Ну и грязен же Париж весной! Мы приехали в конце марта, в понедельник на Страстной неделе. Лошади с трудом выдирали ноги из отвратительного желто-серого месива, не знаю, как горожане умудрялись ходить пешком.
- Это что! - говорил дядя, - Грязи здесь везде полно, а та, что на улицах, еще самая честная.
Мы с Бланкой озирались по сторонам, совсем как деревенщины. Нотр-Дам де Пари меня изумил и возмутил. Эта громада, нависая над городом, ничуть не походила на наши южные светлые и воздушные храмы. Горгульи с прочими странными скульптурными причудами и вовсе придавали ему вид жуткого языческого капища. Как вообще могли освятить такое сооружение? Мне не хотелось даже зайти туда, не то что молиться. Дядя меня успокоил.
- Дом наш располагается рядом с францисканским монастырем, там есть маленькая, но очень приятная церковь.
И монастырь, и дом располагались на тихой малолюдной и, вероятно, потому не очень грязной улочке. За крохотным монастырским садиком виднелся еще один особняк.
- Дядя, а кто живет в том доме?
- Один из лучших парижских адвокатов, мэтр Дизом. Умнейший человек, в совершенстве знает свое дело. К его услугам прибегают знатнейшие люди Франции и принцы крови. К сожалению, круглый дурак.
- Как? - удивилась Бланка, - Умнейший - и дурак?
- Умнейший, как я уже сказал, в своем деле. Дурак же в своей жизни. Ему было уже за пятьдесят, когда он развелся со своей женой, от которой у него не было детей - весьма достойной женщиной, между прочим. И женился на восемнадцатилетней красавице. Впрочем, и от нее у него детей нет. Представьте теперь, дорогие мои, что ваш супруг - не молодой человек, и даже не муж зрелых лет, как Лассанж или я. Представьте, что он - почти старик, порядком поизносившийся и не особенно хорош собой. А в Париже столько видных кавалеров! Тут сама воплощенная добродетель не устоит. Я не сомневаюсь, что эта жена в конце концов осчастливит его наследниками, только от кого, вот вопрос.
Нашим жильем не был роскошный отель или дворец. Небольшой, но довольно новый и удобно построенный особняк дядя приобрел у старого купца, удачно выдавшего замуж единственную дочь и отошедшего от дел. Внутреннее убранство оказалось почти готовым, оставались мелочи вроде новых занавесей, замены пары гобеленов и покупки ковров. Пообедав с дороги, мы услышали монастырские колокола к вечерне и немедленно отправились туда.
Францисканская церковь в самом деле маленькая и приятная. На службе кроме монахов был только один мирянин - молодой человек весьма благородной внешности одетый скромно, но к лицу и по моде. Дядя долго потом ломал голову - лицо юного дворянина показалось ему знакомым, но он не был одним из соседей.
Дядя рано ушел спать. Вернулся слуга, отправленный на поиски Вильера - оказалось, тот уехал куда-то с королевским поручением и ожидался только к Пасхе. Мы с Бланкой и Ленор сидели в маленькой уютной комнате, и тут моей подруге пришла в голову безумная мысль:
- Ленор, ты ведь цыганка! Значит, ты умеешь гадать!
Ленор повела плечами.
- Конечно, умею, мадемуазель, но это большей частью сказки для глупых мещанок. Взять за руку, наговорить много вздора и выманить денежки. К тому же сейчас Страстная неделя! Вы, столь образованная и порядочная дама, заводите столь неуместные речи!
Бланка будто бы устыдилась, но заинтересовалась и я.
- Конечно, это грех. Ну а в самом деле, Ленор, что-то настоящее ты умеешь?
- Ах, мадам, настоящее гадание редко говорит нам то, что будет. Оно говорит лишь то, что есть, да что может случиться. Это я умею.
