Кавокин Алексей Витальевич : другие произведения.

Комментарии: Рыбалка в Швейцарии
 (Оценка:3.99*7,)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
  • © Copyright Кавокин Алексей Витальевич (kavokin@lasmea.univ-bpclermont.fr)
  • Размещен: 03/10/2001, изменен: 17/02/2009. 18k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Аннотация:
    Один из героев "Человека науки" на рыбалке в Швейцарии
  • ОБСУЖДЕНИЯ: Проза (последние)
    08:18 Нейтак А.М. "В порядке похихи" (260/5)
    07:37 Уралов А. "Мясо "из пробирки"" (610/2)
    07:33 Уралов А., Рыжко "Псы Господни (Domini Canes)" (549/1)
    05:44 Каминяр Д.Г. "Альтернативы Эволюции-12: " (13/1)

    Добавить комментарий Отсортировано по:[убыванию][возрастанию]
    ОБЩИЕ ГОСТЕВЫЕ:
    08:12 "Форум: Трибуна люду" (850/21)
    08:11 "Форум: все за 12 часов" (264/101)
    08:11 "Технические вопросы "Самиздата"" (170/33)
    19:02 "Диалоги о Творчестве" (207/1)
    15/11 "Форум: Литературные объявления" (664)
    25/11 "О блокировании "Самиздата"" (294)
    ОБСУЖДЕНИЯ: (все обсуждения) (последние)
    08:28 Спивак А. "Личное Настоящее" (1)
    08:20 Алекс 6. "Параллель 2" (455/8)
    08:18 Нейтак А.М. "В порядке похихи" (260/5)
    08:05 Хохол И.И. "Стансы концертного зала" (1)
    07:56 Nazgul "Магам земли не нужны" (807/6)
    07:55 Симонов С. "Сельское хозяйство" (623/1)
    07:49 Никитин Д.Н. "На южных подступах к столице" (1)
    07:37 Уралов А. "Мясо "из пробирки"" (610/2)
    07:37 Колышкин В.Е. "Контрольное обрезание" (29/5)
    07:06 Джиллиан "Птенцы Бедвира" (236/11)
    06:57 Самиздат "Технические вопросы "Самиздата"" (170/33)
    06:46 Баранов М.В. "Муха" (38/1)
    06:41 Баламут П. "Ша39 Стратегия и тактика противодействия " (564/3)
    06:39 Патер Р. "Таинственные голоса" (5/2)
    06:37 Егорыч "Ник Максима" (5/4)
    06:36 Седрик "Список фанфиков с моими комментариями" (356/1)
    06:35 Бурель Л.Л. "В королевы я б пошла" (1)
    06:17 Шибаев Ю.В. "Квадробер" (1)
    05:50 Шумил П. "Раз дракон, два дракон. Часть " (529/2)
    05:45 Стоптанные К. "Пропастью до дна раскололся " (49/1)

    РУЛЕТКА:
    Путь Шамана. Шаг
    Ночлежка "У Крокодила"
    В родном краю
    Рекомендует Пузеп Н.В.

    ВСЕГО В ЖУРНАЛЕ:
     Авторов: 108551
     Произведений: 1670555

    Список известности России

    СМ. ТАКЖЕ:
    Заграница.lib.ru
    | Интервью СИ
    Музыка.lib.ru | Туризм.lib.ru
    Художники | Звезды Самиздата
    ArtOfWar | Okopka.ru
    Фильм про "Самиздат"
    Уровень Шума:
    Интервью про "Самиздат"

