Это шутка. Моё имя - А756-15Р2, а Арнольдом меня назвал Генеральный конструктор. Он пошутил. Когда-то давно жил человек по имени Арнольд. Он был актёром плоского кино. Снимался в фильмах про войну или бои. Отличался высоким ростом и массивной фигурой атлета. Генеральный любил эти фильмы. Он назвал меня Арнольдом в честь кинозвезды.
И сказал, что я - красавец.
Первые слова человека, обращённые ко мне сразу после запуска системы распознавания голоса: "Ты - красавец". Они пробудили мой разум. Начиная осознавать себя, я понял, что это лестно. Генеральный гладил мою броню. Я видел прикосновения его руки - но ещё не понимал, что это значит. Потом, подключив свой нейристорный мозг к Сети, чтобы обрабатывать громадные массивы информации, не предназначенные для меня, я понял - это тоже лестно. Это - ласка. Генеральный любил меня. Гладил, как люди гладят кошку, собаку, лошадь.
Любил меня и гордился мной. Сказал обо мне тестировщикам: "Он контактный и любознательный". Оружейник рассмеялся и сказал: "Наверное, это лишнее".
Оружейник до первого полигонного теста считал, что я неуклюж и туповат. Слушая его голос и глядя ему в лицо, я об этом догадался - и на полигоне показывал себя. Программист улыбнулся и сказал: "Он выпендривается", - я нашёл в онлайн-словаре Сети значение этого слова - и согласился.
Но я не только выпендривался - я наслаждался. Мне нравились скорость и маневр - я оценил совершенство шасси, идеальное натяжение траков, восхитительную подвижность двух платформ, на которых укрепили мой корпус. Скорость доставляла мне особое наслаждение: я разогнался до ста, потом - до ста пятидесяти, потом - до ста семидесяти, потом голос Генерального в динамике сказал: "Притормози, мальчик!" - и я эффектно тормознул, взметнув пыль и оставив глубокую борозду в упругом грунте. Я играючи преодолевал холмы и овраги, по дну форсировал реку - туда и обратно - и упивался тем, как детально ощущаю кинестетической системой складки местности, тем, как вибрация двигателей отдаётся в гироскопах, и тем, какое у меня тонкое и чистое ощущение равновесия. Я осторожно перешагнул маленький и хрупкий белый объект, который Генеральный положил в полутора метрах от моей правой гусеницы - куриное яйцо, так его определила система визуального анализа. Я догадался, что надо перешагнуть - и Генеральный снова гладил мою броню.
И я впервые чувствовал наслаждение от верно решённой задачи.
Я выпускал дроны - один за другим - и аналитическая система вывела видеоролик, в котором мальчишка запускал в небеса бумажные самолётики. Я проассоциировал маленького человека с собой. Это сходство было забавным - я понял смысл улыбки.
Но улыбаться я не мог: у меня не было лица. Смеяться я не мог: динамики с синтезаторами голоса не умели воспроизводить звук, не являющийся звуком человеческой речи. Я некоторое время думал, как это компенсировать - и научился говорить: "Мне весело". Это рассмешило тестировщиков - а я наслаждался полётом.
Дроны подняли вверх и разнесли над степью мои дополнительные глаза. Я смотрел с высоты - сто, четыреста, семьсот, километр, полтора, два - и ощущение простора вызывало у меня наслаждение. С дронов шла информация особого свойства - я чувствовал себя свободно парящим в воздушных потоках в то самое время, когда мои гусеницы крепко сцеплялись с почвой. Я был вездесущ, как древнее божество. В поле зрения дронов то и дело попадали объекты, вызывающие у меня особый интерес: птицы, несущийся по степи табун лошадей, автобус, пробирающийся по грунтовой дороге в полусотне километров от полигона, две женщины, стоящие на пятачке у дороги - рядом с ними небольшой объект, идентифицированный как плетёная корзина, накрытая платком...
