Чупрасов Владислав : другие произведения.

Наказание за грехи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   -- Я только что вернулся, почему я должен ехать?
   Курт стоял посреди собственного дома, из которого подчистую было вынесено все, что только можно было вынести. Осталась только кое-какая мебель, затянутая в полиэтилен.
   Курт был зол? О да, он был очень зол. И, к сожалению, поблизости не было ни одного человека, на котором можно было бы продуктивно выместить свою злость.
   Эф не в счет, он и не человек, вообще-то.
   -- Работа у тебя такая, -- невозмутимо отозвался бензомастер.
   Он куда спокойнее отнесся к разгрому в доме и уже развалился на диване, шурша упаковкой. На прозрачном полиэтилене уже остались от него черные разводы.
   -- В снегу я видел их приказы, -- Курт не собирался отступать. - Честно.
   -- А я причем? - резонно поинтересовался Эф.
   В самом деле, вовсе не он был источником приказа. Да и, вообще-то, он тоже должен сейчас тащиться за город. Вот только отнесся мастер к этому не в пример спокойнее Курта - как обычно.
   Майский снег с макушкой укрыл город, и на Курта, едва вышедшего на улицу, нашла какая-то сварливая тоска. Раньше столько снега было хорошо, если только глубокой зимой, а то, случалось, что и под Рождество возились в грязи, катая из нее шары для снеговиков.
   В общем, снег был чем-то праздничным, но сложно радоваться холодной трухе, падающей с неба, когда он не прекращается день изо дня, день изо дня. Вот уже сколько лет.
   Сейчас безумно хотелось летней жары, поваляться на пляже, покурить и выпить алкогольный коктейль.
   Интересно, а можно ли рассчитывать на заграничную командировку, если ты патрульный, которых остался едва ли десяток, а еще был ошибочно судим за убийство любовницы?
   -- Обязательно рассчитывай, -- глубокомысленно посоветовал Эф, забираясь на заднее сидение, покрытое пленкой. - Вроде как: формулируй идеальный мир, и он станет идеальным.
   -- Где-то я это слышал.
   Курт почесал макушку под капюшоном и полез в машину. Родной джип был слишком хорош, чтобы можно было не замереть, смакуя этот прекрасный момент.
   -- Чего тупим? - поинтересовался мастер из-за спины.
   Курт вздохнул. Как же хорошо все-таки было вернуться. И как же хорошо было скучать по таким вещам, как едкость Эфа. Он бы, пожалуй, еще поскучал.
   -- Ты не романтик, -- упрекнул бензомастера Курт, чей лиричный настрой было довольно сложно сбить. Правда, лирика у него выходила какая-то калечная.
   Эф сдавленно булькнул, но ничего по этому поводу не сказал.
   Когда-то друг Феликс обвинял самого Курта в неромантичности, а теперь, вот, он сам высказывает это своему мастеру. На самом деле оба они, не в пример Феликсу, были так себе романтиками.
   К чему это он вдруг вспомнил?
   -- Задавай координаты и рули, романтик, блин.
   -- Нет координат, -- сварливо ответил Курт, заводя машину.
   Не с первого раза, но джип зафырчал и мелко затрясся, массируя задницу.
   -- Нет координат? - уточнил Эф.
   -- Нет координат, -- повторил Курт, и они наконец-то тронулись.
   Втиснув машину в узкую проторенную колею, Курт соизволил пояснить:
   -- Мы должны встретить конвой, идущий по северной дороге. Там врачи, ученые, еще какая-то интеллектуальная шваль. В общем, пользы никакой, сопли до колена и "мамочка, забери меня отсюда" через неделю. Вот увидишь.
   Эфу было пофиг. Он зашуршал подстилкой, перевернулся на бок и принялся выдувать черный пузырь из того, что должно было быть его носом.
   И это при том, что дышать бензомастерам была абсолютно незачем.
   На выезде из города они пересеклись с еще одним джипом, помигавшим фарами. Курт присмотрелся, но так и не смог различить лицо водителя, а Эф напрочь его проигнорировал.
   С конвоем встретились неподалеку от города. Из белого марева выползли две черные машины, явно не созданные для того, чтобы ехать по рыхлому снегу, а за ними появился настоящий монстр. Впрочем, при ближайшем рассмотрении монстр оказался всего лишь грузовиком с огромным кузовом, в котором, пожалуй, можно было бы уместить квартиру Курта.
   Второй джип, маячивший впереди, зашел на поворот, мигнув Курту, чтобы тот остановился, после чего из машины вылез Эска, кутающийся в свою парку. Его бензомастер остался в салоне.
   Курт разворачиваться не стал, остановил джип и вылез, застегнув куртку до самого носа. Поприветствовав Эску, он повернулся к человеку, вылезшему из маленькой машины. Это была смуглая девушка, темноглазая, с темными волосами, убранными под шапку, с колечком в крыле носа. Девушка ежилась и прятала нос в воротник легкой куртки, несмотря на то, что погода была приятной, даже ветра не было.
   - Может, зайдем в машину?
   - Нет, - отрезал Эска, чем вызвал удивление у Курта. - Нам нужно скорее ехать, вы согласны?
   Девушка кивнула.
   - Я иду первым, - скомандовал Эска, - Курт - последним. Идет?
   Курт кивнул. Девушка потерла нос покрасневшими пальцами.
   - А можно, я поеду с вами? - прогундосила она Эске.
   Тот приглашающе махнул рукой в сторону своего джипа.
   - Можно, и с вами поедет наш человек?
   Курт пожал плечами.
   - На здоровье.
   - Хорошо. Тогда стукнитесь в фургон, спросите там Виктора, он поедет с вами. Меня зовут Дженни, - это она уже Эске, поспешно залезая в машину.
   Курт, утопая в снегу, дошел до фургона, в боку которого действительно обнаружилась дверь, и широко постучал в нее. Раздались смешки, после чего чей-то голос крикнул: "Открыто!". И снова раздались смешки.
   Потянув на себя дверь, Курт оказался на границе пронизывающего холода и уютного тепла. Внутри была обустроена большая комната, даже, можно сказать, небольшая квартира с кухней и спальными местами. На одной кровати лежал человек, с ног до головы закутанный в несколько одеял, остальные, человек пять, сидели на оставшихся кроватях, кто-то стоял, заглядывая в холодильник.
   На Курта зашикали.
   - Холод запустишь! Или заходи и закрывай дверь, или выметайся отсюда.
   Курт помрачнел. Его немного расслабила обстановка - мягкий свет и хорошее отопление, - и, несмотря на то что ругающиеся были правы, это не могло не задеть.
   - Мне сказали, что Виктор поедет со мной, - сухо сказал Курт и резко закрыл дверь, отрезав себя от тепла.
   Виктором оказался молодой человек, стоявший у холодильника. Он выскочил из фургона в расстегнутом пальто, держа в одной руке бутылку сока, а в другой - упаковку сэндвичей.
   - Я и вам взял, - Виктор замолчал, будто бы удивившись вырвавшемуся изо рта облачку пара.
   Курт отобрал у него и сэндвичи, и бутылку.
   - Застегнись, а то простудишься.
   Виктор обернулся на закрытую дверь, поежился и пробормотал:
   - Не хотелось бы, - и запахнул свое пальто, поднимая воротник повыше.
   Впрочем, до машины они добрались довольно быстро. Эф все так же прохлаждался на заднем сиденье, и Виктор, садясь на пассажирское, его не заметил. Курт тоже ничего не сказал, объезжая конвой по глубоким сугробам, чтобы занять место в его конце.
   Курт молчал, Виктор мял рукава пальто и никак не мог заговорить. Но потом все-таки начал:
   - Если можно, зовите меня Вик. Так проще.
   - Можно, - кивнул Курт.
   - А вас, извините?
   - Курт.
   - Ясно, - протянул Виктор и снова замолчал.
   Курт тоже не рвался поддерживать беседу, для которой парень, видимо, и был сюда посажен.
   Впереди тяжело волокся фургон.
   - Сколько вас?
   Вик закатил глаза, зашевелил губами, принявшись считать.
   - Две машины сопровождения - они уедут; два оператора, я, ведущая, двое ученых, менеджер, и... - он замолчал, видимо, в чем-то сомневаясь. - И священник. Но я не уверен...
   - В чем?
   Наличие священника заставило Курта еще больше помрачнеть. Только этого им и не хватало.
   - Что он доживет, - почти неслышно ответил Виктор.
   Еще лучше.
   - Что с ним? - терпеливо поинтересовался Курт.
   Он не думал, что из пассажира все придется силой вытаскивать.