    НАШИ КОНКУРСЫ:
    Рождественский детектив-24


    24/11 ПОЗДРАВЛЯЕМ:
     Белашова Ю.Ю.
     Белль С.В.
     Богатикова О.Ю.
     Богданов А.
     Бонд. П.Б.
     Бредникова Е.Е.
     Букаринов Д.Н.
     Веденин В.А.
     Ветер К.
     Визмор Э.Н.
     Виноградова А.В.
     Галицкая Д.И.
     Гамова Д.
     Гончарова Е.В.
     Егорова В.Ю.
     Ежова Е.С.
     Елисеева Н.В.
     Ельников А.Д.
     Жалилова Л.С.
     Желнов П.
     Иванов А.А.
     Инеева С.
     Ищенко Г.В.
     Казарян М.В.
     Келлер Е.
     Кизяева А.А.
     Кичилова К.Ф.
     Колодиец Д.Н.
     Кольцо-Гид
     Команов С.С.
     Кондрашов В.А.
     Копышов А.Н.
     Корнеева Т.М.
     Коршунова Т.В.
     Ксения
     Лобков А.
     Луковкин К.
     Лучистая Д.Т.
     Макарчук С.С.
     Маковская Н.
     Маркевич П.
     Митусова Л.П.
     Можар Е.П.
     Морозов М.
     Пашкевич С.
     Пимонов В.В.
     Пирумова А.Б.
     Приходько О.
     Пятница М.
     Радонин С.
     Ревельский Х.
     Романов Н.П.
     Рябенкова Д.П.
     Серебряная Е.
     Силаков Г.
     Соколовская Е.
     Солнечная
     Соцкая С.
     Сперанская И.В.
     Таа
     Трещев Ю.А.
     Тягин П.А.
     Шаповалова Д.В.
     Шеннон Р.А.
     Шишкина Д.
     Щедрин Р.
     Ak108u
     Ive
     Mollydolly
     Natkam
     Valxalla
     Viligodaeum
     Viscount M.D.
    ПОСЛЕДНИЕ ПОСТУПЛЕНИЯ: (7day) (30day) (Рассылка)
    00:39 Патрацкая Н.В. "Маг Грановский"
    21/11 Кукин В. "Случайные рифмы"
    21/11 Моисеева О.Ю. "Сердце Кометы"
    3. Овчаров Виталий (design@reclamedia.ru) 2002/08/19 10:04 [ответить]
      По-моему, хороший рассказ получился. Вроде бы и без сюжета, а все равно приятно. Сразу вспоминается "На Биг-Ривер" Хемнгуэя.
      
      P.S. Однако, в Швейцарии шагу без кодекса не ступишь! Скука!
    2. Кавокин Алексей Витальевич (kavokin@lasmea.univ-bpclermont.fr) 2001/11/15 14:34 [ответить]
      Не понимаю, зачем загромождать своими рассказами
      комментарии к моему рассказу???
      Алексей
    1. Гаврилюк Василий Васильевич (gavriljuck@pochtamt.ru) 2001/10/27 13:03 [ответить]
      
      
      
      
      
      
      Сказки про профессоров,
      
      Или
      
      N История N смертей ™ N
      
      
      
      
      Читатель! Каждый раз, знакомясь с героями, знай – один из них обязательно умрёт…Впрочем, не обязательно в процессе рассказа – он может уже изначально быть мёртвым или умереть в будущем. Однако это обстоятельство не отменяет самого факта смерти.
      Это не детектив, так как в смерти нет загадки, это просто история N смертей. Приятного тебе чтения, Читатель!
      
      
      
      ** ВАСЯ ГАВ*ИЮК И ЦИТИ*УЕМЫЕ СОАВТО*Ы **
      
      Vasja_gavriljuck@mail.ru
      
      N Москва, 2000 N
      
      
      
      
      
      Содержание
      
      1. Рассказ 3
      2. Бадминтон 6
      3. Маленький замочек в самом конце 9
      4. Рефрен 12
      5. Скрытый инстинкт 15
      6. Серое небо 18
      7. От автора №1 20
      8. Чувство неподвижности собственного тела 21
      9. Синий дым 22
      10. Глубокая мысль 24
      11. От автора №2 26
      12. Талончик 27
      13. От автора №3 29
      14. Autumn 30
      15. О Набокове и бренности бытия 34
      16. Дама с собачкой 35
      17. От автора №4 37
      18. О вокзалах, поездах и водных процедурах 38
      19. Воробьиное время в Москве 40
      20. От автора №5 42
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      1. Рассказ
      