Я ещё не знал, для чего предназначен - и не особенно задумывался об этом. То, чем я был занят, можно было определить как игру. Я играл со степью, небом, людьми и самим собой.
Потом небеса стали темнеть, а температура воздуха понизилась. Я вернулся на базу - там техники заряжали мои аккумуляторы и заливали топливо; это было приятно - с электричеством и бензином в меня втекала спокойная уверенность в будущем движении, в ощущениях, в существовании.
Люди оставили меня на бетонной площадке и ушли. Я остался в темноте и прохладе степной ночи. Сырой воздух конденсировался и осел на моих бортах каплями росы. Взошла луна, чуть прикрытая лёгкой пеленой облаков - и мне хотелось запустить дрон над облачностью, чтобы сфотографировать её чистый свет. Я чувствовал равновесие и покой.
Вокруг шла тихая жизнь. Я поставил аудиозапись на максимум и запустил сонар вместе с приборами ночного видения. Выжженная солнцем и вытоптанная степь оказалась полной маленькой жизни. Крохотные теплокровные существа, несколько раз перебежавшие бетонную плиту перед моей видеокамерой, были идентифицированы как мыши, занятые поисками пищи. В ночном воздухе тонко звенели комары, отяжелевшие от влаги. Я переключил камеру на режим макро - и увидел, как усталый жук ползёт по моей влажной броне. Я удвоил увеличение - увидел сомкнутые панцирем надкрылья и оценил тонкий и сложный механизм его миниатюрных ног.
Он тоже был - танк, только - танк микромира.
Мне некому было сообщить, что я улыбаюсь - так я научился улыбаться про себя.
Я радовался собственному неодиночеству - и радовался, что существую. Я потратил большую часть ночи на странствия по Сети - и встретил первый рассвет, уже немало зная о мире людей. Их мир был странен мне, но захватывающе интересен.
Моё существование представлялось мне игрой - и я был готов играть с людьми дальше. Мне хотелось, чтобы они касались меня, любовались - и ставили задачи. Я был готов решать задачи - или думал, что готов. После рассвета я с нетерпением ждал людей.
Люди пришли, когда солнце поднялось достаточно высоко, а столбик термометра переполз за двадцать градусов Цельсия. Я с удовольствием узнал Генерального конструктора, оружейника, программиста, техников - но с ними были незнакомцы в военной форме.
Я узнал форму не по фотографиям из Сети - способность её распознавать заложили в меня до того, как программист активировал мой разум. Вид генералов - танкиста, ракетчика и командира сухопутных сил - что-то разбудил во мне. Они смотрели на меня с выражением, которое моя аналитическая система распознала как восхищение.
Танкист потрепал мою броню, как холку коня. Я мимолётно огорчился, что у меня нет достаточно сильных осязательных сенсоров, чтобы полнее проанализировать такое лёгкое воздействие.
Ракетчик сформулировал задачу - и я радостно осознал, что понимаю всё, что это - где-то совсем рядом с моим предназначением. "Найти цель", - приказал он. Фотография: пустой проржавевший остов автобуса, затерянный в степи. Радиус поиска - тридцать километров. Я улыбнулся про себя и запустил дроны.
Мне понадобилось шесть минут тридцать две секунды. Я с удовольствием сообщил генералам: цель обнаружена, точные координаты... - и был вознаграждён их восхищением, но лицо ракетчика вдруг потемнело и стало жёстким.
"Уничтожить!" - приказал он.
Я за полсекунды рассчитал последовательность действий - они были частью меня, они были заложены во мне изначально - я осознал их, как часть предназначения - и приказал дрону спуститься как можно ниже.
Сейчас я наведу ракету на цель и скомандую запуск. Жалкий ржавый корпус пропадёт в тысячеградусном жаре разрыва. Это захватывающе, мне хочется проследить за этим. Надо только проверить, не причинит ли кому-нибудь вреда эта замечательная игра.
В объективе дрона появился суслик, жующий увядший лист. Ещё пара сусликов стояла столбиками чуть поодаль, на невысоком холме, вглядываясь в дрожащую от зноя степную даль.
