Заснеженные ёлочки в обрамлении красных флажков, пушистые взрывы снега из-под неугомонных лап серого бандита, негромкое постукивание палочки загонщика по замёршим стволам... Всё это оказалось не для меня: волк просто случайно вышел ко мне не далеко от опушки. За его шкуру мне дали восемьдесят рублей и лицензию на кабана: такие порядки были в Советском Союзе. За волчицу давали сто, а лицензия за неё была бы на лося. Но не может же так бессовестно везти человеку, совсем недавно сдавшему охотминимум?
--
Своими силами по чернотропу мы его не возьмём, - Аркадич положил бумажку на стол и запустил пятерню в редеющую шевелюру. - Пушок, ты, я и Денис - мало народу.
--
И что ты предлагаешь?
--
Надо не жадничать, а позвать ещё человек семь-восемь, тогда можно будет слепые загоны делать.
--
Пушок с Денисом, я думаю, этому не обрадуются.
--
А кто их спрашивает? Напомни им о Суслове с Зайцевым, которые офлажили целую стаю волков, но от жадности никого не позвали, а захотели вдвоём всех их добыть, а заодно и лицензиями разжиться.
--
Что же я им напоминать буду, когда я сам впервые об этом слышу?
--
Ну, ты хоть с ними знаком?
--
Кто же не знает этих нахалов? Известные личности в нашем "Автоприборовском" охотколлективе: только позавчера мне Мишка рассказывал, как он в прошлом году подранил кабана при отстреле спортивной лицензии выданной нашему коллективу.
--
И что он тебе рассказал?
--
Они содрали с него пузырь, как за промах, а сами, когда пошли подранка добирать и в четыре ствола по нему не попали, ничего никому не поставили.
--
Кабан-то ушёл?
--
Ушёл бы, если бы не Воробьёв. Хороший егерь. Он его с одного выстрела положил метров за семьдесят, когда увидел, как тот после канонады через подлесок чешет.
--
Вот потому и не поставили, что кабан добыт.
--
Так и Мишка мог бы тогда по той же причине не проставляться.
--
Ты же сам сказал, что они "нахалы" - что же им марку терять?
--
А что ты там про целую стаю волков говорил?
--
Году в семьдесят шестом эти два друга пошли с флажками на лис. Только вошли в лес под БУхаловым, наткнулись на волчий следок. Решили тропить. Пробежали по следу километров семь, когда след вывернул в поле. На самой опушке лежала колода, и след перед ней разлетелся веером: двенадцать душ, а не один волчина, как им сначала подумалось. Волки, видать, собрались гуськом перед открытым местом, а когда решили, что опасности нет, разом все кинулись и разлетелись каждый своим следом, а на поле опять сошлись в одну строчку. Тут этих друзей "золотая лихорадка" и накрыла: сколько же денег и лицензий впереди! Они тропили их до вечера и уже в сумерках завершили оклад. Эти друзья не рискнули по темноте делать загон. Дело было в субботу. Ориентировались они хорошо и соображали, что за местность вокруг, как ни петлял волчий нарыск. Побежали в Ущерку, там и охотник жил знакомый. Он им открыл и нашёл место для ночлега, хоть у него уже лежало по всей избе восемнадцать человек с "Точмашевского" охотколлектива, которые надеялись отстрелять завтра лося по спортивной лицензии, раз уж сегодня "не срослось".
--
И они им ничего не сказали про волков?
--
Ты не поверишь: они наплели им про подраненного зайца, которого они весь прошедший день тропили. А за ночь выпал снежок, который всё вчерашнее скрыл. Точмашевцы предложили им идти с ними, мол, лось-то получше, чем запорошённый ночной метелью зайчишко. А эти, жадюги, не раскрывая карт, сказали, что им зайчик дороже, чем "не трудовой" для них лосяра. На шестьдесят шестом ГАЗоне их подвезли до леса, где они слезли и побежали к своим волкам, а точмашевцы покатили искать своего лося. Примерно за час добрались до своего оклада. Друзья быстренько обежали с разных сторон флажки и встретились на противоположной стороне оклада. За ночь волки укатали целую дорогу вдоль флажков, но к флагам, ближе шести метров, не подошли. Мужики уже радостно потирали руки, решая кому на номер встать, а кому потихонечку стронуть волков в загоне, как тут услышали крики загонщиков.
