|
|
||
БЕЛОРЫБИЦА Однажды Тарасюку Ивану выпало счастье побывать за границей. В то время его портрет был помещён уже на заводской доске почёта, а имя не сходило со страниц прессы. Иван тогда вступил в партию, его избрали бригадиром. Да и не зря, как выяснилось. Производственный план возглавляемая им бригада регулярно перевыполняла то на двадцать, а то и вовсе на все тридцать процентов. И так продолжалось почти три года. Ну, вот и наградили за это Тарасюка Ивана по-царски. Они отправились в страны Бенилюкса. Если кто не помнит уже об этом — так это Бельгия, Голландия, Дания и Люксембург, кажется. Вот такой был военный блок в послевоенной Европе в противовес странам, принадлежащим к Варшавскому договору, угрожающему всем остальным европейским странам насильственным присоединением и их в число таких счастливчиков. Программа путешествия в те маленькие, но довольно уютные капстраны была столь насыщенной, что времени на то, чтобы просто погулять беззаботно, побродить по городу в одиночестве, у Тарасюка почти не оставалось. Но он не унывал, а всё ждал подходящего случая. И вот в один прекрасный день ему всё-таки удалось хоть и на пару часов, но выйти в город без своих назойливых провожатых. А случилось это в столице Голландии Амстердаме. Город этот, конечно, был замечательный, только одно Ивана раздражало и не давало возможности отдыхать полноценно. Дело в том, что Иван ни слова не понимал по-немецки. Вот разве только «Гитлер капут!» да «Хенде Хох!» произносить и умел. Однако же позволить себе такие высказывания Иван не имел никакого морального права. О его поведении тотчас стало бы известно, а это могло иметь для него не очень приятные последствия. В общем, как тут ни крути, а туго ему приходилось. Ведь у них там всё на немецком да на голландском языке. Пробовали с Иваном изъясняться по-английски. Но Иван и по-английски, оказывается, ни в зуб ногой. Словом, без переводчика Иван выглядел в Амстердаме словно рыба, выброшенная на берег или как одинокая, ничего не понимающая собака. Хотя всё он видел и всё слышал, вот только сказать, к сожалению, ничего не мог в ответ. То есть, никто не мог понять, чего Ивану на Самом деле хочется или, что ему, скажем, в городе Амстердаме понравилось, а что наоборот — было не по душе. Долго Иван бродил в центре города, поражаясь обилию всяких товаров и еды, а после оказался он уже не в центре, а на одной из городских окраин. И обнаружил Иван там рыбный магазин. А догадался о том, что магазин именно рыбный Иван хотя бы по красочно оформленной витрине. У себя дома он таких витрин, как в Амстердаме никогда ещё не встречал. Даже в наших столицах: в Киеве, в Москве или на Привозе в Одессе, не попадались такие. Нет, там тоже было ничего магазинчики (отделка вся Европейская, джакузи, потолки подвесные), но всё же в Амстердаме витрина даже самого маленького рыбного магазина выглядела куда привлекательнее, чем у нас. Вдохновенный столь шикарной витриной, Иван решил заглянуть внутрь магазина. И, откровенно говоря, он был просто до крайности разочарован увиденным. Странно, но прилавки его были почти так же пусты, как и наши некогда. И это в Амстердаме, вы только представьте себе нечто подобное. Это в том городе, где от морей то и дело приходится защищаться. Всё же Голландия, кто же не знает, как тяжко тамошним жителям даётся каждый клочок отвоёвываемой у каналов земли. Прямо посреди торгового помещения стоял большой хромированный стол. А на том столе покоились всего лишь три огромных рыбины. И больше ничего. И до, и после — всё пусто. Просто не верилось, что такое возможно и в Амстердаме. Ну, как в абсурдной сказке какой-то... Пока Иван соображал, что бы это значило, время его пребывания на берегу катастрофически истекало. Может быть, этот магазин — всего лишь шутка какая-то? — ухватился, было, за