Часть бригады была занята заготовкой дров, валила сухостой, разделывала стволы... Мы втроем шли по следу бульдозера на льду Кюнжи и гадали: что могло с ним случиться? Час назад он ушёл за пару километров к мостовикам на заправку и должен был давно вернуться. Завяз в наледи? Может быть не хватило топлива?..
- Чтобы у 'Катерпиллера' не работал указатель топлива? - сказал бригадир. - Это же 'японец', а не какой-нибудь ДТ-75. Сколько Николай на нем отпахал на карьерах и на отсыпке...
- Да мало ли что? Может летняя соляра была в баке? - пытался рассуждать я, скорее для умаления возможного происшествия.
- Ну, при чем здесь солярка, - вставил свое слово Серега. - Уж отогрел бы трубки факелом. Может на наледь нарвались... Хотя... Генка опытный трассовик, наледь за версту чует. И вообще, оба они − не первый год на стройке...
Так мы переговаривались, пока не увидели за поворотом реки прямоугольную полынью и конец колеи у её края. Ничего еще не понимая, мы подбежали к полынье, заполненной тёмной водой реки. В пяти метрах от полыньи, у берега, изо льда торчала осока. Никаких следов вокруг не было.
Мы стояли в оцепенении не в силах выдавить из себя ни звука. Если бы не шапка на голове, у меня должны были встать дыбом волосы: сначала бригадир послал меня сопровождать бульдозер...
- Дим, езжай с Николаем. Поможешь ему наполнить бак, да и веселее вдвоем, - сказал мне бугор час назад.
Прокатиться на японской 'сотке' по гладкому льду реки в теплой кабине - просто подарок среди рутинных буден. Но, когда я уже залез на гусеницу бульдозера, Генка сказал:
− Бугор, дай я съезжу. Я дорогу к мостовикам, как свои двадцать пальцев знаю...
Через минуту Серега молча начал раздеваться.
- Постой, - сказал бригадир. - Не хватало нам еще одного...
Дальше он не продолжал, но стал раздеваться сам.
- Димка, беги на берег! - выпалил он мне. - Найди какую-нибудь жердь или палку потолще, чтобы разбить стекло. Попробуем открыть кабину как-нибудь.
Бульдозер стоял на дне реки так, что его крышу было видно в метре от поверхности воды. Ныряльщики обнаружили дверь кабины со стороны пассажира открытой, а внутри ‒ тело одного бульдозериста!.. Тела Генки нигде не было...
Дальнейшее я помню, как душный сон. Добровольцы-ныряльщики с пятой попытки подняли тело Николая. В одной из машин повезли его в поселок. Стоял на стройучастке оцинкованный гроб - продолговатый ящик, обитый железом. Мать Геннадия пропадала у следователя, но ей ничего конкретного о теле сына не сказали, обещали найти, когда сойдёт лёд...
Из вещей Генки мать забрала лишь документы и фотографии, но оставила его тетради, исписанные мелким почерком, который она не могла разобрать. Я попросил их посмотреть и пообещал ей написать, если разберу его 'бисер'.
Когда я попытался расшифровать записи, то понял, ‒ это дневники, запечатлевшие его будни на великой стройке, участие в которой принимала вся страна. И я решил, что лучшая память о нем, одном из наших соратников, станет публикация его записей. С другой стороны, пользуясь тем, что следаки не заинтересовались его вещами, надеялся найти в записях ключ к разгадке его исчезновения...
Многие имена и фамилии в дневниках были обозначены лишь инициалами, поэтому я расшифровал их по-своему, а текст разбил на главы для удобства прочтения.
Глава 1
'Чего на месте не сидится?'. Долгие сборы. 'Специалисты'.
Комсомольско-молодежный отряд 'УДАРНИК' в пути и на месте.
Октябрь, год первый. Как же надоели эти вопросы и на работе, и от друзей, и дома: почему, зачем? Ответ постепенно отлился в 'бронзу'. И вот, когда на платформе столичного вокзала эти же вопросы мне задала ведущая программы 'Время', я ответил вполне уверенно. Друзья мне пишут, что показывали меня по ТВ три раза, и хвалят: 'классно сказал!'. Интересно, ТВ должно мне гонорар за 10-минутную пропаганду 'стройки века' или я ему − за кусочек славы?
Словом, официальная, идейная версия: 'Чтобы оставить на Земле нечто и в конце не было мучительно больно...' прозвучала вполне вдохновенно. Но это только видимая часть того, ... что плавает. Были и другие причины, по которым поехали сюда многие. Например, на заработки, посмотреть страну, стать самостоятельными.
А многочисленные дальние походы разной сложности, в которых побывали друзья? Я что, слабее?! Вот и будет у меня поход посложнее и подлиннее...
И все же, не исключая эти 'составные части', я сотоварищи имеем в виду и строительство Новой жизни на отдельно взятой территории, т.е. довольно наивную, утопическую составляющую. Чем плоха была жизнь старая? Думаю, все это знают, но вслух говорят только 'на кухне'. Всепроникающая ложь, двуличность власти, застой в развитии государственных, производственных отношений, врожденная потребность украсть, - это бледные попытки определить ту помойку, в которой мы выросли и живем.
Да, я работал в хорошем НИИ: тишина, спокойствие, самодовольство и взаимовыручка на всех уровнях. Кто-то к вечеру на ногах не стоял от 'усталости', кто-то мастерил технику для дома, а кто терял зрение от подстольного чтения. Мухи дохли на лету. Казалось бы, украсть нечего... А время? Его почему-то никогда никто не считает, раз нельзя пощупать, взвесить, завернуть. Бери, сколько хочешь, оно же рабочее, ничье. Да и зачем упираться, когда выше оклада все одно не прыгнешь.
Постепенно зрело недовольство, тем более, что ничего нового не предвиделось. Выявлять и вытравлять язвы общества - рискуешь прослыть демагогом. Уехать за границу как-то нереально, не такой уж я диссидент. Вот и появилась шальная мысль: а вдруг 'куда подальше', едут такие же, как я, недовольные мечтатели. То есть, низы, которые не могли жить по-старому. Ужо мы свой, мы Новый мир построим!..
Я заранее решил приобрести рабочую профессию и закончил курсы шоферов. Оказалось, − напрасно. Здесь шоферской братии, что комаров. Начальники автобаз только отмахиваются, т.к. машин свободных нет. Это было известно нам задолго до отъезда, в мае, когда горком объявил о наборе молодежи. Но из опытных строителей, прибывших в столицу с периферии, мало кто спешил расстаться с Москвой.
Молодых каменщиков, плотников, лесорубов райкомы собирали до сентября. Особенно мало было почему-то лесорубов. Может, лесоповал из города куда-то перенесли? Половина из полутора тысяч претендентов не имела рабочих профессий вообще, но все равно надеялась как-то пробиться в отряд.
Срок отъезда отряда откладывали много раз. Кто-то из ребят уже уволился с работы, поверив очередному объявлению даты выезда. Иногородние энтузиасты подрабатывали кто где, а некоторые и ночевали на вокзалах. За это время их можно было обучить любым профессиям три раза, но руководству казалось, что опытных спецов, готовых бросить город ради идеи, найти легче.
