Дан Берг
Авиталь и ее отец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Полководец Ифтах перед битвой молит Бога даровать ему победу над врагом. Взамен он обещает Всевышнему принести в жертву того, кто первым поздравит его. Первой оказалась Авиталь, любимая дочь полководца. Ифтах убивает свое единственное дитя, ибо клятву Господу нарушить нельзя. Эта драматическая Библейская история была многократно обыграна в различных жанрах искусства. Настоящая повесть является свободной авторской интерпретацией сюжета.
  Дан Берг
  
  
  
  
  Авиталь и ее отец
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 1
  
  1
  
  Нелегка жизнь людей в земле Тов зимой. Да и животным, обитающим в тех краях, не сладко приходится. Дожди, ветра, холода, а то и снег выпадет - всё бывает.
  
  Люди разложат дрова на камнях, разожгут пламя и с благодарностью к теплу усядутся кругом. Костер согреет снаружи, а сготовленное на огне горячее варево - изнутри. Неподалеку стоят неподвластные ветрам шатры. Пол в убежищах этих устлан теплыми медвежьими и волчьими шкурами. А от ночного холода овчина спасет - закутался и спи себе!
  
  Животные роют норы, отыскивают пещеры. В пристанищах этих звери укрывается от непогоды. Огнем четвероногие не владеют, зато охота согревает обоих участников неистового действа - и того, кто спасается от зубов и когтей, и того, кто гонится за добычей.
  
  Иными словами, тяжелые времена преодолеваются отчасти опытностью, отчасти привычкой, а отчасти трудом. Но главную подмогу обитателям страны Тов доставил на все века наперед сам Всевышний, приткнувший эти края к Земле Обетованной, которую Он устроил так здорово, что зима там коротка, а лето - длинно и благодатно.
  
  Весна выводит на свет Божий неброскую красоту этих мест. Несутся вниз ручьи, шумят водопады, зеленеют новые травы и листва. Чудные запахи полевых цветов кружат голову и родят надежды. Темнеют густые дубовые рощи, а меж раскидистыми корнями крепких дерев изобильно высыпают грибы и ягоды, озабоченные пропитанием мелкого зверья.
  
  Долины сменяются холмами. А если поглядеть ввысь, то глаза ослепит сияющая под солнечными лучами белоснежная шапка горы Хермон. Находятся смельчаки из людей, и взбираются они на вершину, и глядят восторженно вокруг на дарованную Господом Богом землю.
  
  Диким козам не требуется смелость, чтобы взбираться на поднебесные скалы, ибо там и обретается это племя безобидных поедателей трав, листвы и мхов. Привычные к равнине волки им не страшны. Серые хищники и вправду не в силах добраться до коз, зато берут они у природы свое, жестоко наказывая человека за беспечность.
  
  Как-то случилась беда: Сара, мать девочки Авиталь, загляделась на красоты земли Тов, сбилась с пути, и оголодавшая волчица бросилась на нее из кустов. Счастье, что неподалеку оказался муж Сары, доблестный воин Ифтах. Он услыхал крик о помощи, и верная стрела пронзила голову зверя. Однако до сих пор на спине спасенной виднеются бурые шрамы от клыков.
  
  Не только волки, но и другие звери-мясоеды облюбовали себе землю Тов. Живут в тех краях и горные львы, и дикие собаки, и кровожадные шакалы, да и кого там только нет!
  
  Хищники набрались лицемерия от двуногих и, если не слишком голодны, выражают им свое притворное почтение, опасаясь острых ножей, тяжелых дубин и метких камней. Не в пример сухопутным тварям, птицы и насекомые, коих в земле Тов неисчислимое множество, держатся гордо и не усматривают в людях своих владык.
  
  2
  
  Юной Авиталь скоро исполнится двенадцать лет. Сколько помнит себя, всегда жила она в земле Тов с военным отрядом, которым командует Ифтах, ее отец. Братьев и сестер у Авиталь нет. Когда мать с отцом и с дочкой собираются вместе малочисленным своим семейством, а вокруг не видать чужих, Сара неизменно повторяет, что их семья - лучшая среди всех семей. А говорит она так, потому что меж ними царит любовь безоглядная, и выказывают они ее друг другу, не таясь.
  
  Авиталь тонка и стройна. Лицом не особенно красива, но и не дурнушка. Впрочем, годы покажут. Она девочка сильная и ловкая. Жизнь среди гор и лесов изощрила чувства ее. Почти как рысь она видит в сумерках, по запаху чует, нет ли капли крови в бадье с чистой и прозрачной речной водой, навостривши уши и затаив дыхание, ловит шорох сверчка на дальнем поле.
  
  Да, необычайно тонок и разборчив слух у Авиталь. Она обожает музыку леса, восторженно замирает, внимая стройному пению птичьего хора, сердится, услыхав грубый львиный рык или отвратительный ослиный рёв.
  
  Раз увидал Ифтах, как восточный купец играет на цимбалах. Воин купил у торговца инструмент вместе с палочками. Сам-то он музицировать не собирался, да и не до того ему. Зато вышел славный подарок дочке: "Девочку тянет к нежным звукам, пусть забавляется, - подумал заботливый отец семейства, - может, и Сара увлечется, женщины любят красоту!"
  
  Авиталь выучилась играть, а Сара хоть сама и не преуспела, но любила слушать, как дочь складно фантазирует, тихонько ударяя палочками по струнам.
  
  Да что там Сара! Даже суровые воины, бойцы собранной Ифтахом армии, сидя по вечерам у костра, разомлевши от тепла, мяса, хлеба и вина, впитывали сладкие звуки, прикрывая глаза и забывая жестокий военный труд минувшего дня. Музыка, как известно, смывает с души скверну буден, и сердце с сердцем говорит.
  
  Ифтах смастерил для дочки маленький тимпан, прикрепил к нему лямку, чтобы вешать барабанчик на шею. Тонкими своими пальцами Авиталь постукивала по туго натянутой коже тимпана и гибко-гибко танцевала, подыгрывая сама себе. А мать с отцом любовно глядели на дитя и не могли нарадоваться.
  
  Почти каждый ратник имел жену, а в результате доблестных побед у героев появлялись на короткое время и наложницы. (Заметим, что эту простительную вольность не позволял себе однолюб Ифтах.) И всё же, несмотря на высокую романтическую активность бойцов, детей в войске было совсем мало. К сожалению, сей демографический факт не исследовался учеными современниками Ифтаха.
  
  Не удивительно, что у Авиталь было мало подруг. Девочка не привыкла к детским играм, часто пребывала в одиночестве, но не скучала. Умела играть сама с собой, слушала военные истории отца и размышляла над ними, любила байки, которые мать рассказывала ей на ночь. А еще она обожала гулять и беседовать со своим взрослым другом, старым и верным слугой по имени Халис.
  
  Человек этот когда-то давным-давно был рабом в Вавилоне, потом судьба кинула его в Халеб. Он воевал против армии иудеев и попал в плен. Стал слугой в доме отца Ифтаха. Трудился на совесть. Когда пришло время выйти ему на волю, не захотел покидать господина и остался служить этой семье.
  
  Поначалу иудеи собирались назвать Халиса каким-нибудь привычным им именем. Однако он с гордостью поведал хозяевам, что на языке его родины слово Халис означает "прямодушие". Тогда отец Ифтаха решил оставить слуге родное имя.
  
  Когда Ифтах отправился на жительство в землю Тов, то за ним последовал и Халис. Его любила вся семья, но больше других - Авиталь. Иной раз старик и девочка забирались в горы и вели душевные разговоры о том, о сем и обо всем.
  
  3
  
   - Ты окончил дела свои, Халис? - спросила подбежавшая к слуге Авиталь.
  
   - Осталось только хворост собрать да дрова разложить для вечернего костра, - ответил Халис.
  
   - Гляди, какое сегодня небо ласковое! Дождя не будет, не погулять ли нам? Мы ведь с осени не бывали с тобою на той стороне холма, что там новенького? Может, у бесхвостой зайчихи детишки родились? Надо посмотреть!
  
   - Не пришло еще время зайцам деток кормить, весна только началась, Авиталь.
  
   - Все равно хочу туда! Пойдем, а?
  
   - Мы ведь давеча с тобою забрели за овраг и увидали, как медведь ягоды с кустов обдирал, а потом как заревет лохматый! Не страшно тебе было, милая?
  
   - Испугалась немного...
  
   - Вот-вот. Матушка-то твоя не велела нам далеко уходить!
  
   - Та сторона холма - разве далеко это?
  
   - Да не очень далеко. Ладно, пойдем, дочка. Только от меня ни на шаг!
  
   - Я покорливая, Халис!
  
   - Цимбалы возьмешь с собой?
  
   - Нет, не возьму. Лучше послушаем, о чем деревья говорят и травы шепчутся.
  
   Халис и Авиталь стали взбираться на южный склон холма. Старик остановился на половине пути: "Дальше слишком круто для меня. Сядем здесь Авиталь, под деревом. Тепло будет, и за листьями солнце не ослепит".
  
   - Халис, ты нынче на охоту не ходишь. А раньше охотился? - спросила Авиталь.
  
   - Я ведь рабом был, что прикажут - то и делал. Но охоту не любил. Жалко мне и оленей, и зайцев - всех жалко! У них своя жизнь. Одной стрелой погубишь и мать, и деток. Мать погибнет от раны, а детки - от голода, - ответил Халис.
  
   - Так ведь львы и волки всё равно загрызут жертву свою, съедят ее. Не от стрелы, так от клыков погибнут слабые!
  
   - Львы и волки не для забавы охотятся и убивают не по злобе.
  
   - Да разве кровожадные звери не злые?
  
   - Нет, Авиталь, не злые они. Зверям злоба не ведома, и ненавидеть они не умеют. А любить - любят. Видал я, как львица облизывает львят, мясо им приносит, растит, воспитывает. А свиньи лесные - как поросят полосатых своих берегут! А олени? Да что и говорить! Зависть, жадность и ненависть - это ищи у людей.
  
   - Зато у зверей бога нет, а у людей есть. Бог взыскивает с нас добро, а за дурное наказывает - так меня отец учил. Мать же велела всегда родителя слушать - он худого не скажет, и перечить ему нельзя.
  
   - Я в своей жизни о многих богах слыхал. В Вавилоне - один, в Халебе - другой, у вас, у иудеев - третий. Богов почитать надо, и они друг друга почитают. Таковы все боги, кроме вашего Господа - Он никакого бога, кроме себя, не признает и от людей того же требует. Ревнив Он, и прощает с трудом. Однако о богах ты лучше с отцом и с матерью говори - им видней, чему дитя учить.
  
   - Глянь-ка, Халис, вон на тот пригорок. Видишь, трава там зашевелилась?
  
   - Ну, вижу. Удивляюсь, ветра нет, а трава колышется!
  
   - Колышется, потому что со словами твоими не согласна и сердится. Я слышу, трава говорит сама с собой, мол, не все звери хороши. Которые щиплют зелень с земли, те только о желудке своем помнят, а красотой пренебрегают. Шепчут травы и полевые цветы: "Мы украшаем лесную землю, а щипачи нас поедают!"
  
   - Может, верно молвят травы и цветы. Не все то правда, что у людей на языке. А деревья о чем шелестят?
  
   - Смотри, вон дерево на опушке! - показала Авиталь.
  
   - В беде оно, несчастное! Один бок голый, а на другом от листьев одни жилки остались!
  
   - Ты только видишь, а я вот слышу, как дерево это плачет. "Один бок у меня голый, потому что внизу оленята объели, а сверху мамаша-олениха листву сжевала. На мою беду, листья у меня вкусные, гусеницы другой бок разорили. Теперь умру, наверное!"
  
   - Молодец, доченька! Жалеешь беззащитных. И я такой же. Давай-ка мы из ручья воду наносим и деревце это польем. Может, не умрет!
  
  Запасливый Халис не расставался с заплечным мешком, а в нем разные полезные вещи сложены, и котелок среди них - вдруг пить захочется. Девочка и старик раз за разом спускались к ручью, набирали воду и поили больное дерево. Устали, вернулись на место.
  
   - Я слышу, слышу, Халис! Дерево благодарит нас!
  
   - Господь щедро наградил тебя, Авиталь! Ты понимаешь язык деревьев и трав. Ты хоть и маленькая еще, а дар Божий велик в тебе! Подрастешь, и еще не тем удивишь мир! Говорят ведь, если уж у птицы горло звонкое, то и перо пестрое! Жаль, я стар, и не узнаю всего. Что поделаешь? Всего в жизни никак не успеть. Умру раньше нашего с тобой дерева.
  
   - Ты добрый, а добрые долго-долго живут, так матушка говорит. А я думаю, ты вообще не умрешь!
  
   - Сладкие слова ты сказываешь, девочка, да только не бывает так! Хоть и знаю, что не бывает, а слышать все равно отрадно!
  
   - Мы никогда с тобой не расстанемся. Жаль, что не взяла я цимбалы. Сыграла бы тебе что-нибудь веселое!
  
   - Старого человека трудно развеселить. К морщинам веселость плохо пристает. А скажи-ка, Авиталь, ты и горы можешь слышать, они тоже разговаривают, как трава и деревья?
  
   - Нет, Халис, горы разговаривать не умеют. А, может, и умеют, но так тихо, что слова их ушей моих не достигают. Зато горы думают громко.
  
   - И тебе их мысли ведомы? - усмехнулся Халис.
  
   - Конечно! Вот давай перейдем на другой холм, оттуда увидим Хермон. Он быстро заметит нас. Он знает, что я понимаю его, сразу станет размышлять, и я тебе расскажу, о чем его думы.
  
  Авиталь и Халис спустились с холма, поднялись на другой. Перед ними вдали возникла огромной величины гора.
  
   - Он заметил меня! - вскричала Авиталь, - сейчас станет думать.
  
   - Я пока присяду, успею отдохнуть.
  
   - Хермон думает о плохом. Будет война.
  
   - Какая война?
  
   - Иудеев с аммонитянами, а, может, и иудеев с иудеями.
  
   - Кто победит? Что думает твой Хермон?
  
   - Хермон думает, что он не знает, кто победит.
  
   - Зато я знаю, дочка. Никто не победит. Не бывает победителей в войнах - так уж войны устроены. Ифтах другого мнения?
  
   - Другого.
  
  
  Глава 2
  
  1
  
  Четырнадцатилетняя Авиталь не довольствовалась, как прежде, балагурством с деревьями, травами и цветами и уж наперед ведала, о чем думают горы. Ей хотелось проникнуть в историю семьи.
  
  Почему горячо любимые матушка и батюшка живут с нею не в городе, а в горах? Зачем отец вечно воюет, и разве война лучше мира? Что это за фигурки из кости, которые мать так любит перебирать?
  
  Авиталь казалось, что все эти странности связаны между собою в один тугой узел. Развязавши его, она получит ответы на свои вопросы, и рассеются недоумения. Она уже почти взрослая, и пора ей знать семейные секреты, а в том, что имеются таковые, сомнений у девицы не было. Да и в самом деле: тайна чревата бедой, она как плотно закрытый кипящий котел - разорвется и кипятком ошпарит.
  
  О притязаниях своих на осведомленность Авиталь решительно заявила отцу с матерью. Сара и Ифтах, посовещавшись, решили, что, пожалуй, права дочка, и пора открыться. Ведь где есть загадка, там и до обмана недалеко. Назначено было время семейной беседы. Ифтах, занятый по горло важными военными делами, припозднился.
  
  Мать и дочь начали разговор, не дожидаясь прихода отца. Решили: как появится глава семьи, так и скажет свое значительное слово. Приготовленный заранее ужин Халис держал на малом огне. Так уж заведено: сперва едят мужчины, а уж потом женщины. Стало быть, трапеза откладывается до возвращения Ифтаха.
  
  2
  
  Сара и Авиталь уселись на циновки друг против друга. У входа в шатер расположился Халис. Пусть слушает испытанный временем слуга - ведь ему и без того известны многие семейные секреты.
  
   - Что бы ты хотела узнать, дочка? - спросила Сара для зачина беседы.
  
   - Всё хочу знать о семье нашей, разве не положено мне? Я уже взрослая! - настырно ответила Авиталь.
  
   - Ну-ну, Авиталь, не горячись прежде времени, а лучше послушай. Дед твой, родитель отца, жил в городе Гиладе, и судил тамошний народ, и правил им. Народ был им весьма доволен и горд. При нем иудеи отменно трудились - возводили дома, строили загоны для скота, рыли колодцы. И воевали славно - не раз аммонитяне-язычники посягали на земли Гилада, но дед умело командовал ополчением и надежно оборонял городские владения.
  
   - Значит, отец мой - сын судьи? Отчего же народ не избрал его судьей после смерти деда? Первосвященник не хотел?
  
   - Не спеши, Авиталь, давай вместе разбираться. Дед породил четырех сыновей. Стало быть, у отца твоего есть три брата. И они появились на свет от законной дедовой жены. А вот Ифтах, что родителем тебе приходится, сын наложницы - вот где закавыка!
  
   - Неужели дед мой сразу двух женщин любил?
  
   - Не знаю, Авиталь, скольких женщин он любил. Спросишь об этом мужчину, и не получишь ответа - слишком труден вопрос. Однако говорили люди, что дед ценил Ифтаха выше законных сыновей.
  
   - Наверное, он наложницу любил больше жены!
  
   - Очень даже может быть. А теперь подумай, нет ли здесь причины для раздора?
  
   - Конечно есть! Небось, законные сыновья задумали оттеснить отца в сторону и самим унаследовать судейство и власть над народом!
  
   - Так и случилось, Авиталь. Но не только о судействе и о власти речь. Имущество и земли тоже наследуются! Да и это не всё...
  
   - Не всё? Жадные братья обделили отца, и им этого мало?
  
   - Важную вещь подарила судьба отцовским врагам. Я о том сказать хочу, что имелась у них еще одна зацепка, и хоть тяжело мне говорить об этом, а надо. Наложница-то, бабка твоя, которой уж давно в живых нет, не иудейского роду была, а из языческого племени происходила. Деду не удалось скрыть сие от первосвященника, а уж от него дознались об этом и дедова жена законная, и сыновья ее, да и весь народ гиладский.
  
   - Моя бабка язычницей была! Что ж плохого тут? Разве сын у нее дурной получился? Никак не скажешь! Может, внучка не удалась?
  
   - И сын хорош, и внучка удалась, да только Бог иудейский лучше знает!
  
   - Коли дед мой вопреки воле Господа языческую женщину в наложницы взял, стало быть, сильно ее любил, больше законной супруги. Так я и думала! Теперь мне всё ясно!
  
   - Тебе еще не всё ясно, доченька, потому как я не всё сказала. Первосвященник поставил деду на вид, мол, не гоже судье держать при себе язычницу.
  
   - А, понимаю, первосвященник хотел, чтобы дед бросил чужачку и любил только законную жену, так?
  
   - Нет, Авиталь. Гиладский посланец Господа в любовные дела судьи не встревал. Он потребовал, чтобы дед обратил наложницу в иудейскую веру.
  
   - А возможно это, матушка?
  
   - Возможно, дочка! Женщина должна обрить голову и надеть платок. Грива новая отрастет, но впредь без покрытия головы показываться на людях нельзя, дабы чужой мужчина не мог увидать волосы мужней жены. Или мужней наложницы - это одинаково. И еще одно настояние мудрецами удумано: если язычница перейдет в иудейство, то придется ей расстаться с родным именем, и звать ее будут Сарой. Бабка твоя ничего не имела против сих перемен, потому как любила деда.
  
   - Здорово! Какое простое превращение!
  
   - Простым оно только кажется. Да и происходит ли превращение? Бывшую язычницу гонят и презирают, а мужчине, соединившемуся с ней, не сладко приходится. Жестоки и бесчувственны люди.
  
   - Так ведь превращение-то в ладу с иудейским законом!
  
   - Эх, Авиталь, Авиталь! Узнаешь еще, что закон не так заветами Господа правится, как злыми сердцами рабов Его!
  
   - А спроси-ка, Авиталь, у мамаши, почему ее, как и бабку твою, Сарой зовут! - проговорил дремавший до сих пор Халис.
  
   - А и вправду, матушка! Совпадение?
  
   - Нет, дочка, не совпадение это. Отец твой по стопам деда пошел. Полюбил язычницу и женился на ней. А язычница эта - я, твоя мать!
  
   - Матушка, я так люблю тебя! - залившись слезами верности, воскликнула Авиталь и бросилась обнимать Сару.
  
   - И я люблю тебя, и отца твоего люблю, и все мы любим друг друга, и потому семья наша самая лучшая! - воскликнула Сара и принялась целовать Авиталь, и гладить ее по голове, по плечам и по рукам, и из материнских глаз тоже полились слезы.
  
   - Ну, разнюнились бабы! - пробурчал Халис.
  
   - А ты помалкивай! - прикрикнула на слугу Сара.
  
   - Выходит, и тебе, матушка, пришлось обрить волосы! Так вот почему ты на людях всегда в платок кутаешься! А в поясе у тебя куколки костяные спрятаны, и я видала, ты, иной раз, перебираешь их - что это, идолы племени твоего?
  
   - Эти фигурки - боги предков, матери моей подарок. Я достаю их и вспоминаю девичество свое. А иудейские строгости женщине не в тягость, если муж у нее любящий. Тяжело терпеть злобу, зависть и жадность.
  
   - А что с наследием деда случилось?
  