Тут Бланка вновь напала на Ленор с просьбами показать это умение. Та отговаривалась, что сейчас гадать - грех, что самой ей грехом больше, грехом меньше - все равно, а мадемуазель о своей душе надо думать, что она может услышать то, что ей не понравится, наконец. Но в Бланку будто бес вселился. В конце концов и меня разобрало любопытство, мы договорились, что на ночь прочитаем за это по двадцать раз "Pater noster" и "Ave Maria", а завтра опять пойдем к вечерне. Ленор принесла карты и разложила их на столе.
- Ну, что там? - горела от нетерпения Бланка, - Когда я выйду замуж?
- Не скоро, мадемуазель. Но не так, чтобы уж очень долго. Года через два. Может, чуть раньше.
- Вот это да! Целых два года! Но я выйду за Сент-Аманда?
Ленор покачала головой.
- Карты не говорят не имени, ни звания. Впрочем, я вижу, что ваш муж будет молод, знатен и богат. Вам придется испытать какое-то разочарование очень скоро, а потом - еще одно.
Бланка вздохнула и потребовала разложить карты для меня. Ленор повиновалась, но внезапно замолчала.
- Что ты видишь? Что-то дурное? - тревожно спросила я.
- Не знаю насчет дурного... У вас столько всего, что карты мешаются.
- Говори, как есть.
- Ладно, сами потребовали. У вашего мужа есть любовница.
Вот тебе, глупая Марго, за греховное любопытство! Я почувствовала себя так, будто мне на голову вылили ведро воды.
- Кто она?
- Красивая знатная дама. Но не переживайте - он ее не любит. Он любит вас, к вам и вернется. А еще у вас появятся очень сильные покровители. Мужчина и две дамы. Хм, странно - карта мужчины означает королевское достоинство...
- Сам король?
- Нет, это и странно. Король - мужчина в летах, а этот - почти мальчик. Какой-нибудь принц? Две дамы, похоже, ему родня... А дальше..., - она решительно смела карты со стола, - Нынче не то время. Я не могу понять, что там скрыто - то ли большое горе, то ли великая радость.
Мы разошлись по своим спальням. Перед этим Ленор посоветовала каждой из нас запомнить свой сон - на новом месте они часто бывают вещими.
Утром, за завтраком, Ленор спросила Бланку, что она видела.
- О, восхитительный сон! Я стояла в белоснежной мраморной колоннаде, залитой солнцем. Впереди я видела прекрасный сад с лужайками, дорожками и множеством цветов. Мне жаль было просыпаться.
- Это - добрый сон, - кивнула Ленор. - А мадам видела что-нибудь?
Мне пришлось напрячь память.
- Право, я почти забыла. Хотя... Утренний лес, да, утреннее солнце... а лес густой, деревья могучие. И дорога... Впереди видны башни большого замка. Я еду верхом на коне, позади меня едут другие люди - я их не видела, но знала, что они там... И кто-то едет рядом со мной...
- Вильер?
- Не помню. Впрочем...
Я снова ухватила обрывок сна. Вот темноволосый мужчина поворачивается ко мне... Боже мой, ну и сон! Уж точно кошкам на смех!
- Ну, вспомнила, кто там был?
Я в отчаянии махнула рукой.
- Карл Смелый!
Бланка расхохоталась.
Как и обещали, мы снова пошли к вечерне. Молодой дворянин вновь оказался там и на том же месте, будто и вовсе не уходил. Бланка этому изрядно удивилась.
- Марго, как странно, он здесь не живет, но приезжает именно в эту церковь.
- Что с того, если она ему нравится?
- Но каждый день?
Один из монахов грозно посмотрел на Бланку, и она замолчала. Когда мы уходили, этот монах подошел к нам и выбранил за невоздержанность.
- Какой стыд! Такие достойные дамы - и не могут простоять вечерни без болтовни!
Взгляните на того дворянина, дочери мои, - у него есть все, что только может желать человек в миру - высокое положение, власть, богатство. И что же? Вот уже неделю он приходит сюда и молится в церкви всю ночь до заутрени! Берите с него пример, неразумные дети мои!
