Чекан Дмитрий Игоревич : другие произведения.

Часть первая: Безбожное время.

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.06*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:


   Он перешагнул порог грязной, загаженной комнаты и остановился в узком лезвии света, проникающем в неё через дверной проём. Эта помойка не вызывала у него никаких эмоций, в том числе она не пробуждала в нём присущего всем нормальным людям чувства брезгливости. Он видел притоны куда более омерзительные, чем этот, он видел разложение, царящее в них, видел горы шприцов и пустых бутылок, кучи дерьма, лужи мочи и блевотину, которой было даже больше чем всего остального. Да, блевотины он повидал немало.
   Он видел женщин, отдающихся каждому, кто ещё способен был взять их. Женщин, переставших быть женщинами. Ещё он видел мужчин, мозги которых сгнили от непомерного количества выпитого, выкуренного и вколотого, а потому думающих гениталиями, близкими к схожему состоянию. Они не перестали быть мужчинами, они просто переусердствовали в этом нехитром деле.
   Иногда, редко-редко, он видел их детей, отвратительных и ограниченных уродцев, копошащихся в ворохах грязного тряпья. Если кто-то из них и не познал сладость алкоголя и разврата, то лишь потому, что были слишком слабы, чтоб взять необходимое силой. А иначе было никак.
   Он видел...нет, обычно он больше ничего не видел. Живописная картина поганого притона в большинстве своём ограничивалась всем выше перечисленным. Иногда к этому стандартному набору добавлялись ещё полусгнившие матрасы, снующие между мусорных куч и сливающихся в липком экстазе смердящих тел крысы и большие американские тараканы, да уродливое, но оттого только ещё более чудовищное, оружие, вроде тупых ножей, ржавых водопроводных труб с острой кромкой на месте разрыва или сучковатых досок с торчащими из них загнутыми гвоздями.
   Гораздо больше он чувствовал без помощи зрения, как бы дико это не звучало. Он вдыхал удушливый смрад дешёвых сигарет, приторно-сладкий аромат горелой травы, вызывающий потуги рвоты запах человеческих испражнений и немытых тел. Запах мужского семени, обильно пролитого мимо неплодоносящих женских тел, запах палёной водки и неразведённого спирта, запах животных, запах разложения, гноящихся язв, запах греха.
   Он слышал хриплые стоны опустившихся шлюх и пропитанные нездоровым весельем визги молодых потаскушек. Слышал пьяную ругань и ругань трезвую, но всегда нецензурную и оглушающую, словно раскаты грома. Слышал предсмертные мольбы и радостные возгласы, почти членораздельную речь и совсем уж дикие животные звуки. Слышал вопли, полные боли и страдания, слышал крики полные восторга и обожания, но зачастую путал их.
   Он ощущал под ногой упругость и рыхлость тел, треск ломаемых костей в тщедушных крысиных тушках и хруст раздавливаемых хитиновых панцирей насекомых, ненадёжность прогнивших досок, податливость экскрементов, твёрдость разбитых унитазов.
   Но всё это было не существенно и неважно. Это было раньше. Давно, а может быть сравнительно недавно, но это осталось в прошлом. Теперь он знал, что считать прошлым, что настоящим, а что будущим. После того, что произошло вчера, прошлое, каким бы ужасным оно ни казалось, представлялось чем-то чудесным и навсегда потерянным, настоящее бессмысленным, а будущего попросту не существовало.
   Все здесь болели, болели страшно и неизлечимо. Венерическая зараза, банальный тиф, вызванные антисанитарией гнойники, из которых со временем вызревали злокачественные опухоли, рак, ВИЧ-инфекция - все страшные недуги, какие только могут овладеть человеческим телом, расцветали здесь пышным букетом и в то же время, казались сущим пустяком по сравнению с другой беспощадной болезнью. Ей не было научного названия, да и обыденного тоже не существовало. Она разлагала души и умы, наравне с телами и все находящиеся в этом грязном притоне были заражены ею. Более того - все они находились в её критической стадии...
   - Эй, Джуд! - заорали из кучи тряпья в углу.
   В ответ послышалось что-то нечленораздельное.
   - Да ты пьян в говно, Джуд, - обрадовалась куча.
   - Эта сучка его утомила, - отозвалось тело, лежащее посредине комнаты, и помещение затряслось от оглушительного ржания.