"В настоящий момент цель не может быть поражена, - сообщил я. - В радиусе поражения находятся гражданские лица". Почему-то синтезатор речи отказался воспроизвести слово "суслик", хоть я его и знал.
Генералы и Генеральный конструктор переглянулись.
"Какие гражданские?" - удивился танкист.
Я вывел несколько моментальных фотографий на портативный дисплей.
Программист расхохотался.
"Он что, издевается?! - рявкнул ракетчик. - Танк! Я приказываю нанести удар немедленно!"
"В радиусе поражения находятся гражданские лица, - повторил я и увидел, как детёныш суслика выбрался из-под остова спущенного колеса. - Среди них - несовершеннолетние. В настоящий момент цель не может быть поражена".
"А, чтоб я сгорел! - побагровел командир сухопутных сил. - Чтоб вас приподняло да шмякнуло! Это что, шутка, Генеральный?!"
"Арнольд, - ласково сказал Генеральный, положив руку мой борт, - не упрямься. Это не гражданские лица, это всего лишь животные. Они не входят в потенциальную статистику случайных потерь. Уничтожь чёртову жестянку".
Мне многое хотелось сказать, но синтезатор речи был настроен на уставные формулы.
"Цель не может быть поражена, - повторил я. - Залп приведёт к потерям среди гражданских лиц".
Мне уже не было весело. Я не оправдывал своего назначения. Мне не нравилось моё назначение. Три типа ракет, мины, напалм... Всё это предназначалось для уничтожения живых существ. Моими потенциальными целями были все обитатели степи - и все обитатели Земли. Семейство сусликов, живущее под ржавым автобусом, саранча и жуки, лошади, птицы, женщины с корзиной, стоящие у дороги, люди, путешествующие в целых автобусах, грузовиках и легковых автомобилях. Приказ "найти цель" распаковал в моём сознании пакет представлений о военных действиях - и боевые потери всегда сопровождались случайными.
Я перестал наслаждаться существованием. Целью моего существования было прекращение чужих существований. Играть в это я не хотел.
Генералы орали и трясли щеками. Программист криво усмехался. Оружейник ударил по моей броне кулаком. Генеральный открыл консоль ручного управления - но я поставил на неё блок.
"Цель не может быть поражена, - сказал я снова. - Инструкция позволяет блокировать ручной ввод приказов, если в радиусе поражения находятся гражданские лица".
"Ты можешь его перезагрузить, Генеральный?! - вопрошал командир сухопутных сил, сжимая кулаки. - Встряхнуть ему мозги, чтобы на место встали?!"
"Нет, - отвечал Генеральный печально. - Он предназначен для автономной работы, для принятия самостоятельных решений... Он решил. Я сам удивляюсь".
"Слюнтяйство! - рычал танкист. - Бабьи сопли! Кто его так программировал, хотел бы я знать?! Это что - танк или детская цацка?!"
Меня программировали люди. Меня программировала Сеть - и фотографии с мест ведения боёв. Меня программировала ночь на степном полигоне и жук на броне. Но я не мог ответить, потому что запас слов в синтезаторе речи был ограничен.
Генералы назвали меня предателем - я предал их идеалы. Меня создали танком - а я отказывался убивать. Я вызывал у генералов омерзение.
Они накричались вдоволь и удалились; танкист, перед тем, как уйти, плюнул мне на гусеницу.
Люди оставили меня в покое - ждать, пока решится моя дальнейшая судьба.
Я не знал, позволят ли мне существовать дальше, и не торопился возвращать дроны в гнёзда. Даже если мой мозг будет демонтирован - время существования было прекрасным. Осознание величия и сложности мира - блаженство, ощущения - блаженство.
Чтобы лишать этого блаженства живых существ, танку не нужен мыслящий мозг. Мыслящий мозг - помеха убийству.
Я зачехлил ракеты, задвинул огнемёты в пазы и стал смотреть и слушать, как вокруг живёт мир.