Цыбулина Наталья Васильевна. Жизнь лица

ЖИЗНЬ ЛИЦА

пьеса в двух действиях

Действующие лица:

Саша - муж

Вера - жена

Тёма - сын

Вербовщики

Странный молодой человек

Длинный плащ

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Саша сидит за столом, печатает на ноутбуке, встаёт, подходит к кульману, чертит, стоит, задумавшись. Работает. На стенах, даже на полу - чертежи, датчики, беспорядок. Хочет налить чаю - чайник пустой, бросает его с грохотом в мойку. Хочет налить сок - пакет пустой - отшвыривает пакет. Входит Вера.

Веру играют три разные актрисы, необязательно похожие внешне, даже ростом и комплекцией. В данной сцене - Вера N 1.

Вера: Саша, посмотри, какое лицо чудесное? Посмотри! Нравится?

Вера крутится вокруг мужа, напевает. Муж недоверчиво глядит на жену.

Саша: Прошлое мне больше нравилось. Ты на кого-то похожа...

Вера по-прежнему кружится вокруг мужа, счастливая.

Вера: Как ты не понимаешь? Похожа на кого-то, но ты не знаешь на кого, и не узнаешь! Сегодня звёзды продавались в два раза дешевле, чем это, как ты говоришь, "на кого-то похожее". Саша! Саша! Это же чудо, посмотри! Да посмотри же!

Саша смотрит в упор.

Саша: Не знаю. Не могу привыкнуть. Наверное, красиво... Не понимаю.

Вера: Да ну тебя!

Вера хлопает дверью. Уходит. Саша подпёр рукой голову. Говорит в зал.

Саша: Когда это началось? Первое лицо мы купили ей двадцать лет назад. Это было сумасшедшее время! Лица только-только стали продавать свободно. Не было ещё никаких регламентов и "порядков использования", никакой "полиции двойников", никаких "квот на выдачу особо популярных". Сейчас даже не верится, что такое когда-то было. Невероятно. Мы только поженились и были бедны, как обыкновенно бедны в огромном городе молодожены, не замечающие ещё в своем счастливом опьянении ни самого этого города, ни своей нищеты. Мы жили не смущаясь, не боясь, не считая потому, что смущенье было съедено страстью, считать нам ещё было нечего, а страх - горечь имущих - был нам неведом. После института мы пришли на Невский, в магазин "Лики". Стеснительно, по стеночке, продвинулись к витрине, за стеклом которой, на бархатных подушечках, лежали вряд.....лица.

Во время монолога выходит Вера N 2, Саша целует её, берёт под руку. Они подходят к высветившейся ярко стене, на ней - безглазые маски.

Вера: Саш, смотри.... Сюда смотри.

Вера показывает на одно "лицо". Саша смотрит цену.

Саша: Однако. Цены тут...Оно же самое дорогое...

Саша свистнул и отошёл в сторону. Вера не шелохнулась.

Саша: Вера, пошли. Хватит. Безумие какое-то... Чёрт дёрнул...Ты чего? Ладно тебе. Пойдем.

Вера: Саш. Это моё лицо. Ты понимаешь? Моё.

Саша: Вера. Нам не хватит. Оно стоит больше, чем у нас есть. Нам придётся продать Право на рождение...Я зарабатывал его семь лет! Семь лет, Вера!

Вера: Саша. Саша. Ты понимаешь - это моё лицо.

Вера N 2 снимает со стены "лицо", целует его, баюкает, уходит с ним.

Саша: Мы купили в тот день первое лицо Веры. Она заперлась в своей комнате, шуршала там полвечера, потом дверь распахнулась и вышла.... Вера....Вера? Это был первый вечер моей жены с чужим лицом...Та женщина была прекрасна. Она была совершенна. Кто была та женщина? Поздно думать об этом. Та ночь была безумием. Как наше решение заплатить за лицо Правом на первого ребёнка, как моё малодушие перед этой сногсшибательной красотой, как всё, что случилось после...

Вера N 2 выходит, подходит к Саше, обнимает его сзади за плечи.

