Аннотация: Вышло больше о жизни, чем о литературе.
...А была она солнышка краше...
Ю. Визбор
Навёл на эту мысль пост читателя из тех, что носят значок с девизом "Любите книгу - источник фиги". Этот самый читатель очень любопытно среагировал на одну ситуацию, которую я описал. Так любопытно, что не могу не поделиться - чувствуется за этим тенденция.
Кто читал "Лестницу из терновника", тому просто скажу: человека возмутило, что Кирри ушёл к своим от землян. Кто не читал, тому расскажу вкратце, в чём дело.
Цивилизация на описываемой планете - гуманоиды-гермафродиты на "женском движке". То есть, каждый из них может посредством метаморфозы принять вполне привлекательный с земной точки зрения женский облик. Каждый - потенциальная Аэлита. На взгляд землянина, причём, каждый - вполне очаровательная инопланетянка, даже если кажется инопланетянином. Тем более любой биолог точно знает: в каждом рубаке с мечом скрыта прекрасная дама. А землянин по имени Илья - биолог.
И вот этот биолог спасает от неминуемой и мучительной смерти ксеноморфа-гермафродита по имени Кирри. Добавлю - спасённый юн и очень хорош собой даже глазами местных жителей, а глазами землянина - невесомая инопланетная Венера, Аэлита как она есть. Галатея в ожидании Пигмалиона. Биолог очаровывается и влюбляется. И делает всё, что в его силах, чтобы ксеноморф выжил, выздоровел и прижился. Лечит, учит, пытается адаптировать к земному обществу - потому что уже прикинул, что заберёт Аэлиту с собой, когда кончится миссия. Так это было бы шикарно: громадный земной орёл и миниатюрная прелестная инопланетянка, нездешний ангел из мира, где настоящих мужчин в понимании земных биологов нет вообще.
Но вот беда: ксеноморф не хочет быть Галатеей и превращаться в Аэлиту. Он благодарен человеку всей душой, но не до такой степени, чтобы предоставить существу другого биологического вида ещё и тело. Для него землянин - вовсе не воплощение сексуальности и красоты, чтобы не сказать больше. И к тому же общение с землянами ксеноморфа оскорбляет, мучает, он чувствует себя униженным и одиноким, хоть и окружён всегда "инопланетными друзьями".
И как только у ксеноморфа появляется возможность оставить все достижения земной цивилизации и человека, который его любит, ради сородичей-дикарей, которые его понимают - Кирри немедленно уходит. С извинениями. С выражением сожаления. С обещанием помнить. Уходит. Бросив человека тяжело переживать эту ситуацию.
И вот читатель, прочтя эту историю, считает поведение Кирри возмутительным и неприемлемым. Неблагодарная тварь! Спасли, лечили, учили, любили - и где заслуженное человеком счастье? Когда инопланетную принцессу спасают - она должна выйти замуж за спасителя, если он захочет, конечно. От замужества принцессу может освободить только нежелание спасителя связываться; в стереотипных историях, где встречается такой сюжетный ход, принцесса, которую не желают брать замуж, должна отдаться просто так. Но вознаградить своего спасителя она обязана. Собой.
Кто девушку ужинает, тот её и танцует.
Не важно, принцесса она, эльфа или инопланетянка. В ситуации "принцессу спасают" принцесса по закону жанра отдаётся спасителю без вариантов. Собственно, чаще всего этот приём и используется для того, чтобы дать герою возможность заполучить, наконец, принцессу, эльфу или инопланетянку к себе в постель. Это так вошло в плоть и кровь, что даже натяжкой не кажется.
И отсюда вытекает забавная мысль о той корысти, которая, по мнению пишущей братии, есть в любом добром деле. А ещё о том, что Благородные Герои, во множестве описываемые фантастами, вовсе не рвутся творить добро ради добра.
Хоть добро ради добра часто авторами и постулируется.
