применимо слово "вижу", Селена не поняла, но снова не стала ничего уточнять.
- Это правда, я не люблю солнце.. когда его слишком много. А давно Вы живете в полном одиночестве?
Глен, казалось, уже устал отвечать на ее вопросы.
- Давно. Еще со времен, когда я был подростком. Мои родители умерли, друзей у меня не было, и с некоторого времени я живу здесь.
- А... что это за место? - вдруг поинтересовалась Селена.
- Вам лучше знать, - неожиданно уверенно и абсолютно непонятно ответил мужчина, - Вы ведь что-то ищете здесь.
- Да, но... я не могу вспомнить, что, а также не знаю, как сюда попала...
- Какая разница? - вдруг отмахнулся Глен и вдруг спрыгнул с ветки. Камзол его при этом образовал в воздухе некое подобие развевающегося черного паруса, и Селена вновь отметила сходство этого странного мужчины с летучей мышью.
Не обращая на нее ни малейшего внимания, он вдруг повернулся и зашагал прочь. Селена осталась стоять на поляне. Шаги удаляющегося мужчины становились все тише и тише, а Селена тем временем рассматривала исцарапанную кожу своих рук, шеи и босых ног. Откуда взялось столько царапин и порезов?
- Вы не идете со мной? - вдруг раздался голос Глена из глубины леса, - Я, между прочим, Вас жду.
Немного подумав, Селена пошла на звуки этого голоса. Оказалось, Глен ушел намного дальше, чем она предполагала. Когда девушка нагнала его, он стоял спиной к ней, скрестив руки на груди и о чем-то задумавшись.
- Вы не могли бы идти помедленнее? - попросила девушка, покосившись на свои босые исцарапанные ноги.
- Конечно, - сладко улыбнулся Глен. От его улыбки Селену замутило. Глаза его зловеще поблескивали в темноте, а лица почти не было видно. Девушка уже жалела, что догнала его.
- Куда Вы идете? - попытавшись скрыть свое волнение, спросила она.
- Я хочу отвести Вас в мой дом, - заявил мужчина, - Вы должны согреться и отдохнуть. Вы принимаете мое приглашение?
При этих словах он, шедший впереди, повернулся и пристально заглянул в ее глаза. Словно ожидал, что она испугается и откажется.
Вообще-то Селену не слишком прельщала перспектива провести вечер в доме этого подозрительного субъекта, но деваться было некуда. Стараясь не смотреть на него, она тяжело вздохнула и кивнула головой.
А лес вокруг становился все более мрачным и гнетущим. Дождь ни на секунду не прекращался, а наоборот, становился все яростнее и холоднее. Между деревьями гулял пронизывающий ветер, и вскоре Селена дрожала всем телом. Глен молча шел рядом и лишь изредка косился на ее царапины. При этом в глазах его то вспыхивали, то угасали коварные огоньки.
Спустя пятнадцать минут они покинула границы леса, и, к удивлению Селены, направились к тому самому замку, которые она заметила, прежде чем войти в лес. Вдали небо озаряли ослепительные всполохи зигзагообразных молний.
Подъем на холм оказался труднейшим препятствием за весь вечер. Ноги девушки то и дело скользили по мокрой траве, и, если бы ни Глен, Селена уже раз пять свернула бы себе шею. Правда, она, наверное, предпочла бы скатываться вниз, чем вновь и вновь ощущать на своих плечах цепкие и ледяные прикосновения рук своего спутника - так это было жутко и омерзительно.
Когда они наконец взобрались на холм, ноги Селены подкосились от усталости, и она упала на землю. Глен протянул ей руку, чтобы помочь подняться, и в то же мгновение вспыхнул новый росчерк молнии, озарив фигуру этого человека зловещим сиянием. На Селену эта картина произвела самое недоброе впечатление, и несколько секунд она сидела на земле, не двигаясь и рассматривая мрачную фигуру Глена. Но затем, списав все на простую игру воображения, она взяла себя в руки, и, ухватившись за ладонь мужчины, поднялась на ноги.