По дороге домой мы строили догадки насчет такого необычного рвения дворянина.
- Должно быть, у него умерла возлюбленная, и он ее оплакивает, - сказала Бланка.
- Ни за что в это не поверю. Он мог бы страдать и у себя дома. Наверное, он повздорил со своим лучшим другом из-за пустяка и убил его на поединке, а теперь пытается вымолить прощение у его души.
Нас примирила Ленор, сказавшая, что чужая душа - потемки, и что бы тот человек такого не сотворил, это касается только его одного.
Весь день я была в мрачных мыслях о моем несчастливом браке. Ночью мне приснился кошмар. Я давно, с детства не видала страшных снов, а этот был поистине ужасен. Мне приснилось, что я одна в темноте, среди каких-то развалин, мечусь и ищу выход. Наконец, нашлась дверь. Я дернула ее, и оттуда посыпались обнаженные мертвые тела. В одном из них я узнала Мишеля, закричала и проснулась вся в холодном поту. Бросилась молиться, но успокоения мне это не принесло. В монастыре ударил колокол к заутрене, я подняла полусонную Ленор. Едва одевшись и завернувшись в плащи мы побежали через улицу. Ленор не поспевала за мной и умоляла не торопиться, говоря, что служба еще не началась, что я поскользнусь и упаду в грязь - я едва слышала. Остановилась только у самых дверей церкви, и тут увидела - кто-то тоже очень быстро, почти бегом шел через садик от дома адвоката Дизома. Вскоре я смогла разобрать, что это был мужчина, закутанный в плащ. Вот он подошел совсем близко ко мне, и я едва смогла сдержать вскрик удивления - это был тот самый молодой богомолец! Он тоже удивился, увидев меня, быстро поклонился и умоляющим голосом шепнул "Сударыня!". Я поняла этот призыв к молчанию и кивнула головой. Сразу за нами вошли монахи, и началась служба. Да простит меня Господь, это была самая веселая служба в моей жизни! Я забыла все свои кошмары и от смеха искусала себе все губы. Значит, этот примерный прихожанин, образец для любого христианина, полночи отбивал поклоны вовсе не в церкви, как считали наивные монахи, а в спальне мадам Дизом! И это продолжается уже неделю! Воистину, у него крепкое здоровье и пылкая страсть! И адвокат получит наследника даже быстрее, чем думает мой дядя!
По окончании службы давешний строгий монах задержался, чтобы благословить меня и похвалил за рвение, коим я столь быстро искупила вчерашний грех болтливости. Я смиренно поклонилась и пошла к выходу. Кавалер был уже там, он обмакнул руку в чашу со святой водой и протянул мне. Коснувшись пальцами его пальцев я перекрестилась и вышла, кавалер вышел за мной.
- Сударыня, - окликнул он, - умоляю, задержитесь на один миг!
Ленор недовольно свела брови, но я остановилась.
- Я слушаю вас, сударь.
- Я прошу вас, - тихо и быстро заговорил он, - прошу вас никому не говорить о том, что вы видели. Простите, что обращаюсь к вам запросто, я не знаком с вами, но дама столь прекрасной и благородной внешности уж конечно обладает чутким сердцем.
- Это далеко не всегда так, сударь, но в моей скромности вы можете быть уверены. Уж конечно, меня не интересуют ваши дела с ... мэтром Дизомом - наверняка они очень важные, если потребовали ночных совещаний.
Дворянин улыбнулся.
- Мне повезло. Вы не только благородны, но и умны.
- Разве первое исключает второе? Я думаю, наоборот.
Теперь я смогла рассмотреть его толком. Да, удивляться мадам Дизом не приходилось, он был очень хорош собой.
- Сударь, в любом случае, я ничем не смогу вам навредить по одной простой причине - я всего два дня в Париже и вас не знаю. И не имею ни малейшего намерения причинить неприятности некоей даме, которая и без того несчастна.
В его глазах был вопрос, и он тут же задал его вслух.
- Вы в самом деле меня не знаете?
