Города, как и памятники, нам нужны. По-своему они нас объединяют, в какой ни какой, а всё-таки единый народ.
Классик
Из официальных сведений: первым русским поселением на территории современного Новосибирска был Никольский погост. Погост (придорожный постоялый двор в комплекте с часовенкой и торговым лабазом) был назван в честь Святого Николая и, по крайней мере, до 1712 года, выполняла функции пограничного торгового пункта между русскими и теленгутами, которые были хозяевами земель по другую сторону Оби. После падения Телеутской Межи (так называлась русско-теленгутская граница) Никольский Погост утратил свое значение, и разросшаяся деревня стала зваться Кривощековской -- по кличке Кривощек, какую имел организатор строительства поселения томский служилый человек Федор Креницын. Большое Кривощёково находилось на левом берегу Оби "в 3 верстах ниже устья Ини" на участке, зажатом ныне между Димитровским и Октябрьским мостами. Позже к 1893 году в Кривощёковской слободе проживало 685 жителей, здесь работала начальная школа, а также имелась пристань для пароходов. Когда стало ясно, что Кривощёково будет уничтожено, потому что по нему проляжет Великий Сибирский Путь (первое название Транссиба), кривощёковцы стали расселяться по близлежащим деревням, а некоторые перебрались на правый берег. Это место называлось "Чёртово городище" и пользовалось дурной славой, потому что рядом с устьем речки Каменки находилась деревня Мочигу, в которой жили аборигены. Они охраняли останки древней телеутской крепости, некогда возвышавшейся над местностью. И тем не менее кривощёковцы закрепились на новом месте. Их деревня получила название Кривощёковский Выселок. Правый берег Оби не был популярным у русских колонистов, так как там и после ухода теленгутов продолжала стоять крепость одного из подчинявшихся им племен. Видимо, представители этого племени (русские их звали "чатами") не были дружелюбными, поэтому пионеры русской колонизации предпочитали обживать левый берег, где и сложился конгломерат из двух десятков прижавшихся друг к другу сел и деревень. Во всяком случае, к концу XVIII века территория современного новосибирского Левобережья была полностью заселена. История правого берега будущей столицы Сибири получила развитие 30 апреля 1893 года, когда сюда прибыла первая партия мостостроителей. Этот момент принято считать официальной датой рождения Новосибирска. Рабочий поселок вырос неподалеку от останков чатской крепости, рядом с устьем речки Каменки. Это место пользовалось дурной славой и звалось "Чертово Городище", но рабочие все равно строили свои бараки, к северу от которых возводилась железнодорожная станция "Обь" и поселок при ней. Вскоре оба поселения соединились.
Два слова не для протокола, а истины ради. Я вам, как родному, открою всю правдивую истину. По поводу, кто в Сибири столица. Скажем, колчаковский Омск, как орут тамошние бизисьмены - водкоколчаковцы, или все-таки наш населённый пункт народно самогонно пропитый Н-ск?
Вообще-то , изначально, наш населённый пункт при Великом Сибирском Пути возник как раскольничий скит. Из Змеиногорска, что на Алтае и из "монетного" Сузуна бежали от притеснений за веру старообрядцы, староверы - раскольники и кержаки. Последователи протопопа Аввакума, они и в Сибирь-то пробрались из Рассеи из-за веры, многих раскольников Церкви там, в основной Рассее, пожгли без сумлений. Где по царскому Указу, где никоновскому наущению. Боролся Никон-патриарх за чистоту веры, а она лишь огнем и достигается! Вот и прятались староверы, где возможно. А дух противоречия раскольников с тех пор и привился поначалу в скиту, затем в деревеньке, а уж после с царского позволения в одной из станций Транссиба. Кержак запомнил одно - кто бы к власти не приходил, народ едино - недоволен. Раскольничья закваска.
