Наши ветераны войны. Их остается так мало. Старичков...У них самые искренние улыбки, самые добрые глаза, самое большое сердце, самое грандиозное место в истории нашей страны и всего мира. Их призвала страна на фронт против громаднейшего и невиданного в мировой истории, кровожадного и беспощадного врага. Они воевали, как умели и как могли. Они никогда ничего просили и не требовали. Они - просто ПОБЕДИЛИ! Мы не можем и не должны их забыть и не помнить!
Ветеран - Николай Васильевич Нетребин
Жена - Мария Яковлевна
Их сыновья - старший Владимир, младший Василий
Старшая сестра жены Нетребина Марии - Валентина Останина
Муж Валентины Трофим Егорович - пропал без вести на
фронте во время Великой Отечественной
Сын Валентины - Димка, - вырос и завербовался на какую-то
стройку, уехал. И лишь изредка приходили открытки.
Поздравлял с праздниками
Сосед Трофима Егоровича Прохор Гаврилов. Погиб на фронте
Его жена Варвара Петровна
Её дочери старшая Вера, младшая Нина, Нинуся
Пять их сыновей, старший Василий,
два близнеца Андрей и Сашка, Леонид, Никита - все погибли на
фронте
Сосед Трофима "мозга" Летягин- погиб на фронте
Его сын Иван и трое дочек
Путеец Костя Моторин, у него в этот день Победы родился сын
Мусорщик, молокан и письмоносец Максуд Татарин
Его младший брат Муратка Татарин
Начальник желдор станции Бородкин Сан Саныч
Жена - Елизавета Федоровна
Инвалид-железнодорожник Петр Иванович Щукин
Посланец с сообщением о бандитах - малец Витек
Его бабка Макаровна
Его отец - Тулупов Алексей
Его сосед - Евгений, пришлось позвать на помощь
Афганец Плотников
Воевал с чечами Грибов, участковый
Инвалид - афганец Дынько Влад
Его мать - Екатерина Макаровна
Его жена - Мила
Глава поселка Каменный Ключ - Громухина
Энергетик района - Анатолий Борисович
Бизнесмен - Валерий Рыжиков
Гармонист Григорий
Водитель грузовика вокзала Серега
Из фирмы Рыжикова:
Марина, Ксения, Ольга, Алина
Вадим, Олег - зав питанием, Денис проект-смета,
сисадмин - Максим
Глава района - Гругман Марк Ааронович
БМП - водитель Васькин
БМП - заряжающий Терещенко
Большой снег шел третий день. Буран и метель. Вы с удивлением скажете, май месяц, по календарю в России властвует весна. Какая такая снежная метелица? Намекнете на классика, на нашего любимого Тютчева, - "Люблю грозу вначале мая, когда весенний, первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом".
Начитанная и разумная часть населения, а такая, слава Богу, еще осталось в стране, ведь жизнь после налета демократии на Россию, пока сохранилась не только в Москве, вспомнит забытого ещё одного гения русской поэзии Константина Фофанова - "Это май-баловник, это май - чародей, веет свежим своим опахалом"...
Отвлечемся на секунду и довершим размышления про месяц май для любознательных. Май - весна, любовь, сирень, ландыши в стихотворениях поэтов и работах художников.
Древние славяне именовали май - травник, или травень, в природе в это время - буйство цветов и трав. Последний месяц весны назван в честь римской богини "Майя", матери природы, связанной с флорой и цветами. По-гречески, "Майя"-мать, кормилица, на Востоке- прародительница, мать Мира, у римлян - покровительница женщин, богиня обольщения, плодородия, обновления природы. Поэтому май - это месяц цветов и любви! У крестьян в мае всегда было особенно много работы, поэтому время считалось не подходящим для сватовства и свадеб, что нашло отражение в русской поговорке: "рад бы жениться, да май не велит". Сходные представления имелись и у древних римлян, так Овидий утверждал, что "в мае выходят замуж только зловредные и распутные". Плутарх также писал, что "римляне в мае не женятся, но ожидают июня".
Господи, а мы пишем про погоду в мае в российской глубинке. Не поняли? Да, давненько вы не бывали в Сибири.
Метель с вечера начинала раскручиваться и бушевала всю ночь до утра, ветер завывая, хлестко бросал снежные хлопья в лицо, если выйдешь из дома. Каждый день сугробы во дворе, уже итак немаленькие за зиму, все возвышались и нарастали. На крыше дома увеличивалась снежная шапка, и внизу, как бы не чистили, снегом вновь и вновь полностью засыпало дорожку от крылечка дома к калитке.
Скрыло под сугробом и поленницу дров, и площадочку у входа в дровяник. К дровам тоже требовалась тропинка, не прочистишь - не пролезешь за дровами.
По длинному огороду, за домом, сугробы тоже не давали пройти, пойдешь и вязнешь, снегу-то намело "по пояс". И туда придется тропинку пробивать - второй стожок сена для коровенки стоял на задах. В сарае, на сеновале, сенцо уже заканчивалось.
Возле металлического гаража, где стоял незаменимый много лет, а теперь старенький, газовский "козлик" "ГАЗ-69" и, беленькая, тоже давно постаревшая, вазовская "Нива", лежал гигантский сугроб. Несколько раз, в отбушевавшие уже пурги-метели, обрушившие немеряно снега, до него "руки не доходили", и сугроб всё рос и рос. Там же в гараже хранился и прицеп к "козлику". На нем, почти три десятка лет с окрестных лугов хозяева возили заготовленное сено. Там, в порядке шефской помощи, постоянно выделял участки для покосов для заготовки кормов соседний со станцией Каменный Ключ колхоз имени Ленина. Многие старички-пенсионеры в поселке, заслуженные ветераны железнодорожных дорог, держали у себя в маленьких приусадебных хозяйствах коровенок и другую домашнюю живность. А это верное и молочко, и мяско, и куриные яйца, что старичкам и давало прибавочек, с их небольшими пенсиями. Неплохой прибавок.
"Козлик" также исправно возил хозяев в лесные чащи, где они резали грибы, на полянки, где собирали ароматную лесную клубнику и землянику.