   - Когда умер дед, и пришло время делить наследство покойного, три брата отца пришли к первосвященнику и сказали, мол, Ифтаху ничего не положено, ибо мать его не была законною женой, да еще и языческого племени родом. И добавили, что по этим же резонам нельзя Ифтаху становиться судьей в Гиладе, хоть и весьма годится он для этого. И не только они, но и некоторые другие городские обыватели так же думали. Братья Ифтаха забрали себе все дедовы земли и имущество, а судействовать и властвовать ни один из них не захотел. Собаки на сене! Злы сердца людей, Авиталь.
  
   - А разве не долг первосвященника возвращать недобрые сердца на путь доброты?
  
   - Не нашим женским умом понимать первосвященника долг. Зато слова, что срываются с уст его - они нам известны. Наперсник Господа призвал к себе Ифтаха и, якобы от имени Бога, с которым советовался, сказал: "Прогони от себя жену Сару с малюткой Авиталь, и я предложу народу избрать тебя судьей. А если заупрямишься, не отряхнешься от языческого праха в доме своем, то быть тебе век в услужении у братьев, и это всё, что ждет тебя!"
  
   - И отец не предал нас?
  
   - Не предал! Он отверг охальное условие первосвященника, и мы отправились с ним в землю Тов. Ты была еще совсем маленькая, грудная. Нам поначалу приходилось нелегко, но зато мы упивались свободой.
  
   - Теперь я знаю, почему мы живет в горах, а не в городе!
  
   - Не все люди в Гиладе думали одинаково. Были и такие, что весьма почитали Ифтаха. Они пошли с нами. И отец собрал войско. Бойцы присоединялись к нему, и армия с годами росла. Вот придет отец и расскажет тебе, чем промышляет его воинство.
  
   - Легок на помине хозяин наш, - подал голос Халис, - слышу стук копыт, не иначе Ифтах возвращается. Конь весело бежит, значит, и у седока приятность какая-нибудь случилась. Уж я-то знаю!
  
  3
  
  Халис не ошибался - это Ифтах возвращался верхом. Да и пора уж: жена и дочка заждались. Верный слуга хорошо изучил повадки хозяина и коня его. Халис вышел навстречу господину получать приказания.
  
  Спешившись неподалеку от шатра и кивком головы выказав почтение слуге, Ифтах протянул ему меч. "Первым делом, Халис, - сказал хозяин, - хорошенько вымой оружие - чтобы у Сары с Авиталь вопросов зряшных не возникло, и мне бы врать не пришлось. От пяти вражин кровь запеклась на лезвии. В шатер внесешь меч чистым. И поторапливайся. Проголодался я, и женщины, наверное, есть хотят".
  
  Сделавши распоряжения, Ифтах вошел в шатер и расположился на лавке. Вскоре вслед за ним появился с блестящим мечом Халис. Вложив оружие в ножны, слуга наполнил водой два корыта и одно из них поставил на пол перед хозяином. Сара и Авиталь подскочили к Ифтаху, разули его и принялись омывать ноги главе семьи. После завершения сей непременной процедуры, Ифтах подошел к другому корыту и умылся с дороги.
  
  Сара сняла с горячих углей горшок с ужином и водрузила на низкий столик. Принесла свежие лепешки, зелень и наполненный вином кувшин. Авиталь сервировала место предстоящей трапезы чашкой, ложкой и кружкой.
  
  Ифтах уселся на циновку и принялся за ужин. Глотая слюнки, жена и дочь разместились напротив, пододвигали трапезничающему то одно, то другое. Женщины глядели во все глаза, как добрые куски мяса молодого козленка перекочевывают сперва из горшка в чашку, а из нее - в рот к Ифтаху. Он старался есть бесшумно, дабы не удручать деликатный женский слух. Впрочем, оголодавшему воину это удавалось не слишком хорошо.
  
  Наконец, мужчина насытился. Теперь наступила очередь женщин вкушать ужин. Халис принес посуду для Сары и Авиталь и себя не забыл. Остатков хватило на всех.
  
  Слуга вышел из шатра, чтобы обиходить коня - задать усталой скотине корму, напоить, почистить. Насытившееся семейство продолжило начатую беседу.
  
   - Батюшка, я восхищаюсь тобою! - воскликнула Авиталь, - позволь обнять тебя!
  
   - С радостью позволяю и одобряю, - ответил ублаготворенный сытным ужином Ифтах, - однако, чем я заслужил восхищение прекрасной дочери? Разве что своею любовью? Так ведь отцовская любовь к дочери скорее повод для ответной любви, а не для восхищения!
  
   - Не скромничай, Ифтах, - горячо возразила Сара, - я уже рассказала Авиталь о твоем подвиге!
  
   - О каком таком подвиге? - удивился Ифтах.
  
   - О каком? Ты отверг наглое требование первосвященника, и не выгнал нас с дочерью из дома, предпочтя семью подлому расчету!
  
   - Так ведь я это сделал всего-навсего из любви. А подвигом называется деяние, диктуемое мужеством и храбростью, - глубокомысленно заметил Ифтах.
  
   - Ах, отец, как люблю я, когда ты говоришь по-ученому!
  
   - Да где уж мне умничать! Вон, братья мои в Гиладе и первосвященник тамошний дикарем и безбожником меня полагают!
  
   - Завидуют тебе братья! - воскликнула Авиталь.
  
   - Я уже рассказала Авиталь о многом - и о братьях твоих, и о нас с тобой, и о том, почему мы не в Гиладе, а в земле Тов живем. Теперь отроковица наша желает знать, чем ее родитель славится, и какие у него занятия. Ты ведь помнишь наш уговор - сегодняшний вечер мы посвящаем Авиталь!
  
   - Что ж, добавлю кое-что, - проговорил Ифтах, - когда первосвященник поставил мне невозможное условие, Сара сказала: "Я знаю, ты гордый, Ифтах, и меня с дочкой любишь. Не надо нам никакого имущества, забирай меня и Авиталь, и отправимся на привольное кочевое житье. Птичке воля лучше клетки золотой!"
  
   - Батюшка, хочу расцеловать кудри твои! - вскричала Авиталь, бросившись отцу на шею, - ты не склонил голову, ты выбрал нас с матушкой! Как я люблю тебя!
  
   - Ну, будет, будет тебе, касатка! Говорят, имеющий жену и дочь - заложник судьбы!
  
   - Ах, не повторяй эту глупость, милый! - бросила Сара.
  
   - Ладно, не буду. Но не безмездны дела мои. Возьму еще свое, а то и чужое прихвачу. Люблю воевать и покорять, и слава ждет меня, а я не дожидаюсь ее и шагаю к ней навстречу!
  
   - Поведай отроковице, Ифтах, историю твою в земле Тов. Пускай Авиталь к дочерней любви прибавит гордость за отца.
  
   - Ушли мы в горы вчетвером вместе с Халисом, - начал воин, и лицо его посуровело, - но очень скоро присоединились к нам юноши и целые семьи из Гилада. Оказалось, многим людям я был дорог. Я решил, что не оралом, но мечом стану добывать хлеб свой. Я возглавил небольшой отряд и потребовал от мужчин принести мне клятву верности.
  
   - Клятву верности? - спросила Авиталь, - а какая она, верность меж мужчинами?
  
   - Бойцы поклялись, что верны будут моим делам, каковы бы дела эти ни были. И что прикажу я, то исполнять обязуются покорно и без рассуждений. И пока ты росла да играла на цимбалах, войско мое сплотилось и весьма выросло числом.
  
   - А как можно добывать хлеб мечом? - снова полюбопытствовала Авиталь.
  
   - Ты видала торговые караваны, что по нашей земле проходят?
  
   - Конечно! - ответила Авиталь.
  
   - А ведь неспокойно у нас. Того и гляди, язычники ограбят. Да и от иудеев всякого ожидать можно. Вот мои бойцы и охраняют торговцев, а те нам за это щедро платят!
  
   - Благородное это дело - сберегать торговлю. От нее всем польза, так ведь, Авиталь? - вставила слово Сара.
  
   - Наверное, - ответила Авиталь.
  
   - Ты не всё рассказал, Ифтах, ведь у тебя и другие заслуги имеются! - заметила Сара.
  
   - А еще мы от языческих налетов оберегаем иудейские города, и Гилад в том числе. Вдруг кумирники нападут! Мзду хорошую за охрану берем. Бойцы у меня умелые и вооружены отлично. Разбойники нас боятся.
  
   - Боятся - значит, не нападут! А коли так, то вы и плату не получите! - выпалила догадливая Авиталь.
  
   - Э-э-э, нет! Мзду вперед берем! А кто не желает платить - пусть на себя пеняет.
  
  
  Глава 3
  
  1
  
  У Авиталь растут года - скоро ей шестнадцать. А у ее отца с годами растет войско, растет богатство и растет число завоеванных городов. Последний пункт в перечне - это главный успех бравого атамана, ибо армия его присоединяет к владениям иудеев заповеданные Господом уделы Земли Обетованной. Из всех людских деяний только к самым успешным благоволит человеческая память.
  
  Ифтах несомненно принимает во внимание, что понравится знатным людям - не последняя честь. Первосвященник мысленно воздает должное воителю за бесценные приобретения и всё думает, как бы отыскать средство вернуть его в Гилад и поставить судьей и правителем над народом. Однако служитель Господа не упускает из виду и того, что необходимо еще более приблизить героя к Богу, совершенно отвадить от язычества и не гневить его братьев.
  
  Осведомленная в перипетиях семейной истории и повзрослевшая Авиталь наблюдает за достижениями отца и в меру своего понимания вещей судит о деяниях Ифтаха. Иной раз к гордости примешиваются сомнения в юной душе.
  
  У Ифтаха были веские основания беспокоиться о судьбе своих завоеваний и за будущность Гилада. Два соседних языческих царства, Аммон и Вашан, предъявляли права на те же земли, что и иудеи. Об Аммоне речь впереди. Пока же хитроумный Ифтах задумал обезопасить себя от злоумышлений вашанского царя и выжидал подходящего случая.
  
  Вавилонский владыка Мардук покорил землю Вашан, и посему ее царь трепетал своего повелителя. Вашанский правитель головой отвечал за безопасность торговых караванов, следовавших из Вавилона в Египет через земли Вашан и Тов. Лукаво и плутовски воспользовался Ифтах страхом провинциального царя перед великим владыкой, дабы отохотить соседа воевать с иудеями.
  
  2
  
   - Матушка, что за крики на задах нашего лагеря? - спросила Сару пробудившаяся ни свет ни заря Авиталь.
  
   - Сама не знаю, - ответила сонным голосом Сара, - я тоже проснулась от шума.
  
   - Это в ближней дубраве, - из-за перегородки буркнул спросонья Халис.
  
   - Где отец? - снова подала голос Авиталь.
  
   - Ночную прохладу вкушает, - недовольно проворчала Сара.
  
   - Ифтах затеял что-то, - пояснил Халис, - он там, в дубраве, явится и расскажет.
  
   - Делать нечего, придется вставать, - сказала Сара, - слышала меня, красна девица? Все равно уж светает. Принеси умыться, Халис, да разжигай очаг.
  
   - Мне напоминания не требуются, госпожа. Я свое дело знаю! - с достоинством ответил слуга и, кряхтя, вышел утренней заре навстречу.
  
   - Будет спать, девки! - заорал ворвавшийся в шатер Ифтах, - я принес вам хорошие новости!
  
   - Какие, батюшка? - уставилась на отца Авиталь.
  
   - Что за шум в дубраве разбудил нас? - мрачно спросила Сара.
  
   - Сейчас всё узнаете! Купеческий караван из Вавилона по пути в Египет миновал царство Вашан и вступил на нашу землю. У нас же, как на грех, объявилась недавно разбойничья ватага, а я еще не успел с нею покончить - руки не дошли.
  
   - Что-то ты издалека начал. Дело говори! - бросила Сара.
  
   - Не перебивай, женщина! - строго сказал Ифтах жене и подмигнул дочери, - всем известно, что мои люди охраняют купцов, проходящих по земле Тов. Небескорыстно, конечно, охраняют. А кроме того, царь Вашана мой большой друг, и я не могу допустить, чтобы пострадали торговцы, за которых он отвечает перед самим Мардуком.
  
   - Царь Вашана твой друг? - удивилась Авиталь, - ты, кажется, говорил, что он угрожал отвоевать у тебя земли!
  
   - Что-то путаешь ты, касатка! Он благонамерен к нам, и я хочу поддержать достопочтенного монарха.
  
   - И как же ты намереваешься поддерживать его? - с недоверием проговорила Сара.
  
   - Я пригласил вавилонских купцов в дубовую рощу, что возле нашего лагеря. Тут, в безопасности, пусть погостят несколько дней, пока мои молодцы не разделаются с разбойничьей бандой, а там - в добрый путь, купчины!
  
   - Что у них можно купить, у этих торговцев? - полюбопытствовала Сара.
  
   - Полагаю, у них немало заманчивых товаров, - бодро ответил Ифтах, - для женщин в особенности! Ткани, ковры, обувка всевозможная, благовония и притирания - да мало ли еще чего! Женский спрос двигает торговлю!
  
   - А можно нам с Авиталь поближе познакомиться с твоими иноземными гостями? - воодушевилась Сара.
  
   - Разумеется! Скрасишь им вынужденную остановку, да и товару прикупишь - и торговцам выгодно, и тебе хорошо! - ответил Ифтах.
  
   - Купцы и про Вавилон нам расскажут! - обрадовалась Авиталь.
  
   - Непременно расскажут, дочка!
  
   - Сегодня же отправимся с тобою в рощу, Авиталь! - воскликнула Сара.
  
   - Дайте только отдохнуть людям с дороги - у них ночь тяжелая была! - заметил Ифтах.
  
   - А как же мы с ними объясняться станем? - озадачилась Авиталь, - языка-то мы вавилонского не знаем!
  
   - Возьмите с собой Халиса. Он родом из Вавилона, поможет вам, - подсказал глава семьи.
  
  3
  
  Ифтах спешно направил гонца в Вашан с намерением известить тамошнего царя о происшествии. Наученный вестник заверил вашанского монарха, что Ифтаху отнюдь не безразлично благополучие купеческих караванов, за безопасность коих ответственен царь. Поэтому, ввиду неожиданной угрозы, его господин временно приютил у себя вавилонских торговцев, следующих в Египет, и предлагает царю немедленно встретиться для улаживания общих интересов.
  
  Получив известие от Ифтаха, царь Вашана злобно заскрипел зубами. "Этот разбойничий атаман пленил вавилонский караван, - догадался вашанский правитель, - я страшусь Мардука, и негодяю сие известно. Теперь вымогатель станет грабить и принуждать меня!"
  
  Понимая, что попал в западню, царь Вашана первым делом подумал, а не напасть ли на Ифтаха, перебить всё его бандитское войско и заодно освободить вавилонский караван? Однако чувство самосохранения оттолкнуло соблазнительную идею. "Еще не известно, чья армия сильнее, - благоразумно сказал себе вашанский монарх, - можно и проиграть битву. Делать нечего, придется вступать в переговоры".
  
  Ифтах и вашанский царь встретились на нейтральной территории. Двадцать телохранителей с каждой переговаривающейся стороны. Шатер. Взаимные лицемерные пожелания мира и добра. Любезными вступительными речами один скрывал кипящую ненависть, другой - тайное торжество.
  
   - Достопочтенный монарх Вашана, - изрек Ифтах, - в моей земле Тов объявилась разбойничья банда, которую, к несчастью, я еще не успел перебить. Желая уберечь от беды караван, за невредимость коего ты в ответе головою перед всесильным Мардуком, я дал надежное убежище купцам. Как только я очищу свои владения от лиходеев, торговцы смогут безопасно продолжить путь.
  
   - Драгоценный Ифтах, - ответил царь Вашана, - ты захватил в заложники вавилонских купцов с намерением заняться вымогательством, угрожая мне! Я предлагаю называть вещи их настоящими именами.
  
   - Зачем нам спорить об именах, достопочтенный монарх? Разве дело в словах? Каким словом ни назови розу, а запах ее будет все так же сладок!
  
   - Согласен. Дело не в словах. Как ни назови вымогательство, а от него все равно будет нести зловонием! Именами обозначается суть вещей. Итак, драгоценный мой, говори, чего ты хочешь от меня?
  
   - Слушай мои условия. Я желаю купцам счастливого пути, а ты признаёшь завоеванные мною земли исконно иудейскими и даёшь клятву на протяжении семи лет не идти на меня войной. Вдобавок я приму дары твоей щедрости - стадо мелкого скота в пятьсот голов и стадо крупного скота в сто голов. За гостеприимство купцы заплатят мне сами.
  
   - А если я не соглашусь на твои условия, драгоценный?
  
   - Я подумал об этом. Тогда я убью моих гостей, а Мардук убьет тебя, достопочтенный монарх.
  
   - Но ведь он и тебя убьет!
  
   - Я и об этом подумал. Я погибну за нашу веру, и мой Бог поместит меня в рай.
  
   - Допустим, сейчас мы столкуемся, а через год я нарушу клятву и пойду на тебя войной. Ты и об этом подумал?
  
   - К чему пустословие? Ты никогда не нарушишь клятву. Ибо мы оба отлично знаем, что за клятвопреступление твой бог Баал навсегда отвернется от тебя.
  
   - Ну что ж, у меня лишь одно простое условие, - подумав, сказал царь Вашана, - купцы должны увериться, что ты спасал их, и они были у тебя в гостях, а не в заложниках. Зачем сердить Мардука?
  
   - Я им все так и объяснил. Твое условие принято - оно в наших общих интересах.
  
   - Я согласен на твои бескорыстные предложения, драгоценный. Окажи торговцам свое гостеприимство еще на неделю - чтоб не заподозрили и поверили.
  
  По настоянию Ифтаха царь Вашана записал на глиняных табличках свои обязательства и клятву. После окончания официальной части саммита были совершены жертвоприношения: Ифтах воздал честь иудейскому Богу, а царь Вашана почтил своего языческого бога Баала. Кровь жертвенных животных смешали с вином, и договорившиеся стороны поочередно пили из чаши и осушили ее.
  
  4
  
  Как и было уговорено меж Ифтахом и царем Вашана, вавилоняне гостили в земле Тов неделю, после чего продолжили путь в Египет. Они пребывали в уверенности, что Ифтах спас их от разбойников. В знак благодарности купцы не только щедро заплатили спасителю за постой, но и наделили его дорогими подарками.
  
  Сара и Авиталь не преминули использовать дни пребывания гостей из Вавилона. Чего только женщины не накупили! Кольца и браслеты. Вечные букеты. Притирания и благовония. Костяные гребни и золотые булавки - всего не перечесть. И Ифтаха не забыли - присмотрели для него черную и кудрявую накладную бороду.
  
  Для Авиталь обновки не были главным обретением. С помощью Халиса она вела безустанные разговоры с вавилонцами. Хотела узнать как можно больше о великом городе. Гости полюбили славную любознательную девицу и охотно отвечали на неистощимые вопросы. В особенности полюбились занимательные беседы молодому красавцу и богачу по имени Кайван.
  
  Глядя на эту парочку, Сара стала подозревать за дочерью нечто большее познавательного интереса. Проснувшееся чувство материнской ответственности побудило родительницу к шпионству. Однако дело не получило продолжения, и ничего неожиданного не случилось.
  
   - Халис, спроси Кайвана, далеко ли Вавилон от нашей земли Тов? - обратилась Авиталь к слуге, невзначай взглянув на красивого видом гостя.
  
   - Два месяца пути, - ответил Кайван, говоря в сторону Халиса, но скосив глаза на Авиталь.
  
   - Твой караван везет замечательные товары. Расскажи Кайван, откуда взялись эти вещи у вавилонцев?
  
   - Эти чудеса коммерции мы сторговываем за недорого в Индии и Китае, а потом везем в Египет и продаем там с немалым прибытком. У египтян же покупаем военные колесницы и всякое оружие.
  
   - И везете оружие на родину?
  
   - Не довозим. У нас весьма охотно раскупают его на обратном пути. Оружие нужно везде - цари повсюду воюют. Полагаю, и отец твой не преминёт купить у нас.
  
   - А за что цари воюют?
  
   - Кто за землю, кто за веру, кто ради наложниц и рабов, а кто и просто любит убивать. Да мало ли чего! А тебе-то, Авиталь, зачем всё это? Впервые встречаю красавицу-девицу мужского ума!
  
   - Уподобление женщины мужчине - похвала ей?
  
   - В Вавилоне - да! А у вас, у иудеев, как оно?
  
   - Знатоки нашей веры - исключительно мужчины. Благородные, они оберегают, ограждают и остерегают женщин от непосильного труда мудрствования.
  
   - Я видел слишком много нищеты в землях этих. Отчего, Авиталь?
  
   - Я сей вопрос тебе, Кайван, задать хотела. Отец говорил мне, что будет добывать хлеб не оралом, а мечом. Нет ли тут намека на ответ?
  
   - Коли военные противники твоего отца того же мнения, то это не намек, а сам ответ!
  
   - А что, разве Вавилон не воюет с соседями? - спросила с сомнением Авиталь.
  
   - Мой великий властитель Мардук завоевал предостаточно. Благодатный мир сошел на Вавилон, - ответил с гордостью Кайван.
  
   - Расскажи, Кайван, как выглядит твоя родина.
  
   - О, это цветущий край и чудо-город! Жителей в Вавилоне, что звезд на небе в ясную ночь - множество несметное! Улицы прямые как стрела и вымощены камнем с немалым тщанием. По сторонам улиц высятся добротные дома, в которых селятся простые работники с семьями. Не трудятся только дети и немощные старики.
  
   - А люди богатые, вроде тебя, где живут? - спросила Авиталь.
  
   - Конечно, во дворцах! У нас и храмы есть, хоть и немного их, и малое число жрецов управляется в святилищах богов. Вокруг Вавилона зеленеют и цветут плодородные поля. А сам город украшен фонтанами и деревьями всевозможных видов. Славный Мардук дал наказ своим наследникам: возвести висячие сады - пусть будет чудо света в Вавилоне!
  
