На этот раз я готовила соус "болонез" по всем правилам: полкило смешанного фарша, 85 грамм мелко нарезанной панчетты, 300 мл молока, 300 мл сухого красного вина, две банки консервированных помидоров, два нарубленных квадратиками свежих помидора и так далее и тому подобное. Все добавляла в строгой очередности. И, помешивая ароматное варево-жарево, простояла у плиты почти шесть часов.
Наконец последний ингредиент- нашинкованный свежий базилик- отправился в сотейник. Шестым чувством уловила гудение лифта и бросила макароны в кипящую воду.
Звонок, на пороге - мой возлюбленный муж. Прижалась к родной щеке. Почему-то всегда, возвращаясь из командировки (даже если ездил в ближайший к нам город), он источал таинственный запах странствий, дымок дальних дорог и неизведанности. Но на сей раз действительно вернулся издалека и был воистину овеян ореолом чужестранности.
Он жаждал показать мне подарки. Разумеется, и мне очень хотелось посмотреть их. Но прежде нужно было его накормить. Даром что ли столько часов проторчала у плиты! Итальянцы утверждают: не макароны ждут гостей, а гости дожидаются макарон. Поэтому, не мешкая, разложила по тарелкам еду, добавила тертый пармезан , понесла кулинарный шедевр к столу и... внезапно невольно замедлила шаг- любимый восседал на моем месте...
Вроде бы ерунда. Но за восемь лет привыкла, что его стул в торце стола, а мой - сбоку рядом. Впрочем, сегодня не стоило зацикливаться на чепухе. Петенька у мамы. Она дала нам возможность после долгой разлуки побыть по-настоящему вместе, вдвоем. Этакий романтический ужин, правда , без свечей. Я решила обойтись без избитого атрибута.
Все было замечательно. До подарков мы так и не добрались. Сразу после "болонеза" Макс потащил меня в постель.
Разлука тем и хороша, что обновляет чувства. Мы соскучились друг по другу, и близость была желанно острой, с удивительной прелестью новизны после долговременного и уже несколько однообразного супружества. У меня даже мелькнула мысль, не согрешил ли мой милый на стороне, не набрался ли там опыта, уж больно неожиданными были некоторые ракурсы. Но я от природы человек неревнивый, поэтому решила не докапываться до ненужных подробностей, а просто разморено задремала на мужнином плече.
Утром он принес мне кофе в постель. Честно говоря, не очень люблю эти "изыски". Некомфортно есть или пить с неумытой физиономией и нечищенными зубами. Но, разумеется, не стала разочаровывать Макса, изобразила сплошной восторг.
-Ну что, двинемся в фитнес-клуб? Есть у тебя силы для этого?- привычно спросила, выйдя наконец из душа.
Обычно мы ходим в тренажерный зал поодиночке. Но вот в такие дни, когда Петька у бабушки, очень приятно отправиться туда вместе. Иногда мне кажется, что именно для таких минут я и хожу на эти тренировки. Нравится затянуть в фирменный костюм свою и без того отличную фигуру , уловить восхищение в глазах Максика. Подозреваю, ему доставляет удовольствие бросать испепеляющие взгляды на мужчин, которые пялятся мне вослед. А главное - мы вместе с восторгом включаемся в упоительный ритм всеобщего балдежа над своими телами.
Есть нечто эксгибиционистское в яростном, до пота, накачивании мускулов и пресса на виду у честного народа. Но в этом также и своя прелесть. Иначе, пожалуй, мы купили бы пару тренажеров и тренировались бы в уютной домашней обстановке в растянутых, удобных старых спортивных костюмах.
Прокрутив "велосипед", попрыгав на "лыжах", покачав руки-ноги, проделав все ведомые мне упражнения на растяжку, отправилась на поиски мужа. Обычно его невозможно оторвать от силовых штучек. Опасалась, что после командировочного перерыва он точно потом умучается от крепатуры. Но на этот раз нашла Макса сидящим в позе "лотоса" на мате у большого зеркала. Подмигнула его отражению. Не заметил. Пришлось потрясти за плечо. Очнулся , засмеялся. Мы дружно отправились в бассейн.
Дома, развесив купальные шмотки, заглянула в гостиную и обнаружила любимого у телевизора.
-Максик! А где мой любимый напиток?- вопросила изумленно.
Он оторвался от созерцания жуткого аллигатора, вопросительно поднял брови.
-Ты забыл! Джин с тоником.
Это наша маленькая традиция. В дни, когда заботливая мама дает нам возможность вновь побыть молодоженами, после фитесс-клуба мы в гостиной потягиваем горьковатый пахнущий хвоей напиток, ощущая себя этакими прожигателями жизни из зарубежного кино.
На этом странности не закончились.
Когда мы отправились к маме в поселок за Петей, ее сторожевой пес Мухтар, всегда очень уважавший Макса, вдруг ощерился и зарычал на него. А дымчатый сибирский Барсик, прежде игнорировавший мужа, пристроился у него на коленях, и Макс нежно почесывал его за ушком.
-Переменился ты однако, любимый.- не выдержав, заметила я,- прежде был собачником, а теперь - прямо заядлый кошатник.
Макс слегка растерянно, как это нередко случалось с ним теперь, посмотрел на меня, затем улыбнулся:
-Какая разница. Раз люблю животных, значит - человек хороший.
Еще поразил он меня месяца через два. У Петьки не ладилось с рисованием, пошел не в меня ( жаль, что не училась, талант был), а в своего папочку, который без линейки прямую линию не мог провести. В одну из суббот ребенок со слезами на глазах попросил меня помочь нарисовать заданную на дом лошадку. Как раз занималась ужином, предложила подождать минут двадцать.