В конце августа в штабе отряда, в горкоме, появился Ф.М.Сизов, начальник стройподразделения, в которое наш отряд должен был войти, как 'нога в сапог'. Увы, то ли нога была великовата, то ли сапог не на ту ногу, только шеф наш забраковал больше половины анкет.
Многие ребята, как и я, не сдались, ходили в приемную комиссию, убеждали. Тщетно. Обнадежил меня лишь один из секретарей горкома, к которому я приходил еще в мае, а комиссар отряда Сева добавил, что начальство скоро отъедет в Лендинский с квартирьерами, а уж он своих ребят не бросит.
Тем временем, райкомам было дано задание найти недостающие кадры за оставшийся месяц, где угодно. Нашли, конечно, но кого? Трудно вспомнить без стона. Здесь оказались и уволенные с работы за пьянство, и принятые в комсомол перед самым отъездом, и даже досрочно освобожденный зэк, пристроенный высокопоставленным папашей на перевоспитание.
К горькому сожалению, выяснилось, что половина из них имела профессии лишь на бумажке, но об этом я и некоторые идеалисты узнали намного позже. А эти друзья быстро нашли друг друга и начали сплачиваться еще в поезде, следующем в Сибирь.
Статуса 'Ударный комсомольский стройотряд' не существовало, но опыт работы со студенческими стройотрядами у нашего командира Валентина был солидный. Видимо поэтому на время следования к месту назначения в отряде был объявлен 'сухой закон', то есть - быть около пяти дней 'ни в одном глазу'. Но мыслимое ли это дело для рабочего класса, когда праздник − каждый день, разве ж 'он жажду заливает квасом?'.
Наш спецпоезд встречали в городах толпы народа с флагами, транспарантами, оркестрами, провожали речами и песнями. Да и мы 'не лаптем щи ели': выступали, заверяли, плясали, пели, ну и, конечно, кое-кто в отдельно взятых вагонах тоже отмечал события, как привык.
Я и некоторые борцы за Новую жизнь тоже нашли друг друга в самом начале пути. Первым, кого я признал, был Митяй, с которым мы пересекались у общих знакомых, года два - три назад.
Вот же где свела судьба нас, в 'России', бегущей во глубину Сибири. Стали вспоминать былое и думы. Естественно, решили продолжить в том же духе и что-нибудь предпринять для блага общества и дабы скоротать время в пути со смыслом.
Раз оперотряд в поезде уже начал свою работу, мы будем выпускать 'Боевой листок' - решили мы с ним. Руководство дало добро, бумагу, гуашь. Нашли мы не без труда и сочувствующих этой идее. Конечно, мы тоже играли в шахматы, участвовали в каких-то конкурсах, даже КВН проводили в вагоне-ресторане, но и писали ура-тексты и стихи. Словом, освещали события.
И надо же было такому случиться, что, проходя как-то по одному из плацкартных вагонов, я заметил, как члены оперотряда разливали под столом.
‒ Чой-то вы тут делаете? - удивился было я, но услышал вразумительный встречный вопрос:
‒ Хочешь выпить?
Обезоруженный таким простодушием, я не нашел слов для ответа и ушел задумавшись глубоко. А как же Закон? Едем строить новую 'жисть' и тащим в нее старые замашки. А может быть 'Сухой Закон' уже отменили? Надо было узнать новости, встретиться с руководством.
Так я оказался у двери командирского купе, постучал, услышал 'да' и вошел. Тут были все, с кем я хотел поделиться своими мыслями, но, кроме бутылки коньяка и стопок на столе, я ничего не увидел. Кто-то из главных предложил мне опрокинуть рюмашку за предстоящий успех предприятия, но я просто остолбенел и, промямлив что-то про стенгазету - первое, что пришло в голову, как робот, шагнул назад, в коридор.
Вспоминается мое первое свиданье еще в 11-м классе с Лерой. И первый поцелуй... И первую пощечину, совсем не обидную, а так, для порядка. Но эта ‒ в поезде, везущем нас в Новую жизнь, била по самолюбию, и, судя по всему, не последний раз. Конечно, мир не рухнул, шар земной никуда не уплыл, зато голова моя немного поправилась, и наивности поубавилось.
Впрочем, хорошего было гораздо больше. Среди идеалистов-утопистов были и грамотные скептики, и залихватские радикалы. Основные ощущения, все же, были оптимистичные.
1-го октября на станции Стоворотино весь отряд (около 500 человек) оставил поезд, ставший нам родным домом с тремя вагон-ресторанами, службы которых прощались с нами, как с родными. Солнце, теплынь - бабье лето. Вещи на площади у станции ‒ острова, а сотни книжных связок, подаренных нам и в Москве, и по пути - айсберги в зеленом океане наших форменок.
Долго, с остановками в старинном приисковом поселке Соколовске и крошечном 'индейском' Джетулаке, ехали на автобусах по разбитому пыльному Северному тракту в п.Лендинский.
До самого водораздела, за которым начинается зона вечной мерзлоты, обочь дороги, тянулось искореженное драгой на сотню метров в ширину и заполненное голубой купоросной водой русло ручья.
Подъезжали к Лендинскому в сумерки и думали, что нас уже никто не ждет. Ан ошиблись: был митинг и народ, и мы, не готовые к теплому приему, дрожали на континентальном морозце5. Впрочем, полное безветрие помогло выстоять в шеренгах без последствий.
Структура нашего отряда сразу сложилась по территориальному признаку: каждый райком еще до отъезда назначил в своих отрядах командиров, комиссаров и так далее. Поэтому жить все хотели вместе, районами. Нам еще в городе сказали, что жить будем в утепленных вагончиках (балках). Но настроение было такое, что лучше военных палаток на десять или двадцать человек, как в Лучистом, ничего и быть не может.
Поэтому, когда нас привезли в городок, недалеко от центра поселка, состоящий из новеньких шестиместных вагончиков, соединенных тесовыми тротуарами, освещенных фонарями, кто-то испытал и разочарование: не все отряды делились на шесть без остатка. Предстояла 'жестокая' разлука.
Усталые и замерзшие мы ввалились в теплое жилье с сушильным шкафом, горячей водой и заправленными постелями. Восторгам и благодарностям организаторам этого рая не было предела.
... Процесс утряски новоселов в поселке шел, порой мучительно и долго: Вася пел, Борис храпел, Николай права качал... Районные, земляческие узы держали нас так крепко, что никакие клещи производственной или иной необходимости, казалось, не разорвут их никогда.
Думалось: мы всем райотрядом, 25 человек, пойдем в плотники или лесорубы, или отделочники, или учиться этим профессиям. По крайней мере, до общего собрания и объяснения дальнейших действий народ жил вполне воодушевленно.
Однако, руководство почему-то не торопилось посвятить нас в свои планы, вероятно, сочиняло их. Известно было, что не сегодня - завтра нам выдадут подъемные(6), спецодежду, объяснят направления работ. Наконец, дня через два-три объявили по радио про одежду и денежки. Народ ринулся получать обещанное. Выдавали черные овчинные полушубки, валенки, рукавицы на кроличьем меху и 150 рублей подъемных6. Самое удивительное - про планы и объемы работ никто из руководства вразумительно рассказать не мог. День, два, три...
И началась в отряде смута... История на Руси всегда повторяется с удивительным постоянством. У нас безвластие сопровождалось беспробудным пьянством. Известно, если у рабочего нет работы, он просто пьёт, и это было нечто!
