Заговорщики, посмеиваясь, уже допивали тепло, в тот день, когда исчезла карта. “Не пропала, не потерялась, а именно исчезла”, - опустив голову, думал Александр.
Намерения у Александра, конечно, были, но самые несерьёзные. Это была лишь самодовольная и не самая умная его шутка. Зато эта шутка, не раз умиляла молоденьких барышень, которые, как известно, питают губительную слабость к тем, кто слегка морочит им голову.
В то летний вечер, природа, любезно выманивала всех, кто умеет дышать, из пыльного города, посмотреть на себя первозданную. И компания Общество Поощрения Художеств (ПОХY) была не исключением. Двенадцать молодых, умных и привлекательных искателей приключений собрались у Петра на даче. Шеф не поехал и было свободно. Сквернословили громко, веселились и откровенно дурачились.
Бараний окорок на углях, с аппетитом уничтожен, обещанный Петром фейерверк ещё не готов, а для крепкого алкоголя было слишком жарко, и, весёлая шумная вечеринка начала истощаться, тихонько пощёлкивая пластиковыми стаканами, как рыбья чешуя под ножом кухарки, стала разлетаться в стороны, объединяясь в светские кружки по интересам.
Обладая умом редким и проницательным, Александр расценил это как последний намёк на то, что пора блистать, объявив всем, что сейчас продемонстрирует что-то из ряда вон необычное. В глазах Александра светилось необыкновенная уверенность и серьезность. Влиянием на людей, Александр обладал магнетическим и меньше, чем через минуту, заинтересованность сплотила всех возле него.
Александр долго выделывал несложные шулерские штучки, и, наконец, предложил рыженькой Светлане, которую он успел для себя наметить, срезать колоду.
После чего, наугад выложил на стол три карты, легли трефовый король, бубновая дама и джокер. Уложив их треугольником и настойчиво попросив всех быть как можно серьёзнее, не разговаривать и не улыбаться, Александр едва заметно подмигнул Свете, её молочныё топ вдохновлял его. Установив в середину карточного треугольника шампань-флюте наполненный пузырьками “Биллинжера”, он накрыл всё своим белоснежным носовым платком с вышитой литерой “А”.
Разминая кисти, похрустывая костяшками, Александр ещё раз обвёл присутствующих хорошо сыгранным, тревожным взглядом, не забыв на секунду задержать его на Свете, и сказал: “Ну, теперь главное тишина, отключите мобильники”. Предвкушение магии накрыло всю компанию плотной, грозовой тучей. Проникнувшись этой неподдельной серьёзностью, Александр хохотал в душе, размышляя о том, что пропасть между нами и теми кто, стуча в ритуальные барабаны, ждёт дождя и милости небесных светил не столь уж непреодолимая.
Александр принялся поднимать платок. Тишина установилась страшная, и лишь беззвучная барабанная дробь в ушах каждого не позволяла до конца ощутить невесомость. Не мало насладившись звёздами ожидания чуда в глазах друзей, он отработанным, резким движением кисти подбросил платок вверх.
Собрание разразилось звуками сотен рассыпанных в читальном зале монет; свист/вздох/гул удивления и восторга. Было от чего. Бубновая дама исчезла. У Александра выходили лишь отрывистые слова и отдельные фразы, в то время как вся компания по кругу похлопывала его по плечу, выпрашивая открыть секрет фокуса.
Фейерверк Александр не видел. Он, закутанный в свои мысли, незаметно, прихватив бутылку бурбона, растворился в самой дальней, нежилой комнате Петрухиной дачи. Сидя, среди берёзовых веников и плетёных сосулек из репчатого лука, на сломанной раскладушке, он приканчивал пьяный янтарь, думая о том, как же всё это могло случиться. Он ведь точно знал, что произойти не должно было ничего. Вся эта магическая чепуха, была задумана лишь для того, чтобы внести, в неизбежно возникающую на подобных вечеринках рутину, свежего воздуха и попутно закончить очаровывать рыженькую Светку. В тот день она была истинным украшением вечеринки, и, бокал с шампанским предназначался именно ей. Александр планировал публично преподнести его, шепнув какую-нибудь банальность, вроде “Это волшебный эликсир любви и наша маленькая тайна” и окончательно закрепить Свету за собой до завтра. Перед этим конечно, перевести своё волшебство в шутку. Но карта исчезла. Александр никак не мог уложить обратно привычный порядок мыслей. В сознании его оставался горячий отпечаток от пощёчины непонимания. Он впервые находился в подобном странном настроении.
