Аннотация: Литературный анализ, не влезший в предыдущую статью.
...Сияло солнце в небесах, светило во всю мочь,
Была светла морская гладь - как зеркало, точь в точь,
Что очень странно, ведь тогда была глухая ночь.
И был, как суша, сух песок, была мокра вода.
Ты б не увидел в небе звёзд - их не было тогда.
Не пела птица над гнездом - там не было гнезда...
Льюис Кэрролл в переводе Заходера
Итак, мы дожили.
Издающиеся писатели, выпустившие по нескольку книг, не знают, что такое литературный штамп. Это, я скажу, прорыв в современной российской словесности - долгожданный. И защита писателями литературного штампа - это тоже прорыв, чего уж там!
И прямо младенческая наивность, умилительная. Трогательная такая - у меня похожие чувства вызывают малыши с синдромом Дауна: глазки весёлые и мордашка невинная. И улыбаются, сердешные...
"Мороз и солнце - день чудесный" эти умилительные сравнили с "весна вступила в свои права". И "Однажды, в студёную зимнюю пору, я из лесу вышел. Был сильный мороз". И, видимо, считают себя на диво остроумными, а использованные цитаты - явлениями одного порядка. Или сочли, что они с моей точки зрения - одного порядка? Ну-ну.
Широкая общественность негодует. Широкую общественность многовато гладили по пузику - но она хочет ещё. Ага, конечно Перумов пишет лучше Пушкина, а штампы - необходимая вещь в литературе! Если мозги отключить и не думать, зачем писатель вообще употребляет то или другое слово - так между Пушкиным и Перумовым совершенно никакой разницы нет. Ну, чему ж я удивляюсь-то? Это же наши мужья, это же наши жёны, это же наши писатели нашего времени, которым собственный плевок в свои же глаза - божья роса и привычный акробатический трюк. Наш родной автор считает, что текст может быть сколь угодно убогим и косноязычным, примитивным, плоским и пустым - лишь бы "сужет волнительный"... Ну-ну - ещё раз.
Наивность нашей пишущей братии - запредельна. От недостатка информированности, полагаю. Оттого в терминологии и определениях - сумбур, а в суждениях - лёгкость несказанная. Традиционный приём путают с сюжетным штампом, а сюжетный штамп перестают видеть, стоит только сменить персонажу цвет штанов: "Ну как же, у всех-то Ггерой - в чёрных штанах, а у Кокина - в розовых! У всех орки внешне гадкие, а у Имярек - милашки! Находка!" И мы ещё из вежливости опустим, что за бодрые эротические сцены (если дамы), или за гирлянды кишок на берёзах (если господа), или за идеи, вызывающие в пузике приятные ощущения (все поголовно) писателю прощается любая дурость, пошлость или подлость. А на язык повествования, на то, насколько хорошо писатель владеет словом, на точность формулировок, яркость картины, меткость сравнений, силу эмоций, на всё литературное, в общем, не имеющее ни к духовной, ни к телесной порнографии отношения - наплевать, уважаемые граждане, наплевать!
А чо? Ну, путаем "неприятный" и "нелицеприятный", "опоздал" и "запоздал", "цветистый" и "цветастый" - и все прочие слова, хоть сколько-нибудь похоже звучащие. Ну, впадаем в пафос, не умеем создавать атмосферу, в психологии персонажей не шарим - да и ладно! А заштампованный текст называем "легкочитаемым" - и отмечаем, что мозг... в данном случае, правильнее, наверное, "моск" - отчаянно сопротивляется взламывающим шаблон оборотам речи.
Даёшь штампы в литературе... а меня тут спрашивали, с чего это я в последнее время такой злой. Действительно, с чего бы...
Ладно. Наорал, отлегло от сердца. Теперь - по делу.
О литературных штампах, их привычках, непривычках и о том, чем они мешают в тексте, чем отличаются от оборотов литературной речи, и почему их нужно избегать.
Нужно избегать. Представляете, дорогие друзья?
Для начала попробуем определить разницу между четырьмя способами начать текст. Скажем, "Однажды, в студёную зимнюю пору...", "Мороз и солнце - день чудесный!", "Мороз крепчал" и "Весна уже вступала в свои права". И начнём мы с чеховского мороза, который уже двести лет, как крепчал.