   Он громко и выразительно откашлялся и шагнул вперёд, давая тусклому свету, заслонённому его спиной, проникнуть внутрь. Подошва кованого сапога опустилась на что-то мягкое, раздался короткий вскрик, тут же сменившийся страшным сквернословием. Он неторопливо приподнял ногу, позволяя какому-то существу высвободить свою кисть из-под холодной стали его сапог, а затем произнёс, тщательно выговаривая каждое слово:
   - Здравствуйте, твари божьи.
   - Бог мёртв! - заорали сразу отовсюду дурными голосами. - Якоб убил его! Вот так, да! Тупой выродок Якоб убил твоего сраного бога, поп!
   - Я не исключаю этого, - спокойно произнёс он. - Но вы всё равно навсегда останетесь Его творениями.
   - Ха, да я знаю эту сальную морду! - крикнул кто-то. - Это ты, Падрэ, да?! Всё не уймёшься старый хер? Своих девок не хватает, пришёл за нашими?!
   - Где он? - спокойно спросил Падрэ.
   - Кто? - тявкнула какая-то шавка из-под предыдущего оратора.
   - Якоб. Где Якоб?
   - А-а-а! - страшно взвыл кто-то. - На мужиков потянуло, да, Падрэ?! Правильно, иди, лижи задницу Якобу. Он же теперь твой господин!
   - Я жду ответа.
   - Он в своей каморке, - сказал тот, что опознал его. - А теперь проваливай отсюда, пока я не отрезал твою набожную башку!
   Столь исчерпывающий ответ удовлетворил Падрэ. Он молча кивнул, отчего его широкополая шляпа чуть съехала на глаза, и неторопливо прошествовал через всю комнату к двери, ведущей в коридор.
   Узкий коридорчик, ничем не освещённый, был усеян мёртвыми и спящими телами. Падрэ хладнокровно переступал через них, двигаясь к крохотной каморке в конце, служившей жилищем Якобу. Остановившись у входа, он несильно, но требовательно постучал, а когда не дождался ответа, вынужден был выломать обветшалую дверь из петель.
   Якоб сидел на лопнувшем унитазе, закатив глаза и откинув сальную патлатую голову на бачок. Правый рукав его грязной рубашки был закатан по локоть, а на вздувшейся вене соответствующей руки ясно виднелся след от укола. Под обутыми в неуклюжие круглоносые ботинки, и оттого похожими на копыта, ногами валялись сломанная ампула, дешёвая зажигалка, обломок алюминиевой ложки и упаковка от шприца. Сам шприц он держал в сжатых в побелевший кулак пальцах. Якоба колотило, изо рта его обильно текла пена.
   Основательно прицелившись, Падрэ щадящим ударом в живот исправил положение наркомана. Тот захлебнулся слюной, закашлялся, но дёргаться перестал, лишь повалился на испачканный какой-то дрянью пол и принялся смачно харкать.
   Падрэ терпеливо ждал, пока тот сделает своё нехитрое дело. Наконец Якоб избавился от накопившейся пены и поднял голову. Его покрытое оспой лицо раскраснелось и распухло от натуги, склеившиеся пряди прилипли к мокрому лбу.
   - Спасибо, святой отец, - выплюнул он и улыбнулся потрескавшимися губами. - Теперь мне намного лучше.
   - Рад, что смог хоть немного облегчить твою жизнь, перед тем как отниму её, - сдержанно поклонившись, ответил Падрэ. Взгляд Якоба опустился ниже и упёрся в висящую на поясе священника кобуру с торчащим из неё, металлически поблескивающим пистолетом. Несколько секунд он молча изучал пистолет, словно раздумывая опасен тот или нет, а потом вновь посмотрел на Падрэ. В его маленьких поросячьих глазках не было ни капли страха.
   - Делай что хочешь, - безразлично ответил он, и улыбка его поблекла. - Только твоего бога уже не воскресить. А мне всё равно, святой отец, всё равно, слышишь? Я успел ширнуться, да, а на новую дозу денег нет. Правда, забавно, святой отец? У человека, убившего бога, нет денег на дрянной героин?
   - На что ты вообще рассчитывал? - холодно поинтересовался Падрэ.
   - На что рассчитывал? - переспросил Якоб. - А я почём знаю? Но я всё равно не жалею, святой отец. Мне это выгоды не принесло, но я не жалею. Будет что вспомнить, да?
   - Наверное, тебя стоит убить, - сказал Падрэ. - Только я от этого не испытаю ни малейшего удовольствия. К тому же это уже ничего не изменит.
   Он подошёл к дверному проёму и, уже выходя в коридор, добавил:
   - Кроме того, Он учил щадить убогих и на зло отвечать добром, и даже его смерть не отменяет этого мудрого правила.
   Больше он не произнёс ни слова, только слышно было, как хрустит мусор под его тяжёлыми коваными сапогами.
   - Так что же ты не ответил добром, сраный старик? - негромко пробормотал Якоб, глядя ему вслед. - Пристрелил бы и дело с концом...

