Чесноков Василий Александрович : другие произведения.

Зима Тысячелетия. Главы 8 - 10

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новые главы романа. Увы, особой завязкой ещё и не пахнет. :)


Глава 8

  
   Этим вечером на улицах Тускола было привычно тихо. Местные старожилы еще помнили те времена, когда из Великого Рудника, что возле Северной Стены, как раз в это время возвращались сезонные рудокопы, и во всех увеселительных заведениях и просто на улицах города было шумно. Шахты Рудника уж как тридцать лет закрыты, из Столицы перестали приезжать гонцы за пивом, поэтому окромя своих балагуров шуметь в Тусколе стало больше некому. Только городская стража все строже и строже относилась к выпивохам, гуляющим по главной площади, и число их сильно поубавилось.
   В одном из домов на самом юге Тускола умирал старый Патриарх Воровской Гильдии. И жизнь покидала его вовсе не из-за преклонного возраста - к этому времени старику успело стукнуть восемьдесят четыре года. Во всем была виновата смертельная рана, нанесенная чрезвычайно острым кинжалом. Неизвестный нападавший действовал очень умело, и никто его не видел, но он проник в резиденцию Папы, проскользнул в его личные покои и сделал свое черное дело.
   Рядом с умирающим главой Гильдии находились три оставшихся в живых сотника и еще несколько приближенных. Патриарх раздавал последние указания своим подчиненным. Каждый, получив личное напутствие, только склонял голову в знак согласия и повиновения. После того, как Патриарх закончил говорить, он велел сотникам выйти. Остались только пять человек: его сын Рэммон, два телохранителя, казначей и Вуа. Она едва держала себя в руках, чтобы не разразиться рыданиями.
   - Слушайте меня, - сказал Патриарх, когда двери закрылись за уходящими сотниками. При каждом его вдохе слышались сипение и свист. - Я сказал Церангу продолжать готовить шпионов, а остальным - то, что должно делать им. Вам же я скажу нечто иное. Сын, подойди...
   Рэммон уверенно выступил вперед и преклонил одно колено возле кровати отца так, чтобы только он мог слышать обращенные к нему слова.
   - Ты вырос высоким и сильным. Мало кто может сравниться с тобой в искусстве владения стилетом. Об одном лишь жалею: ты рос без матери. Завещаю тебе найти ее и заботиться о ней так, как я заботился о тебе. Она моложе меня на сорок шесть лет и должна жить где-то на западном побережье... Ступай же тихо, но твердо. Отыщи ее.
   Патриарх взял один из свертков, разложенных на одеяле, и отдал его Рэммону. Это был прощальный подарок, который получал каждый достойный похвалы главы Гильдии. Что именно достанется тому или иному человеку, никто кроме самого Патриарха не знал. Можно было быть уверенным только в одном: это обязательно будет дорогой, а главное полезный дар. Рэммон поднялся с колена и осторожно развернул тряпицу. На его ладони лежал узкий кинжал с невероятно удобной рукоятью и красивыми ножнами.
   - Спасибо, отец, - сказал он, пристегивая подарок на пояс. - Ты всегда знал, чем меня порадовать...
   Патриарх жестом попросил его нагнуться еще раз.
   - Этот кинжал я нашел среди сокровищ южных земель Империи. Его имя - Летящая Сталь. Используй его расчетливо и внимательно...
   Коснувшись лба сына ладонью, он велел ему идти. Следом подошли два близнеца, Эстрин и Прад, служившие в личной охране Патриарха. Подошли понурые и хмурые, словно с тяжелыми мешками на спинах.
   - Не вините себя в том, что не смогли бы исправить. Человек, пришедший по мою душу был самой смертью во плоти. Вы сделали так, что я смог дожить до этого момента, так что я вами доволен...
   Они даже не развернули подарки и ничего вообще не сказали. Они все делали так, молча. И сейчас двум братьям нечего было сказать, нечем оправдаться, поэтому они просто склонили головы и вышли под тихие всхлипывания Вуа.
   Следом к одру подступил казначей, высокий и бледный, выходец из северных княжеств Куэлвеннда, старый друг Патриарха. Говорят, они вместе еще тридцать лет назад воевали со Старым Великаном. Имя казначея никто не знал. Даже сам Папа утверждал, что имя было утеряно во время путешествий по копям Рудника. Его так и звали по роду занятий.
   - Казначей, Казначей... Вот и пришло время делить наш запас.
   Тот грустно улыбнулся, поняв с полуслова, о чем шла речь.
   - Да. Не думал я, что придется так поступить, но иного выхода нет. Ты должен разослать деньги по адресам, которые я тебе дал давным-давно, и сделать это надо как можно скорее. Они ближе, чем мы считали! Так-то... Скажешь остальным, когда все уладишь. И не забудь прочитать им мое завещание.
   Получив из рук Патриарха увесистый мешочек, Казначей пожал своему другу руку и, уходя, притворил за собой дверь. В комнате остались только двое.
   - Иди сюда... - тихо позвал Патриарх. Вуа пошатываясь, подошла к умирающему и присела на край кровати. Из-за слез она практически ничего не видела: только неясные сияния свечей и грубые очертания предметов. - Я надеюсь, что мне хватит времени наговориться с тобой. Так много нужно сказать, так много!.. И не знаю с чего начать, хотя готовился заранее.
   Это жизнь. Так она начинается и так заканчивается. Приходим мы в мир голыми и уходим с пустыми руками. Но за нас остаются наши дети. Они продолжают дела, начатые нами, доводят до ума то, на что не хватило сил у нас.
   Ты - моя дочь. Теперь я скажу это прямо, без фокусов, потому что вырастил тебя как свою. В тебе не моя кровь, но силы мои и знания, которыми обладают единицы. Ты - моя дочь...
   Две блестящих полоски прочертили слезы на щеках Вуа. Она взяла руку Патриарха в свою ладонь, пытаясь придать ему сил, хотя бы на несколько мгновений продлить его жизнь, утекавшую как вода.
   - Скажу правду: на сына моего, Рэммона, надежды нет. Он грубый и прямолинейный человек, лишенный доли хитрости и смекалки. Но все это воплотилось с лихвой в тебе, чему я очень рад. Теперь, когда жить мне осталось от силы час-другой, я постараюсь рассказать тебе, для чего я был на этом свете, чтобы ты смогла продолжить идти к цели. Надеюсь, она у нас одна.
   Эльф... Столь неподатливая глина в моих руках! Я так долго работал над ним, чтобы сделать из простого комка изящную вазу, а в итоге сотворил собственную погребальную урну... Знаю, ты все еще считаешь себя виновной в том, что не смогла уговорить его вернуться в семью, но это не так. На что, скажи, я уповал, когда готовил Элдера к последнему заданию? Его репутации был нанесен серьезный ущерб, он был изгнан с позором, и я надеялся на его возвращение? Что за глупая мысль посмеяться над гордым эльфом и пряником вернуть его обратно?!
   Очень тугой узел завязался в тот день, когда эльф и эльфийка, последние из западных высоких, были казнены у подножия Большой Круглой Горы. Они были пойманы жрецами при попытке украсть лодку на пирсе. Уверен, что они не хотели ничего плохого, просто у них не было денег, чтобы заплатить за проезд. Это случилось как раз в то время, когда западные эльфы потянулись домой на восток. Уже тогда они почуяли неладное и стали исчезать с равнин Тусклой Долины. Эта семейная пара была последней во всей западной части Континента. Я усыновил их ребенка...
   Он был нужен мне. Очень нужен. Ты даже представить себе не можешь как! Потому, что ты не знаешь начало этой истории. Очень давно, когда мне было уже около сорока, я попал на один из островов в Южном Пограничном Море. Помню, что было жарко и влажно. Остальной экипаж нашего корабля, пришвартовавшегося у берега, отправился поохотиться в леса, а я задержался, чтобы посмотреть на чудесные раковины в песке. Я долго бродил по побережью, разглядывая их завитки, пока не устал. И тогда я прилег в тени дерева, чтобы немного отдохнуть.
   Мне привиделся сон, и был он настолько ярок и правдив, что до сих пор помню его во всех деталях, хотя прошла бездна времени. Там я оказался в волшебном эльфийском городе, бродил среди его хрустальных замков и сапфировых башен, пил чистейшую воду из родников, как вдруг с неба упала звезда. Она расколола большой фонтан на две части, и несколько башен оказались разрушенными. И голос с небес поведал мне: "Возьми его, когда поймешь, что это он. Прими его, когда омоешь руки. Взрасти его, если сможешь. Отпусти его во дни страха. И жди плоды трудов его. Они будут сладки и горьки"
   И все случилось, как в этом сне. Гораздо позже, когда мы заплыли в порт у южных отрогов Бескрайнего Кряжа, я случайно увидел тех несчастных эльфов у плахи. В глазах мужчины не было страха, а женщина будто боялась. Но не смерти, а чего-то более страшного. На руках ее лежал младенец, и когда я увидел его, то понял, что это он. Тот, про кого вещал голос. Но я бы не смог ничего поделать, если бы не они. Палач спросил последнее желание, и эльфийка показала на меня. Хочу, сказала она твердым голосом, чтобы моего сына воспитывал он. Все были удивлены, и я тоже. Но, повинуясь святому долгу, я усыновил мальчика.
   К этому времени Гильдия уже существовала, и однажды я понял, насколько судьба оказалась ко мне благосклонной. Ловкие пальцы эльфов издавна считались самыми лучшими для работы с ловушками и обирания карманов. Такой ученик должен был стать лучшим вором столетия или даже больше того, но мне и этого показалось недостаточным. Я жаждал чего-то еще, что не измерялось золотыми монетами. Возможно, он мог бы собрать для меня коллекцию древнего оружия и доспехов...
   Да, рано или поздно я воплотил бы мои планы в жизнь, но Судьба распорядилась несколько иначе. Летом 971 года в Великом Руднике я встретил одного странного человека, и он предложил мне деньги на строительство Гильдии в Нетсомнений и Абрале. Предложение не показалось мне очень заманчивым, и я отказался. Некоторое время мы виделись там, пили в забегаловках, говорили о делах. Он многое знал обо мне, и это настораживало. Но мой новый знакомый умел к себе расположить. Его, как и меня, интересовала власть, так что нам было о чем побеседовать. Теперь ты знаешь, где и при каких обстоятельствах я встретил барона Бирте-Дирте...
   Прошли годы, и случилось то, что я не смог предугадать: барон решил сместить меня и занять мое место. Как видишь, ему этого не удалось, и я люто возненавидел его. Многолетнее противостояние могло закончиться только смертью одного из нас. Я выжидал удобного случая отомстить, и барон тоже бездействовал. Затем я стал получать тревожные донесения от своих людей о том, что верные барону стекаются в крепость восточнее Тускола, в Оплот. Один из шпионов Гильдии проник туда и разузнал, что барон там. В моей голове начал созревать план. Когда он вполне был разработан и уточнен, я подослал к нему двух убийц, но одного он умертвил, а второго отправил обратно с письмом. Да он просто надсмехался надо мной, утверждая, что все мои попытки обречены на провал, поскольку он узнает о покушении задолго до начала его осуществления. Каким-то образом эта гнусь научилась предсказывать будущее с помощью магии!
   Я не остался в долгу и призвал на помощь северных шаманов Куэлвеннда. Из их бормотания я понял лишь одно, что убить барона можно случайно, и только случайно. Но не мог же я ждать еще сто лет, пока булыжник не свалится ему на голову? Тут подсобил Элдер. Не знаю, какая муха его укусила, но он попался. И меня как молнией ударило! В итоге не без участия шаманов я создал иной план, который и был воплощен.
   И здесь меня ждало жестокое разочарование. Помнишь про сладкие и горькие плоды из сна? Сладкий плод я получил и все гадал, когда же придет черед второго. Он не заставил себя ждать. Элдер убрал барона, но ускользнул от нас. Не прошло и трех дней, как из Империи за его головой прискакал советник, но по стечению обстоятельств погиб сам. Затем что-то страшное происходит в Оплоте: умерщвлен наместник, его подчиненные и пропадает дневник барона, который так был мне нужен! Вместе с ним исчезает и правая рука владыки кинжальников, Тайнерис Мерзкий, как и все мои надежды понять, чего добивался барон все последние годы. Он что-то затеял, нечто крупное и важное, раз тратил тысячи золотых, рассылая по Континенту своих посыльных. Мне так и не удалось раскрыть эту тайну. Потом до меня добирается имперец, мстя за глупую смерть своего хозяина... Почти все...
   Утомленный долгой речью, Патриарх пригубил воды и отдышался. Сначала каждое слово давалось ему с превеликим трудом, но под конец он обрел свое прежнее красноречие. Ненадолго он опять стал властным и сильным, прогибающим волю других. Через бинты стала проступать свежая кровь, и глава Гильдии воров продолжил уже глуше:
   - Барон мертв, и я умираю... Он успел сделать что-то такое, что пошатнет еще сильнее и без того потерявший равновесие Континент, а я не смог уследить за ним. Моя душа не обретет покой, покуда я не узнаю всего... Его дела продолжают жить в его прихвостнях, и я хочу... чтобы ты посвятила себя поиску. Твой подарок, возьми его...
   Патриарх угасал на глазах. Он стал сбиваться, вместо слов у него вырывались стоны, а на рубашке расплылось большое пятно крови, увеличивавшееся с каждой секундой.
   - Зима, в ней все дело, тысячелетие долой! - неожиданно четко выкрикнул он и без сознания повалился на подушки. Это были последние слова Патриарха воровской Гильдии города Тускола, произнесенные им в восемьдесят третий день Осени года девятьсот девяносто девятого.
  
