Я огляделся вокруг. Он сидел около самой двери, боком, и собирался кусаться. И выражение лица у него было злое и презрительное. Он хотел сказать: "Мне холодно, больно и есть хочется, а вы все - отрава!"
Ему было очень немного времени отроду. И он был очень некрасивый щенок.
Мне потом многие люди говорили: "Ну надо же, какой щенок противный! Башка большая, шерстка редкая, уши мотаются, пузо раздутое - и сразу видно по морде, что злой и недоверчивый! Зачем такую гадость домой брать?" А потом он вырос, живот у него болеть перестал, потому что ел он теперь вкусно и правильно, фигура сделалась спортивная и поджарая, черно-рыжая шуба с пышным волчьим воротником заблестела - и все начали спрашивать: "Это у вас породистая овчарка? Какой великолепный парень! Удивительный красавец". Стало заметно, что похож на немецкую овчарку, красивую, здоровую и сильную. Теперь.
А я сразу увидел, что Марк - великолепный парень. Вообще-то, они все такие. Просто некоторые с детства хорошенькие, а этот - мыкался, голодал, болел и страшно на всех злился.
Если ты живешь на помойке - сниматься для глянцевых открыток тебя не пригласят.
Но глаза у него были чудесные, умные и отважные; по глазам легко догадаться, что сердце тоже отважное. И он на меня немедленно оскалился: "Я тебя укушу!"
Я к нему наклонился и сказал: "Давай знакомиться. Пойдешь ко мне жить?"
Удивился Марк ужасно, даже рычать перестал. Я дал ему руку понюхать. Он тут же хамкнул, щелкнул зубами в сантиметре от пальцев: "Много вас тут таких. Я гордый". Тогда я присел на корточки. Сейчас, думаю, попытается за нос укусить, не иначе - тогда домой не возьму. А он потянулся и лизнул. Привалился к моему колену, боком, погреться: "Ладно. Верю".
Марк был очень холодный, ему хотелось поджать все лапы сразу - стоял январь, а у него на животе сквозь редкую шерстку просвечивала розовая кожа. Я закутал Марка в куртку и взял в охапку - он совершенно не возражал.
Домой мы поехали на автобусе. С тех пор Марк очень любит автобусы - увидит, и сразу смотрит на меня снизу вверх, вопросительно: "Поедем кататься, да? Этот тоже домой идет?" И сидит на задней площадке, на каждой остановке выглядывает в двери: ждет, когда приедем.
Одному плохо, особенно когда ты маленький. Если кто-то хочет быть с тобой вместе - он настоящий друг. Марк решил дружить со мной - но кое-кого из людей так и не простил.
Мне говорили: "Он нервный, злой... будет на всех кидаться. Укусит кого-нибудь - что станешь делать?" Люди часто несправедливы.
Марк знает, что кусаться - очень плохо. Когда кусаешься - делаешь больно. По старой памяти ему иногда очень хочется брать зубами, он щиплется за палец, осторожно, или захватывает в пасть ладонь и жует. Тогда стоит сказать: "Неужели ты кусаешься, Марк? Не может быть!" - и ему делается стыдно, он ахает, позевывает, жмурится и отворачивается: "Это не я. Я случайно".
На улице он отчаянно не любит пьяных людей и сварливых теток, которые громко ругаются. Дыбит шерсть на хребте, рычит, показывает зубы - хочет облаять. Я говорю: "Марк, не обращай внимания, они уйдут, брось. Ты же хороший пес", - а он фыркает: "Терпеть не могу таких!" Может быть, похожие люди кричали на него, когда он был мал и одинок? Или обижали?
Марк проходит мимо пьяного, встопорщившись и презрительно усмехаясь. Ему хочется быть интеллигентным и гордым.
Сюсюканье ему ненавистно. Подачки отвратительны. Если чужой протянет колбасу или конфету - Марк рычит очень страшно: "Ну да! Когда я мерз и голодал, вы вот так же сюсюкали и тянули свои дурацкие конфетки! Спасибо, я сыт!" Только у близких друзей он из чистой вежливости берет угощение, относит в сторонку и оставляет. Мимо куска, валяющегося на земле, Марк проходит, не повернув носа и гордясь собой: "Я больше не помоечник!"