Лично я думаю, что эта дивная фраза во времена Чехова использовалась в качестве начала текста так часто, что мэтр уже видеть её не мог. Понятно, почему. Звучит.
Веллер в своей работе "Технология рассказа" упоминал отличных писателей, которые славились любовью к кратким, хлёстким, броским формулировкам. "Ветер рвал плащи с генералов", ага. То есть, по нынешним временам, когда любовь писательской общественности к крепчающему морозу поутихла, он уже может, по идее, крепчать снова. Не самый омерзительный штамп, вообще-то - бывают хуже. Но.
Чем "Мороз крепчал" отличается от "Мороз и солнце".
Начнём с того, что, к огорчению наших наивных и трогательных, не каждое высказывание и не каждое слово в русском языке является штампом, хоть многие слова используются весьма-таки часто. Разговорная речь состоит из простых сообщений, из реплик, называющих предметы своими именами. Она безыскусна, лишена метафор. Слова в таком высказывании употребляются в буквальном смысле, оно, как правило, лишено подтекста. Самый простой способ создать для слушателей простенькую картинку: "Однажды, в студёную зимнюю пору, я из лесу вышел. Был сильный мороз". Поэтическая имитация разговорной речи. Сообщение о когда-то произошедшем событии. Прямая информация. Очень удачное начало текста, кстати - потому что решает массу литературных задач: создаёт образ рассказчика, обычного искреннего человека, рисует картинку - элегантную в своей достоверности (как приятелю, как собеседнику, без лишнего - только главное) - и моментально запускает интригу. То, что нынче называется экшном - движение, динамика, развитие событий. Высший литературный пилотаж, уважаемые граждане - уместить в нескольких словах интригу и картинку.
Александр наш Сергеевич, "Мороз и солнце, день чудесный!" - сделал почти то же самое, что и Некрасов. Это тоже имитация разговорной речи, эмоциональное сообщение о неожиданно хорошей погоде - в отличие от вчерашнего ненастья. "Просыпайся, на дворе славно!" - и характерная для Пушкина конкретность, микропейзаж в двух словах. Мороз и солнце - моментально же представляется, что это такое. Яркий, голубой, хрустящий зимний день. Чудесный, да.
И "мороз и солнце", и "в студёную зимнюю пору" - выглядят очень обыденно. Именно поэтому наши аналитики доморощенные и приплели их к разговору о штампах - почему-то широкая общественность дружно считает антитезой штампа витиеватость и навёрнутость языка, "боботюкалки и кукумаколки", что-нибудь непроизносимо сложное, пафосное и неудобоваримое. Но ведь глупо же, глупо!
В навёрнутом пафосе часто больше штампов, чем в тексте, написанном просто. И, уж во всяком случае, никакое сообщение буквальное - не штамп. Штамп - это, если вдруг кто не знает, заезженный ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРИЁМ. Метафора заплесневевшая, как правило. И самая глупость-то сравнения Некрасова, Пушкина - и того графомана, который употребляет "весну, вступившую в права" - в том, что процитированные строки мэтров нашей поэзии метафор-то и не содержат. Вот ни единой. Слова в буквальном смысле. Образы создаются иначе. Выплеск эмоций, разговорная речь, простой диалог, уложенный в рифмованные строки.
Для сравнения сперва рассмотрим "мороз крепчал". И начнём с того, что это - метафора.
"Сильный мороз" у Некрасова - не метафора, а "мороз крепчал" - метафора. Среднеудачная, но имеющая право на существование, конечно. Тут проблема даже не в удачности конкретной метафоры, а в частоте её употребления разными авторами и оправданности её появления в тексте. В начале книги... Спорно. Во-первых, слова "мороз крепчал", в отличие от слов "мороз и солнце", скажем, эмоции и картинки не создают, а в отличие от "в студёную зимнюю пору я из лесу вышел" - никуда не движутся. "Мороз крепчал" - не информация, а имитация информации. К этим словам требуется ворох пояснений: где происходило действие, с кем, о чём речь.