* * *

   Когда он вышел на улицу, уже вовсю светило солнце. Падрэ попробовал определить, сколько времени он провёл в грязном притоне и не смог найти ответа. В конце концов, он решил, что это не имеет никакого значения и стал думать, что делать дальше. Однако мысли его, поначалу ведущие в верном направлении, быстро заходили в тупик, сталкиваясь с размышлениями о более насущных делах. В носу у Падрэ всё ещё стоял мерзкий запах разложения, а в горле перекатывался тугой комок. Падрэ с тоской пожалел о том, что служителям Церкви запрещено курить. Трубка с хорошим табаком в две затяжки избавила бы его от тошнотворного привкуса.
   - Эй, мистер, купите газету, - раздался рядом звонкий голос, подбежавшего к нему мальчика-газетчика.
   - А что пишут? - мимолётно спросил Падрэ.
   - Таблоиды пророчат победу кандидату от либерал-демократов, - ответил газетчик. - Доллар опять упал в цене. "Bully" дадут большой концерт в понедельник. И ещё какой-то неизвестный убил бога.
   - Твой неизвестный сейчас находится в этом доме, - сказал Падрэ и кивнул на обветшалый сквот за своей спиной.
   - Он сатанист? - заинтересовался мальчишка.
   - Нет, он наркоман, бродяга и импотент.
   - А-а, - протянул газетчик, и разочарования в его голосе было лишь на немного больше, чем безразличия. - Понятно. А газету брать будете?
   - Нет, - отмахнулся Падрэ.
   Мальчик сразу насупился и пошёл прочь. На углу дома, он остановился и показал Падрэ средний палец. Тот сделал вид, что ничего не заметил. Паренёк скрылся за углом, а Падрэ вновь погрузился в свои мысли.
   Для начала он решил сделать вид, что не чувствует преследующего его запаха, и сконцентрироваться на куда более важной проблеме. Наиболее рациональным решением ему виделось сейчас вернуться в Собор и встретиться с Капелланом. Возможно, старый и мудрый глава Церкви уже нашёл выход и решил, как жить дальше. Однако даже если он ничего такого не придумал, навестить старика стоило. Неизвестно как известие о гибели бога могло подействовать на него, бесконечно преданного Церкви.
   Заметив на дороге жёлтую машину с шашками, Падрэ вытянул руку в повелительном жесте. В данный момент этот жест повелевал водителю остановиться. Такси послушно тормознуло возле него, и из окна высунулась чёрная улыбающаяся голова. Падрэ поморщился, он не был расистом, но с неграми иметь дел не любил с детства, значительная часть которого прошла в двух кварталах от бывшего гетто.
   - Ну? - спросил таксист.
   - В Собор, - просто ответил Падрэ.
   - Десять баксов, - сказал таксист.
   - Я служитель Церкви, поэтому ты обязан отвезти меня бесплатно, - гордо заявил Падрэ, про себя отметив, что черномазый загнул немыслимую цену.
   - Бога убили, слыхал? Теперь льготы церковникам не действуют, - ухмыльнулся негр. - Плати или чеши пешком.