   Похороны прошли тихо и без помпы. Присутствовали только самые близкие люди. Не было лишь Рэммона: повинуясь слову отца, он в тот же день отъехал на запад по дороге через мост и дальше к Большим Холмам. С самой ночи сыпали мелкие снежинки, то и дело, превращаясь в колкие льдинки, и свидетелям предания тела Патриарха огню пришлось пережить несколько часов непогоды. Но никто не посмел уйти до того, как пламя погребального костра пожрало тело главы Гильдии, и прах его был заключен в урну.
   По окончанию церемонии люди стали потихоньку расходиться, и вскоре у ворот крематория остались только двое. Казначей с непокрытой головой тревожно вглядывался в облачное небо, а Вуа грела руки в карманах шубы, бессмысленно уставившись в одну точку.
   - Когда ты уезжаешь? - спросил вдруг Казначей.
   - Почему вы думаете, что я куда-то собралась?
   - Не знаю... Патриарх разослал почти всех, кого куда. Может быть, нам по пути.
   - Я еще не решила, - честно ответила Вуа. При каждом выдохе образовывались клубы пара, тут же развеивавшиеся ветром. Зима подступала все ближе и уже стояла на пороге. - Идти надо, но куда?
   - Хороший вопрос, - согласился с девушкой Казначей. - Не хочу тебя торопить, но принять решение нужно как можно скорее. Патриарх попросил вывезти тебя за пределы стен Тускола и всячески помогать, пока нам будет по пути.
   Вуа кивнула. Ее названный отец отличался дальновидностью, которой можно было только завидовать. Именно она позволила ему так долго править Гильдией и привести ее к богатству и уважению. Раз уж он задумал какое дело, все вокруг обрастало смыслом, следуя планам Патриарха.
   - Думаю, мне стоит начать с окрестностей, - предположила она. - Нужен хотя бы один день на последний осмотр Оплота. Возможно, удастся что-нибудь там найти...
   - Сомневаюсь, ребята перерыли весь дворец и вынесли почти все ценное. Не был найден дневник барона, а все остальное прошло через мои руки.
   - Я хочу убедиться сама. В таких делах нельзя полагаться на третьих лиц.
   - Делай, как знаешь, - согласился Казначей. - Если хочешь, могу подвезти тебя до Оплота, а потом - посмотрим. Поехала бы со мной на Север: увидишь горы и снежные равнины.
   Вуа и вправду была бы рада поглядеть на северные чудеса, но на душе у нее было пусто и холодно, и все красоты меркли в пелене печали. Ей казалось, что жизнь потеряла смысл, а осталась одна туманная и призрачная цель, неясная и неопределенная. И теперь рядом никого не было, кто мог бы помочь мудрым советом, обнадежить, придать уверенности и бодрости. Единственное, что по-прежнему поддерживало Вуа - неугасимая воля Патриарха, над которой оказались не властны ни время, ни даже сама смерть. Аура его личности все еще присутствовала в этом мире.
   - Ты тоже его чувствуешь? - спросил Казначей, снова устремив взгляд на плотную завесу серых туч над их головами. - Будто он жив и сейчас выйдет к нам объявить новое назначение.
   - Немного не так. Что он у себя, а мы уже получили указания и надо работать...
   - Да, - вздохнул Казначей, - работы еще много.
   Мостовая за ночь обледенела. Всюду виднелись замерзшие лужи; лед был везде: на краях крыш, на ступенях лестниц, на парапетах и под ними. В такой холод немногие высовывали носы на улицу, предпочитая греться у каминов в теплых и уютных гостиных. Соответственно, самым страшным кошмаром для жителей Тускола виделись пожары на дровяных складах. Для Вуа эти проблемы больше ничего не значили.
   - Покидать родной край, это как? - вырвалось у нее. Она не хотела ничего спрашивать, просто мысли запросились наружу. Что-то непонятное творилось в ее душе, необъяснимое.
   Казначей ответил не сразу. Кому, как не ему знать это чувство острого страха, смешанного с воодушевлением. Давно, много лет назад, он сам оставил свой дом ради долгих лет скитаний по Континенту и за годы странствий пережил много всего. И щемящую тоску по семье и страх никогда больше их не увидеть.
   - Это так, будто взваливаешь себе на плечи весь мир и несешь его неизвестно куда. Но это потом проходит. Привыкаешь к дорогам, перестаешь оглядываться и просыпаться по ночам от кошмаров. Знай себе идешь. Возьми. Последний штрих...
   Из кармана своего тулупа Казначей извлек тонкий браслет на руку, закатал левый рукав шубы Вуа и нацепил его. Разглядев подарок, девушка ахнула. На ее запястье плотно сидела прозрачная трубка из сапфира, ограненная изнутри! Такие вещи изготавливались крайне редко, и стоили они целые состояния. На такой браслет можно жить в лучших гостиницах Столицы Империи добрую сотню лет.
   Разглядывая изящное украшение, Вуа вдруг заметила странную серую пыль внутри, заключенную в середину браслета, в нечто наподобие небольшого пузырька воздуха в драгоценном камне.
   - Это тоже его воля, - опередил догадку Вуа Казначей. - Теперь он точно всегда будет с тобой, как и хотел. Соберись в путь. Я жду тебя на пути от нашей конюшни...
   Оставив задумчивого Казначея у здания крематория, Вуа побрела узкими улицами к своему дому. Он находился недалеко от центра, на пути к восточным воротам, так что ей пришлось прогуляться. Но Вуа не торопилась, продлевая дорогие мгновения. Сейчас, морозным утром без солнца, она особенно остро почувствовала любовь к этому небольшому, но очень уютному городу. Здесь, на каменных мостовых, прошло ее детство. Здесь она выросла и ни в каких других городах не бывала. Соседние деревни не в счет: там и смотреть-то не на что! Оплот тоже не то. И вот появилась надобность уехать из Тускола, возможно, в очень далекие края, в самые холода. Про северные страны она много слыхала и от самого Казначея, и от Папы, но одно дело слушать страшноватые сказки про белых волков, нападающих прямо из-под снега, и совсем другое - отправиться туда самой.
   Любимая комната встретила ее теплом и уютом. Вуа сняла шубу и устало опустилась в глубокое кресло. Здесь, бывало, она проводила вечера за чтением книг из библиотеки Патриарха или просто отдыхала после выматывающих тренировок в Гильдии. И сейчас она откинула голову назад и прикрыла глаза. "Он ушел, значит, сможешь и ты", прозвучал голос Папы, такой ясный голос, будто он стоял у Вуа за спиной.
   Можно вот так сидеть и никуда не торопиться, подумала она. Так спокойно и тихо осенним утром в натопленном доме позавтракать... Потом отправиться в Тренировочный зал Гильдии, где к этому времени уже соберутся многочисленные ученики и ученицы. Провести там пол дня в тяжелых испытаниях тела и ума, чтобы после с аппетитом пообедать и - на лекции по Карманничеству, Взлому замков, Ловушкам, Тихому движению... И уже почти ночью вернуться обратно домой, без сил на что-либо кроме сна. "Не тяни время, собирайся".
   Уложив на самое дно мешка одежду, одеяло и много другого тряпья, Вуа упаковала несколько мешочков с сухими фруктами и немного вяленого мяса. Все это могло пригодиться когда угодно, как и пара трехлапых якорей с бухтой тонкого, но прочного каната. Связка отмычек самого высокого качества заняла свое привычное место на внутреннем поясе, куда кроме всего прочего была зашита сотня золотом. Отправляясь в дорогу, нужно взять с собой ровно столько вещей, сколько может потребоваться. Помня об этом, Вуа решила оставить большую часть гардероба и взять лишь самое необходимое. Гильдия будет следить за сохранностью ее комнаты, так что за оставляемое добро Вуа могла не беспокоиться. Но она все равно нервничала. Ее не оставляла мысль, что она могла забыть о чем-то очень важном. Откинув со лба прядь темных волос, она оглядела свое жилище.
   Оно было куда скромнее, чем то, в центре города. Ее официальный отец, Грецан Храк, которого за глаза звали папашей Хряком, жил в большом трехэтажном особняке. Именно там для пущей убедительности была разыграна сцена найма в проводники. Вуа, хоть и считалась дочерью Хряка, жила в отдельной комнате, пусть и недалеко. Она с тринадцати лет училась в Гильдии, и ей было нужно привыкать к самостоятельности. Привыкла она быстро и вскоре после начала занятий разлюбила бывать в гостях своего "папеньки". Он вечно надоедал своими поучениями о жизни, о людях и городах, что приводило Вуа в уныние. Патриарх - вот кто стал ей настоящим отцом! Если он и делал какие-то замечания, то кратко и по существу. Часто ругал, но и на похвалу не был скуп. Все это делало его замечательным учителем: он охотно делился секретами опасного ремесла, возможно, понимая важность каждой мелочи, показанной им. Будь то ловкое движение, позволяющее выскользнуть из мертвой хватки противника, или правильная походка при перемещении по открытым пространствам: все дотошно объяснялось и втолковывалось.
   Тащить на себе шубу не было никакого смысла. Ее тяжелая подкладка стесняла движения, а уж про верховую езду можно не говорить вообще. В мешок она тоже не помещалась, поэтому Вуа повесила ее в шкап. Порывшись по карманам шубы, она наткнулась на полотняный сверток. Подарок Патриарха! Там оказалась синяя бархатная коробочка с крошечным замочком и петелечками. Внутри, на шелковой подушечке, лежало резное кольцо из непонятного сероватого с голубым отливом металла, в которое был вправлен круглый камень светло-фиалкового цвета, полупрозрачный, с тонкой сетью граней. Каждый лучик света, попадая внутрь прекрасного камня, рассыпался на тысячи искр, сиявших звездным блеском. Кольцо не уступало ему своей красотой, поражая изящной формой и искусно выполненным орнаментом.
   - За что?.. - прошептала Вуа, дрожащими пальцами закрывая драгоценный приз. Волна горячей благодарности, смешанной со стыдом и смущением, захлестнула ее в одно мгновение. Да, Патриарх был очень богатым человеком, но разве она, простая ученица сотника Церанга, достойна такого дара?! Что она сделала для Гильдии в трудные годы? Ответов не было.
   - Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы продолжить дело Патриарха!..
   "Я принимаю клятву. Торопись, время не ждет!"
  
   Зачесав волосы назад, она собрала их в тугой узел на затылке. Так они будут меньше мешаться. Вязаная шапка завершила сборы, прикрыв голову от холодных ветров. Под шарфом в три оборота на ее шее висело ожерелье, тоже подарок Папы, на окончание школы новиков. И Элдеру оно понравилось, усмехнулась Вуа, вспоминая попытку эльфа прикарманить украшение. Она не винила его за это, потому как цена ожерелью была большая, и соблазн был велик. Правда, как оказалось, Вуа буквально чувствовала эту вещицу за десяток футов, если она не лежала на своем месте. Как бы то ни было, она такую ценность не собиралась оставлять на попечение неизвестно кому. Вуа не привыкла разбрасываться подарками столь дорогого ей человека. На память о нем, она решила почаще носить их: ожерелье, браслет и новое кольцо. Все вместе они очень гармонично сочетались с хозяйкой.
   А еще в мешке Вуа лежал скатанный плащ барона Бирте-Дирте. Он, не считая, конечно, двух клыков, - единственное, что осталось от бывшего владельца. Носить она его не намеревалась, но трофей есть трофей. Напоследок Вуа распахнула настеж окно, впустив потоки морозного чистого воздуха, перемешанного со снежинками. В Тусклую долину пришла зима. Отсюда, из окна второго этажа, город не был виден целиком, но она знала, что из каждой трубы идет дым, а каждая крыша медленно и верно белеет от выпадающего снега. В смятении чувств Вуа затворила створки и вышла во двор.
   Следуя указаниям Казначея, она отправилась к западным воротам. Он почему-то решил покинуть город не с восточной стороны, а с противоположной. Минуя арки над узкими улочками, Вуа думала о предстоящей дороге. Казначей не стал бы запутывать следы уже при выезде из Тускола без должной причины, а, значит, он был оповещен о возможных неприятностях. Кроме того, бумаги оформлялись через посредников на вымышленные имена, что наверняка добавит сложностей для желающих выследить, куда отправился санный экипаж с двумя пассажирами. Известие о смерти главы Гильдии распространилось со скоростью полета стрелы, так что таковые могли быть, скажем, представителями гильдий западных городов или теми же самыми кинжальниками. Они тоже остались без лидера, и теперь наверняка жаждали наживы. Именно кинжальники могли подослать убийцу, чтобы отомстить за смерть барона, но сомнения оставались. Слуги Двух Кинжалов не занимались вещами такого рода, предпочитая облавы и резню. Их воины носили легкую броню и были вооружены длинными мечами, предпочитая открытый бой. Они, правда, могли нанять человека со стороны или найти исполнителя в самой Гильдии. Но главное заключалось в том, что врагов у Патриарха было много, куда больше, чем друзей, и можно только догадываться, когда они решат нанести сокрушающий удар по ослабшей Гильдии. Патриарх перед смертью говорил что-то про имперца. Их тоже нельзя сбрасывать со счетов.
   Казначей встретил Вуа недалеко от храмовой площади. Экипаж уже был готов, и четверка лошадей нетерпеливо встряхивала гривами. Бросив свой мешок в ящик под сидением, Вуа села напротив своего спутника.
   - Не заметила слежки? - спросил он.
   - Если честно, не обратила внимание, - ответила Вуа, устраиваясь поудобнее. - Неужели кому-то интересно, куда мы направляемся?
   - Не знаю. Предосторожность редко бывает лишней. Следы на снегу особенно заметны. Но не будем терять времени. Эй, Эжеро, поехали!
   Конечно же, Вуа знала Эжеро. Он слыл самым большим знатоком по лошадям, управляя конюшнями Гильдии. Сама она скакунами не интересовалась, но с Эжеро была знакома лично.
   - Разве ему не надо следить за животными? - удивленно спросила она. - Я так понимаю, что Эжеро будет сопровождать вас и на север? Уйдет недели три, не меньше.
   - Его временно заменил помощник.
   Санный экипаж подкатил к воротам, и в дверцу сунулся заснеженный стражник.
   - Ваши бумаги, - попросил он. Казначей передал ему пакет с необходимыми документами и, получив разрешение на проезд, забрал их обратно.
   - Ну вот мы и на воле, - с улыбкой сказал Казначей, когда они выехали из-под арки западных ворот Тускола. - И едем на запад.
   - Но мне же нужно на восток, к Оплоту! Разве мы не договорились?
   - Мы сделаем небольшой крюк, - пояснил он встревоженной девушке, - чтобы сбить с толку стражу. Пусть думают, что мы отправились на закат.
   - Нам-то это зачем? - недоумевала Вуа. - Бумаги - в порядке, нас выпустили, к чему обманывать городских стражей?
   - Ну, у них длинные языки. Сами знают и другим расскажут.
   - Вы не договариваете, - заметила Вуа, - и это меня беспокоит. Кажется, дела идут далеко не так хорошо, как мне думалось. Верно?
   - Вполне вероятно, - уклончиво ответил Казначей, продолжая смотреть на мелькающие в окне заснеженные поля в пригороде Тускола.
   - Я жду подробностей.
   Казначей молчал, и Вуа даже показалось, что он не собирается отвечать вообще. Это значило, что ему было известно нечто, не предназначенное для ее ушей. Или же он просто не хотел ее расстраивать. Однако, Казначей вскоре заговорил:
   - Дела, можно так сказать, больше не идут. Фонд Гильдии развезен по адресатам, а его остатки я везу в Куэлвеннд, чтобы начать новую жизнь на родине. Патриарх перед смертью принял решение распустить все сотни...
   Значит, Гильдии больше нет, с грустью подумала Вуа. Но как же так, Патриарх позволил своему детищу рассыпаться словно карточный домик от порыва ветра? Разве он не потратил на него прорву сил и золота? Как он говорил, вся его молодость ушла на поиски средств для достижения целей. Кто-нибудь мог продолжить его дело! Не об этом ли говорил сам Патриарх?
   - Он, конечно же, знал, что делал, - добавил Казначей. - Он был волен поступить так, как ему захочется. Не могу сказать, что я согласен с ним во всем, да и никогда я с ним во всем не соглашался, но право окончательного решения принадлежало ему всегда. И он оказывался прав. В самых безысходных случаях Патриарху удавалось выйти сухим из воды, и все благодаря его выдержке и мудрости. Помню, однажды мы попали в жуткий шторм в морях Юга. Шквал налетел так неожиданно, что мы просто оказались не готовы к такому повороту дел. Только что светило солнце, и вот нас уже заливает гигантскими волнами! Патриарх пинками погнал матросов на палубу, чтобы те срубили обе мачты. Опустить паруса мы уже никак не успевали, а с ними нас ждала морская пучина и сумрачное дно. Если бы не он, быть нам всем кормом для подводных чудищ. Поверим ему и в этот раз...
  