Я кивнула головой.
- Ну, тогда... Граф де Шамбери, к вашим услугам.
- А я - графиня де Вильер.
- Вот как! Я знаю Вильера. Он сейчас в отъезде, поэтому и не смог представить вас ко двору.
- Я приехала с моим дядей, бароном де Ла Рошем. Он собирался представить меня и нашу родственницу, мадемуазель де Монфор, сразу после Пасхи.
- Ваш дядя барон де Ла Рош? Зачем же ждать Пасхи? Ведь он знаком с моей... с герцогиней Ангулемской, и она с радостью примет его в любой день.
- Что ж, я не вижу ничего плохого в том, чтобы подождать несколько дней.
Граф учтиво мне раскланялся - за воротами его уже ждали слуги с оседланной лошадью. Пошли домой и мы с Ленор.
В полдень к нам явился гонец из Турнеля, где в это время проживала королевская семья, и принес письмо, в котором Луиза Савойская, герцогиня Ангулемская немедленно желала видеть у себя барона де Ла Роша с обеими его воспитанницами и пеняла ему за то, что он все еще не догадался явиться сам. Дядя удивился, откуда же герцогиня узнала о его приезде. Мне пришлось, не упоминая об адвокатше, рассказать, как после заутрени я перемолвилась словом с молодым графом.
- Шамбери, говоришь? Этот шутник назвался провинциалке фальшивым именем, а ты и поверила. Такого графства нет, есть город Шамбери в Савойе. Но этот кавалер и впрямь близок герцогине, иначе с чего бы это письмо? В любом случае, собирайтесь.
- В самом деле, мы едем?
Дядя фыркнул.
- Бросаться приглашением герцогини? Дамы в высшей степени достойной и влиятельной? Которая является матерью наследника престола? Не смешите меня.
Ленор нарядила нас в строгие платья, причесала к лицу, но скромно - на последней неделе Великого Поста пышность при дворе не привечалась, да и герцогиня была щепетильна на этот счет. Подали носилки, дядя вскочил на коня, и мы отправились в Турнель.
Всем было известно несчастье королевской четы - у них не было сыновей. Королева Анна Бретонская очень переживала, ходили слухи, что она во всем винила своего первого мужа, короля КарлаVIII, уродливого и тяжелого рукой и нравом. В ее втором браке с королем Луи ХП выживали только девочки, родившихся мальчиков даже окрестить не всегда успевали. Возраст королевы и пошатнувшееся здоровье короля убили всякие надежды. Было решено, что старшая из принцесс, Клотильда, выйдет замуж за своего дальнего, но наиболее близкого к трону кузена, принца Ангулемского. Однако не все этим были довольны. Особенно сей брак оспаривали Бурбоны, имевшие, впрочем, куда меньше прав, чем Ангулемы. Анна Бретонская, вынужденная сладко улыбаться Луизе Савойской, в душе ее ненавидела - в случае смерти супруга она становилась всего лишь вдовствующей королевой, маловлиятельной и никому не интересной, тогда как герцогиня возвышалась до второго лица Франции - будущая королева принцесса Клод была еще слишком молода и неумна. А так как, по слухам, она была и некрасива, то никакого влияния на своего мужа оказать не могла.
Несмотря на Пост, в зале Турнеля, куда нас проводили, присутствовало много дам и кавалеров. Они собирались группами, ходили парами и втроем и тихонько переговаривались. Это было хоть какое-то развлечение! Турнель мне не понравился, он был очень похож на Бервиль. Хорошо тростник на пол не настелили, как продолжают делать многие в провинции! Мой восторг поубавился, но и волнение почти сошло на нет. Бланка напротив цеплялась за меня, поминутно краснея и бледнея.
Дядя подвел нас к нестарой еще даме, небольшого роста, но стройной и держащейся очень прямо. У нее было приятное и умное лицо. Несмотря на серьезный и величественный вид, в глазах то и дело проскакивала лукавая искорка.
