Пейзаж в «Мцыри» хотя и играет второстепенную роль — фон в буре чувств героя, тем не менее, он художественно доминантен и имеет свою особую логику — систему знаков в безмерности отражений.
Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь.
Действие начинается с точного указания места действия, пейзажа развалин монастыря, страж которых тот самый, возможно, старик, что рассказал Лермонтову историю своей жизни, и ни одна живая душа не смогла бы нарушить тайну столь живой и откровенной исповеди. Развалины — знак былого величия, говорящая история, похороненная ныне вековая дружба Грузии и России. Кенотафом- символической могилой — начинать романтическую поэму? Что ж… В этом и величие певца «Демона», и его болезненное, отчетливо выраженное стремление к смерти.
Разумеется, это романтизм - первый же пейзаж поэмы возносить, прятать высоко в горах, а оттуда начинать с детства героя, с глубокой скважины стены, сквозь которую видна часть мира — заманчивая, зовущая мечты в «мир тревог и битв». Дитя военачальника горских народов, он пленник генерала Ермолова, но еще не ведает, что в монастыре том для братии нет пленников, а есть только мир под суровыми горами — низ, и за облаками — бог — верх.
Братья суровы как сама природа гор и, может быть, оттого вызывают у мальчика чувство враждебности и нежелание прервать молчание, он только потом понимает, как ошибся. И тот, кто рассказал Лермонтову эту историю, стал христианином, вот он «сметает пыль с могильных плит», один, не уходит, чтит их память. Он, мусульманин, предназначен был принять христианство, соединить в себе Запад и Восток, он стал знаком, символом смирения для поэта, так же проходившего жестокие антитезы судьбы. Можно предположить, что это смирение старика выражает разные противоборствующие аспекты в мировоззрении Лермонтова, в которых нет ясности, как туманном небе гор на его знаменитых акварелях. Небо, как и все возвышенное, не имеет границ и четких очертаний, лишь в ночном пейзаже полоса света, позволяющая видеть острую суть земной тверди, орнамент бытия-сквозь-неведение:
Бледный свет
Тянулся длинной полосой
Меж темным небом и землей,
И различал я, как узор,
На ней зубцы далеких гор...
Этот пейзаж символизирует переход от природы-друга к природе врагу, сейчас она примется искушать его (природа- рай) и заманит (природа-ад), потому что несмотря на ее точные предостерегающие знаки, он продолжает и продолжает свой вымученный в бесплодных терзаниях путь. Что это за знаки? Он видит их и читает. «Братья в пляске круговой» — деревья, он будет ходить по кругу, из круга танца нет выхода, это кольцо.В реальности - статичный пейзаж, в воспоминаниях - динамичный портрет братьев. «Груды темных скал», разделяемые потоком — это пейзаж-аллегория, невозможность соединения с родиной, поток жизни разделил две религии, два мира, родину и чужбину, «им не сойтися никогда». Когда-то это была единая религия, но поток времени разделил ислам и христианство, им не сойтись. По земной тверди дойти... до истины... невозможно.. Мцыри видит «облачко за облачком» плывут к Востоку- да, по небу долететь — нет препятствий, как нет и не может быть препятствий в области возвышенного. Земное не помощник великого воссоединения, лишь небо, и потому столько внимания пейзажам неба. Земная твердь — круги ада. Пейзаж-сравнение, пейзаж- аллегория:
… на краю
Грозящей бездны я лежал,
Где выл, крутясь, сердитый вал;
Туда вели ступени скал;
Но лишь злой дух по ним шагал,
Когда, низверженный с небес,
В подземной пропасти исчез.
Ущелье, по склонам которого Мцыри карабкался с риском для жизни, а девушка шла, держа кувшин над головой — это та пропасть, в которую был низвергнут Люцифер. Для женщины земной путь проще, она знает тропы — хоть в самый ад - и идет по ним, «смеясь неловкости своей». Символика этого пейзажа опять настолько проста, что мало кому хочется ее разгадать. Блок говорил о сне во сне Лермонтова — эта девушка, возможно, сновидение, близкое к тому, о котором мечтал Лермонтов в стихотворении «Выхожу один я на дорогу», ведь голос, песня... и где? - в той пропасти, в которую был низвергнут злой дух. Смерть рядом с жизнью, пауза на предельной грани интервала.
Пейзаж- сон, пейзаж-бред, когда Мцыри бросало из озноба в жар. Морской пейзаж-бред. Холодная струя в раненую грудь как облегчение и исцеление от небес и снова прекрасное пение — на этот раз пела золотая рыбка, несомненно из сказок Пушкина, как и тот дуб из стихотворения — символ соединяющего миры Лукоморья. Но с одной лишь разницей — рыбка сама просительница. Она манит в бездну, умоляя остаться с ней.
"Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье
И холод и покой.
Но этот выбор возможен лишь в пушкинской парадигме противостояния холода времени, пропитанного романтизмом, и жаркой души. Да и вот она, душа; пожалуй, тот молчаливый холод был ее маской.
Смысл пейзажа в концовке — окончательное умиротворение и смирение, прощение и открытость утаенного.
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
И так прозрачно-золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Мы видели сначала лишь развалины и стены тюрьмы, мы видели угловую башню, мы и не знали, что в самом монастыре есть сад, откуда виден Кавказ, есть акации, есть все, чтобы лицезреть всю красоту, земную и небесную.