--
Точмашевская бригада?
--
Точно. Они на своём шестьдесят шестом, пока Зайцев с Сусловым до оклада добирались и его проверяли, успели объехать пару лосей, расставить номера и начать загон в соседнем лесном квартале.
--
Подшумели волков? Или наши нахалы лосей вспугнули?
--
Хуже. Лоси, наверное, не дураки были: они не от загонщиков побежали, а рванули от них в сторону, поперёк загона, и минут через десять вышли прямо на флажки. Конечно, бечёвку порвали - лосям флажки не указ. Но за флагами-то целая волчья тропа. Лосей она сильно напугала и они, боясь её пересечь, так и чесали прямо по флажкам, пока метров сто с гаком бечевы не затоптали. А волки как раз в той стороне оклада были: учуяли они этих лосей, или ещё как догадались, только они через разорванные флажки в лес и вырвались. А может и лоси и волки друг друга одновременно увидали, потому лоси вдоль оклада и чесанули, сминая флажки, когда вся волчья стая в образовавшуюся дыру кинулась.
--
Так ни те, ни другие ничего и не добыли?
--
Волки какое-то время по лосиным следам в пяту бежали. А там же загонщики постукивают да посвистывают. Стая и завернула от них. И самый последний номер в цепи точмашевских стрелков их увидал. Далековато было, но он отдуплетился и со второго выстрела прибылую волчицу зацепил. Она метров через сто замертво легла, - Аркадич встал, чтобы помешать собачью болтушку на плите.
--
А дальше-то что?
--
Так известно что - скандал! Суслов с Зайцевым кричат, мол, это наш волк, а точмашевские, когда разобрались во всём, на них кричать стали, что, мол, не жадничали бы, глядишь, сообща всю стаю бы положили. А теперь мы, мол, ничего вам не должны. Словом, пошли эти два друга в сторону дома, в надежде где-нибудь лисичку офлажить, а точмашевцы своего лося искать.
--
А волков так и бросили?
--
Суслов с Зайцевым бросили: воскресенье к середине подходило - завтра рабочая неделя. А волки настёганные. Когда они теперь угомоняться, чтобы их снова можно было флажками обложить? А точмашевцы попробовали на своём ГАЗоне их обрезать. Часа два пытались им вперёд заскочить, да всё не успевали по лесным-то дорогам. А тут ещё лосиные следы им попались, они решили, что лося взять надёжнее. И взяли. Уже в сумерках разделывали.
--
А волки?
--
А что "волки"? Они, по всему видать, транзитные были. Ушли куда-то. Вялов - егерь из Лунёво -
потом рассказывал, что похожую стаю под Гусём - Хрустальным тамошние охотники через неделю
пытались офлажить. Да они флажков не испугались и ушли в Рязанскую область. Я думаю, что это
они самые и были: показали им лоси, что эти красные тряпки топтать можно и бояться их нечего.
--
Да... Так кого на лицензию позовём?
--
Эти выходные, в смысле, кабана, у нас пропадут. Сегодня пятница, поздно уже. Не станем же до утра по всему городу бегать, собирая народ? - Аркадич снял с плиты собачью овсянку и вынес в сени на холодок. - С Пушком и с Денисом я назавтра собрался зайчишку погонять. Давай и ты с нами: там и договоримся, кого звать будем.
--
Где встречаемся?
--
Как всегда: в шесть утра на Рахмановом перевозе. Лицензию-то с собой прихвати, на всякий случай.