- Герцогиня, я приветствую вас, - дядя низко поклонился, мы с Бланкой - тоже.
Луиза Савойская некоторое время смотрела на него молча и, казалось, без всякого удовольствия.
- Гордец! - сказала она наконец холодно и надменно, - Вы уже три дня в Париже - и что же! Я узнаю это через третьи руки! С каких пор вы стали таким невежей? Верно, совсем одичали в вашей деревне!
Вот так прием! Бланка совсем побледнела и склонила голову, я напротив вытянулась как могла выше и приняла самый рассеянный вид. Дядя невнятно начал оправдываться, и тут герцогиня совсем тихо, почти беззвучно рассмеялась.
- Ах, барон, барон! И не стыдно вам дурно думать о ваших старых друзьях? Неужели я могла вас забыть? У коронованных особ часто короткая память, но я - не королева и не могу, да и не желаю себе этого позволить. Вы не пришли ко мне, не написали - я узнаю о вас от моего сына, подумать только! Впрочем, я вас прощаю - очевидно, вы ждали Пасхи, чтобы увеличить мою радость в этот Светлый День.
Бледная Бланка снова начала краснеть. Дядя повернулся, чтобы представить нас, но герцогиня опередила его.
- Полно, не нужно церемоний. Вот эта храбрая молодая особа, - она указала на меня, - полагаю, графиня де Вильер, ваша племянница? А это - мадемуазель де Монфор?
Мы с Бланкой по очереди присели в поклонах.
- Ваша осведомленность, мадам, просто поразительна, - отвечал ей дядя Сезар, - я не виделся почти ни с кем, кто мог бы...
- Ла Рош, я уже сказала, что меня известил мой сын. Вы ведь последний раз видели его ребенком? Да вот же он. Франсуа, подойдите!
В подошедшем кавалере я уже в который раз сегодня изумляясь, вновь узнала давешнего богомольца, страстного поклонника мадам Дизом и мнимого графа де Шамбери.
- Сын мой, смотрите, кто нас посетил! Вы же помните барона?
Дядя поклонился, принц, не чинясь, тоже. Затем представили и нас.
- Я думаю, - сказала Луиза Савойская, - вам немедленно стоит представить обеих дам их величествам.
- Но мадам, уместно ли это сейчас?
- Уж конечно, уместно, - отвечала герцогиня, - кузен мой, король, в большой тоске, и вы его развлечете так деликатно, как только вы умеете.
Они с принцем проводили нас в королевские покои, убранные ничем не лучше нашего дома. Король стоял у окна и вздыхал, королева сидела с тремя-четырьмя дамами, одна из которых громко и без всякого чувства читала Новый Завет. Увидев нас, королева махнула ей рукой замолчать. Нас представили. Принцесса, бедняжка, оказалась еще хуже, чем о ней говорили. Я и сама до тринадцати лет была некрасива, но думала, что умелый уход, платье со вкусом, прическа к лицу и капля румян способны любую дурнушку со временем сделать хорошенькой. Я ошиблась - мышиный цвет волос принцессы можно было закрасить, землистые щеки подрумянить, а под впалый корсаж подложить маленькие подушечки. Но с этим широким тонкогубым ртом, низким выпуклым лбом и слишком мясистым унылым носом решительно не смогла бы ничего сделать даже Ленор. К тому же она брила брови, как и многие дамы, которых я успела увидеть. Что за глупая мода? Право, как наши прабабушки. Мне вспомнились сказки о подменышах - король, не будучи Адонисом, выглядел все же приятным мужчиной, на расплывшемся лице королевы без труда читались следы былой красоты. Подменили в колыбели феи принцессу, не иначе.
Тем временем его величество оглядел нас с Бланкой с головы до ног, нашел мою внешность особенно интересной и назвал меня образцом галльской матроны. Конечно, Бланка куда красивее меня, но как было похвалить ее в присутствии собственной страшненькой дочери? Анна Бретонская обратилась ко мне:
- Графиня, мне право жаль, что ваш супруг не представил вас нам раньше. Я хотела бы, чтобы вы стали одной из моих придворных дам.
