Аннотация: Сказка для взрослых. Первый подобный опыт. Дорабатываю, согласно полученной критике:)
Рассказ вышел в финал конкурса рождественской прозы
Тускло-желтой лампочкой проглядывает вечернее солнце сквозь мутное стекло. И морозные узоры, которые днем были белые, теперь переливаются всеми цветами радуги. Очень красиво выходит. Ты смотришь за окно, на солнечную лампочку и качаешь ногами, туда-сюда, туда-сюда. Это очень весело, мотать ногами. Еще ты доедаешь остатки теста, скребешь по миске чайной ложечкой, отправляешь сладкие кусочки в рот, жмуришься от удовольствия. Ты очень любишь сырое тесто: как жаль, что мама запрещает его есть. Но сейчас - можно, потому что мама устала. Немудрено, весь день она провела на кухне - готовила новогоднее угощение.
А сейчас она уставшая, грустная сидит в соседней комнате и кричит на папу.
Дзень-дзень - кто-то звонит в дверь. Ты быстренько глотаешь тесто, спрыгиваешь со стула и мчишься открывать дверь.
- Привет, мелюзга.
Это Женька, твой старший брат. Он мерзкий, как и все старшие братья, наверно. Злой, замерзший, красноносый пятнадцатилетний брат - добрый Боженька послал его тебе в испытание.
- Я - не мелюзга, я в этом году пошел в первый класс.
- Ну и что?
- Еще восемь лет, и догоню тебя. Мне тоже будет пятнадцать, и я дам тебе по носу!
Женька хохочет, отчего прилипшие к его драной курточке снежинки летят во все стороны.
- Ну, насмешил!
Он стягивает с ноги латанный-перелатанный кроссовок и говорит тебе:
- Глупый, глупый, Данька! - и щелкает тебя по переносице.
Знали бы вы как это обидно, когда кто-то щелкает так пренебрежительно, и нет никакой возможности щелкнуть в ответ! Очень хочется, но не допрыгнуть, не дотянуться - вон какая шпала этот старший брат, противная злая рельса!
В соседней комнате не выдерживает папа и тоже начинает орать на мать. От крика трясется зеркало на стене, дрожит-звенит старинный хрусталь в стенке.
Женька морщится, стягивая второй кроссовок. Потом снимает, скатывает мокрые шерстяные носки и выкидывает их в угол, прямо на голову беспородно-полосатому коту Тимофею. Тимка брезгливо морщится, и продолжает облизывать тощую лапу.
- В моей семье все злые.
Ты - не ты сказал? Как-то само собой получилось. Наверное, все же ты - Женька глядит куда-то в сторону, и на миг в его глазах мелькает что-то доброе, а может быть, грустное, в конце концов, ты все еще маленький и плохо различаешь чувства других. Зато знаешь, что эти самые другие могут притворяться.
На стене висит отрывной календарь - всего одна бумажка осталась на нем. 31 декабря. Скоро, скоро новый год. Женька смотрит на календарь и говорит:
- Ладно, я пока пойду в свою комнату.
Родители кричат, и тут не выдерживает, вмешивается бабушка. Она говорит:
- Доченька, милая, видишь как, видишь, что получается, говорила же тебе, не выходи замуж за изверга этого!..
Брат уходит в свою комнату, громко хлопает дверью, а ты думаешь, что зря бабушка так говорит, что неправильно это, потому что если б мама не вышла замуж за папу, откуда бы появился ты, Данька?
Старые, посеревшие от времени обои-стены вокруг, и тебе становится очень-очень грустно. Садишься на пол в прихожей, рядом с полкой для обуви. Сидишь на корточках тихо-тихо, как мышонок. Ты очень хотел, чтобы на этот новый год все было хорошо. Чтоб никто не ругался. Чтоб брат покатал тебя на плечах. Чтоб бабушка похвалила: ты закончил вторую четверть почти на одни пятерки.
- Целый день за компьютером сидишь, помог бы хоть!..
- Уродская жизнь, что же это такое, вкалываешь целыми днями, выдался денек отдохнуть и на тебе...
- Доченька...
- Замолчите, мама!
- Уйду я от вас...