   - Вот тот самый овраг, - сказала вдруг Вуа, указывая куда-то вперед. Казначей, сидевший против хода, выглянул в окно.
   - Здесь, значит, он и расправился с этими несчастными?
   - Несчастными? Не сказала бы. У них были арбалеты, и они убили нашего извозчика.
   - Случайность, - покачал головой Казначей. - Патриарх рассчитал все верно, и они не могли остановить эльфа.
   - А если б смогли, провалилось бы дело. Попади тот в него!..
   - Да. Опасность была, но, как ты говоришь, Элдер проходил особое испытание, которое, в конце концов, позволило бы ему доказать свою верность и свое качество подготовки. Без всего этого его задание превратилось бы в обыкновенную прогулку.
   - Прогулку?! - Последняя фраза привело Вуа в ярость. - Он чуть не погиб при схватке с бароном, а вы такое говорите!
   - Какая схватка? - удивился Казначей. - Эльф беспрепятственно проник в крепость, ему помогли бежать, привели его к убежищу барона, и все, что ему оставалось сделать, так это вонзить кинжал в сердце изверга. Он слишком долго проходил обучение у лучших мастеров, чтобы промахнуться или сделать что-либо не так. Не думаю, чтобы барон смог оказать хоть какое-то сопротивление...
   - И это все, что вам известно? О, да вы не знаете о десятой доли тех опасностей, с которыми он столкнулся на пути к барону. Ему никто не помогал выбраться из темницы! Каким-то образом он сумел освободиться и сделал это слишком рано. Мы чуть не прозевали его у статуи, и только в последний момент перекрыли пути к отходу!..
   - Спокойней, спокойней, - сказал Казначей, коснувшись ее рукава. Вуа отдернула руку и продолжила: - Барон не был простым человеком.
   - Конечно, - с легкой улыбкой согласился он. - Кровью и золотом он купил себе высокий титул, поместье в имперских землях и еще много чего.
   Девушка рассмеялась, но в ее смехе не было ничего веселого. Скорее, что-то истерическое.
   - Он вообще им не был! И уже довольно давно: примерно, с тех пор, как его умертвили в первый раз.
   - Не понял, - сказал Казначей, и улыбка исчезла с его лица. Он поправил выбившиеся из-под капюшона длинные седые волосы. - Что значит, в первый раз?
   - То и значит, что он был ходячим мертвецом! - Взгляд девушки стал жестким и колючим. - Игра оказалась слишком опасной.
   - Еще разок про мертвеца, - попросил Казначей. - Я опять ослышался?
   - Нет, не ослышались. Я не знаю, когда и как это произошло, но барон стал вампиром.
   Казначей родился и вырос в северном клане, в котором почитались древние легенды и сказания. В них фигурировало многое из того, что явно никогда не существовало: люди, дышашие огнем, летающие ящерицы и ожившие мертвецы. Но истории о них продолжали жить, передаваясь из поколения в поколение, немного изменяясь в деталях. В легендах упоминались и такие существа, которые днем скрывались от солнечного света, а по ночам в виде больших летучих мышей прилетали к жилищам людей и охотились на них, выпивая кровь. Жуть, да и только! Но в такие сказки верили только дети, а когда человек взрослел, то начинал понимать их бессмысленность. Бродячих мертвецов нет, потому что их никто не видел. Так он и сказал.
   - Элдер видел, - проговорила Вуа. - Это едва не стоило ему жизни.
   Казначей задумчиво потер подбородок. У него не было никаких оснований не верить названной дочери Патриарха или эльфу. Другое дело, что такой поворот событий представлял все в ином свете, и что устранение соперника в борьбе за влияние отныне виделось, как сложнейшее задание.
   - Патриарх знал об этом, - предположил он. - Но предпочел, чтобы вы об этом узнали сами. Иначе...
   Иначе ни у кого не хватило бы мужества пройти этот путь до конца. Знать, что твоя цель - опаснейшее существо, обладающее силой и злобным разумом, и бесстрашно выполнить приказ может только безумец. Вампиры... Бессмертные создания.
   - Он хотел выяснить, чем занимается барон в своей крепости, - рассказала Вуа. - А когда стало ясно, что тот затевает нечто серьезное, возникла неоходимость его устранить. И добыть все записи барона, все книги и вещи.
   - Книги я видел. Всякая непонятная ерунда на еще более непонятном языке. И слова, вроде, знакомые, а смысл неуловим. Очевидно, что барон использовал их для своих алхимических опытов. Это подтверждает множество колб и пузырьков, найденных в его лаборатории. Кстати, книги лежат в нашем сундуке позади тебя.
   - Патриарху было нужно не это, - со вздохом призналась Вуа. - Самое ценное, что находилось у барона - это его дневник. Вещи, собранные в его дворце, являлись лишь результатами его опытов, а причины и цели скрывались в его записях. Дневник не нашли.
   Казначей припомнил о кровавой расправе в подвале дворца, в которой погибли несколько человек и сам наместник Вилард. Ходили какие-то слухи, но доверять им Казначей не собирался. Осталось загадкой, что именно произошло в тот день, хотя стража прочесала все окрестности в поисках убийц. Все люди были задушены за короткое время вскоре после того, как они спустились в подземелье в поисках ценных вещей.
   - Значит, ты ищешь дневник?
   - Не совсем. Было бы неплохо его отыскать, но нужно понять цели барона и его стремления.
   - Барона ведь больше нет. - Удивляться было чему. Мертвые ведь не кусаются? Или мертвецы, единожды убиенные и не преданные огню, продолжают свое посмертное существование на земле?
   - Его подручные продолжают исполнять его приказания.
   Слишком неопределенно. Понимал это Казначей и сама Вуа, которой предстояла погоня за тенью могущественного властителя Двух Кинжалов. Все следы оставались туманными, и она слабо представляла себе свою конечную цель. Но в жизни в основном все именно так и бывает: путешествие в метель, в дождь, в туман, когда вокруг ничего не видно и неясно.
   - Думаю, ты справишься, - приободрил ее Казначей. - Справишься.
   Вуа с улыбкой пожала плечами, провожая взглядом проносящиеся мимо усыпанные снегом деревья. Там будет видно.
  

Глава 9

   Лес плавно сошел на нет, и дорога вывела через поле к решетке ворот Оплота. Всюду лежал чистый белый снег, и только темные тропки, протоптанные стражей у каменных стен крепости, выделялись на его фоне. Метель улеглась некоторое время назад, успев намести целые сугробы. Был легкий морозец, который, тем не менее, заставлял караульных шагать как можно быстрее.
   - Приветствую Вас, леди Вуалетт, - с изящным поклоном произнес начальник караула, когда из подъехавшего экипажа вышла юная девушка в сопровождении высокого господина. - Чем обязаны в столь неприветливую погоду?
   - И вам, здравствуйте, капрал Парисм, - ответила Вуа, подойдя чуть ближе. - Легкая непогода не могла остановить нас. Я хочу осмотреть у вас кое-какие здания.
   - Не возражаю. Позвольте только спросить, какие именно здания Вас интересуют?
   - Непосредственно дворец и несколько соседних домов, - ответила Вуа, немного нахмурившись. Капрал расспрашивал хоть и вежливо, но настойчиво и дотошно. - Может быть, еще пару в районе площади. Есть какие-нибудь затруднения?
   - Никаких затруднений! - угодливо заверил ее капрал Парисм. - Проезжайте, прошу Вас. Милости просим!
   Эжеро хлопнул вожжами и загнал экипаж во внутренний двор. Следом прошли Казначей и Вуа. За их спинами пророкотали лебедки, опустив решетку до самой земли. Нижние штыри точно вошли в углубления в камне, и по булыжной мостовой пробежала тяжелая дрожь.
   Нового наместника и коменданта пока не выбрали, и эти должности занимал старший по званию, капитан Местин. Он довольно любезно встретил нежданных посетителей, предложив отобедать с ним. Вуа была рада принять это приглашение, да и Казначей не собирался отказываться. Обед подали в приемном зале, где кроме Местина и двух его гостей были три повара, подносившие блюда. Через широкие окна на белую скатерть лился дневной свет. В перерывах между поглощением пищи капитан расспрашивал о тускольских делах, не преминув высказать соболезнования по поводу безвременной кончины столь уважаемого человека.
   - Подумать только, - сказал он, - в наши времена нельзя спокойно пожить! Стоит немного отвлечься, и все.
   - Это так, - подтвердил Казначей. Его спокойный взгляд серо-голубых глаз был направлен на самого капитана Местина, что начинало того нервировать. - А порой мы совершаем глупости, из-за которых потом жалеем всю оставшуюся жизнь. Так ведь?
   - Совершенно верно, - в свою очередь согласился капитан. После первых фраз гостей он стал понимать, что нагрянула проверка из Гильдии на предмет выполнения приказов, и каждое его слово тщательно запоминается. В попытке избежать ненужных и вредных слов он совершенно забыл, что он хотел сказать и, вообще, о чем шла речь! Напугавшись, капитан предпочел умолкнуть.
   - Ну, какие у вас тут дела? - непринужденно спросила Вуа, оглядывая большой зал, где они обедали. На стенах красовались ковры и картины, а потолок был увешан канделябрами по двадцать свечей каждый. При таком освещении можно гулять ночи напролет! - Вижу, вы здесь неплохо устроились.
   - Д-да, мы не все успели переправить в Тускол...
   - Это даже хорошо, - прервал сбивчивую речь Местина Казначей. - Нам будет на что посмотреть.
   - Правильно, - кивнула Вуа. - Капитан Местин, я понимаю - это не заобеденный разговор, но что же случилось в подвале дворца?
   Исполняющий обязанности наместника неожиданно почувствовал, что есть ему больше не хочется. Аппетит неожиданно уступил место желанию провалиться сквозь пол в погреб, а на спине выступил холодный пот. Каждый раз, вспоминая о том ужасе, он испытывал сходные чувства, но сегодня все было куда хуже. От него требовали подробных сведений, а что он мог добавить нового к многочисленным докладам, которые уже наверняка были представлены? Разве только, они хотят проверить его, капитана Местина осведомленность. Несмотря на прохладу в гостиной, он вспотел.
   - Понимаете, - начал он, - меня там не было...
   - Конечно, я вас поняла. И все же?
   - Ужасно, - вздохнул капитан, силясь припомнить детали. - Наместник Вилард в тот день управлял работами по обыску дворца. Верхние этажи были благополучно осмотрены, но оставался еще подвал, где, как нам было известно, проводил большую часть времени барон. Именно туда наместник с помощниками и отправились. Через пол дня стало ясно, с ними что-то случилось, поскольку никто из них на поверхность так и не поднялся. Только вечером несколько солдат с факелами спустились вниз и нашли тела семерых человек. Увы, все они погибли по невыясненной причине...
   - Что вы предприняли?
   - Я?.. Принял на себя командование по просьбе заместителя коменданта и... Стража проверила все окружающие здания, сам дворец и его подвал, но никаких следов, ничего.
   - Понятно. - Казначей задумчиво вертел в руках столовые приборы. - И что по-вашему там случилось?
   - По-моему? - нерешительно запнулся капитан. - Я... я не знаю.
   - Кто-нибудь осматривал тела? - спросила Вуа. Необходимо было выяснить как можно больше подробностей, прежде чем спускаться в логово барона. Неспроста все это случилось.
   - Да, наш лекарь.
   - Хорошо, возможно, мы успеем с ним поговорить.
   - Как вам угодно, леди Вуалетт.
   - Спасибо вам за трапезу, капитан, - поблагодарила она Местина, и тот почтительно склонил голову. - Думаю, самое время отправиться к вашему травоведу.
   Капитан под предлогом чрезвычайной занятости отказался сопровождать гостей и поспешно удалился, предоставив тех самим себе. Как только дверь за ним закрылась, Вуа сбросила столь не идущую ей напыщенность. И в Тусколе бывали случаи, когда надо было себя вести подобным образом, но манерам она была научена, хотя пользовалась ими по необходимости.
   - Слишком мягок, - веско заметил Казначей, шагая рядом с Вуа по расчищенной дорожке на площади. В ее середине как всегда возвышалась статуя воина с мечом, только теперь плечи великана были присыпаны снежком. - Для должности наместника он не подойдет. Ему самое место в свите какой-нибудь графини, где для его обходительности найдется должное применение.
   - По мне, так он неплох, - пожала плечами Вуа. Ее настроение немного улучшилось с той поры, как она покинула Тускол. Погода была отличная: даже солнце иногда просвечивало в разрывах плотных снеговых облаков, пробегая косыми лучами по каждой снежинке на пути. - Нельзя же все время командовать и водить войско в атаку. Иногда надо проявить тактичность.
   - Дорогая моя, тактичность не стоит путать со слабым характером.
   - Согласна, он казался немного растерянным, но хуже было бы говорить с наглым и беспардонным.
   Спорить с этим не приходилось. За долгое время работы в Гильдии Казначей насмотрелся на таких молодых и резвых парней, которые ломались на первом же испытании.
   - Будем надеяться, что ты права, Вуалетт. Не забывай, что Гильдия распалась. И пока здесь никто об этом не знает, все будет идти своим чередом. Рано или поздно они поймут и тогда... Хорошо бы капитан Местин оказался здравомыслящим правителем. Крепость невелика, но без помощи нашего золота им тут придется тяжело. И еще, мы, как я думаю, не собираемся к старику-лекарю?
   В ответ Вуа лукаво улыбнулась. Они обогнули статую, прошлись в ее тени, и далее улочка повела их к мосту через канал. В это время года он был сух, наполняясь только во время весеннего таянья снегов и летних с осенними дождей. Сам мост оказался скользким, так что им пришлось хвататься за перила. Спуск дался им намного легче, и они зашли под крышу, образованную нависшими над мостовой трехэтажными домами. Стало сумрачно, поскольку солнце не проникало в это укромное место.
   - Он ведь шел именно этим путём? - спросил Казначей, когда они дошли до первых ступеней лестницы наверх. - Здесь точно некуда свернуть...
   - Да. - Голоса гулко отражались от каменного навеса над их головами, затихая где-то вдали. - Ему не дали уйти чуть раньше, а тут и правда другой дороги нет. Там, наверху, парадный вход во дворец барона.
   Они поднялись по ступеням, а Вуа все гадала, как Элдеру тогда удалось проскользнуть мимо двух стражей-кинжальников и справиться с ними без особой возни? Видно, он не зря считался одним из опытнейших следопытов и шпионов, раз сумел так ловко расправиться с двумя вооруженными людьми.
   - Не закрыто! - удивился Казначей, когда толкнул массивную дверь на не менее массивных кованых петлях.
   - Еще бы, здесь все вычищено до мелочей, а все ценности отправлены в Тускол, как и было приказано.
   Казначей ухмыльнулся. Редко кто из когда-либо сотрудничавших с Гильдией делал это без желания обогатиться на сотню-другую золотых монет. Были и те, кто работал за серебро, но работать даром дураков не находилось. Наверняка, далеко не все попало в мешки, переправленные в Тускол, а кое-что осело в карманах здешних солдат. Оно и к лучшему, ведь Фонд Гильдии уже не сможет заплатить им. Есть надежда, что они останутся довольны и этим.
   Они вошли внутрь, и Вуа повела Казначея через большой темный зал. Здесь было грязно, повсюду валялись обломки досок и осколки камней. С той поры, когда она была здесь последний раз, чище во дворце не стало.
   - Осторожней, - предупредила она, - смотрите под ноги, а то можете наступить на что-нибудь острое!
   И без предостережения Казначей был начеку. Он шел по следам девушки, предоставляя ей возможность выбирать более безопасный путь. Она упоминала ловушки на полу, но на их счастье ни одна не попалась на пути.
   - Мы идем к спуску в подвал. Надо осмотреть его получше. Не думаю, что его тщательно проверяли: после семи смертей за один день мало кто согласится долго побыть под землей, рядом с местом их гибели, - пояснила Вуа, поднимая оброненную кем-то заготовку факела. - Посмотрите вокруг, здесь должно быть еще несколько таких.
   В углу нашлась целая связка факелов, которую Вуа решила взять с собой вниз. Мол, сможем побыть там подольше. Казначей высек сноп искр на смоленую тряпку, и огонь занялся. Потом, запалив еще один, они спустились по винтовой лестнице вниз, под землю.
  