Предвижу толпу народу, которая придёт мне объяснять, что добро ради добра и не творится. Мол, люди - существа рациональные, собираясь сделать нечто, решают, насколько оно им выгодно. Альтруизм не в моде (кто-нибудь отметит - и не был в моде никогда). И все эти разговоры подтвердят: герой современной сказки или истории творит добро за конкретный гонорар, и ничего другого авторы этих сказок и историй представить себе не могут.
Но тут надо уточнить одну принципиальную вещь.
Альтруизм обычно описывается как любовь к ближнему в ущерб собственным интересам - и большая часть тех, кто его отрицает, именно это и отмечают, утверждая, что альтруизм не рационален. На самом деле, практически альтруизмом называют множество взаимоисключающих мировоззрений. Если это не прояснить, то "добро ради добра" остаётся просто словами.
Какое же поведение называют альтруистичным? Я бы назвал три варианта поведения, принципиально отличающегося мотивами - и все три называются одним словом. Это неправильно, но нет других терминов.
Первый вариант - человек улучшает себе карму или зарабатывает Царствие Небесное, выполняя предписанное религиозными установками - мы рассматривать не будем. Человек в этом случае действует по принуждению, из корысти или из страха перед адом. Не по собственной потребности. Хотя это ещё не худший случай.
Второй вариант - человек гордится собственным поведением, упивается значимостью, наслаждается положением благодетеля - наверное, тоже лучше не рассматривать. Все эти описанные Чеховым, или хоть Крестовским, барыни-благотворительницы, пристраивающие в приюты падших женщин, гордясь собственной нравственностью - так же отвратительны, как их современные аналоги.
А вот третий рассмотрим. Это когда человек помогает ближнему не ради статуса и не ради рая, а просто потому, что ему плохо, когда рядом кому-то плохо. Больно за попавшего в беду. Холодно вместе с замёрзшим. Невозможно есть рядом с голодным и не поделиться. Человек помогает другому ради себя. Ему хорошо, когда хорошо тому, кто рядом. Собственно, это поведение можно назвать эгоистичным в полный рост: успокаивая чужую боль, человек тем самым успокаивает свою. Облегчение, которое чувствует ближний - и есть награда и удовольствие. Похоже, именно этот третий вариант я считаю настоящим. Ну, давайте называть его "альтруистическим эгоизмом", если хотите. Только этот вариант не имеет дурной изнанки, а человек ведёт себя таким образом всегда, вне зависимости от давления обстоятельств.
Именно этот "альтруистический эгоизм" - и есть "добро ради добра". И добро творится не в ущерб собственным интересам, а ради них. И добро является наградой творящему его само по себе.
И вот именно этот вид поведения фактически никак и не представлен в современной литературе. Он вообще слабо представлен в литературе. Даже в духовной - а может, особенно в духовной.
Впрочем, вариант с улучшением кармы тоже представлен слабовато. Его оставили для религиозных брошюрок. Вот второй - да, можно отыскать, но большинство современных героев и героинь считают, что положение благодетеля - слишком малая награда. Им требуется более весомый гонорар.
Чаще всего гонорар благодетелю - власть. Архетип, сюжет, старый, как мир: выполнил квест - и стал царём. К власти может прилагаться и женщина - о любви в такой ситуации говорить довольно трудно, да авторы и не говорят. Множество читателей в самых разных сетевых библиотеках жалуются на наличие в книгах такого рода пышных женских тел, лишённых даже малого подобия души. Поэтому будем считать, что вторая часть гонорара - секс. Не любовь.
Иногда этого всего кажется мало, а потому к власти и сексу прибавляются всевозможные магические плюшки, возможности, сила... В общем, созидатель добра не бедствует. В каждой такой вещи поэтому ощущается запашок оплаченности, и Благородный Герой выглядит, как наёмный работник. Сделал - получил.
Кто бы мне объяснил, а в чём добро-то в этом случае? Какая разница, за что платят властью, деньгами, плюшками и женским телом? Белый Властелин превращается в Чёрного элементарно - ведь Тьма может дать и больше. Впрочем, это никого не смущает.