И хворост для баньки, и сухостой, и валежник для растопки, возили из тайги на прицепе. Свежеспиленные берёзовые брёвна на дрова привозила в порядке помощи для ветеранов местная администрация, а пилили и кололи их, как высохнут, в последние годы, уже молодежь соседей. Потом администрация "забыла" ветеранов, сославшись на недостаток финансов и ветеранам пришлось за те же бревна платить немалые деньги перекупщикам. Накладно, но жаловаться-то некому. Рынок "демократической" России всё "обустроил", наступил на горло самым незащищенным - старичкам. Капитализм - появились господа! Как и поганая "дерьмосратия".
Нет, до сугробов у гаража и сегодня "не дойдут руки" . Силенки явно не те.
Давно уже старички- хозяева нынешней усадьбы, хоть и держали живность, сами уже не косили и сенцо для коровенки, как бывало много лет. Работать на покосе уже не доставало силенок. Старички, как заведено годами, не только не ездили на покос, да и просто по другим надобностям всё реже выезжали. Так, иногда - ежели съездить в райцентр за серьезными покупками или за околицей в березовые колки за грибами.
Хозяин дома, плотный, невысокого роста старичок, Николай Васильевич, надев старенькую заячью шапчонку и накинув легкую телогрейку, сегодня с раннего утра взялся за лопату, отбрасывать снег с дорожки. Крепкого мороза не чувствовалось, конечно, немного пощипывало щёки, пришлось одеть рукавицы, но в общем погода была терпимой. Работа шла медленно, снегу навалило опять по колено, а для старичка уже не было резвости шуровать лопатой - давал знать себя возраст. Николай Васильевич часто останавливался отдышаться и отдохнуть, все-таки за плечами уже много больше восьмидесяти.
По домашнему хозяйству им с женой уже давно приходилось управляться вдвоём. Сыновья, их гордость и радость, подросли и быстро выпорхнули из семейного гнезда. Старший Владимир, полковник российской армии, командовал ракетчиками в Подмосковье и уже учился в военной Академии в Москве, младший Василий, командир полка десантников ВДВ, служил под Псковом. Письма родителям сыновья писали скупо, Но жены сыновей письма дедам присылали регулярно, несколько раз привозили в гости прелестных и очаровательных внучат и внучек. Понятно, сыновья не забывали поддерживать старичков, но приусадебное хозяйство, от которого старички никак не хотели отказываться, с каждым годом все тяжелее лежало на их слабеющих, старческих плечах.
Не сказать, что Николай Васильевич с женой бедствовали бы, без, так сказать, личного подсобного хозяйства - без живности в стайках, без огорода, тепличек, но за всю жизнь они привыкли трудиться на земле, ухаживать за домашней животиной, копаться на грядках, "крутить" в банки собственноручно выращенные огурчики и помидорки, варить томатные и чесночные соусы, варенье из ягод, икру из баклажан и кабачков, квасить по старинному своих дедов рецепту капусту, солить грибочки, молоть нарванную черемуху, что и не мыслили они бросить привычное и знакомое дело, и уйти какой-то, для них немыслимый, на "сплошной покой".
Понятно, ветераны, даже за целый год, уже не съедали и десятой доли выращенного в огороде и заготовленного впрок. Абсолютно большую часть выращенного в огороде и консервированного они много лет постоянно дарили и передавали нескольким "многосемейным" семьям в поселке.
Привыкнув за долгие годы к крестьянскому труду, ветераны не работать на земле, в огороде, и в тепличках, и возиться с домашней скотиной, уже не могли и не хотели. В этом для старичков, несмотря на всякие старческие "болячки", уже был непоколебимый смысл жизни - не бездельничать. Но торговать урожаем на базаре для прибыли, что делали многие в поселке - оказалось, не их стезя. Ясное дело, прибыток, хоть и небольшой, не помешал, но на жизнь хватало и того, что было, а образ "базарной бабы" , неуёмной торгашки, старичков не привлекал.
Николай Васильевич, сегодня в который раз остановился передохнуть, оперся на лопату, отдышался и заговорил с Бубликом, рыжей собачонкой, со своим давнишним и постоянным собеседником. Бублик сидел на крыльце дома и внимательно наблюдал, как хозяин машет лопатой.
- Силенок видишь, дружочек, все меньше у нас. Стареем, как ни крути, - принялся рассуждать Николай Васильевич. - Я тебе, напомню, Бублик...Раньше я с этой дорожки снег в минуту раскидывал. И сил было невпроворот, и душа играла.
Бублик в ответ дружелюбно замахал куцым хвостиком, во всем соглашаясь с хозяином. Он даже несколько раз гавкнул, с удовольствием подтверждая, что помнит, как бывало - и душа играла, и силенки перехлестывали.
- Старичок я уже, и не спорь, Бублик. Болтушка ты, если будешь возражать.
Бублик негромко заворчал.
- Ах, вот так? - заметил хозяин. - Я верно понял? Ты ещё возражаешь?
Нетребин покачал головой, выражая удивление своим давним и любимым собеседником.
- Малосильный старикан я нынче, который... Который...Ноги еле таскает, - грустно подвел итог Николай Васильевич. Он хмыкнул и вновь взялся за лопату.
С утра поселочек как-то затих. Всё-таки второй день как отключилось в домах электричество, пятый день бушевала несносная метель, то с колючим снегом, то с мокрой кашицей. Молчала и "железка" - ни стука пассажирских поездов, ни гула пролетавших товарняков, к чему за долгие годы все жители привыкли. И тишина на "железке" больше беспокоила, чем радовала. И разлетавшиеся далеко по поселку объявления вокзальной дикторши Таисии: "Скорый поезд номер шеше...надцать сообщением Москва - Чита задерживается на ...надцать часов...", чего не было много лет, не только удивляли. Прислушивались к объявлениям: "Электропоезд номер четыре ... ноль пять сообщением Тогучин -Узловая задерживается по техническим причинам".
Нетребин прислушался, вдруг от вокзала послышался нарастающий рев автомобиля. Оттуда, по их улице, на приличной скорости для занесенной снегом дороги, похоже, мчался вездеход Уазик. Такой в поселке имелся только у путейца с железной дороги Кости Моторина.
- Глядишь ты, "самоделкин" Моторин с утра уже куда-то гонит... - сообщил Николай Васильевич Бублику. - Ишь, как гонит. Шумахер, не иначе. Правда, Бублик? Не дай бог, что-то в этот раз с его Клавой случилось.