Но так красиво не всегда получается.
Белый боксер из дома напротив морщится и лает: "Ты, дворняга, боишься, небось?!" - и Марк не может стерпеть, чтобы не ответить: "От такого и слышу, морда в складку! Кто тебя боится?! Да я тебя порву!" Этот боксер в прошлый раз прокусил Марку ухо, а Марк укусил его за шею - и так они и не решили, кто во дворе самый страшный. "Марк, - говорю я, - как тебе не стыдно? Ведешь себя, как хулиган", - Марк смущается, отворачивается, чихает: "Пусть первый не лезет..."
Марк любит играть, но если кто-то хочет драться - никогда не уступает и не показывает пузо. Со своим лучшим другом Зигфридом, черной немецкой овчаркой, они отрабатывают приемы боя: Марк научил Зигфрида делать подножки и толкать плечом, а Зигфрид научил Марка хватать за загривок и валить на землю. Игра у них - как занятия в спортивном кружке: сперва один показывает, потом второй повторяет, по очереди. Марк возвращается с прогулки развеселый, виляя хвостом: "Ну теперь-то мы покажем этому боксеру!" Надеюсь, что мы с этим боксером больше не встретимся - теперь мы ходим гулять за дом.
Марк хорошо ладит с собаками, но кошки его просто очаровывают.
Киса совершенно не восхитилась, когда Марк поселился рядом с ней. Она собак не любит - громадные звери, вон, какие зубы! Вдруг все-таки укусит, кто его знает! Поэтому с самого начала решила показать, кто хозяин в доме: когда щенок бесцеремонно и радостно полез нюхаться, уколола его когтями в нос и высказала много нелестного. И потом, сидя на шкафу, шипела сверху: "Ты - пес и больше ничего! На диван тебе нельзя! На шкаф ты лазать не умеешь! И только попробуй сунуться в мою миску!"
Марк нос облизал, вздохнул, но относиться к кошке хуже не стал.
Когда Киса спит, он на цыпочках подкрадывается, чтобы ее понюхать. Из ее миски не ест. Всей душой сочувствует, когда на Кису находит романтическое мартовское настроение.
В такие моменты Киса благодушна и разговорчива. В таком расположении духа она выводит длинные рулады низким джазовым голосом - и Марк, кажется, слышит в них жалобы на жизнь, одиночество и отсутствие достойных приключений. Из сострадания к Кисе он вылизывает ее с головы до ног - она спохватывается: "Фу, гадкий лизун!" - и уходит чиститься на шкаф.
Марк необыкновенно сентиментален и сострадателен.
От своих дальних родичей - немецких овчарок он унаследовал вечную тревогу и беспокойство. Ночью встает поглядеть, все ли с хозяином в порядке. Будит: тык мокрым носом в глаз: "Спишь, что ли? Ну тогда и я пошел спать". Если у кого-то рядом голова болит или еще с чем-то нехорошо - жалеет и сочувствует.
Моя приятельница, у которой подрос малыш, подарила Марку несколько резиновых зверушек для игры. Вообще-то он резиновые игрушки не любит, разве только приносить, когда кинут - он любит пластиковые бутылки из-под лимонада, пробки с них откручивать - но одной игрушкой очень заинтересовался.
Желтый резиновый медведик с синим бантиком. Нажимаешь на него - пищит тоненько и жалобно, как живой котенок: "Пи-ии!" - долго так. Марк это услыхал, отобрал у меня медведика, унес к себе на место, очень осторожно, не сжимая, и принялся вылизывать. А медведик больше не пищит и вообще не живой.
Теперь Марк знает, что этот медведь - не настоящий, игрушка. Но все равно, если кто-нибудь нажмет ему на живот, Марк подбежит, отнимет, унесет и спрячет: "Ну не пищи - жалко, на нервы действует!"
Никогда он не обижал никаких маленьких существ. Совсем у Марка нет охотничьего инстинкта. Сторожить, охранять, защищать, сражаться на равных с большим и сильным - другое дело, но хватать, кусать маленькое и живое - это ни в коем случае. Этот драчун глубоко, проникновенно добр к тем, кто слабее.
У Марка благородный собачий характер. Чем дворняга хуже породистого пса? На выставку не возьмут? Но друзей-то заводят не для этого...