Я не знала, что ответить, тем более, что королева мне не понравилась, но Луиза Савойская неожиданно пришла мне на помощь.
- Ваше величество весьма любезны, но я хочу просить вас оставить графиню при мне.
- Луиза, дорогая, как мне спорить с вами! - королева всплеснула полными ручками. - Впрочем, может моей дочери удастся уговорить мадам остаться с нами? Клод,
дитя мое!
"Дитя" сделало шаг вперед и открыло лягушечий ротик:
- Конечно, пусть останется с нами, я требую!
Я в замешательстве смотрела на принцессу - не будучи королевой, она могла
просить, желать, но не требовать. Король кашлянул, Анна Бретонская досадно хмыкнула - не ожидала от дочери такой грубости. Я отвечала так, будто бы не расслышала:
- Ваше величество, позвольте мне остаться при герцогине Ангулемской.
- Конечно, конечно, - пробормотала бывшая красавица, - я не буду отнимать вас у нашей милой Луизы.
Мы раскланялись и пошли к выходу, причем король отправился с нами, опершись на дядину руку. В дверях я услышала, как королева злобно прошипела принцессе: "Клотильда, сегодня вы просто превзошли себя!"
В коридоре принц Ангулемский вдруг повел себя довольно развязным образом - он подал было мне руку, но не дожидаясь, тут же сам схватил мою, сказал:
- Матушка, я покажу графине Турнель, - и почти поволок меня за собой.
- Что это с вами, монсеньор? Куда вы меня тащите? Бог мой, да не бегите так! - только и успевала тщетно взывать я. Наконец, мы остановились в углу того самого зала, где встретились с Луизой Савойской. Усадив меня в кресло, Франсуа Ангулемский устроился на скамеечке у моих ног. Я подумала, прилично ли это, но на нас никто не обратил никакого внимания. Значит, прилично.
- Мадам, я наверное показался вам невежей? Боюсь, единственное, что оправдывает меня - это возраст. В восемнадцать лет только испанцы могут быть степенными.
- Я думала, вы старше, монсеньор.
- Да? Спасибо, для мужчины моих лет это комплимент.
- Но вы обманули меня, монсеньор, и поставили в смешное положение! Что если бы я увидела вас раньше, чем ваша матушка, и назвала бы вымышленным именем?
- Я обманул вас? Ничего подобного! Вымышленным именем? С чего вы это взяли? О, прекрасная графиня, я никогда не смогу обмануть даму, подобную вам! Этот Шамбери - не город, это поместье на границе с Савойей, которое я получил от матушки. Я не представился вам полностью, но я и не солгал, моя мать и сестра могут подтвердить.
- Я вам верю, монсеньор.
- Значит, я прощен? А как вам королева?
- Ваша матушка мне понравилась больше.
- Еще бы, мадам! Мне и самому она нравится больше. А моя невеста? Видит Бог, истинный лягушонок! Ну, что поделать, зато приданое великолепно.
- Я не все поняла, монсеньор...
- Говорите же, с удовольствием вам разъясню.
- Я понравилась его величеству, но не особо приглянулась королеве, так?
Принц усмехнулся.
- Совсем не приглянулись, мадам.
- Тем более, зачем она хотела меня при себе оставить?
- О, ну это же совсем просто! Королева желает окружить свою дочь самыми достойными и знатными дамами, чтобы ей было на кого опереться, когда она станет моей супругой. Но большинство дам сейчас предпочитают службу и дружбу моей матери и сестры. Близ королевы остались лишь те, кто чем-то ей обязан, вроде герцогине д*Эвре. Смешно сказать, добродетельная королева привечает распутницу! Впрочем, не о ней разговор. Принцесса Клод приводит в отчаяние свою мать и сводит на нет все ее усилия - вы слышали, как она может обласкать! Потому королева уже не особо разбирает, кто ей по душе, а кто - нет... Святой Франциск, чуть не забыл, но вы так милы... Я должен вас представить еще кое-кому, идемте вон туда!
