Свечкин Вадим Васильевич : другие произведения.

Повесть-хроника 3 дней жизни советских студентов 1981 года. Том 2. Продолжение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение мытарств студентов на кафедрах и философские будни общежития


   - А ты об этом меньше думай. Лицо и уши от зубной пасты ты уже благополучно оттёр, стал похож на остальных студентов курса. Да мало ли кто на кого похож? Стоит ли так сильно переживать по столь малому поводу, да ещё убиваться при этом напрасно? Вон Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании, совсем ведь красавцем не был. Можно даже сказать, что без слезы на него трудно смотреть было, так обрюзг к концу войны от горя. А как его женщины во всём мире любили! Толпами за ним бегали, воевать и большую политику делать мешали!
   Поэтому вспоминай только о хорошем. Например, о том, как на прошлом экзамене вопросы в билете знакомые попались. Главное для тебя, Владимир, - получить диплом любого официально разрешённого цвета. Потом будешь пристально осматривать окружающих в разнообразных целях, уже имея его на руках, или же в кармане пиджака. И вообще, смотри на нашу жизнь проще, только как на способ существования материи, как настоящий коммунист-материалист. Тогда у тебя меньше поводов к расстройству желудка будет. Не принимай всё так близко к сердцу, сколько раз я тебе говорил! Меньше внимания обращай на всяких там окружающих, которые тебе только жить мешают своим присутствием рядом. Они за тебя экзамен не сдадут, перед деканом не отчитаются, взносы не заплатят, к пионерам быстренько не сбегают, плюнь на них! Вот сейчас в вашей группе Муськина сделает микстуру Павлова, а как она отвернётся по всяким своим важным муськиным делам, ты, Владимир, не зевай в учебник аптечной технологии лекарств. Выпей сразу грамм тридцать этой микстуры, больше не надо, на первый раз тебе для бодрости хватит. Это должно тебя хорошенько простимулировать, почти как собаку академика Павлова из известных экспериментов. В оставшуюся микстуру Муськиной долей воды, как полагается, до нужного объёма. А то Муськина крик подымет, что к ней опять с заигрываниями лезут, а она уже замужняя. С вертушки из штангласа возьми и отвесь себе 0,5 грамма ацетилсалициловой кислоты. Можно запить из микстуры Озеровой, но много не пей! Знаю я тебя, тебе бы только до бесплатного лечения дорваться! Да с дармовыми медикаментами. Помню я про твою историю с витаминами, она у меня даже в дневнике записана, отдельной главой. Да не забудь долить микстуру водой, а то и с этой Озеровой проблемы будут. Конечно, аптечная технология, это тебе не фармхимия. На фармхимии запросто можно и метиндол найти, или ибупрофен. А на технологии можно только аспирином воспользоваться.
   - Как мне можно на внешние обстоятельства внимания не обращать?
   - Очень просто. Вот тебе свежий пример нашей буйной студенческой жизни - Андрюха Охламонов. Простой парень, сам себе хозяин, ни на кого не смотрит, ни о чём долго не задумывается. Живёт, как ему хочется и вздумается, сам себе в полном авторитете крупный хозяин. Наш декан таких самостоятельных студентов уважает. Да и в жизни таким легче живётся. Вот после этой ночи ему ничего не будет, если только пожурят немного, по-отечески. Ведь декан знает, что Охламонов парень простой, как привык жить, так и будет жить дальше. Его уже не запугать, не исправить, с него взятки гладки. Стипендию он не получает, этот самый мощный воспитательный рычаг начисто отпадает. При всём желании со стипендии его уже не снять. Выгонят из общежития - тоже не беда, будет жить нелегально у знакомых и друзей, или у какой-нибудь случайной женщины. Так что если декан предпримет эти заведомо неудачные репрессии, то только свой авторитет в широких массах студентов подорвёт. Можно, конечно, отчислить его из института, но тогда нужно многих отчислять, в том числе и часть преподавателей. Мужиков по одному поводу, девиц по другому. Да и как его отчислять, если он главный запевала в агитбригаде? Кто без него и его гитары лирические песни о Байкальской магистрали громким хрипатым голосом петь будет, подымая на строительство будущего? Ведь не ты, Владимир? Ты гитару от мандолины и контрабаса не отличаешь, в хоре не поёшь. А декану нужна хорошая успеваемость, а не отличная отчисляемость, он за неё перед высокими инстанциями за каждую студенческую голову ежеквартально отчитывается.
   Ему нужно воспитывать нового советского человека, строителя светлого будущего, перед ним такую сложную задачу поставили. Понимаешь, все эти экстравагантные выходки способствуют самоутверждению и самовыражению личности студента, будущего специалиста-провизора. Показывают степень его зрелости, мужественности и решительности ко всей последующей практической деятельности в аптеке, около неё.
   Вот представь, придёшь ты устраиваться на работу в аптеку. Подойдёшь раскованной походкой к заведующему аптекой, щегольски сплюнешь ему под ноги. Скажешь хрипатым, пропитым, мужественным голосом бывалого советского человека, побывавшего во всех возможных и невозможных дурацких переделках и глупых ситуациях: "Папаша, закурить не найдёшь?". Конечно, он сразу поймёт, что перед ним тёртый-перетёртый калач, которому можно доверить любое серьёзное дело. Кроме разлива и получения спирта на аптечном складе. Вот это человек будущего, готовый взяться за любое дело: аптечное, сельское хозяйство, литературу или искусство, наконец. С одинаковым успехом он мужественно справится с любым из них.
   А что о тебе сейчас можно сказать? От одного имени декана тебя трясти начинает, за стипендию дрожишь, от преподавателей шарахаешься, полным неврастеником стал, ночами не спишь, звуки какие-то непонятные слушаешь! Поступил в институт, будь готов к встрече с деканом в любое время суток! А двойки, отработки!? Нахватал всякого, выше крыши, не отработать троим ударным трудом за неделю!
   Помню, как у тебя в прошлом году только по одному английскому 22 отработки одновременно было. Вот у меня по немецкому языку за всё время учёбы ни одной отработки не было! Наоборот, меня два раза на конференции по иностранным языкам посылали, институтского масштаба, как отличника учёбы, лектора-международника. Как поэтически говорила наша преподавательница немецкого языка на занятиях, выставляя нерадивым отработки полными горстями: "Немецкий я выучила бы только за то, что им разговаривал Энгельс!". А в перерыве Паяльников ходил по коридору кругами и мутил всех ещё одной замечательной марксистской фразой: "Китайский я б выучил только за то, что им разговаривал Мао!". Так вот, на одной такой конференции я прослушал пять докладов на французском языке, на другой - шесть докладов на английском и ещё один на латинском языке. Я до сих пор помню, как после этих конференций по иностранным языкам голова от замечательных докладов гудела! Очень жаль, что иностранные языки меня увлекают меньше, чем ботаника с фармхимией. Мне очень понравились подарки, которыми награждали победителей этих конференций. На последней конференции главный победитель получил книгу писателя Фёдора Достоевского "Идиот". Занявший второе место получил книгу "Униженные и оскорблённые". Занявшего третье место облагодетельствовали целой книжкой "Бесов"! Всем другим похвальные грамоты дали, на долгую память о конференции. Одним словом, каждому досталось заслуженное, никого невниманием не обошли, не обидели. Да, опять перейдём к тебе.
   Homo homini lupus est, так говаривали древние, человек человеку - волк. Но не до такой же степени, чтобы всему отработками покрыться, как паршой! Не ладятся у тебя отношения с преподавателями, ох, не ладятся, не можешь ты открыть перед ними свой богатый внутренний мир! А ведь зря! Да, на чем это мы остановились? - Говоров перестал разоблачающе показывать перстом на Цыплякова, ненадолго задумался, о какой-то научной проблеме аптечной технологии, напрасно засоряющей сознание человека будущего. - А что же ты? Распустил во всю ивановскую нюни! Советский человек, готовясь к светлому будущему, нюни не распускает. Наоборот, он их активно собирает. Он должен быть готовым работать в любых ненормальных, экстремальных условиях, хоть бы даже и в полной невесомости. Не зря же ведь Юрия Гагарина в космос запускали, а потом, вслед за ним, ещё многих других замечательных испытателей будущего! Неизвестно ещё, что это за будущее такое будет, с чем его там едят. Вот смотрит на тебя сейчас декан и видит, что не получится из тебя нового советского человека, готового работать в любых невероятных условиях настоящего и будущего.
   Ты понял, кого ему воспитывать из тебя надо? Ещё раз для тебя уточняю! Homi­nes, dum docent, discunt. Так говорил Сенека Младший ещё в древности своим товарищам на работе, поощряя их к дальнейшей учёбе, повышению своей квалификации. Перевожу специально для тебя, неуча: "Люди, уча, учатся".
   Так декан хочет воспитать из тебя человека, вооружённого светлыми идеалами будущего, который должен одинаково хорошо разбираться в социальном устройстве своего передового общества, литературе, сельском хозяйстве и поносе. То есть личность должна быть полностью гармонизирована для адаптации в неизвестном нам светлом будущем, неизбежно ожидающем всех нас. Тех, кто выдержит учёбу.
   Теперь посмотрим на тебя, Владимир, внимательно, с этих самых современных передовых социалистических позиций, от лица декана, других общественных организаций института. Вспомним вещие слова Марка Туллия: Historia magistra vitae. История - это учитель жизни. Что в этом плане ты у нас представляешь, чему тебя успели научить за долгие десять лет обучения в школе и три года усиленного просвещения в институте?
   С сельским хозяйством ты полностью незнаком, по слабости здоровья только ямы копаешь около института, как крот замшелый, не пытаясь вникнуть в суть происходящего вокруг самой ямы. Даже не поинтересовался, ради общей вежливости и для расширения собственного кругозора, для чего эта яма будет вырыта. Как она благодатно послужит в будущем нашему фармацевтическому обществу, городу, стране, всему мировому пролетариату, который ждёт её появления, затаив дыхание!
   По социальному устройству нашего общества у тебя большой пробел: ты всё никак не можешь разобраться, чем отличается председатель Совета министров СССР от председателя Верховного Совета СССР. Где там законы принимают, где и кто их выполняет, да каким образом. О принципе разделения властей ты не слышал, сути этого принципа разделения властей не понимаешь, хронически страдая с юности махровым идеализмом.
   Вот Паяльников из соседней группы, он никогда убогим идеализмом не страдал, даже в детстве босоногом, когда ещё без трусов по своей окраинной улице в толпе малышни бегал. Он и сейчас, спроси его только об этом, сразу бьет себя по кошельку с деньгами, и авторитетно заявляет спрашивающему, что он наследственный материалист, марксист-ленинец по матери!
   - А почему только по матери?
   - Он отца и деда не помнит, а потому отвечать за них никак по закону не может. Это у нас в марксизме исстари так повелось, ещё от первых истинных марксистов. Твёрдо всяких там отцов не помнить и за них не отвечать. "Внук за дедка не отвечает". Именно так говаривал один гениальный советский человек ещё совсем недавно, мерно посапывая в трубочку, пуская пузырьки, сажая сразу всех троих в тюрьму. Не отвлекай меня на Паяльникова, мы сейчас о тебе говорим, сердешном. Паяльников - человек самостоятельный, серьёзный, самодостаточный, он сам о себе может с любым поговорить, да и позаботится при необходимости.
   С литературой у тебя тоже плохо. Из всей нашей великой советской литературы ты только Стругацких с Ефремовым хорошо знаешь. Толстого с Тургеневым и Островским случайно краем в школе прошёл, ни одного положительного героя кроме Муму с Дубровским не запомнил.
   И это в то время, когда буквально вся страна зачитывается до дыр товарищем Лениным, Брежневым и Карлом Марксом с Фридрихом Энгельсом! Многие люди годами стоят в очереди, чтобы купить полные собрания сочинений классиков, тщательно изучают их, читают многократно, даже зачитывают, вплоть до дыр, конспектируют, хранят на полках в красном углу комнаты, как раньше хранили только иконы!
   Из не менее богатой иностранной литературы ты прочитал только Айзека Азимова, Рэя Брэдбери, да Роберта Шекли. А ведь эти иностранные ретрограды-писатели ничего хорошего о социализме не написали, одна брехня лженаучная у них о будущем общества нашей планеты! Нельзя по их творчеству, искажающему весь ход исторического процесса, наше коммунистическое будущее выводить! Да и вообще, прежде чем будущее изучать по книгам подозрительных иностранцев, надо прежде всего со своим прошлым хорошо ознакомиться, разобраться полностью. Разложить его аккуратно по полочкам, осмотреть, осмыслить.
   Хочешь исторической наукой серьёзно заниматься? Так прочитай внимательно речь Каутского на Первом съезде Интернационала, соберись с мыслями в комок, и опровергни её полностью с современных научных позиций марксизма-ленинизма. Зачитай доклад по этому поводу на кафедре истории КПСС другим студентам и преподавателям, пусть тоже ознакомятся, поддержат твою критику социального перерожденца-соглашателя, отщепенца, врага героического всемирного пролетариата!
   От всей этой обличительной тирады Говоров аж вспотел, вытер лоб ладонью, но не успокоился на этом, а продолжил разоблачения полной моральной нищеты Цыплякова в глазах декана: - Из всего необходимого, возлагаемого на тебя перечисленного минимума, остаётся один понос. Вот его ты хорошо знаешь в теории и на практике своей жизни.
   А шуточки у тебя какие политические, целиком дурацкие - я точно помню, кто Охламонову на первом курсе сказал, что экзамен по истории КПСС у него преподаватель Кафка принимать будет! А тот дурак взял, да и заранее в зачётке написал его фамилию, вот скандал был! У него на кафедре вначале даже оценку в зачётку ставить отказались! Хорошо, что политику не припаяли, только мелкое хулиганство. А то выгнали бы единовременно обоих, за лженаучный мистицизм и наглое издевательство над партией, со всей её славной и многолетней историей! И ведь нашёл же над кем подшутить! Охламонов до сих пор не знает, за что его с кафедры со скандалом выгнали, взашей, кто такой этот товарищ Кафка, почему его партийная организация так не любит.
   Всё это прекрасно видит в тебе наш опытный педагог, Корней Валерианович. Вот поэтому и недоволен декан тобой, этой твоей совершенно однобокой замкнутости на означенном поносе. Не оправдываешь ты его доверия, доверия других общественных организаций института, которые так долго с тобой занимаются, на знания натаскивают, как пограничную овчарку Мухтара на злостного нарушителя границы. Они ведь стараются создать условия, которые закалят тебя, сделают готовым к трудностям, которые моментально появятся у тебя при работе в аптеке. Весь институт старается приобщить тебя к тому, что тебе будет крайне необходимо всю твою жизнь, начиная от глубоких проблем передового обобществлённого сельского хозяйства, кончая литературой по марксизму-ленинизму. Вот тебе в чём суть педагогической поэмы нашего местного макаренки, с едкой, характерной разъедающей студентов фамилией - Креозотов.
   Действительно, на наглядном примере своей кипучей ежедневной деятельности декан наглядно показывал окружающим, каким должно быть настоящее социалистическое общество, и каким будет коммунистическое общество будущего.
   Цыпляков попытался жалко оправдаться перед Говоровым, а опосредованно, и перед самим деканом, с такой характерной разъедающей личности фамилией:
   - Я это не специально сделал, у меня это с языка случайно сорвалось, я Кафку с Кафтановым перепутал! А почему его Охламонов в зачётку записал, я не знаю, пусть сам за себя отвечает, я ему этого не приказывал!
   По поводу остального ему сказать было нечего. Всё сказанное Говоровым было голой правдой, истиной в высокой инстанции.
   - Если у тебя с языка такие вещи срываются, то прикуси его и молча ходи по территории, а то института тебе никогда не закончить. Будешь потом в анкетах всю жизнь в графе про образование писать: начальное высшее фармацевтическое, урезанное лично товарищем Креозотовым!
   Но не зря боялся Цыпляков декана и другие общественные организации института. Один раз его едва вообще не отчислили, почти без причины, за принципиальное упрямство против непонятного вкупе с бессмысленным. Поясним это читателю на конкретном примере непонятного и бессмысленного в нашем образовании.
   Назначили Цыплякова, против всякой на то его воли, ответственным за работу с пионерами. Произошло это на обычном комсомольском собрании, которых проводилось много, если не сказать, что великое множество. Цыпляков ничего подобного, сильно пакостного, от обычного комсомольского собрания не ожидал. Конечно, на таком собрании всякое может быть. Будут обязательно за отработки ругать, приводить в пример Муськину с Озеровой, стыдить всякими позорными словами, взывать к потерянной в детстве комсомольской совести. Но чтобы вот так сразу, да и в кураторы пионеров!? За что? Кому он дорогу в жизни перешёл? Ведь в отличники не лез, отработки старался отрабатывать ещё до вызова в деканат, то есть практически вовремя. И вот на тебе, за все старания - в кураторы!
   Поднимается вдруг со своего места Анна Георгиевна и говорит строгим голосом, что на курсе никто шефской работой не занимается. Это большое упущение, которое необходимо срочно исправить, наверстать силами её подшефной группы.
   У целого курса упущение, а за всех надо ответить одному. Потому как с целого курса спрос какой, ему всему в личное дело выговор не объявишь! Нет у всего курса одного личного дела на всех. Ситуация простая, даже отстающему пионеру из школы понятная. Надо срочно пьяного стрелочника искать, если машинист и начальник станции вместе с поездом не в ту сторону поехали.
   Если надо исправить, так исправим, сразу решили активные комсомольцы, и назначили шефом у пионеров отличницу Муськину. На то она и отличница, пусть с пионерами своими богатыми знаниями и фармацевтическим опытом делится, если Цыплякову с успеваемостью помогать не хочет. А у той сразу нервический припадок, истерика. Стало её этой истерикой бить и ломать, прямо на комсомольском собрании, и совершенно нещадно бить. Вот как плохо эти пионеры на отличниц действуют, кто бы и подумать мог!
   Видят комсомольцы, что дело шефства с самого начала плохо пошло. Совершенно отвратительно. Могут они своего товарища по учёбе прямо на глазах потерять, на комсомольском собрании, и решение своё тотчас изменили. Исходя из гуманных соображений, присущих всем советским людям, собранным в крепкий коллектив парторганизацией. Назначили шефом у пионеров Владимира Цыплякова, чтобы зевал меньше во время голосований.
   У того истерики давно никто не видел. Даже когда он сразу двадцать отработок по английскому языку получил, то у парты не упал, и в партком помощи просить не побежал. Да и после решения комсомольского собрания она, то есть истерика, себя явно у него не проявила. Плакать по заказу Владимир тоже не умел. Была у него такая слабость, у этого странного студента Цыплякова.
   Поэтому записали шефом пионеров Владимира Цыплякова, несмотря на его возражения с самоотводом, протесты бурные и пассивные. Кондрашка его не била, в обморок он не завалился, а поэтому работай, дорогой товарищ Владимир Цыпляков! Пусть тебе учёба сахаром не кажется, если своих детей нет, так с чужими занимайся! Комсомол знает, как готовить кадры отцов и матерей по институтам!
   Так внезапно окрепло и развилось шефское движение в нашем институте.
   Цыпляков этому движению противился, как только мог, подводил под протест теоретическую базу. Он пытался доказать комсомольскому собранию, что ВУЗ его не педагогический, а медицинский, что проистекает из его характерного самоназвания, утверждённого в высоких инстанциях самим министерством. Да и сама вывеска на здании бывшей тюрьмы чего стоит! А потому институт к пионерам не имеет никаких прямых отношений. В ВУЗе пионеры вообще не учатся, и в него не поступают. А к концу обучения из стен института пионеров практически не выпускают. Что их даже в институте никто не встречал, включая декана с ректором.
   Цыпляков провёл по этому поводу широкий социологический опрос среди сидящих рядом с ним студентов. К декану с этим вопросом он обращаться побоялся. Что если он, будущий провизор, будет по пионерам ходить с непонятной целью, то что будут делать студентки педагогического института города? Почему он должен их практики лишать, мешать им работать с пионерами? Может, их тогда в аптеки города на практику посылать? Пусть среди больных потолкаются, во время гриппозной эпидемии, для педагогической практики, объяснят между делом больным взрослым, как учить больных пневмонией и другими остро протекающими инфекциями детей всяким школьным предметам.
   Узнали о таких полностью аполитичных, антисоветских мыслях и даже словах малограмотного студента Цыплякова институтские комсорги крупного ранга. Вызвали его на заседание комитета комсомола к 8.00 утра, ровно минута в минуту. Там суровые, вечно хмурые люди в кожанках приказали Цыплякову моментально посетить пионеров подшефной школы. В случае отказа в выполнении решения первичной комсомольской организации института предложили исключить единогласно Цыплякова из рядов передовой советской молодёжи, записать его целиком в отстающий отряд.
   Цыпляков хорошо знал, что это значит, попасть прямиком в отстающие ряды советской молодёжи. Все его товарищи, как и он сам, были передовыми комсомольцами. Некомсомольцев в институте вообще не училось исторически. Быть выгнанным из стройных рядов комсомольцев означало быть отчисленным из института, как мутный реакционный элемент, мешающий хорошо жить всем остальным передовым людям страны.
   Поэтому Цыпляков вместо сдачи многочисленных отработок и посещения научных кружков стал с завидной периодичностью захаживать к своим личным подшефным пионерам, которых у него оказалось аж 39 человек обоего пола.
   Что с ними делать, как шефствовать, он не знал. Естественного педагогического призвания у Владимира Цыплякова не было. А если бы было, то пошёл бы он прямиком не на фармацевтический факультет, куратором пионеров, а прямой дорогой в педагогический институт. Анна Георгиевна, сразу забывшая о своём важном народно-хозяйственном поручении, точных инструкций ему не дала. А водить прорву пионеров в кинотеатр или театр за свой счёт Цыпляков не мог по сугубо финансовым причинам. В футбол, в отличие от Говорова, он играть не умел и не любил, считал это пустым времяпровождением, сопряжённым с порчей личных ботинок, другого имущества. А поэтому рассказывал пионерам про циклопентанпергидрофенантрен, его производные и их роль в нашей передовой медицине. Про ландыш майский, о его ежегодном цветении и несомненной пользе для больных людей. О его занесении в Красную книгу, ввиду большой охоты на него несознательных пионеров и романтичных пионерок.
   Пионеры слушали занимательные рассказы Цыплякова крайне невнимательно, шумели, по-пионерски хитро буянили, кидали в Цыплякова скомканной бумагой и дружно оплёвывали из плевательных трубок лекарственным плодом рябины в большом количестве.
   Как - то после одного своего выступления Цыпляков намёл веником с 200 грамм плодов этой рябины, которые потом заваривал зимой Говоров, в целях профилактики цинги в комнате, как витаминный чай. Чай этот всё пили с удовольствием, вспоминая пионеров добрым ласковым словом, включая критически настроенного оппонента Болеслава Загребухина, от которого доброго слова добиться было трудно.
   Разомлевший Болеслав только спросил после витаминного чаепития:
   - Плоды-то хорошо помыли перед заваркой, дизентерии в коллективе не будет?
   Говоров немного помедлил перед ответом, вспоминая весь технологический процесс приготовления чая, мыли ли плоды вообще в этом процессе, утвердительно кивнул головой.
   Но Цыпляков не обращал на эти мелкие пионерские плевки внимания, а в отместку брал для лекций всё более и более сложные темы. Так, он прочитал пионерам несколько лекций по биохимии, которые были записаны им на лекциях доцента кафедры для изучения студентами.
   Загребухин, с плохо скрываемой издёвкой наблюдающий за совершенно непонятной педагогической деятельностью Цыплякова, рекомендовал для прочтения более интересные пионерам темы: "Что такое гонорея и сифилис. Как их лечить в быту".
   Над Цыпляковым дружно смеялись всей комнатой после возвращения от оплевавших его пионеров. Приходили посмеяться товарищи по этажу, однокашники с других курсов. Никто из них к пионерам не ходил, у всех были свои важные дела.
   Только один Алексей Говоров поддерживал педагогическую деятельность Цыплякова. Он публично объявил, что Цыпляков является отъявленным другом пионеров ещё со школьной скамьи. Именно поэтому он направлен для работы с ними нашей комсомольской организацией института, сразу же после выяснения этого изумительного факта из собственной биографии. Эта работа должна подготовить Владимира Цыплякова к возможной большой педагогической деятельности, которая ожидает его в скором будущем. Для улучшения качества педагогической деятельности Цыплякова, и для большей популяризации своих личных научных работ в массах, он незаметно подсовывал Цыплякову свои статьи по чабрецу, для чтения пионерам. Вместо лекций по биохимии, которые пытался одновременно незаметно изъять. Какая разница, что этим пионерам от Цыплякова слушать! Так пусть его работы слушают, а не доцента с биохимии! Сам Цыпляков, глядя на научную деятельность, вовсю кипящую в институте, ужасался ходу её кипения.
   Но скоро ударный труд Цыплякова понадобился в другом месте. Его перекинули на уборку двора после занятий. А потом отправили с чтением лекций о венерических заболеваниях к незнакомым строителям. История с исключением из комсомольцев постепенно забылась, но не всеми, как это могло показаться непосвящённым.
   Эта история с пионерами оказалась в характеристике Цыплякова, которую для рекомендации в аптекоуправление изобретательно смастерили декан и комсорг курса в положенное для этого время. У них не пропадала ни одна мелкая деталь для характеристики подозрительных студентов. А подозревались практически все, да и во многом. Да и как их, подлецов, не подозревать!? Может, они уже философское общество тайком от парткома и его первого секретаря организовали, которое ощупью, спотыкаясь и падая, подбирается к чуждым идеям для нашего передового общества? А может, подрывают как-либо или же чем-либо устои нашего общества? Или организовали своё подпольное общество по тайному распитию крепких спиртных напитков во внеучебное время, с глубоко аморальными целями, записанными в устав, противными громадному большинству наших советских людей, надрывающих бездарно здоровье на тяжёлой работе в это время? Да ещё со сбором членских взносов ежедневно!
   Что из этого хуже, даже сам декан не знал, спроси его внезапно, среди ночи. Его возмущало, что некоторые из подозрительных личностей никак не идут на прямой контакт с деканатом. Даже после его личного призыва посетить неофициально деканат во внеучебное время, для доверительного разговора о малой внутренней политике, о роли спиртного и половых отношений в среде студентов.
   Говоров срывал встречи из тайных философски-идейных соображений, которые нельзя было громко афишировать с трибун. Да и некогда ему было этим заниматься, по всяким деканатам шляться, о всякой ерунде заговорщицки шептаться. Алексей всегда был занят на кружках, поэтому не успевал посетить деканат в личное свободное время. Это объяснялось той простой причиной, что у него личного свободного времени просто не было. Когда же оно у него, наконец, иногда появлялось, деканат был давно закрыт вместе с институтом.
   Цыпляков также плотно был занят на отработках, посещал пионеров, беззаботно мёл институтский двор метлой, поэтому у него также не было свободного времени для посещения деканата для непонятных бесед о жизни курса, крупных и мелких бедах товарищей по учёбе, их разочарований и очарований в жизни. Идеологических предпосылок у Цыплякова, кроме истеричного страха перед деканатом, практически не было.
   А декан любил накапливать и в нужный момент сливать информацию в характеристики своих питомцев. Об этом совершенно замечательном и внезапном сливе информации студенты-питомцы не предупреждались заранее, да и после самого факта слива. То, что в конечном итоге Цыпляков отходил несколько месяцев к пионерам, а других не посылали туда вообще, во внимание не бралось. Главным был жареный факт - пытался отказаться, плохо выполняет указания старшестоящих, малоуправляем, почти деструктивный элемент. Как и чем можно отмыться от этой характеристики, на кафедрах института совсем не учили. Бензином и соляркой от неё не ототрёшься. Наоборот, эту характеристику старались скрыть от самого охарактеризованного ею до самого последнего момента. Пусть это будет для него неприятной неожиданностью уже вне пределов института, как память о долгой напряжённой учёбе.
   Цыплякова милостиво оставили учиться в институте вместе с остальными, даже не выгнали из комсомольцев, только отметили это событие в личном деле. Но этой отметкой он уже получил чёрную метку для всей будущей работы на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, сам он этого в тот момент ещё не знал, по своей почти детской наивности и неопытности молодого комсомольца, продолжая выполнять разнообразные подсобные работы по приказу деканата. Однако что-то подсказывало даже такому малограмотному и плохообразованному в деле партийного строительства типу как Цыпляков, что добром дело с пионерами не кончится. Так что страхи Цыплякова носили вполне обоснованный, а не абстрактно-научный характер.
   - Если я не буду бояться декана, мне плохую характеристику напишут!
   - Что за детский лепет? Мало ли что написать могут, бумага всё равно всё выдержит, стерпит! На месте постоянной работы оправдаешься самоотверженным трудом во имя коммунизма!
   - Так мне теперь ничего не бояться?
   - Надо держать себя в определённых фармацевтических рамках, ведь существуют некоторые определённые правила игры. Дальше них выходить не рекомендуется. Учись, как хочешь, только не хватай много отработок, не пропускай нагло занятия. Запишись в какой - либо кружок на кафедре, изредка посещай его. Займись и общественной работой. Вот, например, должность - профорг группы. Название громкое, а делать нечего, только взносы собирай вовремя. Путёвки в санаторий ты распределять не будешь. Не доверят тебе столь серьёзное, ответственное, почти политическое дело, мал ты, неопытен. Выдашь ещё путевки тем, кто в них действительно нуждается, а не тем, кому по рангу положено. А ошибаться в таком деле нельзя! Да и сам себе путёвку не получишь, при всём желании и инвалидном состоянии здоровья. Если только перед самой смертью тебя путёвкой наградят. Выполняй всё это по мере возможности, и вот перед нами образцовый студент-активист!
   - Алексей, я уже и так постоянный политинформатор группы, на каждой политпятиминутке всякий день рассказываю о событиях, о которых не слышал. Не говоря уже о том, что не видел, так как телевизора у нас в секции нет. Да и смотреть мне его некогда. Кроме того, у меня комсомольское поручение - ходить к подшефным пионерам. Весь институт шефствует над пионерами школы, а конкретно к ним посылают одного меня. Если я ещё в профорги запишусь, то совсем пропаду. Из наших членов профсоюза взносов не выбьешь!
   Действительно, Владимир Цыпляков был постоянно занят беспросветной просветительной работой в своей группе, которая не имела начала и явно видимого конца. Точнее, её рамки были аморфно обозначены пятью годами учёбы. Если преступившим Уголовный кодекс СССР людям давали за их преступления пять лет тюрьмы, то Цыплякову дали пять лет политпросветительных работ за сам факт наглого, циничного и беззастенчивого поступления в институт. Но не один Цыпляков был наказан поступлением в институт безудержной социальной активностью, таких наказанных было много. Каждый имел своё наказание. Но не все отчётливо понимали, что их наказали, а уж тем более, не знали причины этого наказания.
   - Вижу, что общественной нагрузки у тебя хватает. Теперь тебе надо заняться постоянной научной деятельностью. Вот доклад сделаешь, а потом уже и практикой займешься!
   - Да занимался я, вместе с тобой, забыл разве? Чем это занятие наукой кончилось? Со стипендии меня сняли на месяц. Вот и вся наука! Так у любого охота к науке пропадёт. Вместо поощрения - наказание!
   - Да, Владимир, это проклятые американские империалисты так у наших учёных отбивают охоту наукой заниматься. Это самый что ни на есть конкретный наглядный и вопиющий пример их подлого происка. Я о нём на заседании кружка ботаники уже рассказывал некоторым посвященным лицам из числа доверенных студентов. Они осудили империализм и эмпириокритицизм, поддержали тебя полностью морально, но денег у них для тебя не нашлось, для материальной помощи. На компенсацию утерянной от происков империализма стипендии. Ничего страшного, первый блин всегда комом, пойдёшь третьим на аналитику печенку резать к Паяльникову с Тычковым. Если они артачиться будут, скажи мне, я тебя туда через свои каналы запущу. Отказаться они не смогут, у меня в научных кругах влияние есть, авторитет заслуженный, честно заработанный! - Алексей приосанился, выпятил грудь при упоминании о науке и о своей заметной роли в ней.
   - А чем в первую очередь заниматься надо: учебным процессом или общественной деятельностью?
   - Что за чудный вопрос! Конечно, в любом другом институте надо заниматься учёбой в первую очередь, общественная нагрузка это только как дополнение к учёбе. Но в нашем институте декан придерживается иного мнения. Надо в первую очередь быть активистом - общественником, заседать в профкоме или комитете комсомола, готовить всякие доклады, отчёты, активно сотрудничать с деканом на неофициальном уровне. Ну, а занятия тогда сами собой пойдут. Другой вопрос, что не у всякого такое получится, это всё от таланта зависит. Но, говорят, декан своим активистам помогает! Поэтому рекомендую тебе настоятельно придерживаться мнения нашего декана, пока ты изволишь обучаться именно в нашем институте. Сможешь перевестись в другой институт, так и учись там на здоровье, а тут изволь общественной работой в первую очередь заниматься! Ты Аркадия Фрунзика знаешь?
   Цыпляков всё понял, закивал согласно головой, одновременно вспоминая в очередной раз декана и империалистов незлым, нетихим словом, как завещал украинский поэт Т. Г. Шевченко. - Это того, кто на четвёртом курсе учится? Знаю его, кто его не знает, Фрунзика этого.
   - Вот он как раз такую методику в жизнь проводит, работает на ремонте машины у декана. Ему все зачёты после этого ремонта легко даются. Можно даже в учебник не заглядывать, только руки преподавателю показать, в моторном масле, ссадины от гаечного ключа. Да сказать, что всю ночь перед зачётом машину декана ремонтировал, по его личному распоряжению.
   - Вот мне не повезло, что я не автомастер! Надо было сначала в техникум механизации поступить, а уже потом на фармфакультет подаваться! - Цыпляков горестно вздохнул, посмотрел на свои руки без ссадин и следов моторного масла из машины декана.
   - А Федю-садиста со второго курса видел? Того, который всегда в гипсе ходит? Чем он знаменит у нас на факультете, знаешь?
   - Федю-садиста я тоже знаю, а знаменит он своим садизмом. Чем же садисту ещё знаменитым быть? Если только гипсом, который он редко снимает, даже находясь на практических занятиях.
   - Нет, Владимир, история у него совсем другая. А гипс, который ты имеешь возможность часто видеть, это только следствие его замечательного метода жизни, который он открыл, но не спешит поделиться с товарищами по учёбе. Но я его методику жизни давно разгадал. От меня, любителя древней философии, такое скрыть трудно.
   Ещё на первом курсе он очень удачно случайно упал с высоты семи метров. Прямо на цементный пол с потолка ремонтируемого лекционного зала. Сломал пяточную кость, разбил голову. После этого он успешно сдал подступившие экзамены. Его особо и не спрашивали. Как посмотрят на его загипсованную голову, из которой только один глаз удивлённый торчит, неизвестно, куда смотрит, да ногу, так и ставят сразу четверку, из глубоко человеческого сострадания. Увидел это молодой Федя, стал извлекать из этого прибыль и прибавочную стоимость, как завещал Карл Маркс всем своим последователям-марксистам. Его тогда садистом ещё никто не называл. Это потом его такой умной кличкой наградили. Федя сразу сообразил, что если себя покалечить хорошенько, то на экзаменах ему хорошую оценку без лишних вопросов любой преподаватель поставит, исходя из гуманизма человека в белом халате. Тем более, что об этом гуманизме часто на занятиях говорят, даже спорят часами увлечённо, приводя примеры. Стал Федя калечиться, как только увидит приближение очередных экзаменов. То руку себе сломает, то ногу, то челюсть ловко выбьет. Вот так люди к знаниям идут, хромая, Владимир. Через тернии к звёздам, со специально выбитой челюстью! У каждого свой путь к знаниям и диплому, особенный. С тех самых пор его и стали одногруппники садистом звать. А ведь он добрейшей души человек, мухи зря не обидит. Я сам тому свидетель, как они по нему ползали, а он их и не бил, не обижал действием или другим противодействием, дурным словом. Что уж тут говорить о других индивидах в белых халатах, к которым он относится со всевозможной добротой, если он мух даже не ловит. А ты совершенно неправильно его кличку расшифровал, Владимир! Да, именно о таких героях в старых классических романах писали. Кто перед ним Рахметов со своими дурацкими ржавыми гвоздями в кровати? Никто! Этот Рахметов просто надуманная персоналия из фантастического рассказа о светлом будущем, глядя из тёмного прошлого. А Федя - реальный неприметный герой нашего времени! Вот о таком классики литературы и говорят - какой матёрый человечище! Хотя правильнее называть его не садистом, а садомазохистом, как нам велит философская наука.
   Понятное дело, что с этих пор Цыпляков стал смотреть на случайно встречаемого в коридорах института Федю-садиста с громадным уважением, которое тот действительно заслуживал. Не всякий индивид сможет сам себе руку или ногу сломать ради праздника сессии!
   Цыпляков посмотрел на свои руки, ощупал ногу. Нет, покалечиться ради сессии он не сможет, как бы не боялся предстоящих экзаменов. А как ты, уважаемый читатель? Способен ли ты на такой героизм в мирное время, ради получения заветного диплома? Созрел ли ты до такого?
   Вот уж действительно, много незаметных, но чрезвычайно мудрых и удивительных героев училось у нас на факультете, философов-натуралистов разного толка, пошиба и направления, вплоть до малоизученного и почти неизвестного науке членовредительского. Не зря так много кафедр обучало студентов многочисленным философским дисциплинам. Среди них были: история родной всем КПСС, диалектический материализм, исторический материализм, политэкономия капитализма, политэкономия социализма, научный атеизм. Поэтому обучаемые были чрезвычайно подкованы во всех вопросах философии, могли практически претворять в жизнь свои глубокие теоретические знания, навыки, умения.
   А теперь пора переходить к империализму, который всегда был активным участником многих мероприятий и акций в нашем институте. О нём не давали забывать студентам, да и забыть его было совершенно невозможно, так как от него непрерывно происходили всякие пакости, гадости и неприятности, как крупные, так и мелкие. От этого гнусного империализма доставалось всем - и неопытным студентам, и зазевавшимся преподавателям. А в самом институте от него непрерывно творились разные беспорядки и безобразия.
   Надо сказать, что не зря недолюбливал всяких там проживающих в Америке, Азии и Африке империалистов студент Владимир Цыпляков, сам проживающий в глубокой провинции, куда иностранцы просто не допускались компетентными органами. Тем не менее, не так давно, летом прошлого года, вышла у Цыплякова с ними, то есть империалистами, форменная неприятность. Да не мелкая, а крупных размеров. Это для империалистов потеря 40 мятых советских рублей - мелочь неприметная. Для студента Цыплякова это были большие, социально значимые деньги.
   Где же в таком случае и как мог столкнуться с империализмом лоб в лоб студент Владимир Цыпляков, спросит сообразительный читатель?
   А дело с очередной неприятностью от империализма развивалось так.
   Широко раскинулась Казацкая степь в одной из областей центральной России. Ни разу не касалась её полей лопата трудолюбивого крестьянина, не пахали её плугом, не ходили по ней с бороной. Совершенно нетронутая лежала Казацкая степь землепашцами. Даже бомбы на неё не бросали во время последней войны, экономили. Нет других таких мест в Европе, которую трудолюбивые европейцы перекопали вдоль и поперёк по много тысяч раз подряд, или же с недолгими перерывами. Поэтому попала Казацкая степь в программу UNESCO по защите, охране и изучении её нетронутой человеком почвенной и растительной структуры. Запретили её пахать современным колхозникам, несмотря на всеобщую нехватку хлеба и другого продовольствия в нашей стране.
   Много в степи трав. Многие из этих трав лекарственные. И вот по международному разделению труда ведут большую научную работу со степью три страны. Каждая страна в меру своих сил и материальных возможностей.
   США наблюдают за степью из космоса. Мощная стоит на их спутниках аппаратура, номера машин фотографирует, каждый цветок рассмотреть можно, пестики с тычинками пересчитать, при желании. В разном диапазоне просвечивает эта аппаратура Казацкую степь, наблюдает за развитием экосистем, где что растёт, где и как суслики завелись, другая степная живность, как идёт накопление перегноя. Очень это американцев интересует, особенно скорость накопления перегноя, образование гумуса, процентный состав его компонентов.
   Чехословакия тоже вносит свой посильный вклад в изучение уникальной степи. Приехали чехи в наш город, поселились в палатках на окраине степи. Стали запускать радиоуправляемые модели с фотоаппаратами и другой своей аппаратурой. Летают игрушечные самолётики над степью, работают, облучают, фотографируют, тоже степь изучают.
   А от великой и могучей страны СССР, по самим плантациям и делянкам, на карачках, совершенно самостоятельно, без помощи каких-либо сложных механизмов, отечественных или иностранных, ползал студент Алексей Говоров. Ползал из года в год, подсчитывая динамичный рост популяции.
   Порядки в степи были строгие, чисто научные. Это тебе не центральная площадь города имени Карла Маркса, не парк культуры имени Макса Горького, где можно бычками от сигарет разбрасываться, да стаканчиками от мороженого урны забивать, бросать пивные бутылки куда попало, в том числе и в случайных прохожих граждан.
   В степи нельзя было плеваться, курить, громко говорить, дёргать из земли ромашки, гадать на них о результате будущего экзамена, а уж тем более отправлять как попало естественные надобности, нарушая этим естественный оборот веществ, накопление гумуса.
   Один раз в помощь Говорову отрядили Цыплякова, но тот по слепоте затоптал часть наблюдаемой из космоса популяции. Это моментально заметили американцы с орбиты. И через UNESCO попросили срочно отозвать второго помощника, как нарушающего природный экологический баланс в регионе.
   За нарушение природного экологического баланса в охраняемой UNESCO зоне и крупный международный скандал Цыплякова, как известного всему институту мелкотравчатого хулигана, сняли со стипендии на месяц. И тотчас выгнали из степи, без права возврата в неё. Навсегда.
   Обстоятельства навечного отлучения от степи совпали с другим неприятным инцидентом, в который совершенно непроизвольно втянули случайно подвернувшегося студента Владимира Цыплякова, вляпали и запятнали его фамилию.
   Километрах этак в 12-15 от места бурной научной деятельности Цыплякова, в лощинке, кто-то, абсолютно неведомый советской науке неизвестный, навалил крупную кучу. Может, это был человек, или же группа людей, а может, и кабанчик какой случайный, приблудившийся из лесостепи по своим кабаньим делам. Саму кучу строгому химическому анализу для определения авторства не подвергали. Но так как хозяина кучи не нашли, то кучу оприходовали и списали на Владимира Цыплякова.
   Другой бы студент сразу глубоко опечалился данному событию, портящему его блестящую научную карьеру. А тем более, репутацию в широких научных и учебных международных кругах. Цыпляков же сильно не горевал, а даже наоборот, радовался этому. Он очень радовался, что со стипендии его сняли не до конца семестра, а только на месяц.
   Эта приятная, целиком меркантильная мысль, абсолютно чуждая передовому гражданину СССР, грела его до сих пор, холодной зимой, в злые морозы и холодные метели. Видимо, поэтому Цыпляков так хорошо переносил частые перепады температуры от полного замерзания к полному перегреванию, и обратно, от перегревания к полному замерзанию.
   С тех самых пор Говоров ползал по популяции чабреца один, в гордом одиночестве, протирая единственные штаны в пользу прогрессивного мирового сотрудничества, отстаивая этим честь передовой советской науки перед лицом коварного империализма, месяцами висящего на орбите. Так Говоров лично участвовал в международном разделении труда между многими странами. Об этом он рассказывал на кафедрах общественных наук института всем желающим, а также некоторым другим, присланным на лекции строгим приказом от декана.
   Тем для докладов ему хватало. Тут было где развернуться опытному софисту - ботанику: "Космос и наука на земле", "Международное разделение труда", "Как могут сотрудничать капиталистические и социалистические государства", "Что такое СЭВ, и как он работает у нас в поле". У него были даже лишние темы для докладов, он отечески делился ими с желающими, также как и некоторыми несекретными материалами статистики.
   Цыплякову с научной работой что-то не везло.
   Говоров продолжил свою мысль, пытаясь адаптировать Цыплякова в стройные ряды строителей светлого будущего на планете:
   - Перед деканом валяй "Ваньку", он всё понимает и примет как должное. Но не груби! Покайся во всех грехах, если потребуется, он это любит! Даже в тех, которые ты не совершал. Как святой отец, отпустит он твои грехи, грешки и прегрешения, мнимые и реальные, предварительно сняв со стипендии на месяц. Так зато расстанетесь после этого как лучшие друзья! Так, а теперь пора заняться практической частью, а то не успеем микстуры сделать.
   Всю практическую часть Цыпляков зубрил учебник. Все манипуляции с микстурами Муськиной и Озеровой он провёл удачно. Это помогло ему справиться с неукротимыми позывами ко сну, освоить ценный учебный материал. За 15 минут до конца занятий он сходил в группу Говорова и взял у него три микстуры, предварительно наклеив свои этикетки клейстером.
   - Только скорее приноси назад, я их не сдал ещё! - предупредил Говоров.
   Цыпляков вернулся в свою комнату, бойко ответил теоретическую часть занятия своему преподавателю. Ему исправили неуд на удовлетворительную оценку три в журнале занятий.
   - А я успел и практическую часть сделать! Вот, посмотрите, это мои микстуры стоят! - Цыпляков продемонстрировал микстуры Говорова, но со своими этикетками.
   Преподаватель посмотрела на столы студентов. Перед каждым стояли по три микстуры, приготовленные к сдаче, с этикетками, на которых были написаны их имена. Преподаватель попробовала на вкус произведения Цыплякова. Не подкрашенная ли это ловко вода из-под крана? Нет, вкус содеянного Цыпляковым полностью соответствовал теме практического занятия.
   - Это очень странно, Цыпляков, как Вы это всё успели!? А почему бы Вам всегда так хорошо не заниматься? - сказала она, снимая неуд и с практической части занятий. Этот риторический вопрос остался без должного ответа, то есть просто повис в воздухе.
   - Занятие окончено!
   Счастливый Цыпляков бегом бросился к соседям с микстурами в руках, на ходу меняя этикетки, на которые ставилась фамилия изготовившего их студента и номер группы. Цыпляков очень старался, а потому успел.
   Говоров давал выход своим сильным эмоциям только в коридоре, уже одеваясь, когда рядом не было надоевшего ассистента с кафедры технологии:
   - Пристал, ко мне, как пиявка, где твоя тетрадь, да где твоя тетрадь!? Как ему объяснить, такому старому бестолковому лбу, не в тетради должно быть, а в голове! А у кого в голове нет, тому самая большая и толстая в мире тетрадь не поможет! Сам всё по тетради читает, и думает, что все такие, как он, бестолковые!
   Говоров изрыгнул несколько малоизвестных проклятий на шумерском языке, добавил к ним и несколько латинских фраз в адрес своего ассистента на кафедре аптечной технологии, которого все дружно звали "Дед Цук", и который так регулярно досаждал ему тетрадями, ручками, карандашами да и самими ненужными технологическими знаниями. А всю его группу просто терроризировал провокационными вопросами, типа - "Вспомните точное определение pH, которое вы должны были знать с первого курса?". Многие одногруппники Алексея втихую возмущались, кто этому "Деду Цуку" право дал на третьем курсе устраивать повторно опрос по материалу первого курса, по которому благополучно сдали все экзамены и зачёты. Но вслух свои мысли громко высказывать боялись. Грозен был в своём праведном гневе "Дед Цук", вельми грозен, да и опасен зело. Но досадить самому Говорову определением pH он никак не мог, несмотря на всю свою грозность да и явную опасность. Не получилось ему досадить Говорову и устройством ртутного электрода, строением оперона, потенциометра. А устройство спектрофотометра Говоров знал ещё лучше самого ассистента. Говоров всегда мог ответить ему на все вопросы первого курса, как и некоторых последующих курсов. Ручек же своих у него никогда не было. Он обычно стержнем писал, или запасной ручкой оппонента Загребухина. Что всегда крайне нервировало и дополнительно душевно травмировало оппонента Загребухина, доводило его до временного заикания в многочасовых вечных спорах о главном и побочном.