   - Я завидую! Как прекрасен край твой, Кайван! Волшебство! Ты ведаешь его секрет?
  
   - Нет, я не ведаю. Мое дело наживать добро. Говорят, страна цветет работой и торговлей, а не молитвой и мечом.
  
   - Кто говорит такое?
  
   - Кажется, жрецы.
  
   - Жрецы? Воистину невидаль!
  
  5
  
  Ифтах сообщил вавилонским гостям, что его бойцы уничтожили разбойничью банду, дороги стали безопасны, и каравану теперь никто не угрожает. Купцы расплатились с хозяином за гостеприимство и продолжили свой путь.
  
  Авиталь и Кайван распрощались, и Сара облегченно вздохнула. Не знала она тогда, что невинные беседы дочки с вавилонянином обратились в сердце Авиталь в плодоносное зернышко, которому предстоит очень скоро взойти. И окрепнет молодой росток, и заколосятся опасные мысли в девичьей душе.
  
  "Не мечом и молитвой, а работой и торговлей" - повторяла про себя Авиталь. Она непрестанно размышляла над словами Кайвана и, наконец, повторила их отцу, и спросила родителя, что он думает об этом.
  
  Весьма огорчился и осердился Ифтах - разве этим бредням он учил дочку? Разве такой пример подавал? "Негодный вавилонянин, - рассуждал возмущенный отец, - сбил мне девчонку с панталыку! Да и Сара хороша! Куда смотрит мать? Правильно говорит первосвященник, мол, дело дочери - матери помогать, а моя отроковица тычет сопливый свой нос куда не следует!"
  
  
  Глава 4
  
  1
  
  Ифтах пожаловался Саре на Авиталь и провел с женой освежительный разговор дидактического свойства. Он напомнил супруге о том, что мудрецы веры возложили на матерей ответственность за воспитание потомства женского пола. Разве терпимо такое бесчиние - зеленая девчонка ставит под сомнение правильность деяний умудренного опытом родителя! Нет, она не критикует (этого еще не хватало!), но, как попугай, повторяет услышанные от чужеземного купца, человека узкого кругозора, нелепые альтернативы жизненной программе отца. Стало быть, юница размышляет о предметах из сферы сугубо мужского ума. "Этого не должно быть, потому что этого не должно быть никогда, как не должно быть пятен на солнце!" - произнес в заключение образовательной беседы Ифтах.
  
  Надо полагать, что не слишком просвещенный Ифтах не употреблял в разговоре с женой ученых выражений, присутствующих в предыдущем абзаце, но изъяснялся без затей. При этом Сара прекрасно поняла мужа. Сей факт намекает, возможно, на сводимость сложного к простому и свидетельствует в пользу того, что суть вещей передается простейшими словами. Хотя путь к простоте чрезвычайно сложен, и простое вовсе не так уж и просто, как может показаться.
  
  Покончив с кратким отступлением и возвращаясь к теме, отметим, что в ходе беседы Сара сперва воздерживалась от ответа мужу. Безмолвие супруги ошибочно показалось Ифтаху неблагонадежным - в молчащем подозревают больше, чем он скрывает. "Женщины придумывают средство с войной покончить? Хотят мужчин принудить к миру? - размышлял воин, - вот они, язычницы! Может, прав первосвященник?"
  
  Сара же молчала из опасения вызвать неудовольствие супруга неловким словом. Да и в самом деле - не спорить же с мужчиной! Миролюбивый настрой дочери казался ей по-женски резонным. Наконец, она открыла рот: "Ифтах, мы, вся наша семья, любим друг друга - вот в чем главное, остальное - суета!" Ифтах с готовностью и облегчением принял примирительный голос Сары, ибо любящий отец и муж не станет долго сердиться на дочь и жену.
  
  2
  
  Красочные рассказы Кайвана оставили в душе Авиталь живой след. Ей отнюдь не известны были ученые и замысловатые толкования Божьего слова, ибо разве женское это дело - уразумлять высокое? На то есть священники - они ведают мудрость Господа и сообразно с нею направляют народ. А сам первосвященник стоит на вершине горы знания, у подножия коей пасется стадо. Он говорит с Богом и доносит до людей повеления Его.
  
  Почему Вавилон процветает, а Гилад беден? Авиталь не мудрствовала, внимая иноземному купцу. Дело казалось ей очень просто: люди в Вавилоне много трудятся и мало молятся, а в Гиладе и в иных иудейских землях поступают наоборот. И невдомек было девчонке, что всему в мире имеется глубочайшая причина, Господом назначенная. Ведь меж Всевышним и иудеями заключен вечный союз: "Вы будете Моим народом, а Я буду вашим Богом". Уговор этот нерушим и вмещает взаимную бессрочную гарантию. И еще установлено: что имеет народ - то по воле Господа, а добытое сверх воли Его - неправедно; заповеданное же Всевышним должно быть непременно исполнено избранниками Его.
  
  Надо ли завидовать благополучию вавилонян и сетовать на неустроенность иудеев? Радости язычников приземлены и преходящи, а счастье избранников Божьих - духовно и вечно!
  
  Господь заповедал народу своему завладеть Землей Обетованной, изгнав из нее кумирников. Славный Йошуа, пророк и воин, взял на себя исполнение завета Всевышнего, но собственной жизни не хватило ему, и не успел он завершить начатое. Теперь Ифтах продолжит Божье дело, и отменно преуспеет, если будет внимать устам первосвященника.
  
  Ничего этого не знала умная и горячая девица Авиталь. Она всего лишь хотела людям добра и любви, а вовсе не руководилась высшим помыслом. Горячо любя отца, дочь тем не менее допускала мысль, что он может ошибаться. Впрочем, она не упрекала уважаемого родителя, но по непонятной ей самой причине подозревала в недобром первосвященника.
  
  3
  
  Авиталь любила размышлять, блуждая по холмам и лесам земли Тов. Повзрослевшая, она более не нуждалась в опеке Халиса и заверяла матушку, что сама преотлично знает безопасные тропки. Сара сомневалась и тревожилась, да разве сладишь с норовистой дочкой!
  
  Как-то раз странствовала Авиталь неподалеку от дома и совершенно замечталась. К несчастью, оправдалась тревога малообразованной мамаши, и умственно продвинутая дочка свалилась в ущелье, кубарем скатившись на дно.
  
  Колючие кусты глубоко и до крови исцарапали нежную кожу лица и рук. Большая беда, однако, приключилась с ногой. И часу не прошло после падения, как щиколотка превратилась в пылающий красный шар. Всякое движение вызывало сильнейшую боль, и о том, чтобы встать на ноги, и подумать нельзя было.
  
  Кроме одной, все стены ущелья оказались отвесными, а по пологой стене можно было бы выбраться ползком, да боль не позволяла шевелиться. Оправившись от испуга и осознав свое незавидное положение, Авиталь поступила так же, как поступила бы любая женщина на ее месте - она ударилась в слезы: "Мне не выбраться самой. Меня не найдут и не спасут. Скоро стемнеет. Придут волки. Как мало я жила!"
  
  Наревевшись всласть, Авиталь принялась кричать, что есть мочи, зовя подмогу - вдруг кто услышит. "Друг спасет и пожалеет, враг подтолкнет и порадуется. Ну и пусть недруг ехидствует, лишь бы человек находился поблизости - одной умирать вдвойне страшно!" - так думала несчастная, и крики о помощи перемежались с вновь подступающими горючими слезами.
  
  Тем временем беспокойство матери сменилось паникой. Где девчонка? Давно пора бы ей вернуться и хлебать суп из миски. Кому, как не Саре, известны опасности, подстерегающие одиночку в недоброй земле Тов? До сих пор сохранились следы звериных клыков на спине. Ее-то спас от хищника Ифтах, а сейчас, где доблестный воин? "Тогда он моложе был, сердечнее, нынче же за угождением Богу дочку родную забыл!" - досадовала она на мужа.
  
  Сара отправила домашних слуг и с ними охрану лагеря искать пропавшую без вести. Халиса она отрядила на поиски Ифтаха - пусть немедленно организует из бойцов спасательную команду. Приняв меры первой необходимости, она осталась одна в стане, что совсем небезопасно. Теперь, когда настало время выражать чувства наружно, а вокруг нет никого, Сара разрыдалась. В мозгу ее возникали страшные картины утраты горячо любимой дочери. "Нет, нет, нет! Такое не должно случиться с бедной девочкой!" - твердила она, всхлипывая и глотая слезы.
  
  4
  
  Нога краснела и опухала прямо на глазах, становилась страшная, чужая. Боль делалась сильнее с каждой минутой и даже застилала собою ужасную мысль о скорой смерти. "До утра не доживу!" - ясно осознала Авиталь и принялась повторять обрывки случайно слышанных ею молитв. "Да простит меня Господь за маловерие и сомнения!" - прокричала она из последних сил, и поняла, что это ее последние слова, и приготовилась умирать.
  
  Вдруг до ее ушей донеслись отчаянные проклятия и вместе с ними звук чего-то катящегося по склону коварной расселины. Она с трудом открыла глаза и увидала рядом с собою контуры мужчины. Молодой и сильный человек этот быстро вскочил на ноги, отряхнулся, вытер ладонью лицо, размазывая кровь от царапин.
  
  Незнакомец проходил мимо, услыхал отчаянный женский вопль, бросился на помощь и тоже очутился в ущелье. К счастью, случайный прохожий серьезных ран не получил.
  
   - Ты кто? - спросил новоприбывший.
  
   - Я умираю, - слабым голосом проговорила Авиталь.
  
   - Что с тобой?
  
   - Я умираю... нога... я с утра тут... я умираю... нога...
  
   - Покажи ногу, красавица!
  
   - Смотри...
  
   - О-о-о! Есть чем гордиться! Я понесу тебя. Где твой дом?
  
   - Лагерь Ифтаха... Я его дочь... Я не умру?
  
   - Будешь жить, дева!
  
   - А ты кто?
  
   - Потом узнаешь. Обхвати меня за шею и крепко стисни зубы - помогает от боли.
  
  Спаситель взял на руки страдалицу и осторожно двинулся по пологому склону ущелья. Перемена позы отозвалась нестерпимой болью, и Авиталь потеряла сознание.
  
  5
  
  Как легко догадаться, охранники и слуги вернулись в лагерь не солоно хлебавши. Они сидели, понурившись, виновато поглядывая на Сару. Некоторые из них вполне понимали материнские муки, другие лицемерно принимали скорбный вид - говорят, кто не чувствует боли, тот не верит в ее существование.
  
  Кончились слезы у матери, горе овладело душой ее. Она лежала на земле и тупо глядела в лунное небо. "Неужели? Неужели? Проклятая земля Тов!"
  
  Явился Халис. Он сообщил, что Ифтаха не нашел, но встретил человека, который направлялся верхом к воюющему атаману с неким военным донесением. Халис передал с гонцом суровую весть: Авиталь пропала, и надо неотложно искать девицу.
  
  Вдруг среди всеобщего уныния послышался шум тяжелых шагов. Охранники вскочили на ноги, схватились за оружие. Нарисовалась незнакомая фигура. В полутьме можно было разглядеть: мужчина нес на руках молодую женщину.
  
   - Она жива, - часто дыша, проговорил человек, - принимайте пропажу!
  
   - Авиталь, Авиталь, что с тобою? - заголосила вскочившая на ноги Сара.
  
   - Клади ее сюда, добрый человек! - скомандовал Халис, расстилая шкуру у входа в шатер.
  
   - Нога... - пробормотала на минуту пришедшая в себя Авиталь.
  
   - Доченька, родимая! - вернулись слезы к Саре.
  
   - Матушка... пить... - слабым голосом пропищала Авиталь.
  
   - Ногу твою вылечим, милая. Я знаю целебные травы! - уверенно заявил Халис.
  
   - Кто ты, спаситель наш? - вспомнила о незнакомце Сара и попыталась обнять его.
  
   - Я на днях приду проведать больную, - вместо ответа на вопрос крикнул юноша и скрылся в темноте.
  
  Наутро примчался Ифтах. Лицо искажено страданием. "Мне уже доложили - Авиталь спасена, но тяжело ранена. Где моя девочка?" - вскричал отец. "Ш-ш-ш! Разбудишь ребенка! Она в шатре, уснула, наконец!" - ответила Сара, и слезы вновь брызнули из материнских глаз.
  
  Ифтах на цыпочках вошел в шатер. Авиталь спала, лежа на перине из трех медвежьих шкур, укрытая четвертой. Больная нога торчала наружу, забинтована. "Я наложил ей повязку и приготовил сонной зелье. Пусть поспит, бедняжка" - шепотом доложил Халис. "Я покормила девочку бульоном из молоденького барашка!" - добавила Сара. Отец наклонился над больной, потом уселся рядом. Облегченно вздохнул - кажется, худшее позади. "Молодая, справится, все заживет!" - подумал Ифтах. Однако ему было несколько досадно, что в таком непростом деле обошлись без него.
  
  6
  
  Через три дня явился безымянный герой - проведать спасенную им. Он выбрал время, когда родня, приближенные и слуги находились вдалеке от больничного шатра. Пробрался в лагерь никем не замеченным. Он был бы весьма горд собой, кабы знал, что приход его есть не просто визит вежливости и любопытства, но исполнение важной иудейской заповеди "навещать больных".
  
   - Ты кто? - испуганно спросила Авиталь, сев на своем ложе.
  
   - Ты не узнала меня, Авиталь? Я тот, кто нес тебя на руках и доставил сюда полуживой.
  
   - Я была в беспамятстве. Прости.
  
   - Как поживаешь? Как твоя нога?
  
   - Сильно болит, но мне лучше.
  
   - Слава богам!
  
   - Герою слава! Однако ты язычник!
  
   - Да, по понятиям иудеев я кумирник. Веру мою не оставлю, хоть и не очень-то почитаю. А ваш Бог мстителен и ревнив: полагает Он, что нет кроме Него иных богов. Несчастны верящие в одного Бога, ибо сами обрекли себя на вечную ошибку - они согласны только со своею наукой, а чужую правоту неправотой почитают.
  
   - Умен ты! Вон как премудро выражаешься! Я тоже думать люблю. Хожу по лесам и холмам, размышляю. Так вот и свалилась в ущелье!
  
   - И я обожаю бродить и мыслить при этом. Как, однако, здорово получилось: мы оба размышляли в одно и то же время и в одном и том же месте! Наши мысли могли встретиться!
  
   - Мысли не встретились, зато сами мы встретились!
  
   - Разве это не прекрасно, Авиталь?
  
   - Это - прекрасно. Кроме одного: ты называешь меня по имени, а я до сих пор не знаю, как зовут моего спасителя, и кто он таков!
  
   - Ты умеешь хранить тайны, Авиталь?
  
   - Я всё умею хранить! - гордо и даже с вызовом ответствовала девица.
  
   - Да я не о том, я и не сомневаюсь!
  
   - Вот и представь себя, наконец!
  
   - Мое имя - Соби. Я принц Аммона. Я из враждебной страны. Никто из твоих не должен знать этого!
  
   - Из враждебной страны? Ты нас ненавидишь?
  
   - Вовсе нет! - вскричал Соби, - я хочу мира меж Гиладом и Аммоном.
  
   - И я хочу мира! - воскликнула Авиталь, - недавно гостили у нас купцы из Вавилона. Как прекрасен их город! Богат и красив. Люди там много времени отдают труду и мало - молитве. Как я желала бы того же для Гилада!
  
   - А я - для Аммона! Да и Гиладу хорошее положено. Вся беда в войнах, - убежденно заявил Соби, - от них происходят бедность и бедствия.
  
  Еще некоторое время беседовали Авиталь и Соби. Делились наблюдениями и догадками, обогащая внутренний мир друг друга. Обоим ясно стало: родственны их души, и сговорились они, что встреча эта будет не последней.
  
  Наконец, больная девушка призналась, что умная беседа утомила ее, и она предложила Соби поиграть ему на цимбалах. Юноша с радостью согласился, но тут послышались голоса возвращающихся из лесу Сары, Халиса и других слуг. Соби засобирался: "Я не хочу, чтобы меня тут видели. Пока, Авиталь. До встречи!"
  
  Соби неслышно выскользнул из шатра, а Авиталь заиграла на цимбалах песню первой любви - в песне той о нем все слова.
  
  
  Глава 5
  
  1
  
  Неприметно выскользнув из больничного шатра, Соби скрытно покинул лагерь, легко вскочил на коня и двинулся домой в Аммон. Никто из проницательных израильтян не докопался, что он проведывал Авиталь. Да и аммонитянам не положено было знать, как принц их страны сначала спас дочь Ифтаха, а теперь вот и навестил больную.
  
  Покачиваясь в седле по дороге в Аммон, а затем и по прибытии домой, Соби заинтригованно вспоминал и в деталях обдумывал недавний разговор с Авиталь. "Какова девица! - восхищался носитель идей сильного пола, - государственно мыслит, однако. Да с таким размахом интересов ей-бы страною править! Пожалуй, дарованиями она и мне не уступит! А притом юница-то даже с Богом своим не советовалась и мудрые речи первосвященника иудейского слыхом не слыхивала. Воистину чудо: всего-навсего безделице здравого смысла следует дева, а ведь настоящие перлы слетают с нежных уст!"
  
  Не менее, чем ум, вид девицы также произвел благоприятное впечатление на Соби. Он принялся размышлять об Авиталь с эстетической точки зрения, постепенно углубляющейся и обретающей романтические черты.
  
  "Пожалуй, она мне нравится, - рассуждал Соби, - нельзя исключить, что со временем в душе моей поселится любовь. Кажется, я тоже пришелся ей по вкусу, возможно, даже полюбился. Иначе, зачем бы она стала предлагать мне сыграть на цимбалах? Мы говорили о высоком и мудром, а ведь музыка соединяет жизнь ума с жизнью чувств. Если сердце возжелало музыки, это верный знак зародившейся любви!"
  
  "Жениться на Авиталь? - вопрошал сам себя Соби, - однако, как много препятствий нагородили неразумные люди такому простому шагу! Мы вышли из разных народов, и отнюдь не призрачна сила царей. Ради любви забыть идеалы и, как отец и мать Авиталь, отправиться в изгнание, чтобы искать убежища вдали от тревог мирской суеты? Нет, я не готов подчиниться минутному порыву!"
  
  "Нельзя забывать и еще об одной совсем не пустяковой трудности, - продолжал Соби копаться в своих глубоких доводах, - а вдруг Авиталь сильнее меня духом или, хуже того, умнее? Хотя, если вдуматься, у природы имеется чудодейственный эликсир от сей закавыки: рождение детей возвращает женщину к естественному предназначению, изрядно убавляя чрезмерные ее достоинства. Какое счастье, что нет иного способа производить потомство, обходясь без женщин!"
  
  Что бы там ни было, Соби продолжал навещать Авиталь. Молодость и здоровье, как справедливо утверждал Ифтах, брали свое, и больная поправлялась. Вскоре она начала самостоятельно ходить, правда, немного хромала. Сара разрешила дочери прогуливаться в окрестностях лагеря. Теперь мать не боялась отпускать чадо без присмотра - наученная бедой, Авиталь будет трижды осторожна.
  
  Сара проведала, что Авиталь встречается с Соби, и молодые вместе бродят по околотку и всё о чем-то разговаривают. В глазах бдительной мамаши парень имел самую высокую репутацию. Это обстоятельство вселяло в душу родительницы благость материнского спокойствия.
  
  Саре удалось разнюхать на стороне, не задавая Авиталь бесцеремонных вопросов, кто таков и откуда родом кавалер-спаситель. Узнавши правду, Сара ничуть не смутилась. Счастливый брак Ифтаховой жены укрепил в голове ее твердое представление о никчемности предрассудков веры, и посему она ничего не имела против свиданий дочери. Выясняется, что неопровержимое для одного - предрассудок для другого.
  
  Совершенно не удивительно, что свое сенсационное открытие Сара держала в тайне от Авиталь и в строжайшей тайне от Ифтаха.
  
  Беседы молодых людей выходили за рамки чистой теории и смело вторгались в дела практической жизни. Важно заметить, что их светлые встречи не затемнялись порывами напрашивающихся ласк. Соби скрупулезно следил, как бы тлеющий уголек не разгорелся жарким пламенем.
  
  Впрочем, раз произошел конфуз, а, скорее, забавный случай. Беседуя, парочка проходила мимо границы владений Аммона. Тут Соби обратил внимание, что Авиталь уставилась на межевые столбы и с любопытством разглядывает их.
  
   - Что так заинтересовало тебя, Авиталь?
  
   - Почему эти камни так похожи один на другой?
  
   - Потому что они изображают одно и то же!
  
   - А что они изображают?
  
   - Что изображают? - непритворно удивился Соби, - да это же мужской половой член!
  
   - С какой стати? - вскричала Авиталь, покраснела и отвернулась.
  
   - Этот знак - символ плодородия.
  
   - Зачем это здесь?
  
   - Так мои соплеменники аммонитяне задабривают богов. Неужели ты не знала, на что походят эти камни?
  
   - Нет! - выпалила Авиталь и еще гуще покраснела.
  
  Не известно доподлинно, поверил ли Соби своей спутнице, но ее ответ ему понравился.
  
  2
  
  Напряжение между соседями нарастало. Налицо были признаки приближающейся войны. Первосвященник Гилада гневался на свою паству, и было за что. Иудеи все больше грешили. Порой, совершенно забывали Господа и даже взывали к чужим богам. Случалось, женили сыновей на язычницах, отдавали дочерей замуж за идолопоклонников.
  