Царь Пётр, как бы руку к поселению приложил, и случилось то, как бы в 1701 году. Раскольники, пожив в нехоженой тайге, ушли с левого берега, когда заскрипели и потащились сюда телеги в заселенцами-никонианцами с Рассеи. Тут, на левом берегу Оби, на месте кержацкого скита, возникла деревенька Кривощёково.
А кержаки далеко не ушли, а поселились на правом берегу Оби, возле устья речки Каменки, впадавшей в обские волны. Своё селеньице назвали Новой деревней. Ещё и про чугунку разговоров нигде не слышали, а кержаки уже домишки тут рубили. Но и тут кержаков-раскольников быстренько достали: чугунку тянут, мост строят, потеснись - империализм идёт, не до споров о вере...Вроде от посёлка строителей их отделял глубочайший и широченный Михайловский лог, не сильно лезли с нравоучениями официальные попы-то, но лог засыпать для Царя-батюшки и попов ненасытных - дело пустяшное. Веру предков сохранить - трудней!
Староверы вновь снялись с насиженного места и ушли в тайгу, на север, ближе к деревеньке Мочище. И по сю пору их с тысячу семей там проживает, не смогли за века добить их фарисеи никонианские, а советская власть в глубинные церковные разборки и не лезла. Храм старообрядческий действует, молитвы, церковные службы, крестины, как полагается по истинной русской вере... Обычаи отцов и дедов староверы помнят, и передают по наследству. Но, к сожалению, не за ними будущее...Мир и не заметит этой капельки староверов, захлестнёт её ненароком, затопчет...И не останется той русской, изначальной православной, нестяжательской веры... Не нам решать, плохо это или хорошо...Так - будет!
По "жалованной грамоте" городам Екатерины Второй, которую типа того, признали современники Великой, поселение вроде получало городской статус при наличии утвержденного генерального плана, документа, закрепляющего право граждан на землю и недвижимость. Но не стало поселение от того городом. Как русская половица намекала: "Хоть горшком назови, толь ко в печку не ставь!"
Генеральный план поселка был утвержден Александром Вторым -- освободителем в 1860 году, о чем показывают бумаги, найденные государственных хранилищах. Так что, ещё при крепостном праве города и не было, как бы ни велела прозывать его там Великая Катька. а чего дальше случилось, скажем позже. Жили, рожали, ютились, бедствовали, но в поселении!
Может кому-то, когда-то и мечталось пожить в городе. Но мы-то даже сейчас, убегая от безжалостного катка кровососов-фанатов Мамоны, ещё цепляемся за жизнь в своём населённом пунктике, нам некуда из него бежать, могилы предков русские не бросают...А город возможно был. Но очень короткое время. И не сегодняшнее.
Название убежища, нашего населённого пункта скрывать нет нужды, оно широко известно - это Н-ск. С тех пор как в конце девятнадцатого века через реку Обь, недалеко от устья небольшой речушки Каменки был построен железнодорожный мост и пошла легенда, будто у моста вырос именно город.
Это заблуждение. Сборище казарм и бараков строителей моста и "чугунки" на Восток, после Новой деревни староверов, среди сосенок на берегу, возле рыбачьей хижины рыбака Гусева прозвали Гусевка. Потом уже по императорскому Указу оно оказалось безуездным поселением Александровским.
По смене императора, вследствие безвременной кончины данного Александра, а именно Третьего, поселение стали именовать Новониколаевским при станции железной дороги Обь, теперь уже по имени нового "хозяина земли русской", императора Николая Второго. Когда премьер Рассеи граф Витте с Дальнего Востока проезжал через Сибирь, через, собственно, посёлочек, зажравшиеся богатеи местные и ражие купчишки-толстопузики, просили его передать государю просьбу о праве назвать новый поселок в честь императора. Наворовавшая деньжонок купеческо-кулаческая шатия-братия Николаем Вторым восторгалась и слала ему на тезоименитство пачки благодарственных телеграмм.