   - Что выберем? - спросил у девушки Казначей, когда они оказались перед развилкой. - Есть мысли?
   - Никаких, - созналась Вуа, прислушиваясь к звукам из темноты. - По-моему, нет большой разницы, с какого начинать. Нам все равно надо осмотреть каждый уголок. Не думаю, что тоннели очень длинные и запутанные.
   Выбрав левый поворот, они прошли поднятую решетку и вскоре оказались в просторной подземной комнате, заставленной железным хламом. В дальнем углу стояла дыба, а пыточный стол расположился посередине. Казначей задел что-то ногой, и оно зазвенело. Он поднял с пола острый изогнутый нож с зазубринами на верхней части лезвия. Выглядел инструмент так, как будто его вымачивали в воде лет пять, однако им можно было работать.
   - Тут барон пытал пленных, - сказала Вуа, поджав губы. Сколько верных Гильдии отдали свои жизни в этом подвале? - И здесь уже кто-то побывал, судя по беспорядку. Возможно, именно в этой части подвала и погиб наместник Вилард. От чего?
   Ответа пока не было. Казначей прошелся вдоль неровных рядов пыточных механизмов, а Вуа заглянула в открытую дверь. Рядом была такая же, но закрытая. В скважине открытой торчала связка ключей, и Вуа не сомневалась, что они открывают здесь все. За дверью была маленькая каморка без признаков мебели. Просто голая комнатушка, если не считать трех цепей, концы которых уходили куда-то в стену. Девушка живо представила себе, что они могли держать человека прижатым к стене. Карцер...
   Казначей тоже зашел внутрь и согласился с ее догадкой:
   - Да, барон мог содержать в этой камере одного или двух пленных. И это объясняет загадочную смерть наместника и его подначальных. Дверь сюда была открыта, так? Почему бы пленнику все еще не находиться тут, прикованным цепями? Представь себе, что он сошел с ума и поубивал своих освободителей.
   - Всех семерых? Странно, что ему это удалось.
   - Меня это не удивляет, - заявил Казначей, возвращаясь в пыточную. - Спускаясь сюда, они могли не захватить оружия. И потом - безумцы часто имеют недюженную силу, которую им придает их бесноватость. Мы, северяне, многое знаем об этом.
   Вторая камера, которая была закрыта, оказалась обчищена, и сундук в ее углу пустовал. На столе обнаружилась подставка под большую книгу, но она была так же пуста. Судя по всему, фолиант забрали не так давно.
   - Нас опередили, - сказала Вуа, закрыв за собой дверь. Связку ключей она решила взять с собой на тот случай, если где-нибудь еще что-то окажется закрытым. - Здесь ничего не осталось, так что мы можем продолжить поиск в другом тоннеле.
   - Я немного осмотрелся здесь, но ящики пусты, - отозвался Казначей, пробуя на остроту длинное, слегка изогнутое лезвие найденного им ножа. Его вид, как, впрочем, и остальных инструментов, был жалок и непригляден, но это впечатление было обманчивым: таким ножом можно было бы легко бриться. - Мы идем дальше...
   Они вернулись по проходу к развилке и свернули во второй коридор, и он скоро уткнулся в железную дверь. Попробовав несколько ключей, Вуа, наконец, подобрала нужный и отомкнула замок. Дверь открылась на удивление легко и бесшумно. У дальней стены комнатки за дверью было прямоугольное возвышение, на котором лежал большой удлиненный короб. Крышка от него валялась на полу, возле входа. Сам короб к середине чуть расширялся, а к сторонам сужался. При желании, в него мог легко улечься человек среднего роста.
   - Это что еще за штука? - недоуменно спросила Вуа. Ничего подобного она раньше не видела и не слышала ни о чем похожем. - Зачем здесь эта коробка?
   - Саркофаг, красиво украшенный гроб, - пояснил Казначей, подводя девушку ближе. - У нас на севере, как, впрочем, и у вас, умерших принято сжигать на кострах, закрывая прах в урнах. Однако, многие народы соблюдают иной обычай: они кладут тело в деревянный гроб и закапывают его в землю. В других краях тела натирают особым составом, и оставляют их под землей в саркофагах, где они могут сохраняться многие сотни лет. Одни люди верят в то, что после смерти человек должен вернуться в объятия матери-земли. Другие - в то, что тело должно остаться в неприкосновенности. Ничего не поделаешь: только так душа умершего может вновь вернуться в следующих поколениях.
   - Саркофаг? Тогда я знаю, кто в нем лежит.
   Заглянув в гроб, Казначей и Вуа увидели полуистлевший остов человека. Череп провалился в нескольких местах, а остальные кости были неккуратно разложены по дну, словно кто-то неумелый пытался собрать скелет из разрозненных частей. Между костями лежала серая пыль.
   - Это барон, - представила Вуа кучу праха. - Теперь я вижу, что ему конец, и нам он больше не повредит. Никогда не думала, что саркофаг ­- это такая коробка. Каждым утром вампир должен возвращаться в свой склеп, иначе он исчезнет.
   - Откуда ты все это знаешь?
   - Читала книги. И слушала страшные сказки.
   Казначей сделал еще несколько шагов к саркофагу. Под каблуками его сапог что-то хрустело, как бы осторожно он не ступал. Возможно, это были осколки костей.
   - Какая мерзость, - с отвращением произнес Казначей, рассматривая останки. - Такое ощущение, что он тут пролежал лет пятьсот!
   Однако, с момента его смерти прошла лишь неделя, и оставалось только догадываться, отчего скелет так быстро разрушился. Обычно проходило несколько сезонов, прежде чем тело разлагалось до такого состояния. Воздух, правда, здесь был сырой, но не настолько же! А кости частью уже почернели, и достаточно было коснуться их, чтобы они рассыпались в костяную муку.
   - Вот теперь я готов поверить во что угодно. Даже в летающих ящериц. Смотри, на верхней челюсти не хватает двух клыков. Ты говорила, будто зубы барона достались тебе...
   Казначей оказался прав: два клыка отсутствовали. Вуа не решилась взять и проверить, совпадают ли впадины в челюсти с корнями клыков. Просто не решилась.
   Сменив факелы, они собрались уходить, но Казначей уставился на крышку саркофага на полу и не сводил с нее глаз. Он рассмотрел какой-то знак, нарисованный с двух сторон, и пытался понять, что же такое на нем изображено. Белое кольцо хорошо сохранилось, а рисунок внутри него потускнел.
   - Что тут на твой взгляд? - спросил Казначей. При плохом свете трудно было сказать что-то определенное.
   Вуа присела на корточки рядом со знаком, и осветила его факелом. Вглядывалась долго, осторожно водя пальцем по заметным линиям, пытаясь восстановить все изображение. Наконец, ее палец замер в центре кольца.
   - Знаете, похоже на снежинку. У нее семь острых лучей. Но... разве снежинки такими бывают?
   - Семь лучей, - повторил Казначей и задумался. В его памяти всплывали разные знаки и печати, встречавшиеся в странствиях за долгие годы. Чего только не было на них: животные, птицы, деревья, Солнце, Луна и звезды. Даже пришло на ум несколько фамилий. Фамилий...
   - Хм, это может быть фамильный герб, - медленно проговорил он. - Я не могу точно сказать, сколько лучей было на том гербе, но похожий родовой знак принадлежал одному из вождей клана, который обитал у самых берегов Ледяного Моря. Далековато отсюда, но почему бы и нет?.. Вопрос в другом: что делает семилучевая снежинка в логове барона-вампира? И рисовалась она немного по-другому.
   - Мог ли барон принадлежать этому клану? - Из-за двери потянул сквозняк, и по стенам склепа заплясали отблески факельного света. - Тогда все легко объясняется.
   - Вампир из северных княжеств... Будь я дуб, если знаю. Могу сказать точно: я никогда о нем не слышал, пока жил в Куэлвеннде.
   - Пойдемте-ка отсюда, - предложила Вуа, оглядывая серые стены. - Мы и так тут застряли, хотя ничего путного и не нашли. Я не хочу ковыряться в его саркофаге, простите уж.
   Казначей кивнул, и они стали выбираться наружу.
  
   - Что нам стало известно? - спросила сама себя Вуа, с наслаждением вдыхая свежий воздух после затхлого подземелья. Они с Казначеем стояли на площадке перед лестницей у входа во дворец. - Не так много, если не сказать "ничего".
   - Ты недооцениваешь проделанную нами работу, - возразил Казначей. - Например, помнишь цепи в стене? Теперь мы знаем, что там был пленник. Ни о чем таком капитан нам не сообщил: будет, что сказать нашему другу при встрече. А подставка для книги? Пуста, хотя я не припомню книгу такого большого размера. Опять-таки, не утаил ли ее кто-нибудь из местных? Другое дело, что мало кто понимает истинную ценность книг, предпочитая звенящую монету.
   - Вы правильно говорите, но дневник мы все равно не нашли!
   - Ничего, у нас есть герб, - напомнил Казначей. - Семь лучей и белое кольцо.
   - И что с того?
   - Пока не знаю.
   Да и никто, наверное, не знал. Отсюда до Ледяного Моря пролегали сотни и сотни миль, а побережье растянулось на всю тысячу. В снежной пустыне мало кто обитал: люди, даже крепкие и выносливые северяне, предпочитали селиться чуть южнее, где дыхание закованного в лед моря было не таким обжигающе холодным. Только несколько кланов продолжали жить за Чертой, которой называли узкую цепь гор, тянущуюся примерно посередине между линией берега Ледяного Моря и Северной Стеной. Один из этих кланов считался самым древним: клан Острого Снега. Прародитель клана, Сархтон Дварп, восемьсот шестнадцать лет назад основал Куэлвеннд, а точнее его самое северное княжество. Как гласят легенды, он перешел через Черту, спустился на равнину и со своими людьми построил крепость Вурганнэр. Ее стены были сложены из прозрачного льда, который оказался прочнее камня. Такой редкий по прочности материал добывали с больших глубин: в особых шахтах. И когда строительство Вурганнэра было закончено, Сархтон Дварп, как самый старший, выбрал символ клана - семилучевую снежинку. С тех пор прошла прорва времени. Острый Снег потерял былое величие, его кланники рассеялись по всему Северу, а крепость Вурганнэр пала под натиском холодных ветров и буранов. Много лет ходили слухи о том, что Острый Снег продолжает жить за Чертой, хотя никто из ныне живущих куэлвенндов там не бывал: ледяная пустыня очень неохотно отпускает путешественников живыми.
   - Я устала и потерялась, - прошептала Вуа. - Подумать только, не прошло и дня, а меня уже окутал плотный туман отчаяния!
   - О чем это ты? Ободрись, жизнь только начинается. Неужели ты готова сдаться?
   - Конечно, нет. У меня нет иного выбора. Есть еще одна, последняя ниточка к барону, но она такая тонкая, что я боюсь потянуть за нее. Нить порвется от небольшого усилия. Тайнерис, неуловимый помощник барона. Он был здесь, когда мы с Элдером прибыли в Оплот. Одним из первых он обосновался в крепости кинжальников и за все долгое время не покидал ее стен. Барон доверял ему, как самому себе, и Тайнерис наверняка знал обо всех делах Бирте-Дирте. Только среди арестованых поборников Двух Кинжалов его нет. - У Вуа был удрученный вид. Казначей понимал, какая сложная задача стоит перед этой молодой девушкой, и мысленно пожелал ей удачи и решимости. Порой именно они могут заменить опыт и хладнокровие.
   - Значит, он избежал поимки.
   - Да. И это очень плохо. Он. например, мог захватить с собой записки барона, поскольку знал, какую ценность они представляют. Он ушел от наших наемников и теперь может направляться куда угодно! Мне никогда не найти его.
   - Тогда не стоит и думать об этом. - Вуа взглянула в глаза Казначея. В них светилась мудрость, которой так сильно не хватало ей. - Ты тревожишься о том, чего тебе не изменить. Забудь о Тайнерисе. Придет время вспомнить о нем, а пока нам надо решить, что делать дальше.
   - Ничего путного не приходит на ум.
   - Тебя что-то тяготит? Признайся...
   - Нет ничего такого. Просто не думается и все.
   - Ладно, я помогу тебе.
   Девушке очевидно требовался совет. Она была еще слишком молода, чтобы правильно расходовать свои силы. Молодость - она такова: кажется, что можешь все и сразу, и только с возрастом приходит осознание бесполезности суеты.
   - Мы побывали только внизу. Ты говорила, что есть еще несколько мест, где часто бывал барон, и где он занимался своими исследованиями.
   - Да, - уныло ответила Вуа. - Есть лаборатория на втором этаже дворца, но Вилард с солдатами обшарили каждый уголок.
   - Ты также говорила, - с улыбкой проговорил Казначей, - что не стоит полагаться на исполнителей. Мы должны сделать этот шаг, и как знать, возможно, он откроет нам нечто важное, что поможет нам в дальнейших поисках!
  