  А соблюдение святой субботы? А кошерная пища? А молитвы Богу? Зияли пробоины в каменной стене святости, отделявшей праведный иудейский мир от греховного языческого окружения. Вопияла необязательность исполнения заветов Всевышнего.
  
  "Вот, аммонитяне алчно глядят в сторону нашей страны, - думал первосвященник, - хотят прибрать ее к рукам. А кому стать на стражу? Боюсь, обыватели гиладовские не слишком-то рвутся защищать свои владения. Более того, есть и такие, что с язычниками-аммонитянами не прочь побрататься. Конечно, не перевелись в Гиладе верные Господу иудеи, но, к несчастью, далеко не все таковы".
  
  "Кто среди наших мужей подобен бескорыстному воину Йошуа, продолжателю славных свершений великого Моше? Где бесстрашные бойцы веры? - высокопарно вопрошал первосвященник, - разве отстоять завоеванное древними героями - это всё, что надлежит сделать нам? Нет, это еще не всё! Завет Господа исполняя, обязаны мы изгнать туземцев из Земли Обетованной, и иудеям следует поселиться в ней. В первую голову Аммоново царство очистить требуется!"
  
  "Дабы возглавить великое дело, две вещи нужны боевому посланцу Господа на земле, - размышлял первосвященник, - первая - хотеть и уметь править войском, вторая - неколебимость веры в непреложность заветов Его".
  
  "Похоже, оскудела талантами Земля Обетованная, - с горечью признавал первосвященник, - нет нынче в Гиладе истого полководца, чтобы примером личным вдохновил на бой тысячи воинов. Не мне же, старику слабосильному, на боевого коня взбираться! Правда, имеются в изобилии молодые старейшины - отрастят длинные бороды в тридцать лет, наслушаются моих проповедей и станут поучать народ. Даже дружины бранные они учреждать горазды. А сами-то что? В отряды возьмутся, а воевать не пойдут никуда! Попросту говоря, тощие духом, длиннобородые эти!"
  
  "Верю, не оставит Господь народ свой, - утешал себя старик, - давеча был мне голос Его. В ночной тиши вошло в уши мои значительное Божье слово: "Ифтах". Да, искусен и доблестен воевода сей. Бойцов вокруг себя сплотил, города покорил, ратным трудом большие богатства промыслил. Такой не только защитит Гилад от Аммона, но огнем и мечом новые владения нам завоюет. Да вот только подвиги его не из веры и боголюбия проистекают, а амбициями и обидами движимы. Хотя, как замечено мною, из дурных качеств складываются великие дарования!"
  
  "Претензии у Ифтаха небезосновательны, - рассуждал первосвященник, - что верно, то верно! Кровную обиду нанесли ему братья единокровные. Люди они, однако, самые богатые в Гиладе, не считаться с ними никак нельзя - где золото, там и правота. Все же надеюсь я на Ифтаха: уж больно он славу любит. Победить аммонитян, утерев нос обидчикам высокородным, - это для честолюбца сладостно".
  
  "Придется забыть на время, что жена у него язычница, и о дочери нехорошие слухи ходят, дескать, с каким-то кумирником спуталась. Делать нечего - пойдем к Ифтаху на поклон. Придется нырнуть в щель меж верой и безверием. Только бы волчьего капкана возле щели этой не оказалось!" - заключил властитель дум народа гиладского.
  
  3
  
  Нога зажила, Авиталь забыла про хромоту и теперь легко поспевала за Соби, любившего быструю ходьбу. Раз, слегка утомившись прогулкой, они уселись в тени дерева, достали приготовленные припасы, поели, попили и принялись за разговоры.
  
   - Вот ты, Соби, царский сын, а кто та женщина, породившая тебя на свет? - полюбопытствовала Авиталь.
  
   - Учитель стрельбы из лука сказал мне как-то по секрету, что матушку мою отец пленил в одной из войн. А она пленила его своею красой и молодостью - отроковице было всего-то тринадцать лет от роду. Дабы не случилось возражений и предрассуждений, отец поселил ее в отдельном месте и не прикасался к ней до поры до времени. Родительница моя умерла рано, и я остался сиротой по матери, - с грустью проговорил Соби.
  
   - Матушка твоя была женою отца?
  
   - Нет, наложницей.
  
   - Вот и в нашей семье случилась похожая история - отец мой - сын наложницы.
  
   - Кто знает, ни поможет ли это нам соединиться в будущем?
  
   - Кто знает... - покраснев, пролепетала Авиталь.
  
   - А у меня плохие новости, - слетело с языка Соби.
  
   - Что случилось?
  
   - Военный министр уговаривает отца идти войной на Гилад.
  
   - А что родитель твой?
  
   - Прислушался к совету. Боюсь, скоро начнется безумие.
  
   - Похоже, безумие уже началось, - заметила Авиталь.
  
   - Сражений пока не было, - возразил Соби.
  
   - Зато набеги аммонитян на Гилад участились. То стадо овец угонят, то поле вытопчут, то кого-нибудь из охраны убьют.
  
   - Не иначе, мудрые вожди наши собрались зажечь Ифтаха - пусть-ка загорится местью и первый нападет! А кто первый, тот, стало быть, и войну затеял, и вина за неизбежные бесчинства на него ляжет!
  
   - Батюшку моего так просто не зажжешь - рассудителен он. А вот первосвященник только и мечтает покорить Аммон! - сказала Авиталь.
  
   - Слыхала что-нибудь?
  
   - Слыхала, как первосвященник наш уговаривал отцовых братьев идти на поклон к родителю моему и просить его возглавить войско, чтобы сперва оборонить Гилад, первым начав войну с Аммоном, а потом разгромить аммонитян и изгнать их.
  
   - Уговорил?
  
   - Пока нет. Упрямятся.
  
   - Завидуют успешности Ифтаха и унижаться не хотят, - солидно заявил Соби.
  
   - Первосвященник хитрый, он и без них обойдется. Придумает, чем прельстить отца моего, и не миновать войны.
  
   - А зачем первосвященнику война?
  
   - Он говорит, что Богу нашему подчиняется. Голос Его слышит. Мол, Всевышний требует от иудеев завоевать Землю Обетованную от края и до края. А начинать с Аммона следует. И волю Господа не исполнять нельзя.
  
   - Стало быть, первосвященника подстрекает к войне Бог ваш. А Богу-то война к чему? - не взял в толк Соби, - допустим, не покорят иудеи Землю Обетованную от края и до края - что случится тогда?
  
   - Я слыхала от отца, будто первосвященник говорил ему когда-то, что иудеям заказано нарушать вечный союз с Господом: мы избранники Его и обязаны завоевать завещанную Им землю - тогда станем самыми счастливыми людьми на земле. А если отступимся от завета, то Он совершенно оставит нас, и будем мы вечно гонимыми не только Им, но и народами, среди которых обитаем.
  
   - К чему вам такой Бог жестокий? - удивился Соби.
  
   - Может, мысль об избранничестве слишком сладка. Или соблазн превосходства неодолим. Сама не знаю.
  
   - А я думаю, страшно иудеям Богу своему перечить - нет ведь у них никакого другого покровителя, а от всех прочих они отмежевались!
  
   - Запуталась я совсем. Скажи-ка лучше ты, Соби, аммонитяне-то зачем войну задумали?
  
   - У наших плутов расчеты не хитрые, не то, что у ваших мудрецов. Как говорится, всякая собака в своей шерсти ходит.
  
   - Поясни, Соби!
  
   - А что тут пояснять? Воеводы Аммоновы просты до глупости и глупы до простоты. И народ наш таков же!
  
   - Всё прибаутками сыплешь. Говори толком! - начала сердиться Авиталь.
  
   - Скажу. У аммонитян всё не так, как у иудеев - нет вечных небесных союзов. Правда, и мы нашим богам угодить стараемся, то жертвой, то молитвой, а они взамен, иной раз, да и пособят нам. Воюем для себя - не для богов. Царю Аммона, то бишь отцу моему, слава нужна, и рабы, и наложницы. Солдаты обожают рубиться и вражью кровь проливать. Командирам наделы обещаны. Женщины до награбленного имущества жадны. И все вместе, как один, ликуют, купаясь в торжестве победы.
  
   - Плохо! Человеческое это, слишком человеческое!
  
   - По-человечески плохо! - перевернул Соби.
  
   - В Вавилоне живут богато и счастливо. Там мир, и нет войны. Это человеческое?
  
   - Не знаю, человеческое ли. Потому они не воюют, что у них кончил воевать последний человек. Конец истории.
  
   - Эх, нам бы такой конец истории! - мечтательно сказала Авиталь.
  
   - Не худо бы! Главное - не воевать. Трудиться, торговать, процветать. И не поклоняться, но жить, как последний человек.
  
   - Хочется верить, что возможно такое. Не оскудела талантами Земля Обетованная. И у иудеев, и у аммонитян умные головы имеются, и умелых рук в достатке. Кабы знали люди, что не пойдет войной народ на народ, стали бы не мечом, а оралом хлеб добывать, ремеслом промышлять и торговать с прибытком. Зажили бы по-вавилонски!
  
   - А знаешь, Авиталь, давай попробуем убедить отцов наших от войны отступиться! Пусть бы мир заключили! Наш пример другим наукой станет, объединимся и потому заставим уважать себя!
  
   - Давай, Соби!
  
  
   Глава 6
  
  1
  
   У Нааса, царя Аммона, детей было порядочно, что песку в море. Всех, разумеется, он помнить не мог - сменялись законные жены, появлялись и исчезали наложницы, войны радовали новизной случайных оказий, да мало ли какие еще приятности приключались на земном пути монарха! Жизнь преподносит гораздо больше лакомых сюрпризов, чем принято думать. Важно их замечать, чтобы всегда быть в выгодном положении.
  
  Любимых детей Наас держал при себе и знал их твердо - по виду и по именам. Соби являлся исключением, поскольку жил с отцом, хотя и не был его наперсником. Царь Аммона благоволил этому сыну в память об одной горячо любимой наложнице, которая умерла молодой, но успела крепко запомниться любвеобильному монарху кипучим темпераментом своим.
  
  Впрочем, Наас ничего худого не имел против Соби, хотя сын казался отцу несколько чудаковатым, чтоб не сказать поврежденным в уме. Юноша все размышлял да мечтал, говорлив был, красноречив даже. Чувственностью не пошел в мать.
  
  В стрельбе из лука и в верховой езде принц успевал хорошо, но воинские доблести не привлекали парня. Мирная жизнь нравилась ему больше. Очень необычная склонность для царского потомка.
  
  А еще Соби совершенно неконвециональным образом решал для себя женский вопрос: несмотря на несомненную половозрелость, не имел наложниц и гордо называл себя однолюбцем. "Экий инфантил! Поскорей бы женить его, и с рук долой!" - рассуждал отец.
  
  Царёвы наушники довели до Нааса, что Соби подружился с Авиталь, дочерью Ифтаха, встречается с девицей и бродит с нею по лесам и холмам. Монарх под страхом смерти запретил осведомителям предавать огласке сей непредсказуемый своими последствиями факт. Сам он пока не придумал, как поступать: вроде бы, представляется случай пристроить Соби, да и партия неплохая, однако, нельзя забывать, что назревает война с Гиладом.
  
  "А что, если Ифтах станет воевать во главе гиладян, - подумал Наас, - такое ведь не исключено! Тогда, выходит, сын мой будет подозрителен на государственную измену как сердечный друг дочери вражеского полководца. С другой стороны, дружба молодых может изрядно пригодиться, ибо не только мечами, но и дипломатией войны решаются!"
  
  Ввиду невозможности сделать точный прогноз, владыка Аммона решил до поры до времени не встревать в ход событий и ждать их развития.
  
  Военные дела - не политические, и промедления не терпят. Поэтому Наас все больше и больше допекал соседа. Ночами отряжал на дело небольшие группы головорезов - пусть прикончат двух-трех гиладских стражей, спящих на посту. Разметать пастушьи шалаши, угнать стадо овец, завалить камнями речку, где враги поят скот - все эти подвиги записывали в свой актив аммонитяне.
  
  Наас не терял времени даром и занимался серьезными приготовлениями к настоящим боям. Покупал и изготовлял оружие, тренировал солдат, сулил добычу командирам, распространял порочные слухи о будущем противнике, безмерно восхвалял свою страну, заново сочинял ее историю - короче, делал всё, что полагается делать умному царю, готовящемуся к большой кампании.
  
  Для Нааса соблазн войны с Гиладом был велик до чрезвычайности. Противник ослаб. Который уж год не назначался там судья для управления народом. А где их полководец, надежный оборонитель и смелый завоеватель? "Неразумные иудеи изгнали Ифтаха, лучшего своего соплеменника, - думал Наас, потирая руки, - грех не воспользоваться глупостью завистливого и мстительного соседа!"
  
  2
  
  Мутный духовный хаос и опасный разброд мнений крепко обосновались в сердцах и головах обывателей Гилада. Но при этом мысль об избранничестве льстила почти всем гиладянам. Убеждение сие крепчайшей железной цепью приковывало тамошних иудеев к вере во Всевышнего - единственного, по Его утверждению, реального в мире Бога.
  
  От проницательного Божьего ока не ускользали нерешительность, нестойкость, трусость, а то и корыстные измены некоторых из народа Его. Гиладского первосвященника чрезвычайно беспокоило охлаждение Всевышнего к иудеям, хотя такая перемена к худшему выглядела вполне обоснованной. И в самом деле: мало того, что избранники перестали заселять новые просторы Земли Обетованной, так еще и Гилад, когда-то завоеванный славными предками, а ныне развратившийся наполовину, того и гляди вернется в лоно языческого Аммона!
  
  Среди аморфной массы жителей Гилада существовало ядро сравнительно надежных адептов Господа. К числу оных принадлежали братья Ифтаха, а также многочисленные длиннобородые ученики первосвященника. Сердцевину ядра являл собою крепкий, как кремень, сам первосвященник. В глубине души наставник полагал своих питомцев оравой бездарных начетчиков.
  
  Нападения аммонитян на Гилад становились все настойчивее. До первосвященника доходили тревожные сведения о том, что Наас энергично вооружает свое войско. В воздухе повис тяжелый дух скорой войны. Первосвященник привык глядеть в лицо опасностям, не пряча голову под крыло.
  
  "С очевидностью ясно мне, - размышлял учитель народа, - что в Гиладе никто не способен ни собрать, ни обучить боевую армию. Хотя имеются у нас люди храбрые и до войны охочие, однако сплотить их воедино некому. Братья Ифтаха не из той глины вылеплены. Длиннобородые вообще не в счет. Только Ифтах, истый полководец, пригоден к делу!"
  
  "Вступим в переговоры с Ифтахом, - рассуждал первосвященник, - однако кого послать к нему? Гордые братья не пойдут - не захотят терпеть унижения. Отправлю-ка для начала длиннобородых. Им, конечно, ничего не добиться: ранг не тот, да и смекалки не достанет - многознайки, порой, не имеют ума. Зато они разведают и доложат мне Ифтаховы чаяния. Тогда уж придет моя очередь подступаться к герою. Не сомневаюсь - разбойник сей взыщет полную цену!"
  
  3
  
  Несколько лучших учеников первосвященника отправились в землю Тов на переговоры с Ифтахом. Собираясь в дорогу, они позаботились о своей внешности - вымыли лица, расчесали и завили друг другу длинные бороды, одели новые сандалии, у кого были таковые, и, гордые почетным поручением учителя, отправились в путь верхом на ослах.
  
  "Ах, как долго, долго едем!" - громко вздыхали те, кто впереди. "Как трудна в горах дорога!" - вторили им отстающие. Сказывалась физическая неразвитость молодых знатоков слова Божьего. Да и животина, что под ними, тоже из сил выбивалась. Укатали осликов крутые горки. Наконец, показались шатры военного лагеря.
  
  Ифтах издалека заметил приближение делегатов. Он немедленно призвал жену и дочь и пропел мечтательным голосом, мол, ужасно захотелось ему поесть на ужин чего-нибудь сладкого. Сара и Авиталь тут же подхватили свои лукошки и живо засобирались в лес по ягоды. "Полакомишься земляничкой в козьем молоке, дорогой!" - воскликнула Сара. "Вернемся к вечеру с полными плетенками, батюшка!" - добавила Авиталь.
  
  "Хорошо, женщин я удалил, - сказал Ифтах, - теперь надо самому приготовиться к встрече визитеров". Он скинул сандалии и вымазал ноги в земле. Подаренную женой и дочерью кудрявую накладную бороду Ифтах снял, обнажив небритую щетину на щеках и подбородке. Кликнул Халиса и велел слуге вынести лавки и спрятать их на задах шатра. Ничего большего для достойного приема почетных гостей он сделать не успел - у входа в шатер показались длиннобородые.
  
   - Мир тебе, славный Ифтах! - запыхавшись, проговорил самый бойкий.
  
   - Мир тебе, надежда Гилада! - с намеком вторил другой.
  
   - Мир тебе, лучший из лучших! - хором возгласили вошедшие.
  
   - Милости прошу! Гость в доме - Бог в доме! - ответил Ифтах.
  
   - Высоко ты, однако, забрался, Ифтах, - двусмысленно заметил бойкий.
  
   - Душно мне было на равнине. А здесь наверху воздух чистый, нечему смердеть. Что может быть лучше гор? - риторически спросил Ифтах.
  
   - Говорят, лучше гор только горы, что в небеса упираются, ибо, осмелившегося взобраться на заоблачные вершины, ждет военная слава! - блеснул аллегорией один из гостей.
  
   - Может, и так, - заметил хозяин, - давайте, однако, спустимся с небес на землю, в наш шатер. Женщин дома нет, ушли в лес по ягоды. Некому вас уважить. Эй, Халис, неси корыто с водой, пусть гости ноги себе омоют!
  
   - Жарко, нам бы водицы испить, - робко заметил самый упитанный из делегатов.
  
   - Халис, подай бадью и кружку - гости пить хотят. Должно быть, еще и проголодались в дороге. Заодно погляди-ка, дружок, не осталось ли чего от вчерашнего ужина. Жаль, что овес весь вышел, и нечем ослов покормить!
  
   - Не беспокойся, Ифтах, мы со своими припасами!
  
   - Это хорошо. Да вот беда, усадить мне вас некуда, дорогие гости, - плотник унес лавки поправлять.
  
   - Ноги молодые, а чин такой, что еще можно постоять, - сказал бойкий.
  
   - Не беда, постоим, - добавил другой.
  
   - Отлично! Говорите, с чем пришли. Важные вещи я привык слушать стоя! - ободрил гостей Ифтах.
  
   - Ты сказал, Ифтах, мол, гость в доме - Бог в доме, - заметил бойкий, - вот мы и хотим говорить с тобой на Божью тему.
  
   - Говорить со мной о Боге? А достоин ли я, способен ли?
  
   - Ты шутишь, Ифтах?
  
   - Ничуть! Братья мои постановили, что я невежествен, слова Божьего не постиг. Заявили мне это со всей своею прямотой. Да и первосвященник их мнения не оспорил. А вы-то, молодые люди, мудрецы длиннобородые, вы ведь верные ученики вашего наставника. Не иначе, так же, как и он, думаете!
  
   - Побойся Бога, славный Ифтах! Мы отродясь так не думали, и первосвященник нас этому не учил. Иначе, разве послал бы он нас с просьбой и предложением к тебе, человеку верному заветам Господа и жаждущему их до конца исполнить?
  
   - В чем состоит просьба?
  
   - Как известно миру, завещал Всевышний нам, иудеям, завоевать Землю Обетованную. А тут язычники Аммона замыслили напасть на Гилад. Последнее отнять хотят, овцу бедности, так сказать.
  
   - Гилад - это не последнее наше, не овца бедности. Моя братва несколько городов покорила в Земле Обетованной! Выходит, есть у иудеев кое-что и кроме Гилада. А заодно признайте, что следую я заветам Господа!
  
   - Верно говоришь, Ифтах. Вот только некому войско собрать, и воевать с Наасом некому. Вся наша надежда на тебя - возглавь армию, защити Гилад, разгроми Аммон, завоюй землю языческую. Вот наша просьба!
  
   - Ясно. Тут, вижу я, не одна просьба, а несколько. А предложение каково?
  
   - А предложение вот какое. После победы вернешься в Гилад и, если исполнишь известное тебе условие первосвященника, то станешь судьей над народом - как и обещал тебе прежде наш учитель.
  
   - Замечательно! А теперь послушайте мое предложение - может, понравится. Недавно готовился воевать со мною царь страны Вашан. Но я завел с ним политический разговор, привел доводы против войны и помог ему понять нашу общую выгоду. И, представьте, мы заключили мир и теперь не угрожаем друг другу. А не попробовать ли Гиладу помириться с Аммоном?
  
   - Твое предложение о мире, Ифтах, звучит оригинально. Боимся, однако, что оно не в ладу с заветами Бога. Тем не менее, наша обязанность доложить обо всем первосвященнику, - сказал за всех один из длиннобородых.
  
   - Надеюсь, я ответил на вашу просьбу и предложение. Я готов продолжить диалог - с первосвященником. Сообщите ему и это тоже.
  
   - Непременно.
  
   - Я слышу, возвращаются из леса Сара и Авиталь. Должно быть, набрали ягод полные лукошки. Распоряжусь подоить козу. Мне время ужинать, а вам, дорогие гости, пора трогаться в обратный путь. Счастливой дороги.
  
  "Дикарь, грубиян и невежда этот Ифтах! Посмеялся над нами и унизил нас!" - с досадой произнес бойкий, понукая и стараясь переупрямить голодного ослика.
  
  "Славно я принял этот сброд тонкошеих гостей! - довольный собою проговорил Ифтах, - ученые тупицы, не чуют под собою страны. Пусть-ка пришлют мне первосвященника!"
  