Затем Глен повел дрожащую всем телом девушку в дом. Толкнув скрипнувшую дверь, он пропустил ее вперед, и перед Селеной возникла огромная темная гостиная. Пол и стены ее были каменными, а на длинных и узких окнах были кованые решетки. Никаких искусственных источников света в помещении не было. Селена с интересом рассматривала массивные колонны и арочные своды, которым не слишком сведущий человек дал бы по меньшей мере лет триста. Вокруг стояла мертвая, непроницаемая тишина, и девушке в который раз стало жутко.
- Неужели здесь можно жить совсем одному? - спросила она Глена, и ее робкий голос эхом разнесся по всему замку.
- Да, со временем привыкаешь ко многому, - печально заметил Глен.
Селена пошла вглубь гостиной, а мужчина молча следовал за ней. У дальней стены находился большой деревянный стол, а перед ним - старинный камин в стене. Он поражал своим изяществом и искусной отделкой, но, судя по толстому слою пыли, им уже давно не пользовались.
Селена покосилась на стол, и хозяин словно предупредил ее мысли.
- Простите, но угощать мне Вас, к несчастью, совершенно нечем. Никак не мог ожидать, что у меня сегодня будут гости.
- Какая ерунда! - беспечно улыбнулась девушка, хотя ее желудок сводило от голода. Впрочем, предложи ей Глен десятки изысканных лакомств, она бы, наверное, десять раз подумала, прежде чем пробовать какое-то из них.
- В таком случае Вы можете погреться у камина, но тогда Вам самой придется разводить в нем огонь - мне ненавистен всякий свет, кроме лунного. Либо я отведу Вас в гостевую спальню, где Вы сможете отдохнуть. Выбирайте.
Поскольку Селене ни разу в жизни не доводилось разжигать огонь в камине и сейчас она не испытывала желания экспериментировать, она выбрала спальню. Глен повел ее наверх по винтовой лестнице, и девушка с каждым шагом чувствовала все нарастающую усталость. Когда подъем по лестнице закончился, Селене показалось, что сейчас она рухнет на пол и больше не встанет.
Однако она нашла в себе мужество и силы благополучно добраться до спальни. Глен распахнул перед девушкой дверь, и она робко вошла в комнату, через два шага неподвижно застыв на месте.
Вид комнаты ужаснул Селену. Облупившийся потолок и такие же стены говорили о полном запустении, царившем здесь по меньшей мере лет десять. Кое-где тянулись серые нити пыльной паутины. Единственное в комнате узкое окно, как и все окна в доме, было заковано в черную металлическую решетку.
Основную часть помещения занимала кровать довольно внушительных размеров, заполнявшая собой весьма приличное пространство. Она была застелена чистым белым бельем, которое так разительно контрастировало с общей обстановкой заброшенной комнаты. При первом беглом взгляде девушке показалось, что кровать плавно парит в воздухе, затем, приглядевшись, она заметила массивные серебристые цепи, на которых это странное ложе было подвешено к потолку.
- Здесь когда-нибудь жили? - не отрывая зачарованного взгляда от кровати, поинтересовалась Селена.
- Давным-давно это была комната моей сестры, - Глен подошел к большому пыльному деревянному комоду, стоящему напротив кровати, и, открыв нижний ящик с пронзительным скрипом, извлек оттуда какое-то изображение в некогда золотистой, но теперь потускневшей от времени и отсутствия ухода раме.
С минуту он задумчиво смотрел на него, затем передал Селене. На нее смотрела угрюмая, но симпатичная девушка с длинными и прямыми, как у Глена, волосами, и такими же большими и выразительными черными глазами. Селена, не отрываясь, смотрела в ее лицо.
- Она тоже погибла?
- Да, она погибла в ту же ночь, что и мои родители.... Но я не хотел бы рассказывать об этом, - внезапно добавил он.