   Денег у Падрэ не было, поэтому таксист уехал, гогоча как обезьяна, на которую весьма походил. Падрэ застыл в нерешительности, в который раз за день перед ним встала проблема выбора, на сей раз заключающаяся в поиске максимально комфортного и минимально дорогостоящего транспорта. Вдобавок вернулся проклятый запах притона и Падрэ поморщился. Машинально опустив руку в карман, он нащупал там, среди мелкого мусора, старую ладанку на потёртом шнурке, подаренную Капелланом давным-давно, ещё по принятии его в лоно церкви. Поднеся ладанку к носу, он втянул ноздрями её запах и глубоко вздохнул. Нельзя сказать, чтоб это слишком помогло, но ему определённо стало лучше. Он ещё немного постоял, периодически вдыхая аромат ладанки, и, подумав, принял решение ехать на метро.
   Понемногу накрапывающий дождь неожиданно усилился, и Падрэ пошагал по невзрачным улочкам старого района, выбивая брызги из залитого водой тротуара. Спустя некоторое время дождь сменился безжалостным ливнем, хлеставшим упругими струями по спинам прохожих. Серая людская масса медленно переползала с одной улицы на другую, оскорбленно сквернословила, когда проезжавшие мимо автомобили обдавали её грязью из-под колёс, а Падрэ шагал вместе с ней, разрезая волны зонтов акульим плавником своей широкополой шляпы.
   По пути ему встретилось осаждаемое разгневанными людьми богоугодное заведение, и он остановился, чтобы понаблюдать за ситуацией. Это был самый обычный, стоящий здесь с незапамятных времён, киоск, в котором с позволения Епископа торговали индульгенциями. Из узкого окошка, напоминающего бойницу, торчало красное от злости лицо Пастора. Пастор громко орал на наседающих людей, обильно брызжа слюной, люди отвечали ему тем же, но особо отчаянные уже начали подыскивать камни. Противостояние длилось минут семь, после чего багровая физиономия Пастора скрылась в окошке из которого, секунду спустя вылетело несколько туго перетянутых резинками пачек банкнот и ворох отдельных бумажек разного достоинства. Толпа мигом оставила торгаша в покое и принялась, подобно стаду свиней, подбирать размокающие в лужах купюры.
   Когда последние мокрые бумажки были подняты и в спешке распиханы по карманам, человеческие существа, наконец, убрались прочь и Падрэ смог приблизиться к киоску. После короткого стука окошко с силой распахнулось, и из него вновь высунулась голова Пастора.
   - Вам что мало, ублюдки?! - заорал он, но осёкся, увидев священника. - А, здравствуй, Падрэ. Дерьмовый денёк, приятель. Только представь себе - все обезьяны, купившие вчера прощение грехов, сегодня припёрлись ко мне, с требованием вернуть деньги. Чёрт бы побрал того выродка, который грохнул бога! Из-за него все индульгенции обесценились. Теперь прощение супружеской измены стоит ровно столько же, сколько и массового убийства, то есть ничего...
   Пастор продолжал оживлённо говорить, но Падрэ не слушал, отрешённо всматриваясь в грубые черты его неотёсанной деревенской физиономии и автоматически сжимая в ладони ладанку. В нём постепенно зрело желании выбить Пастору парочку-другую зубов и заставить его ими подавиться. Ему нестерпимо хотелось, чтобы эта жирная каналья валялась на земле, не прекращая перхать и кашлять, давясь застрявшими в глотке золотыми коронками. Он жаждал увидеть, как красное, словно спелый томат, лицо Пастора станет сперва лиловым от натуги, а затем навсегда приобретёт мертвенную бледность.
   Вместо этого он спросил:
   - Неужели тебе всё равно, что бог мёртв?
   Пастор замолк, задумавшись на секунду, а потом ответил:
   - Если бы я в него верил...