   - Наши ученые говорят, что пневмония. Но один занимается шельфовыми льдами, а другой - ледяными покровами земли. Я бы не стал им верить в том, что касается постановки диагнозов. А у вас есть врачи?
   - Да были где-то... - немного рассеянно отозвался Курт, щурясь и прибавляя скорости, чтобы нагнать чуть вырвавшийся вперед фургон. - Почему вы не отправили его назад? В нашем благодатном воздухе только пневмонию и лечить. А если помрет?
   Виктор нахмурился. Кажется, он об этом не задумывался - видимо, никому из них и в голову не пришло повернуть назад или хотя бы отправить на континент одну из машин сопровождения.
   Вик попытался оправдаться:
   - Вы просто его не знаете. Если уж Юстас решил, что снег - это наказание, которое принес вам бог, и как только вы отчистите свои души, все сразу решится, то, боюсь, у вас нет вариантов.
   Он замолчал под выразительным взглядом Курта, нервно пожевал нижнюю губу, собирая кусочки отслаивающейся кожи.
   - Вот и я ему так сказал.
   - Теперь точно не буду жалеть, если он скопытится раньше, чем мы доедем до врача, - проворчал Курт.
   - Ты и так не будешь жалеть, - вдруг подал голос с заднего сидения Эф. Он сел, зашуршав пленкой.
   Услышав его, Виктор заорал и рванулся в сторону, пытаясь открыть заблокированную дверь. Оглушенный криком, Курт резко затормозил. Виктора бросило на бардачок.
   - Что?!
   Вик обернулся, зажимая пальцами кровоточащий нос. Рассмотрев в темноте темную же фигуру Эфа, он тоскливо икнул и зажмурился, видимо, ожидая, что монстр растворится, если на него не смотреть.
   - Я прошу прощения, - совершенно серьезно и чопорно сказал бензомастер, хотя Курт понимал, что он улыбается. - Не хотел вас напугать. Я Эф.
   - Это мой бензомастер, - пояснил Курт, трогаясь с места.
   Сначала он испугался, что было вполне естественно, затем разозлился и теперь постепенно остывал.
   - Кровью салон не заляпай.
   Видя, что Виктор тянется вытереть нос пакетом с сэндвичами, Курт покачал головой. Откинул бардачок и вынул оттуда влажные салфетки, которыми обычно оттирал следы Эфа, и кинул парню на колени.
   - Теперь из-за тебя, - Курт глянул через плечо на мастера, - Ганс решит, что я бил парня.
   Эф сдавленно хрюкнул.
   Виктор, пытаясь сохранить лицо, заговорил:
   - Я слышал, что вы используете... м-м-м... мастеров? Но не знал, что они мыслят.
   - Да я тоже не знал.
   Вик удивленно на него уставился, а Курт, намеренно игнорируя этот взгляд, оторвал одну руку от руля и извлек из пакета сэндвич, чтобы чем-то занять рот.
   О том, что он посажен сюда не просто так, Виктор вспомнил только на повороте к Университету. Они остановились за главным корпусом, и Курт первым полез из машины.
   - А куда мы?
   Курт замер, не донеся ноги до земли, и вернулся в салон, закрыв дверь.
   - Сейчас один из нас ведет вас к Гансу, то есть, к нашему начальству. А другой везет вашего священника к врачу, я так понимаю. Пойду выясню, кто куда едет.
   - А можно, я с вами?
   Курт задумчиво почесал влажный затылок.
   - Если я веду вас к начальству, то вариантов нет. Если я еду в мед, то нет.
   - Но почему?
   - А нахрен ты мне?
   Виктор помолчал, задумавшись. Домолчался до того, что Курт вылез из машины. Пришлось парню выскакивать следом.
   - Я сценарист программы! И я должен поговорить с вами, взять интервью, чтобы правильно организовать сюжет. Мне сказали, что вы окажете всестороннюю поддержу.
   - Если Ганс такой умный, пусть вам поддержу и оказывает, - огрызнулся Курт.
   Еще не хватало - заделаться не то в советники, не то в актеры.
   Люди помирать меньше не стали, а работа патрульного наконец-то обрела для Курта реальный смысл. Если раньше он не понимал, почему не может сам приехать и забрать труп и нужно оставлять его падальщикам, то теперь понял - патрульные проверяли территорию на наличие Серых. И бензомастера, которых у падальщиков не было, активно в этом помогали.
   И вопрос, почему нельзя было сделать мастеров и для них, чтобы не было никакого разделения, оставался открытым. Или во всем этом замысле был какой-то особый смысл?
   - Эска!
   Патрульный, кутающийся в парку, махнул ему рукой.
   - Курт. Наконец ты добрался.
   Вокруг уже толпились мерзнущие гости города, тихо переговариваясь и посмеиваясь. Только священника не хватало.
   - Ты отвезешь человека к врачу и проследишь за ним.
   - Ладно.
   Курт махнул головой Виктору, чтобы тот шел к своим. Парень замер, не зная, куда идти. И все могло бы закончиться на этом, если бы Эска вдруг не заметил кровь, засохшую под носом у Виктора.
   - Ты что?! - прошипел он, делая шаг к Курту.
   - Сам виноват, - буркнул тот, отходя.
   - Это не он, - поспешно заявил Виктор, подходя ближе и кладя покрасневшую руку на предплечье Эски. - Я сам виноват. Может, пойдем скорее?
   Эска окинул Курта тяжелым взглядом. Тот пожал плечами.
   - Я скажу Гансу.
   - На здоровье. Помоги мне перетащить больного в машину, и проваливайте.
   - Я сам дойду, с Божьей помощью, - раздался над ним голос.
   Бледный, как свеженький труп, мужчина появился на ступеньках фургона, кутаясь в несколько пледов. Тонкий прямой нос тут же покраснел.
   - Спасибо, сын мой. Где твоя машина?
   Курт попытался сохранить равнодушное выражение лица, но неудовольствие вылезало во все стороны. Эска предостерегающе постучал его по локтю, но Курт отдернул руку и кивнул на свой джип.
   Эф бы над ним очень смеялся, если бы увидел.
   Священник подтянул пледы, продемонстрировав всем, что он абсолютно босой, и протопал до машины, волоча по снегу клетчатый край своей импровизированной накидки. Он устроился на заднем сидении, рядом с Эфом.
   Курт даже ненадолго перестал злиться, впечатленный босыми пятками и промокающим от снега краем клетчатого пледа.
   - Он вообще как, алле? - поинтересовался он у Виктора.
   Тот покрутил рукой, показывая, что не уверен, и шепнул:
   - А может, это болезнь сказывается. Я позвоню вам вечером?
   Курт кивнул раньше, чем понял, что это продолжение беседы о "всесторонней помощи", и, недовольно фыркнув, направился к машине.
   Не успел он дойти, как из джипа вылез Эф, прижимая к себе пленку.
   - Эм, ну... - протянул бензомастер. - Я тут...
   - Ничего не говори, - отмахнулся Курт. - Он на тебя похож.
   - Надо же, а я хотел сказать - на тебя.
   Курту захотелось в него чем-то кинуть, но под рукой ничего не нашлось, поэтому ему оставалось только мрачно проследить за тем, как Эф расстилает на пассажирском сидении свою пленку и усаживается.
   Священник свернулся на заднем сидении и трясся от тихого хрипящего кашля.
   В городе все давно переболели всеми простудами, и никому это не понравилось, так что почти все время в обычный прием пищи обязательно был включен прием иммуноукрепляющих порошков и таблеток. Курт не был исключением.
   Врачи же у них в основном занимались обморожениями - это если патрульным удавалось найти еще живого человека, которого буря застала по дороге домой. Случалось такое нечасто, но все-таки случалось.
   На домах всех врачей были нарисованы или приклеены красные кресты. Точно такие же знаки (то есть другие, но по тому же принципу) можно было увидеть на домах патрульных и представителей риксдага. Только в случае с ними это был черный масляный круг или белый треугольник.
   Кто выбирал символы - Курт не знал, но очень радовался, что черные круги очень часто сливаются с темными стенами домов, а вот красный крест видно издалека.
   Курт постучал в дверь кулаком, попинал ботинком.
   Наличие света в доме, конечно, никак не говорило о том, что в нем есть живые люди, но в это ему хотелось верить.
   Наконец-то дверь распахнулась. На пороге стоял взъерошенный медик, босой, завернутый в теплый халат. С улицы к двери дома вел небольшой коридор, поэтому он не сильно мерз, но все равно ежился, ощущая холод, идущий от куртки Курта.
   - Ойген, мать твою, я уж подумал, что ты умер.