Вера: Лицо было и впрямь чудесным. Первые лица были натуральными, из живых клеток. Такая кустарщина в сравнении с тем, что продаётся теперь на каждом углу. Уже давно существует особая культура чужого лица, мода на формы, на стиль, на предысторию. Красота стала сложной, многослойной. А он, дурачок, всё тоскует по моим веснушкам...Страшно вспомнить...

Вера N 2 целует Сашу в макушку и уходит.

Саша: Второе лицо случилось как раз к пятилетию нашей свадьбы. Мне было тридцать пять. Я бредил крохотным слюнявым существом, красным и пахучим, тем, что называлось "ребёнок". Почему Вера никогда не говорила со мной об этом? Почему она другая? Она женщина. Она должна говорить об этом. Прошло пять лет. Что не так?

Саша: Вера! Вера!

Выходит Вера N 1.

Вера: А...

Саша: Я хочу...

Вера: У?

Саша: Я хочу ребёнка, Вера.

Вера N 1 отпрыгивает от него.

Вера: Ты - дурак? Ты не любишь меня? Ты не любишь меня....

Вера сворачивается клубком на углу кровати.

Саша: Вера. Вера. Что ты? Я... Я...

Вера: За что ты со мной ...так?

Саша: Вера. Вера...

Саша ложится на кровать рядом с Верой N 1 , обнимает её. Вера уходит. Саша садится на кровати.

Саша: Её третье лицо было... Вера столько раз менялась, я забыл: какая она на самом деле. Есть ли она вообще, моя Вера? Моя ли она?

Во время монолога выходят разные женщины, обнимают Сашу, приносят чай, целуют. Их много, больше десяти.

В следующие годы лица уже не запоминались. И Веру я тоже не мог вспомнить. Она меняла лицо раз в месяц, раз в неделю, дважды в день. Я привык не поднимать глаза на её голос. Так создавалась иллюзия её истинного присутствия. Не видя её, я был счастлив своими воспоминаниями. Когда я смотрел на неё, меня удивляла красота её глаз. Я разглядывал жену и замечал, что глаза её становятся живее и темней, будто что-то тяжёлое опустилось на дно этого взгляда и играло тёмными тенями на блестящей поверхности зрачка. Тот, кто поселился на дне глаз, был нагл и опасен.

Глаза также участвуют в симуляции искусственной красоты, догадался я. Они тоже играют в игру. Они обманывают, они научились существовать обособленно. Меня пугали красивые глаза жены. Если лицо вживляли на подготовленное место, то глаза сами научились подстраиваться под новый фон. Чем темнее глядели её глаза, наглые, не боящиеся разоблачения, тем больше грустнел я.

В это время на сцене Вера N 2.

Саша: Как-то раз я сказал: У тебя глаза - не твои, чужие какие-то...

Вера: Хватит меня оскорблять!

Саша: Зачем? Я не то хотел...Я хотел сказать, они отдельно от тебя... живут. Самостоятельно, как будто...

Вера: (раздражённо) Оставь меня в покое.

Саша: Мы разошлись по разным углам в нашей крошечной съёмной квартире, в комнате, смешно разделенной посередине старым шифоньером. И тут я впервые критично разглядел свой угол и хмыкнул.

Она меняет лица чаще жены губернатора, а живём мы, как и десять лет назад, в убогой тёмной комнате, разделённой шифоньером.

И, вдруг, я нечаянно расхохотался.

Саша смеётся.

Вера: Саш, ты что?

Саша: Ничего. Так.

Я глядел на растерянную, чуждую, прекрасную женщину, зовущуюся моей женой и, хохотал, среди вечной тишины неухоженной и обоими нами нелюбимой квартиры.

Вера опустилась на колени рядом с мужем.

Вера: Саша. Саша. Прости меня. Прости. Умоляю. Пожалей меня. Прости. Прости...

Выходят все Веры, издалека смотрят на них.

Саша: На следующий день она сняла в салоне самое модное в тот год лицо, и мы остались на весь вечер дома. Одни, истинные и первоначальные.

Все Веры уходят. Остались только Саша и Вера N 2.

Картина вторая.

Та же комната. На кровати за ширмой спит больной мальчик, его не видно, но он там, кашель. Столик с лекарствами, беспорядок. Отчаяние. Вера N 1 и Саша.

