Сегодня вечером я пребывал в особенно плохом расположении духа. Была ли тому виной мерзкая, сырая осенняя хмарь? Неизвестно, но даже выдержанное французское вино урожая 1795 года не смогло развеять тяжёлые тучи над моей головой. Сюртук я расстегнул и рассеянно поигрывал тростью с круглым набалдашником, которую я получил еще по окончании академии. Почетный подарок, не больше. Этим наша кафедра отметила мои чрезвычайно утончённые манеры, коими я заметно выделялся на фоне своих сокурсников. Я решил закончить этот не слишком удачный день здесь, в ресторане господина Р., где я бывал не реже раза в неделю. Такая традиция зародилась в те годы, когда мы, молодые студенты, не знали меры в развлечениях и возлияниях, бесшабашно тратя стипендию на вино и женщин. Из нашей компании в городке остались только я и ещё один выпускник академии, так что выпить за дружбу я мог лишь с ним. С тех пор мы, правда, остепенились, но по пятничным вечерам любили сюда захаживать. Не успел я вспомнить своего давнего приятеля, как увидел его входящим в двери. Швейцар ему вежливо улыбнулся и помог снять плащ. Мой столик находился далековато от входа, но Николай Евгеньевич с ходу нашёл меня, и мы поздоровались. Его бакенбарды были тщательно пострижены и расчесаны.
- Добрый вечер, Сергей Дионсьич, - сказал он, усаживаясь напротив. На его туфлях блеснул лак, когда он закинул ногу на ногу. - Ну-с, чем обрадовала вас жизнь на сей неделе?
- Беспардонна она, Николай Евгеньевич, как уличная девка! - воскликнул я, пытаясь скрыть досаду. Он умел напомнить о самом противном и делал это легко и в охотку.
- Слышал-с, слышал-с, - с мягкой улыбкой проговорил Николай Евгеньевич и подозвал полового: - Человек! Подайте мне вина и фруктов!
Этот с виду славный малый на самом деле являлся источником всевозможных слухов и пересудов. Сколько всего он слышал в своих бесконечных поездках по городку! Служба обязывала его разъезжать с приказами по заставам, но создавалось впечатление, будто у каждого окна он оставляет по уху. Столько новостей не знал наверное ни один человек. Таких обычно не слишком уважали в светском обществе, однако в отличие от многих Николай Евгеньевич не был столь ненавидим. Стоит упомянуть, что он был вхож в лучшие дома и состоял в знакомстве со многими влиятельными людьми даже в Петербурге и Москве. Здесь, в провинции, это особенно ценилось.
- И что же вы, Сергей Дионисьевич, всё никак не поладите с мадемуазель Арно? Она же прекрасная девушка с неплохим приданым!
Эта черта его характера раздражала больше всего. Он всегда во все вмешивался! Естественно, что это происходило от его чрезвычайной осведомленности, но я никак не мог привыкнуть к его манере. И что он мог знать об этой сумасбродной чудачке? Она недавно приехала с папенькой чуть ли не из самого Жуази, и я, как помощник управляющего Канцелярией, вскоре с ней познакомился. С первого взгляда эта хрупкая девушка показалась мне милым существом, жеманным и кокетливым, но по прошествии двух недель нашего знакомства я понял свою ошибку.
- Давно бы уж женились, Сергей Дионисьевич. На ней, на Жанне Арно. Купили бы уютный домик... Кстати, есть один продавец. Как овдовел, решил перебраться поближе к столицам, а домину продать. Не желаете?..
Я не желал. И не только потому, что не собирался в ближайшее время жениться, а уж тем более на этой Арно. Мои доходы сильно сократились с тех пор, как царь-батюшка прислал целую армию чиновников и посадил их едва ли не за каждый стол. Я не бедствовал, грех жаловаться, но испытывал некоторые трудности. К примеру, я уже не мог позволить себе менять костюм каждую неделю, хотя раньше делал это с завидной пунктуальностью. Новое воскресение - новый пиджак и брюки. Цилиндры и туфли я менял и не так часто, но никак не меньше одного и пары за месяц. Шикарные обеды в лучших restaraunts!..
- Упрямец вы эдакий! Женились бы и не надо было бы закладывать отцовский дом.