   А вот остальные студенты группы продолжали страдать совершенно безвинно, подвергаясь хаотичным опросам ассистента за прошлые годы. Сам же грозный ассистент на свои злокозненные вопросы отвечать не спешил, опрашивая по кругу собравшуюся на занятия группу. Когда очередь отвечать доходила до Говорова, он и отвечал на все странные вопросы старого ассистента, имеющие косвенное отношение к теме занятия. Вполне возможно, что сам ассистент ответов на некоторые свои вопросы не знал, а поэтому старался получить их у своих студентов. Если же и Говоров не мог ответить на вопрос деда, то сам дед никогда не спешил объяснить суть вопрошаемого. А вопрос "повисал" в воздухе, якобы до следующего занятия.
   Алексей косо одел примятую шапку, вынутую из рукава скрученного пальто. Потом как ни в чём не бывало, деловито и спокойно, будто не ругался пять секунд назад на латинском и шумерском языках, спросил у Цыплякова, пытающегося законспектировать его ругань на обрывке шпаргалки:
   - У тебя от старшекурсников дарёная тетрадь по аптечной технологии сохранилась?
   - Да была такая!
   - На тумбочке лежит, или под столом с луком валяется?
   - Наверное, на тумбочке. Или рядом, на полу. А, может, кто и под стол её бросил. Сам знаешь, её многие у нас время от времени изучают. Поизучают, поизучают и бросят где попало. Бывает, даём в соседнюю комнату, но ненадолго. Загребухин надолго давать не разрешает. Вдруг потеряют!
   - Я возьму её, временно. Показать тут одному надо, давно он её не видел!
   - Бери, какие проблемы, она же собственность всей нашей комнаты. Показывай хоть всем на улице, только назад принеси!
   - Ещё 30 минут до общественных наук, я успею, ты мне только ключи от комнаты дай! - Говоров, получив ключи от Цыплякова, с места рванул крупной рысью в сторону общежития, расталкивая встречных прохожих.
   Часы на здании главного корпуса института показывали 15.30. А к Цыплякову в это время подошла староста его группы. Да не просто подошла, а обратилась к нему с официальной речью от лица самого деканата:
   - Цыпляков, я ещё раз напоминаю Вам, что сегодня в 17.00 конференция! Вы не забыли, что направлены делегатом от нашей группы, как политинформатор?
   - Это что ещё за конференция?
   Староста группы презрительно посмотрела прямо в красные, как у больного трахомой кролика, глаза перезанимавшегося очередной наукой Цыплякова.
   - Я так и знала, ты как всегда всё забыл! Как с вами трудно работать! По сто раз одно и тоже напоминаешь, а они все равно забывают! Никакой ответственности, прямо как в детском саду, в младшей ясельной группе. Вам декан о карьере каждый день напоминает, что скоро большими начальниками станете. А я бы вам и старой швабры не доверила, сразу потеряете! Я просто удивляюсь такой странной несерьёзности, недостойной студента третьего курса! А конференция профсоюзная, общеинститутская, отчетно-перевыборная. Пойдёшь на неё вместе с профоргом нашей группы Мариной Озеровой. Надеюсь, что знакомить вас не надо. Делегатов сегодня раньше отпустят с занятий, учти это Цыпляков.
   Цыпляков совершенно впервые услышал сейчас об этой своей благородной миссии, посещения делегатом группы профконференции. Поэтому он сразу попытался отказаться от этой почётной обязанности, внезапно навешанной на него какой-то неизвестной вышестоящей организацией. Но это у него не получилось.
   - Мало того, что я политинформатор, так меня ещё как политинформатора на профсоюзную конференцию запирают! А когда же мне прикажете к занятиям готовиться, когда к пионерам ходить? Я хочу положительные оценки на занятиях получать, а не сплошные отработки, мне знания нужны!
   - Радовался бы, что тебе доклада не дали готовить за полчаса до конференции, да на десяти листах! И потом выступать с ним самому, перед спящими лицами в зале! Да ответить на все уточняющие вопросы декана или ректора.
   Эти слова остановили долгие пререкания Владимира Цыплякова.
   Пока Цыпляков выяснял долю своего участия в назревшей профсоюзной конференции, свою роль в процессе её протекании, студенты группы не теряли времени зря. Они активно обсуждали тему предстоящего занятия, семинара по общественным наукам, выясняли непонятные для себя вопросы. Для Владимира все эти вопросы были непонятные.
   Сразу после разговора со старостой Цыпляков узнал тему сегодняшнего занятия у обсуждавших её студенток и кое - как успел прочитать первые четыре листа учебника, ещё до захода преподавателя в аудиторию. Остальные восемнадцать листов он изучить не успел. Потому его знания сегодняшней темы занятия отличались определённой отрывистостью, неполнотой и вполне закономерной ущербностью.
   В это время мимо пробежал запыхавшийся и раскрасневшийся Говоров, с заметно посвежевшим от регулярных занятий спортом лицом. Он вернулся из общежития с тетрадью по технологии, теперь ему нужно было показать её ассистенту кафедры аптечной технологии. Поэтому Говоров, не останавливаясь, не переводя дыхания, не обсуждая проблем семинара по общественным наукам, побежал иноходью дальше.
   Озадаченный грядущей профсоюзной конференцией Цыпляков напряг безвольные мозги, оторвался от учебника по историческому материализму. После этого он предпринял ряд удачных мероприятий, о которых я расскажу несколько позже. Мероприятия эти были целиком связаны с предстоящей конференцией, о проведении которой Говоров ещё не знал, так как бежал показывать тетрадь любопытному ассистенту. Но он тоже числился в списке делегатов конференции от своей группы, как активист - общественник, лектор курсового значения.
   В 16.00 начались занятия на кафедре исторического материализма. На таких кафедрах занятия проходили в удвоенных группах. Группы Цыплякова и Говорова занимались вместе. Обычно Цыпляков с Говоровым торжественно сидели на первой парте, перед носом преподавателя. Говоров, как знаток общественных и прочих наук, а Цыпляков - просто за компанию. И ещё потому, что мест на задних рядах не хватало на всех желающих, а Владимир всегда опаздывал.
   Напомню, что несколько лет назад Говоров с успехом и медалью окончил медицинское училище. Теперь к занятиям по общественным наукам он не готовился вообще, принципиально. А когда его спрашивали, отвечал по памяти, используя все свои ораторские приёмы и своё прекрасное знание философии ещё с детства, в том числе некоторые наработки по своей теории. Щедро, пугая любого преподавателя, сыпал цитатами от товарищей Троцкого, Бухарина, Мао-дзе-дуна, Каутского, часто к месту и не к месту вспоминал Марка Туллия, Сенеку, Конфуция, не говоря уже о любимом Плутархе, с его многочисленными историями из жизни всяких великих цезарей на латинском языке.
   Обычно преподаватели общественных наук латыни не знали, поэтому им было трудно оспорить истины от самого Марка Аврелия на латинском языке, которые не всегда спешил перевести на русский язык опытный студент-отличник Алексей Говоров.
   Один маленький штрих Алексей мог обрисовывать двумя десятками больших предложений. Когда это было выгодно, Говоров пускался в долгий спор с преподавателем, мастерски используя хорошо известные ему приёмы софизма, оттягивая время опроса группы, на которых его согруппникам могли поставить неблаговидные оценки. Которые совершенно не красили их печальных обладателей.
   В этих спорах ему иногда ассистировал Владимир Цыпляков. Это бывало в тех редких случаях, когда у Цыплякова успевал побывать в руках достаточное время учебник по историческому материализму. И когда тема занятия совпадала с изученными Цыпляковым параграфами. Иногда он их путал от постоянного недосыпания и общей невнимательности, порождёнными хронической рассеянностью к событиям жизни.
   Но сегодня ни Говорову, ни Цыплякову спорить с преподавателем не хотелось, несмотря на все очевидные и неоднократные провокации с его стороны. Хроническая усталость брала своё. Кончалось время действия Павловской микстуры, простимулировавшей Цыплякова на время практических занятий по аптечной технологии. Спасибо ей, она позволила Цыплякову счастливо избавиться от очередной двойной отработки, громких позорящих выступлений товарищей на комсомольском собрании, ужаса встреч с ожесточившимся на двоечников деканом факультета.
   Цыпляков смотрел совершенно пустым, осоловелым взором, на качающийся ботинок преподавателя, то приближающийся, то удаляющийся от его лица в определённой системе сложных ритмов. Временами его глаза закрывались, он начинал сопеть и хлюпать забитым носом во сне.
   Вначале преподавателя это коробило, а потом он стал делать вид, что спящий на первой парте Цыпляков ему совсем не помеха при изложении нового учебного материала занятия группе. Поэтому он спокойно рассказывал о земельной ренте второго порядка, не рассчитывая на внимание и вопросы обычно любопытного студента Владимира Цыплякова. Этот вопрос о земельной ренте был куда важнее фармакологии, или фарманализа, поэтому изучался с особой политической тщательностью, даже скрупулёзностью. Надо было донести до каждого студента значение вопроса земельной ренты второго порядка в феодальных княжествах средневековой Германии. Ведь этому вопросу уделяли в своё время большое внимание самые главные классики нашего народа - К. Маркс и его вечный спутник Ф. Энгельс. А потому это было просто необходимо знать всем философам - провизорам через 150 лет после их смерти, обучающимся в захудалом губернском городке в другой стране и совсем не на философском факультете. Это было просто необходимо для более качественного оказания помощи больным и умирающим, страдающим от общего расстройства желудка, кашляющим на окружающих, плюющимся палочкой Коха. Очень жалко, что рядом с каждым будущим марксистом не было каждого будущего Ф. Энгельса, всегда готового прислать по первой просьбе пяток - другой ящиков коллекционного бургундского винца. Или же ссудить безвозвратно деньги на покупку хорошего автомобиля, квартиры, на празднование весёлой встречи с друзьями всего квартала. А ведь студентам так хотелось буквально во всём походить на легендарного, овеянного легендами бунтаря К. Маркса в его реальной буйной жизни!
   Однако, если бы провизор стал рассказывать больному о земельной ренте второго порядка, в ответ на настоятельную просьбу больного дать верное средство от желудка, непоправимое могло бы случиться прямо в аптеке. Тут бы даже большой групповой портрет К. Маркса с Ф. Энгельсом с семьями, друзьями и прислугой в полном ассортименте не помог. А если в ответ на просьбу помочь избавиться от ревматических болей провизор счёл бы нужным подробно рассказать о К. Марксе и земельной ренте первого порядка, то что бы мог подумать больной о таком "занемогшем" провизоре? Только что-то очень плохое! Как могли помочь эти интересные в философском плане знания будущим специалистам в их профессиональной деятельности, никто из них не знал. Земля в передовом обществе будущего, то есть в СССР, не являлась товаром, не продавалась, не закладывалась, не арендовалась, и поэтому использовалась как попало. Какая там, к чёрту, земельная рента второго порядка?
   Преподаватель философии, будучи тактичным человеком от природы и всему последующему воспитанию, будить Владимира Цыплякова на занятиях не стал. Но в отместку поставил ему в журнал жирную двойку, обведя её ручкой дважды.
   Об этом неприятном для себя инциденте Цыпляков узнал только через неделю. Лично от декана, на лекции, почти случайно, спокойно отдыхая на задних рядах. Когда стали зачитывать вслух имена имеющих отработки по общественным дисциплинам, для всеобщего осуждения и наглядного позора.
   В перерыве Говоров, чтобы вывести из дремотного состояния Цыплякова, рассказал ему поучительную историю из жизни ассистента Матвея Евдокимовича Сидоркина. Эта бесхитростная, совершенно простая житейская история, чуждая буржуазных прикрас, наложила большой отпечаток на всё последующее мировоззрение студента Владимира Цыплякова, который иногда подумывал о карьере ассистента на одной из многих кафедр института. Особо льстили ему слова Говорова о его, Владимира Цыплякова, педагогических талантах, которые внезапно заблистали яркими красками в мутной истории с пионерами и школьниками страны. И от которой у него впоследствии появилась впечатляющая запись в характеристике, крайне дурного свойства и просто отвратительного содержания.
   Говоров взял в одну руку учебник по биохимии, в другую по истмату, и размахивая ими от некоторого избытка чувств и излишка информации при воспоминаниях, совсем рядом с лицом сонного Цыплякова, начал эмоциональный исторический рассказ из своей жизни в колхозной деревне:
   - Были мы тогда в колхозе на традиционных сельхозработах. Так получилось, что попали вместе, Сидоркин, я и Загребухин, из мужиков. Ну, и девицы нашего курса с нами, конечно, куда от них деться во время уборки. Ты меня хорошо знаешь, я не пью принципиально. От пьянства одни неприятности, да денежные потери, всякий бытовой травматизм, вплоть до случайного летального исхода. А это меня не привлекает, у меня другие планы в жизни.
   Вот, бывало, такая скукота вечером после работы, Горация не почитать! Овидия с Плутархом я с собой взять забыл, очень спешно собирался, вообще едва успел до автобуса вовремя добежать. Так хоть на стену лезь! Да стены рядом нет, только широкое Русское поле. Ну а разрозненные экземпляры газет, которые там были с 1953 года по 1969 год, я уже успел по несколько раз прочитать, и выучить для будущих политинформаций в группе.
   Кстати, интереснейшие статейки попадались! Песни всякие типа: "Сталин и Мао слушают нас". Оказывается, наш нынешний друг и союзник по борьбе с империализмом Иосип Броз Тито тогда именовался в прессе не иначе, как кровавая собака и подлый подручный всего злодейского мирового империализма, вот как интересно! Вот ведь как получается, что даже неистовые марксисты-ленинцы немалого масштаба временами крупно ошибаются в своих верных оценках современности. А цитаты товарища Мао-дзе-дуна как хороши, ими обогатился весь наш всемирный марксизм: "Америка - бумажный тигр", "Винтовка рождает власть", особенно понравилась последняя - "На чистом листе бумаги можно нарисовать новые, красивые иероглифы!". Это значит, что можно всё разрушить, поломать, а потом снова на развалинах красиво жить начать, с чистого белого листа, зимой в поле. Такая ерунда нам, марксистам, не страшна, как зимовка в чистом поле! Такие вот интересные для нас марксистские мысли периода культурной революции в родственном нам коммунистическом Китае. Там таких цитат много было, я их все в свой блокнот выписал, теперь на занятиях общественных наук как пример китайской коммунистической мудрости приводить буду.
   Никита Сергеевич Хрущёв коммунизм пообещал к 1980 году построить, поэтому радуйся, Цыпляков, ты уже почти полностью в коммунизме живешь. А вот сам он не дожил, бедолага, до этого общенародного счастья! А как хотел, как спешил к этой своей заветной цели! Гнал вперёд людей, технику и науку, подгонял промышленность!
   - Неужели, а почему тогда он у нас немного ущербный получился, не по учебнику, которым ты у меня перед носом машешь? Большинства продуктов людям не хватает, и почему деньги ещё не отменили?
   - Я думаю, что это нам так мировой империализм здорово подгадил, развязал гонку вооружений, с ядерными бомбами и межконтинентальными ракетами. Гонка подорвала нашу передовую промышленность и передовое сельское хозяйство. Туда все деньги и пошли. У нас на руках только остатки остались, проверь свой кошелёк для наглядности!
   Цыпляков поковырял пальцем в своём тощем кошельке мелочь, согласно кивнул головой Говорову.
   - Поэтому и получился у нас такой ущербный коммунизм. Я так думаю, что деньги постепенно у всех порядочных людей кончатся, а там дальше коммунизм автоматически наступит, уже полный. Это сейчас только его первая стадия такая, развитой социализм называется, дальше дело быстрее и лучше должно пойти. Но ты об этом сильно не распространяйся, Владимир, среди народа. Партийное начальство этой ущербностью сильно недовольно, переживает очень, мучается. Не сыпь им соль на рану. Плохо это кончиться может!
   А Никита Сергеевич ещё поторопился последнего преступника всем прилюдно показать. Непонятно, где он его выискать собирался, среди младенцев, что ли, не знаю. Да и по какому признаку среди младенцев можно преступника найти, тоже не знаю. Теорию Ламброзо признали к тому времени несостоятельной, да наверное, Никита Сергеевич об этом не знал, у него слишком много забот было. Может, он хотел преступником по разнарядке назначить, был у нас в тот период такой научный способ, так проще преступников выявлять.
   - Неужели последнего преступника обещал прямо в газете показать?
   - Да не в газете, а по телевизору. В газете только об этом сообщили, в большой редакционной статье, на всю первую страницу, с рисунком Мавзолея.
   - Он собирался последнего преступника прямо с Мавзолея народу показывать?
   - Не утрируй, Владимир, я не знаю точно. Он его должен был по телевизору показывать, а откуда, в статье не писали. Может, в Мавзолее, а может, в Кремле, прямо на очередном заседании ЦК или правительства.
   - А точно это, может, газета фальшивая была?
   - Зря ты не веришь, Владимир! Ну представь, кто будет старую газету в глухой деревне подделывать, там и новую газету никто подделать не сможет. А всё потому, что не знает, как вообще эти газеты в городах делают, да для какой такой цели. Ведь для нужной народу цели больше чистая бумага подойдёт, чем со свинцовым шрифтом. Для курения самокруток тоже чистая бумага предпочтительнее, всё меньше свинца в лёгкие попадёт. Вот ты скажи, сам-то ты знаешь, как из листа простой писчей бумаги газету "Правда" сделать, ручкой и карандашом, с применением стиральной резинки Муськиной?
   - Честно и прямо скажу, что нет!
   - Ну а чего тогда зря сомневаешься, рассказ только мутишь! А какие стихи замечательные, я их тоже себе выписал. Да что выписывать, это не Гумилёв, я их так всегда наизусть помню:
   Ушла зима, пришло лето,
   Спасибо партии за это!
   А на поле свекла в гуртах. Девушки песни поют. Но совсем не про замечательного товарища Сталина, или кровавую собаку Иосипа Тито, вместе с душевным товарищем Мао-дзе-дуном, а всё больше народные, про полюшко поле.
   Далеки они были от идей марксизма, совсем далеки, собирая свёклу. Хотя преподаватель одной из кафедр марксизма, старый коммунист с человеческим лицом, Хвательсон, забредал к ним временами из соседнего колхоза. А как забредал, так и продолжал тут свою активную пропаганду, перемежая её наглядной агитацией, внимательно слушая по ночам детекторный приёмник в сарае. Иногда он ходил ещё дальше, слушать телефонные звонки в контору самого председателя колхоза. Когда для этого важного политического мероприятия выпадал свободный часок-другой, третий-десятый. А утром, в привычное для студентов время, рассказывал своим подопечным о событиях в мире и своей стране, ставшем родным колхозе. Одновременно в среде студентов выпускался некий боевой листок, пришпиливаемый ржавыми гвоздями к стене сарая, где обретался на ночь сам Хвательсон, вместе с человеческим лицом. Листок бурно живописал подвиги означенного Хвательсона на ниве сельского хозяйства страны, прославлял славную мудрость его руководства свекловодством, садоводством, скотоводством, кролиководством и другими важными сопутствующими отраслями, включая коноплеводство. Хвательсон совершенно не обращал внимания на отсутствие интереса студентов к руководимому им мудро сельскому хозяйству. Он настырно продолжал поэтическое воспевание Сизифова труда яркими красками в их молчаливой благодатной среде. Никто из студентов не мог остановить счастливых излияний его мудрости, радости и словоблудия, регулярно проистекающих на фоне красот природы колхоза. Только однажды ночью чья-то вражеская рука неровно оторвала кусок боевого листка, прямо по названию, и использовала его по прямому назначению, действительно очень нужному для человеческого организма делу.
   Злые языки на краю поля утверждали, что это сделал студент Болеслав Загребухин, когда его припёрла ночью вульгарная физиология. На другом конце поля другая партия злых женских языков совершенно точно утверждала, что сие деяние совершил другой студент, любитель всяческих дискуссий, полемики и прочих наглядных методов агитации, в том числе боевых заборных и подзаборных листков, Алексей Говоров. Якобы деяние это было вызвано сразу двумя значимыми причинами: подпирающей насущной физиологической потребностью и политическим несогласием с названием боевого листка на заборе. Насущная потребность возникла вполне закономерно, так как Говоров не успел должно подготовиться к будням колхоза, опаздывая на погрузку в автобус. Политическая составляющая заключалась в том, что Говоров предлагал изменить русскоязычное название зовущего вперёд, к подвигам, листка "Фармацветик" на полностью латинизированный вариант этого же названия. А чтобы Хвательсону было непонятно, что о кролиководстве и вобловодстве думают многие студенты при ползанье по мокрой борозде, собирая на себя всевозможную грязь с насекомыми, вести записи и корреспонденции с неубранных полей Родины целиком на немецком языке. Впрочем, статьи на английском и латинском языках совсем не отрицались.
   Цыплякова к этой неприглядной истории привязать не удалось, так как он находился на других работах, в районе института. Что же произошло на самом деле, история стыдливо умалчивает.
   Однако нам пора продолжить рассказ самого Говорова о дальнейших событиях в породнённом колхозе.
   - Да, вот Сидоркин с Загребухиным выпьют, что Бог послал, да сидят, смотрят, как наши девицы нехотя свёклу дёргают, и начинают каждый свою прошлую жизнь вспоминать. Или смотреть, как солнце за горизонт закатывается, вот красота какая!
   - А почему нехотя дёргают?
   - Потому, что по определению классиков марксизма-ленинизма, в частности, лично товарища Карла Маркса, рабский труд наименее производителен из всех возможных, как его ни стимулируй угрозами, в том числе и теоретическими работами товарища Берштейна-Троцкого. И вообще, Цыпляков, как будто ты не изучал классиков марксизма сам, зачётов успешно не сдаёшь! Надо больше головой думать, а не другими частями тела. Не умеешь ты ещё известные тебе факты обобщать, в этом твоя главная беда, диалектик ты слабый. А ведь в диалектике такая сила! По нашей диалектике из мухи слона сделать можно! Надо тебе больше самообразованием заниматься, я тебе потом Фрейда с Каутским почитать дам. Сколько свёклу не дёргай, всё равно её снегом присыпет, или в земле, или в буртах. И вся она погниёт, или же большая часть её. Этот печальный факт не может стимулировать копательные работы с оплатой в 50 копеек за два месяца. И не перебивай, с мысли собьёшь, нить в рассказе потеряется! И так спать хочется, сил нет, а надо культурно отсидеть ещё два часа!
   Так, вот Загребухин рассказывал, как он в Ленинграде в мединституте учился, какие там порядки были замечательные. Очень он переживал, что его оттуда за неуспеваемость и хронические непосещения занятий отчислили. Теперь, говорит, бросил бы дурью маяться, в карты на деньги играть, да не возьмут меня назад. Поздно уже, застрял я тут, в этой глухой дыре, вместе с вами, милые друзья - фармацевты. А сам чуть от пьянки не плачет, после нашего института вспоминая ленинградский! Да, вот так он глубоко переживал учёбу в нашем славном институте. Ну, а Сидоркин, известный народный сказитель кафедрального масштаба, рассказывал о некоторых порядках на своей кафедре, приколах своей тяжёлой преподавательской жизни. И ты знаешь, оказывается, не только студентам в нашем институте тяжело живется, некоторым преподавателям тоже очень тяжело!
   Как-то раз спросил Загребухин Сидоркина прямо, интересно ли работать ассистентом на кафедре? Стоит ли стремиться на эту работу после окончания института?
   Вот и повел Сидоркин свой неторопливый житейский рассказ, глядя, как солнце садится за стог сена на далёком краю поля, отгоняя уставших за день насекомых маханием лопушка.
   - Если смотреть собственно на работу ассистента, то, в общем и целом, жить можно. Но только имея крепкое подсобное хозяйство. Я вот имею дом, гараж, пасеку, автомобиль "Москвич", поросёнка, жену, да ребёнка. Вот только сильно докучают два обстоятельства: научная и общественная работы. Столько всего на мою бедную голову сразу свалилось, что и медком заняться некогда, весь день на работе, абы чем занят. Приходится качать его по ночам. Как поступил на работу, так первым делом мне сразу дали сектор уборки институтского двора. Конечно, достался самый плохой участок, около помойки. Бак с мусором кто опрокинет, а я собирай да отвечай за разбросанное в округе!
   Так какие-то негодяи не могут спокойно мимо бака пройти, всё его переворачивают, в мусоре ковыряются, разбрасывают его по территории. Думают, что туда кто что ценное выбросит. Да, бывает, кроликов на лабораторных занятиях затравят, а потом выбрасывают. Или с какого мертвеца одежду снимут, прежде чем на препараты его пустить, да выбросят в бак. Ну а эти пришельцы ковыряются, через все щели в заборах на нашу помойку лезут. Другим, кто главнее, тем участочки получше достались для уборки. Убирать надо каждый день, а то сколько мусора с помойки накидают из перевёрнутых мусорных баков. Дали мне в помощь подшефную группу, чтобы они помогали мне участок обрабатывать. Да и следить, конечно, чтобы отработок у них и прогулов меньше было. Пусть лучше помойку убирают, чем где попало шляться, прогуливать, да горячительное по подворотням в дурной компании пить!
   Вот соберёмся, значит, после занятий дружно, по моему приказу, осмотрим пристально полученные каждым оценки за прошедшую неделю - и откуда хоть столько много отработок накидали! А мне за их успеваемость перед деканом лично отвечать. Они двойки получают, а ругают в деканате меня! А справедливо ли это? Это ведь не я фармакопейную статью на анальгин не выучил! В свою очередь я их поругаю, поругаю, и мы идём дружно помойку ометать. А студенты по дороге разбегаются, лопаты и мётлы бросают, стоит мне на минутку отлучиться или отвернуться!
   А кураторство в общежитии! Дали мне несколько комнат для наблюдения над культурой жизни проживающих там студентов. И что? Беспорядок у них в комнатах страшный! Культура жизни вовсе не наблюдается в быту. Одно бескультурье сплошное видно, даже издалека, слепому без очков. В комнатах в ботинках ходят, верхней одежде, шапок не снимают. Консервы голыми руками с голоду едят, почти вилок и ложек в быту не используют, за полным отсутствием оных. Совсем одичали после непрерывных ежегодных колхозов. Наглядной агитации и плакатов по санитарной работе на стенах совсем нет, газет не читают, только для нужного дела используют. В одной комнате фотографию "Битлз" на стену повесили, вместо портрета товарища Л. И. Брежнева, героя нашего народа. Да ещё пытались меня цинично обмануть, что это группа марксистов-ленинцев на Кубе, с гитарами, перед посевной кампанией. Мол, они сейчас песню споют, сбацают, да возьмутся за подготовку к посевной, изучать на русском языке инструкцию, как убирать сахарный тростник с помощью замечательного советского свеклоуборочного комбайна. Сами же телевизор на пятом этаже сразу сломали, как только вселились, а чинить второй год не хотят. Пол не моют, только плюют на него систематически, для влажной уборки, отходы прямым ходом в окно кидают, овраг засыпать ими хотят.
   Кто-то умный рассказал им на кафедре политэкономии, что овраги, это бич нашего сельского хозяйства, они разрушают нашу пахотную землю. А этим подрывают сельское хозяйство, нашу передовую экономику и весь наш строй. Так они сообща решили тот овраг, что у нашего общежития начинается, весь отходами засыпать, оградить этим наше передовое сельское хозяйство от возможного ущерба. У кого силенок больше, те свой мусор до оврага докидывают, а у слабых или подвыпивших он прямо на тротуар под окнами падает.
   Я их поругал пару раз, вроде немного чище стало, на тротуарах. Кровати некоторые застилать стали, бутылки вынесли, мусор равномерно по углам раскидали, чтобы не так заметен с первого взгляда был. Ложки столовые из столовой, наконец, появились. Но что они проклятые делать стали! Прячутся, не отрывают дверей ни мне, ни другим проверяющим. Борются с культурой жизни таким наглым, неподобающим в передовом культурном обществе образом. Как ни зайду, всё время у них заперто, только радио громко о наших победах говорит. Как будто они и не живут вовсе там, вымерли на экзаменах и зачётах поголовно. Пробовал я в засаде сидеть, в сушилке среди белья женского прятался, но тоже ничего не дождался. В одну комнату так ни разу попасть не смог! Вот ты, Загребухин, в какой комнате общежития живёшь? Я тебя что-то в общежитии ни в одной из комнат не встречал, куда случайно попасть смог!
   А Загребухин возьми, да и скажи ему настоящий номер своей комнаты! Что с него взять, пьяный ведь был, забыл о правилах конспирации! А ведь Ленин учил подпольщиков и других настоящих марксистов никогда не расслабляться, даже в пивной за кружкой водки! Вот до чего выпивка даже таких мудрых людей доводит, как наш общий друг Болеслав Загребухин! Нет, чтобы соврать что-либо правдоподобное! Что живёт он у малознакомой, случайно встреченной на улице ночью бабки, или на квартире, на далёкой улице городской окраины. Куда трамвай не доходит, потому что водитель туда дороги не знает. Или вообще, что он тут полностью местный, полный абориген, у него своя квартира с родителями-хазарами, а Сидоркину туда прямого хода нет, со всякими дурными проверками. А то предки мигом мечом бородёнку отсекут, без разговора, а рубашонку новую стрелами попортят.
   Сидоркин аж протрезвел на время от такой новости.
   - Я, говорит, к тебе, паразиту проклятому, засранцу этакому, пятый месяц в гости попасть не могу! А ведь сколько времени на этот визит потерял, по сушилкам прятался, встречи с тобой искал, сушащееся бельё женское нюхал! Я это время от своей семьи отрывал, меня жена неизвестно в чём подозревать стала, претензии выставила! А ребёнок меня вовсе забыл, дядей называть стал при встрече!
   Ну, по этому поводу опять они выпили, и замирились на время. Вроде как Сидоркин в гости к Загребухину попал, наконец, после долгих мытарств по сушилкам. Или Загребухин к Сидоркину, своему куратору, в гости пришёл, после пяти месяцев ожидания визита из соседней сушилки. Пока они лобызались любезно, слюнявя друг друга, я речь Сидоркина себе в дневник застенографировал, для истории бытоописания нашего института. Чтобы мысли его ценные о работе на кафедре и смысле жизни в колхозе зря в поле среди ботвы не потерялись.
   Потом Сидоркин от всей души просморкался на родимую землю-кормилицу, красиво воспеваемую в оборванном боевом листке на латыни, и стал дальше про научную деятельность рассказывать.
   Сделали его ответственным за НТО, это такое научное общество при кафедре. Конечно, тут ОСВОД, со всем известным спасением утонувших, общество по охране памятников старины, прочих развалившихся и растаскиваемых древностей.
   - Говорил я им, что на территории института памятников старины не наблюдается, кроме облупленного гипсового бюста В. И. Ленина. Видимо, все остальные памятники порушили уже до начала моей научной карьеры. А может, что ещё хуже, по домам растащили, на исторические сувениры. На память о местной старине, ещё до моего назначения на эту высокую официальную должность. Пришлось с профессора расписку взять, что памятники в институте ещё до меня не сберегли. Ох, долго он этому по всякому сопротивлялся, как будто сам перед этим все памятники голыми руками развалил, или в своём подвале спрятал. Кровью мне эта расписка далась, кровью! Хорошо, что хоть здание само целым от царизма осталось, крепкое оно, сломать его трудно, даже недовольным студентам во время занятий. Его даже фашисты разрушить полностью не смогли, во время оккупации, хотя и очень старались. Раньше в нём тюрьма была, в которой бандитов, воров, политкаторжан и прочий прогрессивный бунтарский элемент в целях политической изоляции содержали.
   Объяснил я на партсобрании честно, что за теми памятниками, что в городе, я уследить с одной группой студентов не смогу, пусть хоть за это строгую ответственность с меня снимут! Ведь совсем не слушают меня, кричат хором, получил должность ответственного, собирай взносы с окружающих, активно работай, не придумывай сложностей, отговорок, демагогии, от тебя материальный результат нужен. Видят, что жив ещё, и профоргом кафедры на собрании назначили. Чтобы мало не показалось. И жизнь слишком сладкой не была. А профессор с доцентом со своих больших зарплат больших взносов платить не хотят. Ходил я за ними тенью, ходил. То они совсем без денег на работу пришли, то кошелёк соседская кошка украла. То жена сразу все деньги на хозяйство в один день потратила, жить на второй день не на что, хоть помирай. Сигарет купить денег нет! У меня дружно занимать лезут. Профессор ведь 500 рублей получает, а ко мне занимать лезет, дай на сигареты, Сидоркин! А доцент 350 рублей в месяц загребает. А у меня только 120 выходит. Замучился я с ними со всеми.
   Записали меня в особый преподавательский отряд ДНД. Подготовили нас там серьёзно к охране общественного порядка в городе, не так как студентов. Была изучена практическая и теоретическая части действия дружины. Лейтенант милиции большую лекцию прочитал о вреде бомжей, других тунеядцев и расхитителей социалистической собственности при социализме. В отделении милиции нам живого бомжа показали, для полной идентификации социального типажа отщепенца-вредителя. Сержант провёл практический цикл занятий. Первым делом собственноручно показал мне один замечательный приём из боевого самбо, после которого я залетел в снежный сугроб вниз головой, да и застрял там прочно. Потом меня две ассистентки из этого сугроба вытаскивали. Сам я не смог освободиться. А сержант обо мне временно забыл, он в этот момент другим свои приёмы показывал, сугробов рядом много было. А потом, как всех откопали, от снега очистили, из ушей его выковыряли, так сразу в патруль. Охранять свободу, честь и независимость нашей Родины, тихий покой наших спящих сограждан. Конечно, эта работа доставляет много хлопот, подрывает личное семейное счастье и домашнее хозяйство. Но эта же работа расширяет наш кругозор, знакомит с новыми слоями опустившихся сограждан, о существовании которых мы ранее и не подозревали, проходя мимо. Теперь, когда моя квалификация столь серьёзно повысилась, я при арестах понятым работаю. Постигаю, таким образом, сложную юридическую науку на практике жизни. А заодно заочникам милиции латинские поговорки переводить на родной язык помогаю.
   Тут ещё план научной работы составили на заседании кафедры. И выходит по нему, по этому самому плану, что через пять лет мне кандидатскую диссертацию защищать положено. Я с начала немного успокоился, мало ли что за пять лет произойти может. Пять лет не один год, даже не квартал, не учебный семестр. Может, и диссертацию незаметно напишу. Может, кафедру за ненадобностью к тому времени закроют, или институт разгонят. Может, я сам к тому времени уже с кафедры уволюсь, или переведусь куда, если жив буду. А тут через неделю профессор к себе в кабинет вызывает, спрашивает, когда я писать начну, да какую тему выберу!? Не буду ли его тематику развивать? Бумажки обещал подкинуть. А я ещё в себя прийти не успел от заседания кафедры, на которой меня в диссертанты - соискатели коллективом записали. Может, я его взносами достал, когда за утопающих агитировал? Или распиской по памятникам старины? Прямо у него не спросишь, тут политес нужен, политкоррекция!
   Доцент тоже в долгу не остался. Как только где меня встретит, хоть бы даже и в туалете, со спущенными штанами у писсуара, сразу такую умильную рожу делает, вроде малины с фенолфталеином объелся. Вы, говорит, батенька, когда в нашу партию вступите? Еле я от них всех отбился! Сообразил, что в таком случае простому ассистенту на кафедре делать надо. Привёз заведующему кафедрой 2 мешка картошки, медку трёхлитровую банку. Да доценту один мешок картошки, с двухлитровой банкой мёда. Смотрю, они на год и притихли с наукой, благожелательно на меня смотреть стали, в пример ставить на всех собраниях! Теперь, как только осень, я с колхозного поля три мешка картошечки гружу и прямым ходом на кафедру. Хорошо, что машина личная, да студентам три мешка картошки набрать не в тягость. Вот сколько проблем у простого ассистента на кафедре!
   Это не считая домашних проблем. А ведь и дома дел полно, хочу свинарник отстроить, нечего свинье в подполе жить, она и дом подкопом опрокинуть может! Корову завести надо, а то в магазине молока не купишь, да и торговать излишками по утрам можно. Сразу очередь выстроится. Да и сам дом укрепить не мешало бы, а то вот-вот завалится набок. Свинья, сколько её не корми, благодарностью не ответит! К дому пристройка нужна, да денег нет строиться. А студенты наши всё-таки подлецы!
   Мы, преподаватели, знания им суём, вкладывает, как можем. А они что в ответ?
   Одного преподавателя, который проявил неуёмное рвение на экзамене, отловили в нелюдимом месте и насильственно накормили селёдкой без хлеба и чая, выражая таким образом протест его научной и педагогической деятельности. Это сделали незнакомые студенты по поручению своих знакомых товарищей.
   Другому преподавателю всю ночь перед экзаменом звонили по телефону и интересовались, не спит ли он случаем. Когда он отвечал, что спит, они ему говорили, что вот он спит, а они не спят, продолжают тщательно изучать материал предстоящего экзамена. И так продолжалось до 6 часов утра. Бедняга преподаватель так ошалел, что не сообразил отключить телефон, выдернуть его из розетки с корнем, и всю ночь мило проговорил со студентами о проблемах подготовки к экзамену.
   Больше всего в этой истории Сидоркина возмутил тот факт, что студенты во время разговора по телефону не представились по всей форме, как полагалось передовым советским людям, не назвали даже номер своей группы на курсе для более близкого знакомства. Это же надо быть такими закоренелыми хамами, неумеющими вести простой телефонный разговор со своим преподавателем! И откуда такие берутся? Как они, такие неграмотные, да дикие, в наш институт проникают, через какие щели?
   А что они мне придумали, эти неучи? В прошлом году мне личный потоп устроили, самый настоящий! Может, и поставил я кому на экзамене лишнюю двойку. Так это не со зла, и не от избытка переполняющих меня научных амбиций, а по знаниям предмета студентом, в педагогических, так сказать, целиком назидательных целях. А что они сделали в ответ на нашу передовую советскую педагогику? Разве так можно, за какой-то ничтожный экзамен, сразу дом сносить, единственного жилища человека лишать? И не один ведь я живу в доме, у меня семья, жена, ребёнок, тёща в гостях часто бывает, тестя обычно с собой привозит. Это же прямое нарушение всех прав человека! А незыблемое право человека на жилище в декларации прав человека записано в ООН на Генеральной Ассамблее с 1947 года! И знаешь, что они, негодяи этакие, сделали? Подложили мне незаметно самую настоящую экологическую бомбу крупного калибра! Дождались жарких летних дней, скинулись, купили два килограмма дрожжей, искрошили их мелко, почти до порошка, сахарком для затравки присыпали, его тоже не пожалели. И бросили эту экологическую бомбу прямо в летний туалет на моём участке! Он как раз рядом с домом стоит. Пригрело всё это ласковое солнышко днём, бомба и сработала. Туалет поплыл по участку, фундамент дома перекосило, дом едва устоял на подпорках. Спасибо, люди со всей улицы подпорки ставить помогали. А как они ругались, работая в этом адском вонючем месиве! Свинью живьём затопило в подвале насмерть, спасти не успели бедное животное. А оно совсем невиновное было, к учебному процессу отношения не имело, оценок студентам не ставило, на успеваемость никак не влияло. Амбре около дома стояло такое, что объявили чрезвычайное положение во всём квартале и на другой стороне реки. Некоторые впечатлительные люди падали в обморок уже на другом конце улицы! Пожарные отказались спасать моё имущество даже в изолирующих противогазах, боясь испачкаться. Вся моя семья вынуждена была жить неделю в общежитии, пока проводили мероприятия гражданской обороны по дегазации и дезактивации участка с частью прилегающей улицы. Работало два бульдозера, да и те сильно перемазались, еле отмыли спецтехникой. Я не говорю, сколько вещей испортилось, пропало! Вплоть до мебели, всё пожечь пришлось и потом новое покупать.
   А профессора как нашего кровно обидели! Подсунули ему форменную свинью, выписали для него на дом журнал: "Свиноводство в СССР". Может, он тоже не без греха, но зачем же меня цинично подставлять? Ведь это я свинью развожу. Ну а он решил, что это ему вместо меня по ошибке журнал выписали. Ходил на почту ругаться, журнал на меня переписал со скандалом. А потом на заседании кафедры на меня же кобеля спустил. Мол, Сидоркин, вместо фармацевтической науки, научным свиноводством на кафедре занимается! А общественность ему, профессору, письменный сигнал об этом подаёт, с помощью столь специфического журнала. Предлагал перевести меня в сельхозинститут на профильную кафедру. Даже бумаги туда мои подавал, но там места свободного не оказалось. Все свиноводские места были уже давно заняты. Люди-то не дураки у нас в стране! А ведь я всей нашей стране Продовольственную программу выполнять помогаю! Спасибо, доцент по партейной линии помог. Да и то, после того, как я сам ему разъяснил происходящее и предложил сопоставить с программой партии в части её Продовольственной программы. Потом хотели на собрании всем преподавателям общественную нагрузку дать, всемерно помогать развитию Продовольственной программы всей кафедрой, всем её сплочённым коллективом. В её свиноводческой части, используя мой передовой опыт. Но на восьмом этаже свинью не выкормить, тяжкое это дело, любой поймёт, кроме профессора.
   Преподаватели всей кафедры на меня люто ополчились. Потребовали отменить свиноводство на кафедре, как не соответствующее их научному статусу и квартирному вопросу. И пригрозили, что с кафедры меня изгонят. Заставим, говорят, пшеницу в палисаднике выращивать для сдачи родному государству по закупочной цене, без помощи комбайна. Пришлось мне идти напопятную, вместе со всем своим передовым опытом, забирать его полностью назад. А чтобы разогнавшегося доцента притормозить, поделиться с ним утонувшей свиньёй. Вот так и собачимся по-свински на работе постоянно. Так я и живу на кафедре, между общественной работой и научной, между профессором и доцентом. Как между молотом и наковальней.
   Тут Загребухин его опять спрашивает, неужели всё так грустно в той огромной педагогической работе, которую Сидоркин непрерывно проводит годами, без серьёзного перерыва на культурный отдых? Нет в ней даже малейшего проблеска радости?
   - Есть, - отвечает бодро враз встрепенувшийся Сидоркин, - два проблеска радости во время двух ежегодных демонстраций сил трудящихся. Во время этих проблесков я собираю своих друзей-мужиков с других кафедр института, выпиваю с ними бутылочку-другую винца на троих и иду, обнявшись, во главе большой колонны студентов нашего института, распевая патриотические песни даже без музыкального сопровождения. А что делать, если душа после тяжёлой педагогической работы поёт, разрядки да отдыха требует. На прошлой демонстрации так душевно пели, что не на ту улицу повернули, пришлось круг давать вокруг квартала, чтобы попасть, куда надо по плану. Чтобы продемонстрировать окружающему народу и начальству нашу огромную сплочённость перед лицом наглеющего империализма, мы идём тесными колоннами, обнявшись. Дорогой мы обычно славим великий Октябрь в силу своих возможностей делами, плакатами и флагами. Развлекаемся, кто как может. Это ведь наш национальный праздник! Ассистент Сявкин, с кафедры технологии, 200 метров вприсядку с двумя плакатами в руках прошёл, на спор, пока совсем не завалился под ноги толпе студенток из пединститута. Другой мой товарищ-ассистент по дороге всегда на гармошке собачий вальс играет, пока ему это не надоест до оскомины. Он бы чего и другое радостное сыграл, да не умеет. А атмосфера на этих праздниках какая! Неба не видно от флагов да плакатов! В глазах рябит от заздравных лозунгов и призывов к лучшей жизни в будущем. Все поют, поздравляют друг друга. Особенно те, кто праздник уже заранее отметил. Именно в такие трогательные минуты понимаешь, что не зря живёт и не зря борется простой советский человек! Одним словом, как сказал поэт о таком трогательном случае: "Матерится и ликует весь народ!".
   - А как научные проблемы решаются, кандидатская диссертация пишется? - опять интересуется неугомонный в своих бесконечных вопросах Болеслав.
   - Я как раз наукой серьёзно занимаюсь, разрабатываю новую систему тестов для наших студентов. Сейчас только тесты на допуск к занятиям используются, а теперь профессор меня на следующий этап сподвиг - разработать систему тестов на выпуск с занятий. Теперь если кому в начале занятий отработку и не поставили, то уж к концу занятия обязательно поставят, после внедрения моей системы.
   Загребухин от такого научного сообщения вначале осоловел, а потом обрадовался, что ему после защиты кандидатской Сидоркина учиться в институте не придётся. Он к тому времени уже сам специалистом станет, и уедет так далеко от Сидоркина, что его тесты ему и сниться уже не будут.
   - Вот тебе, Владимир, исповедь ассистента Сидоркина. Отсюда сделай вывод, что человек должен приспособиться к окружающим его обстоятельствам, слиться с ними, как хамелеон. Вот преподаватель, наш учитель, мудрый наставник и педагог, как хорошо пристроился на кафедре! И это несмотря на тяжкие условия существования. Теперь, люди говорят, хочет освободиться и от общественных нагрузок. Ведь деньги ему собственно только за преподавание платят, а за общественные нагрузки только обычно ругают да выговоры выносят. То простые, а то с занесением в личное дело. Вот с кого надо нам всем пример брать! Всей нашей комнате. Целеустремлённо заниматься только главным, тем, что тебе нужнее в жизни. Не отвлекаясь на побочное, ненужное, наносное, сопутствующее, которое нам хотят навязать случайные, некомпетентные люди в учебном процессе. Но опыт Сидоркина не надо воспринимать конкретно, полностью абсолютизировать его. Его надо воспринимать как образец программы к действию. Я бы на месте Сидоркина поступил полностью в его духе, но совершенно по иному. Забросил бы хозяйство, машину, дом и жену с пасекой, всё остальное, а сам бы занялся только научными изысканиями!
   А как его жена к научной работе ревновала, пока Сидоркин с группой помойку в порядок приводил! Приходила неофициально в институт, залезала прямиком на крышу, а с крыши в бинокль за ним наблюдала, как он по-научному баки перевёрнутые мусором заполняет со студентами и студентками, руководит этим важным делом. Это же отдельная замечательная история! Она нетерпеливо ждёт своего бытоописателя!
   Цыплякова исповедь Сидоркина поразила. Выслушав целиком этот буднично-трагический рассказ ассистента, полный дисфункции, дисгармонии и сельхозэкзотики, Цыпляков искренне огорчился печальной судьбе замечательного педагога Сидоркина. Вот оно как, оказывается! Быть ассистентом на кафедре не лучше, чем студентом в нашем институте!
   Нет, понял Цыпляков, такая научная карьера мне ни к чему. Не дай Бог попасть в ассистенты на кафедру! Такого и врагу не пожелаешь! Лучше уж быть аналитиком в глухой аптеке на краю советской земли, рядом с Сахалином, тундрой и японцами с их магнитофонами!
   Снова вернулись к занятиям. Через 10 минут после перерыва преподаватель отпустил из групп тех, кто должен был идти на конференцию.