- А тебя и так целыми днями нет дома, неизвестно где шаблаешься! С дружками своими, алкашами...
- Все лучше, чем тебя слу...
Идешь на кухню. Тихонько переступаешь через растянувшегося на полу кота Тимофея, затыкаешь уши. Глупые ладошки, они такие маленькие, их не хватает, чтобы мама с папой прекратили ругаться хотя бы для тебя. На кухне берешь две ложки, пробуешь прижать их к ушам, но все равно не выходит, папин крик отдается в голове ложечным звоном:
- Развод-д! Все над-доело, развод-д!
Слово, страшное слово. У твоего друга Сеньки папа тоже кричал все время: развод, развод, непонятно, почему, по крайней мере, сам Сенька не знал, а вот теперь папа от них ушел, и твой друг живет с мамой один.
Ты откладываешь ложки в стороны, берешь вилки, но они тем более не помогают, звуки легко проходят сквозь вилочные зубчики:
- Шестнадцать лет жизни на тебя истратила, ирод!.. Господи, как же я тебя ненавижу!..
В комнату ходит тощий Тимофей. Идет к своей миске, нюхает ее. В миске ничего нет, пустая она. Кошачий корм закончился два дня назад, и с тех пор Тимка ничего не ел. Денег у папы нет, на заводе опять задержали зарплату.
Берешь вместо вилок солонку и перечницу, прикладываешь донцами к ушам. И крик теперь похож на пересоленную, переперченную яичницу:
- Машенька, пускай собирает чемоданы и уходит!..
Глупые слезы наворачиваются на глаза, ты злишься на них, трешь кулаками, стараешься вдавить слезы обратно, и шепчешь:
- Это неправильно, новый год должен быть не таким, не таким, не...
Зажмуриваешь глаза крепко-крепко и шепчешь:
- Добрый-добрый Боженька, пошли ангела своего Деда Мороза на помощь нашей семье, потому что если не пошлешь, случится что-то ужасное, что-то, что называется развод, и тогда папа будет жить отдельно от мамы, а еще, наверное, куда-то денется бабушка, и кот Тимофей, он противный, конечно, но не ел уже два дня, и теперь даже мяукать громко не может. Боженька, а котам нельзя не мяукать, они, коты, если не будут мяукать, их не будут любить кошки. Боженька, а если кошки не будут их любить, котятки не смогут родиться.
Странно, хоть твои уши сейчас и свободны, ты уже почти не слышишь криков родных.
Кот говорит грустно:
- Мяу, - и ты шепчешь все быстрее, складываешь ладошки лодочкой, прижимая их друг к дружке крепко-крепко:
- Всего один маленький новый год, Боженька, не прошу многого, всего один подарочек, пускай не будет в нашей семье развода, пускай бабушка полюбит папу, потому что если она не полюбит папу, она все время будет на него кричать, а бабушке кричать нельзя, у нее ведь сердечко больное. Видишь, Боженька, как я люблю мою бабулечку, и глупого Женьку я тоже люблю, ты не думай. Он хоть и злой, и противный, но на день рождения подарил мне красивую пожарную машинку...
Вроде бы холодает, может форточка открылась? По кухне гуляет бродяжка ветерок-морозец, но ты не открываешь глаза и молишься, молишься, молишься:
- Хочу новый год, не хочу развода, не хочу, не хочу, не хочу...
А потом открываешь глаза.
Кухня
Все не такое.
Сначала тебе становится страшно, потому что по всей кухне носятся цветные полупрозрачные змеи-водовороты. Они синего такого, холодного цвета и в переплетении морозных цветов тебе чудится чей-то голос:
- Дойдешь... до елки...
Глядишь под ноги: рядом свернулся в клубочек Тимофей. Он тоже смотрит на водовороты, не то чтобы со страхом, но с опаской.
- Что это? - спрашиваешь, и хватаешься за ложку - вдруг, кто кинется на тебя из водоворотов этих. А змеи-удавы разноцветные повсюду, выныривают из печки, проплывают сквозь шкафчики, мимо холодильника.
- Я не боюсь вас! - говоришь громко, тыкая ложкой в разноцветную муть. Понимаешь вдруг, что мама с папой продолжат кричать друг на друга, но как-то протяжно, словно замедлились. Что же это такое творится?