Впоследствии популярность как-то быстро испарилась, и Николашку народ обозвал Обмановым. Посёлок Обмановским прозвать не посмели, а присвоили всё-таки благозвучное императору, купцам-живоглотам, богатеям - живодерам, и кулакам - кровососам - посёлок Новониколаевский.
Советская власть в свою очередь отвергла ненавистного ей императора Николашку, которого прозвали уже Кровавым и окрестила посёлок на советский манер - Н-ском. Но городом по научным понятиям, мы считаем, он так и не стал, ни тогда, ни после, да и стать не мог... Так - остановка по требованию на Великом Транссибе...
Н-ск проезжают, как убогий полустанок на пути к станции назначения, интерес он вызывает только у недоразвитых крестьян да освободившихся из заключения арестантов, колодников, каторжников и зэков советского образца.
Сегодня с большим интересом сюда устраивают налёты на электорат кандидаты на разные посты. Сколько вешается лапши на уши электорату демагогами-демократами! Обещания никогда не выполняются, а зачем пипл схавал и избрал, кого приказали, и пущай хавает дальше до отрыжки.
По мнению местных клерков, современный населённый пункт Н-ск требуется считать городом со всеми вытекающими из этого прелестями. Название город просто ласкает слух властей крупного и среднего пошиба. Наиболее оголтелые из чинуш договаривались до сногсшибательного - не только город, но и столица всей Сибири. Доводов в пользу столицы выдвигалось два: первый - где стоит войско там и столица, а второй не менее убедительный - "вам чо жалко, чтоб мы были столица?" Доводы, по нашему мнению убедительные. Войско в населённом пункте Н-ск не только квартировало, но и было заметно бросалось в глаза. В уродливом доме, в самом центре посёлка, на гарнизонной гауптвахте содержалось десятка три солдатика, попавшихся на недопустимой пьянке в общественных местах. А в подвале старого кинотеатра отпускал ужины и водку на разлив ресторан для офицерского состава. Из горячего господам офицерам подавали мясо по-гасконски, из закусок - салат "Столичный" и селёдку по-царски с горбушкой ржаного, а также солёные огурцы "Гвардейские". Вышестоящим полковникам официанты приносили бутерброды с малосолёной горбушей по-генеральски, маринованные опята и казачий мясной крупеник. Отметим, что прапорщики требовали подачи под портвешок экзотического блюда - перепелинные яйца, запечённые в духовке под солёную черноморскую кильку. Мы из интереса пробовали, но оказалось ранг не наш, и нам не особо понравилось, кильки маловато.
Уважение к погонам в военторговском общепите безусловно выдвигало населённый пункт Н-ск в основные кандидаты на звание города, однако водка в ресторане по-сельмаговски подавалась в гранёных стаканах. Стаканы на ресторанном столе тянули на придорожную чайную небольшого рабочего посёлка. Хотя военторговских деятелей мы понимаем, лишнего расхода кому хочется, а господа офицеры обожали после первого тоста - "За офицеров!" бахать фужеры об пол. Естественно, не только вековая традиция, но осколки... А кто платить будет, господа офицеры на оплату шли не охотно. Гранёный же стакан разбить труднее.
Так что, давить властям приходилось на второй довод. Нам лично, звания города для Н-ска было бы не жалко, просто пить водку из гранёных стаканов мы не очень любим. Вернее, мы в гранёных свою норму давно перевыполнили. Хочется городского сервиса и рюмок... Тогда и поговорим за город!
Называть Н-ск городом - совсем не означает, что он действительно город, со всеми его признаками и отличиями. Самолюбование властей не доводит до хорошего, и табор вонючих, кривых и грязных домишек никогда городом не станет, как вы их не назовите. Возможно, он некоторое время и пытался стать городом, твёрдо отрицать шаги к городскому образу не посмеем, но, тут же оговоримся, если и было такое, то лишь при Советской власти, а уж налетевшая демократия спихнула Н-ск с правильного пути развития в клоаку грязи и ненасытного воровства. В таких условиях, говорим мы, городам не станешь.