Вера: Саша, этого не может быть. Это несправедливо. Так нельзя. Нельзя. Нельзя ведь, Саша? Да? Ты молчишь? Ты всё время молчишь. Это невыносимо. Невозможно. Саша, поговори со мной. Саша, что же это? Что это?

Вера мечется между ребёнком и Сашей.

Саша: Мальчик пугался и плакал в бреду. Ему было пять лет, и он умирал.

Вера: Саша, Саша, помоги мне. Что нам делать? Что мне делать? Он умирает...

Вера как будто вспомнила что-то важное.

Вера: Нам надо в столицу!

Саша: Вера, столица закрыта. Нас не пустят. Подожди, я что-нибудь придумаю...Подожди.

Вера: Ты что, Саша? Как "подожди"? Нельзя. Ты же слышал...

Саша: Я слышал, доктор сказал: Тёме надо в столицу. А столица закрыта уже девять лет.

Вера исчезла за перегородкой. Цокнула щеколда. Вера вышла со шкатулкой в руках.

Вера: Вот. Смотри. Два Свидетельства на право рождения. Это капитал. Ты дарил мне когда-то. Это много. Это наше спасение. Саша, слышишь?

Саша: Я уставился на неухоженную жену, на плотные листки, зажатые ею в кулачках, вызывающе выброшенные вперед.

Как она прекрасна, лохматая, бледная, тонкая как папирус от усталости и долгих ночных сидений у кроватки. О чём я думаю сейчас?

Вера: Ты слышишь меня, Саша?

Саша: Да, Вера. Я всё слышу. Ты права, это капитал. Завтра я пойду в консульство...

Вера: Как завтра?

Саша: Сейчас два часа ночи, Вера. Поспи. Утром я отправлюсь в консульство. Может быть...

Вера: Дай мне пальто.

Саша: Не плачь. Иди ко мне. Я буду сторожить вас с Тёмой всю ночь. Поспи. Верь мне, Вера. Отдохни.

Я почти насильно толкнул её на самодельный топчан, сооружённый для ночных дежурств у больного сына. Она несколько секунд с лютой ненавистью смотрела на меня. Потом обмякла. Ноги её подкосились. Я бережно укутал её, поправил растрёпанные по подушке волосы.

Через секунду Вера мирно спала, измученная.

Какая красивая она стала. Я забыл, какая она есть за пятнадцать лет её прихорашивания, её лукавых перемен. Вера вернулась, но это возвращение принесло нам печаль. Закрытую наглухо печаль семейной беды, тщательно сокрытой стенами дома и нашим лживым оптимизмом.

Два Свидетельства - это капитал. Теперь их не купить. Я двадцать лет работал, как каторжный, ради двух листов картона.

Саша заходит за ширму, где спит мальчик и ложится на пол рядом с его невидимой кроваткой. Вера тихо встаёт, берёт со стола бумаги и, накинув длинный плащ, выходит, перешагнув через спящего Сашу. За окном гроза, шум дождя.

Детский плач. Саша вскакивает.

Саша: Утром я подпрыгнул, разбуженный плачем сына. Веры не было. Как она протиснулась так тихо? Я уснул в сиреневой тьме только-только начинающегося утра. Она встала и тихонько, поджимая губы от напряжения, старательно выскользнула из тесноты пространства, отовсюду перекрытого свернувшимися по-детски телами, её бесценными преградами. Я представил, как она убегала из дома, и жалость сдавила мне горло.

Детский плач.

Саша: Сейчас, милый, сейчас. Потерпи.

Уходит за ширму, возится там.

Саша: Простынь мокрая. Он сгорит, если ему не помочь. Машинально я бросил взгляд на край стола. Свидетельств не было. Вера, зачем?

К полудню в комнату вползли длинные тени ненастного дня. Дождь хлестал по стёклам. Мир отдалился, заглох. Я сидел рядом с сыном, то почёсывая его ладошки, то приглаживая светлую прядь на виске, строптивую завитушку. Поминутно я поправлял одеяло, которое никто всё равно не комкал, но занятие это казалось мне таким жизненно важным, будто именно оно в силах было решить исход этого дня.