Костя Моторин слыл в поселке непревзойдённым мастером Кулибиным. Его руками оживали самые "мертвые" и окончательно поломанные механизмы. Как-то ему привезли из областного центра старинные и антикварно-дорогущие, громадные напольные немецкие часы. Хозяева уникальных, видимо, трофейных, но давно замерших механизмом, часов, прослышали про умение Кости, но сами утверждали, что "даже и не надеялись", и готовы были отдать "любые деньги" за ремонт. Через час работы Кости часы "пошли" и после "чакали" у хозяев еще очень долго, верно показывая время. Казалось, если Моторин запустит на космическую орбиту самодельную ракету - в поселке никто не удивится.
Уазик резко тормознул у дома, из кабины вылетел водитель, путеец на железной дороге Костя Моторин, помчался к нетребинской калитке и возбужденно-радостно заорал:
- Дед Колян! У меня мальчик...Клавка ночью родила! Только что дозвонился в роддом. Богатырь родился. Клавочка и малыш живы и здоровы! А вес у моего пацана, ты не поверишь - четыре девятьсот! Кричит уже, рад жизни! Живы и здоровы! Ура! Ого-го-го!
- Привет, Костя! С прибавлением в семье тебя, Константин! - поздравил счастливого родителя заулыбавшийся Николай Васильевич. -Чуешь, как вовремя всё случилось? Родиться вовремя! В День Победы у тебя сын народился - солдатом непременно станет. Нашей Родине бойцы, ой, как долго нужны будут. И с Праздником Победы тебя, Костя! Клаве от нас с Марусей поздравление!
- Дед Колян! Поздравляю... - завопил Моторин. - Вас с Марией Яковлевной с Днем Победы! Здоровья вам дед, дорогой ты наш ветеран!
Моторин буквально влетел в кабину, Уазик заревел и рванул с места. Костя помчался до родни - все ждут радостных новостей.
Николай Васильевич снова взялся за лопату. Бублик послушно восседал на крыльце.
Большой и обильный снег просто скрыл и сарайки, что были в стороне от дома, сугробами их замело уже по самую крышу. Пришлось чистить среди сугробов и тропинку к стайкам.
Николай Васильевич, прочищая дорожку по следам рано утром прошедшей от дома жены, слышал, как она доила в стайке корову. Там, в сараюшке, жевала сено корова Буренка и, в отдельном загончике, суетились два кабанчика Борька и Живчик. Рядом в курятнике квохтали куры во главе с петухом Пиратом.
Возвращаясь от стайки, по прочищенной дорожке, Николай Васильевич ещё раз остановился отдохнуть, и снова обратился к Бублику.
- Большое у нас хозяйство. Да, Бублик? - спросил Николай Васильевич.
Бублик в ответ снова помахал куцым хвостиком, явно подтверждая размеры хозяйского хозяйства.
- А раз хозяйство большое, то и работы много. Во как! Мы и трудимся с тобой, дружище, ни свет, ни заря. Одобряешь?
Выражая искреннюю поддержку совместному труду, Бублик радостно гавкнул, ещё пуще завертел хвостом, но остался сидеть на месте.
- Разгавкались тут... Слышала вас в сараюшке. Что на этот раз не по нраву? - выходя от коровы из стайки с ведром молока в руках, спросила жена, миловидная и улыбчивая толстушка Маруся. - Тоже с раннего утречка подскочил, труженик? С добрым утром!
Она поставила ведро на снег и стала поправлять платок на голове.
- Что опять же за рев на улице стоял? Я краем уха слышала что-то. Но не разобрала... Проехал кто?
- Я ж тебе вчера говорил...Моторин жену в район увез рожать. А сейчас он с вокзала на машине проскочил, шальной. Ликует! Дозвонился со станции до роддома. Клава ночью пацана родила, сказывал, весом - четыре девятьсот...
- Молодчики Моторины! Ай молодца! - восхитилась жена. - Он у них долгожданный... Все шли девчонки. А тут - пацан... Пусть растет боец, в день Победы родился... Клава-то ничего себя чувствует?
- Моторин кричит - живы и здоровы. Бутуз в норме.
- Сколько у вас всего с утра - кричат, гавкают... - супруга пошла к дому.
- Гавкают...Это Бублик в рассуждения ударился. Нагавкаться не может, - ответил супруг.
- Нагавкаться он не может! Он за тобой, как котёнок ласковый бегает. Дружок твой- не разлей вода, - рассмеялась Маруся. - Очень он у тебя дружелюбный...Отзывается даже на кошачье "Кис-кис".
- Умный у нас Бублик, Маруся. Полиглот, проще говоря... Два языка знает- собачий и кошачий.
- Проглот, а не полиглот, - усмехнулась Маруся. - К миске через минуту бегает...
Пойду уж, заболталась с вами.
Пес Бублик, сидя на крылечке, внимательно следил за разговором, изредка подгавкивая, словно подтверждая и свое дружелюбие, и дружбу с хозяином, и понимание "кошачьего" языка.
- Ладно Пойду уж, заболталась с вами,- взялась супруга за подойник.
- А тебя, Марусенька, вдогонку, с добрым утречком! Я-то сам ещё по работаю помаленьку. Снегу бы поменьше, вообще тогда утро - прелесть, - ответил супруг. - И метель чуток утихомирилась.
- Утро в самый раз, прикидываю. Победное! С праздником тебя, Николаша! Дорогой ты наш ветеран! Это ж самый дорогой и главный наш праздник!
- Так и тебя с Днем Победы, Марусенька! Снова наш день - девятое...Опять май! Ребят -друзей вспомнить...Погрустить, стопочку принять.
Ветеран прослезился. Вытер слезу и, дрогнувшим голосом, сказал
. - Да...Вроде давно было... А не забывается. Ни мгновения...И все ребята, как живые... И снега, помнишь, на девятое в Берлине было. Гарь и копоть. Дым....
- В Сибири мы, Коля...И снег он тут и в мае снег, куда денешься...- высказалась супруга. Долго молчала и вдруг сказала:
- И жизнь продолжается...Буренка вот в честь Праздника расстаралась. С молочком неплохо вышло - литров восемь. На свежую сметанку хватит. Процежу молочка - сядем завтракать.