Я глубоко убеждён, что первая строка хорошего текста не может быть пустой в информационном плане. Начало "Повести о настоящем человеке" Полевого, иррационально впечатанное в мой мозг со школьного времени, "Звезды еще сверкали остро и холодно, но небо на востоке уже стало светлеть", - неудачное начало текста. Вот неудачное - Веллер в этом вопросе, похоже, со мной согласится: неудачное начало отлично задуманной, но неудачной книги. Ни в Альфу Центавра, ни в Красную Армию. Зачем эти бунинские красоты, не несущие ни грамма полезной информации, в начале романа о военном лётчике? Две прекраснейших, на мой взгляд, книги о лётчиках и о войне, начинающиеся куда проще: "Капитан Грабарь не был кадровым военным" и "11 августа 1942 года двухмоторный бомбардировщик N 33 из 127-ro авиаполка взлетел с прифронтового аэродрома и взял курс на запад" - написаны значительно лучше, и их первые фразы без всяких пейзажных красот моментально берут читательское внимание. Могу привести сотню аргументов, доказывающих, что Туболев сильнее Полевого, как писатель - именно по этим первым предложениям текста. А ведь в случае Полевого мы имеем дело отнюдь не с штампом - просто не к месту, но вполне симпатичная фраза.
Так какую же информацию может нести в начале книги - романа, уточню - предложение "Мороз крепчал"? Что там дальше... а без мороза не лучше ли было бы? Может, уж сразу: "Бледные лучи заходящего солнца тускло освещали лес и фигуру путника, одиноко бредущего по пустынной дороге"? Всё-таки, и информация какая-никакая, и намёк на интригу...
Охо-хо...
Николай Носов - отличный детский писатель, наверное, все согласятся - в начале шестидесятых написал совершенно уморительную памятку для "инженеров человеческих душ", просто кладезь штампов, плавно перекочевавших из того времени в наше. Фрагменты из его "Иронических юморесок" - дивная иллюстрация к нашему разговору, я считаю.
Итак.
"Самым распространенным является так называемый календарный пейзаж, который существует в четырех видах:
1) Весенний пейзаж.
Весной природа просыпается, как ото сна. С мокрых, еще не просохших крыш и от парной сыроватой земли поднимаются голубоватые дымки испарений. Небо глубокое, синее. Облака рыхлые, клочковатые и косматые. На груди легко, на сердце радостно, из земли пробивается молодая зеленая травка. Воздух крутой, густой и бодрящий, напоенный влагой, прохладой, солнечными лучами, весенней свежестью и журчанием талой воды. Дышать становится трудно. (Не будет также ошибки, если сказать, что дышать становится легко.)
2) Летний пейзаж.
Летом обычно жарко. Воздух знойный, удушливый, расслабляющий и давящий. Небо ровное, белое, безоблачное. Если бывают облака, то по большей части редкие, легкие, неподвижные, тающие. Дышать вообще нельзя: "Лето стояло знойное. Белое, как бумага, небо неистово пылало. Жаркий, неподвижный воздух давил. Дышать было нечем".
3) Осенний пейзаж.
Осенью неуютно на душе и тревожно. Небо тяжелое, плотное, сырое, обложенное тучами. Тучи мрачные, угрюмые и свинцовые. Воздух мглистый, сыроватый, осклизлый. Мелкий, словно сквозь сито, дождь заряжает всегда с утра. Мокрые воробьи скачут по покрытой лужам, мостовой.
4) Зимний пейзаж.
Зимой, как известно каждому по личному опыту, холодно. Небо низкое, затянутое, сизое. Снег мокрый, липкий, густой, мелкий, крупный, пушистый, сухой, ноздреватый и иглистый. Воздух жгучий. Но хуже всего мороз: "А мороз рвал и метал... Рвал дико, свирепо и бессмысленно... Воздух был жгуч, как самогон, из ноздрей рвался пар, снег сверкал, скрежетал, взвизгивал". Вот какие бывают страсти!