  

Конференция

  
   Проводить ежемесячно разнообразные конференции было доброй и славной традицией нашего института. Конференции были курсовыми, факультетскими, институтскими, комсомольскими, профсоюзными, осводовскими, досаафовскими, научными, общественными и прочими, которые только можно выдумать и собрать. Может быть, это было и интересно для преподавателей, но у студентов от посещения этих конференций возникали проблемы в учёбе. Находясь на конференции, студент не мог подготовиться к занятиям, что совершенно не учитывалось на следующий день преподавателями. Поэтому ходить на конференции студенты не любили, но ходили. Только попробуй не ходить! Сразу узнаешь, где рак из пословицы зимует! Да как ему плохо зимовать приходится.
   В этот день как раз и назрела одна из таких конференций: профсоюзная, институтского масштаба, отчетно-перевыборная. Она проводилась в аудитории номер 2.
   У дверей в аудиторию стояли преподаватели, профорги разных рангов, заместители деканов. Ректор отсутствовал по уважительной причине, как и декан лечебного факультета. Декан фармацевтического факультета с недовольным видом ходил по сложной траектории, маневрируя у двери в аудиторию. Наверное, он не смог организовать себе уважительную причину для отсутствия.
   Рядом с дверями установили несколько столов, за которыми дежурные студенты отмечали прибывших на конференцию делегатов от низовых организаций.
   Многие из студентов, отметившись, пытались уйти назад, раствориться в опустевших к вечеру коридорах института. Но не многим это удавалось. Под сверлящим взором декана студенты, как загипнотизированные, устремлялись в зал. Второй выход из зала был намертво блокирован висячим замком и дружинниками со свирепыми выражениями лиц, которые не позволяли ковыряться в замке с целью эксперимента по его открытию.
   Общественными организациями института были приняты все меры, чтобы не допустить утечки студентов-делегатов с конференции. У закрытых входных дверей института плотными сомкнутыми рядами стояли дружинники во главе с командиром оперотряда института Валентином Дурмановым. Временно был закрыт гардероб. Его должны были отрыть не ранее, чем через 1 час после начала конференции.
   Как помнят читатели, Цыпляков был предупреждён старостой группы своевременно о наступлении конференции, поэтому он успел принять пропедевтические меры к этому кошмарному для него мероприятию. Задолго до закрытия гардероба, он взял там своё, ставшее неказистым пальто, и спрятал его под тёмной лестницей, среди ветоши, старых тряпок и помойных вёдер. Оно прекрасно гармонировало там с этими замечательными предметами уборки института. Вряд ли бы кто на него польстился из посторонних, даже если и случайно обнаружил среди таких предметов. А если бы им случайно вымыли пол, да потом хорошо прополоскали, то оно стало бы только чище.
   Вместе с Мариной Озеровой Владимир подошёл к столу, где вели учёт прибывших на конференцию делегатов, отметился в списках как прибывший. Потом Владимир учтиво пожелал декану доброго здоровья, а сам, сославшись на резкую боль в желудке, заковылял в сторону туалета. Завернув за угол, он с резвостью молодого архара поскакал вниз по лестнице, за спрятанной одеждой. Отдышавшись, он оделся, и с независимым видом окольными путями отправился к запасному выходу.
   Но администрация института хорошо знала повадки своих подопечных студентов, в которых случайно попала вредная зараза вольтерьянства, являющаяся наследством тюремного прошлого здания института. Если студенты были по духу наследниками былых арестантов, дебоширов-вольерьянцев, то администрация института была наследницей духа администрации тюрьмы, именно поэтому она поддерживала принципиально строгие, казарменные порядки. Как арестант не являлся свободной личностью, так и студенты не могли считаться свободными и самостоятельными людьми.
   Запасной выход был заперт на крепкий амбарный замок.
   Через центральный вход не пройти, это Цыпляков знал точно из своего богатого опыта. А если поймают при неудачной попытке, быть большому скандалу, крупной беде, очередной неприятности. Глубокая тень раздумий легла на молодое, перекошенное после падения из автобуса чело Владимира Цыплякова. Неужели это полный провал и придётся возвратиться в тёмный зал? Нет, нет и ещё раз нет! Марксистская теория делает очень сообразительным любого марксиста на практике жизни. И Цыпляков спокойно вышел на улицу чужого города через двери судебно-медицинского морга, нелюбезно приоткрытые по его просьбе малознакомым лаборантом.
   Говоров первым делом бросился к гардеробу одеваться. Дверь гардероба была заперта. Драгоценные секунды уходили на бесполезный спор с невидимыми за дверью дежурными, нагло хамящими в ответ на невинную просьбу вернуть пальто назад, его истинному хозяину. Так и не получив своё пальто, Говоров кинулся отмечаться в списках. Отметившись, он попытался раствориться в сильно поредевшей к этому времени толпе студентов. Но зоркий глаз декана приметил его грузную фигуру, подманил пальцем. А подманивши пальцем, наставил на путь истинный, затолкав в зал.
   В зале было темно и сыро. Сыро было потому, что за тридцать минут до конференции в зале провели влажную уборку. А темно потому, что только две небольшие лампы скудно освещали президиум. Зная многие хитрости студентов, деканат боролся с ними на уровне силы своего научного разума, вооружённого всякими передовыми теориями современности.
   В ярко освещенном зале студенты читают учебную и художественную литературу, вяжут, шумят. В затемнённом же зале студент мог или следить за происходящим на сцене, или мирно спать, воспользовавшись моментом. Лиц, злонамеренно пользующихся карманными фонариками на задних рядах, изгоняли с позором, попутно подвергая разнообразным мерам воздействия, моральным и материальным.
   Натыкаясь на руки, ноги, другие части тел присутствующих, выслушивая о себе разные мнения, характеризующие его явно не с положительной стороны, Говоров пробирался на задние ряды. На передних рядах делать ему было нечего, там сидели только преподаватели и активисты разного рода. У самой стены аудитории он ошибочно сел на студентку, получил от неё пару тумаков на память. Кто-то, из гуманистов, подсветил спичкой, помогая отыскать пустое место. Дверь закрыли на цепочку, дабы не растерять в темноте драгоценные кадры привлечённых на конференцию делегатов.
   С этого момента конференция благополучно началась.
   Конференцию открыл постоянный председатель профкома Серафим Новоплюйкин. Почему постоянный, спросит дотошный знаток тогдашней профсоюзной жизни? Сколько времени друзья находились в институте, председателем профкома всегда был Серафим. Хотя должность эта считалась выборной, а не постоянной.
   Как-то Говоров вместе с Цыпляковым и Загребухиным провели на одной из таких конференций смелый эксперимент над институтским профкомом. Не всё профкому эксперименты над студентами проводить. Пришло время, и захотели студенты профком на крепость прощупать.
   Недовольные политикой администрации, а точнее прессингом, который всё время ощущали на себе, они подговорили три ряда студентов-младшекурсников проголосовать против перевыборов Новоплюйкина на новый срок. Младшекурсники не отказали в проведении научного опыта над Новоплюйкиным, от которого ничего хорошего не ожидали, зная его постоянный догматизм, отягощённый карьеризмом, с яркими проявлениями застарелого бюрократизма. Все эти социальные язвы и другие проявления бюрократических пороков были достаточно явно видны с первого беглого взгляда, прямо на недовольной физиономии вечно желчного Новоплюйкина.
   На каждом ряду сидело не менее двадцати пяти человек. При подсчёте голосов Новоплюйкин спокойно объявил, что против него пятеро, воздержались шестеро. Видимо, всех тех, кто был против него, он просто не заметил в упор, ослеплённый своим ярким ежегодным докладом, личным доверием ректора. Или не принял всерьёз жалкую группу отщепенцев. Мало ли тут шутников собралось, в полумраке конференции! Им бы всё шутки дурацкие шутить, а ему реальной профсоюзной работой заниматься, да выступать перед всякими шутниками в темноте! Поднявшийся при голосовании шум в зале быстро прекратили, пообещав снять со стипендии и пропесочить в деканате за нарушение порядка на серьёзном профсоюзном мероприятии. Да ещё пытались искать смутьянов. Но в темноте это было сделать трудно. А пока свет включили, да послали дежурных, самые главные и смелые экспериментаторы, постановщики опыта, разбежались. А вернее сказать, расползлись, как тараканы в темноте. Не зря же ведь Алексей часами наблюдал за повадками их жизни в общежитии, будучи по природе своей и призванию ботаником - натуралистом.
   Говоров был уже к этому времени не малолетним начинающим ботаником с первого курса. Он заранее принял превентивные меры на возможную негативную реакцию деканата на беспорядки при голосовании. По его приказу в нужный момент Цыпляков, Загребухин и он сам шустро расползлись в разные стороны, на другие посадочные места в зале.
   Владимир Цыпляков полз быстрее всех, с подлинным энтузиазмом, с пламенным комсомольским задором, огоньком, но по слепоте в темноте дополз до самого президиума. Там его, как мелкого хулигана, а не зачинщика беспорядков, обнаружили и подняли на ноги дружинники. Опознали личность, невежливо уточнили, почему лежит у президиума на полу в скрюченной позе потерявшего пространственную ориентацию, ощупывая руками основание трибуны.
   Цыпляков сообразил сказать, что до начала собрания он в этом месте потерял очки, поэтому приполз сюда их искать, побоявшись, что их раздавят сразу после начала голосования. Когда же ему сказали, что очки у него на носу, он признался, что в темноте ещё точно не разобрался, где же они. На носу у него, или на полу. Его отметили в списках как провинившегося, снова выпустили в зал.
   С тех самых пор друзья уже не пытались переломить ситуацию в ходе проведения конференций, тем более, что декан знал их уже не только в лицо, но даже и по голосам, несмотря на темноту.
   Серафим зачитал повестку дня, избрал президиум и призвал проголосовать за него. Свет включили, чтобы пересчитать голосовавших за Новоплюйкина. "Единогласно!". Президиум занял свои почётные места. Свет выключили. Серафим продолжил свою пламенную речь. Она почти не отличалась от прошлогодней речи, только некоторые цифры несильно изменились в разные стороны. Он нудно говорил о задачах, заданиях, проблемах, всегда стоявших и стоящих перед возглавляемым им профкомом. Как стало трудно бороться с современным ему разгильдяем и тунеядцем студентом. Как профком боролся с ним, борется и как будет бороться в текущем году и в следующей пятилетке. Видимо, он каким - то образом планировал возглавлять студенческий профком и всю следующую пятилетку, а может, всю свою оставшуюся жизнь. И это несмотря на то, что был он уже на пятом курсе, поэтому должен был более подумывать о своей работе в качестве лечащего врача. Должен был, но абсолютно не думал. Его ослепила профсоюзная работа.
   Головой Серафим заслонял источник света за своей спиной. Когда произносилась гневная, обличительная тирада, то Серафим подавался вперёд всем телом, взмахивая рукой, указывая ею на невидимых обличаемых. В этот момент в глаза сидящим в зале била слепящая лампа. А когда Серафим порицал студентов размеренно и спокойно, то его вздыбившиеся волосы, подсвеченные лампой со спины, казались золотым нимбом святого из профкома института.
   Серафим казался Говорову фигурой нереально - зловещей.
   Через десять минут на задних рядах уже сопели и присвистывали во сне, чмокая сладко губами. Сосед справа тихонько храпел, повторяя завывание метели за окном.
   Говоров мысленно был не здесь, в среде большой группы активно порицаемых, а в родной комнате своих друзей, где обобщал личные статистические данные по своему любимому растению. Это была работа, которую Говоров упорно вёл третий год подряд на кафедре ботаники. А любимым растением был чабрец, Thymus serpyllium из семейства яснотковых - Lamiaceae. Это за ним и его развитием так тщательно наблюдали из космоса любопытные американцы. Тут до Говорова издалека донеслось: "...профсоюз кого-то послал...куда-то..., но потом передумал, и вернул некоторых частично обратно...". Говоров хотел порадоваться за родной профсоюз, имеющий возможность посылать этих некоторых куда-либо, далеко ли, или близко, а тем более возвращать обратно, в своё материнское лоно, не бросать на произвол судьбы в плохом месте. Но перед его туманным взором был уже не распалённый своей горячей профсоюзной речью Серафим, а колонки цифр, которые перемещались, строились стройными рядами для обобщения....
   Проснулся он от громких криков Серафима, который на высоких патриотических нотах подводил черту под своим почти часовым выступлением. А теперь требовал голосования по поводу признания его деятельности на посту профорга института конструктивной за весь отчетный период.
   Свет уже был включён для поголовного подсчёта собранных.
   - За что голосуем? - спросонья спросил Говоров у аудитории, но ему никто внятно не ответил. Все были заняты своими делами.
   - Единогласно! - уверенно констатировал Серафим, вглядываясь в ведомость, где регистрировали прибывших на конференцию.
   - Есть у нас ещё недоработка по взносам, дорогие мои товарищи - профсоюзники! Тут вот нам вышестоящая организация запланировала рост профвзносов на 5%, а мы смогли набрать только 1,31%. У меня есть предложение, товарищи! Я также обращаюсь к членам профсоюза в деканате. Моё предложение таково: надо крепить денежную дисциплину и ситуацию, товарищи! Поэтому денежные суммы со стипендий, которые деканат в качестве наказания снимает с провинившихся студентов, предлагаю зачислять в счёт профсоюза как добровольную помощь профсоюзу от студентов! Таким образом, мы выполним и перевыполним план по взносам! Прошу голосовать! Молодцы, опять единогласно!
   О том, что в связи с выполнением этого плана увеличат план на следующий год, он присутствующим не сказал. И как его надо будет выполнять, тоже не отметил.
   Говоров осмотрелся. Его соседом справа оказался Загребухин, соратник и вечный оппонент в долгих, изнурительных философских спорах о судьбе бытовых отходов. Обнаружить со стороны, что его место занято, было очень трудно. Загребухин свернулся в четыре с половиной погибели и так спокойно спал. От прикосновения Алексея он быстро развернулся, выпрямил туловище, поднял голову, открыл глаза, и спросил, даже не успев протереть их кулаком как следует:
   - Уже заканчивают?
   Говоров попытался коротко и сжато пересказать ему ход конференции в идиоматических выражениях.
   Болеслав счёл это для себя лишним. Протерев глаза кулаком, он выразил своё общее недовольство поднятым при голосовании шумом и включённым светом. Вслед за этим он свернулся в свою изначальную позу человеческого эмбриона в обратном порядке развёртыванию.
   После голосования свет потушили опять, и в зале воцарилась тишина, нарушаемая ритмичным сопением спящих делегатов. Воодушевлённый этой подозрительной тишиной, на трибуну поднялся второй известный оратор, чихая, вечно простуженный Ростислав Чесноков. Это был яркий представитель многих общественных организаций института, опытный профессионал-общественник, успешно ведущий большую, разноплановую работу сразу в нескольких местах и по разным, зачастую противоположным направлениям.
   - Не все ещё прониклись уважением к самим себе и своим товарищам, - начал он свою долгую речь издалека.
   Говоров моментально переключился на подкинутую ему докладчиком актуальную тему. Уважает ли сам себя доцент Гуня, сидя в тёмном зале у основания президиума, прямо в ногах декана? А другие преподаватели? Про студентов он не думал, со студентами всё без дум ясно было.
   Чесноков в своей речи коснулся многих тем, прошёлся тут и там по жизни подопечного ему студента. Отметил наиболее провинившихся, среди них - Григория Снулого, который систематически не являлся на уборку двора, потерял институтскую лопату, пытался неловко прогуливать, а посланный к пионерам вместо Цыплякова - полностью пропал по дороге.
   - Товарищи, студента Снулого мы отыщем и у пионеров, и у пенсионеров! Ему придётся держать строгий ответ за эти прогулы, пионеров и совковую лопату! Товарищи, моё решительное мнение о Снулом таково: таким, как он, не место среди нас, людей в чистых белых халатах! Сегодня он потерял лопату во дворе, завтра, дорогие товарищи, при операции трепанации черепа, он забудет скальпель в голове у своего пациента! Моё предложение в деканат лечебного факультета таково: отчислить этого студента как полностью профнепригодного к своей будущей профессии!
   С первого ряда его дружно поддержали аплодисментами преподаватели.
   - Некоторые наши несознательные студенты совсем от рук отбились, стали заниматься подкинутым им в подрывных целях империализмом карате! Мы ещё пока только выясняем, откуда пошла эта злостная зараза в нашем советском институте, наверное, опять вражьих голосов по радио наслушались. Ничего, секту эту, то есть секцию, мы уже разогнали, а главного зачинщика отправили в Советскую армию, пусть там своими дикими выходками наших врагов пугает, не тревожит мирный труд и сон советских людей!
   После обличения вражьих голосов из иностранного радио он обрушился на успеваемость, которая ему определённо чем-то не нравилась в своих частных проявлениях:
   - Надо повысить борьбу с отработчиками силами профсоюзной организации. Доколе они будут портить нам показатели успеваемости в нашем социалистическом соревновании между ВУЗами города? Пора нам занять наше твердое третье место, не шататься, как одинокий тополь на ветру, во время бури. Смело идти вперёд, ко второму и первому месту! Я считаю, что главный лозунг момента на сегодня - "Главных отработчиков - к строгому профсоюзному отчёту и ответу!". Вызвать их всех, поголовно, на конференцию, а после того, как они отчитаются о своих злостных отработках, подвергнуть строгой обструкции, с наложением соответствующей резолюции. А проще говоря, дорогие товарищи, - гнать их вон из профсоюза надо, а потом и из института!
   Кое-кто в президиуме стал вяло аплодировать.
   Потом Чесноков крепко вцепился обеими руками в вопрос подписки периодики на следующий год:
   - Каждый член профсоюза должен выписать минимум два издания для повышения своего растущего морального облика с последующим глубоким самообразованием. А наиболее передовые и прогрессивные члены профсоюза просто обязаны подписаться ещё и на третье издание - "Блокнот агитатора", для ведения последующей агитации в своей группе и широких массах трудящихся. Завершим подписную компанию ударными темпами и полной победой!
   Закончил он свою речь просьбой вынести, наконец, мусор с кухни восьмого этажа общежития N X, параллельно объявив тотальную войну тараканам во всех общежитиях института сразу.
   Говоров же был вынужден анализировать, относится ли он к прогрессивным профсоюзным членам института, или нет. А если относится, то каким образом. От этого странного для нормального человека вопроса целиком зависело его материальное благосостояние на ближайший период. Расходы на подписку в этом месяце должны были составить большую часть его немудрёного бюджета.
   Следующей выступала Глафира Жеребцова, культорг фармацевтического факультета. Начала она своё выступление так:
   - Товарищи, если культурный уровень поднять на должный уровень, то повысится общекультурный уровень!
   Чувствовалось, что Глафира долго готовилась к своему ответственному докладу перед товарищами. У неё была артистическая натура.
   Говоров старался разглядеть её лицо в полумраке, ему сильно мешала лампа в президиуме. А тем временем, приятно улыбаясь в темноте, Глафира перечисляла комнаты, которые не отличаются культурой общественной жизни. В числе первых она указала на комнату наших друзей. Но при этом старостой назвала Говорова! Это случилось потому, что если проверки и попадали в комнату, то натыкались там на наиболее постоянного её обитателя - Алексея Говорова. А тот встречал непрошеных гостей из студсовета шутками и прибаутками типа: "Незваный гость хуже татарина, заходи по одному, коли пришли, больше трёх не принимаем, больше двух не собираться и т.д.". Поэтому у всех комната, прежде всего, ассоциировалась именно с гостеприимным Алексеем Говоровым, с двумя учебниками в руках, и в шапке, которую он обычно забывал снять по научной рассеянности. Алексей бы и третий учебник в руки взял, да третьей руки ему природа не дала, обидела ненароком. А вот вторую шапку он никогда не пытался на голову одеть. Одной шапки ему всегда хватало, и зимой, и весной, и летом.
   Говоров прямо со своего места стал возмущаться этой социальной несправедливости, кричать из темноты, с задних рядов, что он не староста в этой комнате! Разбудил непонимающего происходящего в темноте Загребухина, стал призывать его в немые свидетели вопиющей несправедливости, возмутительной неправды. Но его никто и не думал слушать. Мало ли кто там в зале закричал! Может, сон плохой приснился, привиделся кто страшный из президиума рядом, или кто на ногу больно наступил, по рядам в темноте ползая. Доклад равномерно и плавно продолжался дальше.
   Кричал Говоров вот почему. Если его фамилия попала в список для ругани, то декан долго разбираться не будет, староста он там, или нет. Правда ли это, или же очередная досадная ошибка запутавшихся членов студсовета. Примет декан решительные меры к искоренению выявленного негатива, и точка. Прецеденты по этому поводу у Алексея с деканом уже были на втором курсе. Читатель мог познакомиться с одним из этих прецедентов в этой повести. Однако этот прецедент был далеко не единственным.
   - Ладно, виноват, так что шуметь?! Не мешай им, пусть скорее заканчивают, всё равно ничего не докажешь, - сказал сосед слева.
   - ...но в последние полгода мы не можем попасть в комнату 624, где по рассказам прошлых проверок появилось подобие наскальной живописи наших далёких предков. Изображавших, как нам всем известно из курса древней истории, сцены своей дикой охоты. Но на той стене нарисован фантастических размеров таракан. Комиссии было неясно, то ли это тотем обитателей комнаты, то ли они охотятся на этих фантастических животных. Мы хотим рассмотреть эту проблему подробнее и сообщить результаты на профсоюзной конференции фармацевтического факультета, которая будет проведена через месяц.
   Закончила она свою речь искренним обращением к собравшимся в темноте делегатам конференции:
   - Дорогие товарищи! Кто-то сильно ухает филином всю ночь на восьмом или седьмом этаже нашего общежития. Товарищи, ухать нехорошо! Да что там нехорошо, это же просто ужасно! Вы мешаете спать всему нашему общежитию! От вашего уханья трудно заснуть. Кроме того, вы сильно напугали младшекурсниц, у некоторых открылся энурез, ко мне многочисленные жалобы поступают. Если это птица, то её надо поймать и удалить из нашего общежития, ей место в лесу, дорогие товарищи! Пусть она там со всей силы ухает, где ей это природой положено. Если же это какой-то неумный шутник, мешающий всем жить, учиться на хорошо и отлично, надо принять к нему меры студсовета и профсоюза, отучить от хулиганства строгим постановлением!
   Крайне возмущённая мерзким и неадекватным поведением диких птиц в общежитии серьёзного государственного учреждения, Глафира сошла с трибуны, а Говоров всё не мог успокоиться по поводу своего попадания в старосты чужой комнаты. Но в отношении порядка в комнате Цыплякова Говоров был согласен с мнением культорга. Тем более, что тотем нарисовал он сам, в процессе долгих наблюдений за жизнью мудрых насекомых в комнате друзей.
   - С докладом выступает профорг фармацевтического факультета, Андрей Стелькин! - объявили следующего выступающего из президиума.
   Тот энергично выбежал на трибуну и сразу, сходу, взялся за решение важных международных проблем силами студентов фармацевтического факультета, которые давно мечтали попасть на международную арену, гремя мелочью в кармане.
   - Товарищи собравшиеся студенты и преподаватели! Время сейчас тревожное. На наших восточных рубежах энергично шевелятся недовольные расположением нашей границы китайские гегемонисты! Устраивают перестрелки, провокации, глушат рыбу в реке Амуре, не дают колхозникам спокойно заниматься сельским хозяйством, выполнять Продовольственную программу нашей партии, кормить народ, жить спокойной зажиточной жизнью. А в Афганистане выполняющие интернациональный долг советские солдаты противостоят тёмным силам средневековья, ведут борьбу с многочисленными бандами душманов, вооруженных до зубов и выше. Они, эти подлые душманы, хотят вернуть в рабство свободолюбивый афганский народ. А на нашу страну навести американские ядерные ракеты средней дальности. Не бывать этому, дорогие товарищи-студенты! В Анголе войска свободолюбивой Кубы помогают ангольскому народу сбросить проклятое ярмо неоколониальных поработителей...
   Описываемая международная обстановка ужасала присутствующих делегатов. Особенно тех из них, кто не спал, не говорил с соседом о видах на предстоящие экзамены, не вязал в темноте чулка для мужа, шарфа для ребёнка. Обстановка напоминала ситуацию в ноябре 1941 года, когда началось последнее, тотальное и решительное наступление фашистов на столицу нашей Родины, город-герой Москву. Казалось, что Стелькин призовёт сейчас всех спящих в зале вступать добровольцами в ангольскую или кубинскую Красную Армию, с трёхлинейными винтовками и последними автоматами ППШ в руках, с горстью патронов в дырявых карманах, защитить мирный социализм, натужно погибающий в Африке без помощи нашего фармфакультета. Обычно в самый нужный момент у Красной Армии оставалось только это оружие, не считая совершенно резервных берданок без патронов и затворов. Имеющиеся танки тотчас ловко объявлялись полностью устаревшими, выработавшими свой ресурс, кроме нескольких самых новых. А самолёты поломанными ураганом и пронырливыми шпионами, заполынившими страну от избытка ротозейства. Оставалось только уповать на массовый героизм народа по защите своей Родины и горячо любимого начальства, грудью закрывать амбразуры, с гранатами и без них смело, с лозунгами, бросаться под вражеские танки.
   Говоров вспомнил корабли, загружаемые вооружением и добровольцами в портах своей Родины для отправки в героическую страну Испанию, во время тамошней гражданской войны. Представились сами добровольцы, поспешно меняющие свои исконные имена Иван или Пётр на более благозвучные - Хосе и Педро. Был бы на конференции романтик Цыпляков, он наверняка сразу попросился добровольцем в какую-нибудь Красную Армию, типа мозамбикской, для ожесточённой борьбы с империализмом в любой точке земного шара, где только тот посмеет появиться. Спрятавшись таким хитроумным способом глубоко и далеко от зачёта по фармхимии и экзаменов по фармакогнозии с биохимией. Имя своё он бы сменил на Woldemar, а фамилия бы ему очень подошла - Пшимановский.
   Автор возьмёт на себя смелость расшифровать эти вольные мысли Алексея. Пшимановский был автором книги и сценария популярнейшего в то время в СССР сериала "Четыре танкиста и собака". Цыпляков периодически смотрел сериал с широко раскрытыми глазами и ртом. Больше всего в фильме Владимиру нравилась антифашистски воспитанная собака Шарик немецкой породы.
   Говоров думал, что оказали Испании бескорыстную интернациональную помощь танками, самолётами, добровольцами. А потом забрали большую часть золотого запаса испанской республики в качестве оплаты. Так и попало к нам в страну всё то, что зверски награбили испанские конкистадоры с недоразвитых народов мира.
   Но Стелькин постепенно повернул свою тревожную речь к другому важному общественному мероприятию в институте.
   - В этот ответственный момент мировой истории мы вместе со всеми свободолюбивыми народами мира! Наша факультетская профсоюзная организация решила оказать помощь борющимся народам мира в их праведной борьбе за светлые идеалы, которые мы все полностью разделяем. В прошлом году мы уже собирали деньги на опреснение воды в Анголе. В этом году мы решили помочь героическому народу Никарагуа, в одиночку голыми руками борющимся с кровожадным международным американским империализмом! Мы стали собирать деньги на тетради голодающим детям Никарагуа, отцы и матери которых отражают агрессию империализма. Мы уже собрали 135 рублей 40 копеек наличными. Многие студенты принесли свои тетради, ручки, карандаши, некоторые тетради уже с конспектами. Но не всё так хорошо, как кажется из моего сегодняшнего выступления! Есть ещё среди нас такие несознательные студенты, которые не понимают значения борьбы народов мира с империализмом и неоколониализмом! Не понимают значения оказания интернациональной помощи трудящимся других стран! И поэтому не выполняют свой интернациональный долг! Но мы будем бороться с ними, учить их практическому интернационализму в нашей жизни, жизни нашего славного института. Мы назовём их всех поимённо и с каждого строго спросим за его социальный инфантилизм. Если надо, так и со стипендии снимем. А тех, кто не поддаётся самому передовому учению в мире - марксизму-ленинизму, отчислим из института, как чуждый нашей советской науке гнилой, отсталый элемент! Вот студент первого курса Сморчков. Где Сморчков?
   Сморчков поднялся на задних рядах. Его тотчас нашарили прожектором, осветили и ослепили для парализации, с последующим строгим опросом по существу проблемы.
   - Ты, Сморчков, почему не выполнил свой интернациональный долг? Ты знаешь, что долги надо отдавать, то есть платить? По каким таким веским причинам ты не внёс свои 10 копеек в помощь голодающим детям Никарагуа на тетради? Где твоя комсомольская совесть, Сморчков, куда ты её дел? Покажи собравшимся членам профсоюза, своим товарищам по учёбе! И это в то время, когда твои ровесники под пулями и снарядами душманов выполняют свой интернациональный долг, рискуя самой жизнью своей на пыльных дорогах перевала Саланг!
   Сморчков полез в карман, порылся сначала в одном, потом другом кармане. Было такое впечатление, что свою совесть он сейчас достанет из кармана и предъявит Стелькину и всей окружающей его конференции. Совести он в карманах не нашёл, но достал 10 копеек в одной монете, и стал показывать их залу.
   Включили второй прожектор. Зал стал вяло аплодировать Сморчкову. Кто-то дружески, от большого переизбытка распирающих его изнутри интернациональных чувств, подтолкнул Сморчкова в спину, торжествуя тем долгожданную находку интернационального долга. Другой сосед хлопнул его по плечу растопыренной пятернёй, выбивая долетевшую пыль перевала Саланг из пиджака.
   Монета упала на пол и покатилась с лёгким, едва слышимым звоном под рядами кресел. От этого шум в зале только усилился, мешая прослушивать верное направление движения монеты по полу. Сморчков полез под кресла искать деньги, являющиеся частью общего интернационального долга института. Ему били светом в глаза, стараясь подсветить прожектором, помочь в праведном деле помощи голодным никарагуанцам.
   Стелькин сказал, что на первый раз прощает такую политическую близорукость Сморчкова ввиду явного малого возраста последнего, а также готовности внести деньги в кассу профсоюза тотчас, прямо с пола, не выходя из темного зала конференции.
   - Деньги должны быть внесены сегодня, после конференции! Студент третьего курса Цыпляков, встаньте, отчитайтесь о своём выполнении интернационального долга перед всей уважаемой конференцией, деканом, преподавателями, студентами, отсутствующим по уважительной причине ректором!
   Говоров замотал головой по сторонам. Цыпляков нигде не поднимался, прожектор шарил по залу впустую.
   "Или сильно испугался предстоящей ругани, или его тут нет" - сразу понял тревожную ситуацию Говоров.
   Действительно, ситуация сильно осложнялась. Мало того, что к Цыплякову должны были принять репрессивные меры за невыполнение интернационального долга, так ещё сейчас обнаружат, что Цыпляков цинично сбежал с конференции институтского масштаба, предварительно отметившись в списках, как активно присутствующий в зале! Это было совсем плохо, это было просто ужасно! Это запросто могло кончиться политическим изгнанием! Надо было принимать экстраординарные меры, спасать шаткое положение Владимира Цыплякова в институте.
   - Я за него! - твёрдо сказал Говоров, и встал во весь свой рост, подставляя грудь под деканатский прожектор. Луч прожектора наткнулся на него сразу, без долгих поисков. Но декан моментально опознал самозванца, как только того осветили прожектором.
   - С каких это пор, Вы, Говоров, стали студентом Цыпляковым?
   - Уважаемые товарищи! - обратился Говоров к президиуму, к студентам он совсем не обращался, так как решающего голоса они вообще не имели и присутствовали тут в качестве дремлющих делегатов-статистов. - Цыпляков только что вернулся из дома, видимо, там переел лишнего, теперь у него большие проблемы с ЖКТ. Так что он сейчас рядом с нами, дорогие товарищи, в туалете, лечится. Я готов ответить за его интернациональный долг перед всеми присутствующими! Для этого у меня есть нужная информация. Если он вернулся из дома, то какие-то деньги у него есть. И я, как ответственный кружковец кафедр ботаники, марксизма-ленинизма и биохимии, торжественно обещаю и клянусь, что Владимир Цыпляков внесёт свой интернациональный долг в полной сумме и сразу, после своего полного выздоровления и выхода из туалета!
   Стелькин, выслушав такое авторитетное заявление Говорова, успокоился.
   Декан хотел послать за Цыпляковым в туалет, вытащить его оттуда полуодетого и допросить прямо тут, на конференции, под прожектором, о материальном достатке после возвращения из дома. Но остатки разумного социалистического гуманизма остановили его от этого мероприятия. Вместо этого декан переключился с претензиями на освещённого Говорова, пока он не пропал из сферы его пристального внимания, не скрылся в спасительную темноту дремотной конференции:
   - А где ты раньше был, Говоров, когда твой товарищ цинично игнорировал выполнение своего интернационального долга перед всей общественностью института, что ты делал в этот момент? Тоже сидел в туалете?
   - Товарищ декан, я постоянно занимался научной работой. У меня обычные занятия, три кружка, подготовка доклада к рейду агитбригады по предприятиям города и сёлам области. Отдельно - повторная лекция перед строителями СМУ-5 о ревматизме на работе и о гонорее с сифилисом после неё! Я этого товарища Владимира Цыплякова не замечаю, даже когда рядом с ним стою или сижу, у меня голова о науке всё время думает!
   Надо сказать, что это была чистая правда, даже несколько минут назад Говоров всё ещё думал о науке. От неё его отвлек шум в зале и страстная речь Стелькина. Так было всегда. Только Говоров начнёт заниматься наукой, как его сразу начинали отвлекать от неё то Стелькин с конференцией, то преподаватели с деканом.
   - Учтите, Говоров, если Цыпляков сегодня после конференции не выполнит лично свой интернациональный долг, то мы заставим его это сделать в дисциплинарном порядке. И дополнительно накажем как за несознательность, так и злонамеренное упрямство. Ладно! - декан махнул рукой, прожектор отвели, конференция продолжилась своим порядком.
   - Ух! - сказал Говоров, вытирая пот со лба. Кто-то несильно наступил ему на обе ноги руками. Это мимо проползал Сморчков, внимательно осматривающий пол в поисках утраченного, немаловажной части всего интернационального долга института.
   А Стелькин продолжил свою серьёзную профсоюзную речь далее:
   - Я тут не совсем согласен с мнением предыдущего оратора, который много и верно говорил о подписке на периодику. Товарищи, давайте разберёмся с этим делом точно, в свете руководящих решений 25 съезда КПСС! Это вопрос глубоко принципиальный, политический! Можно даже сказать, что идеологический, в плане воспитания верных ленинцев в нашем институте. Надо больше выписывать газет и прочей сопутствующей им политической литературы. Каждый комсомолец должен точно знать, что происходит с комсомолом в масштабе всей страны. Для этого ему необходима газета "Комсомольская правда". Для участия в деятельности областной комсомольской организации комсомольцу необходимо выписать газету областного масштаба - "Молодая гвардия". Это понятно всем прогрессивно мыслящим людям в этом зале. А для ознакомления и участия в жизни институтской комсомольской организации ему необходимо выписать и постоянно читать газету "Медик". Для непрерывного профессионального роста студенту-комсомольцу необходимо выписывать его профессиональную газету, которая так прямо и называется - "Медицинская газета". Мы должны помнить, что есть ещё газета "Труд", рупор нашей боевой профсоюзной организации. Так как же можно жить, не выписывая и не читая этот боевой рупор, дорогие товарищи? Это просто невозможно! Полностью согласен с мнением предыдущего оратора в плане подписки на "Блокнот агитатора". Его необходимо выписывать активу группы, старосте, комсоргу и профоргу. Я думаю, что членам нашей профсоюзной организации подписать всё это по плечу! Поэтому предлагаю выписать каждому студенту по пять газет, а активистам ещё и "Блокнот агитатора" для усиления агитации и пропаганды. А без газеты "Правда" вообще жить нельзя, уважаемые друзья, откуда нам тогда правду узнавать!? Так обгоним же по подписке все институты города, профильные институты Москвы и Ленинграда!
   Продолжительный шум в зале усилился. Истошные крики, вопли и ругательства в тёмном зале наглядно подтверждали возросшую мощь профсоюзной организации института. Один из студентов крикнул, что лучше отдаст сразу пять интернациональных долгов, чем так подписываться на туалетную бумагу, которой ему столько не употребить за всё время учёбы, вместе с друзьями группы. Сам Говоров тоже сильно испугался, как бы не заставили, в приказном порядке, каждого студента института выписать все газеты из каталога "Союзпечати". А ведь могут не успокоиться на этом, да ещё и на журналы переключиться! А их там, в каталоге, много!
   Говоров срочно написал в темноте записку лектору. Много написать не смог, темнота творчеству помешала. Тем более, что он всегда помнил о сестре таланта - краткости. Записка получилась короткой, но достаточно ёмкой: "Товарищ, снизь толерантность!". А подписался он просто, незатейливо - некто в зале. Потом передал записку по рядам в президиум, выступающему лектору. Но записку передали не лектору, а прямо декану в руки. Тот прочитал и сразу же ответил, ещё более кратко, погрозив кулаком в зал. Зал понял угрозу правильно. Больше записок в президиум не поступало. Даже по этому маленькому штриху читатель может легко понять, насколько талантлив был наш декан. На короткую записку из трёх слов он смог точно ответить всего лишь одним правильным жестом!
   Вспотевший и довольный произведённым фурором, с трибуны кубарем скатился Стелькин, передав грозное профсоюзное слово другому выступающему. Дальше всё шло как по маслу. Обличения чередовались с поощрениями, поощрения с возмущением и честной самокритикой, самокритика сменялась саморазоблачениями и самобичеваниями.
   Потом выступали с более короткими докладами другие, менее официальные лица. Кому-то давали грамоты как отличникам профсоюзного движения, некоторых продолжали упрямо ругать на протяжении всей конференции. Иных и награждали, и ругали одновременно разные докладчики. Разобраться во всём этом было трудно и неспящему на конференции.
   Наконец на трибуну поднялся сам декан. Зал затих. Образ декана, глубокого теоретика и большого практика, основоположника и основателя современной фармацевтической разведки и контрразведки, был знаком всем присутствующим.
   Декан откашлялся громким голосом перед микрофоном, оглушая спящих студентов. Многие от этого знакомого кашля проснулись, вернулись к реальности жизни, сути бытия. Декан осмотрелся внимательно по сторонам, заглянул небрежно в доклад, выпил всю имеющуюся жидкость из стоящего перед ним графина. Обнюхал по старой студенческой привычке обшлаг рукава одежды.
   Со стороны его импозантная поза и вид вызывали большое уважение. Казалось, его взгляд пробивает века, и уж точно он видит всё вплоть до 18 века. На самом же деле декан едва видел в темноте первый ряд, где сидели преподаватели.
   Кого-то искали в зале дежурные, подсвечивая себе фонариками.
   Декан властно взмахнул рукой, дежурный включил прожектора, навёл в центр зала. Декан опустил руку и сказал свою серьёзную речь:
   - Товарищи студенты! Я не буду касаться серьёзных проблем, о которых говорилось на этой конференции, вы и так в курсе, присутствовали! Товарищи студенты! Я хочу обратить ваше внимание на инструктивное письмо, пришедшее к нам на днях из министерства. Плохо работаем, товарищи студенты, очень плохо! Родина не для того дала вам в руки ручку и учебники, чтобы вы сидели, сложа руки, или просиживали свои штаны, юбки, белые халаты и другие типы одежды на студенческой скамье! Родине крайне нужны рацпредложения. А мы в этом важном народнохозяйственном деле сильно отстаём от её возросших потребностей. В этом учебном году их, рацпредложений, недодадено нашей великой Родине большое количество. Именно об этом пишут нам серьёзные товарищи из министерства. Особенно прошу учесть это студентов фармфакультета четвёртого курса, уже изучающих заводскую технологию лекарств. Для получения зачёта для допуска к экзамену им будет необходимо сдать рацпредложение в запатентованном виде заведующему кафедрой. У других студентов больше времени для подготовки рацпредложения. Но всё равно, я настоятельно рекомендую заняться этим делом сразу, после поступления в институт, с младших курсов. Мы не ограничиваем число рацпредложений, можете вносить по два и больше. Родина и деканат будут вам благодарны и не откажутся их принять, особенно если дополнительные рацпредложения будут тоже в запатентованном виде. Вот товарищ доцент Гуня, имеет пять рацпредложений и одно изобретение! Товарищ доцент Гуня, покажитесь студентам!
   Товарищ доцент Гуня поднялся с первого ряда, поклонился президиуму, при этом показал спину и заднюю нижнюю часть своего тела студентам, торжественно сел на прежнее место. Из зала массово закричали непонятливые и недовольные, пользуясь окружающей темнотой:
   - У нас не технический ВУЗ, а гуманитарный, вы не имеете права требовать от нас эти дурацкие рацпредложения!
   Дежурный повёл прожектором по залу. Шум стал стихать в тех местах, где прошёл его свет.
   - Имеем! - твёрдо выкрикнул в зал декан, потрясая непонятной измятой бумажкой из министерства с трибуны в темноту зала. При этом декан нервно дёрнулся, ослабил галстук, висевший удавкой на шее и мешавший кричать в темноту о задачах министерства по изобретательству с рационализаторством в условиях развитого социализма. - А всех неверящих и сомневающихся прошу со мной пройти в деканат на предмет полного ознакомления с официальным документом. Увидите, что пишут нам серьёзные товарищи из министерства!
   Проявить такую непомерную наглость, идти в деканат на осмотр подозрительной мятой бумажки из министерства, да на такое никто из присутствующих студентов не рискнул! А отсутствующие на конференции ещё и не знали о существовании столь ценного, важного документа, долетевшего, наконец, из самой Москвы в глухую провинцию. Родина опять потребовала от своих неразумных детей героизма и полного самопожертвования.
   Декан окончательно распоясался и полностью расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. В темноте всё равно не видно, а кричать речь мешает!
   Студенты сильным протестующим шумом в зале не одобряли серьёзных товарищей в далёком московском министерстве, всё время учёбы подглядывающими за ними, подбрасывающими чудаковатые приказы, мешающие жить нормально.
   Секретарь лихорадочно писал в протоколе профсоюзного собрания институтской организации: "Молодёжь с одобрительными криками и большим воодушевлением восприняла призыв партии и министерства к рационализаторству в её рядах. Даже в самых тёмных углах собрания ширится движение о повышенных социалистических обязательствах в этом году и следующей пятилетке ".
   Студенты продолжали шуметь. У некоторых студентов сложилось нездоровое впечатление, что перед написанием этого инструктивного письма, чрезвычайно мудрые товарищи из министерства сильно злоупотребили алкогольными напитками, требуя от каждого студента по рацпредложению. Возможно, они написали лишнее инструктивное письмо, которое должны были направить во все отраслевые научно-исследовательские институты. И, не зная, что делать с этим лишним экземпляром письма, отправили его в наше высшее учебное заведение. Вместо того, чтобы выбросить лишний экземпляр в мусорную корзину. Тут, в нашем замечательном институте, оно было встречено с большим уважением, энтузиазмом и соответствующим почётом, стало немедленно претворяться в жизнь с трибуны профсоюзной конференции.
   Говоров произвёл несложные математические подсчёты, и сказал Загребухину:
   - В возрасте Гуни можно было бы иметь не пять рацпредложений, а намного больше. Это если учесть, что рацпредложение может сделать студент младшего курса, только что пришедший в институт из школы. Прикинь, за четыре года студент вносит одно рацпредложение, а доцент Гуня работает почти сорок лет! У него должно было бы быть десять рацпредложений, а у него их всего только пять! Это если исходить из нормы на одного малообразованного студента с младшего курса. А ведь наш Гуня уже давно, сколько лет, как матёрый доцент! Выходит, за своё время работы он не вложился в норму министерства минимум в два, максимум в восемь раз! И его же нам в пример приводят как образец! Вот ведь идиоты в этом министерстве и у нас в институте!
   Загребухин, не долго думая о славной судьбе рационализатора и патентоведа в СССР, сложил руки рупором и закричал в сторону президиума и лично доцента Гуни:
   - Матёрого Гуню долой! - но ослеплённый прожектором застыл, как парализованный, с открытым ртом и закрытыми глазами, от ярко бьющего в глаза света.
   А декан тем временем совершенно невозмутимо продолжал свою речь. Да и что ему волноваться, покричит немного молодёжь в темноте, да успокоится, когда по его приказу свет включат:
   - ...и некоторые из наших студентов уже показали, на что они способны. Нас всех вдохновляет пример студента Шишина, это он создал и запатентовал, при моей личной помощи, своё интереснейшее изобретение - Множественную портативную машинку для резки трав и сортировки соломы, с шелестящим поддоном для отпугивания грызунов (Бурные аплодисменты, временами переходящие в овации)! Прошу учесть, дорогие товарищи, что поддон отделяющийся, сейсмоустойчивый, работает в режиме полуавтомата! Над поддоном мы бились три года, а на саму машинку студент Шишин потратил год. Я рад и горд, что наши фамилии в списке изобретателей этого очередного чуда советской науки стоят рядом. И не так важно, чья фамилия первая! Главное товарищи, это выполнить план, который поставила перед всеми нами наша великая Родина! Наша машинка заняла почётное место среди других экспонатов на выставке "СЭВ и медицина" и даже один день экспонировалась на ВДНХ в Москве! Глядя, как машинка трясётся, хрустит, пылит соломой, посетители буквально засыпали нас вопросами, что это такое и зачем оно так громко утробно чавкает! Вот так, дорогие товарищи! Вот с кого пример брать надо, а не с тех, кто во время нашей научной профсоюзной конференции в туалетах лечится!
   Марат Казеинович, как заведующий кафедрой заводской технологии лекарств, вы со своими сотрудниками должны стать штабом научных изысканий, открытий и рацпредложений! Доложите, как у вас сейчас обстоят дела?
   - Спасибо, Корней Валерианович! Благодаря вашей неусыпной всесторонней заботе шурупы мы уже получили, а вот гвоздей и жести совсем нет!
   - Дадут вам гвозди, я уже выписал 200 килограмм, а вот дело с жестью хуже, попробуем достать через обком партии. А весной с кружковцами надо активно выехать на городскую свалку, внимательно поработать на её территории лопатами, другим шанцевым инструментом. Там много чего полезного и интересного найти можно для нашей серьёзной научной работы и рацпредложений. Вот, товарищи, с материалами для открытий уже почти всё оформилось. Теперь дело только за вами. Приходите, начинайте, изобретайте, а мы со своей стороны поможем, чем сможем. Я думаю, что конференцию на этом можно закрыть. Цели определены, задачи поставлены, штаб по открытиям создан, с материалами для рацпредложений определились. Инструктивное письмо из министерства зачитали и одобрили всем профсоюзным активом нашей конференции. Все подробности и оставшиеся мелочи обсудим на кафедрах. Прошу всех ответственных представить в трёхдневный срок планы!
   Декан махнул рукой, включили люстру, народ воспринял сигнал правильно, и тотчас рванулся к дверям. Все старались пробиться к выходу как можно скорее, ибо все знали, что в гардеробе будет большая "пробка". Тут уж не разбирались, кто и сколько рацпредложений внёс, чтобы пропустить вперёд. Доцента Гуню вместе со скамейкой прижали к трибуне, декана - к столу, а вокруг разливалось возбуждённое событиями студенчество. Из-под стола президиума не смог вовремя вылезти Сморчков с десятью копейками в зубах. Кто-то неизвестный отдавил бедняге обе руки сразу, одним большим ботинком сорок шестого размера. Произошло это случайно и без всякой обиды на Сморчкова со стороны владельца большого ботинка.
   В углу гардероба студенты спорили, каким образом Вениамин Карапетов, который редко посещал ДНД, и которого ругали в начале собрания по этому поводу, получил в конце собрания грамоту. Как отличник ДНД. Шумела в основном молодёжь, старшекурсников такие метаморфозы удивляли мало. Главным было не попасть в ругательный список докладчиков или самого деканата. А уж заслуженная награда всегда найдёт своего прячущегося от неё героя.