      Николай Владимирович Подпольный был достойным человеком, более того – главой семейства и литератором. Сейчас он сидел, щурясь подслеповатыми глазками в дисплей, и писал рассказ. «В современной литературе», - начал он и стёр. «В современном, насквозь политизированном мире, где любое действие есть действие между людьми, следует задуматься о проблеме конкурентоспособности «высокой» литературы – литературы, наиболее подверженной сложной политике художественного вкуса, - и задуматься с применением совершенно новых, системных подходов, которые уже достаточно хорошо разработаны на рынке ПО, этой действительно современной литературы». Николай Семёнович удовлетворённо откинулся на спинку своего глубокого черного кожаного кресла, старинного, с стёртыми в блеск подлокотниками и круглым кусочком войлока под каждой из львиных лап, служивших креслу опорами. Мебельная достопримечательность досталась ему в наследство от деда – профессора геологии, и никак не сочеталась с офисным столом и стоящим на нём Pentium III. Он закурил, так как родные были на даче и он делал всё, чего хотела его квази-холостяцкая сейчас душа.
      Подпольный встал, прошел на кухню, задев висевшую в прихожей вьетнамскую занавесь из нанизанных на леску кусочков бамбука, злобно зашипевшую за его спиной. Изящно распахнув холодильник, Николай Владимирович шутливо сделал ему книксен и достал из его светящегося чрева сыр, ветчину, масло и баночку оливок. Найдя в хлебнице батон белого, он, чувствуя приятное нетерпение, сосущее желание вернуться обратно к рабочему месту, смутные образы приходящих мыслей, сделал, фальшиво насвистывая «Man on the Silver Mountain», огромный бутерброд и двинулся обратно в гостиную. На полпути он вспомнил, чертыхнулся и вернулся назад за стаканом и бутылкой пива. Сев в своё кресло, Подпольный, соря крошками в клавиатуру, откусил добрую треть от своего гигантского бутерброда и глотнул пива.
       Он продолжил: «Основной стратегией борьбы должна быть монополизация во всех её проявлениях. Конкурентоспособное литературное произведение должно быть защищено, в первую очередь, от критики – этого самого нечестного метода борьбы на рынке литературного товара. Причём под критикой следует понимать не только выраженное в тексте мнение профессионального литературного критика, но и мнение рядового читателя. Самым простым способом является включение критики произведения в само произведение, что, таким образом, должно позволять монополизировать точку зрения и трактовку – а ведь в критической борьбе важно не только и не столько содержание, сколько источник критики. Ведь даже самая убийственная самокритика незначительно сказывается на объёмах продаж. Или кратко: оценка произведения должна принадлежать самому произведению. Таким образом, пункт первый – хорошая защита произведения от критики. Не менее важно позиционирование автора на рынке, закрепление его в каком либо жанре.» Подпольный оторвал взгляд от экрана, откусил ещё треть бутерброда и с удовольствием отпил пива. За окном шумели бесконечным потоком мчащиеся по Садовому машины, а здесь было уютно и царил располагающий творческим раздумьям полумрак, скрывающий не менее творческий беспорядок – родные уехали вечером в пятницу, а был уже вечер субботы. Он продолжил: «Это может быть сделано несколькими методами, например, созданием собственного жанра, как мы видим это на примере Сидорчука. Не менее действенно создание многосерийных произведений, описывающих приключения полюбившегося персонажа. Этот метод популярен в жанре детектива, фантастики и вообще – «лёгкой» литературы. Такие авторы, как Вениаминов, Федулов, Гранатов – давно ими пользуются. Пора и представителям «высокой» литературы, таким как Андрейченко, Богуславский, Чернецов принимать его на вооружение, если они не хотят отстать от жизни и застыть в пыльной тиши своих профессорских кабинетов. Почему бы не написать многосерийные похождения Гамлета, Принца Датского? Это было бы современно и конкурентоспособно». Подпольный закрыл глаза и вдруг услышал тихий шорох за спиной. Его тело сковал липкий страх, мерзким холодком поднявшийся по позвоночнику до затылка; профессор через силу повернулся навстречу опасности – воображенье рисовало леденящие кровь картины, пользуясь в качестве шаблонов продукцией американского кинорынка.
      Андрейченко аккуратно вставил отмычку в замочную скважину и, пошатав её там, провернул. Замок щелкнул, тихонько, на пределе слышимого, скрипнули петли и дверь приоткрылась ровно на столько, чтобы впустить две бесшумные тени. «Порядок, Андрей Борисович», - сказал он стоявшему сзади Богуславскому. Они тихо прокрались в квартиру, пересекли прихожую и застыли, как ангелы мщенья, на пороге гостиной. Полный человек с бутылкой пива в руке сидел в глубоком черном кресле перед компьютером. Голубоватый свет дисплея придавал благородства и загадочности его пухлому лицу с немного детским выражением губ. Вдруг человек обернулся и неловко попытался встать в кресле, но Богуславский быстро вскинул прямую руку и выстрелил два раза – сердце, шея. Человек с удивлённым выражением – «Что же это вы так, а? За что?» – упал навзничь, бутылка с пивом покатилась, расплёскивая пенящуюся жидкость по дорогому ковру. Богуславский подошел к убитому и выстрелил ему в голову, после чего застыл, подслеповато вглядываясь в дисплей через толстые профессорские очки. «А ведь он, похоже что, во всё это верил, бедняга…» – подумал он и нажал кнопку Power. Голубой экран вспыхнул и погас.
      
      2. Бадминтон.
      