подвернувшуюся на глаза ему первую же подходящую идею. — Ну, что-то вроде музея. Намёк на социализм. Вот гады, невольно подумал Иван, — ведь всё про нас знают. Издеваются. И только хотел он уж развернуться да и покинуть эту торговую точку, как откуда-то из глубины красиво оформленных подсобок появилась продавщица. С милой улыбкой на лице, приветливая. К нему подошла. А тут и несколько покупателей вошло. Поскольку вид у Ивана был растерянный, продавщица оставила его на время в покое, а обратилась она к вошедшим. Подвела их к этим рыбинам и давай их расхваливать. Вот какая, мол, рыба поступила. Чудо, а не рыба. Свежайшая. Жирная такая, просто пальчики оближешь. Странно, конечно, но общалась с ним продавщица почему-то по-русски. Словом, Иван всё понимал. Ну, что ж, прекрасно, подумал Иван. Наверное, это магазин специально для русских туристов предназначен. Вот и решил он немного задержаться в такой торговой точке, пообщаться с людьми сведущими в торговле. Но только присмотрелся Иван к рыбинам внимательней, как что-то ему показалось в них подозрительным. Непонятно что, но очень уж подозрительно всё это выглядело. Иван на всякий случай подошёл ближе и вдруг заметил с ужасом, что одна из них, словно собака была покрыта сплошной, светло-коричневой шерстью. Ворсинки лоснящейся шерсти её были вообще-то короткие, как и у короткошёрстых собак: бульдогов, бультерьеров, догов, боксёров и прочих собачьих пород. Но это ещё было полбеды, пожалуй, с этим как-то можно было и смириться. То, что вместо чешуи у рыбы была шесть — это куда ни шло, а вот тот факт, что у неё морда оказалась человекообразной, Ивана просто потряс. Подобных рыб он никогда ещё не встречал. Будучи заядлым рыбаком, Иван рыбный мир изучал специально давно уже. Много разнообразных книг и энциклопедий прочёл он. Нос у этой рыбы, правда, был чуть удлинённый, так же, впрочем, как губы, глаза и уши её, почти сросшиеся с вытянутой человекообразной мордочкой. В общем, как ни крути, но всё в этой рыбине очень уж напоминало именно человеческие черты, только слегка вытянувшиеся, очевидно, от сопротивления воды при движении в ней этого странного существа. Продавщица, к его удивлению, на эту рыбу внимания почти не уделяла. А расхваливала она как раз те рыбины, которые лежали рядом с этой, покрытой шерстью. Тарасюк рассмотрел и эти рыбины внимательней, и на сей раз, сказать по правде, он просто остолбенел от неожиданности. Оказывается, это были и не рыбины вовсе. Ужасное зрелище: на столе лежали почти разложившиеся, то есть, наверняка, проведшие длительное время в солёной морской воде, люди. Люди эти были в брезентовых робах, без головных уборов, а волосы их разбросаны были в том беспорядке, который как раз и характерен именно для утопших в морской воде. Они торчали спутавшимися меж собой клоками вперемешку с водорослями и с какими-то рачками или креветками, прочно запутавшимися в их волосах. А на ногах у этих трупов, которых продавщица упорно продолжала называть рыбинами, были грубые, из толстой свиной кожи башмаки. — Обратите внимание, — ничуть не смутившись тревожным вскриком Ивана, расхваливала товар продавщица, — а это, так называемые, белорыбицы. Очень вкусная рыба, между прочим. Рекомендую настоятельно. Рыба, должно отметить, свежая, прямо извлечённая воды. «Боже, какое кощунство! — подумал Иван. — Что вытворяют! Проклятые империалисты. Вот и вся их сущность! И вот он — хищный оскал буржуазных отношений, где человек человеку — волк и где нет места ничему человечному. Но почему же никто из присутствующих даже не возмущается? Они что, все ненормальные тут? Или они просто разыгрывают передо мной какие-то странные, просто нечеловеческие роли?» Потрясающе, но покупатели почему-то и вправду не обращали на возмутительную рекламу продавщицы никакого внимания. Как