Помимо календарного, существует еще так называемый тематический пейзаж, например колхозный. В него входит описание колхозных сараев, топкой навозной жижи, сеялок, веялок, борон, культиваторов, сенокосилок и других механизмов, вытащенных для ремонта. Мелькают пиджаки, шапки, бороды, загорелые лица и пористые носы. Греются на солнышке куры, гуси, свиньи, собаки, большие синие мухи и прочая живность. Кроме колхозного, бывает степной пейзаж, над которым с самого раннего утра и до позднего вечера струится тяжелое марево; лесной пейзаж с деревьями и лесным воздухом, пропитанным смоляным духом или горьковатым запахом осины, рябины, ольхи, тополевых почек или перестоявшихся грибов. У всего этого всегда один и тот же постоянный горьковатый запах. Речной пейзаж с неизменно извивающейся серебряной или голубой лентой реки, с заливными лугами, полными сырых пьянящих запахов свежей и сочной травы. Сюда относится также и болотный пейзаж с земснарядом и багерской кабиной у края карьера.
В общем, в тематическом пейзаже можно описывать все, что придет в голову, начиная с серовато-голубоватых гор, дремлющих под своими седыми шапками в торжественном спокойствии, и кончая голубовато-зеленым морем, которое дико ребячится, глухо ворчит и, бросаясь на берег, царапает его своими широкими когтистыми лапами.
Наконец, существует так называемый суточный пейзаж, в котором описываются звездные и лунные и безлунные ночи, утренний и предутренний розоватый туман, пурпурные восходы, багровые закаты и загустевающие сумерки. Очень красиво, например, начинать главу фразой: "Пылал закат" или "Сумерки загустевали". Такой же фразой очень красиво также кончать главу". Вы ведь согласны, что даже целый роман такой фразой начать очень красиво, не правда ли?
Вот я это процитировал сейчас и думаю: интересно, многие ли мои читатели и читатели Носова поняли, в чём тут хохма? Дорогие друзья, честно, поднимите руки, кто законспектировал? А кто сам использует? А кто подумал: "Ну да, так и пишется, а как же ещё-то"? У-уу...
Ведь всё это - шаблон, господа. Кстати, кто-нибудь помнит, что буквально обозначают слова "штамп" и "шаблон"? Ага, девайсы, при помощи которых можно нанести некий стандартный рисунок или надпись на любую поверхность. Соответственно - фрагмент, который можно вставить в ЛЮБОЙ текст. Вот об этом подумайте хорошенько. В ЛЮБОЙ.
"Звезды еще сверкали остро и холодно, но небо на востоке уже стало светлеть. Деревья понемногу выступали из тьмы. Вдруг по вершинам их прошелся сильный свежий ветер. Лес сразу ожил, зашумел полнозвучно и звонко. Свистящим шепотом перекликнулись между собой столетние сосны, и сухой иней с мягким шелестом полился с потревоженных ветвей.
Ветер стих внезапно, как и налетел. Деревья снова застыли в холодном оцепенении. Сразу стали слышны все предутренние лесные звуки: жадная грызня волков на соседней поляне, осторожное тявканье лисиц и первые, еще неуверенные удары проснувшегося дятла, раздававшиеся в тишине леса так музыкально, будто долбил он не древесный ствол, а полое тело скрипки.
Снова порывисто шумнул ветер в тяжелой хвое сосновых вершин. Последние звезды тихо погасли в посветлевшем небе. Само небо уплотнилось и сузилось. Лес, окончательно стряхнувший с себя остатки ночного мрака, вставал во всем своем зеленом величии. По тому, как, побагровев, засветились курчавые головы сосен и острые шпили елей, угадывалось, что поднялось солнце и что занявшийся день обещает быть ясным, морозным, ядреным" - начало книги о войне в воздухе и о том, как боролся со своим увечьем мужественный человек. А можно вставить и в роман о любви. И в роман о животных. Звёзды, как известно, сверкают везде. А мы ещё учтём, что это начало - ну совершенно ни для чего не нужно. Ни грамма, ни тени информации оно не несёт. Тщательное описание леса - ради описания леса. Целая страница задумчивой фигни - для того, чтобы вставить в сюжет крайне сомнительного медведя, которого Мересьев магическим образом убивает из пистолета, а Маресьев никакого медведя не видал и Полевому о нём не рассказывал.