      Саша замахнулся ракеткой, и яркое солнце, глядящее сквозь изумрудную на просвет листву, какая бывает в начале лета, на дачи, прилежащий лесок и искрящееся озеро, ослепило его – и когда он запоздало махнул наугад, воланчик уже лежал на земле, белый, неподвижный. Никак нельзя было ожидать от него, лежащего на земле, такой резвости. Оленька смеялась, помахивая ракеткой от избытка жизненных сил - «Растяпа!», крикнула она ему. Как не странно, Саша почувствовал острую обиду. Он ещё не понимал того, что его раздражительность и ощущение недооценённости со стороны окружающих и особенно Оленьки было первым признаком рождающейся влюблённости.
      Саше было 17 лет, и он очень хотел стать профессором филологии, как его папа, Николай Владимирович Подпольный. У Саши Подпольного была милая детская улыбка и рано остановившийся взгляд мягких карих глаз, длинные суставчатые пальцы, которые он постоянно нервно сцеплял либо за спиной, либо, если сидел, на колене. Одержимый юношеской графоманией, Саша писал длинный, давно потерявший счёт главам и частям, роман под многообещающим названием «Простить и понять». Фабула его была проста и однозначна в трактовке, как сны невротика, слишком увлекшегося психоанализом: Мировое Зло играло нечестную игру против одинокого странника, аббата Джованни; главный герой был мастером меча и пера; аббат с поистине христианским смирением принимал все выпавшие на его долю несчастья и, естественно, выходил из них победителем. Словом, содержание было продиктовано юношескими мечтами и гонимыми фантазиями, а отнюдь не художественным чутьём или хладным рассудком, планомерно строящим произведение, выражая себя. Из какого-то пиетета к Имени, свойственного начинающим литераторам, он не мог использовать любое и поэтому беззастенчиво крал их у своих родных и знакомых, с фрейдистской точностью избегая имени Оленьки. Поэтому Сашин роман представлял интерес только в одном: он был непосредственным выражением его юношеской души и являл умному взгляду многое.
      Саша подобрал воланчик, подкинул его и сильно ударил ракеткой, но тот резко пошёл вниз и упал в метрах двух от подающего. Раздражение росло, солнышко припекало через листву, Оленька похлопывала себя ракеткой по ноге и улыбалась. «Я больше не хочу» - сказал он, распрямляясь, и остро почувствовал, как неестественно прозвучали его слова. Это взбесило Сашу ещё больше. Он поднял воланчик с усыпанной хвоей земли и в упор взглянул на раскрасневшуюся от игры девушку. «Тогда пошли купаться, – сказала Оленька, с улыбкой протягивая руку за воланчиком, – Вода уже прогрелась, наверно».
      Именно эта улыбка и жест, полный скрытой насмешки и превосходства, лишили Сашу последнего терпения. «Фигня, - сказал Саша – ни хрена она не прогрелась, дура». Он схватил камень и кинул в Оленьку, метя в висок. Камень просвистел мимо и Оленька застыла с тупом удивлении, чего делать не стоило ни в коем случае. Сашенька подбежал к ней и неловко ударил ребром ракетки по голове, от чего жертва вскрикнула и схватилась за голову руками. Убийца ударил её ногой в живот, повалил на землю и стал, тихо плача от собственной беспомощности, избивать лежащую до тех пор, пока её всхлипы не перешли в монотонный стон. Схватив за руки, он поволок её к озеру, – это было нелегко, так как Оленька была выше и тяжелее его, – и утопил в заросшей белоснежными кувшинками заводи. Когда последний круг на поверхности разгладился, он повернулся спиной к озеру и, насвистывая и подпрыгивая, пошел домой. На душу его снизошел долгожданный покой и чувство наступающего чуда, рвавшееся наружу в излишней размашистости движений и тихом счастливом смехе. Молодая грудь дышала глубоко и свободно.