Ах, Н-ск, населённый пункт грёз, или простите, вернее - грязи...Кому как нравится. Не город, а именно населённый пункт среди дикой и пустынной, к тому же на глазах пустеющей и ещё, Сибирской равнины, с выражением "звериной серьёзности", без лёгкости очаровательности и яркости. Настолько серый, кстати, поселок, с серыми буднями, с серыми жизнями, где всё похоже на запылённый, серый холст неудачной, скучной живописи. Бедный, замызганный, донельзя замусоренный посёлочек, в который уже никогда не придёт солнце и радость. Как вздохнул классик: "посёлок дрянный и пыльный".
Какой уж тут двадцать первый век. Людей-то не видно - одни испуганные и безликие тени. Скисшиеся от безнадежности лица, унылые взгляды, сгорбленные фигуры, тусклое небо, растерянное солнце, равнодушные облака, понурые деревья, захандрившая трава, всё сплошь покрытое пылью.
И речка-то здесь тусклая и грязноватая, и пугающая своим металлическим отблеском. На всём печальный налёт времени, неуёмная грусть, неизбывная тоска...И теперь ещё какие-то враждебно-кричащие громадного вида рекламы в иностранных буквах. Они не предлагают или зовут, тем более приглашают, а, угрожая, издеваются.
Так и кажется, что дома и проулки этого перевалочного пункта по обслуживанию поездов Транссиба построены для убийств, а не для жилья. В унылых серых коробках проще убить, чем радостно жить. Такие рабочие поселки любит снимать на кино великий режиссёр наших дней - Алексей Герман. После его фильмов непременно хочется повеситься или утопиться, настолько они жизнерадостны. Режиссёр Герман толк в искусстве знает не понаслышке.
Мы бы рады показать вам радостный, весёлый и деловито-спешащий Н-ск. Но, увы, лакировщик из нас неудачный, почти некудышный. Всё, что мы видим в новом демократическом, населённом пункте под тем старым названием Н-ск - мокрые и безнадёжно грязные улицы, замусоренные до нельзя, тротуары в окурках, остатках импортной жвачки, кругом брошенные жестяные банки из-под пива, пластиковые пакеты, которые гоняет ветер, между столбами он увешен аляповатыми, кричащими что-то на иностранном вывесками, базар, с рядами нищих, просящих милостыню, привычные их ночлежки под открытым небом, люки да колодцы теплотрасс, а главное. Тусклые лица людей, которые давно разучились радоваться. Бездомность и безнадёжность, нищета и убогость. Людей среди, так называемых успешных, тех, кто успел урвать лакомый кусок при разделе бывшей общенародной собственности, мы не видим, с хамскими рожами и вороватыми мордами, они для нас - нелюди.
Когда из населённого пункта уходит бодрая деловитость, он хиреет и становится убогим. Н-ск уже ощутил свою бесцельность и, сначала едва ощутимая лень с каждым днём давит и давит, и в конце концов задавит его как энергичный и деловой посёлок. Воровство, лакейство и торгашеское живодёрство, укоренившиеся сегодня в нём, будущего не имеют.
Город! Ага! Безликое скопище домов и чадящих автомобилей. Большинство улиц, где не хочется задерживаться - унылые фабричные корпуса, невзрачные домишки типового образца и конвейерной штамповки, разбитый асфальт, запылённые витрины магазинов, провинциальное однообразие. Изношенные, щербатые асфальтовые нагромождения вместо улиц, потасканные, зашорканные тротуары, мусорно-заплёванные, залитые серой грязью автомобильчики, пожухлые автобусы, дребезжащие, разваливающиеся трамвайчики.
Да и, посёлок-то больше предстаёт как безобразное, жалкое и отвратительно беспорядочное нагромождение невнятных домов с неописуемой грязью во дворах, с поражающим зловонием, с неустроенностью и запущенностью, сплошная неприметная рухлядь. Убогие блочные коробки, загаженные подъезды, обшарпанные присутственные места. Дома-то предстают какие-то неопрятные и неухоженные, на разной стадии разорения, дряхлости, загрязнённости и ветхости. Подворотни, правда, стали ароматнее - то воняли сортиром, а сейчас пахнут взрывчаткой.