Маруся ещё раз задумалась, и помолчав, слегка улыбнулась:
- Ну, ладно, заканчивайте с Бубликом битву со снегом и приходите. Ударники труда! Яичницу с сальцем сейчас сгоношу. Яичек сегодня в курятнике - почитай десятка три. Пирог, что в духовке, ещё теплый. Угощу, в честь праздника, разговеетесь.
Бублик радостно залаял и побежал с крыльца к Нетребину, готовиться завтракать.
- Не суетись, Бублик, - цыкнул на пса хозяин и шутливо упрекнул супругу:
- У тебя, Маруся нынче всё, что ни праздник, только и разговор - разговеетесь...Какая набожная стала.
- Что тут скажешь...Годиков побольше, к Всевышнему - ближе. - рассудительно сказала супруга. - Когда и свечечки поставишь...И за здравие, и за упокой. Сколько от нас и при нас ушло, всех нужно помянуть...Это и их тоже святой Праздник.
- Вот-вот. Помянем...
Бублик на крылечке сочувственно заскулил. Николай Васильевич усмехнулся:
- Но мы с Бубликом опять же и рассуждали, а можно ли работать в церковные праздники. Снег, скажем, кидать...Или это тяжкий грех?
- Господи, боже мой... У них уже и 9 мая - церковный праздник! У вас, разлентяев, что ни день, все - церковный праздник. И тогда, мол, куда нам сирым да убогим, деваться, работать-то - большой грех. Только бы на печке полеживать...Да телевизор разглядывать. Уж, я вас...
Николай Васильевич рассмеялся:
- Ну-ну, и разошлась, ты подруга...Грозная такая...Скорая на расправу... Раз, говоришь, не церковный - сейчас закончим и подбежим за стол с пирогами. Да. Марусь, свет так и не дали... Похоже, ещё на день...Кто теперь в праздник ремонтировать поедет?
Жена опять вздохнула, и, взяв ведро, пошла к дому. Оглянулась и, в сердцах, добавила:
- Какой ремонт! У этих районных бездельников, электриков? Слов на них нет. Что, первый раз авария? И где они, где? Спешат?
Маруся зашла на крыльцо и добавила к похвале славному труду электриков:
- У них уж точно - кругом одни церковные праздники. Пока проснутся, пока приедут...
- Не поедут они нынче. Праздник, заседания, приветствия, поздравления...И к Сухому логу, где авария, не пробиться, - согласился Николай Васильевич. - А Моторин с района вертался, еле проскочил - снегу уже намело до поворота с грейдера. А дальше - уже и трактор жди - совсем труба! Буксовал, а ведь на цепях. Уж если Моторин...Да ведь кто сейчас чистить станет? И он говорит, что сам видел... В Сухом логу, на опорах, снег налип на провода - и оборвало. А сугробы намело - никто и не сунется. Какое там ремонтникам!
- Ничего, выкрутимся. Керосину на лампу хватит, там почти бидон, - открывая дверь в сенцы, заключила жена.
- Керосин-то, шут с ним. Стопку в темноте мимо рта не пронесем, - указал на самое важное Николай Васильевич. - А вот на Красной площади парад праздничный хотелось бы посмотреть... Москву-то теперь...Ну, как без электричества увидишь...
- Парад тебе...По телеку... На станцию сходишь. Я-то как-нибудь без телевизора обойдусь, а для тебя Бородкин там, на станции радио включит, - мудро заключила жена.
- Во как! Умница ты у нас, Марусенька. Не сообразил про вокзал, запарившись...У них-то свет, правда, что, по путейской линии...
Конечно, рассказ о Параде можно было бы прослушать и по динамику радиоточки, которые в советском прошлом были в каждом доме, в каждой квартире. Но с уничтожением Советской власти, бандиты, захватившие власть в России, этот не нужный им, бандитам, "архаизм", также уничтожили. Провода оборвали, а столбы, украв, распили на дрова. У нас власть народа уничтожили, а вы - радио. А вы размечтались - посмотреть или послушать репортаж о Параде! Сидеть скотское быдло отдемокраченной России! И не вякать!
Уже до калитки осталось с метр сугроба. Тут Николай Васильевич опять остановился, как говорится, "опнуться", "пот со лба утереть". Невдалеке на заснеженной улице показался начальник железнодорожной станции Каменный Ключ Бородкин Сан Саныч, весьма полный, отчасти даже обрюзгший и жирноватый, мужчина. Начальникам вообще-то положено - быть важным и толстым. Только что его в разговоре вспомнили, а он - тут как тут. Бородкин торопливо шагал в сторону вокзала. Было видно по нему - чем-то озабочен. Проходя мимо и увидев Николая Васильевича, остановился и, тяжело дыша, буркнул:
- Смотри, Василич, что...По улице - не пролезть. Ты представляешь? Что за дела? Чтоб Громухина с утречка дала команду, хоть центр поселка от снега почистить? Да не в жизнь... И свет больше чем на сутки вырубили. Второй день с керосинкой маемся. Как бы ещё и сегодня... А тут ещё и праздник...
Он взглянул на Николая Васильевича, что-то вспоминая, и всплеснул руками:
- Тьфу-ты! Нервный я сегодня, Василич. Прости, друг... Зарапортовался я, как говорится, от неурядиц всяческих. Не с того разговор начал. Привет тебе, конечно... И обязательно - с Праздником тебя! Ветерана, как говорится. С Днем, как говорится, Победы!
Не останавливаясь, Бородкин затараторил дальше:
- И ещё одно...Сразу скажу...Не буду заходить, спешу. И не уговаривай за Праздник стопочку. И без того по горло дел и забот.
Николай Васильевич подошел по сугробу к калитке, оперся на забор.
- Спасибо, Александр Александрович! Вас тоже с Праздником! Нашим общим и дорогим! С Днем Победы! И не уговариваю...
И добавил с улыбкой:
- Ещё, пока...Не уговариваю. Да, кстати, Моторина ты ещё не видел? Клава у него ночью пацана родила...
Не отвлекаясь, Бородкин продолжил начальственную, судя по торжественности голоса, речь:
- Да, спешу...Потому, как говорится, уважаемой супружнице своей Марии Яковлевне, как говорится, передай от меня поздравление с Днем Победы! Ей, такому истинному вместе с тобой, Василич, ветерану! И, как говорится, здоровья вам! Дорогой ты наш ветеран!
