Жил один богатырь свете на белом. Был у него, и пояс добротный, и меч острый, и сапоги крепкие, как всем богатырям положено. И очень он гордился своим добром. Только доставал редко, поглядеть, да обратно положить. Надеть-то, погодя, было некуда, мирно жили в ту пору. Так и он со всеми в дружбе, помогал, слабых защищал, сильных, что слабых обижают, научал. Добрый и сильный.
И вот случилась у них в деревне беда. Захворало там дерево чудное - что зимой плоды приносило целебные. И радость, и счастье приносит оно всем, кто съест их. Стало чахнуть волшебное дерево, и народ людской стал болеть вместе с тем.
Вызвался богатырь наш к волшебнику идти, что жил на горе за лесом. Мудрый он, десять жизней на свете живет. Это сколько помнят его, а то и подольше... Он точно знает, как хворь исцелить, волшбой ли, советом. Собрался богатырь - подпоясался и отправился в путь дальний, неблизкий.
Шел он по лесу, сам и дорогу протаптывал. И диво, - дома зима бесснежная, мрачная, да только здесь горы снежные, хоть набирай, да назад неси. Вдруг видит молодца навстречу, что с поклажей тяжкой, невмоготу. В дальнюю сторону идет, согнувшись. Захотел он помочь, снял пояс свой, отдал, сподручнее чтобы было ношу нести, и путь продолжил.
Много ден прошагал. Холодно, голодно бывал, да только шел. И вдруг видит он в лесу мужика босоногого, что идет, еле дышит. Идет, дорогой стер сапоги уже. А идти - то далече. Сжалился богатырь, сапоги свои стянул, отдал, и вперед двинулся, снег проминая.
Еще день минул, и видит старика в рубахе одной, что только зубы стучат. Пожалел и его герой, - отдал кафтан свой. Взял меч один, дальше зашагал.
Вот пришел он к горе, такой высокой, что не видать вершины, да есть ли она! Взбираться начал: за уступы хватался, скалы крепкие, острые мечом прорубал.
Но долго ли, коротко ли, добрался. Поднялся к вершине, но меч свой об гору сточил. Башня на горе белая стоит, красоты неописуемой, а в башне ждет его уже волшебник седой. Голос грохочет, словно скалы бьются, рукой взмахнет, словно ураганы воют.
- Зачем пришел, добрый молодец, проси!
- Дерево наше людям просить пришел, подскажи, вылечить как, спасти?
- Знаю про него, чахнет оно без шубы зимней, крепкой. Дерево то не зря зимнее. Да только без надобности тебе помощь. Сам ты его спас уже. Для себя проси.- Это как, удивился богатырь, да и просить - то нечего.
- А вот по пути, не видел ли кого? - затрясло землю, - Слуги мои - то: Снег, он и так тучи носит, Ветер, он и без сапог быстрее всех, Мороз, тому и кафтан без надобности. Но уважил их Ты и подарками чествовал. Спасут они дерево ваше. Снежком припорошат, ветерком обдуют, морозцем схватят, и будет дерево цвести - людей радовать. А тебе возвращаю пояс и сапоги с кафтаном. Вот меч новый возьми, прочней нет его, - каждому должен быть подарок.
Загремело все, хлопнуло и свернулось. Оказался богатырь в родной деревне, где радостные люди уже срывали волшебные дары с живого дерева. И был спаситель и защитник почитаем для стара и млада. Конец.
Иван гармошкой захлопнул книгу и обстоятельно ответил любопытству Сашки - "вездесущки". А там и засыпать сыну пора.
- Дед Мороз скоро придет. Знаю, что хорошо вел себя, только он тайно приходит, видеть не должны его. Спи давай, время знаешь сколько!?
- Папа, а ты так и не нашел часы дедушкины, как думаешь, он сердился бы на тебя?
- Не знаю, сын, я уже и не помню его. А подарок тот мне уже не найти, ржавеют где-то.