      Вечером Сашенька записал в своём романе: «Аббат выехал из вечереющего леса. Закатное солнце сквозило лучистой алой прожилкой через облака, окрашенные в тёплые пастельные тона розового и нежно-лилового. Вдали на холме четко прорисовывался темный силуэт островерхих башен замка барона Д’Аламбера. Аббат поддал было шпоры своему усталому коню, как услышал громкий женский крик, донесшийся из придорожных кустов. Не задумываясь, Джованни, вытаскивая шашку из ножен, вломился в хлещущие по ногам ветви и оказался на небольшой поляне среди зарослей боярышника, усыпанного цветами. Цветы, осыпавшись от грубого прикосновения к ветвям, устлали землю ковром. Взору аббата предстала ужасная картина: банда лесных разбойников измывалась над дамой в бледно-розовом платье, привязанной к стоящему в центре поляны стулу с высокой спинкой. Лицо несчастной выражало презрение и гордость. «Эй вы! - крикнул аббат, - Отпустите её, иначе я научу вас уважать Справедливость и Веру!» Но подлые лица разбойников выразили лишь ненависть к доблестному аббату. Тогда Джованни на всём скаку въехал в толпу разбойников и стал рубить их шашкой. Те в панике отпустили несчастную и скрылись в лесу.
      Джованни спешился и отвязал даму. «Как ваше имя, милорд?» – спросила спасённая. Аббат поправил бескозырку и сказал: «Аббат Джованни, всегда к вашим услугам». Они поцеловались».
       Сашенька улыбнулся своим мыслям и блуждающим взглядом уставился в черное окно, отражавшее желтый абажур настольной лампы, его лицо, стол с графином. Деревья успокоительно шумели, луна, сменившая солнце на небосводе, желтела сквозь листву, как второе отражение настольной лампы. Вдали послышался странный звук, будто лопнула басовая струна. Саша улыбнулся и отложил ручку. Его сердце наполнялось теплым ручейком чего-то очень хорошего, чего-то, что обязательно должно было случиться. Саша встал, со скрипом отодвинул стул, пересёк комнату и вышел на крыльцо. «Оленька», - шепнул он, вдыхая резко похолодавший ночной воздух. Ему показалось, что он различил в темноте незаметное движение, и это обдало его жаркой волной неотвратимо наступающего счастья.
      Оленька открыла глаза и жутковато улыбнулась разбитым ртом. «Они поцеловались», - прошептала она распухшими губами. Сведёнными трупным окоченением реками Оленька неловко схватилась за стебли кувшинок, закрывших на ночь свои белоснежные цветы, подтянула своё одеревенелое тело и выползла на берег. «Сашенька», - шепнула она и изо рта полилась озёрная вода. Вода текла с ее одежды, змеясь по хвое черными ручейками. Толстая подушка ряски сползла с плеча и упала. Оставляя мокрые следы, утопленница двинулась в направлении приветливых огоньков дачного посёлка, туда, где её ждало что-то невыразимо прекрасное и большое.
       Сквозь чёрную листву на дачный посёлок, прилежащий к нему лесок и липко поблескивающее лужей разлитого мазута озеро светила полная луна. В воздухе стоял душноватый запах ночного горошка. Что-то яркое прочертило небо и упало за лесом. Странный звук повторился.
      