После высокой начальственной речи, которую он выпалил одним махом, до начальника дошло о моторинском пацане.
- Тьфу-ты. Прости, Василич. Опять проскочил...Пацан у Кости с Клавой появился, говоришь...Ну и прекрасно...будем поздравлять. Подарок родителям нам готовить, оба с женой у нас на железке трудятся. И наш путеец новый появился! Вечером Костя так за неё переживал - крайне на сносях... Из района, как мы в роддом дозвонились, сказали - не прорвется скорая к нам сюда... Заносы...Думайте, мол, сами! Увез Костя сам, значит, все-таки... И пробился...Это же Моторин!
Николай Васильевич, слушая речь, покивал головой и сказал:
- Спасибо за поздравлением с Днем Победы, Сан Саныч, спасибо ещё раз. От нас Марусей благодарю. Наш, что и говорить Праздник. У вас-то, у самого, как здоровьишко? Вроде как Сан Саныч, схуднули, гляжу.
- Какое тут может быть здоровье, Василич? Кручусь на сплошных нервах я! Вес теряю на глазах! Поверишь, только на нервах летят килограммы! - махнул рукой начальник станции. - А линейный телефон, гадство, не умолкает. Слышал поди, Тогучинский со вчерашней ночи у Мезенихи в снегу, в завале.
Он покрутил головой, вроде ему мешал толстый, старомодный мохеровый шарф и подошел к калитке ближе.
- Давненько, понимаешь, такого снега не было. И это май-то! Не тебе рассказывать...
Наши не могут пробить главный ход. Пробовали по второму пути пустить снегоочиститель. Но тут, вот он - товарняк с углем из Горного. Ни туда, ни сюда. очистителю. Всю ночь вытаскивали.
- Да уж слышал, многие жаловались...Женская половина у каждого из посёлка поехала в район за покупками. Праздник же...И теперь, сидят, похоже, горемычные в Тогучинском. Ночуют с грехом пополам.
- И не говори, - вздохнул Бородкин. - Вот и Лизавета... Вчера с утречка.... Она с девчонками... Тоже спохватились и бегом на передачу - в район. Прикупить чего к праздничку. Торт там прикупить, нарезочки рыбненькой. Из тряпок - по мелочам. Мне только махнула с платформы, я с утра на службе был.
- Много народу на электричку торопились, я видел утречком. Здоровались. Все про покупки к празднику говорили, - подтвердил Нетребин.
- Прогноз опять передали по линии сложный. - развел руками Бородикн. - Но кто ж знал, что такой буран нагрянет. И по нашему радио сильную метель не обещали.А оно как вдарило!
- Сильно кружило. Снег валом.... Ветер, поземка, - согласился Николай Васильевич. - Резко, видать шарахнуло, и линию электропередач, видимо, сразу оборвало - телевизор отключился. По нему-то угадливей про погоду говорят.
- Синоптики, называется, - огорченно высказался Бородкин. - А люди теперь
кукуют на лавках в передаче. Пехом, если даже самому до Мезенихи пойти, по пояс в снегу не полезешь, далековато...
- Какое там пехом... И шагу не ступишь по таким сугробам... А там в вагонах - сплошь женщины, ребятишки. Все с баулами...С покупками, - вставил Николай Васильевич.
- Как по линии передали, Тогучинский в заносах встал, я бегом к Моторину. Ну, упросил его. Ну, забрать моих. Говорю ему - хотя бы из Мезенихи к поезду пройди.
- Не Сан Саныч...По такому снегу ты и от Мезенихи до линии не пролезешь, - перебил его Нетребин.
- Так вышло, - согласился борордкин. - Он кинулся на своем уазике, чтоб проскочить с налета. Куда там, он и до поселка не пробился. Ни чо не чистят...Ну, как точно у нас...
- Что и говорить, жалко бедолаг... - сокрушенно сказал Нетребин.
- Договорился я с Мезенихой...Ватрушкин пообещал на руках в вагоны воду во флягах поднести. О, если сказал - выполнит...Хлеба на первый случай, чтоб ребятишки не голодали...
-Ватрушкина я уважаю- подтвердил Нетребин. - Суровый мужик...Но ребятишек не забудет.
- У нас снег почистить...Я сейчас приду в кабинет...Громухиной звякну...Телефон-то поселковый у вас трындит?
- Сразу почему-то отключился, - отозвался Нетребин. - А Громухиной в поселке нема. Твой Серега, ранехонько с утра проезжал. Говорит - Громухина с сельсоветчиком Свистулей на торжества в район поехали. На Уазике с участковым. Теперь, не иначе и к вечеру не вернутся
- Точно. Это я запамятовал. Сказывала, что уедет. Тогда, какое тут чистить улицы, - недовольно произнес Бородкин. - А Серега к почтовому готовился. Для Болтово груз багажом должны доставить. Они просили, чтоб свой грузовик не гнать...Обратно, на машину пиломатериалу немного обещали... Я ж баню перестраиваю...
- Видел я вашу баню...А Серега-то до Болтово сегодня, похоже на Газике не пролезет...- возразил Нетребин. - Моторин тебе не сказывал? Ну, как съездил. Ехал из района, машина еле тянет - снегу намело уже до нашего поворота. Буксовал, а ведь с цепями. Обрыв на линии, говорит в Сухом логу...
- Говорил он мне. Вот, черт! Тут не проедешь, а там - обрыв. Тогучинский главный ход запер, - перечислил напасти недовольный Бородкин. - Будем ожидать лучшего.
- Да не переживай, Сан Саныч, - начал успокаивать Бородкина Нетребин. - Праздник же! День Победы! Радуемся, вон сколько ещё после сорок пятого прожили...А сколько тогда даже из нашего из поселка мужиков полегло. Вспоминим и помянем!
- Праздник, это хорошо! Но гадство... У меня же - служба...За Тогучинским - стоит Московский фирменный... Десять часов опоздание...Читинский скорый - побольше... Хабаровский - уже и не беру...Молокан...Уже и шесть порожняков в Горный...Премия, чую, может накрыться. А сколько встало в Раздольном? Кошмар! Разборки наверху точно учинят! Им погода не указ!
- Да, начальство со снегом разбираться не станет. Дай ему по дороге график и все тут.Оно - как с планом...Умри, но выполни! По себе знаю.