Наоборот, герой-торгаш, прикидывающий цену добрых дел или упивающийся властью, кажется близким и родным и писателям, и читателям. Само собой, на этом фоне "альтруистический эгоизм" вызывает удивление, а часто - и неприятие. Случай, когда спасённая "принцесса" вдруг пытается сообщить Благородному Герою, что не хочет ни в постель, ни под венец, воспринимается, как покушение на основы. Неблагодарная тварь, лишила Героя награды...
Что особенно заметно, если явственно прописано: Герой награды ЖДАЛ. Рассчитывал на неё. Спасал, быть может, и из жалости, которая всё реже считается достойным мотивом, но, когда уже спас и рассмотрел, решил: награда должна быть. И мнение принцессы перестаёт приниматься во внимание.
Другими словами, похоже, наших современников греет восприятие женщины как вещи. Приз, ага. Вспомните песенку Визбора "А была она солнышка краше" - всё это всемирное побоище и Армагеддон могло остановить высказанное женщиной предпочтение, но никто из тупых самцов вообще не смог увидеть в бедняжке что-то большее, чем просто приз. А ведь она "отвергала семьсот женихов", очевидно, не просто так - достала её вся эта публика, мечтающая о теле героини, как об очередной плюшке или, в лучшем случае, как о статусном символе.
Нет, всё понятно: 99% всей этой писанины - только реализация жалких фантазий. О теле, ага. Но ведь сама мысль о том, что женщина-персонаж может быть полноценно прописана, может иметь собственный характер, предпочтения и привычки, уже вызывает бурю негодования. "Розовые сопли"? Ну да. Например, у Ремарка...
И сражение "за прекрасные губы её" обесценивается до отрицательных величин мыслью, что герою, кроме губ и других частей тела, больше ничего не надо. То есть, вместо книги мы имеем ворох влажных фантазий инфантильного существа, любой секс которого сводится к мастурбации - хоть с участием собственной руки, хоть с участием "условной женщины", по факту существующей лишь в виде воображаемого тела, не обитаемого душой. Душу "принцессы" автор не просто не может себе представить - он и не нуждается в ней.
И вот тут надо уточнить ещё один важный момент: отношение человека к другому, его взаимодействие с чужой душой.
Экзотическая точка зрения, предполагающая, что партнёр, да и просто другой человек - это личность, штука, в общем, совсем недавняя. Собственная-то личность, хорошо осознанная - штука недавняя, по историческим меркам. Люди всегда тасовались, как карты в колоде - каждый был "масть" или "фигура", не больше и не меньше. И вот: мы худо-бедно распознаём маски и социальные роли, но всякая душа остаётся где-то вне поля зрения.
Почему-то это очень тяжело - осознать, что внутри другого человека такой же микрокосм неисчерпаемый, как внутри тебя самого. Другого можно воспринимать как непредсказуемую стихию: вспомним, как рассуждала героиня Салтыкова-Щедрина, что "вот вступит в голову солдату со штыком - он и заколет тебя". Это восприятие провоцирует страх и недоверие: что там может "вступить в голову" ближнему? Мотивы-то непонятны! Ещё другого можно воспринимать как пищу, как добычу - сплошь и рядом мужчины воспринимают так женщин, но бывает, что и женщины отвечают мужчинам тем же. "Аппетитная" - из этой оперы. Деликатес. Удовлетворить влечение, как голод - куском мяса в виде женского тела (ну, или мужского, если голодна дама). Влечение бывает разным, и охота маньяка - это восприятие чужого тела в качестве добычи, возведённое в энную степень.
Человек может воспринимать другого как добычу только в том случае, если этот самый "альтруистический эгоизм" ему непонятен в принципе, а другой - всего лишь кусок более или менее привлекательной плоти. Охотник не может посмотреть на себя глазами добычи; если ему вдруг это удастся - охотнику грозит сделаться вегетарианцем на веки вечные. В романе Куприна "Яма" Платонов не спит с проститутками, хотя и обедает, и ночует в публичном доме, а девицы ему искренне симпатизируют: он их хорошо понимает. А вышибала, работающий в том же публичном доме - спит. Он не понимает, не может взглянуть на себя глазами девицы. И клиенты с девицами спят, разумеется - они верят привычной профессиональной лжи девиц, которым всё действо омерзительно до тошноты, потому что человеку невозможно принять собственную омерзительность в чужих глазах и сохранить возбуждение. Всё чётко и просто. Перестань видеть в другом человеке кусок мяса - и нельзя будет его использовать, придётся признать равным себе.
