В одном далеком, иль недалеком царстве-государстве, чей народ издревле охоч до кровавых революционных потрясений, жили-были три дружка.
Старший - Вован, этакий, право, хитрован, с постоянно прищуренным взглядом; средний - Толян, вечно "косит" под этакого рубаху-парня, под необычайного добряка; младший - Иванушка, то есть дурачок, и этим всё сказано.
Жили - не тужили. Короче, не разлей вода были. Общались. Про баб и политику вечно талдычили. Спорили про меж себя, так как всяк имел собственное мнение.
- Слышь-ка, робятушки, - гуторит Вован, в очередной раз присасываясь к жбану с крепчайшей медовухой, - я б, будь на то моя воля иль государев указ, этих дерьмократов, собрав всех в един пучок-кулачок, на первой же сосенке вздернул.
- Уж больно ты крут, Вован, - перечит Толян. - Пущай себе живут и они. Оно, конечно, дерьмократы - люди совершеннейше препустые и никчемные, одно слово, навоз, однако ж, братец мой, без оного навоза земелька родить не сможет.
Иванушка-дурачок, слушая сии препротивные речи, кипятится, вскакивает, худосочные кулачонки сжимает и размахивает: он пробует доказать, что страшнее зверя, чем "коммуняки", на свете нет, даже, мол, в царстве Кощеевом не сыскать.
Он взвизгивает и фальцетом кричит:
- Покудова, други мои, в нашем царстве-государстве простой люд сего не уразумеет, Господь наш небесный станет посылать на наши головы проклятья и беды разные, - Иванушка-дурачок поднимает кулачонки над головенкой. - Проклятый мы Всевышним народ, потому как большие греховодники, то есть пакостники!
Долго, иль коротко так вот и жили дружки да добра наживали.
Но как-то раз, под вечер, когда дружки уже хорошенько "накачались" медовухи, Младшенький, то есть дурачок, стал челом бить.
- Гей, добры молодцы! Семь дней и семь ночей, не сомкнувши очей, трудную думу думал. Это, значит, мараковал я и мараковал и порешил: дело свое открыть.
- Пре похвальное есть то намерение, дружище! - восторженно отзывается Вован, а про себя думает: "Бизнесмен выискался! Дурачок, а туда же: со свиным рылом и прямо в калашный ряд!"
- Добре! - подхвалил и Толян. Потом ухмыльнулся себе в ус и подумал: "Портки бы лучше себе починил, предприниматель несчастный!"
Иванушка-дурачок смотрит на дружков и в глазах загорается огонек надежды, даже не огонек, а кострище.
- Поклон вам, добры молодцы, мой нижайший и всемерное почтение, что сие мое намерение всемерно и охотно одобряете! Только... вы... это... Подмогните, а?.. Чем сможете... Чуток подмогните... Один в поле не воин... Как сказывают... Кто, как не дружки закадычные...
- Нет проблем! - важно и авторитетно гундосит Вован. - Поможем, всенепременнейше поможем, ведь так, Толян?
Толян тотчас же откликается:
- Не сойти мне с этого места!.. Честное пионерское!.. Могу и отсалютовать для пущей верности.
Иванушка боится поверить, поэтому переспрашивает:
- Да?.. Подмогнёте?!
- Клянусь! - восклицает Вован.
- Клянусь! - вторит ему Толян и добавляет. - Не сойти мне с этого места!.. Провалиться на этом месте!
Вован и Толян (то ли от избытка чувств, то ли от избытка выпитой медовухи) полезли целоваться и так обслюнявили дурачка, что тому долго пришлось утираться.
Утерся. Открыл глазёнки свои и в изумление пришел: ни Вована, ни Толяна нет как нет. Как будто, нечистая сила вмиг унесла их.
Ждет Иванушка-дурачок дружескую помощь. День ждет, ждет неделю, ждет месяц, ждет год. А помощи как не было, так и нет. И сами дружки сердечные куда-то запропастились, глаз не кажут.
Повздыхал Иванушка, поохал да принялся за дело один-одинёшенек. Не шибко, но дело идет.
А Вован? А Толян? Ни весточки голубиной почтой, ни гонца в сапогах-скороходах не шлют. Не иначе, думает Иванушка-дурачок, как в преисподнюю провалились.
Про меж люда слушок прошел, что так и есть; что живут Вован и Толян там, в преисподней, припеваючи. Мед-пиво пьют. По усам течет. И даже в рот попадает.
На том - сказке конец. Кто дочитал до конца, тот молодец!