Ну конечно. Разве от него можно что-нибудь утаить, особенно такое щепетильное дело? Месяц назад мне пришлось заложить фурнитуру Дионисия Петровича Савицкого, моего батюшки, который уж как три года почил вечным сном. Однако денег, вырученных мной за два резных шкапа и трильяж, не хватило, и банк вынудил меня проделать то же самое со всем домом. Я надеялся, что о моем решении знают только мой приказчик да банкир. Как обычно я ошибся.
- Эта Жанна Арно, о которой вы говорили, - решился я нарушить свое затянувшееся молчание, - невыносимо стервозная девушка. Она всегда всем недовольна.
- О, только не говорите, будто другие мадемуазели не похожи на нее! Капризы, капризы... Мы должны потакать им во всем.
- Я пытаюсь!..
- Ах, вот в чем дело, - снова улыбнулся мой собеседник, словно разговор шел не о моем достоинстве мужчины, а о какой-нибудь милой безделице. - Я все думал, зачем вам столько денег. У Арно большие запросы?
- И не говорите... Иногда мне кажется, что мои ассигнации летят в огонь.
- Сергей Дионисьевич, побольше думайте о состоянии ее отца. Сотня тысяч рублей в облигациях и еще столько же в недвижимости: весьма серьезная сумма, ради которой можно пойти на любые уступки.
Только воспитанность удержала меня от опрометчивых слов. Я так долго лелеял свои идеалы вечной и чистой Любви, а этот бесчувственный человек предлагает мне втоптать их в грязь! Неужели он думает, что человек чести сможет переступить через себя и стать обыкновеным расчетливым куском льда? Если так, то вы, Николай Евгеньевич, просто подлец! Я не сказал этого вслух, но подумал об этом весьма гневно. Пока я не узнаю, что моя любовь - настоящая, ни о какой женитьбе не может быть и речи!
- Сейчас не модно жениться по любви, Сергей Дионисьевич, дорогой мой. На пороге новый век, и...
Он еще не закончил фразу, а мне уже захотелось ударить его. Словно угадывая мои мысли, он раз за разом вызывал во мне волну негодования. Сегодня Николай Евгеньевич делал это слишком усердно, и я, кипя внутри, нахмурился. Что за человек?! Моя ладонь сжала трость и начала взвешивать массивный набалдашник, будто бы примеряясь. Не знаю, что бы такого я сделал, если бы он продолжил в том же духе! Даже страшно подумать, каких глупостей я мог бы ему наговорить. Но в этот вечер подобному произойти не было суждено: распахнулись двери ресторана, и в них вошла целая процессия. Четыре лакея в ливреях один за одним и темноглазый юноша в вычурной шубе проследовали к швейцару. Я еще подумал, а кто они такие и что им нужно от старика Данилы, как его перст указал, клянусь Богом! прямо на меня. Вновьпришедший юноша устремил свой взор в мою сторону, и наши взгляды встретились.
Я сморгнул и заметил, что гомон посетителей поутих. Все молча наблюдали, как незнакомец двигался от столика к столику, лавируя между ними словно корабль. Когда до меня ему оставалось не более двух метров, он бросил на мой стол что-то белое. Оно упало прямо в тарелку с печеным мясом и при ближайшем рассмотрении оказалось перчаткой. И без брызг моего соуса она была, мягко говоря, грязновата.
- Сударь, от имени Франсуа-Мишеля А. передаю вам сей вызов на дуэль. Принимаете его?
- Собственно, кто этот господин Франсуа? - Немного опешив, я упустил вторую часть имени, за что был удостоин презрительного взгляда юноши.
- Сударь, да будет вам известно, что мсье Франсуа-Мишель является единокровным братом несчастной девушки, честь которой вы имели наглость и неосторожность поругать! - достаточно громко воскликнул тот, и по залу прокатилась волна тихих ахов и вздохов. - Невинность Жанны Арно будет отмщена. Вы принимаете вызов?
Я степенно встал, двумя пальцами поднял со стола брошенную перчатку и сбросил ее на пол. Николай Евгеньевич тоже поднялся и незамедлительно заявил, что будет моим секундантом и что после такого оскорбления "господин Франсуа-Мишель" поплатится жизнью за свои неосмотрительные слова. В ответ юноша резко кивнул и сказал, что экипаж ждет нас у дверей. К тому моменту, как приславший вызов удалился, ресторан снова наполнился гулом голосов. Мне было все равно, обсуждают ли они предстоящую дуэль или продолжают прерванный разговор, но некоторое облегчение я все же испытал.