   - На этот раз факелы мне не потребуются, - сказала Вуа. Казначей спорить не стал, провожая взглядом взбирающуюся по приставной лестнице к потолку первого этажа девушку. Иного пути наверх найдено не было. Видимо, лестницу здесь обрушили намеренно, чтобы обезопасить помещения наверху от посторонних любопыных. Как же тогда туда попадали барон и его люди? Где-то наверху наверняка была спрятана выдвижная лестница или нечто похожее.
   Второй этаж оказался ещё грязнее, чем первый. Тут и там валялись огрызки досок, разбитые ящики и другой мусор, а через распахнутые на юг окна намело приличное количество снега. Куда бы не бросала Вуа свой взгляд, везде была разруха, повсюду царил хаос. Найти что-либо ценное в этих кучах отбросов не представлялось возможным. Она надеялась, что в другом крыле здания осталось хоть что-то невредимое. Надо отдать должное наместнику Виларду, подумалось Вуа, его подручные проделали немалую работу. За такое короткое время дворец барона стал пуст, как осенние поля. Она прошла несколько шагов по коридору.
   Ничему другому эта комната служить не могла, судя по удобным столам и обилию колб с бирками. Лаборатория барона также пребывала в опустошении, поэтому Вуа стала тщательнейшим образом обшаривать многочисленные комоды и ящики столов. Те, что стояли возле двери в коридор, были хоть немного освещены, однако, в остальную часть лаборатории свет не проникал. Пожалев о своих словах на счет факелов, Вуа прошлась вдоль противоположной стены, где должны были находиться окна. Они оказались на месте, только каждое было плотно прикрыто деревянными ставнями и забито гвоздями. Под руку ей попался ржавый топор, и она, как следует размахнувшись, всадила лезвие аккурат по середке. В ставнях образовалась щель, через которую стал пробиваться дневной свет. После шестого или седьмого удара доски разлетелись в щепу. Прорубив еще два окна, Вуа устало отбросила тяжелый топор и огляделась. Стало очевидно, что и тут вряд ли что осталось: пол был усеян битым стеклом, а перевернутые ящики были разбросаны по всей лаборатории. Но погромщики явно торопились, поскольку часть ящиков осталась на местах. И работали они, похоже, в темноте.
   Вуа выдернула из гнезда первый попавшийся ящик и высыпала его содержимое на стол. Разлетелись желтоватые листки пергамента, и на поверхность стола выпала небольшая книжка. Изрядно потрепанный переплет говорил о ее частом использовании. Она провела кончиками пальцев по поверхности книжки: она оказалась неровной, будто бы с тайным рисунком. Раскрыв находку на первой же странице, Вуа погрузилась в чтение...
  
   "Двенадцатого дня весны сего года я начал свой путь, не имея даже представления о том, что мне предстоит сделать. Я блуждал в пустырях и не ведал своей Судьбы. Но рука господина направила меня, и я обрел смысл существования, получил откровение, благодаря которому я смогу заручиться благоволением всех Сил многих миров. Да свершится так вопреки козням моих противников.
   Параграф 1. Суть
   Немногие посвященные владеют доступным мне Знанием, и уж тем более немногие дерзают изыскать пути Его воплощения, пути опасные в самой их сути. В чем истинная причина моего творения и моих опытов, знают только я и господин, направивший мой разум в русло мудрости и власти..."
  
   - И это все? - возмутилась Вуа, когда ровный рядок букв вдруг оборвался жирной неровной кляксой, стекшей до самого низа страницы, от чего на всех последующих остались синие следы. Пролистав почти до конца, она не обнаружила продолжения, хотя начало оказалось многообещающим. - Не может быть! Опять неудача...
   Среди мелькания пустых листов вдруг проскочили перечеркнутые и заштрихованные. Листая помедленнее, Вуа наткнулась на несколько десятков строчек. Это были девятнадцать предложений, каждое из которых оказалось аккуратно подчеркнутым, а цифра в начале обведена. Кроме последнего, которое, ко всему прочему, было написано на непонятном языке. Даже отдельных букв не удалось разглядеть, поскольку все сливалось в единую вязь штрихов, петелечек и кружков. Заложив на этом листе книгу, Вуа переворошила оставшиеся ящики, но ничего интересного не нашла. Везде была пыль и грязища. Ей ничего не оставалось сделать, кроме как собрать разлетевшиеся листки, сложить их между форзацами найденного неоконченного дневника и с выражением крайней досады на лице покинуть тайную мастерскую барона.
   Подступив ближе к краю дыры в полу в главном зале второго этажа, Вуа села на корточки и прислушалась. В этом мрачном месте должна была стоять столь же мрачная тишина, но вопреки всему откуда-то снизу доносились обрывки разговора. Два мужских голоса были едва слышны. В конце концов, почему бы Казначею и не поговорить с кем-нибудь, пока она там ковыряется в хламе? Удивившись собственной подозрительности, Вуа воспользовалась лестницей и спустилась вниз. Осторожно обойдя весь зал, она никого не увидела, а, оказавшись у выхода, замерла у дверей.
   - Господин, мне не хотелось бы никаких неприятностей. - Голос не был ей знаком, слегка сипловатый, со слабым акцентом. - Видите ли, возникли некоторые разногласия...
   - Не хочу даже слышать об этом! - Отвечал Казаначей, и, похоже, он сильно гневался. Оставалось подождать совсем немного, чтобы выяснить причину. - То, о чем вы изволите говорить - полнейшая чушь. Не знаю, кто отдал вам такой приказ, но исполнять я его не советую!
   - Но нам до сих пор не заплатили!
   - И что, из-за маленькой задержки вы готовы испортить наши отношения? Не мелите чепухи, скоро все образуется. Вам заплатят за труды. Насколько мне известно, наместнику Виларду был передан задаток в тысячу золотых. Это большая сумма, и я надеюсь, что она поможет вам ждать.
   - Тысячу?! Я ничего об этом не знаю...
   - Значит, вас уже надули. Причем, ваши же люди! Идите и передайте капитану Местину, что мы пробудем здесь до следующего утра и завтра покинем крепость. Завтра же к вам прибудет посыльный с наградой.
   Разговор снаружи прекратился, и Вуа выглянула из-за дверей. Казначей стоял на ступенях, держа руки в карманах тулупа, и жмурился на солнце. Похоже, что от прежнего гнева не осталось и следа. Или он так хорошо управлялся со своими чувствами, или очень хорошо изобразил приступ ярости.
   - Что случилось? - спросила она, закрыв за собой двери. Казначей повернулся к ней и грустно улыбнулся.
   - Они хотят денег, - ответил он. - Смерть Патриарха избавила их от страха, будто они уже знают о распаде Гильдии. Бред, конечно... И еще они запретили нам появляться на этой стороне канала. Представляешь, просто запретили!
   - Но ведь мы уже там.
   - Да, поэтому стража и хотела нас отсюда попросить.
   - Вы сказали им, что завтра привезут золото... - Вуа подошла к парапету и глянула вниз. Боковая кладка была сложена неровно, и отдельные камни то тут, то там выпирали из стены. При желании, можно было бы залезть именно здесь.
   - Это ничего не меняет. Они здесь освоились, обжили казармы, несколько зданий в восточной части Оплота и уже считают крепость своей. Людей Гильдии тут больше нет, и следить за ними некому, так что теперь это их дом. Понимаешь, многие из этих наемников служили неизвестно где, в каком захолустьи, и они не знают, что такое тепло камина в твоем собственном жилище. Даже самые стойкие солдаты рано или поздно приходят к одному и тому же: им нужно место, куда бы они могли возвращаться. Кто знает, возможно, они построят хороший город.
   - Не похоже, - покачала головой Вуа. Заправив выбившиеся из-под шапки локоны, она продолжила: - Воины не умеют строить, они лишь разрушают. Сомневаюсь, что они смогут пересилить себя и заняться мирной жизнью.
   - Ты плохо знаешь этих людей, - возразил Казначей. - Они не головорезы с большой дороги, а наемники, которые служат на деньги. Да, среди них есть отчаянные рубаки, но многие взялись за это дело из-за бедности. Это их шанс устроить свою жизнь так, как им хочется.
   - Ну-ну, и мы их обманываем, лишая такого шанса. Награды-то не будет. И про тысячу золотом вы тоже соврали.
   - Нет, - улыбнулся Казначей и стал спускаться, - это чистейшая правда! Она была тайно передана в Оплот для "поднятия боевого духа" еще до устранения барона, а то, что деньги не дошли до простых наемников, так в этом виновато слишком жадное командование этой гвардии.
   - Тогда достанется капитану Местину, поскольку теперь он тут во главе, а, стало быть, и верхушка тоже он. - Вуа было немного жаль капитана. Он так гостеприимно их встретил, без сторонних напоминаний накормил обедом и вообще, вел себя очень благопристойно. Скорее всего его в ближайшее время снимут с кресла.
   - Ничего, для него это будет неплохим испытанием на прочность. Как, по-твоему, Местин собирается управлять Оплотом, если даже небольшая проблема со звонкой монетой ставит его в сложное положение? Ему многое предстоит понять и уяснить, если он, конечно, хочет остаться тут надолго. В армии не терпят слюнтяев.
   - Не будьте такими жестокими, хорошо? - Казначей рассмеялся и обнял Вуа за плечи:
   - Как скажешь!
   Они вернулись к мосту через канал, перешли через него, помахали рукой стражам на посту и пошли по проулку к площади. Вуа по пути рассказала о своей находке и показала ее Казначею. Он повертел книжку в руке и сказал, что он впечатлен.
   - Это похоже на начало дневника, - сказал он, разглядывая исписанную страничку. - Оно подпорчено, и, видимо, поэтому не получило продолжения. Однако, теперь-то мы знаем руку барона, и при случае сможем сравнить письмо, чтобы выяснить, что же написано им, а что не им.
   Список же вызвал в нем еще больший интерес при всем при том, что понял Казначей ничуть не больше, чем сама Вуа. Он вертел его и так, и сяк, пытаясь разобрать последнюю строку, но все его попытки оказались напрасными.
   - Первое: кипятить воду шесть песочных часов, мешая ее половником из ржавого железа, - прочитал Казначей. - Второе: бросить в кипяток семнадцать сушеных левых крыльев больших летучих мышей. Третье: влить по одной ложке винного настоя на цветках полыни, чертополоха, репея и чистотела. Четвертое: мелко порубленную шерсть бешеного волка с подшерстком истереть с четырнадцатью частями... Ух, похоже на какое-то магическое действие. Чтобы это ни было, такой суп я бы есть не стал! Ну что, если мы закончили...
   - Я даже не знаю, что нам еще следует искать?
   - Ладно, мы идем к конюшням.
   - Проведать Эжеро?
   - И его тоже. Мы уезжаем сейчас же!
   - Как это? - удивилась Вуа. - Вы же сказали им, что мы остаемся!
   - Ловкий ход, не так ли? Пусть думают, что время еще есть. Не знаю, как капитан, но кое-кто здесь может оказаться очень сообразительным.
   - Я что-то не понимаю. Время для чего?
   - Ничего не утверждаю, но они могли бы, скажем, поменять нас на тысячу другую монет.
   - Но заплатить-то будет не чем.
   - Я о том же. Не будем рисковать и отправимся в путь прямо сейчас.
   Вуа не могла не подивиться уму и находчивости Казначея, хотя чему тут было удивляться? Он же так долго помогал Патриарху руководить Гильдией, проводил тонкие сделки в других городах, ото всюду извлекая выгоду, что усомниться в его выдающихся способностях мог только круглый дурак. И сейчас он смотрел намного дальше самой Вуа, предугадывая возможные действия людей и заранее избегая опасности. Годы работы в таком нелегком деле не могли не оставить свой след. За размышлениями Вуа и не заметила, как они вошли во двор конюшни.
  