2
Выскочив из дома в пять утра, я был приятно удивлён необыкновенной тишиной и сказочным сумеречным светом - падал первый снег. Был конец октября. Когда через час я встретился со своими друзьями, снег прекратился. Нападало его сантиметров шесть. В лесу, конечно, всё было не так здорово, как на городском асфальте: пёстрая тропа. Но сам лес стоял нарядным, как на рождественской открытке. Примерно через час рассвело, а мы к этому времени убедились, что пороша мёртвая. Нас это не смутило. Плох тот зайчатник, который не представляет, где искать зайца: за осень, что мы провели подманивая рябчиков и бегая по болотам за утками, каждый из нас присмотрел лёжки двух - трёх зайцев. По чернотропу их старались не беспокоить, надеясь на чутьё гончих, поднимавших косых в других местах. А "привязанных" зайцев берегли именно на такой случай. Ближайший косой жил возле болота. К нему и направились, предварительно переговорив о лицензии и о соображениях на её счёт Аркадича. Определили, кого позовём в помощь, ведь было понятно, что этот снег через день - два растает. Но лицензия была при мне, и я высыпал в шапку четыре пулевых патрона, что нашёл дома в своих припасах. Аркадич тоже бросил своих два. Пушок и Денис, естественно, оказались без пуль - они, ведь, за зайцами собрались. Мои пули были снаряжены в новые пластиковые гильзы, красного цвета, чтобы их легко было отличить от всех остальных патронов, а пули Аркадича покоились в каких-то залячканых, бугристых, бежевых, бумажных. С видом испанского гранда на королевском приёме, Пушок заглянул в шапку, небрежно оттолкнул пальцем бежевую несуразность, и вынул пулю в красной упаковке. Денис тоже выбрал моё изделие. Аркадич, шмыгнув здоровущим кривым носом, запустил в шапку огромную крестьянскую пятерню, и вынул две последние красные гильзы.
--
А ты-то чего мои пули схватил? - удивился я.
--
А я - что? Все их берут.
--
Потому и берут, что пули надо в новые гильзы заряжать. А твоё старьё тебе хотели оставить.
--
Что-то никто, кроме тебя, этого не сказал. И гильзы мои новые. Из них всего один раз стреляли. Я в прошлом году на стенде два мешка таких набрал.
--
Так ты бы хоть выбирал свежие, а не те, что неделю под дождём мокли.
--
Они и есть "свежие", а отволгли они уже у меня в сенях, пока лежали.
--
Ты, хоть бы их через калибровочное кольцо прогнал.
--
Обязательно прогнал. Как же без этого? Я всегда после заряжания гильзы обжимаю.
--
А что же они у тебя такие бугристые и кривые?
--
Ты с Луны, что ли, свалился? Они всегда такие получаются. Это же не магазинные, а свойской зарядки.
--
А я свои, ты думаешь, в магазин заряжать отдавал?
--
Хватит упираться, - вступил в разговор Пушок. - Ты разве не знаешь, что Аркадич газетами свои патроны запыживает? Всю "Пионерскую правду" у своих пацанов перетаскал. И забивает он эти пыжи с молотка. Поэтому у него такие бугристые патроны и получаются. Очень удобно на утиных перелётах с такими охотиться, если утка летит слабо: налетит, бабахнешь, и пока другую ждёшь, можно развернувшуюся перед мордой газету почитать. НА тебе твою пулю, а мне давай его патроны. Чего и спорить: всё равно за зайцами в лес пришли. За кабаном надо специально собираться, а не так, с кондачка, как нынче, - Пушок сунул мне мой патрон и выгреб из шапки патроны Аркадича.
Подошли к болоту, и Денис полез в рогоз к заячьей лёжке. Через минуту его следом потихоньку приковылял заяц, прислушиваясь к шуршащему под ногами Дениса рогозу у себя за спиной. Жулька - русская выжловка Аркадича - выскочила из леса на край болота, увидела косого и залилась по-зрячему. Заяц сиганул вдоль болота и скрылся в кустах. Жуля с визгом кинулась следом. Денис решил остаться возле лёжки, а мы бросились занимать лазы. Но заяц оказался стреляным воробьём: он чесанул по прямой на пару километров и только там начал крутиться, пытаясь отвязаться от собаки. К тому моменту, когда мы туда добрались, Жулька скололась: обманул её заяц. Бежали мы все туда порознь, но к месту, где заяц начал крутить, добрались почти одновременно: я увидел Аркадича и Пушка, стоящих на гонном следе.
--
А Денис на лёжке остался? - тихонько спросил я.
--
Хорошо бы, - Аркадич присел на валежину, скинув рукавом мокрый снег с берёзового ствола. - Заяц собаку охмурил и, скорее всего, сейчас на лёжку чешет.