ни в чём, ни бывало, плотным кольцом расположились они вокруг стола, рядом с продавщицей, и деловито, ну словно на рынке, щупали этих мертвецов, прямо сквозь их одежду. Они продавливали в боках этих жутко раздувшихся утопленников ладошками, и пальцами, изо всех сил нажимали на их посиневшие щёки и на оголённые шеи. Некоторые из них приоткрывали мертвецам даже веки глаз, с неподдельным любопытством разглядывая зрачки. А один из покупателей, не удержавшись от соблазна, решительно раздвинул у одного из покойников губы, ощупал кончиками пальцев его зубы, ничуть не брезгуя и не смущаясь. Он так спокойно сунул в рот покойнику собственный палец, как бы проверив качество его зубов, что Ивана едва не стошнило. И тогда он не выдержал, решился заговорить. — Но это же люди! — с возмущением обратился Тарасюк к продавщице, — девушка, вы, что же людей обманываете? Ну, как вам не стыдно? Странное дело, но все они взглянули на него с удивлением. Как будто он заговорил с ними на английском языке. Именно поэтому, должно быть, его слова их нисколько и не смутили. «Чёрт знает что, — подумал тогда Иван о них с невольным раздражением. — Ну, как можно было оставаться равнодушными, имея дело не с рыбой, а с утопленниками?» Совершенно непонятным показалось Тарасюку их поведение. Ну, почему же все они такие бесчувственные? Понятно, что здесь человек человеку — волк, что кругом джунгли и что выживает только сильнейший, но чтобы вот так уж, чтобы питаться человечиной... Нет, это уж слишком даже для Амстердама. Что-то здесь не так. А, может быть, это всего лишь розыгрыш? Немного, правда, жуткий по сути своей, но всё-таки розыгрыш? — Товарищи покупатели — это же не рыба! — продолжил Тарасюк возмущаться. — Вы что же не видите? Зачем вы все здесь притворяетесь? Но покупатели к нему почему-то никак не желали присоединяться. Неужели все они к продавщице подлизываются? Ох, как же это знакомо многое в жизни повидавшему Тарасюку! Ах, эта жалкая, какая-то просто ублюдочная порой солидарность толпы! Угодническая она какая-то, заискивающая, пресмыкающаяся. Подумать только: ведь ради каких-то жалких говяжьих костей, они готовы друг друга и дерьмом измазать и на части один другого порвать. А вот только бы угодить розовощёкому мяснику, сквозь зубы обзывающих их телятиной. Чтоб отпустил он им этой вонючей говядины. Чтоб костей дал поменьше, да не нагрубил. Но покупатели покупателями, бог бы с ними, с этими жалкими людишками, а вот продавщица-то... Почему и она не желает замечать откровеннейшего безобразия? Неужели так трудно отличать утопленников от рыбин? Похоже, что и её, действительно, нисколько не смущает тот факт, что вместо рыбин она вынуждена предлагать своим клиентам каких-то обезображенных морской водой утопленников. Интересно, и кто они — эти несчастные? Может быть, это утонувшие во время шторма рыбаки? Судя по форме их одежды — это, пожалуй, ближе всего к истине. Если бы это были курортники, к примеру, или даже какие-то местные жители, их одежда не была бы такой грубой, брезентовой. А по мертвенной бледности лиц их и по чрезвычайной, до неузнаваемости, распухлости тел, можно было догадаться, что они достаточно долгое время провели в воде. — Господа, вы можете попробовать этой удивительной по своим вкусовым качествам рыбки, чтоб нисколько не сомневаться в её пригодности для употребления в пищу, - всё так и продолжала откровенно кощунствовать продавщица, беседуя с покупателями, которые, похоже, не только охотно ей подыгрывали, но и готовы были буквально на всё.... Ивана же эта милая с виду продавщица, похоже, просто игнорировала. Так, словно тот был для неё всего лишь пустым местом. Ну, ещё бы: ведь единственный из всех, кто был способен возмущаться, как раз и был Тарасюк! — Так не желаете, господа? Прошу вас. Ну, смелее. Ну, кто будет