Он допил остатки и пошатываясь, отправился спать. Александр в ту ночь видел сон, вспомнить который, проснувшись, он не мог. Помнил только, что сон был яркий, приятный и короткий.
Прошедший год, после происшествия с картой, оказался для Александра ровным и удачным, а потому скучным и пролетел незаметно, как проходят дни и недели, нетяжело, но привыкшего к недугу, больного. Иногда, сквозь тонкую скорлупу воспоминаний, неуклюжим цыплёнком, всё же выбирался наружу, тот таинственный случай с исчезновением, но, в конце концов, Александр списал его на невнимательность и чрезмерную жару. “Может быть это наивно и слишком просто, но зато удобно” - решил Александр.
Вот и в день, когда его отправили оценить работы, какого-то художника-отшельника, он, увидев Светлану, вспомнил инцидент с картой. Ухмыльнувшись, подумал “Жаль, что упустил тогда Светку, а могло бы быть, но...”
Ехать до города Иванова Гора, где творил художник, было километров четыреста. “И за чем он кому-то нужен, наверняка пьянь и сумасброд”, думал Александр. Дорога оказалась на удивление хороша и не путана, и, он добрался быстрее, чем предполагал.
Прискорбная, патриархальная задумчивость Ивановой Горы, казалось была очень к лицу этому городу, делая его по кладбищенски степенным и практичным. Кирпичные, многоглазые коробки смотрятся здесь уродливо, как смотрелась бы современная подтанцовка при симфоническом оркестре. Благоразумные из потемневших, морщинистых брёвен домики и кусты дикой малины с пыльными листьями умиляют всех, кто привык бетон видеть чаще, чем собственное отражение в зеркале.
“Всё-таки этот город из тех, о котором можно скучать” - думал Александр, подъезжая к деревянной двухэтажной гостинице, где он собирался принять душ и переодеться.
- Если вам нужен телевизор, то можете взять у меня - провожая Александра по прохладному коридору, радостно улыбаясь, говорила горничная - Чаю, чаю с дороги не хотите?
Номер показался Александру через чур скромным, но чистым и свежим, как деревенская, утренняя прогулка в лес. Односпальная кровать, аккуратно заправленная, рядом полированная тумбочка с подгрызенными углами, слегка продавленное кресло с деревянными подлокотниками, стул и письменный стол у окна. Подойдя к столу Александр, почувствовал обжигающий осадок, перехвативший горло, как глоток спирта. Глаза заслезились. Мощный кровяной поток, цунами, подкатил к голове с силой способной разорвать череп. Голова потяжелела, будто ниже плеч у Александра крови не осталось и он, шатаясь, рухнул на пол.
Александр увидел на столе портрет. Он его узнал, он уже видел этот портрет во сне, в том самом пьяном сне, год назад, на даче у Петра. Видения рисовались так явственно и хлынули так неожиданно, что Александру стало холодно. Он боялся потерять сознание и вообще ему было страшно, как бывает страшно ребенку, просто так, без причин. Воскресший сон наполнил комнату мельчайшими деталями. Александр видел, как он добирался в Иванову Гору, видел усатую официантку в кафе на заправке и лицо босого мужика, круглое, толстогубое и глуповатое, который, встретив его длинной тирадой, показывал дорогу в гостиницу, и приветливую горничную, и портрет; всё это он уже видел, видел в том сне. “Так не бывает, чёрт, чёрт, чур меня, чур” - повторял Александр.
В номер стучали, судя по настойчивости, стучали не в первый раз. Александр очнулся и открыл дверь.
- Я боялась, что вы крепко уснули - по-прежнему смущенно улыбалась горничная - Совсем забыла, мне нужно кое -что забрать. Она подошла к столу и взяла в руки картину.
- Чей это портрет? - спросил Александр суровым тоном.