   Таким образом, можно уверенно отметить, что в целом и частном конференция прошла весьма успешно. На конференции сказали много правильных слов, и несколько неправильных, попутав ударения.
   Домой соратники по комнате шли пешком. Тихо дул пронзительный северный ветер, аритмично качая ветвями попутных деревьев. Друзья проветривали мозги от услышанного и увиденного на конференции, попутно экономили так необходимые в быту деньги за проезд.
   Говоров неторопливо размышлял вслух:
   - Ну, нужны там всякие рацпредложения, понятное дело. Но какое отношение к этим рацпредложениям имеем мы, гуманитарии - это ещё не совсем ясно. Так как верно заметили наши товарищи в зале, ВУЗ наш не технический, а целиком гуманитарный. Да и какие тут рацпредложения можно придумать! Главное для студента-гуманитария, это на занятия вовремя подняться! Очень обидно, когда перед самым носом дверь на цепочку закрывают, а потом вызывают в деканат - почему первый час лекции прогулял. А я и не гулял вовсе, я под дверью 45 минут согнувшись стоял, ожидая, когда цепь с неё снимут, лекцию за дверью внимательно выслушивал! А там никто на такие объяснения внимания не обращает, только про министерство напоминают, ногами топают, да кричат до покраснения личности.
   Загребухин задумчиво почесал переносицу перчаткой:
   - Придумывай, что полегче, если точно не указывают, что нужно. Раз нужны рацпредложения, значит надо изобретать. И чем больше, тем лучше. Под лозунгом: "Догоним и перегоним доцента Гуню!". Вот, например, спичка, которую можно зажечь 3-4 раза. Разве это не предел мечтаний советского человека? Или изобрести самоходную швабру для уборки общежития, котелок-самоед для студентов! А для Корнея Валериановича просто необходим автоматический заместитель декана. Да не простой, а с жёстко запрограммированным шумоэффектором, подавляющим волю своими звуковыми колебаниями. А то Корней Валерианович сгорит на работе раньше отпущенного ему срока. Он уже охрип, голос потерял. Сейчас сам декан вынужден кричать и топать ногами на студентов самостоятельно. А после изготовления автоматического заместителя декана на них будет гнать волну (в смысле громкие электромагнитные колебания), кричать и по-всякому пугать и ругать шумоэффектор, установленный в комнате секретаря. А после воздействия шумоэффектора, морально сломанный студент будет попадать в псевдомягкие объятия декана в соседней комнате. Результат будет поразительный. Это наглядный пример политики кнута и пряника при социализме.
   Вот я тебе одну историю сейчас расскажу, для отрицательного примера, из вредного буржуазного изобретательства. Собрал как-то на своей даче знаменитый американский изобретатель Эдисон гостей по крайне незначительному поводу. Пришли они, а среди них одна изнеженная дамочка попалась. Так она сразу стала жаловаться, что только случайно на приём попала, едва входную дверь открыть смогла, уж больно она тяжело открывалась. А Эдисон не стал удивляться этим заявлениям гостей. Верно говорит, леди, вы пока дверь открывали, закачали мне 10 литров воды из глубокого колодца в цистерну для полива, находящуюся на высоте трёх метров от уровня моря. Вот такие там дела эксплуататорские происходят. Или вот ещё, это уже чисто мой совет - сшей бронежилет на кошку, чтобы её собаки покусать не могли. Запатентуй это. Или изобрети каску для служебной собаки, с прорезями для ушей, на случай войны с империализмом. Такая собака на фронте и в тылу любого империалиста до смерти напугает. Насмотревшись на наши изобретения, они в ужасе разбегутся, чтобы больше никогда не собраться вместе, для повторного нападения.
   Теперь уже Говоров задумчиво почесал плохо выбритый подбородок:
   - Не уверен я, что нашей Родине нужны эти самые рацпредложения с собачьими касками и кошачьими намордниками. Это наглядно видно из судьбы машинки Шишина. Он её пять лет назад сделал. Ведь действительно интересная вещь. И на выставке "СЭВ и медицина" в нашем городе экспонировалась. Я сам в музее кафедры диплом видел, такой большой и красивый. Там и сама машинка стоит, вся в пыли, сразу видно, нигде в работе не используется. Только по большим праздникам с неё пыль счищают, чтобы студентам показать, да и то не всегда. Иногда вместе с пылью студентам показывают. И второй такой никто нигде не построил. В серию она тоже не пошла. Если бы Шишин только чертежи сделал, то и даже одной машинки никто бы строить не стал. Так зачем же их изобретать, если они явно никому не нужны, в том числе и самой Родине? Разве что Гуне с деканом для отчёта в министерство.
   - Ты только эти свои мысли и вопросы в деканате не высказывай, Алексей. А то припаяют тебе или левый уклон, или правый ревизионизм! И прощай светлое будущее! Диплома точно не получишь! Придумал, само министерство московское критиковать. Это тебе не малолетку Цыплякова неопаразитизму учить. Ты мне ничего не говорил, я ничего не слышал! А где сам Шишин?
   - Говорят, где-то в аптеке аналитиком работает. А дома, после работы, новую машинку делает, для своего личного огорода, но без участия декана. Вместо огородного комбайна, который Родина для себя ещё не сделала, да и у наших студентов не заказала.
   - Видимо, у человека просто руки на технику чешутся!
   - Может, эту машинку в серию запустят? У нас огородных комбайнов ни на одном заводе не выпускают!
   - Жди, выпустят. Как ту, что на кафедре пылится, в одном экземпляре, для главного музея Родины.
   Молча прошли квартал, вспоминая трудную судьбу Шишина, других видных рационализаторов с факультета.
   - Не понравилось мне выступление Стелькина, ох не понравилось! Да, он наш факультетский трибун, опытный оратор, готовый глаголом жечь сердца, умы, просто селезёнку присутствующих! Поднимать на борьбу с успеваемостью и кровавым международным империализмом, на уборку двора, наконец. Но есть в нём какая-то мелкотравчатость, поверхностность, да и догматизма хватает. Да, хорошо взять и объявить лозунг: "Поможем опреснителем Анголе!". Но надо шире смотреть на вещи! Там можно помогать и Эфиопии, Мозамбику. Там, в Африке - великая пустыня Сахара. Помогать, но не деньгами, а гениальными проектами. Поднять лучшие научные силы нашего института, доцента Гуню, других мыслителей из деканата, научную общественность из других институтов. Всех на оводнение Сахары! Это какое грандиозное дело! Сколько смелых решений можно будет предложить объединёнными научными силами института, всей научной общественности города. Пусть само оводнение провести дорогостояще, это не под силу нашему институту, так хоть план предложим африканцам. Да, своих проблем у нас почти нет, нам бы Африке помочь. А то прицепился к первокурснику Сморчкову, с десятикопеечным интернациональным долгом! Масштаба ему не хватает! И где это он умудрился увидеть никарагуанца с голыми руками? Сколько смотрю телевизор, в перерывах новостей между хоккейными матчами, если и показывают никарагуанцев, то они всегда толпой стоят, и все с "Калашниковыми" ходят. Такое впечатление, что Тула где-то совсем рядом, и успела снабдить всех подряд никарагуанцев всем необходимым. И очень надолго. За наш счёт.
   Вот такие разные мысли высказывал Говоров последовательно, возвращаясь пешком в общежитие, домой на подготовку к следующему дню занятий. Ему как всегда оппонировал товарищ по учёбе и конференциям, спутник по жизни в колхозах, Болеслав. Просто выслушать и во всём согласиться с товарищем он принципиально не мог. Надо отметить читателям, что есть люди, которые рождаются с большим жизненным опытом. Таким и был неразлучный оппонент Алексея Говорова - Болеслав Загребухин.
   - Тут ты глубоко не прав, Алексей! Попробуй, заставь африканца Сахару оводнять! Этого не сможет не только Стелькин, но и декан со всеми научными кадрами института. Это не Сморчкова между креслами по полу гонять во время конференции. Африканца со стипендии не снимешь, из комсомола или профсоюза не выгонишь, из института не исключишь. Замечательный доцент Гуня для африканца не пример и не авторитет вовсе. Тут брат, другая философия нужна. Боюсь, что декан ею совсем не владеет, несмотря на всю свою маститость и долгий опыт советского руководства. У меня давно другая мысль в голове вертится. Вместо заболачивания или оводнения Сахары, которое является делом в высшей степени благородным и полезным для африканцев, лучше бы сортиров в родных колхозах понастроили. А то по большой нужде сходить вовсе некуда, я про малую нужду уже не говорю. У самих колхозников туалетов нет, а тут ещё такая орава студентов каждый год помогать мусорить приезжает! Приходится мины во всяких неожиданных местах раскладывать. А потом многие страдают, попав в них ногами, оттереться не могут, разносят грязь с инфекцией дальше. Бумаги в колхозах на всех приезжих никогда не хватает. Не всякая свежая газета в глубинку вовремя доберётся, когда её прибытия напряжённо ждут истосковавшиеся после работы трудящиеся массы студентов. А несвежими газетами нам, гигиенистам, пользоваться из чувства престижа негоже. Сгнили они уже, их только на курево употребить можно. Я вспоминаю слова одного известного марксиста - классика, он говорил на всех митингах ещё сразу после гражданской войны, что у советского человека скоро не будет большой и малой нужды. Но нельзя же так буквально понимать слова классиков, и не строить после этого туалетов в колхозах! Сколько времени прошло, а воз и ныне там! Как было бы приятно увидеть надпись на дверях райкома партии: "Райком закрыт. Все ушли на постройку народного сортира!". Владимир Ильич Ленин после победы социализма в своих научных трудах пообещал унитазов из золота для народа наделать. А наши современные практики развитого социализма даже скворечник из плохого дерева построить не хотят, один на всю деревню. Если это так трудно, то можно было бы и без крыши их делать, для экономии. А если такая напряжёнка с досками, поставить его задом к лесу, да четвёртой стороны вообще не делать, если такие сложности с материалами! Вот где ревизионизм настоящий скрывается! Не выполняют у нас святых заветов Ильича, не выполняют! А потом среди нас всяких ревизионистов ищут! Только регулярными конференциями мозги студентам туманят. Народ ради святых заветов Ильича революцию делал, эпоху от капитализма к социализму менял, круто поворачивал. А они даже с туалетами засрались! А как было бы интересно на золотом унитазе посидеть, помечтать о счастливом будущем! Полюбоваться на это произведение социалистического искусства, поколупать его гвоздём, проверяя замечательное качество работы!
   Болеслав мечтательно зажмурил глаза, представив себя торжественно восседающим на золотом унитазе, изготовленном по гениальному проекту самого товарища В. И. Ленина. Зря он так сделал! Он моментально поскользнулся, замахал руками, выронил портфель, а сам растянулся на дороге.
   Алексей помог замечтавшемуся скептику подняться, отыскал отлетевший в сторону портфель. Болеслав отряхнулся, а для себя сделал надлежащий вывод, что мечтать о коммунизме в дороге вредно. Однако падение не остановило его рассуждений о ходе прошедшей конференции.
   - Нет разумности и последовательности в действиях наших высоких руководителей! Даже с такой простой, но большой нуждой всех советских людей не смогли до сих пор правильно разобраться! А по поводу голых рук могу сказать, что это чистая метафора в смеси с гиперболой от лица лектора. Против американского истребителя-бомбардировщика F-16 даже наш автомат Калашникова - голая рука. Я со своей стороны очень рад, что наш яркий трибун, по малограмотности, не знает о существовании зенитной самоходной установки "Шилка". Если бы знал, то труба всем нам. Наш институт, вместе со всеми ВУЗами города собирал бы деньги на неё. Для борьбы с кровавым американским F - 16. А она, эта самая зенитная установка, стоит не 150 рублей мелочью, с сотней карандашей в качестве добавки. Да ещё доставка до Никарагуа - эдак мы уже седыми стариками работать будем, а за нами будет висеть интернациональный долг из института! Вот что страшно! Так что малограмотность нашего трибуна играет нам только на руку.
   - Полностью с тобой согласен. Малограмотному всегда удобней грамотными управлять. У грамотных ума не хватит до того додуматься, что малограмотному запросто в голову приходит. Кроме того, у малограмотного все проблемы просто решаются, совсем как у Шарикова булгаковского.
   Разговор зашёл в политически опасную плоскость, поэтому сам собой заглох на ветру и морозе. Опасно было критиковать ревизионизм, советский патриотизм и научный коммунизм, очень опасно.
   - Послушай, Алексей! Что это культорг факультета говорила про филина? Это мне приснилось на конференции, как ужастик? Или как?
   - Нет, не приснилось, у нас ужастиков на конференциях не бывает, только социалистический реализм.
   - А как это выступление понять? Я вот, сколько живу на шестом этаже, никогда филина не слышал, не видел, не встречал и энурезом не страдал!
   - Ну, энурез дело наживное, всё ещё впереди, уважаемый коллега Болеслав. Сколько экзаменов нас ожидает, зачётов и плановых ленинских уроков, трогательных встреч с деканом, его любезными заместителями! А филина ты слышал, знаешь его лично и даже здороваешься с ним за руку пару раз в неделю, может быть, даже и чаще.
   - Как же слышал и видел, если я говорю, что не слышал и не видел! Кончай софизмом заниматься, объясни товарищу прямо, без этих твоих философских загадок древности! Да и нет у филина рук, чтобы со мной здороваться каждую неделю!
   - Тут во всём виноваты эффекты акустики нашего общежития. Ты вот по вечерам обычно в своей комнате сидишь, учебники читаешь. А я часто по лестнице хожу, хоккей смотреть, за учебниками к соседям, или просто проведать кого, так этого филина часто слышу.
   - А, часом, энуреза у тебя от этого филина нет? Или уже страдаешь временами, тихонько, между делом?
   - Будешь так шутить, я с тобой разговаривать не буду, не то, что про филина рассказывать. На сегодня только один я из всего факультета знаю, кто филином у нас в общежитии работает.
   - Ладно, извини!
   - И вообще, филина запретить нельзя. Деканат этого не допустит!
   - Кончай врать, кто филин и при чём тут деканат? Что, теперь деканат филинов для научной работы решил разводить в нашем общежитии? Места другого не нашли? Пусть бы у себя в деканате их держали, если им в виварии места не хватает!
   - Не спеши филина в деканат запускать, ему туда рано ещё, по должности не положено там жить да работать. Ты Матвея Ханыгина знаешь, который как раз над нами живёт?
   - Конечно, знаю, как не знать, от кого на меня побелка с потолка днём и ночью сыпется!
   - Вот он самый Филин и есть!
   - Как? Да ты что!? Как такое возможно? А когда же это он ухать успевает, до энуреза, если всё время с молотком да ножовкой в руках? Я даже не знаю, когда он успевает к занятиям готовиться! Или он во время работы ухает, вместо песни? Этот ух у них в комнате песней зовётся?
   - Ну, когда он гвоздодёром гвозди из своих старых стендов выдирает, что ты слышишь?
   - Скрежет зубовный! От него меня всего трясёт и отвлекает от насущных занятий.
   - Ну, а в районе лестницы этот звук уже воспринимается как уханье филина. Я тоже в первый раз удивился, откуда у нас в общаге филин появился, а потом сопоставил факты, и дошло до меня. Так что филина не запретят. С гвоздями у нас напряжёнка, поэтому Матвей всё равно их будет выдирать и на наковальне выпрямлять. Кто вместо него будет делать такие замечательные стенды для деканата и кафедр: "Пьянству - бой!", "Наши лучшие студенты", "Они позорят наши ряды!", "Доцент Гуня - отец современной мышеловки", "Новости в фармации СССР - ретроспектива научных открытий", "Дератизация сельского хозяйства страны - основа жизни на земле!".
   - Да, это точно, такого филина декан не запретит. Вот какие чудеса у нас в общежитии происходят! Вот что акустика с младшекурсницами делает, кто бы и подумать мог! Вот тебе физика во всём её удивительном проявлении. А пострадавших энурезом поименно не перечисляли?
   - Пока нет, перечислили только Цыплякова, как пострадавшего от обжорства в домашних условиях. И рекомендовали не злоупотреблять этим остальным присутствующим на конференции, всё равно обожравшимся придётся все долги отдать, а отработки отработать, несмотря на болезни желудка и кишечника, запоры и поносы.
   - Надо его предупредить, что к нам профкомовская проверка намылилась, надо встретить её во всеоружии, применить военную хитрость.
   - Правильно, приветливо закрытой на ключ дверью. А хитрость надо применить не военную, а целиком гражданскую. Нечего людям жить мешать! А то пыль на карнизе найдут, или на радиоточке. И будут жизни учить. А к таракану на стене могут придраться и вообще выгнать. Я уже не говорю про две твои загнившие консервные банки, в которых ты этих самых тараканов давно прикармливаешь. А Цыплякова действительно предупредить надо, чтобы он кому попало двери не открывал, много тут всяких учителей жизни по этажу шастает. Один Сидоркин чего стоит со своим хроническим свинством. На своей кафедре им всех преподавателей достал, теперь по общаге методично ползает, этаж за этажом, по сушилкам прячется с кураторством, продолжает свою ярую подрывную деятельность. Свой дом разрушил, завонял, загадил, люди его по другой стороне улицы обходят, от вони. Не говоря уже о тоскливом хрюканье свиньи, навечно заточённой в подземном домашнем узилище. Мало ему этого. Теперь он за наше общежитие со своей культурой взялся! Недавно меня у общежития встретил, прицепился намертво, как клещ энцефалитный, отцепиться от него я уже не смог.
   - А чего ему надо было, взносы какие пришёл собирать, на памятники старины, ОСВОД? Или Цыплякова силой в женский хор агитировать записаться?
   - Нет. Хочу, говорит, посмотреть на вашу культуру быта. Ходят слухи, что вы тараканов разводите, идолопоклонством занимаетесь, во всём им поклоняетесь. Вместо иконы в красном углу комнаты картину повесили, руки неизвестного художника, старосты комнаты Владимира Цыплякова: "Таракан, питающийся отходами в комнате N 624". Пришлось мне соврать, что я в свою комнату давно зайти не могу, ключей у меня с собой якобы нет. А в общагу заскочил, чтобы у знакомых в долг денег взять. А сам, мол, до 21.00 в читальном зале библиотеке института фармакогнозию учить буду. Едва от него отделался! Пришлось взаймы у знакомых на пятом этаже 50 копеек взять, для наглядности Сидоркину. Хорошо, что Сидоркин в мой кошелёк не заглянул, когда я туда эти 50 копеек по рассеянности засовывал. У меня там 150 рублей лежало. И пришлось мне, как последнему бездельнику, из общежития уходить до вечера. А два месяца назад наш Цыпляков сдуру открыл электрику, так тот первым делом плитку изъял, а уж потом ругаться стал. На прошлой неделе сам декан в комнату Зюзюкина ненароком забежал, дверь случайно открытую оставили. Осмотрел он тщательно всё помещение, подозрительные предметы лично руками ощупал, обнюхал каждого присутствующего, а пыли не нашёл даже на радиоточке. Успели её убрать за пять секунд до его лихого набега, по шагам близкую ревизию опознали. Так он видит, что придраться особого повода и нет, а всё равно говорит Зюзюкину: "Почему у тебя стакан гранённый? Зайди завтра в деканат!". Вопрос задал, а ответа слушать даже не стал. Что ему Зюзюкин про историю покупки своего стакана рассказать рвётся. А что от такого визита в деканат ждать, кроме неприятностей? Чудной у нас декан. Идеалист-традиционалист, что ли? Думает, что водку только из граненого стакана в стране и общежитии пьют? Он, может, сам и глубокий традиционалист, он себе такое позволить может, из граненого стакана пить, а у нас от этого проблемы возникают. Поэтому от греха подальше переходим на режим полной конспирации до следующей конференции. Дверь всё время закрываем на замок. Включаем радио, чтобы никто не слышал, как мы переговариваемся. Своих всегда по голосу узнаем, когда они истошно кричать будут.
   Конечно, электрик совершил вроде бы полезное деяние, отобрав плитку заводского изготовления у Цыплякова. Но Цыплякову с Говоровым надо было пить чай и готовить нехитрую пищу в своей комнате. На кухне этажа часть плиток уже не работала, сломалась, остальные были частенько заняты под серьёзные проекты девушками. Проекты эти представляли собой тщательное кипячение белья в тазах часами.
   Поэтому Цыпляков приспособил под плитку запасной термоэлемент, поставив его на два кирпича, чтобы пол в комнате не прогорал. Несмотря на все признаки социального инфантилизма, выявленные у него некоторыми общественными организациями института, Владимир не хотел прожигать пол плиткой в новом общежитии студентов. Теперь, при употреблении кирпичей в качестве термопрокладки, при приготовлении пищи, пол приятно прогревался в радиусе метра от работающей плитки. Некоторые гости комнаты теперь могли стоять у плитки даже в самых тонких носках. Нельзя сказать, что пожаробезопасность комнаты после этого сильно возросла. Напротив. Но Говоров оценил бытовые старания Цыплякова положительно. Он прочитал короткую десятиминутную лекцию о пользе плиток в быту, их преимуществах перед бытовыми кострами, от которых много дыма, да толка мало. Только пол прогорает, да чернеют потолки, темнеют, лопаются стёкла.
   Алексею было всё равно, на чём кипятить чайник, но бытовых костров в комнате он не терпел, очень уж дышать с ними трудно было, да дымом глаза выедало. Кроме всего прочего, комнатные костры пагубно влияли на нервную систему соседей по этажу. Дойдя до точки критического состояния отчаяния, соседи могли пожаловаться в студсовет, или набить морду поджигателем комнатных костров самостоятельно, без участия профкома. А то, что количество плиток в комнате возросло, Алексей приветствовал обеими руками, энергично потирая их друг о друга, в предвкушении разогретой жирной пищи. Да кто бы мог судить об этом лучше, как не сам Алексей Говоров? Два года подряд он работал в колхозе кочегаром, тщательно изучая горючие свойства каменного угля, дров и фанеры, прелой бумаги, прочих отходов, найденных в округе в отопительных целях. Не менее тщательно изучалось направление ветра в подшефном регионе. А довольно двусмысленное выражение "Закрой поддувало" носило для него сугубо практическое, а не юмористическое или же ругательное значение.
   Отметим читателю, что при возможной реквизиции этой самодельной плитки электриком, друзья несли значительно меньшие материальные потери, чем если бы у них реквизировали плитку заводского изготовления. Да и не нужны были электрику кирпичи, в строительстве он не был замечен. А термоэлемент стоил недорого. Его можно было купить, если бы возникла такая необходимость.
   Загребухин сегодня уже два раза сытно ел, на конференции хорошо выспался. Теперь он чувствовал себя великолепно, гуляя по вечернему зимнему городу в научной компании Говорова по верному направлению, к месту временной прописки, то есть к общежитию. Поэтому он запел на мотив широко известной в студенчестве песни свою любимую песню:
   - Выбегал я за ворота, не боялся заворота!
   Вместе грянули припев, распугивая прохожих и случайных встречных собак:
   - Вот, снова от ворот,
   Нам дали поворот, что он нам несёт,
   Двойку иль зачёт, никто не разберёт,
   Пока не повернёт за этот поворот.
   Нам бы заглянуть,
   За этот заворот!?...
   У дверей общежития их встретил серьёзный Пётр. Настроен он был далеко не мирно. Песен не пел, не танцевал, не говорил речитативом, и по своей привычке сразу огорошил друзей главным делом текущего момента.
   - Идиоты, куда ключи дели?
   "Идиоты" прекратили пугать песнями прохожих и собак, остановились, задумались. Загребухин стал шарить по карманам пальто и пиджака, раздевшись прямо на улице, в мороз.
   - А у тебя их разве нет?
   - Если бы были, я бы тут вас, "идиотов", на морозе не ждал! Я же их балбесу Цыплякову при разгрузке лесовоза на сохранение дал, чтобы они в дырку кармана при этой самой разгрузке у меня не выпали! Да и не потерялись случайно.
   Загребухин опять энергично порылся в карманах, вывернул их наизнанку вместе с содержимым, осмотрел внимательно портфель. Ключей не было.
   - Наверное, они действительно у Цыплякова!
   Пётр нехорошо выругал собравшихся товарищей и отсутствующего Цыплякова длинной серией нелицеприятных слов. Среди этих слов было много последних, да и просто неприличных, приоткрывающих внутреннюю сущность студента Цыплякова с крайне неприятной, отрицательной стороны. Простые русские слова, а как кружится голова! Когда такого случайно наслушаешься!
   Поднялись на шестой этаж, молча дошли до комнаты, задумчиво остановились перед запертой дверью всем коллективом.
   Пётр молча сосредоточенно закурил, часто и нервно затягиваясь, заполняя клубами крайне вонючего дыма этаж. Загребухин всё также задумчиво ковырял стену секции ногтём правой руки. Левой рукой он чесал в затылке, снявши шапку, осмысляя новую проблемную ситуацию.
   Пётр затоптал бычок, деловито лягнул дверь с разворота. Дверь стояла крепко, только тревожно загудела барабаном, как набат, предупреждая соседей по этажу о возможном эксцессе. На ней появилась грязная вмятина вполне определённых размеров, в целом повторяющая очертания подошвы ботинка Петра. Эта вмятина осталась на двери до последнего дня пребывания в комнате друзей. Она находилась там в качестве визитной карточки живущих. Приблизительно так дикие животные метят ареал своего обитания.
   По этажам пошло гулять гулкое эхо, а нагулявшись, вернулось назад, к размышляющим о суровости жизни соратникам. Дверь после первого удара как-то устояла, а вот стена подозрительно затряслась. Соседи предусмотрительно попрятались в своих комнатах, не желая быть участниками и свидетелями неизвестных неприятностей.
   - Я эту дверь зараз выбью! - очень просто и буднично сказал Пётр друзьям, как будто речь шла всего лишь об открытии почтового конверта тупыми ножницами.
   - Нельзя! Стена вывалится, она еле держится, ты не смотри, что общежитие год назад построили! Как потом жить будем? - возразил Загребухин, продолжая чесать затылок теперь уже обеими руками, для усиления мыслительного процесса.
   Вопрос, как дальше жить будем, не заинтересовал Петра, так как был совершенно неактуален в эту тоскливую вечернюю минуту. Сейчас у Петра было много других важных дел. И он просто не желал загадывать о таких абстрактных мелочах, как двери или чужие стены. Да ещё на такое далёкое будущее, как завтра или даже послезавтра.
   Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба у друзей, после открытия двери с частью стены. Неважно, что Загребухин был категорически против этого альтернативного открытия стены. Ему досталось бы на полную катушку, вместе со всеми присутствующими и отсутствующим по неуважительной причине Цыпляковым. Или как участнику этого неподобающего открытия. Или как человеку, который допустил такое, присутствуя непосредственно рядом, в момент самого факта этого возмутительного и злостного акта непотребного вандализма.
   Не для того общежитие упорно строили одиннадцать лет, чтобы вот так крушить его запросто в одночасье! Незадолго до этого из общежития был выселен студент за открывание двери топором. Бедняга потерял ключи, а затем и место в общежитии. Интересно отметить, что в этом случае стена совсем не пострадала, а дверь даже можно было прикрывать, при необходимости. Пришлось только поменять перекосившийся замок. Так общественные и прочие научные организации института боролись со склерозом у студентов. "Не забывайте ключи, не теряйте их, не перекашивайте замки!" - говаривал частенько студентам декан. Ему всегда приходилось напоминать своим бестолковым подопечным о простейших и элементарных вещах, которым их забыла научить начальная школа. Пришёл на лекцию, конспектируй её. Явился на занятия, отвечай на вопросы преподавателей. Получил отработку, беги учить для пересдачи.
   Пётр занёс ногу для удара, предварительно приняв устрашающую боевую стойку.
   Но дверь не испугалась. Сильно испугался своего вполне прогнозируемого будущего Болеслав Загребухин.
   - Одумайся, Пётр! - вскричал Загребухин, воздевая руки к потолку, закрывая телом дверь. Он уже не чесал затылок, не мял и не теребил шапку в руках, не стимулировал мыслительный процесс иным способом.
   - Может, выбивать дверь не будем, подождём прихода Цыплякова? А пока у соседей поживём? - внёс своё, достаточно конструктивное и разумное предложение мудрый Алексей Говоров.
   - Даю сроку пять минут, потом ломаю! - раскуривая новую сигарету от своего старого бычка, пробурчал невнятно Пётр, между тремя глубокими затяжками, нервно испуская клубы дыма в секцию. - Мне вот через час выходить на работу, а дел до бесконечности скопилось. Носки постирать надо, переодеться перед работой, тренировку провести, да в учебник глянуть обоими глазами! Опять по фармакогнозии двадцать страниц текста задали, лютики-цветочки, сапонины-флавоноиды, stephania glabra волосатая! Моих нестираных носков у соседей нет, а своих они мне для стирки не дадут. Да и не нужны мне их грязные носки, мне в свою комнату нужно, свои носки стирать! Поэтому к соседям жить идти мне резона нет, лучше уж дверь откройте, пока я её не выбил!
   Тут Петру в здоровом практицизме не откажешь, мог он иногда меткой фразой любого за свой пояс заткнуть. Не зря его одиозные высказывания так интересовали Цыплякова, вызывая законное внимание. Но сейчас Цыплякова рядом не было, фразу о стирке чужих носков он записать не мог.
   - Где этот проклятый Цыпляков шляется с ключами? Из-за его разгильдяйства нам тут за пять минут предстоит решать такую проблему, какую и трибуну Стелькину за 10 часов не решить вместе со всем учёным советом института и примкнувшим к ним доцентом Гуней!
   - А может, он сейчас у Воробьёвых в гостях застрял? - тонко намекнул Говоров.
   - Сбегай к ним скорее, Алексей! Да скажи им заодно, чтобы не крутили мозги Цыплякову, а то он ещё не то творить начнёт. Нас не только из общаги выгонят, но и из института!
   Говоров быстро спустился на пятый этаж, зашёл к сёстрам. Сёстры были в полном составе и при одном кавалере, а о Цыплякове ничего не знали.
   Говоров хотел поддеть кавалера плоской армейской шуткой Петра, но посмотрел на часы. До времени Х, назначенного Петром, оставалось всего лишь три минуты. И Говоров поспешил к друзьям, в эпицентр событий культурной жизни этажа, туда, где решался жизненно важный вопрос о взломе двери, разрушения стены общежития, дальнейшей учёбы в институте. Сам Говоров не боялся присутствовать при противоправном открытии стены. Он жил в другой комнате и на другом этаже, а потому мог давать ценные советы друзьям прямо со стороны, практически не боясь ответственности. Полностью следуя бесценным рекомендациям самого великого В. И. Ленина, по уже изученной на занятиях теоретической работе последнего - "Советы постороннего".
   Проходя быстрым шагом по лестничной клетке, он под воздействием сквозняка чихнул, полез в карман за платком, и ... вытащил искомые всей компанией ключи! Так с помощью всего одного случайного чиха была сорвана отчаянная операция Петра по разрушению стены родного общежития.
   - А всё же, где Цыпляков? - спросил Загребухин, раздеваясь.
   - Не маленький он, сам найдётся! - Пётр затоптал очередной бычок. Он был несколько разочарован, что стену не удалось проломить. Как говорится, на эту стену у него давно нога чесалась. Или сразу обе ноги. Обычно на обратной стороне этой стены Пётр набивал себе кулаки. Проделывал он это обычно с большим удовольствием и старанием. Через несколько тренировок стена ударов не выдержала, стала шататься. А ведь вначале производила впечатление капитально построенного объекта!
   В комнате, в привычной бытовой обстановке, Пётр быстро успокоился. Агрессия моментально отступила перед обычными будничными вопросами учёбы.
   После этого Загребухин в долгой речи категорически запретил Беспутному ломать родное для студентов общежитие. Он предложил набивать кулаки во время лекций по стенам лекционного зала. Лекционного зала ему не было жалко. Он в нём не жил, а только получал некоторые абстрактные фармацевтические и философские знания, которые могли пригодиться в практике жизни, а может быть, что и совсем нет. После долгих пререканий Пётр согласился не рушить понапрасну общежитие, а крушить только лекционные залы, вместе с их абстрактными знаниями.
   Будильник показывал 19.40, что приблизительно соответствовало 19.30 по московскому времени. Если будильник утром ставили правильно, то к концу дня он набирал лишних 8-10 минут. Так стало после того, как его нечаянно уронили в четвёртый раз на пол.
   Теперь у студентов появилось свободное время для подготовки к занятиям, и они его с шиком использовали. Каждый в меру своих умственных способностей и общего физического развития.
   Загребухин занялся приготовлением пищи, одновременно выполняя большое, социально значимое общественное дело - обогревая плиткой комнату. На другой плитке, номинально принадлежащей Цыплякову, Говоров уже вовсю варил воду для чая.
   Пока вода не сварилась, Говоров задумчиво пристроился у стола с очередным учебником, который взял с книжной полки, отодвинув свитер-безрукавку Петра немного в сторону, на другой ряд учебников.
   Пётр был закалён невзгодами, которые окружали его от рождения практически всегда. Не было ещё такого дня, когда бы судьба-злодейка не мучила и не искушала скромного гражданина СССР по имени Пётр какой-либо жгучей проблемой. А то и двумя-тремя проблемами одновременно. Часто, когда проблем рядом не было, он создавал их себе сам. Поэтому он и привык к трудностям с неприятностями. И мог прекрасно существовать при более низких температурах, чем остальные обитатели комнаты, превосходя в этом даже киника Алексея Говорова.
   Пётр разделся до трусов. Но на этом не остановился, закричал что-то непонятное, пугающее даже собак на дальней помойке, не то, что людей, проходящих рядом по этажу, замахал неистово в воздухе руками, затряс ногами и головой. Это началась разминка перед тренировкой.
   Был разгар подпольной моды на карате. Неизвестными путями эта загадочная восточная наука попала в нашу глухую провинцию, да прямиком в наш институт, где нашла себе благодатную почву. Через некоторое время в институте была организована секция энтузиастов-любителей, окружённая поклонниками. В неё по знакомству попал и Пётр. Секция просуществовала очень короткое время. Однако этого вполне хватило некоторым её членам для общего развития. Чемпионами они не стали, но слава о них пошла по всему городу, временами попадая в область и выливаясь за её пределы. Слава пошла после того, как приехавший летом в родную деревню на каникулы студент зверски избил пятерых на танцплощадке. Потом славу стали укреплять, поддерживать на должном уровне. Бились в городских барах, горсаду, по делу и просто так. Секцию пришлось закрыть после того, как на спор ударом ноги была сломана часть кузова у мчащегося по шоссе грузовика.
   Подвыпивших спортсменов - энтузиастов нового вида спорта едва доставили в вытрезвитель усиленными нарядами милиции. Организатора секции сразу из вытрезвителя направили в ВДВ для дальнейшего прохождения службы в дружественном Афганистане. Остальных сектантов предварительно дружно осудили на различных заседаниях общественных организаций, потом предприняли к ним решительные меры воздействия от лица администрации. Секцию, конечно, тоже закрыли. Но часть фанатиков этого вида спорта продолжала тренироваться нелегально, разбившись на мелкие группы. Они использовали в полную меру тактику подпольной деятельности, которую завещал великий Ленин всему нашему народу.
   Пётр был среди них, этих славных подпольщиков, но в нелегальную группу он не попал. Пётр успел побывать на нескольких занятиях в секции, пока её не разогнали по подворотням. Кое-что усвоил из методики и решил, что дальше он вполне сможет заниматься самостоятельно. Совершенствуя полученные знания, навыки и умения в родной комнате общежития до полного автоматизма. Тренируясь на своих товарищах по жилью.
   Пётр мягко скользил по полу комнаты в носках, нелепо размахивая руками, пугая случайно заглядывающих в комнату соседей. Свои к его выходкам давно привыкли, поэтому не пугались, только жались по углам да кроватям, стараясь не попасть под случайный мощный удар.
   Говоров сидел, положив руки на стол, на коленях лежал распластанный учебник. Смотрел Говоров явно не на учебник, так как веки его были плотно сомкнуты и лишь иногда вздрагивали, когда Пётр вскрикивал особенно громко. Трудно было сказать, спит ли Говоров, или запоминает прочитанное в распластанном учебнике.
   Вдруг Загребухин пронзительно закричал с кровати:
   - Таракан на столе, бей его, Алексей!
   Говоров, как говорят в таком случае, и бровью не повёл в сторону пронзительно кричащего Болеслава. Даже рук от стола не убрал. Таракан, подстёгнутый громким криком и общей нервозностью обстановки в комнате, прибавил ходу и пробежал по руке Говорова.
   Загребухин, наблюдая картину бега таракана по пересечённой местности стола и руке Говорова, смачно выругался, не поднимая туловища с кровати.
   Говоров открыл только один глаз, в этот момент он давал отдых другому глазу, так это требовала новейшая методика тренировки органов зрения, и сказал рассудительно, даже не поворачиваясь к смачно ругающемуся на кровати Загребухину:
   - Раз он тут, значит, так надо! Чего лишний раз давить бедное насекомое. И так, когда по улицам ходим, столько давим муравьёв, пауков и всяких других членистоногих!
   Таков был натуралист Алексей Говоров. Почему он так лояльно относился к тараканам, которых ненавидело всё общежитие - неизвестно. Может, это лень, а может - серьёзные убеждения, но тогда какие? С таким редким философским учением студентов ещё не знакомили ни на одной из многих кафедр. Буржуазное ли оно, или прогрессивное социально-натуралистическое, Болеслав понять не мог.
   После пятнадцати минут интенсивной разминки пол был натёрт до блеска, а местами казался просто полированным.
   Разминку всегда любил и приветствовал со своей кровати Владимир Цыпляков. Он же считал, что пол можно не мыть после этого неделю, а то и две. Достаточно постирать или прокипятить носки Петра с двойной порцией хлорки.
   Загребухин в своих планах разминку не учитывал, он был сторонником традиционной формы уборки комнаты, а всякие фантазии Цыплякова едко высмеивал публично, в тесном кругу комнатного коллектива. Иногда выплёскивая свою едкость на заглянувших в комнату гостей.
   Пётр подошёл к скромно сидящему у стола с одним открытым глазом Алексею:
   - Давай тренировать брюшной пресс! - Пётр выставил вперёд впалый живот дистрофика. Алексей вынужденно открыл второй глаз, прервал медитацию, встал, легко ударил кулаком в живот Петра.
   - Бей сильней, не стесняйся!
   Алексей совсем перестал стесняться, распоясался, стал бить азартнее и сильнее. Пётр тяжело дышал, его живот стал красным. Алексей размеренно бил в него со средней скоростью 50 ударов в минуту. Так подсчитал Загребухин по своему точному хронометру. Шум от ударов и обоюдное сопение молотобойцев мешали ему сосредоточиться, отвлекали от изучения формулы 1-Бензоил-5-этил-5-фенилбарбитуровой кислоты, более известной в широких фармацевтических и медицинских кругах как обычный бензонал. Кроме изучения самой формулы необходимо было выучить несколько качественных реакций и методы количественного определения представленного бензонала, запомнить способ промышленного синтеза, а потом незамедлительно перейти к изучению следующего препарата.
   События в комнате никак не способствовали подготовке к зачёту, изучению бензонала и других многочисленных производных барбитуровой кислоты. Кто только столько этих производных придумал, да ещё синтезировал назло студентам, чтобы они в этих производных на зачётах путались, двойки получая?
   Через семь минут работы оба спортсмена сильно взмокли, вспотели. Немного отдышались, частично пришли в себя, привели в порядок оттренированный живот.
   - Ну, а теперь ногой!
   - Может, не надо? На сегодня этого хватит! Твой живот выдержал больше трёхсот ударов! Этого вполне достаточно для пятой тренировки!
   - Надо. Я стану к стене, чтобы после каждого удара не падать!
   Не все понимали Петра правильно, когда он простецки предлагал знакомым ударить его ногой по животу. Только философски настроенный Алексей относился к этому равнодушно-спокойно, даже доброжелательно. Просит человек, значит это ему надо. Может, он с детства об этом мечтал, или душа его такого испытания просит, а тело испытывает в этом крайнюю необходимость, физическую потребность.
   Пётр прислонился к стене, а Алексей деловито ударил его ногой. В животе что-то ёкнуло, стена загудела, посыпалась штукатурка. Соседки снизу заволновались, стали стучать в потолок шваброй, кричать:
   - Прекратите забивать гвозди, сколько можно, вы мешаете нам жить и учиться!
   "Как они мне мешают, простыми словами не сказать, только матом!"- подумал Загребухин, переворачивая непрочитанную страницу учебника.
   Пётр наморщился, надулся, гордо выпятил свой впалый живот ярко-красного цвета, как заднее место у макаки, призывно подмигнул Алексею. Тот нехотя повторил удар ногой. Пётр скорчился у стены в скорбной позе хронически страдающего от употребления дурной пищи. С него можно было нарисовать впечатляющую картину на эту достаточно неприятную тему, с назидательной целью для всего подрастающего молодого поколения. Картину можно было подписать: "Подросток! Не ешь немытых незрелых яблок, это вредит твоему здоровью хроническим поносом!".
   - На сегодня хватит. А в следующий раз будет уже три удара ногой!
   Через десять минут Пётр пришел в себя, сделав достаточное количество рекомендованных в таком случае дыхательных упражнений. Он оттёр живот от грязи с тапочек Цыплякова, которые временно носил Алексей. Но живот остался у него интенсивного красного цвета кумача до следующей тренировки. Теперь, в связи со спортом, он надолго изменил свой естественный цвет на торжественно-кумачовый, соответствующий цвету государственного флага страны. А Пётр тем временем перешёл к растяжке. Это было для Петра очень трудное, чрезвычайно ответственное занятие.
   Набивание кулаков и живота было для него достаточно легко выполнимо. С этим бы любой начинающий спортсмен легко справился. Выпяти живот, да подставь его под кулаки или ноги любезного соседа, товарища по жилью. А вот с растяжкой были определённые проблемы. Ибо гибкость тела в его молодости, а возраст Петра был уже близок к тридцати годам. Отметим читателю попутно, что большую часть своей предыдущей жизни Пётр провёл не только без экстремального спорта, но и без утренней зарядки. Но теперь Пётр старался наверстать упущенное годами и десятилетиями сразу за несколько тренировок, и уже достиг определённых успехов - смог дотронуться большим пальцем правой ноги переносицы. Сегодня он дошёл до следующего этапа тренировки: надо было завести ногу за голову.
   Пётр кряхтел, ёрзал по полу, крутил ногу по-всякому, нога за голову заходить не хотела категорически. Загребухин смотрел на него с кровати с громадным интересом, раскрыв рот. Так маленькие дети в театре смотрят на кукол во время спектакля. Временно он забыл о поджидавшем его коварно зачёте по фармхимии, других занятиях, как практических, так и сугубо теоретических. Выученная формула бензонала отступила на задний план, и забылась там навсегда, вместе с сопутствующими качественными реакциями и методом органического синтеза.
   А тем временем Пётр сделал ещё одно совершенно нечеловеческое, титаническое спортивное усилие, абсолютно надругавшись над своим телом. И нога, зайдя за голову, удобно устроилась на шее. Пётр тотчас издал крик. Но это был не крик победы. Дикая боль в вывороченных суставах пронзила всё тело Петра. Он хотел вернуть ногу в исходное положение, но это у него не получилось. От такой попытки боль стала просто невыносимой. Пётр неистово кричал не переставая, мешая сосредоточиться Болеславу на формуле циклобарбитала.
   Все опешили, оцепенели на своих учебных местах, там, где их застал очередной внезапный спортивный успех товарища по комнате.
   На крик первым из соседей прибежал Иван Руконогов, так как жил он совсем рядом, в одной секции с друзьями. А бежать ему было очень близко, всего метра полтора. Он сходу, не задумываясь о личных последствиях для себя, попытался облегчить страдания страждущего Петра. Конечно, это говорило о его высоких моральных качествах. Ведь он совершенно не побеспокоился о своей личной безопасности, идя столь самоотверженно на выручку пострадавшего по неизвестной причине товарища.
   Сделав упор своей ногой на многострадальный кумачовый живот Петра, на котором осталось только звезду фломастером пририсовать, для полноты впечатлений, он руками попытался высвободить его ногу. От всего этого волосы у Петра встали дыбором, он дико взревел бульдозером. И свободной ногой ударил Руконогова в грудь. Ударом ноги тренированного Петра Беспутного Руконогова отбросило далеко на кровать, где сидел, раскрыв рот, потрясённый происходящим в комнате, очарованный зритель, Болеслав Загребухин.
   Этого столкновения не ожидали оба. От него произошла порча имущества, разбилась подвернувшаяся совершенно некстати под руку и другую часть тела тарелка Цыплякова. Кроме того, оба понесли обширные телесные и моральные убытки.
   Загребухин сломал зуб от удара головы Руконогова. Последний получил в обмен синяк и подтверждение давно понимаемому им принципу: "Всякое доброе дело должно быть наказуемо". На свои парадные брюки он непроизвольно навесил жирный отличительный знак борца за социальную справедливость. Этот знак самопроизвольно прицепился к нему с грязной раздавленной тарелки Цыплякова.
   Этим дело не кончилось: посыпались взаимные оскорбления и упрёки, полностью нелепые в этот момент угрозы жизни товарища по учёбе. Шум внезапно вспыхнувшей вражды перекрывали только стоны и вскрики Петра, о котором все враз забыли.
   Сам Пётр не мог ни встать, ни сесть, ни изменить неприятную позу, ни посочувствовать как - либо пострадавшим при оказании ему первой помощи товарищам. Его лицо выражало страшную муку по этому и другому поводу.
   Алексей внимательно следил за происходящими в комнате событиями от стола, частично отвлекшись от учёбы. Формулу бензонала он уже давно выучил, вместе с качественными и количественными реакциями, промышленным синтезом. Вернее, он помнил всё это ещё по прошлому практическому занятию, а потому сразу изучал фенобарбитал вместе с барбамилом с сопутствующими им знаниями. Крики отвлекли его от созерцания реакций, теперь он смотрел на Петра и анализировал непонятную сцену из жизни друзей, она навевала на него богатые исторические ассоциации и коллизии:
   - Вот такое, наверное, было лицо у Иисуса Христа, когда его распяли древние римляне. Между прочим, разговаривающие на чистейшей латыни почти без ошибок! С другой стороны, Петра можно сравнить с индийскими йогами. Нет, его сравнить нельзя. Что там индийские йоги! Они всю жизнь учатся, а Пётр с третьего занятия их оптом за пояс заткнул, засунув ногу за голову! Вот до чего могуч простой советский человек!
   Пётр уже не кричал, а только хрипел:
   - Помоги, Алексей!!!
   На других находящихся в комнате он уже не рассчитывал. Они сильно были заняты выяснением личных отношений друг с другом, определяли степень вины друг перед другом, показывая на зубы, выпавшие и ещё целые, пятна на задних местах брюк, синяки, ворошили битую тарелку третьего лица указательным пальцем.
   На хрип зашло ещё несколько студентов из коридора. Все с удивлением осматривали необычную позу Петра.
   В углу, около кровати, продолжали зло ругаться Загребухин с Руконоговым.
   Загребухин демонстрировал всем желающим, зашедшим в комнату, сломанный зуб, требуя при этом компенсации абстрактно, у всех сразу. В том числе и у случайно зашедших в комнату на тревожный крик Петра. Было ясно, что этой самой компенсации ему не видать, как своих ушей без зеркала.
   Собравшиеся подняли стонущего Петра, перенесли в центр комнаты, стали внимательно осматривать со всех сторон, решая, что же с ним можно сделать ещё, давать разнообразные советы по поводу возможного лечения. Но вначале надо было поставить правильный диагноз столь редкому среди студентов заболеванию.
