"Я начну свой рассказ издалека, с самого начала, с того самого дня, когда все началось. Лето близилось к концу. В воздухе летали паутинки, словно небольшие группы парашютистов, спускавшиеся с небес. Солнце невыносимо пекло, стояли последние летние дни. Я прогуливался по центральной площади города.
Его еще не успели раздеть после праздника, и он стоял красивый и нарядный. Флажки, плакаты и воздушные шары постепенно переходили из городской собственности в собственность детей. Ретивые мамаши, папаши и тетеньки - худые и толстые, низкие и высокие, срывали их с украшенных ограждений и раздавали своим чадам.
И тут я заметил ее. Одинокая девушка сидевшая на скамейки, погруженная в книгу. Я был очень смущен, и уже не помню, что наговорил ей, но сейчас это и неважно, важно только одно - мы познакомились.
Надежда, так звали это милое создание, училась на втором курсе местного университета, на факультете психологии. Я помню ее высокой и стройной девушкой, с голубыми, как небо глазами и русыми волосами до плеч.
Мы сидели и беседовали, о литературе и людях. Наперебой пересказывали романы "Собачье сердце" и "Мастер и Маргарита". Время летело стремительно и мы не заметили, как наступил закат. Алое солнце медленно опускалось за горизонт, мы молча сидели и смотрели, как город погружается в розовый вечерний туман, и не спеша, меняются декорации Вот так мы и познакомились.
Днем Надя училась, я работал. В то время я писал для нескольких местных газет и пары журналов. Работа не пыльная, но и особого дохода она не приносила. Вечерами если погода позволяла, гуляли по парку, в дождливую погоду мы сидели в небольшом уютном кафе на набережной. У нас был свой любимый столик возле камина. В сырые промозглые дни камин топили, и мы сидели, смотрели на огонь, пили кофе и болтали.
Мы встречались с ней два года и поженились. Поженившись, сняли небольшой домик в пригороде. Одноэтажный кирпичный домик с огромным залом, двумя спальнями и уютной кухонькой. Окна спальни выходили на речку. Она протекала неподалеку, минут пятнадцать пешком по извилистой тропе и вы попадаете на каменистый дикий пляж. Широкая, быстрая и глубокая, прозрачная летом и серая осенью и зимой.
Прожив два года в любви и согласии, с разочарованьем для себя узнали, что ни как не можем завести ребенка. Поездки в клинику не давали ни какого результата. Врачи хором твердили, что мы оба абсолютно здоровы и нет ни какой причины мешающей нам завести ребенка. Из-за этого у нас возникали ссоры, но мы непременно мирились, мы любили друг друга безумно.
Однажды за ужином у нас зашел разговор об усыновлении. Взвесив все за и против мы решили, что пока есть шанс, мы будем пытаться его использовать. Чужой ребенок все равно остается чужим, пусть и выросший в любви и согласии. Гены есть гены и от этого ни куда не убежишь.
В один из вечеров Надежда рассказала, мне, что на работе ее сотрудницы посоветовали ей обратится бабушке-знахарке. Они твердили, что это порча и наперебой расхваливали эту женщину. Сначала я немного даже испугался, но потом подумал, что это может быть интересно. В любом случаи мы ни чего не теряем, а возможно появится отличный сюжет для рассказа.
Бабушка жила на другом конце города, в маленькой хибарке с протекающей крышей и покосившимся крыльцом. Огромный палисадник, заросший крапивой и полынью достигающей груди, словно прятал это скромное жилище от любопытных глаз. Из хозяйства у нее была только собака. Обычная дворняга. Серая и лохматая, с длинной шерстью, с забавным хвостом, скрученным в баранку. Верный страж встретил нас лаем и завыванием, словно прогоняя нас, в отличии от хозяйки, которая напротив была приветлива.
Старая, худая с дряблой серой кожей и впавшими щеками, с огромными, как блюдца глазами навыкат, она скорей походила на сумасшедшую чем на целительницу. Убогая обстановка дома под стать его владелице - серая и мрачная пропитанная плесенью и какой вонючей травой.
Мы сели вокруг стола. Бабка зажгла свечу, поставила ее на стол и выключила свет. В слабом мерцающем свете ее тень скорчилась на половицах, нос казался длинным и безобразно противным. Она открыла свой старческий беззубый рот и пробормотала:
- Вижу, все вижу. Проблема у вас. Проблема с ребенком. Не дает бог вам детей. Ее голос как поломанный граммофон, был хриплый и дребезжащий.
- Порча на вас наведена. На бесплодие, - шептала она.
Мы с женой переглянулись. Я заметил в ее глазах испуг. Мне хотелось рассмеяться, встать и взяв за руку Надю покинуть эту сумасшедшую старуху.
Старуха взглянула на меня. Она смотрела, не мигая минут, пять, потом отвела глаза:
- Не веришь ты мне сынок, ой не веришь. Плохие мысли обо мне думаешь. Привык россказни писать про чертей да мертвецов. Черное твое сердце!
В тот момент я тоже испугался. Но, подумав, решил, что она узнала все от подруг жены, а рассказы могла прочесть в газетах. Это объяснение меня вполне устроило и постепенно тревога угасла.
Вышли мы от нее через полчаса. Надя сжимала в руке мешочек с травами. Бабка сказала, что нужно их заваривать и пить перед сном. - "Понесешь как миленькая, дочка" - помню слова бабки.
Через два месяца Надя прилетела с работы, словно на крыльях.
- Я беременна! - огорошила с порога, и кинулась ко мне. Нужно ли говорить, что я чуть язык не проглотил от удивления. Наутро мы были в больнице, сдавали анализы и проходили осмотр. Второй месяц беременности - подтвердили врачи. Мы были безумно счастливы.