  4
  
  С тяжелым сердцем выслушал первосвященник донесение своих нерадивых посланников. Ифтах не захотел говорить серьезно с длиннобородыми. Тем не менее наставник усмотрел пользу в том, что запустил пробный камень. "Теперь-то я знаю, сколь велика наглость нашего великого уроженца, - говорил себе первосвященник, - и еще я убедился в способностях Ифтаха к дипломатии. Вона как - аж с царем Вашана мир заключил!"
  
  "Славный наш воитель не закончил торг, ибо меня призвал, - продолжал первосвященник скрупулезно разбирать по ниточкам доклад делегатов, - стало быть, он готов защищать Гилад и завоевывать Аммон. Небескорыстно, разумеется. Говорить он желает именно со мной, с посланником Бога на земле. Значит, теплится в тщеславной душе огонек иудейства и верности Господу!"
  
  Помолившись Всевышнему, первосвященник отправился в дорогу. Шестнадцать мускулистых мужчин - четыре сменных четверки - несли по очереди паланкин, внутри коего восседал важный посланец Гилада. Свободные от вахты носильщики обмахивали старца веером, отгоняли назойливых насекомых, утирали пот с высокого морщинистого лба, подавали лимонную воду.
  
  Наконец, трудный подъем в горы был благополучно завершен. Духовный предводитель Гилада прибыл на переговоры с лучшим сыном своего народа.
  
   - Я вижу паланкин, - воскликнул Ифтах, - это первосвященник пожаловал ко мне. Халис, немедленно неси сюда корыто с водой!
  
   - Мир тебе, славный Ифтах! - промолвил неторопливо вошедший в шатер первосвященник.
  
   - Мир тебе, любимый мною и народом! - поспешил ответить хозяин. Сара, Авиталь, омойте ноги дорогому гостю!
  
   - Со мной шестнадцать молодцов. Устали, проголодались и пить хотят, - намекнул старец.
  
   - Халис! Накорми и напои носильщиков, устрой их на отдых! Эй, повар! Разводи огонь в очаге, готовь ужин - молодое мясо, зелень с грядки, свежие лепешки, лучшее вино!
  
   - Появлением своим я доставил тебе беспокойство, Ифтах!
  
   - Ах, оставь, дражайший гость дома моего! Приход твой - праздник для меня, и с почетом встретить первосвященника не в тягость, а в радость мне. Я не избалован вниманием моих гиладских соотечественников. Что и говорить - за все годы, что живу я в земле Тов, ты впервые удостоил меня визитом. Как такую честь не ценить!
  
   - А я ценю остроту языка твоего.
  
   - Благодарю за точные слова. Вот и ужин поспел. Сара, будь добра, оставь нас с гостем наедине, расположись за перегородкой. Авиталь, пока мы вкушаем и беседуем, ты можешь погреться на солнышке на задах шатра.
  
   - Замечательный ужин у тебя, Ифтах. Однако мяса в мою чашку не накладывай. Вина налей чуть-чуть и пополам с водой. От лепешек и овощей немного поем. Нам, старикам, радость чревоугодия не под силу.
  
   - Вкушай, что любо тебе - скромные дары гор.
  
   - Пора, Ифтах, начать о главном говорить. Положение наше тебе преотлично известно. Заповеди Господа ты не забыл. И о деле, с которым я пришел к тебе, ты осведомлен. Теперь твое слово.
  
   - Как братья единокровные лишили меня законного наследства - тебе преотлично известно. Условия, что тобою были поставлены мне, ты не забыл. И о завоеваниях моих ты осведомлен. Теперь твое слово.
  
   - Перечисленное нами - безусловно верно! Но не время раздор продолжать. У тебя сильное войско. Бери еще бойцов из Гилада. Разбей армию Нааса. Завоюй Аммон, изгони язычников, засели эту землю иудеями.
  
   - Что я получу взамен?
  
   - Ты станешь исполнителем воли Бога. Разве существует награда выше этой?
  
   - Ты прав, нет награды выше. Но я хочу, чтоб ты присовокупил к ней награду пониже.
  
   - Будь по-твоему. Я обломаю твоих спесивых братьев, и ты получишь назад отнятое отцовское наследие. При условии, что одержишь победу.
  
   - Как ты понимаешь победу?
  
   - То, что я уже назвал - разбить, завоевать, заселить. Согласен?
  
   - Нет! Если я дам согласие, то я, и только я, буду определять, что такое победа!
  
   - Не будем спорить об этом. Есть у тебя еще какие притязания?
  
   - Так, пустяки!
  
   - Выкладывай пустяки!
  
   - Во-первых, ты выдвинешь меня на пост судьи, народ одобрит, и я стану полновластным правителем Гилада. Во-вторых, я возглавлю армию страны. В-третьих, я буду распоряжаться казной и куплю боевые колесницы. В-четвертых, я переселяюсь в Гилад в отцовское имение. В-пятых, ты отменишь безумное требование изгнать жену и дочь. В-шестых, как ты уже упомянул, братья возвратят мое законное наследство.
  
   - Однако! Сперва выполни свою часть, а потом мы вернемся к торгу.
  
   - Не пойдет! Не я, а ты первым исполнишь свою долю. Я готов спуститься к тебе в Гилад, и в моем присутствии ты в уши Господа поклянешься, что принимаешь мои условия.
  
   - Этому не бывать!
  
   - В таком случае, защищайся от Нааса сам, и честь исполнения заветов Господа будет принадлежать тебе!
  
   - Ты выдвигаешь непомерные требования, Ифтах!
  
   - Думай, первосвященник! Крепко думай! Твои силачи неплохо отдохнули и готовы тронуться в обратный путь. Я буду ждать гонца из Гилада с разумной вестью от тебя.
  
  Первосвященник в гневе покинул шатер. В глубине души он понимал, что ему неизбежно принять все требования Ифтаха. "Хорошо еще, если этот вымогатель новых претензий не изобретет" - думал первосвященник.
  
  Сара вышла из-за перегородки. Она все слышала. Жена бросилась на шею к мужу: "Как я люблю тебя, дорогой мой Ифтах!"
  
  Вернулась в шатер Авиталь. И до нее долетел разговор. Она обняла отца со словами: "Батюшка, я восхищена! Но в другой раз мы еще поговорим с тобою об этом деле!" Ифтах с подозрением взглянул на дочь.
  
  Через два-три дня гонец из Гилада сообщил Ифтаху, что все его условия приняты, и первосвященник ждет его, дабы произнести клятву в присутствии Господа.
  
  
   Глава 7
  
  1
  
  В своих перманентных интеллектуальных беседах Авиталь и Соби выработали приблизительно одинаковый взгляд на мирную жизнь, как наилучшую альтернативу войне.
  
  С романтической верой в успех задуманного предприятия они условились отговорить своих отцов от намерения воевать друг с другом, убедив, каждый своего родителя, в преимуществах мира перед войной.
  
  Соби долго настраивал себя и собирался с духом - чтобы начать такой разговор с самоуверенным отцом требуются логичные доводы, серьезная ораторская подготовка и смелая решимость. Кроме того, следовало выбрать благоприятный момент, когда Наас пребудет в мажорном настроении. Тогда он соблаговолит выслушать и будет готов усвоить новые идеи. Основательный Соби не хотел спешить и терпеливо дожидался счастливого совпадения всех предпосылок.
  
  Задача Авиталь была, пожалуй, потруднее, чем у Соби. Если утилитарный Наас руководился только вещественными выгодами войны, то благородный Ифтах вдобавок к приземленным целям имел еще и горние помыслы. Денно и нощно на него оказывали духовное давление Бог, первосвященник, и, что главное, собственные убеждения. Всё это вместе добавляло упорства его воинственному настрою.
  
  Казалось, ничего не смущало быструю разумом Авиталь, и она уж вполне приготовилась к беседе с отцом. Но тут случилось нечто непредвиденное, а обстоятельства этого рода всегда, смешивают планы. Первосвященник явился к Ифтаху с искательством. Авиталь невольно подслушала, как ее родитель лихо отмел хитроумные резоны визитера и подчинил старика своей воле.
  
  Гордость за отца и вместе с нею необъяснимая неприязнь к посланцу Господа жили в душе девицы одновременно. Поэтому словесная победа родителя подбросила дров в очаг дочерней любви и удержала Авиталь от немедленного разговора с Ифтахом. Хотя, задержка не означала отмены.
  
  2
  
   - Гляди, какое волшебное утро! - прощебетала Авиталь, - снимай скорей с широкой своей спины мою музыкальную чудо-торбу, ставь вот здесь, открывай крышку и живо доставай инструмент!
  
   - Готово! - ответил Соби, - хочешь поиграть на цимбалах?
  
   - Природа вокруг нас ликует, душа музыки просит!
  
   - Играй, Авиталь, нежные звуки и на меня сведут благолепие.
  
   - Сейчас молчи и слушай!
  
   - Неужели всё? - удивленно спросил Соби, - ты и трех минут не играла, а я приготовился вкушать долгое удовольствие!
  
   - Не вкушать, а терпеть, лукавец ты этакий! Знаю: ты музыку не любишь, снисходишь ради меня!
  
   - Музыку люблю, но сдержан в выражении эмоций - расплывчаты они. А ради тебя я на все готов! Кажется, делом доказал, не так ли?
  
   - Это правда! Играла я коротко и не мучила тебя слишком долго, потому что одолевают меня мрачные мысли о скорой войне. Сошедшее на меня благолепие, как ты выражаешься, быстро испарилось.
  
   - И меня эти мрачные мысли точат.
  
   - Ты еще не говорил с отцом о войне и мире, так ведь Соби?
  
   - Пока нет. Аргументами я запасся. Речи свои отрепетировал и на возможные отцовы возражения ответы приготовил. Теперь вот жду подходящего настроения родителя.
  
   - Думаю, дождешься скоро. Лазутчики уведомили Ифтаха, что Наас весьма доволен покупкой боевых колесниц. Собирается даже пир устроить.
  
   - Чем бы ни тешился... А тебе, Авиталь, тоже покамест не представился случай говорить с Ифтахом?
  
   - Я совсем уж было с духом собралась и матушку подговорила помогать мне - она союзница моя в этом деле - но тут случилось событие, коего я никак не ожидала, и дело несколько осложнилось.
  
   - Выкладывай!
  
   - Первосвященник Гилада, старый и немощный, из последних сил взобрался в горы к батюшке моему и стал просить его повести армию против Аммона, и разбить войско отца твоего, и захватить землю аммонитян, и изгнать твой народ, и заселить покоренную страну иудеями. Так, дескать, Бог велит.
  
   - Просьба не малая, что и говорить. Горазд, однако, ваш Божий посланец чужими руками жар загребать!
  
   - За это и не люблю первосвященника и выучеников его длиннобородых. Однако отец мой здорово отделал бывалого святошу!
  
  - Вижу, ты воодушевлена, Авиталь. Гордишься отцом. Расскажи подробнее.
  
   - Для сохранения тайны переговоров, папаша, как и положено, удалил нас, женщин, то бишь меня и мать. Мы привычные. Я расположилась у задней стены шатра и навострила уши. Первосвященник призывал отца возглавить армию Гилада и разгромить аммонитян. Лестью взять хотел: дескать, кроме Ифтаха никто для исполнения сей цели не годится. А взамен - одни обещания.
  
   - Знакомая вещь. Умники, хоть ваши, хоть наши, одинаково думают: мол, обещает человек, а исполнять будут Небеса!
  
   - Вот именно! Как говорится, посулил и забыл. Но отец мой не простак!
  
   - Сие несомненно! Проверено и доказано.
  
   - Справедливых обид и законных претензий у родителя пропасть. Увидал отец, что переговорщик в безвыходности, и положение его шатко. Поэтому потребовал награду предельную. Первосвященник сперва возмутился, потом заупрямился, а батюшка живо укоротил его: "На нет и суда нет!"
  
   - А каковы они, справедливые обиды и законные претензии Ифтаха?
  
   - Тебе, Соби, околичности дела без надобности - то заморочки семейные. А вот действительно важно то, что любовь моя дочерняя с новой силой возгорелась. Потом, как узнала я, первосвященник принял все отцовы условия. Сам понимаешь, Соби, пришлось с серьезным разговором повременить.
  
   - Сдается мне, что Ифтах не столько рад победе над первосвященником, сколько счастлив исполнить хищные заветы Бога вашего. А если так, то убедить отца отказаться от войны трудненько тебе будет.
  
   - Я умная. Справлюсь.
  
  3
  
   - Отец, я вижу ты сегодня весел! - сказал Соби родителю, вернувшемуся домой после пира.
  
   - Да, я весел. Скорее, навеселе! - ответил Наас.
  
   - В честь чего пировали? Колесницы?
  
   - Точно! Огнедышащие драконы войны! И египетские продавцы оружия не жадные, цену назначили умеренную. Я и воеводы мои устроили совместное с египтянами возлияние. Угощение было отменное. Торжество удалось на славу.
  
   - Заметно по тебе, батюшка!
  
   - Эх, Соби, Соби! Может, все-таки, вступишь в мое войско? Назначу тебя для начала малым командиром, превзойдешь военную науку - станешь полководцем. Ты ведь царский сын - положено тебе!
  
   - Отец, тебе известны мои склонности.
  
   - Не склонности это, а причуды! Ну, да ладно. Мать твою обожал, потому и тебя принимаю, каков ты есть.
  
   - Спасибо, батюшка, на добром слове. Надеюсь, не последнее оно.
  
   - Я к тебе расположен, ты знаешь. Вот и скажи мне откровенно, как младший старшему, как неискушенный умудренному опытом, как любимый сын любящему отцу, наконец! Что за шашни у тебя с девчонкой Ифтаховой? Не запирайся, однако, мне многое известно!
  
   - Обижаешь, отец. Нет у нас с Авиталь никаких шашней, и слово это слышать из твоих уст досадно мне. Я не такой, и она не такая. Мы дружим, встречаемся, гуляем, рассуждаем. Как раз о рассуждениях наших хочу с тобой поговорить.
  
   - О рассуждениях поговорим потом, сперва о серьезном. Жениться, что ли, на ней собрался? Учти: холостая жизнь - ад, а женатая - чума! Хотя, если вдуматься, хоть у семейного и немало огорчений, зато холостячество начисто лишено удовольствий!
  
   - Женитьба есть совершенно вероятное событие, но нельзя торопиться.
  
   - Не по годам ты осмотрителен, Соби. Погоди-ка, вот я, как государь, дам повеление жениться всем, решительно всем, чтобы у меня в государстве не было ни одного холостого человека! Что тогда запоешь?
  
   - Я полагаю, ты шутишь, отец?
  
   - Не бойся! Конечно, шучу!
  
   - Тогда давай все-таки говорить о серьезном.
  
   - Ну, давай, коли припала тебе охота.
  
   - Ты ведь слыхал, отец, что гостили в земле Тов купцы из Вавилона?
  
   - Конечно, слыхал! Я к ним своих гаремных жен посылал. Они у этих справных и сытых торговцев всякие женские безделицы покупали. Помню, говорили мне потом мои чаровницы, мол, красиво в Вавилоне люди живут.
  
   - Вот-вот! А знаешь ли, батюшка, почему купцы вавилонские такие справные и сытые?
  
   - Может, и знаю. А уж тебе-то, конечно, это известно, коли ты с Авиталь встречаешься. Сплетничаете, небось, обо всем на свете!
  
   - Мы не сплетничаем, а обсуждаем проблемы. Один из вавилонян, Кайван его имя, рассказал Авиталь, как богат и прекрасен город Вавилон, и причину назвал. А она мне передала.
  
   - Слышал я про чудеса вавилонские, - сказал Наас, - навоевались их цари в свое время, награбили, теперь живут припеваючи - эко диво!
  
   - Про то, что было, Кайван не упоминал. А сейчас жители Вавилона много трудятся и совсем не воюют - вот отгадка процветания их!
  
   - Отчасти можно принять такую отгадку. Почему бы и нет? Известное дело - труд созидает, а меч разрушает!
  
   - Полагаю, хотел бы ты, чтобы и наш Аммон процветал!
  
   - Хотеть-то хотел бы, да разве с таким соседом, как Ифтах, обойдешься без меча? - риторически спросил Наас, - так и страну потерять недолго!
  
   - А почему не попробовать договориться?
  
   - А потому, что, верные указам своего Бога, иудеи, для которых мы есть презренные язычники, ни в жисть, слышишь ты - ни в жисть, не отступятся от умысла изгнать нас и присвоить себе нашу землю! Они ее Обетованной называют! А ты говоришь - попробовать договориться!
  
   - Так ведь и мы, аммонитяне, на эту же самую землю притязаем!
  
   - Мы другое дело. Мы тут жили вечно. И вот явились они, бездомные и нищие, из песков пустыни бесплодной. Со своим Богом пришли, со своими законами, и говорят нам, мол, убирайтесь, здесь все наше, а вашего ничего нет, и боги ваши не настоящие!
  
   - Да ведь сотни лет с той поры минули, как явились они! Неужто время не вразумляет?
  
   - Нет, сын! Ни века, ни тысячелетия не вразумят сердца человеков, какой народ ни возьми. Людям подавай войну, кровь, золото, женщин, а иудеям вдобавок и Земля Обетованная нужна позарез. Излюбленный гиладянами мудрец изрёк: "Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться!"
  
   - И мы, аммонитяне, таковы?
  
   - Конечно, таковы! До сих пор правоту сего мудреца никто не оспорил делом - одни лишь слова благомысленные!
  
   - До сих пор никто не оспорил делом? Разве означает это, что и впредь нельзя оспорить? Прошлое будущему не указ!
  
   - Миру поднебесному, может, и не указ, а в голове нашей превращается в указ! Скажи, отчего мы столь уверены, что завтра непременно солнце взойдет? Не оттого ли, что оно и вчера, и позавчера, и всегда по утрам восходило?
  
   - Но ведь невоюющий Вавилон оспаривает слова того мудреца!
  
   - Нет не оспаривает!
  
   - Как же так?
  
   - Погоди, проснется задремавшее ненароком зло в сердцах вавилонян, и снова они, сытые и довольные, воевать станут и скоренько обнищают! - с видом пророка возгласил Наас.
  
   - Выходит, что люди воюют по одной причине - ради всяческих корыстей, а иудеи готовы головы сложить по другой причине - угождая Богу своему, так что ли? - недоуменно спросил Соби.
  
   - Не совсем так. Думается мне, что иудеи воюют по обеим причинам. Отними одну - другая останется, которую ты назвал. А ее-то, другую то есть, никому на целом свете не дано отнять у них!
  
   - А все же мир возможен! Потому что выгоден! Всё передышка усталому от военных трудов злу. Пусть не вечный мир, но хоть на сто лет, или даже на десять, а то и на пять!
  
   - Что краткий мир возможен - согласен я. Вот Вавилон тому образчик.
  
   - Вступи в переговоры с Ифтахом. Может, преуспеете оба!
  
   - Сейчас мы оба с ним на подъеме. Оба надеемся на победу. Трудно удержаться от соблазна войны. Но уж коли ты просишь, сын, то попробую, хоть и не верю в успех. Попытаюсь в память о матушке твоей покойной - она ненавидела войну.
  
  
  Глава 8
  
  1
  
  В Гиладе многие помнили Ифтаха и весьма ценили его. Поэтому, когда будущий судья, властитель и полководец в одном лице прибыл в город для свидания с первосвященником, памятливые горожане радостно приветствовали земляка. Внимание и почет немало льстили Ифтаху.
  
  Длиннобородые, уже осведомленные из уст наставника о цели визита Ифтаха, подобострастно улыбались человеку, назначаемому на пост главнокомандующего армией. Ввиду предстоящей войны они предчувствовали, что свежеиспеченный полководец объявит тотальный призыв на воинскую службу. Сии молодые знатоки слова Божьего непременно хотели понравиться будущему военачальнику в надежде избежать нежеланного, а, точнее, недопустимого привлечения в строй.
  
  Жилище первосвященника - скромное, малого размера каменное здание - находилось в центре Гилада. Рядом располагались еще два незатейливых строения. В одном из них посланец Господа обучал своих длиннобородых воспитанников, в другом он молился и советовался с Богом, если Тот выражал готовность к беседе.
  
  Обширный двор предназначался для сходок важных городских особ. К сердцам и ушам почтенных горожан первосвященник обращал речи воспитательного свойства. Со слов Всевышнего он оповещал благородных слушателей о значительных мировых новостях, напоминал Его заповеди.
  
  На подходе к владениям первосвященника Ифтах придал лицу подчеркнуто почтительное, даже смиренное выражение. Посланец Всевышнего, выйдя навстречу визитеру, сделал мину гордую и независимую. Казалось, спаситель и проситель поменялись ролями. Хозяин повел гостя в свой молельный дом. Первосвященник с важностью сообщил Ифтаху, что в данную минуту Бог приготовился внимать им обоим. Далее в присутствии Господа прозвучали слова клятвы.
  
  По завершению священнодействия достойные мужи проследовали в жилище первосвященника. Там они принесли в жертву заготовленного заранее агнца, закусили, и, как и положено, пригубили из чаши вина, смешанного с жертвенной кровью.
  
  Ифтах покинул хозяина дома, а сам отправился на рекогносцировку. Будущему судье предстояло понять настроение людей, и не только тех, которые рады ему, но и противников его. Главное же, необходимо было выяснить, каково вооружение гиладской армии и на сколько новых бойцов можно рассчитывать.
  
