Ну, я и закрыл за собой дверь. Тихонько так закрыл и - лязг щеколдой! Прислонился к двери-то, а у самого руки трясутся, в глазах точки вертятся, во рту сухо. Зачерпнул снежку, а он сухой, игольчатый. Ссыпается с руки. "Нет,- думаю, - черта лысого, ласковые мои!" Прислушался - тихо.
Присел на колоду - тут же стояла, дрова на ней кололи. Закурил. Щепки, лучинки тут под ногами. Захватил горсть. И бересты кусочек поднял. Пружинкой свилась от спички, почернела, и копоть масляная такая с нее. Так и сунул с угла под лапу венца нижнего. Затлело в пазе-то, по бревну. А с угла-то огонек в рост метнулся, настойчиво так. Ну. Я мешок закинул, ружьишко в руки. Валенки в ремни, и неспешно так пошел, пошел: лыжи сами бегут. К вечеру в поселок добрался. А через недельку на ближних делянках были, завернул на трелевочнике и сравнял подчистую. Чтоб и памяти не было... Шесть лет помнил, а тут уж все, развязался. А избушку-то жалко. С отцом и рубили, не балок какой-нибудь.
А то карантин, карантин. Вон на юганьском стойбище. Сначала карантин, войска созвали. Мужики винты взяли, а их всех с детишками с вертолетов-то и спалили. Так гарь там и есть, сколько уж. А отец-то по дури, конечно. Нам груз первый раз за зиму сбросили, ну, он и махнул к ним с нартами: молоко сухое, того-сего, марлю, лук повез. Сквозь солдат распадочком проскочил, а наутро вертолеты эти.
Уж если ты врач, то и врачуй, пользуй людей. Бабам по тяжести, заштопать кого... Там и врач наш, Отто Генрихович Шеллер, тоже сгорел.
А проказа эта что? Пей из своей посуды, кто заметил, скажет, да и так все знают. Вещи чужие тоже не бери, да и зачем? А то врачи. Мы врачей на тыщу кругом знаем. Я их так и спросил. Ну, они туда-сюда. Я слушал, запоминаю. Экспедиция, говорят, ладно, медики, медицинская география, географию слышали. Ну, один и брякнул: сан, говорит, эпидемстанция, спецотряд. Ну, меня так и затрясло всего. Шесть лет с собой это носил. Мать не говорит. Как услышала про отца, почернела вся и не говорит, шесть лет уже молчит старуха. Врачи? Ах, врачи, думаю. Зевок на меня напал, зеваю и все тут. Встал, портянки, валенки обул да вышел. Ну и закрыл за собой дверь-то.