   Таким образом произошёл импровизированный студенческий консилиум фармацевтической общественности общежития. Все старались применить на Петре свои медицинские знания в целях оказания первой и последующей помощи товарищу.
   Один предложил измерить давление для более точной постановки диагноза, некоторые предлагали взять на анализ кровь, мочу, другие биологические жидкости. Все хором спрашивали друг у друга, почему Пётр находится в такой неестественной для обычного советского студента позе? Что тому причина, почему его так скрутило, не от жестокой ли боли в желудке? Может, он съел чего лишнего, или некачественного?
   Посыпались вопросы, где и чем питался Пётр в последний раз перед настигшей его внезапно трагедией.
   На это от стола рассудительно отвечал Алексей, что Петра скрутили тяжёлые обстоятельства его личной жизни. Что же ещё скрутить его так могло? Не тараканы же, да и не тяжкие душевные страдания о пропущенной лекции по биохимии, внезапно заменённой разгрузкой лесовоза деканом. Да и нечего тут зря на пищу грешить. Пища была в студенческой столовой хоть и грубого помола, но вполне перевариваемая, доброкачественная. Все поели, и живы остались. Никого даже пару раз не вырвало.
   И ведь действительно, скрутило Петра только по его личной инициативе, без всякого на то участия дружного коллектива товарищей по комнате!
   Третий студент пытался осмотреть язык стонущего Петра, предлагая шире открывать ему рот при криках, для заглядывания в рот, осмотра всего ротового отверстия, но Пётр метко плюнул ему в лицо. Третий моментально отстал со своими интересными предложениями, молча утираясь рукавом, шепча проклятия и научные термины про себя.
   Таким образом, консилиум закончился полностью безрезультатно. Пётр поставил на нём чёткую жирную точку своим метким плевком. Диагноза поставить не удалось, но лечение надо было начать немедленно.
   Алексей, временно отложив оба раскрытых учебника, оторвался от одновременного изучения проблем пищеварения и качественного анализа барбитуратов. Теперь он растерянно смотрел по сторонам, не зная, что же можно предпринять в столь тяжёлом и неординарном случае простого студенческого быта. Такое он, как и все его окружающие товарищи, видел впервые в жизни. Дай Бог, чтобы ему такое второй раз не привиделось! На глаза Алексею случайно попалась пустая кефирная бутылка Загребухина, важно занимающая центр стола. К ней стремился пробиться таракан десять минут назад, дабы полакомиться остатками со стенок. Моментально пришло единственно верное решение ошарашившей всех студентов проблемы.
   - Где у тебя, Болеслав, лежит целая бутылка с подсолнечным маслом? - спросил Алексей решительно и строго, как бывалый фельдшер у своих подручных, малограмотных подвыпивших санитаров.
   - Ради Бога, только не здесь! Несите его в коридор, на нейтральную территорию! - сразу запротестовал Загребухин, как опытный хозяйственник, он мгновенно всё понял и моментально представил весь пол в комнате, залитый подсолнечным маслом. А также присутствующих, энергично разносящих это масло по всем углам комнаты и этажа ногами. Но подсолнечное масло всё же дал, из чистого гуманизма и человеколюбия, всегда ему присущего в большом количестве.
   Скорчившегося Петра, под его непонятные крики и стоны, вынесли в коридор на руках сердобольные товарищи по этажу. Следом торжественно шёл с маслом в руках задумчивый Говоров, на ходу вскрывая бутылку зубами. Первые пятьдесят грамм масла он выпил, чтобы проверить его качество органолептически и общую пригодность к предстоящей операции по спасению друга по комнате.
   - Как будем действовать: будем выбривать затылок больного бритвой для большего скольжения или просто польём маслом трущиеся части? Вспомните уравнение Стокса!?
   Большинство собравшихся студентов обоего пола решительно отклонило предложение о выбривании затылка, тем более частично прикрытого ногой в надорванном носке.
   - И так за масло достанется, ещё волос на полу тут не хватало! Да и нога выбриванию сильно мешает!
   Так постановил научный симпозиум собравшихся студентов разных курсов с разных этажей. Для голосования и подсчёта голосов времени не было, как и для составления протокола собрания. Пациент мог скончаться от болевого шока.
   Говоров принял всё руководство операцией на себя, практически авторитарно, как это было принято в институте.
   Пётр уже устал хрипеть, теперь он только таращил на всех присутствующих обезумевшие глаза, ожидая помощи с неизвестной стороны, от бутылки с маслом.
   Алексей сказал Петру прямо в лицо горькую правду жизни, совсем не слушая его невразумительные хрипы, стоны, проклятия и неразумные пожелания:
   - Сейчас будет немного больно, потерпи, дорогой товарищ и друг! - с этими словами он щедро полил голову, а также частично спину Петра, чужим растительным маслом. Конечно, своё масло он бы так щедро не лил на Петра, не задумываясь о последствиях для его спины и пола коридора. Но своего растительного масла у него давно уже не было, также как и соевого или рапсового. Нужда крепко держала его своими костлявыми руками, не обращая внимания на научную деятельность сразу в трёх кружках, блестящие знания, поездки в колхоз, походы в ДНД и на все другие общественные работы.
   После этого Алексей внезапно рванул ногу Петра. Пётр грустно всхлипнул, освободившейся ногой хлёстко ударил Алексея в живот. Ударом Алексей был отброшен к стене, с гулом ударился о неё, тихонько сполз на пол, затих, раскинув руки вдоль хода движения.
   - Воды ему!
   Теперь они лежали рядом, измазанные маслом и облитые водой. Вокруг гудели на разный лад студенты, пытаясь оказать им обоим посильную помощь одновременно.
   Было очень приятно видеть друзей вместе и в эту, тяжёлую для них обоих, скорбную минуту печали. Видимо, именно о таком случае русская народная поговорка правильно говорит: "Друзья - не разлей вода". Но в связи с веянием нового времени в поговорку срочно требуется внести дополнение: <<Друзья - не разлей вода и масло>>.
   Алексея ещё раз интенсивно побрызгали холодной водой. Крайне измученного самим спортом и попытками его лечения, обессиленного Петра занесли в комнату, положили с должной осторожностью на прежнее место, в самом её центре, откуда выносили на лечение.
   Алексей отёр лицо от воды и, держась за стену, медленно побрёл вдоль коридора в неизвестность, расталкивая набежавших любопытных студентов, приходить в себя там, в полутёмных коридорах.
   К этому времени на шестой этаж сбежались студенты с других этажей, выясняя, что же тут произошло, почему такой шум, крики, откуда и куда, с какой целью несут тела постояльцев.
   Одна студентка возмущённо говорила двум другим, немного опоздавшим к месту непонятного социального события шестого этажа:
   - Подхожу посмотреть, почему так сильно кричат на шестом этаже. Смотрю, один из дерущихся уже на полу лежит, а другой ему руки-ноги выворачивает, издевается таким образом! А ведь кругом полно ребят стоит, никто не прекратит это вопиющее безобразие и избиение, надругательство! Все наблюдают, чем оно закончится! Но избитый и лежащий на полу изловчился, да как даст тому, другому, ногой! Тот, который лежащему ноги выкручивал, к стене отлетел, ударился об неё с хрустом и упал. Я думала, что он после этого и не поднимется больше! Спасибо, нашлись добрые люди, водой его в чувство привели, первую помощь оказали! Вот что тут у нас твориться! Чуть на глазах всего этажа насмерть человека не убили!
   - А почему они так жестоко подрались, известно? В чём причина такого непонятного зверства на нашем фармфакультете? С чего началось это жуткое, варварское избиение пострадавшей личности? Наверное, тут замешана любовь?
   - Да они бутылку с растительным маслом не поделили!
   - Боже, да разве можно так, из-за бутылки с растительным маслом? Да сразу насмерть человека бить! Вот до чего людей голод доводит! Какой ужас! Какой ужас!
   На четвёртом этаже рассказ о событиях уже изменился:
   - Слышали, на шестом этаже опять наши алкоголики передрались, один у другого бутылку водки хотел отнять, ножом угрожал! Пришлось милицию вызывать и скорую помощь для порезанного ножом студента!
   На втором этаже бытовала другая версия произошедшего в далёких верхах, её разносили по комнатам явные очевидцы:
   - Наверху огромная драка была, шестой этаж с седьмым схватились, кастетами, ножами и бутылками бились. Троих покалечило, их забрали в милицию до выяснения причин возникновения драки. Уже потом лечить и выгонять из института будут. Остальные успели разбежаться и попрятаться в комнатах ещё до приезда милиции.
   На первом этаже вахтёрша жаловалась сменщице, пересказывая той совершенно деформированный рассказ о реальном событии шестого этажа:
   - Лиходеи наверху совсем распоясались. Со вчерашнего вечера не переставая, дерутся. Вроде должны все на занятиях быть, ан даже в это время безобразят. Раньше просто бутылки в окно ночью кидали, а сегодня, белым днём, целый мешок со стеклотарой выбросили. Даже самого мешка не пожалели! Совсем совесть потеряли! Может, уже пора милицию вызывать?
   Ей отвечала другая вахтёрша, принимающая смену:
   - Не наше это дело, в распри ихние внутренние влезать с милицией. Тут некоторые преподаватели институтские проживают. Пусть с ними сами разбираются! А то узнают наши лиходеи, что мы милицию для них вызывали, так после того, как милиция уедет, нам же от них ещё и достанется! А мне двух внучат поднять надо, вырастить! Если кого убьют, милиция сама быстро приедет, до неё такие слухи быстро доходят. А может, они это ещё так по малолетству балуются?!
   Что доложили в деканат, тоже было неясно. Или одну из этих версий, или пятую версию. Возможно, что сразу несколько версий, чтобы декан смог выбрать себе более подходящую, на своё руководящее усмотрение. Для должной оценки происшедшего с подшефными.
   Так рождались легенды нашего института. Они всегда появлялись строго на основе реальных фактов невероятного студенческого быта.
   В 20.15 можно сказать, что Пётр окончательно пришёл в себя после тренировки. Он опробовал ногу в действии на разных режимах работы. Она немного болела, но, в общем, ещё действовала, пользоваться ею можно было. Если не считать малого дефекта: коленка опухла, и стала плохо сгибаться. А ступня немного, градусов на 45, отклонилась от своего нормального положения. Во всяком случае, Пётр рассчитывал с её помощью, не используя костылей или трости, инвалидной коляски, добраться до места работы. Теперь посторонним людям со стороны казалось, что Пётр ходит боком, как краб под водой. Это же казалось и знакомым Петра, которые знали, что ранее Пётр перемещался по горизонтальной поверхности в несколько иной манере, более привычной и традиционной для рода человеческого.
   Пётр переоделся, частично вымыл голову от масла, тряпкой протёр шею и часть спины, удаляя масло оттуда.
   Теперь он мирно сидел на полу, не участвуя более в рисковом экстремальном спорте, и сушил волосы над электроплиткой, что было категорически запрещено всеми общественными и научными организациями института, деканатом и ректоратом. О чём имелся официальный приказ в пяти экземплярах. Больше машинка копий сделать не смогла.
   В комнате подпахивало палёной шерстью от его пересушенных волос. Думаю, если бы декан увидел Петра в позе лотоса над плиткой, с волосами, закрутившимися, как у негроида, и местами изменившими цвет от чрезмерной жары, с остатками масла на одежде, он лишился бы командного голоса надолго. Но декана в общежитии сегодня не было. Сегодня он наводил должные порядки в других местах. На всё сразу даже его прыти не хватало.
   Со стороны, глядя сейчас на Петра, могло показаться, что дзен-буддизм пришёл в комнату надолго, а может быть, навсегда. А Пётр окончательно потерял религиозную ориентацию, доставшуюся ему в наследство от всех далёких и близких предков.
   Болеслав лежал в кровати с зубом в руках, и, покачивая головой в такт зубной боли, рассматривая зуб, размышлял о происходящем в комнате:
   - Плохо жить в одной комнате со спортсменом. Особенно таким, как Пётр. Вот всего одна тренировка, а пострадали сразу четверо, в том числе и сам тренирующийся. В следующий раз надо быть умнее. Или самому покинуть комнату на время тренировки, либо отправить Петра в сушилку, пусть там в стены стучит и собирает любопытных, желающих безвинно пострадать. Пусть себе страдают на здоровье! Нет, вообще-то покидать комнату во время тренировки рискованно. Надо контролировать ситуацию, особенно в случае разрушения общежития, или предметов быта жильцов тренирующимся. Необходимо принимать к нему меры коррекции или же насильственного успокоения, срочно прекращать тренировку.
   Но как уберечь свои зубы? Неясно. Ещё неизвестно, чем кончится этот день. Наверняка декан узнает об этой диковинной выходке Петра. Что он делать с нами будет? Может, припишут всем нам аморальное поведение и всех моментом из института исключат? Или просто из общежития выгонят? А может, всё обойдётся, чего зря раньше времени трястись от страха? Нет, в любом случае, зачёта по фармхимии мне не сдать! Даже если декан ограничится выговором, или сделает вид, что ничего не знает. Ох, сложна наука, вот уже 45 минут учу, а в голове всё ещё пусто, один звон стоит. Только пара формул и застряла. Да и те после удара головой о стену вряд ли различу от тех, которые ещё не изучал. Ах, как десна болит, как тут выучить 40 страниц текста с формулами и реакциями?
   Шум в коридоре к этому времени ещё окончательно не утих. Студенты не могли прийти в себя, успокоиться, после непонятного случая со своим соседом.
   Было неясно, какая такая горькая причина закинула тому ногу за голову? Может, это такая попытка суицида? Что же довело его до такого состояния?
   Петра все знали как уравновешенного и серьёзного человека, находящегося в солидном возрасте, который терпеливо и стойко сносил все неприятности и невзгоды продолжительной учёбы. Неужели на зачёте по фармхимии так жутко свирепствуют преподаватели? А панический страх доводит несчастных студентов до такого состояния, что у них ноги за головой застревает от невыразимого ужаса зачёта? Может, он специально себя до такого состояния довёл, чтобы не ходить на зачёт? Так это ему не поможет, всё равно зачёт придётся сдавать, без этого до экзамена не допустят!
   В комнату пришла староста этажа и стала стыдить присутствующих, заставлять их убрать масло с пола в коридоре.
   - На вашем масле уже пять человек упало! А если кто травмируется серьёзно, вплоть до госпитализации?
   Пётр спокойно сказал:
   - Мне некогда тут с вашим маслом развлекаться, я ухожу на работу! Да и не просил я масло мне на голову лить. Что я, дурак, что ли, такими делами зимой перед выходом на работу заниматься?
   Это была истинная правда. Масла он себе на голову лить не просил. И дураком не был. Что тут ещё сказать можно? Да и кто на такое мероприятие добровольно решится, перед работой, маслом себя поливать?
   Болеслав тоже не горел желанием бороться со своим разлитым по полу маслом:
   - А я к этому делу вообще никакого отношения не имею! Я уже два часа к зачёту по фармхимии готовлюсь, не сходя с кровати.
   - Как не имеешь, а масло разлитое чьё было? Чья комната устроила дебош и пьяную драку на весь этаж? Вы не только заниматься, вы жить соседям по всему этажу мешаете!
   Это заявление старосты этажа до крайности возмутило любителя социальной справедливости в быту Болеслава.
   - Не надо нам лапшу вешать на уши публично! По вопросу лапши попрошу обращаться к нашим соседям, лично Охламонову! Дебоша у нас вовсе не было! Кто это такое придумать мог!? Покажите мне его пальцем, я всё тотчас опровергну! Тарелка сломалась, это верно, но не от дебоша, а оттого, что на неё от удивления сел известным местом Иван Руконогов. У него, в качестве весомого доказательства, на заднице пятно от неё осталось! А драка была вовсе не пьяная, а чисто спортивная! Так у нас Пётр вторую неделю подряд спортом занимается, для внутренней гармонизации и последующей адаптации в обществе. Всему этажу известно, что мы непьющие!
   - Ха! Да кто такое в трезвом виде вытворит!? Поливать друг друга растительным маслом, ноги выкручивать, кричать нецензурно на весь этаж на неизучаемом иностранном языке. Посмотри на Петра, сразу видно, что человек не в себе! Волосы так слиплись, что граблями не расчесать, да и подгорели местами, торчат в разные стороны. А нога как у кузнечика - назад вывернута. Сам застыл над плиткой полуголый и молчит, как истукан на острове Пасхи. А на дворе давно не лето. Да ведь и плитку в комнате включать запрещено решением студсовета, а тем более волосы над ней сушить! Так нормальный советский человек не выглядит! И так обычный советский человек себя в трезвом виде не ведёт! Будете другим рассказывать, как вы тут не пьёте! Ваша секция вторые сутки трём этажам покою не даёт, шестому, пятому и седьмому! Чтобы к утру всё убрали. Иначе утром докладная будет в известной всем вам инстанции. За всё ответит ваш староста комнаты Владимир Цыпляков! Где это он от событий прячется, кстати?
   - Он ещё не пришёл с занятий.
   - Давно пора бы прийти домой, ответить за беспорядки да безобразия!
   В это время часы показывали 20.45.
   - Видимо, Цыпляков на кружке задержался. Он пытается серьёзно наукой заниматься, а не пьёт по углам и кабакам!
   - Вот как заявится, прямо с науки, пусть сам и убирает, если вас заставить не сможет!
   Болеслав не любил, когда обижали товарища по учебе, коллегу по койке, соседа по комнате, поэтому незамедлительно вступился за молчащего оскорблённого Пётра:
   - Зря ты о нашем Петре так. Он совсем почти нормальный. Это он так спортом интенсивно занимается. А спорт - это в первую очередь тяжёлый труд, это всем известно из политинформаций. Вот от этого труда он так и вспотел, и волосы у него поэтому слиплись. А с ногой у него иногда бывает так - связки выкручиваются, слабые ещё, тренинга мало. И поза, в которой он сейчас над плиткой сидит - тоже не простая, а спортивная. Кажется, осаной называется, что ли. Или ещё как мудрёно.
   Сам Пётр за время прихода старосты этажа даже не шелохнулся ни разу. Только сказал два коротких предложения из состояния позы лотоса, не поворачивая голову понапрасну к дискутирующим.
   Староста этажа повернулась и молча вышла. Тяжело разговаривать с последователями древнего учения софистов, тщательно обученных на кафедрах общественных наук опытными преподавателями-марксистами.
   Не успел на это хорошее событие Болеслав и рта раскрыть, для очередного ощупывания остатков корня зуба во рту, как в комнату, как чёрт из табакерки, ворвался Андрей Охламонов.
   Он очнулся во время лечения Петра, пришёл в себя от громких слов старосты, принял немного остатков водки в смеси с лапшой, как единовременную выпивку и закуску. Это окончательно вылечило его и вселило неукротимую деструктивную энергию. Настроен он был по-боевому, про двойную отработку по фармхимии совсем забыл. Сам же вид его был просто ужасен. Лицо бледное, исстрадавшееся, как и полагается настоящему мученику науки. Два фиолетовых синяка симметрично светились, как фонарики, освещающие трудный путь к познанию фармацевтической истины. Возможно, это были отличительные знаки о двух полученных и ещё не отработанных отработках. Нос вздулся от удара одного из старых друзей. Губа тоже опухла и перекосилась. Грязные волосы, в которых запуталась лапша, торчат в разные стороны пучками. Рубашка с одной оставшейся пуговицей была щедро полита чьей-то кровью. Кровь уже запеклась, поэтому казалось, что рубашка на нём проржавела местами насквозь. Похож он был на привидение, мог напугать любого непосвящённого человека, даже хоть и самого декана, попадись он ему на пути. Что уж тут говорить о младшекурсницах! Вообще-то выпускать его из комнаты в таком виде было большой тактической ошибкой Ивана Руконогова. Если на сегодняшней конференции говорили о досаждающем всем ночами филине, то на следующей будут говорить о кричащем привидении. Но социальная активность лезла из Охламонова как в трезвом, так и в нетрезвом виде, так уж он был воспитан разнообразными многочисленными общественными организациями нашего общества.
   - Ах, подлецы-тихони, опять что-то натворили? Признавайтесь, кого маслом поливали? Почему это все люди на нашем этаже от вас падают?
   - Отстань! - сказал Пётр, пытаясь вернуть ноге нормальный вид, перед выходом на работу, делая попытки массажа.
   - Что, лучшему другу сказать не хочешь, кого маслом поливал? - пристал к нему Охламонов. Любил он это дело, приставать ко всем, как банный лист, почти как и другую свою забаву - драку.
   - Ну, меня маслом поливали!
   Охламонов решил, что Пётр над ним просто издевается.
   В самом деле, ведь кто в своём уме будет в таком признаваться, даже если такая беда с ним и случилась? И поэтому он вместо продолжения разговора ловко смазал Петра по физиономии, поставив ему фингал под глаз на всю неделю. Для общей красоты и гармонии, к подпаленным закрученным волосам и скрюченной спортом ноге.
   Охламонов был не лыком шит, два года до института он временами упорно занимался боксом. А поэтому кое-что знал и умел в этом славном ремесле. И вообще любил эту простую народную забаву - драку. Были такие умные люди, которые рекомендовали ему бросить фармацию, дружбу с водкой и перейти полностью на занятия боксом или каким другим видом спорта.
   Встававший с пола Пётр снова сел. Но уже не на пол, а на плитку, над которой сушил ранее волосы. Конечно, на включённой плитке он долго не засиделся. Вскочил с плитки с недовольным иностранным криком и дымящимися брюками, завязался скоротечный бой.
   Пётр тычком кулака, который предварительно долго и тщательно набивал о стены разных комнат и аудиторий, ткнул Охламонова. Тот от неожиданности, засмотревшись на дымящиеся штаны Петра, не успел среагировать. Поэтому стал падать на пол, размахивая бестолково руками и ногами. Одна неловко откинутая нога задела пах Петра. Тот тоже не ожидал такого подвоха от своего поверженного противника, поэтому поставить блок не успел.
   В следующую секунду ошеломлённый Охламонов уже лежал на полу, а Пётр забористо ругаясь, пританцовывал по комнате в дымящихся брюках. Всё это вызывало новое удивление у совершенно потрясённого происходящим в комнате Загребухина, вторично потерявшего на полу зуб, тщательно сжимаемый в кулаке до этого.
   - Вот ведь как велик и силён простой советский человек! На третьей тренировке он запросто, просто играючи, закинул ногу за голову! Йоги к этому годами идут! А что после пятой тренировки будет? Что от него ожидать можно? Вот у Петра богатая практика, за один вечер две тренировки проводит!- продолжал непрерывно удивляться Болеслав, прижавшись к кровати и одновременно стене комнаты, чтобы размахивающие руками и ногами не зацепили и его, в спорте не участвующего. - Видимо, скоро он займёт достойное место в нашем спорте. Да, а вот плитку надо на время тренировок отключать и хорошо прятать. В ином случае или плитку разобьют, или угорим от сгоревших штанов прямо на их хозяине.
   У Петра аж слёзы выступили на глазах. Он беззвучно плакал, пританцовывая вокруг плитки на перекошенной ноге, приседая, и стараясь удержаться за стену руками от повторного падения на плитку.
   Охламонов уже забыл, почему он оказался на полу, зачем пришёл в комнату. Конечно, советский человек воспитан на глубоких примерах гуманизма, любви к Ильичу, другим соратникам. Увидев слёзы Петра, Андрей сразу принялся его успокаивать, но как-то по-своему, несколько специфически:
   - Пойдём к девкам, я вчера с такими познакомился ....
   - Катись сам! - сказал Пётр, утирая скупые мужские слёзы, градом льющиеся из его глаз. Потом дважды крепко избитый Пётр с глухими стонами отправился на работу.
   Шёл он нелёгкой танцующей походкой, выступая боком и выставляя правую ногу под углом к левой, неловко приседая при ходьбе, размахивая руками для придания своему телу нужного равновесия, чтобы не упасть на землю. Со стороны могло показаться, что он и не идёт вовсе на какую-то там ежедневную прозаическую работу, а романтически передвигается в некоем экзотическом танце. Многие незнакомые люди останавливались, заметив его приближение ещё издали, долго наблюдали за его танцем и аплодировали ему вдогонку, выражая свой бурный восторг внезапно увиденным на улице города.
   По дороге на работу он проявил массовый героизм, органически свойственный всякому советскому человеку от природы, а также попутно совершил много славных поступков и дел. Ещё он отключил, по ошибке, от электроэнергии, одно ответственное государственное учреждение. За что и был пойман бдительной милицией прямо на месте своей работы. Только в середине следующего дня его выпустили на занятия из КПЗ, со справкой целиком положительного характера. Однако перед этим бедный Пётр имел крайне неприятный разговор сразу с пятью милиционерами на разные темы уголовного законодательства РСФСР. Ему пришлось ответить на их справедливые, но весьма трудные вопросы. Милиционеров почему-то очень интересовало отношение Петра к трупу неизвестной национальности в районе КЗТЗ, найденному неделю назад при разборе мусора, пьяному погрому в ресторане "Радуга", при котором кто-то побил цветовую рекламу этого почтеннейшего заведения со стороны крыши. А проще говоря, завалил несколько букв из его названия прямо на землю. Теперь посетителей ресторана встречала непонятная надпись - "дуга", вызывающая многочисленные вопросы клиентов сразу при входе. Также у него спрашивали, не является ли он случайным участником разбойного нападения на машину инкассаторов в районе области, повлекшим жертвы и разрушения? А не он ли ограбил старушку в Сенном переулке, переодевшись сантехником, широко используя монтировку в качестве оружия угрозы? Вдруг он на что согласится с перепугу! Тогда наша славная милиция обязательно обнаружит и расследует новое кровавое преступление, совершённое против народа.
   Пётр всё это упорно отрицал и целиком ссылался на поглотившую его учёбу, по которой всегда можно проверить и проследить его алиби. У Петра хватило ума не соглашаться во всём с родной милицией, не подписывать разоблачительных протоколов с неизвестным содержанием. А главное, не ответить на такие любезные предложения должным образом, с использованием набитых о стены кулаков. Пётр всё время упрямо стоял на своём, не поддаваясь милицейскому напору. Он призывал для очной ставки декана, старосту курса и своей группы, для подтверждения алиби, полного отрицания гнусных милицейских инсинуаций, мерзких наветов неизвестных свидетелей. Один из милиционеров при этом неоднократно уточнял, декан - это просто фамилия такая или кличка подельника по ограблению машины инкассаторов? Кто присутствовал на ограблении ещё, кто такой ректор, их главарь?
   Пётр настолько замкнулся в своём ожесточённом молчании, что перестал подтверждать, что он есть Пётр Иванович Беспутный, уроженец Брянской области, временно проживающий в городе К. только с целью учёбы.
   Моментально была проведена очная ставка, но не с деканом и старостой, а с пострадавшим при ограблении инкассатором. Но он Петра за участника разбойного нападения не признал.
   - Тот грабитель в противогазной маске был, а этот нет! - твёрдо заявил пострадавший инкассатор организаторам следственного эксперимента. На этом следственное деяние и закончилось.
   Однако милиционеров возмущала та бесцеремонность, с которой перемещался по зданию КПЗ Пётр Беспутный, переваливаясь с боку на бок на манер подбитой индоутки.
   Поясним читателю, что в этот период своей непростой жизни Пётр занимался включением и выключением рекламы в одном из районов города, что всегда было связано с удивительными событиями в его личной жизни, и разнообразными приключениями. Эти приключения всегда хорошо скрашивали его тривиальный, строгий, почти спартанский быт. Пётр жил своей весьма специфической, замкнутой жизнью, стараясь игнорировать социальную активность друзей по комнате, вовлекающих его в авантюры, не впускать их обутыми в свой глубокий внутренний мир. Но всё это темы уже для других рассказов.
   Охламонов, обиженно сопя одной ноздрёй, вторая была простужена и забита спёкшейся кровью и соплями, вышел вслед за ним в коридор.
   Через 15 секунд донёсся сначала шлепок тела, а затем возмущённый рёв Охламонова. Масло сработало безотказно и в этом конкретном случае.
   Болеслав остался в комнате один. Вообще-то можно было бы и поужинать, в соответствии с режимом рабочего дня. Но десна так опухла, что принятие пищи по графику стало невозможным. Болеслав совершенно вне графика прополоскал рот содовым раствором, боль немного утихла.
   В комнату тихо вошёл Говоров, вернувшийся из тёмной неизвестности далёких коридоров. Сам он выглядел после оказания второй помощи Петру неважно. Первую помощь Петру оказывал Руконогов, который, наругавшись от души с Болеславом, теперь лежал с учебником в своей комнате на кровати, прижимая столовую ложку к месту удара.
   - Голова у меня что-то болит, кружится, аспирину у тебя нет, Болеслав?
   - Возьми там, где всегда лежит!
   - А Цыпляков ещё не пришёл?
   - Как видишь. Сходи-ка, Алексей, лучше масло подотри, а то, сколько народу уже упало! Ведь так и руки-ноги сломать можно, не все у нас спортсмены, не все могут на этом масле шейк танцевать.
   - У меня голова кружится, на затылке большая шишка. И почему я? Масло чьё было? Да я тут и не живу! Если я и лил масло, так только с полного согласия окружающих и позитивно кричащего на это пострадавшего. Вместо меня мог оказаться любой другой из соседей! И, что, соседа тоже бы заставили своё масло убирать? По всем законам гостеприимства, нельзя так гостя обижать! Тем более такого, который хозяевам помогает, помощь медицинскую им оказывает. В следующий раз сам своё масло будешь лить Петру за шиворот, и всякую другую первую помощь оказывать.
   - Соседи соседями, да не с другого этажа, - буркнул на него шепеляво Загребухин. - Отстань от меня, я в печали!
   Было ясно, что Говоров мог бы выдвинуть много аргументов против растительного масла как такового, и своей роли в этом деле. Мог привести некоторые неоспоримые преимущества сала Петра над растительным маслом Болеслава. Но, увидев, что Загребухин "сломался", замолчал.
   Следующие пять минут соратники молча занимались самолечением, причём все медикаменты были изымаемыми из тумбочки Загребухина. Одну таблетку Говоров нашёл и в тумбочке Цыплякова. Но она была без всякой маркировки. Обычно такие таблетки, выпавшие из упаковки, следовало выбрасывать. Но Цыпляков хранил одинокую таблетку, как некую абстрактную ценность. Видимо, он достаточно цепко помнил, что это такое. Говоров думал целых 17 секунд, прежде чем проглотил одинокую таблетку Цыплякова.
   Говорову было известно, что Цыпляков ядов и сильнодействующих медикаментов в наличии не имел. Поэтому отравление исключалось в любом случае. Могла произойти только передозировка, но её Говоров особо не боялся, печень у него была здоровой и пока работала нормально, не шалила. Во всяком случае, поводов жаловаться на неё он пока не имел.
   После самолечения и крепкого удара об стену затылком у Говорова возникла потребность поговорить по душам, но заводить беседу с Загребухиным он не решался. Теперь Загребухин имел вид двуликого Януса, героя древней римской мифологии.
   Говоров сразу опознал его в Загребухине, как знаток латинских древностей. С левой стороны он был похож на хомяка, дорвавшегося, наконец, до колхозного склада с отборным зерном. И набившего защёчный мешок полностью дармовым зерном с этого склада. С этой стороны у него опухла десна и был выбит зуб.
   С правой стороны он походил на ощерившуюся на врага собаку - дворнягу. Этой стороной он ударился о стену комнаты, во время столкновения с Руконоговым. Оба вида совсем не располагали к долгой, продолжительной и плодотворной беседе, тем более, на тему вечной любви или дружбы. Когда же Говоров в очередной раз произнёс вслух фразу, ни к кому конкретно в комнате не обращаясь: - А где же всё-таки Цыпляков!? - Загребухин, ни слова не говоря в ответ, просто запустил в него подвернувшимся под руку учебником.
   Говоров деловито подобрал долетевший до него учебник с пола, вышел с ним в коридор для дальнейшего изучения. В коридоре было темно для чтения. Говоров зашёл в сушилку, включил свет.
   В центре сушилки на стуле, полностью одетый, в шапке-ушанке с опущенными и завязанными на подбородке тесёмками от "ушей", спал Владимир Цыпляков.
   Да, читатель, Цыпляков не потерялся, как ёжик в тумане, как подумали некоторые герои произведения, он нашёл верную дорогу домой.
   - Что-то рано ты спать сел, Владимир, ещё и девяти-то нет!
   Не раскрывая полностью глаз от яркого света, Цыпляков сладко потянулся, и свалился со стула. На полу он уже окончательно проснулся, встал, отряхнулся, развязал шапку-ушанку. Завязал "уши" вверху. Внимательно посмотрел на Говорова с открытым учебником в руках.
   - Э, я вижу, ты уже раздет! Неужели нашу комнату открыли?
   - Да, уже открыли. Если бы не я, то Пётр точно дверь с частью стены отворил!
   И Говоров в деталях рассказал эпопею с дверями, стыдливо умолчав при этом, у кого были ключи от входной двери.
   - А почему ты красный такой, или это мне со сна так кажется?
   - Да вот, на масле поскользнулся, когда Петру перед работой тренироваться помогал. А ты зачем тут спишь на стуле?
   - Пришел, ключей нигде нет, спать страшно хочется. Думаю, зайду к кому, так мешать спать будут разговорами. А тут я один, правда, холодно очень!
   - Ты вот что, Владимир. Если станет тебя Болеслав просить масло подтереть, так ты не спеши ему сразу отказывать. Вид у него, как у побитой собаки, тяжело человеку учёба даётся. Да ещё зуб ему во время спортивной драки случайно выдавили. Не со зла конечно, по ошибке. Теперь он похож на легендарного царя Лациума - Janus bifrons, двуликого Януса, это его так Руконогов с двух сторон приложил. Случайно, но мощно. С одной стороны головой ударил, а уж другой стороной он сам об стену комнаты от избытка кинетической энергии шарахнулся. Да и староста этажа просила тебя масло подтереть после некоторых спортивных достижений нашего Петра. Специально тобой очень интересовалась. Где, мол, староста ваш, Цыпляков, ошивается? Пора бы ему масло в коридоре подтирать! Тут на нём уже многие упали. Ты, когда отдыхал, шума не слышал во сне?
   - Я спал. И снилось мне, что я на стадионе во время больших соревнований, а кругом народ кричит, спортсменов поддерживает. А потом кошмары пошли. Привидение за мной гонялось, саваном махало, даже по лицу им провело! Я хотел кричать, да рта во сне раскрыть не смог.
   - Интересное это явление, Владимир. Как сон с явью переплетается. Тут заварушка одна случилась, народ собрался, шумели. А тебе, видишь, стадион приснился! А привидение - вовсе и не привидение. Это студентка Гирькина, она тут своё бельё сушила. А потом сняла его и вынесла, я сам видел. А тебе надо хорошенько отдохнуть! Так и нервную систему окончательно подорвать можно. Да, что это у тебя за одинокая таблетка по тумбочке из стороны в сторону каталась?
   - Точно я не знаю. Ею в меня на прошлой неделе на занятиях Охламонов кидался. Я её подобрал на всякий случай, что добру зазря пропадать на полу! Спроси у Охламонова, он должен сам знать, какими таблетками разбрасывался.
   - Да, у Охламонова трудно правды добиться, особенно сейчас, в период гона. Вряд ли он что с прошлой недели помнит.
   Цыпляков непонимающе посмотрел на Говорова.
   - Ладно, я тебе об этом потом расскажу. Надеюсь, что твоя охламоновская таблетка пошла мне только на пользу. - Говоров погладил одновременно двумя руками живот и шишку на затылке.
   - Ещё вот что, Владимир. На тебе как висел, так и висит твой интернациональный долг. На сегодняшней конференции вопрос поставили ребром: или долг, или репрессии. И вообще, Владимир, Родина давно ждёт лично от тебя изобретений, тебе это передал от неё декан собственной персоной. Я понимаю, что ты открыл новый способ сбегать с конференций, это в целом похвально. Ничего хорошего на этой конференции о нас не сказали. Правда, и ругали мало. Но декан этого нового способа, как изобретение для Родины, от тебя не примет. Тем более, что патента ты на это в патентном бюро не получишь. А поступил ты методологически абсолютно неправильно. Надо твёрдо определиться с этим интернациональным долгом. Возможны два благоразумных варианта. Первый - отдать долг и не ходить на конференцию, тебя там никто искать не будет для ругани по этому поводу.
   Если же долг не отдал, нечего от конференции бежать. Иди на конференцию и красней там под прожектором, косыми взглядами общественности института и своих дремлющих товарищей. Или так, или сяк. Другого нам не дано по определению. Или ты хочешь покинуть наш институт раньше времени, и раньше всех нас, твоих закадычных друзей, но без диплома, только со справкой от Креозотова?
   - Нет, ты что, как так можно!
   - А то поставил меня под прожектор, заставил давать обещания, клятвы. Я сам за себя обещать не берусь, мало ли чего, а тут за тебя пришлось. Да перед всей профсоюзной конференцией, с деканом и научным советом института, всем профкомом!
   Цыпляков молча пожал дружескую руку соратника Говорова. Из глаз его выползла и упала на холодный пол сушилки скупая и мелкая мужская слезинка.
   - А когда надо платить? И когда сдавать изобретение?
   Заспанное лицо Цыплякова выражало твёрдую решимость совершить какое - либо открытие сегодня, даже прямо сейчас, тут, в сушилке, если его надо сдавать в деканат для Родины уже завтра. Запатентовать его бы он, конечно, не успел до завтра. Но это нисколько не уменьшало восторженного энтузиазма проснувшегося рационализатора с третьего курса Владимира Цыплякова. Главное, совершить открытие скорее, запатентовать всегда успеется! Ведь сама Родина ждёт!
   Родина всё время требовала от студентов выполнения разнообразных обязанностей и повинностей, ставила и открывала перед ними новые широкие задачи. А в ответ регулярно рассчитывалась с ними ценными бесплатными знаниями по специальности, да отработками по отдельно взятым предметам.
   Странный ум Цыплякова мог изобрести для Родины что - либо экстравагантное, типа гидравлической мухобойки с приводом от обеих ног. Её следовало правильно назвать так: "Механическое устройство, рассчитанное на одного человека, для борьбы с насекомыми в условиях аптек, оптик и аптечных кладов, с ножным приводом и гидравликой".
   По точным математическим расчетам Цыплякова, которыми он занимался две недели подряд в ущерб учёбе, муху или таракана размазывало по поверхности весьма тонким, незаметным для невооружённого глаза слоем - 0,0001мм от силы удара обеих ног наловчившегося при употреблении прибора провизора. Что будет со стеклом при таком ударе или какой иной подвернувшейся случайно поверхности, на которой предстояло размазать нарушающее строгий фармацевтический порядок насекомое, Цыпляков не загадывал. Он решал главный для себя и Родины вопрос: сопряжение удара обоими ногами, и точной передачи всей его мощности на гидравлику, для повышения общей мощности своей уникальной установки. Родина всегда требовала ставить разнообразные рекорды от своих неразумных детей, не задумываясь о их нужности для практической жизни страны.
   Кроме этого чудесного проекта Цыпляков давно вынашивал планы изобрести и внедрить на практике родного института ещё одно чудо передовой техники социалистического будущего.
   Это был автоматический поильник для лектора, опаивающий читающего лекции водой, квасом, киселём или иной другой жидкостью, имеющейся в данный момент в наличии, вплоть до пива, автоматически, через равные или неравные промежутки времени, устанавливаемые перед лекцией по желанию лектора на пульте. Пульт Цыпляков планировал разместить в самом конце лекционного зала, на последних рядах, чтобы дежурный студент мог всегда аварийно контролировать утоление жажды лектором по первому его крику с трибуны.
   Ещё одна задумка была у Владимира в области патентоведения. Он хотел запатентовать новое название борного вазелина, для его явного и коренного отличия от простого вазелина. А потому дать ему для этого новое название - "Борзелин". Но на эту скользкую тему с Цыпляковым никто из преподавателей не хотел даже и разговаривать. Регистрация названий лекарств при социализме не приветствовалась преподавателями и прочими патентоведами по строгим идеологическим мотивам построения передового общества. Этой темой интересовался только Говоров, который обсуждал положительные и отрицательные стороны этого мероприятия неоднократно.
   Цыпляков мог предложить Родине ещё некоторые свои чрезвычайно важные и ценные изобретения. Но декан не спешил ими заинтересоваться сам, лично, или интересовать ими, опосредованно, всю Родину, или же какую-либо часть её.
   Говоров посмотрел на мятущегося Цыплякова и с плохо скрытой усмешкой предложил ему:
   - Ты подумай, Владимир, как стаи городских голубей на нашу птицефабрику заманить. Пусть яйца несут вместе с курами, для выполнения Продовольственной программы.
   Цыпляков внимательно выслушал Алексея и пообещал хорошо подумать над этим вопросом, превратить его в законченное рационализаторство.
   - А долги надо было платить сегодня. Теперь завтра с утра сразу в профком, Владимир, перед занятиями, с деньгами в кулаке. Ты уж постарайся подняться и успеть до начала репрессий. Да и меня по дороге не забудь разбудить на занятия!
   - А как же я жить буду? Я пока доехал, почти все деньги потратил: поезд, такси ночное, у меня лишней копейки нет. А иначе было нельзя, без такси! Не дошёл бы я, замёрз в пути! Да ещё неразумно на кино деньги потратил!
   - Понятное дело, что замерз бы на помойке, в контейнере, рассвета дожидаясь. Но платить надо, несмотря на мороз, ночь, вьюгу, нелётную погоду. На это скидок тебе не будет. Народ Никарагуа ждёт с протянутой рукой! Африка жратвы от нас требует! А изобретение ещё не так актуально, его только через год надо сдавать. Об этом летом думать будем, тогда времени больше будет свободного. Я предлагаю запатентовать новую методику подсчёта популяций в Казацкой степи. Пойдёшь ко мне вторым для технической работы?
   - Я к тебе всегда иду вторым, Алексей, во всех случаях. Но тут случай особый, специфический. Меня в степь после международного скандала не пустят, а тем более для технической работы!
   Говоров сочувственно посмотрел на Цыплякова в шапке-ушанке.
   Вид у него был жалкий, в пальто с опилками и стружкой, которые во множестве налипли на смолу от брёвен. И не очень хотели отлипать, а только размазывались по поверхности пальто при попытке его очистки.
   - Твоё пальто в ацетоне постирать надо, Владимир, тут даже спирт не поможет. Или эфиром воздействовать. Я тебе с кафедры завтра пузырёк принесу, а то ты своим видом любого обывателя напугать можешь по дороге в институт. Милиция за бомжа принять может, а это опять неприятности. А по поводу международного скандала я с тобой целиком согласен. Я ведь тебя прекрасно понимаю, но декан тебя с твоим международным скандалом не поймёт. Не тот он человек, чтобы всяким там цыпляковым потакать, да ещё по мелочам. Хорошо, давай с другой стороны к этому рационализаторскому делу подойдём. Тут Загребухин сегодня свежую струю с Запада подхватил и привнёс в наши фармацевтические ряды, по поводу изобретательства, от самого американца Эдисона. Будем на входную дверь общаги динамо устанавливать, чтобы народ зря туда-сюда не бегал, не шарахался лишний раз бестолково. Пусть ток общаге дают, или воду куда нужно качают. Сделаем всё, как положено, обязательно запатентуем по просьбе нашего декана. Загребухин чертёж на гербарном листе Петра из закроватного ящика набросает, я привод по нему сделаю. Ну а ты, Владимир, если не можешь ко мне вторым в степь идти, иди к нам с Болеславом третьим. Мы тебя сообща с Загребухиным на агрегатный завод через забор забросим, для поисков динамо. Ну как, идёшь к нам третьим?
   Цыпляков заморгал обоими глазами, шмыгнул носом, рукой вытер сопли и пообещал подумать над ценным предложением друзей по поводу агрегатного завода. Он сразу побоялся уточнить высоту забора, через который его должны были перебросить. Но и моментально отказываться от столь ценного предложения друзей было просто неприлично. Могут заподозрить в трусости, отлынивании от научной работы, целиком захватившей всех студентов, многих преподавателей. Однако ещё неизвестно, приземлится ли он на той стороне забора удачно, или приземление произойдёт на какой-либо заводской агрегат этого крупного завода. Кто и что ждало его по ту сторону забора агрегатного предприятия? Может, там целая стая сторожей с берданками и многочисленные овчарки, специально натасканные на студентов фармфакультета, которые ищут по всему городу детали для изобретений декана? - А как я назад возвращаться через забор буду? Вас же с той стороны не будет, кто меня обратно на улицу выбросит!?
   - В этом нет нужды, назад тебя перебрасывать. Главное, это туда попасть. Владимир, ты не через забор назад пойдёшь, а через проходную, как все нормальные рабочие. Ты только динамо нам через забор перебрось, а сам иди спокойно на выход через проходную. Если останавливать будут, так у тебя ничего нет с собой из заводского оборудования, имущества. А если станут интересоваться, как на завод попал, скажи прямо и честно, что из чистого любопытства на забор залез, а потом случайно на территорию завода завалился. Засмотрелся на красоту и гармонию индустриального пейзажа, открывшегося перед тобой внезапно.
   - А как это динамо выглядит? Чтобы я вместо динамо блок цилиндров в общежитие не принёс?
   - Тебя Загребухин перед заброской точно проинструктирует, как оно выглядит. Он уже на многих заводах успел поработать, всяких динамо насмотрелся. Ладно, - рассудил несколько запутанную ситуацию Говоров, - по изобретению летом все подробности уточним, сейчас давай прикинем, что можно с твоим интернациональным долгом сделать, на чём можно сэкономить твой бюджет.
   Бросить пить ты не можешь, так как совсем не пьёшь. Это отпадает сразу. Бросить курить - тоже. Ты некурящий. Не водить женщин по ресторанам и кабакам. Не подходит. Женщин у тебя нет. Да и по кабакам ты не ходишь, денег у тебя на это не было, нет и не будет в ближайшее время.
   Посмотреть на тебя, Цыпляков, ненормальный ты человек, сэкономить у тебя не на чем! Так, ручки, карандаши и тетради отметаем, это неактуально, середина учебного года, всё давно куплено. Ба, Цыпляков! Ты ведь на автобусе в институт ездишь! Всего три остановки, а ты ездишь! Вот тебе способ сэкономить - пару раз сходить в институт пешком, и твой интернациональный долг выполнен! Только не говори мне, что зайцем всё время ездишь. Ишь ты, барство какое развёл, три остановки на автобусе за пять копеек ездить, кто бы подумать такое мог! Не барствуй, не барствуй, Владимир, пешком ходи, как все пролетарии умственного труда, живущие в нашем общежитии! Это нужно и полезно, в том числе для профилактики гиподинамии и раннего геморроя у местного населения в твоём лице. Я всегда придерживаюсь активной жизненной позиции, потому, как твёрдо с детства знаю, что движение - это жизнь. А автобус с троллейбусом - это гиподинамия, отягощённая ранним геморроем, с разнообразной дисфункцией кишечника, да последующим распадом личности.
   - Спасибо, Алексей, я всё так и сделаю. Вот это настоящий выход из моего финансового тупика! Ура!
   Цыпляков очень обрадовался такому простому разрешению проблемы. Алексей продолжил наставлять его, обучать жизни в современном обществе.
   - Вот ты всё время спрашиваешь у меня, как тебе повысить своё материальное положение, улучшить благосостояние. Я для тебя новый способ придумал, пока на профсоюзной конференции дремал. Там много про всякие отходы говорили, как с ними сообща бороться, да вовремя утилизировать, чтобы экологического кризиса на планете не наступило. Городскую свалку добрым словом упоминали. Говорят, там порядок хороший наведён, лучше, чем у некоторых в комнатах общежития. Так теперь ты будешь помогать нашему профсоюзу от отходов освобождаться. Получать чистое серебро электролизом из отходов нитрата серебра на кафедрах. Трансформатор у тебя есть, да и выпрямитель на четырёх диодах. Теперь собирай отходы нитрата серебра на всех кафедрах, где бываешь, сливай их в мелкую баночку. Приноси отходы в общежитие, переливай в трехлитровую банку, устанавливай трансформатор, подключай к сети! Дальше процесс сам пойдёт, без твоего участия.