- Это подарок, для нашей Томочки, у неё сегодня юбилей, двадцать лет. Она сирота, но она самая хорошенькая в нашем городе. Мы её очень любим - лицо горничной просияло таким тёплым румянцем доброты, что Александру стало неловко, он уже отвык от того, что люди могут покраснеть, испытывая бескорыстную, человеческую радость за другого - А вам нравится?
- Дело в том, что я уже видел этот портрет - зачем-то сказал Александр.
- Ну, наверно, это копия с акварели Лермонтова, портрет Варвары Александровны Лопухиной. Михаил Юрьевич любил её. Он ей подарил своего “Демона”. Томочка с детства обожает Лермонтова, вот мы и попросили нашу местную знаменитость, Татова, написать для Томы такой портрет. Кстати, они очень похожи с Лопухиной.
- Значит, это работа Татова, я ведь приехал именно к нему.
- Да-а - обрадовалась горничная - а я его только что видела, он в магазин пошел, давайте я его позову.
- Не надо, я сам - улыбнулся Александр - во сколько у вас намечены торжества?
- День рождения-то, в во.., семь.
- Не возражаете, если портрет - Александр взглянул на часы - до шести останется здесь.
- Вообще-то, в этом номере, мы его от Томы спрятали - улыбаясь, но уже с паутинкой непонимания на лице, говорила горничная - Ну если вас это не стеснит, то пожалуйста.
Александр выбрал для портрета самое выгодное освещение и улёгся на кровать. “А самородок-то, довольно увесистый” - думал он - “Сразу видно талантливую руку”. Александр разбирался в живописи, это была его работа. Он позвонил шефу, сообщив, что “здесь есть над чем поработать”.
Как и у Лермонтова, Тома (Лопухина), изображена в образе испанской монахини, только Татов, на втором плане набросал нежно-зелёные, даже скорее бледные,дубовые листья; ветвей, на которых крепились листья, не было, но их расположение показывало, что ветви должны быть. Вообще, копия была светлее оригинала. Казалось, что портрет написан детской рукой. В выражении лица, особенно полузакрытых глаз, дышала такая тайная, несостоявшаяся неземная жизнь. Тонкие губы сложились каким-то неправильным, нервным изгибом улыбки, возможно начертанным бессознательно, но придававшим лицу выражение весёлой серьёзности и грусти одновременно, недоступное для понимания. Художник ухватил за кадык тот самый случай, когда микронное отступление от него превращает шедевр в заурядный эскиз ремесленника, на котором нет ни мыслей, ни желаний. Портрет ненавязчиво, не давя, очаровывал Александра, заставляя смущаться и чувствовать свою ничтожность, пред чем-то необъяснимо сильным. Портрет пропитывал Александра насквозь, как болезненный озноб, ощущением чего-то ни разу не сказанного, ни разу не сделанного. Ощущением очень похожим на зависть, которое было способно утроить желание Александра совершать поступки. Он всегда так себя чувствовал, видя по настоящему талантливо сделанную вещь.
“Хорошо бы познакомиться с этой милой Томочкой” - подумал Александр и резко обернулся, будто бы его укололи иголкой. В дверь опять стучали.
- Я вас не разбудила, шесть часов, мы собираемся - виновато сказала уже принарядившаяся горничная.
- Где вы отмечаете юбилей?
- Вы хотите придти? - с пугающей Александра прямотой, радостно воскликнула горничная - Ресторан “Дельфин”. Приходите, приходите. Тома будет очень рада. Она такая, она добрая, она всем рада.
- Не знаю, может быть - растерявшись протянул Александр.
Холодный душ взбодрил его. Переодевшись в свежую рубашку и сменив носки, Александр подумал “А почему бы нет, в конце концов, надо же где-то поужинать”. Он чувствовал, что побаивается этой встречи, страхом обладателя лотерейного билета, на котором уже совпали три цифры из пяти.
Ресторан “Дельфин”, так называлась бывшая столовая, купленная местным купцом-нуворишем, представлял собой что-то неуклюжее, неопрятное и развязное. Тяжёлый запах свежевымытых полов небрежно бил по носу и прибивал аппетит на длинные гвозди, заставляя думать о голоде, как о спасении. И если бы не желание, размером с океан, Александра увидеть Тому, то он не зашёл бы туда, даже под страхом неминуемой цинги.