- Поторопитесь, Сергей Дионисьевич! - нетерпеливо крикнул мой новоявленный секундант, буквально отнимая у швейцара свой утепленный плащ. Я все еще в раздумьях стоял у столика, а он уже был у выхода. Оставив деньги за ужин, я двинулся вслед за ним под заинтересованные взоры остальных посетителей. И без того неприятный вечер омрачился еще больше...
...Место для дуэли Франсуа выбрал преотвратное: на дне оврага, где воздух был сперт и до краев наполнен влагой. Осень выдалась пасмурная, едва ли не каждый день моросил мелкий дождь, а солнце сквозь тучи не проглядывало неделями. И сегодняшний день не стал исключением. Здесь же, в низине, мы просто утонули в промозглой завесе тумана. Я стянул жилет и повесил его рядом с плащом и сюртуком на согнутую ветку орешника. Его заросли занимали склоны оврага, оставляя только черную залысину в центре, засыпанную мокрой и прелой листвой. Почти стемнело.
Вернулся Николай Евгеньевич. Он был у Франсуа-Мишеля, где обговаривались последние условия нашей с ним дуэли. Мой секундант выглядел необычайно бодро, прохаживался взад-вперед, сцепив руки за спиной.
- Я не буду с ним драться, - сказал я ему, развешивая изрядно намокшую верхнюю одежду. Зачем я это делал, если собирался отказаться от сражения?
- Сергей Дионисьевич, где же ваша честь? Вы приняли вызов, значит должны смело вступить в схватку с этим французишкой!
- Николай Евгеньевич! - буквально простонал я. - Он же пьян в дупло. Как я буду драться, если второй дуэлянт еле держится на ногах?!
- По-моему, он не слишком уж пьян, - пожал плечами мой секундант. - В любом случае, вам будет легче победить.
Как он не понимает?! По своим убеждениям я не мог причинить вред человеку, неспособному защититься. Разве много чести в том, чтобы воспользоваться плачевным состоянием мсье Арно-младшего для утверждения своего status? Нет, я определенно не собирался так поступить. Однако, Николай Евгеньевич продолжал настаивать на начале дуэли.
- Это окончательно запятнает вашу репутацию, - сказал он мне, пока мы шли к уговоренному месту. - Вас прилюдно оскорбил какой-то иностранец, а вы, вместо того, чтобы поддержать престиж русского человека, сдаетесь ему на милость!
- Что он выбрал? - Ответ на этот вопрос меня не слишком волновал, поскольку внутренне я не поддался на уговоры. Идти против своих убеждений - это не в моем стиле.
- Шпаги, - ответил Николай Евгеньевич и его этот выбор явно обрадовал. Понятно почему: в студенческие годы мы с ним слыли лучшими шпажистами в академии, и мало кто рисковал проверить нашу сноровку на собственной шкуре. Француз Арно не знал об этом, и потому Николай Евгеньевич не сомневался в моей победе. Я тоже, но меня это отнюдь не радовало.
- Он сошел с ума, - озвучил я свои мысли. - Может дать ему время протрезветь? До утра, хотя бы. Или предложить пистоли...
- Я не понимаю, Сергей Дионисьевич, - прервал меня секундант и остановил, уперев ладонь мне в грудь, - вы хотите очистить свое имя или дать шанс Арно отправить вас на тот свет?
- Видит Бог, - с достоинством ответил я, отстраняя его руку, - я просто не хочу устраивать бойни. У нет и шанса на победу!
- Вот и отлично. За Россию и Православие!
- Я предложу перенести дуэль на завтра.
- Ничего не выйдет. Он так горит вас убить, что любые слова окажутся бессильны. Кроме того, он посчитает вас трусом, что весьма нехорошо.
Я не успел ничего возразить, поскольку мы уже пришли. Шагах в двадцати стоял тот самый юноша, секундант Арно, какой-то человек с двумя шпагами и Арно собственной персоной. Один из лакеев поддерживал его за локоть, чтобы иностранный гость не упал в лужу. Как я мог бы описать этого Франсуа-Мишеля? Он был похож на свою сестру: такие же глаза и острый нос. Волосы его спутались, и в сумерках определить их цвет не представлялось возможным. Но в данный момент меня беспокоило только то, что взгляд у него не мог долго задержаться на мне или на ком-то еще, а колени то и дело подламывались. С таким пугалом мне предстояло сойтись в дуэли.