   Ойген проморгался, подслеповато прищурился и наконец-то различил Курта в коридорной тьме.
   - Могу сказать то же самое про тебя, - медик зевнул. - Но рад, что это не так. Что случилось?
   - У нас тут сын божий, больной пневмонией, - Курт покрутил рукой в воздухе. - Мне сказали его доставить в лазарет, я решил заехать за тобой.
   - Ага, отлично, - Ойген зевнул еще раз, клацнув зубами. - Веди его сюда.
   - Чего это?
   Ойген нашарил рядом с собой какую-то обувь и нацепил на себя, чтобы не сквозило по ногам из открытой двери. Терпеливо пояснил:
   - Отопления в отделении все равно нет. Там всегда есть дежурный, но больных давно не было, а чтобы ампутировать ногу, много места не нужно. Веди сюда, посмотрим.
   И медик решительно закрыл дверь перед носом у Курта.
   Врачом он на самом деле не был. Выпустился из вуза как раз в тот год, когда город занесло снегом, и с тех пор практически не вылезал из больницы. И как-то всем было не до того, чтобы произвести парня в настоящие врачи. Да и кому нужны были эти бумажки в такое время.
   Эф стоял у машины и как-то неловко переминался с ноги на ногу, утаптывая снег.
   - У нас, знаешь, что-то вроде проблемы. Наш гость...
   - Это не проблема, - мрачно отозвался Курт, открывая заднюю дверь, - это называется бред.
   Священник был в беспамятстве и непрерывно бормотал какую-то ерунду. Различить можно было немногое:
   - ...был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство...
   - Помогай давай, - Курт подозвал Эфа и полез в машину, чтобы вытащить священника, которого на руках пришлось тащить до дома Ойгена.
   - Интересно, под бредом ты имел в виду болезненное состояние или всю сущность происходящего с нами в данный момент?
   Эф подцепил волочащийся край пледа и топал следом.
   - Отвали нахрен, - огрызнулся Курт.
   Потому что бредом было абсолютно все.
   - Вон там кровать.
   Ойген, уже одетый в свитер с оленями и джинсы с вязаными носками, махнул рукой в сторону единственной спальни в доме. Сам он грел воду.
   Кровать в комнате в самом деле имелась. Курт сгрузил на нее священника, позволил Эфу сесть на край кресла (не мое и не жалко) и вышел на кухню.
   - Кто это?
   Ойген вытер руки и поставил облупленный чайник на плиту. Он успел не только одеться, но еще и умыться и надеть очки. О расческе, видимо, не вспомнил. Или не нашел.
   - Ну... - Курт вытащил из ящика термокружку, сунул в нее чайный пакетик в пластиковой упаковке с дырочками, - его зовут Юстас. Он священник. Ну и вот...
   Ойген глянул через плечо, увидел, что бензомастер вольготно расположился на его единственном и любимом кресле, и вздохнул.
   - Это ладно. Откуда он в городе взялся?
   - А, - Курт сунул кружку под кипяток, который ему налил из чайника Ойген. - Это долгая история.
   - Давай, я пока покурю.
   - Эй, а лечить кто будет?
   Ойген недобро посмотрел на него сквозь очки, и Курт предпочел не спорить. Дождался, пока Ойген закурит.
   - Ну, в общем, к нам приехали киношники. Будут снимать передачу. С собой захватили ученых и этот... блаженного.
   Ойген неодобрительно покачал головой.
   - Он босяком по снегу шлялся, попробуй доказать мне, что он не чокнутый, - Курт отобрал у медика сигарету, затянулся и вернул ее назад. - Что ты куришь? Тебе нормальных сигарет привезти?
   - Привези.
   - Ну, вот. Блаженный где-то умудрился подцепить что-то, похожее на пневмонию. Я хрен знаю, что с ним, на самом деле, и тебе придется ждать, пока он не оклемается, чтобы узнать, как его так угораздило. Хотя, пока мы ехали, он был в нормально состоянии, все это время делал мне мозг на тему того, что это лично за мои грехи бог наградил город вечной зимой.
   - Ага, точно. Так оно все и было.
   Курт пожал плечами.
   - Но все лучше, чем та крипота, которую он сейчас бормочет.
   - Это Откровение Иоанна Богослова, темнота, - вежливо подсказал из соседней комнаты Эф.
   Если Ойген и удивился общительности бензомастера, то не подал виду. Сам он с этими ребятами никогда не взаимодействовал, поэтому допускал, что те могут не только говорить, но и петь, танцевать и проводить свадьбы.
   - Да плевать, чье это откровение. В общем, оставляю его тебе и еду домой.
   - Куда собрался? - Ойген затушил сигарету в какой-то тарелке, потер руки и пошел в комнату. - Сейчас я его посмотрю, скажу, что с ним делать, и валите оба. Ты что, видишь у меня много лишнего места и очереди благодарных больных?
   - Э-э, - не согласился Курт. - Я что, похож на няньку?
   - Мемфис, - спокойно сказал Ойген, наклоняясь над уснувшим Юстасом. - Выйди на кухню, закрой дверь и пей свой чай. Я скоро приду.
   Курт фыркнул, но к чаю все-таки пошел.
   - И эту свою штуку с собой забери.
   "Штука", она же Эф, гордо проигнорировала врача и вышла на кухню, закрыв за собой дверь.
   Курт налил себе новую порцию чая, закурил и сел за стол, на котором уныло подсыхали печенья с повидлом. Ойген жил один, любил готовить, но сладкое не ел. Курт сковырнул печенье с тарелки, опустил его в чай и только после этого смог разгрызть.
   Эф сел рядом, опустив голову. Видимо, завистливо созерцал тарелку. И начал говорить точно тогда, когда Курт этого ожидал. Правда, он думал, что услышит что-то вроде сожаления о невозможности поужинать.
   - Это не пневмония.
   Печенье было вкусным только тогда, когда было свежим. В случае же с этим не только тесто зачерствело, но и повидло свернулось в мерзкие комки. Курт отложил надкушенное печенье в тарелку и повернулся к Эфу. Потому что... стоп, что? Не пневмония?
   - А ты у нас еще и врач?
   - Это не пневмония, - спокойно повторил мастер. - На твоем месте я бы поговорил с этим парнем, когда он очнется, и узнал, где он успел свести знакомство с Серыми.
   - Да ну, - отмахнулся Курт. - От этих знакомств просто умирают, насколько я знаю.
   - Не всегда, - возразил Эф. - Смотря какой иммунитет и какое время встречи. Одно дело, когда кто-то из города с Серыми ненадолго пересечется, а другое - когда кто-то с континента, где ниже нуля вообще не бывает. Ты их носы видел? Никаких Серых не надо, чтобы они все слегли с простудами. Тут другой вопрос, что с серой болезнью так просто не справишься. Вряд ли здесь поможет обычный врач.
   - Вот так новости, - Курт всплеснул руками. - Что за серая болезнь еще? Почему мне кажется, что этот термин изобрел Ганс, пока меня не было?
   - Не заводись. Ты ее не знаешь, потому что почти ни у кого в городе ее не было. Иммунитет, все дела. К нам давно никто не приезжал, сам знаешь.
   - Брандт недавно вернулся, - только для того, чтобы поспорить, вклинился Курт.
   - Ну вот с его помощью и узнали, что есть такая болезнь.
   - Да ну!
   - Я сейчас не буду рассказывать.
   Курт выразительно вздернул подбородок и скрестил руки на груди. Показал выразительным взглядом, что молчит.
   - Я все сказал уже.
   Курт вздохнул. Иногда его терпения не хватало ни на что: ни на Ганса, ни на своего бензомастера, ни на свою собственную жизнь.
   - И что ты предлагаешь делать с этим, с Юстасом? Если это не пневмония?
   - Ну, если Ойген не справится сам, то нужно будет его отвезти в лабораторию Университета.
   - Сам пойдет, - Курт отвернулся. - Пешком.
   - Мемфис, - в голосе Эфа прозвучало что-то, похожее на упрек.
   Чертовы ученые, наизобретали всяких динамиков с интонациями, а потом патрульные мучаются.
   - И ты. Оба пойдете пешком.
   - Курт!
   - Ничего не знаю.
   - Курт!
   - Извини, Ойген, я задумался.
   Врач вышел из комнаты, явно чем-то озадаченный. Теперь Курт знал, чем, иначе бы очень удивился.
   - Ну что?
   Ойген сел, отобрал у него сигарету и докурил. Только после этого он поднял очки на лоб и задумчиво потер переносицу.
   - Я не знаю, что это.
   Курт вздохнул. Отвратительно.