Бублик на крыльце огорчено гавкнул, но хвостом вертеть не стал. Бородкин повернулся уходить. Николай Васильевич окликнул уходящего начальника:
- Сан Саныч, слышишь... Твои вернуться...Вечерком, как сменишься, подходите. Отпразнуем, как положено. Так ждем?
- Какой разговор! Ни чо только не обещаю. Если растащим завалы, да график вытянем.Тогда обязательно...
Заканчивая расчистку Николай Васильевич, то и дело отдыхал и по-прежнему беседовал с Бубликом, своим неутомимым собеседником, который так и просидел на крыльце во время "снежной эпопеи" своего хозяина:
- Видишь, дружок, люди государственное дело выправляют. А уж как о премии беспокоятся! А мы с тобой, стариканы беспомощные, уже два часа с каким-то снегом возимся. И какая нам с тобой награда? Спасибо от Маруси услышать...И то навряд ли. Дело-то житейское...И не возражай - мы старичье, а старость и есть старость.
Не успел Николай Васильевич отойти от забора, направляясь к дому, как возле калитки остановился местный, самый знаменитый в поселке рыболов Щукин.
До того прослыть самым известным поселковым рыболовом, Петр Иванович долго мелькал среди списка знаменитых железнодорожников местного отделения дороги. Он, работая машинистом грузового электропоезда, провел "отсюда и до туда", названия станций вам ничего не скажут, какой-то сверхтяжелый состав, подняв при этом цифру перевыполнения плана государственных грузоперевозок на недосягаемую высоту, в масштабах отдельно взятого отделения дороги. Вручая Петру Ивановичу Красной Знамя Победителя социалистического соревнования в четвертом квартале, лично сам начальник Управления отделения желдордороги Свинухин Г.Г. пожал ему руку и обнял труженика. Если кто не понимает сегодня, что это означало, то тогда - это дорого строило.
В качестве заслуженного машиниста грузовых составов, появившись на трибунах железнодорожных конференций и совещаний, он призвал тружеников и своих коллег - машинистов умело водить сверхтяжелые составы. Заверяя на своем примере собравшихся, он уверено утверждал, что это не так уж и страшно, а даже почетно.
К сожалению, на службе Петр Иванович почему-то схлопотал какую-то хроническую болячку и был отправлен на инвалидскую пенсию. Пытаясь перебороть "хроническую болячку", Петр Иванович выбрал здоровый образ жизни - стал чаще бывать на свежем воздухе и занялся любительским рыболовством. Как обычным, летним - с удочкой, так и подлёдным ловом. Среди поселковых к нему приклеилось прозвище - не безызвестное шолоховское - дед Щукарь и появилась традиция - при встрече со Щукиным интересоваться: "Дед Щукарь, а в Чулыме вы ещё щуку не поймали? Или уже готовитесь? Или вам ближе "вустрецы из лягушек?".
Почему так добродушно подсмеивались поселковые над "дедом Щукарем" было понятно - никто, никогда в местной речке Чулыме ещё ни разу не ловил щук. Но дед Щукарь неизменно отвечал на шуточки: "Первая щука - будет моя! Но, видимо - не судьба!"
Да, щук тут, в Чулыме, как не было - так не встретится! Если имеется в поселке эдакий пенсионер - то он, ясен пень, пессимист.
- Приветствую почтенного ветерана! - объявил дед Щукарь. - Рад видеть Вас, дорогой наш ветеран! Несомненно, смею поздравить боевого ветерана с днем Победы. Николай Васильевич, дорогой, - это, я считаю, Ваш Праздник.
Петр Иванович за многие годы своего заслуженного звания научился говорить с трибун, на встречах в трудовых коллективах и на многочисленных конференциях, витиевато и весьма замысловато, с присущим трибунным ораторам пафосом, и это иных приводило в недоумение - что и от куда берется у простого пенсика из маленького железнодорожного поселочка. Но вы не знаете, нашей русской, далекой от столиц провинции, наших городишек, поселочков, станций, деревень и сел. Гениальный Ломоносов с рыбным обозом из такой, знаете ли, глухомани пришел! Жизнь в России и умение призывно провозглашать призывы к лучшей жизни, несмотря на все передряги и неурядицы, сохранилась и сейчас, и не только в столицах! И не столько в столицах! Даже далеко-далеко от Москвы.
В поселке немного подсмеивались над чудачествами заслуженного железнодорожника. Да, он был забавен и чудаковат. Человек небольшой общей грамотешки, получив восемь классов и профтехучилище в Тогучине - помощник машиниста, он старался выглядеть достойным звания заслуженного труженика стальных магистралей. У всех груз награды - выглядит по-разному. Но не надо иронизировать и шутить над достижениями, успехами и победами советских железнодорожников. Тем более, не позволительно насмехаться над ветеранами советских железных магистралей.
И тут чуток отвлечемся, если идет рассказ о ветеране Великой Отечественной. И вместе с тем, как обидно слышать от злобствующих, что в Великой Отечественной мы победили - только завалив немцев трупами наших бойцов. Мерзость и вранье новоявленных либерастов. Героизм и стойкость, преданность Родине наших красноармейцев - неоспоримы, и так останется на века. Мы сражались с миллионными ордами грабителей из ВСЕЙ ЕВРОПЫ! И Мы - победили!
- Здравствуйте уважаемый Петр Иванович. Рад видеть Вас здоровым и цветущим. Вновь встретить бодрым крепышом! - ответил Нетребин. - Просто невероятно, как вы набираетесь здоровья. Радует! Спасибо за поздравления. И Вас поздравляю со всеобщим великим с Днем Победы!
Нетребин подошел к калитке, вышел на улицу и, крепко пожав руку Щукину, обнял его.
- Спасибо, благодарю! Вашу внимание и чуткость я всегда ценю, - в ответ раскланялся дед Щукарь. - Как вы верно заметили, чувствую нынче себя намного лучше! И могу с полным, искренним чувством поздравить с Днем Победы Вас и уважаемую Вашу супругу Марию Яковлевну! Вы, понятно, наши неизменные и заслуженные ветераны! Мы гордимся вами! Кем всем гордиться, как не нами, ветеранами? Вы в Великой Отечественной...Я - на нашем советском железнодорожном транспорте.