Вспомнив французских королей, которые так любили варёные яйца, по причине, что в них нельзя подсыпать яд, не сломав скорлупы, Александр попросил для себя два яйца всмятку и яблочный сок в упаковке.
- А водочки не хотите? - спросил изумленный заказом официант, походивший на полового из черно-белых фильмов.
- Хорошая?
- Лучшая - рассыпался в улыбке половой.
- Ну, принеси соточку.
Официант, довольный, удалился. “Вспомнил на кого он похож, на рыжего из “Трактира на Пятницкой” - подумал Александр.
“Банкет задерживается” - слегка занервничал он, за секунду того как, распахнулась дверь и шумная в большинстве своем дамско-бабская компания, похожая на подгулявший цыганский табор, перестукиваясь набойками, как копытцами заполнила ресторан/столовую. Александр сразу узнал Тому, подумав “А, Татов то, при всем своем таланте, слабоват, что бы описать такую красоту”. Необычайно свежая Тома, выделялась прелестными прямыми плечами и решительной походкой. Александр пытался выбрать, хоть какое-нибудь, годное для Томы сравнение в превосходной степени, но все они разлетались в его голове, как испуганная дичь, Тома была интересней и живей всех оборотов. Трудно рассказать, какие сцены разыгрывались у Александра перед глазами, как могла бы выглядеть гора колотого льда в Сахаре, или дождь из вишневого варенья, или прыщавая Клеопатра, или Везувий из жерла которого, вылетают миллионы пестрых колибри, скажите фантастично, Александру, глядя на Тому, так не казалось. От волнения, он стал подпевать хрюкающей где-то в дальнем углу акустике.
Тома говорила не много, глубоко, но отрывисто дышала, волнуя, под шелковым сарафаном, маленькую, острую, подростковую грудь. Хищные черты ее рысьей мордашки, оставались практически не подвижными, но, играя искорками в глазах и поворачивая светловолосую головку под не мыслимыми углами, Томе без труда удавалось придавать лицу выражение то доброе, то удивленное, то разочарованное. Лицо Томы, было из того немногочисленного списка избранных, тайно составленного матушкой-природой, и, не могло не нравится. Лицо, похожее на детскую, новогоднюю мечту.
Чем дальше Александр смотрел на Тому, тем нетерпеливей становилось его желание подойти к ней. Но, ни удобного случая, ни подходящего повода Александр не находил. Ему становилось безотрадно “хоть драку затевай”. Тома была нарасхват, вокруг неё все было шумно, взволновано и безгранично по своей важности. За вечер, она несколько раз, намеренно, поворачивалась в сторону Александра и, поймав его полный ожидания взгляд, тут же отворачивалась. Такие уловки, раздражали Александра, но подойти к Томе или уйти совсем, он, все же не решался.
Вдруг, мрак исчез, и для него выглянуло солнце. Тома, без лишних смущений, подошла к Александру сама.
- Здравствуйте, вас Александр зовут.
- Да.
- А я Тома, вы Александр ведь на машине.
- Да.
- У нас две тётушки, им далеко до дома добираться, десять километров, примерно. Вы подвезете их.
- Да.
- Тогда не пейте больше - с лукавым бесстыдством, улыбнулась Тома.
- Да - Да.
“Бл., меня дебила, заклинило что ли, с этим Да” - ругнулся на себя Александр, готовый откусить себе палец за собственную не расторопность и нелепость, но в глубине, рассчитывая всё же восстановить неожиданно пропавшую невозмутимость, озлобленный на себя, он, терпеливо дождался окончания потешного банкета. Ожидание получилось не долгим, примерно “чашка кофе”.
Беспомощно сопротивляясь, Александр, тонул в красивой тишине уставшей, захолустной ночи, и, как ни напрягался, не мог сказать Томе ни слова, хотя они уже отвезли домой двух захмелевших и всегда готовых к беспричинным смешкам дамочек и направлялись обратно. Казалось, что даже полная Луна с презрением смотрела на Александра, но он был нем, и себя не узнавал, и ненавидел, и хотел чуда, поэтому ехал медленно, думая о том, как тяжело быть мучеником страстей.
