Свои вещи люблю только за счастье, испытанное при их написании. Это относится ко всему. Литературной или, как говорил Лев Николаевич, "исключительной" (он любил это слово) ценности они не представляют. Но тут возможна такая волшебная вещь, как "счастье при чтении" - в ответ на "счастье при написании". Хоть кроха, хоть проблеск бы - и уже чудо.
Заглавие взято из моего старого стиха. Это эссе писано давно, Белла Ахатовна была ещё жива. Публиковалось. Хорошее эссе. Сейчас написала бы лучше, сжатей, твёрже, но обожание моё Беллы Ахатовны переросло все словесные оболочки, стало безгранично и, соответственно, бесформенно. Ничего мне уже не хочется говорить о Белле Ахатовне. Это любовь.