Да, кое-кто уже ходил в школьный спортзал на волейбол и самбо, но дух 'запорожской вольницы' охватил большинство. Комитет комсомола делал все, что мог, но, так как отрядная жизнь кончилась, и 'сухой закон' уже не действовал, бороться можно было лишь постфактум.
Вместо проведения культурных и спортивных мероприятий члены 'Ударника' скупили в местных продмагах весь алкоголь: сначала вездесущий коньяк 'Дагестан', а затем, страшные смеси 'Рубин', 'Гранат', 'Кагор'. Угроза нависла и над парфюмерными изделиями. Едва ли кто из 'вакхов' читал Рабиндраната Тагора, но названия трех винных марок все произносили без запинки. Отрядная братва пошла вразнос.
Десяток дощатых контейнеров для мусора 1,5х1,5х1 м, стоящих за вагончиками, наполнялся стеклотарой, как бассейн водой в школьной задачке. Смотрим ответ: через две недели она пошла через край, но вдруг замерла. Спрашивается: почему? Правильно, кончились деньги. И, слава Богу, наступило, наконец, затишье.
Течение жизни нашей боевой шло нормально, если бы не так круто вниз. Как я уже отметил, комитет наш с первых дней своего существования борется с пьянством, к сожалению, с переменным успехом. Ещё 9-го ноября случилось ЧП: в одном из балков после многодневного пьянства под обеденным столиком скончался 24-х летний А.Кашинский из Танбова.
Собутыльники, увидев неподвижное тело соратника, призвали на помощь отрядное руководство, но оно не смогло оценить ситуацию. Врач СМП (Строительно-монтажное подразделение) прибыл настолько поздно, что ему осталось лишь констатировать смерть нашего товарища от удушения собственной рвотой.
Можно представить, насколько различается состав отряда. Главное - доволен начальник СМП: в организации ‒ сплошные специалисты со стажем.
После похорон Алексея жизнь пошла было своим чередом, как вдруг...
Наши 'Молнии' пытались и до этого случая клеймить заблудших земляков, но громом среди хмурого неба прозвучала статья 'Абзац' в районной газете 'Рабочий Авангард'. В ней, в частности, говорилось, что, 'несмотря на ожидания местной общественности, москвичи проявили себя не с лучшей стороны'.
Я бы сказал короче: обосрались.
В статье подробно разбиралась непутевая жизнь столичных комсомольцев, и, как результат, - полное разочарование местной общественности в их культурно-облагораживающей миссии.
Наше партийно-комсомольское руководство, по традиции возмущенное видом голой правды, задалось целью уничтожить тираж 'районки' и потребовать от редакции опровержения. Известно, самая лучшая защита - нападение.
Увы, никто из них не отважился написать, тем более пойти в редакцию выяснять отношения. Зато я, читая тогда эту газету на стенде, вздрогнул от внезапно шлепнувшейся на читаемые строки пятерни в перчатке. Валентин - командир отряда, лично срывал и рвал в клочья эти 'наглые' листы. Он срывал, а газета появлялась вновь. Прямо, как на партизанской войне...
Глава 2
Даешь работу! Наши топоры недостаточно остры. Товарная экзотика.
Театр ‒ в массы. Валенки, валенки. 'Элитная' бригада.
Учиться никогда не поздно. Музы говорят.
Ноябрь уж наступил, и те, кто не поддерживал вакханалию, теребили начальство и даже искали работу на стороне. Однако, вскоре пошёл слух о формировании бригад лесорубов, плотников, грузчиков-стропальщиков. Вдруг объявились бригадиры и стали набирать себе в команды народ.
Все рвались в лесорубы (работа простая и леса, казалось, полно). Но таких получилось лишь три бригады: Степанова, Ашкоева и Миронкина. Было объявлено соревнование, победителей которого обещали направить в десант на закладку первой к западу от Лендинского станции Кудыкта.
Молодежь воспрянула, оживилась. Началось брожение умов и неизбежный раскол. Естественно, бригадиры старались брать к себе ребят знакомых с профессией или тех, кто поздоровее. Во всяком случае, не того, кто успел 'ославить' отряд на всю округу.
Следующий захватывающий этап - подготовка инструмента к работе. Основным, как и в каменном веке, был топор.
Бензопил в нашем СМП оказалось считанное количество, лишь топоры достались почти каждому. Правда, топорищ тоже не хватало, но, как было сказано Сизовым: 'профессионал готовое не возьмет, а сделает сам по своей руке'. Ну, прямо, как спортсмен-стрелок − приклад своей винтовки.
Вскоре к наждачному кругу, устроенному на улице под навесом для заточки топоров, встала очередь. Но и тот после сотни-другой железяк скончался, превратился из солидного колеса в невзрачный кружок диаметром 6 см.
Что ж, на этот случай мудрым руководством были припасены напильники. Если припомнить картинку из учебника истории про первобытного человека, затесывающего свой топор перед охотой, получится полное представление о подготовке инструмента. Но и тому все были рады: наконец-то начнем работать!
Я попал в бригаду Гаврильева на сборку щитовых домов. Там же оказались и многие мои земляки: Тимоха Сычов, Натан Иторенко, Саня Вознесенский, Виталя Арнольдов, Нонка Половинко - 'не клади палец в рот...', Галя Тихова и ещё двое ребят из других районов. Получили мы телогреечки, сапоги и начались наши рабочие будни - не прошло и двух недель, как приехали.
Работа не хитрая, особых знаний не требующая, но не для слабых. Сначала долбили ямки в мерзлом грунте под фундамент, закапывали в них осмоленные столбики ‒ 'стулья' и обвязывали их брусом. Лом, лопата, топор - вот и весь арсенал. На обвязку укладывали щиты пола. Здесь уже нужен бы кран, но где его взять? Ждать - лишь терять время.
А на что 'горловая' (30-40 рублей) надбавка бригадира? 'Раз-два, взяли!' - орет Гаврильев, и щит весом 700-800 кг влезает на цоколь метровой высоты. Правда, сначала щит надо откопать из кучи потолочных и стеновых щитов, сваленных в стопы как ни попадя. Однако, недовольства никто не выражал: спортивный азарт - основа энтузиазма.
Во время простоя, в ожидании материалов или техники Тимоха в шутку тискал Нонку. Та визжала на всю округу: 'Помогите, насилуют!' и пыталась ухватить его за что-то в паху.
На досуге ходили с ребятами по магазинам и удивлялись необычным товарам: здесь были дубленки, унты, яркие японские ткани, нейлоновые куртки бешеных расцветок − чего на 'материке' не найдешь.
А книжные магазины! Магазины - громко сказано, но содержимое книжно-почтовых лавок поражает. Я был четвертым в очереди на подписку на собрание В.Брюсова. Кое-кто подписался на собрания А.С.Пушкина, С.Маршака, купил редкие альбомы по искусству.
... В ДК 'Пионер' появился Александр Мищенко, режиссер из области, и объявил набор в театральную студию. Конечно же, все более-менее грамотные ребята пошли на собрание. Своей целью он назвал постановку пьесы о строителях магистрали по мотивам книги А.Приставина.
После библиотечных изысканий я выяснил, что текст пьесы, прочитанный нам, полностью совпадает с повестью писателя о строителях ГЭС. Ну и пусть. Как говорит один из героев пьесы: 'Нам, что дом, что плотина, − лишь бы деньги платили'.