У каждого города есть, прежде всего, своё прошлое. Его можно осуждать, но никак нельзя стирать, говаривал классик. У посёлка Н-ск теперь прошлого нет, царское - грязно и убого, советское - обгажено и затоптано,. К тому же сегодня он стал бандитским притоном и гусской вотчиной, а для этих существ, бандитов - живоглотов и гусских - живодёров, кроме злата, не существует ничего, а главное - и прошлого.
Н-ск - носитель традиций? И каких, простите? Хранитель исторической памяти? Да в нём улицы раз по пять переименовывали, с приходом каждого нового правителя давая улице иные названия. Какую память он хранит? Как стреляли русских на его улицах чехи и полячишки остервенелые? Как расстреливали и рубали босых, голодных работяг и пахарей колчаковцы? Как купчишки да золотопромышленники по публичным домам куролесили? Как потом по подвалам чекистским их всех и постреляли? Не знаю, может и поделом живодёров отстреливали. Кто нынче о прочно забытом, вспомнит?
Он - сосредоточие культуры? Обалдеть! Провинциальные нравы, деревенские обычаи. Когда в подворотнях постоянно мочой тянет, это, мы вас умоляем, не культура. Возможно, он ещё вырастет в город, даже со столичным флёром, но позднее и если дадут вырасти. Сейчас Н-ск если и какая столица, то пока не городская и слишком крохотная, и неприметная, почти неощущаемая ни кем. В ней имеем в наличии хаотично разбросанную желдорстанцию, безжизненную в целом и ненатуральную, грязновато-удушливую, если быть до конца честным. Уровень мышления здесь как был сто лет назад примитивным, так и остался. Ничего не изменилось - посёлок убогих и забытых Новониколаевский, его тёмные и запуганные людишки и вонючие сортиры.
Н-ск, как место обитания до безобразия сер и удручающе провинциален, а как место для проживания - вонюче индустриален, а что вы хотите, промышленность в нем решила резко возрождаться - дымят пять котельных и четыре пекарни, они и не дают дышать полной своей грудью. Центральная часть у него - административно противна и скучна, в сероватых, невзрачных коробках домишек имеется большая скученность руководящих голов, что отвращает, потому что головы сплошь бестолковые, а также нагловато-вороватые. А в километре от центра - сортиры с выгребными ямами, вонь, помойки и свалки.
Н-ск, посёлок, населённый пункт. От того, что мы порой тоскуем вдалеке от него по всем его лужам, ямам, помойкам, свалкам, грязи, смраду и чаду - он не изменится и лучше не станет. У кого какая планида! Мы, пожалуй, согласимся с весьма многочисленными утверждениями, что жить в населённом пункте с очередным названием - Н-ск, практически невозможно. Если вы полгода выжили в такой дебильной населённой точке, как Н-ск, то смело можете отправляться в любую горячую точку мира с ежедневными бомбёжками с демократических штатовских бомбардировщиков или мелкими междусобойными войнушками подлинных демократов с мнимыми. Кстати, Н-ск - забитый провинциальный и слегка заторможенный населённый пункт, не ровня ещё, конечно, по грабительским прелестям и по количеству деятелей вполне конкретной экономической сферы - досточтимому бандитскому Петербургу гг. Путина и Медведева, или славной вотчине г. Ельцина и уралмашевской ОПГ - Екатеринбургу. Сфера породила деятелей, она их быстро и ныне похоронила. Не достигли пока уголовных вершин сибиряки-недотёпы в бандитстве и убийствах, потому и президентов не доверяют им в сибирских трущобах воспитывать.
