Оделась я в простую одежду, не нарядную: рубаху, даже не вышитую, и сарафан, стараясь подчеркнуть, что я в невесты уж никак не гожусь. Надо с волосами что-то придумать.
Мама словно почувствовала, что я в ней нуждаюсь. Постучала в приоткрытую комнату.
- Можно? - я кивнула ей.
- Мам, скажи, ты читаешь меня? Ну, мысли, в смысли?
- Нет. Но порою мы с папой ощущаем, что вы чувствуете, когда вам нужна поддержка. И мы знаем язык тел, когда ты нервничаешь, то начинаешь облизывать губы. А Дея теребит косу. Ну, много есть скрытых знаков, мы просто наблюдательны. А читать мысли - я не умею, к сожалению. Вот с папой мы долгое время переписывались сообщениями. А потом в какой-то момент техника уже не понадобилась. Он, правда, не общался со мной почти шесть лет. Никак. И после этого мы два лета учились заново жить вместе. И лишь когда Ярик родился, вновь стали слышать друг друга. Знаешь, это сложно, начинать всё заново.
- А почему ты его всё же простила? - спросила я её. Мама села на кровать, взор помутнел , а глаза заволокло блестящей плёнкой.
- Я его люблю больше жизни, малышка, потому и простила. Я хотела, чтобы он ощутил хотя бы часть моей боли, а он терпел, молча сносил мои измывания над ним. Знаешь, я не знала, что он чувствует, я была на него очень сердита. А потом однажды я проснулась от жуткой боли, которая сдавливала грудь настолько сильно, что вдохнуть просто не было сил. Это была его боль. Папа всё это время ощущал её. И молча терпел, считая, что заслужил. И если к этому ещё добавить мою боль, я не знаю, как папа вообще жил. - По щекам мамы текли слёзы. Она сделала паузу, а потом продолжила. - Тогда впервые мы поговорили, изливая накопившееся, плача и прощая друг друга, прощая себя. Я жестока. Как можно заставлять любимого человека переживать это в одиночку, не давая ему любви и поддержки?
Я села рядом, приобнимая её за плечи. Не могу просто спросить, что же тогда произошло. Я знаю, погибли бабушка с дедушкой, но ведь просто от смерти такого не бывает. Мы ведь отпускаем ушедших с улыбкой, веря в то, что они перерождаются, что их ждёт новая жизнь.
Я помню, как папа впервые появился, спасая меня от гибели. Как они с мамой после общались, а я наблюдала издалека, давая им возможность поговорить. Видела их грустные лица, боль в очах, мамины слёзы. Как я могу вновь потревожить эти воспоминания?
Значит, мама не устраивала папе воздержания, она просто не могла простить. Они много общались, учились заново доверять друг другу.
Я сглотнула. А я папе такое сказала на днях. Мне так стыдно. Как я могла? Надеюсь, он меня простит.
- Мамочка, помоги мне с причёской, - попросила я, сглатывая непролитые слёзы.
Мама окинула меня прояснившимся взглядом, встала с постели.
- Снимай эти лохмотья.
- Но я хочу наоборот, отвадить ухажёра.
- Снимай. Я сейчас, - и мама выскользнула из комнаты. Через пару минут вернулась, неся вышитую сорочку и сарафан необыкновенной красоты, с вшитыми самоцветами.
- Мам, но это ведь слишком нарядно. Как я могу это надеть?
- Вот именно. Пусть поймёт, что вы не пара. Негоже княжеской дочери выходить замуж за обычного парня.
Княжеской? Я не ошиблась? Я переоделась, а мама расчесала мои чёрные как смоль волосы и заплела в косу, достающую до середины бедра.
- Красавица.
- Мам, а это правда, что я княжеского роду?
- Папа твой князь, а, значит, и ты княжна.
- Мамочка, а это правда, что я замуж могу только за князя выйти?
- Пусть все так думают до поры до времени. Я тоже княжеская дочка. Правда, узнала об этом уже после того, как мы сюда перебрались. До того считая себя обычной девушкой - не ровней твоему папе. А папа распустил слух, что может жениться лишь на княжне и у него есть невеста. Поэтому я его даже не оценивала как возможного жениха.
- Папа меня перенесёт?
- Я перенесу.
- А папа?
- Нет. Значит, набережная, да?
- Да, Севастополь, - мама переменилась в лице. Мне показалось, или там промелькнула тревога?
- Не хочу спрашивать, что твой ухажёр забыл в военном граде.
- Мам, просто перенеси, ладно?
Мамуля не стала больше ничего говорить. А передо мной открылся голографический вид Севастополя. Но ведь если это военный город, как же тогда мама смогла раздобыть его карту?
Здания увеличивались в размерах, приобретая реальные очертания.
А потом всё пропало.
- Мама?
- Нет, я тебя не перенесу туда, малышка. Для этого нужен высший доступ. Ты знаешь, что он закрыт для телепортации? Это ловушка. Ты с этим парнишкой больше не встречаешься, поняла?
Мне было с одной стороны обидно, а с другой я понимала, что мама права. Ведь если мы там явимся, значит, у нас есть доступ к объекту. Но ведь у дяди Сварога такого доступа не было. Он не военный. Да и у родителей быть не может. Или может? Я по-новому посмотрела на маму. Про эту тайну они не говорят, но я знаю, что там не всё чисто.
С какой целью меня Дэн позвал в это место? Проверял, смогу ли перенестись? Или знает что-то о моих родителях? А сам откуда имеет такой доступ?
Стало обидно, не на маму, а на Дэна. Влюблённый, значит.
Мама меня обняла. И сказала, что, пожалуй, костюмчик стоит ей забрать, и никому знать о моём происхождении не стоит. Она дождалась, когда я переоденусь в домашнюю одежду и забрала наряд, оставляя меня наедине со своими переживаниями.
А после был семейный совет. Контакты с родственниками мы исключали. Никаких гулянок. Учеба и сразу домой. Папа потом сказал, что территория моего университета под его контролем. А мамина территория - школа. И это было важно, на кону были наши жизни.