   Почему-то во всем оказывается замешан Ганс. Даже здесь, в болезни священника, зачем-то решившего приехать в город, который медленно загибается под весом снега.
   - Когда он очнется, я смогу с ним поговорить?
   - Да он вроде и так оклемался...
   Ойген потушил сигарету, взял с тарелки надкушенное печенье и, на ходу его жуя, пошел к плите, на которой стояла кастрюля.
   - Так я могу?
   - Только не пытай его, - Ойген пожал плечами.
   Эф покачал головой.
   Священник, видимо, чувствовал себя довольно вольготно, сунув руку под голову под подушку и укрывшись несколькими одеялами. Он с интересом наблюдал за приближением Курта и, если бы не болезненная бледность и прорывающийся кашель, казался бы совершенно здоровым.
   - И часто у вас бывает бред с жаром?
   Курт сел на кресло, вляпавшись в оставленные Эфом следы. Поморщился и потер ладонь о колено.
   - В смысле, минуты прозрения? - Юстас потер лоб, зачесал волосы назад. - Конечно, частенько. Иначе бы я не мог нести слово Божье в мир.
   - Ясно.
   Курт устало потер щеки. Он никогда не был фанатом выслушивания религиозных лекций от малознакомых людей, лежащих на кровати.
   - За время поездки вы покидали фургон?
   - Вы что, следователь?
   - Я патрульный.
   - Христианский патруль?
   - Вы издеваетесь? - Курт встал. - Послушай, священник. Мы здесь не нуждаемся ни в божественном прозрении, ни в чуде, ни в очищении и еще какой-нибудь херне. Природные катаклизмы никак не связаны с нашими грехами. Потому что человечество грешит уже третью тысячу лет, и почему-то мир еще не рухнул.
   - Но ваш мир близок к этому, - совершенно невозмутимо вклинился в монолог Юстас.
   Он сел, кутаясь в одеяло, закрыл его краем лицо и хорошенько прокашлялся.
   - Нет, - отрезал Курт.
   - Тогда почему вы здесь живете? Почему не уедете туда, где тепло? Если вы считаете, что снег - не наказание за грехи.
   - Потому что кто-то должен здесь жить.
   У священника была явная аллергия на разговоры о грехах. Его снова свернуло от кашля, который никак не прекращался.
   Курт встал, чтобы выйти, и столкнулся в дверях с Ойгеном. Тот держал в руках дымящуюся термокружку, ароматно пахнущую специями.
   - М-м-м.
   Курт решительно захотел есть, но Ойген смерил его таким взглядом, что сомневаться не приходилось: столовая закрыта.
   - Я уезжаю в Университет, Ганс знает, что с этим делать. Вечером вернусь или позвоню.
   - Лучше вернись и забери его, иначе я сам позвоню Гансу, - Ойген отвернулся и направился к кровати.
   Курт хмыкнул. Конечно, нет. У Ойгена бы не хватило пороху (и хватило бы мозгов) не связываться с Гансом. Просто потому что если ты не лезешь с кулаками к верхам, то живешь тихую и долгую жизнь, даже если кругом последний круг Ада (или где там лед и предатели?).
   Курт бы тоже был рад следовать этой нехитрой заповеди, да вот как-то не получалось.
   - Поехали, - Курт кивнул Эфу, огляделся по сторонам и умыкнул со стола тарелку с печеньем.
   Большая часть дороги до Университета была посвящена этому убогому выродку местной кулинарии, меньшая - попытке не выскочить за нужный поворот.. Наконец Курту надоело, он отложил тарелку и взялся за руль двумя руками.
   - Мне это не нравится, - как будто продолжая начатый разговор, сообщил он Эфу.
   - Что именно?
   Курт оторвал руку от руля и принялся перечислять, загибая пальцы:
   - Священник, серая болезнь, Ганс, киношники, ученые...
   Пальцы на руке кончились, пришлось "использованную" положить на руль и выставить другую.
   - А ученые-то чем тебе не угодили? Исследования какие-нибудь проведут, тебя трогать точно не станут. Если только среди них нет зоологов.
   - Ха-ха. Они мне за компанию не нравятся.
   - Что ты злой такой?
   Курт вырулил к Университету и воткнул джип в сугроб.
   - Отвратительный город. Перспектив нет, зарплату не платят, счастливое будущее тоже не предвидится. Что я вообще тут делаю, - он вылез из машины и от души хлопнул дверью.
   - Вот и поговорил со священником, - резюмировал Эф, вылезая следом.
  
   - Я просто ненавижу, когда ты так делаешь, - сказал Ганс.
   Он кивнул своему помощнику, оставил его у компьютера и вышел за дверь. Хельги куда-то делась из-за своего стола, чем вызвала неудовольствие своего начальника.
   - Что делаю?
   - Заявляешься, когда тебя не ждут.
   Курт скривился.
   Ганс наконец-то вспомнил, что отправил секретаршу поводить киношников по Университету и смирился с ее отсутствием. Но вот присутствие Мемфиса его по-прежнему не устраивало. Сегодня ректор был одет в крупной вязки свитер, краснонос и растрепан, напоминая разом и Ойгена, и больного священника, и самого себя. Ганс чихнул, Курт поморщился.
   - Ты заболел, что ли? Зашибись.
   - Что ты хотел? - после смачного чиха Ганс начал немного смешно гундосить.
   - Тот Серый, что был у тебя - вы закончили его исследовать? Добыли что-нибудь полезное?
   - Нед, - отозвался Ганс. - Его больше нет.
   Мыслительный процесс Курта вдруг прервался. Он ожидал, что все будет проще. Что исследования наверняка к чему-нибудь привели, нашли лекарство от этой серой болезни, можно будет спихнуть священника и отправиться домой. А вот как все - его больше нет. Что нужно сделать, чтобы Серого не стало?
   - Ты выяснил, как их убить?
   Ганс неопределенно дернул плечами.
   - В общем, - Курт махнул рукой. - Наши медики не знают, как лечить священника, которого притащили с собой ребята с континента. Поэтому я привезу его, и делайте, что хотите.
   - Но-но, - протянул Ганс (получилось, правда, "до-до"). - Мы его не вылечим, если не будет... мгм... образца.
   - Какого, нахрен, образца?
   Курт начал смутно догадываться. Пока Ганс издавал странные звуки носом и пытался прокашлялся, Курт все мрачнел.
   - Я никуда сегодня не поеду, - уже зная, что поедет, попытался сопротивляться он.
   - Сегодня и не надо, - миролюбиво ответил Ганс, сморкаясь. - Завтра можно. Можешь взять кого-нибудь в помощь, но нам нужен Серый. И тогда будет лекарство.
   Эф отошел. Курт, страшно злясь, пролетел мимо него, топая по лестнице вниз. Ганс смерил бензомастера взглядом и сказал:
   - Ты знаешь, что делать.
   Эф кивнул и пошел по лестнице вслед за гремящим ботинками Куртом. Странно, что под ним еще не крошились ступени.
   Но на этом все разочарования дня не закончились. Главным итогом стала машина сопровождения, стоящая на их подъездной дорожке. Курт в бешенстве ударил по рулю и затормозил, чуть съехав с дороги - привычная парковка была занята. Из машины уже выскочил Виктор в незастегнутом пальто, следом за ним вышли двое парней, по уши закутанные в шарфы. Курт в ярости захлопнул дверцу машины и, игнорируя гостей, направился к двери. Те неуверенно посеменили следом.
   Спорить было бесполезно. Ругать Ганса - скучно. Звонить ему и требовать "забрать нахрен этот выводок отсюда" - бессмысленно. Курт запустил Виктора, оператора, тащившего камеру, и ученого - немолодого мужчину с аккуратной бородкой, в квартиру, обменялся взглядами с бензомастером, дождался, пока машина покинет парковочное место, и пошел переставлять свой джип.
   Нахрен такую жизнь, подумал он.
   Когда Курт наконец-то зашел домой, Виктор уже поставил чайник, развел привезенный с континента кофе и общался с оператором.
   - Это Руди, - Вик показал на оператора. - Это мистер Эмерсман.
   Учитель сделал странный жест, как будто поднимал шляпу. На самом деле у него была только вязаная шапочка, да и ту он снял.
   - Доктор Джосс Эмерсман к вашим услугам, сэр.
   - Замечательно, - ответил Курт. - Просто прекрасно, - повторил он, подхватил кружку с кофе (пах он божественно) и ушел в свою комнату, оставив Эфа общаться с гостями.
   Тот, вопреки ожиданиям, молчал и стоял на зарядке.