Механические, раритетные. С царапиной на крышке, вроде как от ключа. Отеческий подарок, из тех, что на память. "Не в знак совершеннолетия", - говорил отец, - "А в знак взросления". Поэтому несколько позже подарил. Вот и думай, не рано ли знак этот был дарен. Нужно успеть еще добежать в город за посылкой, - бубнил потерявший, - оправляя бугорок под елкой, единственный.
Дорогой лесок снежный, поле, огоньки городка, все тускло. Ведь всегда при нем были, доставал часто, как потерял. Память, - есть память. Но тут не попишешь, дырявый владелец.
Спасибо, приютили посылку. Новые. Не дешевые, и не сильно дорогие, чтобы инженер завода мог получить их. Вернее, лично заказать себе под елочку. Не так волшебно, но завтра они будут вторым бугорком. Каждому будет подарок.
На обратном пути минут двадцать сократил, зашел в "Закуток", дорогу "смазать", как говорили. Там мужики частенько. Иногда не в меру, аж капает, смазывают, вот к этому он всегда строго. Но тут настроение, праздник. Даже закурить одинокому незнакомцу предложил.
- Не курю я, голос у меня такой. С детства еще.
Голос его, смесь всех существующих низких и хриплых звуков, предложить закурить, ну напрашивался.
- Вот выпил - это да. Да тут, сам знаешь... С вахты спать, а там и смена новая, некогда. Сегодня и зашел только. По делу тут был одному. Да и праздник же...
- Что - то не знаю тебя, из бригады?
- Да вахтой мы, сегодня здесь завтра там. Завод большой, а местных - то у вас раз два и нету. И тех не заманишь, руки себе дробить.
- Работа у нас не сахар. Но хоть премии бывают. А здесь - то чего остался? Праздник же, спросил Иван.
- Сам знаешь, печи не гасим, остынут, а там и заработать смогу. Подарки куплю, как домой поеду. - ревело где-то в контроктаве, - у нас и бутерброду с колбасой рад, а тут и на леденцы с тортами выйдет. Двоим своим, да бабке, что с ними сейчас. Сам я с ними остался, да мамка моя. Порадую, если здесь не сгину,
За полчаса той беседы, что - то изменилось. Поговорили про жизнь, про руки, кажется, и ноги. Вроде, как и недолго для биографии, меньше, может, слов, чем у нас в повествовании, да только весомо все, грузно. И так, непонятно кольнуло внутри, где-то заныло. То ли мороз крепчал, то ли вьюга закрутила.
- Сколь часов - то? А то в общагу мне, на смену завтра, - снова загудела реальность.
- Да, идти пора.
Как расходится стали, Иван вынул бугорок свой будущий, и отдал мужику.
Обратно шел, думал - хорошо, что подарил. Себе новые куплю, ничего. Но поуговаривать пришлось, - жена, мол, новые приготовила, а эти отдаю так. А держи подарок, он ведь у всех должен быть! Не от бабки же тебе с внуками ждать.
- Ну давай. Спасибо, странный человек, - пробасил мужик.
Да, только пободрей пошел незнакомец обратно.
Сказка точно! Только современная, настоящая. Приврал, конечно, не было жены. Он и Сашка, сын, вдвоем жили. Может, эти мороз и вьюга и были те, что крепчал и закрутила там в "Закутке".
Топот детских ножек затараторил гулкому - тяжелых сапог, стучавших в сенях.
- Это кто не спит - то? А ну марш наверх!
- Папа смотри, смотри что у меня...
- Это что такое? Как так? - содрогнулся Иван, собственной кожей ощутивший небесный грохот.
- Приходил какой-то дядя, я не открыл. Он их принес, представляешь! Я ему под дверь хотел мои деньги из копилки просунуть и пирожок, но он положил часы и сразу ушел. Смотри, даже царапинка там же!
- Он сказал, что - нибудь?
- Сказал, что нашел в лесу у завода. Говорят, твои. Ра - ри - тет, вот! Потом еще сказал что-то, но я не понял. И еще, у него голос такой ррр, как у медведя!