- Судари, начнем же! Темнеет, - напомнил Николай Евгеньевич. Судья, держа оружие за лезвия, протянул нам по шпаге. Я взял свою в руку и изобразил стойку: правая нога выставлена далеко вперед, колени чуть согнуты, левая рука застыла за головой, а правая с оружием вытянута к противнику. Арно не смог сам добраться до рукояти своей шпаги и его юному секунданту пришлось сделать это за него. Мой противник долго разглядывал гарду, поворячивая ее то так, то сяк, будто видел ее в первый раз. Возможно, оно так и было.
- Господа, - обратился я к окружающим, когда Франсуа-Мишель вырвался из рук лакея и сделал ко мне нетвердый шажок, - не вижу смысла в этой дуэли. Сейчас мой противник не способен даже ровно ходить...
- Вы оскорбили его сестру, - холодно сказал юноша-секундант, - а Франсуа-Мишель Арно готов защищать честь мадмуазель Жанны Арно в любое время. Защищайтесь!
От Арно я услышал какое-то жалкое "ан гард", после которого он поскользнулся и рухнул в сырые листья. Не в силах больше выносить это ужасное зрелище, я воткнул шпагу в землю и пошел прочь. Я знал, что Арно пытается встать, нащупать оброненное оружие, но ни то, ни это ему не удается. К чертям все. Я оделся и, не преследуемый никем, пошел домой пешком через лес...
...Ни слова о благородстве! Я получил то, что давно заслуживал. Никто из тех, кого не было в тот вечер в овраге за городом, никто! не знал, что же произошло, но тут и там говорили: "Этот служка вконец заврался!.. Я слышал, будто он был одним из лучших... Бедная девушка...". Собирая в дорогу чемодан, я обдумывал слова своего бывшего академского сокурсника Николая Евгеньевича. Это те, где он говорил про мою "репутацию труса". Мне многого стоило сие признание, но в конце концов я уверился в его правоте. Новый век наступал слишком быстро, отдавливая пятки последним рядам.
Бедная девушка! фыркнул я, укладывая стопками чистые рубашки. Кто бы мог знать, как все обернется? Впрочем, все тогда было в моих руках, и винить я теперь мог только себя и никого другого. Она такая же бедная, как и министр с портфелем. Сколько я потратил ассигнаций, хотя дело совсем не в них! Ради чего?
Должен признаться, моя рука со шпагой дрогнула еще и потому, что я подумал о Жанне Арно, чей брат должен был пасть, но не как мужчина, а как жертва убийцы. О ней, о томной, но яростной, вспомнил я тогда. И, решая судьбу Франсуа-Мишеля, я позволил своему благородству в очередной раз взять верх. Сохранить ему жизнь в обмен на спокойствие его сестры. Какой вздор!
Франсуа-Мишель Арно не прожил дольше моей репутации. Там, где должна была разыграться одна драма, разыгралась совсем другая: видать, в тот день сама Смерть бродила за его спиной. После несостоявшейся дуэли, он вернулся в сопровождении своих слуг в ресторан Р., где стал поносить меня и очернять мое имя, за что и был на следующий день вызван на бой. И сделал это не кто-нибудь, а Николай Евгеньевич! Французу не помогло даже то, что к утру он протрезвел. Николай Евгеньевич был лишь легко ранен, что, согласитесь, при таком раскладе совсем недурно. И был бы я благодарен ему за заступничество...
Совсем недавно, час или два назад, я был посещен мадмуазель Арно. Я почти ничего не понял из того, что она мне сказала, поскольку был в расстроенных чувствах.
- Я-то думала, вы настоящий мужчина!.. Не надо мне было посылать к вам Франсуа-Мишеля... - и подобный бред несла она, пока я тупо разглядывал витрины бакалейной лавки напротив. Единственное из ее слов, что отчаянно врезалось мне в память, было следующее: - Мы с Николаем Евгеньевичем уезжаем во Францию... Брат оставил мне виноградники... Слишком бесхарактерный...
Когда она уже растворилась в толкотне переулков, до меня начал доходить смысл ее речей. Осознав же истинный ход событий, я решил навсегда покинуть этот городок, чтобы не видеть больше лиц людей, что порицали меня за мою честность и достоинство, и исчезнуть где-нибудь в самой глубинке. У меня оставалась надежда, что беспощадный Новый Век нескоро туда доберется. Я взял чемодан, захлопнул дверь и отправился в путь...