Да, скучать и уставать здесь просто некогда. Ещё надо попасть в баню, в прачечную, на почту, пописать письма, сочинить что-нибудь для стенгазеты... В своем НИИ я выпускал газету на четырех 'ватманах'. Здесь пока нам хватает и двух листов. А ночные разговоры с новыми друзьями! У каждого - масса мыслей и впечатлений от новой жизни... Сплю по три-четыре часа и думаю, как увеличить продуктивное время.
Пришёл к тому, что спать надо, когда народ слишком активен и лезет в душу 'в своих рваных валенках', то есть после работы. Кстати, замечательных, новых валенок, многим хватило лишь на две недели. Снегу здесь ещё мало, каменистая почва и 'пеньки' от кустов на просеке - все равно, что терка. С большим сожалением и даже негодованием мы узнали, что валенки выдаются на 24 месяца.
Сижу однажды после работы в вагончике Икорникова, жду Митяя по какому-то делу. Морозец к вечеру уже был под 20®. Он ввалился затемно - с просеки приезжали поздно, ‒ стащил с ног валенки, вернее то, что от них осталось, и, дрыгая ногами, скинул портянки. Оные же не падают, как положено тряпке, но катятся по полу с грохотом, точно пружины от подвески. Представляю, какие у него должны были быть ноги...
Самые отчаянные и несведущие бросились в магазины покупать валенки. Но опытные мужики, в том числе 'дембели', стали выпрашивать у новичков голенища от старых. Те, кому ремонт казался делом неподъёмным, отдавали их легко. Вскоре дефицитом стали старые капроновые чулки и каски лесорубов. Секрет сего явления держался недолго.
Чулок скручивается в жгут, а каска разрезается на полоски шириной 1 см. Конец жгута или полоски греется над свечкой до закипания, быстро засовывается между валенком и заплатой, которые тут же сжимаются на несколько секунд. И так - по всему периметру подошвы. За 30-40 минут пара 'новых' валенок! То есть, на две-три недели можно забыть о проблеме. А какая экономия!
Постепенно быт, работа, досуг налаживаются. Однако бичом остаётся пьянство и, как следствие, начинается воровство. А уж о любви, переходящей в секс, я и не говорю - в отряде более ста девушек...
Впрочем, не все так грустно. Есть у нас одна бригада, у которой нет никаких проблем. Именно потому, что в ней есть человечек, который, кроме как снабжением своего коллектива материалами, инструментами, выгодными подрядами - больше ничем не занимается. Для нас - это эталон.
Увы, не у всех бригадир - Герой Соцтруда такой, как В.Новиков и 'человечек' - член Союза писателей и журналистов, ‒ как Р.Харизматов. Об их существовании в составе нашего СМП мы узнали случайно, но поняли: жизнь делать есть с кого...
... Как-то раз я встретился с Алиной, замначальника по кадрам, которая предложила мне пойти на 2-х месячные курсы плотников, на стипендию 76 рублей. Я сомневался в нужности сего предприятия, но, помножив стипендию на районный коэффициент 1.8, все же решился.
Туда же записались многие из тех, кто не попал в лесорубы, то есть у кого не было толковой работы. Так я снова сел за парту, которая стояла в учебном комбинате управления 'Магисстрой'.
Конечно, мечты о командировке на передовую, в Кудыкту, отступают в туманную даль. Но зато утешают мысли о приятном времяпрепровождении: театральный коллектив, библиотека, 'Книга - почтой' и магазины, стенгазета и море ценного общения.
Один из предметов вел замглавы учебного пункта Филипп Иванович, который любил повторять: 'главное, чтоб была спецодёжа!'.
Кто бы мог подумать, что наука владения топором окажется столь увлекательной! Тем не менее, на уроках я поддался соблазнам музы, и вот что она мне подсказала по теме строения дерева:
О, дерева святая простота!
Всего три части: корни, ствол и крона.
Не понесет дремучий лес урона
От гибели безвестного хлыста...
Отдаст доверчиво шершавая кора
Нежнейший луб на суд холодной стали.
Пьяна от сока кромка топора,
И крохи камбия в испуге к ней пристали.
Но заболонь не просто отдает
Свои слои, нажитые годами.
Вотще топор, вознесшись над судами,
В ядре заканчивает свой полет.
Но дерево - немое существо,
И сердцевина у него не бьется.
Удар последний. Тихий жуткий вой,
И от столпа пенек лишь остаётся...
И как, есть здесь философия? Чего греха таить, ходил я и в литобъединение. О его основании объявил недавно редактор многотиражки 'Магистраль' ‒ Гавриил Шестов. Собралось нас в первый раз пятеро: сам Гаврила, инженер-проектировщик Тамара, сотрудник МПС, член ССП - Олег, Толя Горисов ‒ самый молодой член отряда ‒ и я. Посидели в каком-то кабинете в Управлении, помечтали о будущем, послушали поэтические опусы Олега. Среди прочих прозвучали его строки:
Мои соавторы живут эпохою:
Тот − борщ придумает, тот − мост отгрохает...
Критиковать их никто не решился, но мне показалось - ничем не лучше моего описания строения древесины. Зато 'его соавторы' впоследствии обессмертили первую строку, заменив в последнем слове 'э' на союз 'и' и цитируя ее при каждом удобном случае.
Глава 3
Любви все девушки покорны. Независимые и счастливые. Встреча с писателем. Полет в Заозерье. Толковище комсы. Кому чашу пить? Плотники-лесорубы.
Ребята же в отряде развлекались, как могли. Например, многие изучали проблему взаимодействия полов. Причем, в основном на практике.
Как-то раз наш Тимоха, бывший некогда мильтоном, не мог заснуть, очевидно, из-за пережитого недавно потрясения. И, дабы обрести покой, решил с кем-нибудь поделиться. Подвернулся я. Все уже заметили, что недели две как он начал гулять с Галей Тиховой. И вот однажды...
Галя была девушкой симпатичной, но строгой, тяжелого поведения, я бы сказал, и не давала никому... даже повода. Я ломал голову: как ей мог понравиться такой простой, грубоватый мужик? С другой стороны - здоровый!.. На ночь в вагончике мы на случай мороза включали все 6 калориферов (пока их у нас не стали отбирать). Ночью в спальном отсеке бывало просто жарко. Как-то раз я ложился спать за полночь и, проходя к своей постели, увидел нечто...
Тимофей спал голый на спине, спнув от жары простыню ниже пояса. И то, что является предметом мужской гордости (или скорби), могло бы стать гордостью всего 'Ударника'. Всякие фрукты и овощи, которые обычно используют для оценки форм и размеров мужских прелестей, в данном случае не подходят. Пожалуй, ближе всего - батончик сервелата, если бы он был нежного розового цвета...
Зрелище это не может не заворожить любого нормального человека, как, например, слон, идущий по улице. Какое же гипнотическое действие может оказать на девственницу ощущение сего предмета даже сквозь одежду!.. А мороз вечерами, понятно, способствует разжиганию страсти. И вот, когда она разгорится, влюбленные - что? Правильно, ищут уединение в тепле. Но где его найти, когда ночами весь рабочий люд прячется по домам? Есть, однако, у нас одно замечательное отдельно стоящее помещёние, никем ночью не занятое. Это бытовка, отданная под ленинскую8 комнату. А у нашего героя как у дежурного оперотряда имелся от нее ключ.