Беременность протекала хорошо, без осложнений. Шестого июня, в полночь я стал отцом. У нас родилась замечательная девочка. Мы придумали имя нашим детям еще до свадьбы. Красивое, звучное, обещающее счастье и триумф - Виктория.
***
Все началось за месяц до ее рождения. Помню, мы сидели с женой у реки. Уже смеркалось. На улице было жарко и душно, мы спустились ближе к воде, и взявшись за руки смотрели как плывут по водной глади вечерние облака. В тот момент мне показалось, что я впервые услышал этот звук. Он словно зарождался в моей голове. Смех ребенка. Громкий и звонкий. Но в тот момент он показался мне, каким то странным - неестественным, чужим и пугающим. Я спросил Надю, слышала ли она что-нибудь.
- Нет, милый, наверно тебе показалось, - улыбнулась она.
Наверно мне действительно показалось, решил я.
В ту ночь мне приснился странный сон: Я работаю на кухне. На столе чашка чая и торт. Вдруг слышу крик жены. Я выскакиваю и бегу в спальню. Надя сидит на кровати, ее халат приспущен с плеча. Грудь в крови. Она держит на руках ребенка. Я смотрю на него, и вижу губы перепачканные кровью и глаза. Страшные черные глаза, словно два уголька. Я проснулся в холодном поту.
В ночь перед рождением Вики, ровно через месяц сон снова повторился. В ту ночь я уже не мог уснуть и вышел на крыльцо покурить. Мне было страшно и одиноко в пустом доме.
***
Через два дня моих девочек выписали. Надя торжественно спускалась по ступеням родильного отделения, неся на руках Викторию, завернутую в розовое покрывало. Я встречал ее с огромным букетом алых роз.
В этот момент меня снова посетило все то же видение. Тот самый детский смех. Только теперь он звучал не в моей голове, а проникал в нее из вне.
***
Прошел почти год. Наша девочка подросла. Надя уделяла ей каждую минуту, я же с головой ушел в работу, приходилось много работать, что бы обеспечивать двух леди.
В течении это года, каждый месяц, в полнолуние мне снился один и тот же сон. Я знал его наизусть, я изучил каждую секунду этого сна, каждую деталь, каждую мелочь. Все - вплоть от морщинок простыни на кровати до секундной стрелки настенных часов.
***
Это случилось в день рождения нашей дочери. Надя испекла торт, мы собрались нашей небольшой семьей вокруг праздничного стола и задули свечку. Смеясь, мы пили чай и шутили. Засиделись до темна, вспоминая знакомство и наши встречи.
Надя отправилась укладывать Викторию. Я остался на кухне допивать чай. Ложится одному не хотелось, и я решил немного поработать, дожидаясь супругу.
Строки хорошо ложись, и я углубился в работу выкладывая их одну за одной, словно железнодорожные шпалы. И тут я услышал крик. Вбегая в спальню, я уже знал, что увижу. Надя сидела на кровати, спустив с плеч халат, грудь ее была в крови. Губы нашей маленькой дочери были измазаны кровью. Я перевел взгляд на настенные часы. Нужно ли говорить, что я знал который час, вплоть до секунды.
Небольшой инцидент быстро забылся в праздничной суете. Во втором часу мы легли спать. Надя, вымотанная и уставшая, быстро уснула. Я тихонько встал с кровати и выскользнул в коридор. В темноте я пробрался в спальню Вики, подошел к кроватки и включил светильник.
То, что я увидел в ней, повергло меня в шок. Вместо нашей дочери лежало волосатое существо. Маленькое создание, абсолютно все поросшее рыжей густой шерстью, с черными огромными бездонными глазами которые горели как угольки. На коротеньких ручках сверкали, словно ножи длинные когти. Из открытого рта на меня скалились зубы. Тоненькие и острые как зубочистки, уложенные ровными рядами как колья частокола.
Я наклонился и опустил руки на шею существа, его шерсть была грубая как конская грива. Закрыв глаза, я начал сдавливать ее пальцами. Слышал противный хрип и стоны, и как хрустят молодые неокрепшие шейный позвонки. И тут в голове снова раздался смех. Теперь он был поистине страшный, безумный, зловещий и пугающий. Страх охватил меня, я чувствовал как мои ноги подкашиваются, голова наливается кровью а виски стучат как барабаны. Меня мутило. Безумно хотелось заткнуть уши и бежать, бежать. Бежать как можно быстрей и дальше, от этого страшного существа, чужого и ужасного.
Но я не побежал, лишь сильней сдавил пальцы. Раздался последний предсмертный хрип, и оцепенение стало спадать.
Тихонько прикрыв дверь, я вышел из спальни и спустился в подвал, держа на руках мертвое тельце. Там я топором отрубил сначала голову, а потом разделил тело на четыре части. Достав с угла небольшой винный бочонок, я сложил остатки в него, накрыл крышку и забил ее гвоздями.
***
На улице стояла духота и сырость. Майка и штаны мгновенно пропитались, влагой и потом. Я погрузил бочонок в багажник и заведя двигатель направился к реке".
Закончив рассказ, дрожащей рукой достал из пачки сигарету, прикурил и нервно затянулся.
Мужчина в милицейской форме, сидящий напротив, извлек из ящика стола бумажный пакет, и, вынув из него фотографии, бросил их на стол.
С фотокарточек на меня смотрело маленькое бездыханное детское тело, изрубленное на части. Малюсенькие ручки и ножки с коротенькими скрюченными пальчиками, девичья головка с прекрасными русыми волосами, розовыми пухлыми губками и безжизненными, бездонно-голубыми глазами.