  Ифтаха уже оповестили о том, что у Нааса появились колесницы. Лазутчики донесли, сколько и почем куплено. "Я не имею этого грозного оружия, и я обязан приобрести его - иначе мне врага не одолеть! - размышлял Ифтах, - у аммонитян колесницы на двух лошадей, а я выпишу квадриги. В свои сухопутные ковчеги буду запрягать четырех скакунов. Золотом я располагаю в достатке, да и казна городская в моих руках".
  
  "Колесницы - это великолепно, но ими одними войну не выиграешь. Нужно позаботиться о хорошем конском и человеческом материале. Вызову из Египта учителей - тренировать лучников и возниц. Обзаведусь лошадьми покрупнее да посильнее. Надо готовить бойцов из числа гиладян. Объявлю призыв, соберу ополчение. Мне время требуется - может, месяц, а то и два. Рано пока войну начинать. Не усыпить ли Нааса посулами мира?"
  
  Бывают же, однако, совпадения! Через день-два после того, как Ифтах подумал о неизбежности отсрочки войны, ему доложили усердные шпионы, что Наас намерен предложить мир. "Кто ищет - тот сыщет! - обрадовался Ифтах, - и при всем при том любопытно мне знать, какая такая сила Наасом правит? Представится случай, и поинтересуюсь у Сары или у Авиталь. Женщины - они существа ушлые, вполне могут знать что-нибудь необычайное!"
  
  2
  
  Будущее открывало перед Ифтахом широкие горизонты, новую славу, усладу мести, грамматику боя, восторг победы, любовь Бога. Взамен жизнь требовала от своего баловня много трудиться, дерзко драться, смело рисковать, жестоко расправляться, щедро награждать. Это именно такая сделка с судьбой, о которой может мечтать жаждущий безграничного успеха человек, каковым и являлся наш герой.
  
  Ифтах подумал, что настало время посвятить домашних в существо скорых перемен. Поэтому, в виде исключения, он устроил совместный ужин с женщинами и слугой. Польщенные небывалым уважением, Сара, Авиталь и Халис уселись напротив главы дома и преданно глядели на жующего хозяина. Они догадывались, что им предстоит услышать важное сообщение, а Ифтах не догадывался об их осведомленности.
  
   - Ешьте, ешьте! Отчего вы не едите? - спросил Ифтах.
  
   - Приучены после хозяина есть, - робко ответила Сара.
  
   - Чей хлеб ешь, того и обычай тешь! - поддакнул Халис.
  
   - Сегодня день исключительный - я собираюсь уведомить членов моей семьи о грядущей пертурбации. Однако, предупреждаю, исключение не исключает правила, и с утра мы вернемся к нашим добрым обычаям.
  
   - Говори, не томи, отец! От слов твоих мы погрузились в туман неведения, скорей выводи нас к свету! - воскликнула Авиталь.
  
   - Спешу это сделать, но вы, внимая, вкушайте! - великодушно ответил Ифтах.
  
   - Слушаемся! - с трудом выговорил Халис, набивая рот едой.
  
   - Как вам известно, - начал Ифтах, - аммонитяне готовятся к войне с Гиладом. Я, уроженец сего города и иудейский патриот, не могу оставаться в стороне в трудную для земляков минуту. Военная сила гиладян чересчур мала, чтобы противостоять врагу. Потому первосвященник одарил меня визитом и просил о помощи.
  
   - Так ведь крепко обидели тебя единоземцы и единоверцы. Как с этим-то быть? - спросил Халис.
  
   - Все устроилось наилучшим образом! - ответил Ифтах, - я им нужен, и они пошли на все уступки.
  
   - Да, кажется, припоминаю, на днях ты принимал у себя первосвященника, - заметила Сара, - и удалил меня и Авиталь, ибо политика, сообразно с нашими добрыми обычаями, не женского ума дело.
  
   - Верно говоришь. Ты тогда сидела в шатре за перегородкой, - сказал Ифтах.
  
   - А я, батюшка, расположилась снаружи на задах шатра, - прибавила Авиталь.
  
   - Я хворост в лесу собирал! - добавил Халис.
  
   - Конечно, вам неведомо о чем мы говорили с первосвященником, - уверенно заявил Ифтах, забыв, как жена и дочь выражали ему свои восторги, подслушав мужскую беседу.
  
   - Мы ничего не знаем! - хором проговорили трое.
  
  - Так вот, внимайте все! - торжественно объявил Ифтах, - в скором будущем меня ждут великие дела!
  
   - Не бывает грандиозных дел без грандиозных препятствий! - изрекла Авиталь.
  
   - Одолею любые препятствия! Чтобы вершить великие дела не нужно быть выше людей, нужно быть вместе с ними! Вот я и возвращаюсь к жителям моего города. Разумеется, не один, а вместе с вами, дорогие мои семейные! - воскликнул Ифтах.
  
   - Говори, что ожидает нас, а мы приготовимся к самому лучшему, - поторопила мужа Сара.
  
   - Мы и к худшему привычные, - скептически заметил Халис.
  
   - Молодец, Халис, ко всему надо быть готовым, - одобрил Ифтах, - а теперь я перейду к сути. Во-первых, я стану судьей и правителем Гилада, во-вторых, нас ожидает неминучая война с Наасом, в-третьих, я наберу войско в Гиладе, соединю его со своим отрядом и во главе объединенной армии выступлю против аммонитян, в-четвертых, завоевав для иудеев землю Аммона, я исполню завет Бога, стану Его любимцем и прослыву народным героем! - победоносно закончил Ифтах.
  
   - А жить-то мы где будем? - задала Сара приземленный вопрос.
  
   - С Божьей помощью скоро вернемся в Гилад. Мы получим назад всё причитающееся нам отцовское наследие, а крепко любящие меня братья съедят лягушку, за безвыходностью прилаживаясь к обстоятельствам.
  
   - Я в восторге, отец! Твой первый и важный шаг на героическом пути есть победа над первосвященником, хотя главное для тебя, я твердо знаю, - народное благо, - торжественно воскликнула Авиталь.
  
   - Не стану скромничать понапрасну - моя непреклонность в переговорах с Божьим посланцем принесла плоды! - ответил дочери польщенный родитель.
  
   - Мне бы хотелось обсудить с тобою, отец, наше новое положение, - преодолевая страх, воскликнула Авиталь, - у меня есть идеи.
  
   - У тебя есть идеи? Ты хочешь обсуждать дела с державным отцом, невзирая на свой ущербный пол и юный возраст? - неприятно удивился Ифтах, - что ж, ты развитая девица, и я готов выслушать умные речи.
  
   - Я и Соби, мы вместе полагаем, что война с Аммоном не нужна ни иудеям, ни аммонитянам, - осмелела Авиталь.
  
   - Соби - это сын Нааса, тот самый юноша, который спас нашу девочку, - поспешила разъяснить Сара.
  
   - Уважаемая женушка, я раньше тебя узнал, кто таков Соби, и мне известно о странной дружбе молодых. Мои осведомители не дремлют! - гордо заявил Ифтах.
  
   - Мы с Соби сговорились, что каждый из нас убедит своего отца отказаться от войны! - продолжила Авиталь.
  
   - Так вот какая сила действует на царя Аммона! - воскликнул Ифтах, - теперь-то я знаю откуда в Аммоне ветер дует! Однако вы сговорилась с Соби раньше, чем сговорились мы с Наасом! Два юных сопляка!
  
   - Дочка, перестань! Не перечь отцу! - смалодушничала Сара.
  
   - Желания родителя не обсуждаются! - добавил Халис.
  
   - Отец, тебе, несомненно, известно, как мир с соседями преображает жизнь страны, - решила идти до конца Авиталь, - разве речи Кайвана не правдивы, разве Вавилон богат и процветает не благодаря миру?
  
   - Вавилон богат и процветает благодаря войне, которую он счастливо закончил в прошлом, а теперь жадно поглощает и переваривает плоды былых побед. Об этом скажет и Наас твоему Соби! - возразил Ифтах.
  
   - Что было - то было! Зато нынче вавилоняне не воюют, много трудятся и мало молятся. Хлеб свой добывают не мечом, а оралом! - не уступала Авиталь.
  
   - Забудь о вавилонянах! Помни, дочь, что иудеи - народ, избранный Богом. Исполним Его заветы, то бишь завоюем Землю Обетованную от края и до края, и все у нас будет! - уверенно сказал Ифтах.
  
   - Так бубнят первосвященник и длиннобородые. Чем подтвердить, что слова их есть истина, а не вымысел, досужий и корыстный вместе? - дерзко спросила Авиталь.
  
   - Чем подтвердить? Только верой! - убежденно возразил Ифтах, - разве мало этого?
  
   - Ты веришь этим людям, отец?
  
   - Я презираю этих людей, но верю Богу нашему. А Он устами первосвященника требует от нас исполнения Его заветов.
  
   - А не выдумали ли они Бога? - закусила удила Авиталь.
  
   - Авиталь, ты богохульствуешь! Берегись! - возмутившись, вскричал Ифтах.
  
   - Ах, Ифтах, опомнись, не сердись на девочку, не грози ей - взмолилась Сара, - она у нас единственное дитя, ты не забыл?
  
   - Ты права, жена, - уступая, промолвил Ифтах, - а если подумать, то есть резон в словах девчонки. Я разумею, в словах о пользе мира.
  
   - Непременно подумай, отец! - воодушевилась Авиталь, - вступи с Наасом в переговоры. Сумейте примириться и мудростью умерьте вожделения. Вы осчастливите всех нас!
  
   - Пожалуй, переговоры не повредят, мир мне сейчас необходим, - добавил Ифтах и мрачно посмотрел на Авиталь.
  
   - Мир необходим всем и всегда. О, как я счастлива, что все-таки сумела отговорить тебя от войны, отец!
  
  3
  
  Авиталь радовалась исходу разговора. Ифтах, которому, как ей казалось, дороже всего на свете благополучие народа, и который прекрасно осведомлен о процветании мирного Вавилона, обязательно вступит в диалог с Наасом. "Несомненно, войны не будет, и восторжествует мир. Тем более, что Соби не сидит сложа руки, убеждает отца, исполняя обещанное!" - думала Авиталь.
  
  "Правда, - размышляла Авиталь, - батюшка говорил, что верит речам посланника Бога о заветах Его. А не лукавит ли родитель? Небось, конфузится, сомнения свои обнаружить не хочет. Навряд ли он принимает за истину наставления первосвященника и его длиннобородых выучеников. Уверена, не захочет он поступать по слову их".
  
  "Не думаю, однако, что дело пойдет гладко и без задоринки, - раскидывала умом юная пацифистка, - боюсь, есть в мужской отцовской душе жажда драки. А вдруг, он и впрямь отчасти верит в Божественность завоевания Земли Обетованной? Мне нельзя успокаиваться, я должна ограждать родителя от ложных шагов, поддерживать, радовать его - ведь он, как и прежде, любит меня и не сделает мне ничего недоброго!"
  
  По окончании важного разговора, Ифтах вышел из шатра и направился проверять караулы вокруг лагеря. Сара обняла Авиталь. "Не перечь отцу, доченька, - с тревогой проговорила мать, - он мужчина, он упрям, он будет делать по-своему. Ты хоть и удалась умом и языком, а все ж не тешь себя надеждой переиначить отца. Да и небезопасно это, родитель твой суров и к еретикам безжалостен".
  
  "Как и ты, дочка, я не хочу войны с Аммоном, - продолжала Сара, - я обещала взять твою сторону, но не подсобила тебе, остановилась, пока не поздно. Как облупленного знаю я Ифтаха. С нравом его крутым не шути!"
  
  Халис ничего не сказал и, кажется, ничего и не подумал. Он на своем долгом веку и войну вкусил, и мир пережил. Ни бунтовать, ни сподручничать толку нет. Что хозяин захочет, то слуге и делать. Судьба придет и по рукам свяжет, а прежде веку не помрешь. Он молча взял в руки топор и вышел из шатра наколоть дровишек - на исходе они.
  
  4
  
  Ифтах покончил с проверкой караулов и, не торопясь, направился к дому. По дороге уселся на пень и принялся вспоминать речи Авиталь. Чем больше он вникал в слова ее, тем мрачней становился. "Девчонка наслушалась бредней вавилонянина, - думал Ифтах, - теперь мир ей подавай! Что она, мокроносая, в страстях человеческих понимает?"
  
  С каждой минутой гнев Ифтаха нарастал. "Могу ли я в землю зарыть мечты всей жизни моей - отомстить братьям, стать во главе народа и войска, одержать военную победу? Над кем? Ну, скажем, над аммонитянами или над кем-нибудь еще. А потом упиться сладкой и хмельною славой!"
  
  "И ради кого и чего отступаться от мечты? Ради жиреющих вороватых торговцев и их бездельных чад? Или, чтоб черный люд был вечно сыт? А длиннобородые трусы умничали бы себе, живя в достатке и не ведая нужды? Нет, великое не меняют на ничтожное!"
  
  "Уж если на то пошло, то благоволение страстям моим преподнесет народу свершение заветов Бога! Не вижу причины не верить первосвященнику. Возможно, он и прав - противное никто пока не доказал. Не исключаю, что честен он и бескорыстен. Глупо сходить с протоптанной тропы, коли ведет она к обещанному посланцем Господа величию!"
  
  "Авиталь полагает, будто цель моя - благоденствие народа. Почем ей знать цель мою? А благоденствие понимает она по-вавилонски, по-язычески. Не разумеет, что счастье придет к нам, избранникам Божьим, не от нас самих, но от Господа! Набралась дури от Кайвана и Соби! Оба они болтуны неуемные. Людям, которым нечего сказать - за словом в карман не лезут, а недержание языка есть худшее из зол!"
  
  "Понятия дочери моей отнюдь небезобидны и весьма вредны. Намерения ее страшны и разрушительны. Она задумала обезоружить меня, унизить мудрецов длиннобородых, веру оскопить!"
  
  "Ее идеи толкают на легкий путь, и потому прилипчивы и растлевают. За ней, избави Боже, многие пойдут - и бабы, и бездельники, и трусы. К несчастью, Авиталь владеет даром убежденья. Она, как истинная лицедейка, умеет так подчинить замыслу свое сознанье, что приливает кровь к щекам, и замирает голос!"
  
  "Мой долг правителя, военачальника и патриота избавить народ и страну от гибельной угрозы. Я должен пойти на крайние меры. Да, я отец, а Авиталь моя единственная дочь. Но голос веры громче голоса крови! Нет в мире цели выше той, что указана нам Богом!"
  
  "Ах, я, кажется, упускаю одну вещицу. В чем права Авиталь, так это в стремлении склонить меня к переговорам с Наасом. Недолгий мир пригодится мне самому. Пожалуй, попробую сторговаться с царем Аммона!"
  
  
  Глава 9
  
  1
  
  На сей раз атмосфера свидания Авиталь и Соби была пронизана радостью. Издалека завидев друг друга, они бросились бегом - он к ней, и она к нему. Не сговариваясь, оба выпалили вместе одно единственное слово: "Согласился!"
  
  Праздник сердца настал. Казалось, молодые вот-вот обнимутся, а то и, с Божьей помощью, поцелуются. В последнее мгновение рассудительная натура Соби решительно взяла верх над порывом. Когда на первом месте разум, то он и руководит человеком. Соби горячо пожал обе руки Авиталь и широко улыбнулся ей. Она же, следуя женскому обыкновению не превосходить и не опережать, повторила те же телодвижения.
  
  Авиталь и Соби принялись взахлеб трубить перед собою, как им удалось убедить своих отцов отказаться от агрессивных планов и, проявив добрую волю, начать договариваться с соседом о мире. Оба молодых были горды достигнутым, и каждый ждал (и получал!) похвалы другого.
  
  Рассказ Соби произвел на Авиталь самое благоприятное впечатление. "Как подкупающе прост, как располагает к себе Наас! - воскликнула Авиталь, - твой папаша просто душка, моему милитаристу будет с ним легко столковаться!" Польщенный за отца, Соби с удовлетворением принимал авторитетное мнение подруги и благодушно кивал головой.
  
  Что касается эпопеи Авиталь, то хотя она и закончилась счастливо, но тем не менее вызвала настороженность у Соби. Он не мог внятно и логично объяснить самому себе причину возникшего беспокойства, и поэтому предпочел не выражать вслух свою опасливость, но принял бодрое настроение оптимизма и надежды.
  
  2
  
  Совершенно и бесповоротно, цельною и полною душою, чистыми помыслами сердца Ифтах взял на себя многосложную роль великого собирателя Земли Обетованной. Божественная значимость миссии требовала от будущего героя держать совет с Господом или, по более скромной мере, с Его посланцем в Гиладе.
  
  Понятия Ифтаха о первосвященнике расщеплялись надвое. Житейский опыт подсказывал презрение и неприятие, а доминанта веры внушала благоговейный страх и повиновение. Для вдохновенного исполнения героической роли, Ифтах нуждался в благословляющих напутствиях и одобрительных речах первосвященника. Поэтому, насилу преодолевая внутреннее противодействие, он вновь направил стопы свои в дом непререкаемого знатока слова Господня.
  
   - Я рад видеть судью Гилада в своем доме, - приветствовал первосвященник Ифтаха, - что привело гордеца ко мне?
  
   - Мне нужны твои советы, скрепленные печатью покровительства Всевышнего, - ответил Ифтах.
  
   - Смело вопрошай, ибо всё произносимое мною есть словесное воплощение замысла Небес!
  
   - Потому и явился я к тебе, наставник народа иудейского!
  
   - Довольно лести, Ифтах, перейдем к делу!
  
   - А дело вот какое. Эфраимляне наверняка прослышали о скорой войне с Аммоном. Я ожидаю, что они предложат мне объединение сил. Посоветуй, как поступить - войти в союз с ними и воевать вместе, или же не рисковать победой, соединяясь с плохо подготовленным войском эфраимским?
  
   - Эфраимляне - наши братья по разуму, по крови и по вере. Что завещано нам - то и им заповедано. Сдается мне, не расположен ты к дружбе с ними. Гордыня одолевает, что ли? Славой делиться не хочешь? Брат брату помощник, а свой своему поневоле друг! В этих мудрых словах заключен мой совет. Но не указ я тебе. Сам думай.
  
   - Думаю. А пока спасибо на туманном слове.
  
   - Знаю, Ифтах, готовишься ты защищать нашу землю, громить Аммон, неправедные владения язычников присовокупить к землям иудейским. Я не последний человек в Гиладе, посвяти меня в подробности, нет ли сюрпризов каких?
  
   - Пожалуй, есть сюрприз. Довели до меня, что царь Аммона хоть и собирается воевать с нами, но и мир не отвергает. Мне предстоят переговоры с Наасом. Что мыслишь ты о мирном исходе дела?
  
   - Что мыслю я о мирном исходе дела? Вот так вопрос! Пуститься в путь, и, испугавшись, вернуться с полдороги? Стыдись, Ифтах! Разве для того ты стал судьей, правителем и высшим командиром, чтобы нарушать, а не исполнять заветы Господа? Что могу мыслить я об этом, коли Бог завещал нам, иудеям, овладеть всей, ты слышишь, всей Землей Обетованной, отнять ее у язычников, изгнать покладистых, перебить упрямых?
  
   - Мои вооруженные силы пока еще не окончены военным строительством. Не вечный мир я полагаю, а...
  
   - Полагать имеешь право лишь кратковременное перемирие! - нервно перебил Ифатаха первосвященник, - малого пожелаешь - большое потеряешь! Тебя не надо учить переговорам с неприятелем. Обмануть противника - вещь законная, Божеская. За искусную и неразгаданную врагом ложь честь и почет положены!
  
   - Я так же думаю, - сквозь зубы произнес Ифтах.
  
   - Еще о чем душа твоя болит? - спросил первосвященник.
  
   - Да, так, безделица одна...
  
   - Не молчи, говори, раз уж пришел! Небось, безделица тебя и привела сюда. Беды мира происходят от мелочей, и от них зависит душевное спокойствие. Вижу, лик твой печален, Ифтах. Стало быть, носишь на сердце камень, он тяготит и мучит. Выговориться есть меньшее зло, чем таиться. К тому же помни: миссия твоя общенародная, не личная.
  
   - Миссия-то общенародная, да беда, вот, наполовину личная.
  
   - Стало быть, вторая половина беды общенародная и подлежит обсуждению!
  
   - Давай, обсудим. Ты знаешь дочь мою Авиталь, ту самую, которую давно еще, по мудрому твоему вердикту я должен был прогнать от себя вместе с матерью ее...
  
   - Допустим, ошибался я, а ты все о том же. Тому тяжело, кто помнит зло!
  
   - Такое нельзя забыть. Авиталь - свет моей жизни, огонь моих помыслов. Талантами одаренная и умница великая!
  
   - Слышал о ней. Авиталь - незаурядного ума девица. Что произошло?
  
   - Представь, первосвященник, дочь восстала на отца, она не хочет войны с Аммоном, мир мнится ей важнее исполнения заповедей Господа. Пренебрегает она Им, да и тебя, и учение твое, и школяров твоих весьма низко ставит!
  
   - А куда же Сара смотрит?
  
   - Сара в рот воды набрала, боится меня сердить, но, чую, она с дочерью заодно!
  
   - Может, не так уж плох был мой вердикт...
  
   - Плох он был, и я не лучше - не доглядел вовремя за семейными!
  
   - Так ведь Авиталь-то всего-навсего женщина! Чем же опасна она?
  
   - Мысли ее опасны, потому как притягательны. И умеет она зажигать людей. Не знаю, как мне справиться с нею. Что подскажешь, посланник Небес?
  
   - Нет цели выше, чем служение Господу. Дорогу к Богу вымостим благими делами, а преграды на пути к Нему решительно сметем. Таков наш долг перед Всевышним.
  
   - Старик, ты не ответил на мой вопрос!
  