Не легко полностью описать сдержанно гордый рассказ Тимофея, но вся экзотика состояла в том, что девушка перестала быть ею на зеленом сукне стола заседаний. 'Дефлоратор' же при этом стоял лицом к Красному углу и, то докладывал изваянию вождя о ходе работы, то бил ему поклоны, моля, видимо, о том, чтобы на сукне не осталось следов, чтобы девушка не сразу сделала его отцом, и, наконец, о прощении сего святотатства.
Судя по тому, что Галечка вскоре стала светиться тихой счастливой улыбкой, процесс полностью удовлетворил ее. Что ж, она светилась в отряде не одна. Многие парочки, не имея доступа в священное помещение, обходились примитивными простынными перегородками и, не обращая внимания на аккомпанемент соседей, делали то, что подсказывала им суровая природа, фантазия и жизненный опыт.
... На курсах плотников все идет нормально. В переменки успеваю забежать в книжную лавку. Купил кое-что и для друзей на 'материке'. Все чаще приходится выкупать на почте посылки из магазинов 'Книга - почтой'. 'Академкнига' шлет из серии 'Литпамятники', например, такое: 'Манон Леско', 'Цветы зла', 'Опыты', 'Поэзию вагантов' и так далее, но с нагрузкой по цене до 50%(!).
... Много здесь молодых людей интересных в общении и в своих привязанностях. Из двадцати артистов нашего 'театра' выделяются Веня Огнев и волоокая Ася Артюх. О Веньке - позже, а про Асю не могу, что называется, молчать. Девушка, привыкшая ко вниманию мужчин, могла позволить себе выбрать достойную партию. Веня, ладно сложенный, с длинными вьющимися темными волосами и хорошо поставленным взглядом занятого человека, тоже привык выбирать сам.
Не известно, как столкнулись два огня и два источника, но что вылилось это в шипение пара, а не в составные части, было видно невооруженным глазом. Веня на время остался в одиночестве, но Ася, повинуясь требованию жанра, быстро нашла достойного преемника. Им оказался красавец Арик Ингустов, настоящий герой-любовник, который в студии не занимался.
Проблему сожительства они решили кардинально и независимо, сняв в получасе ходьбы от нашего лагеря домик у местной жительницы. 'Американское бунгало', - подумал я, когда увидел их гнездышко.
Не многие удостаивались чести побывать в гостях у 'Независимых'. Меня же затащил к ним ещё один идеологический стратег-философ Сашка Глазов. До того они жили с Ариком в одном вагончике и сошлись во взглядах на жизнь и любви к некоторым рок-группам. Саня привел меня в бунгало послушать 'Тёмную сторону Луны' (Пинк Флойд), записанную на пленке, но скорее, - проследить мою реакцию.
Говорить нечего, − я был их.
Ася и Арик, возлежа на антресолях, балдели от моей яркой реакции и суховатой похвалы увиденному и услышанному. Они-то знали цену своим достижениям в борьбе за независимость и тихо гордились собой. Пожалуй, было чем. Так легко наплевать на отряд, на организацию и прочую идеологию, могли себе позволить лишь сильные духом.
Словом, это был настоящий вызов, ибо цель нашего приезда обозначалась строго: работа, сплоченность и никаких 'любвей'! Но, видимо, наследственность сыграла здесь главную роль: бабушка у Аси была непримиримой революционеркой и чуть ли не подругой Инессы Арманд. А уж Инессу-то мы понимаем... Арик тоже был замечен в независимости суждений и поступков, да и вообще за словом в карман не лез. Видать, тоже наследственность или суровый армейский опыт. Главное - прецедент создан, а нам только его дай!..
Между тем, репетиции спектакля идут своим чередом, как, впрочем, и работа, и общественная жизнь... Наш неутомимый разведчик Толик Горисов узнал где-то о визите в посёлок Э.Мостафина - члена ССП. Уговорил меня, Митю и ещё пару ребят, умеющих читать, нанести товарищу визит. Мол, мы Вас знаем, читали и только и ждали случая... 'А я - так слышу в первый раз', - думал я. Чувствовал, что иду на поводу, но все-таки - писатель! Может, нас вразумит и, уходя, благословит...
Как я и предполагал, − сплошные реверансы и праздное времяпрепровождение. Единственное, что поразило его - это положение дел на удаленных участках. В Урдале, например, живут до сих пор в палатках, не моются, газет не видят...
Расстались мы сердечно, тепло и обещали впредь быть в тесном контакте. Мы-то ему, наверно, были интереснее, чем он нам.
... 1-го декабря вызывает меня в кабинет Серегин и сообщает 'пренеприятнейшее известие': наше СМП не имеет собственных печатей и штампов, но пользуется оными у смежных организаций, входящих в наш трест. Пора положить конец несправедливости и соорудить свои. Однако, ближайшее место, где их можно заказать - комбинат бытовых услуг в Чинте! А смотаться туда на три дня без ущерба для организации и с пользой для себя могу только я.
Лесть, к месту используемая, − великая вещь! Командировка - некое ощущение свободы и избранности − это ли не подарок! Партия сказала: 'надо!'. Я - 'под козырек'. Иду по инструкции в бухгалтерию за командировочными.
Тут-то и началось... Чтобы выписать командировку, получить доверенности и прочие бумаги, обивал пороги несколько дней, сам ездил в аэропорт за билетом и кое-как улетел, пропустив все сроки.
В столице Заозерья за три дня я сделал все дела, обошёл некоторые очаги и рассадники культуры и готов был уехать восвояси, как вдруг обнаружил, что в ближайшую неделю мне этого не сделать из-за разъяренной толпы у кассы в аэропорту. Удрученный, я вернулся в город, и ноги сами привели меня к зданию редакции молодежной газеты.
Как только я пробрался в отдел рабочей молодежи, началось такое! Зав. отделом ‒ Володя Кубарев моментально созвал свободный народ и устроил тут же пресс-конференцию. Про отлёт он просил не беспокоиться:
- Это мы устроим в два счета, - пообещал он.
Газетчики терзали меня не меньше часа, затем, 'обсосав', как тарань, препроводили в горком, где я уже, как бывалый отрядник, давал рекомендации организаторам заозерского отряда для отправки в Чану через год.
На следующий день, в воскресенье, меня подключили к работе жюри на конкурсе молодежных ВИА, где пришлось что-то говорить о достоинствах тех или иных выступлений. Вечером Кубарев привез меня к себе домой, где с его друзьями-коллегами мы выпивали и смешили друг друга до колик в животе.
В понедельник я не улетаю, по причине нестыковки организаторов и исполнителей. Ночую у знакомых военкорров, которым я как-то присылал информашку о делах на Центральном участке. Лишь во вторник пробиваюсь на первый рейс: Чинта-Тамыгда-Чультан-Агдан. В Тамыгде выясняется, что ЯК-40 в Ленду уже ушёл. Поездов до Нелера уже нет. Беру билет на тот же ИЛ-14 до Чультана в надежде вернуться в Лендинский автобусом.