Голос шепчет:
- Дойдешь до елки - исполню любое твое желание. Захочешь: и избежит твоя семья развода...
Елки? Наверное, той, что в зале стоит, нарядная пластмассовая елка-красавица, но, чтобы дойти до нее надо пройти сквозь переплетение полос разноцветных, переливчатых - а вдруг это больно?
- Дойдешь до елки...
Кулаки тянутся к глазам, ты готов уже заплакать, но вдруг понимаешь: нельзя. Ты должен спасти семью от ужасного развода. Должен сделать все, что угодно, лишь бы...
Женька в вашей комнате врубает на всю стереосистему. В замедленном мире, в котором ты очутился, она кричит особенно противно и мерзко. И это придает тебе сил.
Вскакиваешь со стула, подтягиваешь брюки и говоришь:
- Или все вокруг стало медленным, или я очень быстрым, но эти полосы-змеи, мы их, наверное, просто не замечаем, когда все или хорошо, или обычно. И проходим насквозь. Значит, и сейчас должно получиться. А раз Боженька не хочет просто так подарить моей семье под новый год немножко радости и добра, я сделаю, как он сказал.
Звучат слова здорово, будто ты - герой из какого-то фильма.
И ты идешь вперед, прищурив (но не закрыв!) глаза, шагаешь прямо в разноцветный водоворот.
А он окутывает тебя холодом.
Мамин зверь - орел.
Ты понимаешь это сразу, как только оказываешься в холодном мамином мире, на снежной вершине, над которой парит гордая, но одинокая птица. В этом месте так пронзительно тихо, что мамины голоса только усиливают тишину:
-Чертова кофеварка, опять сломалась, сковородка, яйца закончились, надо послать Женьку в магазин, как я устала, Боже мой, как я устала...
Ты - маленький и одинокий, а мамина птица высоко-высоко, черной точкой летит в молочно-белом холодном небе.
Рядом с тобой верный кот Тимофей. Он фырчит на одинокую птицу, подпрыгивает, молотит лапами по воздуху, проваливается в снег, опять подпрыгивает...
- Это мамин мир, ведь, правда, Тимка? - шепчешь, зябко кутаясь в рубашку.
Тима согласно мяукает.
- Здесь так холодно. Если бы я все время жил в этом мире, я бы ни за что не захотел нового года.
- У мамы опять что-то с сердцем, надо уколоть, зимний салат приготовить, Данька опять вредничает, капризничает, Слава у своей железки старинной сидит, не оторвешь его, второй месяц ни копейки в доме, все с друзьями гуляет...
От тихого, неслышного голоса не спрятаться и не скрыться, и ты бежишь вперед, за птицей, тянешь к ней руки, а птица все выше и выше, улетает от тебя, а настойчивый голос шепчет:
- Доберись до елки, дойди до елки...
А как до нее доберешься, если ты уже не в кухне, а в снежном мире, где снег и ничего, кроме снега, ну, только, птица еще на самом верху?
- Мама!
- По головке его погладить хотела, а он опять убежал, посмотрел зло, как отец прямо, растет малыш, отдаляется, скоро, как Женечка будет...
- Неправда! Я не злой был, просто...
Колючий мороз проникает в горло, и ты останавливаешься, замираешь, потому что не догнать так маму. Вон, Тимофей допрыгнуть пытался, тоже ничего у него не вышло.
И тогда ты говоришь небу и птице:
- Прости, мама. Я знаю, ты хотела погладить меня, чтобы мне стало приятно, но я ведь взрослый уже, это я раньше был малышом, любил, когда...
Птица улетает все выше, она уже не точка, всего лишь соринка, пылинка на небесной глади.
- Мама! - падаешь в снег, ладонями вперед и говоришь, чувствуя, как слезы застывают на глазах:
- Прости меня. Я сейчас глупостей всяких наговорил. Наверное, я все-таки маленький, не умею правильные слова говорить...
Шепчешь:
- Погладь меня... пожалуйста...
Тимофей мурчит, трется о твои колени - глупый, глупый кот, уходи, замерзнешь же, зачем прыгнул в мир мамы, почему последовал за мной?..
- Пожалуйста...
