В голых, бетонных стенах было пространство. Назвать его комнатой было затруднительно, в силу нежилой обстановки, а обозначить безликим термином "помещение" тоже было некорректно, так как какие-то признаки цивилизации там, всё же, присутствовали.
Внутри был стол, составленный из других столов, разных по размеру и степени устойчивости. Стол покрывали пустые банки от энергетиков, стаканы, кружки, кипы бумаги стандартных размеров, чистой и испорченной, карты разного масштаба, пластиковые пакеты, куски хлеба, корки от сала, пустые консервные банки, полные консервные банки, пакет скисшего молока, огрызки от яблок, радиостанции, шипящие, разговаривающие сами с собой, заряжаемые.
Мужчины, сидящие вокруг стола, были военными, но столь же разнокалиберными, как и стулья, на которых они восседали. Говорили они почти одновременно, с одинаковой громкостью, но каким-то образом, не только слышали, но и понимали друг друга.
Казалось, весь этот бардак должен был чрезвычайно напрягать присутствующих, сидящих вокруг стола на разнокалиберных стульях, но они не видели в этом ровно ничего такого. Напротив, именно такой, творческий беспорядок вызывал в них ощущение комфорта и уюта. Нормальная, рабочая обстановка. Атмосфера сотрудничества, боевого братства и единения.
Атмосфера эта формировалась на уровне стола, наполнялась густыми слоями дыма от контрафактных сигарет и прочих запахов, характерных для скоплений мужчин, доступ которых к санитарным услугам несколько ограничен, однако, тяга к гигиене у них всё же есть. Другими словами, нет возможности принимать душ, но есть влажные салфетки. В запах искусственной дезинфекции органично вплетался дух разлагающихся останков еды, окурков и ещё один, запах, более пронзительный и резкий чем вышеописанный смрад.
В самой середине стола были пристроены два электрочайника и здоровенный пакет "Neskafe" с оторванным верхом. Именно он и издавал этот запах, который перебивал даже сигаретный дым. Чайники, почти не останавливаясь, литрами производили кипяток. Между пакетом кофе и чайниками располагался мешок с сахаром, заполненный примерно на треть объёма. В сахаре торчали столовые ложки. Некоторые, будучи вставленными в сладкую массу мокрыми, вросли туда намертво.
У каждого из присутствующих в руках была кружка, у каждого своя, тоже разных размеров, форм и цветов. Общей чертой был только объём: от 300 грамм и выше. В каждой такой чашке плескалась сладкая или наоборот, горькая, жидкость, считающаяся кофе. Как только кружка иссякала, в неё щедро сыпали из пачки несколько столовых ложек коричневых гранул, добавляли той же ложкой сахар, заливали кипятком и небрежно размешивали. Ложка после этой процедуры, либо оставалась болтаться в чашке, либо отправлялась валяться на столешнице, помечая лежавшие там же бумаги коричневыми пятнами.
Мужчины все были солидные, независимо от возраста и размеров, разговаривали уверенно, весомо. Человек неискушённый, вслушиваясь в их суровые речи, мог бы подумать, что это сходняк уважаемых авторитетов, но все они были одеты не в малиновые пиджаки, а в камуфляж разных расцветок и покроев. Тяжёлые цепи на шеях и запястьях, впрочем, кое-где присутствовали, у кого серебряные, у кого золотые, хоть и не у всех, но у многих выглядывали из-под футболок 5.11 и курток расцветки "мультикам".
Сам разговор, ведущийся не первый час, описывать не имеет никакого смысла, поскольку вербального содержания у него не было. Разговор скачет хаотично, от темы к теме, теряясь между анекдотами и жизненными историями. В нём упоминаются всем известные позывные, высокие звания, корпуса, бригады, отдельно взятые батальоны и, иногда, ополченские отряды 2014г., но это редко. Причиной сборища, собственно, были вовсе не истории из прошлого, а обсуждение конкретной боевой задачи, поставленной ещё более уважаемыми и солидными мужчинами полковничьего и генеральского звания. Задача была очень простой и легко решалась бы в рамках стандартной, как лист бумаги, процедуры, которую некоторые из присутствующих изучали ещё, будучи курсантами. Решалась бы, если бы не несколько "но", которые, как раз, не обсуждались за ненадобностью. Какой смысл обсуждать применение дронов, если их в наличии всего 5, а операторов на них и того меньше? Что может быть нелепее, чем разговор о контрбатарейной борьбе, при норме выдачи снарядов в 3.5 штуки в сутки на орудие? А если ещё вспомнить про всё остальное, то разговор из разряда конкретных легенд мог бы принять форму дзенских коанов и завести добропорядочных воинов в дебри политических теорий и оторванных от жизни философских концепций.
Вот поэтому среди ночи или, пока ещё, очень позднего вечера, усложнять текущую ситуацию никто не хотел, о несбыточном не рассуждал, а общим негласным решением все говорили только о простом и понятном, обмывая каждый пассаж декалитрами порошкового кофеина. В таком контексте задача и особо важной не была, но в армии нельзя просто взять и принять решение. В армии, как в любви - сперва нужно поговорить. Даже если разговор вообще не по существу.