   - Спасибо, Алексей. Но у меня таким образом пластина промышленного серебра получится. А её в скупке не возьмут, скажут, что я её с какого завода стащил. Пластину отберут, да дело уголовное откроют. Там только монеты берут, да ложки с ювелирными изделиями.
   - Какие проблемы? Поставишь на один электрод царскую монету из серебра, номиналом в 10 копеек, и спокойно работай, в сеть трансформатор включай. Когда она достигнет величины двух-трёх царских рублей, то можно сдавать в скупку как монету.
   - Как же я её сдам, десять копеек размером с три рубля? Это же огромная плюха серебра будет! А как за неё со мной рассчитаются? Как за 10 копеек или за 3 рубля?
   - Скажешь, что монета старинная, раритет, целиком экспериментальная, а тебе от деда в наследство по непрямой родственной линии досталась. Примут, куда им деваться, да и заплатят как за три рубля. Им план выполнить надо по весу принятого у населения драгметалла. А металл хороший будет, качественный. Я это тебе сам обещаю, лично гарантирую. Да и формальное условие ты соблюдёшь - продукция будет в форме монеты, как просили в объявлении. А если тебе это не нравится, получи пластину, да и сделай из неё серебряную ложку. Ещё тебе хочу сказать, Владимир, что к нам целенаправленно стремится попасть факультетская профкомовская проверка. Хотят с тобой, как со старостой комнаты, обсудить беспорядки, которые тут у вас систематически творятся. Которым ты всячески систематически потворствуешь. Вот как сегодня с маслом на полу. Могут и из общежития попутно выгнать, сразу после окончания непринужденного разговора по душам. Подумай, куда ты после этого пойдёшь? Поэтому никому чужому в этом месяце дверь не открывай, нам лишнего риску для жизни не надо! А если поговорить с кем хочешь, так со мной поговори. Я на любую тему люблю говорить. Могу твои претензии, просьбы и пожелания к деканату, преподавателям внимательно выслушать, ответить тебе встречной приветственной речью от их лица. Или рассказом о подробностях личной жизни Цицерона, об актуальных задачах кафедры ботаники в этом семестре, прошлом году, в следующей пятилетке. Можно обсудить тактико-технические характеристики советского ближнего бомбардировщика Су-2, который несправедливо объявили заведомо устаревшим. Сравнить их с характеристиками фашистского бомбардировщика Ю-87, используемого почти с аналогичной целью, или однотипного японского - типа Накадзима В5N.
   - Алексей, я тебя ещё про жизнь Сидоркина попрошу рассказать, после домашней подготовки, про Цицерона и бомбардировщики позже, это меня, конечно, интересует. А пока как раз и расскажи, как ты сам набрал деньги на выполнение интернационального долга? Помню, у тебя на тот момент тоже денег не было, когда у нас всех на этот долг собирали?
   - Набрать деньги на этот интернациональный долг для меня не составило труда. Всё это полная ерунда, тут долгого рассказа не получится. Мне было намного проще, чем другим его выполнить. Как-то зашёл я случайно в свою комнату на первом этаже. Смотрю, в одном укромном месте бутылок много собралось, из-под водки, вермута, вина плодово-ягодного. Думаю, да, пора порядок в жилье наводить. Собрал бутылки, сдал в палатку, получил деньги - много, больше рубля. А в обмен, чтобы соседи по койкам не заметили, принёс с помойки бутылки с брачком - без горлышка, надбитые, с трещинками и щербинками, иностранные, которые у нас в палатках города не принимают. Их там много таких разочарованный народ побросал. Кому же они нужны, если их сдать нельзя!? Моим соседям всё равно, что выбрасывать на помойку или в окно. Учись, Цыпляков, как надо выполнять свой интернациональный долг! Пора заканчивать с долгами и всякими там отработками, которые только жизнь нам всем отравляют!
   К слову надо сказать, что соседи по комнате сильно поразились, когда утилизировали "свои" бутылки через окно и на помойку.
   С удивлением они выбрасывали бутылки от португалькой мадеры, дорогих венгерских вин, французского коньяка, которые никогда не продавались в магазинах города и области. Их невозможно было купить, так как такое в провинцию не завозилось.
   Один их соседей решил, что это они по пьянке где-то такое вино себе достали. С пьяными вечно странные истории происходят, каких с трезвыми никогда не может случиться. То пьяный с пятого этажа внезапно упадёт, да ногу вывихнет. То с рублём с бодуна за плодово-ягодным вином отправится, а вернётся с французским коньяком, или португальской мадерой.
   Второй твёрдо стоял на своём мнении - что столь изысканные напитки пьёт в одиночку Говоров, когда в комнате никого нет. Чтобы не делиться с ними, деревенскими, диковинным французским коньяком, которого они не видели ранее, даже пробку не нюхали. А теперь у них появилась такая благодатная возможность! За что они и были несказанно рады Алексею Говорову. К общему мнению они в тот раз так и не пришли. А некоторые замечательные бутылки, принесённые Говоровым, стали хранить как бесценную коллекцию, показывать друзьям. Перед которыми хвастались, что иногда балуются таким дефицитным спиртным по большим советским праздникам. А самого Говорова с тех пор стали сильно уважать. Один из них хотел прямо спросить о роли французских бутылок в таинственной жизни Говорова на чужих высоких этажах, но встретил его только через два месяца после знаменательного события. И о своём вопросе к тому времени окончательно забыл.
   Счастливый Цыпляков засмеялся.
   - Помнишь, как на прошлой конференции объявили, что на конференции будут зачитаны три доклада, написанные под копирку?
   - Помню!
   Посмеялись над прошлой конференцией.
   -Теперь, Владимир, надо накапливать деньги на лето, нам опять предстоит практика, а после неё сдача лекарственного растительного сырья в аптеку!
  
   Как Говоров с Цыпляковым лекарственное растительное сырьё Родине сдавали.
  
   После сказанного Говоровым Цыпляков сразу посерьёзнел, смеяться перестал, моментально забыл об красивых иностранных бутылках, задумался о предстоящем лете:
   - Опять будем действовать, как в прошлом году, с этим самым лекарственным растительным сырьём?
   -У нас нет иного выхода, повторяем ситуацию прошлого года. Мне некогда тут листья гниющие сушить, мне надо домой хоть раз в году на две недели попасть! У меня там так много дел! Домик у нас старый, его всё время ремонтировать надо, чтобы он не развалился окончательно, не рухнул на голову после дождя. И тротуары мести целый месяц - это уже дело для первокурсников, а не для нас, студентов старшего курса! - рассуждая, Говоров, в подражании возмущённому декану, ходил крупными шагами по центру небольшой сушилки, сложив руки за спиной. Иногда он яростно махал руками, имитируя досаду декана на надоевших и досадивших ему студентов.
   Цыпляков фальшиво спел о листьях жёлтых, что кружатся временами над их городом, падая на головы прохожим студентам. Потом недовольно переспросил Говорова, держась одной рукой за ухо, вспоминая недалёкое прошлое, переживая его внутренне снова и снова: - Что, опять в деканат вызывать будут, нервы трепать, следствие проводить, опять мне ушами до крови страдать?
   - Теперь всё это зависит не только от нас с тобой, но и от формальной логики декана. Если ты вначале подумаешь, а только потом действовать начнёшь, то он даже причин к сомнению иметь не будет. Прошлый урок надо помнить и творчески осмысливать на будущее. Тем более, что ты сам в прошлый раз дело до деканата с ушами довёл, думать надо было, чем обычно торопыжество бестолковое заканчивается!
   Надо рассказать читателям, почему возник этот непонятный для нормального человека диалог между героями повести.
   После каждого учебного года до студентов доводился план сдачи лекарственного растительного сырья лично каждым обучающимся. Заготавливать это сырьё было абсолютно невыгодно экономически для населения, приёмная цена была крайне низка. Поэтому заготавливать его заставляли студентов, как людей полностью подневольных, не имеющих возможности отказаться, сказать твёрдо - нет властвовавшей над ними администрации.
   Сырьё принималось в высушенном виде, теряя при сушке в весе в 5, 6 и больше раз, в зависимости от типа сырья. Так, что набрав шесть-семь килограмм сырого сырья, просушив его, да так, чтобы оно не сгнило, можно получить в лучшем случае 1 килограмм сухого сырья для сдачи в аптеку. За этот килограмм в аптеке давали около 80 копеек, чуть больше или меньше, в зависимости от типа сырья.
   На сбор дикорастущего сырья приходилось тратить несколько дней, если не неделю, это если места знаешь, где оно произрастает. А откуда городские студенты, да ещё из другого города, эти самые места знают? На сушку уходило от 2 до 3 недель, в зависимости от погодных условий. Кроме того, что надо было найти место, где собрать сырьё, надо было найти потом, где можно разложить это своё сырьё для сушки.
   На мать-и-мачеху при сушке сырого сырья весом 5 килограмм необходима площадь целой студенческой комнаты, в которой жило три человека. Причём каждому из этих трёх надо было выполнять указание деканата по сушке своего личного сырья. Надо было стараться, чтобы сырьё не расхитили, не истоптали и не испортили каким - либо иным экзотическим способом. Не говоря уже о том, чтобы не получилось так, что собирал и сушил сырьё один студент, а благополучно сдал его другой.
   Проблемы сушки и утруски сырья совершенно не беспокоили флегматичный в этом случае деканат. Оттуда поступали неясные и невнятные ценные указания, что место под сушку можно найти где - то на кафедрах института. Кто в здравом уме даст свою кафедру замусорить сырьём, пылью и сопутствующим ему мусором, шмыгающими туда - сюда ворошащими своё подгнивающее сырьё студентами, было ясно даже первокурснику - только кафедры ботаники и фармакогнозии. Но и там места на всех принуждённых к сбору сырья не хватало. Поэтому сушащееся сырьё можно было встретить летом в самых невероятных местах: в сушилке общежития, под кроватями студентов, по центру комнаты, на крыше и чердаке общежития, в коридорах и на кухне. Когда поднимался ветер, он сбрасывал некоторое количество лекарственного растительного сырья на головы проходивших мимо общежития людей и студентов. Ветер перемешивал сырьё на крыше до состояния лекарственных сборов непонятного состава, которые часто отказывались принимать в таком случае аптеки. А события прошлого лета развивались так.
   После сдачи последнего экзамена в летнюю сессию декан собрал счастливых студентов, ещё окончательно не пришедших в себя от радости, в аудиторию, и поставил перед ними новые задачи на лето.
   Это для студентов было лето, а для администрации института это был летний трудовой семестр, решающий многие политические, экономические, воспитательные и социально-педагогические проблемы в среде воспитуемых. Летом полагалось пройти практику и хорошо поработать после неё лопатой, метлой или ещё каким - либо подходящим инструментом, который доверит студенту Родина в лице декана, или его заместителя.
   Также декан довёл до сведения студентов некоторые другие важные приказы Родины, поступившие от неё совсем недавно. Среди которых был приказ по борьбе с бытовым пьянством среди студентов и всякого рода аморальными историями романтического характера в летний трудовой период.
   Декан пока ещё довольно благожелательно разъяснил студентам, что же такое настоящая летняя практика в нашем институте. Практика - это совершенно серьёзное официальное мероприятие, а не глупый балаган на овощном или вещевом базаре. Это продолжение напряжённого учебного процесса в поле и на грядках, в некоторых других местах, чётко определённых администрацией института. А поэтому хулиганить в поле, на грядках и всех других подобающих местах практики строго запрещается соответствующим приказом. Номер приказа он зачитал студентам незамедлительно, не делая из этого особого военного секрета.
   Студентка Сундукова, по привычке конспектировавшая выступление лектора, всё внимательно занесла в общую тетрадь, для себя и неблагодарных потомков, обильно пачкающих подгузники.
   После прохождения практики следуют другие плановые мероприятия администрации: по ремонту ветшающего института, уборке двора и приведение в санитарное благоустройство окружающий институт территории на 500 метров по периметру.
   Для тех, кто уже забыл после экзаменов, что такое периметр, от избытка счастья, декан показал его руками. Получилось не очень понятно, но многие поняли декана правильно. Судя по ласковому выражению мимики его благостного лица, было ясно, что мести лопатой и ковырять метлой надо будет много. То есть ровно столько, сколько может понадобиться Родине. А с Родиной спорить невозможно, по определению, сколько бы ей не надобилось. Такого человека студенты ещё не встречали, кто с Родиной спорит, слишком уж это опасное мероприятие для спорщика.
   Студенты, находясь в состоянии послеэкзаменационной эйфории, слушали декана не особо внимательно, ожидая от лета только приятного, как и все нормальные люди. У многих из них планы на лето были другими, не совпадающими с обширными мероприятиями деканата, администрации института. Что не помешало декану внести в них радикальную корректировку.
   - А после всего мною перечисленного, каждому студенту предстоит сдать в аптеки города по 3 килограмма сухого растительного сырья. Получить на него квитанцию с круглой печатью аптеки и представить её руководителю практики для регистрации. Без такой квитанции с круглой печатью практика не будет считаться пройденной. Да, еще раз хочу отметить, специально для болтающей на третьем ряду Муськиной и спящему на шестнадцатом ряду Цыплякову! Толкните его крепче, Руконогов! Так, Цыплякову специальное задание, чтобы меньше спал на работе - ему четыре килограмма лекарственного растительного сырья. Цыпляков, ты уже проснулся после экзамена? Ты слышал личное специальное задание деканата?
   С шестнадцатого ряда донёсся невнятный горестный вопль согласия, полностью несогласного с этим предложением декана Цыплякова, которого грубой силой внезапного толчка оторвали от сладкого послеэкзаменационного сна.
   - И последнее, самое главное. Сырьё сдавать и справки приносить только из аптек нашего города! Справки из Белгорода, Липецка и других городов типа Владивостока с Хабаровском нас не касаются. Мне липовые справки, выданные вашими родственниками абы где, в том числе в других странах, не нужны! Мы люди принципиальные, поэтому ставим вопросы по-партейному прямо, без экивоков. Всем всё понятно? Вопросы по практике и сырью ко мне есть? Тогда энергично разошлись на практику! - Декан сделал широкий приглашающий жест рукой, отправляя собравшихся студентов на новую ответственную работу - летний трудовой семестр на грядках и санитарных площадях института.
   К этому моменту уже произошло частичное вселение студентов в новое общежитие. А одинокий прораб отчитался о выполнении своего старого задания, на котором успел изрядно состариться. Профком сформировал поселенцев в порядке, о котором уже знают наши читатели.
   После первого дня практики в комнате собрались только вдвоём.
   Это были Цыпляков, осчастливленный специальным заданием деканата, и Говоров, которого уже частично вселили в комнату на первом этаже.
   Говоров хотел быстрее получить зачёт, не дожидаясь сбора и сушки сырья, для выезда домой и на последующие научные работы в Казацкую степь. Для этого он уже задумал одно неофициальное мероприятие, а теперь продумывал до конца его некоторые щекотливые нюансы.
   Загребухина с некоторыми студентками сразу перекинули на практику в другой город, райцентр области, где тоже ощущалась большая нужда в благоустройстве и недостаток желающих этим благоустройством бесплатно заниматься.
   Петра взяли на прохождение практики прямо на даче, с полным капитальным её ремонтом. Пётр трудился там целый день как пчёлка, полностью на подножном корму. В город он не показывался, ночевал на даче, охраняя ремонтируемое строение от многочисленных набегов расхитителей социалистической собственности. Или же ночевал на вверенном ему на ночное дежурство другом объекте.
   - Владимир, у тебя деньги лишние есть? - задал риторический вопрос глубокого философского содержания пригорюнившемуся осчастливленному Цыплякову Говоров. Сам он осматривал на просвет свой билет банка СССР достоинством в 10 рублей, на предмет выявления его возможной фальшивости.
   Ему было явно жалко с ним расставаться, тем более, что признаков фальшивости обнаружено на банкноте не было. Но обстоятельства жизни этого настоятельно требовали, не обращая внимание на жалость и другие ненужные эмоции Говорова. Как говорил в то время народ в таком печальном случае: "Жалко - это у пчёлки".
   - Деньги - то в некотором количестве есть. Но насколько они лишние - это вопрос для долгого философского обсуждения. Можно обсудить, теперь занятий нет, времени много, световой день большой.
   Сейчас, после сессии, которая прошла в целом успешно, без угроз выгнать или отчислить, подвергнуть другим передовым методам социалистического перевоспитания, Цыпляков был настроен философски - спокойно. Но это состояние продлилось у него не так долго, как бы ему хотелось. Читатель об этом скоро узнает. До первого вызова в деканат для личного разговора с деканом.
   - Давай сделаем гешефт наоборот, с потерей денег, но с получением справки. Ты согласен на такую постановку вопроса по сырью, Владимир? Тебе самому справка нужна?
   - Справка мне очень нужна. А может, попытаться сырьё у нас в комнате высушить? Сейчас нас мало, никто особо его топтать не будет. Разве что пауков с гусеницами много будет, паутины наплетут, профком придет, ругаться на пауков с паутиной начнёт.
   - Любишь ты, Владимир, на одни грабли по три раза наступать. Да так, чтобы всё по одному месту, голове било, прямо и без промаха. Я ведь помню, что у тебя в прошлом году 60 % сырья почернело и испортилось. Ты опять потом сырьё собирал, ещё два раза, только уже другое. И как тебя квартирная хозяйка грозилась со всей твоей трухой из дома выгнать, я тоже помню!
   - А что же нам делать? Что ты предлагаешь, справки из аптеки попытаться подделать? Так у нас круглой печати нет! И не специалисты мы с тобой по таким делам, таких практических навыков у нас нет, и на кафедрах им не учат. А родственников, работающих в аптеках, у нас к сожалению нет. Как это ни прискорбно осознавать в эту трудную минуту.
   - Нет, это слишком мелко и уголовно наказуемо, справки подделывать, тем более, что и легко раскрываемо нашим опытным в таких делах руководством. Дельная мысля камень точит, - глубокомысленно изрёк Говоров, с сожалением пряча банкнот в карман. Потом процитировал известную мысль классика марксизма И. В. Сталина в адаптированном для современного понимания виде: - Наше дело левое, враг будет нами полностью разбит, а победа достанется союзникам. Отсюда следует, что мы пойдём другим путём, Владимир. Помнишь, что сказал на смерть своего брата другой классик - В. И. Ленин!?
   Не зря ведь друзья усиленно зубрили всякие социальные и общественные науки, вовсю поощряемые на это всеми общественными организациями института, деканатом и ректоратом!
   И они дружно пошли этим другим путём. И он опять привёл их в деканат. Но только не по вине мудрого стратега Алексея Говорова, ботаника с большим непрерывным стажем. А по бестолковой торопливости и суетливости мелкого тактика Владимира Цыплякова. Но не будем торопить события, расскажем всё по порядку.
   Далее события развивались так.
   Через два дня руководителю летней практики были официально отданы две квитанции из аптеки на сданное лекарственное растительное сырьё. Обе квитанции сдала одна нервная личность. Не надо быть пророком, чтобы понять, кто были эти двое героев видимого фронта, заполучившие квитанции заранее.
   Тем более, что на каждой справке стояла фамилия сдавшего сырьё, с некоторыми паспортными данными, дабы их не могли спутать с возможными однофамильцами из других городов. Одна справка была на 3 килограмма, другая на 4 килограмма лекарственного растительного сырья.
   На следующий день руководитель практики сообщил героям, что их вызвал к себе на личную, тёплую и доверительную беседу сам декан факультета.
   Цыплякову от этого вызова в деканат сразу стало плохо, если не сказать проще - дурно.
   Весь вечер он был сам не свой. Философское спокойствие, одолевшее его после сдачи экзаменов, моментально прошло, испарилось без всякого видимого следа на его посеревшем лице.
   Он бестолково ходил по общежитию из угла в угол, из крыла в крыло. Всем встречным, знакомым и незнакомым, жаловался на своё плохое душевное состояние, лихорадку, головную боль и желудочную диспепсию.
   Беспорядочные шатания Цыплякова по общежитию с частыми заходами в туалет и обратно пресёк вернувшийся с научной работы на кафедре Говоров. Не успел Говоров и рта раскрыть, чтобы спросить, что случилось, увидев странный вид Цыплякова. Как тот сам рассказал о мучивших его двух основных проблемах.
   Цыпляков в который раз за вечер открыл перед Алексеем тяжёлое состояние души и тела. Душа его хотела воспарить высоко-высоко и далеко-далеко от этих мест, сроком на месяц, два или более того. Лучше - на пятилетку. А тело требовало заботы и покоя в туалете, качественной, мягкой туалетной бумаги, которая была в страшном дефиците, то есть полностью отсутствовала, как побеждённый в стране класс буржуазии.
   - Ну что ты меня деканом пугаешь, Владимир, меня же ведь вместе с тобой туда на личный официальный приём вызвали! Вместе группой и пойдём, отчитаемся о содеянном по его же личному приказу. Эка невидаль, отчитаться о проделанной работе! Я всё время перед всеми отчитываюсь. Вот если бы отчитываться не о чём было, тогда другой вопрос. Кто бы знал, как эти отчёты уже надоели!
   - Алексей, может, мне не ходить в деканат? У меня от этого приглашения неукротимый острый понос открылся! Передай ему от меня большой личный привет, и скажи, что я очень, очень серьёзно болен! Мне нельзя так далеко отходить от туалета. Это чревато неприятностями для всех окружающих!
   - Хитрый ты, Владимир! Как работать, так вдвоём, а как отвечать, так один Говоров! Нет, брат, так не пойдёт по многим причинам. Если ты не явишься завтра со мной в деканат, то декан заподозрит подвох. В этом случае его подозрения усилятся многократно, он в них морально укрепится, и разубедить его будет сложно.
   - Он и так уже что - то заподозрил, и сам же в этом укрепился, раз нас к себе на личную доверительную беседу вызывает!
   - Это всё от твоего непонятного торопыжества, Владимир. От постоянного стремления сделать всё кое-как, но очень быстро. "Давай сразу сдадим справки" - кто к этому бездумно призывал? Или забыл, что вчера делал, опять лихорадка в голове была, с диспепсией в кишечнике?
   - Так ведь на справках всё равно число стоит, любой увидит, кто читать умеет, когда они были выданы аптекой!
   - Число-то стоит, это верно, спорить с тобой не буду. Да если бы вовремя сдавать, в общей массе сдающих, так никто бы и смотреть на него не подумал! Говорил я тебе, не сдавай на этой неделе справку! Давай хоть до следующей недели дотянем! А вообще лучше к концу практики, через месяц их сдавать. Сам свою справку раньше времени понёс, так и мою ещё без спроса захватил, спрашивается, зачем?
   - Да одну свою справку неудобно было сдавать, да ещё сразу на 4 килограмма! Твою справку взял только за компанию. А то никто ещё и сушить не начинал, а я уже один пришёл со справкой сразу на четыре килограмма, подозрительно выглядит, поэтому твою справку взять пришлось!
   - Что, думал, что похвалят, если раньше всех справку принесёшь? Нет, Владимир, скорее изругают, заподозрят неизвестно в чём, захотят наказать, и это всё за досрочное выполнение собственного приказа! Опять ты кашу по малолетству заварил, теперь на собственном горбу расхлёбывать придется, да ещё меня туда втравил, своим прямым пособником. А ведь я санкции на сдачу своей справки тебе не давал! Ладно, успокой свой понос, да выпей валерианки у соседей. Есть у декана одни пустые подозрения и дутые факты, но факты мы сразу опровергнем. Доказать ничего невозможно, поэтому прекращай свои болезни, выпутаемся, нам не впервой выпутываться. А с одного голого да пустого подозрения какой спрос, с подозрением декан всегда к нам относился.
   - Нас из института не отчислят, не выгонят с позором? Я этого не переживу, меня дома без диплома назад не примут!
   - Возьми себя в руки, Владимир, ты ведь советский студент, не паникуй раньше времени! Если ты будешь молчать, то нет, не выгонят. Может, ещё и благодарность объявят в приказе по всему институту! Вот если только поругают перед этим немного, нервишки потрепят, чисто для профилактики. Чтобы не торопились в будущем приказы начальства столь быстро выполнять.
   Этим Говоров немного успокоил трепетную душу Цыплякова, а опосредованно, и его глубоко страдающее от жёстких газет тело.
   Цыпляков напился валерианки до непонятного состояния, принял бесалол в двойном количестве и продолжил бесцельное шатание по коридорам общежития. Теперь он шатался молча, не приставая ко всем подряд, да и не заглядывая в туалеты.
   Утром Цыпляков принял ещё валерианки на грудь, как бывалые алкоголики, для опохмелки, и поэтому попал на приём к декану в полностью невменяемом состоянии.
   До этого по дороге твёрдо договорились, что разговор вести будет только Говоров, а Цыпляков и рта не откроет, дабы не сказать чего лишнего декану от терзающего его страха. Это было ясно, так как вести большую дипломатию во невменяемом состоянии могут немногие гении, а к таковым Владимир Цыпляков не относился.
   - Ну, рассказывайте, гарны хлопцы, что за фальшивые справки вы умудрились представить в наш институт, лично мне на рассмотрение? Вы думаете, что я вам поверил, что через три дня после моего указания вы успели собрать, посушить и сдать сырьё в аптеку!? - декан от удовольствия предстоящим разбирательством и наказанием студентов потирал руку об руку, довольно улыбаясь пришедшим на беседу с порицанием и наказанием. - Сразу признавайтесь, что натворили!?
   Цыпляков слушал декана с ещё более широкой улыбкой на лице, совершенно выводя того из нормального руководящего состояния. От незнания, куда же девать свои руки, Владимир активно ковырял одной рукой в ухе, другую засунул с фигой в карман узких брюк.
   Декан, во время разговора наблюдал за ним всё время внимательно, не понимая, как мог к нему прийти на приём за серьёзным наказанием человек, с идиотской улыбкой на всё лицо. С такой улыбкой обычно ходил по институту только Болеслав Загребухин. Но и то только не перед раскрытием своих мелких афёр в деканате. Неужели это так проявилось дурное влияние Загребухина? - подумал декан, вглядываясь в лицо молчаливо улыбающегося ему студента Цыплякова.
   - Нет, Корней Валерианович, справки наши самые настоящие, и печати аптечные подлинные. Мы с Цыпляковым криминальными делами на нашем курсе не занимаемся, вы это прекрасно и сами знаете, мы не из того контингента.
   - Но это совершенно невозможно физически и реально! На сбор неделю, на сушку минимум две, всего, как минимум, три недели! Так это как минимум, при самых благоприятных условиях, с хорошей погодой, если часть сырья не испортится! А вы мне справки через три дня принесли после получения задания! Кого вы обмануть пытаетесь, меня вместе со всей парторганизацией института? Так мы этого вам не позволим! Не на тех напали! Мы вашу афёру всенепременно раскроем перед всем коллективом института, и примерно вас накажем, чтобы другим неповадно было мошенничеством заниматься! У нас в институте мошенников не будет, я этого лично не допущу!
   Так к делу автоматически была подключена полностью обманутая парторганизация. Сделано это было специально, для усугубления тяжести положения двух подозреваемых в мошенничестве, пытающихся теперь нагло и цинично обмануть целую прогрессивную партию в 17 миллионов человек по всей стране! Уровень мошенничества героев неизмеримо вырос.
   Сразу 17 миллионов обмануть, это вам не гоп со стопом ночью в кривом переулке, при слабом свете одинокой луны, которую закрыли тучи! Это уже планетарный масштаб! Говоров позавидовал сам себе. Он понял, что его теория наконец обросла плотью и кровью, прочно вошла в жизнь и быт 17 миллионов пострадавших коммунистов страны советов.
   - Уважаемый Корней Валерианович! Так получилось, что у нас осталось сырьё с прошлого года. Теперь, когда время пришло, и возникла в этом острая, настоятельная необходимость, мы со студентом Владимиром Цыпляковым решили сдать его нашему государству.
   - А что вам мешало сдать его государству раньше, ещё в прошлом году, отработки? И как вы его столько набрать смогли? Люди едва одну норму за лето набирают, всё время по полям да перелескам согбённые ползают, не разгибаются! А вы у меня лентяи известные! Я всё про вас знаю! И где вы его хранили, ведь это же несколько мешков! В общежитии его у вас не было, я это твёрдо знаю! Поэтому признавайтесь, что вы опять натворили? Как справки подделали, каким способом? И почему у Цыплякова оказалось ровно 4 килограмма, с учётом спецзадания, он что, провидец, пророк курса, заранее об этом задании догадывался, с прошлого года? Я вам категорически не верю! Я вас на чистую воду выведу! Давно было пора вами заняться! - декан занервничал, глядя на застывшую кривую ухмылку перепуганного Цыплякова, одного из главных представителей разгильдяев курса. Одновременно он стал энергично махать сразу обеими руками в воздухе и ходить в тесной комнате деканата кругами, вокруг обвиняемых студентов, стараясь совершенно вывести их этим из душевного равновесия, заставить во всём сознаться добровольно, без особого принуждения, долгого следствия. Да и что хорошего от этого Цыплякова ожидать можно? В женском хоре он не поёт, хотя его туда неоднократно силой приглашали, в агитбригадах института на балалайке или домре не барабанит, на научные кружки не ходит, а спортивных достижений от него никому не дождаться! Попал один раз в научный кружок, да так сразу крупно набедокурил, навалил дел, пришлось срочно выгонять. В другом кружке тоже изрядно начудил, шокируя мирных граждан города в очереди гастронома своим видом. К пионерам и другим верным ленинцам побежал только под страхом отчисления из института. Этот Цыпляков только отработки по разным предметам коллекционировать может, портить показатель успеваемости на всём факультете!
   Чувствовал декан, что уже крепко подцепил острым педагогическим багром своих воспитанников в мутной воде учебных мероприятий текущего года. Осталось вывести их осторожно в прозрачную воду правды жизни деканата, для дальнейшего успешного продолжения воспитательного процесса, да наказать примерно.
   Цыпляков продолжал глупо улыбаться, одновременно усиленно ковыряя пальцем ухо в моменты обострения ситуации столь серьёзного разговора, который грозил закончиться отчислением из числа студентов института.
   - Действительно, сырьё у нас в комнате не хранилось целый год, это совершенно верно, Корней Валерианович. Ваши данные тут полностью верны, мы их официально подтверждаем. Сырьё помогали собирать бабушка и мама Цыплякова. Оно сушилось и хранилось у Цыплякова дома весь учебный год. Пока бабушка не привезла, по просьбе своего внука, несколько мешков к нам в общежитие, для сдачи в аптеку нашего города.
   Вы ведь сами категорически запретили приказом сдавать сырьё по месту жительства Цыплякова! Поэтому мы были вынуждены сдавать его тут, в нашем городе, в точном соответствии с вашим указом. Почему 4 килограмма у Цыплякова оказалось, так это надо спросить его бабушку, у неё и для меня три килограмма нашлось, после моей настоятельной просьбы!
   - Цыпляков, вы почему своему декану не отвечаете про бабушку с сырьём? Выньте руку из уха, другую из кармана, как вы себя ведёте в деканате! Прекратите идиотские улыбки и усмешки, тут вам не место для глупых ухмылок! Тут кругом серьёзные люди по горло в науке работают! Не хулиганьте хоть тут, в деканате, на глазах у декана!
   В существовании бабушки у Цыплякова декан нисколько не сомневался. Он просто знал об этом из личного дела студента В. Цыплякова, которое прочитал перед вызовом в деканат фигуранта дела дважды.
   Цыпляков вытащил окровавленный палец из уха, продолжая добродушно и довольно глупо улыбаться декану.
   Говоров увидел его палец в крови и моментально сказал декану, без всякого промедления или долгого обдумывания возникшей ситуации:
   - У него сильно ухо болит, он даже разговаривать не может, так у него абсцесс развился. Пыль от лекарственного растительного сырья в ухо попала, нагноилась там и нарывает теперь!
   - А почему же это он всё время улыбается мне?
   - Товарищ декан, он не хочет огорчить вас своей гримасой боли, испортить вам настроение в этот погожий летний день. Это у него так проявляется парадоксальная реакция на боль с одновременным вызовом в деканат для благодарности за преждевременную сдачу сырья.
   - Хорошо, с Цыпляковым всё понятно. Но справки ваши я все равно проверю, прямо сейчас, при вас, чтобы не было всяких там кривотолков на курсе! Не верю я вам, разгильдяям! Уж больно всё это подозрительно, гладко да быстро у вас вышло!
   Декан набрал по телефону номер аптеки, которая выдала справки на сырьё:
   - Аптека? С вами говорит декан фармацевтического факультета, здравствуйте! Пригласите мне заведующую аптекой, пожалуйста!
   Пригласили заведующую к телефону, декан ей повторно представился.
   - Меня интересует, кто и что сдал вашей аптеке позавчера, по квитанциям N205 и 206.
   Заведующая отошла от телефона, взяла журнал по приёмке лекарственного растительного сырья, листая его, пошелестела в трубку.
   - Вот, некие Говоров и Цыпляков. Сдано 4 килограмма мать - и - мачехи и 3 килограмма тысячелистника.
   Декан прикусил язык от удивления. Он не знал, о чём дальше спрашивать заведующую аптекой.
   - А случайных родственников этих Цыпляковых и Говорова в вашей аптеке не работает? - на всякий случай провёл он дополнительное расследование.
   - Нет, про таких Цыпляковых мы впервые слышим.
   Как ругать студентов за фальшивые справки, декан знал. Знал, какие меры он к ним предпримет за грубое надувательство большого государственного учреждения, возглавляемого лично им. Не говоря уже про парторганизацию всей страны, интересы которой истово защищал, не щадя личного времени, днём и ночью. А что делать теперь, когда дело распалось, он не знал совсем. Благодарить студентов категорически не хотелось. Да и за что их благодарить? Что это за педагогика такая будет, всяких студентов и прочих проходимцев за неизвестно что благодарить!?
   - А сырье хорошее у них было? - опять спросил декан в трубку телефона.
   - Сейчас у аналитика узнаю!
   Заведующая отошла к аналитику, вернулась.
   - Конечно, не самого высшего качества, но по параметрам проходит, Корней Валерианович.
   - Спасибо! - декан нервно бросил трубку телефона на рычаг аппарата. Чувствовал он, что тут дело явно нечисто, а почему, что и как - непонятно. Прицепиться совсем не к чему. Студенты опять нырнули в мутные воды учебного процесса летней практики, ушли от любезно расставленных педагогических сетей с острым багром среди множества мелких крючков.
   Декан ещё поприцеплялся немножко к бабушке, которая выполняет указания деканата хоть и довольно резво, но не на отлично. Но уже как - то вяло, без особого интереса или энтузиазма, чисто из застарелого педагогического принципа.
   Какой же спрос с бабушки, да ещё живущей в другой области! Её со стипендии не снимешь, торжественно выговор в деканате не объявишь, на комсомольском собрании курса не пристыдишь! И в профсоюз она уже взносы не платит, на собрания не ходит, путёвки в жизнь и санаторий не получает. "Снять бы её на месяц с пенсии" - вдруг привычно подумалось декану. Но влиять на собес в соседней области он ещё не мог, не научился. "А зря, какой бы был поучительный случай для надлежащего примера будущим провизорам, примером настоящего коммунистического воспитания!".
   На всякий случай он пригрозил ничего подобного не делать в обозримом будущем. И отпустил своих студентов на дальнейшее прохождение практики. Чего им не делать, он и сам бы не смог уточнить, сформулировать точнее. Не делать, и всё тут! Но Цыпляков продолжал нелепо улыбаться до последней минуты встречи с деканом. А Говоров твёрдо пообещал декану, что в следующий раз они сдадут сырье вовремя. Вместе со всеми другими студентами курса, не удивляя декана тем, что они нечаянно выбились в передовики производства по сырью на факультете.
   Говоров помог оказать первую помощь при излишнем нервном расчёсывании уха Цыплякову уже вне стен деканата. Тот, заткнув ухо ватой в борном спирте, взятой на одной из кафедр, пришёл в себя только во дворе института, у самых ворот. Там он необычайно оживился, стал излишне разговорчивым, и вовсю хорохорился, даже песни пытался петь. Мол, как мы его проучили, не будет зазря студентов от практики отрывать, вплоть до полного учебного травматизма в ушах.
   Говоров смотрел на эти детские проделки и шалости Цыплякова спокойно. Теперь у него были на подходе решения других важных дел этого серьёзного лета.
   Так, по словам декана, наши герои одним своим поступком мошеннически обманули сразу 17 миллионов человек! Это ли не предел мечтаний любого афериста!? А ведь они никого и обманывать вовсе не собирались, только хотели выполнить поскорее задание декана по сдаче лекарственного растительного сырья!
   Читатель вправе поинтересоваться, что же произошло с соратниками в реальности их суровой жизни? А была ли бабушка у Цыплякова вообще? Приезжала ли бабушка с мешками из другого города? И сколько было мешков у бабушки? Сколько раз ей пришлось приехать для перевоза такого количества сухого сырья?
   Читатель имеет на это право. Поэтому ответим читателю прямо, не скрывая истины, как на духу. Читатель не декан, которого надо обводить вокруг пальца, вместе со всей парторганизацией института и страны.
   Да, бабушка у Цыплякова действительно была. В личное дело не закралась досадная ошибка, запутавшая деятельность правдоискателя-декана.
   Нет, она не приезжала, так как это было экономически совершенно невыгодно. И дало бы прямой ущерб по финансовой части в три раза больший, чем произошёл реально у соратников. Очень уж дорог был билет для бабушки: 5 рублей в одну сторону и пять рублей обратно. И сырья она давно никакого не собирала, у неё ноги с войны болели. Поэтому и мешков в общежитие с сырьём она не привозила. Но декан этого не знал. Детально опросить бабушку в другом городе он не решился. Наверное, ему бы такую командировку бухгалтерия института не оплатила.
   Реально друзья потеряли каждый от трёх до четырёх рублей, но получили справки и сэкономили своё время. В чём же заключался их гешефт наизнанку?
   Говоров заранее тщательно всё обдумал. Обычно он думал, пока шёл пешком после занятий домой, в общежитие. Во время прогулки он освобождал голову от научной загрузки, стараясь сменить тему для отдыха мозгов, их разрядки, с последующей перезарядкой.
   Действовать надо было непременно парой, поэтому он взял себе в помощники Владимира Цыплякова, тщательно проинструктировав его до начала этого серьёзного дела. Некоторые из читателей могут спросить, зачем тут второй, не лишним ли он будет в этом случае?
   Нет, дорогой читатель, Говоров поступил совершенно разумно, сугубо прагматически!
   Сухое сырьё представляет собой достаточно большой объём, поэтому за ним надо было ходить с мешком. Но заходить с мешком в аптеку не рекомендовалось, а оставлять его на улице было опасно, мешок могли запросто и украсть.
   Владимир Цыпляков идеально подходил для такого мероприятия Алексея Говорова. Он был уже достаточно вымуштрован деканатом, а поэтому дисциплинирован, пунктуален и педантичен, быстро схватывал любую подкинутую ему извне теорию и творчески применял её на практике своей реальной жизни. Временами он добивался просто поразительных результатов. Читатель уже видел Владимира Цыплякова в деле. Правда, иногда он брался за поручаемое ему дело столь горячо и рьяно, с излишним энтузиазмом молодости, что его заносило в разные стороны от магистрального направления. Тогда он попадал в неприятности, которые обычно доводили его прямиком до деканата, со всеми вытекающими из этого последствиями.
   Так случилось и в этот раз. Но с каждым годом личность Цыплякова развивалась всё больше и больше, равномерно гармонизируясь от деканатских шишек, научных тумаков и подзатыльников в глубоком моральном плане. На пятом курсе Владимир достиг своего апогея, с которым его торжественно и выпустили в аптеку. Не позабыв вовремя добавить к его апогею диплом с запечатанной жуткой характеристикой.
   Итак, сама суть дела заключалась в покупке пресловутого лекарственного растительного сырья в разных аптеках города. А также повторной его сдачи обратно, в одну из аптек города, для получения столь необходимой справки для завершения учебного года.
   Думаю, что многие продвинутые читатели уже догадались об этом сами.
   Декан не являлся на тот момент нашим читателем, это надо отметить особо. Поэтому он ничего и не понял. Только почувствовал инстинктивно, что дело это подозрительно по самой сути своей.
   Самое главное заключалось в трудности скупки такого количества сырья. Современный читатель может быть не знаком с таким повсеместным явлением в те годы, как повальный дефицит. Не буду описывать дефицит на продукты, отмечу только попутно, что колбаса, как таковая, в описываемых городах не продавалась вообще. Она регулярно производилась на мясокомбинатах, а потом вся отправлялась прямой дорогой в коммунистический город Москву, тамошним обитателям. Остальным гражданам страны колбасы не полагалось.
   Были большие трудности и с медикаментами, в том числе и с лекарственным растительным сырьём. Собирать и сдавать сырьё было невыгодно, трудоёмкость сбора большая, а цена приёмки низкая. То, что по такой цене никто из населения его собирать не будет, никого из мудрого руководства при назначении таких цен не волновало.
   Поэтому сбором лекарственного растительного сырья занимались исключительно студенты фармацевтических факультетов и работники аптек, каждый из которых был обязан сдавать Родине ежегодно по несколько килограммов сухого сырья. Конечно, никто из начальства не интересовался, где это сырьё будут собирать, как сушить и имеет ли работник аптеки или студент желание на эту деятельность.
   Но мы несколько отвлеклись от главного - дефицита сырья. По причине дефицита, сырьё отпускалось каждому посетителю аптеки строго в разумных пределах, которые колебались ближе к меньшему, нежели к большему. Никак не больше 200 грамм одного вида в руки за одно посещение, в зависимости от расфасовки. В некоторых аптеках давали ещё меньше, 100 или 60 грамм. А в некоторых разводили руками - чего нет, того нет, не взыщите, дорогие товарищи, ещё студенты не собрали. Это обстоятельство надо было учитывать при проведении операции.
   И ещё одно обстоятельство - покупаемое сырьё должно было иметь признаки ручного сбора. Поэтому покупать сырьё в заводских упаковках было нельзя.
   Говоров всё это учёл, и ввёл в курс событий своего восторженного помощника Владимира Цыплякова.
   В реальности дело, то есть гешефт наизнанку, выглядело так.
   К аптеке подходили сразу вдвоём, тихим, размеренным и ровным шагом, не привлекая лишнего внимания к себе окружающих прохожих, посетителей аптеки, её персонала.
   Говоров оставался за углом у входа, а Цыпляков, как всякий простой посетитель аптеки, рядовой гражданин своей великой страны, подходил к прилавку, осматривая его тщательно. Есть ли в продаже искомый тысячелистник с мать - и - мачехой незаводского производства? А после осмотра покупал по одной упаковке каждого. Незаметно, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания посетителей и работников аптеки, выходил из неё.
   За углом, подозрительно осматриваясь по сторонам, передавал купленное Говорову. Тот складывал покупки в большой мешок, в котором обычно хранят картошку при транспортировке. С этим мешком Говоров был похож на Деда Мороза летом, в момент скупки подарков для детей.
   Потом Цыпляков снимал куртку, очки, надевал кепку Говорова и с независимым видом, как совсем другой советский человек, держась за стену, чтобы не пройти, по слепоте, мимо прилавка, направлялся в аптеку по второму кругу.
   В некоторых аптеках Цыплякова узнавали и отказывались обслужить повторно, изгоняя с позором из аптеки, как мелкого жулика. Из некоторых он, держась за стену, выходил с покупками обратно, с радостным выражением на подслеповатом лице.
   В этом случае важно было не упасть на порожке и на ступеньках, при выходе из аптеки, где его терпеливо ждал за углом Говоров, с раздувающимся после каждой покупки мешком. Пару раз Цыпляков всё же упал, привлекая излишнее внимание публики и персонала аптеки к своей персоне. Причём один раз упал прямо в аптеке, хорошо, что не разбил витрину и не завалил кассовый аппарат вместе с кассиром в ассистентскую комнату, на проводящего сложные анализы трёхкомпонентной смеси провизора-аналитика.
   Потом Говоров оставлял мешок Цыплякову и шёл в аптеку сам, не одевая своей кепки. Выйдя из аптеки, он засовывал свои покупки в услужливо подставляемый Цыпляковым мешок. Далее снимал свой свитер, бросал в мешок, одевал солнцезащитные очки, в которых был похож на иностранного шпиона, промотавшего все деньги в сомнительной советской пивнушке, снимал с Цыплякова и вешал себе на голову свою кепку. У него тоже не всегда получалось купить сырьё по второму кругу.
   На третий круг у них уже не хватало природной наглости. Вообще Цыпляков предложил один раз зайти вдвоём, пряча большой мешок за спиной Говорова. Говоров ему в этом отказал. Мешок был уже такого размера, что выглядывал из-за спины любого из них, даже если они стояли рядом. Но закадычные друзья не унывали, педантично обходя и объезжая аптеки города со всё увеличивающимся мешком. В самом начале гешефта его ещё можно было затаскивать в автобус, но по достижении мешком определённой стадии раздутости это стало невозможно. Пришлось путешествовать по аптекам пешком. Когда он окончательно переполнился, и перестал уплотняться при трамбовке ногами Говорова, открыли второй мешок, запасной.
   Видимо, Говоров перестарался с маскировкой, и его действительно приняли за иностранного шпиона. Или, во всяком случае, за жулика крупного калибра. Потому что при выходе из одной аптеки друзей остановил наряд милиции и поинтересовался личностями, а также содержимым больших мешков. Действительно, выглядели они подозрительно, шатаясь с огромными мешками по всему городу.
   Кругом всеобщий дефицит с развитым социализмом, а тут две странные личности в одних тёмных очках с огромными мешками целеустремлённо по городу бродят. Конечно, это не может не вызвать законных подозрений у официальных властей.
   Задержание милицией в момент закупки огромного количества сырья могло напугать кого угодно, но только не философа - натуралиста, опытного ботаника с большим учебным стажем, Алексея Говорова.
   Друзья предъявили студенческие билеты. Говоров кроме этого дополнительно показал пропуск в общежитие и членский билет СНО - студенческого научного общества, с большой лиловой печатью на всё лицо. Из-под печати лицо разглядеть было практически невозможно, поэтому это удостоверение мог употреблять не только сам Говоров, но и все его товарищи, только наступи такая нужда. Потом Алексей снял шпионские очки и устало сказал сержанту, улыбаясь во всё лицо простой советской улыбкой, пока тот в это время тщательно пересчитывал купленное для составления будущего протокола:
   - Вот, покупаем для анализа на кафедре фармакогнозии лекарственное растительное сырьё. Будем всей группой практиковаться в различных способах его анализа, продвигать застрявшую науку вперёд.
   - А почему так много, целый мешок и ещё больше половины?
   - Так ведь разные серии нужны, для охвата и широты эксперимента, чтобы у каждого студента была своя партия для анализа, отдельная. Чтобы не могли при эксперименте друг у друга результаты списать! Вот так, сержант, наука делается и практика у советских студентов проходит!
   Сержант всё понял о сложности анализов в науке и мелкой жуликоватости студентов, которая не подпадала под его юрисдикцию. Поэтому протокол составлять на отечественную науку не стал, отпустив студентов с набитыми мешками в общежитие.
   Цыпляков во время разговора благоразумно помалкивал с умным лицом, цепко держа второй мешок, давая полную инициативу в разговоре с сержантом ботанику с большим стажем Говорову.