   - Итак, что же выходит? - спросил капитан Местин, остановившись перед капралом Хмиллом, который стоял крайним справа в шеренге других офицеров. Временный наместник сгоряча вызвал к себе весь состав и теперь внутренне проклинал себя за излишнюю настойчивость. Он построил их в столовой казармы и ходил взад-вперед, лихорадочно соображая, что же такого он собирался им сказать. - Вы сказали им, что запрещаете появляться на заброшенной стороне. Так?
   - Совершенно верно, господин капитан. - Капрал был на голову выше своего командира, и он не мигая смотрел куда-то поверх его головы.
   - И при этом пытались силой сопроводить их через канал?
   - Никак нет, господин капитан. Мы просто сказали...
   - Это хорошо, что просто сказали, - не дал ему договорить Местин. В его голове начал складываться план дальнейшей речи, что придало ему уверенности. - Еще не хватало, что бы вы приказали им убираться или вообще, под руки привели их ко мне. Кто отдал приказ хамить нашим друзьям из Тускола?
   - Старший капрал Эдвиро, господин капитан, - отчеканил Хмилл.
   - Ладно, - проговорил Местин и, заложив руки за спину, прошелся вдоль строя. - Тогда, может, сам старший капрал Эдвиро объяснит нам, кто подвезет дополнительное продовольствие на зиму, если Гильдия обидится и откажет нам в покровительстве? Нет, не объяснит? Пусть он тогда сообщит нам, кто будет платить ему недельное жалование, если его приказ оскорбил честь и достоинство господина и леди из Гильдии? Так вот теперь слушайте, что я вам скажу.
   Отныне все невоенные приказы должны проходить через меня. О любых заезжих немедленно докладывать в любое время дня и ночи. С членами Гильдии быть вежливыми и участливыми. Не забывайте, какая рука кормит нас. И еще: соблюдать распорядок дня, приходить на смену часовых вовремя, не пить вина за сутки до караула и менять пароли и отзывы каждые два дня. Вам все ясно?
   - Так точно, господин капитан! - в один голос гаркнули офицеры.
   - Вольно, - разрешил Местин. - Все свободны. Кроме старшего капрала Эдвиро.
   Офицеры разошлись по казарме, тихо переговариваясь, и только старший капрал остался стоять по стойке смирно меж рядов столов и скамеек. Капитан Местин некоторое время молчал, обдумывая свои следующие слова. То, как сложился разговор с офицерами, не могло не радовать его. За последний год это была его лучшая речь, в которой он смог сказать именно то, что он хотел именно теми словами, которые возымели именно то действие, которое и было нужно. Оказалось, что говорить так приятно, когда в голове есть стройный план и когда не надо спешно собирать обрывки мыслей. И впредь капитан собирался почаще думать над тем, что он хочет донести до ушей своих подчиненных.
   - Присаживайтесь, старший капрал, - предложил он, а сам сел напротив. - Вот вы, наверное, думаете, что я немедля отправлю вас на кухню? Это не так. И прежде, чем вы вернетесь к исполнению своих обязанностей, мне хотелось бы с вами кое-что обсудить. И это опять-таки вовсе не то, на сколько меньше вам будут платить жалования: ваши деньги остаются вашими. Я хотел бы поговорить с вами о нашем положении. Хорошо?
   Вспотевший старший капрал поспешно кивнул. Слишком поспешно, и Местин с непонятным удовольствием отметил про себя, что у Эдвиро сейчас трясутся поджилки. Это значительно облегчало его задачу.
   - Так вот, старший капрал, насколько подробно вы знаете крепость?
   - Я... знаю почти каждый уголок.
   - Замечательно. Я знал, что на вас можно рассчитывать. Как вы понимаете, грядут сильные холода, а запас в дровниках наших казарм не слишком большой, и это значит, нам надо пополнить его. Я хотел бы спросить у вас, как это можно сделать?
   Вопрос явно застал врасплох Эдвиро, он побледнел, покраснел, снова побледнел и наконец сбивчиво заговорил:
   - Вот, это... можно было бы снарядить отряд в леса, благо... тут не так далеко. Но... есть и другое. В северо-западной части есть старые деревянные дома. Их можно пустить на дрова...
   - Прекрасно! - воскликнул Местин, хлопнув в ладоши. - Вот этим пусть и займется ваше отделение. Это очень важно, поэтому приступите как можно раньше. Вы свободны.
   Будто тяжеленная гора свалилась с плеч старшего капрала Эдвиро, когда капитан отпустил его. То, что он ожидал, не шло ни в какое сравнение с пустячным заданием по разборке старых деревянных лачуг. Эдвиро посчитал, что он легко отделался.
   - Да, прежде, чем вы уйдете, - сказал капитан Местин в догон своему провинившемуся подчиненному. - Помните, о чем я вам говорил. Больше никаких самовольных приказов: я не хочу, чтобы у нас были неприятности, и надеюсь, что вы со мной полностью согласны.
   Сейчас старший капрал согласился без всякой задней мысли, поскольку капитан говорил правильные вещи. Когда он упомянул голодную зиму, сам Эдвиро похолодел внутри и обругал себя непристойными выражениями за свою глупость. Но теперь он не повторит такой ошибки.
   - Можете быть уверены, - сказал он, - я вас больше не подведу, господин капитан.
   Когда старший капрал вышел, Местин, едва сдерживая буйную радость, выдохнул и заулыбался. Ему удалось заставить их делать то, что ему надо, и не выставить себя дураком. Ты теперь наместник, сказал он сам себе, привыкай. А ведь быть главным иногда так приятно!
  

Глава 10

  
   Как известно, не будь погоды, интриг и властей, разговаривать людям в трактирах и тавернах был бы не о чем, и держатели заведений должны были бы в скорости разориться. В тщетных попытках найти тему для беседы, не найдя подходящей, даже самые законопослушные посетители начали бы драться уже через неделю. Хорошо, что таким печальным вещам не суждено произойти, поскольку погода никуда не денется. А пока есть власть - будут и интриги.
   На этой недели поводов для пересуд было куда больше обычного. По стечению обстоятельств совпали события, которые по одиночке происходили чрезвычайно редко, а уж вместе вообще никогда. Здесь, в городке Налеранд, что в дне пути от западного побережья Континента, народ не привык к резким переменам и тревожным новостям. Все торговые пути пролегали гораздо севернее, стекаясь в один тракт у города Абрала, а потому налерандцы обо всем узнавали последними, что не вызывало у них ни тени обиды или досады. Спокойствие - превыше всего, как любил говаривать глава семейства лесорубов Роминус Варпал, садясь после ужина в глубокое кресло перед камином и затягиваясь ароматным дымом из яблоневой трубки. Стоит ли упоминать, что нечто подобное с небольшой разницей говорили все, кому стукнуло сорорк пять? Здесь, в глухих лесах Западной Равнины, спешка не признавалась даже временем, которое неторопливо катило свои волны с Восхода на Закат. То есть, даже солнце в Налеранде встречали последними, последними и провожая дневное светило. И не удивительно, что суматоха, которую привезли с собой гонцы из соседнего Нетсомнений, вызвала сначала раздражение, а уж затем и негодование местных жителей.
   Их было шестеро, все разодетые в яркие камзолы, полосатые панталоны и сапоги с блестящими пряжками. Гонцы Великого Герцога нетсомненского Гапинеса Сморрка всюду развешивали призывные бумаги и увещевали людей готовиться к праздненству по случаю приезда этого самого герцога, который решил почтить своим присутствием Налеранд. Они обязали трактирщика Снилла предоставить свой вычищенный зал для церемонии приветствия Его Грациозности, а заодно и погреба с припасами к обеду. Ставленник герцога Жонж согласно кивал, горячо обещая, что к прибытию уважаемого господина Гапинеса Сморрка все будет прибрано, вымыто, пожарено и разлито. Сам Снилл не очень обрадовался такому повороту дел, поскольку визит должен был состояться через два дня, а за такое короткое время сделать что-либо добросовестно не представлялось возможным. Кроме того гонцы упомянули про запасы еды и вина, что уж ни коим образом не могло понравиться Сниллу. Всем знали о его бережливости.
   - Я не жадный! - заявил Снилл в ответ на упрек старосты Налеранда Жонжа. - Я просто хочу быть уверен, что моя семья протянет эту зиму. Зерна уродилось не так много, среди скота был большой падеж, а виноград побило градом. Вы сразу скажите, сколько нужно еды?
   Услышав, что нужно почти все, Снилл откровенно нагрубил Жонжу и ушел даже не попрощавшись. Староста виновато развел руками и еще раз пообещал гонцам, что он устроит дела как нельзя лучше. Он считал себя опытным управителем и полагал, будто знает, когда, что и как нужно говорить людям, чтобы они с тобой согласились, поэтому надеялся убедить Снилла уже к вечеру. Гонцы же не стали надолго задерживаться в Налеранде, исчезнув незаметно и тихо. Но местных жителей это не слишком утешило: герцог слыл пьяницей и развратником, и его приезд ничего хорошего не сулил. Особенно в недородный год, когда каждое зернышко на счету. А тут приедет сотня прожорливых ртов, которых накорми и напои. Правда, гонцы обещали, что пир будет оплачен; и на том спасибо, хотя закупить запасы на зиму будет сложно. Ранние снегопады засыпали дороги до соседних селений, а год неурожайный получился на всем Западе, так что продавцов придется поискать. Непростое время выбрал герцог Сморрк, единолично правивший в Нетсомнений, для поездок по сопредельным землям.
   - Нет, ну что ему надо? - вопрошал завсегдатай таверны "У Снилла", обращаясь сразу к пятерым слушателям. Его позвали Красным Носом, потому как нос у него и вправду был багрового оттенка от постоянных возлияний. - Представляете, ему подадут крепленого "Сандала"!
   - Чушь собачья! - воскликнул его собеседник, пожилой лесоруб. - Снилл скорее сжует веник, чем нальет кому-нибудь своего лучшего вина. Помяните мое слово!
   - Он даже мне, другу детства, ни разу не предложил его попробовать! - пожаловался другой лесоруб, помоложе. О вине Снилла ходили разные слухи, но толком никто ничего не знал, как обычно, впрочем. Что там рецепт приготовления, даже вкус хмельного напитка держался в тайне! Говорили только, что он очень хорош. - А уж какому-то заезжему франту!..
   - Жди беды, - молвил Питти Тримм, не по годам мудрый парень. Он будто бы однажды учился у какого-то мудреца и нахватался от него всяких умных мыслей. - Герцог Сморрк просто так не приезжает. Помните, три года назад он привез с собой нашего Жонжа и посадил его в Ратуше на место городского старосты?
   - Питти, просто скажи, куда ты клонишь, - попросил Красный Нос, хмуря густые брови. - Когда ты начинаешь так говорить, у меня в голове образуется туман.
   - Как угодно, мастер Фарнам. Герцог навеняка что-то задумал, раз едет к нам. Что-то серьезное, если даже снег его не остановил.
   Фарнам - Красный Нос хмыкнул и пробубнил нечто неразборчивое. Остальные тоже ничего не поняли, но невольно заразились мрачным ожиданием перемен. Каждый думал о своем, только все сходились на одном: герцог Гапинес Сморрк несет с собой исключительно неприятности. За три года правления Жонжа жители Налеранда натерпелись всякого: в один прекрасный день тот решил вырыть глубокий ров вокруг города для защиты от неприятеля. Каких врагов Жонж имел в виду, знал только он сам, а людям это было невдомек. Копали несколько недель. И вот когда ров был почти готов, Жонж вспомнил, что ближайшая река находится в миле от Налеранда. Он приказал запрудить речушку, чтобы наполнить ров, но вода почему-то хлынула не между холмов к городскому частоколу, а на поля с пшеницей. Потом была попытка сложить каменные стены вместо бревенчатых, которая закончилась едва ли удачнее: горе-староста отказался вызывать каменщиков, сам выбрал материал, который оказался песчаником. Как известно камень этот непрочный, и его можно проковырять даже палкой. Избавиться от такого старосты не было никакой возможности, поскольку герцог не давал сомневаться своей вере в собственного ставленника, а по сему люди смирились с судьбой и позволяли себе иногда отговаривать Жонжа то очередного безумства. Благо, он был не настолько упрям и глуп, чтобы не поддаваться на уговоры. В остальном же Жонж всем был хорош. Другое дело, что его недостатки сводили на нет все его усилия получить доверие жителей Налеранда, и он продолжал свое правление четвертый год.
  
   Жонж в волнении грыз ногти, обдумывая ситуацию. Все виделось ему уже не в таком приятном свете, поскольку харчевник даже не стал с ним разговаривать. Вспоминая, как он просил Снилла открыть дверь и впустить его, Жонж невольно покраснел. Мало ли кто мог видеть эту сцену, а там и до слухов недалеко, которые расползлись бы по городу в считанные мгновения. Да и ладно, подумалось старосте, они и так чешут языками, без всякого повода. Приходилось думать о более важных делах: о собственном благосостоянии.
   Гонцы герцога Сморрка опережали своего хозяина всего на два дня, то есть свита правителя Несомнений уже как четверо суток была в дороге. Другими словами, до кошмарного часа оставалось всего ничего. В Налеранде существовала только одна крупная таверна, и именно ее владельцем был упрямец Снилл, хотя неоднократно Жонжу в голову приходили мысли о строительстве еще одной-двух. Но со времени последнего своего прожекта он стал более осмотрительным, опасаясь народного гнева, по этому не стал обсуждать это предложение с налерандским Советом Общин. А как бы сейчас пригодилась чистая, просторная пивнушка с новенькими резными столами и крашеными лавками! От досады Жонж чуть не откусил себе полпальца, но, убедившись, что палец почти не пострадал, продолжил занятие с удвоенным рвением. Он уже представлял себе въезд герцога в ворота: вот он выходит из экипажа, улыбается и машет людям рукой. Такой высокопарный, с узким лицом, на котором холодно поблескивают льдинки глаз. Наконец, он подходит вплотную к трясущемуся Жонжу и спрашивает, наклонившись чуть ли не к самому уху: "Как там обстоят дела с залом для церемонии встречи меня, любимого?" Жонж вздрогнул, будто бы взаправду услышал поскрипывающий голос Гапинеса Сморрка. В его душе поднялась волна чудовищной беспомощности, усмирить которую было очень непросто. Такие приступы слабости иногда нападали на Жонжа, во время которых он не мог связать два слова, а ноги становились мягкими, что разогретый воск. Эту ночь он почти не спал, ворочаясь от неприятных наваждений. Суматоха вокруг приезда герцога действовала ему на нервы, а ведь и впрям осталось немного времени: сегодня и половина завтра. Ужас.
   - Хватит дрожать! - строго сказал он сам себе, чуть восстановив самообладание. - Если ты хочешь побыть главой Налеранда еще некоторое время, тебе стоит поторопиться и подсуетиться. Со Сморрком шутить не надо. - Это была чистая правда: герцог не терпел неповиновения и плохо относился к неудачникам. - Тебя даже не спасет то, что ты его дальний родственник. Отправит на лесоповал, и дело в шляпе.
   Из окна рабочего кабинета Жонжа, расположенного на третьем этаже башни Ратуши, был прекрасно виден бескрайний ковер заснеженного леса, который расстилался от близлежащих холмов дальше на юго-восток до самых Крест-гор и до побережья южных морей. В пределах десятка миль существовало сорок пять деревушек лесорубов, в которых жили те из них, что в это время работали на заготовке дров. Раньше бревна переправляли по Морю Закатов на север, в западные княжества Куэлвеннда, которые имели свои порты, а теперь торговля прекратилась. А дрова рубили для своих нужд, да на продажу в соседние города, и именно на такую работу рисковал отправиться Жонж, если он разъярит своего благодетеля.
   - Как же мне выкрутиться? - прошептал Жонж, глядя в окно с нескрываемой тоской. Ему было всего тридцать два года: для лесоруба самый подходящий возраст. Они обычно работали лет до пятидесяти, когда топор не начинал валиться из рук после часа работы. - Я ж там помру на второй день!
   Посмотрев на свои утончённые руки, он ясно представил себе кровавые мозоли на ладонях от топорища и скрюченные от натуги пальцы. У каждого второго лесоруба постоянно сводит руки, а уж какие боли бывают в спине и пояснице! Нет, Жонж до слёз не хотел видеть себя таким же, ведь они проводят весь день в лесу, где ветренно и зверье бродит. Так недолго и окочуриться.
   - Щепки и опилки! Что же делать?!
   В дверь постучали, и Жонж некоторое время отходил от своих мыслей, пытаясь понять, что происходит. Он все еще был жив и сидел в мягком кресле в своем кабинете.
   - Да-да, входите, - сказал он наконец. Появился личный писарь наместника и положил перед ним стопку бумаг, обычные отчеты за вчерашний день. Пробежав глазами заголовки, Жонж отложил полпачки и взялся за прочтение донесений от капитана гвардии Налеранда Кармилла Сентура.
   - Опять? - воскликнул Жонж, наткнувшись на сообщение об очередной пропаже лесорубов. - Нет, Робби, ты только послушай! "... Вчера исчезли три лесоруба прямо с лесозаготовок. Их последний раз видели вечером, когда они с топорами направлялись..." Представь себе, за прошлую неделю пропало одиннадцать человек. Как думаешь, куда они деваются?
   - Господин Жонж, я полагаю, что в том месте есть медвежья берлога.
   - Берлога?! Так почему они не пойдут и не убьют зверя?
   - Лесорубам не сподручно охотиться...
   - Нет же, Робби, я говорю про славных гвардейцев нашего капитана! - И в самом деле, почему они не могут сладить с каким-то шерстяным пугалом? Год назад Кармилл Сентур хвастал, что налерандской гвардии и кавалерия ни по чем, так почему бы ему не доказать свои слова? Раньше эта мысль в голову Жонжу не приходила.
   Начеркав указания и попутно оставив несколько чернильных клякс, он подписался и поставил гербовую печать. Свернув лист в трубочку, Жонж отдал его своему секретарю с тем, чтобы тот передал приказ самому капитану гвардии.
   - Ты же понимаешь, Робби, я бы и сам сходил, да времени нет, - зачем-то стал оправдываться Жонж. Он же староста города, и приказывать - его право. - Вот именно, сходи и передай эту бумагу ему в руки.
   После ухода писаря Жонж просмотрел еще несколько донесений, но ничего нового он не нашел. Ха, будто ему нужны другие неприятные известия! Взяв в руки всю пачку, Жонж ощутил, что где-то в середине проложено нечто жесткое, хотя бумага с отчетами таковой быть не должна. То, что он извлек, изумило его до невозможного: совершенно черный лист, на котором было что-то написано белым. Во все века, насколько знал Жонж, люди делали наоборот, предпочитая черные чернила и белую бумагу. Отложив в сторону неинтересные отчеты, он стал читать загадочное письмо.
  