"За редкими исключениями у штурмана нет времени любоваться красотами природы. Красоты природы на штурманском языке именуются элементами полета. Вон то великолепнейшее озеро, вызвавшее бы крик восторга у любого путешественника, для штурмана - исходный пункт маршрута. Излучина тихой, охваченной рябиновым пожаром реки служит контрольным ориентиром. Разбушевавшаяся стихия грозовой тучи - препятствие на пути следования. Барашки кучевых облаков - это не барашки, это восходящие и нисходящие потоки, болтанка, и штурман должен трезво оценить прочность крыльев своей машины, прежде чем дать пилоту курс для дальнейшего следования", - как насчёт вставить такой намёк на пейзаж в роман о любви или о животных? Единственный, к слову, "пейзаж с красотами" в повести Туболева "Одиночный полёт".
Пейзаж, описанный Полевым - ну ведь неплохо описанный, с косноязычием того же Перумова: "Открылась земля, вся в буром плаще полусгнивших прошлогодних листьев. Лес еще не пробудился, не лопнула ни одна почка, не распустился ни один цветок, но ласковое солнце властно растолкало жирные лежебоки тучи и пригревало вовсю, а в глубине дремлющих стволов уже начинали всегдашний свой бег весенние соки", - не сравнить - несмотря на всю свою элегантность, шаблон. Пейзаж-шаблон. Лишний фрагмент текста, лишний вес книги, строчкогонство. Не нужен сюжету, не делает атмосферу, ничего не добавляет к характеру персонажа - пейзаж-самоцель. Всё это мило и мастеровито - в старой школе были мастера, грамотные, учившиеся у классиков - и всё равно неудачно. А в детстве нравилось. А сейчас раздражает. "Нашьём на китель мы кружева", - ага, пока не поздно. Рюшечки и бантики очень украшают летчицкий комбинезон.
Вот тут мы и подходим к главной мысли.
Штамп - это не словосочетание "мороз крепчал" и даже не несчастная весна, которая "вступила в свои права", хотя омерзительнее этой весны только "усталые, но довольные". Штамп - это типовой набор приёмов и образов, который кочует из текста в текст. Это писательская безликость. Это - неузнаваемость руки. Это взаимозаменяемость - соедини два куска текста в один, замени в тексте одного автора кусок фрагментом из текста другого - никто и не заметит. Это - когда автора не видно в цитате, да и нет цитаты, потому что имеется только ряд ничьих фраз. А ещё - это паразитный текст, текст для объёма, текст "для красоты", графоманские игрушки, красивости как самоцель.
Штамп определяется элементарно. Признак первый: текст может обойтись без этого куска, не теряя в качестве. Признак второй: цитата не узнаётся. Признак третий: текст абстрактен, лишён чёрточек, указывающих на жанр, на персонажа, на сюжет. Если всё это сходится в один пучок - мы имеем дело с настоящим штампом, как бы витиевато и заковыристо не было написано.
"Все началось в один из тех весенних дней, когда в извечном противоборстве зимы и весны весна медленно, но уверенно вступала в свои права.
В тот день, несмотря на яркое солнце и пробивавшуюся зелень травы, прохлада не отступившей окончательно зимы крепко давала о себе знать ночью и ранним утром. Организм, измученный долгими холодами и продолжительной темнотой, желал тепла и света. И неясные томления из самых глубин души неопределенными чувственными образами всплывают в сознании помимо воли. Одним словом -- весна", - это раз.
"Поэтому они двинулись гораздо восточнее. Согласно дошедшим до них слухам, там располагались шесть королевств, бесконечно воевавшие друг с другом, поэтому им постоянно требовались люди, способные владеть оружием. В той кутерьме можно было переждать некоторое время и немного подзаработать, а затем уже решить, что делать дальше.
Сойдя с торгового тракта, они двинулись по дорогам, на которых было гораздо меньше трактиров, так что с ночлегом возникли некоторые проблемы. Впрочем, вполне разрешимые. Компания состояла из людей тертых, не раз ночевавших у костра, поэтому никаких особых неудобств никто не испытывал. Тем более что двигались они на юг, и с каждым днем весна все увереннее вступала в свои права..." - это два.
