В слегка приоткрытое купейное окно, давно утратившее способность закрываться до конца, врывался рассветный ветерок,донося свежий воздух, смешанный с ароматом железнодорожного туалета и металлической смазки. Занавеска из белой простынной ткани, вставшая на пути ветерка, трепыхалась из последних сил, окончательно потеряв свой белоснежный первоначальныйвид в этой неравной борьбе.Выключатель купейного динамика не работал, и из него четвертые сутки нескончаемым потоком звучали бодрые патриотические советские песни. Может быть так было задумано специально, чтобы не дай бог, пассажиры не заскучали во время утомительного путешествия.
"Если музыка - это совокупность благозвучных звуков, рождающих в душе радость, любовь или печаль, то,интересно,как называются звуки, рождающие в душе желание поерзать и почесаться?" - эта многозначительная мысль с трудом помещалась в голове, сдавленной до размеров грецкого ореха головной болью. Ореховая голова принадлежала молодому небритому человеку в тельняшке, раскинувшемуся на диване в купе вагона СВ. Второй диван пустовал. На столике в центре купе красовался незамысловатый натюрморт: по обрывкам газетной бумаги - белила яичной скорлупы, киноварь надкусанных помидор и еще что-то противное фисташкового оттенка. Под столиком в такт стуку колес позвякивал табунчик пустых разномастных бутылок.
Молодой человек в тельняшке, несмотря на небритую двухдневнующетину, действительно пребывал в молодом возрасте. Лет двадцати трех,не больше. В этом не оставляли сомнения ни гладкая загорелая кожа, ни накачанные мышцы, которые не могла скрыть тельняшка, ни та неукротимая энергия, присущая лишь молодым и сильным, исходящая от них, в каком бы состоянии не находились ее обладатели. А состояние молодого человека, надо признать, характеризовалось неприглядно и коротко - глубокое похмелье.
Молодого человека звали Димыч. Это имя образовалось от отчества Дмитриевич.В семье Димыча рос сводный брат с таким же именем как у него, и родители, для удобства, различали их по отчеству: Дмитриевич и Олегович. Со временем длинные имена трансформировались в короткие - Димыч и Олегыч. Димыч с раннего детства настолько привык к своему имени-отчеству, что и не мыслил себя иначе.По окончании политехнического института, Димыча распределили на автомобилестроительный завод, строительство которого подходило к завершению, и шел набор инженерно-технических работников. Молодого специалиста сразу озадачили далекой командировкой в Казахстанский городок с труднопроизносимым названием, с заданием добыть и привезти станок для изготовления замысловатой детали, без которой опытные образцы автомобиля издавали зловещие звуки при левом повороте. Очень ответственное задание.
Долгий путь близился к концу.Сегодня, ближе к ночи, поезд, пробороздивший уже больше половины Казахстанской степи, неизбежноприбывал к месту назначения с опозданием в двенадцать часов.
После недолгих размышлений о сути музыки Димыч попытался вспомнить прошедший вечер, и это ему удалось после некоторых усилий, сопровождающихся вращением зрачков,потягиваниеми зевотой. Весь вечер и пол ночи они с соседом по купе пили, причем очень много и без разбору: водку, коньяк и колоритный местный напиток, принесенный проводником. Сосед очень веселился, постоянно подливал в стаканы и произносил тосты. Поднапрягшись, Димычотчетливоприпомнил его круглое, желтое, улыбающееся даже во сне лицо. Казах, ехавший в купе с Димычем, работал директором фабрики по производству юрт и возвращался из Москвы, где в Госплане утверждал повышенные обязательства, приуроченные к предстоящему столетию Ленина. Изумленный Димыч спросил:
- И что, кому-то нужны юрты в наше время?
- Как же? -удивился бестолковости соседа директор. - Пол Казахстана живет в юртах. Нефтяники заказали большую партию для рабочих в Сибири. И на севере без них никак не обойтись. Вот, думаем, пора выходить на внешний рынок. В Америку будем продавать юрты, эскимосам. Мы что хочешь можем пошить. Юрту, чум, ярангу, вигвам. Тебе нужен вигвам, Димыч? Нет? А жаль, могу посодействовать. Надумаешь, обращайся. Давай, выпьем за вигвам!
Малопьющий Димыч, сраженный натиском соседа, быстро опьянел и отключился, не услышав, как его жизнерадостный спутник сошел ночью на какой-то станции.
Натюрморт, лежащий на столе, пощекотал ноздри Димычанеаппетитной вонью, отчего он поморщился и, попытавшись разлепить намертво склеенные сухим трениемгубы,осознал, что ему нестерпимо хочется пить. Тут же представилась теплая, желтая вода из вагонного титана и чувство отвращения прокатилась с кончика языка, через гортань, пищевод и застряло в желудке зудящим спазмом. Его могла спасти только ледяная, прозрачная, еще лучше с пузырьками углекислоты, а можно и со щепоткой соли вода. "Подъем!", - дал себе команду Димыч и встал с дивана. Пошатываясь, дошел до купе проводника. Дверь была открыта. Проводник, как две капли похожий на соседа - директора, безмятежно спал, свернувшись на своем диванчике. В вагонном окне Димыч увидел все тот же заунывный забег железнодорожных столбов по Казахстанской степи, что и вчера. "Прокати меня, Ванюша, на тракторе..." - в сотый раз безответнопризывал из динамика частушечный бабий голос. Чтобы отделаться от докучногонапева, Димыч потряс головой и огляделся. Абсолютно пустой вагон, закрытые двери в купе и на удивление прохладный воздух - указали Димычу на раннее время. "Значит, ресторан пока закрыт".Посмотрев на запястье,часов на руке не обнаружил. В этот момент он внятно услышал что колеса, равномерно отстукивающие свою заурядную однообразную песню, сменили ритм. Вагон закачало сильнее, и раздался металлический скрип тормозов. Стало ясно - поезд останавливается.
"Ура! Станция. Если уж не буфет, то какой-нибудь арык с холодной водой там должен быть",- обрадовалсяДимыч и, не заходя в свое купе, решительно открыл дверь в тамбур.
Далее все произошло необычайно быстро. Не дожидаясь полной остановки поезда, Димыч спрыгнул со ступеньки вагона, неловко подвернул ногу, упал и кубарем покатился с насыпи вниз. Пока он кувыркался по насыпи, безуспешно пытаясь остановиться, зазвучал лязг, скрежет и набирающий ритм стук колес. Поезд, так и не успев остановиться полностью,припустился вперед, ускоряясь. Наконец неудачник сумел совладать с вращательным движением тела и, не разгибаясь, на четвереньках, быстро перебирая руками и ногами, пополз наверх. Все его старания были тщетны. Гравий, камни и песок, из чего собственно и состояла насыпь, с огромной скоростью вылетали из-под рук и ног, но, согласно законам физики, сам Димыч оставался на месте. Со стороны он очень походил на веселогопса, который, сутки напролет просидев в запертой квартире, наконец-то вырвался на волю, справил накопившуюся нужду и теперь зарывает свои отметины, одновременно призывая хозяина побегать и поиграть с ним.Когда Димыч, сумев все же встать на ноги, бежал, прихрамывая, вдоль насыпи с криком: "Какого ж черта ты здесь останавливался!?" - поезд, расхлябисто виляя последним вагоном, начал нехотя оборачиваться. Вот уже виден первый вагон, показался следующий. "Возвращается за мной", - мелькнула дикая мысль. Но поезд, вполоборота похихикав над Димычем, повернул всем туловищем направо и унесся, набирая скорость, окончательно разрушив надежды на возвращение.
"Тьфу, какая банальность. Отстал от поезда. Без документов, денег и часов", - заключил запыхавшийся Димычи внимательно оглядел себя сверху вниз. Любимая тельняшка и синее спортивное трико с вытянутыми коленками(излюбленная одежда железнодорожных пассажиров), превратившиеся в пыльное и грязное тряпье, огорчили придирчивый взгляд хозяина. В самых неожиданных местах зияли дырки, под ними, припорошенные рыжей пылью, саднили и зудели розовые ссадины на теле. Чернели босые ноги, причем в пятку правой ноги впился приличный кусок гравия, который, без сомнения, и вызывал сильную хромоту. Никакой станции или полустанка в обозримом пространстве не наблюдалось.
Во время извлечения куска гравия из пятки, Димычу неожиданно вспомнился разговор с секретарем комсомольской организации завода, состоявшийся за день до отъезда в командировку. Комсомольского вожака звали Павка Корчагин. Действительно его так звали, или это прозвище - неизвестно. Димыч не успел разобраться с этим вопросом. Очевидно лишь то, что ПавкеКорчагину очень нравилось его имя. В своих зажигательных речах во время комсомольских собраний он постоянно сравнивал себя и подопечных комсомольцев с Павкой Корчагиным и его бригадой, недвусмысленно намекая на то, что и задачи у них схожи, и, дескать, преодолеваемые трудности подобны. И даже в Москве, в Центральном Комитете ВЛКСМ, получая бодрые отчеты Павки Корчагина, живо представляли себе этакого рубаху-парня, с кудрявым чубом и атлетическим телом, похожего на актера - исполнителя роли Корчагина в нашумевшем кино. На самом деле ПавкаКорчагин был невысок, слегка полноват и очень любил комфорт.
В тот день ПавкаКорчагин в очередной раз вызвал Димыча и потребовал немедленно написать личные социалистические обязательства.
-Ты далеко уезжаешь, случись что с тобой в дороге, а мне в обкоме голову снимут, - настоял тогда Павка.
"Накаркал, придурок", - удовлетвореннопостановил Димыч. Куда приятнее считать, что виноват в случившемся - прозорливый Павка Корчагин.
"Что теперь делать? По расписанию пассажирский поезд по этому маршруту проходит раз в четыре дня. Выходит, надежда только на товарняк. А когда он пройдет здесь, неизвестно. В любом случае надо куда-то идти, пока не жарко. Только куда? Вперед или назад? И надо найти тапочки, ведь я точно был в них, когда выходил из поезда".
Одолеваемый невеселыми мыслями, с трудом отыскав свои тапочки, один из которых чудом оказался с другой стороны насыпи, Димыч принял решение двигаться вперед....
...Уже несколько часов Димыч вышагивал по железнодорожному пути строевым шагом, насколько это позволяли домашние шлепки с мягкими круглыми носами. Отвращение к теплой воде, возникшее в поезде, выкатилось из него еще во время кувыркания по насыпи. Теперь попросту хотелось пить. Димыч старался отогнать от себя назойливые мысли о воде, но большой, размером с ведро граненый стакан, наполненный прозрачной жидкостью, настырно заполнял собой все мозговое пространство, вытесняя из головыиные мысли. Пытаясьспастись от наваждения, Димыч напевал: "Сердце.... Тебе не хочется покоя... Сердце.... Как хорошо на свете жить.... Кстати,сколько человек может прожить без воды? Кажется три дня. Но при такой жаре не больше суток. Ну, за сутки я точно куда-нибудь выйду. Какое же сегодня число? Все правильно, сегодня 16 июля 1969 года. Надолго мне запомнится этот июльский денек".
Разговаривая и рассуждая сам с собой, Димыч бодро шествовал навстречу неизвестности, ничуть не унывая.