   Уважаемый Жонж Ан`Энсвал! Вы прекрасно потрудились над срывом встречи герцога Сморрка, чем заслужили наше доверие и одобрение. Продолжайте в том же духе и ваши старания будут соответствующе оплачены. Все, что вам нужно сделать, так это не позволить герцогу увидеться с жителями Налеранда. Не беспокойтесь, вы получите защиту от возможного возмездия Сморрка и будете продолжать свое правление.

Группа Доброжелателей

  
   Жонж застыл, будто его оглушило громом и молнией, продолжая смотреть на ровные белые строчки. Почерк очевидно не принадлежал ни одному человеку, с которым Жонж имел письменные отношения. Но несмотря на это, ему очень хотелось верить в то, что это чья-то нелепая шутка, опасная и совсем не смешная. Сейчас войдет его секретарь и скажет: вот я вас разыграл! Прошла минута, другая, но двери не открылись, и Жонжу стало совсем плохо: беды сваливались на его голову одна за одной, не давая вздохнуть. Он долгое время сидел не шевелясь, еще и еще раз перечитывая и снова не веря. Прошло много времени, прежде чем его осенила прекрасная идея. Размашисто разорвав листок на четыре части, он швырнул обрывки в камин и увидел, что те сгорают необычным зеленым пламенем. Все это только усилило его подозрения, и он не собирался оставлять следы, которые могли бы усугубить его и без того тяжелое положение. Кто эти "Доброжелатели"? И с чего они так радуются тому, что Снилл, жадина и пустобрех, отказался предоставить свою забегаловку? Жонж никогда раньше не получал подобных писем и не мог понять, что ему теперь делать. Ответов на заданные вопросы не предвиделось, а новые возникали с невероятной скоростью. Как они собираются защитить его от герцога, и сколько ему полагается за свои "старания"?
   - Если бы Гапинес Сморрк узнал твои мысли, он бы повесил тебя на притолочной балке! - напомнил самому себе Жонж, обмахиваясь платком. Его вдруг бросило в жар, хотя он уже отошел от камина и смотрел в окно на ненавистные лесные чащи. - Думай лучше, как уговорить упрямца Снилла, чтоб ему!..
   Однако, вместо планов по спасению собственной шкуры перед глазами плясали столь напугавшие его слова. Жонж почувствовал наплыв дурноты и поспешно отпил прохладного вина из бокала. Немного полегчало, но теперь затряслись руки. Они знают обо всем и даже о его личных делах с герцогом! Опять наклюнулась мысль о чьем-то желании выставить Жонжа шутом, ведь только самые приближенные к нему знают такие вещи. Конечно, сам Герцог нетсомненский мог проверять лояльность своего пусть даже не слишком родного племянника. Как бы не обстояли дела, надо было принимать какое-то решение. Письмо сожжено, и о нем никто не узнает, так что в любом случае у него будет возможность отвертеться.
   Что он приобретает, если "поможет" этим доброжелателям? Деньги, их защиту и врага в лице герцога Сморрка. Тут Жонж засомневался, смогут ли его уберечь от гнева своенравного властителя Нетсомнений, и выбор показался откровенно очевидным. Лучше жить под пятой дяди, чем не жить при ком-то другом. Осознав такую простую истину, он допил вино и после короткого раздумья подлил еще. На вторую половину дня Жонж запланировал несколько дел, но они могли подождать. Все, кроме подготовки к приезду дяди. Нужно было бы написать несколько указаний стражам, но Робби все еще не вернулся от капитана гвардии, а разнести их больше некому. Где там Робби?
   Он оделся потеплее и спустился вниз, в приемную. Там было несколько плачущих женщин, жен пропавших лесорубов. Жонж постарался утешить их, сказав, что он лично занимается их поисками, то есть он руководит ими. Слова его слабо подействовали, но сказать их надо было, потому как он был старостой, а со своими бедами идут именно к нему. Жонж не имел права промолчать. Супруга его секретаря, Пиалина, бессильно развела руками, а староста нахмурился. Что там этот Робби-остолоп так долго не возвращается? Есть еще куча дел, а он все возится! В очередной раз пообещав безутешным женам найти их мужей, Жонж раздраженно толкнул дверь и оказался на залитой солнцем открытой террасе. Она была на уровне крыш окружающих домов и нависала над ними огромным утесом. Справа вела лестница наверх, на верхнюю террасу, а слева ступени сбегали к главной улице города. По ним и направился городской староста не сколько по своим неотложным делам, а просто прогуляться в такой ясный день. Он был слишком взволнован, чтобы сидеть за столом у себя в кабинете, и желание пройтись, подышать воздухом переросло в необходимость. Приближался полдень.
   Он проходил один дом за одним, петляя по улочкам Налеранда, а спасительное успокоение все не приходило. Жонж ускорял шаг, но тревожные думы не покидали его, гнетя его как темное небо перед грозой. К башмаку прилип какой-то листок, староста нагнулся и поднял его. Это было одно из тех объявлений, которые привезли с собой гонцы герцога! Кто посмел срывать их?
   Жонж поднял голову и вовремя. Впереди стоял мужик в драном тулупе и тянулся к глашатайскому листу, что был повешен чуть выше, чем обычно. Сапоги мужика выглядели так, будто они вот-вот развалятся: каблук одного из них болтался на тонком лоскуте подошвы, а голенище второго разорвалось на две части и вообще непонятно как держалось. Шапка напоминала скорее облезлую кошку, чем зимний головной убор. Подпоясан дядя был обрывком каната, что довершало общий вид непонятного нарушителя.
   - Эй, что вы делаете? - Жонж не нашел ничего лучше, чем крикнуть и, конечно же, спугнул мужика. Тот бросил свое занятие и ударился в бега, направляясь в сторону мельницы. Жонж тоже побежал, так, на всякий случай, надеясь, что по пути им встретится патруль гвардии. Однако этого не произошло, и они успели миновать дом мельника, прежде чем Жонж понял, что он догоняет нарушителя порядков. Не успел он обрадоваться или огорчиться, как тот запутался в собственных ногах и с проклятием растянулся на дороге. Грязная шапка покатилась дальше, а Жонж от удивления раскрыл рот, что делать старостам не советуется, так как лицо города приобретает глупый вид.
   - Снилл... - только и вымолвил Жонж.
   - О, господин староста, - отозвался Снилл, с гримасой боли подымаясь на ноги. - Как хорошо, что это вы, а не стража. Уфф, я думал, что мне крышка!
   - Не беспокойся, крохобор! Стража будет тут всенепременно. Тебя как следует выпорют на главной площади, и тогда - крышка!
   - Господин Жонж! - голос трактирщика задрожал. - Как это? Вы же... Вы разве не с нами?
   - С кем это "с вами"? Что ты мелешь?! - Староста взъярился окончательно. Его заставили бежать на глазах жителей Налеранда, а они уж наверняка глазели на него из окон, и мало того, называют непонятно кем! - Живо говори, зачем тебе, окаянному, срывать грамоты герцога? В яму захотел?!
   - Ннет, господин староста, я... я все расскажу! Вы получали письмо?
   - Какое такое? Не было никакого письма!
   - Белым по черному...
   - Ерунда, тебя ждет острог!
   - Нет! Господин... господин Жонж, я отдам вам деньги, которые мне заплатили за отказ.
   Пыл старосты поугас. Отправить трактирщика Снилла в яму он всегда успеет, и кипятиться особенно лекарь не советовал, поэтому Жонж решил попридержать лошадей. Сквозь тучи ненастья пробился луч солнца.
   - Так-так... Сейчас мы зайдем в твою таверну, ты переоденешься и я тебя лично допрошу. И не вздумай сбежать! С гвардией особо не набегаешься.
   Но Снилл и не собирался сматываться. Он поплелся по проулку к своему заведению, шмыгая носом, как нашаливший маленький мальчик. К слову, Сниллу шел четвертый десяток, но сейчас он был больше похож на мальца лет десяти. Жонж следовал за ним сзади на почтительном расстоянии, чтобы случайные взгляды прохожих в ремесленной части города не усмотрели его рядом с таким страшилищем в рванье. Вот так они и дошли до низкой таверны с покатой крышей, крытой коричневой черепицей, и вывеской "У Снилла". Буквы были намалеваны неряшливо, и многие приезжие признавались в том, что заходили туда как на постоялый двор с комнатами для отдыха "УСни лла". Скрипнув воротцами, Жонж вслед за хозияном нырнул в полумрак заведения. По вечерам здесь было светло и жарко, когда лесорубы возвращались из лесу в надежде найти здесь покой и отдых. Снилл не жалел ни своих сил, ни свою жену, чтобы работяги оставались довольны после каждого тяжелого трудового дня. И им это вполне удавалось. Даже не сколько из-за того, что пиво было всегда удачное, а кружки - чистыми, а потому как другого такого трактира в городе не было. У лесорубов был выбор: или тесниться в маленьких комнатушках у Варниза и ему подобных, или весело и шумно развалиться на широченных дубовых лавках с высокими спинками. Не удивительно, что семья Снилла процветала.
   - Ну, я жду... - напомнил Жонж, когда умытый, причесанный и переодетый Снилл уселся рядом с ним и плесканул в две деревянные кружки пивка.
   - Они пришли ко мне... два вечера назад. Да, тогда еще чуть не подрались братья Ворчовски из-за какого-то пустяка. Я стоял как обычно за стойкой и слушал разговоры моих посетителей. Они как всегда болтали, делились сплетнями, и я даже немного потерялся в их беседе. Только смотрю, а эти уже сидят за дальним столиком, у окна на восток, и смотрят, значит, на меня очень внимательно... - Снилл сделал страшное лицо и отхлебнул из кружки. - Я их как увидал, так сразу понял: не наши они! Три человека в плащах. Сели и даже не сняли шляп! Я как гостеприимный хозяин пошел спросить их, не желают ли они выпить, а один, значит, схватил меня за ремень и усадил рядом с собой. Слушай, говорит он, Снилл. О, по имени меня назвал, будто знал меня давно. Снилл, спрашивает, ты хочешь жить богато и счастливо? Ну я и сказал, что только дурак откажется от такого. Вот и хорошо, продолжает тот, есть у меня к тебе одно дельце, только никому ни слова! Я, значит, сижу и молчу. Ну, как они и сказали. Срывай бумаги со стен домов, а мы, говорит, тебе за это дадим золота. Я смекнул, что дело нечисто, но сразу отказываться не стал. Вдруг эти самые бумаги никому не нужны? Они мне дали задаток, и сказали, что проведают меня после приезда герцога...
   - Получается, что ты узнал о приезде Гапинеса Сморрка раньше меня? - вскричал Жонж. - Что ж ты молчал, обалдуй?!
   - Я вам расскажу дальше, и вы поймете. Они опять заявились на ночь глядя, но уже на следующий вечер. Поговорили со мной, дали мне еще чуть золота и попросили, хм... отказать вам в трактире и запасах... А потом ненавязчиво так напомнили мне о молчании. Мол, если я развяжу язык, мне его завяжут раз и навсегда. Вот я и берегу свой, родной...
   - Будем считать, что ты не брешешь, - сказал Жонж и понюхал содержимое своей кружки. Пахло не очень скверно, и он решился попробовать, чем таким заливают неудачи дня лесорубы Налеранда. Предпочитая красное вино, он все же иногда пивал другие напитки, но пиво не числилось среди оных, им употребляемых. Умм... Вкус оказался терпковат, как у сухого вина, но гораздо богаче. Надо будет заказать бочку-другую, подумал Жонж, делая второй глоток. - Продолжай.
   - А еще они сказали, что с вами проблем не будет, мол, вы тоже куплены.
   - Так прямо и сказали?
   - Да, именно так. И про письмо тоже.
   - Брехня...
   - Брехня, не брехня, но я не мог не согласиться. Разве я мог знать? Короче к ночи, троица ушла, оставив мне мешочек с монетами. Вот он, кстати.
   Рядом с кружкой Жонжа на стойку опустился полотняный кошель, затянутый черной тесьмой. Взяв его в руки, Жонж не ощутил тяжести и сообразил, что Снилл не стал бы выкладывать его вместе с монетами. Разумно...
   - Мне они денег не прислали, - едва слышно пробормотал староста. - А могли бы...
   - Что? - переспросил Снилл.
   - Ничего. Говорю, что ты продажная свинья.
   Снилл виновато опустил голову и забубнил оправдания. Слушая с трудом разборчивую речь трактирщика, Жонж мял пальцами податливую ткань мешочка и думал. Кто-то затеял крупную игру, раз решился на подкуп. Интересно, какую выгоду можно извлечь из города на самом краю соснового бора, где даже староста не может себе позволить лишнюю бутылку вина за ужином? Другое дело, что герцог останется недоволен. Очень недоволен! Бессмысленная поездка через все побережье...
   - Снилл, Снилл... - Жонж бросил ему пустой кошель. - Плохо нам будет.
   - Почему? У меня теперь есть тридцать золотом, а на это можно купить много зерна, мяса и молока.
   - Дурак ты еще к тому же. Ну вот приехал герцог Сморрк из дальней дали, посмотрел на твой захламленный трактир и отправил меня на виселицу. Но болтаться я на ней буду не один. Понимаешь? Мы не можем его позвести. Иначе - нам не жить.
   - Э-э. Но ведь нам обещали.
   - Забудь! Я знаю герцога с давних пор, и все эти годы я видел его отношение к предателям. У меня есть кое-какие мысли... Но ты мне будешь должен помочь.
   Снилл пожал плечами и икнул. Пока Жонж говорил, он успел выпить пинту и принялся за вторую. Ему было нелегко выслушивать такое просто так, без пива.
   - И что? - спросил он, опираясь локтем на потертую стойку, положив голову щекой на ладонь. Лицо его не выражало ничего кроме усталости и желания забыться.
   - Что? Я иду домой и присылаю тебе помощь, а ты пока начинаешь выметать старые кости из-под столов, осколки кувшинов из углов и прочий мусор ото всюду. И делаешь это так тихо, будто спишь.
   - Но...
   - Сегодня вечером - никаких пьяных лесорубов. Закрой заведение до следующего вечера и не высовывайся, пока здесь не будет чисто. Этим ты спасешь свою задницу от праведного гнева правителя Нетсомнений, а заодно и от моего.
   - А?..
   - Про тех троих не особо беспокойся. Я поставлю здесь десяток стражников с мечами, и пусть попробуют сунуться! Денежки ты получил, грамоты посрывал, а про чистую таверну никто знать не будет. И когда приедет господин Сморрк, мы ему все и выложим. За это он нас сделает героями и озолотит, ты не против? Замечательно. Только прошу тебя, управься за сегодня и завтра с мусором! И не удумай пьянствовать всю ночь.
   - Не, мне жена не разрешит...
   - Хорошая у тебя жена, - заметил Жонж и, слегка пошатываясь, направился к выходу. И уже с улицы донеслось громкое "ну, бывай", с которым захмелевший староста пошел задворками к своему дому. Он жил на третьем этаже башни Ратуши, где было две комнаты, одна из которых служила ему спальней и гостиной, а вторая - рабочим кабинетом. Ниже располагалась кухня и чулан для запасов, приемная для посетителей, а в соседней пристройке по седьмым дням заседал Совет Общин. Жонжа обязали присутствовать на каждом сборе, что он с неудовольствием исполнял. Почему с неудовольствием? Его предложения никогда не проходили до полной их переработки общими усилиями, в результате которых от мыслей Жонжа оставались только жалкие крохи. Его это не устраивало, хотя потом он обычно признавал, что был неправ. В конце концов он перестал высказываться и предпочел просто присутствовать. Правда, если Совет начинал базар, он вмешивался, не давая перепалке перерасти в драку. Насилие претило ему.
   Увидев Кармилла Сентура у парадного входа Ратуши, Жонж протрезвел за один миг. Он разговаривал с Робби и Пиалиной, поглаживая рукоять большого меча в ножнах на поясе. Если бы Жонж не знал об этой привычке капитана, он бы подумал, что ему не терпится снести пару бестолковых голов. На самом деле, Кармилл Сентур был крайне взволнован, и его дело не терпело отлагательства. А, значит, староста вовремя возвратился.
   - Здравствуйте, Жонж, - поприветствовал его капитан налерандской гвардии, приложив ребро ладони правой руки к груди на уровне чуть ниже плеч. Этот жест практиковался во всех армиях, берущих свои корни от имперских легионов: выражение уважения и повиновения. - Я получил ваш указ.
   - Хорошо, - ответил староста, даже не представляя, в какое русло может перейти разговор. Неужели он опять где-то ошибся? - Я на это рассчитывал.
   - Я полностью согласен с Вашим решением по пропаже людей, но принять указ на исполнение не могу. - Произнеся эти слова, капитан Сентур отвел Жонжа чуть в сторону и продолжил в полголоса: - Совет на тайном собрании постановил запретить прямое правление...
   - Они сошли с ума! - воскликнул пораженный такими новостями староста. Немного громче, чем надо, от чего Робби с женой насторожились и стали вслушиваться. - Это же произвол, они не имеют права!..
   - Успокойтесь, Жонж. Вашу власть в Налеранде никто под сомнение не ставит. Просто Совет Общин хочет большего участия в решении проблем города, вот и все.
   - Нет, капитан, они желают убрать меня вообще! - Да как они могли?! Без его на то согласия собраться и устроить заговор! Возмутительно. - Я немедля отправляюсь в Палату встречь показать негодным бунтовщикам, кто тут хозяин!
   Кармилл Сентур не стал отговаривать Жонжа. Он вместе с ним процокал подковками на каблуках сапог по каменным плитам террас, и сопроводил старосту в зал, где обычно устраивались сборы. По пути капитан поведал о сегодняшних событиях в Палатах. Получилось так, что большинство собралось раньше положенного времени, и разгорелся жаркий спор о том, насколько важен Совет в жизни Налеранда. Одни говорили, что без Совета город не проживет и дня. Другие же, более умеренные, соглашались, что пару недель будет достаточно для разрушения стен и зданий.
   - Они постановили проводить обсуждения ваших указов, и только после этого признавать их действительными, - в конце добавил Сентур. Жонж уже переступил порог Палаты, и капитан остался за ее пределами, но успел напомнить старосте: - Пожалуйста, помните о приличиях!..
  