Закрываешь глаза, потому что смотреть на ослепительно-белый снег уже больно, готовишься замерзнуть, погибнуть в холодном мире, но в этот момент что-то ласково-теплое касается твоей головы, чьи-то нежные руки ерошат волосы, ты тянешься за этим чудесным теплом, но в этот миг все исчезает.
Ты стоишь у дверей кухни. Рядом отряхивается Тимофей - к его шерсти прилипли снежинки.
Впереди прихожая, заставленная ботинками входная дверь и темно-коричневые полосы-перекрестья. Чей это мир?
Прежде чем сделать шаг, оборачиваешься, смотришь на кухню.
Холодные синие змеи изменили раскраску, стали теплыми, оранжевыми. Словно вечернее предновогоднее солнце разукрасило их, вернуло оттенки.
Прихожая
Это коридор-лабиринт, из которого не выбраться.
Ты бежишь уже долго, очень долго, а кот следует за тобой по пятам. Ему страшно в этом мире, но Тимка знает, что без его помощи тебе не справится с испытанием.
Стена слева, стена справа. Все время кажется, что еще несколько шагов, и ты очутишься возле поворота, но поворота нет, нет его, эта дорога прямая, а папин зверь - волк. Папины друзья - стая. Ты еще ни разу не встретил папиного зверя, но точно знаешь, что это он.
- С Лешкой нагрузились в "Избушке", потом нагрянули в "Лидку"... Водки выпили, вина... Лешка - лучший друг, сочувствует, советы дает, правильные советы: держи бабу в ежовых рукавицах, она обязана тебя слушаться...
Стая. Друзья, которые хотят превратить твою семью в коричневое ничто, которых, похоже, радует страшное слово "развод".
- Забодала: пришел поздно, с детьми не занимаешься, Женька совсем от рук отбился, Дане нужно внимание отца...а мне, мне, кто даст это самое внимание? Кто подойдет и скажет: Слава, я люблю тебя. Все время с друзьями время проводишь? А потому что не орут на меня друзья эти, потому что выслушать готовы, даже если и глупости я всякие говорю...
Тимка выгибается дугой, шипит яростно. Ты тоже останавливаешься. На пути - волк, а за ним подгавкивающая, скулящая - его стая. В глазах у серого тоска, одиночество, но не такое, как у мамы - злое, едкое одиночество.
А стая за ним кричит:
- Сожри! Съешь его! Мы вместе, и путь у нас один!
Стая, она неплохая - понимаешь ты. Просто тоже одинокая, вот и старается присоединить к себе как можно больше волков.
И ты говоришь:
- Здравствуй, папа.
Волк рычит, зыркает на тебя огненными глазищами.
- Я знаю, тебе плохо. Тебе грустно от того, что кажется, будто мы тебя разлюбили: я, мама, Женька... но это не так.
- Клюшка старая, теща, мать ее...
Ты топаешь ногой о землю и кричишь:
- Нельзя! Ты же сам запрещал произносить плохие слова!
Волк умолкает. Стая замирает.
- Я многого не знаю, - говоришь ты, - я еще маленький. Но ты, по-моему, ведешь себя, как детсадовец. Разве не видно, что эта твоя стая, она думает только о себе? Что она хочет разбить семью? Что развод - это ее ру... лап дело!
Волк молчит. Смотрит на тебя внимательно.
Ты смело подходишь к нему и касаешься загривка:
- Я знаю, это очень сложно. Например, у нас в классе есть мальчишка, у которого была моделька настоящего парусного кораблика, очень красивая. Я завидовал, что у мальчика есть моделька, а у меня ее нет. И я сказал ему, что она очень некрасивая и плохая. Очень часто ему это говорил, и мальчик выкинул модельку. А Колька из третьего "Б" подобрал ее...
Волк внимательно смотрит на тебя, и ты говоришь:
- Пап, пойми, мы все тебя любим... не уходи от нас, папа... не слушай стаю, которая говорит, что с нами тебе плохо...
- Молчи! Съешь его! Ты - наш вожак! Убей! Растопчи! - рычит, визжит стая.
Но волк поворачивается к ним лицом.
Стоит на месте, и стая испуганно замирает.