Возвращаюсь, сидят мои мужики рядком, Макс объясняет, как построить рисунок, и из нескольких его небрежных штрихов на бумаге вдруг проступает нетерпеливо бьющий копытом скакун.
Много было и других, вроде незначительных, мелочей, порой, впрочем, вызывавших у меня дрожь. Хотя в то же время, не исчезала абсолютная уверенность, что рядом мой муж и никто другой. И все же однажды, не удержалась, спросила:
- Прости меня, Максик, но ты очень изменился. Что с тобой случилось? Заколдовали или подменили?
Муж вдруг побледнел, внимательно посмотрел на меня, помолчал и как-то нехотя промолвил:
- Я и сам чувствую, что-то во мне не так. И что-то действительно произошло.Да и ты, и все окружающее какие-то иные. Просто не знал, как тебе рассказать об этом.
На конференции, где я был, устроили нам, как "в загранцах" принято, "день кейфа". После всех этих докладов и прочей умственной гимнастики предложили простую и незатейливую вещь - поездку на джипах по пересеченной местности.
Погода выдалась жаркая, несколько угнетающая, в телесводке что-то "щебетали" о перепадах атмосферного давления. Водитель нашего джипа, молодой смуглый очень самоуверенный, оказался профессионалом-лихачом. На одном из крутых поворотов нас занесло и...очнулся я в больнице. Правда, пробыл там всего день. Явных повреждений не обнаружили, сотрясения мозга тоже.
И все-таки с тех пор ощущаю некую раздвоенность. Словно иногда вижу себя со стороны, и не все мне знакомо в этой жизни.
Я встревожилась. Подняла на ноги знакомых эскулапов. Добрались до всемирно известного светила психиатрии. Но никаких нарушений у моего Макса действительно не нашли.
Так что со временем, все вошло в налаженную колею. Мы попривыкли к некоторым новым его особенностям, а он утверждал, что постепенно утратил это чувство раздвоенности.
Больше того, многое изменилось к лучшему. Моя подруга Света заметила однажды, что во мне опять появилась порывистость юности, и добавила с осуждением, дескать не по возрасту. Думаю, ее просто огорчала отстраненность, возникшая теперь между нами. Но мне действительно прискучили ее бесконечные разговоры о кулинарных рецептах и тряпках. Мы с Максом снова увлеклись книжными новинками, опять в свободные дни часами бродили по выставочным залам и музеям, и, как много лет назад, бурно обсуждали все с вновь возвратившимися к нам старыми друзьями.
Петька, нередко в пижаме пробиравшийся тайком на наши сборища, сказал, что мы самые замечательные родители, и глаза его сияли восторгом.
А директор института, где трудился мой милый, на одном междусобойчике заметил, что поражен его новыми идеями и припомнил эйнштейновское: воображение в науке важнее знания. Кстати, несколько премий и статей в солидных журналах подкрепили это заявление.
Прошло три года. Во время очередной поездки к моей маме на разбитой и мокрой после дождя проселочной дороге мы пережили небольшое ДТП. Идущий впереди автобус вдруг пошел юзом. Макс выжал все возможное и невозможное из тормозов, поэтому столкновение было "мягким". Мы с Петенькой отделались легким испугом, но муж потерял сознание. Однако быстро пришел в себя. Впрочем, врач "Скорой" настоял на госпитализации.
Из больницы его отпустили уже к вечеру. Усталые и голодные ввалились домой. Первым делом покормили и уложили спать сынишку. И я занялась ужином для нас. Особо не мудрила. Не было сил от пережитого ужаса. Банка тушенки, яичница. Брякнула дымящиеся тарелки на поднос, отворила дверь в гостиную и застыла...Муж сидел на моем месте, то бишь на своем бывшем...
И снова последовал период привыкания, правда, теперь не такой длительный, время словно повернуло вспять.
Вначале решила ничего не говорить Максу. Но затем случился скандал. Разбирая свои бумаги, он наткнулся на папку с рисунками. Бледный от гнева ворвался в комнату, где я сидела по уши в квартальном отчете. Из-за полной погруженности в работу не сразу уразумела, к чему такие "африканские" страсти. И только увидев рисунки, посочувствовала мужу. На рисунках была я, спящая и совершенно нагая. Впрочем, на нескольких внизу стояла его собственная подпись.
После тяжелого разговора и похода все к тому же светилу психиатрии мой Отелло немного успокоился. А вот я - нет. Потому что среди плотных листов ватмана, на которых властвовало мое тело, оказался и рисунок, изображавший неведомую мне молодую женщину, которая смотрела на мир тепло и нежно. Она не была красивее меня. Наоборот я гораздо ярче и лучше сложена. Но в тонком лице, в повороте шеи, в пытливом взгляде лучистых глазах было особое очарование, чуть ироничная улыбка придавала ее облику еще большую выразительность. И я наконец поняла, почему так часто прежний Макс тревожно вглядывался в меня, словно в попытке отыскать ускользнувшее нечто...
Муж клялся и божился, что никогда не встречал этой женщины. Ему верю. Ее действительно знал не он.
Иногда я смотрю в зеркало и нахожу что-то общее с ней в выражении моего лица. Очень боюсь опять утратить это сходство в пестрой череде суетливых будней. Любимый порою ворчит, жалуется, что чересчур тормошу его, что уже вышел из возраста "кухонных" разговоров и споров о высоких материях.
Его ревность угасла. И совершенно напрасно. Потому что не могу забыть его иную ипостась, иные прикосновения, чуть-чуть иные модуляции голоса в трепетные мгновения любви.
Завтра он уезжает в дальнюю командировку. Мне немного грустно, но где-то в глубине души живет надежда...