Но тут мы увидели Дениса, который шёл чуть в стороне. Он тоже нас заметил и направился к нам.
--
Ты чего с лёжки-то ушёл? - Аркадич поднялся с бревна, отряхивая подмокшие штаны.
--
Ага! Заяц неизвестно куда залишился, а я на лёжке должен стоять?
--
Он же сейчас обратно к дому, небось, чешет.
--
Никуда он не "чешет". Жуля пару минут назад скололась. Где-то тут он запал. Надо ей помочь.
Словно услышав его слова, к нам выскочила Жулька, но, с самым деловым видом, не обращая на нас внимания, по большой дуге побежала, разыскивая заячий след.
- Надо её подзадорить, - решил Аркадич. - Ай-ай-ай! - заголосил он. - Вота, вота! Ищи его! - и бабахнул два раза в воздух.
Выжловка где-то взвизгнула и через несколько секунд была уже рядом с нами, азартно и бестолково бегая вокруг нас, уткнув нос в землю. Мы рассыпались цепью, и пошли через лес. Метров через пятьдесят я перешёл целую дорогу: заяц и собака пробежали тут несколько раз. Пока я пытался сосчитать сколько раз они тут пробежали, пока я старался рассмотреть в одну ли сторону они бегали, не видать ли где заячьих скидок, мужики ушли вперёд. Передо мной была небольшая старая вырубка. Пощажённые лесорубами молодые берёзки выросли уже в большие деревья, а под их сенью всё пространство заполонили молодые ёлочки, высотой по пояс. Стояли они густо, сплошной щёткой. Интуиция подсказала мне, что заяц лежит именно здесь. Хоть и было мокро, я решил основательно потоптаться в этих ёлках. Подходя к этому густому подлеску, я увидел на снегу утренний кабаний след, под острым углом пересекавший мою траекторию. Кабан был не маленький, и его следы тоже скрывались в ёлках. После того, как тут несколько раз пронеслась гоняющая зайца выжловка, после истошных криков Аркадича и дуплета в воздух, кабан, если он и был тут когда-то, должен уже бежать, самое маленькое, километрах в трёх от этого места. "Надо потом будет поискать его след на той стороне вырубки, - думал я, продираясь сквозь ёлки. - Судя по размашистому шагу, он и не думал здесь задержаться, а просто пересёк эти ёлки задолго до того, как заяц привёл сюда Жульку. Проходной зверь". Я сделал ещё шаг и почувствовал, как под моим сапогом что-то дёрнулось, вырываясь из-под подошвы: ёлки передо мной разверзлись, и кабанья туша с невероятной скоростью бросилась от меня вперёд. Раздвигаемые рылом и смыкающиеся за хвостом ёлочки брызнули снегом, и нет его! Сердце сначала провалилось, а потом чуть не выпрыгнуло из горла: я наступил ему на ногу! На моё счастье, не на переднюю, а то бы он враз мог пошинковать меня на ремни. Даже если бы моё ружьё на тот момент было заряжено пулями, а не пятёркой на зайца, стрелять я бы не смог: я просто забыл о ружье. Но заорать я смог: "Кабан! Держи! На вас выскочит!" Какое-то время, казалось, ничего не происходило. Сердце моё потихоньку успокаивалось, разгоняя адреналин от себя на периферию, и тут грохнул выстрел. Где-то далеко взвизгнула Жулька, а Пушок, совсем рядом, заорал: "Дошёл!" Сердце опять подпрыгнуло, и я помчался вперёд. Едва я пересёк ёлки, как тут снова раздался выстрел, и послышалась ругань Пушка и Дениса.
Первым я увидел Пушка: он стоял на лесовозной старой дороге и дрожащими руками прикуривал папиросу. Сбоку к нему подходил улыбающийся Денис - переломанное ружьё лежало на локте.
--
Кого стреляли-то? - я не мог ничего понять. Пушок отмахнулся от меня, сломав от волнения вторую спичку.
--
Кабана, - хохотнул Денис. - Только он какой-то "бронебойный" и пегий, мне показался.
--
Ничего не пегий, - Пушок наконец-то прикурил, - самый обыкновенный кабан. Только пули у Аркадича дурацкие: второй раз почти в упор стрелял и не попал.