И он опять почти потащил меня по залу, пока мы не оказались перед молодой и красивой черноволосой дамой, которая неодобрительно качала принцу головой, но в то же время улыбалась еще более лукавой и пленительной улыбкой, чем Луиза Савойская. Они были очень похожи, принц и принцесса, и я сразу склонилась перед ней.
- Итак, вот графиня Маргарита де Вильер, о которой я вам говорил. Мадам, это герцогиня Маргарита Алансонская, моя сестра.
- Брат мой, - мягко отвечала ему принцесса Маргарита, - вы сегодня чрезмерно веселы. И как вы обращаетесь с нашей гостьей? Помилуйте, заставляете даму бегать с вами по всему замку! Вы будто вернулись в детство. Графиня, принц вас очень утомил?
- Что вы, мадам, - отвечала я. - Боюсь, что куда больше вас поразило мое легкомыслие.
- Нисколько, графиня. Напротив, вы мне показались очень... как это? Живой. Не то, что большинство наших дам, которые, увы, искусные создания из тканей и металлов.
Иначе, уверяю вас, мой брат был бы с вами строг и церемонен. Да, Франсуа, скажите же мне, что это за история во францисканском монастыре? Днем я заехала туда, попросила монахов за вас помолиться, но мне отвечали, что это вам впору молиться за весь монастырь, что вы простаиваете там по полночи, от вечерни до заутрени? Это какая-то неуместная шутка? Я знаю, вы искренне веруете в Господа нашего, но делать что-то сверх того, что полагается обычному христианину...
Тут принц не выдержал и расхохотался, да так, что на нас оглянулись.
- Я потом вам расскажу, душа моя, - сказал он, целуя сестру в щеку. - Графиня простит меня за скрытность, ибо это - очень тайное дело. Я оставлю вас вдвоем, с вашего позволения.
Он чуть дольше, чем нужно, задержал на мне взгляд и откланялся. Мы с герцогиней медленно пошли по залу. Она расспрашивала у меня, какую музыку я люблю, какие книги читаю. Оказалось, Маргарита сама большая охотница до чтения, и вскоре мы уже горячо обсуждали "Амадиса Галльского" и наперебой ругали "Роман о Розе". Заговорившись, мы натолкнулись на красивую высокую блондинку - я узнала ее, именно она читала королеве Евангелие.
- Ах, мадам герцогиня, простите меня, я чуть не сбила вас с ног, - сокрушенно запричитала она, - графиня, вы тоже примите мои извинения...
- Пустое, мадам д*Эвре, - оборвала ее Маргарита, - Это мы с графиней чуть не сбили вас.
Она тут же замолчала, уже этим предлагая блондинке продолжать свой путь, но та, казалось, не поняла и обратилась ко мне.
- Мадам де Вильер, наконец-то я увидела вас! Вы и в самом деле красивы, верно все, что о вас говорят. Но какое строгое у вас платье! Закрыто почти наглухо, неужели на юге так носят?
- Мадам, - отвечала я, - на юге не принято показывать свои прелести на Страстной неделе. В Париже, как мне кажется, тоже. - И я посмотрела на герцогиню Алансонскую, которая была почти в таком же платье, что и я, только черного бархата, а не темно-синего.
- А брови, графиня? Неужели на юге носят брови? - продолжала щебетать мадам д*Эвре, - Это ведь вульгарно, совсем простонародно!
- Пусть так, но если Господь решил, что женщине нужны брови, зачем же от них избавляться? К тому же в Монпелье, от врачей из университета я слышала, что лет сто назад у знатных дам брови выпадали сами от того, что они не бывали на солнце и свежем воздухе, а проводили всю жизнь в сырых стенах. А глупые купчихи и горожанки решили, что это - признак утонченности и начали свои брови брить.
Мадам д*Эвре хотела что-то ответить, но Маргарита Алансонская не дала ей этого сделать.