Но и в Н-ске жизнь всесторонне готовит к демократическому образу жизни и рыночным отношениям всех, кто сумел выжить в этой известнейшей горячей точке российского процветания. Эх, многим быстро о нашей той, прежней советской жизни память отшибло. Враз... Раз так - получите страну бандитского Петербурга, где будто и не было веков русской культуры. Д-а-а, в любом солидном городе, как справедливо отмечал классик, есть известная всему городу и приличная пивная, откуда не стыдно и уползти нам карачках. А в Н-ске? Какую забегаловку или тошниловку вы назовёте приличной и где бы можно в компании приличных людей досыта насосаться пивком? Третье тысячелетие на дворе, а этот населённый пункт так и не создал себе знаменитой пивнушки, да и такого не предвидится. И это - город?
Теперь непосредственно об истории. Н-ска. Сбоку от бывшего лога того ещё, старого Н-ска, пролегла улица Кабинетная, а пересекла её Переселенческая. На стыке Кабинетной и Переселенческой (а большевики позже переименовали её в улицу 1905 года, в память того дня, когда произошло при содействии попа Гапона неприятное для императора Николая Второго "Кровавое воскресенье"), слева была городская пересыльная тюрьма, а справа мужской монастырь имени Михайло Кутузова, того самого бородинского героя, с Воскресенской церковью. Между ними - небольшая рощица. Её народ звал Туруханской, по имени конечного населённого пункта, куда гоняли каторжных из европейской России через Сибирь. Удобной оказалась рощица, потому что гулящих девок сюда для насущной надобности водили и арестанты, и монахи. Потребности и у мирян, и отшельников едины.
Девок было завались, потому на Кабинетной обосновалось множество "весёлых домиков" с гулящими девками, тут же была самая большая и главная церковь посёлка, Вознесенский собор. Два в одном, как говорится - сходил со своими надобностями по непотребным девкам и тут же в церквушку, замолил грехи.
Городской голова повелел рощицу сничтожить, чем-нибудь застроить участок. Березы спилили, растащили на дрова, но застраиваться не спешили. Деревца вновь подросли, и беднота начала тут пикники устраивать, а вот богатеи не любили под водочку разглядывать тюремные стены и кислые монашеские рожи. Тогда голова отдал рощу монахам, и она стала зваться Кутузовской.
Во время первой мировой войны рощу стали звать по имени церкви - Воскресенская. То есть, вы понимаете, место тут не простое, а испокон веков, загадочное...Кстати, рощу и по сей день знающие называют Туруханской, народ знает, что на Руси святой от сумы да от тюрьмы не зарекайся...Захочут власти и попылишь в места не столь отдалённые, независимо, виноват или нет. Обычаи у нас такие вековые, древние...
Кроме того, на Руси святой ни одно название не вечно, их мы меняем со сменой царя - властителя. До августа 1936 года район у вокзала звали - Вокзальная часть города. С августа городской комитет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов нарёк его Кагановическим районом (в честь наркома путей сообщения СССР - Лазаря Кагановича), а в 1957 году ему дали имя - Железнодорожный район.
На Кабинетную улицу, заметим, норовил пролезть со своей лавчонкой купчина - неорганизованный частник. По ней на рысаках, преимущественно частного извоза, для куража курсировали состоятельные, но полупьяные граждане посёлка - основной и модный трактир был здесь. Голытьба, которая выглядела потрезвей по причине недостаточности доходов, и коей было намного больше, пёрла по ней по колено в грязи. Идиллии и особого взаимопонимания среди подлого люду и элиты как бы и не было.
Кандальники - арестанты, государевы преступники выходили на Переселенческую улицу, брел, подгоняемые стражей, по пыльным улицам Новой Деревни в сторону реки, грузиться на баржи. В то время Новой деревней называли Даниловку, ту часть города, что раскинулась от церкви святого Даниила на привокзальной площади до улицы Кабинетной. От самого центра посёлка её отделяло сильно заболоченное озеро, по краям превращенное в место свалки и прозванное "Срединаземное море". Короче, представляете, что место было вконец таинственное и мистическое.