Нетребин с улыбкой покивал на слова Щукина и, взяв его под руку, скромно предложил:
- Петр Иванович, не найдете ли минуточки... Забегите к нам... Слегка, так сказать, отметить Праздник. Знаменитых сто фронтовых в честь праздника. По-нашему, по-мужски. У меня великолепная кедровая настоечка. В самый раз ...в честь Дня Победы.
- Весьма благодарен за приглашение, дорогой вы наш ветеран! Но вынужден пока Вас, дорогой наш ветеран, проинформировать: всецело придерживаюсь строгих - и самых справедливых советских законов, норм и правил, - с достоинством, но неожиданно отверг предложение ветерана рыболов Щукин.
- Прошу прощения, если чем-то обидел... Обидеть и в мыслях не хотел. - хохотнул Нетребин. - Не хотел, каюсь... Обидеть не хотел. Тем более нарушить советские законы. Святые для меня... Как военный красноармеец - присягу принимал советскому Правительству. Законов не нарушал, присяги Правительству не изменял.
- Да, я вас и не виню. - веско произнес Щукин. - Ранее утро. Принять сейчас сто фронтовых? Нарушить советскую норму? Невозможно для меня даже в честь Великой Победы! Крепкие спиртные напитки - в Советском Союзе было дозволено распивать только с часа Волка. Соображаете, о чем я? Ровно с одиннадцати ноль-ноль.
- Что вы, что вы...Какой разговор, - согласился Нетребин. - Ничего советского никогда не станем нарушать... Не дай Бог.
Бублик, стоявший рядом с Николаем Васильевичем, согласно гавкнул, подтверждая, что нарушать советские законы и нормы, и он совершенно определено не станет.
- Вот видите, - указал на Бублика Щукин, - я как, последовательный патриот и коммунист не могу поступиться долгом и совестью!
- Понимаю, понимаю, - согласился Нетребин, - поддерживаю вас, уважаемый Петр Иванович, на все сто.
- Если позволите, зайду поздравить Вас и Марию Яковлевну... Кстати, привет ей от меня...Если разрешите, зайду лично, чуть позже. У меня...Сейчас самый клев. На Чулыме, - произнес Щукин, опять поклонившись, продолжил движение в сторону реки.
- Удачи, Вам! Хорошей рыбалки! - весело сказал Нетребин.
Проводив Щукина, Нетребин и Бублик постояли у ограды, так как со стороны вокзала на телеге к калитке подъезжал Муратка Татарин, потомственный поселковый мусорщик. Короб телеги до верху был загружен вокзальным мусором. Мураткина, всегда смирная и равнодушная лошаденка, которую он почему-то звал Буянка, встав у калитки, замотала головой.
- Приветствую, дед Колян. Вот... Ты дед, глянь на ету спринцесу. Ломтя хлеба с солью ей на станции мало. Идёт, еле копыта передвигай...Недовольная стала, значит...
Муратка погрозил Буянке кнутом.
- Ну... Смотри у меня...Ежели я кнутиком, тебя налажу, спринцеса ты такой? Мы ж на работе, не забывай...
- Привет, Муратка! - сказал Николай Васильевич. - Чего такой с утра грозный? С Праздником тебя! День Победы - он для всех Праздник у нас наиглавнейший.
- И тебя поздравляю, дед Колян. Мы ветераны...Как один...Как штык, - завертелся на телеге Муратка. - Ну и чо, если я не воевал. Совсема мал-мало малец тогда был. Помогал братишке Максуду, хотя маленький я ещё рос. Но война... Он никогда никому не подарок.
- Да, да, - покивал Николай Васильевич. - Война, как беда - на всех одна. Не спрячешься от нее... Ни в лесу, ни в хате... Вынести, хлебца-то Буянке? Принцессе-работнице твоей? Горбушку? Маруся намедни булки пекла.
- Так спасибо тебе, дед Колян...Я чего встал возле вашего дома... - издалека начал мусорщик. - Крепко с Днем Победы Муратка хочет поздравить ваш семья. Долгих лет жизни и тебе, и твоя жена Маруся. Как есть - вы самые ветераны. А кто на поселке ещё ветеран? Нету уже, кто воевал...
- И тебя с Днем Победы, Муратка. Говоришь, война - не подарок... Я сейчас войну вспоминаю и только слезы почему-то...Такое вынести...К старости вообще слезливым становишься.
Николай Васильевич достал платок и долго вытирал слезы.
- Так хлебца-то Буянке вынести? - спросил Нетребин. - Пусть в честь Праздничка полакомится...
- Не, дед Колян. Животине уступать и не думай, - рассудительно сказал Муратка. - Ты сам казак, кавалерист...Лошадь повадки знаешь...Ты коня не балуй много. Я тебя уважаю. Ты и много знал Максуда, моего братана покойного. Аллах его памяти...Он ихнюю, лошадиную породу тоже наскрозь видел. Я Буянке тама, на станции сказамши - до дому доплетемся, будет тебе и другой хлеб. Ан нет - ей куражиться на до мной нада.
Николай Васильевич рассмеялся:
- Ну, ваш род Муратка - известные лошадники. Больше полвека мусор возите.
- Я-то ничо...А Максуд слава ему, - у него я учился...
- Вы с Максудом, царство ему небесное, другого не скажу - славные мужики. За это и уважали его в поселке. И тебе, конечно, только спасибо ото всех.
- Благодарю за добрый слова, дед Колян, - Муратка снял шапку и кивнул.
Бублик сидел у калитки сперва молча и заинтересованно смотрел, как капризничает, мотая головой Буянка. Не одобрив недостойного поведения, воспитанный Бублик предупреждающе гавкнул на лошадёнку. Она, покосившись на песика, перестала мотать головой.
Муратка закурил и разговорился.
- Я тебе, дед Колян, говорил давно тогда...Как уж брат покойный Максуд на фронт просился. Всех берут воевать, а его нет. Как это...Ему говорят? Да, - бракуют...Он-то у начальства в поселке отпросится и в Тягун, в военкомат - возьмите. Просился хоть возчиком - патроны, бомбы возить. Или пушки таскать на лошади...Меня, сказал им Максуд, лошади слушаются. А военкомат, чо ему не утверждай - не берет, у тебя один нога короче. Так и не взяли Максуда воевать.