   - Кто я таков, чтоб унимать чужую отцовскую боль? А Авиталь твоя способна навредить всему народу нашему - это без сомнения. Говори с Богом. Оставляю тебя наедине с Ним. Вопрошай и слушай Его!
  
  Сказав это, первосвященник покинул Ифтаха, предоставив тому беседовать с Господом с глазу на глаз. Не знаем мы, что и как спрашивал обитатель земли у Всевышнего, и не ведомо нам, каким был ответ Его.
  
  3
  
  Ифтах, обдумывая предстоящую встречу с Наасом, невольно перебирал в памяти свой опыт переговоров с царем Вашана. "Да, сейчас ожидает меня не просто хитрый торг, - размышлял Ифтах, - нынче не поможет мне тень великого Мардука. Впрочем, о чем таком я думаю? Да мне стыдиться впору! Что там владыка вавилонский, коли со мною, новоиспеченным судьей Гилада, сам Бог иудейский! Вовремя, однако, вспомнил я о Нем! Это хорошо. Вот теперь я спокоен - чего мне бояться?"
  
  Ифтах избрал из числа своих младших командиров трех человек, которые поумней да поязыкастей, и стал готовить их к посланничеству в Аммон. Научил, как войти к царю Наасу, как поклониться и как представиться. Сказать нужно, дескать, господин наш Ифтах, гиладский судья, правитель и военачальник, желает встретиться с тобою, доблестный царь Аммона, для государственных переговоров.
  
  Посланники поначалу оробели вступать во вражье логово, да еще будучи безоружными. Однако Ифтах успокоил парламентеров - ничего им не грозит, ибо бог аммонитян строго-настрого запрещает поклоняющимся ему причинять зло полномочным послам. Всё же избранная Ифтахом тройка выговорила себе отряд охраны.
  
  Наас уважительно и благодушно принял людей Ифтаха и не содеял им вреда. Установлено было, что саммит состоится на нейтральной земле. Условились о времени и конкретном месте встречи владык. Короче, решили все вопросы протокола, обойдясь при этом без употребленной выше современной дипломатической лексики, используя лишь ограниченные, но, как выяснилось, вполне достаточные возможности древних языков.
  
   - Приветствую тебя, сосед, - встретил Наас вошедшего Ифтаха, - садись на этот подобающий тебе высокий стул.
  
   - Благодарю, сосед, - ответил Ифтах, усаживаясь на указанное место, - садись и ты, Наас, напротив. Нам есть что обсудить.
  
   - Ты предложил переговоры, Ифтах, и я их принял. Чего ты хочешь?
  
   - Я знаю, Наас, ты готовишься воевать со мной. Без сомнения, тебе известны и мои военные приготовления. Моя армия крепка как никогда, и тебя ждет неминучее поражение в войне. Но если ты уступишь мне свою землю без боя и уведешь своих людей, то ни один волос не упадет с головы их. Мое слово нерушимо.
  
   - Я понял твое условие. Я выдвигаю тебе точно такое же. И обещаю то же самое. И мое слово не уступит крепостью твоему.
  
   - Это тупик, Наас! Ради этого не стоило встречаться.
  
   - Это тупик, согласен. Ради этого не стоило встречаться. Однако не я затеял переговоры. Похоже, ты что-то не договариваешь, Ифтах!
  
   - Договорю еще. Сдается мне, и у тебя кое-что спрятано в рукаве.
  
   - Да, спрятано, враг ты мой сердечный. Вот, думал я, не лучше ли будет согласиться нам на мир? Мой сын Соби склонял меня к этому.
  
   - Моя дочь Авиталь талдычила мне о том же. Однако надо ли внимать желторотым?
  
   - Кто знает, может и надо. Поженим Соби и Авиталь. Породнимся. Вот тебе и основание удержаться от войны! И совесть будет чиста, не замарана пролитой кровью!
  
   - Зыбкое основание. Рухнет оно. Авиталь богоизбранная иудейка, а Соби - всего лишь язычник. Могу ли я согласиться на неравный брак?
  
   - Что я слышу? Презрение, гордыня, высокомерие! И это говорит тот, кто сам женат на кумирнице!
  
   - Времена становятся строже. Женитьба Соби на Авиталь никак не возможна, и миру меж гиладянами и аммонитянами не бывать!
  
   - Жаль молодых. Ты что-то не договаривал, не так ли? Выкладывай!
  
   - Войны нам не миновать, но давай-ка встретим ее достойно, во всеоружии. Да, именно во всеоружии!
  
   - Выражайся яснее, Ифтах.
  
   - Чтоб подготовить армию, мне нужен еще месяц. Тебе требуется столько же. Предлагаю, Наас, заключить временное перемирие.
  
   - Это разумно. Не исключено, так мы и поступим. Однако вернемся на минуту к истоку. Еще раз разберем, из-за чего мы собрались воевать друг с другом?
  
   - Из-за чего? Да очень просто - аммонитяне боятся иудеев, и потому хотят перебить нас и завладеть нашим местом под солнцем! Разве не так?
  
   - Нет, не так! Ты лицемеришь, Ифтах! Мы вовсе не боимся вас, но земля, которую вы почитаете своею - она наша, ибо мы живем на ней сотни лет, и не собираемся расставаться с нею! А край, что нынче во владении гиладян - тоже есть древнее обиталище аммонитян! Верните его нам!
  
  - Пусть вы здесь жили задолго до нашего прихода из пустыни. Пусть! Хоть десять тысяч лет! Для нас это ровно ничего не значит, ибо Бог заповедовал иудеям эти места. Он назвал их Землей Обетованной и повелел нам изгнать вас!
  
   - А наш бог эту землю пожаловал нам!
  
   - По чести говоря, нет в мире бога, кроме Бога! То бишь, только наш Бог существует, а ваш - досужая придумка!
  
   - Вот теперь, Ифтах, мы оказались в настоящем тупике! Бесплодный спор. Завален выход из пещеры. Темно кругом и безнадежно!
  
   - Да, спор напрасный. Две дороги, что за горизонт уходят, не сближаясь и не отдаляясь, никогда не пересекутся.
  
   - Так как же? Мир, и через месяц в бой? По рукам?
  
   - Минуту! Есть просьба к благородному царю Аммона.
  
   - Исполню, если смогу, благородный судья Гилада.
  
   - Просьба такая. Не говорить Соби всё, в чем мы согласились, а открыть лишь половину, мол, заключен мир. То же я скажу и Авиталь.
  
   - Согласен. Мы не щадим друг друга, но будем гуманны к детям.
  
  4
  
  Переговоры на высшем уровне завершились. Два писца, один гиладянин, другой аммонитянин, записали итог на глиняных табличках. Высокие договаривающиеся стороны согласились на временный мир ради продолжения постоянной войны.
  
  Каждый из участников сделки видел себя победителем. Проигрыш тоже не казался катастрофой, ибо войну никогда не поздно начать заново, а резон неизменен и всегда наготове. Он, резон то бишь, огромен, как море, тверд, как скала, высок, как Небеса. В некотором смысле поражение есть даже благо - оно служит опыту и звучит прелюдией к победе наших потомков.
  
  Обе армии готовились к сражению. Ифтах осуществил генеральное свое намерение - купил колесницы и велел оковать их бронзой. Кузнецы без устали трудились, изготовляя медные латы и шлемы. Ради великого дела Ифтах широко открыл городскую казну Гилада и приобрел у египтян дорогие железные мечи и копья.
  
  Испокон веку было, и поныне так - баснословна цена всякому предмету, назначение коего убивать и разрушать, но не скупятся люди ради великой цели.
  
  
  Глава 10
  
  1
  
  Был ли Ифтах обижен на первосвященника? Трудно знать наверняка. Нам известна не истина, а только впечатления, вынесенные Ифтахом из последней беседы с эмиссаром Господа. Добавим, что люди с умом всё замечают, но не имеют обыкновения обижаться. К тому же легко сносить обиды от тех, от кого мы их ожидаем.
  
  Ифтах мысленно возвращался к своему разговору с первосвященником. "Посланец Господень всегда прав, - раздраженно ворочал мозгами Ифтах, - слова старика как пудовые камни верны. Я спросил его, заключать ли мне мир с Наасом. В ответ он стыдил меня за сей вопрос, воспитывал словно школяра, чуть ли не изменником выставил. Перебил, недослушал, не вник, очевидное внушал с неуместным пылом".
  
  "Думал я получить дельный совет, как поступить с Авиталь, а услыхал прописные истины. На что намекает и куда толкает меня первосвященник? Хитрит, хочет съесть ломоть и несъеденным его оставить. А крайняя мера мне и без мудреца нашего ведома! В решительный момент покинул он меня - дескать, говори с Господом с глазу на глаз. А Всевышний, видно, умней своего посланца - ни слова не вымолвил. Из Его безмолвия смело заключаю: я сам себе голова!"
  
  "Богу дорога моя победа, и мне она позарез нужна. Знаю, готов Он споспешествовать, и в войне с Аммоном мою сторону возьмет. Так-то оно так, вот только почему Всевышний ни звука не издал и не показался мне? Я рассудил, что жертва Ему требовалась, а сказать этого Он не хотел. Думал, дескать, не зря же Я в шестой день Творения, создавая человека, голову ему дал и умом снабдил!"
  
  "Всё на свете отдам ради победы, самого дорогого не пожалею! Принесу Ему в жертву любимую Авиталь - лишь бы в деяниях моих был Он со мною от начала и до конца. Как Авель поступлю: лучшее, что есть у меня, Господу поднесу".
  
  "Какая, однако, прекрасная мысль посетила меня! Одной стрелой двух птиц поражу: и любовь Всевышнего завоюю, и с пути моего главную преграду смету!"
  
  "Лукавый первосвященник дозволил мне самому к Богу обратиться? Славно! Я времени даром не терял: принес клятву Отцу Небесному - кто вперед всех меня поздравит с победой над Аммоном, того и будет ждать алтарь. В этом хитрость моя заключена, тонкий расчет. Уверен, первой меня встретит любимая дочь. Значит, огонь жертвенника и есть планида ее!"
  
  "Однако ж не могу я открыть Авиталь всё как есть. Что же делать? Обману! Разве не говорил мне мудрец и учитель народа, что обман - вещь законная, Божеская? Скажу возлюбленной дочери, мол, я назначил ее в жертву ради достижения невероятной цели - мира с аммонитянами. Это она примет, хоть и со слезами".
  
  "Не грех обманывать ради Божественного дела. Люди не ужились бы на земле между собою, не умей они врать. Если же глянуть на дело с другой стороны, то вырастет вопрос: а не обманул ли я Господа? Не знаю. Это сложно. Впрочем, некогда мне в начетнических дебрях блуждать. На то первосвященник нам дан!"
  
  "В чем прав земной посланник Небес, так это в том, что не желаю я делиться почетом с эфраимлянами. Сам разобью Нааса, а там, глядишь, и до никудышних сих союзников доберусь! Никому не позволю от славы моей кусок урывать, а у кого иное мнение, тот смертью умрет. Не видать пощады инакомыслящему!"
  
  2
  
  Говорят, умеющий ждать непременно получит свое. Взволнованные Авиталь и Сара жаждали новостей от Ифтаха. Он уехал на переговоры с царем Аммона и должен был со дня на день вернуться с решением.
  
  Авиталь трепетала от возбуждения, она приготовила себя только к одному единственному исходу - мир, и никакой войны. Сара болела за дочку, сама хотела того же, бодрыми речами поддерживала настроение оптимизма, но в глубине души не была слишком уверенной в удачном исходе дела. Что до Халиса, то он избегал обсуждений, солидно разглаживал седую бороду и помалкивал.
  
  Напряженное ожидание было прервано гулким топотом лошадиных копыт. Всадник остановил коня возле шатра. Навстречу выскочила Авиталь. Немой вопрос на лице ее был столь выразителен, что ей не потребовалось открывать рот, дабы задать его. "Мир! Заключен мир меж Гиладом и Аммоном! Не будет войны!" - первым делом прокричал вестовой и только тогда слез с лошади.
  
  Со слезами счастья на глазах Авиталь бросилась обнимать и целовать вестника.
  
   - Славную награду за службу приготовил мне Ифтах, - ублаготворенно проговорил всадник, весьма довольный столь чувственной встречей, оказанной ему юной девой.
  
   - Скорее проходи в шатер и рассказывай! - воскликнула Авиталь.
  
   - Эй, Халис! Все лучшее в доме - на стол! - скомандовала Сара.
  
   - У меня не десять рук, - проворчал слуга, - сначала коня напою и корму ему задам, а потом уж вам, хозяйки и гость, лимонной воды, маслин и сыру принесу!
  
   - Ну, говори же, солдат! - теребила гостя за рукав Авиталь.
  
   - А что тут долго говорить, - широко улыбаясь, промолвил добрый вестник, - порешили, значит, Ифтах с Наасом жить мирно и передумали друг с другом воевать!
  
   - Они порешили, они передумали, а ты-то как затесался в царские дела? - спросила Сара.
  
   - Мне Ифтах дал самого быстрого коня, велел к вам скакать и обрадовать, - ответил вестовой, осушая чашу с лимонной водой.
  
   - А сам хозяин где? - вмешался Халис.
  
   - Он только к вечеру будет - занят сильно, - ответил воин.
  
   - Как учтиво с его стороны позаботиться о нас! Не пренебрег нашим чаянием, послал впереди себя бойца, развеял тревогу нашу! - умилилась Сара.
  
   - Я так люблю папочку! - воскликнула девица!
  
  "Знает ли Соби? - мелькнуло в голове Авиталь, - завтра с ним увижусь, - всё и обсудим! Пока надо приготовиться к торжественной встрече!"
  
  "Чтобы такое придумать особенное, праздничное? Ага, вот идея! Из лагеря нашего я раньше всех отцу на глаза покажусь. Халис заранее поставит цимбалы. В честь героя гимн заиграю. Когда отряд подойдет близко-близко, выскочу вперед и с бубнами в пляс пущусь. Пусть знает отец, что дочь первая его встретила, ибо я ведь главная зачинщица мира!"
  
  3
  
  Дозорный громогласно и торжественно объявил: "Конники на горизонте!" Авиталь взволновалась: "Это отец возвращается!" Она спешно вынырнула из шатра, подлетела к приготовленным цимбалам и принялась играть. Расположившийся за кустами невидимый хор девушек дружно запел.
  
  Вот солдаты уже совсем близко. Впереди отряда, на добром коне неторопливо едет Ифтах. Подчиняясь его команде, люди движутся степенно, вполшага. Приближаются. Уже слышны бойцам музыка и пение. Авиталь оставляет цимбалы, хватает бубны и, срываясь с места, стремительно бежит навстречу отцу.
  
  Поравнявшись с героем, она воздевает кверху руки, неистово звенит колокольцами и пляшет, пляшет, пляшет! Поблизости никого не видно из обитателей лагеря - только счастливая Авиталь встречает отца-миротворца.
  
  Ифтах спешился. Авиталь бросилась ему на шею. Нестерпимо больно защемило отцовское сердце: "Неужели я сделаю это? О, горе мне!"
  
   - Возлюбленная дочь моя! Ты первая встретила меня! - сдавленным голосом глухо проговорил Ифтах.
  
   - Как же не быть мне первой? Твой вестовой сообщил о мире. Это ведь мое сокровенное желание, и нет иного! - вскричала Авиталь.
  
   - Да, мы с Наасом сделали выбор - будет мир меж нами...
  
   - Отчего же на глазах твоих слезы блестят? Никогда не видала тебя плачущим, батюшка! От счастья, да?
  
   - Да... Нет... Я плачу о дорогой цене, которую мне придется заплатить, - промолвил Ифтах, и усы и борода его совершенно намокли от слез.
  
   - Пойдем скорее, отец, в шатер, нас матушка дожидается. Все расскажешь нам по порядку.
  
   - Пойдем, нежная голубка моя!
  
  Обнявшись, отец и дочь двинулись вместе.
  
  - Вот я и дома, - сказал Ифтах, заходя в шатер и стараясь скрыть слезы от Сары.
  
   - Драгоценный муж мой, - воскликнула Сара и обняла своего защитника, - мы так счастливы с Авиталь, наконец-то настанет мирная жизнь!
  
   - Не только мы счастливы, многие из народа возблагодарят тебя, отец, и навек запомнят твое деяние! - прибавила Авиталь.
  
   - Разувайся, милый, окунай ноги в таз с теплой водой! Неси полотенце, Халис, и ужин скорее доставай из печи! - распоряжалась Сара.
  
   - Рассказывай, скорее, батюшка! - нетерпеливо прощебетала Авиталь, - трудные вышли у тебя переговоры с Наасом?
  
   - Трудные! Очень трудные! Я предложил мир с первых слов своих. Да где там! Царь Аммона и слушать не хотел. Он лгал, мол, вы, иудеи, захватили беззаконно нашу землю, и мы отвоюем ее назад! Кричал: "Говори, Ифтах, зачем на переговоры меня вытянул, знать есть у тебя тайный умысел!"
  
   - Как же справился ты с этим ястребом? - спросила Сара.
  
   - Пока Наас раздавал команды слугам, я мысленно воззвал к нашему Богу и поклялся принести Ему щедрую жертву. Господь смилостивился и взял мою сторону.
  
   - И что случилось потом? - спросила Авиталь.
  
   - Потом я привел Наасу резоны, что слыхал от тебя, дочка. И, о чудо, царь Аммона согласился на мир! Но нет, не случилось никакого чуда - это Бог помог мне в ответ на клятву мою!
  
   - И чем же ты замаслил Всевышнего? - спросила Авиталь.
  
   - Я поклялся принести Ему в жертву того, кто первым из нашего лагеря встретит меня...
  
  При этих словах Сара вскинула глаза на мужа, перевела взгляд на дочь, на секунду задумалась и вдруг смертельно побледнела. Наступило краткое безмолвие. Авиталь глянула на отца, на мать, и все поняла.
  
  Женщины заревели в голос, обнялись. Ифтах снова оросил усы и бороду слезами. Он вскочил на ноги, заметался по шатру.
  
   - Ах, кабы я знал наперед! Вот она, непомерная цена мира! Я безутешен и я бессилен! Клятву Господу отменить нельзя!
  
   - Ифтах, ты убьешь нашу Авиталь? - сквозь рыдания едва проговорила Сара.
  
   - Клятву Господу отменить нельзя! - в отчаянии повторил Ифтах.
  
   - Отец, неужели не суждено мне познать жизни соль? - плача, пролепетала Авиталь.
  
   - Клятву Господу отменить нельзя! - взвыл Ифтах и принялся рвать на себе одежды.
  
   - Я умру девой, не знавшей мужа! Жалкая доля моя!
  
   - О, Ифтах! Груди дочери нашей никогда не набухнут молоком! Никогда не ласкать мне внуков! А тебе никогда не растить смену! Не видать нам продолжения - ни тебе, ни мне! Никогда, ты слышишь - никогда!
  
   - Горе, горе, горе! - заголосил Ифтах, - как тяжела расплата за мир! Воистину, война человечнее, добрее, справедливее, понятнее!
  
  Тихо-тихо, на цыпочках, Халис покинул шатер. Ифтах и Сара тесно сидели рядом, крепко обнявшись.
  
  Вот высохли слезы на щеках Авиталь, и лицо ее сделалось торжественным.
  
  Но по-прежнему плакала мать, плакал отец.
  
   - Не плачь мать, не плачь отец, - утешала их Авиталь, - я не рожу вам внуков, но я отдам свою жизнь за мир для народа нашего! Это так хорошо!
  
   - Это почетно! - воскликнул Ифтах, и лик его просветлел.
  
   - Это ужасно! - вполголоса, чтобы не слышали дочь и муж, проговорила Сара.
  
   - Есть у меня просьба к тебе, батюшка!
  
   - Говори, царевна моя!
  
   - Разреши мне уйти на два месяца в горы, я хочу оплакать в одиночестве девство мое!
  
   - Отпусти ее, Ифтах, - взмолилась Сара, - ведь, может статься, это последнее желание нашей доченьки!
  
   - Иди, родимая, - великодушно позволил отец, - но возвращайся к сроку. Помни, нас обоих связывает клятва перед Богом.
  
  Сара поняла, почему Авиталь замыслила подниматься в горы. Нет сомнения, что и Ифтах догадался. А еще он подумал, что алтарь непременно принесет удачу жертвователю, коли жертва, хоть и не зная правды, думает с ним в унисон.
  
  
  Глава 11
  
  1
  
  Узнав ожидавшую ее горькую долю и проведя ночь без сна, гордая предназначением и несчастная судьбой, Авиталь с первыми лучами солнца направила свои нежные девичьи стопы в горы. Она почла за лучшее не годить до пробуждения отца с матерью. Все главное сказано было накануне вечером, и зачем эта мука тяжкого прощания?
  
  Уходя, Авиталь велела Халису немедленно отрядить посыльного к Соби, дабы уведомил царского сына, что она ждет его в горах, в том самом месте, которое известно только ей и ему. "Дело сие первейшей важности и не терпит отлагательства, - строго прибавила Авиталь, - надеюсь на тебя, Халис, смотри, не подведи!" Слуга бросился исполнять поручение. Оказанное доверие вызывает ответную верность.
  
  Утром, обнаружив, что Авиталь раным-ранешенько покинула лагерь и ушла в горы, Сара и Ифтах, будто условившись между собой, ни словом не обмолвились о дочери и ни о чем друг у друга не допытывались. Ведь и без того все известно, и незачем душу бередить. Каждый родитель понимал дело по-своему. Сердце матери разрывалось от горя. Нацеленный на государственные дела отец отправился в Гилад надзирать над обучением новых бойцов.
  