У иных людей от таких мыслей случалось желание уйти в монастырь. Но чаще мысли о микрокосме внутри другого человека гонят прочь, предпочитая не признавать в другом личность, душу, способность мыслить. Это очень упрощает жизнь - а уж писателям-то упрощает её многократно.
Поэтому в современных опусах, написанных мужчинами, обожающие девицы, вешающиеся на шею главному герою, почти всегда выглядят, как неумело лгущие проститутки, а в девичьих фантазиях мужчины просто совершенно недостоверны, в лучшем случае напоминая дорогих жиголо.
И тут напрашивается вывод о создаваемых толпами МТА мирах, каждый из которых населён лишь одним человеком - альтер-эго автора. Прочие - тени его желаний и амбиций. Зачем это пишется, в общем, понятно. Мне тяжело себе представить, зачем это читается. Любопытно, что кому-то интересен набор убогих фантазий, более или менее одинаковых у всех подростков в пору пуберата (или взрослых мужиков, которые из этого состояния так и не выросли).
Сражение "за руку принцессы" - это доброе дело? А если победит тот, от кого принцессе тошно? Но ведь она вынуждена соответствовать законам жанра.
Как легко разваливаются стандартные схемы, когда в них просачивается капля жизненной правды! Но те, кто яростно отрицает альтруизм, особенно "альтруистический эгоизм", уверены, что и в реальном мире работает всё тот же механизм оплаты доброго дела. Отсюда можно сделать ещё один вывод. Человек, отрицающий "альтруистический эгоизм", по сути, так же инфантилен, как авторы книжек про толпы женских тел, отдающихся герою. Потому что добрая воля - проявление этого сорта альтруизма, безусловно. Желание помочь ближнему, попавшему в беду, не за плюшки любого типа, а за...
А за что ещё?
Ну, хорошо. Принцесса, которую спасает Благородный Герой, должна ему отдаться в любой требуемой позе. Очевидно, что спасать живое существо, отличное от принцессы - от собаки или кошки до человека собственного пола - не обязательно и не выгодно. Отметим справедливости ради: обычно их и не спасают. Но бывают и исключения.
Я думаю, всем встречался мотив: Благородный Герой спасает жеребёнка-щенка-котёнка. И из спасённой животинки закономерно вырастает Волшебный Помощник: конь-огонь, боевой пёс, преданный тигр... Другими словами, Божья тварь, спасённая Благородным Героем, обязана его отблагодарить вечным служением, так же, как и принцесса. Радость сохранения жизни беззащитного существа - не в счёт, она не котируется на этом рынке. Не припомню, чтобы в каком-нибудь опусе такого рода Герой отпустил животное на волю. Не припомню также, чтобы это животное оказалось бесполезным для магических и боевых подвигов: Герои не носят хомячка в шляпе или котёнка за пазухой просто так. Их не радует жизнь как таковая. Простые человеческие эмоции, вроде радости, умиления или сострадания - тоже не для типичных Героев. Если подумать, легко прийти к выводу, что бескорыстно спасти бесполезное и беззащитное живое существо можно исключительно из "альтруистического эгоизма", ощущая даже в самом крохотном создании живую душу и зачатки личности. Но вера в души животных - случай редчайший. Подозреваю, что именно поэтому животные, периодически встречающиеся на страницах фэнтези или фантастики, так схематичны, так напоминают бездушные механические приспособления. Лошадь - живой мотоцикл, собака - дополнительное оружие.
Теперь - о тех редких случаях, когда Благородный Герой спасает мужчину.