Минут сорок назад во встречном направлении, кропотливо перебирая колесами, пронесся товарняк, судя по издаваемому звону - с пустыми цистернами. Димыч до последнего момента стоял на шпалах, подняв руки и скрещивая их над головой, как во время Первомайской демонстрации, и едва успел соскочить с рельсов, рискуябыть раздавленным. Равнодушный товарняк, обдав бедолагу мазутной волной, умчался по своим делам. Видимо ему не терпелось наполнить свое прожорливое брюхо новой порцией вкусных нефтепродуктов. И снова воцарилась знойная тишина, изредка прорезаемая негромким, но резким свистом, издаваемым толи какой-то невидимой птицей, толи зверем. Из школьных знаний по природоведению Средней АзииДимычупомнились лишьскорпион и ядовитый паук каракурт. В свое время рассказ об этих членистоногих произвел на юного Димыча неизгладимое впечатление, и он даже просил одного знакомого узбека, торговавшего курагой на соседнем рынке, привезти парочку насекомых. Правда о цели их использования он стыдливо умолчал, ибо цель эта явно не отвечала принципам гуманизма. Вспомнилась трогательная учительница Марь Ванна, в белой блузке, с неопрятными кудельками на голове и в очечках с желтой оправой. Марь Ванна, глубоко проникшись идеями воспитания советского человека, никогда не расставалась с длинной деревянной указкой. Испытывая искреннее отвращение к телесным дореволюционным наказаниям, как методу воспитания, Марь Ванна самозабвенно лупила своих учеников указкой по голове. Ведь голова - это, как известно, не тело, а голова. Следовательно, наказание это не телесное, а головастое. Воспоминание об этом вызвало у Димыча слегка подзабытый зуд на макушке. С каким упоением юный Димычрисовал себе картину вопящей училки, у которой на голове, запутавшись в кудельках и хищно щерясь, сидел скорпион. К счастью, этому умыслу не суждено было осуществиться, так как узбек, продав курагу, уехал на родину и больше не возвращался. Напевая и предаваясь школьным воспоминаниям, путешественник бодро вышагивал по шпалам....
...Не сразу поняв, что происходит, Димыч остановился и обернулся. Гул, услышанный им, отличался от железнодорожного грохотания. Покрутив головой, он увидел вдалеке, почти у самого горизонта - густое марево, а из него - лениво и неуклюже поднимающийся вертолет. Поднявшись на небольшую высоту, машина, натужно погудев, развернулась вокруг своей оси и неожиданно шустро полетела, скрывшись за горизонтом. И только облако пыли, оставшееся висеть в воздухе, доказало Димычу, что это не мираж и не галлюцинация воспаленного и иссушенного воображения.
"Вряд ли вертолет садился в голую пустыню. Как минимум, там должен быть аул. Сейчас возьму небольшой тайм-аут и двину туда. Вон тот саксаул будет мне ориентиром", - решил Димыч, приметив примерно на полпути растущее дерево. После небольшого отдыха, наполненного приятными мечтами о воде, он бесповоротно двинулся к своему спасению....
...Последние четыреста метров Димыч преодолевал босиком. Нестерпимо болели изодранные в кровь ступни, радовали только пятки. Толстый слой белой шершавой ороговевшей кожи защитил эти уязвимые места от истирания. Как хорошо, что в свое время не послушался мать, настоятельно рекомендующую тереть пятки пемзой для придания им мягкости и нежности. Вдрызг рваные тапочки пришлось оставить у саксаула, они только сдерживали скорость передвижения. Дойдя до дерева, Димыч не удержался и влез на него, хотя и так было видно, что он неминуемо приближается к островку цивилизации. С высоты толстой корявой ветки ему открылась картина, придавшая неслыханный прилив сил и энергии. Димыч увидел длинные низкие постройки, напоминающие амбары, выстроенные наподобие свадебного стола буквой П., между ними и вокруг них громоздились небольшие строения различной формы: квадратные и округлые.Все это хозяйство по периметру было обнесено высоким забором, по четырем углам которого торчали явно сторожевые вышки. Перед этим хозяйством располагалась, без сомнения, вертолетная площадка, и, самое главное, рядом с ней Димыч своим зорким зрением отчетливо рассмотрел колодец. Обычный русский колодец, одетый в сруб и с ведром на цепочке. Вызывало беспокойство абсолютное безлюдье. "Ну, так правильно, не иначе, тихий час после обеда".Размышляя, Димыч нетерпеливо припустился вперед.
...Спустя некоторое время анахорет Димыч расслабленно сидел, откинувшись спиной к срубу колодца с закрытыми глазами. Мокрая тельняшка, накрученная на голове наподобие тюрбана, источала живительную влагу, образовавшую на небритой щетине росистый лужок. Димыч, закатав трико до колен, горстью зачерпывал воду из ведра, стоящего рядом, с наслаждением поливая уже отмытые и остуженные ноги. Стакан с водой, сидевший в голове несколько последних часов, выскочил после первого глотка, оставив после себязвенящий вакуум. Димыча несколько смущал запах, вернее даже вонь, волной наплывающая из-за забора. Кстати, и забор вблизи оказался серьезным сооружением с колючей проволокой по верху. Но обдумывать этот факт пока не было ни возможности, ни желания. Димыч отдыхал....
В то же самое время, в ближайшей к вертолетной площадке вышке, сидя на полу, прислонившись к ограждению и нежно обняв винтовку, дремал солдат срочной службы Костя Копытов. Заступив в дозор менее часа назад, рядовой знал, что начальство появится не скоро, поэтому и позволил себе чуть-чуть расслабиться, хотя относился к караульной службе чрезвычайно серьезно.
Костя Копытов, призванный на службу этой весной, происходил родом из Рязанской деревни Пустышкин Рог. Щуплого телосложения, с белобрысым чубом на бритой голове и конопатым курносым носом, в новехонькой, с иголочки, солдатской пилотке, он являлся типичным представителем новой этнической группы, созданной Коммунистической партией - Советский Народ.Взращенный Советской сельской школой, Костя знал, что бога нет; при всем том, регулярно ходил с матерью в церковь за десять километров от их села, крестился и ставил свечки "за упокой" и "за здравие". Китайская культурная революция, о которой он много слышал по радио, представлялась ему в виде толпы из миллиона, нет, десяти миллионов китайцев, вооруженных умными книжками Мао Цзэдуна, хором кричащих в праведном гневе: "Долой бескультурье!". Но главной чертой Кости Копытова - была безграничная доброта и жалостливость.Он очень жалел угнетаемых в Америке негров, соседскую тетку Нюру, схоронившую умершего от белой горячки мужа, корову Зорьку, у которой издох едва народившийся теленок, жалел кур, рубить головы которым научился с восьми лет, и совсем жалился, до слез, на мамку, когда та, рыдая, провожала единственного сынка в армию. Однако служба для Кости оказалась не обременительной. После принятия присяги, его и еще нескольких новобранцев погрузили на поезд, затем на вертолет и доставили к месту службы - в подсобное свиноводческое хозяйство воинской части Н. Длинные приземистые строения, показавшиеся Димычу издалека амбарами, служили свинарниками, в которых выращивались упитанные, довольные жизнью хрюшки. Привычная с детства работа по уходу за животными Косте даже нравилась. Но, конечно, куда приятнее и почетнее - нести караульную службу. Очнувшись от дремоты, солдат окинул строгим взглядом охраняемое хозяйство. Кроме свинарников по всей территории в хаотичном порядке ютились вентиляционные шахты, накрытые сверху толстыми металлическими болванками, в нескольких местах маячили сооружения, напоминающие землянки, крытые дерновою кровлей и с металлическими воротами.Одно из них было столь велико, что в открытые ворота запросто проезжал до верху груженый грузовик. Виднелись несколько бункеров, в один из которых заходило изредка прилетавшее на вертолете большое начальство, в погонах и в штатском. Один раз Косте померещились генеральские погоны, но он мог и ошибиться, так как его вместе с сослуживцами в этот момент близко к бункеру не подпускали.Все постройки, не имеющие отношения к свиноводству, сверху тщательно скрывались дерном и маскировочной сеткой.
Свинки недостатка в кормах не испытывали. Ежедневно открывался люк одного из бункеров, и оттуда извлекались несколько оцинкованных корыт, доверху наполненных различными пищевыми отходами. В свою очередь, убиенные и опаленные хрюшки исчезали там же. Поначалу Костя Копытов думал, что под землей находится завод по производству корма для свиней, но, пораскинуть мозгами, решил, что там как раз и располагается воинская часть Н, которая занимается чем-то очень секретным. Отсутствие любопытства и природная леность ума не позволили ему додумать до конца эту гипотезу. Тем более что старшина Заглушко ежедневно напоминал рядовым: "Носы никуда не совать, об увиденном не разглашать!".
Поразмыслив о том что и нос то совать некуда, так как все ворота, люки и двери, ведущие в подземную часть, всегда на замке, Костя неспеша снял пилотку, обтер ей вспотевшее лицо, водрузил обратно, и, облокотившись на ограждение вышки, задумчиво уставился на ближайший свинарник.
Глава 2
- Солдатик, привет!
Услышав голос, Костя Копытов вздрогнул и резко обернулся. Никого не увидев, подошел к внешнему краю вышки и, свесившись через ограждение, уставился на человека, стоящего внизу. Его взору предстал молодой улыбчивый человек: стройный, голый по пояс, загорелый и с босыми ногами. Темные цепкие глаза дружелюбно смотрели на Костю.
- Браток, мне б побриться, - Димыч провел ладонью по подбородку и белозубо улыбнулся, как бы извиняясь за свою небритость.
Костя, в первое мгновение впавший в легкое оцепенение, очнулся, грозно вскинул винтовку и прокричал, не делая пауз между словами: " Стой кто идет руки вверх пароль ты кто такой?" Димыч беспрекословно и молниеносно вытянул руки вверх. В правой руке у него была зажата туго свернутая тельняшка-тюрбан.
- Что у тебя в руке? Почему босой?
Димыч с облегчением заметил, что речь солдата стала раздельной.
- Подожди, не все сразу. Сейчас расскажу, только убери свою рогатку.
И Димыч, не опуская рук, коротко, живописно и ярко описал свои злоключения. Заметив сочувствие в глазах солдата, особенно во время рассказа о бездушном товарняке, едва не раздавившем его, Димыч подналег в своем повествовании на жажду, жару и истерзанные ноги, при этом он скакал на одной ноге, подняв вторую как можно выше, чтобы часовой мог увидеть ее плачевное состояние. К концу рассказа Костя стоял с опущенной винтовкой. Он совсем не обиделся на рогатку, и ему стало по-настоящему жалко Димыча.
Спустя некоторое время приятели, именно таковыми они стали после короткого знакомства, сидели на сторожевой вышке и обсуждали рекогносцировку. Костя, отлично зная все лазейки, а таковые всегда имеются даже на самом сверхсекретном охраняемом объекте, провел Димыча за забор и тот, пригибаясь и прячась за все выступающие неровности, короткими перебежками добежал до вышки и, быстро забравшись на нее, присел на дощатый пол. Сделал он это вовремя. Свиноферма начала потихоньку отходить от послеобеденной дремы. Протопал заспанный старшина Заглушко, угрюмо взглянул на торчащего на вышке Костю и грозно прохрипел: "Не спа-а-а-ть на посту!". Энергичней и громче захрюкали свинки, с упоением опустив рыльца в корыта, наполненные винегретом из продуктов, ассортименту которых могла позавидовать любая столовая общепита. Димыч отчетливо услышал возмущенное чваканье желудка. Тот просил кушать.