      3. Маленький замочек в самом конце.
      
      Пётр Семёнович Золотарников ехал в метро, перемещаясь по своему обычному маршруту «Алтуфьево» – «Университет». Ручка старого профессорского портфеля больно врезалась ему в пальцы, заставляя его то и дело перекладывать свою ношу из одной руки в другую. Золотарников, прижатый спиной к вагонной двери с издевательской надписью, вобравшей в себя всю суть советской идеологии, - «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ», гадливо поглядывал на бородавку, примостившуюся на крыле носа прижавшей его к этой двери дородной женщины в ситцевом платье бледно-розового цвета, испещрённом зелёными цветами, кошмаром Линнеевской ботаники. Пётр Семёнович был невысок ростом, плешив и испуганно улыбчив, его профессорские глаза смотрели на мир через массивные очки черепаховой оправы (подарок от суженой к 60-тилетию) и часто мигали, что придавало его лицу удивлённое выражение.
      Он вёл с собой свои обычные утренние разговоры. «Трудно поверить в реальность этого мира – просто из чувства хорошего вкуса невозможно согласится с его существованием – а поверив, непонятно, что делать с этим знанием – просто из чувства хорошего вкуса не захочешь принимать его всерьёз. Господи, что же это она так налегает? Поэтому зачастую причины чисто эстетического плана лежат в основе выбора мировоззрения». Золотарникову было как-то особенно душно в то утро, но он старался не обращать на это внимания. «Поэтому центральное среди место философских наук должна занимать не метафизика, а эстетика, но эстетика в новом понимании, эстетика, представляющая собой, по сути, морфологию философии». Золотарников тихо ликовал, несмотря на омерзительное чувство липнущей к спине рубашки. Бородавка на носу у падающей на него матроны переставала быть отвратительна и становилась наоборот интересна. Каким-то другим пластом своего существа Пётр Семёнович представлял во времени её эволюцию: маленькое пикантное пятнышко на юном носике, которое так любили целовать, аккуратное зёрнышко на носу элегантной молодой дамы и, в итоге всех метаморфоз, коричневая изюмина. Бородавка из уродливого образования превращалась если не в приятельницу, то хотя бы в компаньонку, вместе шагающую по жизненному пути, делящую со своей хозяйкой все горести и радости жизни. Поэтизируясь, образ примирялся с эстетическим началом Петра Семёновича и постепенно затвердевал, сохраняясь надолго в формалине его памяти. «Эстетическое начало должно быть тем неразлагамемым далее элементом, основой, базовым принципом, на котором нарастает вся остальная априорная аксиоматика мышления», – несло Петра Семёновича далее от станции «Тимирязевская» к станции «Дмитровскя».
      Пётр Семёнович ехал прочитать вконец обленившемуся по причине весеннего солнышка третьему курсу лекцию на тему «Грибные комары средней полосы России и сопредельных регионов». После своей единственной лекции он был свободен и собирался отправиться к себе на дачу, так как была пятница. На даче Золотарников разводил петунии, валялся с книжкой на шезлонге и незлобиво бранился со своей благоверной. Пётр Семёнович с самого утра представлял себе то как он, щурясь от яркого солнышка, сойдёт на перрон, один, совсем один, затерявшись в толпе шумных и бестолковых дачников (дело в том, что Зинаида Михайловна сегодня была приглашена в гости к Щукиным, которых Пётр Семёнович на дух на выносил, и поэтому собиралась присоединиться к нему завтра) и ноги сами понесут его по дороге к даче. Мысли будут легки и необязательны, пиджак, перекинутый через руку, будет мешать, но не очень, создавая то самое, знакомое до мелочей чувство первого весеннего приезда на дачу. Он провернёт ключ в замке, замок прохрустит и щелкнет, Пётр Семёнович войдёт внутрь и втянет в себя запах долго пустовавшего жилья – долго, но недостаточно долго, чтобы в запахе ничего не осталось с прошлого года. И тогда он окажется дома.
      «Что есть крайняя граница нашего знания о мире? – продолжал Золотарников - Не более чем чувство внутреннего согласия с мыслью, эстетическое приятие, вера, если хотите. Доказательность логических построений не в них самих, а в чувстве согласия с логическим принципом, вещи совсем не такой уж очевидной и необходимой для всех. Поэтому все размышления о мировоззрении должны опираться не на логические обоснования, а на то, что вызывает приятие или неприятие конкретной позиции – на эстетические принципы. Из-за существования множества непересекающихся и взаимно противоречащих эстетических систем логика рассмотрения должна быть и не эволюционной, и не типологической, а эволюционно – типологической: изолированные друг от друга типы мирочувствования, развивающиеся каждая по-своему собственному гештальту.». Петр Семёнович представлял себе их взаимный переход как защёлкивание маленького замочка, фиксирующего бытиё в какой-то застывшей форме. Этот маленький замочек был чем-то вроде божественного промысла, последним прибежищем религиозного чувства в мироощущении Золотарникова. Почему это представлялось ему именно так, он объяснить не мог и где-то в глубине своей души этого стыдился. Это место казалось ему ахиллесовой пятой всего мировоззрения, и он боялся, что когда-нибудь он перестанет в это верить, и всё рассыплется, как карточный домик. Пётр Семёнович боялся когда-нибудь потерять свой рудимент религии, особенно это страшило его тем, что он, привыкший быть полновластным хозяином своего душевного космоса, был совершенно беспомощен в вопросе своей собственной веры.
      Пожилой человек в сером помятом пиджаке, с крупным носом, на котором лопнуло несколько сосудов – верный признак старого сердечника – судорожно дёрнул своей тяжелой головой и стал медленно падать как-то вбок, нелепо откинув в сторону правую руку, сползая по стеклу двери с надписью «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ»; лицо его наливалось малиновым. Дама в бледно-розовом платье тихонько ойкнула, молодой человек в кожаной куртке схватил падающего за плечи и зачем-то попытался поставить на ноги. В это время поезд стал тормозить, подъезжая к станции, остановился, открыл двери и толпа вынесла Петра Семёновича на платформу станции «Университет». Впервые в жизни его носили на руках.
      «Куда же нам его?»- спросил начальник станции. «Может, положим на лавочку?»-предложил кто-то из толпы зевак, собравшихся вокруг. «Он же мёртвый, зачем пугать людей – сказал дежуривший на станции прапорщик Федорченко –лучше положить его в бочку для «подозрительных предметов, обнаруженных на станции или в вагоне метро» – всё равно она пустая, а ему-то ведь уже всё безразлично».
      Золотарникова запихнули в металлический цилиндр, стянутый прочными болтами. Он не слышал, как со скрипом закрылась крышка и приглушенно клацнул через толщу металла маленький замочек. Душа его тихо плакала, оставшись одна.
      
      4. Рефрен
      
      Пусть не говорят, что я не сказал ничего нового: нова сама диспозиция материала; когда играют в мяч, то пользуются одним и тем же мячом, только один бросает его лучше, чем другой.
      Б. Паскаль
      