Времена Ремарка и Симонова, честной боевой дружбы, взаимовыручки, помощи ближнему - прошли, да. Святое товарищество ремарковских героев:"Я вижу в полусне, как Кат поднимает и опускает ложку, -- я люблю его, люблю его плечи, его угловатую согнувшуюся фигуру, -- и в то же время я вижу где-то позади него леса и звезды, и чей-то добрый голос произносит слова, и они успокаивают меня, солдата в больших сапогах, с поясным ремнем и с мешочком для сухарей, солдата, который шагает по уходящей вдаль дороге, такой маленький под высоким небосводом, солдата, который быстро забывает пережитое и только изредка бывает грустным, который все шагает и шагает под огромным пологом ночного неба", - уже не воспринимается нашими современниками, как святое. Любовь к товарищу в сознании фандомных микроцефалов связывается только с однополым сексом, другой любви, самопожертвования, верности - микроцефал себе представить не может. Поэтому МТА таких скандальных вещей и не описывают: их Благородные Герои убивают всех мужчин-соперников в окружающем пространстве. Боевые союзы фактически не случаются; отряд Героя воспринимается, как банда, повязанная кровью - все друг друга либо ненавидят, либо презирают, но вынуждены как-то выполнять квест вместе.
Спасти мужчину - очень скользкая тема. Мы помним, что жалость и сострадание - нерациональны, а "альтруистический эгоизм" вообще не принимается во внимание, поэтому шибко почитающие рациональность читатели тут же настораживаются: "Чё это он?" Из сложного положения есть один выход: спасённый должен в пароксизме благодарности превратиться в такую же вещь, как принцесса, за исключением постели, разве что. Но свою пассивность, безопасность, покорность - продемонстрировать обязан. Фактически, спасённый превращается в раба героя, слепо преданного, зависимого, не имеющего собственной личности.
Спасённый, вдруг как-то себя проявляющий - очень удачный персонаж: Подлый Предатель, холуй Тьмы. Чтобы быть светлым, спасённому положено вечно лизать Благородному Герою сапоги.
Психологически это очень здорово завинчено. Аккуратно опускать второстепенных персонажей под плинтус начали ещё Стругацкие, ведь из текста явно следует, что, предположим, Гай "ниже" Максима, а барон Пампа "ниже" Руматы. Рэдрик Шухарт признаёт себя "ниже" Кирилла, но он явно "выше" всех остальных, а в сравнении с Кириллом эти остальные вообще превращаются в еле видимых букашек. Но, если Герои Стругацких могли высказывать порой пренебрежение, брезгливость и даже презрение к своим партнёрам и друзьям только в тех ситуациях, когда это "ниже" выделялось и подчёркивалось (пьяный Пампа, Гай, попавший под лучевой удар - несовершенные духовно и телесно инопланетяне рядом с блистательным коммунаром), то Герои нашей нынешней пишущей братии только пренебрежение и брезгливость и чувствуют. Тут особенно забавно, что и Героини не отстают: команда, боевые товарищи - лишь мишени для оттачивания самолюбия, для насмешек, придирок и унижений разной степени мерзости.
И если женщину Благородный Герой спасает ради секса, то мужчину, если спасает вообще - исключительно ради самоутверждения. То есть, в самом лучшем случае, это поступок той самой чеховской дамы-благотворительницы, с характерной и отвратительной окраской.
Конечно, всё это безобразие берёт начало из канонических сказочных сюжетов. Иван-Царевич добывает с мечом-кладенцом в руках Василису Прекрасную, и предполагается, что оной Василисе и в голову не придёт раздумывать, выходить замуж за Ивана или нет. А Бурый Медведь и Серый Волк, встреченные на пути, ревут: "Не губи меня, Иван-Царевич, я тебе ещё пригожусь!" - и годятся, выполняя правильную функцию Волшебных Помощников. И для сказки всё это привычно.
Но фэнтези-то не сказка, а НФ - и тем более!