   Палата представляла собой круглый зал, уставленный столами и креслами. В его дальней части был сооружен невысокий помост, с которого ораторы говорили свои речи, пытаясь склонить Совет к тому или иному решению. В данный момент никто не выступал, хотя в народу в Палате присутствовало достаточно для обычного сбора. Тут был и Гресг Ваен, хозяин пивоварен Налеранда, и Висн Чесслово, представлявший свою гильдию плотников, и еще человек двадцать от разных сословий. Стоявший до этого гомон голосов стих, когда Жонж твердой походкой направился к помосту и буквально вспрыгнул на него. Все повернулись к нему так быстро, словно увидели не своего старосту, а самого Великого Герцога. Что ж, его Жонж и собирался упомянуть в своей речи.
   - Уважаемый Совет, - начал он, прочистив горло, - я только что узнал о вашем сегодняшнем решении. Мне очень хотелось бы узнать... - Жонж на мгновение замялся, подбирая выражения. - В общем, зачем вы сделали это?
   На самом деле он хотел высказать свое недовольство, а вышло так, будто он умоляет Совет изменить вердикт. Это совершенно выбило Жонжа из колеи, и кончики его пальцев принялись подергиваться. Он натяжно прокашлялся и сцепил руки за спиной в надежде, что сейчас они его не подведут. Он с волнением ожидал ответа.
   - Уважаемый староста, - заговорил один из самых старых советников Общин, дед Ускан. Жонж еще, помнится, удивлялся, за что его каждые два года избирают в Совет, если он еле ходит и говорит иногда не слишком разборчиво. Сейчас Ускан вещал четко и ясно. - Мы все знаем, как вас заботят трудности нашего города и его жителей, и поэтому мы хотим переложить часть ноши на свои плечи. Не гоже Совету стоять в стороне, когда вы почти в одиночку боретесь за счастье Налеранда.
   Все остальные дружно захлопали с улыбками на лицах. Овация продолжалась некоторое время, а потом затихла отдельными хлопками. Да они издеваются, подумалось Жонжу. Он прекрасно помнил, как его порицали после потопа, из-за которого пропало много зерна, а случилось это не так и давно, чтобы тот провал можно было так легко забыть. О какой заботе они говорят? Конечно, за последний год он сделал много полезного. Уговорил, к примеру, весенних посланников герцога подарить горожанам по золотой монете, чему все непременно обрадовались. Наверняка, они имеют в виду это...
   Покинув помост, Жонж на негнущихся ногах вышел под продолжительные рукоплескания, неуклюже раскланиваясь и стараясь при этом не упасть. Под конец он шмыгнул в коридор, и его сердце заколотилось как никогда быстро, будто только что сбегал вниз из своего кабинета в приемную комнату за ведром воды и поднялся обратно не менее шустро. Прием и почести, оказанные ему в Палате, окончательно сбили его с толку. Он, судя по всему, собирался разнести Совет по щепкам, напугать герцогом и отругать за самоуправство, но оно повернулось совсем иначе. Выходит, Совет - это его главная опора в управлении городом, Высший Состав - его ближайшие соратники в этом деле! Как и остальные, но в меньшей мере. Не самое плохое окружение.
   - Слышал, все завершилось удачно, - обрадовано сказал капитан, не сразу заметив вжавшегося в стену Жонжа. - Я же говорил вам, что наш Совет исходит из самых лучших побуждений! Пока я вас ждал у Ратуши, Робби сбегал и отнес ваш указ на рассмотрение в главе Совета, так что к вечеру надеюсь начать его исполнение.
   Жонж вяло поблагодарил капитана за поддержку, и тот, стукнув каблуками, чеканным шагом ушел, оставив старосту в одиночестве. Он постоял немного, чтобы успокоить расшалившееся сердце, да образумить ослабшие колени. Это еще что! Вот на летнем сборе прошлого года он едва не рухнул с помоста ораторов в первый ряд столов, попав ногой в щель между досками. Тогда он перетрусил из-за потери части денег, выделенных на укрепление фундамента Ратуши. Как потом выяснилось, деньги никуда не делись, просто вышла ошибка в подсчетах, но страху Жонж натерпелся. Сегодня тоже чуть конфуз не вышел: хорошо хоть встретили его как полагается. Кривовато улыбнувшись, он засунул руки в карманы и неспеша вернулся к себе в комнату, миновав сидящих женщин с заплаканными глазами, которых Пиалина по доброте душевной решила оставить ночевать в Ратуше, саму Пиалину и мужа ее. Подумав дать нагоняя Робби за проволочку с указом, Жонж мысленно махнул рукой. Ладно, хватит на сегодня дел, пусть отдохнет. Памятки и завтра написать можно. Развалившись в кресле, Жонж отдыхал, ежеминутно потягиваясь. Трудный день утомил его, и хотя до заката было еще ой как далеко, сонливость постепенно овладевала им. Согнать дрему могла прогулка, но сегодня он больше никуда не собирался, так что оставалось глотнуть на сон грядущий винца и отдаться во власть грез.
   Открытая с утра бутылка стояла уже пустая, и, браня Робби за невнимательность, Жонж полез в сервант за следующей. Нашарив в одном из ящиков штопор, он отточеным движением с гулким хлопком вытащил пробку и вдохнул аромат выдержанного вина. Он был просто прекрасен, как и аромат любого другого вина, которое пил Жонж. Плеснув себе полбокала, он затолкнул пробку на половину и отставил бутыль. И только тогда он заметил, что посреди стола лежит еще один черный листок...
  
   - Не молчи же, говори! - прикрикнул Жонж на Снилла, который постучался к нему с утра пораньше и продолжал молча стоять в дверях. - Или заходи, или иди дальше. Что у тебя?
   Заглянул Робби и сказал, что трактирщик ошивается под дверьми кабинета Жонжа уже битый час, а войти решился только сейчас. Староста проснулся в великолепном расположении духа и принялся за дела, которые не успел завершить вчера. Он продиктовал Робби пару вариантов текстов приветствия для караульных, памятку для конюхов, сколько какой лошади овса и к чему их лучше не привязывать и еще несколько бумаг. К приходу Снилла он почти успел закончить, ставя личные печати на каждой стороне каждого листа. Трактирщик молчал, как еловое бревно, и Жонжа кольнуло подозрение, что случилось нечто непредвиденное. Оттиснув последнее изображение верхушки сосны, он спихнул печати в коробку и спрятал ее в ящик.
   - Снилл, ты все еще спишь? - спросил Жонж и обомлел, взглянув на лицо хозяина таверны. На щеках и лбу оно отливало нездоровой синевой с зеленцой, а нос и мешки под глазами были отчетливого сизого цвета. Снилл стоял, низко опустив голову и нервно мял в руках шапку.
   - Простите меня, господин староста, - промямлил он и начал рассказывать ужасную историю, на середине которой Жонжа хватил удар. Примчался Робби, и давай обмахивать обморочного правителя платком, сбрызгивая его лицо водой из графина, но тот так глубоко ушел в себя, что очнулся только от резкого запаха уксуса. Пиалина ударилась в слезы, а Робби хмурился и поглядывал в окно.
   Снилл клялся всем на свете, что принял с присланными помощниками только по маленькой рюмочке кедровой настойки, для бодрости. Не больше одной, но после которой все заснули беспробудным сном до утра, таким образом прохрапев всю работу. У всех потом появились темные пятна на лице и страшная боль в затылке. Естественно, за уборку даже не принимались. Ну чем мог на это ответить бедняга Жонж? Едва ли чем-то иным, нежели протяжным стоном отчаяния, за которым последовал еще один обморок. В дверях появился капитан Кармилл Сентур и, увидев безжизненное тело старосты, решил зайти со своими новостями чуть позже, которые, увы и ах! вряд ли могли порадовать его. Он не стал дожидаться, пока Жонжа приведут в чувство, и ушел. День приезда Великого Герцога Нетсомнений и Окружных Земель Гапинеса Сморрка начинался не слишком удачно...
   9 ноября 2003 - 13 января 2004
  
  
  
  
  
  
  
   49
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"