   Курт ненавидел пускать кого-либо в свое личное пространство. И трое посторонних людей в квартире, ну, абсолютно никак его не устраивали. Обнаружив с утра, что в душе кто-то есть, Курт начал закипать. Услышав, что он третий в очереди, взбесился. Схватив со стола вытянутую коробку, дожившуюся его с вечера, и кивнув Эфу, он вылетел за дверь, собрав комбинезон в охапку. Выглядел он еще сонным, но уже злым.
   Всю дорогу они молчали.
   Курт затормозил у дома Ойгена, воткнувшись носом в сугроб. Машину тряхнуло, заработал коммуникатор и в салон ворвались голоса. Седьмой и Пятый патрули перекликнулись и, судя по реву моторов, пересеклись где-то за городом.
   - Мемфис?
   - Гуде, Альрик, привет. Вы на выезде?
   Снова зашуршало, патрульные подтвердили свое присутствие.
   - Где-то через час я выеду из города на северо-запад, нам нужно встретиться.
   Густой, бархатистый голос Гуде прорвался через шорохи:
   - Мы в этом секторе не разбираемся, пока катаемся, выманиваем Серых. Дашь сигнал - скину координаты.
   - Хорошо.
   Альрик отключился первым. Курт вышел из машины, взял коробку и пошел в дом. Ойген открыл дверь почти сразу, как будто караулил у двери.
   - Ну что? - нетерпеливо спросил он.
   - Да ничего, - ответил Курт, вручая медику блок сигарет.
   Они поняли друг друга. Ойген пожаловался:
   - Он меня задолбал. Я нарушаю все этические кодексы, но я просто грежу теми минутами, когда этот парень будет бредить.
   - Как так? - делано удивился Курт. - Ты что, не веришь в божественную кару?
   - Иди в жопу, - проворчал Ойген, потроша сигаретную пачку.
   Курт ухмыльнулся.
   Первым делом он направился в душ. Ойген отнесся к этому весьма флегматично, тем более что Курт бросил что-то невнятное типа "мненавыездхочупомыться". Пока он отмокал в душе, небольшая кухня наполнилась теплом и паром - медик что-то готовил. Курт вышел, снова одетый с ног до головы, и ему мгновенно стало жарко.
   Он уже открыл рот, чтобы сказать "пока-пока" и уйти, но тут из комнаты появился Юстас, закутанный в плед. Снизу торчали ноги в шерстяных носках и голые икры.
   - На выезд? Я еду с вами, - вот так вот спокойно сообщил священник, как будто объявлял свои пожелания на ужин.
   Взгляды медика и патрульного вместе могли прожечь в нем дыру.
   - С ума сошел? - невежливо поинтересовался Ойген. - Умереть захотелось?
   Юстас ушел в комнату, где, видимо, начал одеваться.
   - С Божьей помощью не умру, - отозвался Юстас и, не дожидаясь, пока Курт скажет то, что собирался, добавил: - Ну, а если умру, так все мы смертны. На все воля Божья.
   Священник, одетый в рубашку и брюки и закутанный в плед, напоминал своеобразного шотландского горца. Ойген молча вынул из шкафа свою куртку с нашивками медицинского факультета и отдал Юстасу. Тот с достоинством кивнул, принимая одежду.
   Курт устал удивляться, злиться, спорить. Он открыл рот, закрыл, вздохнул и все-таки заметил:
   - Я сегодня не таксую.
   - Тогда я пойду пешком, - взяв протянутые медиком ботинки, Юстас затянул шнурки потуже и вышел в коридор.
   - Я ненавижу всех, - прошептал Курт, показывая, что все это мероприятие у него уже где-то под подбородком.
   Ойген закивал, соглашаясь. Он процедил в термос какие-то травки, залив все это кипятком, закрыл крышку и протянул Курту.
   - Если начнется бред - напои. А лучше высади где-нибудь по дороге.
   Курт кивнул и вышел.
   Они уже выезжали из города, когда Эф неожиданно заговорил:
   - Знаешь, чего хочу?
   - М?
   Курт не удивился, не успел. Но тут же у него появилась такая возможность:
   - Замороженный йогурт. Просто помираю, как хочу. С фруктами и карамелью.
   Курт затормозил, свернув не туда от неожиданности. Повернулся назад и ошарашенно уставился на бензомастера.
   - Ты что, рехнулся?
   Эф пожал плечами.
   - А что такое?
   - Какой нахрен йогурт с фруктами? Ты, черт возьми, каркас с черной жижей! У тебя даже мозга или процессора нет!
   Священник на пассажирском сидении закутался поглубже в куртку, подтянул ноги к груди и задремал, прислонившись головой к стеклу.
   Мастер нахохлился, медленно и выразительно вытянул ноги и измазал ручник. Обиделся. А Курт крепко так задумался.
  
   - Не понимаю, как ты можешь это есть, - Феликс сел, поддернув штанины, и вытянул ноги.
   Курт невнятно пробубнил что-то неприятное и чуть не подавился орешком.
   Феликс тонко и торжествующе улыбнулся.
   - Собака.
   Курт облизал ложку и откинулся на спинку стула. Десерт сделал его миролюбивей и добрее. Но все-таки не очень. Он прокрутил в руках пачку сигарет, но решил, что перебивать вкус фруктов будет кощунством, и отложил ее.
   - Сам собака, - спокойно парировал Феликс.
   - Это же просто йогурт. И фрукты. И соленая карамель. И орешки. Ты же все это ешь?
   - Ем, но зачем все это смешивать? Йогурт и соленая карамель. Отвратительно.
   В Феликса полетела ложка. Если бы Курт был его студентом, за этим последовали бы определенного рода санкции. Но Курт уже не был студентом, да и они, к тому же, были друзьями. Так что ничего не случилось. И ложка полетела назад.
   - Я был у ректора сегодня.
   Курт разломал пластиковую ложечку и сложил ее остатки в тарелку.
   - Он тебя уволил?
   - Нет, - Феликс сохранил завидное спокойствие и продолжил улыбаться. - Предложил мне работать на него.
   - Вообще-то, если я не ошибаюсь, ты и так у него работаешь.
   - Не ошибаешься. Но ты не прав.
   Курт фыркнул.
   - Он предложил мне работать в его лаборатории. Понимаешь?
   - Не-а, не очень. И что это значит?
   - Это значит, что мы будем впереди всех, - Феликс выглядел гордым и торжествующим настолько, что Курт не решился ехидничать.
   - Ладно, - он кивнул и улыбнулся официантке, которая принесла еще порцию йогурта. Со все той же соленой карамелью и черным печеньем.
   - Хочешь?
   Феликс нахмурился, ковырнул краем ложки йогурт со стороны карамели, попробовал и поморщился.
   - Ну нет. Это ужасно.
   Курт делано оскорбился:
   - И это мне говорит человек, который носит разноцветные носки.
   Феликс опустил взгляд вниз, оценил свои носки с лиловыми стрелочками на розовом и фыркнул.
   - Ну, знаешь ли, - он ковырнул йогурт еще раз, попробовал, снова поморщился и совсем ушел.
   Курт задумчиво почесал ложкой нос и приступил к десерту. Ну к черту эти лаборатории и носки. Карамель, только карамель. Еще йогурт и печенье.
  
   Чем глубже в рыхлый снег зарывалась машина, тем ближе становились сигналы патрульных. В какой-то момент голоса прорвались через шипение и стали четкими и хорошо слышными.
   - Второй?
   Священник вздрогнул и проснулся. Заозирался настороженно и снова нахохлился, прячась в куртке. Судя по всему, ему снова стало хуже.
   Курт отозвался очень невнятно, потому что искренне ненавидел позывные. Особенно - свой.
   - Мы впереди, - коротко сообщил Гуде.
   - Ганс просил передать, что... - вмешался Альрик, но Курт его слушать не стал.
   - Пусть Ганс свои указания себе в задницу засунет.
   Повисла неприятная тишина.
   - Знаешь, Мемфис...
   - И ты тоже.
   Альрик замолчал и, судя по щелчку, отключился от общей связи. И наверняка принялся полоскать мозг Гуде - тот тоже замолчал.
   Юстас приоткрыл один глаз, неодобрительно посмотрел на Курта, но ничего не сказал. Его знобило.
   - Чтоб тебя, - проворчал Курт и кинул священнику термос, который до того грел ему ладони.
   Юстас ничего не ответил, только раскашлялся.
   Не прошло и двадцати минут, как через белую пелену впереди замаячили два темных пятна. Два хаммера с наклеенными цифрами пять и семь. Была такая наклейка и на Куртовом джипе, но он ее отковырял.
   Снегом сыпало мелко и мерзко, в час по чайной ложке. Никакой опасности эта пороша не представляла, но и хорошей погоду назвать было сложно. Приближающиеся машины казались размытыми и нечеткими.