  Опытная ходунья и ловкая восходительница, Авиталь быстро добралась до заветного места. Вскоре показался Соби. Он мчался изо всех сил, встревоженный срочным вызовом - не случилось ли чего дурного?
  
   - Ты слишком запыхался, Соби. Скорее переводи дух. Тебе понадобится набрать полную грудь воздуха, чтобы ответить на то, что я намерена сейчас сказать, - проговорила Авиталь, сверля взглядом друга.
  
   - Всё, я уже спокоен. Говори, дева, не томи, - произнес Соби, - лучше умереть, чем мучиться тревогой!
  
   - Что услыхал ты от твоего Нааса, вернувшегося после встречи с моим Ифтахом?
  
   - Будет мир, вот что я услыхал от моего! А ты от своего?
  
   - Мой родитель уведомил меня о том же самом - достигнут мир! Но не только об этом. Еще кое о чем известил меня отец...
  
   - О чем же?
  
   - Чтобы уговорить Нааса, батюшке потребовалось крайнее средство - привлечь на свою сторону нашего Бога. Для этого он дал Господу торжественную клятву: отец принесет Ему в жертву дочь, то есть меня! И только когда прозвучал сей священный обет, Бог вмешался и склонил твоего родителя к согласию с моим.
  
   - Когда горит душа - искры летят изо рта. Разве обязывают человека сказанные сгоряча безумные слова?
  
   - Отец трижды повторил нам с матерью, что клятву Господу отменить нельзя.
  
   - Неужели я потеряю тебя, милая моя Авиталь? - трагическим голосом воскликнул Соби, - мы сами с тобою виноваты - нельзя нам было уговаривать отцов! Проклятый мир - ведь это наших рук дело!
  
   - Да, ты потеряешь меня, но всего лишь меня! А вот я лишусь жизни! - проговорила Авиталь, едва сдерживая слезы, - но я, представь, горда судьбой своею и ничуть не горюю!
  
   - Доподлинно ведать о близкой неотвратимой смерти и преисполняться не горем, а гордостью? - изумился Соби.
  
   - Тело мое возложат на алтарь блага Всевышнего, зато душу свою я кладу на алтарь блага людей. Как же не гордиться столь благородным исходом жизни? Нет места горю в смелом сердце!
  
   - О, воистину, ты ангел небесный, Авиталь!
  
   - Я люблю тебя, Соби, и сердце мое отчаянно кричит: "Он тоже любит тебя!" Мне осталось жить только два месяца - миг, не так ли? Давай проживем отпущенное время празднично и ярко! Пусть сей миг обратится в вечность нашего счастья!
  
   - Не понимаю тебя, Авиталь. Что ты хочешь сказать?
  
   - Будь моим мужем, Соби!
  
   - О, ты сделала мне предложение! Но можно ли жениться на возлюбленной, если знаешь о своем скором неизбежном вдовстве?
  
   - Верно, ты останешься вдовцом. Но не только о себе думай, помни о нас обоих. Краткость счастья приумножит блаженство!
  
   - Я должен поразмыслить...
  
   - Нет времени на размышления! Решайся немедленно!
  
   - Я согласен...
  
   - Свадьба сегодня же! Нашими гостями будут горы, небеса, земля, ручьи и всё, что есть вокруг, чему мы рады!
  
  2
  
  Окончился месяц мира, и настало время войны. Наас учинил смотр войскам и остался вполне доволен. Он принес жертву богу - зарезал агнца и сжег его плоть на алтаре. Заручившись таким образом у своего племенного покровителя немым обещанием победы, он уверился в благоприятном исходе сражения.
  
  Что касается Ифтаха, то сей судья и военачальник хоть и весьма надеялся на вспомоществование Небес, все же больше полагался на земное мастерство воинов. До последнего часа он готовил свою рать к битве. Накануне решительной минуты Ифтах заручился благословением первосвященника, еще раз повторил про себя клятву Всевышнему и приготовился воевать.
  
  Бой начался ранним утром и поначалу шел с переменным успехом. К полудню войско иудеев стало преобладать над языческим полчищем. Незадолго до захода солнца судьба сражения была окончательно решена. Уцелевшие остатки армии аммонитян обратились в бегство. Гиладяне преследовали побежденных.
  
  Длиннобородые, смело наблюдавшие за ходом битвы, разъяснили гиладским женщинам, старикам и детям, то бишь всем неучастникам сражения, что иудейский Бог помог своему избранному народу. А бог язычников оказался бессилен, как того и следовало ожидать. Да и что может противопоставить мертвый деревянный идол живому Богу!
  
  Сутки, а, может, и двое потребовались Ифтаху и оставшимся в живых его солдатам, дабы отдохнуть после схватки и приготовиться к новым свершениям. Побежденные кумирники имели достаточно времени, чтобы собрать пожитки и последовать за своим бежавшим войском. Благоразумные и дальновидные из них так и поступили.
  
  Следуя гласу правосудного закона и исполняя заветы Господа, Ифтах перебил всех оставшихся аммонитян, недалеких упрямцев, и разрушил их языческие молельни.
  
  Присоединив еще один кусок завещанной Господом земли к иудейским владениям, Ифтах совершил великий подвиг и увековечил свое имя. Головы жителей Гилада кружились от успехов. Как ни странно, менее других радовалась супруга полководца. Видно, горе матери возобладало над радостью жены - обязательной единомышленницы мужа.
  
  Далее произошло то, о чем подозревал Ифтах. Весьма возможно, в глубине души он этого желал.
  
  В Гилад прибыло посланничество эфраимлян. Главнокомандующий без лишних проволочек принял визитеров в своей ставке. Разгневанные посланцы параллельного племени выплеснули на голову славного победителя язычников полную чашу горьких упреков: "Почему не взял нас в долю? Или эфраимляне и гиладяне не братья? Не один народ? Мы тоже рвались воевать и побеждать! Ты, Ифтах, узурпатор иудейской славы!"
  
  Ифтах проникся довольством и гневом вместе. "Разве не знали вы, жалкие эфраимляне, что я готовил свое войско к сражению с аммонитянами? Ах, как я ждал вашего приглашения в военный союз! Однако воинство эфраимское молчало, словно язык проглотило. Обидно мне, досадно мне, ну ладно! Пусть мои ратники сложили головы в жестоком бою, а ваши схоронились в стороне. Пусть! Зато мои - герои, а ваши - жалкие трусы! В тиши отсиделись, да еще и славы алкаете! Лицемеры!" И много еще горьких слов нашел Ифтах в своем дипломатическом лексиконе и адресовал их незадачливым посланцам.
  
  3
  
  В честь славного достижения Ифтаха знатные горожане Гилада устроили торжественную встречу своему старому-новому земляку. Светилось счастьем лицо победителя, а над головой героя повис и струил ослепительные лучи яркий бестелесный круг в форме венца, сплетенного невидимой небесной рукой.
  
   - Вечная слава тебе, доблестный воитель! - чувствительно произнес первосвященник, возложивши длань на плечо Ифтаха.
  
   - Заслуга моя невелика. Я всего лишь поступал по воле Бога нашего и по твоей, мудрый старик, подсказке, - непритязательно ответил Ифтах.
  
   - Достойно и скромно сказано. Под скромностью золото лежит!
  
   - Ты прав, первосвященник, и слово ты сдержал. Золото мое наследственное я получил сполна. Благодарю.
  
   - Благодарить тебя будут! Во веки веков станут поклоняться иудеи подвигу твоему!
  
   - Я много потрудился, очищая небосвод над народом нашим. Но появилась темная тучка на горизонте, и опасно пухнет и чернеет она.
  
   - Уж не об эфраимлянах ли ты говоришь?
  
   - О них самых, посланец Божий!
  
   - Ты, кажется, рассчитывал на их призыв заключить военный союз, не так ли?
  
   - О, я так хотел помощи эфраимлян, но, увы, не дождался!
  
   - Действительно хотел, или душой кривишь? Ладно, не буду продолжать, победителю упреки не выставляют.
  
   - Ты прав, старик, мне упреки ни к чему. А вот эфраимляне осмелились осыпать меня упреками. Думали наглым лицемерием заставить уважать себя. Я должен проучить бесстыжих во имя справедливости!
  
   - Во имя справедливости прости их! Ведь мы с ними единоплеменники. Уж прежде говорил тебе об этом. Заклинаю тебя, Ифтах, не объявляй войны народу-брату!
  
   - О, мудрый первосвященник, золотые слова в устах твоих! Но разве настолько жесток и глуп я, чтобы объявить войну своим же? Никакой войны не будет, Боже сохрани! Просто мыслящих инако я накажу малоболезненной специальной военной операцией. Вот и всё!
  
   - Гляди у меня, Ифтах, не сорвись в пропасть братоубийства!
  
   - Конечно нет, наставник!
  
  Шум всеобщего веселья заглушил разговор двух высших особ Гилада, и нам не ведомо, чем окончилась их беседа. Однако мы знаем, что в очень скором времени Ифтах снова собрал войско, и двинул его на эфраимлян, и многих убил, ограбил, пленил. И исполнил тайную мечту свою - овладел царством эфраимским.
  
  
  Глава 12
  
  Как права была Авиталь, сказав, что краткость счастья приумножит блаженство! Соединившись союзом любви с милым Соби, она почти перестала вспоминать о близящейся неминуемой смерти, но с головою окунулась в море новых радостных впечатлений.
  
  Метаморфоза, произошедшая с Соби, была, пожалуй, еще более знаменательной. В его сердце пришла любовь. Прежде неведомая страсть поселилась вместе с близкими его нраву расслабляющими сомнениями, губительными размышлениями и вредоносной аналитической работой ума.
  
  Соби по уши влюбился в молодую жену. На беду, мысль о скором крушении счастья не покидала его. Теперь, однако, он терзался не столько близящимся вдовством своим, сколько жалостью к Авиталь. Иными словами, не о себе Соби страдал, а о бедной супруге своей. Временами даже тайком смахивал слезу.
  
  На втором месяце брачной жизни Авиталь сообщила мужу, что чрево ее полно. Новый прилив любви захлестнул душу Соби. Но и горе его стало острее. "Неужели безумный Ифтах убьет свою дочь, и собственной волей лишит себя внука и наследника? И как остановить злодейское исступление умалишенного?" - терзался Соби.
  
  ***
  
  Тем временем на арене истории случились уже упомянутые перемены - окончился краткий мир меж Гиладом и Аммоном, иудеи вступили в войну с язычниками и одержали победу. Ифтах покорил эфраимлян.
  
  Произошло еще одно ожидаемое событие. Став судьей народа и правителем города, Ифтах переселился в Гилад, и гарнизон его лагеря покинул землю Тов и последовал за ним.
  
  Война оказала свое специфическое действие на хозяйственное бытие Гилада. Боевые колесницы, всяческое оружие и амуниция опустошили казну. Соседний Аммон был разгромлен, и потому не с кем стало торговать гиладским купцам, да и городские ремесла начали чахнуть. Горожане погрузились в честную и благородную бедность.
  
  Впрочем, упадок коснулся только малого большинства. Огромное меньшинство, то бишь единокровные братья Ифтаха, присвоили себе военные трофеи из Аммона, а кроме того, их личную казну пополнили разгромленные Ифтахом эфраимляне, возместившие затраты гиладян на победу над ними.
  
  Заслуживает внимания несомненный успех длиннобородых. Они не привыкли к роскоши, а кто хорошо уживается с бедностью, тот чашу свою всегда полагает полной. Стало быть, эта категория гиладян не понесла никакого ущерба. Зато они сумели на деле убедить горожан в правоте учения Господа: опора на Него и исполнение Его заветов непременно принесут иудеям победу. Результат оказался впечатляющим - простой народ укрепился в вере, а длиннобородые завладели сердцами людей. Налицо возобладание духа над плотью.
  
  Скудость жизни - это песчинка, раздутая воображением до размеров горы. Огорчения бедности мало значат по сравнению с ощущением духовности, сознанием превосходства и сладостной мыслью об избранности.
  
  ***
  
   - Эй, Халис! - позвала Сара слугу.
  
   - Слушаю, госпожа, - отозвался Халис.
  
   - Я думаю об Авиталь и ты, наверное, тоже. Дочь выговорила себе два месяца прощания с девством. Срок заканчивается. Что ты скажешь на это?
  
   - Авиталь не знает, что мы теперь живем в Гиладе. Надо встретить ее. Я готов.
  
   - Да ведь никому не известно, где девочка обретается!
  
   - Я сумею разузнать, если на то будет твоя воля, госпожа.
  
   - Сделай милость, Халис, разузнай. А потом отправляйся в горы.
  
   - Выполню. Отыщу мою любимицу, поведу ее навстречу смерти, - мрачно ответил Халис и старые глаза заблестели слезами.
  
  ***
  
  Как сказано было прежде, уходя в горы, Авиталь конфиденциально поручила Халису призвать к ней Соби. Потому слуга вполне представлял себе, что могло происходить меж молодыми. Старик не имел обыкновения обсуждать с кем-либо известные только ему факты или догадки.
  
  Теперь Халису предстояло не просто встретить молодых, но сообщить им нечто ужасное. Отец обманул дочь: мир был ложью, а война - правдой. Не ради заключения мира, но ради победы в войне Ифтах поклялся Богу принести Ему в жертву любимую Авиталь.
  
  Даже видавший виды Халис не нашел в себе сил сказать Авиталь такую скверность. Вся надежда его была на то, что он сумеет незаметно уединиться с Соби и выложит ему все как есть. Соби мужчина и крепче духом. К тому же не ему, слуге, а мужу следует доносить до жены тяжелые вести.
  
  Халис издалека завидел райский шалаш, в котором миловались новобрачные. Он остановился, уселся в тени, стал дожидаться, когда покажется Соби. А тот проходил тропинкою мимо и первым увидел старика.
  
   - Привет тебе, Халис! Не иначе пришел за нами, - проговорил Соби, - вон там, видишь, наше прибежище? Пойдем скорее, Авиталь отдыхает в шалаше, ей немного нездоровится. Она будет рада тебе.
  
   - Обожди, Соби. Успею ступить в ваш милый рай. Пока присядь-ка со мною рядом, поговорим, есть о чем, - ответил Халис.
  
   - Давай, поговорим. Куда нам теперь путь держать? Небось, в Гилад?
  
   - Верно, в Гилад.
  
   - Что-то мрачен ты, старик! - заметил Соби.
  
   - Ты тоже, как будто, не весел, хоть и стараешься скрыть, - ответил Халис.
  
   - Заметлив ты. Болит душа за Авиталь, потому и не весел. Она крепится, не показывает страха перед смертью. А я скрываю от нее свой ужас, но худо мне, поверь.
  
   - Верю. Вдобавок новость тебе принес. Плохую.
  
   - Говори! - воскликнул Соби и побледнел.
  
  Халис всё рассказал, ничего не утаил.
  
   - Что делать нам теперь? - глухо проговорил Соби.
  
   - Может, тебе с Авиталь не следует возвращаться к Ифтаху? Пойдете за Наасом? - робко предложил Халис.
  
   - Невозможно такое. Она повторяет за отцом, мол, клятву Богу отменить нельзя!
  
   - Да ведь Авиталь горда и не склоняет голову перед богами!
  
   - Смела устами, но не сердцем! - с горечью заметил Соби.
  
   - Твоя правда. Корни детства слишком глубоки.
  
   - Спустимся в Гилад.
  
   - Соби, ты сам расскажешь Авиталь обо всем?
  
   - Не знаю... Я не смогу...
  
  Лицо Соби исказилось мукой. Он невыносимо страдал, сознавая неотвратимость гибели Авиталь, но чуть утешала мысль, что бедняжка поднимется на алтарь с радостью. И вот новый удар. Теперь она узнает об обмане. Радость возлюбленной он бы вытерпел, но пережить ее трагедию он не мог.
  
  "Что ждет меня? Невозвратные утраты, бескрайнее горе и вечная боль! Зачем мне такая жизнь?" - так думал Соби, а Халис украдкой поглядывал на все более и более мрачнеющий лик. Выражение муки на молодом лице уступило место опасной решимости.
  
  ***
  
  Трое молча спускались с гор. Халис и Соби бережно поддерживали осторожно ступавшую Авиталь. Никто из мужчин не решился рассказать женщине об ожидающем ее в Гиладе открытии. Целиком погруженная в себя, она ни о чем не спрашивала.
  
   - Соби, ты помнишь это место? - вдруг нарушила молчание Авиталь.
  
   - Нет, - немногословно ответил Соби.
  
   - Да это же та самая пропасть, из которой ты когда-то спас меня!
  
   - Да, это она.
  
   - Я устала. Передохнем.
  
   - Разведем костер. Схожу за хворостом, - предложил Халис.
  
   - Сиди, Халис, тебе тоже нужно отдохнуть. Я сам принесу хворост.
  
  Соби стал взбираться по крутому склону, где виднелись сухие деревья. Он поднялся на вершину скалы, высившейся над знакомой пропастью. Вскоре он пропал из вида. Вдруг раздался отдаленный отчаянный крик.
  
   - Что это? - испугалась Авиталь.
  
   - Сейчас вернусь! - поспешно бросил Халис и заковылял в сторону беды.
  
  Халис вернулся. Глаза его были мокры от слез.
  
   - Он сорвался вниз...
  
   - О, несчастная я, о, горе мне!
  
  Авиталь, рыдая, рухнула на землю лицом вниз.
  
   - Я прежде срывалась в эту пропасть! Соби пришел мне на выручку, вынес на себе. Скорей, Халис, вместе спасем его!
  
   - Стой, Авиталь! Он скатился на самое дно. Там клокочет бешеный поток. Я успел заметить, как бурная вода подхватила окровавленное тело. Соби больше нет в живых, и останки его нам не найти...
  
   - О, горе, горе!
  
  Перед глазами Халиса всплыло полное страшной решимости мрачное лицо Соби. "Он не сорвался, он бросился в пропасть. Он убил себя! Пусть Авиталь не знает хоть этого, пусть думает, что по неловкости муж ее соскользнул вниз. И без того довольно с бедняжки несчастий!"
  
  "Соби полюбил меня, - голосила Авиталь, - и прочь гнал мысль о неотвратной потере. Он страшился остаться вдовцом, но Бог пощадил его. Вдовой стала я. Мне достался сей груз. Как славно, однако: ведь не долго нести его!"
  
  ***
  
  Старик и молодая женщина спустились с гор в Гилад. Усталых путников встретила Сара. Сдавши дочь на руки матери и предчувствуя великие слезы, Халис поспешил скрыться. Женщины бросились друг другу на шею.
  
   - Ты здорова, доченька? - сквозь слезы радости и горя вопрошала Сара, - тебя дожидаясь, я проплакала все глаза!
  
   - Да, матушка, но душа болит, разрывается...
  
   - Может, отговорим отца, и останешься жить!?
  
   - Я не о том. Я ведь соединилась с Соби и...
  
   - Сердце подсказало мне, что так и будет. Где муж твой?
  
   - Великое горе, матушка! Его нет больше! Он погиб. Сорвался в пропасть, и дикий поток унес израненное тело, - зарыдала Авиталь.
  
   - Какое несчастье! Такая молодая - и вдова! - разразилась слезами Сара.
  
   - Я беременна...
  
   - О, слава богам, есть огонек в ночи! У Ифтаха не каменное сердце! Он всегда был так добр ко мне и к тебе, горой за нас стоял! Он не тронет любимую дочь, не убьет внука!
  
   - Я не боюсь алтаря! Я жертвую жизнью ради мира для народа моего, и разве не в этом истинное счастье? - надрывно произнесла Авиталь, и обильные горькие слезы вновь стали душить ее.
  
  Тут Сара взяла Авиталь за руку, увела в дом, усадила напротив себя и, набравшись духу, выложила дочери всю жуткую правду. Авиталь упала без чувств, и сознание более не возвращалось к ней.
  
  ***
  
  Сара умоляла мужа пощадить дочь - хоть ради внука, ведь Авиталь вынашивает дитя! Ифтах остался непреклонен. "Она уверила нас, будто идет в горы горевать о своей безбрачной доле, - отвечал Ифтах, - но на деле отдалась мужчине. Я борец за истину и не прощаю лжи! А Бог не простит мне, если я нарушу клятву Ему! Не знаю даже, что важнее и первее - истина или клятва!"
  
  Ифтах призвал первосвященника, дабы тот помог ему исполнить священную клятву. "Нужно связать эту женщину и возложить ее на алтарь всесожжения!" - торжественно произнес Ифтах. Посланец Господа немедленно откликнулся и отрядил на дело своих учеников. Четверо самых мужественных и сильных длиннобородых скрутили крепкими веревками руки и ноги бесчувственной Авиталь. Огонь пожрал недвижимое тело, и клятва была исполнена, и ложь наказана.
  
  "Ифтах, ты убил нашу единственную дочь и внука во чреве ее, - гневно бросила мужу Сара на утро следующего дня после славного жертвоприношения, - у нас не будет продолжения - ни у тебя, ни у меня. Когда-то мы с Авиталь любили тебя, а ты любил нас. Нам завидовали. Мы были лучше всех, теперь мы хуже всех - жизнью обездолены!"
  
  Ифтах ничего не ответил. Он поднялся на крышу своего нового дома, где его ждал, сидя под навесом, первосвященник.
  
   - Взгляни, вон идут двое, - сказал первосвященник и указал рукой в сторону удаляющихся фигур мужчины и женщины.
  
   - Это Сара и Халис, - мрачно проговорил Ифтах.
  
   - Должно быть, направляются к своим, к кумирникам!
  
   - Должно быть...
  
   - Когда-то я говорил тебе, Ифтах, удалить из дома языческий след - жену и дочь. Ты помнишь ли?
  
   - Помню...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"