- Согласно артикулу я обязан сдать тебя, - Костя ткнул пальцем в грудь Димыча, - начальнику караула. Но я не хочу этого. Тут недавно какой-то местный забрел к нам, то ли заблудился, то ли надо чего было, так его взяли под стражу, а на следующий день под конвоем погрузили в вертолет и все, не поминай лихом. И с тобой также будет. Вот такой у нас секретный объект.
- Нет, мне нельзя под конвоем, мне за станком надо. Ты говоришь тут станция не так далеко. Я, дурак, ошибся и пошел не в ту сторону. Сейчас уже мог бы на месте быть. Что ж мне делать? ... Слушай, Костян, мне бы пожрать, побриться и на ноги чего-нибудь, и уйду я незаметно своей дорогой. Поможешь, а? В долгу не останусь.
Костя задумчиво сдвинул пилотку на затылок, почесал лоб, вернул пилотку на место и,наконец, принял решение:
-Держись за авось, поколе не сорвалось. Вот что. Мне еще два часа в карауле торчать. Как случится момент, я тебя спрячу в свинарнике, есть там закуток с соломой. Когда стемнеет, принесу сапоги с портянками, больше ничего нет, а на рассвете уйдешь, лазейку знаешь. Я на стреме постою. Лады?
- Ну, Костян, мировой ты мужик, по гроб обязан буду, - расчувствовался Димыч.- Ты только учти, нога у меня не маленькая, 45-го размера, и чем побриться не забудь. Идет?
На том по рукам и ударили.
...Димыч блаженствовал. Растянувшись во весь рост и подложив руки под голову, он лежал на кусачей ароматной соломе в небольшом огороженном закуточке, занимающем угол свинарника. В закутке стояли вилы, две совковые лопаты, валялась пустая алюминиевая миска с ложкой и солдатская фляжка с чистой водой. Костя не подвел Димыча. Улучив момент, крадучись провел его в закуток. Еще до темноты, воровато озираясь, забежал к Димычу в схрон с большим ведром, укрытым сверху масляной телогрейкой. Торопливо выгружая из ведра миску с едой, фляжку и сапоги, Костя громким шепотом приговаривал:
-Вот тебе жратва, вода, сапоги у Заглушко спер, у него лапища, что у слона, лезвие и обмылок. Миску и лезвие зароешь вот тут под соломой, я опосля заберу.
Димыч бросился примерять сапоги, которые пришлись впору, а Костя продолжал:
- Димыч, ты не горячись, но не получится тебе уйти на рассвете. Не знаю, что случилось, но вдруг привезли целый взвод автоматчиков, не из наших, расставили по всем вышкам. Раньше ночью только на двух стояли. И еще охрана на каждом шагу. А нашим без надобности запретили выходить из казармы. Хорошо, я сегодня дежурю в этом свинарнике, а то бы не дошел до тебя.
-Да ладно, Костян, ночью слиняю, до рассвета.
-Ты че, спятил? - Костя покрутил пальцем у виска. - Пристрелят, глазом не моргнут.
-Ну, влип, едришкин кот, - не очень то огорчился Димыч.
-Слушай, а ты случайно не лазутчик?
Бдительность, доколе усыпленная жалостливостью и благодушием, приподнялась в голове у Кости и задала этот нелицеприятный для Димыча вопрос.
- Какой, на фиг, лазутчик! Я офицер Советской Армии! Младший лейтенант! Запаса.
От негодования у Димыча приподнялись плечи и грудь, а на них короткими перебежками заиграли отлично развитые мышцы. Грудная, бицепс, трицепс. Грудная, бицепс, трицепс....
- Да ладно, не пыжься, придумаем что-нибудь.
Костя с уважением посмотрел на мышцы и его бдительность сдалась без боя.
После ухода Кости,Димыч, чертыхаясь и экономя воду, побрился и приступил к трапезе. В алюминиевой миске лежали две огромные, с лопату, остывшие котлеты. Одна состояла из слипшихся макарон, другая из мяса. Сверху лежали два больших ломтя хлеба от круглого каравая. Хлеб оказался,в самом деле - вкусным. Запив ужин чистой водой из фляги, одетой в аккуратный брезентовый мешочек, ощутив блаженство и сонливость, Димыч, растянувшись на соломе, обдумывал свое положение. В отличие от Кости, Димыч с детства обладал завышенным для среднего советского ребенка любопытством и любознательностью. Его пытливый ум частенько пребывал в стойке охотничьего пса, готового по первой команде хозяина броситься, не разбирая дороги, в камыши, чтобы, триумфально виляя хвостом, принести тому пищу. Такая особенность нередко доставляла беспокойство родителям и педагогам мальчика. Вот и теперь, все его мысли направились на разрешение загадки: "Что за сверхсекретный объект под землей?" То, что там находится что-то очень серьезное,Димыч понял с первого взгляда, брошенного еще с Костиной вышки. "А что охрана слабая, так это тоже своего рода маскировка. Правда непонятно, зачем сегодня автоматчиков навезли, может, начальство ждут? Как бы не застукали". Засыпающая фантазия рисовала секретную химическую лабораторию, в которой люди в белых балахонах, масках и перчатках производят вещество, делающее невидимыми для противника солдат нашей армии. Нет, ерунда детская. Возможно, там работают над созданием лазерного оружия, современного гиперболоида. А может...
С этими мыслями Димыч провалился в сон...
- Лазутчик! - белый балахон, держа Димыча за грудки, прижимал его к шершавой холодной стене и орал прямо в лицо.
-Лазутчик! Вот мы сейчас и испытаем гиперболоид! Старшина Заглушко, готовь орудие к бою!
- Я Советский офицер запаса! - отбивался обеими руками Димыч, но они проникали через балахон как через привидение, не ощутив сопротивления плоти, в то время как балахон все крепче вдавливал его в стену. В спину впились ошметки бетона со стены, дышать становилось все труднее.
-Запаса говоришь? Вот нам и нужен запасной. Заглушко, поторопись!
Старшина, у которого вместочеловеческих ног торчали две исполинские слоновьи тумбы, сдернул чехол и Димычувидел зенитное орудие, только вместо ствола на нем ощетинилась труба, похожая на телескоп.
-Вы же убьете меня! Мне нельзя умирать! Меня на заводе ждут!
Димыч, пригвожденный к стене балахоном, как марионетка впустую дергал руками и ногами.
-А ты думал? Для чего столько лет делали, сколько свинины съели. Пора испытать.
Вдруг прямо за балахоном материализовался Костя, в руках он держал пробирку с мутной жидкостью.
-Держи, Димыч, быстрее пей, станешь невидимым!
Костя протянул руку сквозь голову балахона и прижал пробирку к губам Димыча. Тот свободной рукой перехватил пузырек и залпом проглотил содержимое. Тут же хватка балахона ослабела, он повернулся к Косте, схватил того за грудки и заорал:
-Предатель! Теперь ты будешь на его месте!
Костя, как и Димыч чуть раньше, бесполезно отмахиваясь от балахона, закричал:
-Лети! Мне ничего не будет! Я не в запасе, я на службе. А ты лети, быстрее!
И тогда Димыч вытянулся в струнку, прижав руки к телу, задрал подбородок кверху, поднатужился, поднапрягся, слегка согнув колени, оттолкнулся от бетонного пола и... взлетел! Взлетел как ракета, строго вертикально, прошил головой и телом бетонный потолок, насыпь из земли и дерна, ничего при этом не почувствовав, и вырвался на волю, в ночную прохладу. Не останавливаясь и не оборачиваясь, Димыч продолжал полет все выше и выше в черное, звездное небо. Снизу донесся незнакомый голос: "Счастливого полета, подполковник!". "Я не подполковник, я - младший лейтенант", - хотел ответитьДимыч и в этот момент проснулся.
Окончательно очнувшись от кошмарного сна, он понял, что пожелание счастливого полета произнес реальный человек, который беседовал с кем-то буквально в двух метрах, с наружной стороны свинарника. "Спасибо, товарищ полковник", -ответил низкий приятный баритон. Послышалисьшаги, собеседники разошлись в разные стороны.Димычу стало тоскливо. "Может сдаться? Нет, прав Костян. Пока разберутся кто, что, да зачем, уйдет недели две, а то и больше. А тут до станции три часа хода в хорошей обуви. Надо как-то выбираться. А сон забавный приснился, - Димыч ухмыльнулся и прислушался. - Сделаю вылазку, разведаю обстановку. Да и вонь свинская надоела, хоть воздуха дыхну".
Димыч осторожно приоткрыл дверь свинарника и высунул наружу один глаз. Людей рядом не видно, но приглушенные голоса, шум работающего мотора и другие нераспознаваемые звуки подтверждали Костины слова. Ночная жизнь на объекте велась намного интенсивнее, чем дневная. Однако прожектора освещали территорию неравномерно. От построек местами лежали густые тени. "Если добраться вон до того бункера и спрятаться в его тени, там совсем темно, можно увидеть место лазейки. Эх, надо было еще форму спереть у Заглушко, прошел, никто б и не заметил", - нагло подумал Димыч, затем еще некоторое время понаблюдал, чутко прислушиваясь, и, не заметив ничего опасного, рискнул. Благополучно добравшись до бункера, он присел в его тени, прилипнув к стене. Осмотрелся. Вокруг вроде все спокойно. А вот место, где находится замаскированный верблюжьей колючкой лаз в заборе, ярко освещен прожектором. На вышке, располагающейся рядом, маячит фигура военного, с автоматом наперевес. "Нет, этот путь закрыт, по крайней мере, пока". Послышались шаги. Обернувшись, Димыч вдалеке увидел две фигуры, двигающиеся в его направлении. "Если не свернут, выйдут прямо на меня. Надо переползти за бункер, на другую сторону", - что он и сделал, не раздумывая долго. С другой стороны бункера находился вход в него. Димыч сначала почуял слабый, характерный запах подземелья, а затем заметил, что железные ворота чуть-чуть приоткрыты. Оттуда пробивался слабый свет. Звук шагов усилился, стали слышны тихие голоса разговаривающих фигурантов. Димыч ощутил легкую панику и под ее воздействием, что, как правило, всегда приводит к совершению безрассудных поступков, приоткрыл дверь и юркнул в бункер. Стараясь не нашуметь сапогами и дверью, он аккуратно притворил последнюю и замер, забившись в угол и прекратив дышать. В это время два человека, разговаривая вполголоса, обогнули бункер, прошли мимо ворот и удалились. До Димыча донеслись обрывки разговора: "Что спешность вдруг такая?" - "Что-то с американцами связано". Димыч облегченно выдохнул через рот и огляделся. Он оказался в начале тоннеля, со всех сторон облаченного в бетон. Тоннель плавно снижался и поворачивал направо. Под потолком высотой чуть более двух метров поочередно по правой и левой стороне висели фонари, обернутые в металлическую сетку и покрытые толстым слоем пыли. Светились из них далеко не все, поэтому весь тоннель был погружен в полумрак. Димыч осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Обстановка не изменилась. Оглянулся, посмотрел вглубь тоннеля, затем опять наружу, и снова назад. На чашах весов судьбы лежали любопытство и безрассудство с одной стороны и здравый смысл с банальным страхом с другой.