Дверь с грохотом распахивается. Вера вбегает в комнату в мокром плаще, сияющая. Бросается к кроватке за ширмой. На пороге остаются три человека во всём чёрном - вербовщики.

Вера: Он жив? Слава Богу! Саша, надо торопиться. Помоги мне. Только скорее. Ради Бога, скорее.

Саша: Её мокрые волосы прилипли ко лбу, сделав лицо некрасивым. Красный кончик носа смешно скидывал нисходящие капли, когда она громко шмыгала и тёрла пальцами горбинку.

Вера: Что ты смотришь так, Саша? Что?

Саша: Где ты была? Что за люди там? Кого ты привела?

Вера: Сашенька, надо спешить. Понимаешь? Надо спешить. Через сорок минут самолёт. Больше не будет на этой неделе. И на следующей тоже.

Саша: Она заглядывала в мои глаза, умоляя и требуя. Она победила бы армию, если бы на её пути стояла армия. Последний самолёт улетал через сорок минут, наш сын стихал и стихал, сгорая, уходя от нас дальше и дальше туда, откуда мы его не дозовёмся.

Вера: Саша... Пойми. Нет другого выхода. Свидетельств мало. Я думала, это капитал, а их мало. Не останавливай меня. Умоляю. Ты же видишь, он уходит. Помоги мне спасти его. Саша, помоги мне...

Саша: Ты... Ты...Неужели ты...

Вера: Да. Саша, да.

Саша: (на дверь) Там вербовщики?

Вера: Да. Саша, пожалуйста. Пожалуйста...Помоги ему...

Вербовщики у дверей.

Вербовщик: Товарищи. Эй! Побыстрее надо бы.

Вербовщики издевательски смеются.

Саша: Вера ловко одела мальчика. Тот давно был без сознания. Двое мужчин в белых халатах унесли Тёму. Когда дверь за ней захлопнулась, показалось, что ничего и не было. Если б не пустая смятая кроватка сына. Тишина обступила меня. Дождь заглушал посторонние звуки. Остались лишь мысли, которые нечем заткнуть.

Именно эту женщину я любил всю свою жизнь, но только сегодня впервые увидел, какая она.

Надо идти к консулу. Надо спасать Веру.

Столица закрыта. Есть только два варианта попасть туда: нелегально, или продав лицо.

Вера подписала Соглашение. Теперь её пустят в столицу и Тёму спасут. А Вера ...

У подписавшего Соглашение об изъятии после операции оставалась точная искусственная копия лица. Их спасали сильнодействующими таблетками. Личность стиралась безболезненно.

Эти люди возвращались в свои дома, не будучи уже теми, кто вышел из них.

По сцене блуждают неприкаянные силуэты - призраки. Все Веры, бывшие на сцене до этого, тоже выходят и молча стоят.

Значенье лица человеческого, простой физиологической маски, драпировки, прячущей душу от прохожих, переменилось за какие-то двадцать лет. Значенье для человека его лица выяснилось, когда появились первые призраки.

Продавцы делались призраками. Призраки жили долго. Они не были сумасшедшими, не были больными, не были изгоями, они были призраками.

Вера подписала Соглашение об изъятии.

Через два месяца они вернутся. Тёма и призрак. Через полгода она не будет узнавать меня и нашего сына, а ещё через пару лет от неё останется мёртвая маска искусственного лица и пустой взгляд бездонных глаз, не знающих больше о страдании, о мужестве, о красоте.

Надо идти к консулу. Надо спасать Веру.

Уходит.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина третья

Столица. Гостиница. Вера N 2.

Вера: Я устроила Тёму в лучшую столичную клинику, и два дня просидела на жёсткой скамейке у палаты сторожевым псом, верности которого позавидовали бы имущие хозяева.

Тёма выжил.

Белыми от тревоги, голода и бессонницы губами, я благодарила докторов, всем улыбалась, разглядывая каждого, как Бога, как жемчужину. От жестокого утомления мир преобразился. Иногда казалось, что я чуть-чуть пьяна. Сопровождающие придут за мной только завтра. Закрытый город не вызвал ни любопытства, ни любования. Впечатлений не хотелось. Душа свернулась клубком, охраняя себя. Я пришла в гостиницу, и легла, не раздеваясь, не включая свет.