"Как только сошел снег и подсохли дороги, в Альде вновь закипела бурная деятельность - то одного, то другого вассала король призывал в столицу, задавал какие-то вопросы и давал незначительные поручения - так он исподволь приобщал дворян к участию в государственной жизни. Туда и сюда сновали отряды орков - сменялись гарнизоны в замках, выводились после зимнего перерыва заставы на границы (там орки продолжили возведение небольших укрепленных постов). Тем временем весна все увереннее вступала в свои права, наконец подошел Гунгиллин День - праздник окончания холодов", - это три.
Ну как, берётесь без помощи Гугла определить, авторов текстов? Ну да, да - жанр второго и третьего определяем, по королям и трактирам, но - чья это рука?
Да, всё гладко. Как нынче говорят, "легко читается". Легко читается, легко забывается, и я не могу не вспомнить того же Носова, описавшего работу автора таких текстов чётко и недвусмысленно: "Его работу можно было бы уподобить работе художника, который смело орудует своей кистью, если бы художнику не приходилось все же подбирать краски, смешивать их на палитре, добиваясь нужных оттенков, то и дело отходить от холста, чтоб охватить взором всю картину в целом, и время от времени переписывать заново ту или иную деталь. Нет, работу Ивана Ивановича скорее можно уподобить работе штукатура, который уверенно бросает известковый раствор при помощи специальной лопаточки, или даже работе штукатурной машины, которая брызжет из брандспойта известковым раствором прямо на заранее подготовленную дранку, в результате чего после затирки получается вполне доброкачественная, ровная серая стенка". Писать такие тексты можно с чудовищной скоростью и погонными километрами; мне случалось видеть монстров, валявших по три-четыре романа в год - по десять-пятнадцать авторских листов каждый. А что? Брызжет раствор - только держись...
И никакая напыщенность стиля не спасёт. Напыщенный и многословный графоман - не лучше косноязычного графомана. "Беспросветная черная ночь накрыла весь мир от края до края, утопив в своих волнах землю и небо. Звезды и луну поглотили клубы темных туч, еще вечером приползших со зловещего Севера, обиталища всех самых пугающих демонов и духов мира. Мелкий, плотный, совсем не по-летнему холодный дождь хлынул вниз из объемистых животов небесных великанов, которые раскрывались с грохотом грома и блеском молний. Густой и жуткий в своей кажущейся бесконечности рокот катился с одной стороны света к другой, потом незаметно разворачивался и проделывал обратный путь. Он то затихал, потрясая небеса где-то в невообразимом далеке, то вдруг грозил расколоть само мироздание прямо над головой. Молнии как языки чудовищных змей высовывались из недр туч и стремились лизнуть землю, ухватить с нее побольше, утащить вверх и перемолоть там в новые порции дождя. С каждым мгновением они били все чаще, становились все больше и больше. Сначала десятки, потом сотни молний, казавшихся корнями выросших на небе неведомых деревьев, с непостижимой для человеческого глаза скоростью прорастали вниз", - ну и? Кому-нибудь легче от того, что текст перегружен метафорами до отказа, тяжеловесен и "нелёгок"? Цитировать-то хочется? Без Гугла автор вспоминается? А книга?
Ага.
А если так: "Он миновал небольшую прохладную топь, продрался сквозь кусты и оказался на дороге, на старой, потрескавшейся бетонной дороге, уходящей в лес. Он подошел к краю обрыва, ступая по бетонным плитам, и увидел ржавые, обросшие вьюном фермы, остатки какого-то крупного решетчатого сооружения, полупогруженные в воду, а на той стороне -- продолжение дороги, едва различимое под светящимся небом. По-видимому, здесь когда-то был мост. И по-видимому, этот мост кому-то мешал, и его свалили в реку, отчего он не стал ни красивее, ни удобнее"? Вот эту манеру, это ощущение от текста - вы помните, дорогие друзья? Этот концентрат мыслей, чёткость возникающей перед глазами картинки, эргономичность и цельность? Можно сравнить с центнером словоблудия, выставленным выше.