В это самое время, много километров восточнее бункера, происходили события, которые воздействовали на судьбу Димыча, качнув одну из чаш. А именно: проводник поезда, обнаружив поутру таинственное исчезновение пассажира, по прибытии в пункт назначения поздно ночью собрал нехитрый скарб Димыча в его серый дерматиновый чемоданчик, присовокупил к нему портмоне с небольшой суммой командировочных, паспорт, и отнес все начальнику поезда, не забыв удержать небольшую часть суммы за чай и ночную выпивку. О том, что за выпивку уплатил сошедший ранее сосед Димыча, проводник как-то подзабыл. Начальник поезда, удержав у пропавшего пассажира небольшую сумму за причиненное беспокойство, сдал все вещи в опорный пункт милиции на конечной станции. Дежуривший сержант милиции поставил чемоданчик в углу кабинета, невнимательно просмотрел паспорт и затем небрежно бросил его в открытый ящик стола. Увлекшись изучением содержимого портмоне, сержант не заметил что паспорт, пролетев через ящик, свалился за него и застрял между задней стенкой стола и нижним ящиком. Затем сержанта отвлекли приводом пьяного дебошира, снятого с отправляющегося поезда и он окончательно забыл про документ. Паспорт Димыча будет обнаружен в этом месте через восемнадцать лет, во время очередной протравки тараканов.
Именно это событие, без ведома Димыча, каким-то чудесным, необъяснимым образом качнуло стрелку весов в сторону безрассудства и любопытства и гражданин без паспорта, плотно прикрыв ворота, двинулся вглубь тоннеля.
Глава 3
После недолгого блуждания по подземному тоннелю, Димыч окончательно понял что заблудился, несмотря на обладание фотографической памятью. Этот навык он развил в себев студенческие годы, когда понял, что ему катастрофически не хватает времени на чтение всей необходимой учебной литературы. Большую часть времени студента занимали чтение художественной литературы, в основном, самиздатовской и, конечно, многочисленные вечеринки с традиционным вином "Агдам". Димыч овладевал методом развития фотографической памяти в любом месте и в любое время суток. Метод заключался в умении использовать глаза как затвор фотоаппарата для фиксации картинки, с последующим мысленным проявлением ее. Частенько сокурсники с усмешкой наблюдали как Димыч, уставившись в книгу или на любой другой объект, нарочито моргал три раза, затем на несколько секунд закрывал глаза и замирал, чем очень походил на больного нервным тиком. Некоторые девушки, ловя на себе такой странный взгляд, относили его на счет своей красоты и неотразимости. Тем не менее,Димыч после месяца упорных тренировок достиг желаемого результата. Одного короткого взгляда куда-либо ему стало достаточно, чтобы с достоверной точностью мысленно воспроизвести увиденное в мельчайших деталях.
Впервые Димычу не пригодилась его замечательная способность, настолько окружающий его тоннельказался однообразным и монотонным, несмотря на то, что начало путешествия предвещало массу всевозможных впечатлений и интересных открытий. Пройдя около ста метров, Димыч, повинуясь линии тоннеля, свернул направо и увидел, что обстановка изменилась. Тоннель приобрел более техногенный вид. Вдоль стен по низу с обеих сторон тянулись металлические трубы различного диаметра, выкрашенные в зеленый цвет. По верху вдоль стен - пролегали короба разнообразного сечения, в которых, по видимому, находились силовые кабели и воздуховоды. Через определенные расстояния в стенах попадались углубления, или ниши, в которые заходили трубы для того, чтобы скрутившись в замысловатый клубок, наподобие змей, затем распрямиться и последовать до следующей ниши. Клубок из труб венчали различные по форме и размеру краники, краны и вентили. В одной из ниш торчал вентиль размером с табуретку, и Димыч присел на него отдохнуть, окрестив свое убежище террариумом. Стали попадаться двери. Тяжелые, металлические, скорее всего бронированные, на некоторых из них вместо дверных ручек красовались стальные или чугунные колеса, выполненные в форме автомобильного руля. Изредка попадались двери с круглыми темными окнами на уровне человеческого лица. Окна, при ближайшем рассмотрении, оказались иллюминаторами, так как были герметично закрыты и сработаны из прочного двойного стекла. Однажды попалась дверь с освещенным изнутри окном. Димыч осторожно заглянул в него. В тускло освещенной комнате за столом, сваренным из листа железа и четырех стальных уголков, сидели три офицера и самозабвенно резались в карты. В другой раз за дверью оказалась столовая. Димыч понял это по столу, накрытому клеенчатой скатертью в синий горох и неистребимому запаху тушеной кислой капусты. Подняв глаза, увидел, что над дверью висит какой-то лозунг, написанный огромными буквами. Заинтересовавшись, он, сделав пару шагов, отошел назад, но даже стоя у противоположной стены, сумел прочитать лишь два последних слова: "...сгоряча. В.И.Восмикратный" Начало лозунга терялось за пройденным поворотом. Возвращаться не хотелось, и Димыч рассудил: "По-видимому, это что-то о пользе горячей пищи. АВосмикратный В.И., наверное, местный шеф-повар". На некоторых дверях висели таблички-треугольники, значение которых Димыч помнил еще с уроков по гражданской обороне: "Высокое напряжение", "Радиация", "Химическая опасность". За одной из дверей, когда Димыч поравнялся с ней, раздался грохот и промелькнул свет. Стало понятно, что мимо промчался лифт. Какая же глубина этого подземелья? Легкое беспокойство впервые за время путешествия под землей охватило Димыча. Но основной тоннель, по которому он двигался, плавно снижался, закручиваясь по спирали направо, и возникала иллюзия, что вот сейчас, именно за этим поворотом, он увидит конечную цель путешествия. Несмотря на то, что тоннель имел ответвления в виде боковых горизонтальных коридоров, меньших по размеру, Димыч решил дойти до конца, никуда не сворачивая. "Ведь должен он куда-то привести?". Все же, планыпришлось нарушить. На очередной развилке он услышал гул, доносящийся снизу, а когда гул, приближаясь, трансформировался в топот сапог не одного человека, Димыч, не колеблясь, свернул в боковой коридор и побежал, гонимый страхом. Проход оказался недлинным, и беглец очутился в тоннеле, точно таком же, из которого сбежал. Вернуться назад побоялся,пришлось пуститься дальше. А затем опять пришлось свернуть, так как впереди замаячила фигура часового, и еще раз, и еще... Подземелье, своими тоннелями и коридорами, словно спрут щупальцами, обвив и крепко удерживая, затянуло и закрутило Димыча так, что он окончательно потерял ориентацию во времени и пространстве.
Когда измученный путешественник, ругая себя за безалаберность, решил, плюнув на все, повернуть назад, следуя теперь только по восходящей линии, его внимание привлекла очередная дверь с освещенным иллюминатором. Заглянув в него, он увидел нечто, вернее часть от нечто, что не могло быть распознано по видимым в окне элементам. Стало ясно одно - за дверью находится помещение очень больших, просто гигантских размеров.От мысли,что это помещение и есть сердце подземелья, куда он стремился и где найдет разгадку всего странного подземного объекта, по телу Димыча пробежала оторопь.Кстати, дверь не была заперта.
Вот уже несколько минут путешественник в легком замешательстве и нерешительности стоял перед заветной дверью, снедаемый сомнением. Незадолго до этого Димычу перебежала дорогу огромная серая крыса с рыжими подпалинами, маскирующаясяпод цвет и фактуру бетона. Серая крыса, конечно, не черная кошка, но Димыч, на всякий случай, сплюнул через левое плечо три раза. Он верил в приметы. В бытность студентом политехнического институтаДимыч проживал в общежитии - мрачном сером здании дореволюционной постройки. Веселая школярская жизнь протекала по типу коммуны. Тем не менее, почти каждый из студентов имел при себе какой-нибудь предмет, являющийся личной собственностью, но пользующийся устойчивым и постоянным спросом всех остальных. Все члены коммуны признавали бесспорное право хозяина и обязаны были спросить разрешение попользоваться вожделенным предметом. Особенной популярностью пользовались пиджак с нашитым к подкладке патронташем для шпаргалок, карманный сборник лирических стихов о любви (его наличие в кармане во время свиданий действовало на девушек безотказно), молоток, штопор и гитара. Димыч являлся обладателем и хозяином огромной плоской чугунной сковороды диаметром не менее сорока сантиметров, единственной на все общежитие. Сковорода имела потрясающий успех, сравнимый разве что со сборником любовных стихов. Во-первых, на ней можно пожарить единовременно не менее трех килограммов картошки, то есть накормить от одного до двадцати человек сразу. Во-вторых, только на этой сковороде картошка всегда получалась с румяной хрустящей корочкой и неописуемым вкусом. А так как жареная картошка для студента, что фураж для лошади, то представители фуражирского обоза чуть ли не ежедневно забегали за замечательной сковородой. К середине второго курса Димыч вдруг уловил связь между результатами экзаменов и глупой чугунной посудиной. Если он расставался с ней накануне испытания, то результат, как правило, всегда получался значительно ниже ожидаемого. Пришлось принимать чрезвычайные меры. С тех пор накануне экзамена на дверь комнаты Димыча вешалось объявление "У сковороды завтра экзамен", и никакие уговоры голодных сокурсников не могли заставить хозяина расстаться с ней.
И вот теперь, когда Димыч в раздумьяхстоял перед закрытой дверью, размышляя о возможном исходе сомнительного дела, в этот самый момент, много километров западнее подземелья произошло событие, снова необъяснимым образом повлиявшее на его дальнейшую судьбу. В родное общежитие бывшего студента с гиканьем и хохотом ввалилась после ночного купания шумная и голодная компания абитуриентов. Обнаружив знаменитую сковороду Димыча, оставленную им в наследство будущим студентам, ватага с энтузиазмом принялась жарить гору картошки. Это событие, хотя и без ведома Димыча, явилось последним резоном, и он решительно потянул дверь за рулевое колесо.
Впечатление, произведенное на Димыча увиденным, можно резюмировать так: его охватила падучая кондрашка, но столбняк, нахлынувший следом, удержал на ногах.