А потом мир снова разбивается на полоски-перекрестья, и тебя выкидывает наружу.
Туманные полосы, что протянулись по всей прихожей, они теперь не коричневые, а бледно-бордовые. Непонятный цвет, изменчивый. Волк еще не полностью отделался от стаи...
Кот впереди, а ты бежишь за ним - в зал, ярко-освещенную комнату, к новогодней елке.
Но по дороге серо-черные щупальца хватают тебя и волокут в кладовку, к банкам с вареньем, соленьям и прочим закруткам.
Кладовая
Здесь темно и жутко страшно - ты даже не знаешь, какой зверь у бабушки.
- Пару баночек огурчиков еще закрутить, малиновое варенье сварить, Машке сказать, чтобы вставила трендюлей Лешке этому, не бреется, дома не бывает, гад этакий.Помидорчиков не забыть, в банку аспирину положить, где же он, где? Ох, сердце что-то прихватило... Боженька, Господи, что же это такое...
Ты говоришь в ночь, в темноту непроглядную, что пропахла острым перцем и всякими другими специями:
- Бабушка, не надо. Не надо, так говорить про папу. И про маму. Ты же плохо делаешь, приближаешь развод. А что я буду делать без мамы и папы? Потому что, если они будут по отдельности, они уже будут не настоящие мама с папой, ну то есть не совсем настоящие...
Тебе вдруг становится тоскливо. Ужас, как грустно и печально: потому что голос бабушки, он повсюду. Потому что понимаешь, что бабушка на самом деле не хочет развода мамы и папы, потому что ей просто-напросто грустно, что жизнь прошла, ей кажется, что она одна в этой темноте, и что она скоро умр...
- Нет, нет, нет!! - кричишь ты, разбивая липкую темноту на кусочки.
- Помидорчиков, картошечки надо завтра на рынке купить, ужас как все дорого...
- Я люблю тебя, бабушка, - говоришь ты. - Помнишь, я не мог уснуть без твоих сказок? Просто они очень хорошие и веселые. А хорошие и веселые они потому, что у тебя голос такой: очень добрый. Поэтому я любил, чтобы сказки на ночь рассказывала именно ты. И еще я любил, как ты мне про Боженьку рассказывала... какой он хороший и добрый, заботится о нас всех.
- Сердце... Господи...
Тебе очень хочется плакать, но настоящий мужчина должен быть сильным.
- Бабушка, не волнуйся. Сердечко твое выздоровеет, и все будет хорошо. Когда я вырасту и влюблюсь в девчонку - я даже готов ради тебя влюбиться в самую противную на свете девчонку! - у нас родится сыночек, и ты будешь рассказывать сказки ему. Честно-честно! А потом сыночку его сыночка...
Расходится темнота, уползает в каменные норы, и ты видишь, что очутился посреди маленькой каменной комнаты.
А рядышком сидит горлица белоснежная. Она смотрит на тебя внимательно, а потом расправляет крылья и вылетает в окошко под потолком, навстречу яркому солнечному свету, навстречу небу свободному, бескрайнему.
- Счастливого пути, бабушка, - шепчешь вслед.
Зал
Бормочет телевизор, горят огоньки на елочке, а путь тебе преграждает Женька. Нет никаких разноцветных клубящихся линий-полос. Только твой брат.
Он смотрит ехидно, отшвыривает ногой Тимофея и говорит:
- Что, Данечка, собрался куда?
Ты все еще в "замедленном" мире, потому что музыка из комнаты такая же растянутая. А раз так - это не Женя, не твой брат.
- Ты - не Женька!
- Да что ты говоришь, малолетний придурок?
- Внимания... не обращают... они давно... Аленка... один...
Голос печальный, даже не верится, что это Женькин голос. Потому что голос этот говорит одно, а двойник брата - совсем другое.
- Хочешь спасти семью от развода?
Киваешь. Тимофей стоит рядом, не рискует больше приблизиться к лже-Женьке.
- Считаешь себя самым умным, малец?
Женя подходит к тебе и шепчет злобно:
- Когда ты родился, Даня, начались проблемы. До этого родители любили меня, я - их, и все было в порядке. А потом появился ты. И все пошло наперекосяк.