* * *

   В ожидании поезда, Падрэ долго и пристально рассматривал людей на перроне, пытаясь понять, отразилась ли на них хоть как-нибудь смерть бога. В большинстве своём они были люди, как люди - обычные, нервные, опаздывающие куда-то и занятые только своими столь мелкими и незначительными для священника проблемами. Кто-то громко жаловался, что его оштрафовали за неправильную парковку, кто-то сетовал, что никак не может упрятать своих стариков в дом престарелых, кто-то, на чём свет стоит, ругал либералов. О боге не вспоминал никто, только одна женщина сказала по телефону:
   - Очень жаль, я как раз отдала Джесси в церковный хор. Боюсь, что теперь он не принесёт ей успеха.
   Уже в вагоне, в тесноте, среди выпирающих отовсюду локтей, колен и носов, плотно прижатый к какой-то полной женщине, Падрэ подслушал разговор двух состоятельных мужчин средних лет, вооружённых деловыми костюмами и портфелями. Они обсуждали какого-то общего знакомого.
   - Фред, сначала, страшно обрадовался, когда услышал, что бога больше нет, - вещал один из них, слегка подавшись вперёд и выразительно играя взглядом. - Он уже решил, что это отличный сюжет для книги...
   - Отличный сюжет? - воскликнул второй. - Он что рехнулся? Да кому это интересно?
   - Не перебивай, - сердито оборвал его первый. - Так о чём я? Да. Но потом по ящику передали о забастовке нудистов в Таиланде и он мигом переключился.
   - Кстати благодатная тема, - оценил второй. - Если напишет, скажи - пусть несёт ко мне в редакцию. Обещаю предварительный тираж в пять тысяч экземпляров...
   В этот момент поезд остановился, и люди в едином порыве ринулись в узкую воронку открывшихся дверей. Падрэ, не успевший отойти в сторону, был мгновенно вжат в заплёванное стекло рвущейся наружу толпой. Ожидая, пока последние, самые грузные пассажиры покинут чрево вагона, он бесцельно водил взглядом по покинутым местам и случайно наткнулся на небрежно брошенную в углу книжку в потрёпанной обложке. Когда, наконец, вагон опустел, и давящая на него сзади масса чьего-то не в меру обширного тела исчезла, Падрэ приблизился к ней, прочёл на обложке - "Библия" - поднял с пола, бережно отряхнул и спрятал во внутренний карман.
   До Собора оставалось идти всего один, но зато далеко не самый приятный, квартал. Падрэ остановился и в очередной раз поднёс к ноздрям ладанку. Поле затхлого и застоявшегося воздуха вагона запах ладанки показался таким резким, что он не выдержал и чихнул. Пока Падрэ утирал рукавом нос и выступившие на глазах слёзы, к нему приблизился неопрятный молодой парень в грязной куртке с капюшоном и вязаной шапке, надвинутой на глаза.
   - Эй. Эй, брат. Ты ведь дурь нюхаешь, да? - начал он, быстро выговаривая слова на нигерский манер.
   - С чего ты взял? - поинтересовался Падрэ, пристально разглядывая лицо своего нового собеседника. Он оказался белым, хотя манера одеваться и идиотский выговор говорили не в пользу этого.
   - Брось, чувак, - на лице паренька появилось подобие улыбки. - Не мажься. Я же вижу - ты нюхаешь дурь: кокс или чего полегче. Ты, конечно, крут и всё-такое, раз делаешь это на глазах у всех...
   - Чего ты от меня хочешь? - устало оборвал его Падрэ.
   - В библии сказано - поделись с ближним своим, - нагло заявил наркоман и вытащил из кармана заточку.
   - Когда писалась библия, про наркотики ещё никто не знал, - сказал Падрэ и ткнул в грудь паренька стволом пистолета. - Но я уверен, ради них стоит вписать ещё одну заповедь.
   Заточка с печальным звоном упала на асфальт. Падрэ удовлетворённо кивнул.
   - И вот ещё что, - добавил он, вытаскивая из-за пазухи подобранную в метро книгу и кидая её наркоману. - Освежи память на досуге...
   ...Уже у самого входа в Собор Падрэ настигла ярко и безвкусно раскрашенная и столь же ярко, но безвкусно одетая девушка, которую можно было ёмко охарактеризовать одним словом - дешёвка.
   - Здравствуйте, святой отец, - вкрадчиво произнесла она своим ядовитым голосом. - Вы уже слышали благую весть?
   - Мисс Хелл, - устало вздохнул Падрэ и в который раз за день поднёс к носу ладанку. - Не вынуждайте меня совершать грех и бить женщину по лицу рукояткой пистолета.
   - Ну что вы, святой отец, я просто хотела спросить - если бога убили, то, может быть, теперь меня возьмут в католическую школу, несмотря на мою фамилию? Будет замечательно, если я получу образование, и мне не придётся больше работать на панели.
   Она расхохоталась каким-то совершенно сатанинским смехом и чтобы не слышать его, Падрэ скользнул в спасительные двери, ведущие в Собор, однако этот хохот ещё долго преследовал его, вплоть до того момента, когда он вошёл в покои Капеллана. Потому что после этого Падрэ стало совсем не до смеха.