      «В современную словесность всё сильнее проникают изобразительные элементы, считавшиеся ранее характерными лишь для музыки: контрапункт, альтерационное напряжение путём чередования аккордов напряжения и разрешения, построение музыкального пространства при помощи бесконечных тяготений и т.д. Чисто музыкально использование в качестве изобразительного материала крупных с точки зрения классического представления о словесности образований, таких как стили (в музыкальной терминологии – тональности), рефренирующиеся сюжетные линии (контрапункт). Таким образом, чисто музыкальный жанр - tema con variazioni – становится одним основных современных литературных жанров, а следовательно – одним из основных типов мирочувствования вообще» – записал Сергей Анатольевич в записной книжке. Всё, что написал Сергей Анатольевич в своей жизни, было придумано не им, и он это отлично понимал. Но одна мысль, одна единственная мысль, которую он никогда нигде не написал, хотя она, безусловно, была лучше многих из тех чужих мыслей, которые он написал, грела его и придавала уверенности его слогу: не важен источник мысли, ибо он всегда спорен. Даже если ты выразил мысль первым среди людей, никто не сказал, что ты имеешь на неё абсолютное право. Говорить так – это значит оскорблять То, Что Стоит За Этим Миром. Важнее то, насколько ты прочувствовал мысль, согласился с ней самыми глубокими пластами своего Я. А в этом Сергей Анатольевич был Мастер. «Более того, современная философия достигла того этапа, когда отдельные концепции прошлого стали строительным материалом. Современная философия – это история и сравнительная морфология философии предыдущих веков», - записал он далее. Он встал с сквозящей, как положенный на бок забор, скамейки и пошел домой, чтобы дома спокойно записать пришедшие в голову мысли.
      Стояла ранняя весна, ещё совсем ранняя, которую отличаешь лишь по синему отливу теней на слегка потерявшем авторитет снегу, по слабому запаху земли, словом, по всем тем признакам, которые слишком глубоко коренятся в душе, чтобы легко перевестись в сухую форму слова. Сергей Анатольевич Саранский-Лилейный шагал по улице, ощущая рвущуюся изнутри радость движения, неприличную для человека в возрасте сорока без малого лет. Упруго печатая шаг, он находил особую радость в том, чтобы пройти под самыми угрожающе повисшими сосульками.
      «Контрапункт –говорил Сергей Анатольевич сам себе – это символ эпохи». Он вошел в свой подъезд и решил подняться на пятый этаж пешком, так как чувствовал в себе неизрасходованные силы и желания, неверно трактованные им как избыток желания жизни.
      
      Первый этаж
      
      «Контрапункт проявляется во всех областях человеческой жизни, не только в области изящных искусств. Возьмём, например, современные заводы с их повторяющимися технологическими операциями. Он становится основным принципом не только в современной технике, но и в её душе – в математике. Чего стоят одни…
      
      Второй этаж
      
       …математические ряды и разложение в них функций, которые и сами зачастую являются периодичными. Контрапункт становится душой века, что выразил ещё Ницше в своей идее вечного возвращения. Это обстоятельство не может не накладывать определённого отпечатка на религиозное чувство современного…
      
      Третий этаж
      
       … человека. Поэтому современной религией должен стать буддизм, заменив устаревшее, отмирающее христианство, эту религию единичного акта, противоречащую современному духу. Естественно, что это внутреннее изменение не может не проводить специфического отбора человечества, оставляя лишь способных к…
      
      Четвёртый этаж
      
      …удовлетворению повторением». Мысли скакали с одного на другое, радуя прочным запасом резвости, даже удали, предвещая долгую и плодотворную работу за письменным столом. Тут новая, совершенно новая мысль вспыхнула в мозгу у Сергея Анатольевича: «Именно в контрапункте следует усматривать причину победы плотской любви и института свободной любви над любовью души и институтом брака. Современная эпоха – эпоха компиляции, а не творчества. Свободный дух умер.
      
      Пятый этаж
      
       Контрапункт везде, он проник в саму структуру времени: лето, осень, зима, весна; месяцы; дни недели. Интересно, а я, думающий это, принадлежу ли я к этой эпохе? Если да, то нет ли в этом contraductio in abjecto?». Сергей Анатольевич порылся в карманах, достал увесистую связку ключей с брелком в виде черепа, ткнул ключ в замок, ошибся, ткнул другой, провернул и с шумом ввалился в квартиру, ощущая непонятно чем поднятое лёгкое раздражение. «Забавно, - размышлял он, стаскивая плащ со своих полных плеч, - а есть ли мне место в этом мире? Достаточен ли компиляционный элемент в моих рассуждениях - пересекая квартиру в туфлях, оставляющих мокрые следы на паркете – чтобы примирить меня с духом времени? Нет, скорее скрыть меня от его карающей длани – открывая срывающимися пальцами шпингалеты на окне – ибо кто я? Я ничто, я только частица ила, подхваченная мощным потоком – открывая окно – и могу лишь принять его волю – вставая на подоконник – и я её принимаю. Если контрапункт стал духом мира, то я вернусь сюда ещё бесконечно много раз, и моя жизнь – лишь одна из нот в бесконечно повторяемой мелодии».
      «Ещё один, - сказал медбрат из подъехавшей скорой помощи, - и так каждый день. И когда же это им надоест? Господи, что за работа». «Ничего, привыкнешь. Я тоже как-то сначала не очень. Жизнь, брат, - к ней привыкаешь», - усмехнулся его напарник, привычным движением заводя мотор. Красно-белый рафик развернулся и выехал через арку наружу, расплескав лужу и согнав голубей, клевавших крошки у ног сердобольной старушки. «У, ироды», - сказала она и её седая голова с ввалившимися глазами, похожая на череп, мерно затряслась в старческом тике. Голуби сели обратно, мутные воды лужи вернулись на свое место. Только черные следы мокрых шин вели к арке, высыхая на полпути к ней. Окна многоквартирного дома молчали; на дворе стояла весна, апрель, 26-е число, четверг. Был час дня.
      