Или так: "Мне давно была понятна и дорога та завидная торопливость, с какой бедная северная природа стремилась поделиться с нищим, как и она, человеком своим нехитрым богатством: процвести поскорее для него всеми цветами. В одну неделю, бывало, цвело все взапуски, и за какой-нибудь месяц с начала лета горы в лучах почти незаходящего солнца краснели от брусники, чернели от темно-синей голубики. На низкорослых кустах -- и руку поднимать не надо -- наливалась желтая крупная водянистая рябина. Медовый горный шиповник -- его розовые лепестки были единственными цветами здесь, которые пахли как цветы, все остальные пахли только сыростью, болотом, и это было под стать весеннему безмолвию птиц, безмолвию лиственничного леса, где ветви медленно одевались зеленой хвоей. Шиповник берег плоды до самых морозов и из-под снега протягивал нам сморщенные мясистые ягоды, фиолетовая жесткая шкура которых скрывала сладкое темно-желтое мясо. Я знал веселость лоз, меняющих окраску весной много раз, -- то темно-розовых, то оранжевых, то бледно-зеленых, будто обтянутых цветной лайкой. Лиственницы протягивали тонкие пальцы с зелеными ногтями, вездесущий жирный кипрей покрывал лесные пожарища. Все это было прекрасно, доверчиво, шумно и торопливо, но все это было летом, когда матовая зеленая трава мешалась с муравчатым блеском замшелых, блестящих на солнце скал, которые вдруг оказывались не серыми, не коричневыми, а зелеными", - а ведь какая-то тля написала в сетевой библиотеке, что великий мэтр, северный бог, пишет "слишком просто"! О, да, просто и чисто, честно и точно. Кто слышал эту спокойную речь человека, берегущего, как сокровище, любовь к жизни в измученной душе - не забудет ведь. Кто рискнёт представить в этом тексте о пробуждении мира ужасные словеса типа "весна вступала в свои права"?
И мы приходим к очевидной мысли. Стиль создаётся взглядом. Вот так просто: внимательным писательским взглядом. Писатель, как любой художник, должен сначала увидеть - потом описать. То, что писатель увидел своими глазами - хоть реальным зрением, хоть внутренним, глазами души - это настоящая проза. Пытаясь найти нужное слово, писатель волей-неволей создаёт собственную манеру - ведь его внутренние переживания неповторимы, а опыт строго индивидуален. Зато слова, которые писатель вымучивает, не видя и не представляя то, что хочет изобразить, когда он компилирует, переписывает из других книг, выходит текст, лишённый живого содержания, "книжка книжная" - и всегда штамп. Если не в том смысле, что используются затасканные обороты речи и стёртые метафоры, то в том, что пришлёпнуть эту условную картинку можно на любую поверхность. "Ох, сколько раз я это видел..." - вздохнёт редактор. "Нет, вы скажите, на что, по-вашему, это похоже?! - докопается графоман. - Я ни с кого не списывал! Так на что?!"
Да ни на что. На редакционную корзину для бумаг.
По секрету.
В стародавние времена, когда я учился, показывая свои ужасные опусы только ближайшим друзьям, как-то раз моя компания веселилась над цитатами из Носова - а в особенности, над его типовым набором. Мы ухохотались до слёз, вспомнили "мороз крепчал", путника, одиноко бредущего - и как открывали в книжном магазине новые романы фэнтези, в каждой второй, если не каждой первой книге натыкаясь в первых же абзацах на этого несчастного путника. То он шёл пешком, то ехал верхом, то дорога была освещена красками заката, то сиянием луны, то зимний лес его окружал, то песок пустыни, то он входил в трактир, то на постоялый двор - но путник казался непременным атрибутом. А вокруг крепчал мороз или загустевали сумерки.
И вот, когда нам надоело развлекаться высмеиванием всяческой графомани, я сказал, что начал новую повесть. Друзья попросили почитать, я вытащил рукопись и начал... как сияла луна над опаловым морем, а по дороге вдоль побережья медленно ехал на усталом коне...
И всё. В тот день я больше не прочёл листа. Со мной случилась истерика, сползание под стол, всхлипы и страшная клятва - никогда не начинать книгу банальными красивостями. Это стыдно и смешно.
Штампы - это стыдно и смешно. Это - тот ластик, которым писатель стирает сам себя из памяти будущих читателей.
В тексте статьи использованы цитаты из книг Носова, Полевого, Туболева, Перумова, Серовой, Исьемени, Злотникова, Борисенко, Стругацких, Шаламова.