   Гуде стоял, прислонившись спиной к своей "пятерке", и курил. Альрик сидел в ней же, опустив окно. Они о чем-то переговаривались, и Гуде только иногда отвлекался, чтобы пошевелить провода, тянувшиеся к его бензомастеру.
   Когда Курт вышел из машины (сухо скомандовав священнику выпить Ойгеново пойло, перебраться на заднее сидение и спать там), стекло поехало вверх, и Альрик отвернулся. Курт встал рядом с Гуде, тоже закурил. Они немного помолчали. Гуде иногда бросал взгляд на брата внутри машины и тут же отворачивался.
   Они были очень похожи - внешне. Высокие, светловолосые, только Альрик носил небольшую бородку, а Гуде не нуждался в лишних символах мужественности.
   И все-таки - такие разные.
   - Пусть он не злится на меня, - ровно сказал Курт.
   Гуде кивнул.
   - Я знаю, он сам виноват. Но ты держи себя в руках.
   Курт не ответил, выкинул недокуренную сигарету и повернулся к Эфу. Он уже начал мерзнуть, а бензомастер стоял чуть в стороне, не спеша цепляться.
   - Я сегодня что-то всех обидел.
   - Херня, отойдут.
   Гуде докурил и постучал в стекло машины. Альрик вылез из машины, придержал дверь перед своим бензомастером и, вопреки всему, протянул Курту руку.
   Тот ничего не сказал, только пожал скрипящую перчатку. Альрик отвернулся цеплять провода к своему плечу.
   Гуде изобразил всем лицом что-то вроде улыбки и пошел следом за братом. А Курт повернулся к Эфу.
   - Даже этот на меня не дуется. А ты как?
   Эф подошел ближе, подключил все провода и недовольно проворчал:
   - Просто ты козел редкостный, и с этим ничего не поделаешь.
   Курт развел руками - да, мол, заслужил. Эф пошел вперед, натянув провода. Курт последовал за ним, не забыв последовать правилу "кто последний уходит - тот проверяет машины" и подергав дверцы трех джипов.
   Братья и их мастера уже успели потерять очертания, двигаясь в только им известном направлении. Курт сказал бы, что они идут вперед, но в снежном мареве было сложно отличить "вперед" от любого другого направления.
   Но там, что братья и Курт считали "впереди", снег будто бы сгущался, приобретал неожиданные формы, перетекал из одной в другую, темнел и снова светлел. Темные пятна двигались туда-сюда, иногда сталкиваясь и сливаясь. Затем разгорелся мягкий желтый свет, окрашивая снег и бросая жесткие тени на лица патрульных. Бензомастера не отражали, а поглощали этот свет, напряженно крутя своими черными головами по сторонам.
   - Итак, мы идем... туда? - осторожно уточнил Альрик. Видимо, Ганс был в своем репертуаре: указания давал предельно размытые. Так что приходилось делиться информацией.
   - Туда, - поделился информацией Курт.
   - Это плохо, - протянул Альрик.
   - Согласен.
   Гуде молчал.
   Альрик странно посмотрел на Курта и отвернулся. Абсолютно непонятно, с чего это он так. Может, злится, что его номер - семь, а у Курта аж двойка? Но это были всего лишь цифры. Что-то вроде школьной столовой, когда самые удачные места занимают те, кто пришел раньше.
   На поблескивающий свет легла первая желтоватая полоса. Она медленно расширялась, ползла, очерчивала дорожку, которая медленно, но верно заманивала патрульных в ловушку.
   Именно так себя Курт и чувствовал: он почему-то послушался совершенно тупого приказа и в угоду Гансу шел сейчас, как барашек на заклание. Ну и сдох бы этот священник, кому он вообще нужен.
   Судя по спокойным лицам братьев, они так не думали. Они, откровенно говоря, считали, что работа патрульного как раз и заключается в том, чтобы помогать людям - будь то житель города, сам Ганс или совершенно чужой человек, прибывший с континента. Курт по этому поводу думал: в задницу ваш патруль со всеми вашими нормами морали и нравственности.
   Ему не хотелось умирать так бессмысленно, и он недоумевал - неужели Гуде этого не понимает? И он согласен пожертвовать жизнью своей и своего брата ради того, чтобы... Что? Чтобы поймать Серого. Черт возьми, почему это, интересно, Ганс не выдал им памятку "Как ловить Серых для чайников" - желательно, с исторической справкой. Ну, чтобы узнать, сколько народу полегло, когда ловили тот подопытный экземпляр.
   Ганса бы сюда.
   Гуде обернулся на него, поймал полный раздражения взгляд и улыбнулся. По его лицу бродили длинные тени - как будто-то где-то впереди трепетали сотни зажженных свечей. Мелкие огоньки уже бродили в сером буране.
   Курт изобразил недоумение на лице, как бы спрашивая: какого дьявола вообще? Ты же умный человек, зачем ты идешь туда?
   Правда, этот вопрос он мог задать и самому себе.
   Гуде отстал от брата на несколько шагов, его бензомастер переместился чуть в сторону.
   - Ты чего?
   Курт развел руками, зацепился за провода и отмахнулся от недовольно заворчавшего Эфа.
   - Это же бред. Мы тут помрем для того, чтобы поймать этого Серого. А для чего? Правильно, для науки! Ты хочешь сдохнуть во имя науки? Я вот нет.
   После этого пассажа у него немедленно заболело горло. Курт поспешно захлопнул рот и задышал через нос, выжидательно глядя на Гуде. Тот смотрел в ответ странно и молчал. Наконец он отрывисто покачал головой и выдохнул облачко теплого пара.
   - Мы-то не помрем уж точно, - начал он, но договорить не успел.
   Или он еще говорил, а Курт уже не слышал: его вдруг сшибли с ног. Сильный удар о снег вышиб из легких весь воздух. В голове зазвенело, по глазам плеснуло мутной пеленой.
   Комбинезон стремительно холодел, провода безжизненными змейками лежали рядом. Курт попытался встать, но не смог - его как будто кто-то прижимал к земле. Пронзительно скрипели ледяные наросты на капюшоне.
   Курт выругался и снова попытался встать. Медленно, как будто ломая лед, разогнулся и сел. Вокруг мелькали темные, будто слепленные из грязного снега, фигуры. Одна пронеслась так близко от лица Курта, что у него немедленно заболели щеки и нос.
   Обморозил все к черту.
   Воздух и снег вокруг были желтыми, настолько неестественного цвета, будто кто-то разлил разбавленную акварель. Такой свет исходил от старых ламп, которые начали использовать, когда подохли последние батарейки в фонариках. Потом кончился и керосин.
   Эфа поблизости не было, и Курт чувствовал, как его схватывает холодом. Гуде и Альрик стояли плечом к плечу, почти вплотную перед ними - трое бензомастеров, стоящих кольцом. Между ними - остальные кружили вокруг, медленно приближаясь к Курту - метался один Серый.
   Лицо Курта онемело, ресницы склеились и практически не разлеплялись. Все, что можно было рассмотреть - это темное пятно на фоне психически-неадекватной желтизны.
   Конец мне, решил Курт, решительно проклял Ганса и Эфа, почему-то решившего, что выполнять задание первого для него важнее, чем спасти жизнь другу, и потерял сознание.
   Было бы у него все нормально - ни за что бы не назвал бензомастера другом. А так мысль опередила сознание.
  
   Желтоватый свет пробивался сквозь открытые окна. В лицо светила голая потолочная лампочка. Если дело было не в морге, то он - принц Датский. Хотя откуда в морге окна? Он все-таки принц Датский.
   Рядом настойчиво шуршали голоса. Кто-то убеждал кого-то, что это шарлатанство и от смерти не спасает пластырь, а кто-то другой говорил кому-то, что двоих это шарлатанство уже спасло, спасет и третьего.
   Очень хотелось, чтобы оба они заткнулись и вышли уже куда-нибудь, дав помереть спокойно.
   Но у голосов было свое мнение на этот счет. То есть плевать они хотели на желания одного, отдельно взятого индивидуума.
   Кто-то сказал кому-то, что кто-то будет не очень рад, если с ним так поступят. Кто-то ответил, что кто-то будет не очень рад, если умрет.
   Тот кто-то, кому в лицо светила голая лампочка, очень хотел умереть и не понимал, почему все еще никак не получалось. Дышать тоже не выходило. Нос как будто зажали, глаза безумно чесались, хоть и не открывались, губы и рот пересохли - все было до того плохо, что умереть прямо сейчас было бы, пожалуй, лучшим выходом из ситуации.