Показательно, что, экранизируя русские народные волшебные сказки, советские режиссёры вовсе не придерживались канонического текста. Заинтересовавшиеся вопросом могут посмотреть "Василису Прекрасную", к примеру, или хоть "Морозко" Александра Роу. Казалось бы, снимается самая, что ни на есть, обычная волшебная сказка с каноническими ходами, легко раскладываемая на эпизоды по Проппу, но.
Обратите внимание, как продуманы и мотивированы взаимоотношения всех персонажей, участвующих в истории. Образы сказочных красавиц, потенциальных "призов" - не схематичны, целостны; красавицы обладают характерами и предпочтениями. Героям приходится не тело "принцессы" с мечом завоёвывать, а вызывать в её душе любовь, что вовсе не просто. Собака в "Морозко" - Волшебный Помощник, конечно, но ведь сначала она - собака! Задолго до того, как барбос стал помогать Герою совершить подвиг, и Героиня этого барбоса любила, и Герой его ласкал просто так. И сам барбос - не удивительная собака с глазами, как мельничные колёса, а простая самоотверженная деревенская дворняга, отвечающая преданностью на человеческие ласки.
Очевидно, Роу и его последователи понимали: если экранизировать каноническую волшебную сказку близко к тексту, то современным взглядом её события будут смотреться довольно неприятно. Ведь экран превращает условные фигурки сказочных персонажей в образы живых людей! Живые люди не движутся по сюжету, как марионетки, дёргаемые лишь нитями канонических ходов - у живых людей есть душа и разум, собственные взгляды и предпочтения.
И что особенно интересно: человечность героям придаёт тот самый оттенок "альтруистического эгоизма": нельзя не прийти на помощь попавшему в беду, потому что от вида чужих страданий плохо ТЕБЕ. И общение с живым миром - собакой или кошкой, медведями или цветами, выросшими на сухом пне - приносит радость само по себе. Наслаждение души, раскрытой миру.
Но современники-МТА упускают из виду простую мысль: фэнтези не меньше, чем кинематограф, приближает условную сказку к безусловной жизни. В фэнтези в качестве типажей не годятся "добрый молодец" и "красна девица" - от героев требуется не старинная схема, а живая плоть и живой дух. Об этом постоянно пишут читатели - но писатели с тем же постоянством эти замечания игнорируют.
Дело, видимо, в том, что в схему легче укладываются примитивные фантазии о сексе и власти. Схема в работе вообще по определению проще, чем попытки писать о жизни. И схема раз и навсегда взята за образец. Наполняют же её амбиции, желания и спесь.
И всё это добро помножено на яростное неприятие "альтруистического эгоизма", "просто так доброты". Показательно, что "просто так злоба", убийства для радости, резня для забавы - не вызывают особых нареканий. Немотивированные или крайне слабо мотивированные убийства используют даже в "юмористической фэнтези", этой странной штуковине, которая имеет к юмору не больше отношения, чем крабовые палочки к крабам. И, опять же, эти самые убийства совершаются Благородным Героем или Благородной Героиней под восхищённые вопли фанатов - и никого особенно не интересует, при чём тут, собственно, благородство.
Картина эпохи не по шедеврам создаётся, а по модной писанине. И светлейшие книги Коростелёвой положения не спасут. И благороднейшие герои Ровной - тоже. И горький хлёсткий юмор, смешанный с сарказмом, в книгах Лукина - не поможет. Потому что все они - нетипичны.
А типичны озабоченные подонки, воспринимающие всё окружающее, включая живых людей, как свою потенциальную собственность, алчные и агрессивные, ненавидящие всё, выходящее за рамки, и "творящие добро" лишь за солидную плату. И то, что этих подонков называют "Благородными Героями". Когда-нибудь всю эту дрянь будут изучать наши далёкие потомки - искусствоведы и историки. И кто-нибудь из них, собирая материал для диссертации "Благородный Герой в литературе начала XXI века", горько вздохнёт и скажет: "Как грустно, что наши предки были настолько..." - из единого уважения к предкам проглотив последнее, нецензурное словцо...