Чультан, однако, посадки, якобы, не дал, и мы летим прямиком в Агдан, на 400 км севернее Лендинского. Ночуем в Агданском аэропорту - холодном сарае и утром 4-го прилетаем в Чультан, на 200 км ближе к цели. Автобус до Лендинского идет лишь в 18 часов! Иду на дорогу голосовать, но при тридцатиградусном морозе долго не простоишь. Увы, до вечера - ни одной возможности уехать. Еду на рейсовом автобусе с ночевкой в Наборном. Утром 5-го автобус ломается, и в Лендинский я въезжаю на попутном бензовозе аж в 12 часов.
Сдаю в конторе отчет, а мои россказни о дорожных злоключениях никого ни капли не трогают. Может быть здесь всегда так ездят в командировки?
... Все плотники сдают последний экзамен, после чего готовят междусобой. Я хотел, было, его проигнорировать, за что очередной раз получил щелчок: 'отщепенец'. Оказывается, пить совсем не обязательно, но 'обижать' компанию нельзя. Что ж, пришлось остаться. Запомнил только, что один преподаватель молдаванин-весельчак, безуспешно пытался заставить всех спеть хором: 'Аш ты, беш ты, меш ты, лар! Аш ты, беш ты, меш ты, лар!' - на какой-то знакомый мотив.
Вечером идем в ДК на первое после приезда комсомольское собрание. В повестке: 1) об обмене документов, 2) выборы делегатов на районную конференцию, 3) довыборы в комитет.
В нашем коллективе было 378 комсомольцев, 25 перешли в автобазу, 5 ‒ уволено. После официального выступления Севы ‒ секретаря комсомола ‒ о Пленуме и его решениях народ загалдел о своем, наболевшем: о дисциплине (читай: пьянстве, прогулах); о разгильдяйстве-воровстве; о дружбе (то есть драках и разврате).
Многие повторяли в своих выступлениях друг друга. Бригадиры ругались: наборы щитовых домов некомплектны, щиты поломаны, материалы воруют, что вынуждены делать и они.
Лесорубам не хватает бензопил, отсутствуют ЕНиРы7 на порубку леса, и мастер с бригадиром долго препираются по поводу срубленного подлеска: лес это или кусты, и как считать срубленный куст − пеньком или пеньками...
Даже Иванцов, наш профорг, поговорив для порядка об обмене членских билетов, опять прошелся по этим темам с названием конкретных имен и событий. Здесь же прозвучали 'роковые' цифры по результатам соревнования лесорубов: бригада Степанова - 184%, Ашкоева - 135%, остальные и того меньше. Наконец-то, все узнали, кому 'чашу пить', то есть, идти в десант.
Словом, собрание прошло приятно: обо всем поговорили, 'пар' выпустили, 'добро' получили, можем продолжать в том же духе. Ни слова о минувшем ЧП со смертью А. Кашинского, ни звука о статье 'Абзац', ни намека на раскаяние руководства в никчемной организации труда и досуга, ни слова о нарушениях дисциплины самим начальством. Как же это обрыдло!
С исторической точки зрения победа в борьбе 'за первое место', сиречь - за право пойти в десант, по-моему, не так важна, как кажется сейчас. Ибо следом за десантом отправятся соратники, помощники и подобные им. Однако, в данный момент для истории отряда - это событие первейшей важности.
Интересно, как определяли победителя в соревновании за участие в десанте? По выработке или по расходным показателям? Как определить выработку лесорубов, если на этот вид работ в конторе нет последних ЕНиР? Словом, как всегда, кому надо, 'тот за нас решит'.
... А что за человек - этот победитель ‒ можно сочинить. Вспоминаются фильмы о Стаханове, Гагановой и прочих ударниках труда, которые славили энтузиазм. Так вот они при норме 100% выдавали на-гора 300-400% продукции. И не важно какими усилиями, главное - доказать свою удаль, самоутвердиться.
Наши соискатели очень похожи на них. Впрочем, за это их не осуждают: вроде бы за тем и приехали. Однако, слыша ропот рабочих об издевательском отношении к ним, наш начальник переводит разговор на другое: 'Вы же энтузиасты, вам деньги и дефициты не нужны'. Разве об этом речь?
Обычно после завтрака (кто где), а чаще без него, народ сбегается на площадку к машинам. Но отъезжают они совсем не обязательно в назначенные 7:30 − одна не заводится, другая сломалась, у третьей ‒ водитель 'приболел'. Им-то торопиться некуда, а ребятам после ожидания на улице предстоит ехать под брезентом в 30-40® ещё около часа!
Помимо стенгазеты 'Бригантина', которую мы с идеологом Митяем сами запустили от восторга жизни, комитет выпускает и 'Комсомольский Прожектор' (КП). Эта штука как бы высвечивает темные моменты нашей жизни. Например, КП поручили записать время отъезда машин на работу. Результаты плачевны: 7:45, 7:55, 8:10 и так далее. А в каких условиях мы работаем? А что мы едим на просеке? Что это за транспорт доставляет нас на место работы? То есть, - проблемы 30-х годов. Увы, ничего не изменилось с тех пор! Прокатился бы Сизов утречком под брезентом на просеку, куда на моей памяти он не заезжал ни разу, может быть чего-нибудь понял.
... Дипломированным плотникам объявили об отсутствии фронта работ и предложили поработать на просеке под железнодорожную насыпь. Я попал в бригаду Миронкина, где уже работали некоторые 'необученные' мои соседи.
Глава 4
Делать жизнь с кого? Они 'закаляли сталь'. Не 'Девчата'.
Юный пожарный. С корабля ‒ на бал. Пресса ‒ друг человека.
Вечером ЛИТО собралось неофициально дома у Тамары. Толком ничего не делали, но приятно провели время, читая чужие вещи и обсуждая, как свои.
Не обошлось без сюрприза. Заявился вдруг Харизматов, но не к нам на посиделки, а к Валентине Сергеевне, тетке Тамары, симпатичной, одинокой работнице горкома КПСС. А тут - теплая компания. Слово за слово, заговорили мы о роли таких, как он, журналистов, писателей, приехавших сюда для приближения к правде жизни. Словом, зачем приехал 'Максим Пешков в гости к бурлакам'?
Постепенно журналист-снабженец заговорил своим голосом. Оказывается, мы довольно темные ребята и не догадывались, что люди бывают с темпераментом общественным (ТО) и - эгоистическим (ТЭ). Что истинно талантливые - с ТО, не щадя себя, отдают свой талант другим. Не о себе ли это он? А бесталанные, боящиеся что-либо отдать, откладывают по-жлобски всё полученное от жизни в свои кубышки. С другой стороны, он как художник вынужден оставаться лишь наблюдателем 'всех явлений в нашей жизни'. Мы же должны сами изыскивать силы для борьбы с ее мерзостями, как люди с ТО, и так далее в том же духе. К сожалению, я себя не видел в тот момент, но думаю, челюсть у меня тогда отвисла.
Очевидно, мы имеем дело с гибридом, о котором наш теоретик умолчал: Темперамент Общественный, но Ограниченный Карьерой (ТОНОК). Ну, очень тонок! Нам его не понять.
В один из морозных декабрьских дней вдруг объявили по радио, что к нам приехали двое соратников Н.А.Островского по строительству узкоколейки у Болярки. Народ потянулся на митинг. Я взял свою кинокамеру 'Спорт-S8', но из сотен ртов так валил пар, что лица исторических гостей постоянно исчезали в его клочьях, и, боюсь, на экране вместо 'истории' мы увидим сплошной туман.