- Да, Муратка...Тяжелое время было. Но и тут, в поселке всё для фронта делали, последнее отдавали. Понятно, как Максуд, сами просились на фронт. Была тогда большая беда. Еще раз тебя с Праздником! И тебе - здоровья...Не хворай и помни славного брата Максуда.
Если кто и помнил все тогдашнюю, много лет назад, жизнь в Каменном Ключе, то конечно, Муратка Татарин. В памяти у него накрепко осталось - горести и слезы, что видел во время войны пацаном, и самое трудное для всех в поселке после войны.
Родился, рос, жил, немного учился и работал только здесь. Все в поселке прошло на его глазах. Люди жили, трудились, приезжали, уезжали, умирали. И мужиков - ровесников-то в Каменном Ключе сегодня осталось с гулькин нос. Кто уехал не весть куда, за лучшей долей, за длинным рублем, "за счастьем" и потерялся в дальних далях с концами. А сколько их как-то быстро ушло в мир иной. Работа в поселке была только в МПС, на железке - обходчик или путеец-ремонтник. Труд тяжелый, для жилистых и упертых. Ещё и свой большой огород пахать и содержать, он ни мало - под пятьдесят соток. Надо было и скотину кормить, пока копёшку накосишь, умотаешься. И, конечно, овощ свой иметь, картошечку, лучок, чесночек, огурчик. Горбатились. Не всяк выдерживал, попивали крепко, с тем и упокоились.
Кое кто устраивался в леспромхозе на лесопилку да на валку леса. Большой таежный поселок Болтово с леспромхозом - почти рядом, десять верст, а это тебе - не километр туда-сюда. Платили, правда, неплохо, ОРС с приличным набором товара, раз в месяц каждому работнику отоварка, весь район завидовал, но пахать на брёвнах требовалось на всю катушку. Валить и ворочать бревна, каждый знает - не самый сладкий сахар.
Малец Муратка помнил, как весь поселок до войны восхищался мужем Валентины - Трофимом Егоровичем. Бригадир железнодорожных путейцев-ремонтников, огромной силы дядька, молотобоец, все у него в руках спорилось и ладилось. Он у себя во дворе маленькую кузню соорудил, свободное время молотом помахать, размяться. Кому лошадь подковать, оси для телег изготовить. Железнодорожный поселок, не колхоз - лошади у были у многих, не запрещали их держать хозяевам на железке.
Топоры Трофим ковал, колуны, кому вилы ремонтировал, косы мастерил и отбивал. Леспромхозовские кой чего ему заказывали, эмпээсовцы просили то это из металла, то другое. Брат Муратки Максуд по прозвищу Татарин часто подъезжал на телеге к Трофиму что-то отвезти, привезти.
Мужиков, соседей Трофима тянуло на кузню, да и он сам всех привечал. Сосед слева, ремонтник его бригады Летягин заходил, он по части механизмов хорошо "шурупил". "Мозга" - называл его Трофим. Сын Летягина, пацан Ванька, норовил за молот ухватиться. "Молод ещё, - смеялся Трофим. - А захочешь на кузнеца выучиться, подрастешь - обучу таинствам".
Другой сосед Трофима Егоровича, лесоруб в леспромхозе Прохор Гаврилов, что жил через дорогу напротив, тоже любил прийти и сидеть, покуривая, молча следить за искрами ковки, слушать перестук молота и молотка. Старший его сын Василий за подручного кузнецу стоял, молотком молотобойцу подстучать, и получалось удачно.
В мае, перед самой войной, Трофима Егоровича и Летягина леспромхоз уговорил перейти на работу на лесопилку. Получили новое оборудование, а понять толком, что куда у своих тямы не хватает. Работают новые механизмы через пень колоду. Но под новое начальство в области план-то накинуло - ого-го-го, кто не дрогнет перед таким невиданным планом заготовки. Вот и уламывали Трофима с Летягиным почти месяц, зарплату хорошую обещали, много больше, чем на железке.
Их так и призвали вместе в Действующую армию на фронт - Трофима Егоровича, его соседа Гаврилова и отца Ваньки Летягина.
Война в одночасье ринулась на Каменный Ключ, как и на десятки тысяч советских станций, полустанков, разъездов, деревень, сел, поселков, станиц, аулов, кишлаков, стойбищ, городков и городов, огромной бедой, тяжесть которой поначалу не все осознавали и понимали. Горе и страдания придут чуть позже, со слезами и стонами, рыданиями и проклятиями ненавистному врагу.
Валентина на проводах поселковых мужиков на фронт ещё крепилась, молча шла по руку с мужем, а мать Ваньки Таисия, рыдала от самого дома, где их провожали, до теплушки, на которой уезжали новобранцы. Она вцепилась в мужа и кричала: "Ведь броня у тебя на железке была... Броня, Прохор, ты слышишь, и дома был бы при нас, ведь четверо ртов оставляешь...Удумали леспромхоз...Как я одна с ними теперь?" Отец Ваньки шел смущенный, успокаивал жену: "Тася, мы ненадолго отлучаемся...Одна нога там, другая - здесь. Оглянуться не успеешь, как мы немца-то и погоним к едрене фене!"
Гармонист Петро Княжко, лесоруб из Болтово, подвыпивший, кричал под гармозу что-то военное: "Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход..." Хотя все новобранцы приняли отходную-прощальную, а веселья не было, понимали, что не на гулянку призывают. Только Петро упорно повторял припев призывной песни: "Когда приказ отдаст товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведёт!"
Пожилого, молчаливого и долговязого соседа Гаврилова, провожали сухонькая жена Варвара и семеро их ребятишек. Шли и молчали. Варвара и две их девочки даже не плакали, как заливались слезами почти все женщины и девчонки кругом. Парни, склонив головы, угрюмо шагали сзади. Старший сын Василий нес увесистый матерчатый мешок с вещами и припасом, и всем кратко объяснял: "Это отцу на первое время. Он любит покушать...И табачок здесь. Все отцу!" Приехавший проводить сына на фронт дед Селевей, шел рядом, и время от времени повторял: "Ты запомни Проша... Немец - зверь поганый и злобный...Знаю я их... Надменные индюки. Трудно будет ему шею свернуть... Уж постарайтесь там, Проша, в штаны не наделать..."