Помещение, открывшееся взору, могло свободно вместить в себя Египетскую пирамидку средних размеров. Чтобы полностью охватить его взглядом, необходимо было покрутить головой и глазами, что в первое мгновение было невозможно из-за столбняка. Тогда Димыч зажмурил глаза, напряг жилу и завертел головой из стороны в сторону с невероятной скоростью. Мозговая встряска помогла справиться с нервным недугом, и он смог осмотреться. Димыч оказался на небольшом металлическом балкончике. Сделав два шага и заглянув вниз, он увидел, что находится примерно на высоте шестого этажа жилого дома. Внизу копошились несколько человек в белых одеждах. Все их действия совершались вокруг сооружения, стоящего в центре помещения и простирающегося снизу и до самого потолка. Чтобы разглядеть потолок, пришлось высоко задрать голову, но он полностью терялся во мраке.Димыч, охваченный чувством первооткрывателя, внимательно рассмотрел это сооружение снизу вверх и совершенно отчетливо понял, что перед ним - космическая ракета. Со всех сторон она была окружена металлическими фермами, балками, еще какими-то технологическими элементами, но за всей этой железной клеткой просматривалась законченная, готовая к старту космическая ракета, именно такая, какой и представлял ее себе Димыч, основываясь на редких фотографиях, увиденных в печати после удачных стартов Советских космонавтов. Единственное, что отличало эту - ее местонахождение, глубоко под землей. Димыч, захлебываясь от чувства гордости и восхищения, продолжая разглядывать это чудо, думал: "Ну, как такое можно построить? Неужели это дело рук человеческих? Как же ее сюда затащили? А ведь наверху никаких признаков. Как она взлетает? Значит наверху огромный открывающийся люк. А как все замаскировано! Мне никто не поверит. Эх, потрогать бы и пощупать все это руками. Как интересно! Нет, точно никто не поверит. Вот увидеть бы запуск! Потрясающе! Интересно, как называется это чудо?". Вытянув шею и заглядывая за металлические балки, Димыч разглядел три буквы, которыми закачивалось название ракеты: "...НУС". Начало слова никак невозможно было разглядеть. В голове побежали возможные варианты: "ГНУС", "АНУС".... Улыбнувшисьнелепости подобный тавтологии, Димыч решил: "Еще успею разгадать этот кроссворд".Тут его внимание привлекла одна деталь, не замеченная в первые минуты. От балкончика, на котором стоял восторженный Димыч, прямо к ракете протянулся металлический мостик, упирающийся в открытый люк в боку корабля, призывно зазывая осуществить зародившуюся мечту побывать внутри. Упустить такой шанс - невозможно.Димычснова заглянул вниз и обнаружил, что люди исчезли, и только из-под основания ракеты, которое он не мог рассмотреть, выбивались легкие белые облачка пара. Чутко прислушался. Ухо уловилоставшие привычными звуки, сопровождавшие его всю дорогу: легкое гудение вентиляции, тихое шипение и свист вырывающегося пара, монотонный гул работающих моторов и двигателей, тихие позвякивания и постукивания, доносящие откуда-то издалека. Присутствия людей не слышно. Сама судьба дает такой шанс!Димыч на всякий случай выглянул в тоннель, никого там не увидел и осторожно, осматриваясь по сторонам и заглядывая вниз, старясь не шуметь сапогами, двинулся по мостику к ракете.
Если представление Димыча о внешнем виде космического корабля очень близко приближалось к увиденной действительности, то кабина пилота обескуражила обывателя, впервые попавшего в нее. То, что это и есть кабина пилота, однозначно подтвердило кресло, располагающееся перед пультом управления. Кресло космонавта чем-то отдаленно напоминало стоматологическое, но отличалось опутавшими его проводами, трубками и баллонами. Пульт управления, утыканный тумблерами и переключателями, светился приборами, входящими в систему индикации и сигнализации. Впрочем, описание технических подробностей не является целью данного повествования, поэтому ограничимся тем, чтоДимыч хотя и был обывателем, но все же с высшим техническим образованием, поэтому осмотревшись, он без труда распознал систему регенерации воздуха, радиооборудование, баллоны с кислородом, аппаратуру системы ориентации и многое другое, необходимое для орбитального полета. Кабина, шарообразной формы, оказалась просторней, чем представлялось при взгляде снаружи. По ней можно передвигаться. Три окна-иллюминатора с жаропрочными стеклами и специальными шторками, защищающими глаза от прямых солнечных лучей, позволяли наблюдать пространство вокруг ракеты. Возникшее искушение посидеть в кресле пилота, ощутив себя космонавтом, прервалосьновым звуком, донесшимся снаружи. Димыч исподтишка выглянул из кабины и увидел, что дверь в тоннель распахнута настежь, а за ней происходит какое-то движение. "Через эту дверь можно пройти только в кабину, значит, сюда кто-то направляется. Что же делать?" - Димыч в панике заметался. Спрятаться совершенно негде, путь назад отрезан....
Глава 4
Начальник подземного объекта, полковник КГБ Федор Эдуардович Пузцов беспокойно прохаживался по своему кабинету. Несмотря на то, что кабинет располагался под землей рядом с центром управления полетом,он был достаточно комфортно оборудован. Удобный диван, обитый натуральной кожей, позволял при необходимости полноценно расслабиться и отдохнуть. Вентиляционная система работала безотказно - свежий воздух доносил до полковника нежный ночной степной аромат. На большом столе, сработанном дореволюционным краснодеревщиком, а потому готовом служить людям еще с полвека, стоял хрустальный графин с ледяной водой и несколько разночинных телефонных аппаратов. Настольная лампа, подобранная полковником лично, очень походила на лампу, увиденную им в музее В.И.Ленина. На одной из стен, окрашенных в бежевый цвет, красовался лозунг, начертанный на белом фоне красными буквами: "Ко дню рождения Ильича, не сделай глупость сгоряча! В.И.Восмикратный". Виктор Иванович Восмикратный, генерал-майор КГБ, являлся непосредственным начальником полковника Пузцова. Фразу, сказанную им не так давно на собрании, посвященном приближающемуся столетию вождя, полковник посчитал очень своевременной и животрепещущей. Она глубоко запала в сердце Пузцову, и он распорядился оформить цитату в виде лозунга, развесив по всему объекту. На стене противоположной лозунгу - в ряд висели портреты Дзержинского, Ленина, Брежнего и Восмикратного. Феликс Эдмундович Дзержинский, читая лозунг, подозрительно и одобрительно хмурился. Владимир Ильич, хитро щурясь на цитату, как бы восклицал: "Архизлободневно, батенька!". Взгляд Леонида Ильича Брежнева был устремлен поверх лозунга, в коммунистическую даль. Портрет Виктора Ивановича Восмикратного, точнее, его глаза - обладали чудодейственными свойствами. В каком бы месте кабинета не находился полковник, они всегда смотрели на него, причем выражение глаз менялось в зависимости от обстоятельств: с благодушного и одобрительного - до гневного и осуждающего. В данный момент портрет явно беспокоился. Это беспокойство передавалось полковнику и оттого он нервничал. Причина для беспокойства есть. Для полной подготовки к полету, как всегда, не хватило нескольких дней. Сегодня утром из Москвы пришел приказ о полной боевой готовности. Полковник хорошо понимал почему. Главная задача была ранее четко определена: обогнать американцев хоть на день, час или несколько минут, но обогнать. Любой ценой. Задним умом Пузцов понимал, что такое суетливое соперничество может и не довести до добра. Но зато, в случае успеха, генеральские погоны ему обеспечены. Поэтому все силы объекта бросились на выполнение задачи. Несколько минут назад полковнику доложили, что все готово к запуску. Время Ч приближается, уже ничего нельзя ни изменить, ни отменить. Незадолго до этого полковник встретился с основным персоналом объекта, выслушал доклады, отдал приказы, поддержал морально-политический дух подчиненных, закончив встречу, как всегда, любимым лозунгом: "Ко дню рожденья Ильича, не сделай глупость сгоряча!". Затем вернулся в свой кабинет, доложился в Москву и теперь, нервно расхаживая, ждал очередного доклада...
...В это время Димыч, охваченный смятением, продолжал метаться по кабине. Осторожно выглянув еще раз, он утвердился в том, что сюда двигаются люди. У открытой двери он увидел вооруженного военного, стоящего в позе часового, из тоннеля слышались звуки шагов и голоса. "В лучшем случае - арестуют, в худшем - пристрелят", - эта мысль чуток отрезвила суматошную голову. Димыч замер, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. После короткой медитации несколько успокоился и в который раз внимательно осмотрелся. На потолке он увидел слегка приоткрытый люк, не замеченный им раньше. Рост Димыча позволил ему без труда дотянуться и ухватиться за край люка, чуть подпрыгнув. Затем Димыч, повиснув на одной руке, свободной откинул тяжелую многослойную крышку люка. В следующую секунду он, подтянувшись на двух руках, очутился в еще одной кабине. Кабина, размером намного меньше первой, также включала кресло пилота, стоящего спинкой к люку. Снаружи загромыхал железный мостик. Люди приближалась. Димыч прикрыл за собой люк, бросился к креслу, бухнулся в него с налету, откинул голову, закрыл глаза и сказал: "Все.Будь, что будет, дальше бежать некуда". Кресло, в котором оказался Димыч, отличалось своей формой. Находясь в нем, человек не сидел, и не стоял, а пребывал в промежуточном состоянии: полусидя, или полустоя, кому как удобнее. Но Димычу было не до анализа формы кресла. Полусидя в ожидании своей неминуемой участи, он слышал снизу голоса, но слов разобрать не мог, то ли от страха, то ли оттого что разговаривали тихо. Он также не мог видеть что люк, через который он проник сюда, приоткрылся, в него заглянула человеческая голова, осмотрелась и, не увидев Димыча,скрытого спинкой кресла, исчезла, захлопнув крышку люка.Димыч понял это по своеобразному звуку и затем - по внезапно наступившей гробовой тишине....
...Спустя некоторое время в кабинете полковника зазвонил телефон. Пузцов снял трубку, произнес: "Докладывайте..., выполняйте, я сейчас буду". После этого он положил телефонную трубку, налил и выпил полный стакан воды,повернувшись к портретам отдал им честь, затем неумело перекрестился, сказал вслух сам себе "Ну, с богом" и строевым шагом направился в центр управления полетом.
Открыв дверь, ведущую в большое помещение, называемое ЦУПом, Пузцов ощутил себя Дворжаком,
дирижером огромного слаженного оркестра, готового по мановению его дирижерской палочки грянуть в раскатистые литавры;надув щеки, густо и хрипловато забасить в фаготы; едва порхая над клавишами фортепиано, создать нежно-переливчатую мелодию и окрасить ее сочными и поэтичными тонами скрипок. И вся эта полифония предназначалась для сопровождения главного действа, разворачивающегося на огромном светящемся экране, перед которым амфитеатром размещались оркестранты - полета космической ракеты. Вместо партитуры перед каждым из оркестрантовгромоздились экраны, по которым пробегали или просто высвечивались цифры и графики, а вместо музыкальных инструментов - пульты с множеством клавиш и тумблеров. Каждый из нихявлялся высочайшим специалистом, даже виртуозом в своей области и мог безукоризненно исполнить собственную партию, сымпровизировав в нужный момент или поддержав растерявшегося соседа. А все вместе они и представляли собой тот слаженный оркестр, готовый по приказу Пузцова немедленно приступить к увертюре.
Оркестр разминался, создавая какофонию: проводились последние проверки систем, люди отрывисто переговаривались на профессиональном малопонятном языке -словом, велась обычная необходимая работа, предшествующая старту. Пузцов, стоя у главного пульта управления, выслушивал доклады и отдавал приказы. Наконец наступила минута, когда полковник, осознавая всю важность происходящего, одернул пиджак, осмотрелся критическим взглядом вокруг себя, мысленно взмахнул дирижерской палочкой и скомандовал: "Ключ на старт!".
...К тому моменту, когда Пузцов отдал решающую команду, Димычвсе еще находился в кресле, расслабленно и опустошенно уставившись перед собой. После всех пережитых приключений наступила фаза резкого торможения, и он пребывал в полнейшей апатии, которая, как известно, характеризуется снижением психической активности, безразличием и безволием.Димычу снова вспомнился комсомольский вожак Павка Корчагин, с горящими глазами вещавший: "Партия прикажет, и в космос полетим!". "Прямо вещун-пророк какой-то, - подивилсяДимыч, - впрочем, что-то я очень часто за последние сутки предаюсь воспоминаниям". В силу своего возраста и неиссякаемого оптимизмаДимыч до этих событий не был обременен этой старческой проблемой. Все его мысли, фантазии и действия всегда устремлялись в будущее, ближайшее и далекое, а воспоминания, иногда посещавшие его, были связаны исключительно с девушками, и только в том случае, если доставляли приятность и удовольствие. "Говорят, перед смертью человек вспоминает свое прошлое".Димыч поежился и отогнал эту абсурдную мысль. Как и все молодые люди, он не сомневался в своем бессмертии, как минимум, на ближайшие сто лет. И в ту же секунду, его детство и юность, существовавшие до этого момента независимо от Димыча, будто в параллельном мире, слились в единое целое с настоящим Димычем, вызвав щемящее чувство трепетной ностальгии....