А старички, весьма ещё бодрые, в каракулевых папахах на головах излагали народу свой взгляд на события пятидесятилетней давности. Мол, всякое бывало: и холод, и голод, и несправедливость. А если шли в комитет права качать, так получали по загривкам, как стригунцы, и: 'Цыть! Марш на работу!'.
Я все пытался задать им конкретные вопросы: какова длина исторической узкоколейки, сколько народа ее строило, сколько градусов мороза было тогда, сколько 'дров они наломали' и какой, в конце концов, лес в Заднепровье? Ответы, которые иногда доносились сквозь толпу, не были четкими. Да они, в общем-то, и не были нужны. Соратники Островского или внуки лейтенанта Шмидта, 'лишь бы люди были приятные'.
Сон о справедливом обществе.
... И что же нужно всем этим грабителям, бандитам, ворам? Предположим, что не славы, острых ощущений и не возмездия на почве зависти (у тебя есть, а у меня никогда не было). Значит, ради каких-то отложенных, нереализованных, скрытых потребностей иметь, обладать, использовать, то есть быть властелином в некоем царстве, созданном собственным воображением, насколько оно развито.
- Ну и что, мало ли кто о чем возмечтает? Народу на Земле миллиарды, а средства ограничены.
- Правильно. Но не все мечтают иметь все на халяву. Я думаю, половина всего дееспособного населения ‒ собственники и организаторы производства, то есть производительная часть населения, осознающая необходимость своей деятельности и чувствующая личную потребность в труде и, естественно, получающая прибыль.
Так не легче ли вместо того, чтобы тратить средства на армии охраняющих и карающих органов, на поиск преступников и содержание их под стражей ради того, чтобы сделать из них неполноценных граждан и рецидивистов, - собраться всем миром и дать им все, что они хотят? Надо сделать для них рай на Земле, чтобы они жили в свое удовольствие ни в чем никогда не нуждаясь, но и не вмешиваясь в нашу человеческую жизнь.
- Так что же? Создавать для них 'химию' наподобие 'Города Солнца'?
- Да, только с точностью до наоборот. Ибо люмпен, не имеющий своего дела или собственности, никогда не ощутит в себе потребности работать как можно лучше, чтобы победить конкурентов. Иными словами, цель люмпена - это 'справедливое' распределение прибыли, в худшем случае - грабеж. Поэтому работать они не должны.
И, коль скоро стратегия любого нормального государства состоит в том, чтобы обеспечить всем послушным гражданам равные стартовые условия, город солнечных жуликов должен будет оставаться недосягаемым для нормальных людей, как лепрозорий.
- Да? А, если господину в законе захочется вдруг острых ощущений, и он пойдет и прирежет одного-двух, пусть и своих? Что будет тогда?
- В том-то и дело, что ни у кого не возникнет потребности резать кого-то, ибо каждый будет иметь все, что он хочет.
- Например, кусок пляжа на Багамах длиной 3 км?
- Да, сколько хочет. На Земле столько возможностей, что мы даже не знаем их все. Найти им кусочек земли обетованной, построить по особняку или халупе (кому что нравится), дать жратвы от пуза, зрелищ там, девочек, словом - все. И пусть себе живут в свое удовольствие до посинения. Желательно при самовольном выходе из зоны учредить расстрел. Для желающих начать обычную жизнь создать карантин. Если за установленный срок намерения их останутся положительными, выпустить в 'свет'.
- Да, но как сортировать людей на трудоголиков и потребителей? Экзамены что ли учредить или приставить к каждому наблюдателей?
- Я думаю, каждый должен сам решить, кем он хочет быть. Единственная трудность здесь - сохранение семьи как института. Скажем, родители хотят только загорать, а дети - зарабатывать, или наоборот, что вполне вероятно. То есть, семьи начнут распадаться...
... Итак, еду валить лес, что весьма почетно во всех смыслах: этим занимались многие известные ныне личности. С другой стороны, можно заработать славу первопроходца и ударника. С последним, правда, не все так просто: вместо положенных 7:30 выезжаем на работу в 10 часов.
Впечатления первого дня не поддаются описанию. Машина везла нас под брезентовым тентом по льду извилистого Гедкана, промерзшего местами почти до дна. Попадались нам и наледи - участки незамерзающего льда, запорошенные снегом: въедешь в нее и - хана, беги за бульдозером, иначе машина там и останется. По берегам - сопки и сопищи, поросшие разнокалиберной тайгой, в основном, лиственной, изредка - сосны, подлесок.
Прыгаем через борт грузовика, как 'буратины', на совсем одеревеневшие за час езды ноги. И вдруг - крик-стон! Все бросились к парню, севшему задом в снег, думали, у него что-то с ногой. Оказалось, невероятное: железный крючок у воротника его телогрейки коснулся роговицы глаза и, примерзнув, тут же вырвал ее кусочек. Но, благодаря морозу под 40, кровь вскоре остановилась, и все вздохнули с облегчением: зрачок не был поврежден.
Рубим все подряд, что потоньше. Стволы по обхвату больше, чем бедро нашей поварихи Тоси, оставляем молчуну бензопильщику Коле по прозвищу 'Рыбников' (фильм 'Девчата'). Одна бензопила на 20 человек - не беда, ибо лес на мари довольно редкий.
Сложность была в том, что работали мы на склоне сопки и таскали подлесок (по-научному - подтоварник) в кучи то вверх, то вниз по склону. Снегу было мало, и подошвы валенок таяли на глазах, оставаясь на острых камнях и зубьях от срубленных кустов.
... Обед нам готовят, не отходя от 'кассы', на костре, Тося и Галя Тихова. Мы подтаскиваем им дрова, ставим перекладину на рогульки, рубим топорами хлеб, а с остальным они уж сами справляются: воды вокруг хватает, снег - чистейший, заготовки для второго заморожены заранее. Трещит костер, котлы источают ароматы, аппетит у работников зверский. Снег искрится на солнце. Киноидиллия.
Хорошо так питаться в походе неделю, другую. Но изо дня в день, месяц за месяцем!..
После работы, уже в сумерки, мы стояли на льду Гедкана в ожидании нашего транспорта ‒ 'Захара', т. е. допотопного ЗИС-157. При этом больше для развлечения, чем для согрева, Горисов с 'Рыбниковым' жгли костерок. Дрова были сыроваты, поэтому Толик отвинчивал малую крышку на канистре (для заливки в бензопилу) и направлял в костер струйку бензина. С первого раза из-за мороза пламя не поднялось и до колен. Второй впрыск поднял огонь почти до пояса.
Многие ребята стояли поодаль и радости от того огня не ощутили. Зато третий впрыск произвел на бригаду 'взрывное' впечатление. Огонь по струе, наконец, заскочил в канистру и литр 'напалма' бросился волной на ошалевшего кострового. Слава богу, лицо он предусмотрительно отвернул в сторону и, оказавшись в огне, не растерялся, а упал лицом вниз и стал кататься по снегу.
Все произошло так быстро, что никто не успел броситься ему на помощь. Толик встал сам, встряхнулся, как птица Феникс, осмотрел потери на одежде, куски пластмассы от канистры на снегу и развел руками, недоумевая то ли гибели инвентаря, то ли собственному спасению... Ни у кого не хватило духу отматерить юного 'пожарного', ибо вид его и так был жалок. По молчаливому согласию решили не трубить о происшествии.
