Закончив доить корову, она стала медленно и осторожно подниматься с низкой скамейки. С каждым разом это ей давалось всё трудней, но виной был не возраст, ведь Дыжид было не так много лет. А всё сказывались последние годы тяжёлого труда, голода и переживаний, что теперь зовутся военными.
Нашу бурятскую землю не топтал сапог фашиста и наши сёлы не подвергались ежедневно бомбардировкам, но умерали и страдали здесь также, как и повсюду, ожидая своих близких с фронта и стараясь выжить. Наши отцы погибали в боях, а матери от болезней и голода у детских кроваток, и так же, как и везде сибирской Бурятии оставались дети сиротами. Те дети никогда не забудут войны, которой не видели своими глазами, но будут помнить по своему военному детству.
Сын Дыжид ушёл на фронт добровольцем, оставив матери молодую жену, которая вскоре родила сына. Сам он вскоре пал под Москвой, защитив собой людей, и этого было достаточно, чтоб оправдать его смерть перед матерью, но не перед Донирмой. Им о его смерти стало известно лишь после дней победы, когда вся семья, ожидая ждала и никак не могла дождаться его возращения домой. Хоть раненым, хоть больным, но обязательно живым.
Со дня победы прошло два года. Донирма не переставала говорить о муже, как о живом, но теперь уже реже. Она ещё на что-то надеялась, и почти верила в самые не вероятные истории спасения своего мужа, с которым успела прожить только полгода. Она стихала под вечер, и когда сияли такие чужие и холодные звёзды, начинала безудержно плакать, будто оплакивала того, кого продолжала любить.
- Намсарай не с вами? - Спросила Донирма, заглянув в коровник.
- Дочка я думала, что он с тобой, - Ответила Дыжид, и при этом морщины на её лбу стали глубже, а лицо напряглось и стало острее.
- Опять за внуком не углядела, - Вздохнула она и вышла вслед за невесткой, идущей искать сына.
Намсараю уже было шесть лет, и он никак не хотел верить в то, что его отец никогда не придёт и не будет рядом, как ему всегда хотелось. Он сбегал от бабушки и матери к дороге идущей из районного центра и там сидя ждал, пока Донирма с криками не уводила его домой.
- Ты ждёшь свою бабушку? - Спросил Намсарай, вытирая грязной Ручкой лицо.
- Да, она скоро придёт.
- Я тоже буду ждать, - сказал он, не посчитав нужным уточнять кого именно. Он лёг в траву на живот и, поднеся руку ко лбу посмотрел в даль.
- Да, - Ответил простодушно Намсарай,и увидев идущую к ним бабушку Оюны, прошептал:
- А после ты будешь ждать со мной?
- Кого? - Спросила Оюна и её брови взлетели вверх, а глаза точно смородины серьёзно посмотрели на него.
- Наших отцов,- доверительно произнес он.
- Намсарай, а ну вставай! Земля сырая, - Закричала бабушка, подходя к ним.
- Нет,- ответила Оюна, покачав головой.
- Мой папа не придёт ко мне по этой дороге, как и мама. Они навсегда оставили меня с бабушкой и если с ней что-нибудь случится, то я совсем останусь одна и тоже умру.
Оюна с силой прижала кулачки к глазам, чтоб не дать слезам выкатится и, быстро отвернулась.
- Ой! Что с тобой? Намсарай обидел?
- Никто не обидел, соринка в глаз попала.
-А ну покажись. Да ты плачешь, - Проговорила бабушка, прижимая голову внучки к своему бедру.
- А ты хулиган отряхни скорее штанишки. Мама уже ищет тебя.
Она ласково взяла их обоих за плечи и подтолкнула вперёд.
- С ним всё в порядке, он был с моей внучкой, - Сообщила она, читая в глазах Донирмы тревогу.
Мать подскочив, молча взяла сына за руку и быстро зашагала, уводя его домой. Намсарай был хмур, но мог улыбнуться тут же, если бы мать не ругала его, а разрешила бы остаться у дороги.
Дома он успокоился, когда ласковая бабушка, напоив его молоком, стала рассказывать чудесные сказки. Его сон был чист и прозрачен, и как всегда сквозь прозрачность детского сна, ему улыбался его вернувшийся отец.
На утро пахнущее мокрыми травами, Намсарай выбежал на двор, как обычно в это время дома никого не было - его мать и бабушка смотрели колхозный скот. Он стоя на крыльце подтянул штаны и поправил рубашку, заглянул через хилый забор в соседний двор Оюны и выбежал на улицу. Этот день был девятым маем. По улицам шли те, кто приближал этот день и вернулся живым, победившим захватчиков своей родины. Намсарай же не впервый раз обратился к незнакомому дяде, храня надежду:
- папа!
- Нет, я не твой папа, малыш, - ответил молодой солдат, ласково ему улыбаясь.
Донирма нашла сына под вечер, оббежав село уже несколько раз. Как обычно Намсарай был расстроен тем, что отец опять не пришёлк нему И, мать плача, объясняла ему все снова.
- Где же ты был? Я так волновалась за тебя и думала, что ты убежал в тайгу, - плакала Донирма, держа сына на коленях.
- Прекрати его искать, он не придёт, пойми это.
- Нет, - начал возражать сын, громко всхлипывая.
- Он всё равно когда-нибудь придёт ко мне.
-Послушай,- вздохнула Донирма, потом, помолчав продолжила: - Помнишь мать Оюны? Её больше нет и,никто её не ждет. Твой папа был самым лучшим, но его нет.
-Но он же победил?
-Да, он победил, чтобы не было войны, чтоб люди могли жить на своей земле, чтобы была надежда, но он не вернулся, и в этом виновна только война. Ты ещё много встретишь зла и не справедливости на земле, но не храни в сердце зла на кого-нибудь или обид, и тогда будет меньше воин. Твой отец очень тебя любил бы. Он добр и справедлив, и ты должен быть таким же, чтоб хранить его имя не только в сердце и в памяти, но и в своих делах.
-Давайте будем ужинать, - сказала Дыжид, когда внук с невесткой успокоились, и стала разливать по тарелкам суп с домашней лапшой. Намсарай подавлено молчал и медленно ел. После он лежал на тахте, а бабушка сидя рядом, гладила его по голове и медленно говорила:
- Горько милый, горько, но ничего непопишешь. Нельзя не смеряться с судьбой, она всё равно не минует. Дорога цена человеческой жизни, но ею расплачивается мир за все плохое и хорошее.