Его мама, по профессии - библиотекарь, по образованию - филолог, схоронив мужа через два года после рождения единственного сына, вскоре вышла замуж за вдовца, также растившего сына. Сводный брат Димыча был младше на год, в семье его называли Олегыч. Отчим, ведущий инженер, сутками пропадал на оборонном заводе, втянутом в бесконечную, изнуряющую гонку вооружений, развязанную коварными империалистами. Мама - стройная, очаровательная блондинка, озабоченная главной своей задачей - чтобы дети были сыты физической и духовной пищей, всей душой обожала своих мужчин. Отчасти ей это удалось. Димыч на правах старшего брата опекал младшего, слегка меланхоличного толстячка Олегыча. Как и все советские мальчишки, братья хулиганили, дрались, неоднократно поджигали квартиру, взрывали пистоны, притаскивали бездомных собак, болели лишаем и ветрянкой, но вопреки, а может быть и благодаря этому, неплохо окончили школу и поступили в институты.Димыч - в политехнический, Олегыч - в медицинский. Мамиными стараниями мальчишки, кроме положенных по возрасту Толстого, Майн Рида и Беляева, перечитали еще чуть ли не четверть областной библиотеки, включая Библию и Фридриха Ницше. Этот факт позволил повзрослевшим братьям относиться ко всему происходящему вокруг с долей здорового любопытства и скептицизма.
"Эх, расскажу Олегычу, низачто не поверит", - подумал Димыч и тотчас ощутил что ракета, в которой он находился, завибрировала вместе с креслом. "Ничего себе, они что, взлетать собрались?" Фаза психического торможения сразу сменилась фазой возбуждения. Димыч резко вскочил с кресла, но тут же упал обратно, так как в этот момент вибрация ракеты усилилась, и Димыч почувствовал движение ракеты. Снаружи нарастал гул. "Что же делать? Я погибну при взлете! Нет, не хочу!" Он сделал еще одну попытку встать, но опять был прижат к креслу инерционной силой. "Так, спокойно. Похоже, так просто мне отсюда не выбраться. Думай, пока не оглох!" - отдал приказ себе Димыч. Умевший молниеносно принимать решения, он лихорадочно осмотрелся, схватил шлем, соединенный с кислородным баллоном, в свою очередь прикрепленным к креслу, натянул на голову и включил кислород. Затем схватил фиксирующий ремень, помешкав секунду, разобрался с его устройством и пристегнул себя к креслу. Ракета продолжала медленное и дрожащее движение вверх, но шлем, приглушивший грохот, и кислород сделали свое дело - Димыч немного успокоился.Затем ракета неожиданно прекратила движение, продолжая вибрировать. "Может быть, это просто испытания? А есть ли кто-нибудь в нижней кабине? Вдруг это беспилотный полет? Что же будет?" Окончательно испугаться Димыч не успел, потому что почувствовал в этот момент резкое, порывистое и мощное движение ракеты вверх, тогда как самого его стало с огромной силой вдавливать в кресло...
...Как только в чреве затрепетала и забилась ракета, Земля поняла: "Пора!" Медленно раздвинув ладони, явила свету свое детище. Ракета, осторожно высунув макушку из образовавшейся прорехи, трусливо осмотрелась и замерла, мелко и часто содрогаясь. Подрожав недолго, зарокотала, набралась сил и полегоньку, неспешно, приноравливаясь к окружающему, начала движение вверх. Земляне сразу, осторожно придерживая, отпускала Ракету, выжидая, пока та наберется мощи. Но вот наступил момент, когда Земля уже не могла укротить и задержать рвущуюся ввысь силищу. И она отступила. Испытывая облегчение, она отпустила Ракету, с невероятной мощью стремительно набирающую высоту...
...Мозг Димыча начал медленно покидать место своего обиталища, уготованного природой. Плавно стекая вниз и равномерно распределяясь по органам, он заполнил каждую клеточку тела. Поэтому очередная мысль, порожденная мозгом, возникла в районе коленок, стала подниматься, проникла в грудь и руки, и Димыч подумал не головой, но телом: "А сон то, в руку был...". Последняя мысль зародилась под грудной диафрагмой и протяжно закричала: "Умира-а-а-ю-ю!!!..." В этот момент в пустой голове сработал предохранительный клапан, который установлен там для подобных ситуаций, к счастью, работающий в автоматическом режиме, и Димыч отключился, потеряв сознание....
...Уже попрятались в земляные норы свихнувшиеся от землетрясения, грохота и света суслики и прочие жители казахской степи; уже отвизжались обезумевшие свинки и теперь, зарывшись пятаками в навоз, обиженно похрюкивали; уже редкие случайные люди, издалека увидев взлет ракеты и, пережив всю возможную гамму чувств: ужас, удивление и восторг, недоуменно пожимая плечами, разошлись по своим делам; а в подземелье, в центре управления полетом, все еще продолжал монотонно отстукивать метроном: "Три минуты - полет нормальный.... Пять минут - полет нормальный...".
И что интересно, никто из причастных к этому "нормальному" полету людей, делающих сейчас свою обычную работу в ЦУПе, даже не догадывался о ненормальности взлета ракеты. Никто из них не мог и предположить, что сейчас на борту корабля, в совершенно бессознательном состоянии летят в неизвестность девяносто килограммов лишнего веса, ставящие под сомнение не только достижение цели, но сам факт полета.
Глава 5
...Летний Заволжский луг, расцвеченный разнотравьем, источал терпкий аромат богородской травы. Димыч, растопырив руки и ноги, медленно парил над лугом, жадно вдыхая возбуждающий запах и рассматривая сверху ситцевую акварель, мастерски исполненную Флорой - богиней цветов. Многие цветы узнавалисьДимычем: ромашка, колокольчик, луговой чай, мыльнянка, гвоздика.... Цветы, не имеющие для него названия, но виданные - перевиданные им тысячу раз, ощущались такими же родными и прекрасными. Жужжащая братия насекомых сосредоточенно трудилась. Каждый из них, прильнув дрожащим тельцем к соцветию, целовал его в раскрытые уста, чтобы в следующую секунду перелететь на соседнее растение. Цветы не успевали обижаться - место покинувшего влюбленного тотчас занимал следующий, так же страстно припадая к устам. Невесомые бабочки, порхая над цветником, радели единственно об одном - придать акварели прозрачный и трепещущий вид. В трельный свист кузнечиков вплеталась неземная музыка. Мелодия была незнакома, но божественна. Солировали флейта-пикколо и клавесин.
Парение доставляло Димычу неописуемое наслаждение. "Я - в раю. Это бесподобно! Я умер и попал в рай. У меня есть руки и ноги, но они мне не нужны. Я все равно не ощущаю их тяжести. Я стал бестелесным фантомом, и только чувства у меня остались и даже обострились: я вижу каждую травинку и пчелку, я чувствую самый тонкий аромат гвоздики, я слышу отдельные инструменты в оркестре! Как хорошо! Я хочу, чтобы так было всегда!".
Ожидания Димыча не сбылись. Сначала пропало видение. Луг потемнел, как от набежавшей грозовой тучи. Прозрачные акварельные краски перемешались и сгустились, затем на рисунок плеснули фиолетовых чернил, они расплылись, полностью смазав все очертания и, наконец, почернели. Димыч увидел перед собой абсолютно черное полотно, а потом, как будто кто-то нажал выключатель, разом на нем вспыхнули неестественно яркие и ослепительные звезды. Пока Димыч пытался найти этому объяснение, музыка продолжала звучать, но все тише и тише, будто кто-то невидимый специально убавлял звук, плавно передвигая регулятор громкости. Когда неземная музыка полностью исчезла, ее сменил монотонный тихий шум, но источник его находился не снаружи, а внутри головы. В это время ноздри еще продолжали улавливать луговой аромат, но и он постепенно улетучивался, последним из райских ощущений. "Что происходит? Теперь я в преддверии ада?". Димыч попробовал шевельнуть рукой и отчетливо ощутил напряжение мышц. "Нет, у бестелесных существ не может быть мышц, надо просто их пробудить". Димыч принялся поочередно, а затем и синхронно сокращать мышцы тела. От этого дрыганья произошло непонятное: руки, ноги и голова болтались и двигались хаотично, совсем не так, как хотелась хозяину, а вот его тело оставалось неподвижным, несмотря на усиленное напряжение мышц брюшного пресса и спины. Притомившись, Димыч утихомирился и в этот момент все вспомнил: поезд, недосчитавшийся одного пассажира, Костю Копытова - солдата срочной службы, бесконечное подземелье и ракету. Он вспомнил, как в последнее мгновение перед взлетом успел пристегнуть фиксирующий ремень (Поэтому я и не могу двигаться), надеть шлем и включить кислород. Димыч осознал, что черное полотно с яркими звездами - ничто иное, как просматриваемый через окошко в шлеме и иллюминатор в ракете космос - пустой, холодный и враждебный. От этой мысли сердце отчаянно заколотилось, и Димыч окончательно вернулся в действительность. Реальность оказалась страшной. Во-первых, его знобило. Во-вторых,подташнивало, и ныли виски. В-третьих, положение казалось безысходным и трагическим. Волна безнадежности и страха захлестнула Димыча, он откинулся на кресло, закрыл глаза и беззвучно запаниковал...
Чем хороша морская накатная волна? Тем что, захлестнув, она обязательно отступит, оставив после себя опустошенный и омытый берег, дав возможность сделать необходимый вдох или уползти, а может быть, подготовиться к приходу следующей волны? Вон там вдалеке уже виден ее гребень, запененный белыми барашками. И не надо дожидаться девятого вала. Пока ты барахтаешься в соленой мутной хляби отступившей волны, у тебя есть шанс. Может быть последний, но шанс.
Димыч, в какой-то момент осмыслив, что захлестнувшая его волна отчаяния отступила, а следующая будет обязательно роковой, которая, закрутив и захлебнув болью и бессилием, унесет в пучину небытия, не оставив шанса, решил для себя: "Я обязательно выкарабкаюсь. В конце-то концов, я еще жив. Я дышу. Я даже не ранен. У меня ничего не болит. Ну не на Луну же запустили эту дурацкую ракету! И какя раньше не подумал, возможно, в соседней каюте сидят космонавты, наши, Советские. Они обязательно помогут. Надо только добраться до них".
Сначала Димыч попробовал снять шлем. Ничего страшного не произошло. Дышалось, как и прежде. Затем он отстегнул фиксирующий ремень и попытался встать. От неловких движений и несоразмерных усилий Димыч вылетел из кресла, закрутился вокруг своей оси в тесном пространстве, ударился о корпус ракеты, отчего его опять закинуло к креслу, где он попытался зацепиться за него, но вместо этого снова оттолкнулся и поплыл в сторону люка. Но и здесь ему не удалось остановиться. Тошнота усилилась, но при этом Димыч понял, что состояние невесомости ему нравится. "Надо просто потренироваться. Для начала, наверное, необходимо полностью расслабиться"...
...Пока Димыч осваивал совершенно новое для себя состояние, в соседней каюте в кресле пилота отдыхал космонавт. Закончен один из важнейших этапов полета - взлет и выход в космос.