- Вы ведь куда-то торопились, герцогиня? Верно, по поручению ее величества? Так ступайте быстрее и не заставляйте ждать свою госпожу!
Герцогиня д*Эвре поклонилась и освободила нас от своего присутствия. Я посмотрела ей вслед.
- Мадам, неужели подобное поведение принято при дворе?
- Не обращайте внимания, графиня.
- Но когда столь знатная дама...
- Знатная? Ах, Святая Дева! Герцогиня по рождению едва дворянка. Она из какой-то крохотной нормандской деревни, настоящего медвежьего угла. Это очень гадкая история, графиня. Она обольстила старика-герцога, когда тот одной ногой стоял в могиле. Его сын, которому мачеха тоже уже годилась во внучки, пытался доказать слабоумие отца и признать брак недействительным. Ему почти удалось, но Эрмина кинулась в ноги королеве, чем-то ее разжалобила и улестила, и при поддержке Анны Бретонской смогла-таки остаться герцогиней и ухватить известный кусочек состояния покойного супруга с тем однако, что будет им пользоваться, пока снова не выйдет замуж. Она вдова уже несколько лет и сменила не одного кавалера, вы понимаете, о чем я... Маргарита, лучше я вам скажу, чем кто-то услужливый, пока вы не попали в смешное положение. Сейчас герцогиня д*Эвре - любовница вашего мужа.
Принцесса замолчала. Я же только пожала плечами.
- Я думала, у него более изысканный вкус.
Маргарита Алансонская уж конечно приписала мое поведение силе духа и умению владеть собой. Не могла же я сказать ей, что все это мне известно из карт цыганки! Тут я заметила, что принцесса поглаживает свой лоб.
- Графиня, это правда, что вы сказали о бровях?
- Истинная правда, мадам. Оттуда же пошла уродливая мода сбривать волосы надо лбом.
- Но ваши брови узкие и изогнутые. А мои - широкие, чуть не в палец.
- Мадам, все просто - брови нужно не брить, а выщипывать лишние волоски маленькими щипчиками. Так вы сможете их сделать любой толщины и вида, по своему желанию.
- Но это, наверное, больно?
- Первый раз, потом привыкните. Потерпеть всего четверть часа, а удовольствия на две недели.
Маргарита в подробностях выспросила меня, как это делается. Тут подошел дядя Сезар с Бланкой, мы откланялись и отправились домой. В носилках я сразу заметила дурное настроение Бланки. На мои вопросы она разразилась следующей тирадой:
- Что со мной? Что? И ты еще спрашиваешь? Ах, впрочем, ты и не видела, ты бегала по Турнелю под руку с принцем Ангулемским и сплетничала с принцессой Алансонской! А я, как привязанная, стояла рядом с бароном, который обсуждал с его величеством различные средства от болей в спине! Я даже присесть при короле не могла, у меня ноги болят! Тебя чуть не рвали друг у друга из рук королева и три принцессы - мне ни одна из них не предложила... А ведь Монфор - это столь же славное имя, как Лузиньян или Монморанси! В какое ничтожество я впала!
- Бланка, не страдай так! Вся беда в том, что ты куда красивее меня! Ну разве королева захочет поставить рядом со своей уродиной-дочкой такую прекрасную и знатную девицу? Рыжая супруга бедного графа куда более для этого подходит. Не всем же, подобно королю, нравятся галльские матроны.
- Пожалуй, ты права, - задумчиво протянула Бланка. - А! Маргарита! Марго, карты, карты Ленор! Помнишь, она сказала, что я буду разочарована? Я разочарована! Помнишь, она назвала тебе трех покровителей? Луиза Савойская, Франсуа Ангулемский и Маргарита Алансонская! И принц - молодой кавалер с королевским достоинством, но не король! Все правда! Нет, лучше бы не все...
- И это тоже.
Я рассказала Бланке об Эрмине д*Эвре. Впрочем, я больше гневалась, чем расстроилась.