      
      5. Скрытый инстинкт
      
      На липкой весенней грязи виднелись множественные следы лап каких-то шестипалых существ, которые, очевидно, пытались вырыть в земле норы, но их что-то спугнуло. Под ярким весенним солнцем грязь блестела, как кондитерская шоколадная глазурь, в лужицах мутной воды зарождалась новая жизнь, пахло прошлогодней травой и свежим листом мать-и-мачехи. Профессор Спиридонов, Олег Михайлович, с нескрываемым удивлением и интересом разглядывал многочисленные и свежие следы шестипалых существ, оставленные теми на липкой весенней грязи.
      «Вероятно, это тот самый мифический Hecsadactilis monstruosum. Но этого не может быть, наука отрицает их существование», - объяснял он себе необычные следы. Следы вели с истоптанной полянки в берёзовую рощицу, прозрачно сквозящую голубым, ещё не выцветшим, какое оно в августе, небом. Рощица была как бы слегка заштрихована разворачивающимися из липких, одуряюще пахнущих новым, весенним запахом, коричневых почек. Профессор пошел к рощице, обсуждая с собой в полголоса происходящее. Олег Михайлович ощущал какую-то бодрость, желание активных движений, но не мог однозначно определить причину этого чувства – толи это был охотничий азарт старого биолога, так и не сделавшего за всю свою жизнь ни одного великого открытия, толи просто хорошая весенняя погода и солнце.
      «Последний раз наблюдения Hecsadactilis monstruosum упоминается в трудах аббата Джованни, датируемых 1617 годом. Невероятно встретить его сейчас и, главное, где – в Подмосковье, где, казалось бы, всё описано и систематизировано!» Олег Михайлович недоумевал, так как загадка, которую загадала ему весенняя полянка, была уж больно необычна. Он был, как и его ближайший приятель, Петр Семёнович Золотарников, не смогший пойти с ним сегодня на прогулку по случаю собственной смерти, выдающимся специалистом по грибным комарам. Олег Михайлович остро ощущал необходимость в ком-нибудь, кто смог бы подбодрить его и помочь дельным советом, но никого рядом не было. Олег Михайлович повёл носом и принюхался к весеннему воздуху. Определённо, чем-то пахло. Резкий запах, слабый, но настойчивый, плыл в воздухе. Профессор углубился в рощу, его следы – длинноносые туфли, слегка хромает на правую ногу – переплетались со следами существ, переплетая их судьбы.
      Следы существ шли ровной тропкой, перепрыгивая через лужи. Отчётливо было видно центральное углубление от пятки и шесть пальцев, снабженных мощными когтями - четыре пальца вперёд и два – назад. Существа, а их было, судя по следам, несколько, направлялись к заброшенному институту картофелеводства. «Не может быть, но это они», - думал пожилой профессор. Роща кончилась, и по пустырю, лежащему перед зданием института, профессор ускорил шаг, идя по следу, ведущему во внутренний дворик.
      Ии и её подруги собирались отложить яйца в тёплую весеннюю грязь, но её спугнул приближавшийся к поляне седоволосый человек в заношенной вельветовой куртке. Она была старшей самкой и знала, что людей следует избегать, хотя и не знала, почему. Предполагать, что это мягкое существо может причинить ей какой-либо вред, было смешно. Но что-то в глубине её души говорило ей, что надо избежать встречи и она решила перенести место весенней кладки во внутренний дворик института.
      Спиридонов шел мимо громады поблёскивающего слепыми окнами на весеннем солнце института картофелеводства. Институт был точно таким, каким он был и в прошлом году, и пять лет назад, и десять. Наступившая весна его не касалась. Профессор завернул за угол и вошел во внутренний дворик и увидел их. Под разросшейся липой стояло три сутулых существа ростом приблизительно под два метра, с длинными грязно-белыми крыльями. Существа не мигая смотрели на Спиридонова. Странный запах чувствовался во дворике особенно сильно.
      Ии увидела человека, вошедшего в дворик. Что-то смутное шевельнулось в её душе, какой-то пережиток пр

    Связаться с программистом сайта.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список

    Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"