Луна тверда, глазурна. Кремнелуние. Панцырь ночи лунной известью протравлен до померанцевых, гранатных и кремовых лимбов, матрешечно вложенных один в другой, они гложут зрачки наблюдателя, сидящего за столом с бокалом рома. Белый приливный магнетизм, мнится, высасывает оба его глаза на западную провинцию лица, как на картинах Пикассо. Фигура нависает вопросительным знаком. Сине-инеистая женщина, его женщина, запекла нынче баранью лопатку, весомую, словно топор подземного Зевса, вплавленного в подкожный лабиринт. В углу - небольшая скульптура, неоконченная, представляющая гостя женщины в образе иллюзиониста. Он и она обмениваются легкими снами и с печальным смехом кормят друг друга кусками мяса, отслаиваемыми от роскошной кости. Луна в холодном делирии вплывает в следующий градус и вступает в соитие с небесным Зевсом. Стены реальности проминаются и вспучиваются мягким взрывом. Сцепив руки на животе, мужчина уснет на стуле, пока нашатырное пробуждение не разомкнет цепь его тела. Женщина станет обнимать его голову, целовать слезы и растолковывать иероглифы, слагающие мякоть лунных кругов.