Пустота (скри)пела ее башмаками, скроенными ладно, наподобие языков вегетативного пламени, из замши гелиодельфийского рогача. Иногда они могли унести ее в землю Офир, а возвращалась она, оседлав сотканную из малиновой слепоты молнию, к закату, с ларцом, полным желтых треугольников семян анемолунарии, или морщинистой дробью фиолетового перца, или мускатными орехами, похожими на бутылочные пробки. Густой и тягучий, точно у мартовского кота голос Терпандрова окликнул: "Есть хочу!", кот же по рождению молчал и мерцал рыжим золотом. И вот на плиту водружен надраенный до зарева корабельной меди котел в форме перевернутой мертвой головы. На столе, на толстых разделочных досках лежали длинные куски ажурного мозга герцинского вепря. Пряности взорвались бетховенскими красками. Урсула в платье ночи с узким, но бесконечным декольте молола в кофейной мельнице черную соль, Терпандров в балахоне помешивал варево мечом. За окном лиловый ветер вздувал медузы древесных крон. "Как только воздух напитается тонким огнем, готов будь к левитации". И вписав утром эту заключительную фразу в алую поваренную книгу, Урсула закрыла ее.