Задарма получив такое огромное преимущество, Тома, с отчасти садистским изяществом, забавлялась нарочитой серьезностью нового знакомого, и ещё ей дико хотелось озорничать. Она, глядя на Александра шельмоватыми глазами, музыкально, как вдоль струн арфы, направила свою лапку к рулю и отрывисто просигналила два раза. Александр, сдвинув брови, замолчал ещё напряженнее и беззвучнее. Тома со вздохом, толи насмешки, толи скуки, откинулась на спинку сидения.
- У вас красивая машина - безразлично сказала она, не глядя на Александра.
Он открыл рот, готовый ответить, но Тома его перебила - Только умоляю, не произносите “Да”, пожалуйста, вспомните еще какое-нибудь слово.
- Около того - Александр робко попробовал улыбнуться.
- Я ничего в этом не понимаю - еще безразличнее произнесла Тома.
Александр спохватился - Я, вообщем тоже, просто запомнил, что рассказывал дилер - вдруг парное дыхание судьбы окатило его. Александру даже захотелось, фыркая, потрясти головой, подобно боевой лошади под бравым поручиком лейб-гвардии Гусарского полка. Азарт штыковой атаки и ликующее нетерпение горели в глазах Александра, как летние, лесные пожары. Он бросил на Тому свой тренированный взгляд, снискавший ему славу бесчисленных побед растленной любви. Она, в ответ улыбнулась ему, во всю свою красивую ширину, зубки у нее сидели плотно и ровно, как папироски в портсигаре. Александр не преминул еще раз матернуть себя за былую растерянность, самодовольно отметив, что на банкетике она, так красиво, никому не улыбалась.
- У здешних мест недурный дизайн - ожидая от Томы провинциальных оправданий, высказался Александр.
- А, ты речку нашу видел - спросила Тома, ухмыльнувшись взглядом, который поставил Александра на место, у умных женщин глаза, что язык или даже сильнее.
- Поехали - никак не ожидав такого поворота, радостно согласился Александр.
Тома, выскользнув из сарафана, зашла в воду по пояс и повернулась к всё еще стоящему на берегу Александру. Она, выгнула спину, засмеялась и подняла обеими руками живописную кучу брызг, крикнув Александру - Ну, что же ты стоишь, вода тёплая.
Александр, вновь впал в мучительную, бездонную растерянность. Забыв про дыхание, он жадно смотрел на Тому, воздавая хвалу создателю “Алилуя, если Бог это не байка, то сегодня он здесь”. Только аккуратная розочка пупка на гладком животе Томы, выдавала её земное происхождение. По особенному выглядела она в этот момент, её тело, блестевшее от воды мутным зеркалом, капельки воды на свернувшихся земляничкой сосках, намокшие трусики, чувственный взгляд, всё в ней отдавало каким то нежным, трогательным развратом.
- Ты что, воды боишься - смеялась Тома.
Александр, шустро сбросил с себя одежду и, оставляя за собой дорожку из придонного ила, приблизился к Томе. Она, вдруги как-то нескладно замерев, ожидала Александра, ещё больше соблазняя его своей кротостью. Он, взяв Тому за руку, всё же на секунду заколебался, но тщеславная уверенность в собственном обаянии и удивительного очарования, зелёные глаза Томы, заставили уступить Александра доводу “Какой смысл в такой красоте, если не наслаждаться ей полностью, отступать некуда”. Вода под ним кипела. Александр невозмутимо дал волю рукам, готовясь впиться в Тому долгим поцелуем, но она запросто, как пуговка, освободилась из петли объятий Александра и в три шага выскочила на берег, подхватила сарафан, обернулась, громко засмеялась и пропала из виду за высокими ивами. Александр, изумленный, совершенно не готовый к подобной развязке, мог лишь бессмысленно улыбаться. Но такое положение было для него слишком неестественным, чтобы продолжаться долго и он, плюхнувшись в воду, яростно стал грести руками в сторону противоположного берега. Сделав петлю метров в сто, он, сдувая капли воды с носа, выбрался на берег.