Космонавта звали Владлен Кузьмич Скворцов.
Подобно тому как талантливый живописец с большой достоверностью передает характер и сущность модели, используя гибкую и точную линию, контраст света, тени и живой динамичный мазок, так и самый выдающийся портретист по имени Жизнь расчертил лицо Владлена штрихами, смело использовав светотеневые эффекты, не только не испортив природной красоты, но придав ей особую выразительность. Жизнь не продумывала композицию картины на лице Владлена заранее, она рисовалась спонтанно, в процессе работы, и оттого получилась уравновешенной, динамичной и правдивой.
Разбегающиеся веером морщинки из внешних уголков глаз и легкий прищур - это смешливый характер модели и пытливый ум. Короткая складка между бровей - постоянная готовность мыслить и принимать решения, а глубокие борозды на скулах - гибель друзей, летчиков-испытателей. Седина в черных волосах - результат первого полета в космос, едва не закончившегося трагически.Выдвинутый вперед подбородок с ложбинкой по центру - трезвый и решительный взгляд на Жизнь, своего портретиста, и желание иногда поспорить с ним. Только красиво очерченный рот выдавал чувствительнуюзастенчивость натуры, поэтому, как правило, был крепко сжат.
Удивительно, но такой красивый и цельный мужчина не нашел счастья в личной, интимной жизни. Скорее всего, именно цельность и весомость натуры явились своеобразной броней, которую не сумела пробить ни одна из красавиц, пересекавших жизненный путь Владлена....
Рано осиротевший Владлен воспитывался в семье родной тетки, где росли трое сыновей - погодков: 23-го, 24-го и 25-го годов рождения. Владик, родившийся в 26 году, пришелся очень кстати, продолжив этот числовой ряд. Тетка Маня, ее муж дядя Саша и мальчишки приняли Владика как родного - одним больше, одним меньше - какая разница. Семья обитала в деревянном флигельке двухэтажного дома в одном из южных городков. Во флигель вела деревянная лестница, расположенная снаружи дома,на которой каждый день болталось развешенное для просушки многочисленное мужское исподнее. Мальчишки, к которым присоединялась ватага соседских ребят, с гиканьем носились вверх-вниз по лестнице, обязательно запутываясь в белье и роняя его. Тогда тетка Маня выстраивала ребятню строго по возрасту и поочередно отвешивала им звонкие подзатыльники, соизмеряя силу удара с годом рождения. Так что Владику всегда доставался самый слабый шлепок. На этом тетя Маня считала воспитательный процесс законченным.
Дядя Саша, высокий и грузный мужчина, отличался мягким нравом, любил поиграть в домино с соседями в пыльном дворике и также изредка занимался воспитанием сыновей. Раз в месяц дядя Саша строил ребятню и вел в ближайшую парикмахерскую на подстрижку, где их жужжащей машинкой стригли "под ноль". Раз в неделю, тем же строем, мужчины шли в баню, вооружившись шайкой и веником. Дядя Саша с оттяжкой хлестал тощие зады и спинки мальчишек, приговаривая: "Вот так, вот так, чтоб не повадно было". Ребятня отбрыкивалась и визжала, но дядя Саша, крепко держа за локоть левой рукой, правой продолжая банить, просил: "Ну-ка, сынок, поддай еще парку, чтоб до мурашек пробрало".
Начиная с августа 41-го года тетя Маня ежегодно провожала на фронт по сыну, получая не более чемчерез три месяца похоронку на каждого из них. Получив последнюю, четвертую похоронку на мужа, ушедшего на фронт в июне 41-го и провоевавшего дольше всех, тетка уже не плакала. Три дня она окаменело сидела под маленьким бумажным иконостасом, спиной к нему, и бормотала: "Господи, да что ж это такое? Господи, да за что ж это так?".
В январе 45-го тетка проводила в армию Владлена. Воевать тому на ее счастье не пришлось. У страны уже пропала необходимость штамповать летчиков на ускоренных курсахи Владлен, попав в летную школу, проучился в ней весь положенный срок. Тут и война подступила к победе. После войны Владлен служивал на Дальнем Востоке, затемего перевели на испытательную работу, где он добился немалых успехов, став настоящим профессионалом. Когда прозвучал призыв идти в отряд космонавтов, Владлен, нераздумывая ни минуты, принял решение и, успешно пройдя все испытания, был зачислен туда....
Владлен Кузьмич, боковым зрением уловив какое-то движение, повернул голову и изумленно уставился на раскорячившегося человека, спомощью неловких движений приноравливающегося к невесомости. Разглядывая тельняшку, драное спортивное трико и кирзовые сапоги гигантского размера, Владлен оторопело размышлял: "Что это? Очередной эксперимент психологов, черт бы их побрал?! Как они мне надоели! Новый психологический тест? Наподобие того, когда в иллюминатор заглянул инопланетянин с рожками-антенами на зеленой роже. Но я не на тренажере! Я в космосе! А может, загипнотизировали, проверяют адекватность реакции? А вдруг я просто спятил?". Тут Владлен Кузьмич увидел что фантом, приняв более-менее правильное положение в тесном пространстве, что-то говорит и тычет пальцем правой руки в запястье левой. Догадавшись, он снял наушники и услышал:
- Который час, не скажете?
Голос прозвучал абсолютно реально, но вопрос показался таким абсурдным, что Владлен Кузьмич, проглотив образовавшийся в горле комок, ответил:
- Может и закурить попросишь?
- Я не курю, - ответил незнакомец, дернулся, и его закинуло на Владлена.
Тот, машинально вытянув вперед руку, оттолкнулфантома, который от легкого толчка окончательно потерял контроль над телом и отчаянно забарахтался, приговаривая:
-Фу ты, черт возьми, за что же мне здесь уцепиться можно?
Ошеломленный Скворцов, рискуя быть ударенным огромным кирзовым сапогом, вскричал:
- Замри! Не двигайся. Расслабься. Медленно протяни руку и ухватись вон за ту блестящую ручку. Не делай резких движений. Осторожно сапогами. Ты кто такой?
- Меня зовут Димыч. Я тут случайно оказался. Мы что, в космос что ли летим?
- Хотел бы я сам это знать. Вроде летел на Луну, а теперь сомневаюсь.
- На Луну???
От великого изумленияДимыч выпустил спасительную ручку и снова закувыркался.
- Слушай-ка, парень. Это тебе не карусельки. Хватит дергаться!
Владлен Кузьмич, отстегнув на себе фиксирующий ремень, выплыл из своего кресла, ловким и сильным движением притянул к нему Димыча, ухватив за тельняшку, вдавил в кресло и защелкнул на нем замок ремня.
- Рассказывай все по порядку. Если это какой-то эксперимент, то все в порядке. Как видишь, я в обморок не упал, не обкакался и крыша у меня не съехала. Слушаю.
Димыч, все еще испытывая невероятное изумление и поэтому, заикаясь и путаясь, пропуская и возвращаясь к пропущенному, сбивчиво рассказал Владлену Кузьмичу все, что с ним произошло за последние сутки, закончив свой рассказ словами: "Вот так я здесь и оказался".
Теперь пришла пора изумляться Владлену Кузьмичу. Внимательно разглядывая и наблюдая парня во время рассказа, он поверил, что его история -истинная правда. Но изумился он не столько сумасбродству и безалаберности Димыча, сколько тому, как самая изощренная в мире система секретности, способная засекречивать любые масштабные проекты и действия, на этот раз явно дала сбой. Только непонятно на каком этапе это произошло. Видимо машина засекреченностиизначально строиласьтакойгромоздкой и неповоротливой, что любой человек рядом с ней казался неприметной букашкой, а потому мог быть с равной вероятностью раздавлен ею или пропущен незамеченным между колес, что и произошло с этим мальчишкой. Осознав это, Владлен Кузьмич расхохотался. Мысль о том, как опорфунились все эти полковники и генералы, отвечающие за секретность проекта, совсем его не огорчила.
- А когда обратно на Землю собираетесь? - Димыч, не понимая причины смеха космонавта, даже слегка обиделся. - Провалил я свою первую командировку. Неприятности теперь будут.
- Неприятности? Вряд ли ты назовешь неприятностями то, что тебя ждет, - Владлен Кузьмич, отхохотавшись, стал очень серьезным. - Я бы назвал это бедой.
- Бедой? Да ладно, что же, расстреляют меня что ли, без суда и следствия? Не те времена. Разберутся. Ну, уволят с работы, выгонят из комсомола. Я же вреда никакого не принес. Бес меня попутал, а умысла никакого не было.
- Да ты что, - возмутился космонавт,- не понимаешь? Ты срываешь самый важный космический полет! Сколько лет к этому готовились, сколько денег в проект вбухали, а ты: "Бес меня попутал". Это не бес, а твоя пустая башка тебя попутала. Или думаешь если кретин, то и взятки гладки? Ты еще докажи, что у тебя не было умысла, что ты не диверсант, не империалистический шпион!
- Ну ладно, - Димыч оскорблено вскинул голову. - Про лазутчика я сегодня уже слышал. Что же мне, теперь, повеситься?
- Неплохая мысль, - ухмыльнулся, успокаиваясь, Владлен Кузьмич. - Забавно будет посмотреть, как ты повесишься в невесомости.
А про себя подумал: "Влип ты, парень, по самые уши!". Что-то подсказало ему, что говорить об этом вслух пока не стоит.
- Кстати, не могу сказать, что очень приятно познакомиться, но представлюсь: меня зовут Владлен Кузьмич, а если ты Димыч, то зови меня Кузьмич. Так короче, - он примирительно протянул руку для пожатия. - Освобождай место, осторожно. Мне пора выходить на связь. Сейчас доложу начальству.
- Слушай, Кузьмич, - испугался Димыч, - может не надо? Может, я также тихонько вернусь с тобой, никто и не заметит.
- Ты что, парень? Похоже, невесомость перемешала твои мозги. Да не сучи ножками да ручками. Переломаешь все. Зацепись вот здесь и не дергайся.
Доклад Скворца (именно такой позывной был у Владлена Кузьмича) на Землю о том, что на борту находится посторонний человек, вызвалв ответ гробовое молчание...
Глава 6
Пузатая хрустальная рюмка в руке Пузцова, преломляя свет настольной лампы под зеленым абажуром, обнаружила в себе свойства калейдоскопа. Роль разноцветных стеклышек и камешков исполнял армянский коньяк янтарного цвета, наполнивший рюмку, зеркалами служили тонко отточенные грани хрусталя. Полковник, держа рюмку за изящную ножку, медленно поворачивал ее, отчего внутри вспыхивали причудливые меняющиеся узоры, несущие в себе весь цветовой спектр, вобранный божественным напитком в период своего рождения и созревания. Это был цвет спелого винограда, солнца, выжженной травы в предгорьях, цвет загорелых человеческих рук и конечно цвет столетнего дуба.
Наслаждаясь замысловатою калейдоскопической игрой, полковник Пузцов ожидал обеда, оттягивая момент поглощения любимого напитка - армянского коньяка пятнадцатилетней выдержки.
Закончен этап взлета, корабль вышел в космос и устремился к своей цели, о чем Пузцов уже доложил Восмикратному. Теперь полковник, не спавший сутки, предполагал пообедать и отдохнуть. Легкое беспокойство у полковника вызывал отказ телевизионной аппаратуры. Ну да ладно, инженеры что-нибудь придумают, а Скворцов отремонтирует, время еще есть....