* * *

   Святейший Капеллан в данный момент был занят тем, что старательно красил ногти на ногах кричащим ярко-красным лаком. Делал он это неторопливо и размеренно, о чём свидетельствовали аккуратно покрашенные ногти на пальцах рук. Рядом с креслом, в котором он восседал, на столике валялась разнообразная косметика, чулки в крупную сетку, растрёпанный парик, бритва, в обрамлении кучи волос, бывших некогда бородой, и длинные полосы волосатого скотча, которым старик, по всей видимости, делал эпиляцию. Заметив Падрэ, Капеллан, вернее существо, которое было им раньше, а теперь больше напоминало виденную священником у входа в Собор Алиссию Хелл, счёл нужным поприветствовать его, однако от своего увлекательного занятия не оторвался.
   - Доброе утро, - произнёс он томным голосом и принялся нескромно разглядывать помятого и усталого Падрэ, хлопая своими огромными накрашенными ресницами.
   - Не вижу в нём ничего доброго, - отозвался Падрэ. - Что вы делаете?
   - Сушу ногти, - пожав плечами, ответил Капеллан. Он действительно закончил наносить лак и теперь сушил ногти феном. - Что удивительного?
   - Что удивительного? - переспросил Падрэ и пожевал губами. - Да в сущности ничего, если забыть что глава Собора и служитель Церкви выглядит, как среднестатистический трансвестит...
   - Я думал, в наш век люди избавились от этих глупых предрассудков, - вздохнул Капеллан и принялся натягивать чулки в крупную сетку.
   - Отнюдь. Зато они нашли способ избавиться от Бога, - произнёс Падрэ с нажимом. - Однако, похоже, это никого не трогает.
   - Бросьте, Падрэ, - отмахнулся Капеллан и несколько раз прошёлся перед зеркалом, любуясь на себя. Потом остановился и принялся подводить губы помадой того же цвета, что и лак для ногтей. - Мир ведь не рухнул. Нет бога - нет дурацких правил. Я, наконец, могу скинуть глупую одежду церковника, сбрить бороду, одеться так, как хочу и делать, что пожелаю. Уверен, Падрэ, - при этих словах он прислонился к священнику. - Что и у вас есть какие-то тайные желания, которым вы просто не давали волю.
   - Моё первейшее желание - пристрелить вас, - процедил Падрэ, брезгливо отстраняясь. - Но я этого не сделаю. Ему это уже не поможет. Прощайте.
   Он развернулся на каблуках и направился прочь из храма, в котором провёл львиную долю своей юности и который теперь стал пристанищем грязи и разврата. У самого выхода он обернулся, грязно выругался, презрительно плюнул на пол и с размаху зашвырнул ладанку в угол, после чего толкнул дверь и вновь очутился на улице.