Александр словно прибывал в трансе, ни весёлый щебет птиц, ни аромат заливных лугов, ничего в радиусе доступном обозрению, где уже победно правило летнее утро, не волновало его. Спору нет, Тома выставила Александра полным идиотом.
На следующий день, он, сдавая ключи от номера, увидел за стеклом с надписью “АДМИНИСТРАТОР”, читающую гламурный глянец Тому. Он, угловым зрением заметил, что Тома увидела его, но глаза она подняла лишь в тот последний момент, когда Александр уже начал поворачиваться к выходу.
- Вы, Александр, что-то неважно выглядите, плохо спали - потянулась Тома, откинувшись на спинку скрипучего стула.
- Вообще не спал, вы же меня бросили, я заблудился - насилу сдерживая раздражение ответил Александр.
- Бе-е-е-е-едненький - овечкой протянула Тома.
Александр стиснул зубы и продолжил разворот в сторону выхода.
А вы покатаете сегодня меня на своей красивой машине с “Активной пАдвеской” - передразнивая Александра, но очень тепло спросила Тома.
Александр моментально растаял, как шоколад в кипятке.
- С удовольствием.
- Тогда вам нужно выспаться - улыбнулась Тома.
- Но в воду больше не полезу, я вчера ногу проколол -на ходу придумал Александр, желая возбудить в Томе хоть капельку чувства вины и довольный, театрально прихрамывая, направился к выходу.
- Ногу проколол. Бе-е-едненький - вслед Александру протянула Тома.
Он больше не злился, он очень красиво и счастливо улыбался. “Удивительные это зверушки - женщины” с уважением подумал Александр. Сердце его колотилось, а в душе поселилась спокойная радость. “Интересно, можно ли здесь достать хорошие цветы”.
Ночная автомобильная прогулка Александра и Томы, золотой монетой звякнула в копилке приятных впечатлений будущей семьи. ОНИ, с самого начала научились так ладить, что даже, когда молчали, понимали друг друга. ОНА говорила ему, что ОН походит на Григория Печорина, ЕМУ плевать на Печорина. ОН был без ума влюблен в НЕЁ. ОНА принадлежала к тому вымирающему виду женщин, ради которых можно строить корабли или резать людей. Отдав которым все, получишь многим больше, которых любят все: собаки и пьяницы, солдаты и принцы, но они любят единственного и этим одним - единственным был ОН. ЕМУ хотелось рассказывать о НЕЙ всем и пусть сам черт ЕМУ завидует, ЕМУ, который знает Смысл и видел Знак, для кого дощатый балаган жизни, стал девственным раем, где хозяйкой Тома, а героем Александр.
- Господи, господи, что же это делается - причитала пожилая медсестра - Девочка, то молоденькая и красивая, господи, господи.
Александр поднял серое лицо и бросил на бабку взгляд суливший ей самое малое оторванное ухо. Подумав через пару секунд “Она то здесь причем”.
- Саша, мы долго не могли до тебя дозвониться - почти не шевеля губами, сказал подошедший главврач, старинный приятель Александра.
- Я был в самолёте - прохрипел Александр.
- Мы не смогли ничего сделать, у неё было сильное внутреннее кровотечение, спасли только ребенка, девочка, очень здоровенькая, три четыреста - доктор опустил глаза.
- Я знаю, знаю; ведь заговорщики уже выпили тепло - как бы не в себе сказал Александр.
- Тебе Саша, не надо сейчас одному быть, может успокоительного, у меня в кабинете диван.
- Исчезнувшую карту не вернуть, а на счет одному, так внизу Петруха на машине, он меня и встретил.
- Это хорошо, вот моя карточка, звони в любое время, и ещё телефон тёщи, она уже знает и просила тебя звонить если что, она ведь трёх дочерей воспитала. Ну, вообщем тебе о дочке думать надо. Хочешь её увидеть?
- Не знаю.
У ненависти есть своя логика, мгновенная и непостижимая, и, следуя этой логике, Александр желал взорвать, сжечь, а после утопить этот мир, который так изменился и опаршивел. Он и правда не знал, что ему делать и как быть не сломленным и не погибшим.
- Тома говорила мне, что хочет дочку, что для неё уже есть имя - сказал доктор.
- Варвара, Варвара Александровна, так хотела Тома, так звали Лопухину.