--
А где Аркадич-то, кстати?
--
Он, хоть и хромой, знаешь же, как по лесу носится: усвистал куда-то со своей Жулей.
В подтверждение слов Дениса, где-то вдали бухнул выстрел, донеслось улюлюканье Аркадича, и вскоре заголосила Жулька, вновь погнав зайца.
--
Ох, братцы, и натерпелся же я: кабан в таких густых маленьких ёлках лежал, так затаился, что я ему ногу отдавил. Я только и смог со страху вам заорать, а про ружьё и забыл. Если бы я на него не наступил, он бы просто меня пропустил. Может сзади бы выскочил, как это зайцы любят делать, а может, так и остался бы лежать.
--
А я, как тебя услышал, тут же перезарядился пулями, - Пушок бросил окурок. - Гляжу, а кабан-то и бежит немножко наискось мимо меня. Я приложился..., он и лёг на месте. Смотрю: Денис следом за кабаном подходит. Ружьё уже переломил и светится, как пятак. Я достал нож, ладно хоть ружьё не разрядил. Подходим к кабану. Я уже разделывать его думал. Денис, смотрю, сигареты достаёт. Точно, думаю, надо перекурить. Ружьё на плечо, папиросы достал, спички, нож подмышку сунул. До кабана метра четыре не дошёл, стал прикуривать, а он и пополз! Да так шустро, что у меня из рук всё попадало. Он прополз метров пять, на ноги встал и как пьяный пошёл. Потом потрусил. Тут я очнулся, сдёрнул ружьё и стукнул почти уж в угон. А кабан от выстрела только очнулся совсем и, в три прыжка, за деревьями скрылся.
--
И я опешил, - подтвердил Денис. - А стрелять не могу - Пушок почти на одной линии с кабаном. И ещё он мне каким-то пегим показался: бок и ляжка у него какие-то белые. Я его с одного бока видел, а Пушок с другого.
Я нашёл на месте, где упал кабан, выстриженную пулей с его хребта щетину. Стало понятно, что первым выстрелом Пушок обвысил и задел верхний отросток позвонка, что только контузило кабана, но положило его на месте. Пошёл по следам. Метров через десять нашёл газетный пыж от второго выстрела. Ни крови, ни шерсти на следу не было, а кабан, судя по следам, пошёл на махах галопом. Метров через сто заметил капельку крови. Пушок с Денисом шли за мной следом. Кровь, вполне возможно, была последствием первого выстрела. Но мы, посовещавшись, решили ещё потропить. Метров через сто, почти на самой опушке леса, увидели прямо посередине следа алое пятно крови. Кабан выскочил в поле и помчался напрямик в Уварово. Через каждые четыре прыжка на следу алело кровавое пятно: стало понятно, что задеты лёгкие, и кабан при выдохе брызжет кровью.
--
Считай, добыли! - обрадовался Пушок. - С такой раной, он - не жилец. Скоро уснёт. Совсем уже ничего не соображает - прямо в деревню бежит. Значит, вторым выстрелом не промазал. Денис, беги старого с гона подлови, а то он там до ночи гонять будет. Пулю-то оставь нам. Вдруг пригодится.
Денис сунул ему пулевой патрон и побежал в лес, где опять улюлюкал Аркадич, подбадривая сколовшуюся выжловку. А мы заторопились по следу. Кабан, как по струне, бежал прямо в деревню. Он забежал в чей-то огород через проломленный ветхий забор, прошёл через убранные грядки к сараю и на пороге распахнутой двери растянулся, завалившись на бок. Пушок потыкал его стволами и, убедившись, что на этот раз он действительно "Дошёл!", сказал: "Иди в дом постучись. Хозяев предупреди. Как-то неудобно без спроса тут с разделкой возиться". Я пошёл. На мой стук вышел подвыпивший всклоченный мужичонка, назвавшийся Лёшкой. Я тоже представился и объяснил ему ситуацию. Лёха страшно обрадовался: "Из лесу? Раненый? Прямо к нам в сарай? Бог не Тимошка: видит немножко!" И побежал в дом одеваться и звать вторую половину. Мы, тем временем, отволокли кабана от сарая к картофельной полосе, на травяную лужайку, присыпанную снегом. Успели подивиться на светлое пятно на его боку, захватившему и большую часть ляжки, достали ножи и начали разделку туши. Прибежал радостный Лёшка, держа в одной руке нож, а в другой верёвку, и бросился нам помогать. Следом за ним подоспела, гремя жестяными кружками, вторая половина - маленькая пьяненькая бабёшка, похожая на цыганку.