Он хватает тебя за ухо и больно тянет вверх. Вот гад! Сопротивляешься, бьешь Женьку кулаками по руке, но тот хохочет, и еще сильнее сдавливает ухо.
Злишься, кричишь:
- Отпусти меня! Гад! Гад! Гад!
Елка, она так близко, так заманчиво мерцает новогодними шарами-украшениями, совсем чуть-чуть осталось...
- Что, больно тебе, гаденыш?
- Сам га...
Замолкаешь, прислушиваешься к Женькиному голосу. Тому, который шепчет еле слышно, который вокруг...
- Аленка, что же сделать... совсем внимания не обращает... конечно, что я ей могу дать?.. Нет денег, чтобы в кино пригласить... в кроссовках осенних всю зиму проходил...
Надо же, брат, оказывается, влюбился в девчонку.
Смотришь на Женьку, на его руку, которая сдавила ухо и, неожиданно для самого себя, говоришь:
- А ведь мы все-таки братья, Женя.
Брат вздрагивает. Шипит:
- Заткнись!
- Я думаю, ты любишь меня. Маму, папу, бабушку. Просто тебе плохо, ты хоть и большой, но на самом деле тоже еще маленький, многого не понимаешь, не знаешь, что...
- Заткнись! - Но хватка уже ослабевает.
- Что мы тебя любим. И что даже если у тебя не получится с твоей глупой девчонкой, как ее там - Аленкой? В общем, мы все равно будем рядом...
- За... - Но, не закончив фразы, лже-Женька исчезает, рассыпается по комнате разноцветными искрами, сливается с темным воздухом.
Пропадает.
Елка
Вот она, пластиковая красавица. Возвышается над тобой - стоит только коснуться ее, и все будет хорошо.
Тот самый голос, что показал тебе замедленный мир, говорит:
- Не спеши. Здесь нельзя спешить, подумай, какое на самом деле желание хочешь загадать...
- Хочу, чтобы не было развода. Чтобы моя семья была вместе! - И кот Тимофей согласно мурчит.
- Ты ведь хотел машинку? Радиоуправляемую модель, прямо как у Тольки из второго "А"? Даже лучше!
Задумываешься на миг: да, машинка - это здорово. Все друзья обзавидуются. Целый месяц будут завидовать или даже два.
Но разве ты не этому учил маминого орла, бабушкиного голубя, папиного волка и лже-Женьку? Главное - это семья.
Хотя машинку очень, очень хочется...
Боишься передумать, и поэтому быстренько касаешься елочной ветки-лапы, красного шарика касаешься и говоришь:
- Хочу, чтобы на этот новый год моя семья была вместе! По-настоящему, вместе, я имею в виду...
Яркие-яркие огоньки, цветное-цветное небо и теплые радостные снежинки вокруг. И все вокруг убыстряется, ты уже не видишь разноцветных линий-миров, но помнишь, знаешь - они есть...
Эпилог
Все вместе: папа, мама, бабушка и Женька, склоняются над тобой. Их лица встревожены. Ты растерянно моргаешь и спрашиваешь:
- Что-то случилось?
Родители облегченно смеются. Папа говорит:
- Ты уснул прямо под елкой, малыш.
Бабушка гладит тебя по голове, радуется, даже противный Женька улыбается - такого ты просто не ожидал. Кот Тимофей мурлыкает рядышком, и от него пахнет свежей рыбой.
Трешь глаза и спрашиваешь сонно:
- Новый год скоро?
- Скоро-скоро, - смеется отец. Хватает тебя на руки и несет к новогоднему столу.
Вы садитесь все вместе, погружаетесь в предновогоднюю темноту-ожидание: из телевизора льется веселенькая музыка, на елочке горят разноцветные огоньки, а вы весело болтаете. Ни о чем и обо всем на свете. Папа с мамой обнимаются. Бабушка балагурит, и заявляет, что сегодня у нее с сердцем все в порядке - поэтому можно выпить винца. Женька рассказывает о школе, уморительно-смешное что-то рассказывает. Все хохочут.
И ты счастлив.
Смотришь под елку и видишь красную подарочную коробку, рядом с которой лежит пульт дистанционного управления.
Думаешь: какой все-таки молодец Боженька, выполнил сразу два желания.