В старорежимные года, при Советской власти, когда название улицы Кабинетная заменили на улица Советская, кое - что изменилось - бордели и гулящие исчезли, позже туда же канули рысаки, частный извоз и сам неорганизованный частник, состоятельные граждане, голытьба, грехи, полупьяные и трезвые граждане. Грязь, в которой порой пропадали и достаточно трезвые, несколько уменьшилась, но пока ещё окончательно не исчезла, хотя жизнь, по мнению властей, стала веселей.В окрестных домах открыли много всяческих государственных контор, появился музей местных достижений по части полётов в немыслимые дали, в глубине дворов поставили свежий дом, где сначала организовали тюрьму, это с учетом роста антисоветского элемента, а затем, когда враждебного элемента несколько поубавили, переделали её в психушку - психов появилось больше, и они отчасти начали мешать пути в светлое будущее.
Во времена благословенного застоя улицу взяли, да и проасфальтировали, что, к сожалению, на пользу ей не пошло, передвигаться по ней автомобильным транспортом всё равно было затруднительно в смысле наличия кочек, ям и прямых разломов. Озеро - море засыпали и поставили на нём самый большой магазин города, то есть ЦУМ. Центральный Универсальный Магазин.
Из приличного, уже при мне, на улице создали библиотеку для вдумчивого юношества области и забегаловку для журналистов. На втором этаже молодежь изучала нетленные тексты, а на первом пишущая братия потворствовала своим низменным прихотям, бесконтрольно употребляла алкоголь вперемежку с интеллектуальными беседами.
После подлого налёта демократии и оккупации всего здравомыслящего, либералы потребовали переименовать улицу, вернуться, грубо говоря, к исконному названию, а посему промеж себя вели долгие и не слабые споры, но ни старого имени не вспомнили,, куда им недоумкам до таких высот знаний, ни чего иного не придумали, не считать же за серьёзные предложения повесить на домах таблички "улица Царская" или проспект "Божий путь". Божьей дороги с такими колдобинами и ямами быть не должно, сие святотатство вызовет непоправимый конфуз от Всевышнего, а богомольцы, безусловно, станут плеваться... Поклонники же царя ещё не слишком густы среди нищего населения, что терпеть нищих просителей милостыни в центре города на царской улице.
Пока население даже в условиях конченной демократии проживает на Советской, и я в тот день двигался именно по ней, без всякой, честно говоря, заранее обдуманной цели, просто дома из угла в угол надоело слоняться...Нестерпимо хотелось есть. Оказалось, что и при демократии наш путь к счастью не слишком строго обозначен, жизнь по-прежнему, не переставая, бьёт ключом, но сейчас она вдобавок начала колотить нас и предметами роскоши - хлебом, мясом, курами, маслом, яйцами и молоком. То есть, хорошо видно, что за ростом благосостояния мало кто поспевает.
Для меня почему-то одной из примет демократии стал постоянный голод, только потом - пьяный Ельцин, самодовольный Чубайс, жирный Гайдарка. У некоторых перечисление было несколько иным, но голод присутствовал обязательно. Ни о какой валюте я, естественно, и не помышлял, так как доллар для меня в те гнусные времена, был чем-то в принципе, нереальным, а деревянный, ельцинского образца, даже в мелких номиналах давным-давно общаться со мной перестал и более того, общаться наотрез отказывался. Но голодал я для себя лично, более продвинутые по части грабежей понимать меня отказывались напрочь, мол, когда общенародное достояние прёт буром и дуриком в руки, только лохи, именуемые порядочными и честными, вот умора - имеются ведь ещё такие идиоты, могут не поживиться, всё остальные, продвинутые хапают, аж за ушами трещит...А если кто и голодает, то это его личные непонятные проблемы. Поэтому многим, живущим в сытости и довольстве, если угодно, в обстановке социального и финансового благополучия, трудно понять страдания масс. А я вот, собственно, из большей части этой терзаемой массы.