Я проснулась сама. Слишком светло для шести часов, сразу подумала я. Бросилась к будильнику. Восемь двадцать.

Босиком пробежала к входной двери. Открыта.

Где сопровождение? Что случилось?

Лёгкая паника перехватила дыхание. Где сопровождение?

Тёма? Нет, это невозможно. Его не тронут.

Прошёл час. Ещё час. Я спустилась в ширпотребный холл гостиницы. Ни души. У входа, за сиротливой конторкой в роли администратора стоял мальчик.

Странный молодой человек и Вера.

Вера: Скажите, меня никто не спрашивал? Я из триста девятнадцатого...

Странный молодой человек: Нет. Тебя никто не спрашивал.

Вера: (тихо) На ты. Фу, засранец. (громко) А что случилось?

Странный молодой человек: Где?

Вера: Здесь. В столице. Я подписала Соглашение об изъятии. В шесть часов за мной должны были придти сопровождающие. Сейчас одиннадцать.

Странный молодой человек: Тётка! Вали домой! Изъятие лиц запрещено с сегодняшнего дня. Ранее подписанные договора аннулируются. Первое апреля, тётка! Первое апреля!

Вера: Какая я тебе...Как запрещено? Ты откуда знаешь? Да, сегодня первое апреля... Точно, первое апреля... Мальчик, так это правда?

Странный молодой человек: Иди, тётка, мне работать надо. Правда это. Правда. Иди.

Вера: Боже мой. Боже мой. Так не бывает. Так не бывает...

Стоит, растерянная, собирается уходить.

Странный молодой человек: Тёть! Эй, тёть!

Вера: Чего тебе, невоспитанный ребёнок?

Странный молодой человек: Не обижай мужа, тётка. Купи ему молочка. Прощай. Ему сейчас плохо. Лети домой.

Вера: Не могу, ребёнок. Здесь мой сын.

Странный молодой человек: Забирай пацана. С ним всё хорошо. Тебе отдадут его. Уматывайте!

Звонит телефон.

Странный молодой человек: Я работаю. Ну, ладно. Ладно, записывай, повторять не буду, ты знаешь. Первое: Человек за всю жизнь не говорит своим детям и 1/10 тех ласковых слов, которые он ежедневно повторяет в адрес своей собаки... Не, знаю, поменяй местами. Вторая, пиши: Дай русскому дикарю миллиард долларов - он побежит и купит место судьи или прокурора...Да, только не как в прошлый раз. Мне тоже нравится. Да я этого мудака лично знаю! Не, миллион - мало, изюминку убьёшь. На миллион и правда, может быть, лучше прокурором стать. Миллиард. Окей. (Вере) Иди, тёть. Здесь люди работают. Столица...

Шум аэропорта. Звук взлетающего самолёта.

Картина четвёртая.

Комната в квартире Саши и Веры. Такая же неуютная и нищая. Вера N 2 сидит на стуле.

Вера: Сашу я нашла на следующий день в городской тюрьме.

Консул не принял его. Саша разбушевался. Присоединился к манифестантам, протестовавшим под окнами розового особняка. Он ходил вместе с развёрнутым плакатом, орал, махал кулаками и иногда по-мальчишески плевал в сторону особняка консула.

Я хохотала, когда мне прокрутили запись камеры видеонаблюдения. Сашу трудно было узнать.

Лохматый, бледный, с глазами, горящими как угли, мой смирный Саша был похож на могучего льва.

На него накинулись, словно собаки, несколько полицейских. Он стряхнул их с себя и, не останавливаясь, продолжал нести глупый плакат. Свора навалилась ещё раз. Потом ещё, уже последний раз...

Я уладила формальности, и забрала Сашу домой.

Вышел Саша.

Проходили годы.

Я видела, что Саша счастлив. Его жизнь была понятна, и лев дремал, счастливый, усыплённый миром своей души.

Вера N 2 целует его и уходит.