   В губы уткнулась холодная ложка, с которой по губам тут же потекло что-то склизкое, соскользнувшее на подбородок. Насколько мерзкое и неприятное, что рот открылся сам собой. Желе потекло по языку, смачивая, протолкнулось в горло. На мгновение в голове появился образ зеленого лизуна из команды охотников за привидениями, потом стало страшно, что именно эта дрянь может сейчас лезть в его пищевод, потом вдруг голова прочистилась - и Курт оглушительно чихнул.
   Если не считать соплей, слюней и мерзкого желе, разлетевшихся в разные стороны, а также разрывающей боли в висках и переносице - все закончилось довольно неплохо.
   Только Ойген, нависший над ним, так, видимо, не считал.
   - Твою мать! - вот что он сказал, вытирая лицо.
   А нехрен наклоняться над умирающими и кормить их всякой дрянью.
   К черту все, я ухожу, в очередной раз решил Курт, повернулся на бок и натянул одеяло на голову, которым был укрыт. У него болела голова, болело горло, да и голоса наверняка практически не было. Да он, мать вашу, самым банальным образом болел! Только этого-то ему и не хватало.
   Ойген толкнул его в плечо.
   - Только попробуй изгваздать соплями мое любимое одеяло.
   Кто-то третий, так и оставшийся неизвестным, смеялся так, что чуть не пролил свой чай.
  
   Этот адский гогот преследовал Курта во сне. Смех ввинчивался в ухо и навылет пробивал мозг. Саднила переносица, в глазах лежало по мешку песка, кожа на лице будто бы высохла. Какое существо может издавать такой невыносимый звук? Может, Ганс? Но тот последний раз смеялся, кажется, еще в средней школе. Тогда Эф, черт бы его побрал?
   Курт с трудом разлепил глаза, долго, почти слепо смотрел на полоток, на котором горела голая лампочка, дающая желтоватые отсветы на предметы, напоминая о чем-то нехорошем. Ойген занимался своими делами, какой-то помятый и обиженный на весь мир. Заметив, что Курт проснулся, он оторвался от перекладывания книг и подошел к кровати. К своей единственной и любимой кровати, читалось на его выразительном лице, которую до Курта занимал Юстас, провалиться вам всем к дьяволу, ребята.
   - Мне нужна вторая кровать, - проворчал он, наклоняясь, чтобы проверить температуру.
   Рука у него была неприятно холодная.
   - Обратись к Гансу, - просипел Курт.
   Нос был заложен, а горло на каждый звук отзывалось режущей болью.
   - Или дом побольше, - парировал Ойген.
   - Или переезжай к нему.
   - Ну да, - фыркнул медик и ушел на кухню.
   Курт перевернулся на бок, чувствуя, как болью сдавливает грудь. Отдышался, хватая сухими губами воздух. Хотел было попросить воды, но крикнуть не получалось: не то что голос повысить, даже просто говорить нормально никак не выходило. На вырвавшийся сип Ойген никак не среагировал, может, не услышал, может, не посчитал нужным. Он гремел какими-то кастрюльками, бурлил чайник.
   Дышать было тяжело, даже ртом. По ощущениям, так у него были переломаны все ребра. Курт заглянул под одеяло, закатал футболку - любопытство было сильнее звона в ушах и мерзкого ощущения, как будто вся черепная коробка забита соплями - и приподнялся.
   Может быть, ребра у него и не были сломаны. Но через всю грудь тянулся широкий синяк, на боках переходящий в концентрированно-синий. Вот там-то болело больше всего.
   - Что за... - прохрипел он, опуская футболку и осторожно трогая синяк сквозь ткань.
   Болело изрядно, вздохнуть полной грудью так и не вышло.
   Ойген появился с термокружкой, от которой шел пар. Потянув носом в надежде учуять, что там - суп или какой-то отвар, Курт чуть не захлебнулся. Мать-перемать.
   - Воды бы, - очень-очень тихо сказал он.
   Ойген молча поставил кружку на стол и снова ушел на кухню. Курт подтянулся, сел, подложив под спину подушку. Слабость навалилась тут же, да такая, что захотелось уползти куда-нибудь и сдохнуть.
   Нет, пить все-таки хотелось больше.
   Ойген принес стакан с мерзко теплой водой, как будто начерпанной из болота. Но Курту было все равно, он попытался отнять у медика стакан, но быстро сдался, позволив ему себя напоить. Стало немного лучше, во всяком случае, наждак во рту чуть-чуть смягчился.
   - Спасибо, - буркнул Курт.
   Ойген пожал плечами и поднес ему термокружку, в которой крутилось желто-зеленое варево. Точно из болота.
   Курт покрутил головой, показывая, что пить всякую бурду не согласен.
   - Мемфис, - очень спокойно и негромко сказал Ойген, ставя кружку так, чтобы до нее, в случае чего, можно было дотянуться с кровати, - мне правда похрен, выпьешь ты это или нет. Даже если ты тут помрешь, ничего сильно не изменится.
   И ушел. Ушел, мать его за ногу, медик, блять.
   Курт бы, наверное, обиделся (или задумался, кто так подергал за нервы всегда дружелюбно-спокойного Ойгена), если бы ему не было так херово. Он снова лег на спину, осторожно перекатился на бок и подцепил плохо гнущимися пальцами термокружку. Снова поднялся и, держа кружку двумя руками, чтобы не расплескать, принялся медленно пить.
   Варево было не очень горячим - теплым - и очень приятно проходилось по воспаленному горлу. На языке и губах оставались песчинки и мелкие палочки, а вкус вообще не ощущался. После выпитого Курту действительно стало лучше. Он откинулся на подушку, полежал немного. Голова была чистая, в то время как в остальном теле чувствовалась мутная мерзкая слабость.
   Курт швырнул на пол термокружку. Она прогрохотала к шкафу и покатилась назад.
   Ойген выглянул из кухни.
   - Что?
   Курт собрался с силами и выдал:
   - Мне скучно.
   - Скучно ему, - мгновенно разозлился Ойген. - А мне тут, понимаешь ли, весело очень! Священника, значит, прокорми, выслушай его проповеди, больного патрульного вылечи, хотя он выделывается. Скучно ему, видите ли! Спи давай.
   Он вошел в комнату, поднял термокружку, убедился, что она во время падения была пуста, и ушел назад. После этого оглушительно громко хлопнула дверь, и Курт остался один.
   Он бы, может, и успел бы извиниться и попросить Ойгена не уходить, но севший голос не позволял провернуть такой фокус. Даже поныть было некому.
   Отличный получился урок: никогда не злите своего лечащего врача, особенно если он и без того какой-то дерганый.
   Курт пытался задремать, но никак не получалось. Недавнее прошлое казалось каким-то слишком далеким, как будто в последний раз он выходил из этого дома лет сто назад. А сколько времени прошло в самом деле, Курт не знал. И единственный, кто мог ответить на этот вопрос, куда-то ушел и не планировал возвращаться. Очень медленно Курт начал сползать с кровати, придерживая голову, чтобы не отвалилась.
   До того, как он начал вставать, голова так не болела.
   Дверь снова открылась, заскрежетав по мозгам, раздались голоса, кто-то вошел, переговариваясь. Курт лег назад, решив, что раз говоривших по крайней мере двое, а то и больше, скучать больше не придется. И начал терпеливо ждать, пока кто-нибудь соизволит к нему заглянуть.
   Соизволил молодой человек, показавшийся Курту смутно знакомым. Еще два голоса (один из них явно принадлежал Ойгену, а вот второй... может, священнику, если судить по поучительным интонациям) остались на кухне, где гремели тарелками и булькали чайником.
   - Вы как? - спросил смутный знакомый, присаживаясь на корточки рядом с кроватью.
   Курт приоткрыл один глаз, затем другой, и с интересом изучил его. Воспоминания очень лениво и неохотно шевелились в голове.
   - Я Ию Лайне. Я работаю...
   - Да знаю я, - буркнул Курт. - На Ганса ты работаешь. Нормально я.
   И демонстративно отвернулся лицом к стене.
   - Я хотел сказать, что я работал с Феликсом, но так тоже можно выразиться.
   Курт заинтересовался, но очень вяло. Он повернул голову и уставился в замерзшее окно, показывая одновременно и некоторое пренебрежение, и заинтересованность в дальнейшем диалоге.
   Небо было темно-синим. Очень синим и очень красивым. Из угла окна наползала грязно-серая туча. Курт недоуменно моргнул - и небо снова стало темно-серым, затертым снежными облаками. Таким же, как и всегда.