первым? И, не дожидаясь ответа с их стороны, продавщица с хрустом вдруг оторвала от одного из утопленников ногу его, вместе с башмаком. Нога поддалась продавщице неожиданно легко, даже без характерного хруста в костях. Трудно объяснить, с чем это было связано. Почему такими хрупкими оказались кости утопленника? Затем продавщица расшнуровала ботинок, оголив всю человеческую ступню: обескровленную, распухшую до огромных размеров. А, закончив с распаковкой имеющегося в наличии товара, если так можно было сказать о разорванных трупах, продавщица принялась отламывать от оторванной её усилиями ноги пальцы. Она протягивала их покупателям, каждому по очереди. Кусочек за кусочком, словно семечки. А те охотно и с аппетитом принялись жевать, предложенные им частички человеческого тела, да, знай себе, похваливать, как будто это и вправду было очень вкусно. От одного лишь вида с хрустом поглощаемых иностранцами человеческих пальцев, Тарасюка, наконец, замутило. Он долго держался, а тут не смог больше, вырвал. Прямо посреди зала. Однако едоков даже этот факт нисколько, кажется, не смутил. Разгрызаемые их мощными челюстями костяшки человеческих пальцев похрустывали на зубах словно семечки. Тарасюк не мог больше видеть всего этого, ему захотелось вдруг бежать оттуда. Бежать, куда только глаза глядят. И он уже направился, было, к выходу, но там был задержан опять той же продавщицей. — Вы что же, товарищ, — сказала она, цепко ухватив Ивана за локоть, — А убирать за вами, кто же будет? Пушкин? Нехорошо это. У нас так, знаете ли, не принято. — Да пусти ж ты меня, пусти! — пробовал вырваться от неё Иван, да всё бесполезно пока. Пальцы продавщицы были, оказывается, такие крепкие и цепкие в пальцах, словно слесарные тиски. Возможно, эта хрупкая, но только с виду женщина знала и какие-то боевые приёмы. — А вот и не отпущу, — отвечала она Ивану, — и не дёргайся зря. И хорошо, что тут открылась как раз настежь дверь, и в магазин ворвались не столько даже вспотевшие, сколько взволнованные его долгим отсутствием товарищи Тарасюка. Оказывается, они давно уж все его разыскивали все каналы, весь Амстердам с ног до головы обшарили, а нашли-то Ивана совершенно случайно. Один из этих товарищей, зная об огромном пристрастии Ивана к рыбалке, предположил, что тот, возможно, находится именно в рыбном магазине. Правда, таких магазинов в Амстердаме было бессчётное количество, так что искать в них заядлого рыбака — всё равно, что иголку в стогу сена. Но нашим туристам, как известно, всё по плечу. И нет таких преград на свете, перед которыми, наши люди в Амстердаме спасовали бы. Да они же, как только вошли сюда, да как увидели Ивана, так почти хором по имени его и окликнули. Стоит ли сообщать о том, как обрадовался Иван внезапному появлению своих товарищей в такой трудный для него момент. Дёрнулся Иван что было сил, вырвал свой локоть из рук растерявшейся продавщицы и скорей к ним. Проще говоря: дёру он дал. — Да пошли вы все! — только и успел крикнуть им Иван на прощанье. — Буржуи недорезанные! С радостью покинул Иван и этот странный, заморский магазин, и сам Амстердам, да и весь этот Бенилюкс с его несомненными противоречиями и контрастами между реальностью и вымыслом. Тот же журналист из местной газеты обо всех злоключениях Тарасюка и поведал миру. Ивана попросили дать для прессы что-то негативное из иностранной жизни, вот Иван всё и рассказал работникам боевого пера всё, что знал он об этом вопиюще-диком случае. Рассказанная в жутких подробностях история, произошедшая с нашим передовиком Иваном, буквально на следующий день была изложена журналистом в одном из ближайших номеров местной прессы. Статья так и была названа: «Жестокий оскал капитализма». Кстати, именно с тех пор ничего из иностранных продуктов Иван в пищу категорически не употребляет. |
|