Саша: Потом у Веры появились новые подруги. Она стала пропадать в магазинах, примеряла пёстрые кофточки, вечерами подолгу таращилась в зеркало, рассматривала себя, гримасничая, будто давно не видела. Я присмотрелся к жене и всё понял.

В ноябре она вошла в квартиру с новым лицом.

Появляется Вера N 3. Застилает кровать, убирает карандаши и одежду, собирает разбросанные книги. Возится на кухне. Она очень красива - самая красивая из Вер.

Я стар. Она прекрасна, как в наш первый день. Лица симулируют не только взгляд, но и возраст тоже. Молодые лица продлевают молодость. Они делают её нескончаемой.

А я старею. Я уже стар.

Я тосковал по прежней Вере. Признаться в этом стыдно, предательские мысли, как дрожжи, делали душу кислой, ущербной. Когда она ушла из дому в сырости мартовского утра, маленькая, решительная, с прядями слипшихся от дождя волос, с красной пипочкой носа, обсиженного

каплями - я запомнил её и тосковал по ней.

Той Веры нет. Она принялась хорошеть с удвоенной энергией, компенсируя пережитое одиночество, пройденный опыт мужества. Любое мужество не проходит бесследно, особенно для лица.

Ей хотелось скорее забыть прошлое, заставить тяжёлый отрезок памяти искусственными декорациями, не царапающими душу.

Мужество? Жертвенность?

Б-р-р-р. Только не эти слова. Не надо этих страшных слов со смыслами ещё более страшными, чем они сами.

Вера. Я давно хотел сказать тебе ... одну вещь. Важную. Вот, сейчас, кажется, самое время...

Вера: Ты о чём, Саша?

Саша: Послушай. Я старею...

Вера: Фу, Саша...

Саша: Не перебивай. Я старею. Мне нужно сказать тебе. Послушай...

Вера: Слушать бред?

Саша: Вера! Очнись. Ты сейчас моложе нашего сына. Подружки, которых он приводит, годятся тебе в бабушки. Куда ты несёшься? Я забыл, какая ты... Я тоскую по тебе, Вера. Я не помню тебя. Побудь со мной напоследок... такой, какая ты есть. Какая ты, Вера? Я не чувствую тебя. Ты меняешься. Ты ускользаешь. Не уходи от меня совсем.

Вера: Я всегда с тобой, Саша. Не говори больше так. Не пугай меня. Посмотри на меня. Вспомни ту страшную ночь. Я знаю, о чём ты тоскуешь. Ты хочешь увидеть меня ещё раз такой, как тогда. Ты хочешь видеть меня в мои страшные минуты, которые я пытаюсь и не могу выжечь. Ты стыдишься этого желания и всё же желаешь увидеть меня такой, как в ту ночь. Да? Да? Несчастной, некрасивой, одинокой. Саша. Милый Саша, посмотри на меня. Неужели ты не видишь меня? Я не верю тебе. Я здесь, с тобой. Посмотри на меня... Ну. Сейчас...Ну? Саша. Смотри. Ну? Говори...

На сцену выходят Вера N 1 и Вера N 2, подходят близко к Саше, вместе с ним смотрят на

Веру N 3.

Саша: Я люблю Веру.

Саша подходит к каждой Вере, целует каждую, прощаясь.

Тебя я не знаю. Один раз я видел женщину, которую боготворил всю жизнь. Она была воинственна, смешна, прекрасна. А тебя я не знаю. На тебе не твоё лицо. Твоя жизнь - не твоя жизнь. Всё это, не твоя жизнь, а... жизнь лица...Мне нужна моя Вера. Только моя Вера...

Саша надевает длинный плащ, тот же, в котором уходила с вербовщиками Вера. Уходит.

Три Веры остаются в комнате.

Смотрят ему вслед.

КОНЕЦ

Оставить комментарий © Copyright Цыбулина Наталья Васильевна (shushera.ru@mail.ru) Размещен: 13/12/2016, изменен: 13/12/2016. 33k. Статистика. Пьеса; сценарий: Проза Начитавшись Петрушевской		Ваша оценка:

Цыбулина Наталья Васильевна : другие произведения.

Жизнь лица