Возможно, это всё от кофе. А может, от неумеренного потребления сахара. А может из-за позднего времени, от низкого содержания кислорода в крови, от слоящегося табачного смога. От того, что вокруг голые, бетонные стены, серые, в разводах и потёках, а за ними, холодное, сырое пространство.
Командиры сидят долго, вплоть до сереющего утра. Потом группами, распадающимися на отдельных индивидуумов, не торопясь расходятся. Хлопают дверцы, взрыкивают моторы. К этому времени от кофе и сигарет во рту резкий, кислый вкус, изжога и туман в голове. Пакет на столе почти исчерпан, валяется, рассыпав в табачный пепел остатки гранулята. Сахар ещё обильнее покрылся коричневыми пятнами и тоже небрежно раскидан по столу.
Решение принято почти без обсуждений, поскольку обсуждать в нём нечего. Простой приказ - выдвинуть личный состав на точку ноль, закрепиться и занять оборону. О том, что на точке ноль ещё с 2015г. построены долговременные, укреплённые слоями железобетона бункеры, что там полно свиней с пулемётами и миномётами, верхнему командованию отлично известно, однако ещё выше, в гремящую, кумачовую высь давным-давно доложено, что там никого нет, бродят два с половиной укропа, просят взять их в плен. Поэтому, звенящая высота на самом верху решительно не понимает, в чём проблема во взятии именно этой, крохотной точки на карте, площадью меньше одного зала ЦУМа.
Последний, оставшийся командир, сидит над крайней чашкой кофе и дымит своей крайней сигаретой. Лампочка без какого-либо намёка на абажур, сияет ослепительной белизной, приделанная к потолку скрученной проволокой. Кофе быстро остывает в гигантской, полулитровой чашке. Как в зеркале в чёрной поверхности, отражается свет многоваттной лампы и широкий, плохо выбритый подбородок. В нём нет никаких полутонов и послевкусий. Нет изысканных ароматов. Только жёсткая, однозначная горечь со вкусом жжёной резины и простая, столь же однозначная, сладость сахарного песка.
Утром, буквально через пару часов, ротные и взводные поднимают замотанных в бронежилеты и грязные бушлаты бойцов, сажают в промёрзшие "Уралы" и везут по разбитым дорогам к точке сосредоточения. Там они выпрыгивают, под треск начинающейся железной вьюги, разбегаются и небольшими группами, плохо соображая, что делают, наступают. По ним летит и летит. Просыпаются укрепрайоны, плюющие в мутный воздух тысячи и тысячи пуль, просыпаются огромные железные трубы далеко за ними, выплёвывая в серое небо жирные, стальные тушки снарядов. Стайки поганых, пластмассовых птиц взлетают над полем и голыми посадками, выпучивая свои стеклянные глазки. По земле, под их блёклыми крыльями, торопливо семенят бывшие студенты, музыканты, шофёры, два шахтёра, несколько разнорабочих и владелец маленькой автомойки.
В рациях какофония переговоров, неразборчивые крики, электронный скрежет. Падают на мокрую землю тёмные фигуры, скрючиваются, пытаются прятаться по старым воронкам, бегут назад. Зелёные, железные каски, качаются на вжавшихся в плечи головах. В бой входят 46 бойцов, мобилизованных и вооружённых. Из боя выходят семеро, пять из которых ранены и еле бредут, уже не уклоняясь от близких разрывов мин. Одного несут, держа за ноги и плечи: обе руки у него оторваны по локоть и перетянуты розовыми жгутами.
Очередное взятие "несуществующего" укрепрайона закончилось с тем же самым результатом, с каким закончилось четыре предыдущих взятия. Над железными касками в сторону противника летят редкие снаряды только-только проснувшейся родной артиллерии. В поле, изъязвлённом воронками, одиноко, нехотя встают скудные разрывы, не доставляя никому никаких хлопот.
В бетонном бункере горит ровный свет. Человек вышел на улицу, откинув полог из одеял. Он курит очередную крайнюю сигарету, допивая крайнюю чашку кофе, смотрит в сереющее небо, слушает близкую канонаду. Молчит. Ждёт звонка сверху, с привычными обвинениями, матом и порцией стандартных угроз. Ничего нового, простейшие манипуляции, заезженные и понятные. Тот, кто будет орать ему в телефон действительно не понимает, в чём проблема пройти расстояние, как от "Детского мира" до ЦУМа и разместиться на клочке земли, который по площади едва ли больше среднего спорт-центра. Орущий сильно напуган, поскольку давно доложил о взятии этого малозначащего участка и сам видел, как из сияющих вершин вышла интерактивная карта, где эта точка была родного, красного цвета с красивой аббревиатурой. Доложить о том, что эта точка, на самом деле, как была, так и осталась синей, просто невозможно. Это за гранью добра зла, за пределами человеческих возможностей. Говорить такую правду физически невозможно.
Завтра снова соберётся совещание. Командиры снова будут пить кофе, думать и разговаривать. Простой вкус, простые решения.