Раздался стук в дверь и на пороге, после сурового "Войдите!", появился солдат. На ладони левой руки со сноровкой тертого официанта солдат держал большой поднос, правой рукой отдавал честь командиру:
На сервированном для полковника подносе стояли: вазочка с тонко порезанными помидорами и огурчиками, политыми сверху сметаной, блюдце с нарезанным хлебом и фарфоровая тарелка, наполненная большой свиной отбивной и картофелем, жаренным во фритюре. В одном углу подноса лежали мельхиоровая вилка и нож, завернутые в белоснежную салфетку, в другом стоял приборчик для специй и дымился стакан, облаченный в блестящий подстаканник, с черным ароматным чаем.
После ухода солдата Пузцов, предвкушая удовольствие, развернул вилку и нож, заправил салфетку за ворот рубашки иподнес рюмку с коньяком ко рту, оттопырив локоть руки параллельно столу, но выпить его не успел. Раздался нервный и тревожный телефонный звонок, полковник невольно вздрогнул от этого звука, разлив при этом капельку коньяка, недовольно поморщился, поставил рюмку на стол и протянул руку к телефонной трубке...
Услышанное им по телефону сообщение заставило его, ни секунды не мешкая, чуть ли не бегом покинуть кабинет. На столе осталась нетронутая рюмка с взволнованным от встряски напитком. Поволновавшись недолго, коньяк успокоился. Калейдоскопические огоньки и искорки, вызванные колыханием жидкости, потухли, а на румяную картошку уселась невесть откуда взявшаяся большая муха. Портрет Восмикратного, проводив Пузцова удивленным взглядом, принялся с интересом наблюдать за мухой, потирающей лапки в предвкушении вкусного обеда.
Сообщение, полученное с борта корабля от космонавта, повергло в шок уравновешенных и бывалых инженеров. Сценарии разнообразных внештатных ситуаций,могущих возникнуть во время полета, разрабатывались заранее и многократно проигрывались и оттачивались на тренажерах. Каждый из сидящих сейчас за пультом слежения хорошо знал, что нужно делать при возникновении, не дай бог, любой из них.Но то, о чем сообщил космонавт? Такаячрезвычайная ситуация не была предусмотрена ни одним из сценариев.
Более того, внешний вид постороннего человека, коротко описанный Скворцом в докладе, навел персонал на невеселые мысли о самом худшем, что могло произойти в космосе. А именно: космонавт сошел с ума, и у него начались галлюцинации.
Полковник Пузцов, не успевший снять салфетку с груди, и теперь совсем забывший о ней, вопрошающе смотрел на врача. Тот, скосив глаза в сторону, недоуменно пожимал плечами.
- Ну, хорошо, - рассудил Пузцов, - должны же у вас быть какие-нибудь тесты, по которым вы можете однозначно заключить, в своем ли уме космонавт?
- Да, конечно есть, - продолжая косить, замямлил врач, - но, видите ли, дело в том, что космическая психология..., это совершенно новое направление науки...,как невесомость влияет на психическую деятельность..., поэтому однозначно заключить..., - сумев побороть косоглазие, врач взглянул на полковника и обнаружил гипнотизирующий взгляд удава. Сделав над собой отчаянное усилие, доктор вытянулся по струнке и произнес:
- Разрешите приступить к подготовке теста!
- Выполняйте, - процедил Пузцов.- Всех руководителей ко мне на совещание, немедленно!
Развернувшись, отправился в комнату для совещаний, заняв место во главе длинного стола...
Владлен Кузьмич, не получивший вразумительного ответа на свой доклад, живописно представлял себе атмосферу, творящуюся в ЦУПе. Это вызывало у него легкую усмешку. А что прикажете делать? Не по его вине оказался тут этот оболтус, в реальности которого он не сомневался. То, что на Земле сомневаются в его здравом рассудке - было очевидно по затянувшемуся молчанию. Главное чтобы там поверили в реальность происходящего как можно быстрее, потому что у него, грамотного и опытного пилота, уже забились в голове несколько очень важных вопросов, касающихся не только выполнения полетного задания в полном объеме, но и самого полета, возможности его дальнейшего осуществления и завершения.
- Грамм триста, - ответил Димыч, попытавшись достоверно оценить вес своего невесомого тела.
- Да нет, на Земле, - улыбнулся Кузьмич.
- На Земле я весил около девяноста килограмм, точнее не скажу, - доложился Димыч.
- Хорошо, будем считать, что вместе с сапогами - девяносто килограмм. Что- то здесь не так, этого не может быть!
Димыч понял, что эти восклицания относятся не к его весу, а к чему-то другому, но, увидев, что космонавт погружен в какие-то свои профессиональные мысли, не решился нарушить их, задав глупый вопрос: "Почему не может быть?".
Владлена Кузьмича, тем временем, отвлекла от невеселых мыслей Земля. Услышав первый вопрос, он понял, что его начинают тестировать на предмет здравомыслия и душевного равновесия, принял это как неизбежное и, сделав Димычу знак рукой, мол, не мешай мне, принялся монотонно отвечать на вопросы Земли...
Аскетизм в убранстве комнаты для совещаний предполагал рабочую обстановку. Повинуясь настроению помещения, руководители подразделений, ведущие специалисты и полковник Пузцов, расположившись вокруг длинного стола, слушали доклад врача - психиатра.Доктор, осуществивший тестирование космонавта, представил заключение, изобилующее сложной специальной терминологией: психоанализ, невропатология, психомоторика, невропат, психоневроз, психопатология и т.п. Полковник, совершенно потерявшись среди многочисленных "психо..." и "невро...", ничего не уразумев, нетерпеливо спросил: " Не понял.Что, свихнулся чтоли?"
Оказалось, что совсем наоборот. Пузцов, уже успевший оценить обстановку, понимал, что вариант со свихнувшимся с ума космонавтом в сложившихся обстоятельствах, пожалуй, самый безболезненный для него выход из чрезвычайной ситуации. Поэтому, не став безоговорочно соглашаться смедицинским заключением, обращаясь ко всем сразу, произнес:
- Хорошо, допустим, что это не галлюцинации Скворцова. Допустим.
Пузцов сделал ударение на слове "допустим", исподлобья оглядел присутствующих хмурым взглядом, и когда достаточно убедился в том, что слово "допустим" понято всеми верно, продолжил:
- Тогда перед нами встает несколько вопросов, на которые необходимо срочно дать четкие ответы. Вопрос первый. Кто этот человек? Имя, возраст, все анкетные данные. Майор Надыба, это твой вопрос.
Пузцов уставился тяжелым взглядом на майора Надыбу, суетливо вскочившего со стула, вытянувшегося в струнку, сделавшего "под козырек" и отрапортовавшего: "Слушаюсь, товарищ полковник!"
- Вольно. Вопрос второй. Как этот человек проник на объект и соответственно в ракету. Это опять твой вопрос, майор Надыба.
Снова повторился ритуал вскакивания и козыряния.
- Вольно. Вопрос третий. Какая цель у этого постороннего человека. Кто за ним стоит. Это мой вопрос, и решать его я буду после твоего доклада, майор Надыба.
Бедный майор, прожженный в третий раз тяжелым многозначительным взглядом полковника, дернулся, чтобы снова вскочить, но был остановлен Пузцовым, погасившим свой взгляд и пробормотавшим: "Сиди, майор. Пока". Слово "пока" было сказано таким тоном, что майор в этот момент понял для себя: "Все. Конец карьере. Это будет в лучшем случае,о худшем страшно и подумать. Надо обязательно найти виновного, еще лучше, если он будет связан с иностранной разведкой. Разоблачение агента хоть немного реабилитирует меня. Нет, как было бы хорошо, если бы космонавт сошел с ума. Никто не виноват, кроме врачей. А уж с врачами то мы умеем разбираться...".О деле врачей Надыба не успел додумать, его мысли прервал голос Пузцова:
- Теперь технические вопросы. Майор Головастый, доложите свои соображения.
Соображения майора Головастого, отвечающего за инженерную часть, оказались громоздки, путаны, насыщены техническими подробностями и сводились к следующему: ракета, неся на своем борту не предусмотренный вес взрослого человека, не могла взлететь.
- Итак, - заключил Пузцов, - опять вернулись к первоначальной гипотезе. Если ракета взлетела и вышла в космос, значит, на ее борту нет лишнего веса, человек, которого видит Скворцов, ничего не весит и, следовательно, не существует...
- Если только...- майор Головастый перебил полковника.Испугавшись своей смелости, смутился, но после поощрения Пузцова: "Продолжайте, майор, если только...", закончил мысль:
- Если только вес человека не компенсирует недостаток полезного груза!
- Вы хотите сказать, майор, что на корабль чего-то недогрузили? - уточнил Пузцов.
- Именно так, товарищ полковник.
- Или сознательно выгрузили, чтобы на борт попал диверсант. И телеаппаратура очень кстати вышла из строя, - развил идею полковник, - это очень похоже на спланированную диверсию или саботаж, если не предположить кое-что более серьезное.... Так, так, так...
Произнося "так,так,так...", Пузцов прищурил глаза, уставившись в одну точку, и забарабанил пальцами по столу. Сердца всех присутствующих в комнате людей забились в унисон с этим стуком, причем, когда пальцы Пузцова задумчиво останавливались, сердца также замирали. От возникшей сердечной аритмии кого-то бросило в жар, кто-то ощутил леденящий холод, кому-то срочно понадобилось в туалет. Ожидание гнева,разбирательства и наказания сгустилось в материальную субстанцию, каким-то образом залетело в вентиляционную систему, заклинило там что-то, раздался щелчок, и вентиляция вышла из строя. К сердечной аритмии присоединился недостаток кислорода - люди стали задыхаться. От нарастающей гипоксии всех присутствующих спас Пузцов. Прекратив гипнотизировать невидимую точку и отстукивать неведомый марш, он произнес:
- Все ясно. Будем работать. Майор Головастый, какие у вас предложения?
- Товарищ полковник, считаю необходимым срочно вызвать на объект разработчиков и конструкторов. Понадобятся дополнительные инженерные головы.
- Ну что же, выполняйте. Всем разойтись по местам. Майор Надыба, задержитесь.
Отпущенные специалисты, облегченно выдохнув, стуча стульями и толкаясь, гурьбой побежали из душной комнаты.
Оставшийся сидеть за столом полковник, без сомнения, находился в дурном расположении духа. Растерянно и сконфуженно улыбаясь, майор ожидал дальнейшей бури.Надыба однажды был свидетелем такого катаклизма - при воспоминании об этом его лоб покрывался испариной. Предательская капелька пота, сорвавшись со лба, щекоча и обжигая солью, побежала по щеке. Майор,не смея шевельнуть рукой, ловким движением языка поймал ее. Полковник перевел взгляд на майора и, увидев вспотевший лоб, расценил это как признак жаркой и душной атмосферы в комнате. Сам он также ощущал нехватку кислорода, вспотевшие подмышки и тягучие удары пульса в правом виске.
- Вот что, майор, - устало проговорил Пузцов, - иди сейчас в ЦУП и подготовь связь с этим Посторонним. Я сам буду с ним говорить. А затем берись за дело, как надо!
- Иди.Ты бы так свои обязанности выполнял, как устав, - съязвил Пузцов, видя, что Надыба, справно щелкнув каблуками, строевым шагом направляется к двери.