   Аспирант Ганса терпеливо сидел и ждал, пока Курт изобразит что-то внятное. Может, спросит что-то о Феликсе, раз уж это в самом деле единственное имя, способное его заинтересовать.
   И тут же Ию все испортил.
   - Ректор просил передать вам большую благодарность.
   - Пусть в задницу себе ее засунет, - мгновенно окрысился Курт.
   Если Ию и оскорбился за непосредственного начальника, то виду не подал. В комнату тихо прокрался Ойген. Рядом с ним нарисовался и священник, отлично узнаваемый по мерзкому бубнежу.
   - Он попросил меня кратко обрисовать сложившуюся ситуацию.
   Курт снова лег на спину, подтянул одеяло, сложил руки на животе. Аспирант стоял, сложив руки за спиной. Юстас что-то нашептывал на ухо прислонившемуся к дверному косяку Ойгену. По всегда спокойному лицу медика бродил нервный тик.
   - Правильно, сам побоялся явиться.
   - Побоялся снова заразиться, - пояснил Ойген, отмахиваясь от священника. Тот не отставал.
   - Снова? - Курт попытался посмотреть на медика, но тут же заболела голова. Он заскрежетал зубами и сфокусировался на Ию.
   - Он тоже переболел серой болезнью. То есть, как, переболел. Добытый вами Серый послужил... хм... основой для лекарства, вылечившего его. И вас с Юстасом тоже.
   - Вообще-то, нет, - веско заметил священник. - На все воля Божья, и эти ваши Серые здесь абсолютно ни при чем.
   Что-то щелкнуло, нервы Ойгена окончательно сдали и он заорал:
   - Никакая это, нахер, не божья воля! Это лекарство, мать твою! Лекарство! На-у-ка! Ты знаешь, что это такое?!
   Не удостоив медика ответом, Юстас развернулся и вышел на кухню. Ойген с нажимом потер лицо и обиженно посмотрел на Ию.
   - Я слушаю это уже неделю. Неделю, понимаешь? Я хочу, чтобы он сдох. Он издевается надо мной, что ли?
   - Мне кажется, он делает это специально. Вроде как в школе: совсем не интересно задирать того, кто не реагирует.
   - Мы не в школе, - гордо ответил Ойген и тоже ушел на кухню.
   - Весело тут у вас, - просипел Курт. - Погодь... неделю?
   Ию кивнул.
   - Такие дела. Думаю, что ты оправишься через пару дней и сможешь пойти домой.
   Курт смерил аспиранта презрительным взглядом. Он был твердо намерен прямо сейчас встать и уйти домой - как можно дальше от этого дурдома. Правда, он быстро вспомнил, что у него дома творится точно такой же бардак. Но неделя - это слишком много! Что могло случиться с его любимой квартирой за этой время?
   - Я останусь здесь.
   - Нет! - проорал с кухни Ойген.
   Ию рассмеялся. Отвратительным, мерзким смехом, едва не убившим Курта. Вряд ли они теперь смогут нормально общаться - этот смех всегда будет напоминать Курту о его болезни.
   С другой стороны, спасибо, что Серые не убили. А почему не убили?
   - А почему я жив?
   Ию пожал плечами.
   - Ну. Ты же патрульный. У вас есть мастера. Мастера - единственное оружие против Серых. И это оружие было в твоих руках.
   Курт не успел ответить, что оружие это было не у него в руках, а шлялось где-то поблизости. В дверь решительно постучали, и когда Ойген открыл, вся кухня и прилегающий к ней коридор наполнились голосами. Громкими голосами и громкими звуками.
   Курт натянул на голову одеяло.
   - Ну, мне пора, - Ию решительно направился к выходу. - Мне нельзя сниматься в этом кино. Совершенно секретно, сам понимаешь.
   - Да ну нафиг, - обреченно выдохнул Курт и схоронился под одеялом.
   Голоса доходили до него как через вату. Мимо него прошуршал и скрылся в другой комнате Юстас. Ойген громко ругался с кем-то - бедный парень, совсем ему нервы истрепали.
   - Я не разрешаю снимать в своем доме!
   - Но у нас есть разрешение от вашего руководителя.
   - Нет у меня руководителя!
   - Но у нас есть разрешение.
   Перепалка приблизилась, видимо, переползла в комнату. Голоса окружили кокон, из которого Курт не был готов вылезать.
   - Хм, он что, умер? - совсем близко раздался знакомый голос. - Я откину одеяло, а ты сними крупным планом.
   Курт отогнул одеяло и подарил полный ненависти взгляд Виктору, нависшему над ним.
   - Ой, - сценарист отшатнулся и залился краской, - извините.
   Пытаясь скрыть смущение, он обернулся к Ойгену, протянул ему несколько листов бумаги, исписанных непонятным почерком.
   - Это ваши слова, которые нужно будет зачитать. И напишите печатными буквами ваши имя и статус.
   Зря он это, ох зря. Бумаги полетели в лицо Виктору, Ойген прошел через всю комнату и скрылся в соседней, хлопнув дверью с такой силой, что Курт прищурился, надеясь увидеть трещину, бегущую по стене от косяка.
   Но трещина не бежала, а бывший одноклассник только что бросил его на растерзание киношникам.
   - Виктор, послушай...
   Собравшись с силами, Курт привстал, поманил к себе рукой сценариста. Тот, округлив глаза, наклонился.
   Курт крепко ухватил парня за модный шарф.
   - Если вы немедленно не свалите, я выгоню вас всех жить на мороз. Я не шучу.
   Виктор осторожно выпутался из шарфа. Отошел, перебросился парой слов с режиссером:
   - Те двое были готовы разговаривать.
   - Угу.
   - Ну его?
   - Угу.
   Киношники зашаркали, оператор принялся сворачивать камеру.
   - Мы сняли достаточно, - меланхолично заметил режиссер.
   Они развернулись и радостной толпой двинулись на выход.
   - Спать вам в снегу, - мстительно прошипел Курт.
   - Тебе тоже, - заметил Ойген, нарисовываясь в дверном проеме. - Мне хватит одного постояльца, который выздоровел, но почему-то решил, что жить у меня лучше, чем в общаге Университета.
   - Оттуда всех все равно посылают ко мне. Отправляй его в общагу, а я останусь жить у тебя.
   - Размечтался, - Ойген обернулся на Юстаса, углубившегося в какую-то книгу. - Не трогай!
   - Почему?
   Ойген задумался. В самом деле, почему?
   - Не знаю.
   - Ладно.
   Юстас отложил книгу, видимо, не заинтересовавшись, и взял другую.
   Ойген усилием заставил себя перестать сверлить священника злым взглядом и повернулся к Курту.
   - Я тут вспомнил, что твои родители не отпускали вас с братом на ночные просмотры кино, которые мы устраивали.
   - Что, будем смотреть кино? - насмешливо поинтересовался Курт.
   Ойген спокойно посмотрел в ответ, затем неожиданно выдернул из-под Курта подушку и огрел его по лицу.
   - О-о-о, - возмущенно протянул Курт, сползая под одеяло и пытаясь спрятаться под ним.
   Голос немного прорезался, хотя все равно говорить получалось как через комок ваты в горле.
   - Я согласен, согласен! Будем смотреть все сезоны "Доктора Хауса", все, что захочешь, только не бей.
   Подушка еще раз пришлась по больному боку, появление синяка на котором никто так и не объяснил, и ткнулась ему под голову. Ойген его явно простил.
   Медик присел рядом, стянул с Курта одеяло и критично осмотрел:
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Жить буду, - Курт обнял подушку и завалился на бок. - Одно только. То, что у меня на ребрах - твоих рук дело?
   - Естественно, - Ойген улыбнулся. - Я избил тебя, как только вы с патрульными нарисовались в моих дверях.
   - Я что, еще и сам пришел? - неожиданно серьезно поинтересовался Курт. - Это не следы от ударов. Это...
   Грудь вдруг сдавило стальным кольцом. Курт замолк, хватая губами воздух. Щеки и нос защипало.
   На его груди, сжимая коленями, сидел Серый. Это было давно, Ию сказал, что неделю назад, но такое ощущение, что прямо сейчас.
   - Это просто хрен знает что такое, - прохрипел Курт, потирая грудь.
   Ойген похлопал его по руке.
   - Все будет хорошо. У тебя есть еще дня три, прежде чем мое терпение кончится, и я выгоню тебя из своего дома. Пойдем, - он кивнул Юстасу, - пусть спит.
   Священник оторвался от книги, коротко улыбнулся и, уходя, перекрестил Курта.
   Курт обругал его и откинулся на кровать. Еще по меньшей мере неделю он мог спокойно отсыпаться.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"