Вскоре, осмотрев просеку, подошёл мастер и похвалил, мол, сработали не плохо. Вернулись домой затемно усталые, замерзшие, но довольные.
Следующий день отличался от предыдущего лишь некоторыми материальными потерями. От ударов по остекленевшим стволам деревьев кромки топоров стали крошиться. На наждачном круге начальство экономило, поэтому, чтобы хоть как-то привести основной инструмент в порядок, после работы все взялись за напильники. Секта мазохистов...
Как-то после работы я зашел в ДК и вдруг узнал, что должен немедленно снимать ватные 'доспехи' и идти на концерт Шубарина, который здесь был проездом. Бегу домой и обратно в ДК.
В фойе встречаю Шестова. Он, хотя и член Союза журналистов, но за 5 минут моего допроса так и не смог вразумительно сказать, пойдет ли моя ругательная заметка о первом собрании наших комсомольцев в 'его' 'Магистрали' или нет.
После концерта собралась редколлегия нашей стенгазеты. Постановили: поскольку Шестов женат на Капе, племяннице начальника Управления, то ему не с руки выступать против руководства, поэтому следует отдать заметку в 'Рабочий Авангард'.
Утром перед отъездом на просеку бегу в Управление и засовываю заметку под запертую дверь Тамары с запиской: мол, твои родственные связи с райкомом и его органом - 'Рабочим' − нам ближе связей редактора 'Магистрали' c Управлением.
Плетусь вечером с просеки, заворачиваю в Управление на предмет узнать результат своих манипуляций и вижу, что заметка напечатана в 'Магистрали'. Иду к Гавриле и, восхищенный его гражданской скромностью, жму ему руку.
Глава 5
Книжный поток. 'Ихтиандр' в море тайги. Театральные новости. Ученье ‒ свет! Десант уходит, кто же остается? Комитетчики ‒ ассенизаторы. Дружба народов.
... В книжной лавке, открывшейся после ремонта, спокойно подписываюсь на собрание сочинений Л.Н.Толстого, покупаю один том из серии 'Современный детектив', сборник рассказов А.Рекемчука и так далее. Прихожу в наш посёлок и вижу почтовую машину, в которой − среди прочих − четыре посылки с 'книгами - почтой', на имя одной из наших активисток - Оксаны.
Выкупаем все посылки на сумму 80 рублей, потрошим их и составляем наборы: двухтомник Андерсена, 'Земля людей', 'Три Дюма', 'Три мушкетера', не говорю уж о Чапеке. И все это − почти без нагрузки, такая редкость! Желающие приобрести их нашлись моментально.
Закончилась книжная операция ввечеру. Однако смертельный удар напоследок нанес мне дружочек Горисов. Он, как бы между прочим, достал из своих закромов монографию о Чюрлёнисе, заметив при этом, что был одним из первых, ворвавшихся сегодня в лавку. Тем не менее, эта 'старая карга' − продавщица − тоже сделала ему апперкот, отдав на его глазах 'совершенно неизвестным людям', шесть экземпляров (!) четырехтомника Хемингуэя.
В воскресенье, наконец, отоспались. В 12 были на собрании ЛИТО и почти впустую пробазарили до 15 часов. Новым был лишь рассказ заезжего журналиста о сложном положении дел на Восточном участке.
Сразу после этого пошли в 'Пионер' на встречу с артистом театра им. Станиславского В.Кореневым. Зал был полон, и все было прекрасно. Но интереснее была встреча с ним в нашей студии после. Наслушались мы о делах в московских театрах, об упадке 'Современника', о неудачном начале Захарова в 'Ленкоме', о пятикомнатной квартире и лимузине с шофером у Ефремова, о делячестве Табакова, ‒ и прочих театральных сплетен.
... Работаем на просеке под 'железку'9 (ширина 50 м на склоне в 30®- 40®). Тайга - густой сосновый подлесок, крупные лиственницы, мелкие березы. Бензопила уже третий день не заводится, - толстые стволы оставляем.
... На очередной репетиции объявили о показе сцен из спектакля нашему начальству. Сдача 'зачета' в среду. При положительном исходе наш режиссер получит добро на визит к знакомым московским коллегам, чтобы заручиться их поддержкой в постановке.
... Однажды вечером кто-то сообщил, что меня и ещё несколько человек посылают на курсы бригадиров с 'отрывом' на 1,5 месяца. 'Учиться, учиться и учиться'? - как сказал один из классиков. Что ж, если надо... Пойду, поучусь ещё. В деньгах я, конечно, опять проиграю.
... А здоровье у всех отменное, воздух здесь сухой до жути, так, что я даже не кашляю. Сплю в своем ватном спальнике и прогреваюсь настолько, что все простуды вылетают из меня до полуночи. Спальник очень помогает при нештатных отключениях нашей электростанции по ночам. Утром некоторые соседи не могут оторвать волосы от покрытых инеем стен вагончика.
По улицам поселка щеголяем в полушубках, что действует на 'старожилов', как красное на быков, но столкновения с ними пока обходятся без крови.
Слухи о привлечении бывших зэков на стройку появляются и здесь, но заезжие журналисты об этом ничего не слышали. Напротив, недавно стройке присвоено звание Ударной Комсомольской. Правда, что это значит с финансовой точки зрения - никто не объясняет.
... На Кудыкту отбыл первый десант. Об этом написано во многих газетах. Естественно, командиром отряда из 25 человек разных специальностей стал Влад Степанов: основу десанта составила его бригада лесорубов. Однако, вопреки его желанию добавили ему несколько идейных товарищей 'для крепости'.
Товарищей-то добавили, а таких вещей, как, например, аварийное освещение в виде свечек - дали только одну. Про запас курева вообще забыли.
После типового митинга караван из двух бульдозеров и двух трелевщиков11, тянущих на буксирах балки и сани с бочками ГСМ, двинулся в морозный туман. При морозе ниже 45® и полной неподвижности воздуха туман бывает такой, что в тридцати метрах ничего не видно.
Вскоре после выхода на лед Гедкана один из трелевщиков заглох намертво, и караван встал надолго. Потом на торосах стали рваться, как нитки, 32-х миллиметровые перемерзшие тросы. Полы в балках, готовящихся к отправке, утеплили 10-ти мм слоем ДВП10, и то в последний момент. Но и - слава богу, так как полозья у балков были низкие, и все полы в процессе преодоления торосов и прочих подснежных препятствий поломались напрочь, так, что их пришлось переделывать. Словом, приключений хватало, и за первый день санный поезд едва ли прошел треть пути. А до Кудыкты ‒ больше 40 км.
Все это я узнал позже, ибо с утра сидел за партой. Тот, кто составлял учебный план бригадирской науки, вряд ли когда-нибудь видел бригадира в работе. Конечно, сведения из теории строительства нужны, но для того, чтобы заставить парней рвать пупки, - совсем необязательны. Какие там эпюры!
На следующий день вечером Тимоха, протягивая мне руку, нарочито громко заявляет:
‒ Поздравляю! Поздравляю тебя!..
'С чем бы это'? - лихорадочно соображаю я, так как это могло означать любую гадость вплоть до увольнения. Однако, после подобающей паузы он сжалился:
‒ Ввели тебя в состав комитета комсомола большинством.