--
Ах, вы мои голубчики! - запричитала баба, разливая по кружкам вонючий самогон. - Вот уж спасибо! Мы и не чаяли больше нашего Борьку увидеть. А что же вы его оснимать-то взялись, а не палить, как положено? Как же мы потом мясо-то продавать будем? Лёша, ты, что же не распорядился по-хозяйски?
--
Я и не успел ничего: пришёл, а они уже чуть не на половину его ободрали. Городские. Что они в скотине понимают? Так уж и взялся им помогать. Хоть сала на шкуре поменьше оставлю.
--
Ты что, баба, увидала пятно на боку, - Пушок от возмущения даже нож бросил, - и решила нас развести, как детей? Если хочешь знать, то такие пятна у диких кабанов не такая уж большая редкость. Я много читал и от старых охотников про такое слышал не раз.
--
У нас и лицензия есть. - Влез невпопад я и похлопал себя по карману на груди.
--
Да, вы что, братцы, - опешил Лёшка, - ограбить нас, что ли собрались? Лицензию какую-то приплели. Вы же уже задок у него оснимали: не заметили разве, что боровок-то холощёный? Нешто дикие-то кабаны кастрированными ходят? Ты, что, Сань? - Обратился ко мне мужичок. - Разве вас не тёзка мой на поиски нашего Борьки отправил?
--
Какой тёзка? - я с удивлением заметил, что кабан, действительно, холощёный, да и с Пушка это обстоятельство заметно сбило испанскую вальяжность и спесь.
Мы же вначале вдвоём с кабаном возились, начав с задних ног. Я думал, что это Пушок ему всё хозяйство вырезал, пока я со своей ногой возился, добираясь до паха, а он, соответственно, думал, что это сделал я. Тут мы вдруг обнаружили, что наша добыча не совсем попадает в кабаньи пропорции: чуть короче ноги, чуть длиньше корпус, но было это всё едва уловимо и не бросалось в глаза. Лёшка рассказал нам, что в позапрошлую субботу, две недели назад, он со своим тёзкой - Алексеем Смирновым, что живёт на другом конце деревни и работает у нас на "Автоприборе" вместе с Аркадичем в одном цехе, решили заколоть борова. Поскольку скотина была крупная, то решили вначале оглушить Борьку. Но, выпили перед этим. И в результате, после удара Лёши Смирнова, боров не опрокинулся в анестезирующее забытьё, а сбил его с ног, бросившись из сарая в огород от испуга. В огороде, будучи прижатый к старенькой и ветхой ограде, кабан проломил этот забор и выскочил в поле. Кстати, через эту же дыру он прибежал сегодня обратно. На поле Борька повёл себя совсем уж по-свински: ни поймать его там, ни подманить на еду соседям до вечера не удалось. А к вечеру боров так вошёл во вкус, бегая на приволье, что вполне уже сознательно решил это "приволье" заменить полной волей и убежал в лес. Там они его быстро потеряли. Надежды на то, что Борька сам вернётся домой, не оправдались: он каждый день болтался по полю, нажравшись желудей на опушке, но в руки не давался и в родной сарай не бежал. Как только на поле появлялись тёзки, боров немедленно сматывался в лес. Лёшка Смирнов, чувствуя свою вину за удравшую и дичающую на глазах скотину, пообещал вызвать на подмогу Аркадича с собакой и ружьём: "Сам же видел, - успокаивал Лёшка Лёшку, - какой они бригадой на охоту ездят. Всю осень у меня во дворе свои мотоциклы оставляли, когда в лес приезжали. Денис, Пушок, Сашка, да Аркадич со своей псиной - они в раз тебе борова прихлопнут. Только Аркадич сейчас в отпуске. Вот он скоро выйдет на работу, там, глядишь, и снежка подсыплет - они его быстро соследят".