* * *

   Впервые в жизни Падрэ ощутил себя растерянным и беспомощным. Впервые в жизни он не видел перед собой чёткого плана действий. Человек, воспитанный жизнью по двум уставам - небесному и земному, человек, всегда имевший в голове если не цель жизни, то определённый порядок действий, ведущий к осуществлению её подобия, человек, чьё существование было целиком и полностью отдано убитому вчера богу, оказался потерянным в этом мире, лишившемся своего создателя, но, похоже, совсем не огорчённом этим обстоятельством.
   Падрэ отрешённо брёл по улице и повсюду натыкался на недоброжелательные, презрительные, насмешливые, а чаще просто безразличные взгляды прохожих. Одни радовались тому, что некогда влиятельный и опасный Падрэ, а вместе с ним и вся влиятельная и опасная Церковь превратились в ничто. Некоторым было просто плевать.
   Но никто не жалел о случившемся.
   На соседней улице Падрэ увидел фургончик с мороженным, а возле него детей. Дети смеялись и ели шоколадный рожок, один на троих. Завидев Падрэ, они закричали:
   - Здравствуйте, святой отец!
   Падрэ машинально приблизился к ним и произнёс в ответ:
   - И вам здравствовать, дети божьи.
   К его удивлению никто из ребятни не принялся захлёбываясь слюной кричать, что бог умер. Вместо этого они предложили священнику уже изрядно подтаявшее мороженое. Тот отрицательно покачал головой:
   - Я дал обет не вкушать ничего кроме пресной еды.
   Дети посмотрели на него сочувственно, почти с жалостью и покивали головами. Падрэ ожидал от них заявлений о том, что после смерти бога все церковные запреты утратили былую силу, но ничего такого не услышал. Удивившись во второй раз, он осторожно спросил:
   - А знаете ли вы, дети мои, что вчера был убит бог?
   - Ну да, мне мама говорила за обедом, - отозвался самый старший.
   - Только это ерунда, - вклинился в разговор другой.
   - Как это ерунда? - оторопел Падрэ.
   - Так, ерунда, - пожал плечами мальчуган. - Чья-нибудь глупая шутка.
   - Или кто-нибудь неправильно понял, - сказал старший. - Взрослые вечно всё путают.
   - Но я сам видел человека, который убил бога, - заявил Падрэ.
   - Значит, он тоже что-то перепутал и убил не того, - ответил мальчуган. - Вы разве не знали, что бога нельзя убить?
   - Почему? - спросил Падрэ.
   - Это же бог, - назидательно произнёс мальчик и посмотрел на Падрэ, как на идиота. - Может, всё-таки, попробуете мороженое? Думаю, он не рассердится, если вы всего лишь разок его ослушаетесь.
   Падрэ безмолвствовал, в его голове бурлили мысли.
   "Так, - думал он. - А если допустить, что действительно произошла ошибка? Что если этот торчок Якоб убил не того? Или попросту наврал! Господи, но ведь он действительно мог наврать! Или просто спутать и убить не того. Ведь всё может быть, правда? Господи, если ты жив, ответь мне! Молю тебя, ответь мне! Или нет, не снисходи до ответа, просто сделай так, чтобы всё вернулось на круги своя! Останови это безумие, пока мир не скатился в такую яму, из которой уже не выберется. Я ведь не за себя молю, а за этих вот милых детей, которые искренне и беззаветно верят в тебя, верят просто так и не требуют доказательств твоего существования! Господи, что станет с ними в мире без тебя?! Я знаю, неправильно просить лишь за некоторых, ведь ты любишь всё человечество, каких бы грехов оно не натворило, но разве стоит просить за остальных, когда они хулят имя твоё и пренебрегают законами твоими! Ты слышишь меня, господи?! Слышишь меня?! Не молчи, умоляю тебя, только не молчи..."
   Но Бог хранил молчание, как день, как год, как век назад, когда был ещё жив...

20.11.2011


Оценка: 7.06*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"