   Таким образом, обойдя все аптеки города, студенты выполнили приказ декана досрочно. Правда, потом пришлось порвать все пакеты и ссыпать их содержимое в два мешка, по виду сырья. После чего, на второй день, их благополучно сдали в аптеку для получения столь нужных справок.
   Пришлось выбрать такую аптеку, куда они не заходили за покупкой сырья, её случайно обнаружили на самой окраине города.
   Так вполне успешно закончилась эпопея с сырьём перед третьим курсом, а практика продолжилась в другом месте страны.
  
   Краткие воспоминания о второй практике Цыплякова.
  
   Воспоминания о второй практике остались у Цыплякова отрывочные, фрагментарные. То, что на страну надвигается Московская Олимпиада, Цыпляков в целом знал, но относился к этому относительно индифферентно. Об этом он всё время рассказывал всей группе на политпятиминутках перед занятиями многократно, за три месяца до её приближения. По шесть раз в неделю, по двадцать четыре раза в месяц.
   Но сам в спортивно-политическую суть Олимпиады глубоко не вникал, полностью поглощённый сдачей зачётов и частично парализованный страхом перед предстоящими экзаменами.
   Теперь, после экзаменов, Олимпиада заявила о себе в полный голос, мощно надвигаясь на страну, народ и студентов, вроде тропического тайфуна. И этот зычный голос Олимпиады моментально сказался на судьбе Цыплякова вместе с товарищами по учёбе.
   Ещё перед поступлением в институт, декан завлекал будущих абитуриентов интригующими рассказами об интересной учёбе и не менее интересной практике.
   Он обещал после второго курса небольшую практику в больших областных городах. Тогда он не говорил, что после небольшой практики наступает большой трудовой летний семестр, с разнообразными видами работ, которые будут выполнять бесплатно студенты, поступившие в полное распоряжение всяких прорабов и просто сантехников.
   Цыпляков в связи с этой дезинформацией декана планировал провести практику у себя в родном городе. А потом отдохнуть, почитывая всякую полезную для души беллетристику, загорая телом на природе. Но в привычный распорядок второй практики вмешалась Олимпиада, буквально потрясшая всю страну, вывернувшая её наизнанку вместе с народом и деканом.
   Через центральные областные города в Москву направились быстрым спортивным шагом бегуны с огнём олимпиады, вместе с иностранцами, корреспондентами и прочими непонятными агентами империализма. Об этих замаскированных агентах Цыплякова, и других студентов института, заранее предупредили не только компетентные, но и всякие другие сопутствующие органы.
   Партийные и советские организации, вооруженные самым передовым учением в мире, заранее предусмотрели это подозрительное шествие по земле нашей великой Родины. А поэтому изолировали толпу пробегающих мимо агентов империализма от всяких лишних контактов с неустойчивыми элементами из числа местного и пришлого населения.
   Чтобы такие незрелые личности, как Цыпляков, не просили у замаскированных коварных агентов империализма пожевать вкусной иностранной жвачки. Такие, как Говоров, не братались на дороге в обнимку с несущими факел неграми, с непонятными латинскими криками и лозунгами типа "No pasaran!", отклоняя тех с правильного маршрута в сторону, для долгого разговора на философскую тему. А такие, как Охламонов, не распивали на бегу, вместе с факелоносцами, крепкие и слабые алкогольные напитки, позоря этим всё олимпийское движение страны в целом. Не говоря уже об отдельно взятых декане с ректором.
   Поэтому были предприняты все возможные меры, в том числе и в первую очередь партийной организацией института, чтобы политически незрелый элемент не опозорил нашу страну и её олимпиаду, во время прохождения её победного факельного шествия в город-герой Москву, столицу нашей Родины.
   Так Цыпляков со всеми остальным незрелыми личностями, коих набралось на курсе ровно на полный курс, оказался не на своей малой родине, а в далёком Придонном районе чужой ему области. И это несмотря на свои отличные оценки по истории КПСС и диамату, долголетний труд главным политинформатором группы, звания многократного участника выступлений перед строителями со всякими лекциями на всевозможные темы, от политических, до тривиально-желудочных и просто венерических.
   Как его идеологически долго не обучали, а зрелой личностью назвать Владимира Цыплякова у начальства язык не поворачивался. В нужную минуту передовой отряд советской молодёжи моментально превращался в сборище аполитичных незрелых лиц, готовых совершить любую мелкую или крупную пакость во вред Родине. Вплоть до продажи или обмена иностранным агентам, на жвачку, куска нашей Родины, поднятого прямо с земли.
   Конечно, допустить такого святотатства компетентные и некомпетентные органы страны просто не могли. И хоть торжествующая Олимпиада пробежала со своим пылающим факелом совсем недалеко, почти в двадцати метрах от забора института, попасть на неё Цыпляков не смог, ввиду объективных причин современности.
   Сразу после памятного разговора с деканом студентов забросили в разные районы области. Районы выбирали самые далёкие, сортировали и перетасовывали студентов для комплектации по группам в определённом порядке. Декан набирал группы с таким особым составом, чтобы кроме старосты практики, в каждой группе оказались некоторые его особо доверенные лица, не афиширующие широко свою доверенность декану.
   Так Цыпляков оказался в глубоком Придонном районе, в почти родной компании Охламонова, который жил где - то совсем рядом, за зелёными холмами, систематически приезжая на практику на мотоцикле без номера.
   Остальных соратников раскидала по глуши судьба и железная руководящая воля декана. Который специально взбаламутил и перемешал студенческую среду так, чтобы раскидать подальше друг от друга незрелые и перезрелые личности курса. Дабы в опасной смеси они не создавали что - либо взрывоопасное, вроде вольтерьянства или пьяного народничества, с аморальными выходками на фоне родной природы.
   В аптеке внезапный приезд практикующихся встретили с явной радостью, но внутрь помещения их не допустили.
   Надо отметить, что в аптеке давно нехватало бесплатных работников, а работы в это тёплое летнее время было прямо через край. Нет, в районе не свирепствовала эпидемия чумы или, не дай Бог, какой другой заразной холеры. И даже эпидемия гриппа, косившая повально жителей зимой, давно отступила под напором жаркого лета. Дело было совсем в другом.
   По давней советской традиции за аптекой был закреплён небольшой участок со свёклой, гектаров в 50, а может быть и немного больше, в два или три раза. Студенты фармацевтического факультета не имели навыков проводить землемерные работы на местности. Поэтому о величине поля имели крайне нечёткое представление. С этой свеклой надо было всё время что - то делать. Она требовала к себе непрерывного пристального внимания.
   Практикующиеся встретились с заведующей на порожке аптеки, получили чёткие инструкции и соответствующий этим инструкциям инструмент.
   Цыплякову, как самому высокому и неопытному, досталась тяпка без ручки. После этого отправились на природу, на прополку свёклы, где проработали с перерывом на обед весь день.
   После окончания работы Цыпляков, выкосивший немало свёклы вместо сорняков, упал на мягкую траву с лёгким солнечным ударом по затылку головы. Но через час, когда он отлежался во влажных кустах канавы, его состояние почти полностью нормализовалось до первоначального, с которым он и прибыл на практику. То, что не всё гладко получилось у него со свёклой, Цыпляков сделал не специально. Да и не по злобе, душившей его к свекле, а только по неопытности и слабой практической пригодности к работе выданному ему инструмента без ручки.
   От долгого ползанья по грядкам с непривычки болели колени и ломило спину.
   Поселили студентов в местном отеле "Шератон" без всяких звёздочек. Звёздочек хватало с избытком ночью на небе. Цыпляков счастливо жил один в трёхместном номере. Он безмерно наслаждался внезапным покоем от занятий и экзаменов, ночных шальных визитов Петра, с неожиданной стиркой верхнего и нижнего белья среди ночи. Его больше не беспокоили страдания и шум, которые всегда спонтанно возникали при получении очередной отработки Андреем Охламоновым.
   Теперь Петр не мог запросто, совершенно внезапно, завалить на беспокойно спящего ночью Цыплякова шкаф сразу по двум уважительным причинам.
   Первое - Петра вовсе не было в этой гостинице. Он даже не подозревал о её существовании. Вторая весомая причина заключалась в том, что шкаф был накрепко принайтован к полу. Чтобы его случайно не вынесли постояльцы при выселении, по рассеянности, приняв за личное носимое имущество. Поэтому для того, чтобы завалить неожиданно шкаф на Цыплякова, Петру понадобилось бы не только посетить с внезапным визитом дружбы далёкий Придонный район и его гостиницу "Шератон интернейшнл", но и обзавестись кучей слесарных инструментов для отдирания шкафа от пола.
   Столовая в посёлке функционировала в первую половину дня в нормальном порядке, жалоб на неё ни от кого из практикующихся не поступало. Только сильно мучила жажда во время всего рабочего дня. Электрочайника у Цыплякова никогда не было, как и фляжки, а электроплитку он с собой не взял по неопытности. Поэтому Владимир пил ржавую воду из водопроводного крана, когда она там была.
   Вечером, после тяжёлого практического дня, есть уже совсем не хотелось. От практики Цыпляков так сильно уматывался, что едва добравшись до своего номера, напивался до отвала водой из крана, и засыпал мертвецким сном на кровати.
   Спал он без всяких там сновидений, цветных или чёрно - белых, очень спокойно. До самого утра, беспощадно кусаемый комарами. Они налетали на него тучами, едва он только успевал скидывать с ног обувь. Потом он перестал это делать, так как комары искусали ему всю поверхность обоих ступней, после чего ходить на практику стало неприятно.
   Утром староста практики будила Цыплякова ритмичными ударами в дверь утюга, поднимая его ото сна на практическую работу. Так Цыпляков отсыпался первые дни после экзаменов и начинающейся практики.
   Надо сказать, что на практику Цыпляков ходил с удовольствием, подпрыгивая на покусанных ступнях. Ведь это не зачёт по органической химии, и не ленинский урок с чтением работ классиков марксизма - ленинизма по памяти, а тем более не экзамен по любимой латыни.
   В конце первой практической недели, в субботу, Охламонов отвез Цыплякова на своем мотоцикле на какой - то этнографический народный праздник в соседнее село. Что праздновали, Цыпляков так и не понял. Кажется кто - то победил на Олимпиаде, или очень далеко бросили молот с диском. Может, собрали много лишней свёклы с одного гектара. До торжества Цыпляков конкретно не успел расспросить собравшихся, так как был им официально не представлен, и скромно сидел в углу стола. А потом уже поздно было. Торжество целиком захватило присутствующих.
   Охламонов знакомил его с местными жителями и их самогоном одновременно. Самогон Цыплякову не понравился. Был он мутный, вонючий от сивушных масел и сильно опалисцирующий на свету. Прежде, чем его пить, Цыпляков, как его приучили на кафедрах института, изучил всесторонне его органолептические свойства с разных сторон. От первого же стакана у него сразу заболела голова, а на душе стало муторно. Особо сильно его угнетало то, что он не знал, по какому поводу торжествует. После второго стакана Владимир крепко закусил и неловко, пугливо озираясь, утёрся куском подозрительной туалетной бумаги, за неимением носового платка. А потом вообще был вынужден покинуть радостных и гостеприимных хозяев.
   Владимир не хотел портить людям веселье и весь праздник, рассказывая, что у него болит голова, ломит и чешется всё тело, руками больно брать самогон и другие продукты питания. Поэтому незаметно для торжествующих он отошёл в тихое место, и заснул благополучно на травке, облизываемый подошедшим хозяйским телёнком. Хорошо в деревне летом! Отдыхать можно практически везде!
   К вечеру его случайно отыскал Охламонов, вяло бредущий на танцы без привычного мотоцикла. Разбудил, отогнал теленка, подложившего подло мину совсем рядом с лицом спящего Цыплякова, предложил выпить ещё "на посошок" самогона. Но Цыпляков благоразумно отказался.
   - Тут ночевать будешь, на танцы пойдёшь, или довезти тебя до гостиницы? - поинтересовался гостеприимный Андрей, обрадованный найденным к вечеру гостем.
   Цыпляков посмотрел на дурно пахнущую рядом с ним мину с мухами, и тут оставаться ночевать мудро отказался. На танцы его тоже совсем не тянуло. У него были свои представления, каким мордобоем они обычно заканчиваются для чужих пришельцев, пытающихся посягнуть на святое, то есть на родную танцплощадку с женщинами. Ему этого было не надо, у него своих проблем в жизни хватало, без местного мордобоя.
   - Давай лучше домой, в гостиницу!
   Бывалый спортсмен, пьяный Охламонов, посадил достаточно трезвого после долгого сна Цыплякова на свой мотоцикл и сразу дал газу, не разбирая дороги.
   На дорогу выкатились случайно, после того, как сбили завалившийся плетень, и вначале попытались ехать прямо по ней. Но проехав на большой скорости десять минут, Андрей полностью опамятовался под напором свежего воздуха в селе с названием Опушка, и сказал Цыплякову, что эта дорога ведёт не совсем туда, куда им собственно надо, а в Степановку, а потом даже и дальше, в родной институт. Куда до окончания практики им настоятельно не рекомендовали показываться в деканате, выразительно погрозив кулаком.
   Пришлось возвращаться. Видимо, вначале Андрей принял призыв Цыплякова ехать домой, как желание вернуться в общежитие института, для продолжения этнографического праздника с новыми силами, свежим контингентом. Поэтому съехали с дороги и поехали полем, в объезд, совсем в другую сторону горизонта.
   Андрей спешил на танцы, жал на газ, мотоцикл сильно подпрыгивал и скакал по полю, как норовистый жеребец на скачках с препятствиями. Из-под колёс полетела во все стороны ботва и целые корнеплоды, вырытые из земли колёсами. Цыпляков вцепился со всей силы в мотоцикл, чтобы не вылететь из седла. По обсаженному свеклой полю быстро ехать мотоциклу было с двумя седоками тяжело, поэтому он всё время норовил сбросить Цыплякова прямо на ботву, как лишнюю обузу.
   Цыпляков этого страшно боялся. От такого удара можно было сильно пострадать физически, не говоря уже о моральных последствиях. Да ещё Андрей мог не заметить, что пассажир в дороге потерялся. Тогда пришлось бы ночевать побитому от удара о землю, прямо в незнакомом поле, среди ботвы, одиноко переживая моральные последствия вместе с физическими. Поэтому Цыпляков держался изо всех сил, побелевшими пальцами за мотоцикл. Так проехали минут пятнадцать. Цыпляков отбил промежность, но терпел, пока не поехали через овраг. А дальше терпеть стало совсем невозможно.
   Проехать через овраг такому опытному спортсмену, как Охламонов, было не просто, а очень просто. Они бы и проехали его сразу, без всякой там остановки на перекур и дозаправки бензином, замены свечей и продувки карбюратора, регулировки сцепления. Какие проблемы в годы молодые! Да в овраге им внезапно попались кусты на их стремительном пути, в которые они и завалились вместе с мотоциклом.
   Охламонов не сообразил взять чуть левее, а Цыпляков не успел сказать ему о поджидающей их опасности пересохшим от ужаса ртом. Цыплякова выбросило из мотоцикла прямо на сосну, росшую на склоне, на которой он и повис, не зная, что делать дальше в таком случае, осматриваясь с удивлением по сторонам на природу.
   Природа спокойно цвела и пахла, не обращая внимание на повисшего на сосне Цыплякова. Почему - то в голову пришли простые, совершенно трезвые мысли, что когда ехали в село утром, то ехали по хорошей дороге, и на поездку потратили минут десять. А тут только по полю тряслись минут 15, не считая дороги на Степановку, а Придонного даже и с нижних веток сосны всё ещё не видно. Вот что было удивительно!
   Что ещё интересно, во время поездки по полю Цыпляков не заметил никакого попутного или же встречного транспортного потока, большого или малого. Теперь, вися спокойно на сосне, а не трясясь лихорадочно, со страхом на мотоцикле, он мог анализировать ситуацию спокойно. И сделал достаточно разумный вывод, что такие нетипичные пути для перемещения тут использует только Андрей, когда выпьет лишку на этнографическом празднике в честь Олимпиады.
   Внизу, в кустах, во всю ивановскую ругался Охламонов, нелестно вспоминая мать - природу и помогающих ей как попало неумных местных людей, и всё пытался вытащить из кустов застрявший там мотоцикл.
   - Вот мичуринцы, с вавиловцами, так их пере так, насадили тут кустов и деревьев по оврагам, идиоты! Мало им садов, полей и огородов, проехать совсем нельзя, путь скостить по параболе!
   Тут Охламонов поднял голову и увидел висящего в философской задумчивости на сосне Цыплякова, совсем близко от его головы. Брюки на коленках у Цыплякова неэтично протёрлись от непрерывного ползанья всю неделю по свекольному аптечному полю, сквозь истончившуюся материю просвечивали белые, совсем незагоревшие, искусанные комарами ноги.
   - Ты чего там повис, как сопля, давай помогай мотоцикл из оврага вытаскивать!
   Пришлось Владимиру спрыгивать в овраг на помощь Андрею. Кое-как мотоцикл вытащили из кустов, а потом и из оврага. Как это ни удивительно, он сразу же, с первой попытки, завёлся. Сам Охламонов был цел и невредим, такие происшествия с ним и его славным мотоциклом случались часто. У него только лицо немного поцарапалось. Другой бы на месте Цыплякова поостерёгся ездить так дальше по оврагам. Но уже темнело, надо было спешить на ночлег. А другого транспорта поблизости не наблюдалось. Трамваи по полю не ходили, да и троллейбусной остановки Цыпляков по дороге не заметил.
   Цыпляков только попросил Охламонова, чтобы тот не спешил ехать по оврагу в следующий раз, если его можно объехать. Или хотя бы проверял, есть ли в нём кусты и деревья перед смелым форсированием.
   Андрей только недовольно и презрительно махнул головой, отгоняя мух и комаров, надоедливых слепней, полный комсомольской энергии и энтузиазма молодости.
   Опять ехали по засаженному свеклой полю. Но уже теперь не так быстро, с предосторожностями, включив фару и подавая предупредительный звуковой сигнал гудком. Мотоцикл мотало, как катер во время шторма, бросая из стороны в сторону, из одной борозды в другую. Потом Андрей внезапно, без видимой причины, остановил мотоцикл и предложил Цыплякову поучиться ездить по полю самостоятельно. У Цыплякова не хватило силы воли отказаться от столь любезного предложения товарища по практике. Цыпляков сделал несколько попыток прокатиться, но всё время падал в ботву вместе с мотоциклом. Набив себе шишек, исцарапав мотоцикл, он понял, что ездить так, как это может позволить себе Андрей, ему не дано свыше.
   Когда приехали в Придонное, Цыпляков к тому времени так отбил от непривычки промежность, что едва сполз с мотоцикла и дошел до гостиницы, раскорячивая ноги. А когда дошёл, то долго стоял у перил лестницы, затрудняясь свести ноги, поставить их вместе правильно. Шёл он как старый кавалерист - ревматик на пенсии, во время очередного обострения приступа хронической болезни.
   На прощанье Андрей тепло пожал Владимиру руку, и быстро поехал обратно, на танцы, но почему - то в противоположную нужному направлению сторону. Цыпляков понял, что Андрей решил дать круг почёта вокруг Придонного, в честь счастливо закончившейся поездки по оврагам и полям своей малой Родины. Но он ошибся. Пока Владимир неловко карабкался по ступенькам гостиницы, Андрей упрямо ехал туда, куда ему было совершенно не надо.
   В понедельник Андрей пришёл на практику злой, пешком, не только без номера, но совсем без карбюратора и всего мотоцикла. На танцы он конечно попал. Человек он был настойчивый и упорный, своего обычно добивался. Попал, но только в другой район. Не поделил что - то там с местными ребятами, с которыми у ихнего района исстари были непростые тёплые соседские отношения. Потом жестоко подрался с ними, невзирая на своё явное численное меньшинство. Мотоцикл ему сломали, чтобы не мешал ходить на танцы всему соседнему району. Да и не путался с ним у них под ногами на танцплощадке во время белого танца. А уж тем более не пускал из него дым в лицо всего местного высшего общества во время вечернего отдыха.
   Всё воскресенье Андрей настойчиво вёл свой многострадальный мотоцикл до отчего дома, под палящими лучами жаркого летнего солнца, разнообразно и виртуозно ругаясь, оттачивая свой язык на настоящее и будущее. На починку мотоцикла ушла вся последующая неделя.
   Но об этом Цыпляков узнал только в понедельник. От возмущённого долгим путешествием пешком, с мотоциклом на руках, Охламонова, который торжественно поклялся сломать трактор у своего главного обидчика, как только его мотоцикл будет полностью восстановлен. Так оно собственно и произошло. Через некоторое время в местной газете Цыпляков прочитал о необычном ДТП.
   На узкой просёлочной дороге встретились два транспортных средства, мотоцикл и гусеничный трактор. Как ни звучит это парадоксально, от этой встречи сильно пострадал трактор, завалившийся в кювет.
   Всё воскресенье Цыпляков провёл лёжа в кровати, отдыхая от этнографического путешествия душой и промежностью. Чувство у него было такое, будто он нёс Андрея Охламонова, вместе с его замечательным мотоциклом, бегом туда и обратно, всё время на своих плечах, не используя законного перерыва на обед. На тихо кипящую вокруг жизнь он не обращал внимания принципиально, опасаясь подвохов от доверенных лиц декана. Вдруг они что по ошибке не то напишут в своих отчётах и заметках о практике. Как потом от таких записей отмазаться, какой мазью? Тут бензилбензоат не поможет! Владимир даже не пытался сходить пообедать в местную столовую, которая всё равно была закрыта по поводу воскресенья. Всем известно, что по воскресеньям студенты обычно не едят. Они разъезжаются по домам, поэтому столовая может отдыхать от их надоедливого, докучливого присутствия.
   Через неделю практика сильно изменилась. Теперь при встрече у крыльца аптеки Цыплякову перестали выдавать тяпку без ручки, ему выдали мешок с перочинным ножиком. Он пытался отказаться от мешка, так как не знал, как его можно правильно применить для прополки свёклы. Взял только перочинный ножик, им вполне кое - как можно было ковыряться с сорняками. Видимо, тяпка без ручки понадобилась на другом ответственном участке работы аптеки. А может быть, ею заинтересовались в более высоких инстанциях.
   Во всём этом сказывалось полное отсутствие агротехнических знаний, так необходимых на практике будущему провизору. У Цыплякова даже возникла передовая мысль, что в их мединституте не хватает одного предмета, который можно назвать научно так: зачаточные основы медицинской и сельскохозяйственной агротехники прошлого и будущего.
   Почему прошлого? Всё используемые практикантами приёмы обработки поля успешно применялись и две, и три тысячи лет назад. Будущие методы можно было рассматривать только через призму применения их ещё через две или три тысячи лет. Когда запыхавшийся и усталый прогресс, наконец, добредёт в эти далёкие края со своей новой технологией, уже успевшей изрядно устареть за время долгого путешествия.
   Однако выводы Цыплякова по поводу роли мешка в процессе практики были целиком неправильны, так как строились на ложном понимании хода самой практики. Оказалось, что программа практики уже сделала крутой поворот в сторону от своего магистрального свекольного направления. Теперь предстояло собирать лекарственное растительное сырьё для аптеки в промышленном масштабе.
   Это было ближе к теме практики и вообще к специальности провизора, это вообще было веселее, чем свекла на поле!
   Подъехала машина, грузовой фургон без окон, с одной дверью в грузовом отсеке. В машину погрузились 10 человек практикующихся, и часть персонала аптеки, все с мешками и ножами в руках.
   Дверь машины закрыли снаружи, чтобы она постоянно не открывалась на ходу, а практиканты не вывалились и не выпали по неопытности на дорогу во время поездки. Каких-либо скамеек внутри кузова не было предусмотрено. Не было и каких-либо выступов, за которые можно было бы держаться во время долгого пути к месту новой работы. Кузов был совершенно гладкий изнутри, отполированный в многочисленных поездках телами работников аптеки до приятного зеркального блеска. Света тоже не было. Поэтому поехали весело.
   Ехали только по просёлочной дороге, без всякого покрытия. Машина переваливалась с боку на бок на многочисленных ухабах просёлка, как усталая утка, ведущая выводок домой. Вместе с машиной по кузову переваливались сборщики сырья, мотаясь из угла в угол тесной дружной компанией, набивая синяки и шишки. То несколько женщин большого веса навалятся на щуплого Цыплякова, ломая ему рёбра со смехом. То сам Цыпляков, с некоторыми практикантками, налетит в темноте бойцовым петухом на визжащих сотрудниц аптеки. Так путешествовали примерно с тридцать минут.
   Главное во время путешествия было так взять в руки нож, чтобы не порезать им окружающих и самого себя, любимого, не запутаться в мешке своем или соседки. После этого шофёр с шутками и прибаутками выпустил передавленных собирателей на волю, заниматься новым видом практической работы.
   Все дружно набросились на Leonurus quinquelobatus, совершенно дико, в великом множестве, произрастающий вокруг. Перезрелый Leonurus как мог сбору сопротивлялся, выставив грозно колючки. Опытные сотрудницы аптеки собирали его в перчатках.
   Цыпляков по природе своей не был снобом, летом перчаток обычно не носил. Так его учили на кафедрах института, терпеливо объясняя, что снобов в передовой стране социализма быть не должно. Поэтому на практику он перчатки с собой и не захватил.
   В связи с этим он при сборе ободрал себе все руки, пытаясь порезать толстый пустырник маленьким тупым ножом. Пришлось по возвращению в аптеку купить лейкопластырь и оклеить им ладони обеих рук полностью. Опытный специалист может отметить некоторый отрицательный нюанс в деятельности практикантов. Пустырник полагалось собирать в более раннее время, пока он не стал колоться. Но в более раннее время студенты не могли собирать его для аптеки, так как сдавали экзамены.
   Назад возвращались сидя на мешках с колючим пустырником, который мстил собирателям, за то, что его собрали, даже через толстую ткань мешков. Теперь, во время шатаний и подскоков машины, Цыпляков взлетал с мешков вверх, громко бился головой об потолок и вместе со всеми со смехом падал на колючие мешки.
   Остальные до потолка не долетали, ввиду малого роста, поэтому смеялись над долетавшим до него Цыпляковым.
   Иногда Цыпляков так громко бился головой о потолок кабины, что водитель останавливал машину и открывал дверь кузова, чтобы узнать, почему его просят остановиться стуком твёрдого предмета о кабину.
   После таких поездок всё тело чесалось и ломило. Цыпляков пил по три раза в день аспирин от ломоты в теле, мазался вонючей скипидарной мазью, и на ночь принимал таблетку димедрола.
   Разбудить его после приёма димедрола стало ещё труднее, чем в первую неделю практики, когда он отсыпался после экзаменов. Теперь он специально не закрывал на ночь дверь в свою комнату. Утром приходили практикантки во главе со старостой практики и совместными усилиями выбрасывали Цыплякова из кровати на пол, где он и просыпался от причинённых ему этим неприятным событием неудобств.
   В связи с изменением напряжённого ритма практики Цыпляков теперь не так уставал, как во время прополки свёклы, но только стал сильно чесаться от пыли сырья и укусов комаров. Теперь вечерами он мог слушать рулады соловьёв, кур, петухов, пчел, мух, других птиц и насекомых, активно отбивался от комаров веником и полотенцем.
   В местном магазине он приобрёл трёхлитровый баллон с берёзовым соком, о котором есть хорошая старая, почти народная песня. Более мелкой расфасовки покупателям в магазине не предлагалось. Холодильника у Цыплякова с собой не было, поэтому после того, как он вернулся с очередного сбора пустырника, оказалось, что с соком берёзы началось, от окружающей жары, полное внутреннее гнилостное брожение.
   Цыпляков его не испугался, а выпил оставшийся сок в одночасье, чтобы не выливать сей дорогой и ценный питательный продукт своей Родины, воспеваемый в песнях народом. Как пелось в песне: "Берёзовым соком его опоили". От этого сам он немного захмелел, а желудок его от такого злоупотребления сильно расстроился качеством потреблённого безалкогольного напитка. Пришлось принимать к нему традиционные меры воздействия в виде бесалола.
   Цыпляков записался в местную библиотеку, сдав в залог студенческий билет и три рубля. Слушая одним ухом соловьёв, правой рукой он отгонял от себя казённым веником комаров и читал занимательный детектив, левой рукой переворачивая страницы.
   Роман был занимательным. Первых десяти листов не было, и Владимир всё время путался в межличностных отношениях героев и не мог понять, где тут главная интрига, а где только второстепенная. За что кого убили или же столь подло ограбили. Этот роман сильно скрашивал его жизнь в отсутствие друзей, которых ему явно не хватало в здешних широких полях, огородах, лугах, перелесках.
   Говорова, с его длинными лекциями о судьбах мироздания и пересказами философских трактатов древности, любителя цитировать Горация и Овидия, напоминать о былом величии Плутарха с его мемуарами о жизни двенадцати цезарей.
   Тихого улыбчивого бунтаря Загребухина, с его здоровым скептицизмом по отношению ко всей окружающей нас жизни, которого не всякий начальник сможет во время практики отправить на прополку свёклы.
   Полного внутренней доброты и гармонии Петра Беспутного, от которого можно было получить ненавязчивую помощь в любую трудную минуту.
   За время прохождения практики надо было написать дневник очевидца. Однокурсницы уже активно писали его вечерами, слушая переливчивые трели соловья и народные песни сиплыми голосами за окнами отеля. Так тут исполняли серенады к концу недели.
   Цыпляков попросил дать ему списать написанное другими, чтобы дневник выглядел так, как этого требует программа и хочет видеть сам декан, другие представители администрации института. Оказалось, что у практики есть даже название, она называлась пропедевтической.
   Цыпляков тщательно выписал незнакомое научное название практики в тетрадку для отчёта, на первую страницу, рядом пририсовал пустырник в момент цветения, опыляющих его насекомых.
   При переписывании дневника Цыпляков узнал много для себя занимательного. Оказывается, в отчёте практики совсем ничего не говорилось о прополке свеклы, этого пункта там совсем не было. Вместо этого было много другого интересного.
   По дневнику Цыпляков был не в поле со свёклой, а в ассистентской комнате, рядом с персоналом аптеки. Где он помогал, под руководством опытного провизора, фармацевту в выкатывании свечей, шариков, уже мастерски самостоятельно катал пилюли. И что теперь он имеет прочные навыки в выкатывании свечей из массы и пилюль из пилюльной массы, при помощи особого хитрого специального приспособления, которое он ещё не видел, но уже красиво нарисовал, как опытный очевидец, в своём отчёте. На сбор дикорастущего лекарственного сырья было отведено всего два дня, а не неделя, как получилось в реальности практики.
   Цыпляков немного поудивлялся им описываемому, но дисциплинированно переписал в свой дневник всё, что полагалось, из дневника старосты практики.
   Возможно, что у неё были какие - то инструктивные материалы из деканата, вряд ли бы она выдумала отчёт сама. Дисциплина в институте была налажена хорошо, это не вызывало сомнения у студентов, и самого Цыплякова. Цыпляков полностью доверял старосте практики, как официальному представителю деканата в поле, на грядках и в гостинице, в полном соответствии с приказом декана, некоторыми инструкциями, с которыми его ознакомили ещё до начала самой практики.
   Подписав дневники в аптеке, поставив в них круглые печати, студенты тепло попрощались со ставшими теперь немного родными сотрудниками аптеки, набившими им немало синяков и шишек во время смешных путешествий, и покинули гостеприимный Придонный район навсегда.
   Во время подписывания дневника Цыпляков впервые оказался внутри аптеки. Он даже немного заглянул в ассистентскую комнату, из которой его удалила аналитик аптеки, как неопрятно одетого не по форме.
   С практики Цыпляков вернулся в родной институт загоревший, возмужавший. Вся голова его была покрыта шишками и синяками от ударов о крышу грузовика, руки от сбора пустырника загрубели, как у сталевара, принимающего горячий металл прямо с прокатного стана голыми руками. Весь он был искусан комарами, поколот пустырником и непрерывно чесался, несмотря на употребляемый регулярно димедрол. Брюки его истрепались за время практики и требовали обоснованной безотлагательной замены, или капитального ремонта обоих брючин.
   Как следствие злоупотребления берёзовым соком, которым он самоопоился в Придонном районе, ко всему прочему, теперь он ещё страдал хроническим гастритом, который удалось окончательно перебороть только через пять лет. Да и то, после долгого, упорного лечения. Для этого пришлось применить все доступные новейшие импортные препараты. Но это случилось уже после того, как Цыпляков стал активно работать в аптеке.
   На вокзале города его сразу же задержали сотрудники милиции, для проверки личности. Уж очень он стал походить на бомжа, после своей второй пропедевтической практики.
   Теперь Цыпляков мог не только копать ямы во дворе института и около него, но и полоть свёклу с картошкой. Можно смело сказать, что эта практика не прошла для него даром. Он набрался знаний, которые должен иметь всякий передовой провизор будущего, живущий в самом передовом государстве мира. Как себе можно представить, его ожидало чисто агротехническое будущее. Без какого-либо применения в жизни машин и других механизмов, только с употреблением изувеченной тяпки, лопаты без черенка, дефектных грабель без зубьев, да нечеловеческих мускульных усилий.
   Произошла трогательная встреча Цыплякова с вернувшимися также из разных далёких захолустных мест Говоровым и Загребухиным. На встречу пришёл даже Пётр с дачи, не успев полностью отмыть руки от цемента, временно бросив вконец опостылевшую за это лето работу.
   Друзья громко плакали от счастья и обнимались, оставляя плохо смываемые на одежде следы цемента, вспоминая, что же с ними произошло на практике. У каждого были свои невероятные истории, которыми они спешили срочно поделиться друг с другом, пока окончательно не забыли их сути.
   Так, когда в населённом пункте, в котором проходил практику Алексей Говоров, полностью вышел из строя старый кинопроектор, его место в культурной жизни населения сразу занял сам Говоров. Он выступал с лекциями каждый вечер в клубе, примерно на два часа каждая. Ещё с час, два или больше, по необходимости, он неторопливо отвечал на дополнительные вопросы, возникшие в результате прочтения лекции по памяти.
   Все основные проблемы в колхозах района были давно решены смелыми усилиями коммунистической партии. Осталась нерешённой только всякая мелочь, вроде посевной да уборочной, постройки домов да хранилищ. На решение этой мелочи мобилизовывали большую часть населения окрестных городов на несколько месяцев. Так как внутренних проблем у местного населения давно уже не было, люди интересовались историческими проблемами древних цивилизаций. Они спрашивали Говорова о термальных банях, их внутреннем устройстве и убранстве, просили дать чертежи для реализации древнего проекта в местном быту. Их интересовало, как в них парились древние римляне и простые философы древности. Каковы были точные размеры жилой бочки Диогена, дальнейшие похождения и очередные подлые предательства античного антигероя Брута.
   Женщины интересовались, сколько жён и детей было у Кая Юлия Цезаревича, как протекала их дальнейшая жизнь после внезапной кончины знаменитого отца, от рук и кинжала коварного, бессовестного Марка Юния Брута с заговорщиками. Марка Юния дружно осудили всей улицей, да ещё и многими людьми, зашедшими с окраины на огонёк. Как у них вообще с жильём было, при их - то старине и древности? Не забывал ли кого древний профком квартиркой вовремя оделить? А, может, все тогда только в бочках жили, не только знаменитый товарищ Диоген, но и остальные категории трудящихся?
   Как догадываются читатели, Говоров никого без ответа не оставил, времени до захода солнца было много. Поэтому ответы его были обстоятельны и подробны. Как ботаник он призывал слушателей к полному единению с природой, пояснял на конкретных примерах древности любовь древних людей к растениям и животным. Так, Цезарь, чисто от любви к животным, буквально душившей его всю жизнь, назначил своего любимого коня консулом великой Римской империи. Невзирая на слабые попытки протеста со стороны всего римского сената, отклонить эту славную кандидатуру, как неизвестную в далёких округах римских избирателей. История нам не сообщает, как справлялся любимый конь Цезаря с почётными обязанностями консула великой Римской империи. Наверное, достаточно успешно. Ибо плохих отзывов об его работе до нас не дошло. Но пример этой исключительной, беззаветной любви к животным пережил тысячелетия, стал доступным для широких масс трудящихся в одном из далёких райцентров России. А всё благодаря широкой просветительной деятельности студента Алексея Говорова.
   Привлекала людей и загадочная заграница. Люди живо интересовались трудным положением негров в далёком Занзибаре. Как эти несчастные негры там с мухами борются? Не нужна ли им личная помощь со стороны братского советского народа?
   Говоров сразу раскрыл глаза собравшимся на митинг дружбы с народами всяких заморских стран на все проблемы Занзибара, описал возможные пути выхода из этих проблем. Оказалось, что сложной проблемы борьбы с мухой цеце вовсе не существует. Эту проблему нашим народам навязал хитрый империализм, чтобы отвлекать от построения победоносного социализма, широко шагающего по планете. Если туда завезти запасы нашего, советского ДДТ, то им можно покрыть всю Африку, как снегом, на пару сантиметров. А от этого не только муха цеце исчезнет без следа, но и крокодилы со слонами. Малярия сама в Азию уйдёт, с последними уцелевшими от этого кошмара комарами. "Нет таких мировых проблем, которые не мог бы решить вооружённый наукой передовой советский человек!"- под аплодисменты слушателей заявил Говоров, повторяя слова декана на профсоюзной конференции.
   Постепенно, в полном соответствии со своей теорией, Говоров стал приходить в клуб всё раньше и раньше. Там он играл с директором клуба в шахматы и шашки, иногда пел народные песни, вёл долгие доверительные беседы на политические темы. Много и горячо спорили о Бутане, Непале с Тибетом, и о зарождении жизни на земле, выясняя место, откуда пошла блуждать по земле цивилизация Атлантов. Также обсуждали положение в Китае, трудное душевное состояние критикуемой "Банды четырёх", проблемы сахаропроизводства на Кубе, боевые действия десантных войск в Афганистане.
   Членам самодеятельного кружка археологов районного масштаба Говоров прочёл отдельную закрытую лекцию о специфике жизни в древних цивилизациях междуречья. Давал советы, как расшифровывать клинопись древних шумеров, если она будет ими случайно найдена на территории их района.
   С ветеранами и участниками войны, пионерами обсуждал опыт боевого применения вертолётов огневой поддержки Ми-24В, разработку совершенно секретного Ми-24П с усиленным вооружением, с учётом боевого применения предыдущей модификации в небе Афганистана. Разговоры о авиации были любимым коньком Алексея. Он прекрасно разбирался во всех типах самолётов и вертолётов нашей страны, так как в детстве жил рядом с аэродромом военного училища, готовившего лётчиков для советских ВВС.
   Некоторые из этих самолётов и вертолётов садились на вынужденную посадку прямо в окрестностях его огорода. После уклонения от нежелательной встречи с садящимся на аварийную посадку самолётом, Говоров обычно временно прекращал свою сельскохозяйственную деятельность. Он немедленно отставлял грабли и лопату, другой сельхозинвентарь в сторону, и выполнял первые противопожарные мероприятия вместе с экипажем севшего в окрестностях его огорода летательного аппарата. Потом он помогал самым активным образом удалять из своего огорода застрявшие там самолёты и вертолёты, разбирая ветхий забор.
   На первом курсе, под влиянием авиационной романтики, Алексей Говоров подговаривал простодушного Владимира Цыплякова взяться совместно за постройку самодельного самолёта, широко используя при этой постройке отходы столярной мастерской института. Чертежей у него было много, оставалось только выбрать, по какому чертежу начинать строительство нового самолёта. Может быть, они бы и построили самолёт, но мотора для него у них не было, как и денег на его покупку.
   Это сразу отметил Загребухин, как только случайно услышал о планируемом из уст двух романтиков-идеалистов, покорителях пятого океана, и строить самолёт однозначно категорически запретил, как бесперспективную и вредную химеру юности. Цыпляков совсем уже за постройку взялся, нашёл где-то кусок фанеры, приволок его Говорову в общежитие. Но тут же запутался в отработках по английскому языку и латыни, и к собранному с таким трудом куску фанеры более не возвратился.
   Практику Говорову зачли совсем без прополки свёклы и сбора лекарственного растительного сырья в промышленном масштабе. Он произвёл своими речами сильное впечатление на все слои местного общества. На лекциях к нему часто передавали любовные записки от женщин, мужики также часто предлагали выпить на двоих или на троих.
   Но в этих случаях Говоров отказывал всем, ожидая вызова от декана в степь, для занятий серьёзной наукой, которой твёрдо решил посвятить всю свою жизнь.
   При расставании местные жители просили его приезжать работать, читать лекции, или просто остаться тут жить, как Диогену современности, при клубе, за неимением бочки подходящих размеров. Кое-кто предлагал пожить в старой железнодорожной цистерне с остатками мазута, которую списали много лет назад. Но Говоров спешил на настоящую научную работу в Казацкую степь, поэтому оставаться тут никак не мог, невзирая на всю доброту и гостеприимство местных жителей. Он даже не стал осматривать ржавый искорёженный остов цистерны в тупике, на возможность организации в ней временного или же постоянного жилья.
   Загребухин тоже подчинил себе и своей воле обстоятельства достаточно хаотической практики. Сразу, по приезду на место практики, он внимательно осмотрел аптеку со всех сторон и, недовольный её внешним видом, начал производить в ней капитальный ремонт подручными средствами, пользуясь жаркой солнечной погодой.
   В ремонте ему помогали многие сотрудники аптеки и студентки. Загребухин пользовался большим успехом у женщин и уже временами подумывал о скоропостижной студенческой свадьбе. Ремонт он закончил в срок, к окончанию практики. Свёклу он тоже не полол, и поэтому слушал рассказы Цыплякова с умилением, посматривая на его дырявые брюки и шишки с синяками на голове.
   Пётр своими успехами на работе не хвастался, так как на днях выслушал очередное нелицеприятное мнение руководства по итогам своей деятельности на даче. Всё время летней практики ему досаждала соседская коза. Только он отвернётся к ремонтируемой даче, как та вылетает из пограничных кустов со стороны соседней дачи и молча бьёт рогами в заднюю часть тела. Совершенно невозможно было работать! Границ дачных участков она не признавала. Как её Пётр не прикармливал отходами и даже самой едой, она не успокаивалась. Отходы и еду ела, а потом бодалась.
   Поэтому Пётр был вынужден принять крайние меры и внепланово обнести участок руководства колючей проволокой, которую снял с одной из дач на окраине. На эту проволоку постоянно натыкались уважаемые люди города, и рвали брюки. Место это было заповедное, простые тут не жили. Поэтому при строительстве возникли непредвиденные проблемы с задней стороны, которые Пётр решал, как мог.
   К слову надо сказать, что Цыпляков произвел впечатление только на телёнка, облизавшего его, да и на местных комаров, испивших немало его крови с димедролом во время сна.
   Вот так прошла у друзей их вторая практика.
   Практика закончилась, но летний трудовой семестр тем не менее продолжался. Его придумали умные дядьки из московского министерства, которые хотели лишить студентов всякого свободного времени. Или не менее умные дядьки из руководства нашего патриархального института. Кто это придумал, студенты не знали, им забыли об этом сообщить. А эти неизвестные понавыдумывали всяческие трудовые повинности для своих неразумных подопечных, которых всегда официально называли не иначе, как передовой отряд советской молодёжи.
   Теперь передовой отряд советской молодёжи должен был заниматься разнообразными бесплатными принудительными работами на территории института, чтобы в свободное от работы время не впасть в поголовное пьянство и академические декретные отпуска. Видимо, именно так оценивали состояние своего передового отряда умные дядьки, превентивно нагружая этот передовой отряд всякой бессмысленной неквалифицированной работой. В результате этих мероприятий у студентов оставалось около двух свободных недель до начала следующего учебного года, который всегда начинался с выполнения очередной Продовольственной программы партии. Так происходило знаменитое коммунистическое воспитание трудом.
   Грязных рабочих нельзя было отличить от перемазанных студентов, все ругались, материли друг друга, и что-то делали при этом в целях собственного воспитания. Сам процесс коммунистического воспитания успешно шёл в нужном направлении по нарастающей кривой. Когда возникала нужда, то студентов мастерски материли прорабы недостройки (перестройка тогда ещё даже и не проектировалась), а те старались не отставать в ответ. Трудности дарвинского процесса воспитания не пугали народ, и из глупых, ленивых, аполитичных студентов получались ловкие, умные и вполне сознательные передовые рабочие.
   Вволю наматерившись, хотелось до конца облегчить душу, спеть что-то душевное, народное и целиком патриотичное. И тогда над местом воспитания гордо звучало:
   - Вышли мы все из народа,
   Вышли и снова зашли ...!
   На таком варианте песни настаивал Алексей Говоров. Хотя он душено не матерился на прораба и грязных рабочих, но пел песни наравне со всеми.
   Алексей диалектически объяснял рабочим и работающим рядом студентам, что если все вышли из народа, то кто же там остался, в народе? И почему надо из народа обязательно выходить, какая в этом есть социальная необходимость? Выходить из народа нельзя, это чревато! Таких выходцев у нас теперь часто называют просто отщепенцами. А как выявят, что они отщепенцы, так и начинают с ними бороться соответствующими способами и методами. Ну, вышли эти отщепенцы все из народа, а дальше-то что? Вышли из этого народа, и вошли в другой народ?
   Алексей намекал студентам, что надо оставаться со своим народом в любой ситуации, даже очень сложной. А не выходить, или выбегать из него, по всяким малозначительным поводам, по приказу и призыву каких-то несознательных людей. Так ведь и стипендией поплатиться можно!
   - Вы и сейчас с народом, в самой его гуще, - торжественно говорил Алексей студентам, показывая пальцем на рабочих и выслушивая их ответные простодушные, наивно-народные матюки.
   Как - то Цыпляков попытался представить себе отстающий отряд советской молодёжи, и ему стало действительно страшно. Говоров запретил ему это делать в будущем.
   Как узнает читатель далее, пользы от труда студентов получить было трудно, поэтому всю выполняемую ими работу можно смело признать бессмысленной по самой своей сути. Использовали её целиком для того, чтобы у студентов не появилось свободного времени, которое они могли использовать не так, как полагалось в вышестоящих инстанциях и организациях.
   Встречу друзья отметили как полагается.
   Загребухин с Беспутным срочно скинулись на двоих и купили бутылку вина местного разлива, с поэтически-романтическим названием "Казацкая степь". Видимо, его делали из дикорастущей полыни и некоторых других не менее диких трав, в том числе и пижмы, которых в степи и рядом с ней росло избыточно. Оба этих растения применяют в научной медицине как глистогонное средство. Поэтому потребители данного напитка, сами того не подозревая, профилактически боролись этим напитком с глистной инвазией в своём организме.
   Надо сказать, что это было очень разумное дело, давать всем жаждущим выпить вино глистогонное средство. Это была большая научная победа местной пищевой промышленности и некоторых кафедр нашего института, в самоотверженной борьбе за здоровье населения и профилактику глистной инвазии в области. Дело чуть было не дошло до Нобелевской премии, но на этом и остановилось. Это случилось после того, как представленный продукт попробовали на вкус представители Нобелевского комитета.
   От потрясающей вкусовой гаммы замечательного русского напитка неподготовленных иностранцев просто сразу стошнило. Так у вина проявилось ещё одно чрезвычайно полезное свойство - это было превосходное рвотное средство, не уступающее ни в чём дорогим импортным патентованным лекарствам. Но вот по этому дополнительному параметру его и не допустили на конкурс.
   Вино обжигало желудок и разжигало страшный, нездоровый аппетит, особенно при хроническом злоупотреблении. Это было хорошо видно по опыту обитателей соседней комнаты, которые любили этот напиток ввиду его демократической цены, а также многих других положительных сопутствующих свойств.