--
Вот я и обрадовался: не успел снежок лечь, время только десять утра, - закончил свой рассказ Лёшка, - а уж и вы тут как тут, и Борька дохлый в сарае лежит. Признаться, я зря на Лёшку сердился и не опохмелил его сегодня утром: всё так и вышло, как он обещал.
--
А что это твой Борька лохматый такой? - разочарованный Пушок ухватился за последнюю соломинку. - Разве домашние свиньи так волосатеют? Да и вообще: кабан кабаном. Домашние-то хрюшки длиннотелые и ноги у них короче. А у этого и башка-то как у дикаря, только клыки маловаты: едва губы морщат.
--
Так это в позапрошлом году Вовка Сидоркин всю посевную пропил, и зерна не уворовал. Вот он и выгнал свою Хавронью на улицу пастись: не резать же её - жара на улице. А ей уж год был. Она всё лето с собаками по деревне и пробегала. Осенью он её колоть надумал, а смотрит, она беременная. Обгулялась с диким кабаном на опушке, когда жёлуди искала. И точно: к Новому году принесла четверых кабанят. Они, поначалу даже полосатенькие были, а подрастать начали и все пегие стали. Одного я у него купил. Двух других - соседи, а последнего он себе оставил. Соседи своих ещё прошлой осенью закололи. А у Вовки ещё живой пока. Если хочешь, можно сходить посмотреть: точно такой же, как Борька. Только пятен побольше.
Тут, через дыру в заборе, пришли Денис с Аркадичем, ведя на поводу Жульку. Все стали наперебой делиться с ними ощущениями: супруги радостью, а мы с Пушком - досадой. Денис, жизнерадостный от рождения, только улыбался, а Аркадич, запрокинув в рот самогона, сказал: "А если бы ваш Борис Хавроньевич в лесу скопытился? Мы бы его рассовали по мешкам, и вся недолга".
--
А у вас, в самом деле, лицензия есть? - прищурился Лёшка.
--
Есть, - подтвердил я.
--
Ну, тогда Вялов, когда вы пришли бы к нему лицензию закрывать, вас ко мне и развернул, - заржал Лёшка. - Я ему на прошлой неделе всё про своего Борьку доложил. Звал его подстрелить борова. В нашей-то деревне ни одного охотника нет. А он - егерь. И стреляет, говорят, шибко хорошо.
--
Не знаю... - Аркадич хлопнул ещё полкружки самогона. - Вялов - он мужик себе на уме: может и завернул бы нас к тебе, а может и просто лицензию закрыл. Это всё зависит от того, к кому у него больше претензий. У него на тебя никакого "зуба" нет? Он же фронтовик. Бывший разведчик. Языков из-за линии фронта таскал. Гордый. Вон Пушок с ним в открытие охоты поцапался, так что, может к тебе бы нас и завернул.
--
Да, я, сколь себя помню, - призадумался Лёшка, - всё время с ним цапаюсь. Не нравимся мы, что-то, друг другу.
--
Ой, ладно! - Аркадич достал свой нож. - Чего голову-то ломать? Всё уж и так получилось, как получилось, - и начал разделывать кабана. - Надо мою пулю найти - она счастливая. Жаль первая куда-то улетела. Я одной уже лося добыл, а второй кабана. Надо посмотреть какая осталась. Я её снова заряжу.
--
Ты хочешь сказать, - опешил Пушок, - что у тебя не только гильзы, но и пули БэУшные?
--
Так, счастливые же! - подтвердил Аркадич. - Я вчера вечером специально для Сашки зарядил - лицензия-то его. И, как видишь, так оно и вышло почти. Я думаю, что Сашка нормального дикого кабана бы и подстрелил, если бы ты не сунулся. Я и дробь из уток и зайцев снова в дело пускаю. И патроны такие, как на клей добычу сажают. А не подложишь счастливой дроби - и мажешь, как последний "ляхан".
Хозяева Борьки дали нам на прощанье килограммов десять мяса. Лицензию мою мы так до января и не реализовали. Вдоволь натешившись над предрассудками и суевериями Аркадича в тот день, мы не рискнули использовать БэУшные пули, но "счастливую" дробь стали подкладывать в свои патроны. И вы знаете - помогает.