   Цыпляков нарушил древнюю русскую традицию и третьим к ним не пошёл. Он уже опять полностью подпал под дурное влияние киника Говорова, который не пил по глубоким принципиальным соображениям с раннего детства, а точнее, уже с детского сада. И скинулся с ним на двоих, в покупке торта за 1,9 рубля.
   Празднование встречи старых друзей проходило в одной комнате и за одним общим столом. Но протекало несколько по-разному, а именно так: Загребухин с Беспутным пили вино и закусывали его селёдкой с хлебом и луком, одиноким помидором. При этом они рассказывали о своих невероятных историях на практике дружно вместе, перебивая друг друга, размахивая руками с кусками съестного, одновременно с рассказами пережёвывая пищу.
   Цыпляков с Говоровым слушали их молча, степенно пили чай с сахаром и ели тщательно разделённый на две одинаковые части торт. Торт всегда собственноручно делил ниткой Говоров. Цыплякову он такого тонкого дела не доверял, говорил, что у того рука от голода дрогнуть может.
   Говоров, большой любитель поесть, как и все киники, умял свою половину торта за три минуты. И стал смотреть тяжёлым взглядом умирающего от голода человека на большой кусок Цыплякова, который успел съесть только четверть своей доли.
   Под этим тяжёлым взглядом Говорова Цыпляков стал давиться, стараясь доесть свою часть как можно быстрее, чтобы на его остаток не было поползновения со стороны прожорливого Говорова.
   Говоров, философски молча, со вселенской скорбью, наблюдал за постепенным уменьшением куска Цыплякова. Он ничего не говорил, только смотрел. Но в этом взгляде было такое! Лучше бы он сказал что!
   Однако съесть сразу половину торта Владимир не мог, емкости его желудка на это не хватало. Не был его желудок приспособлен к приёмам такого большого количества пищи, особенно вкусной.
   Пётр с Болеславом весело допили вино, доели селёдку с луком. От появившегося аппетита съели весь оставшийся хлеб с корками и кусок окаменевшей, немного позеленевшей булки, интенсивно покрытый грибком-мукором, оставшийся с прошлого месяца. После того, как съестного в комнате более не осталось, они, воодушевлённые употреблённой едой и встречей, взявшись за руки, стали громко петь дуэтом на один голос студенческий гимн Gaudeamus Igitur. Его мощно подхватил Говоров, не отводя при этом тоскливого взгляда от оставшегося куска торта на тарелке Цыплякова, весь этаж выслушивал гимн в полном молчании.
   Цыпляков тоже подвывал своим товарищам в меру возможности, с набитым до отказа тортом ртом. Он не мог оставить их в эту торжественную минуту. Такие минуты были большой редкостью, и их надо было ценить, использовать на полную мощность. Полноценного пения у него, конечно, не получалось, да и не могло получиться.
   Изо рта на стол и пол падали крошки, временами вываливались целые куски, которые Цыпляков пытался перехватить в полёте руками, и вернуть назад, в рот.
   Говоров укоризненно качал головой, глядя на всё это, продолжая громко петь вместе со всеми друзьями. Долго так петь Цыпляков не смог, он подавился и закашлялся, окончательно роняя лакомые куски на пол.
   Поэтому гимн допели без него. Этаж зааплодировал певцам - энтузиастам повсеместным стуком в стены. Говоров бил в ритм аплодисментов Цыплякова по спине, выбивая из него остатки торта на пол. Таким необычным образом Цыпляков поделился своей частью торта с живущими в комнате тараканами.
   После окончания исполнения гимна некоторые соседи по этажу ещё и закричали, вместе с продолжающимся стуком певцам, как смогли, громко:
   - Когда же вы заткнётесь, алкаши! Покою от вас нет, ни зимой, ни летом! Ни днём, ни ночью!
   Эх, как тут заткнёшься, когда душа от счастья поёт после практики? Всё вернулись живыми и почти здоровыми, несмотря на гастриты и все приключения!
   Поэтому стали петь дальше, ещё одну песню, про своего брата-студента, которого тоже травили со всех сил латынью, вперемешку со средневековым французским языком:
   На французской стороне, на чужой планете,
   Предстоит учиться мне, в университете,
   Тихо плещется вода, голубая лента,
   Вспоминайте иногда ва-а-ашего студента!
   Эту песню очень любил Говоров, она отвечала его глубокому внутреннему содержанию, объединяла со стариной от периода до нашей эры и до средневековья, Эразма Ротердамского. Студенты пели эту песню ещё в 12 веке. Алексей пел хорошо поставленным в хоре голосом.
   Всё впечатление от песни портил энтузиаст Владимир Цыпляков, объевшийся тортом. Он уже основательно прокашлялся, и, стараясь перекричать Говорова, ревел, как африканский слон, раздавивший пасеку, а потому покусанный пчёлами. Таким вот интересным образом Цыпляков хотел показать своему учителю Говорову, что он тоже знаток и любитель старых песен о студентах. Музыкальным слухом Владимир не обладал, голос у него был писклявый, его даже в институтский женский хор не брали. Хотя, возможно, его бы и взяли. Но когда всех в обязательном порядке пригласили на прослушивание, Цыпляков на него мудро не явился. Так ему подсказали более опытные товарищи со старшего курса, уже отпевшие к тому времени своё. А то бы "трубить" Цыплякову в хоре дискантом до пятого курса, несмотря на пионеров и отработки. Петь тоскливо о своём счастливом детстве со множеством болезней, о которых читатель узнает далее, славить мудрость партии и декана.
   О детстве Цыплякова читатель может узнать во второй повести о друзьях, рассказывающей, как они на четвёртом курсе учились.
   Пока соратники пели, соседи продолжали сильный протестующий шум, ударами посуды и ложек в стену. Под этот слаженный аккомпанемент мужской хор курса продолжал своё лирическое выступление, развлекая себя и соседей на трёх этажах.
   Да, иногда студентов очень тянуло на песни, в качестве душевной разрядки. Не зря в институте во всю силу функционировал хор, а все общественные и торжественные мероприятия проходили под бодрую лёгкую или же популярную тяжёлую музыку.
   Третьим исполняемым произведением была популярная патриотическая песня, которая сама привязалась к друзьям на военной кафедре. Кто был её автором, никто из местных жителей не знал. Некоторые говорили, что песня добрела до института из самой Москвы. Дали ли неизвестному автору песни Ленинскую премию, или же просто ограничились строгим выговором, студенты тоже не знали. Песня пелась на мотив детской песенки - "Катится, катится голубой вагон".
   Медленно ракеты улетают в даль,
   Встречи с ними ты уже не жди!
   И хотя Америку немного жаль,
   Лучшее, конечно, впереди!
   Скатертью, скатертью хлорциан стелется,
   И забивается под противогаз.
   Каждому, каждому, в лучшее верится,
   Медленно падает ядерный фугас.
   Над Пекином белый гриб качается,
   И песком заносит город Бонн....
   Песня продолжала греметь в общежитии, сплачивая в тесные ряды борцов за мир и социальный прогресс своих случайных слушателей.
   Может, мы кого обидели зря,
   Сбросили 15 мегатонн ...
   Опять ударились в воспоминания о практике.
   Загребухин с сожалением рассказал, как он не смог остановиться ни на одной из пяти понравившихся ему претенденток, кого выбрать в жёны, для скоропостижной студенческой свадьбы. Времени на это не хватило, так его увлекла романтика строительства с ремонтом помещения аптеки.
   На следующий день сдали дневники на подпись и проверку руководителю практики от института. Практику, с некоторыми мелкими недоработками, на которые прямо указали преподаватели, зачли всем присутствующим, но только после устранения недоработок.
   Теперь компания друзей вновь разделилась, но опять не по своей воле. А только по велению деканата.
   Говоров срочно отправился для дальнейшего прохождения научной работы в Казацкую степь, где его данных давно заждались нетерпеливые американцы, уже много дней подряд болтающиеся, без всякой видимой цели, по бескрайнему космосу.
   Пётр вернулся к достройке, совмещённой с перестройкой дачи. Так как обозлённое руководство осталось совершенно недовольно приделанной им с заднего хода к даче беседкой, с кривой крышей и со ржавой ванной без пробки, вместо обещанного шикарного бассейна с джакузи.
   Загребухин наводил полный санитарный порядок около моста. Он методично сметал весь мусор метлой со всего моста в одну огромную кучу, добавляя к ней мусор также и с его ближайших окрестностей по обе стороны на 200 метров.
   Мост этот находился метрах в пятистах от института. Куча собралась внушительная, на треть грузовика. И вместо того, чтобы носить мусор вёдрами, надрываясь, на далёкую помойку, сбрасывал мусор прямиком в реку, на головы несчастных зазевавшихся рыболовов. Без всякого на то их предупреждения о внезапном сбросе отходов.
   Сам он, будучи в глубоком лирическом настроении, после прохождения практики, полученного зачёта, оказанного ему излишнего ласкового женского внимания, благодушно следил за свободным полётом в атмосфере воздуха окурков, пробок, горелых спичек, фольги, бумаги, мелких битых ненужных пузырьков, камешков и всего того, что накидали в округе щедрые на отходы люди и дорогая всем нам природа родного края.
   После его очистки территории и окрестностей моста, вниз по течению плыла на двести метров куча разнообразных отходов, естественного и техногенного происхождения. Это не считая того, что благополучно утонуло сразу под мостом, на месте щедрого сброса. Делал он это в тот момент, когда приставленный к нему для присмотра и научного руководства уборкой мостов и дорог доцент Гуня, отвлекался на разговор с проходящими мимо сотрудниками института, на всякие злободневные околонаучные темы.
   Когда доцент Гуня обратил своё пристальное руководящее внимание на мелкие проделки благодушного Болеслава Загребухина, тот уже аккуратно наметал вторую кучу на место прежней. Мысленно он предвкушал, как всё это сбросит с высокого моста вниз, прямо на вновь зазевавшихся рыболовов. Уже успевших прочихаться, вытрясти пыль из одежды, вынуть горелые спички и фольгу из волос и карманов одежды.
   Цыпляков тоже не остался без работы. Да никто и не мог без работы остаться! Это не тот случай, чтобы без работы оставаться! Цыпляков трудился как подсобник, ввиду своей общей низкой квалификации, и умственной неразвитости в насущных вопросах уборки территории, на ремонте крыши главного корпуса института.
   Он носил, надрываясь, огромные листы жести на замену сгнившей. Обратно Владимир тоже не шёл пустой. Рабочие вполне доверяли ему носить снимаемые сгнившие листы вниз, к земле, и даже до самой помойки. При этом они всё время подгоняли задумчивого Цыплякова, перемазанного в оксиде железа, бредущего нога за ногу, прикрытого очередным дырявым листом железа.
   Надо отметить современным читателям, что рабочие за свою работу получали немалую зарплату, а студенты работали бесплатно, во имя Родины и других светлых идей и идеалов будущего. Поэтому не будем поспешно осуждать неспешно ковыляющего на помойку трудягу - Цыплякова, обсыпанного серо-коричневым оксидом железа.
   А сами рабочие развлекались плевками на спор. Кто попадёт в голубя с двух плевков. Чтобы подманить голубей, набросали на асфальт кучу хлебных корок, искрошив буханку хлеба, замусорив асфальт. Который до этого тщательно вымели другие группы студентов.
   Для того, чтобы было больше слюней, они пили пиво. Пиво им тоже приносил из магазина посылаемый туда гонцом Цыпляков. Да и спор им предложил провести Цыпляков. Уж больно они его загоняли, что он весь взмок и покрылся потом со ржавчиной от этой бесконечной работы в такую жару.
   Гуляя с пачкающимися листьями железа от крыши по помойки, Цыпляков решил за рабочих, пусть они немного отдохнут и развлекутся. Поэтому он переключил обуревавший их энтузиазм, совершенно ненавязчиво, на спортивный спор.
   Всё было очень хорошо, пока под плевок, вместо голубя, случайно не попал проректор по научной работе, которого не ввели в суть спора. Уж очень он быстро вышел из чёрного хода главного корпуса института по своим научным делам.
   Цыпляков сосредоточенно наблюдал за полётом крупного чужого плевка, когда рабочие вдруг внезапно всем дружным коллективом совместно отхлынули от окна и края крыши. Цыпляков глянул вниз и с ужасом увидел разъярённого проректора, показывающего лично ему, Владимиру Цыплякову, мосластый кулак. Оправдываться, что плевок не его, было некогда, это Цыпляков понял сразу. Тут не надо было быть философом, сдавать диамат с истматом на пятёрки, вспоминать всю богатую историю КПСС, историю мировой социал-демократии и прогрессивного рабочего движения.
   Цыпляков отпрянул от окна со всевозможной доступной скоростью, на которую был способен. Он почувствовал внезапный приступ бодрости в коленях, а также сразу сообразил, что надо скорее менять внешность и место работы. Жизнь опять позвала его в путь-дорогу. Цыпляков моментально снял рубашку и очки. Остался в майке и договорился с рабочими, чтобы они не выдавали его, ибо тогда всем достанется на орехи. Сам он быстро покинул крышу, будучи намного моложе и энергичнее замученного наукой проректора. Страх придавал Цыплякову необходимые силы, должную сноровку и нужную скорость. Во время бега по покатой крыше в его душе тихо подымалась волна нечаянной радости, что под плевок строителей случайно угодил именно проректор по научной работе, а не декан его факультета. Декан бы Цыплякова и без майки сразу узнал, а за такое наплевательское к себе отношение удалил из института задолго до получения вожделенного диплома провизора. Он бы не стал долго анализировать состав плевка для определения его социальной или классовой принадлежности.
   Вот так и проработали ещё три недели.
   Загребухин каждый день был вынужден, после наведения достойных порядков на реке, её грязных берегах, спускаться вниз с моста и окрестных улиц, и набирать в огромный мешок разлапистые листья мать - и - мачехи. Собранное он приносил в комнату общежития и тщательно раскладывал по всей площади пола тонким равномерным слоем, на подвернувшиеся газеты, с лозунгами и призывами к лучшей жизни в будущем, в полном соответствии с рекомендациями сложной науки фармакогнозии. Ходить по такой комнате стало невозможно, только летать, да и жить было трудно.
   В комнате завелись пауки, другие насекомые, приносимые в изобилии в мешке старательным Загребухиным вместе с сырьём из - под замусоренного моста. Одновременно Загребухин приносил вместе с сырьём в одном мешке разнообразные бутылки, которые систематически обнаруживал во время санитарной обработки моста с окрестностями. Бутылки эти оставляли под мостом рыбаки и любители отдыха на лоне природы, другие асоциальные личности.
   Бутылки Болеслав не сушил, как листья мать-и-мачехи, а сразу прямым ходом сдавал в палатку, чем основательно пополнял свой бюджет. Так Болеслав готовился к предстоящей трудной и холодной зиме. То, что она будет, и будет трудной, он нисколько не сомневался.
   Теперь от сушащегося сырья в комнате было сыро, несмотря на жару на улице, плохо пахло гнилью. Ночью по Цыплякову с Загребухиным ползали пауки, гусеницы, бродили стадами муравьи, мелкие блошки и другие представители подмостовой фауны. Временами надоедал профком, нудно требуя навести порядок и прекратить разводить сырость в казённом помещении.
   Загребухин очень удивлялся, почему Цыпляков не носит сырья на сушку. Тем более, что его личное сырьё наполовину сгнило, несмотря на все его старания и рекомендации строгой науки фармакогнозии.
   Цыпляков всё молчал и молчал, не выдавая общую с Говоровым тайну, безмолвно давя на себе всю приносимую Загребухиным с окрестностей моста фауну. Он терпеливо расчёсывал укусы, смазывая их дефицитным в то суровое время вьетнамским бальзамом "Золотая звезда", который приобрёл "по случаю" в аптеке Придонного района, благодаря личному, ненамеренному знакомству с санитаркой. Потом Владимир стал постепенно рассказывать о существовании своей бабушки. Загребухин ему совсем не поверил.
   Приезд бабушки с огромными мешками с сырьём за спиной из далёкой соседней области выглядел абсолютно экономически несостоятельным, даже экзотическим. Тем более, что самой бабушки и её огромных мешков сам Загребухин не видел. Слухов и молвы о визите в кулуарах также не было слышно. Если бы бабушка мясную тушу на себе приволокла, да ещё пешком из другого города, это было бы более понятно и реально для практика повседневной жизни Болеслава Загребухина.
   Он решил сменить тактику опроса, действовать по иному, с присущей ему народной хитростью. Болеслав щедро опоил Цыплякова сладким вчерашним чаем, не пожалев для этого одной чайной ложки сахара, дал ему кусок чёрствой булки без масла, которую давно пора было выбросить, да жалость с бережливостью не позволяли.
   Много ли Цыплякову, строителю светлого будущего, надо для полного счастья?
   Цыпляков не выдержал таких проявлений всей широты его доброты и тотчас раскрыл общий с Говоровым секрет. Загребухин удивился и обрадовался такой внезапной возможности получить вожделенную справку быстро, без гнили, вони и пыли.
   Уже через пятнадцать минут он, вооружённый своим старым мешком от картошки, и новейшей секретной теорией главного доктринёра курса Говорова, со своим завербованным добровольным помощником Руконоговым, повторял поступок первой пары героев, направившись бегом в ближайшую аптеку, дисциплинированно выполнять полученное задание декана. Такое выполнение поручений декана стало доброй традицией мужской части студентов курса. Да и женская часть всячески стремилась перенять этот богатый передовой опыт оказания помощи Родине.
   Теперь можно вернуться к друзьям в сушилку на третий курс.
  
   Второй рассказ из многострадальной жизни ассистента Сидоркина.
  
   - Мне кажется, что сейчас как раз время рассказать тебе о второй истории славного ассистента кафедры фармацевтической химии Сидоркина. Ты должен извлечь и из неё необходимую информацию к размышлению. Это будет тебе ответом на твои бесконечные вопросы, как наш декан относится к сотрудникам института.
   Вот через пару - тройку недель после первой истории в колхозе собрались мы опять вместе солнце за горизонт провожать. А Сидоркин рассказал о своей малой обиде на декана. Были у него и другие, большие и малые обиды, да времени на рассказы ему не хватило, вернулись мы скоро на занятия, в институт, как только снег плотно на поля улёгся. А то бы он долго мог о своих обидах нам рассказывать. При морозе трудно быстро свеклу из земли выковыривать ломом, да и ломов на всех не хватало. Они к сельхозинтентарю малое отношение имеют, поэтому их колхозы для свекловодства и не закупают.
   Вышел он как - то с кафедры, во время перерыва к выходу, покурить, подышать свежим воздухом из загазованной от многочисленных реакций лаборатории. Встретился у входа с несколькими пятикурсниками. Во время перекура разговорились о дальнейшей судьбе пятикурсников - выпускников, просто о их будущей жизни провизорской.
   Дал я им некоторые советы, как старший товарищ, которые пригодятся молодым специалистам при устройстве на работу. Завязался неофициальный оживленный разговор.
   Вдруг один из студентов обратил наше внимание, что кусты недалеко от нас странно шевелятся.
   Я сказал, что это кошка, не обращайте на неё зря внимание. Но студент не согласился со мной. Говорит, что для кошки это слишком крупное животное, наверное, это большая злая собака. Пока мы об этом переговаривались, неизвестное животное подползло почти к самому краю кустов, потом затаилось. Один из студентов испугался, что оно бросится на нас внезапно из кустов и искусает, поэтому схватил валяющуюся рядом пустую бутылку от пива, и бросил её с криком прямо в кусты, стараясь напугать неизвестное всем нам животное. Видимо, он попал, потому что животное внезапно громко хрюкнуло, ветки быстро закачались в обратном направлении. Животное резво убежало от нас. Ну а мы ещё минут пять поговорили о будущем фармацевтическом поприще наших выпускников и разошлись, каждый по своим делам.
   Я поднялся к себе на кафедру, зашёл в свою группу, где студенты продолжали проводить анализы.
   Неожиданно вызывает меня к себе в кабинет профессор. Я и пришёл к нему, без всякой там задней мысли в голове или кармане. Смотрю, в кабинете уже декан со своим помощником сидит. У декана огромный кровоподтёк под глазом. Он к нему платок с холодной водой прикладывает и сильно непрерывно ругается, по неизвестному мне поводу. Я к нему с удивлением, искренним сочувствием и с соболезнованием обратился: мол, где это Вас так, уважаемый Корней Валерианович, покалечило? Какой такой отъявленный изверг и мерзавец на Вас руку, дорогого нашего, поднять посмел? А он говорит, вчера в лес вечером за грибами ходил, на сук в темноте напоролся. А я ведь его уже сегодня утром издалека вроде бы без кровоподтёка видел! Да и сезон на поиск грибов ещё не наступил. Думаю, тут дело не чисто. И как в воду глядел! Подымается со стула помощник декана, спрашивает сухо и официально, где это я сейчас целый час пропадал во время занятий? А я говорю, в чём проблема, дорогие товарищи преподаватели? Я опрос провёл, оценки поставил, своим студентам практическое задание дал, а сам спустился покурить у центрального входа на пять - семь минут.
   Нет, говорит декан из-под мокрого платка, мы сегодня внезапный рейд по учебному корпусу совершали, контрольный хронометраж на кафедрах проводили. И по нашему научному контрольному хронометражу Вы, уважаемый товарищ ассистент Сидоркин, целый час нагло со студентами во время занятий пиво пили у центрального входа в институт! Какой дурной, разлагающий пример студентам, как так можно подрывать высокий престиж преподавателя медицинского института СССР гнусной пьянкой!
   Я ему сразу - не было такого! Вы что - то напутали, уважаемый Корней Валерианович! У Вас один глаз теперь плохо видит, с прошлого дня. Вы что - то не то увидели, или не в ту сторону невнимательно посмотрели!
   А он достаёт из под стола ту бутылку, которую студент в собаку в кустах бросил. И кричит пронзительно, так, что стёкла в окнах дребезжать начали, что было, было, вот он доказательство натуральное в руках имеет! Что наша пьяная компания такими бутылками весь газон у центрального входа закидала. Тут стали они все втроём сразу мне одному клеить аморалку у входа в институт. Что я такой-сякой, позорю высокое звание ассистента кафедры фармацевтической химии, которое мне совершенно случайно доверила наша передовая социалистическая Родина. Стали торжественно обещать друг другу эту ошибку всенепременно перед лицом Родины исправить.
   Я долго такое надругательство лично над собой и должностью ассистента терпеть не смог, да и не стал. Вскочил со стула, да так, что стол упал, закричал громко, как только смог, на всю кафедру, стараясь перекричать декана с помощником. Стал требовать освидетельствования на предмет неголословного обвинения в пьянстве в официальном учреждении, а не от пустой бутылки из газона, в ста метрах от кафедры.
   Её ведь туда любой мой недоброжелатель мог подбросить, или подкинуть с целью шантажа и провокации! Я твёрдо заявил всем собравшимся на внеплановое научно-профсоюзное собрание кафедры, что готов сейчас же сдать кровь, мочу, кал, просто подуть в трубку.
   Хотел кое - кому и в лицо плюнуть, для сдачи на анализ слюнной жидкости, с проверкой на газовом хроматографе, но сдержался. Свидетелей больно уж много собралось. Вся кафедра сбежалась, у дверей столпилась, могли неправильно понять жест доброй воли - сдачу слюны на анализ присутствующим руководителям.
   Поняли они, что не пил я, а сор из избы выносить проверкой не захотели. А тем более опозориться, если я трезвый был у входа со студентами. Сколько шума будет по городу: в медицинском институте опять пьяного преподавателя на занятиях поймали! Да ещё пил так нагло, вызывающе, вместе со студентами, да у центрального входа, бутылками разбрасывался по газонам, дебоширил!
   Логика у декана тривиальная была, многим простым людям понятная. Кто у нас из преподавателей дебоширит в трезвом виде, бутылками раскидывается, столь ценным вторсырьём по кустам разбрасывается? Только совсем больные люди! Ассистент априори душевнобольным быть не может, его всё время в нашем медпункте на проверяют, перед отправкой в колхоз. А это значит, что дебошир пьяным был! Ну, а то, что он и не пьяный вовсе, а просто ошибка хронометража декана, кому потом докажешь! Но от своего мнения они всё равно не отступились. Некуда отступать было, слишком большой шум на собрании поняли. Да и вопрос принципиально поставили, по-партийному.
   Декан, с платком у глаза, велел заведующему кафедрой вынести мне взыскание с порицанием, и оштрафовать на тридцать рублей. За нарушение дисциплины планового протекания учебного процесса в госучреждении, по данным своего научного хронометража. Он как раз по этому хронометражу делал докторскую диссертацию, поэтому ходил с ним часто по всем кафедрам института, заглядывал в буфет и туалет. Записывал, кто сколько минут в туалете и буфете провёл, графики строил пофамильные. Всё подсматривал, вынюхивал, данные для своей научной работы собирал, попутно штрафуя всех подвернувшихся хронометражу на разные суммы, в зависимости от определённого среднего срока после захода в туалет.
   Оштрафовать на такую большую сумму! Это при моей зарплате в 120 рублей! Что заведующий кафедрой и сделал с большим удовольствием, которое полностью отразилось на его благообразном лице. Вот так я и поговорил со студентами, дал им напутствие в жизнь за тридцать рублей! Знал бы, так за такие деньги лучше бы молча покурил, не вынимая головы из вытяжного шкафа!
   Так-то вот быть ассистентом у нас в институте, нормально жить помогает только подсобное хозяйство! Я всегда об этом студентам говорю, тем, кто собирается у нас преподавательской работой после окончания института заняться. Вначале нужно подсобным хозяйством обзавестись, а уж только потом на кафедру ассистентом устраиваться. На одну зарплату ассистента не проживёшь, со всякими штрафами и научными порицаниями в пьянстве, даже будучи хроническим трезвенником с большой язвой!
   Всё это окончательно, на всю жизнь, отвернуло Цыплякова от всякой научной и педагогической карьеры, особенно в родном институте.
   На этом закончим воспоминания о некоторых прошлых делах друзей, вернёмся к реальности продолжающейся жизни в общежитии.
  
   Вместе вернулись в комнату из сушилки, Цыпляков снял верхнюю одежду.
   Загребухин неодобрительно посмотрел ощерившейся частью лица на группу вошедших, отвлекающих от занятий своим несвоевременным визитом, праздным шатанием из угла в угол, сопением, пустыми философскими разговорами глубокого содержания.
   Цыпляков после этого страшного взгляда поспешно схватил старые брюки Петра вместе со шваброй и стремительно выбежал в коридор. Он старательно растёр масло по коридору брюками, добиваясь его более равномерного распределения по поверхности пола всего правого крыла этажа общежития.
   Возвращаясь назад, он поскользнулся, но сумел удержать равновесие. Этого нельзя сказать о некоторых других, которые не были подготовлены к такому сюрпризу, ожидающему их в полумраке коридоров. Поэтому эти "некоторые другие" получили по своей рассеянности в полном объёме. Особенно сильно повторно пострадал Охламонов, когда возвращался к себе в комнату рано утром.
   Цыпляков вымыл руки, разделся, лёг в кровать. В самой комнате было тихо, за окном завывала метель, засыпая всю доступную ей поверхность снегом.
   Болеслав меланхолически качал головой, стараясь попасть в такт с зубной болью, временами заглядывая в учебник.
   Алексей на кровати Петра молча читал "Физиологию человека". А из всех щелей в комнату рвался поток разнообразных звуков, мешая сосредоточиться на учёбном процессе. Цыпляков углубился в себя, абстрагируясь от этих посторонних звуков.
   - Какое оно, счастье? И есть ли оно? - в который раз задумался он, наблюдая жизнь на этаже общежития и в своей комнате, оценивая её с позиций разных философских учений, как древних, так и вполне современных.
   Воздев свой задумчивый взгляд к потолку, явно подражая Сергею Ивановичу Головотяпову, Говоров стал мысленно перебирать факты минувшего дня, пытаясь отыскать среди них наиболее важные для последующего запоминания и архивирования в памяти, записывания в дневнике.
   Болеслав вышел прополоскать десну в очередной раз.
   Говоров тотчас перестал перебирать многочисленные факты минувшего дня. Теперь, после удара о стену, и последующего лечения, его продолжали распирать нежные чувства, которые он и раскрыл перед засыпающим Цыпляковым, ввиду отсутствия других слушателей. Говорить сам с собой он не любил с детства, ему всегда требовалась аудитория, и чем больше, тем лучше.
   - Недавно я видел одну студентку, она выступала на конференции с докладом от кружка на кафедре судебной медицины по теме: "Некоторые стадии процесса разложения в брюшной полости и их значение для экспертизы". Блестящее выступление! Ты бы только послушал! Какая широта мышления, какие невероятные способности к анализу!
   - А она красивая?
   - Это трудно сказать. Для меня может показаться красивой та, мимо которой ты пройдёшь, не заметив её! У каждого свои представления о красоте. Хотя существуют и общечеловеческие стандарты, которые сильно разнятся. Есть страны, в которых считается, что чем женщина толще, тем красивее. А самые последние научные изыскания говорят нам, что красота - это химическая реакция в мозгу мужчины на внешний вид женщины. Посмотрели друг на друга, сработала реакция, значит перед нами красота с любовью. А не сработала реакция, будут долго говорить да спорить, красива или нет. Да, так эта моя знакомая незнакомка выступила на другой конференции, на секции иностранных языков с интереснейшим докладом на английском языке на тему: "Медицина при капитализме". Очень жаль, что я изучал немецкий, и английский мне совершенно не знаком. Я не смог понять и поэтому проанализировать по-научному её выступление. Но ты только подумай, какая работоспособность, какие разносторонние таланты! Я поражён и восхищён. Я и не подозревал, какие женщины могут быть в нашем институте! Да, как хорошо, что в мире существуют такие понятия, как дружба, любовь, диализ, осмос! - сказал восхищенный этими обстоятельствами жизни Говоров, одновременно с рассказом вглядываясь в открытый учебник по физиологии.
   - А я вот о сёстрах Воробьёвых всё время думаю. Какие же они странные! И зачем они наврали нам про подругу? Сказали бы просто, что уже договорились с другими ребятами! Мы бы и не настаивали на приглашении!
   - Женщины вообще любят хитрить и ловчить, а устраивать склоки среди своих поклонников, и наблюдать за динамикой их развития, - это для них самое интересное развлечение в жизни!
   Вернулся Болеслав, качая головой. Пустой разговор о женщинах сразу прекратился.
   Болеслав строго и неодобрительно глянул на Цыплякова хомяковой частью лица. Плохо ворочая мешком с зёрнами, шепеляво сказал, осуждающе продолжая покачивать головой:
   - Эх, лучшие годы жизни в тюрьме проводим! Ребята, уже пора спать. Завтра тяжёлый день, нам объявили зачёт по фармхимии!
   Это было неприятным сюрпризом для Цыплякова с Говоровым.
   Последний от неожиданности уронил учебник по физиологии на пол и застыл на 35 секунд в непонятной позе античного философа, идущего босиком к истине и столкнувшегося по дороге с гюрзой на узкой тропе.
   Цыпляков ничего не сказал в ответ, он просто изменился в лице. То есть синяки на его лице побелели, а глубоко запавшие глаза с покрасневшими веками сошлись на переносице. Само же лицо его из бледного стало розовым, местами сильно розовым.
   - А когда же это произошло? - догадался вымолвить опешивший от внезапного сообщения Говоров, постепенно выходя из охватившего его столбняка.
   - А пока мы заседали на конференции, к нам в группы передали. Я сам от соседей случайно узнал, когда мне Руконогов зуб выдавливал!
   Болеслав, совсем не обращая внимания на случившийся с соратниками столбняк, аккуратно закрыл дверь, потушил свет и лёг в кровать, прикрываясь, кроме двух одеял, ещё и учебником фармхимии, открытым на странице 252. Зачем он это делал, он не знал и сам. Это был непонятный мистический обряд перед зачётом. Некоторым он помогал сдавать зачёты и даже целые экзамены. Учебник Болеслав позаимствовал у знакомых женского пола на пятом этаже. Свой учебник Загребухин обнаружит только при попытке следующей уборки, под кроватью коварного простака Цыплякова.
   Цыпляков нашарил в темноте свой учебник, одел пальто, привычно завязал уши ушанки тесёмками на подбородке. Организованно вышел с Говоровым в сушилку, на подготовку к внезапному зачёту. Говоров уже успел несколько утешить подавленного сообщением Цыплякова разъяснением, что у них ещё вся ночь впереди.
   Цыпляков устроился на подоконнике, широко развернув учебник по фармхимии. Через плечо Цыплякова в учебник внимательнейшим образом заглядывал Говоров, перекосив шею. В руках он по-прежнему держал учебник по физиологии. Видимо, теперь он у него был в роли талисмана.
   Так выучили первые десять страниц учебника, почти наизусть. Говоров мельком посмотрел на часы. Его хронометр показывал 2.48. Стало очевидно, что уже наступил новый день, тяжкий судный день внезапного зачёта по фармхимии.
   Но Цыпляков не смотрел на часы, не отвлекался понапрасну. В это время он силой воли направлял свой ускользающий взгляд в учебник, пытаясь запомнить формулу этаминала-натрия. Взгляд сильно косил в сторону, сила воли кончалась.
   Шум над головой постепенно усиливался. Ханыгин торопился выполнить очередной срочный социальный заказ деканата: сбивал стенд "Позор должникам-задолжникам интернационального долга института!". Этот стенд должен был встретить студентов, идущих завтра на занятия, в вестибюле института. Он был грозным предвестником приближающихся репрессий к фигурантам оного стенда. Первым среди должников числился Цыпляков, фамилию которого выписали большими позорными буквами жёлтого цвета.
   Об этом Цыпляков ещё не знал. Кроме формулы бензонала он не знал ещё многого. Например, чем закончится сегодняшний зачёт.
   Цыпляков незаметно переключился от изучения учебника, "ушёл в себя".
   - И почему у нас такая странная комната? У других пыль лежит только на полу. А у нас и на полу, и на потолке, причём в большем количестве, чем у всех соседей!
   Он стал вспоминать сестёр, поплыли перед глазами формулы и понятия, реакции качественного и количественного анализа, некоторые схемы синтеза, которые он успел выучить. Цыпляков засыпал вне своего желания.
   Ему снились громадные зелёные облака, по которым весело гулял доцент Гуня, обвешанный рацпредложениями, с кафедральной камнедробилкой в руках и большим, яркого фиолетового цвета, патентом в зубах. В неровностях облаков он выискивал новые рацпредложения, которые массово вытаскивал оттуда и вешал на себя, на самые видные места тела, для заслуженной гордости.
   Рядом с ним прогуливался мелким шагом декан, с уже полученным от обкома партии 100 килограммовым мешком шурупов в руках. Он осуществлял общее руководство доцентом Гуней в поисках рацпредложений в облаках. Одновременно декан хитровато улыбался Цыплякову, грозил ему пальцем одной руки и мешком шурупов другой руки. Приговаривая при этом снисходительно-добродушно, обращаясь к Цыплякову, как к порядком нашкодившему детсадовцу из старшей группы, поучительно, и одновременно наставительно:
   - Я всё о всех вас, разгильдяях, знаю! Всех завтра выселю из общаги, прямо в поле за обгаженным оврагом! И на зачёт к вам зайду, посмотрю, как вы выучили качественные реакции на любимые мною барбитураты! Вы мне все формулы барбитуратов напишите по памяти, и в первую очередь ты, Цыпляков! А потом и качественные реакции на каждый барбитурат напишешь, вместе с количественным определением, которое рекомендует фармакопея X издания! Я знаю, Цыпляков, кто меня в прошлую среду на лекции по фармакогнозии на двенадцатом ряду Бармалеем Валериановичем некультурно обзывал, при большом стечении учащегося народа. Кто лживо утверждал, что если принести ведро конских пиявок на кафедру организации и экономики фармации, лично для декана, то на экзамене обязательно пять поставят? Не отворачивайся в сторону, Цыпляков! И то, что ты схему анализа катионов со второго курса не знаешь! Учись дальше, сдавай экзамены за третий курс, а я тебя, за все эти твои проделки, после этого прямиком на второй курс переведу. Будешь знать своё место на втором курсе! У меня все твои грехи в твоём досье красным стержнем записаны, ни одного не пропущено. Есть даже те, о которых ты сам не знаешь! А верные люди мне уже давно правду сообщили.
   От всех этих слов у Цыплякова волосы под ушанкой встали дыбом. Ушанка приподнялась, невзирая на хорошо завязанные тесёмки на подбородке. Цыпляков от ужаса свалился с подоконника на пол, увлекая приткнувшегося к нему Говорова и открытый на нужном месте учебник фармхимии.
   Но даже падение на пол не пробудило соратников, спящих крепким, нездоровым сном, прямо на голом холодном полу сушилки.
   Цыплякову приснилось, что это огрел его по шапке-ушанке мешком с шурупами декан, в преддверии письменного и устного опросов, для профилактики. А Говоров свалился на мягкое - Цыплякова, почесал во сне ушибленное место. Сказал задумчиво своему научному оппоненту, не просыпаясь:
   - Метод аргентометрии, вне всякого сомнения, конечно точнее, Корней Валерианович, но требует более дорогого реактива для титрования, что экономически менее приемлемо нашей стране! Индикатор бромфеноловый синий тоже дороже метилоранжа, - после чего отключился от занятий по фармхимии и Корнея Валериановича окончательно, ровно захрапев на всю сушилку.
   Цыпляков закричал со всей силы с пола во сне. Но это так ему только показалось. На самом деле он только едва неразборчиво пробормотал в ответ декану:
   - Неправда это, Корней Валерианович! Клевета всё это и злостный поклёп на правду нашего быта! Я только из всей схемы анализа катионов анализ четвёртой группы не знаю, забыл по невнимательности. А про Бармалея я совсем не так сказал! Вам люди не так смысл сказки передали, извратили всё по дороге, перепутали, пока в деканат бежали с докладом!
   Есть такая народная итальянская сказка про Буратино. Там Бармалей Буратино послал валериану лекарственную и пиявки собирать, вместе с другим итальянским народным сказочным героем - Дурымаром. А послал он их за этим добром на болото, для сбора и последующей сдачи в аптеку, для получения справки в деканат, к знакомой черепахе Тортилле. Адрес Буратино точный дал, где валерианы много произрастает: на том болоте, что в районе города дураков. А Буратино туда с большими деньгами пошёл, да ещё ночью. Хотел он эти деньги в банк сдать, для надёжного хранения и приумножения капиталов, да ночью банки не работают, даже в городе Дураков. Так эти деньги у Буратино бандиты украли, пока он валериану выкапывал, ползая по болоту! Я только хотел предупредить этим собирателей сырья, на примере итальянской народной сказки, что ночью его, то есть сырьё это, собирать опасно! Даже для получения деканатской справки.
   - А за город Дураков, Цыпляков, можно вообще на первый курс угодить!
   От этой угрозы Цыпляков провалился в глубокий беспробудный сон до утра, как в кому. Когда он проснулся утром, на холодном гостеприимном полу сушилки, у него появилась первая седая прядь волос, не считая свежего синяка на физиономии.
   С четвёртого этажа донесся протяжный зов постепенно трезвеющего Охламонова, который не догадывался о сегодняшнем зачёте, находясь в душевной прострации от двойной отработки. За что не замедлил получить на зачёте заслуженное, то есть его полную пересдачу. С одновременным визитом в деканат, со всесторонним самораскаянием, самооплёвыванием, другими характерными проявлениями скорби и печали в виде плача.
   Наступал следующий день недели - среда. Он мало чем отличался от остальных дней учебной недели. Разве что только кругом изучаемых дисциплин. Кроме внезапного зачёта по фармхимии друзьям предстояли плановые занятия на кафедре общественных наук, практическое занятие на кафедре фармакогнозии и иностранные языки, не считая лекции по фармацевтической химии. После занятий Цыплякова ожидали плановые отработки по некоторым предметам, а Говорова сразу два кружка и лекция перед подшефными строителями о вреде сифилиса для здоровья работающих.
   А значит, наших друзей ожидали новые приключения на кафедрах института.
   Так продолжалось ещё 910 долгих дней и ночей. Учёба и приключения шли повсеместно рядом, друг за другом, с переменным успехом, то догоняя, то перегоняя друг друга. То друзья её наглым нахрапом одолеют, то она им отработок и шишек понаставит мимоходом. Не все смогли выдержать столь напряженный ритм занятий, чередующийся с энергичной социальной активностью. Некоторые бросили учёбу сами, некоторых отчислили по неуспеваемости, или другим каким причинам бытового характера или же свойства.
   Но все отдали свой интернациональный долг, все другие разнообразные положенные им долги, в том числе комсомольские, профсоюзные, ДОСААФовские, ОСВОДовские, по охране всяких памятников старины и защите мелких диких животных от нападений современного человека. Сдавшие все зачёты, практические навыки, прошедшие практики, сдавшие Родине по 15 килограмм сухого лекарственного растительного сырья на тощую студенческую душу, за всё время учёбы, не проспавшие и сдавшие удовлетворительно зачёты и экзамены, дошли до самых главных экзаменов - Государственных. На которых, в абсолютной массе своей, продемонстрировали перед придирчивой Государственной Комиссией свои глубокие знания основ марксизма-ленинизма в первую очередь и, попутно, специальных предметов во вторую и третью очередь.
   После чего в торжественной обстановке получили дипломы и с тихой душевной радостью распределились по всей России, подальше от грозной alma mater.
   Лично каждому от деканата, комсомольской организации и профсоюза, была дана соответствующая ему точная характеристика, как что-то чрезвычайно ценное, почти равносильное по важности диплому, в развёрнутой форме, но в запечатанном сургучом виде. Так что никто из охарактеризованных в alma mater не знал, что о нём в ней думает лично декан, профсоюз или комсомольская организация. Иногда они думали вместе, почти синхронно, иногда - немного вкривь и врозь от центрального мнения декана.
   Это чрезвычайно занимательное мнение могли теперь знать только в отделе кадров аптекоуправления. Но и там не спешили порадовать этой характеристикой прибывшего на работу молодого специалиста-провизора. Тем более, что и радовать-то было особо нечем.
   Большинство студентов курса получили такие отменные характеристики, что хоть сразу с работы выгоняй, не принимая, сделав предварительно несколько строгих выговоров, с занесением в личное дело приехавших по распределению.
   Но экономика была плановая, работать кому-то и где-то надо, тем более, что специалистов повсеместно не хватало. Поэтому в соответствии с этой характеристикой наших героев и приняли на работу.
   Петра Беспутного, как наиболее работящего с самого детства, старшего по возрасту, с учётом его старых положительных заслуг до армии и новых после неё, во время самой учёбы и практики, назначили сразу заведующим аптекой.
   Его попросили только не открывать дверь ногами у директора аптекоуправления, да не ломать стены у аптеки разнообразными спортивными приёмами при тренировках, не пугать сам персонал аптеки и пришедших больных до икоты непонятным спортом, удивительными позами дзэн-буддизма, внезапными иностранными криками во время ответственной работы заведующего.
   Болеслава Загребухина, как человека в возрасте, известного своими хозяйскими навыками далеко за пределами родного общежития, взяли заместителем заведующего аптекой. Предварительно настоятельно порекомендовав ему стать ещё взрослее на несколько лет, и намного серьёзнее, а поэтому зря не улыбаться всем встречным да поперечным людям подряд, подрывая этим свой личный авторитет, высокий авторитет всего аптекоуправления приютившей его области.
   Цыплякова, несмотря на все его детские страхи перед характеристикой, по малолетству, удостоили почётным местом аналитика в аптеке. Как большого специалиста, политически подкованного любителя и известного поборника фармацевтической химии. На самую маленькую зарплату. Он несемейный, неблатной, сам пробьётся, детей ему не кормить. Только строго указали во время работы не обращать внимание, по старой институтской привычке, на пионеров и пионерок. В аптеке и так найдётся для кого читать лекции на разные темы. Очень порадовалось новое руководство информацией из закрытой характиристики Цыплякова, что последний может в нужный момент, и при должном руководстве и вооружении соответствующим шанцевым инструментом, рыть канавы вокруг любого нужного объекта, глубиною до трёх метров. А при наличии лестницы-стремянки и гораздо глубже.
   С Алексеем Говоровым дело было сложнее. Он должен был сразу после Государственных экзаменов поступать в аспирантуру. Поэтому декан хотел успеть дать ему свой последний педагогический урок, в качестве политического напутствия, прямо на экзамене, и поставить пару среди всех пятёрок. От этого его отговорил председатель Государственной Комиссии, присланный из другого института.
   Видимо, тамошняя педагогика чем-то отличалась от нашей, доморощенной.
   Напрасно бедный Говоров всячески намекал, прямо в присутствии ничего непонимающего председателя Государственной Комиссии, которого прислали из другого института, что курятину не любит. И что эта курятина ему всегда стоит поперёк горла. Пытался рассказать, как в школьные, счастливые детские годы, подавился большим куском курятины с костями при еде. А после этого остерегался есть курятину много лет кряду. Что в последние годы жизни ему, лично Алексею Говорову, только сало попадалось на его широком жизненном пути, да иногда котлеты в студенческой столовой. Эти рассказы ему совсем не помогли. Декан наглядно доказал ему свою правоту прямо на экзамене, не открывая кулинарных дискуссий о птичьем мясе с переходом на рыбные темы, разнообразные вырезки и филе. Ему и без дискуссий было ясно, что организация экономики советской фармации - предмет крайне сложный и запутанный. В этом предмете и сам декан запутаться при случае может, не говоря уже о каком-то там несчастном студенте Говорове, который и есть-то толком не умеет, а уж тем более не может правильно мыслить в верном направлении. Результатом всех этих высказываний декана явилась положительная оценка знаний студента, которой тот не смог бы гордиться.
   Так среди пятёрок Алексея Говорова гордо засиял мелкий кривобокий трояк по предмету декана! Видимо, эта скорбная оценка от декана лично, должна была умалить все остальные оценки Говорова, полученные за пять лет, быть ему путеводной звездой по всей оставшейся жизни. Которая должна была, после Государственных экзаменов, покатиться к полному научному закату, не пытаясь сделать взлёта.
   Вот так декан остепенил Алексея Говорова, намного раньше, чем тот успел не только закончить, но даже и поступить в аспирантуру нашего славного института.
   Это было то последнее доброе, что смог сделать декан для наших друзей.
   После чего они, довольные разлукой, и взволнованные непонятными запечатанными характеристиками, расстались друг с другом, чтобы больше не встречаться с патриархальной педагогикой и её личным представителем в институте.
   Некоторые выпускники почтили своим первым визитом родной институт только через десять-пятнадцать лет. А некоторые выпускники вообще сочли лучшим не почитать его визитами никогда.
   А декан продолжил свою тяжёлую, очень ответственную и почётную, трудную работу по воспитанию передового советского человека. И работал на этом благодатном воспитательном поприще ещё целых двадцать лет, продолжая изготовлять неподражаемые шедевры анкетных характеристик на всех своих воспитанников. Несмотря на то, что СССР уже давно распался, а столь острая нужда в воспитании передового советского человека отпала полностью, за ненадобностью такового в жизни.
  

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Совет от автора будущим студентам

  
   А теперь маленькое напутствие для абитуриентов, поступающих в институты, академии и прочие университеты.
   Если есть возможность, поступайте в крупные региональные или столичные учебные заведения. Там больше демократии и есть все шансы, что декан не будет знать вас лично в лицо. Если, конечно, вы не последователь племени Тумба-Юмба и не носите в ноздрях ручку от входной двери.
   Поэтому, встретив вас случайно в другом конце города во время занятий, он не порадует вас неприятной фразой: "А что вы тут делаете? Вы уже давно отчислены из института за злостное непосещение занятий!"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   262
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"